«Бедная Эша! Только от полного отчаяния она могла кинуться за помощью к тому, кого не переносила всей душой. Этим она всех нас удивила, но больше всего мать. Возможно, тогда она и поверила, что ее дочь стала взрослой, когда Эша впервые сумела переступить через себя...»

Габриэль Фе, Детские воспоминания,

из архива семьи Фе

Филь плакал, забившись в угол тесной сырой камеры. Здесь не было ни соломы, ни окна, и царила кромешная тьма. Мальчик клял себя за то, что не заставил Эшу вернуть их назад сразу, как увидел, куда они попали. Черт бы с ним, с одним процентом жизни! Теперь у них заберут ее всю.

Его слезы были злые и жгучие. Филь размазывал их руками, приказывая себе не реветь, но не мог остановиться, потому что слишком большую глупость он совершил. Он был страшно зол на себя, и одновременно ему было себя очень жалко.

В двери неуверенно заскрежетал ключ.

— Эша! — подняв голову, прошептал Филь с надеждой.

Но это была не она — с факелом в руке на пороге стоял отец Николай.

— Овцы как взбесились, собаки неспокойны, — без вступления, ровно сказал он. — Ваших рук дело?

Филь глянул на него из угла. Его слезы мгновенно высохли — проем двери позволял проскочить мимо ученого типа. Но тут проем загородил толстожопый отец Доминик с дубинкой в руке. Уставясь на мальчика, он похлопал ею по своей ладони. В тесной камере сразу стало нечем дышать.

— Смени подштанники, смердишь ведь, — не выдержал Филь вони.

— Человек, подвергшийся омовению, пусть невольно, соприкасается с грехом и пороком, — заученно пробасил отец Доминик.

Отец Николай поднял факел повыше и шагнул в камеру.

— Мое имя Николай Эймерик, — проговорил он размеренно. — Я хочу подать апелляцию верховному квалификатору в Сарагосе, чтобы изменить способ, каким следует производить против вас дело. С юридической точки зрения важно ведь не зловредительство колдуна, а характер его связи c дьяволом и выяснение, требует ли колдун от дьявола того, что по учению доступно исключительно Богу. Вы требовали такого от своих демонов?

Филь, почуяв надежду, ответил:

— Я с ними не разговаривал, лишь убивал. — Он показал на Арпонис, торчавший у отца Николая за поясом. — А нас что, отсюда выпустят?

Передав факел пахучему брату, отец Николай вытянул Арпонис из-за пояса.

— Нет, — покачав головой, сказал он, внимательно разглядывая инкрустацию на жезле. — Но у вас будет шанс умереть с чистым сердцем, не озлобленным неправедным приговором.

«Что поленом об голову, что головой об полено,» — опять приуныл Филь. Отец Николай, словно случайно, направил Арпонис на мальчика и вдавил в жезл палец.

— Ничего не выйдет, — произнес Филь злорадно. — Нужен настоящий демон, тогда сработает. Да и надо знать, куда жать.

— Ты знаешь?

Филь дернул плечом:

— Попробуйте значок греческой дельты, это чтобы убить. Или «стрелка», чтобы обнаружить демона. А еще проще, гляньте на набалдашник. Если глаза собаки светятся, значит поблизости демон.

Отец Николай перепробовал всё сказанное и несколько разочарованно произнес:

— Ничего не происходит.

Не упустив возможности взвыть, отец Доминик вздернул к потолку дубинку с факелом:

— Поворотитесь к лику светлому, многообещающему и грозному те, кто сражен в Армагеддоне!

Отец Николай поморщился. Филь спросил:

— Что с ним, чего он такой? Он, по-моему, ненормальный!

— Его в детстве забыли на кладбище, — сказал отец Николай. — После этого он поступил в послушники.

Отец Николай собрался уходить, и тут ухо Филя уловило где-то далеко в подземелье смешок, от которого у мальчика ёкнуло сердце. Только бы эти двое перед ним не обернулись раньше времени!

— А потом чего? — быстро спросил он. — Ну, поступил и что?

— Да ничего, — ответил отец Николай. — Уже через два года он снова говорил.

Мужской голос позади него произнес энергично:

— Отдай дубинку. Дубинку отдай, говорю!

За отцом Домиником выдвинулся из полутьмы рослый монах. Он был так задрапирован в плащ с капюшоном, что из него торчал только его нос. Из-за спины его выглянул еще один монах, поменьше и потоньше.

Отец Доминик подпрыгнул и резво обернулся вместе с отцом Николаем.

— Сгинь, черт! — взвизнул отец Доминик. — Тьфу, попутал, испугал!

Монах потянул за узел веревки на поясе, повел плечами и его плащ свалился с него. Филь выпучил глаза — под плащом оказался сердар, во всей красе, с двумя Арпонисами на поясе и мечами за спиной. Он был в привычной для сердаров одежде, и только ноги его были обуты в монашеские сандалии.

— Сейчас, — произнес он скупо. И так двинул коленом по брюху монаха, что тот охнул и в корчах согнулся на полу. — А ты, брат, стой, где стоишь, и тебе ничего не будет, — предупредил он отца Николая. Тот лишь кивнул, не сводя потрясенных глаз с двух потертых Арпонисов, сравнивая их украдкой со своим.

Сердар с прищуром огляделся. У него были длинные русые волосы до плеч и серые глаза, окаймленные такими ресницами, каких Филь никогда еще не видел у мужчин. Снисходительная ухмылка не покидала его губ.

— Что-то ты совсем плох, приятель, — сказал он Филю, разглядев на лице мальчика высохшие следы от слез. — А ну, пойдем! Больше тебе здесь ничего не грозит.

Перебравшись через отца Доминика, к Филю метнулся второй монах.

— Эша! — сжав тонкую фигурку в обьятиях, выдохнул Филь.

— Прости, что несколько задержалась, — сказала она, когда он ее отпустил. — Необходимую помощь найти было непросто!

Она тоже собралась скинуть с себя плащ, но сердар заметил это и погрозил ей пальцем.

— Я же сказал, только за стенами, а то ты будешь представлять собой хорошую цель!

Эша насупилась и спросила с вызовом:

— А ты не будешь представлять?

— Я — это не ты!

Девушка повела глазами, будто этот спор ей давно надоел, и сказала Филю:

— Знакомься, это Ардалион. Сердар, как видишь!

Тот неожиданно церемонно поклонился:

— Зови меня просто Лион... Так, а где кузнец?

Взгляд его упал на отца Николая, чьи уши, казалось, вдвое удлинились, столь внимательно он вслушивался в разговор. Глаза его тоже не знали покоя, перебегая от одного к другому, вбирая в себя каждую деталь. Забытый Арпонис висел в его руке. Без церемоний забрав у него жезл и передав его Эше, Лион спросил:

— Где второй пленник? Только не ври! Мне врать бесполезно.

— В соседней камере.

Лион немедленно отправился туда, поковырялся в скважине ключом, снятым с пояса постанывающего брата Доминика, и выпустил Ирения.

— Не ждал? — спросил он кузнеца, как хорошего знакомого.

Ирений усмехнулся в бороду:

— Между множеством провальных решених и одним верным я не сомневался, что она выберет… Спасибо, что пришел.

Лион осклабился довольно:

— Ну тогда всё, отправляемся домой!

Отец Николай опасливо прочистил горло.

— Гм-гм… А как именно вы намерены это сделать? В обители шестьдесят монахов-доминиканцев, умеющих неплохо драться, и уйма челяди. Вы воспользуетесь каким-либо средством переноса?

— Мы воспользуемся ногами, — ответил сердар. — А за монахов не переживайте, они будут заняты!

Лион повел их вперед. Отец Николай, как привязанный, пошел следом. Филь удивился, почему тот не остался сзади в безопасности, как понял, что монаха терзает любопытство. Филя бы оно тоже мучило.

Едва они покинули глухую тишину подземелья и вышли в помещения, где уже были окна, за которыми стояла ночь, стало слышно, что снаружи творится полнейший бедлам.

Истошно завывали и раздирались от лая собаки, блеяли овцы, тревожно ржали кони. Часть животных, судя по звукам, сломала загоны и носилась теперь по двору. Благословясь и сквернословя, за ними гонялись челядь и монахи. В воздухе висели такие выражения, что отец Николай смутился.

— Сатана в обители! — слышался могучий рев отца Даламау. — Окропите двор и всех четвероногих!

— Вы что, напустили на них демонов? — рассмеялся Филь.

Эша сдержанно улыбнулась:

— За неимением выбора я напустила на них своего папочку. Он, как настоящий сердар, неплохо управляет животными.

Вышагивая впереди, Лион бросил через плечо:

— Полно тебе, я лишь внес смятение в их ряды! Чтоб избежать лишнего внимания.

Филь удивился такому раскладу, но решил, что позже подумает над генеалогическими корнями Эши, а пока он вспомнил о той цели, которая явилась началом всему. Это было важнее того, кто там у Эши настоящий папочка.

— Ирений, — воскликнул он, — а золото?!

Кузнец, казалось, тоже вспомнил о нем только что. Он ухватил отца Николая за воротник.

— Где ты взял Арпонис? — спросил он.

— В малой кладовой.

— Веди нас туда!

— Там нет золота, — буркнул отец Николай.

Бросив на него косой взгляд, Лион сказал:

— Врет.

— Знаю, — кивнул Ирений. — Они тряслись над Арпонисом, словно он сокровище, и должны были сложить его вместе с золотом.

Лион еще раз глянул на отца Николая.

— Загадка разгадана, — сказал он, — это где-то здесь. По-моему, вон та дверь!

— Сатана! — прошептал монах в ужасе.

Эша прыснула. Ирений хмыкнул:

— Я много раз говорил, что ты пугаешь людей, когда делаешь это.

— Тогда пусть они лучше контролируют, куда смотрят их глаза, — отрезал Лион.

В кладовой, задвинув отца Николая в угол, он повел снятым по дороге со стены факелом.

— Ваши? — спросил Лион, указав на два отличающихся от всего прочего мешка.

— Наши! — Филь кинулся к ним и подцепил один, тяжелый как хвостовой молот, но сразу отпустил, едва не взвыв от боли в ужаленной Сотерисом руке. Ирений молча поднял его мешок и взвалил себе на плечо.

Второй поднял Лион. Не желая оставаться с пустыми руками, Филь взял третий, полегче первых двух, стоявший в ряд с дюжиной других, перевязанных одинаковым шнуром с восковой печатью. Не веря своим глазам, отец Николай ахнул:

— Это монастырское золото, вас за него предадут анафеме!

Ирений ответил невозмутимо:

— Если он так оценивает свое пребывание у вас, это его дело.

Монах спал с лица. До сей минуты он как будто был расположен дружелюбно, насколько возможно. Теперь же он глядел на них с неподдельной ненавистью.

— Если вы слуги ада, — с силой произнес отец Николай, — убирайтесь отсюда и да будут ваши потомки навеки прокляты! Если же вы дети ангелов...

Он сбился. Ненависть вдруг исчезла, вместо нее проглянуло молодое беззащитное лицо. Лишь черные глаза продолжали упрямо гореть на нем.

— Оставьте мне один Арпонис! — взмолился монах. — Оставьте хоть один жезл, зачем вам столько?!

Лион преградил ему дорогу и, закрывая дверь кладовой на засов, бросил:

— Еще чего захотел! Охраняй-ка лучше свои сокровища!

Монах отчаянно замолотил кулаками в дверь. Звук его ударов еще долго раздавался позади, пока не затих вдали.

Только выйдя на свежий воздух из пропахшего монахами здания, Филь понял, как там воняло.

— А теперь вперед по стеночке к воротам, уверенно и молча, — выглядывая за угол, прошептал Лион. — И не вздумайте бояться животных, я им сейчас добавлю!

У него сделалось такое лицо, словно он никак не мог что-то припомнить. Гам во дворе усилился. Сразу за этим Лион нырнул за угол и твердой походкой направился вдоль стены по двору, освещенному множеством факелов в руках остервенелой челяди. Что там творилось, было сложно описать словами. Собаки хватали за ноги людей и лошадей, те отпинывались от собак. Блеяли овцы, чьи копыта разъезжались на скользкой брусчатке. Какой-нибудь конь время от времени вставал на дыбы и все в ужасе шарахались от него, еще увеличивая хаос.

Благополучно достигнув ворот, которые оказались приоткрыты, но ни одно животное в них почему-то не выбегало, Лион жестом поторопил следовавших за ним Филя, Эшу и Ирения. Перед тем, как последний заботливо прикрыл ворота, в дальнем конце двора показалась необъятная фигура отца Доминика. Складки его рясы разметались по воздуху. Он размахивал дубинкой и исступленно орал:

— Молитеся, братья, настал последний день! Разверзлись волчьи пасти под вашими ногами, жена премерзкая ступила на святую землю, горе нам, горе!

На него не обратили большого внимания, у остальных тут хватало своих забот. Влетев с разгону в самую свалку, отец Доминик получил копытом по тучному заду и растянулся на земле. «Может, хоть теперь сменит подштанники!» — ехидно подумал Филь.

Эша стремительно освободилась от своего просторного плаща, оказавшись — вот сюрприз — в привычных штанах и рубахе. Лион торопливо проговорил:

— А теперь живенько побежали… Нам вон до того лесочка!

Беглецы скатились с холма, на котором возвышалась обитель, и припустили к ближайшей дубраве. Лион пропыхтел на бегу:

— Они сейчас очнутся, мои таланты в этой области довольно ограничены!

И точно, гам в обители утих, а следом ночную тишину разорвали крики погони.

Вбежав в просторный дубовый лес, они почти сразу наткнулись на привязанных там трех лошадей. Поспешно разместив на них поклажу, Ирений сгреб повод двух из них, Эша взяла под уздцы третью. Филь бросил свой мешок на землю, растирая правую руку, которая выбрала именно это время, чтобы разболеться.

Лион склонился над раковиной.

— Куда, в Хальмстем? — спросил он Эшу. — Или…

— Ой, только не надо изображать из себя всемогущего! — воскликнула она. — Дальше Периметра всё равно не откроешь!

Раковина в ладонях Лиона слабо засветилась.

— Могу к самому Периметру, — сказал он. — Хотя, Ирений, ты же теперь снова живешь в Бассане?

Раковина засветилась сильней. Завороженный ее светом, кузнец пробормотал:

— Мне надо в Кейплиг, я обещал Арии вернуть их к ее порогу. Иначе она бы их не отпустила.

Эша звонко рассмеялась:

— Если бы ты только слышал те кары, которые в противном случае она сдержанно обещала обрушить на его голову!

— Да? — произнес Лион с легкой улыбкой. — Значит, она нисколько не изменилась.

Его лицо залил призрачный свет, и он выпустил раковину из рук. Она воткнулась в землю, оставшись стоять и покачиваясь, как детский волчок. Из нее в небо вонзился луч, развернувшись во Врата. За ними была та же ночь и лес, только хвойный, качающий кронами на краю дороги.

Ирений с двумя лошадьми первый прошел во Врата, за ним туда шагнула Эша с другой лошадью. Филь поднял свой мешок с земли, когда заметил в ближайших кустах что-то блескучее. Так мог блестеть нож или хорошо заточенный наконечник стрелы. Кто-то из монахов всё-таки успел добежать до них.

Это была стрела — ее кончик приподнялся и нацелился в спину сердара. Не имея времени предупредить, мальчик вздернул набитый монетами мешок и выбросил его перед собой на вытянутых руках. Стрела, звякнув, застряла среди монет. Увидев, что обнаружен, монах бросился наутек.

Лион обернулся так шустро, что Филь испугался. Объяснения сердару не требовались — кусты еще качались, от них во все лопатки убегал монах.

— Так, друг сердечный, — хмуро бросил Лион, — давай-ка тоже уносить ноги!

Он почти втолкнул Филя во Врата и едва проскочил туда сам, как с той стороны призрачной завесы показалась толпа преследователей. Впереди, совершенно озверелый, бежал отец Даламау. Лион успел закрыть Врата перед его носом.

Эша поджидала их, подпрыгивая от нетерпения. Глаза у нее были тревожные. Но быстро приобрели свое обычное несколько ехидное выражение, едва Врата погасли и четверо беглецов остались освещены только светом луны.

Камень, не ощущавшийся до поры, свалился с души Филя, когда он оказался на знакомой дороге. Мальчик вдруг почувствовал себя тут настолько дома, что шмыгнул от радости носом. Ирений вытащил из его мешка короткую арбалетную стрелу, осмотрел ее, покачал головой и отбросил в сторону. На землю из продранной дыры выпало несколько золотых монет. Подобрав их, Ирений привязал мешок за седлом коня, свободного от поклажи.

— Он жизнь тебе спас, — между делом заметил кузнец Лиону.

— Да, пусть просит что хочет, — ответил сердар, взбираясь на другую лошадь. — Тара, залазь сюда! Мне нужна будет свежая лошадка, я не собираюсь совать свой нос в Кейплиг.

Эша вдруг стала выглядеть крайне раздраженной.

— А мы далеко? — спросил ее Филь, соображая, что бы выпросить у сердара, пока тот не забыл о своем обещании. — И почему ты «Тара»?

— Потому что я — Эштара, — ответила она, и тут же перешла на неприятный, как гвоздем по стеклу, голос, которым только она умела разговаривать. — Я сама прекрасно езжу на лошади! И я втрое легче тебя, а до Кейплига отсюда только час езды!

— Я видел, что умеешь, — ответил Лион. — Однако залазь.

Эша, пыхтя от злости, взобралась позади него на коня. Лион глянул сверху на Филя.

— Ну, ты придумал? — спросил он, разом прочитав одолевавшие мальчика мысли. Тот поежился, настолько неожиданно неприятно это прозвучало. Филь подумал, что этих типов есть за что не любить, такое мало кому понравится.

— Меч, — сказал Филь и невольно расплылся в улыбке, так ему понравилась идея. Лиона перекосило.

— Сердары не раздают свои мечи! — воскликнул он.

Филь отметил про себя, что вот откуда у Эши такой голосок, и сказал:

— Вас за язык никто не тянул.

Ирений расхохотался. Вскочив в седло, он протянул мальчику руку, чтобы помочь, но тот ожидал ответа. Встретившись с ним глазами, Лион вздохнул. Эша тут же молча отстегнула от его портупеи на спине ножны одного из мечей.

Филь взобрался позади Ирения, забрал у Эши меч и наполовину выдвинул его из ножен. Убедившись, что это настоящий серанд, он протянул меч кузнецу.

— На! Это тебе за тот, который я испортил.

Кузнец неверяще взял его, так же выдвинул лезвие, провел по нему пальцем и задвинул обратно. Хмуро наблюдая, как его меч исчезает под плащом Ирения, Лион сказал:

— Теперь я понимаю, как этот малый оказался в вашей семье! Твоя мать точно так же любила ловить меня на слове, — полуобернувшись, бросил он Эше и дал таких шенкелей коню, что тот стрелой полетел вперед. Обременные второй лошадью, скакавшей следом на поводе, Филь с Ирением догнали их, только когда Лион перешел на мелкую рысь.

Эша кипела от негодования, ее пронзительный голос разносился по всему лесу. Спор, видать, разразился, когда Лион пришпорил коня. А теперь, поняв, какой вулкан он разбудил, сердар старался утихомирить девушку, отвечая ей спокойно и добродушно. Соблюдая значительную дистанцию, Ирений придержал лошадей, но всё равно было слышно каждое слово.

— Зачем ты вообще полез к ней? — кричала Эша. — Ты должен быть понимать, что это ни к чему хорошему не приведет!

— Но она мне так нравилась, — возразил Лион. — Да и я был ей совсем не противен.

— Ты не предупредил ее, что ты сердар! — взвизгнула Эша в ответ. — Вы лучше других знаете, какие дети бывают у людей от сердаров, но ты промолчал!

— Да как-то времени не находилось. И потом, она была такая красивая женщина! Мне не хотелось разрушать ее иллюзии.

— Ну да, ты предпочел разрушить ей жизнь. Она уже была замужем за Фе, когда нарисовался ты, и она втрескалась в тебя по уши!

— Довольно несчастлива была, заметь… А потом всё наладилось.

— Она просто поняла, что теряет! Я родилась кривая и больная, она ждала тебя, а ты предпочел гоняться за нергалами, куда еще ей было деваться!

— И в конце концов мы всё-таки поймали одного.

— Папа, ты гонялся за ними ТРИ ГОДА!

— Это была утомительная гонка, да.

— Скажи ты ей, кто ты такой, и она бы не ушла от мужа!

Лион ответил не сразу, собираясь с мыслями.

— Детка, — пробормотал он.

— Какая я тебе детка! — вызверилась Эша.

— Тара, — вздохнув, поправился он, — когда уже, наконец, кончится моя вина и начнется твоя жизнь?