«Этот день навсегда врезался в мою память как самый светлый, веселый и бесшабашный день тех двух лет. Эша еще никогда не выглядела более очаровательно, Филь – более живым и радостным, а вокруг нас стояла

прозрачная осень...»

Габриэль Фе, Детские воспоминания,

из архива семьи Фе

Солнце едва осветило верхушки деревьев, когда, прогрохотав подковами коней по обшитым медью деревянным плахам, сопровождавшая кибитку конница влетела на мост. Три десятка запыленных всадников в зеленых беретах рассыпались по двору замка и спешились. Солдаты Хальмстемского гарнизона бросились к вороту, спеша поднять мост, отгораживая замок от внешнего мира. Другие стали разнуздывать лошадей.

Прибывшие почтовые, привязав коней, выслушали приказ своего командора и разлетелись по замку, усиливая имеющиеся дозоры. Одного, с раной на ноге, осторожно спустили с седла и по указанию Руфины унесли на задний двор. Бедро его выглядело словно по нему полоснул лапой медведь.

— Маловато будет для 52-летнего катаклизма, — сказал Ирений, стоя с Филем на крыльце и хмуро наблюдая за суетой во дворе. — Я ожидал как минимум манипул.

Дверь кибитки распахнулась, из нее выпала Эша. За ней показалась Габриэль. Девочки были в льняных штанах и широких рубахах, на Габриэль был еще дорожный плащ. Руфина подскочила к ним как встревоженная наседка, заметив, что рукав Эши залит чем-то темным. До Филя донесся запах той пакости, которой ему лечили руку.

— Руфина, меня не надо нюхать, меня надо отмыть, — сказала Эша. — И не волнуйся, это всего лишь твой линимент, он разбился вздребезги. Ну, здравствуй, сестрица...

Они обнялись. Руфина промолвила им тихо:

— Могли бы надеть приличную одежду, тут одна солдатня кругом!

Филю их одежда не показалась особенной. Он и не такое видал у себя на родине, где люди зачастую ходили, завернувшись в кусок тряпки. Эша фыркнула и рассмеялась:

— Давно ль ты ездила багажом, сестра моя? Падать вверх ногами при езде удобней всё-таки в штанах!

Габриэль простонала, разгибаясь и хватаясь за бока:

— Ой, мамочка, я теперь буду вся в шишках и ссадинах!

На лбу у нее красовался синяк. Эша оценивающе глянула на него.

— Э-э, как нас демоны-то покидали, в своих лапах косматых и страшных, — пробормотала она и обернулась к крыльцу. — О, привет, братец! А что ты там стоишь, или не узнаешь? Здравствуй, Ирений!

Русые волосы Эши были связаны в смешной пучок на макушке. Выглядела она такой хорошенькой, что Филь ею залюбовался. Косы Габриэль были также подвязаны кверху, но только Эше это придало такой милый потешный вид. У обеих горели щеки и блестели глаза под длиннющими ресницами.

— У вас все волосы ушли в ресницы, — сказал он, подходя к ним.

Габриэль сразу забыла про свои травмы, прыснула со смеху и чмокнула его в щеку. Руфина разулыбалась и отвернулась к крыльцу. Эша уперла руки в бедра.

— Дорогой Филь,— сказала она, — заруби на своем курносом носу, что тебе нельзя делать комплименты девушкам. От твоих комплиментов они все разбегутся!

Филь припомнил двухлетней давности попытку сказать ей что-то приятное и мысленно согласился. Смутившись, он принялся помогать Ирению выволакивать сундук из кибитки. Эша взяла свой плащ и пошарила рукой в глубоких карманах.

— Сильно досталось на дороге? — спросил ее кузнец.

Она ответила рассеянно:

— Скажем так, если бы у меня было время испугаться, я бы обязательно испугалась. Где же эта бумага?

Руфина сказала обеим сестрам:

— Пошли ко мне, я приложу примочки к вашим синякам!

— Тащи сразу ведро, — кивнув, так же рассеянно ответила Эша. — А, вот она!

Эша вручила Филю свиток пергамента хорошего качества.

— Это твое налоговое свидетельство от Детской Службы, они забрали у тебя свою десятину.

Развернув свиток, Филь ахнул:

— Сколько? Десять процентов? За что? Я уже оплатил торговый процент!

— Это налог с любого заработка мальчика или мужчины, — ответил ему кузнец.

Филь покраснел от злости как свежевареный рак. Эша ухмыльнулась:

— Зато тебе не придется до смерти содержать свою жену! Она уйдет от тебя, когда захочет. Считай это платой за свободу.

— И я теперь должен платить за своих и чужих жен? — воскликнул Филь, совершенно растерянный таким поворотом дел.

Ирений добавил:

— Включая их детей.

Эша перекинула плащ через плечо, шагая следом за Руфиной.

— Ну, что я тебе скажу? Добро пожаловать в Империю, Филь!

Пока Руфина лечила сестер, Филь успел примириться с потерей. Источник пенсии, о которой когда-то толковала г-жа Фе, стал ему ясен. Покрутив в уме сказанное и так и сяк, он признал, что придумала это дьявольская голова. Филь не видел возможности избежать подобной несправедливости, но собирался заняться ее поисками, как только возникнет нужда.

Мальчик стащил с себя рабочую рубаху и надел новую легкую. День обещал быть теплым, а Ирений сказал, что работы сегодня не будет. Кузнец тоже переоделся и ушел на совещание между Мастером, командором всадников Почтовой гильдии и сержантом Хальмстемского гарнизона.

Бродя по саду, куда он не заглядывал целую вечность, Филь грыз побитое изморозью яблоко и раздумывал, что бы сейчас поделать. Он не любил, когда на него пялятся, а сегодня вокруг замка он то и дело натыкался на подозрительные взгляды солдат. Еще бы на своих — а то всё больше на чужих зеленоберетников, здоровенных, подтянутых, похожих на цепных псов.

Стащив у кузнеца пачку бумаги, Филь устроился на галерее замка, которая нависала над морем. Флав как-то научил его делать бумажных голубей, а тут само место было предназначено для этого — от галереи до воды было не меньше двухсот локтей. Ветер тоже дул попутный, с берега.

На расстоянии нескольких кабельтовых в море стояли три двухмачтовых корабля. Вид у них был угрожающий. Филь пригляделся — корабли стояли на якоре. Тоже ждут, сообразил он, когда грянет. Сам он ничуть не беспокоился — Флав наверняка знал, что делал. К тому же Мастер окончил университет, что для мальчика было как звезда в небе.

Первый голубь полетел неудачно и воткнулся в утес. Второй получился лучше — он почти преодолел половину расстояния до ближайшего корабля, пока не упал в воду. За подобное развлечение Филя высекли бы в родном городе — бумага там стоила дорого, хотя лучше качеством. А здесь она была хуже, но ничего не стоила. Бумажная гильдия делала ее из всего, что можно, от старых тряпок и рыболовных сетей до соломы. Секрет выделки был привезен из Поднебесной Империи. Где такая располагается, Филь не знал, но был очень доволен, что секреты с разных концов Старого Света рано или поздно оказываются здесь.

Филь пускал голубей и думал, в какое хорошее место он угодил. У него была, пусть не родная, большая семья и дом, а еще дружище-кузнец Ирений, на которого всегда можно положиться. Не было только цели и это Филя раздражало. Он не умел жить просто так, ничего не делая. Однако хандра его мгновенно улетучилась и в груди забили барабаны, стоило мальчику услышать за собой:

— Вот ты где прячешься, а мы с ног сбились тебя искать! — весело проговорила Эша.

Радуясь солнцу, она улыбалась, стоя перед ним всё в тех же штанах и рубахе. За последний год она успела догнать его в росте. Филь вспомнил, что ей, должно быть, уже пятнадцать лет.

Габриэль, в нарядном платье, затормошила мальчика, смеясь:

— Филь, а чем тебя кормят тут? Ты стал в плечах как настоящий кузнец! А как твоя рука? Ой, всё еще бледная?

К ней вернулась ее обычная живость. Косы она развязала, но Эша оставила свой смешной пучок.

— Меня кормили весь год кувалдой от рассвета до заката, — сказал Филь ухмыляясь. — Рука болит, но только к вечеру.

Он подумал, что жить на свете не так уж плохо. Девчонки стали такие красивые, что глаз от них было не отвести. Эша заметила смешливо:

— Людскую и сердарскую медицину на тебе пробовали, остались демоны. Попробуй с ними договориться, может, у них найдется средство для тебя.

— Откусить руку, — сказала Габриэль.

Принявшись сворачивать другого голубя, Филь спросил:

— А долго длится этот ваш катаклизм?

Эша ответила:

— По описаниям, он как снегопад. Не знаешь, когда придет, сколько навалит и когда кончится.

— Ой, а дай и мне попробовать! — сказала Габриэль. Она тоже принялась сворачивать голубя, делая ему залом на клюве.

— Ты неправильно делаешь, — сказал ей Филь.

— У тебя совсем другой получается, — сказала Эша.

— Не мешайте! — ответила Габриэль. И даже ногой топнула.

Сделанный ею голубь долго висел в воздухе и почти долетел до корабля. Девочка захлопала в ладоши:

— Ага, Филь, я тебя побила! Будешь мне указывать!

Она начала следующего. Заинтересовавшись, Филь спросил:

— Габриэль, а откуда ты знаешь, что ему нужен клюв?

— Потому что так должно быть!

Скоро она так навострилась, что ее голуби стали играть в перегонки. Свесив головы, все трое стояли у ограждения и следили за полетом белых маленьких птиц. От моря тянуло солью. Волнения не было, и сквозь голубую воду у подножия утеса и темно-синюю на глубине просвечивали валуны, заросшие водорослями. Солнце светило уже почти в глаза, когда им надоело запускать голубей, и они направились к саду.

— Помнится, тут росла груша, чьи плоды именно в это время обалденно вкусные, — сказала Эша, озираясь.

— Они все попадали давно, — сказал Филь.

— На самом верху должны остаться, — сказала Эша. — Я всегда лазила на самый верх.

— У нас в Кейплиге вкуснее груши, — сказала Габриэль. — Надо лишь подождать, пока они вырастут.

При упоминании Кейплига Эша вздохнула.

— Чего, не нравится там? — спросил ее Филь.

Эша опять вздохнула, уставившись себе под ноги.

— Да вроде бы никакого дискомфорта, а жизнь один сплошной стресс. Как-то теряется целесообразность жизни, нацеленной на обрастание благами, которые почему-то, облегчая жизнь, делают ее тупее и скушнее.

Она перешла на язык, который ранее требовал перевода, но сейчас Филь ее понял, хотя не взялся бы повторить, что она сказала. Габриэль воскликнула:

— Ой, Эша, ты как всегда! Ну хоть здесь перестань нагонять тоску, смотри, осень какая!

Под их ногами шелестели разноцветные листья. Еще ярче они горели на окружающих деревьях, не сбросивших пока листву. Спокойное нежаркое солнце играло в них дюжинами оттенков, от желто-зеленого до густо-красного. По саду расплывался запах свежеиспеченного хлеба из близкой кухни, смешиваясь с запахом опавшей листвы.

— В Кейплиге говорят, что эта зима будет суровой, — сказала Эша.

— Уж не суровей, чем семнадцать лет назад, когда замерзло всё море, — возразила Габриэль. — Мне Лентола рассказывала.

— Да, а что Лентола? — заинтересовался Филь. — Как ее стражник, вы видели его?

Габриэль фыркнула, Эша улыбнулась:

— Лицо умное, но всё какие-то уставы проговаривает. Скушно с ним! Зато бардак не переносит так же, как она. Ты никогда не догадаешься, что он нам подарил.

— А что?

— Да тебе не догадаться никогда.

— Ну хоть намекни! — попросил он.

— Живое, — сказала Эша.

— Дрожжи? — спросил Филь.

Габриэль звонко засмеялась.

— Марро! — выговорила она сквозь смех.

— Чтобы он вспахивал наш сад в Кейплиге для лучшего плодоношения, — разъяснила Эша.

Тут Филь сам засмеялся, представив такой подарок.

— А что вы им подарили? — спросил он. — Если у них дома посидеть не у чего, то смело дарите мебель. Например, разбитое корыто.

Габриэль расхохоталась, схватившись за бока. Эша улыбнулась.

— Он не скупой... Просто такой, странный.

Обнаружив искомое дерево, она в минуту оказалась на его верхушке, взобравшись туда ловко, как обезъяна. Филю с Габриэль осталось только складывать в кучу груши, которые Эша принялась кидать вниз. Половина плодов разлеталась при падении ошметками.

— Хватит уже! — взмолился Филь, которому надоело уклоняться от сыпавшегося на него увесистого града. — Ой!

Одна груша угодила ему по макушке и растеклась по ушам и голове. Габриэль засмеялась, отбежав на безопасное расстояние.

Задрав голову, Филь проговорил с угрозой:

— Говорю, слазь! А то тебе не жить!

— Давай не будем меня запугивать, а то я упаду, — раздалось сверху. — Ты что, собрался со мной драться?

— Да, — сказал Филь. — Слазь, будем драться на вениках!

— Мал еще, — сказала Эша. Она довольно выглянула между ветвей. — Кстати, ты не знаешь, отъезжал Мастер с Руфиной недавно куда-нибудь по делам?

Она стала быстро спускаться. Филь скинул с макушки прилипшие к волосам куски груши.

— Было дело, — сказал он, морщась и вытирая руки о штаны. — Месяца два назад, а что?

Черные глаза Габриэль загорелись от любопытства. Эша спрыгнула на землю, подошла к Филю и пригнула его голову к себе.

— Дай уберу, что осталось... Их видели гуляющими под руку по Пассифону.

Габриэль ахнула:

— Это правда? А ты мне ничего не сказала! Как ты могла, а еще сестра!

Эша оглядела Филя.

— Осталось голову помыть... Правда, правда! — ухмыльнулась она.

Габриэль воскликнула, всплеснув руками:

— Но он же старый! А еще он злой и правого уха у него нет!

Филь уставился на обеих, не в силах понять, о чем они говорят. Они лишь догадался, что обсуждают они Мастера.

— Он не старый, это Запретные Земли сказались на нем, — возразила Эша. — Он забрел там, куда не следует, буквально на минутку, а вышел спустя полтора года и до сих пор не понимает, куда делось это время. А ухо потерял в ходе одного из своих экспериментов. Ты зря к нему так, он ведь едва не самый интересный жених!

— Интересный! — фыркнула Габриэль. — Сумасшедший, покалеченный, и ни гроша в кармане!

— Э-э, — встрял Филь в разговор. — Может, поделитесь, о чем спорите?

Вместо ответа Эша вонзила зубы в сочную грушу. Габриэль хлопнула на Филя глазищами.

— Ой, ты не знаешь ничего? У нас в каждом городе есть «брачный» переулок, называемый Пассифон, где надо только взяться за руки, и ты женат. Переезжай скорей обратно в Кейплиг, мы займемся твоим образованием!

— Правда, такой брак признается лишь после достижения шестнадцати лет, — добавила Эша, жуя.

Филь немедля заложил себе в память по достижении шестнадцати лет ходить по этим переулкам с руками, засунутыми глубоко в карманы. А лучше по любым переулкам, для гарантии. А переезжать действительно было пора. Насколько мальчик видел, кузнец научил его всему, чему можно, и уже начинал повторяться. Надо помочь ему закончить ковку метеорита, и можно в путь.

Габриэль вдруг расхохоталась:

— Слушай, Эша, а если Флав просто задумался, как всегда, не зная, что делает? Вот будет фокус для Руфины!

Эша прикончила грушу и взялась за вторую.

— Думаешь, это бы ее расстроило? — спросила она. — Для любого эмпарота они теперь женаты.

Все трое тронулись к замку, жуя на ходу. Эша повела носом и глубоко вздохнула:

— Всё ж таки, что ни говори, а в Хальмстеме дуреешь от свежего воздуха!