Глава 22

Воссоединение

Менее года назад

Я выхожу на заднее крыльцо дома на острове Каталина. Солнце садится за Тихим океаном, освещая небо огнем.

Через сотни миль моря, которое простирается от моей собственности, можно едва различить вдали холмы Малибу.

От них в груди отдается болью.

Она где-то там; так близко, что я чувствую, что могу дотянуться до нее рукой, но и так далеко, отчего теряю надежду, что больше никогда не почувствую вновь ее кожу.

Я проявляю крылья, затем широко раскрываю их. Они впитывают последние умирающие лучи солнца.

Затем сгибаю колени и с сильным толчком вздымаю в небо.

Каждый вечер, как и всегда делаю, я лечу к отдаленным берегам Калифорнии, к дому Калли. Это стало неким ритуалом — пытаться посмотреть, насколько близко смогу подобраться к ней, прежде чем магия остановит меня.

Уже идет седьмой год. Калли больше не подросток. Теперь она может легально покупать выпивку, сигареты и играть в азартные игры. Я пропустил целый этап в ее жизни, и эта потеря выжигает во мне дыру. Сколько еще всего мне предстоит пропустить? Будет ли она сломлена и хрупка, когда смогу вновь обнять ее? Ее жизнь, словно песок в песочных часах — сыпется вниз, все больше приближая ее к смерти. От этого меня бросает в панику.

Я продолжаю лететь, наблюдая, как облака превращаются из бледно-оранжевого в ватный сладко-розовый цвет, а затем и в пыльно-лиловый. В конченом счете все цвета смешиваются на фоне одного темно-синего вечернего неба.

Когда приближаюсь к иллюзорной границе досягаемости, я вновь ожесточаюсь и готовлюсь к неприятному. Малибу находится достаточно близко, чтобы я мог различить здания, которые точками усеивают землю. Достаточно близко, чтобы ясно видеть, чего лишен.

Я не останавливаюсь и лечу вперед, ожидая момента, когда магия насильно остановит меня. И чувствую ее несколько секунд, прежде чем достигнуть магической границы. Как и всегда, я толкаюсь в нее, борясь с собственной силой.

Только в этот раз все по-другому.

Стена слабее и оказывает сопротивления намного меньше, когда я ударяю в нее кулаком. Она содрогается, отчего мое волнение становится похоже на рябь в озере.

Этого никогда не произойдет.

Воодушевленный, я ударяю еще раз. Она не поддается.

Да ладно.

Собирая всю свою силу в кулак, я ударяю вновь, очень сильно. И на этот раз стена детонирует словно бомба.

Стена взрывается, ударяя меня в грудь и откидывая назад. Пока я лечу кубарем по небу, чувствую, что семилетний долг Калли окончательно — наконец-то — выплачен.

Сполна.

Бездыханно я выравниваюсь и потираю грудь, ощущая, как остатки магии возвращаются в меня.

Милостивые боги, все закончилось.

Ожиданию конец.

Менее года назад

Я пролетаю оставшийся путь к пляжному дому Калли с бешеными ударами сердца.

Наконец-то мне удастся увидеть ее, почувствовать, вдохнуть! Не будет больше никаких мужчин и долгих, одиноких ночей.

Я беззвучно приземляюсь у нее, убирая крылья. Что-то есть в воздухе и в моих костях — магия сочится прямо из самого сердца Земли.

Тысячу раз я представлял, как возвращаюсь к ней, как сейчас, и каждую секунду полета, что привел меня сюда, ощущал агонию, будто все происходит не по-настоящему. Естественно, что после стольких лет ожиданий это еще не конец.

Я провожу пальцами по старинному терракотовому горшку с вываливающимся из него суккулентом, который стоит во внутреннем дворике. Ее дом, ее вещи… я могу касаться их! Магия прежде этого не позволяла. Мне приходилось довольствоваться обрывками информации до сегодняшнего момента. Для такого мужчины как я секретность почти убила меня.

Я вижу дом Калли в первый раз. Внутри темно, и никого нет. Осознание того, что мне придется ждать еще дольше, чтобы увидеть ее снова, приводит в бешенство. Теперь, когда долги выплачены, у меня не остается места для терпения.

Я всегда могу найти ее, но рвение будет лишним, потому что, когда дело дойдет до переутверждения пары, против меня будет работать все — особенно ее обвинения в том, что я оставил ее на целых семь лет.

Раздвижная стеклянная дверь щелкает в замке и тихо открывается, после чего я захожу внутрь.

Запах Калли сразу же ударяет в ноздри и чуть не опускает меня на колени. Как я жил без него столько лет?

Ботинки шаркают о засыпанный полом песок. Я шмыгаю его мыском; на нем прорисовываются наполовину видные следы ступней.

Калли. Моя сирена. Не может держаться далеко от океана.

В комнате слышны тяжелые шаги, когда я прохожу через гостиную. Затем поднимаю пустую бутылку вина и читаю марку. Эрмитаж. Я едва не свищу. Дорогое удовольствие.

Я достаточно слышал о Калли, чтобы знать, что она пьет не только вино. Виски — другое ее предпочтение алкоголя, и, если информация верна, — а она почти всегда верна — Калли наслаждается выпивкой намного чаще нормы.

Я кладу бутылку обратно и иду на кухню, проводя пальцами по кафельной потрескавшейся столешнице. Мой взгляд поднимается от стертых деревянных полов до блеклых шкафов. Калли потратила прилично денежек на покупку дома в Малибу и до сих пор, судя по тому, как он выглядит, даже ничего в нем не изменила.

Я подхожу к пробковой доске рядом с холодильником, на которой прикреплены несколько записок. Большинство с номерами, а одна со смеющимся нарисованным членом и подписью «Темпер» в уголке.

Уходя с кухни, я направляюсь в коридор. На стенах нет тех обычных фото, что есть у большинства людей. Ни одного семейного портрета — неудивительно, — но нет даже фото с друзьями.

Почему?

Но больше всего с тревогой я отмечаю то, что безделушки, которые мы собирали по всему миру и которые давно занимали всю ее комнату в общежитии, отсутствуют.

А теперь вопрос: их нет, потому что Калли все еще злится на меня или потому что ей все равно?

Хоть бы не равнодушие. Я могу ужиться с чем угодно, но не с ним.

Единственное, что висит на стенах, это некоторые акварели кораллов и резная деревянная рыба; вседоступное дерьмо, которое можно купить в любом магазине.

Я прохожу в ее гостевую ванную, затем в другую комнату, которая выглядит либо как гостевая, либо как обычное место для хранения вещей. Заплатив тьме немного волшебством, я жду, позволяя им сплетничать о доме и его собственнике.

…пьет в тяжкое время…

…отчаянные вечеринки…

…говорит во сне о потерянной любви…

…несколько мужчин оставались на ночь…

Обжигающая волна ревности омывает меня от последних слов. И вот я, мужчина, который известен своими навыками в постели среди женщин в Потустороннем мире, теперь разорвался надвое от того, что со стороны столкнулся с подобной ситуацией.

Больше ни одна мужская особь, кроме меня, не согреет ее постель.

Кстати говоря… впереди показывается спальня Калли. Даже от одного вида двери, крылья начинают трепетать. Я захожу внутрь и с любопытством осматриваю внутреннюю обстановку. Везде, куда ни гляну, вижу кусочек моря: стены, исписанные морскими пейзажами; спиральная раковина, лежащая на прикроватной тумбочке; вазы, наполненные морскими стеклышками — так как она не может жить в море, Калли принесла его сюда. Тут даже стоит морской запах соли и водорослей.

Я прохожу по комнате, скользя пальцами по переплетам романов, что стоят в беленых книжных полках.

Только когда я подхожу к стулу, вижу то, что Калли не принадлежит. Я подбираю раздражающий кусок ткани, который был перекинут через спинку стула, и подношу к носу.

Вдыхая запах, я корчу лицо и сжимаю ткань в кулаке еще сильнее.

Пес. А именно оборотень.

Моя внутренняя тьма пятнает ревность.

Ее… любовник.

На кратчайший момент я забываюсь.

С того, что я на нее собрал, Калли встречается с охотником Политии за головами. Во-первых, я не поверил этому. Каллипсо Лиллис, женщина, которая когда-то сторонилась власти, теперь встречается с одним из ее работников?

Мне не стоило так удивляться. Сирены немного фаталистичны. За их плечами лежит длинная история того, как они ввязывались в неприятности из-за тысячелетнего старинного проклятия, наложенного на их вид. И хоть это самое проклятие и было снято, всегда будет некая сущность в моей паре, которая будет навлекать на себя неприятности.

Хотя, если судить между мной и охотником, то я буду похуже.

Мне требуется лишь немного магии, чтобы сжечь ткань. За секунды эта раздражающая меня рубашка превращается в не более чем дым и пепел, а затем в пустоту; магия съела все последние следы ее существования.

Надеюсь, Илай насладился Калли, когда имел ее. Теперь, когда мы с ней выплатили свои доли, у меня нет планов отпускать ее снова.

Менее года назад

К тому времени, когда Калли вернулась домой, я уже основательно здесь устроился. Совершил набег на ее кухню и ухмыльнулся, когда нашел секретный тайничок со сладостями, потому что… от кого она их прячет? Затем нахмурился, когда нашел тайничок с полувыпитым алкоголем. Его, должно быть, она прячет от себя, и берет только, когда слишком слаба или сломлена, чтобы сопротивляться.

После того, как подкрепился, я пролистал ее счет по Netflix. Судя по всему, она все еще предпочитает книги киноадаптациям и также смотрит приличное количество комедийных шоу.

Теперь я укладываюсь на кровать и смотрю на луну, которая восходит над Тихим океаном. Ее вид вызывает во мне какую-то старую тоску, одновременно затрагивая ностальгию и притупленную боль. Может из-за того, что луна близка к воде — так близка и одновременно недоступна. Она напоминает мне Никсос и Файриен, богов дня и ночи; родившиеся под несчастливой звездой любовники всегда искали друг друга, всегда были порознь.

Но волнение от того, что я вернулся в ее жизнь, слишком опьяняющая, чтобы опустить мое настроение от восходящей луны. Я купаюсь в тенях, которые проскальзывают через окно Калли, и закрываю глаза в ожидании.

Через какое-то время я слышу, как открывается входная дверь, затем тихие шаги по полу. У сирены заняло много времени, чтобы наконец дойти до спальной комнаты, где я развалился на кровати.

Понадобилась вся концентрация, чтобы держать крылья в узде и пыл в груди.

Калли показывается на пороге с укрытым тенями телом.

Иисус, Иосиф и Мария.

Не может быть.

Ни ее темные волосы, что волнами спадают вниз, ни лицо, которое разбивает мужские сердца и склоняет к ее воле. Взгляд падает на ее плоть, заключенную в очень тонкие трусики.

Видение, которое так давно преследовало меня.

Прежде чем хоть как-то сообразить, позади меня появляются крылья, раскрываясь во всю длину. Сейчас я — подросток, а Калли — недостижимая для меня женщина.

Какой же ироничной бывает судьба.

Крылья раскрывается только на долю момента, но движение ее испугало. Я слышу, как она быстро втягивает воздух, а затем включает свет в комнате.

Черт бы меня побрал; ничто не выглядит так умопомрачительно, как Калли в нижнем белье. Она такая завораживающая в тенях, как мечта в мягком свете комнаты.

Все черты девочки-подростка теперь испарились. Калли-тинейджера заменило существо с ее более женскими изгибами и потрясающим лицом.

Время поразмышлять, Десмонд. Тебе потребуется намного больше, чем огромный пыл, чтобы завоевать сердце пары.

Калли шокировано смотрит на меня. Нет, не с шоком… она ошеломлена. В ее взгляде мелькает неуверенность той самой Калли-подростка.

Вот она, моя девочка.

Я поедаю ее взглядом.

— Вижу, с последней нашей встречи ты сменила предпочтение в нижнем белье.

Помечтаем об этом попозже.

Какое-то время Калли держит паузу; видимо, собирается духом.

— Здравствуй, Десмонд Флинн, — наконец, говорит Калли, специально используя мое полное имя. Вместо этого она могла бы подойти и сжать мои яйца.

Медленная усмешка всплывает на моих губах. Дерзко.

— Я и не догадывался, что сегодня ты решила раскрыть грязные секреты, Каллипсо Лиллис.

Взгляд возвращается к ее плоти. Я не могу отвезти от нее взгляд, совсем.

Возьми. Утверди. Сделай своей.

Калли идет через спальню и берет халат из шкафа.

— Что ты хочешь, Дес? — спрашивает она, затягивая пояс халата. Ее голос звучит раздраженно, устало и одновременно сердито. Этому есть название.

Безразличие.

На какую-то долю секунды я чувствую, как на меня обрушиваются небеса.

Калли отворачивается, но я замечаю, как дрожат ее руки, и меня окутывает облегчение.

Она тоже потрясена моим присутствием. Удача не совсем покинула меня.

Словно хищник, я пользуюсь ее уязвимостью.

Я материализуюсь за ней в мгновенье и наклоняюсь к уху.

— Требовательна, как всегда. — Я улыбаюсь, когда она вскрикивает от неожиданности, поворачиваясь ко мне. — Странная черта твоего характера, учитывая то, сколько ты должна мне.

Магия проскальзывает ко мне в голос, обещая Калли все эти запретные вещи, которые жаждет ее ненасытная сирена.

Я обещаю и дам каждому из вас: тебе и сирене, ночь за ночью, настолько долго, насколько мы дарованы друг другу судьбой.

Этот глубокий, бездонный взгляд изучает мое лицо. Я и забыл, какого это — ощущать его на себе. Семь лет сделали ее глаза грустными и пустынными, но не менее пронзительными.

Калли верит в то, что я оставил ее. Это ясно читается на ее лице, как звездный свет.

В этот момент я подхожу к ней настолько близко, что готов без труда выдать ей всю информацию. Только века сдержанности удерживают мой язык. Правда не купит мне ее любовь. Калли годами обижалась на меня; несколько коротких предложений никак не исправят ситуацию.

Мне нужно заставить ее влюбиться в меня, пытаться и пытаться.

Я беру Калли за руку и отодвигаю рукав халата. Ряд за рядом моих бусин овивают предплечье. От их вида по мне прокатывается инстинктивное удовольствие.

— Мой браслет все так же хорошо смотрится на тебе, ангелочек.

Я могу спросить ее о чем угодно, обо всем, и она обязательно ответит. Могу просить жить со мной, выйти за меня, спать со мной, носить моих детей.

Этого недостаточно. Не совсем. Я хочу ее любви, размышлений, страсти… и хочу получить ее без принуждения. Чистую и только.

Но Калли не знает об этом.

— Калли, ты много задолжала мне.

Ты — моя. Пока ты этого не знаешь, любимая, но так и есть.

Калли смотрит мне в глаза, и я чувствую вес ее осознания. Часть сирены понимает, что это конец… и своего рода начало.

— Ты все-таки пришел потребовать оплаты.

 

Глава 23

Пока не исчезнет тьма

Менее года назад

Охотник за головами больше не угроза. Это более чем очевидно, когда он видит мои крылья и осознает, что они значат.

До Калли начинает понемногу доходить. Наверняка у нее есть версия происходящего. После противостояния с Илаем, Калли запирается в своей комнате с обеспокоенным выражением лица.

Тело практически трясет от нужды воссоединиться с ней. Прямо как в ночь танцев я теряю контроль. Фейские инстинкты вытесняют разум.

Но дверь в комнату Калли все-таки открывается, и тут вылетает она.

— Это правда? — спрашивает Калли требовательным голосом.

Я смотрю на нее, все еще отвлеченный мыслями.

— Что именно?

— На счет крыльев? — говорит она. — Правда, что ты демонстрируешь их другим, как знак не прикасаться ко мне? Что я принадлежу тебе?

Я замираю. Она слишком близка к правде… Калли упустила один знак, но, боги, сирена близка.

Сердце подпрыгивает.

Моя пара. Заяви права.

Магия начинает изливаться из меня, затемняя комнату. За все эти года самоотрицания я на грани полного раскрытия.

— Правда, — говорит Калли шокировано.

Я подхожу к гневной сирене.

Сделай своей.

— Сволочь, — выплевывает она. — И когда же ты собирался сказать мне?

Если я признаюсь, то не отпущу вновь.

Готова ли Калли?

Черт подери, готов ли я…

Калли тычет пальцем мне в грудь.

— Ты. Собирался?

Я смотрю вниз на ее палец; моя хорошая сторона ускользает из-за вызова Калли. Потаенные импульсы прорываются наружу.

На моем лице всплывает улыбка, когда ступаю ближе к сирене и прикасаюсь своей грудью к ее.

— Уверена, что хочешь знать мои секреты, ангелочек? — спрашиваю я. — Они обойдутся тебе гораздо больше, чем бусины, опутавшие твое запястье.

— Дес, я просто хочу услышать ответ.

Возьми… заяви права… сделай своей.

Я приподнимаю ее локон.

— Что я могу сказать? Фейри бывают очень ревнивыми и эгоистичными любовниками.

…понимание…

— Ты должен был сказать мне.

Когда? В старшей школе, когда она была еще слишком мала? Или когда мне наконец-то удалось вернуться к ней после семи лет одиночества? Тогда бы я с удовольствием снял бы с себя этот якорь.

— А может, я горжусь своими крыльями, — признаюсь я, отпуская ее волосы. — И мне нравится, как ты и другие на них смотрите. Может, я испытываю то, что никогда прежде не переживал.

Я медленно и осторожно раскрываю крылья. Моя магия всепоглощающа. Если бы я полностью сдался сейчас, она бы заполнила всю комнату тьмой и высвободила бы все виды феромонов, к которым сирена будет особенно восприимчива. Но я хочу, чтобы Калли хотела меня по своей воле.

— Может, — продолжаю я, — не стал говорить, думая, что ты не ответишь взаимностью. Калли, я знаю, как нести смерть, как быть справедливым. Но не знаю, что делать с тобой. С нами. С этим.

Я так долго был безжалостным Торговцем и суровым Королем Ночи; мне не приходилось практиковаться быть простым влюбленным мужчиной. Боюсь, что все испорчу.

— С этим?

Калли заставляет все объяснить ей. Мое сердце со всей дури колотится о грудную клетку. Когда дело доходит до Калли, я хочу выдать ей все свои секреты, но ее реакция также развязывает на мне узлы.

Я провожу пальцем вдоль ее ключицы.

— Я был не полностью честен с тобой, — произношу я осторожно.

Звучит не совсем шокирующе.

— Ты задала мне вопрос, — продолжаю я, — почему сейчас? Меня не было семь лет, Калли. Так почему я вернулся?

Сирена хмурится.

— Тебе понадобилась моя помощь, — утверждает она.

Конечно, она видит все через мутную завесу.

— Ложь, которая стала правдой, — произношу я.

Собери кусочки воедино, Калли. Они ведь прямо перед тобой.

Но, конечно же, не соберет. Сирена не может. Я целовал ее в губы и между бедер — полностью обустроил ее в своем доме — и она все еще ничего не видит. Потому что даже после семи лет Калли осталась все еще той одинокой девочкой, которая не верит, что может влюбиться и быть любимой.

Я нежно трогаю ее щеку.

— Калли.

Разве сирена не видит, что постоянно опускает меня на колени? Утром, вечером и ночью она всегда таится в каждом ударе моего сердца. Ее сладкий голос поет в моих венах. Зовет меня сквозь миры. Все в ней — мое, и все во мне — ее. Навсегда.

Я до конца расправляю крылья, кончики которых едва касаются стен гостиной.

Боги, как же хорошо, наконец, раскрыть их после стольких лет борьбы.

— Фейри не показывают крылья своим нареченным.

Я дотрагиваюсь до ее шеи, нежно гладя по коже. Меня все еще удивляет, что могу быть рядом с ней, что еще раз могу коснуться ее. Калли — не единственная, кто думал, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Они показывают их своим родственным душам.

Калли замирает.

Семь лет боли, семь лет пробуждений с той же чертовой болью, которая никогда не уходила. Возможно, сегодня мне удастся утихомирить эти мучения раз и навсегда.

— Ты лжешь, — выдыхает сирена с недоверчивостью в голосе.

Я знаю это чувство. Будто она не может вынести веры, потому что, вероятно, будет сломлена из-за этого. Нет, это покалечит ее. Покалечит, и Калли уже никогда не будет прежней. Оно уже искалечило меня.

— Нет, ангелочек, не лгу.

Калли пытается уловить понимание на моем лице.

— Так, ты говоришь?..

— Что влюблен в тебя? С тех с самых пор, когда ты еще была упрямым и невероятно храбрым подростком? Что ты — моя вторая половинка, а я — твоя? Боги, спасите меня, да, именно это я и говорю.

Калли немного отшатывается назад, раскрыв глаза и рот, и рукой касается груди в области сердца.

Она должна чувствовать правильность ситуации. Так же, как и река течет вниз по течению, как ночь следует за днем и как солнце встает на Востоке и садится на Западе. Нам суждено было быть вместе.

Калли снова смотрит на меня.

— Но ты ушел.

— Ушел, — соглашаюсь я. — Но никогда не хотел держаться вдали от тебя.

— Тогда почему держался?

Сейчас у нее такой же обеспокоенный взгляд, как и в первую нашу встречу; только теперь в ее глазах мои проступки, а не отчима.

Я провожу рукой по волосам, чувствуя себя самой худшей парой в мире.

— Ты была чертовски юной, — объясняю я. Не хотел тогда ее ранить. — И над тобой издевались. А мое сердце выбрало тебя. Я почувствовал это в первую же ночь, но не хотел верить, пока чувство не выросло, и его стало трудно игнорировать.

Как объяснить нашу связь? Она вне логики обоих миров и существующих магий.

Будто кто-то собрал в бутылку ее сущность и дал мне выпить. Она до сих пор бурлит у меня под кожей. Ее признание столь инстинктивно и чисто, что нет слов описать его. Оно не поддается чувствам… даже магии.

— Я не мог держаться от тебя подальше и сопротивляться желанию, но не хотел давить. Особенно сразу после того, как ты избавилась от человека, который брал и брал. Не хотел заставлять тебя думать, что мужчины все такие.

Калли не отрываясь смотрит на меня, и постепенно из глаз начинают литься слезы.

Все же секреты раскрываются. Часть меня ожидала этого. Что я не ожидал, так это ее высвобождения.

Я стираю слезы Калли. Мне стоило рассказать все намного раньше.

— Так что я позволил тебе играть в собственную игру, покупать одно одолжение за другим до тех пор, пока больше не смог принимать их. Нет, моя пара мне ничего не должна.

Когда я начал чувствовать неправильность ситуации? Я не могу вспомнить даты, только чувство… будто клеймо, прижатое прямо под самой кожей, и начинаю чувствовать, как стыд сжигает меня изнутри.

— Но у моей магии собственный разум… как у твоей сирены, я не всегда могу ее контролировать. Она решила, чем больше ты мне должна, тем дольше я смогу гарантировать, что ты будешь в моей жизни. Конечно, эта стратегия резко оборвалась в тот момент, когда ты произнесла последнее желание.

И вот все мои продуманные планы канули в Лету. Я саботирован собственной магией.

— Твое последнее желание, — продолжает он, — было не по силам для нас. Ты хотела меня, я влюбился в тебя и это неправильно. Я знал, что неправильно. Не тогда, когда тебе шестнадцать. Но я могу быть терпеливым. Ради моей маленькой сирены, ради второй половинки, я мог.

Я уже ждал ее веками. Если потребовалось бы, я мог бы подождать и еще больше столетий. В теории. Я говорил себе это каждый раз, когда приближался слишком близко, но после приходилось улетать. Дистанция была в ее же интересах; я был достаточно силен, чтобы выдержать эту сладкую агонию.

Гребаная ложь.

Я не был достаточно силен. После танца с Калли, я пытался уйти перед ее последним желанием, и мог бы продержаться вдали от нее неделю или две, но сомневаюсь, что месяц.

Моя магия, как оказалось, намного, намного сильнее, чем когда-либо была моя воля.

— Но то желание…, — вспоминаю я тот роковой вечер, — я стал его узником.

— Какое желание? — спрашивает она, выглядя потерянной.

Которое держало меня подальше от тебя. За все это время она так и не поняла.

— Твое последнее желание. В ночь танцев: «От пламени к пеплу, от восхода до заката, до конца дней нашей жизни, будь всегда моим, Десмонд Флинн».

Эти слова будто выжигали меня. Калли, может, и никогда не узнает, сколько одиноких ночей я бубнил их себе. Или что я рисовал ее взгляд тысячу раз, когда она сказала мне их, и пытался схватить и перехватить все, что в ней было и чего она хотела на тот момент.

У нее пылают щеки.

— Ты этого не исполнил.

Я немного наклоняю голову.

— Ты уверена?

Краснота исчезает с щек. Калли выглядит, будто кто-то облил ее ледяной водой.

— Ты… ты исполнил?

— Да.

Что бы я ни отдал, чтобы все вернуть. Как повернулись бы наши жизнь, не случись все это. Мне стоит надеяться, что магия знала чего-то, что не знал я; что это была наилучшая дорога к воссоединению.

Взгляд Калли падает на браслет.

— Но бусины так и не появились…

— Они бы не появились, так как ты уже расплатилась. Мы оба. — Черт бы побрал мою магию за это.

Калли медленно поднимает взгляд ко мне.

— Что ты имеешь в виду? — У нее перехватывает дыхание.

— Для услуги, которую ты запросила, требуется крутая плата, — продолжаю я. — Думаешь, моя магия позволила бы вот так легко купить себе пару? Такое одолжение требует хлебнуть немало страданий и долгих лет ожидания, а если быть точным — семь долгих лет.

Семь лет, которые наконец-то, к счастью, закончились.

— Каждый день после твоего последнего желания, я отчаянно пытался приблизиться к тебе. — С невыносимой агонией. — И каждый раз меня отталкивала собственная магия, которая повернулась против меня самого.

Калли начинает трясти, и видно, что чувство горечи в ней исчезает. Глядя из-под нее, сирена выглядит все той же невинной девочкой, как и тогда. Хотя, возможно, «невинная» не правильное слово. Скорее «надеющаяся».

— Но однажды, — говорю я, — магия ослабла. Как и тысячу раз до этого, я попытался подойти к тебе, и магия меня не остановила.

— Наконец, после долгих семи лет моей жизни, я смог вернуться к любимой, моей родственной душе. К милой сирене, которая полюбила мою тьму, мои сделки и мою компанию в то время, когда я был никем и ничем, просто Десмондом Флинном. Женщине, которая взяла судьбу в свои руки и произнесла тот древний обет, объявляя себя моей.

На нее начинает снисходить понимание. Все реально. Мы реальны.

Все те вечера, когда Калли наблюдала за моими уходами, были иллюзиями. Потому что правда в том, что я искал ее в мирах, отчаянно выжидая веками. Находил ее тысячу раз во снах и умирал тысячу раз, когда просыпался.

Моя любовь, моя душа. Моя королева.

— Калли, я люблю тебя. Полюбил с первой встречи. И буду любить до тех пор, пока не погаснет последняя звезда на небе. Буду любить тебя, пока не исчезнет тьма.

— Ты любишь меня, — пытается она произнести слова.

— Я люблю тебя, Каллипсо Лиллис. — Я люблю тебя. Люблю. Люблю.

Наконец мы оба разделяем эту красивую, жесткую правду. И все, что теперь хочу, это упасть в ее мир и никогда не возвращаться. Моя сладкая выплата.

Несколько секунд Калли разглядывает меня; единственное ее движение — это вдохи и выдохи.

И затем она улыбается.

Ах, боги! Кому нужно солнце, когда Калли так улыбается? Она может даже затмить существование самой грусти.

— И ты… хочешь быть со мной? — спрашивает сирена.

Она до сих пор не улавливает.

Я притягиваю ее к себе, смотря вниз на нее широко раскрытыми с надеждой глазами.

— Калли, возможно это станет излишней откровенностью, но у меня такое чувство, что ты этого хочешь…

Она улыбается еще шире.

— Да.

Вот я и рассказываю всю правду, которая должна быть сейчас весьма болезненной. Потому что я — сентиментальный дебил, а она — моя пара.

— Я хочу просыпаться с тобой каждое утро, ангелочек, и я хочу жениться на тебе, затем завести с тобой много-много детишек. Если, конечно, ты согласишься.

Я ужасно хочу такого будущего, хочу, чтобы она желала его.

Пожалуйста, Калли, захоти его. Захоти меня.

Она молчит, отчего секунды становятся мучительными.

— Я буду твоей, если ты будешь моим, — наконец говорит Калли.

Чувствую, что моя улыбка раскалывает лицо почти пополам, пока крылья раскрываются позади во всю длину.

Возьми. Заяви права. Сделай своей.

Ничего, ничего не чувствовалось так прекрасно, как этот момент.

Вот, что значит быть любимым. Как Вселенная формируется из Хаоса. Это прозрачнее, чем воздух, и намного опьяняюще, чем магия. Это все.

— Я всегда буду твоим, ангелочек. — Даже если она не захочет меня, коварную задницу, я всегда буду ее.

Я беру Калли за щечки.

Есть очень древний обет на моей земле, который произносили возлюбленные под звездами со времен, которые едва могут вспомнить. Семь лет они выедали меня изнутри, и теперь я могу высвободить их.

— Даже когда горы падут, и вырастут вновь, когда солнце потухнет пред очами, когда море окутает землю холодною волною и затмит небо — ты всегда будешь моей. И когда звезды упадут с небес, и ночь накроет землю темной пеленою, до скончания тьмы — я всегда буду твоим.

 

Глава 24

Царь Клыков и Когтей

Менее года назад

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Калли нет — сирены не могут просто взять и испариться. Они зачаровывают и обманывают, но они не исчезают, особенно та, которая магически связанна жить под моей крышей.

После ночи могла ли Калли убежать от меня, как я когда-то покидал ее? Одной мысли достаточно, чтобы поднять меня с кровати.

Она любит тебя, дурак. Калли бы не ушла.

Я иду по дому на острове Каталина, но нигде не вижу признаков сирены. Я проверяю входную дверь — та заперта изнутри. У Калли есть ключ, но сейчас он лежит на приставном столике у входа.

Тогда задняя дверь.

Подойдя к ней, вижу, что дверь отворена, и выдыхаю с облегчением.

Калли вышла, чтобы побыть поближе к воде, конечно же.

Но когда я вышел наружу, то не увидел ее. Возникло напряжение. Я зашагал во двор, останавливаясь у столика. На нем стоит полная чашка кофе. Я поднимаю кружку.

Холодное.

Это одна из тех вещей, которая кричит, что что-то не так. Калли бы не отказалась от кофеина утром. И не оставила бы кофе не выпитым.

Напряжение переходит в другое чувство. Будто кто-то сжимает и выворачивает мое брюхо.

Я питаю тени магией, что находятся во дворе. Они знают, что произошло. Несколькими секундами позже сила бумерангом отлетает в меня; сами тени остаются полностью безмолвными. Земные тени любят поболтать. Единственный раз, когда они были тихими, был…

Боги всех миров.

Нет. Невозможно. Она смертна, а у Похитителя Душ своеобразный вкус. Он бы не пришел сюда и не забрал ее.

Но если… тот забрал ее, тогда это моя вина. Я втянул ее в это, не представляя, что этим привлек внимание монстра, на которого охочусь.

Надо было думать раньше, Десмонд. Монстры всегда замечают все тебе дорогое.

Секундой позже я проваливаюсь в тени.

Нужно найти ее. Я повторяю предложение снова и снова, когда начинаю искать.

Весь день и всю ночь я обыскиваю миры в поиске ее. Землю, Потусторонний мир — она могла быть где угодно.

Задача бы была в разы проще, если бы наша связь была полной. Но, так как это не так, так как Калли — человек, а я — фейри, не могу найти ее из-за нашей шаткой связи.

Вместо нее я ищу иной старомодный путь, собирая долги за информацию. Я взмаливаюсь к теням обоих миров, разыскивая хотя бы самую крошечную информацию, которую мне только могут дать. Но тьма безмолвна, из-за чего мне хочется что-нибудь разрушить.

Пусть тени ничего и не говорят мне, если помешаюсь достаточно сильно и долго, они задрожат от страха. Такую же нервирующую реакцию я ощущал каждый раз, когда пытался вытащить ответы в отношении Похитителя Душ.

Я много раз задумывался о том, что способствовало страху в ночи. Теперь же, я слишком поглощен собственной магией, чтобы углубляться в суть вопроса.

Похититель Душ забрал Калли. Магия уже прекрасно дала это понять.

Мысли возвращаются к тем женщинам-воинам, заключенным в стеклянные гробы с младенцами на груди. Ранее я испытывал к ним сожаление и страх. Но они не были моими любимыми, семьей или друзьями.

Теперь-то в голове всплывают всевозможные ужасные объяснения того, каким образом женщины впали в спячку… и откуда у них ребенок.

Ярость горит внутри сквозь страх. Я разорву Потусторонний мир надвое, прежде чем это случится с Калли.

Менее года назад

Через несколько дней восполненные долги и шепот теней так ничего и не сообщают мне.

Я проношусь по двору и устраиваюсь глубоко в темницах. Затем сажусь на табурет и поочередно стучу пальцами по подбородку.

Забудь о том, что ты знаешь Похитителя Душ, Десмонд, какие необычные события произошли с Калли? Монстры любят оставлять за собой следы. Я должен узнать.

Разорванный матрац; сны, которые, как очевидно, не были просто снами. Затем были видения, которые показали ей проснувшиеся дети из гробов… с клетками и рогатыми существами.

Это все, что у меня есть.

Этого должно быть достаточно.

Начну с рогатых зверей. Есть много рогатых фей в Потустороннем мире, но только одни имеют отличительную черту…

Карнон Калифус, Властелин Зверей, Король Диких Сердец, Король Фауны… и Безумный Король.

У него, возможно, хватает силы и безумия, чтобы соответствовать описанию.

Дерьмо, но можно ли реально предполагать, что Король Фауны стоит за исчезновениями?

Те, кого коснулась Лисса3, способны на многое. Вопрос в том, мог ли Карнон быть способен на зло, совершаемое Похитителем Душ?

Конечно, один бы из его подданных проболтался о чем-нибудь. Если бы он действительно был бы виновен, кто-то бы заметил что-нибудь ненормальное до сего момента.

Но нельзя игнорировать эту возможность. Это лучшая идея, что у меня есть. Во имя Калли, я должен предполагать наихудшее в отношении Карнона. Но что, если я ошибаюсь… я не только не приближусь к ней, но и навлеку ненужную войну. Вот что бывает, когда атакуешь королей.

Да хоть война ради Калли, если нужно, но найди ее!

Быстро, как ночь, я покидаю темницы Сомнии и направляюсь в Царство Фауны. Будучи королем конкурирующего королевства, я обязан оповестить о своем присутствии на территории другого правителя, но даже не удосуживаюсь.

Если я прав и Карнон стоит за всем, тогда и его солдаты замешаны в похищениях. Никто не сможет удержать такой большой секрет от всех.

Я воссоединяюсь с ночным небом, пересекая Царство Фауны. Я больше не мужчина, не тело с конечностями и лицом. Я едва лишь считаюсь вещью. Немного более чем разумная тьма.

Здесь тени намного тише. Я чувствую это как никогда раньше. Старая магия, сильная. Та, что не упомянута в книгах. Вероятно, проблема не в том, что тени не хотят делиться секретами; может, они просто не могут.

Если Карнон умеет обращаться с таким типом магии, тогда я его весьма недооценивал.

Прежде чем направиться в столицу Фауны, я прочищаю, как могу, земли, в поисках хоть каких-либо следов Калли. Но тщетно.

Как я и думал.

Есть шанс, что ее просто нет в Царстве Фауны, но также есть возможность, что она находится на защищенной территории дворца, где стража не подпустит меня ко входу.

У всех королевств есть некоторые местечки, которые заговорены против меня и других правителей. Таким образом, иные короли и королевы не могут просто так заявиться и разузнать самые охраняемые секреты.

Я растворяюсь во тьме за дворцовыми территориями Карнона и выжидаю. Тут все до боли выглядит почти нормально. Охрана наворачивает круги по периметру; элита Фауны ходит туда-сюда. Я следую за несколькими к их домам, выжидая, как кто-нибудь ускользнет, но нет.

Ты ошибался, Десмонд. Ее здесь нет.

Калли может быть и в другом королевстве… в другом мире и терпит неведомую мне жестокость.

Я собираюсь уходить, как вдруг странная магия доносится до меня через тьму. Она так слаба, что я едва чувствую ее. С ней приходит желание материализоваться в реальном мире. Неохотно я делаю это на дереве с подветренной стороны дворца.

И снова поток магии достигает меня, уже концентрируясь на моем сердце. Я вздыхаю с дрожью, прижимая руку к груди.

Боги, я чувствую ее.

Свою пару!

Существо Калли есть песня; я представлял, как сирены могли петь, взывая к непостоянным мужчинам. Только мелодия резонирует внутри меня, взывая меня к ней.

Секундой позже я осознаю, что не должен чувствовать ее. Наша магия несовместима. Слабая связь между нами сильно барабанит по эфиру, что я даже чувствую страдания. Безмерное горе.

Мир вокруг меня тускнеет.

Взгляд устремляется во дворец, где я могу неясно ее ощущать.

Сузив взгляд и широко расправив крылья, я сразу же взмываю в небо, следуя за слабой связью с Калли. Тьма также дает о себе знать, собираясь на окраинах дворцовых территорий и приглушая волшебные огни, пока те не становятся лишь воспоминанием.

Я приближаюсь к невидимому барьеру, который препятствует мне войти во дворец Фауны. Его не видно, но можно почувствовать купол, образованный над королевскими территориями в идеальных пропорциях.

Должен добраться до нее.

Замахиваясь, я начинаю колотить по барьеру, который разделяет меня с ней.

БУМ! БУМ! БУМ! Звуки ударов пульсируют в ночи.

У солдатов не занимает много времени, чтобы среагировать. Где-то между плотными тенями, что извиваются на окрестностях дворца, и акустическими последовательными ударами, они в курсе, что кто-то пытается пробраться во дворец.

Но они меня не видят, так как я скрыт во тьме.

Я ударяю по магическому барьеру снова и снова, вкладывая в удары всю силу.

БУМ-БУМ-БУМ!

Нужно добраться до нее.

БУМ-БУМ!

Инстинктивная нужда превращает меня в безумца.

Теперь, когда я могу чуять сущность Калли, ее призыв становится ужаснее с каждой нотой.

Я вкладывают все силы в удары, едва осознавая, что все костяшки разодраны, отчего кровь размазывается по куполу и капает на землю.

Наконец-то солдаты начинают исполнять свои обязанности, появляясь впереди. Они подбегают ко мне по другую сторону барьера с опущенным оружием. Все дерьмо в том, что вещи с моей стороны попасть на их сторону не могут, а вот с их стороны на мою могут — к примеру, стрелы. Солдаты натягивают тетиву и отпускают стрелы. Одна, вторая, третья, четвертая свистят подле меня. Чем ближе наступают, тем больше ночной воздух наполняется тихими надвигающимися шагами.

Я ахаю, когда стрела врезается мне в плечо. Затем другая прилетает в бок.

Должно было ожидать, что большинство солдатов накинется на меня.

Но я не прекращаю своих действий. Под кулаками я чувствую, как купол начинает трещать. Я ударяю по нему снова и снова.

Наконец-то купол начинает трескаться и распадаться на кусочки, из-за чего защитная магия искрами пробегается по защитной оболочке.

Я внутри! И почти вою своим животным триумфом.

Я растворяюсь во тьме прямо тогда, когда в меня направляется шквал стрел. Те, что были во мне, безвредно для плоти упали на землю.

В такой форме существования сложно сфокусироваться на связи с Калли; сейчас более чем когда-либо наша магия не имеет никаких общих струн. Но я почти достаточно близок к ее существу.

Я воплощаюсь в реальность за тронным залом Карнона. Эта часть территорий дворца уже однажды противостояла мне.

Черт подери, я приду за ней.

Внутри зала я слышу крики Калли. Во мне что-то трескается.

Что за неведомая агония! Ощущения, будто кто-то сдирает плоть с моих костей.

Это сделал Карнон.

Тьма собирается вокруг меня, растворяя во мне все мысли о свете.

Есть во мне спокойствие, которое оттачивалось всю жизнь. Все летит к чертям — любовь, ненависть, мечты и страхи. Все, что осталось во мне, — это безмятежность.

Я собираю магию воедино и бросаюсь ею в огромные двойные двери, которые преграждают мне путь.

БУМ!

Они дрожат от моей силы, но все еще держатся.

И снова.

БУМ!

Я слышу, как трескается дерево и корежится металл.

И снова.

БУМ!

Воздух передо мной рябит.

И снова.

БУМ!

С громким треском заклинание рассеивается, и двери c треском резко раскрываются, вылетая из петель, и звучат словно гром, когда ударяются о пол.

Перед собой в тронном зале я вижу кошмарную сцену. Мертвые лозы растягиваются вдоль стен и потолка, овивая также трон из костей. Старые листья укрывают пол, словно ковер.

И среди всего стоит Карнон с бешеным и яростным взглядом, а его ноги…

Я не сразу развидел измученное тело посреди зала. Это слабое, окровавленное существо не может быть человеком.

Но затем я слышу связь и чую ее запах.

Моя любимая.

Моя Калли.

Мне приходится еле сдерживаться, чтобы не упасть на колени. Я не могу остановить возникшую внутри агонию, которая не касается голосовых связок.

Нет.

Чтобы защитить, тьма овивается вокруг Калли.

— Твоя пара все-таки нашла тебя, — говорит Карнон, возвышаясь над Калли. — Долго его не было.

В мгновение ока я уже нахожусь рядом с Калли и теперь уже падаю на колени. Ее сердцебиение слабое и нитевидное. Я задыхаюсь собственным дыханием, когда осматриваю ее всю. Чтобы с ней ни случилось, она лишь едва избежала этого.

Моя рука дрожит, когда я провожу ею над Калли. Так много крови. Мне страшно прикасаться к ней.

А затем я замечаю перья; сотни окровавленных, темных, как ночь, перьев, которые прорастают из пары… крыльев. Они торчат из-за спины моей пары. Теперь мне хочется коснуться ее, дабы почувствовать, что они настоящие.

Так и есть. Влажные перья едва дрожат под моей ладонью.

Тени этого места начинают сгущаться подле меня.

Я скармливаю им немного магии.

…мы видели…

…ужасное-преужасное зрелище…

…проросли из ее спины…

…Король Фауны тому виной…

Я чувствую, как ярость — моя сладкая, никуда не девшаяся ярость, начинает собираться в кучу.

— Прости меня, ангелочек, — произношу я шатким голосом. — За все. Он заплатит.

— Скажи мне, как теперь тебе твоя пара? — спрашивает Король Фауны. — Она стала лучше, нет?

Я медленно убираю руки с Калли и поднимаю взгляд на безумного, рогатого короля.

И встаю.

— Ты в курсе, что, атаковав короля в его же дворце, ты нарушаешь наисвященный закон радушия, — насмехается Карнон, при этом пятясь назад.

Я иду к нему, пока тьма щипает меня за пятки. Долгие годы я жил с воспоминаниями о матери, потерянной и безжизненной, мертвой в руках другого короля. И обо мне, беспомощном, который не мог прекратить все это.

— Никогда не думал, что опустишься до раба, — продолжает Карнон. — Но слабость притягивает слабость.

Я не мог спасти маму и не мог предотвратить случившееся с любимой, но я всегда был хорош в отмщении.

Моя магия все растет и растет…

Разорвать. Убить. Инстинкты кричат во мне.

— Хотя я весьма насладился ее криками…

Разорвать… убить.

Карнон издает разочарованный стон и затем от нетерпения кидается в меня силой магии. Его фантомные когти кромсают мою одежду и разрезают кожу.

— Нет, — слабо стонет Калли.

Теплая кровь капает из ран, хотя я едва ощущаю ее.

Разорвать. Убить.

Моя сила растет, зудя в венах. Лицо безжизненной матери и слабое, окровавленное личико Калли возникают у меня перед глазами.

Ярость скручивается внутри живота. Она растет под кожей и наполняет воздух, обращая свет во тьму, заполняя пространство тенями.

В глазах Карнона я вижу вспышку страха, и Король Фауны начинает пятиться назад.

Да, я пугаю даже монстров.

Под конец они всегда пугаются, каждая из моих жертв. Не потому что я равнодушный или наслаждаюсь кровавым спортом, а потому что они осознают, что за моей сущностью стоит одна единственная правда…

Я был создан убивать.

Комната темнеет, пока не остается ни света, ничего, кроме извечной пустоты предков.

— Думаешь, я не могу видеть во тьме? — насмехается Карнон.

Я улыбаюсь, и сама пустота тешется со мной.

— Я и есть тьма.

Сила вырывается из меня, волною накрывая комнату и уничтожая все на своем пути. Она испаряет Короля Фауны и стены дворца. Сила сносит мебель, разбивает вдребезги окна, разносит крышу. За пределами дворца любая фея Фауны, попавшаяся под сеть тьмы, взрывается словно переспелый фрукт, когда тьма начинает пожирать их.

Магия сталкивается с другой стеной и без труда рассеивает ее заклинание, позволяя теням ворваться внутрь. В мгновение я узнаю об огромной подземной тюрьме, которая находится под дворцом вместе с заключенными в ней женщинами. Тьма прекрасно справляется со своей работой, измельчая одного тюремщика за другим.

Весь замысел перестает существовать в считанные секунды.

Я наклоняю голову вперед, когда магия возвращается обратно в меня. Единственные, кто пережил мою месть, — это Калли и заключенные женщины. Остальные распались на атомы и пыль.

Я поднимаю голову и смотрю на окровавленную любимую.

— Короля Фауны больше нет.

 

Глава 25

Будущее уже наступило

Наши дни

Час уже поздний, но здесь, в Царстве Ночи, это не имеет значения. Небо темно так же, как и всегда, а звезды сияют также ярко, как и раньше.

Я лежу в королевских покоях вместе с любимой и смотрю на нее; темные волосы ореолом обрамляют голову, глаза закрыты, а уста немного приоткрыты. Легкий выдох исходит из ее губ.

Почти невыносимо заботиться о ком-либо. Мне хочется разбудить Калли, чтобы войти в нее почувствовать ее вокруг себя.

Но я довольствуюсь лишь мочкой уха, проводя по нему пальцем.

Никогда я не был так благодарен за то, чтобы просто видеть любимую в кровати целой и невредимой.

…неправда…

…ты всегда благодаришь ту кровавую ночь за то, что она в твоей постели…

Губы изгибаются в усмешке, прежде чем выражение становится угрюмым.

Я почти потерял ее.

Даже сейчас я отчетливо помню, как выглядела Калли в священном дубовом лесу Королевы Флоры; ее сущность ускользала от меня все дальше и дальше, когда она истекала от ножевого ранения из-за Похитителя Душ. В течение нескольких ужасных секунд мне пришлось принять возможность того, что любимой больше нет.

Если бы я не напоил ее лиловым вином…

Даже сейчас через меня проходит небольшая дрожь. Нестерпимая. И сколько еще отведено мне для жизни. Невозможно представить, чтобы прожить их в одиночку.

Большим пальцем я провожу по ее нижней губе, из-за чего Калли бормочет что-то во сне.

Теперь мне не придется.

Я взял ее, сделал своей, и теперь мне нужно удержать ее. Она вкусила лилового вина, эликсир, который дарует вечную жизнь и делает две силы совместимыми. Наша связь давит на мои сердечные струны, через которые слышу тьму; соблазнительную мелодию силы Калли — ее сирена взывает ко мне.

Шум на балконе заставляет меня встать с кровати. Я накидываю футболку со штанами и направляюсь к дверям уже с раскрытыми крыльями. Относительно недавно их сломал мой восставший из мертвых отец. Они излечились, но воспоминания остались.

Я ступаю на пустынный балкон — каким он и должен быть — и облокачиваюсь на перила.

Галлегар Никс, Король Теней, все еще где-то там. Каким же глупцом я был все эти годы, не задаваясь вопросом, почему его тело не подвергалось разложению. Я был так переполнен ненавистью к нему, что это затуманило мой взгляд на реальность.

Сейчас я просто начинаю расплачиваться.

Я стою еще несколько минут, рассматривая бледные здания, которые простираются вдаль.

На Сомнию опускается неестественная тишина. Волосы на затылке встают дыбом.

…он… здесь…

Я разворачиваюсь и направляюсь внутрь, пока тени вздымаются надо мной.

Кто?

Я вхожу в спальню и вижу это: тень парит над Калли и протягивает темную руку, чтобы погладить волосы.

В голове пробегается инстинктивная мысль — убивать.

Тьма высвобождается сама по себе и тянется через комнату, сгущаясь вокруг тени. Я жду, когда она поглотит существо, как обычно и делает, но этого не происходит.

Она… не может.

Существо хохочет тоненьким, пустым звуком, который исходит будто бы из другого места, а затем оно исчезает.

У меня лишь хватает времени, чтобы осознать то, что я видел. Затем ночь перестает быть тихой.

Тысяча криков содрогают тишину. Они исходят из недр дворца, содрогая землю.

Я уже знаю, прежде чем тени могут подтвердить догадки.

Спящие женщины, наконец, проснулись.

Заметки

[1] прим. пер. фольклорный персонаж, традиционный для современной Западной Европы. Согласно поверьям, сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать

[2] с лат. — живой камень

[3] Лисса — в древнегреческой мифологии божество, персонификация бешенства и безумия.