«Интереснейшая вещь случилась в конце февраля 1344 года – тот, кто еще не вырос даже до того, чтобы быть наказанным за серьезные преступления, приобрел в собственность сердце Империи. Как именно это произошло, мы знаем, но вот как новому хозяину, едва вышедшему из детского возраста, удалось составить договор, о который более шести веков ломают зубы самые яркие юридические умы, нам никогда уже, наверное, не узнать...»

Клариса Гекслани, «История Второй Империи, Комментарии»,

1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

Противостояние близилось к концу. Именно так назвал процесс составления купчей г-н Ювеналий Петра, седой до белизны старикан лет ста, сухой и тощий, как его палка, с помощью которой он передвигался пусть не быстро, но уверенно.

— Мама, к нам какая-то ходячая древность! — крикнула Габриэль, увидав его первый раз на пороге.

Г-н Петра на это не обиделся и лишь проскрипел:

— Деточка, где тут у вас самая большая комната?

Габриэль показала ему на столовую, которая с этого момента оказалась оккупирована прибывшим господином и его книгами, кои следом втащили четыре носильщика, по двое на каждый огромный сундук. За этим человеком г-жа Фе отправилась сразу, как выслушала признание Филя. Мальчик еще не закончил, когда она приказала закладывать карету. Поиски Ювеналия Петра заняли у нее некоторое время, и вернулась она ночью. А на следующее утро этот господин переселился к ним.

Второй постоялец прибыл через неделю. Когда золото угодило под арест, а Филь в горе и ярости побежал в замок, Ирений посчитал свою часть дела выполненной и отправился обратно в Бассан. Получив письмо от госпожи Фе, он сначала закончил какой-то срочный заказ и только затем вернулся и также поселился у Фе.

В результате в доме не оказалось ни одной свободной комнаты, питались все по очереди на кухне, кухарка со служанками неустанно брюзжали, а посетившая дом Лентола покрутила пальцем у виска и смылась, чтоб уже не появляться. Ее отсутствие объяснялось и тем, что по неудачному стечению обстоятельств Филь отхватил кусок ладони именно ее мужа, которого это очень разозлило.

Г-н Петра, невзирая на годы, обладал ясным умом. Когда-то он служил императорским Ментором, надзирая за законом, но давно отошел от дел. Филь знал, что Клемент сейчас сидит с его преемником, Ментором Эрке, пыхтя над своей версией купчей. Ситуацию делало забавным то, что Флав в свое время учился у г-на Петра, а Клемент — у Эрке.

Расположившись в доме, г-н Петра велел позвать к нему Филя и, не откладывая дело в долгий ящик, проскрипел:

— Как же ты, отрок, умудрился влипнуть в такое?

Опираясь костлявыми руками о палку и тощим задом об обеденный стол, он вперил в Филя пытливый взгляд. Филь хмуро ответил:

— А что оставалось делать, они собрались прикарманить мои деньги!

Г-н Петра медленно кивнул, словно эта причина была ему понятна и абсолютно законна.

— А расскажи-ка по порядку, что говорил этот затейник Флав... император Флав, — поправился он не сразу.

Выслушав Филя, г-н Петра захихикал, тряся седыми патлами:

— Узнаю льва по когтям! — проговорил он на латыни. — Наплачется еще с ним Клемент... Флав всегда был бездарь в юрисдикции, но тут он превзошел сам себя. Своей волей он смешал вместе право народов, публичное и частное право, и не видит в этом ничего особенного. Ах, блаженная глупость! — закончил он снова на латыни. — Ты-то понимаешь, что не быть тебе полноценным собственником Хальмстема?

Филь ответил:

— Понимаю, не дурак. Только я не верю, что это ошибка, он очень уверенно это говорил!

— Что ж, остается одно, — усмехнулся г-н Петра. — Он собрался отстроить замок на твои деньги, а потом попросить тебя оттуда, и всё на вполне законных основаниях. Видимо, кое-чему он всё-таки научился.

Филь сделался мрачнее тучи.

— А ты сам чего хочешь? — спросил г-н Петра. Выцветшие глаза уставились на мальчика в упор.

— Натянуть Флаву нос!

Г-н Петра сказал на это:

— Ага! — И улыбнулся улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего его противникам. — Тогда, малыш, сбегай на кухню и попроси принести сюда корыто с горячей водой. Я замерз с дороги, мои старые ноги ничего не чувствуют. Еще я не отказался бы от кувшина можжевелового кваса и каких-нибудь старых хлебных корок.

Про корки он, конечно, шутил. Забрав столовую себе и обложившись в ней книгами, старикан исправно уминал там пироги, которые не успевала печь ему кухарка, и изводил столько воска на свечи, сколько до его появления они тратили на весь дом. Спать он уходил только глубокой ночью. На волнения Филя, во сколько могут обойтись услуги этого ископаемого дедушки, г-жа Фе сказала, что тот польщен самой возможностью выйти напоследок с пером наперевес против Империи и вообще радовался как ребенок, когда она рассказала, в чем дело.

Исподтишка наблюдая за госпожой Фе, Филь заметил, что она, как и он, неспокойна; в ее карих глазах застыла какая-то тревожная мысль. Она всё больше напоминала ему ту хозяйку Халмьстема, которая души не чаяла избавиться от мальчика, разве что кривых взглядов, как тогда, не бросала.

Всадив все наличные деньги в груду камней, Филь потерял почву под ногами. Когда-нибудь он ее обязательно найдет, но сейчас он чувствовал себя крайне неуютно. Всё, что у них оставалось, это аренда с Катаоки и пенсия самой госпожи Фе. А Филь ничего не мог сделать, чтобы облегчить положение, потому что оказался заперт в четырех стенах.

Он попытался возмущаться арестом, но г-жа Фе его утихомирила, сказав, что за причинение вреда стражнику его легко могли отправить в тюрьму, будь ему полных тринадцать лет. И еще она очень неодобрительно отнеслась к похищению им третьего мешка с золотом. Она взяла с него обещание больше никогда так не делать. Посмотрела она на него при этом, опять же, как когда-то в Хальмстеме.

Филь и рад бы исправить содеянное, но не тащить же ему мешок обратно, тем более, что его больше нет. Он поломал голову, думая как выкрутиться, но ничего не придумал, кроме как отправить на имя Николая Эймерика в Сорбонну новенький Арпонис, чтобы загладить вину. Г-жа Фе согласилась помочь с оказией, но ничего не обещала.

Заметив его нерадостный вид, Габриэль успокоила его, сказав, что во всем виновата Эша.

— Ну, Филь! — рассмеялась Габриэль. — Я не понимаю, ты что, не видишь, что после возвращения из Старого Света ей будто вожжа под хвост попала?

— Ничего подобного, — сказал Филь с сомнением. — Ходит как обычно, в своих любимых штанах.

— Мальчишки, — презрительно фыркнула Габриэль. — Ничего не замечают вокруг, кроме себя!

— Ну, тебя-то сложно не заметить, — парировал Филь. — Хоть ты не бываешь дома.

Девочка порозовела и закрутилась на месте.

— Правда, красивая? — сказала она. — Руфина говорит, то ли еще будет! Говорит, я очень похожа на матушку!

Уклонясь от ее гривы черных волос, Филь тоже рассмеялся.

Габриэль в последнее время то и дело отрабатывала на нем разные штуки вроде высокомерных или томных взглядов, и у нее так лихо это получалось, что он хохотал до колик в животе. Бывало, она присоединялась к нему. После чего она обычно уматывала в те или иные гости. Ее постоянно куда-то звали. Вот и сегодня она стояла перед ним, разодетая в пух и прах.

— Филь, ну какой ты глупый! — воскликнула Габриэль разрумянившись. — Эша не находит себе места, ей тут смертельно скучно. Она извела уже всех, бубнит зачем-то целыми днями испанские слова и собралась в Старый Свет насаждать справедливость. Матушка запретила ей, тогда она засобиралась к своему отцу. Я вообще ее не понимаю! Сначала Эша впадает в беспамятство от одной лишь угрозы, что он может ее забрать, а теперь его возлюбила!

Может Эша и изводила кого, только не Филя. Она лишь спросила, что он думает, если она отправится одна в Старый Свет. Филь сказал, что тогда пусть и дрова сразу возьмет. Эша рассердилась и сказала, что на костре гореть она не желает. А Филь сказал, что в ее случае это неизбежно.

Узнав недавно, кто настоящий отец Эши, Филь заодно узнал, почему она так испугалась смерти Мастера Фе. По каким-то местным законам, пока Филя еще не приняли в семью, Лион мог явиться и забрать дочь. Так же мог сделать квестор тайдерской когорты, отец Лентолы, если бы та была несовершеннолетняя на тот момент. А детей Мастера Фе — Руфину, Габриэль и Мервина, будь он жив, забрала бы Детская Служба, если бы пожелала. Но г-жа Фе осталась бы с пенсией. Эта непонятица в семейном уложении привела к тому, что Филь уселся читать об этом, выпросив нужную книгу у г-на Петра.

Ископаемый дедушка позвал их к себе в конце первой недели.

— Черновик готов, — проскрипел он, и вымазанным чернилами пальцем ткнул в лежавший на краю стола лист бумаги. Всё остальное пространство стола занимали раскрытые на разных страницах книги. Ел Ювеналий Петра, судя по следам, на подоконнике, у которого приютился маленький табурет. На этот самый табурет любила складывать ноги г-жа Фе, когда читала здесь в кресле. Теперь ей было бы негде читать — столовая напоминала библиотеку, в которой побывали демоны. Обставленая лично хозяйкой, комната была завалена бумагой, перьями и книгами.

Г-жа Фе, однако, глазом не моргнула, чем удивила Филя. Она была требовательна к порядку, хотя без занудства Лентолы, а тут лишь молча взяла лист со стола, пробежала его глазами и передала стоявшему рядом Филю.

— Я в этом ничего не понимаю, — сказала она г-ну Петра.

Эша, прибежав на зов Филя из сада, сунулась к нему через плечо — руки у нее были в земле. Габриэль в доме не было — воспользовавшись хорошим весенним днем, девочка отправилась навестить Руфину.

— А вам и не надо, — ответил г-н Петра. — Я только показываю, что не зря ем ваши пироги, ибо в этом тексте нет ни слова, не проверенного веками, начиная с зарождения римского права. Но это только начало, я должен еще много раз проверить смысл каждого по разным источникам и удалить те из них, которые могут породить двусмысленность. От вас сейчас мне нужен только один ответ — кто наследует выгоду и бремя?

Филь не уловил смысл фразы, хотя провел уже достаточно времени с латинской заумью о семье и детях. Г-жа Фе сказала:

— Мне не нужен Хальмстем.

— Мне нужен! — встряла Эша, выступив вперед.

Она была босиком, в закатанных до колен ярко-зеленых штанах. На ее плечах болталась просторная рубаха, которую она стащила у Филя. На голове красовалась выгоревшая соломенная шляпа.

Г-жа Фе, как человек, который давным-давно высказал, что об этом думает, и потерпел поражение, более не обращала внимания, во что одевается Эша. Но г-н Петра увидел ее в таком виде впервые.

— А-а… Мнэ-э… — произнес он, затем прищурился. — Если особа настолько непривлекательна и отвратительна, что вынуждена прятаться под убогой одеждой, она должна носить с собой предупредительный колокольчик, дабы не пугать людей, — процитировал он откуда-то.

— Где твой колокольчик? — тут же поинтересовался Филь у Эши. Она треснула его по затылку и усвистала обратно в сад.

Г-жа Фе сказала:

— Простите ее, она никак не повзрослеет.

— Ничего, ничего! — успокоил ее г-н Петра. — В конце концов, сердары приучали нас к подобному девять веков, и только последние 20 лет куда-то попрятались... Итак, что вы решаете? — он перевел взгляд на Филя.

Г-жа Фе произнесла негромко:

— Габриэль и Лентола тоже хотели бы иметь возможность посещать Хальмстем, но решать тебе, коли ты это затеял.

Филь догадался, наконец, о чем идет речь — о разделении собственности на семейную и личную. По дивным местным законам это были разные вещи, и если завтра Лентола уйдет от своего стражника, то, во-первых, она не получит от него ни гроша, а во-вторых, вернется не куда-нибудь, а в этот дом, часть которого будет за ней. Пока они все не согласятся его продать.

— Владелец будет семья, — решил Филь, не в силах упустить возможность, чтобы Лентола оказалась ему в чем-то должна.

— Хорошо, — сказал г-н Петра. — Но имей в виду, единожды наследник — всегда наследник, — произнес он латинскую формулу, с которой Филь был уже знаком. Означала она, что назад дело будет не повернуть. Филь согласился.

— Тогда на этом пока всё! — Г-н Петра, кряхтя, поднялся и забрал у них бумагу. — Клемент, поди, заждался тебя. — Порывшись в завалах на столе, он выудил еще один лист из книжного месива. — Но поедешь ты к нему с другим документом...

Филь отправился на встречу с г-ном секретарем, держа в руках несколько другую версию того, с чем ознакомил их г-н Петра. Требовалось это для того, чтобы раньше времени не насторожить формулировками Эрке. Оба документа отличались буквально несколькими фразами, но и одно слово в юриспруденции, по Ювеналию Петра, могло разрушать или созидать.

Ментор Эрке, остроносый, остроглазый и такой же седой, как его предшественник, с любопытством прочитал документ. Вручив его сидевшему тут же в кабинете г-ну Клементу, он подождал, пока тот закончит, переглянулся с ним и сказал Филю:

— Начало хорошее, ждем от тебя определение собственника на следующей неделе, а потом начнем делить ответственность. Передавай привет Петра!

Филь вышел от них, соображая, кто мог разболтать секрет. Когда Ювеналий Петра появился в их доме, г-жа Фе строго-настрого приказала всем держать в тайне, кто у них гостит, и сказала это так, что даже Эша не осмелилась скорчить презрительную гримасу. Видимо, это Габриэль растрепала Руфине, а та выложила всё своему мужу.

Войдя в дом, Филь потребовал объяснений. Габриэль, однако, не думала признаваться.

— Филь, если матушка сказала, что нельзя — значит, нельзя! — воскликнула она. — Я что, по-твоему, законченная дура?

Филь не считал ее дурой, но знал, что она очень болтлива.

— Да кому, кроме тебя-то? — спросил он.

Габриэль упрямо выпятила нижнюю губу и повторила, что она тут совершенно не при чем.

— Не веришь, и не надо! — рассердилась она. — Ох уж эти мужчины!

Тряхнув гривой волос с вплетенными в нее разноцветными лентами, Габриэль задрала нос и прошествовала в свою комнату.

Высунувшаяся из кухни Эша с куском пирога в одной руке и испанским словарем в другой, сказала:

— Я знаю, кто это! Это Лентола. Она видела нашего деда, а с тех пор ни разу здесь не появилась. Разболтала своему стражнику, а тот выложил всё Клементу. Тем более, что слова с нее никто не брал.

Видимо, так оно и было, подумал Филь. Доложив г-ну Петра о результатах визита, он опять уединился с юридическим кошмаром весом с украденный им мешок флоринов. Кроме как читать, делать ему было нечего и он начинал скучать. Но на следующее утро заявился Ирений и скучать стало некогда.

— Ты совершаешь ошибку, — сказал кузнец Филю с порога. — Хальмстем и прилегающие земли — это центр имперской безопасности, хотя возможно ты этого не знал. Как таковой, он принадлежит нам всем, а общественное право не может быть изменено соглашениями частных лиц.

— Спасибо, Ирений, — произнес Филь с чувством, — ты мне очень помог. Может, расскажешь теперь, как всё же влезть на эту елку и не потерять штаны?

Г-жа Фе провела кузнеца в свой кабинет на втором этаже, далеко не такой печальный, как в Катаоке. Филь устроился в кресле напротив ее стола. Он больше не боялся ее, как в Хальмстеме, однако по-прежнему относился к ней с опаской, когда она не на шутку сердилась. Последний раз она рассердилась на него, узнав о похищении монастырского золота.

Ирений сел на стул рядом с Филем и, дождавшись, пока г-жа Фе сядет напротив, сказал:

— Если ты замыслил это серьезно, то должен смириться с тем, что Хранилище и обе Границы будут тебе неподвластны. Ты не можешь претендовать на них и на всё, что имеет отношение к охране замка и гарнизону, то есть казармы, конюшни, обе Мостовые и Дозорную башни. Ты сможешь испросить постоянное разрешение на посещение этих мест, и оно наверняка будет тебе дано, как было по факту дано, когда ты жил там. Но это не станет твоей собственностью никогда.

Речь Ирения явилась для Филя холодным душем, зато всё оказалось разложено по полочкам и об этом можно было больше не думать. Кроме внешней Границы — отдавать права на нее было жалко. Едва Филь упомянул об этом, как Ирений вздохнул, будто давно устал объяснять одно и тоже:

— Права и ответственность неразделимы. Отдавая права на пересечение Границы, ты снимаешь с себя ответственность за ее охрану. Эти права тебе всё равно не дадут, но если ты зафиксируешь их в купчей, бумага в тот же момент станет недействительной. Да я первый ее порву!

Г-жа Фе нахмурилась и, сцепив ладони в замок, положила их перед собой на стол. Это был плохой признак.

— Ирений, не надо за него решать, что важно, — сказала она. — Он успел доказать, что голова у него есть и, пусть горячая, она вполне обучаемая. Объяснись!

Кузнец ответил:

— Потому что наша безопасность ни к черту не годится! Завтра сюда может вломиться армия, уложить Хальмстемский гарнизон, маршем дойти за двое суток до Кейплига, а далее перед ними откроется вся Империя. Если в Хальмстеме успеют отправить письмо в Кейплиг и поднять тревожный штандарт для Бассана, то будет возможность избежать захвата. Но если в замок проберутся через Внутреннюю Границу, мы пропали. Пока сердары были у власти, они не спускали глаз с обеих Границ и постоянно патрулировали Периметр, а с приходом Кретона вдруг распространилась мысль, что мы тут как у Одина за пазухой!

Он хлопнул ладонью по столешнице. Филь сощурился — кузнец не ругался без серьезной причины.

— Чего ты разошелся? — поинтересовался у него Филь.

— Ирений, ты преувеличиваешь, — сказала г-жа Фе.

— Да? — усмехнулся он и спросил мальчика: — Сколько ты встретил собак в Хранилище, когда проник туда ночью два года назад?

— Ни одной, — ответил тот. — Ни собак, ни солдат.

— Пожалуйста! — сказал Ирений. — А сколько раз ты, Ария, ходила встречать отворение двери в Преддверие за одиннадцать лет?

— Раз шесть ходила, — сказала она.

— Что и требовалось доказать, — сказал Ирений. — К нам ничего не стоит проникнуть, если только знать как. Вчера я встретил у Бассана конвой заключенных из Алексы, которых должны были вышвырнуть за Врата в Старый Свет по приказу Флава, потому что у него нет денег на их содержание. Мы делали это раньше, но никогда в таких масштабах. И вот пока они шли мимо, я подумал: а что, если у кого-нибудь из них припрятана раковина и он умеет ей пользоваться?

Филь немедленно восхитился финансовым гением Флава. Госпожу Фе, судя по виду, рассуждения кузнеца испугали. Нагнав страху, Ирений без паузы перешел к тому, для чего его, собственно, позвали.

— Что ты собрался делать с Хальмстемом? — спросил он Филя. — Хочешь выжать из него доход?

— Будто ты не хочешь, — ответил Филь. — Там и твои денежки тоже закопаны!

Ирений кивнул кудлатой головой.

— Тогда нам понадобится модель, с наскоку не возьмешь, — сказал он. — Помнишь, мы строили модель молота? Тут нужна такая же, только на бумаге…

Три головы — светлая, русая и черная со следами первой седины — склонились над столом, раздумывая, как лучше им сыграть в игру под названием «Хальмстем, не ведущий к разорению семьи».