Воскресенье, в ночь на 5 августа, 1962 год

Щеку оцарапало что-то острое. О! Осколок. От бутылки? стакана? Не поднимаясь с пола, попыталась рассмотреть – ни черта… А еще глазных капель жахнула, сама помнит как выцеживала в стакан водяры: кап-кап-кап… Грозная надпись на этикетке обещала единственный выход. Память не отшибло. А жаль… Тридцать шесть… Два раза моргнуть – и старость. Ни детей-ни мужа… Два раза… Всего два раза моргнуть…

Судорожные всхлипы перемежались с бормотанием, жаркий шепот – рыданием. И трубка от телефона на крученном шнуре повисла рядом: ни гудка, ни голоса живого. Ти-ши-на. Кому-то звонила? А-а-а… Костику. И – что? Ни-че-го. Глухо. Жить стало тошно. И – незачем…

Через час ее обнаружили в беспамятстве. Комендант общаги вызвал «скорую». Промывание желудка, стабилизирующие давление уколы сделали на месте.

– Еще пару часов – и кирдык, – перевел дух фельдшер.

– Везучая, – вздохнула Люська, соседка по общаге. – Если б мой Колька не достал бы меня среди ночи – беленькую ему видите ли полож. Достал! Два часа ночи, а ему – вынь да полож… Смотрю – у Василисы свет сквозь щель пробивается. Дверь толкнула, а там…

– Теперь Кольке твоему Василиса пусть памятник ставит, при жизни.

– Ага, – горькая усмешка исказила приятное лицо. – Щас!

– Пьяных и детей Бог бережет, – задумчиво изрек комендант и со значением цикнул зубом.

– С воскресением тебя, блаженная! – ласково потянулась к ней Люська.