«Первая и вторая встречи с ним запомнились не так ярко, как третья, у ворот Алексы. Он двигался на нас словно пущенный по воде камень-голыш, светловолосый, курносый и взъерошенный. Этот малый так шустро переставлял ногами, что было удивительно, как он не спотыкается. И так вертел головой, что сестра испугалась за целостность его шеи. Взгляд его был прямой, но не задерживался надолго ни на чем. И обычная для него, открытая нараспашку улыбка...»

Янус Хозек, из манускрипта «Биография предательства»,

библиотека Катаоки

Обратная дорога оказалась безрадостной и тяжелой. Сначала у старой кареты сломалось колесо, едва они отъехали от Хальмстема, и им пришлось возращаться и ставить новое. К совету Филя взять запасное кучер не прислушался, и второе также сломалось, когда они проехали четверть пути. Следующая попытка, с третьим колесом и запасным на крыше, вышла удачней, но лошади успели измотаться на жаре и после Меноны еле переступали ногами.

День выпал безветреный, в жаркой карете было трудно сидеть. Не выдержав, Филь выбрался из нее и пошел пешком. Через некоторое время Габриэль присоединилась к нему. По обеим сторонам дороги тянулись припорошенные пылью кусты, а за ними — лес, которому, как дороге, не было конца и края.

В небе повисло безжалостное солнце, в воздухе — сухая пыль. Габриэль сначала долго ныла на одной ноте, но устала и потом уже шагала на голом остервенении. Они залезли в карету, только когда тени от деревьев накрыли дорогу и сделалось прохладней. В город они въехали на закате.

Ввалившись домой, Габриэль мимоходом поцеловала мать и пробормотала:

— Мамочка, я спать… Это было ужас, что такое!

Филь остался у порога, не зная как сказать госпоже о том, что Эша сбежала.

— Я уже знаю, — опередила его г-жа Фе. — Письмо от Ирения прилетело час назад. Я только не понимаю, почему.

Филь пожал плечами, не имея желания вдаваться в хальмстемские амурные перипетии.

— Тогда это кровь, — сказала г-жа Фе отворачиваясь. — Я сама в этом возрасте сбежала из отчего дома. Лишь бы она не наделала моих ошибок.

Она не оставила Филя, как тот ожидал, а пошла за ним в его комнату. Там у окна на столе лежал длинный пергамент с красной угрожающей печатью.

— Опять арестантский лист? — поинтересовался Филь хмуро.

— И опять на тебя одного, — тихо ответила г-жа Фе.

Филь взял пергамент, пробежал его глазами и спросил:

— А где это, Алекса?

— Пять дней пути на север, — сказала г-жа Фе, — зато там не бывает демонов. Я бы поехала. Я слышала, Флав собрал туда лучших профессоров, есть даже со Старого Света. Да, вот еще что...

Она протянула ему обрывок мятой упаковочной бумаги, на которой с одной стороны стоял адрес, начертанный угольным карандашом: «Николай Эймерик, Париж, Сорбонна». На другой чернилами размашисто было выведено на латыни: «Я буду помнить».

— Это расписка в получении Арпониса, — сказала г-жа Фе.

Филь поблагодарил ее, сунул обрывок в карман, скатал пергамент с печатью и покинул дом. Это становилось дурной традицией посещать Кейплигский замок во взвинченном состоянии, только что он мог с этим поделать.

В другое время он бы посмеялся, увидев, что шапка пергамента «Подлежит немедленному препровождению в тюрьму Алекса и содержанию там на срок до ... года» зачеркнута, а вместо нее чернилами сверху исправлено на «Зачислен в Государственную Императорскую Лабораторию «Алекса» на полное содержание сроком на три года». Далее шел нетронутый список, что арестанту следует взять с собой. Внизу красовалась подпись г-на Клемента.

На посту у ворот замка, не желая тратить время на объяснения кто он и куда идет, Филь прежде всего сунул нос в книгу постоянных посетителей. Обнаружив в ней свое имя, он почти не удивился. Бородатый стражник с алебардой сказал, не веря своим глазам:

— Тут указание: «пропускать по первому требованию». Важная персона, что ли?

Филь проговорил устало:

— Разобьешь там столько же горшков, сколько я, и тебя станут пропускать.

В полутемном кабинете секретаря Филь, едва поздоровавшись, развернул пергамент с печатью.

— Мне надо такой же для Габриэль, — сказал он. — Мы с ней одного возраста, почему принесли только мне?

Глянув мельком на документ, г-н секретарь ответил:

— Потому что император Флав не любит тратить деньги на тупиц. А твоя младшая сестра… не очень острого ума.

Качаясь от усталости, Филь был не в силах спорить. Он положил пергамент на стол и пошел к дверям.

— Ты так и уйдешь? — удивленно спросил его г-н Клемент. — Это будет не самое умное твое решение!

Кивнув, Филь вышел из кабинета. Теперь, что бы ни случилось, он вправе был сказать Габриэль «Я сделал всё, что мог».

Г-н секретарь прокричал ему в спину:

— Ты не только дерзкий и неучтивый, ты еще упрямый, как баран!

Оставленный секретарю пергамент вернулся на следующий день с таким же для Габриэль. Девочка, не решив еще, поедет ли, запрыгала от радости:

— Ой, покажи! Покажи… Прямо любопытно до ужаса! Ты за этим и ходил в Кейплиг на ночь глядя, чтобы они не забыли мне прислать?

— Ага, — ответил Филь улыбаясь. — Я не хотел завязывать твои косы морским узлом!

***

На второй день пути поля и перелески закончились, лес встал стеной вдоль дороги. Выросшему в прибрежной полосе Филю не доводилось еще видеть подобных лесов. Холмы, низины и пологие горы сменяли друг друга, синее небо становилось звездным, и снова наступал рассвет, а сросшиеся ветвями ели тянулись и тянулись мимо бесконечной полосой, всё теснее прижимаясь к дороге.

Когда они спускались в низину, из чащобы тянуло сыростью и мраком. На буграх, где солнца было больше, пахло хвоей и смолой. Временами в глубине леса раздавались тоскливые птичьи крики. Дикие кабаны неспешно пересекали дорогу под носом лошадей. Ближе к ночи в лесу начинали хрустеть, ворочаться и взревывать. А ночевки за крепкими заборами редких застав с единственным одичалым смотрителем неизменно сопровождал протяжный волчий вой.

К обеду пятого дня лес изменился. Сросшиеся ели уступили место соснам, между ними появились просветы, и лес превратился в сосновый бор. Из него скоро поднялся пологий холм, опоясанный мощным забором из гигантских почерневших бревен. У подножия холма текла речка. За забором виднелись дощатые крыши, обступившие сложенное из камня узкое высокое строение.

Дорога пересекла возделанные поля, разбитые вокруг холма, и уперлась в феноментальной величины ворота, висевшие на петлях в пуд весом. Левая воротина была настежь открыта. На правой висела доска с какой-то надписью. Перед воротами трава была вытоптана копытами коней и прибита колесами экипажей, коих собралось тут множество. Это был поезд, с которым Филь и Габриэль должны были прибыть, но вынуждены были воспользоваться наемной каретой — Габриэль слишком долго решала, ехать ей или нет, и они опоздали. Судя по отсутствию вокруг людей и лошадей, опоздали они изрядно.

У ворот их поджидал невысокий изящный человек в кремовом плаще и в сером берете, сдвинутом на ухо. Дождавшись, когда Филь с Габриэль выберутся из кареты, он сказал с достоинством:

— Прошу прощения. Габриэль и Филь Фе, как я понимаю? Пожалуйста, оставьте свой багаж здесь, его доставят отдельно, а вам следует торопиться.

Габриэль немедленно завертела головой, заметила кривую надпись на доске «Тюремное поселение Алекса» и заробела. Человек в плаще взял ее за руку.

— Не бойся, — успокоил он, — мы просто не успели ее сменить. Меня зовут ректор Иллуги, я новый начальник этого места и, смею надеятся, вместе нам удастся превратить его в нечто, достойное нового названия. Пойдем.

Оставив Габриэль с ним, Филь самостоятельно устремился вперед. За бревенчатыми стенами он увидел обширную площадь, заросшую травой, с вымощенными камнем дорожками. В глубине площади рос то ли дуб, то ли клен, необъятный, приземистый, с густой раскидистой кроной. Под ним собралось около сотни детей, слушая седого, тощего, одетого во всё черное человека, взобравшегося на деревянную колоду. К колоде был прислонен топор.

Филь поспешил на площадь, но чуть не упал, столкнувшись с вынырнувшим вдруг из-за ворот босоногим парнишкой с пробивающимся пухом на подбородке. Лицо у него было круглое и конопатое, грязные льняные волосы торчали во все стороны. Руки его были также в грязи, ноги покрывала густая пыль. Одет он был в просторную холщовую рубаху с дырой на боку. Короткие штаны до колен висели у него сзади мешком, держась на одинокой лямке, переброшенной через плечо.

— Куда несесся? — проговорил он нравоучительно, отскакивая в последний момент в сторону. — Под ноги надо глядеть. Торопыга. Даже лошади тут, бывает, спотыкаются.

Обе стороны смерили друг друга беглыми взглядами.

— Сильно дурак, что не смотришь, — продолжал поучать парнишка. — Угодишь в выбоину между булыжниками, лоб расшибешь.

Между полустертыми булыжниками в самом деле имелись глубокие выбоины, заросшие густой травой. Филь хотел было огрызнуться, но успел сообразить, что перед ним помощник конюха или поваренок, или еще какой местный служка. Короче, весьма полезное знакомство

— Спасибо за совет, — буркнул он, всё еще торопясь услышать, о чем разглогольствует господин, смахивающий на грифа. Перемежая речь латынью, тот рассказывал что-то интересное, судя по лицам собравшихся. Колода, с которой он вещал, небрежно опираясь одной рукой на блестящую рукоять топора, явно служила совсем недавно плахой.

Филь отвел глаза от зловещего инструмента, а в следующую секунду он уже невольно изменил направление движения, разглядев жидкую лепешку из-под коровы, ту самую, которая три года назад у Сенного озера с апломбом поведала ему, как делают Открывающий Путь. Успев сильно вытянуться за три года, франт стоял неподалеку от толпы в обществе двух девиц.

У одной из них были жидкие светлые волосы и довольно грустное длинное лицо. А вторая была та, которая так внимательно наблюдала когда-то за акробатическими упражнениями Филя в воде. Прямой осанкой она напоминала госпожу Фе, правильностью черт лица — Лентолу. Девушка пристально смотрела на стремительно приближающегося к ним Филя и, не отводя взгляда, что-то быстро говорила, улыбаясь, склонившемуся к ней франту. Тот тоже улыбался, довольно ехидно, чем окончательно вывел Филя из себя.

— Ты не над этим смеешься, умник? — Филь с разбегу сунул ему под нос правый кулак. Кожа его была вся покрыта ссадинами после целого лета в Хальмстеме, но так и не загорела. — Давая советы другим, сначала узнай сам, как это делается, пустозвон!

Франт ничуть не смутился.

— Ты узнал, я полагаю? — вежливо поинтересовался он. Его собеседница, откинув с лица прядь прямых каштановых волос, нахмурила брови.

— Ян, кто это? — спросила она, смерив Филя неприязненным взглядом широко расставленных зеленых глаз. — Ты его знаешь?

— Ты его тоже знаешь, — ответил франт надменно. — Помнишь водного клоуна, который когда-то тебя удивил? Судя по его кулаку, он еще и невоспитанный драчун. Хочешь помериться силами? — осведомился он у Филя.

— Давай! — с готовностью подтвердил тот.

Светловолосая девочка тихо заметила:

— Судя по другой его ладони, эта рука у него больная.

Франт недолго думал, что это может означать.

— Так ведь я предлагал ему зачерпнуть, а не полоскать раковину в Сотерисе, — бросил он насмешливо. — Моей вины тут нет.

— А я тебя и с больной рукой вздую! — беря его за грудки, угрожающе проговорил Филь.

Тут произошло сразу две вещи: обе девицы, как по команде, придвинулись к франту, а от колоды раздался голос седого господина:

— Вот хороший пример, как мы узнаем осла по ушам, — произнес он на латыни. — Обратите внимание на этих двух забияк, приехавших сюда изучать науки!

После Ювеналия Петра, Филю не было нужды учиться распознавать латинские поговорки. Повернув голову, он запальчиво ответил тоже на латыни:

— Смелость города берет!

Он замечательно ухватился за франта и оставалось лишь толкнуть его…

— Возможно, — опять встрял седой господин со своей латынью. — Но под этим знаменем тебе не победить науку, как и твоему оппоненту.

Франт, не раздумывая, ответил, словно не замечая, что его крепко держат за бока:

— Пока дышу — надеюсь!

Эта короткая дуэль привела «грифа» в веселое настроение. С усмешкой, он сказал кому-то позади Филя:

— Ректор, если позволите, я забираю этих двоих себе.

Зеленоглазая девица неожиданно ойкнула и, схватив недавних противников за руки, растащила их по обе стороны от себя.

— Как вам будет угодно, профессор Лонерган, — невозмутимо ответил ректор Иллуги, появившись словно из воздуха, всё еще держа за руку Габриэль. — Полагаю, вам будет проще занять их, чтобы у них не оставалось времени на рукопашные баталии.

Глаза Габриэль сияли, а лицо горело от смущения, что ее ведет за руку такой важный господин. Она была вся какая-то разноцветная. Покидая за ректором место стычки, она благосклонно махнула в сторону Филя ресницами, а затем недобро прищурилась на франта.

— Какая поразительно красивая грозная девочка, — пробормотал тот, глядя ей вслед. — Кто она такая?

— Это моя сестра Габриэль, — сказал Филь, расползаясь в улыбке, узнав один из взглядов, которые Габриэль отрабатывала на нем весной.

— Ну, — задумчиво протянул франт, — выражением лица вы схожи, да, а вот что касается остального… Хотя кто бы говорил, — оборвал он себя, заметив, что профессор Лонерган уже спрыгнул с колоды и направляется к ним.

Лицо профессора было смуглое, будто высеченное из камня, с прямым носом и широким ртом.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Филь Фе, — ответил Филь и услышал, как кто-то из девиц вдруг сдавленно ахнул. Франт покосился на него с недоверием и в свою очередь ответил:

— Янус Хозек. А также мои сестры Анастасия и Меттина, — показал он сначала на светловолосую, затем на зеленоглазую.

— Ваши сестры мне не интересны, — произнес профессор отрывисто. — Наш император, может, и сошел с ума, устраивая здесь смешанное обучение, но я еще нет. Жду вас в своей лаборатории через час. Где она, найдете сами, а также, где вам сегодня есть и спать. Если вы решили, что мои объяснения вас не касаются, то должны быть достаточно умны, чтобы самим разобраться, где тут что и как!

Он обогнул редеющую толпу, которая растекалась с площади ручейками по дорожкам, и скрылся из виду. Проследив за ним взглядом, Филь внимательно оглядел вытянувшиеся рядами трехэтажные срубы из толстенных бревен с узкими окнами, и тут услышал позади себя негромкий голос Меттины:

— Гм… Значит, вот ты какой. А мы-то голову сломали, как ты можешь выглядеть с таким послужным списком.

Филь оборотился и увидел, что девушка улыбается, а глаза ее смеются.

— Мета, — сказала она и присела перед ним в реверансе. — Рада встрече!

Ее сестра последовала за ней, тоже глядя на Филя во все глаза.

— Анастасия... Но лучше Анна.

Франт протянул руку:

— Зови меня Ян. Надо же, мне и в голову не пришло, что Хальмстемский найденыш и ты — это один и тот же человек!

Филь почувствовал, что у него путается в голове.

Тихим мелодичным голосом Анна пояснила:

— Наш папа — глава имперского архива. Его сразил твой допрос эмпаротом, который продолжался целую неделю и в котором описывалась почти вся твоя жизнь, и он скопировал его для нас. Это, конечно, противозаконно, но он не устоял.

Филь покраснел, как вареный рак, судорожно перебирая в уме, что могло оказаться в том допросе. До сего дня он был уверен, что, исключая семью Фе, никто посторонний его не читал.

— Не вижу причины смущаться, — мягко сказала ему Мета.

Ян хлопнул его по плечу:

— Ты же второй год подряд наш герой!

Филь окончательно превратился в пламенеющий костер.

— А после того, — поинтересовалась Анна, — ты больше ничего нового не натворил?

— Я… — пробормотал Филь растерянно. — Еще я помог императору разрушить Хальмстем.

Ян совершенно по-разбойничьи присвистнул.

— А потом купил его, как мы слышали, — сказала Мета.

Филь только молча кивнул.

— И всё это за последние три года! — вздохнул Ян с откровенной завистью.

Филь, наконец, сумел побороть смущение и азартно улыбнулся:

— Я думаю, здесь мы тоже без труда найдем, чем заняться!

Почувствовав, что у него появилось целых трое новых друзей, он рассмеялся, так ему стало вдруг хорошо. А ведь это самое главное — не правда ли? — особенно, если всё начинается плохо.

январь 2009 г. – февраль 2010 г.

Конец 4-й книги.

Автор: Таланов Дмитрий Валерьевич

Художник: Зубова Юлия Сергеевна