Габриэль шумно захлопнула дверь и подперла её спиной. Филь и Ян мельком глянули в её сторону, окопавшись на постелях с учебниками.

— Вы, — выдохнула Габриэль, красная от гнева, — почему вы опять пропустили обсуждение? Завтра финал, а вы разлеглись тут, как будто вам на это наплевать!

Ян досадливо поморщился.

— Габриэль, нам надо учиться! Прости, но у нас совершенно нет времени обсуждать завтрашнюю игру.

Филь промолчал, пытаясь осмыслить, как работает термос Ктесибия, которым их озадачил сегодня профессор Лонерган.

— Но у меня-то находится! — вспыхнула Габриэль, хотя дальше вроде было уже некуда. — Я тоже, между прочим, учусь и не хуже вас!

— У вас нет Лонергана! — хором ответили друзья, утомившиеся объяснять это каждый раз, когда Габриэль покушалась на их время.

Это происходило всё чаще после того, как ректор устранился от судейства игры в Юку, Ян получил от него накидку судьи, Филь с Габриэль вошли в одну команду, а её подруга Палетта покинула Алексу.

— Зато у нас есть Гарпия с её Семейным Кодексом, — не преминула напомнить им Габриэль.

Филь оторвался от учебника, поняв, что толку сейчас всё равно не будет.

— Нашла с чем сравнивать, это другое дело! Ваш кодекс — это курс без работ, без эссе и без экзаменов. Смело умножай раз в пять-шесть по времени, вот тогда прочувствуешь Лонергановскую пяту на нашей шее. Ты же не хочешь, чтобы мы вылетели из Алексы как Палетта?

Габриэль поморщилась.

— Да Палетта просто законченная дура! Или ты тоже собрался начать бесконечно прихорашиваться по утрам? Я не понимаю, ты что, не хочешь, чтобы мы выиграли?

По новым правилам за три несданные вовремя работы или два пропущенных без причины занятия следовало исключение. Как результат, сентябрь еще не кончился, а Алексу успели покинуть двое учеников — Палетта Кассини и Титус Десмонд. Безжалостность, с которой их выставили, вселила страх в души остальных, и теперь никто не смел болтаться без дела.

На место Титуса в команду пришел Филь и уже был не рад, что вошел в неё вместе с Габриэль. Введенный с начала года Семейный Кодекс для девиц не занял полностью её свободное время, вызванное отсутствием в её расписании профессора Лонергана с темой «Воздух и Вода», от которой все громко стенали. Да и что это за кодекс, было непонятно: вроде о Семейном Уложении, но уложение входило в курс права профессора Роланда и не могло вызывать на щеках девиц такой румянец, какой красовался на них после каждой лекции Гарпии.

Габриэль теперь даже умудрялась находить время на внеучебное общение с Куртом Норманом, которым она заменила общение с Палеттой. Курт от этого задрал нос и стал совершенно невыносим.

Филь сердито проговорил:

— Габриэль, нам надо закончить ко вторнику две работы и одно эссе. Если не отстанешь, я пойду и заеду твоему ухажеру в ухо. Лучше потрачу ночь в колодце на писанину со свечой, чем буду выслушивать твои нотации. Ты не даешь сосредоточиться!

Не поднимая головы от учебника, Ян пробормотал:

— Хочу заметить, эта идея заслуживает внимания.

Габриэль наградила его одним из своих самых огненных взоров.

— А тебе бы только шутить, чурбан бесчувственный! Мне, можно сказать, жить осталось двадцать четыре часа, а вам обоим как будто всё равно!

— Возможно, ты права, — заметил Ян сухо, — но в таком случае нам в этот понедельник надо рано вставать, а тебе нет.

Убедившись, что каши с ним не сваришь, Габриэль поворотилась в Филю.

— Ну, только попробуй завтра пропустить хоть один удар, братец! — проговорила она угрожающе и вынеслась из комнаты.

Филь только выдохнул устало:

— Где мои счастливые дни, когда я был полным сиротой?

Узнай Алекса, кого ей «благодарить» за новые порядки в наступившем учебном году, Филя распнули бы на её воротах. Исчезли последние послабления, которые оставались. Даже трапезная стояла теперь закрытая по ночам, а деревенские обходчики не смели присесть, неустанно меряя шагами улицы Стражников и Колодников. Учителя не прощали самые малые огрехи, а у профессора Лонергана никто не поднимался выше «замшелой колоды». С первого занятия ученики кафедры естествознания прочувствовали, что им предстоит в этом году.

— От профессора Иллуги вы должны знать, — сказал профессор Лонерган, едва успев поздороваться, — что математике мы обязаны арабам. Без них мы до сих пор считали бы на пальцах, или в лучшем случае использовали бы малоприменимые в жизни римские символы. Основы математического анализа тоже заложили арабы. А вот кто заложил основы механики?

Загоревший за лето профессор повел по лаборатории орлиным носом и нацелил его на Филя.

— Откуда мне это знать? — сказал тот, хлопая глазами. — Мы это еще не изучали!

Профессор отвернулся и разочарованно бросил:

— Фе, не делай такого глупого лица. Настолько глупого — не надо!

Он обвел взглядом остальных недавних фаворитов, Яна с Томом, но те молчали. Филь ткнулся носом в тетрадь. Если Лонерган рассчитывал, что он станет поддерживать изо всех сил статус «цельного дуба», который они втроем получили весной, то ошибался. Другое дело, если будет интересно.

Не дождавшись ответа, профессор вздохнул.

— Видимо, мне самому придется ответить на свой вопрос! Что ж, еще 15 веков назад такие вещи, как конная упряжь, винт, диоптр, ватерпас, отвес, роликовый подшипник, полиспаст, онагр, педальный привод и атмосферный насос вовсю использовались греками, которые изобрели всё это на протяжении примерно 400 лет. И не только изобрели, но описали принципы действия для будущих поколений. Таким образом, именно греки заложили основы механики. Трое из них — Ктесибий, Филон Византийский и Герон Александрийский — оставили после себя целое наследство, из которого мы пока возьмем то, что имеет отношение к воде и воздуху. А в конце года проверим, способны ли вы разобраться в том, что напридумывали эти «дикари», жившие за 1500 лет до вас.

— К чему такое долгое вступление, профессор? — заинтересовался Ян. — Нас ожидает что-то хуже перевернутого стакана?

— Хуже, — сказал Лонерган, — «Воздух и Вода» — это тяжелая тема, рассчитанная на два года. Многие явления противоречат тому, что подсказывает нам опыт обыденной жизни. Как тот перевернутый стакан.

— Стакан — это ерунда, — воскликнул Николас Дафти, полный оптимизма, — разобрались со стаканом и с остальным разберемся!

Профессор удивился:

— Вы успели разобраться в этом, Дафти? Что ж, тогда вам действительно будет легко. Настолько, что я не вижу необходимости для вас сидеть здесь целый год и готов зачесть вам тему прямо сейчас. Ответьте мне только, пожалуйста, как воздух может заставить воду течь вверх. Всего один вопрос, Дафти, это совсем несложно!

Филь, наученный прошлым годом, молчал, хотя отказывался верить, что такое бывает. Остальные, почуяв подвох, заинтригованно притихли.

Николас воскликнул не смущаясь:

— Где это вы видели такое, профессор? Ерунда всё это!

Лонерган поставил на стол большую колбу с налитой в неё до половины водой и вваренной в стекло трубкой. Потом повернул малозаметный кран, и из трубки вверх ударила тонкая струйка воды. Класс потрясенно ахнул.

— Пожалуйста, Дафти, — ухмыльнулся профессор, — объясняйте, прошу вас!

Объяснить фокус желающих не нашлось, и профессор, убрав колбу, выложил на стол два железных полушария. С внутренней стороны они были полые и отполированные, а снаружи к ним были приделаны два массивных кольца. Профессор Лонерган соединил полушария так, что образовался шар.

— Не расстраивайтесь, — сказал он порозовевшему Николасу, — я дам вам еще один шанс. Скажите, как бы вы соединили эти штуки, чтобы даже лошади не смогли их разорвать?

Тут уж Филь долго не думал.

— Только если соединить их сваркой, профессор, по-другому никак!

Профессор Лонерган устремил на него разочарованный взгляд.

— Фе, ты ошибся аудиторией, — кисло проговорил он. — У нас здесь не обмен профессиональными навыками вроде сварки, ковки и вязки узлов, а имеет место научный диспут. Поэтому я прошу тебя выключить свое ремесленное сознание и включить, наконец, научное. Я спросил «как», а не «посредством чего».

Филь дернул плечом, не понимая, что плохого в знании ремесел, которые всегда могут прокормить. Изнывая от любопытства, Николас воскликнул:

— Профессор, я сдаюсь! Как же их соединить?

— Пустыми, — ответил он. — Я бы соединил их абсолютно пустыми.

Взрыв смеха заглушил его слова. Николас заливался громче всех.

— Вы руками собрались их держать, профессор? — смеясь, поинтересовался Фристл Бристо.

— Спорим, даже если лошади будут пони, не удержит! — вопил Лофтус-Ляпсус.

— Даже если собаки! — хохотал Николас.

Филь, Ян и Том Рафтер улыбались, но смеяться не осмелились. И не от страха перед профессором, а от воспоминаний о том, как им дались предыдущие загадки.

— Что же их удержит? — спросил Ян, когда шум стал стихать.

— Их склеит воздух, — невозмутимо ответил профессор, и это оказалось чересчур.

Послышались откровенные сомнения в состоянии его ума. Профессор выслушал их и беззаботным тоном сказал:

— Вы еще в унисон поскандируйте! Со мной всё нормально, но это как раз случай, когда не веришь своим глазам. Отсюда правило, которое надлежит запомнить: истина не зависит от того, чьими устами она произнесена, её критерием является эксперимент. В следующий раз я попрошу Якоба впрячь лошадей в эти полушария, уберу часть воздуха из шара, и вы убедитесь сами. Потом я буду ждать от вас подробную работу о том, что, как и почему случилось, со всеми выкладками и расчетами. А кто не сделает, я объясню легко и непринужденно, чего он стоит, в собственных доходчивых терминах!

На следующем занятии полушария разлетелись в стороны только после того, как Якоб впряг в каждое по второй лошади. Звук при этом был такой, будто рядом выстрелила мортира. Посрамленная группа естествознания записала, какие книги им понадобятся в течение года, и побежала в библиотеку, кроме Ляпсуса, который сильно хромал после столкновения с лошадью, испуганной выстрелом.

Эта работа забрала много сил, но никто не получил за неё больше «замшелой колоды». Потом была вторая работа, и третья грозила вернуться с тем же результатом. Тема «Воздух и Вода» оказалась такая сложная, что Филь радовался прекращению поисков замены огниву. Профессор обещал возобновить исследования только после Нового года, когда в Алексу доставят какое-то новое и очень дорогое вещество.

Недолгой отдушиной послужил для всех турнир в Юку. Габриэль, с января сгорая от желания наставить нос ректору, подбила всех на создание новых команд по номерам Прима, Секунда, Терция взамен старых по кафедрам, пока ехала в поезде в Алексу. Удалив, таким образом, ректора от принятия решения, кто играет в какой команде, она возглавила «Приму». Харпер Атли стал во главе «Секунды», а Фристл Бристо — «Терции».

Филю не досталось места в команде Габриэль, и он вошел в «Терцию». Однако его быстро поймали за невольным подыгрыванием «Приме» и в первую же игру удалили с поля. В толпе болельщиков Ян устроил ему головомойку, сказав, что он портит игру и, если не может не подыгрывать, пусть ждет, пока в команде Габриэль освободится место. Место освободилось уже к следующим выходным, а ректор передал Яну судейскую накидку.

Филь оказался замечательным ловцом, а Габриэль всегда была выдающейся подающей, и «Прима» вышла в финал вместе с «Секундой», победив «Терцию». Им оставалась последняя игра, второй линии, то есть команда на команду.

— Филь, только я тебя умоляю, не пасуй больше с «дельты», — говорила Габриэль в день финала, торопясь с командой на поле. Вместе с ними шагала почти вся Алекса. — У меня всю неделю держался синяк от юки!

— Не буду, — обещал Филь.

Он сам не ожидал, что юка способна двигаться с такой скоростью, когда наподдал по ней по ошибке «дельтой».

— И если ты осмелился пропустить общий сбор, то тебе полезно знать, что мы договорились назначать пенальти за вторжение игроков в чужой сектор. А то в прошлый раз Харпер чуть не внес юку на руках в ворота. — Габриэль бросила взгляд в сторону Яна, шедшего неподалеку. — Тебя это тоже, между прочим, касается!

— Учту, — ответил тот скупо.

Ян нес в одной руке минутные песочные часы, в другой — Арпонис. Якоб катил за ним тележку, на которой стоял флютиг. День был облачный, прохладный, дул свежий ветерок, развевающий на плечах Яна белую накидку, символизирующую его статус. Он здорово смотрелся в ней, по мнению Филя. Его лицо было бесстрастное, как у настоящего судьи. Он то ли делал вид, то ли вправду не замечал многозначительных девичьих взглядов.

Команды вышли на поле под оглушительные овации. «Прима» выстроилась у красных ворот, «Секунда» — у зеленых. Филь ощутил нарастающий в душе восторг, который всегда посещал его перед началом игры, и радостно шмыгнул носом.

— БУМ-М! — прокатился над полем низкий вибрирующий сигнал подачи.

Щуплый Харпер Атли вздернул юку Арпонисом в воздух. Шар взвился высоко над Габриэль, стоявшей в пяти шагах перед линией защиты. Она растопырила пальцы свободной от жезла ладони: «Не беру!». Филь обучил команду сигналам, убедив, что кричать получается дольше.

Курт Норман, отвечающий за защиту, выбросил два пальца в сторону рослого и плотного Родера Китли: «Ты и я!». С Харпером, державшим юку, выходило три луча, и было меньше шансов, что она свихнется.

Они не успели прицелиться, как Харпер послал юку под крутым углом вниз. Не отпуская её, он вывертом кисти выровнял её у земли и дал ей свободу, только когда она устремилась к Филю. Выглядело это будто в руке у подающего «Секунды» был невидимый кнут длиной в сотню локтей.

Филь не рискнул ловить юку жезлом и, прыгнув, схватил её руками. По измененным правилам ловец был теперь вратарем, а сами ворота расширились.

— БАМ-З! — повис над полем сигнал конца подачи.

Обняв юку, Филь стремглав понесся к желтым воротам следом за остальной командой. «Секунда» побежала к красным. Им надо было успеть занять новую позицию до истечения минуты, в конце которой можно было бить, даже если противник не перестроился.

С новым «Бум-м» Филь отослал юку Габриэль, которая подвинулась, словно не собираясь бить, затем влупила по шару из жезла, выбрав момент. Не ожидавшие такого защитники «Секунды» пропустили шар, и тот чуть не внес в ворота ловца команды Марисола Миро. Стоявшие на холме болельщики громко ахнули.

С перепугу Марисол сильно отпасовал юку Харперу. Защитник «Секунды», Ральф Фэйрмон, попытался схватить её, но сделал хуже — Харпер промазал, а юка, вращаясь, вылетела на середину поля. Габриль тут же запулила шар над головами противника в ворота, так что никто не успел мигнуть. Выбежавший далеко из ворот Марисол проводил юку печальным взглядом.

— ГО-ОЛ! — пронесся над полем торжествующий вопль болельщиков «Примы».

В игре второй линии ловцов не удаляли с поля, и Марисол, достав юку из мешковины, перебежал с командой к желтым воротам. «Прима» заняла позицию перед зелеными. Идея ректора, что смена ворот должна происходить за фиксированное время, заставляла команды носиться так, что к концу игры одежду игроков можно было выжимать от пота.

С новым сигналом Харпер принялся мотать юкой перед защитниками «Примы». Шар угорело метался по всей ширине сектора и прицелиться в него не было возможности.

«Как он это делает, черт бы его побрал!» — думал Филь, ныряя то влево, то вправо. Было непонятно, почему юка позволяет это, почему не раздувается и не утаскивает Харпера вверх, хотя тот держит её целую вечность.

Габриэль то собиралась схватить шар, то показывала, что нет. А Родер Китли и Николас Дафти, третий защитник «Примы», даже столкнулись лбами, перебегая с место на место. Николас, падая, сбил с ног Курта, и Харпер не упустил шанс. Обведя юкой Филя со спины, он аккуратно вбил её в ворота.

— БАМ-З!

Со стороны болельщиков «Примы» понеслись вопли возмущения и такие же вопли восторга со стороны тех, кто болел за «Секунду». Достав юку, Филь рванулся к зеленым воротам.

В этот раз его команде улыбнулась удача: Марисол не успел занять место ловца до очередного «Бум-м». Филь выбросил над собой сжатый кулак, означавший сигнал «Бью сам!». Целясь в просвет между защитниками «Секунды», он саданул «стрелком» по юке, едва только Ян двинул рычаг.

Харпер не ожидал подвоха — ловцу запрещалось самому бить по воротам противника, — и тут Габриэль добавила от себя, чтобы формально соблюсти правила. Защитники «Секунды» не успели сообразить, что их ворота пусты, и «Прима» заработала еще десять очков.

— Марисол, где ты бегаешь, баран стреноженный! — закричали с холма.

На склоне развернулось буйство. Болельщики «Примы» хохотали и издевались над ставшим малиновым ловцом «Секунды», которому досталось и от команды, и от собственных болельщиков. На следующей ротации Марисол уже несся к новым воротам как ужаленный.

Харпер решил отбросить прежнюю тактику и, выхватив юку «петлей» из рук Марисола, побежал к центру поля. Шар полетел за ним, а когда подающий встал, по инерции проскочил вперед, и тут Харпер запулил его «стрелком» перед собой. Габриэль, взвизгнув от испуга, едва успела пригнуться.

Николас, Курт и Родер вцепились «петлями» в юку, улепетывающую от Харпера, когда белесый луч его «стрелка» еще не погас, и она, конечно, свихнулась. Зависнув, она провернулась вокруг себя и, взмыв свечой, ринулась на Николаса, дубася его по макушке. Тот сел на корточки, прикрыв голову руками.

Курт и Родер отпустили юку в надежде, что она образумится. Игроки и болельщики замерли в ожидании: до стоп-игры второй линии оставалось пять подач, и никому не хотелось прекращать игру. У Филя чесались пальцы ухватить чертово растение в верхней точке и по дуге всадить его в ворота «Секунды», как любил делать Харпер. Но «Прима» и так была на грани поражения: в чьих руках юка окончательно свихивалась, тот считался проигравшим, и Филь не рискнул.

Два защитника «Секунды», Ральф Фэйрмон и Марк Норик, перекинулись парой слов, и Ральф вздернул жезл. Харпер заметил это и крикнул обоим, чтобы даже не думали. Прищурившись, он смотрел на юку, пока она не перестала плясать, потом саданул по ней «стрелком» над головой Николаса, всё еще сидевшего на корточках.

Филь покатился по полю, борясь с вырывающимся растением, в которое вцепились защитники «Примы», не сообразившие, что опасности больше нет. Такое часто проделывал безголовый Курт, но сегодня его примеру последовал Николас.

Защитники опустили жезлы, только когда их ловец чуть не вкатился с шаром в ворота. Филь ослабил хватку, и тут у самого его носа возник точно нацеленный луч «стрелка». Удержать юку не представлялось возможным, и Филь вытолкнул её повыше, чтобы она пролетела мимо ворот.

— БАМ-З!

Подав сигнал, Ян цапнул юку, вылетевшую за поле, и подтащил её обратно к Филю. Схватив её, тот припустил к следующим воротам, косясь на друга. Он не помнил, чтобы правилами запрещалось бить по юке, когда ловец её уже поймал, он помнил только про сигнал конца подачи. Ян стоял, глядя на песочные часы, и не собирался прекращать игру.

— Нарушение! — заорал Курт, бросаясь к холму, который весь пришел в движение. — Хозек, это грубое нарушение, они нарушили правила!

— Наглое нарушение! — вторили болельщики. — Долой Атли с поля! Судью на мыло!

Сохраняя бесстрастный вид, Ян продолжал смотреть на часы, и болельщики перекинулись на Мету с Анной, стоявших рядом. Мета что-то ответила, шум усилился.

Анна уже грозила кому-то кулаком, когда Курт добежал до подножия холма и, надрываясь, напустился на Яна, перекрывая вопли самых горластых:

— Хозек, ты судья или хвост собачий? Останавливай игру, это против правил! Мы победили!

Ян оторвал взгляд от часов и достал из кармана пергаментный свиток.

— Ошибаешься, — произнес он в наступившей относительной тишине, — вот ваши правила, приглашаю всех желающих их перечитать!

Положив свиток обратно в карман, он толкнул рычаг флютига:

— БУМ-М!

Обе команды, заняв позиции, переглянулись, не зная, следует ли ждать Курта, который, размахивая кулаками, полез вверх по склону. Габриэль рявкнула на него, и он, опомнившись, побежал назад:

— Ты ополоумел! Сейчас наша подача!

Харпер сказал ей улыбаясь:

— Фе, ты, по-моему, и без него справишься, он только суету создает. Давай не будем ждать и попробуем каждый без защитника, ведь так интересней. Эй, Рой, опусти жезл! — крикнул он своему защитнику, и Габриэль, не раздумывая, махнула Филю, чтобы подавал.

Послав ей шар, тот осознал, что Харпер нацелился на дуэль, потому что глядел он прямо на Габриэль. Не сделав попытки перехватить юку, он сразу отбил её назад, придав ей больше скорости. Габриэль сделала то же, и юка принялась носиться между ними, пока её стало трудно увидеть. В любой момент она могла свихнуться или при промахе подающего свалить его с ног.

Курт всё еще был далеко, Николас с Родером стояли столбом, и Филь рискнул вмешаться. Он схватил юку «петлей», забыв, что бывает с ней в таком состоянии — озверевший шар, изменив направление, ринулся на него. По торжествующему восклицанию Харпера стало ясно, что он на это рассчитывал. С холма послышался дружный «Ах!».

Филь не мог не восхититься придумкой, ведь это был самый простой способ заставить юку лететь со всей возможной скоростью точно на ловца. Не желая быть вбитым в ворота, он отпрыгнул в сторону, надеясь, что сумасшедший снаряд последует за ним и потеряет скорость. Юка в самом деле вильнула, но недостаточно сильно, и ворот не миновала.

— ГО-ОЛ! — пронесся над полем восторженный вопль, и сразу за ним раздался привычный сигнал конца подачи.

Команда «Секунды» сравняла счет. Они суматошно обнялись и с торжествующими криками побежали к новым воротам.

— Неучи, вам надо вместо юки гонять волосяной мяч! — заливисто хохотали те, кто болел за «Секунду».

Болельщики «Примы» угрюмо молчали. В криках была доля правды: не зная тонкостей поведения юки, играя с ней, можно только проигрывать.

Курт, злой как собака, прибежал на новую позицию и напустился на Филя, будто сам никогда не допускал оплошностей:

— Завидя дуэль, надо отбегать от ворот и только потом пытаться схватить юку! И вообще ты сунулся не в свое дело, твое дело — защищать ворота!

— Отвали, — бросил ему Филь, сам расстроенный своим промахом.

Габриэль, с лицом помидорного цвета, ничего не сказала, но, судя по всему, разозлилась на Харпера и уже в следующую подачу вернула команде преимущество. Затем Харпер опять сравнял счет и к последней подаче команды подошли со счетом 3:3.

Игроки еле держались на ногах, их лица были однородного алого цвета. Колени у Филя предательски подрагивали. Что должна была чувствовать Габриэль, он не хотел думать. Несколько девиц пробовали свои силы в юку, и все сдавались после первой игры, удержалась она одна.

Перед подачей Габриэль, не оборачиваясь к Филю, сжала пальцы два раза в кулак: «Бей ты, я добавлю!». От их удара, один за одним, юка шустро вспорола воздух. Просвистев мимо Харпера, она миновала линию защиты, но Марисол, держа жезл обеими руками, встретил её короткой вспышкой «стрелка». Юка зависла перед ним, медленно вращаясь, словно тоже устала до смерти.

Харпер вцепился в неё. Он занес руку, чтобы своим любимым «ударом кнута» отправить её к воротам «Примы», но юка в верхней точке зависла и потянула его вверх и вперед по направлению удара.

Толпа на холме пришла в движение. Раздались крики:

— Атли в воздухе! Харпер, бросай её, пока еще не высоко! Идиот, ты разобьешься!

Харпер, болтая ногами, продолжал держаться за юку. Филь задрал голову и увидел, что шар угрожающе раздувается.

Он кинулся вперед, чтобы схватить подающего «Секунды» за ноги, но тут юка сдулась, Харпер шмякнулся ногами о землю и, воспользовавшись моментом, засадил шар в пустые ворота.

Рев возмущений и восторга сотряс воздух. Толпа на холме запрыгала и завизжала. Половина болельщиков бросилась обниматься, другая собралась лезть в драку. Харпер припустил в свой сектор, подальше от кулаков Курта.

Уперев руки в бедра, Габриэль фурией развернулась к холму — на кого она там уставилась, Филю не нужно было догадываться.

— БАМ-З! БАМ-З! — прозвучал двойной сигнал, ранее неизвестный.

Народ на холме притих и оборотился в сторону судьи.

— Пенальти, — объявил Ян, — за удар из чужого сектора. Гол не засчитывается!

— Какого черта? — раздались крики, но стихли, едва стало ясно, что таково требование недавней поправки в правилах. — А кто тогда будет участвовать в пенальти?

— На выбор судьи, — развернув правила, зачитал Ян, — от ворот до ворот. Что ж, тогда подающие, прошу!

Удовлетворенная этим Габриэль зашагала к воротам, где лежала уставшая юка. Харпер поспешил к своим. Прочие участники команд сбились к краям секторов, чтобы не мешать. Пенальти было новым для них делом, и всем было интересно, чем это обернется.

Габриэль достала юку из мешковины и вывесила её «петлей» в трех шагах перед собой. Харпер на месте ловца держал свой жезл наготове. Филь был уверен, что Габриэль не удастся забить гол с такой дистанции. Как бы долго она ни держала «стрелка», уставшая юка не успеет разогнаться и Харпер её поймает. Яну придется объявлять дополнительную подачу, и Филь уже искал в себе силы, чтобы её пережить, как в воздухе между Габриэль и юкой полыхнула белая молния «дельты».

Харпер влетел спиной в ворота, и юка взорвалась у него на груди, обсыпав его белыми нитями, которые у этого растения служили семенами. В гробовой тишине все ждали, что будет дальше.

Наконец подающий «Секунды» пошевелился. Чихая и отплевываясь, он выбрался из мешковины, поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Потом, глядя на Габриэль, покрутил пальцем у виска.

— Победа присуждается команде «Прима»! — не без удовольствия объявил Ян.

Габриэль закричала и запрыгала от восторга, потрясая кулаками в воздухе. Следом к ней бросилась её команда, едва не устроив кучу-малу.

Сотворив завершающий «Бам-з», Ян содрал с себя накидку, сунул её в карман и устремился с сестрами на поле, куда уже торопились болельщики, разделившиеся на два рукава: одни бежали жалеть Харпера, другие спешили поздравить победителей. На холме остались учителя, пришедшие смотреть матч, и Якоб, который, судя по его цветущей физиономии, получил сегодня невиданное удовольствие.

Это последнее, что заметил Филь перед тем, как Габриэль, получив свою порцию восторгов, кинулась ему на шею и стала тискать его в объятиях, чмокать и всячески выражать свою радость.

Спасение к нему пришло от Хозеков. Завидев Яна, Габриэль повернулась к распахнутым воротам Алексы и зашагала к ним в сопровождении толпы болельщиков, скандируя: «Наша Прима всех победила!». В воротах «Прима» превратилась в «примадонну».

— Клянусь Одином, это была славная игра! — воскликнул Ян, проводив взглядом удаляющуюся толпу. — А ты что с ними не идешь?

— Устал? — спросила улыбающаяся Мета.

Измученный, но счастливый, Филь кивнул:

— В баню хочу! Пока они гуляют, я пойду в баню. Буду мыться там один, как король!

Анна снисходительно усмехнулась.

— Сходи, Филь, сходи, уж больно от тебя несет… Да, хочу присоединиться к брату, это была классная игра. Ты был хорош, как никогда, а твоя сестрица превзошла саму себя. Вот только, боюсь, спать нам сегодня из-за неё не придется.

— Подождите-ка!

Филь видел, что Харпер, обсуждая с командой игру, то и дело бросает в его сторону косые взгляды. Он решил выяснить, что ему нужно, и заодно задать пару вопросов, которые вертелись у него на языке. Его встретили не очень дружественно, но без угроз.

— Скажи своей сестре, чтобы больше так не делала, — твердо произнес Харпер. — Попади она мне по лицу, оторвала бы голову!

— Скажу, — заверил его Филь, — но тогда надо менять дистанцию пенальти, а то сильно далеко получается.

— Замётано, — согласился Харпер и принялся обирать с себя оставшиеся белые нити. Обычно это всё, что оставалось от юки — ошметки шара исчезали бесследно.

Помедлив, Филь сказал:

— Слушай, ты ловко ей управляешься! Где ты научился?

— Я фехтую, — ответил Харпер, — и тут использую те же навыки.

Филь с сомнением протянул:

— Для меча ты больно… э-э…

— Щуплый, знаю, — сказал Харпер. — Я фехтую рапирой. Ну, и еще кое-какие секреты, которыми я делиться не стану.

— Справедливо, — согласился Филь. — Ладно, спасибо!

Он зашагал с друзьями к воротам Алексы, торопясь в баню, пока остальная толпа не привалила туда. После бани его разморило, и, пропустив обед, он впервые за последний месяц выспался как человек.

Разбудили его Курт Норман с Николасом Дафти, пришедшие поинтересоваться, почему он игнорирует празднование победы, которое с обеда продолжалось в трапезной. Курт спросил это так, будто Филь нанес ему непростительное оскорбление. Тот сказал, что в трапезной без него много народу. Потом пришел Ян и задал тот же вопрос.

— Не хочу, — сказал Филь. — А то Габриэль снова примется чмокаться и буськаться!

Он не желал оказаться еще раз окруженным со всех сторон потной, красной, целующейся и тискающей его сестрой, выражающей свою радость столь бурно, словно это была не одна Габриэль, а несколько.

Ян рассмеялся:

— Изобретаешь новые слова?

— А что мне делать? — буркнул Филь. — В моем словаре нет нужных слов для этого.

— В словарном запасе, — поправил его Ян.

— В нем тоже нет, — сказал Филь.

Вечером к ним занесло Анну.

— Филь, иди её успокаивай! — заявила она с порога. — От этой примадонны у нас с Метой скоро будет болеть голова. Не успокоишь ты, успокою я!

Филь лениво отмахнулся. Не дождавшись ответа, Анна неожиданно миролюбиво попрощалась и ушла. Ян проводил её долгим взглядом и вроде собирался что-то сказать, но потом, видимо, передумал.