— Я тут стишок сочинил, — сказал Андрей. Сашка промолчал.

Андрей, казалось, не ждал ответа. Глядя, как и Сашка, в потолок, он продекламировал себе под нос:

Наш спектакль отменили перед самою премьерой, Нашу пьесу освистали, заклеймили как отстой. Декорации спалили, режиссера — на галеры, А того, кто всё придумал — на заслуженный покой.
На обугленных поленьях полупризрачного храма Под картонною луною, перевернутой анфас, Завершают представленье неизвестной мелодрамы Отражения героев, так похожие на нас.

Немного подумав, глядя по-прежнему в потолок, Сашка сказал:

— Кого на заслуженный покой, понятно. А кто у нас режиссер?

— Дедуля, вестимо, — ответил Андрей. — Ему светит суд, как и нам с тобой. Но так как он всё это заварил, ему больше всех достанется по ушам.

Помолчав, Сашка спросил:

— А как они удержат в тюрьме демона? Или демоны не подсудны?

«Как можно удержать Лильку? — подумал он. — Точнее, Литику. Заберется в тюремщика и выйдет наружу как ни в чем не бывало. Или сбросит его в пропасть, как сделала с Мастером. За те секунды, что ей оставалось жить…» Сашка закрыл глаза.

— Еще как подсудны, — услышал он. — Плохо, что ты не знаешь латынь. Я тут потихоньку осваиваюсь с их языком, много общего! — Андрей щелкнул пальцем по переплету одной из книжек, что лежали стопкой на тумбочке рядом с кроватью. — Помнишь браслетики, которые ты сбил с нас Арпонисом два года назад?

Сашка утвердительно помычал.

— Это как раз для демонов, чтобы не форму меняли. Наденут, и никуда не денешься, и снять нельзя, разве что специальным инструментом. Да и человек от них становится смирный.

Заслышав за дверью сухой лающий голос лечащего врача, Андрей бросил:

— Горгулья идет, затычку вставь!

Сашка взял со своей тумбочки небольшую черную фиговину и сунул ее в ухо. Это был местный вариант синхронного переводчика, который умел передавать даже интонации. У Горгульи, прозвище которой Андрей дал после первого ее визита, интонации были как у доброй нянечки.

Дверь отворилась. В сравнении с тем, как выглядел встающий по стеночке Джокер, Горгулья проигрывала, но ненамного. Слишком широкие плечи, слишком угловатая фигура, слишком большие руки. Ужасный туфлеобразный нос и хрящеватые уши. В дополнение к этому имелась выдающаяся челюсть и злобные глазки неопределенного цвета. Лицо ее было морщинистое, в ухе торчал «переводчик».

— Здравствуйте, мальчики! — пролаяла она с выражением, с каким нежная мать обращается к своему ребенку. — Как ночевали? Как пальчики сегодня? — поинтересовалась она у Андрея. — Шевелятся?

Андрей радостно продемонстрировал правую руку, сжимая и разжимая кулак. Своими жесткими пальцами Горгулья начала мять и щупать его ладонь, присев рядом на край кровати.

— Замечательно! — сказала она. — Завтра еще нервную проводимость проверим, и всё.

Андрей скривился. Он не раз жаловался Сашке, что процедура эта не из приятных. Она не требовалась бы, если бы руку ему регенерировали, как собирались вначале. Однако Андрей не согласился торчать долго в больнице. Ведь нужно было сначала подавить иммунитет, превратив Андрея в своего рода земноводное, у которых нет иммунитета, зато имеется способность к регенерации. Жизнь защищается одним из этих способов, но никогда сразу двумя, вместе они несовместимы, объяснила Горгулья. И тогда Андрею заново пришили его кисть.

Их очень быстро доставили в больницу. С ветерком, как выразилась Маша. Попытка Мастера частично удалась — в обе стороны от башни до гор землю вспорол каньон. Сашка с Андреем были не в состоянии пялиться по сторонам, так что их глазами была Маша. Она рассказала, что хребет порвало в двух местах, и именно через один из разрывов к башне прибыли полицейские, когда мощный удар потряс всё и вся. Вместе с ними прибыла карета «скорой помощи».

Машу «починили» первой — слишком уж она торопилась домой. Тогда, на поле, она едва успела придумать причину своего отсутствия для родителей и сказала своему брату, что ее берут на съемки фильма. В массовку, на три дня. В конце третьего дня она и сорвалась обратно. Отпустили ее безропотно, потому что Маша не могла выступать свидетелем, не будучи гражданином. Но на суд она прибыть собиралась. Кто и как открывал ей Врата, ни Сашка, ни Андрей не имели понятия.

Машу здесь ничего не впечатлило, кроме воздушного такси, к которому она отнеслась со сдержанным скепсисом. Деревня и деревня, бросила она, когда Сашка с Андреем стали расспрашивать, что она видела на экскурсии, которую устроили ей перед отбытием. Редкие дома и сплошная зелень да жалкая кучка общественных зданий, выдала Маша.

Сашка с ней не спорил — в конце концов, из окна палаты в самом деле виднелись одни деревья и кусты. Ну, еще несколько тропинок. Спорил с Машей только Андрей.

Подумаешь, антиграв, фыркнула Маша на его возражения. Что-то такое можно было ожидать. Абсолютно неинтересно и тривиально, о нем уже много раз писали. Даже в замке было интересней, чем здесь. А тут тумбочки — и те, как у нас.

Правда, когда в конце второго дня ей сняли с плеча повязку и сказали, что все функции восстановлены, медицина ей понравилась. Но и только. Скука смертная, резюмировала Маша. Мир вроде другой, а ровным счетом ничего такого, что действительно поразило бы воображение.

Андрей в ответ разразился гневной тирадой. Почитав к тому времени кое-что из книг, которые натаскала ему Горгулья, он заявил, что кому-то, может, и нравится больше в замке, но сам он предпочитает жить в современном мире.

Антиграв и нуль-транспортировка — это задачи, которые способны перевернуть весь образ жизни, и одну из них здесь уже решили. Пусть только для совсем небольшого транспорта. «А нужно, чтобы здесь передвигались чечеткой?» спросил Андрей ехидно. Вот это действительно было бы нетривиально!

Регенерация тканей у них есть, кипятился Андрей. Здоровый образ жизни из-за чистой энергетики есть. Это куда больше, чем можно ожидать от населения в пару сотен миллионов человек. Ведь основатели попали в мир стерильный, без гуманоидов, и к пятому веку их тут было от силы с десяток тысяч. Ну, и откуда взять человеко-часы на глобальные исследования?

Здесь как раз причина их научного паразитизма. Хотя это даже не паразитизм, а использование удачно сложившейся конъюнктуры, другие бы и до этого не додумались. А самое главное, они не делают большие глаза, когда кто-то упражняется с тем, что Андрей называл магией. Но и не возносят ее до небес.

Андрей так разошелся, что Маше пришлось его успокаивать, заверив, что в следующий раз она обязательно постарается прочувствовать все прелести жизни в деревне с антигравом под кустом и электричеством из клеток шпината, а также органическими светящимися панелями вместо лампочек и пластиком, который на самом деле просто дерево. Это если ей не придется пожизненно носить им передачи в место заключения.

В первый день, сразу как Горгулья поставила им на раны «временные заплатки», в их палату вошел странного вида человек. Узкие плечики, глазки как бусинки, но мощный лоб и чересчур длинные руки. Он оказался тем самым эмпаротом, прибывшим для снятия с них предварительных показаний.

Машу он выслушал внимательно, а Андрея с Сашкой слушать не стал. Вместо этого он по очереди взял их за руки и попросил мысленно проиграть, что произошло в башне. Детали его не интересовали, только общие сцены, как получится.

От Андрея он отошел еще ничего, хотя и с трудом. А от Сашки отскочил и вылетел из палаты, распахнув дверь. Тогда-то они и увидели солдат, стоящих в карауле. И узнали, что их охраняют как императорских особ.

А точнее, стерегут, как заметил позже Андрей. Стерегут не обычные солдаты, по совместительству полицейские, с которыми столкнулся Сашка у своего дома, а те, что охраняют Внешнюю Границу, прикрывая Империю от теоретически возможного вторжения через Врата. Те самые, которыми командует Вайларк.

Эмпарот вернулся не скоро. Зайдя в палату, он присел на стул, хотя до этого сидел на краю Сашкиной койки.

— Ты сердар? — спросил он тихим голоском.

Сашка кивнул. Эмпарот некоторое время молчал, сверля его глазками-бусинками.

— Слишком сильно, слишком много всего, слишком близко к опасной грани, — сказал он. — Не будь ты сердаром, я предложил бы снять твое состояние медикаментозно. Может, согласишься?

Сашка отказался. Но иногда он об этом жалел. Невзирая на заботливый тон эмпарота, да и Горгульи тоже, он на собственной шкуре начал понимать, как здесь относятся к сердарам. Наверно так могла бы чувствовать себя горилла в зоопарке, будь у нее человеческое мышление. Внешне напоминает человека и даже ходит на двух ногах, но на самом деле зверь. И вроде не обижают ее, кормят сытно, с умилением смотрят на нее, но стоит ей сделать одно резкое движение, как все вокруг ощетиниваются и начинают с опаской коситься и даже травить.

И что самое поразительное, это идет из головы, потому что внешне сердар ничем не отличается от человека. Правда, на генетическом уровне некая разница наблюдается, как несколько невнятно объяснил Сашке Андрей, с трудом переведя несколько заумных фраз из особенно толстой Горгульиной книжки.

В ней было написано, что у сердаров из шестидесяти четырех триплетов ДНК, единиц генетического кода, в работу включены сорок, в то время как у обычного человека — максимум двадцать четыре, остальные просто не используются. Эту разницу можно выявить путем долгих и сложных лабораторных анализов, если очень понадобится, но сути это не меняет — сама ДНК у человека и сердара в целом одна и та же.

Там же было написано, что сердара значительно проще выловить на психологических тестах и именно поэтому тетя Зина не решилась стать здесь психологом. Как не решился стать учителем Батон, потому что в этом мире существует список запретных для сердаров профессий с обязательным психологическим тестированием.

Мать, которая всё еще лежала в коме в соседнем корпусе этой самой больницы, может вернуться к прежней профессии, а вот тете Зине ни психологом, ни психиатром (что здесь одно и то же) никогда не работать.

По словам Горгульи, которая являлась их единственной связью с внешним миром, у палаты тети Зины тоже поставили караул. За убийство четырех людей ей грозило длительное тюремное заключение. И не важно, что она спасала свою жизнь — действия охранников Горгулья объяснила испугом перед лицом двух вооруженных сердаров, находя его вполне естественным. Вряд ли охранники получили приказ убивать, считала она, они просто спасали свою жизнь.

Чтобы успокоить взбешенного Сашку, Андрей выпросил у Горгульи отдельную книжку о сердарах, и та принесла ему небольшую брошюру а-ля «Что вы должны знать об этих страшных чудовищах». Андрей ее проштудировал как смог и пришел к выводу, который поразил его самого — сердаров здесь боятся просто потому, что они сердары. Других причин нет.

То есть причины есть, и Сашка о них слышал, но с тех пор прошло уже несколько сотен лет, и все их давно можно забыть. Так что в этом мире, видимо, просто положено бояться сердаров, в чем и состоит основная причина.

После его короткой речи Сашка хмуро заметил:

— Что-то слишком много у тебя «просто».

— А я что сделаю? — усмехнулся Андрей. — Не буду же я пересказывать все помои, что льют в этой брошюрке на сердаров? Причем с величайшим воодушевлением. Их тут даже упырями назвали в одном месте. Прикинь, твоя мать — упырь?

Андрей сказал это так, что Сашка против воли улыбнулся.

— Вот я и взял на себя смелость все логические нестыковки заменить одним словом, потому как не сходится у них ничего. — Андрей задумчиво поскреб в затылке. — А местами просто вранье! Оказывается, это не сердары пропустили демонов в безопасные районы, когда тем по башке ударил метеорит. Оказывается, это люди пропустили демонов, а сердары хотели их оставить. Только у меня куда больше веры той книжке, что я читал в замке, хотя бы потому, что она минимум на триста лет старше.

Сашка невольно вздохнул:

— В мрачное место мы с тобой попали.

Почесав нос, Андрей хмыкнул:

— Не расстраивайся, демонов тут тоже не привечают. Я ж рассказывал, каким красавчиком родился? Перепугав весь роддом и мать до полусмерти.

Сашка кивнул. Андрей посерьезнел.

— А теперь представь, каким родился мой отец. Здесь было не так много подобных случаев за всю историю, чтобы они привыкли. Да и большая часть потомства между демонами и людьми нежизнеспособна, гибнет на ранних стадиях. А отец вот взял и выжил. Его собрались усыпить, но бабка сбежала. Забилась в какую-то нору и выпаивала его там, чтоб он стал на человека похож. Причем ей кто-то в этом помог, потому что она сама ни черта из себя как сердар не представляла.

«Чертово отродье», — вспомнил Сашка, и покосился на Андрея. Судя по тому, как тот порозовел, он тоже это вспомнил.

— Э-э, — смущенно протянул Андрей. — Напомни мне об этом в следующий раз, когда я начну чертыхаться.

— Обязательно, — сказал Сашка.

После ссоры у обрыва в день сдачи последнего экзамена Андрей пришел домой в растрепанных чувствах. Сашка оказался сердаром, и Андрей в это сразу поверил. С Сашкой всё было ясно. Однако как он сам оказался в компании с нормальными родителями и более чем странным дедушкой? Андрей решил раз и навсегда выяснить это и насел на родителей. Они сдались только тогда, когда он прямо описал им внешность Джокера и заявил, что знает, кто тот на самом деле.

Оказалось, Джокер посетил их после смерти бабули. И если до его визита отец подозревал, что что-то нечисто, особенно после рождения Андрея, то тут ему открытым текстом было заявлено, кто он такой. Именно с этого момента мать Андрея стала такой, как сейчас, — напряженной и нервной.

У демонов нет родственных чувств, рассказал Сашке Андрей. Они больше оценивают друг друга по тому, кто что может и на что годен. А просто так, за здорово живешь, как у людей, бросаться на шею непонятно кому, пусть даже родственнику, — им не свойственно. Поэтому Джокер сообщил факт и отвалил. Он полагал, что они не в курсе, и справедливо полагал.

Бабуля Андрея, как оказалось, умела держать язык за зубами не хуже матери Сашки. Ни одна живая душа не знала, кто именно отец ее ребенка. И уж тем более никто не знал, что она — сердар. Догадка об этом мелькнула у Андрея после слов Джокера, что не более одного процента людей в состоянии открыть Врата. А каким бы слабым сердаром ни была бабуля, Врата она точно умела открывать.

Об этом говорилось в письме, отрывок из которого Андрей показал Сашке зимой. В письме, которое вернулось назад, потому что адресат выбыл. Адресовано письмо было Механику. В нем бабуля окончательно давала Механику от ворот поворот и сообщала, что вернулась, но искать встречи с ней не надо. У нее теперь другая жизнь. А туда (как было написано в письме) она никогда уже не вернется, потому что уничтожила свое средство передвижения.

Сашкину раковину изъяли сразу, как только они очутились в больнице и едва полицейские увидели, что она не регистрирована. Правда, через день ее вернули, но уже с утолщением по ободку. На вопрос Андрея, как именно определяется, чьей раковиной открылись Врата, полицейский ответил, что каждая раковина обладает уникальным спектром свечения, а по периметру Внешней Границы стоят измерительные датчики.

Потом Андрей пристал с расспросами к Сашке, как ему самому удалось запустить раковину. У Сашки не было никакого желания описывать свои переживания по пути к обрыву, поэтому он, подумав, дал аналогию.

— Мы не можем открыть другие миры, потому как мы сами — часть своего мира. Я вычитал эту фразу в одной из твоих книжек, что ты давал мне три года назад, — сказал Сашка. — Я ее запомнил, потому что очень хотел попасть тогда сюда.

Андрей заморгал.

— Ну? — бросил он неуверенно. — Не вижу в этом секрета. Это всё?

Он внимательно поглядел на Сашку, тот слабо улыбнулся.

— А позже Пал Палыч на «Красной Реке» сказал почти то же, но немного иначе… Пока мы ждали спасателей. Он сказал: мы не можем попасть в другие миры, пока мы часть своего мира. Разницу видишь?

Андрей крепко задумался. Сашка ждал. Затем Андрей уставился на него круглыми глазами, не хуже Маши.

— Бе-едный! — протянул он с сочувствием. Сашка кивнул.

— Но это же невозможно! — хлопнул Андрей по постели. — Какой психикой надо обладать, чтобы ходить туда-сюда по этому пути?

Сашка дернул плечом.

— Ну, у Хавелока же выходит…

Андрей отвалился на спину, полежал минуту, и снова повернулся к Сашке, подперев рукой голову.

— И всё-таки тебе стоит покраситься, а то ты похож на молодого сумасшедшего, — деловито сказал он. — У тебя волосы белые как снег. Еще сделать красные глаза, выколоть на лбу «сердар», и можно людей пугать до икоты, как я Самоходова.

Горгулья потратила на Сашку времени не меньше, чем на Андрея. Она прослушала его легкие, дала ему дунуть в ту штуку, в какую он дул в башне, назначила на следующее утро последний осмотр и ушла. Она относилась к Сашке столь же сердечно, как к Андрею, и всё-таки он не мог отделаться от впечатления, что Горгулья воспринимает его исключительно как детеныша обезьяны. Той самой гориллы из зоопарка.

Уже в дверях Горгулья сказала:

— К вам посетитель, мальчики! В его присутствии положено вставать, но вам разрешается оставаться в постелях. Обращайтесь к нему Ментор и будьте вежливы.

Она открыла дверь и, склонив голову, впустила в палату невысокого, коротко стриженного светловолосого мужчину в самом обычном деловом костюме. Узнав его, Андрей с Сашкой выпрямились на койках — перед ними стоял Вайларк.

От него прежде всего веяло спокойствием. Морщинистое лицо было изуродовано шрамом от уха до подбородка и, возможно, поэтому он не улыбался, хотя вид имел вполне доброжелательный. Сашка подивился, что за оружие нанесло это увечье, ведь на самом Сашке после меча Мастера следа не осталось, а на руке Андрея была слабо различима лишь белая полоска не толще рыболовной лески.

В выцветших от старости умных глазах Вайларка светилась искренняя симпатия.

— У меня для тебя хорошая новость, — сказал он Андрею сразу, как они обменялись рукопожатием. На тыльной стороне правой ладони Ментора выделялись обширные пятна незагорелой кожи. Говорил Вайларк хрипло и отрывисто, разбивая предложения на короткие фразы. — Твой дед оправдан, суд состоялся сегодня. Его вины в случившемся не нашли — скорее, он получается спасителем человечества.

Вайларк поставил стул посреди палаты и сел так, чтобы видеть обоих ребят. Руки он положил на колени. На безымянном пальце левой руки блестел простой серебряный перстень.

— Поэтому завтрашнее заседание будет коротким, но следом за ним будет другое.

Он перевел взгляд на Сашку. К симпатии примешалась тревога.

— Будет рассматриваться дело, где ты главный обвиняемый в покушении на государственную собственность. За такие преступления у нас судят с шестнадцати лет.

Андрей с Сашкой переглянулись: «Хранилище!». Вайларк продолжал:

— Против вас выступает глава Департамента Технического Развития. Я выступаю главным свидетелем. Вспомните заранее все детали происшедшего в прошлом году, потому что дело будет тяжелое. Плохо, что ты сердар, — сказал Вайларк Сашке, и тот от удивления чуть не потряс головой. Потому что на самом деле Вайларк имел в виду «плохо, что это стало известно», Сашка мог в этом поклясться.

Андрей пошевелился и произнес осторожно:

— Извините, Ментор…

— Да? — Вайларк повернулся к нему.

— А кто этот глава Департамента Технического Развития?

— Лавизус Хавелок, — ответил Вайларк. Он снова посмотрел на Сашку. — Тебе предстоит с ним еще одна встреча в суде, но уже после выздоровления твоей матери. До этого ты будешь жить в моем доме.

Сашка молча кивнул. Понятно было, что имелся в виду проклятый Договор между матерью и Советом.

— Тогда у меня всё, — сказал Вайларк и поднялся. — Завтра я приду за вами.

Он вернул стул на место, и шагнул к двери. Ее тут же распахнул стоящий за ней солдат.

Сашка тоскливо посмотрел на прямую спину Вайларка, на солдат в коридоре, и вдруг выпалил:

— Ментор!

Вайларк повернулся к нему.

— Извините… — Сашка смутился.

Вайларк терпеливо ждал. Сашка вздохнул.

— Почему здесь так ненавидят сердаров? — спросил он тихо. — В чем настоящая причина?

Вайларк обернулся к солдатам и двинул белой бровью. Дверь захлопнулась.

— Видишь ли, — сказал он. — Это случилось очень давно.

Андрей перебил:

— После первой войны с демонами, когда упал метеорит?

Вайларк с уважением посмотрел на него.

— Нет, это случилось позже…

— А про пытки Арпонисом это правда? — опять спросил Андрей.

— Это правда, — ответил Вайларк. — Но это было во время первой войны. Однако было кое-что еще…

На морщинистом лице Ментора отчетливо читались сомнения, словно он взвешивал про себя, стоит ли давать ответ, и потому, когда Андрей в очередной раз спросил его, Вайларк почти с облегчением отвел глаза от Сашки.

— Ментор, а люди участвовали в той войне? Бандали говорил, что да.

— Участвовали, — подтвердил Вайларк. — Их было даже больше, чем сердаров.

— Но почему демоны не переваривают именно сердаров, в чем загадка?

Вайларк задумался, глядя в окно.

— Коты с собаками тоже не переваривают друг друга, если не выросли вместе, — сказал он. — Физиология, язык тела, интересы — всё различно и часто противоположно. Сердары, как и демоны, считают, что весь мир принадлежит им. Но сердары консерваторы и не станут трогать то, что хорошо работает. Демоны, наоборот, могут бесконечно улучшать что-то или искать другие способы применения.

Сердары склонны к одиночеству, они смотрят на происходящее вокруг немного со стороны, не теряя общности друг с другом. Демоны на первый взгляд тянутся друг к другу, но, по сути, интересы самого демона для него превыше всего. Сердары всегда и везде готовы учиться у других, даже у неприятных им учителей, — демоны предпочитают учиться на своих ошибках. И самое главное, сердар по умолчанию уважает других — демон по умолчанию не уважает никого. Именно эта черта плюс неистребимое любопытство демонов вызвали первую войну.

Психика сердаров привлекает к себе демонов, их тянет к ним как магнитом, и когда демоны впервые появились здесь, произошло очень много инцидентов, подобных тем, что случился с тетей Александра. Добавь к этому, что демоны и магия неразлучны, а сердары абсолютно неспособны к магии, хотя значительно устойчивей к ней, и можешь представить, что здесь началось. В результате тех кровавых событий обе стороны приобрели стойкую идиосинкразию друг к другу, соматическую у сердаров и психическую у демонов, осложненную тем, что у последних очень хорошая память.

— Я ответил на твой вопрос? — спросил Вайларк, поворачиваясь к Андрею, лицо которого приобрело густой свекольный оттенок.

Андрей мотнул головой в знак согласия, и тут дверь снова распахнулась. Солдат с множеством нашивок на рукаве протянул Вайларку какую-то бумагу. Ментор пробежал ее глазами, лицо его стало неприступным. Он строго посмотрел на Сашку.

— Диаманда Карьети осуждена сегодня Императорским судом на пятнадцать лет тюремного заключения, — сообщил Вайларк и покинул палату.