Кухню освещал тусклый умирающий огонь в печи. Филь оставил дверь открытой и потянул носом воздух. Пахло чем-то вкусным, хотя чем именно, было трудно разобрать в темноте.

Филь повернул на запах и, шаря руками вокруг, наткнулся на висевшие под потолком на жерди колбасы. Их было немало, потому что Мастер обожал колбасу со шпиком и пряностями и её готовили для него впрок. Филь тоже её любил и с силой потянул одну для себя, но вместо круга колбасы на него упала вся жердь. Филь снял с неё одну колбасу и сунул её в печь.

Рядом стоял ларь с караваями душистого хлеба. Филь отломил горбушку и, пройдясь невольно по колбасе, разыскал корзину со свежими помидорами. Сложив с полдюжины в подол рубахи, он высыпал их на стол у окна, достал колбасу из печи и принялся ужинать. Покончив с едой, он забрался на стол, подложил ладони под щеку и удовлетворенно заснул.

Хальмстемский «юридический казус» доставил ему неприятности со стороны, с которой он их не ожидал: во всем замке не было места, где он мог спокойно поспать.

В день приезда после получения выговора от Мастера за то, что не сразу доложил о своем появлении, Руфина препроводила Филя в его комнату, которая была расположена там же, где прежняя. Обрадованный Филь толкнул низкую дверь и шагнул внутрь, будто вернулся домой, но через секунду вышел — в темном душном помещении не было окна. В стене зияла только маленькая квадратная отдушина под потолком.

— Руфина, я там спать не буду, — твердо произнес он. — Найди мне что-нибудь с окном!

Она вздохнула:

— Филь, в замке всё занято. Даже я сплю с нянькой и Амалией в одной комнате, потому и ем как ненормальная. Как она заорет, так сразу хочется съесть что-нибудь.

Флав назвал свою дочь Амальфеей, но Руфина звала её Амалией. Филь спросил:

— А в казармах?

— В казармах тоже нет лишних мест, на них спят десятники рабочих, а рабочие ночуют в срубах за мостом. Тебе не найти другого места в Хальмстеме.

— Найду! — с уверенностью заявил Филь и бросился на поиски.

Но с наступлением ночи его уверенность поувяла: в готовой части замка он не нашел ни одного свободного уголка. В конюшне он наткнулся на крысу и решил, что лучше тогда спать под открытым небом. К тому же решению Филь пришел в кузне, где знакомый ему идеальный порядок был разрушен новым кузнецом, рыжим Ньялом (конченым пьяницей, по утверждению Ирения), в воздухе пахло брагой, а на дощатом полу виднелась засохшая лужа блевотины.

Когда на стенах замка загорелись факелы, Филь, скрепив сердце, пошел искать Мастера. Он долго шарашился по второму этажу, где когда-то находился кабинет господина Фе, не зная, в какую из дверей стучать, пока за одной из них не услышал младенческий крик. На стук ему открыла курносая девушка с тяжелыми косами соломенного цвета и усыпанным веснушками лицом. Филь узнал в ней Бренду, которая выхаживала его когда-то в Катаоке.

— Ой, — сказала она при виде его. — Ой, какие гости… Госпожа Руфина, к вам брат пришел! — закричала она, метнувшись обратно в комнату, освещенную дюжиной свечей. — Тот самый, который нырнул в Сотерис, помните?

Филь без приглашения шагнул через порог и вздохнул от зависти: в этой комнате можно было смело устраивать балы. В ней имелось аж три больших окна, одно из которых выходило на море, а два других смотрели в сторону бывшего сада. Лучше этой комнаты была, пожалуй, лишь императорская опочивальня в Кейплиге, в которой Филь однажды устроил разгром.

В комнате стояли две просторные кровати, люлька и два кресла, придвинутых к большому столу, украшенному корзинами фруктов и разной стряпней. В одном из кресел сидела Руфина в домашнем платье и держала на руках брыкастый горластый комочек, пытаясь накормить его из огромной груди. Филю стало страшно за младенца, которого было легко прихлопнуть насмерть этой штукой, но потом Руфина запахнулась, встала и протянула дочь Бренде.

— Не нашел? — спросила она, оборачиваясь, заметив, с каким выражением он смотрит на неё, и ошибочно принимая его испуг за разочарование. — А я что говорила?

— Руфина, скажи, где кабинет Мастера? — хмуро поинтересовался Филь.

Она грустно улыбнулась.

— У тебя ничего не выйдет, Тиаго с Лентолой с одного куста ягоды. Это на третьем этаже, через одну дверь от правой боковой лестницы, первая будет её кабинет, вторая — его.

Кабинет Мастера прибавил в размерах в сравнении со старым, сверкая новизной, но выглядел необжитым. Книжные стеллажи у стены стояли пустые. На большом столе, кроме чернильницы, лежала пара листов бумаги. Сидя в кресле, Мастер что-то быстро писал в одном из них.

Уткнувшись взглядом в прозрачные глаза, Филь сообразил, что забыл постучаться, но извиняться не захотел.

— В моей комнате нет окна, — сказал он с порога, — в ней душно, я не могу там спать!

Нервный тик правого века Мастера усилился. Он поставил перо в чернильницу и сложил руки на груди камзола.

— В твоей комнате нет окна, — сказал он, — потому что архитектор прошляпил это, когда строители прошлой осенью выкладывали ту стену, а исправлять это поздно. Мы не можем начинать ломать камень в пять локтей толщины только потому, что кому-то не хватает свежего воздуха. Тебе придется с этим смириться.

Филь выругал про себя Андреа, который тем летом крутил здесь любовь с Эшей и забросил работу, а потом, видать, ему совсем отбило соображение, когда она сбежала.

— Прикажите прорубить окно, или я сам прикажу, — мрачно проговорил Филь. — Та стена выходит на галерею, а моя комната на первом этаже, и сделать в ней окно ничего не стоит.

Он упрямо выпятил челюсть. Мастер сделал то же со своей, довольно массивной.

— Отдать такой приказ могу только я, — сказал он. — А я уже высказал свое мнение и менять его не собираюсь. Иди спи там, куда тебя определили, другого места тебе не найти.

— Это мы еще посмотрим, — сказал Филь вместо прощания.

Эта ночь далась ему тяжелее всего. Он пробовал забраться на крышу Дозорной башни, но вход туда оказался заложен — видимо, внутри еще не всё было закончено. Тогда он поднялся на Мостовую, но там стоял солдат на посту.

В конце концов, Филь упал от усталости на плиты обзорной площадки, слушая шум моря, и там заснул. Проснулся он от утреннего холода и тут же заснул опять, согретый первыми лучами солнца. Разбудил его Мастер, взбешенный тем, что Филь проспал всё утро, выглядит как дервиш, не занимается тем, для чего его послали, и вообще подает дурной пример рабочим.

Проклевав весь день носом, Филь вечером спустился «усом» до берега и продремал там до глубокой ночи. Взлетев обратно на башню, он до смерти перепугал стоявшего на ней постового. Забрав в злосчастной комнате теплую одежду из сундука, который кто-то успел основательно переворошить, он снова устроился спать на обзорной площадке. Разбудил его опять Мастер, который написал на него рапорт господину секретарю.

Филь пробовал устроить себе лежбище в лесу, но спать там было страшно, а его ночные шарахания по кустам разбудили рабочих, и он едва не получил от одного из них палкой по голове. Мастер не преминул и это вставить в рапорт. Следующие два дня Филь опять спал на площадке, пока Мастер не поставил там пост. А сегодня Филь добрался до кухни. На сей раз его для разнообразия разбудил визг кухарки.

— Убили! — вопила она, бегая заполошно по двору. — Лежит на столе, голова разбита, лицо в крови! А-а!

Впервые выспавшись как следует, Филь сел на столе, соображая, кого убили, где убили и чем так странно стянуло кожу на его голове. Проведя рукой по волосам, он снял с них помидорный ошметок. Незамеченный в темноте помидор лежал раздавленный на столе.

Филь не успел убраться с кухни, как в неё влетел Мастер.

— Так, — сказал он, завидев виновника.

От вида давленой колбасы на полу, павшей жертвой Филя, по лицу Мастера пробежала тень. Развернувшись на каблуках, он покинул кухню. Через час от Мостовой башни в небо взвился сокол и стрелой понесся в сторону Кейплига. Заканчивая проверку первого замеса, Филь сжался от нехороших предчувствий: сокола в Хальмстеме использовали для срочной имперской почты.

Не признаваясь себе, что испуган, он весь день, как мог, следовал глазами за Мастером, желая не пропустить момент, когда тот получит ответ.

Ответ прибыл после обеда. Мастер прочитал его, нахмурился, перечитал еще раз и, смяв письмо в кулаке, запустил комочком бумаги в кучу строительного мусора у западной Мостовой. Подождав, пока он отойдет подальше, а солдат с соколом войдет в восточную Мостовую, где был птичник, Филь побежал к башне.

Развернув дрожащими руками письмо, он выдохнул с облегчением. «ПУСТЬ СПИТ ГДЕ ХОЧЕТ», — гласила размашистая надпись, сделанная печатными буквами пером, которое почти продрало насквозь бумагу.

Выбор между окном и обзорной площадкой Мастер сделал быстро. Филь только успел вернуться на место к растворным чанам, как Андреа уже показывал двум молотобойцам где и какие камни им следует выломать из стены.

За ужином Мастер посмотрел на Филя долгим взглядом и сказал то ли угрюмо, то ли угрожающе:

— Я принял решение уступить, ты получишь окно. Ты видел, его начали делать. Проем закончат завтра, рамой закроют послезавтра. Надеюсь, ты удовлетворен теперь и станешь лучше делать свою работу, не тратя время на поиски, где поспать.

— Я не привык плохо делать свою работу! — вспыхнул Филь.

— Я тоже, — сказал Мастер. — Значит, договорились.

Ужин проходил в комнате, расположенной на втором этаже напротив спальни Руфины, такой же большой, только еще не отделанной, с голыми стенами и полом. Зануда Мастер требовал присутствия всех членов семьи Фе за обедом и ужином, сам восседая во главе, а Филя помещал с противоположной стороны стола. Поэтому тот видел перед собой всех как на ладони и заметил, что Лентола осталась недовольна решением мужа. Зато Руфина расцвела, хотя её румянец и так уже был яркий. Филь разулыбался в ответ, ничуть не расстроенный тем, что в эту ночь ему опять придется искать себе пристанище.

По некоторому размышлению он решил, что лучше не дразнить Мастера своим присутствием в замке ночью. Леса он боялся и поэтому задумал прогуляться к Бассану, в сторону, противоположную тому, где начиналась Кейплигская дорога. Деревья там отступали от берега дальше и полоса песка превращалась в дюны. Торопясь разыскать для себя местечко получше, Филь сразу после ужина, захватив с собой ученический плащ, зашагал в сторону почти спрятавшегося за горизонтом солнца.

Углубившись в дюны, он выкопал в песке нору, забрался в неё и завернулся в плащ, торопясь использовать последние теплые пару часов, чтобы покрепче заснуть.

Проснулся он от наступившей глубокой тишины. Исчез даже шум прибоя. Боясь пошевелиться, Филь открыл глаза, ожидая увидеть над собой склонившуюся к нему какую-нибудь зверюгу, но увидел только серое предрассветное небо. И всё же ему было так страшно, что ужас сковал его тело.

Тут рядом с ним что-то хрипло мяукнуло, и в лицо ему дунуло горячим, колким от песка ветром. Свихнувшейся юкой Филь вскочил на ноги. Он закрутился на месте, выискивая врага, приготовившись дорого отдать свою жизнь. Зверей он не обнаружил, но увидел тело юноши в черных штанах и камзоле, катящееся кубарем по песку. От его одежды вверх поднимался дым.

Филь сорвал с себя плащ и бросился к юноше, сбивая с него язычки пламени. Размахивая руками, тот что-то кричал на языке, в котором Филь разобрал пару знакомых ему французских слов, кажется, ругаясь.

Не желая попадать под бешено мелькающие кулаки, Филь бросил плащ и, поймав момент, изо всех сил заехал драчуну сандалией по заднице, послав его рыбкой в море. Но тот и там продолжал остервенело драться с воображаемым противником, пока не глотнул как следует воды.

Закашлявшись, драчун погрузился в воду и появился вновь, уже успокоившись. Он повел коротко стриженой головой и потрясенно открыл рот при виде Хальмстема. Потом повернулся к Филю и, казалось, удивился еще больше.

Под одним из его выразительных серых глаз красовался здоровенный синяк. Другой глаз вдруг съехал к переносице, и у Филя чуть не подогнулись колени.

— Эша, — прошептал он. — ЭША?!

Он бросился вперед, раздвигая волны, и сжал её в объятиях, потом схватил за плечи, не понимая, как она здесь очутилась и сомневаясь, что это она.

Эша сбивчиво пробормотала, шаря глазами по его лицу, как она одна умела это делать:

— З-заклинаю тебя, н-никогда не крути любовь с чистокровным сердаром… Твои д-дети будут всю жизнь несчастны!

Теперь Филь точно знал, что перед ним Эша. К чему она это сказала, для чего, он ничегошеньки не понял. А она выбрала не самый лучший момент, чтобы закатить глаза и обвиснуть в его руках.

Пыхтя, Филь вытащил её из воды и уложил на песок. Бодрящий утренний ветерок вынудил его думать, как им добраться до замка, чтобы побыстрей переодеться. Не придумав ничего другого, Филь влез в свой плащ и вскинул Эшу на руки.

От неё шел крепкий запах залитого водой костра, но ожогов на лице не было. Нести её, казалось, будет не тяжело: она была всё такая же тощая и разве что неожиданно мягкая в некоторых местах. Но семнадцатилетняя Эша весила никак не меньше Филя, и он далеко не ушел. Опустив её на песок, он сел рядом, тяжело отдуваясь. Пока он раздумывал, не сбегать ли ему до замка за помощью, она очнулась.

— Не вовремя я решила вздремнуть, — сказала она, поморгала и скосилась на Филя. — Толком ничего не жрала последнюю неделю, вот и клонит в сон!

Эша, которую Филь знал ранее, не употребляла слов вроде «жрать». Видать, нравы Старого Света оказали на неё свое воздействие. На одежде это тоже сказалось: в какие бы странные наряды она ни рядилась, они всегда были целые и чистые. А её сегодняшний костюм выглядел так, словно его первый владелец родился еще в прошлом веке, заношенный и заштопанный во многих местах. На ногах были дешевой выделки сапоги.

Успев прийти в себя, Филь заторопился, сообразив, что появление такой Эши в Хальмстеме в присутствии Лентолы сулит ему небывалое развлечение. Не всё же ей на него спускать собак, пусть попробует сразиться со своей единоутробной сестрой! Только у Филя были сомнения, что Эшу удастся заманить в замок.

— Правильно, — сказал он поднимаясь, — пошли-ка, поедим! Завтрак сразу после рассвета, мы как раз успеем. Слушай, а откуда ты вывалилась и почему на тебе всё горело? Угодила всё ж таки на костер, да? И где ты была весь этот год? Твоя мать недавно снарядила за тобой поисковую партию и я думаю, что твой отец в ней.

Она вскочила следом и, стряхнув с головы песок, одернула на себе ветхий, побуревший от жара камзол. За то время, что они не виделись, Эша стала на голову выше Филя и еще больше похорошела, невзирая на сумасшедшую прическу. Но к её измывательствам над своими волосами он привык еще со времен первого Хальмстема. Новым явилось то, что в этой Эше внутри чувствовалась сжатая пружина, чего не было в той.

— А ты всё такой же, — хмыкнула она. — Ни слова приветствия, даже короткого «здрасте», и сразу к делу!

— А с чего мне меняться? — сказал Филь, который начал основательно замерзать. — Я не шатался неизвестно где целый год. Я на твои поиски отдал 12 империалов, весь свой наличный и оборотный капитал, поэтому рассказывай!

Он шагнул к замку, ожидающе обернувшись, но Эша не торопилась, задумчиво глядя себе за спину. Решив, видимо, что выбора у неё нет, она наконец присоединилась к нему.

— Прежде всего, — бросила она с вызовом, — коли ты оплатил прогулку моего папочки по Старому Свету, то сам и виноват. Я не просила себя искать. Во-вторых, я много где побывала за год, но тебе это будет неинтересно. В-третьих, я угодила не на костер, которым ты не устаешь меня пугать, а в пустой коровник одной французской деревни. А что ты сам тут делаешь в такое время дня?

— Это тебе будет неинтересно, — не преминул отплатить Филь. — Эша, а кто тебя загнал в коровник, монахи?

Она скривилась, словно воспоминания о монахах ей досаждали.

— Хуже, крестьяне! Вызнали, что я женщина, и подпалили коровник, где я спряталась. Я им еще покажу, когда вернусь! — Эша принялась шарить по камзолу и, только обнаружив в зашнурованном кармане невредимую раковину, успокоилась. — Думаю, я прошла сюда через Врата, но не помню, чтобы доставала раковину. Я была так потрясена предательством своего спутника, что ничего не соображала, пока на мне не занялась одежда.

— Действительно, как тут убережешься, — ухмыляясь, проворчал Филь. — Я говорил, что если хочешь носить мужскую одежду в Старом Свете, носи тогда сразу и дрова!

Эша не рассердилась против обыкновения на его намек, что не миновать ей в Старом Свете костра. Вместо этого она сказала, сопровождая свои слова многозначительным взглядом:

— Филь, женская душа изначально находится в лапах чертей. Ты где-нибудь читал про то, что дьявол пытается купить женскую душу? Нет, потому что с его стороны это было бы бессмысленное действие — мы бы рады отдать, да нечего. И по ту сторону Границы это всем известно. Так что я ношу мужскую одежду из соображений безопасности, в юбках там немного сделаешь.

Над горизонтом показалось долгожданное солнышко. Филь перестал трястись и пошел веселей.

— Ага, — сказал он, — но что ты там всё-таки делала и зачем ты собралась возвращаться?

— Я хочу поднять восстание, — ответила Эша, — мне отвратительны их дворяне. Ничего ровным счетом не делают, только насильничают и выбивают оброки с крестьян с помощью плетей и пыток. Хочу на примере показать, что нет причин бояться дворянства и что его можно победить даже вилами с топорами.

Филь перепугался: до сегодняшнего дня он думать не смел, что Эша замахнется на подобное.

— Тебя же повесят на первой осине!

— А я тогда прокричу им такое пророчество, которое переживет меня и обязательно сбудется, — сказала она беззаботно.

Судя по её довольному виду, она всё продумала, и отговаривать её было — только зря сотрясать воздух. Но если она тешила себя мыслью, что ей долго удастся обманывать крестьян, Филь обязан был открыть ей глаза и тем самым продлить её дни.

— Ты выглядишь как паж, за тобой не пойдут! И некоторые выпуклости тебе надо спрятать под чем-нибудь серьезней этого камзола, а то их только слепой не заметит.

Эша оглядела себя спереди и пожала плечами.

— Нет, Филь, это только ты такой глазастый!

Он подумал, как еще наставить её на путь истинный, и ничего не придумал.

— Может быть… но ты бы видела, что выросло у Руфины! За ней если пойдут, это будет стадо коров.

Закинув голову, Эша расхохоталась:

— Да, а с чего? Она что, недавно родила? Руфина всегда была крупная, может, поэтому.

— Так точно, — подтвердил Филь. — Дочь.

— А как она её назвала?

— Амальфея, Флав так назвал.

Эша опять рассмеялась:

— Ой, это же имя козы, вскормившей Зевса! Интересно, Руфина поняла шутку мужа?

— Спроси её сама, она в замке.

— Руфина в замке?

Ловушка почти захлопнулась. Острым глазом моряка Филь видел то, что не видела Эша: Лентола, которую черти подняли спозаранку, появилась на мосту с листом бумаги и вручила его поджидавшему её сержанту Коди. Филь был знаком с сержантом еще со старого Хальмстема и слышал, что тот способен запомнить человека с одного взгляда. Поэтому ему было поручено следить, чтобы в замок не проскользнул чужак. Список людей, которых следует ожидать на сегодня, обычно выносил Мастер.

— Андреа тоже там, — сказал Филь, выигрывая время.

Эша сразу заскучала.

— Следовало ожидать, — произнесла она без выражения. — А кто еще, не сам же Флав в таком бардаке? Мастер Лерер, возможно, его супруга?

— Мастер де Хавелок, — поправил её Филь.

Замок проснулся, между срубами к небу взвились костры. Рабочие высыпали наружу, по мосту заторопились десятники. Лентола посторонилась, давая им дорогу, и застыла столбом, увидев сразу двух своих нелюбимых родственников.

— Ну, спасибо тебе, братик, — прошипела Эша, спотыкнувшись на ровном месте, и наградила Филя пристальным взглядом. — Обвел ты меня вокруг пальца! Надеешься на представление?

— А как же!

Он не счел нужным скрывать это теперь, когда знал, что Эша не убежит. Он был уверен, что она не захочет терять лицо перед старшей сестрой. Лентола тем временем повернулась и взбежала по мосту, исчезнув из виду.

Проводив её взглядом, Эша пробормотала:

— Сразу говори, чего еще ждать. Куда она понеслась?

— Я думаю, предупредить Руфину. Еще Мастера и кухню, что у нас гости и нужен еще один столовый прибор. Зато Руфина не будет бросаться на тебя со слезами в присутствии Мастера, если мы первыми доберемся до столовой.

Эша вздохнула.

— Стратег… Ладно, согласна выдержать один плотный завтрак с лекцией «Живешь ты, Эша Фе, неправильно!», если мне дадут новую одежду, но сразу после я исчезну. Скажи спасибо, что я наткнулась на тебя, а не то, увидев Лентолу, я поплыла бы в открытое море.

Решительно шагая, она поднялась по мосту, снисходительно кивнув по пути сержанту Коди. Узнав в ней худую, как палка, девочку, жившую здесь когда-то, тот застыл потрясенный.

Во дворе, окинув взглядом замок, Эша вполголоса заметила:

— А он мне нравится… Андреа всё-таки большой талант!

Как из-под земли перед ними появился сам Андреа со свертком чертежей под мышкой и графитовым стилом в руке. Черные глаза итальянца вспыхнули от радости, он весь подался вперед. Но если он надеялся, что Эша забудет покушение на себя, то ошибался.

— Здравствуй, Андреа, — не уменьшая шаг, бросила она сухо.

— Здравствуй…те, — потерянно произнес он, провожая её тоскливым взглядом.

В замке, поднимаясь за Филем по лестнице, Эша сдержанно сказала:

— Я когда увидела тебя на берегу, мне пришло в голову, что все мои беды от папочки. Сердарская кровь дает ощущение, что ты видишь людей насквозь, но, являясь по сути недоделанным сердаром, рано или поздно совершаешь ошибку, которая с размаху лупит тебя по голове.

В коридоре второго этажа, энергично топая, мимо них пробежала кухарка с огромным подносом в вытянутых руках. За ней следом несся запах свежеразогретых пирогов, которые вчера подавали на ужин. Эша зажмурилась и направилась за кухаркой, как крыса за дудочкой. Филь открыл перед ней двери столовой, чтобы она не ткнулась в них лбом. Как оказалось, их уже ждали.

Горячий обмен репликами, происходивший между Лентолой и Руфиной, оборвался. Руфина настаивала, что надо немедленно бежать вниз встречать сестру, но Лентола возражала, что Эша не одна, а с Филем, и тот непременно приведет её сюда.

Мастер сразу поднялся из-за стола и поклонился. Эша отвесила в ответ поклон, подходящий скорее кавалеру.

Глаза Руфины блеснули опасным блеском, и Филь приготовился сигануть в сторону. При её нынешних размерах она не могла затрепетать от радости, но определенно заколыхалась и даже сделала шаг вперед. Сообразив, впрочем, что потом ей будет не остановиться, она дождалась, пока Эша сама подойдет к ней.

— Здравствуй, сестренка! — обняла её Эша, как смогла.

Руфина обхватила её и прижала к себе, потом проговорила, гладя её по голове, как маленькую:

— Бедная моя… Ну, вернулась и ладно, вот и хорошо! Сейчас покушаем, примешь ванну, отдохнешь у меня, а потом всё расскажешь… Я отошлю няньку гулять с дочерью.

Эша оторвалась от неё и улыбнулась.

— Руфина, я слышала, ты стала мамой!

— Потом, потом…

Лентола тоже обняла её, но тут же отпрянула.

— Чем это от тебя несет, сестра? Ты что, пожарище разгребала?

Одежда на Эше успела высохнуть и сделалась бурой с красочными разводами от морской соли. Филь скользнул за стол, не отрывая взгляда от разворачивающегося действия. Лентола промаршировала за спиной мужа к своему месту. Эша устроилась рядом с Руфиной, которая немедленно стала накладывать ей в тарелку от всего понемногу.

Вооружившись ножом с вилкой, Эша обратилась к Мастеру:

— Честно скажу, со мной такое редко бывает, чтобы чувствовать себя неуютно за столом с пирогами, но я только что прибыла, поэтому прошу прощения за свой вид.

— Мне случалось сидеть за столами в худшем виде, — ответил Мастер. — Откуда вы прибыли, если не секрет?

Он погрузил ложку в белесое месиво, стоявшее перед ним, которое только и ел за завтраком.

— Из южной Франции, — сказала Эша.

Лентола немедленно поинтересовалась:

— Ты же учила испанский, что ты делала во Франции?

«Хорошее начало», — оживился Филь. Эша объяснила:

— Куда уж открылись мои Врата, я же не знала Старого Света. Посчитала, что это судьба.

— А почему ты не посчитала, что это судьба остаться здесь, или предупредить нас о своем решении? — напустилась на неё Лентола. — Чем ты думала весь год, держа нас в неведении, где ты и что с тобой? Почему ты не сообщила хотя бы своему отцу? Вы оба — бессердечные сердары, но он уже взрослый и мог сообразить, что твоя мать захочет знать, куда пропала её дочь!

Эша не ответила, и только вздохнула как любой человек, перед которым разверзается бездна Лентолиного раздражения. Она старательно перемалывала челюстями кусок за куском, определенно спеша покончить с завтраком.

Руфина не ела, лишь успевая подкладывать Эше. Лентола тоже, казалось, решила остаться голодной. Жалея, что у него нет глаз на лбу, Филь ел вслепую, наблюдая за противостоянием. И только Мастер не обращал на разворачивающуюся ссору ни малейшего внимания, занятый склизкой кашей.

— Твое поведение — высшее проявление бездушия, — сказала Лентола горячась. — Мы тебя, беглянку, содержали, а ты ославила нас на весь Кейплиг!

Уминая пирог, Эша заметила хмуро:

— С точки зрения содержания моей персоны — лучше будет завести стадо коз. И глаза у меня неласковые, и кружку молока не подам.

— Ты всегда была не от мира сего, когда ты, наконец, поумнеешь? — напирала Лентола.

— Чтобы изменить мою жизнь, мне потребуется пришить другую голову, — быстро ответила Эша.

— А что на тебе надето, это что, наряд приличной девушки? — не унималась Лентола.

— Одежда должна быть такая, чтобы убегать было удобно, — пробормотала Эша.

— А ты вообще собираешься когда-нибудь остепениться?

— Лентола, не стоит углубляться в мои перспективы, они лишены для тебя смысла!

— Но почему нельзя хотя бы жить в Новом Свете, а не прозябать в варварском Старом, ты можешь мне сказать?

Эша сложила приборы на тарелку и прямо посмотрела на сестру.

— Лентола, что у тебя висит перед кроватью? Когда ты просыпаешься, что ты видишь сразу перед собой? Помнишь, я в детстве всегда просила тебя раздергивать на ночь шторы, чтобы утром первым делом видеть небо, которое каждый раз разное. А ты упрямо задергивала их наглухо. Я хорошо их помню, светлые, в палевый цветочек. Так вот, некоторые люди, когда вырастают, как бы просыпаются и понимают: сегодняшний день будет такой же, как вчера. Хороший. Но такой же, в палевый цветочек. Миленький, уютный и скучный.

Мастер оторвался от каши. Руфина грустно сказала:

— А я уже мечтала, что ты, может, найдешь там себе суженого, приведешь его сюда. Ребеночка родишь!

Филь зажмурился от ужаса, представив Эшину голову на Руфине.

— Сестра, а можно поподробней, как ведут себя, когда ищут суженого? — рассердилась Эша. — Надо ли при этом выходить на дорогу, к морю, поджидать раскрашенные в особенные цвета паруса, вглядываться вдаль? Почему вы все так обеспокоены моей жизнью? Это моя жизнь! Я и сбежала-то от вас, чтобы показать: да, я ищу, занимаюсь поисками, а не просто живу как дура.

— Поисками чего? — встрял Мастер в разговор.

— Себя, — призналась Эша. — Я удовлетворяла свое любопытство.

— Удовлетворили?

Она ответила уклончиво:

— Удовлетворение его привело к разочарованию. Живешь по чести, поступаешь правильно, и вдруг оказываешься по уши в дерьме. И ни одна сволочь не встанет на твою сторону. Буквально улюлюкают и плюют вслед.

Лентола откинулась на стуле, открыв рот от возмущения.

— Мне не нравится твой лексикон! — покраснев, бросила она с вызовом.

Эша приняла его:

— Так покинь комнату, дорогая, и не мучай уши! У меня всё равно есть дело к твоему мужу, и я хотела обсудить его без твоего присутствия.

— Какое еще дело? — взвилась Лентола.

Эша уперлась ладонями в кромку стола и отчетливо произнесла, склонив голову:

— Сестра, иди в…

Адрес был Филю неизвестен, и он тут же решил дознаться, что это было за слово, потому что Руфина ахнула, прикрыв себе рот рукой. Лентола сделалась свекольного цвета и, с грохотом опрокинув стул, вынеслась из столовой. Мастер с гневом в глазах поднялся, но Эша его опередила:

— Мне нужна новая одежда, Мастер, я сразу после завтрака отправляюсь обратно. Можете мне с этим помочь?

Руфина охнула, всплеснув руками:

— Что, Эша, сегодня? О-о!..

Лицо у неё сделалось обиженное, и, громко всхлипывая, она тоже покинула столовую. Мастер поднял упавший стул и тяжело опустился на свой. Холодные глаза его сузились совсем как в ту ночь, давным-давно, когда он допрашивал Филя при первой их встрече, решая, что с ним делать. Эша терпеливо ждала.

Мастер побарабанил пальцами по столешнице, затем сухо проговорил:

— У нас нет лишней одежды. Но что вы скажете, если я предложу вам выполнить одно задание в Старом Свете, а за это Империя экипирует вас и снабдит некоторым количеством денег? После его завершения вы свободны делать, что захотите, экипировка останется при вас.

Это было щедрое предложение, Эша оживилась:

— Опасное задание?

— Крайне, — признался Мастер. — Если провалите, я вам не позавидую.

— Согласна, выкладывайте!

Мастер сцепил перед собой руки на столе в замок. На правой ладони розовел шрам, оставшийся после зубов Филя.

— Вам следует отправиться в крепость Турне, которая находится в провинции Эно на границе с Фландрией. Крепость недавно выдержала осаду английских войск, и там всё еще стоит армия графа д’Арманьяка. У одного из офицеров в окружении графа находится запасной комплект чертежей нового Хальмстема, которым он ищет покупателя. Чертежи требуется изъять у него любым способом и лучше всего сжечь их сразу на месте. Сложность задания состоит в том, что сейчас там в каждом новом лице подозревают английского шпиона.

— Как зовут офицера? — спросила Эша.

— Шевалье де Бриссанж.

— А как попали к нему документы?

— Наш посланник Астон Доноло выкрал их из Кейплигского архива. Когда точно, неизвестно: он подложил нам подделку.

Эша не успела скрыть злорадную усмешку, и Филь припомнил кое-что из далекого прошлого: «Бывший жених Лентолы!». Но эта мысль скользнула по краю его сознания и исчезла, а вот почему Мастер готов рискнуть экипировкой, он не понимал. Эша не умела по-настоящему драться, только бестолково махала руками. Если её прижмут в этой крепости, она вряд ли выкрутится. Правда, она умела хорошо дурачить, и, видимо, сейчас это было важнее умения драться.

Мастер заметил размеренно:

— Доподлинно известно, что его нет сейчас в крепости. Но при встрече, если такая случится, приказываю уничтожить его Открывающий Путь. Вы знаете, что так мы наказываем отступников.

Эша кивнула. Филь осторожно возмутился:

— Это совсем ерундовое наказание. А если их наберется армия?

Он хотел пересказать предупреждения Ирения в прошлом году, что не следует избавляться от преступников, пересылая их в Старый Свет, как Мастер, повернувшись к нему, сказал:

— Мы не можем воевать со всем Старым Светом, но это обязательно случится, если мы станем преследовать там своих преступников. Да и никто не поверит им, что буквально за углом находится другой мир, а чтобы одолеть нас, потребуется немалая армия. Им не собрать такую. Скажите, вы владеете мечом? — спросил он у Эши.

— Нет, мечом не владею, но я неплохо владею ножом!

— Тем не менее вы получите меч. Noblesse oblige, — произнес Мастер с французским прононсом, — положение обязывает. У вас нет права вызывать там сомнения в своем статусе. Мы также выдадим вам латы. А чтобы вы не утонули в них, добавим сердарскую лорику, обычная будет вам тяжела.

Филь подумал, что хоть что-то стоящее. Защитную сердарскую рубаху, на вид будто собранную из тонких деревянных планочек, не брали ни нож, ни стрела.

Эша выглядела не очень счастливой после перечисления всего, во что ей предстояло облачиться, но возражать не стала, только спросив:

— Коня-то дадите? А то ведь я рухну во всем этом прямо за Вратами!

— Дам, — сказал Мастер.

— А куда мне доставить отчет? Я не желаю лишний раз проходить Границу.

— Вложите его в подходящую бутылку, зажгите Врата, когда удобно, адресуйте бутылку мне и бросьте её через Врата. Мы начнем патрулировать Периметр с завтрашнего утра, её подберут.

Казалось, он испытывает облегчение оттого, что Эша согласилась. Она рассмеялась:

— Мастер, не надо мучить людей! Я наполовину сердар и могу открыть Врата хоть во двор этого замка. Буду кидать недалеко от моста. — Она рывком поднялась из-за стола. — Ну что ж, тогда пойдем одеваться?

— То есть вы тверды в своем намерении покинуть Хальмстем немедленно? — спросил Мастер.

— А чего с этим тянуть!

Через полчаса Эша спускалась по мосту в полном облачении, шагая за Филем, который вел в поводу коня. Сержант Коди, отвернувшись, сделал вид, что не заметил процессию. Руфина с Лентолой тоже не провожали их по настойчивой просьбе Мастера.

Стриженные под корень русые волосы Эши были спрятаны под шерстяным подшлемником. Её лицо напоминало теперь Филю итальянскую мадонну или совсем молодого юношу.

Шлем с забралом она несла в руке. Перчатки были пристегнуты к поясу, как и довольно потрепанные на вид ножны меча. Эша словно раздалась во все стороны и стала более приземистой, а ширине её плеч в латах позавидовал бы Ирений. Её щеки горели в предвкушении путешествия.

Когда они повернули направо от моста, она вдруг вздохнула:

— Буквально переживаю за тебя, Филь! Отчетливо вижу в тебе счастливого человека, который что хочет, то делает. Это и пугает. Ты пытайся иногда заглядывать дальше, чем видно сейчас. И еще подумай, пожалуйста, как избавить мир от этого железа! — Она постучала себя по груди. — В этой сбруе я через неделю буду вонять как настоящий кавалер!

Достав раковину, она отвернулась. Она стояла так довольно долго, прежде чем опустить её перед собой на песок. Филя защекотали иголочки близкорасположенных Врат, а потом они сами развернулись перед ним невидимым на солнце занавесом, за которым виднелось поле созревшей пшеницы.

Вспомнив о валяющейся в сундуке раковине, Филь взмолился:

— Эша, я не понимаю, как вы это проделываете с Лентолой! Научи!

Она покачала головой.

— Это не для тебя… не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Если когда-нибудь ты научишься, я буду знать, что в твоей жизни произошло что-то очень страшное. Только это сможет изменить тебя, именно тебя, настолько, чтобы раковина открыла Врата. Но это будешь уже не ты.

Филь в очередной раз испугался зловещих предсказаний, связанных с раковиной, и опять решил забыть про неё. Не успела Эша шагнуть за прозрачную занавесь, он крикнул:

— Постой! — У него задрожали губы, и он потерянно шмыгнул носом. — Эша, возвращайся когда-нибудь!

— Я вернусь, — улыбнулась она, — даже не сомневайся. А знаешь, ты отлично смотришься на фоне этого замка!

Филь провел остаток лета в остервенелом труде, не имея ничего другого, чем еще заняться. Но ему не было скучно от однообразной работы. То немногое, что успела сказать Эша за свой визит, принесло ему больше пищи для размышлений, чем всё общение с девицами Алексы.

Он переваривал услышанное вплоть до конца августа, когда, за неделю до отъезда в Алексу, в Хальмстем прибыла коляска, присланная за ним из Меноны. А накануне, тотчас после заката, Мастер вызвал Филя к себе. На столе перед ним россыпью лежали оторванные углы чертежей с подписью Хальмстемского архитектора, короткая записка Эши и осколки раковины.