«Меч, ужасный меч, принесший столько бед! Разве могли они знать, чему дают начало? Один – придумал, другой – сделал, третий – применил. Безумцы – называют их теперь. Но не стоит забывать, что лишь беспредельное отчаяние одного из них сделало меч токсичным. И только бесконечное любопытство другого превратило этот меч в страшное орудие...»

Клариса Гекслани, «История Второй Империи, Комментарии»,

1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

Дождь накрапывал уже неделю. Не лил, а именно накрапывал без остановки. Небо затянули серые облака и недвижимо повисли над Хальмстемом. Деревья в саду стояли потемневшие и взъерошенные. Такими же взъерошенными были собаки, которых больше не загоняли под крышу. Мокрые и хмурые, они бродили от стены к стене, ища себе место, цокая когтями по двору замка.

Жизнь в Хальмстеме, казалась, замерла. С наступлением дня мост уже не опускали, трос с «уса» был тоже снят. Доступ за стены теперь разрешал лично Мастер. А с ожидаемым прибытием на подмогу почтовых замок должен был немедленно перейти на осадное положение.

И только в двух местах здесь продолжала кипеть жизнь. Мастер, наконец, приступил к сбору механизма на куполе, а Филь с Ирением были близки к завершению чудовищной ковки, которая, казалось, отняла у них все силы. Кусок метеорита не был больше бесформенным куском — он помягчел и вытянулся, и уже не помещался на наковальне.

— Что ты всё-таки собираешься с ним делать? — спросил Филь у Ирения, перекрыв выпуск пара в очередной раз. — Сделай меч из него! А то ты долго думаешь, мы только время теряем!

Метеорит надоел мальчику хуже горькой редьки, но кузнец никак не мог решить, что хочет получить в результате. Поэтому он не останавливал ковку, надеясь, что форма поковки сама подскажет, чем ей быть. Филь давно плюнул бы на это, но Ирений постоянно учил его новым секретам и тут же показывал их на деле. А упустить такую возможность мальчик был не в силах.

Стоя по щиколотку в жидкой грязи, образовавшейся на месте травяного поля после многомесячного топтания вокруг машины, кузнец глубоко задумался. С его бороды печально капала вода. У Филя она точно так же капала с носа и затекала за шиворот. Потеряв всякое терпение, он взорвался:

— Ирений, кончай раздумывать попусту, а то ты так привыкнешь! Неси сюда свой знаменитый сердарский меч, мы его примерим. Если у тебя уникальный металл, то и изделие, под которое ты его примеряешь, должно быть уникально!

Кузнец покосился на него и направился к кузне. Филь в ожидании уселся на наковальню. Вокруг, куда ни кинь взгляд, висела серая пелена. Сквозь нее проглядывали неподвижные фигуры солдат в дозоре, выставленных Мастером на стенах и Мостовых башнях.

Во дворе замка не было ни души. «Тоска смертная, — подумал Филь, — скорей бы наши девицы приехали!». Эша и Габриэль должны были появиться здесь со дня на день.

Он свистом подозвал одну из крутившихся неподалеку собак. Пес подбежал, крутя обрубком хвоста, и лизнул его в больную руку. Кажется, это был тот самый пес, которого Филь посылал охранять кузню в незапамятные дни два года назад.

Кузнец вернулся, неся с собой короткий обоюдоострый меч. Матовое лезвие с глубоким долом делало на своем протяжении два слабых изгиба, в конце приводя острие против рукояти, головку которой закрывал кожаный колпачок. На овальной формы щитке со стороны клинка была закреплена кожаная пластина, переходящая в ремешок, намотанный по всей длине рукояти.

— Это изделие режет, рубит и не ломается, — хмуро сказал Ирений. — Я висел на нем, зажав конец между дверью и притолокой. Скажи мне, как это возможно.

Филь с любопытством повертел меч в руках.

— Никак не возможно, — пожал он плечами. — Что хорошо рубит, то недолго и плохо режет. Ты уверен, что он рубит?

— Перерубает гвозди, — сказал кузнец.

— И кромка не крошится?!

— Даже не сминается.

— Ерунда какая-то!

Светло-серый, без рисунка, клинок не давал бликов, как его ни крути. Точно как темно-серый метеорит, разве что при повороте под определенным углом тот мог сильно и неожиданно отразить свет. Филь показал на поковку:

— Может, это тот же металл?

Кузнец отрицательно качнул головой:

— Метеорит травится царской водкой, серанд – нет.

Филь хмыкнул, зная, что кузнец ждет от него рассуждений вслух:

— Рисунка нет, значит, и длинных волокон нет. А без них металл не прочен на излом. Ты видел его излом?

Кузнец опять отрицательно повел головой. Недолго думая, Филь положил меч на наковальню и двинул рычаг выпуска пара. Молот ахнул, и клинок разлетелся пополам.

Ирений потемнел лицом. Выставив бороду, он угрожающе шагнул к Филю.

— Ты зачем это сделал? Кто позволил тебе распоряжаться моими вещами?!

Филь разом обозлился. Надвигаясь, в свою очередь, на кузнеца, мальчик заорал:

— А тебе надо загадку разгадать или эту штуку лелеять до конца дней своих? Можно долго рисовать в голове картины невиданные доселе, да только здесь-то ничего не изменится! — Он топнул ногой по луже.

— Я хочу сначала понять, что это за материал! — рявкнул кузнец.

— Вот и поймешь по излому! — рявкнул Филь взад. — Сам учил, что исходный материал значит меньше, чем технология обработки! А как ты поймешь технологию без излома, по отражению на лезвии? Так оно даже бликов не дает!

По кузнецу было заметно, что он страшно злой. Филь тоже был злой. Так они и стояли, рассерженно глядя друг на друга, пока Ирений не наклонился и не подобрал обломок. Он неожиданно широко улыбнулся.

— А ведь ты прав... Посмотри на слом!

— Конечно, я прав, — буркнул Филь; он никак не мог остыть. — Я всегда прав! За исключением случаев, когда я не прав... Чего там видно?

— В том-то и дело, что ничего! — Ирений, казалось, невиданно обрадовался тому, что увидел. — Я не вижу структуры! Этот меч не ковали, и вообще металл ли это? Неплохо бы глянуть на него в увеличительное стекло.

Подобрав второй обломок с рукояткой, Филь сказал мирно:

— Попроси у Флава, у него есть.

Ирений сморщился:

— Говори «Мастера», я не могу это слышать!

Филь повторил упрямо:

— Флав просил меня называть его именно так. Последний раз, когда я обозвал его Мастером, он сильно рассердился.

Кузнец глянул в сторону серого, мокрого, ощетинившегося часовыми замка.

— Тут я его не понимаю... Остальные титулуют его, как обычно. Возможно, он пытался стать учителем, да не получилось? Вот его и гложет. Учителей высокого класса у нас ведь тоже принято величать Мастером.

— Твоя железяка очень гладкая на изломе, — перебил его Филь.

Ирений провел заскорузлым пальцем по слому своего обломка.

— Да, похоже на поверхность большого кристалла… Как выращивать каменные, я знаю. Но как их выращивать из металла, не имею понятия.

— Спроси у Флава, — привычно ответил Филь.

Уже темнело, и они засобирались в замок. Тот, о ком они только что говорили, выскочил на них, растрепанный, из-за конюшен. Старый камзол висел на Мастере как попало. Руки его были в тележной смазке, глаза сверкали торжеством.

— Дети мои, заканчивайте что бы вы там не делали, — сходу воскликнул он, — пришло время для более важных вещей! Мы можем войти в историю, предотвратив Катаклизм. Мне нужна твоя помощь, — сказал он Ирению, и прищурился на Филя. — Пожалуй, твоя тоже.

Не смотря на старания Руфины, Мастер осунулся и похудел. Даже седых волос, казалось, прибавилось в его кудрявой шевелюре. Но отсутствием энергии он продолжал не страдать.

— Эта штука значительно сложнее вашего молотка-переростка, — бросил он через плечо, прыгающей походкой шагая по грязи и размахивая руками. — Я собрал большую часть, но застрял. Теперь хочу использовать ваши головы как катализатор, должны же они быть хоть на что-то пригодны!

Мастер был вправе обзываться. Идею использования пара подал именно он, когда узнал, что задумал Ирений. Затем Мастер надеялся, видимо, скоро увидеть результаты, однако дождался их только через год. Первые месяцы он злился и подгонял, потом махнул рукой и окончательно зажил на куполе.

Тесное, мрачное, так хорошо знакомое Филю помещение было завалено инструментами, огарками свечей и мятыми чертежами. Здесь же в стороне валялся поднос с заскорузлыми остатками еды, рядом с большим деревянным чаном, а скорее корытом, с тележной мазью в нем и вокруг него. Корыто было треснутое.

Едва взобравшись на купол, кузнец, который бывал тут ранее, взялся подтягивать крепления и прочно сажать на места узлы механизма, собранные кое-как. А Мастер снова принялся махать руками, объясняя что тут к чему. Филь не прислушивался, занятый тем, чтобы держаться подальше от круглой дыры в куполе, откуда бил свет Сотериса. Эта животина внизу чуть не сожрала мальчика два года назад и теперь у Филя был на нее зуб. Однако, услыхав знакомые слова, он навострил уши.

— Что-что? — перебил он. — Там кубок Локи?!

Не дожидаясь ответа, Филь просунул голову мимо многочисленных железяк, которых не было над дырой раньше, и глянул вниз. В переплетении железных рук и рычагов он увидел до боли знакомый ему кубок, чей глаз был обращен вверх. Едва не сняв с себя скальп, Филь выдернул голову из дыры.

— Что он тут делает? — спросил он удивленно.

Мастер раздраженно ответил:

— Меньше проводи времени у своего молота, у тебя плохо со слухом! Я только что объяснил, что кубок концентрирует и отражает свет Арпониса, который должен бить вот из этого места!

Он ткнул пальцем в небольшую платформу над дырой с раскрытым железным пеналом, выемки которого по форме смахивали на жезл.

— Его надо вставить отверстием вниз, закрыть пенал, открыть вот этой ручкой заслонки на двенадцати отражающих стеклах в куполе снизу… я ее еле нашел …включить жезл с помощью вон того упора, и дело сделано. Свет ударит в кубок, сконцентрируется кристаллом, отразится от золотых стенок, еще раз отразится от купола и вонзится в Сотерис!

— И? — поинтересовался Ирений. По виду его было ясно, что и как тут должно работать он не раз слышал, но на последний вопрос не получал ответа.

— И Сотерис остановится! — с вызовом сказал Мастер.

Вид у кузнеца сделался потрясенный, Филь не видел его ранее таким. А Мастер нахохлился, словно собирался вступить в давно надоевший ему спор.

— Эту махину придумали сердары в дни юности императора Кретона, благодаря чьим заметкам я смог вернуть механизму прежний вид, — сказал он. — После Великого Бедлама Сотерис почти остановился, и тогда же стала непроницаемой Граница. Они заметили это и придумали тормоз для Сотериса, на будущее, чтобы избегать Катаклизма. Но после того, как их устранили от власти, этот механизм растащили по всей Империи, потому что сердарам стало плевать, что случится с людьми! В тех документах, что я нашел, кубок Локи они называют Ремес, то есть обеспечиватель, и я сломал голову, что это может быть за штуковина. Пока два года назад не приехал сюда и здесь в библиотеке в первый же день нашел ключевую часть чертежа!

Тут Филь сообразил, чем занимался Флав в Хранилище в первую ночь после своего прибытия.

— Вы хотели понять, как его пристроить, когда сперли тогда подделку? — спросил он.

Мастер невозмутимо кивнул:

— Я не знал, что это подделка, потому хотел всё провернуть в тайне. Мой брат Фернан жить не может без кубка Локи, буквально, он страдает редким нарушением обмена крови и живет только благодаря кубку. Я украл подделку, но вернул ее тогда же. А через неделю после того, как ты чуть не нырнул в Сотерис, сюда принесся цепной пес брата, Клемент, и обвинил меня в краже. Из-за твоего любопытного носа я попал в неприятность, но благодаря ему же настоящий кубок быстро обнаружился и теперь сможет послужить Империи. Мы должны вернуть его сразу, как закончится Катаклизм.

«Значит, опять украл», — подумал Филь, пряча усмешку.

— А вы знаете, что эта железяка стоит неправильно? — сказал он. — Ее надо повернуть другим боком.

Он указал на заключенные в раму шестеренки. Это была часть механизма, которая чуть не проломила Филю голову в памятном путешествии с почтовыми от Кейплига до Меноны. Насколько Филь помнил, она крепилась раньше по-другому.

Казалось, он решил для Мастера последнюю проблему — метнув взгляд на шестеренки, тот воскликнул:

— У меня такое неприятное чувство, что ты прав! Эти шестеренки задают время действия машины, а я никак не мог заставить их работать. Тут нужен ключ, у тебя есть такой? — спросил он у Ирения.

— В кузне, на верстаке.

Мастер сразу заторопился.

— Тогда всё, ваши услуги мне более не нужны! — Выставив ладони, он принялся выталкивать с купола Ирения с Филем: — Освободите место! А вообще, я пойду с вами, — решил он, протиснулся к выходу и первым полез в тесный тоннель, ведущий в Большую гостиную.

Запыленную гостиную освещала одинокая масляная лампа, которую Флав оставил стоять посреди пола. Едва все трое спустились с верхнего яруса, пугающие тени заплясали на высоких стенах. Кузнец осторожно спросил:

— Мастер, а вы точно знаете, что будет, когда ваша машина остановит Сотерис?

— Знаю, знаю, — ответил тот нетерпеливо. — Закроется граница в мир демонов и в Старый Свет.

— Скорее откроется, — пробормотал, шагая за ним, Ирений, — в мир демонов...

Не останавливаясь, Мастер воскликнул, размахивая руками:

— Чушь, она должна закрываться, а иначе рушится вся концепция! Ты рассуждаешь, как мой брат! Лучшее, что с ним случилось, это университет Падуи, но и он ему не помог. Мы отучились вроде вместе, однако Фернан вынес оттуда совершенно дикое представление о мире!

Кузнец заметил:

— Наверное потому, что ваш брат изучал в Италии медицину, а вы — естественные науки.

Распахнув дверь на главное крыльцо, Мастер выпалил в горячке:

— Нет разницы, что изучать, дисциплина ума — вот что главное!

Своим появлением они испугали молодого солдата, поднимавшегося по ступеням с соколом в руках. Птица выглядела, будто ее мяли и жевали. Смертельно уставшая, она даже не приподняла крыльев, когда солдат споткнулся и попятился.

— Вам частное письмо, — отрапортовал он Мастеру, протягивая бумажную полоску.

— Соколом? — удивился тот, пробегая записку глазами. — Что-то срочное? А! — скривился он и повернулся к Филю. — Встречай завтра своих сестер, они едут с почтовым багажом. Ария не решилась отправить их каретой и ждала большой конвой, дорога уже сильно плоха.

Он задрал лицо к небу и повертел головой. Филь заметил, что дождь прекратился. Впервые за последние недели небо очищалось. Выглянула луна.

— Начинается, — тревожно сказал Ирений.

Кивком отпустив солдата, Мастер припустил к кузне.