— Какой у него синяк!
— А какой шрам!
— Ой, девочки, мне этот белобрысый ужасно нравится!
— А я от Хозека без ума… Эх, был бы он попроще!
Едва Филь с Яном вошли утром в трапезную, как стало ясно, что за ночь отношение к ним круто изменилось. Был тому причиной ректор, конюх, или Габриэль с Анной и Метой успели разболтать о том, что случилось в деревне, только трапезная разом пришла в волнение, и над столами повис гул приветствий:
— Да здравствуют герои осады! Виват Хозеку, виват Фе!
Возгласы раздавались отовсюду, в том числе от учительского стола. Профессор Лонерган отсалютовал кружкой, отец Фабрициус — вилкой с колбаской, Схизматик — надкусанной булкой, а ректор просто подмигнул. Один профессор Роланд только кисло улыбнулся.
Ральф Фэйрмон первый подошел, пожал Филю руку и, извинившись перед Яном, признал, что был вчера идиотом. За Ральфом подошли Лофтус с малиновым лицом и восторженно улыбающийся Николас Дафти. За ними кинулись все остальные, кто только мог протиснуться между столами. Поздравлениям, рукопожатиям, объятиям, и неистощимым шуткам и насмешкам над жителями деревни не было конца. Поднялся такой шум, что ректор Иллуги был вынужден встать и, вежливо прочистив горло, попросил дать возможность учителям закончить завтрак, а потом можно пускаться хоть в пляс.
— Еще я вынужден просить героев вчерашнего происшествия зайти потом в мой кабинет, — закончил он, усаживаясь на место.
— Так, — сказал Филь, направляясь к накрытому столу, — видать, подоспела калькуляция. Ян, давай пойдем сразу после завтрака. Мне интересно, сколько они насчитали!
Иметь наличные деньги свыше двух аспров, что составляло одну пятую империала, в Алексе было запрещено. Как и получать какие-либо посылки или письма от родных и близких. Таково было требование Детской Службы в обмен на согласие отправить в Алексу их лучших учеников, в большинстве своем сирот без гроша в кармане. И до сегодняшнего дня Филь не беспокоился о том, сколько у него денег с собой. Даже каретный поезд между Кейплигом и Алексой на каникулы оплачивала казна. Но если цена визита в деревню составит больше, чем имелось у него с Яном, было бы неплохо, если бы Филя осенило прямо сейчас, где брать недостающую сумму.
— У нас полно времени, придумаем что-нибудь, — сказал Ян, заметив выражение задумчивости на лице друга.
Фристл Бристо, занятый горячими булками и потому не участвовавший в славословии, сдержанно улыбнулся.
— Недурная выходка, Ян! Я не сомневался, что буду гордиться нашим родством. А ты, Фе, только перестал быть знаменитым, как опять влип. Мне приятно, что я с тобой за одним столом, но берегись: уже поползли слухи, что ты это сделал нарочно, чтобы еще больше прославиться.
Ян скривился, словно ему попался таракан в булке.
— Фристл, не собирай глупости, а собираешь — не распространяй! Отец говорит — это пошлый прием, давить на чувства и играть на самолюбии… даром, что сам любит пинаться.
— Кто предупрежден, тот вооружен, — хмыкнул Фристл.
Их обмен репликами привел к тому, что Филь против воли развесил уши. И, конечно, тут же услышал за своей спиной:
— А кто он такой?
— Не знаю. Знаю только, что он водится с Хозеками. Должно быть, важная птица!
— А я слышала, что он сирота.
— Сирота?!
Филь обернулся посмотреть, кого так удивило его сиротство, и наткнулся на широко расставленные синие-синие глаза Иолы Пелед, попавшей в Алексу из школы Детской Службы. Иола сама была сиротой, но Филь ничего не знал о ней, кроме того, что все звали ее Ёлкой. Когда она улыбалась, её рот выглядел ужасно большим, однако этот недостаток исправляли появляющиеся ямочки на щеках. Ёлка зарделась и отвернулась.
— Что, вот этот курносый — хозяин Хальмстема? — раздался её недоверчивый шепот.
Последние слова прозвучали столь весомо, что Филь вспыхнул от гордости и пошире расправил плечи. Ян сыто откинулся от стола.
— Я поел. Идем?
Не получив ответа, он глянул на Филя, потом на секунду обернулся и с усмешкой уткнулся в свою тарелку.
— А, вот оно что… Советую сразу сказать им, что Хальмстем обошелся тебе слишком дорого и сейчас вы живете на пенсию твоей приемной матери, — произнес он тихо и ехидно. — Иначе тебе станет сложно жить, когда вокруг тебя начнут водить хороводы!
Иногда он говорил так, что Филь необычайно сильно чувствовал их разницу в возрасте. Это было как с Эшей, но если её в такие моменты он не понимал, то Яна понял и ему почему-то стало стыдно.
— Лучше сделай, как я, — продолжил Ян с той же усмешкой. — Сразу по прибытии в Алексу мои сестры распустили слух, что я помолвлен с колыбели, и тем заранее избавили меня от навязчивого общества.
Красный, не хуже Ляпсуса, Филь вскочил со скамьи.
— Идем, конечно, идем! Скорей, Ян, скорей! — он вынесся на улицу, подальше от любопытных глаз, и только там снова ощутил себя самим собой.
У профессора Иллуги не было лаборатории, но был небольшой кабинет при лекционной комнате. Ранее в этой комнате располагалась дежурная охрана, а в кабинете сидел Главный Смотритель. Филь не был здесь ни разу и потому с любопытством крутил головой по сторонам.
Кабинет в лучах утреннего солнца сверкал чистотой. Пол, деревянные стены и даже потолок были отскоблены и отдраены до такой степени, что, казалось, только что вышли из-под рубанка столяра. Пол был покрыт лаком, как и стеллаж за письменным столом, полный книг и рулонов пергамента. На одной из полок стеллажа приютилась та самая, чисто отмытая, рында.
За порогом у стены стояла тренога, сваренная из железных стержней, с висящими на ней двумя одинаковыми плащами. Под ней стояли начищенные сапоги. Их хозяин в домашних тапочках сидел за столом.
— Располагайтесь, мои дорогие, — сказал он, делая ударение на последнем слове, и указал друзьям на два табурета у стены. Затем уткнулся в измятый лист перед собой. — Боюсь, у меня для вас не самые приятные новости!
Поерзав на табурете, Филь решил рубить с плеча.
— Сколько там? — спросил он.
— Тридцать два аспра, — поднимая на него печальные глаза, ответил ректор. — Тридцать два аспра, дружок.
В обалдении Филь впечатался затылком в стену и чуть не упал.
— Они хотят новый каменный свинарник? — воскликнул он с отчаянием. — За эти деньги я сам починю им крышу, еще и заработаю триста процентов!
Не в силах стерпеть наглый грабеж, он, возмущенный, поворотился к Яну.
— Скажи что-нибудь, это же не лезет ни в какие ворота! Давай поторгуемся!
Удивленный не меньше Филя, Ян спросил:
— Больше трех империалов, как это может быть, профессор? Это очень дорого. У нас содержание Меноны обходится в эти деньги в месяц.
— Или содержание Алексы за неделю, — кивнул ему ректор. — Но торговаться мы не станем, это окончательная сумма. В неё вошел моральный ущерб жителям, на который я был вынужден согласиться. Долг будет оплачен из фондов Алексы, которые, боюсь вас огорчить, вы должны возместить немедленно… э-э… скажем, в течение двух недель, чтобы нам было что есть и чем топить в конце декабря. И, я прошу прощения, но вы также должны будете подробно описать свой вчерашний анабасис.
Он положил перед ними на стол листы бумаги и двинул вперед чернильницу с двумя очиненными перьями.
— Приступайте! После того, как закончите, Хозек, я настоятельно советую вам посетить лабораторию профессора Фабрициуса, он пробудет там сегодня весь день. Ваш шрам выглядит не очень здраво, пусть профессор глянет на него, хорошо?
Затем ректор сделал странную вещь: откинувшись в кресле, он снял потрепанную книгу с полки за своей спиной и сложил ноги, одетые в толстые шерстяные носки, на стол. К удивлению потрясенного Филя, Ян на это тяжело вздохнул.
Прокорпев над описанием вчерашних приключений больше часа, друзья выскочили на улицу, где вовсю сияло зимнее солнце.
— Идем к Схизматику? — спросил Филь. — Твоя ссадина в самом деле какая-то красная.
— Неплохо бы сначала решить нашу денежную проблему, — сказал Ян. — Профессор нам не спустит ее с рук.
— А что означали его ноги на столе? — поинтересовался Филь.
— Что он совсем не рад нашей проделке в противоположность прочим и дал это понять. Вот что, Филь, я собираюсь найти моих сестер и ограбить их поскорей, тебе советую проделать то же с Габриэль. Встретимся в дормитории!
Через полчаса Филь, запыхавшись, ворвался в комнату и увидел, что Хозеки все в сборе, а на столе поблескивают шесть серебряных монет.
— Ты нашел Габриэль? — спросил его Ян.
Мета сказала с улыбкой:
— Давай сюда свои тоже, разоритель!
— Нет, — ответил Филь, ныряя в сундук. — Она куда-то провалилась, но я наткнулся на Палетту. Обещала передать, что я её ищу.
Он выложил монеты на стол и озадачено произнес:
— Послушайте, объясните загадку, почему я сегодня то и дело слышу за собой шепот, что я сирота? Мне это начинает надоедать!
Мета сказала:
— Потому, что ты обеспеченный сирота.
Филь дернул плечом, показывая, что ничего не понял. Анна иронично хмыкнула:
— Да просто всё! Жена сироты в случае его смерти унаследует его состояние. Но тебе, Филь, это не грозит, у тебя четыре сестры, пусть названые. Так что твоя жена не получит ничего, кроме пенсии за детей.
— А если у неё не будет детей? — спросил он.
— А бездетная пойдет гулять, свистя в кулак, чего ей еще останется? Или вернется к кровным родственникам.
Филь вспомнил, что уже читал про это в Семейном Уложении в те дни, когда он помогал Ювеналию Петра составлять купчую на Хальмстем.
— В очередной раз убеждаюсь, что здесь чокнутые семейные законы, — проговорил он пораженно.
— Это последствия нашей долгой жизни под сердарами, — отозвалась Мета.
— Не обращай внимания, Филь, и ты скоро привыкнешь, — добавила Анна. — О, а вот и твоя сестрица!
Габриэль ворвалась в комнату, будто спеша на пожар.
— Я тороплюсь, — выдохнула она. — Мне Палетта рассказала, что ты ищешь меня и тебе понадобились деньги. Сколько тебе нужно?
Она вынула из кармана кошелек, вышитый цветочками.
— Все две монеты, — сказал Филь. — Можно?
— Конечно!
Вручив ему кошелек, Габриэль воскликнула, вылетая в двери:
— А вы зря тут сидите! Якоб приволок из деревни четверо новых саней, сейчас будем кататься с холма!
Филь, для которого это была неизвестная забава, сразу засобирался. Хозеки тоже оказались не прочь покататься. Ссыпав в цветастый кошелек всё, что было на столе, Филь сунул его в сундук, и они вчетвером выбежали в коридор. Мимо них торопливо протопал Фристл Бристо.
— Эй, Фристл, — крикнул ему Ян в спину, — твои два аспра еще целы?
— Да-а! — раздалось с лестницы.
— Отдай их мне, сочтемся на каникулах!
— Хорошо-о!
— С чего все так торопятся? — спросила Анна недоуменно.
— Там там, наверное, очередь, — сообразил Филь. — Саней всего четыре, а нас сотня человек!
Он оказался прав: с левой стороны за воротами выстроилась огромная очередь из желающих прокатиться. Над очередью стоял невообразимый гам. Четверо саней в самый раз для двоих замерли на краю заснеженного склона, обращенного к реке. За рекой дымила трубами деревня.
— Вот я тебя, пакостника! — раздался грозный окрик Якоба.
Курт Норман, пытавшийся пролезть вперед, проигнорировал крик, но дорогу ему заступил профессор Роланд.
— По распоряжению ректора, — объявил он, — в случае скандала с очередностью все катания будут немедленно закрыты до особого распоряжения!
Дождавшись испуганной тишины, он кровожадно добавил:
— А виновников разрешено подвергать остракизму всем, кто пожелает!
— У-у-у, — повисло в морозном воздухе, — Норман, вали на место, а то натолкаем тебе ночью моченых яблок в ботинки!
Угроза подействовала, порядок восстановился. Заняв место в хвосте, Ян сказал, передернувшись от холода:
— В общем, друг мой, нам не хватает двадцать аспров. Где будем их брать? С протянутой рукой я не пойду, лучше сам полезу на ту крышу.
Филь ответил, подумав:
— Я жду, пока меня осенит. Как осенит, скажу. А ты умеешь кататься на этих штуках?
— Умею, — подтвердил Ян. — Я предлагаю тебе сесть за мной. Пару раз съедем — научишься.
Анна сразу надула губы.
— Я с ним хотела, Ян! Давай ты будешь с Метой?
Её сестра покачала головой:
— Ты его плохому научишь, он потом станет таранить всех подряд.
— Нет ничего скучнее, чем кататься по прямой! — ухмыльнулась Анна.
Сначала Филю показалось, что скольжение по склону не требует особого умения, но только пока Ян не заложил вираж на той стороне реки — сани наклонились так, что у Филя захватило дух. Он вывалился на снег. Искрящееся облако поднялось над ним и опало.
Облепленный снегом, он поднялся на ноги, а раскрасневшийся Ян уже торопил его:
— Скорей наверх! До обеда успеем еще раза три съехать!
На обратном пути мимо них, закладывая петли, просвистела Анна с Метой позади. Их сани чуть не врезались в стоявшего внизу Курта, которому пришлось резво отпрыгнуть в сторону. Ян с Филем чуть не умерли со смеху, глядя на его перепуганное лицо.
Съехав еще два раза, Ян передал управление Филю, и тот заставил их сани кувыркаться в снегу, когда сделал попытку повернуть на склоне. Друзья закончили спуск, выглядя как два снеговика. В конце Филь заложил довольно удачный вираж, и они остановились в белом вихре.
— Молодец! — азартно выкрикнул Ян. — Давай еще!
В следующий раз они летели вниз, закладывая уже такие галсы, что за ними вытянулся веер из снежинок. А когда они встали, с макушки холма раздался многочисленный одобрительный свист.
Лицо Яна пылало от возбуждения. С Филя градом катил пот, настолько он был разгорячен. Увязая в снегу, друзья из последних сил забрались наверх и отправились на обед, с трудом волоча ноги.
После обеда Ян вспомнил о несделанном домашнем задании и остался в дормитории. Филь заверил его, что еще немножко покатается и обязательно напишет обещанный рецепт для Схизматика. За воротами его догнала Ёлка.
— Ты Филь Фе, правда? — спросила она, расплываясь в улыбке. — А меня зовут Иола, хотя лучше Ёлка! Давай вместе кататься?
— Давай! — обрадовался Филь тому, что не придется делить сани с кем попало.
Остаток дня пролетел быстро. Перевернувшись с Ёлкой всего один раз, Филь стал получать подлинное удовольствие от управления санями. Когда он склонял их вправо, то слышал за своей спиной «Ай!». Когда влево — «Ой!». Ориентируясь на громкость восклицаний, он свел крутизну виражей к минимуму, что добавило саням в скорости. Поняв, что Анна права и так кататься значительно интересней, Филь поискал её глазами, и она выставила вверх большой палец.
После заката, едва отбившись от Ёлки, недовольной, что он уходит, Филь поспешил в дормиторий. Его ждало эссе по скучнейшей морали, а тут еще на совести висело задание для Схизматика. Ввалившись в комнату, Филь не ожидал, что в его ботинках и карманах окажется столько снега и, скинув плащ, решил вытряхнуть его за окно. Ян, судя по всему, спал, так и не взявшись за учебу.
Избавившись от снега, Филь глянул на друга повнимательней: цвет его лица был бледно-серый, а ссадина на лбу сделалась багровой. Филь вспомнил утренний совет ректора.
— Ян! — позвал он, но тот продолжал крепко спать.
Филь тряхнул его за плечо — Ян не проснулся. Почувствовав тревогу, Филь снова оделся, решив отправиться за Схизматиком.
Он застал профессора в лаборатории, склонившегося над двумя банками с живыми крысами.
— Профессор, вам надо посмотреть, что с Яном Хозеком, — проговорил Филь с порога. — Он спит так, что не добудишься, а сам весь бледный, только ссадина красная!
Схизматик поворотился к нему всем телом и склонил набок круглую голову, стриженную под горшок.
— Ссадина? Какая ссадина, где он её получил? Вчера, во время вашей осады, после свинарника?
Его добрый взгляд сделался острым под кустистыми бровями. Филь кивнул, и профессор подался вперед.
— Кровь шла?
Филь опять кивнул.
— Пошли! — заторопился Схизматик.
Он нахлобучил шапку на голову, спрятал руки в огромные рукавицы и схватил стоявший на подоконнике саквояж. Не закрывая лаборатории, они поспешили к Башенной площади. Профессор ничего больше не спрашивал, только тяжело дышал, сноровисто переставляя ноги. В дормитории он водрузил саквояж на тумбочку и встал над Яном, пристально разглядывая его.
— Когда он потерял сознание? — спросил профессор.
— А он без сознания? — удивился Филь. — Н-не знаю, в обед еще был нормальный. И он был совсем не бледный, он был красный и веселый, когда катался!
Профессор пожевал губами.
— Сейчас пять пополудни… Чертовски быстро… Это всё баня, полагаю. Сначала баня, потом сани!
Он наклонился и сильно сжал Яну предплечье. Тот исторг вопль, распахнул глаза, но, едва профессор его отпустил, снова впал в беспамятство.
— П-профессор… — пробормотал Филь испуганно. — Что это с ним?
— Смерть, — сказал Схизматик, берясь за саквояж. — Общий сепсис. Он умрет к утру.
Филь подумал, что ослышался, ожидая, что сейчас профессор откроет саквояж и достанет оттуда какую-нибудь микстуру. Вместо этого тот круто повернулся и вышел за дверь. Филь в ужасе кинулся за ним.
— Профессор, вы куда? А Ян, что же с ним?!
Схизматик бросил через плечо:
— Не трать мое время, я ничем не могу ему помочь.
— Вы… Вы хотите сказать, что отказываетесь? — не веря собственным ушам, закричал Филь. — Но вы же доктор!
— Я не отказываюсь, я просто бессилен!
Не отставая, Филь припустил следом по улице. Он так разозлился, что чуть не бросился на профессора с кулаками, но вовремя сообразил, что этот тип сейчас его единственная надежда. Хотя единственная ли? Профессор вошел в лабораторию и захлопнул за собой дверь, а Филь круто повернулся и во все лопатки врезал к воротам.
— Габриэль! — заорал он, мечясь в наступающих сумерках среди толпы на вершине холма. — ГАБРИЭЛЬ!
Почти сразу он наткнулся на Анну, с недоброй ухмылкой сидевшую в санях впереди Курта Нормана, на лице которого читалось сомнение.
— Чего орешь? — сказал она. — Твоя сестрица только что съехала вниз.
Филь чуть не брякнул про Яна, но присутствие Курта ему помешало.
— Скажи ей, пусть срочно тащит к нам свои лечебные склянки!
Анна кивнула и толкнула сани с холма. Не зная, что ему самому предпринять в ожидании, Филь метнулся направо, затем налево и столкнулся с Метой. Румяная, облепленная снегом, улыбаясь во весь рот, она хотела что-то сказать, но вдруг улыбка с её лица пропала.
— Филь, что случилось? Ты выглядишь как не в себе.
— Ян умирает, — выдохнул он, — а Схизматик отказывается его лечить!
Мета отшатнулась.
— Как умирает? От чего?
— От сепсиса, — сказал Филь. — Не знаю, что это такое! Но мы все были в дерьме, когда ему врезало камнем!
Мета ухватила его за руку и потянула за собой.
— Ты куда? — спросил Филь, споткнувшись о чьи-то сани и чуть не навернувшись в темноте.
— К Схизматику!
— Но он же отказался!
— Я должна это сама услышать… Филь, сепсис — это заражение крови, это очень плохо, но Схизматик не вправе отказывать нам в помощи. Идем, я сама хочу с ним поговорить!
В Первой Медицинской с момента, как Филь покинул её, успел воцариться бардак. Книги, стоявшие в шкафах, теперь валялись на полу и на столе. Среди этого разорения на табурете, тяжело свесив руки, сидел профессор Фабрициус. Вид у него был недобрый.
— Профессор, — отрывисто обратилась к нему Мета, — вы единственный здесь доктор медицины, у вас нет права уклоняться от своих обязанностей. Вы потеряли право выбирать что вам делать, когда стали доктором. Почему вы здесь сидите?
Тот медленно поднял голову, лицо его сделалось печальным.
— Как вы можете сидеть, когда в Алексе умирает человек? — воскликнула Мета.
Схизматик долго молчал, потом произнес глухо:
— Деточка, но ведь это не лечится… Общий сепсис неизлечим. Никто не знает, как его лечить, ни мы, ни сердары.
Мета, как от ужаса, попятилась от него к двери.
— Но вы не можете сидеть просто так, вы же должны что-нибудь делать! — закричала она. — Идите и лечите! Профессор, я умоляю вас, вы не можете отказать мне в просьбе! Идите к нему, пожалуйста!
На последних словах она сбилась — профессор поднялся на ноги.
— Хорошо, — сказал он, не двигаясь с места. — Я приду.
Они подождали его снаружи, но фигура профессора за окном только раз пошевелилась, а после этого он снова сел.
Филь сказал:
— Пойдем! Пойдем, он придет!
Мета невидящими глазами продолжала смотреть на дверь.
— А если не придет? — прошептала она.
— Он придет! А не придет, я его притащу. Пойдем!
Они пошли по темной улице, прижимаясь к обочине, чтобы не мешать потоку возвращавшихся с катания учеников и не обращая внимания на их возбужденные голоса. В комнате они нашли разметавшегося на постели Яна, бледного, как смерть, по-прежнему без сознания. Над ним, прижав ладони ко рту, стояла Габриэль. Вокруг неё на полу лежали комочки снега.
— Что с ним? — спросила она, мельком глянув на скрипнувшую дверь. — Филь, я принесла, что ты просил, но он… он… что с ним такое?
Габриэль казалась испуганной не меньше, чем в Хальмстеме, когда разразилось землетрясение. Вдруг она очнулась и затараторила, вынимая из карманов многочисленные склянки и выставляя их на тумбочку:
— Вот, смотри, я всё принесла, тут и сердарский отвар, и чистотел, и красный клевер, и шалфей, и почки сосны. Филь, это всем всегда помогало, и ему обязательно поможет!
В коридоре послышались шаги, и она осеклась на полуслове. В комнату протиснулся профессор Фабрициус, в прежней шапке, рукавицах и без саквояжа. Оттеснив Габриэль от кровати, он сказал:
— Отойди от него, бесполезная девчонка.
Она шмыгнула к двери и вцепилась в рукав Филя. Профессор оглядел Яна с головы до ног, затем обернулся.
— Вон, все трое!
Сделав шаг, он вытянул руку и захлопнул дверь. Габриэль тут же зашептала в ужасе:
— Филь, это не профессор Фабрициус! Когда он коснулся меня, мне сделалось жутко, будто он залез ко мне в голову… Филь, это кто-то другой!
Мета скривилась:
— Помолчи! Габриэль, пожалуйста, по-мол-чи!
Габриэль обиженно замолчала. Втроем они устроились на корточках у стены, но сидеть им пришлось не дольше минуты: дверь в комнату распахнулась, оттуда вывалился профессор и, не сказав им ни слова, устремился прочь, засовывая что-то в карман.
Ян лежал на кровати в той же позе, лицо его немного порозовело. Мета тряхнула его за плечи, но результата не добилась — он продолжал лежать, как будто крепко спал.
Габриэль приложила ухо к его груди.
— Подождите… Он правда спит, — удивленно произнесла она. — Сердце стучит ровно-ровно, и дышит он хорошо!
Филь заметил, что Ян выглядит, будто отсыпается после ночных бдений с домашними заданиями, и у него свалился камень с души.
— А где шрам? — вдруг спросила Мета.
От багровой ссадины на лбу Яна остался лишь тонкий белый след.
— Чудеса-а! — протянула Габриэль и глянула на закрытое окно. — А может, его успели подменить?
— Кого тут подменили? — громко спросила Анна, заходя в комнату. Выглядела она веселой и, очевидно, успела переодеться в сухое. — А я дважды воткнула Нормана в снег башкой! Сначала перевернула наши сани, а потом, когда он трусливо бежал, таранила его и эту крысу, Хелику. А что вы такие невеселые, сегодня был такой классный день! И что вы тут делаете все у постели моего крепко спящего брата?
Габриэль с Филем переглянулись. Мета сказала с заметным сомнением:
— Это если он спит…
— Он спит! — решительно сказала Габриэль и топнула ногой.
Анна потребовала объяснений. Когда Мета с Филем закончили рассказывать, она скривилась, почесала нос и зловеще проговорила:
— Ну, Фабрициус, я доберусь до тебя, разгадаю я твою загадку! Это всё?
— Всё, — подтвердила Габриэль. — Только теперь я боюсь идти обратно в дормиторий, вдруг профессор ходит где-нибудь поблизости? Я тут буду спать. Хорошо, Филь?
Тому ничего не оставалось, как согласиться. Мета тотчас заявила:
— И я не хочу уходить. Я буду здесь, рядом сидеть, пока он не проснется. Я всё еще не верю во всё это выздоровление.
— Ну, а я с Палеттой тоже одна не останусь, даже под страхом гнева Гарпии, — сказала Анна. — Придется тебе, Филь, нас всех тут терпеть. Принеси-ка нам чего-нибудь поесть, а то я лично голодная как волк!
Далекий от счастья Филь потащился в трапезную. Ему и так постоянно не хватало свежего воздуха, а сегодня ему предстояло провести ночь в битком набитой комнате. Он решил, что сейчас он ругаться не будет, но, если девицы попробуют превратить это в правило, он в следующий раз не постесняется вытолкать их взашей.
Ночью, когда он проснулся от случайного тычка спящей рядом Габриэль, дверь в комнату отворилась. На пороге со свечами в руках нарисовались три фигуры в ночных рубахах с накинутыми поверх плащами: профессор Иллуги, профессор Фабрициус и мадам Багила. Не переступая порога, они оглядели сопящих школяров, и дверь закрылась. Что это было, для чего это было, Филь не стал долго думать и опять заснул.
На рассвете он услышал тихое восклицание:
— Ой…
Приоткрыв один глаз, Филь увидел Габриэль сидящую на постели. Ян сидел в кровати напротив, с румянцем во всю щеку, и сладко потягивался. По обе стороны от него мирно дрыхли Мета с Анной.
Габриэль живо спрыгнула на пол, схватила свои ботинки с плащом и смылась из комнаты.