«Умение слушать и подмечать — полезная черта для того, кто собирается обставить других...»

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание,

Анастасийская Центральная Библиотека

Лиловая туча поднималась из-за леса, следуя за серыми облаками, грозя проливным дождем. Деревья вокруг дороги тревожно качались и перешептывались. Умирая от скуки, Филь пялился в утреннее небо, лежа на тюках соломы, закрывающей бочки с соленой и вяленой рыбой. Они тащились по этой дороге уже второй день.

Большая половина вчерашнего дня была потеряна за починкой сломавшегося колеса у одной из телег. Филь обрадовался перерыву в однообразной езде, желая помочь, но трое мужиков из Катаоки, сопровождавшие обоз, оказались крайне неприветливы и совсем неразговорчивы. Всё, что они хотели, это доехать до столицы без происшествий, сдать груз и вернуться назад.

Два коня-тяжеловоза, по одному на телегу, тянули обоз, ритмично позвякивая сбруей. Их монотонный шаг выматывал душу. Сейчас Филь согласился бы, пожалуй, даже на почтовую кибитку, чтобы разогнать одолевшую его скуку. Да и долго страдать не пришлось бы — от окрестностей Кейплига их отделяли от силы полчаса хорошей скачки.

Вздохнув, он перевернулся на бок, рассеянно разглядывая проплывающие мимо кусты и перелески, уже знакомые ему по предыдущему пешему путешествию, думая, что обвели его вокруг пальца с этой раковиной. Франт у Сенного озера не рассказал главного — что только раковина из озера Максат может стать при удаче Открывающей Путь, и почему это так. Полную историю Филю поведала Руфина.

Оказывается, девять веков назад, когда сердары пришли сюда из лесов Северной Европы, никакого Сотериса здесь не было. Тогда тут вообще ничего и никого не было, кроме озера Максат, в котором водились раки, таскающие на себе те самые раковины. С их помощью они передвигались, исчезая в одном месте и появляясь в другом.

Сердары получили из раковины выжимку и, взяв дельфина, превратили его в кита, который чуть не сожрал самих сердаров, когда они захотели его убить. Что оказалось непросто, потому что кит тоже оказался способен то исчезать, то появляться где угодно. Покончив с китом, сердары нашли в его черепе серебристо-голубую жидкость. Собрав ее в каменный бассейн, они построили над ним купол, а вокруг выстроили замок Хальмстем. Жидкость они назвали Сотерисом.

Тогда в окрестных лесах и появились диковинные существа-демоны. Они нападали на сердаров, и тем пришлось придумать против них оружие – Арпонис. Но Арпониса было мало, и сердары собрали армию из окрестных племен. Победив демонов, они начали думать, что произошло и обнаружили, что появилась дорога в другой мир, мир демонов. Потом Сотерис ее закрыл, когда стал вращаться. Заодно он закрыл ее в старый мир сердаров и Филя. Пересечь границу стало можно только через исчезающую стену в пещере под Хранилищем или с помощью Открывающего Путь. Сколько лет ушло на то, чтобы сделать самый первый Открывающий Путь, уже никто не помнил.

Еще труднее заставить работать раковину, то есть инициализировать, как сказала Руфина. В семье Фе было два человека, кому это удалось, а именно Лентола и Эша. А если брать весь Хальмстем, к ним можно прибавить погибшего г-на Фе. Во всей Империи Открывающий Путь был у многих, но почти ни у кого он не работал. Это была печальная новость для Филя. Лучиком надежды служило лишь то, что сердары знали какой-то дополнительный секрет, как зажигать раковину — у них Открывающий Путь работал всегда.

Тень от тучи накрыла обоз, от леса потянуло влажным холодом. Закапали первые капли дождя, и Филь перебрался к вознице на передок. Крупный дядька загородил его сбоку, а сзади его прикрыли бочки и солома. Надвинув капюшон вестницкого плаща на голову, мальчик приготовился встретить ливень. Им суждено было сидеть под ним до центральных лабазов, откуда Филю требовалось прошагать через полгорода до замкового моста. Судя по виду тучи, мальчику предстояло явиться пред очами господина секретаря вымокшим насквозь.

Сильный ветер загудел в вышине, крупные капли дождя застучали и зашлепали по крупам лошадей, не пропуская головы и плечи седоков. Сверкнула молния, и гроза разразилась. Дождь полил ручьями. Поврежденная рука Филя заныла. Съежившись, он спрятал ее под плащом, исподлобья глядя перед собой.

Спустя время его глаза, натренированные разбирать далекие детали в любую погоду, выловили из пелены дождя знакомые очертания. И тут он сообразил, что ему нет нужды мокнуть — он увидел, где можно переждать непогоду. Филь двинул локтем, привлекая внимание возницы, сказал «Я дальше сам!» и скатился с телеги.

— В добрый путь! — раздалось ему в ответ. Чавкая сапогами по раскисшей дороге, мальчик поспешил к хорошо запомнившемуся ему полусгнившему крыльцу.

Вот ведь псина неугомонная, подумал он, останавливаясь в шаге от места, куда мог достать рвущийся с цепи мохнатый пес. А следом раздался крик, сотрясший изнутри ветхую хижину:

— Заткнись, гниль кладбищенская! На кого ты опять лаешь, наказание мое? Скотина ты безродная, хоть бы раз залаяла по делу!

Из двери хижины выглянула прежняя старуха всё в том же салопе. Завидев мальчика, она прищурилась. Ее коричневое лицо сделалось как печеное яблоко, и Филь не мог понять, узнала она его или нет.

— Иди своей дорогой, человек хороший, пока я стражников не кликнула, —проговорила старуха хмуро. — Шатаются тут всякие…

Филя поливали струи дождя, и он неохотно сбросил капюшон с головы. Подлая бабка стояла под навесом.

— Я был у тебя, матушка, здесь прошлой осенью, — сказал он. — Пусти переждать грозу!

— Ври больше, — сказала она увесисто. — Не было тебя здесь.

Под носом и на подбородке старухи росли редкие седые волосы. Она повела в ожидании усами. Филь спросил:

— Или не признаешь меня?

Бабка хмыкнула:

— Да как же тебя признаешь, касатик? В прошлый раз ты заявился мордатый, хоть и утомленный, а теперь истощенный и высохший, будто на рудниках служил. Где тебя носило? Гляжу, ты успел продвинуться от ночной клетки до имперского вестника, только кто поверит, что ты вестник, засмеют ведь!

Филь разозлился, но бабка вовремя напомнила, что на нем в самом деле значимая форма, тяжелеющая с каждой минутой от воды, и он решил поднажать:

— Коли видишь, что имперский служащий, то запусти! А что до моего вида, то пусть лучше надо мной смеются, чем плачут!

Хитрая старуха учуяла перемену его настроения.

— Что ж, заходи, милый... Но не обессудь, ты знаешь, как тут у меня.

В тесных сенях Филь заметил, что гнилая капуста осталась на месте, а бочка с солью успела исчезнуть.

— Куда соль девала, матушка? — поинтересовался он.

— Продала, — сказала она.

Мальчик ухмыльнулся, припомнив ее прошлые слова.

— Так ведь войны с сердарами не было!

— Некоторые люди хуже любого сердара, — сказала старуха. — Садись уж, коли пришел.

Филь уселся на длинную скамью за грубый стол. За восемь месяцев в хижине ничего не изменилось, а ведь с продажи соли бабка должна была получить немало денег.

— Это была племянника соль, — ответила старуха на невысказанный вопрос. — Натаскал с шахты и попросил сберечь до лучших времен. А тут на шахтах случился обвал, да такой, что проще выкопать новые, соль подорожала, и он продал ее. Не дав мне за ее хранение ни гроша.

Близкая молния озарила хижину, одновременно раздался оглушительный удар грома. Старуха от страху присела. Вместе с ней, казалось, присела хижина. Дождь замолотил в ее крышу с удвоенной силой.

— У-у, какой! — сказала бабка, проморгавшись. — Ничего, скоро, значит, перестанет. Пойду-ка я собаку в сени запущу!

Поджидая старуху, Филь скинул на лавку волглый плащ, разглядывая одинокую комнату, закоптелую, низкую и пустую. В прошлый раз он глазом не успел моргнуть, как его выволокли отсюда. Дождь стихал, когда старуха снова появилась в комнате. Она тащила за ошейник пса.

— Переждал? — спросила она неприветливо. Пес молча оскалил клыки.

До Филя дошло, что бабка выжидала, пока ливень утихнет, а теперь выставляла его вон, не желая выпускать из лап оставленный им здесь в прошлый раз вещмешок.

— Матушка, где мои вещи? — спросил он поднимаясь.

— Какие вещи, милок, ты о чем? — ответила старуха.

Пес зарычал. Намотав плащ на руку, Филь приготовился сунуть его псу в зубы, если тот бросится, и решил не церемониться.

— Бабка, верни мои вещи, а то хуже будет!

Старуха секунду прикидывала расстановку сил, но на открытую драку не решилась.

— Продала, всё как есть продала! — запричитала она. — Времена нынче тяжелые, а сеть ты мне так и не починил, да еще новую дверь ставить пришлось после твоего визита. Так что не обессудь, касатик, а только вещи твои разошлись, чтобы покрыть мои траты!

Бабка врала, как сивый мерин, это было ясно как день. За один Арпонис она могла сменить не только дверь, но и поставить новый плетень. Мальчик сжал кулаки, и тут больную руку его задергало так, что он скривился.

Более не сказав ни слова, он вылетел на улицу, желая сдернуть поскорей с руки мокрый плащ. Видимо, до конца его жизни ей суждено теперь реагировать на сырость и непогоду. Удрученный Филь поплелся в город: поездка не задалась с самого начала. Впереди его тоже ждало мало хорошего: головомойка от секретаря Клемента, ночевка у лабазов и возвращение в Катаоку.

Однако не в натуре Филя было долго предаваться тоске. Едва тучи очистились и над городом выглянуло солнышко, он повеселел. А когда в небе вспыхнула гигантским мостом радуга, мальчик радостно засвистел и прибавил шагу. Чему быть, тому не миновать, не голову же ему снесут? А потом можно полазить по рынку и попытаться заработать, пусть с единственным золотым, да только пока не откроешь рот, туда ничего не попадет!

Предчувствие неизбежной удачи подгоняло его и он не заметил, как очутился за замковым мостом, куда его пустили, записав имя и цель визита. За дверью, куда прошлый раз стучался префект и откуда выводил Филя г-н секретарь, в приемной сидел мужчина в военной форме.

На его кителе, слева на уровне груди, красовалась эмблема — пять зеленых листочков, тянущихся к падающей на них капле воды, заключенной в сферу. Всё вместе было заключено в герб традиционной формы, над которым была вышита корона.

Сверившись с длинным списком на столе, офицер отыскал в нем имя мальчика, бросил на него заинтересованный взгляд и дернул за шнурок звонка. На звонок спустя продолжительное время явился другой военный, помоложе и в мундире с той же эмблемой.

— На рынке творится бедлам, — сказал он с порога. — Все три корабля с солью разбились у мыса Бока!

Офицер за столом сдержанно улыбнулся:

— Это не совсем правда, «Заря Тайдеры» обогнула мыс благополучно, через два дня будет в Унсете. Ее капитан — мой сосед, он переслал своей дочери весточку с птицей. А его посудина будет сама как два разбившихся корабля. — Показав на Филя, он сказал: — Против имени этого малого стоит пометка «не оставлять без присмотра». Доставь его к г-ну секретарю!

Чувствуя себя арестованным, Филь зашагал следом за военным. Этот замок был куда теснее хальмстемских просторов. Хотя мальчик уже бывал тут, но всё равно подивился длиннющим коридорам с узкими бойницами окон, а также дверей в неизвестные помещения, коих тут было великое множество.

Забравшись на второй или третий этаж — Филь потерял счет бесконечным ступеням — военный завел его в небольшой мрачный кабинет. Стенные панели в нем были из мореного дуба, потолок обшит ими же. Удобная мебель мягких форм разнообразием красок тоже не радовала. Даже оконный переплет двустворчатого окна был дубовый.

Посередине кабинета стоял массивный стол, за которым сидел одетый во всё черное господин секретарь. Его нос бороздил лежащий перед ним документ. Подняв голову, он жестом отпустил «конвоира».

— Доброе утро! — не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил г-н секретарь. — Милости просим снова к нам, маленький разрушитель и расхититель казны. Как ты себя чувствуешь?

— Доброе утро, — пробормотал Филь, изрядно оробев. — Хорошо чувствую…

— Вот и славно, — сказал г-н секретарь, поднимаясь из кресла. — Ты умудрился вывести из себя высшее должностное лицо Империи и, клянусь Одином, здоровье тебе не помешает. Мы терпеливо ждали твоего появления у нас!

Одна стена кабинета оказалась раздвижная. Толкнув ее в сторону, г-н Клемент препроводил Филя в наполненную светом залу с мозаичным паркетом, где было целых три высоких окна. Середину залы занимал квадратный стол с бумагами и книгами поверх развернутого чертежа неизвестного механизма. Над столом, разглядывал чертеж, склонился кудрявый рыжий вельможа.

— Сир, он здесь! — доложил г-н секретарь.

Вельможа развернулся, быстрыми шагами пересек комнату и остановился перед Филем. С прошлой осени император, казалось, еще больше раздался вширь. Встал он так близко, что, споткнись, он неминуемо раздавил бы Филя в лепешку. Мальчик попятился.

— Стоять! — приказал ему император. — Тебе отсюда не сбежать, мелкий махинатор.

Мальчик возмущенно вскинул голову: кто из них больший махинатор, это еще вопрос! Филь никого не грабил на разнице курсов.

— Как твоя рука? — спросил его вельможа.

— Болит, — признался Филь.

— Так тебе и надо, — сказал император. — Будешь знать, как лазить, куда тебя не просили. Вы с семьей Фе воистину нашли друг друга. Те молчат, как рыбы, про то, что тетка одолжила им настоящий кубок, хотя знают, что Империя осталась без символа власти. Ты пускаешь по ветру сотни империалов, едва успев покинуть столицу.

Мальчик вспыхнул: «Ну, это не лезет уже ни в какие ворота! Будь он хоть сам Один, а считает он плохо…»

— Без меня вы бы до сих пор искали, куда подевался настоящий кубок! — не смущаясь, сказал Филь. — Моя помощь обошлась казне в восемнадцать золотых за почтовые услуги плюс мое жалование, которое на сегодня составило шестьдесят семь аспров. Если желаете, я верну остаток за следующие четыре месяца. Серебром, — добавил он, вспомнив мошенническую проделку императора и решив, что, в крайнем случае, заложит Арпонис.

Вельможи вылупились на него, словно не в силах поверить, что он осмелился вступить в спор. Боясь, что его прервут, Филь торопливо продолжил, горя желанием заодно отвести угрозу вопроса, почему он раньше не рассказал, что видел кубок Локи в руках Флава.

— Кубок нужно было незамедлительно найти, вот я и поспешил! Я думал, что вправе нанять почтовых до Хальмстема, но нанял их только до Меноны, испугавшись цены. В Хальмстеме я собирался спросить у Мастера, что за кубок он приносил тогда в Хранилище…

— Но вместо этого сам полез в Хранилище, — прервал его г-н секретарь. — Зачем?

Филь вспомнил, что тот же вопрос задавала ему Руфина, и сообразил, что эмпарот не смог пробиться сквозь его последние минуты — гадский Сотерис, видимо, наложил свою лапу.

— Хотел убедиться, что мне не показалось, и кубок в самом деле в Хранилище, — объяснил Филь не мудрствуя. — Так что я своими ногами сохранил казне двадцать семь золотых.

Лицо императора сделалось свекольного цвета, глаза вылезли из орбит.

— Глупец! — заорал он, надвигаясь на мальчика. — Мне плевать на почтовых! Мой личный эмпарот после этого слег, а встав, потерял половину своих умений! Или ты думаешь, это легко – ковыряться у людей в мозгах, когда они без сознания? Эмпароты в Империи стоят дороже всего, а этот был лучший!

Филь испугался, что ему прямо здесь открутят голову, но концы с концами тут явно не сходились, ведь Флав говорил, что эмпарота он получил в подарок. Понимая, что взбирается на совсем уже шаткую лесенку, мальчик всё же нашел в себе силы возразить.

Шея императора пугающе набухла. Завидев это, Клемент метнулся в свой кабинет и вернулся оттуда с маленьким фиалом, наполненным коричневой жидкостью. Вытолкав Филя взашей, он задвинул за ним перегородку. Опасливо прислушиваясь к раздающемуся из-за нее бубнению, Филь ждал. Он был уверен в своей правоте и не собирался никуда бежать. Через некоторое время г-н Клемент вернулся к себе в кабинет и дернул за шнурок сигнального звонка.

— Сегодня ты прошел по жердочке над пропастью, — сказал он. — Больше так не делай. Император благодарит тебя за службу, но требует, чтобы восемнадцать золотых за поездку в Менону были возвращены в казну. Это твой личный долг перед императором. Время у тебя до осени, после чего долг ляжет на плечи семьи. Выведите его в город, — махнул он нарисовавшемуся на пороге военному, который привел сюда Филя, — и по дороге не спускать с него глаз!