Еще накануне я чуть ли не скрипел зубами. Повелся, болван, на нелепые сказки случайного попутчика. Я-то! Все сказки для которого закончились в девять лет, когда в авиакатастрофе погибли и мать, и отец. А жизнь обернулась бесконечной драмой с подспудным порывом – дотянуть до очередного антракта. Вырваться!

Поэтому сегодня, несмотря на скудный дорожный завтрак, я словно воскрес: антракт же! На целых 8 дней.

Вырвался!

Ну, а нестандартный, хотя вполне респектабельный, попутчик – лишь занимательный жест случая.

Расслабься, Ник. Ты же – вырвался.

– Может, и сон разгадаете, – неожиданно для себя спросил я Мармарова. – Занятный такой, ясный… Честно говоря, даже кошмарный. Бр-р-р…

– Я гадать не научен, – повел бровью попутчик.

– Посоветуете что-то, – пришлось выдать обаятельную улыбку. – В третий раз сегодня видел – мороз по коже.

– Рассказывайте! – усмехнулся Мармаров, отложив в строну еще нераскрытый еженедельник.

– Начало неясно… Яркий свет, громкая речь, столики, визг скрипок… В руках тяжелый поднос. Под салфеткой, я знаю, голова врага. «Заказывали?» – хохочу. Другие, а там много людей, хохочут тоже. Чьи-то обезьяньи пальцы вдруг срывают салфетку. Хохот оглушает. На подносе – голова. Моя. Только усы – седые. Под дикий оглушительный хохот я просыпаюсь. Все! В эту ночь – уже третий раз снится…

– Судьба считает до трех, – сухо обронил Мармаров.

Фраза Мармарова ввела меня в ступор. Да и пока сон пересказывал, стало не по себе. Да, да – страшно. До жути…

– Так разгадаете? – взглянул я на него.

Мармаров укоризненно поморщился и вздохнул.

– Похоже на вещий, – задумчиво произнес он. – Вы упиваетесь ролью статиста, так как неоткрыты душой к близким. Плывя по течению, временами вырываетесь. Но обречены на вечное возвращение в «зверинец». А это – чревато. А эта голова на подносе – кукиш самому себе. Пора использовать голову по назначению.

– Рецепты прилагаются? – я почувствовал, как дернулась щека.

– Сколько угодно, – отпарировал Мармаров. – Когда семья – «гиря», преврати ее в воздушный шар. И откроются горизонты и семь еще не открытых вами сторон света: ваши семь «Я».

– Семь «Я»? – старательно изобразил я зевок, чтобы скрыть неясное напряжение. – Знаю, слышал: муж, жена и пятеро детей. Мне до этого идеала не допрыгнуть. И не только мне…

– Слышали звон… Я – о принципах Домостроя. О семерых наших «Я»: потенциалах развития, спроецированных на наших близких.

– О! – непонятная ершистость лезла из меня как пух из подушки.

– Именно. По нашим тетям-дядям, к примеру, может идти подсказка о нашей работе, либо о потенциальных болезнях. Предупрежден – значит вооружен. Это работает, Николай.

–  Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог,  – отшутился я. – В точку?

В глазах Мармарова заплясали чертенята:

– Вот это точно в точку, – уже развеселился я.

– Если б «молодой повеса» разбирался в основах Домостроя…

– Да причем тут ветхий Домострой?!

– Домо-разруха, на ваш взгляд, лучше?..

– Извините, – покаянно опустил я глаза.

– Основы семьи выстроены на астрозаконах, и самый первый из них – Благословение родителей на венчание. Не на брак, заметьте, на – супружество.

– Благословение? – переспросил я, опасаясь, что перечень будет долгий и в духе ветхозаветных истин.

– Удивляетесь? – повел он бровью. – Это как дирижер с палочкой. На первый взгляд, не нужен вовсе. А оркестра – нет. Лишь при благословении и любви две половинки образуют неделимое целое. Человек постепенно обретает недостающие ему семь «Я». А когда готовы чертежи, можно и дом построить. Ясно излагаю?

Я пожал плечами.

– Ладно, – махнул рукой Мармаров. – Ближе к телу… Про тещу-кобру я понял. А что – тесть?

– Два года как не стало. Месяц в больнице и – все. Добряк мужик, понимающий, – вздохнул я. – Всей семьей ухаживали за ним, дежурили по очереди… Жалко.

– Хо-ро-шо, – вдруг потер руки Мармаров.

Я ошалело уставился:

– Что хорошего-то?!

– Простите, я о другом. Вернее – о вас… Тесть – это одна из проекций нашего «Я» – точка опоры и… конец жизни. Так что теплом и участием семьи, когда пробьет ваш час, вы обеспечены.

– ?!!

– «Онегиных», говорю, в вашей жизни не будет. Стало быть, есть надежда.

– На что?!

– Вашим отношением к тестю вы подстелили себе соломку.

– Под свой смертный час?

– Не только. Вы не будете знать проблем с недвижимостью, к примеру. Дом у вас будет всегда. С момента рождения такую точку опоры способна дать только мать. Призвание отца – помочь установить верхнюю планку, определиться с карьерой, дать крылья для вертикального взлета. С девяти лет вам, действительно, приходилось трудно.

– Именно, – задергалось вдруг веко. – Ни дна, ни покрышки…

– Но после женитьбы…

– Действительно, – ахнул я. – Именно после женитьбы сложилось и с работой, и… Правда, пошел в примаки, но…

– С благословением?..

Я кивнул:

– Приняли как родного, это ж все теща…

– Стоп. Отношения с тещей – это еще одна проекция на желанный вертикальный взлет, на карьеру…

– И на отношения с начальником?! – озарило вдруг. – В точку! Ровно два года как умер тесть; ровно два года как теща взбеленилась, а мой директор стал голову морочить. Но он обещал же!!!

– А вы?

– Что я? Я вкалываю, зарабатываю для его фирмы весомую прибыль.

– Я о проекции. Вы тоже, видимо, давали обещания.

– Кому?!

– Видимо, теще, тестю. Строить отношения, любить и беречь их дочь, внуков… Все взаимосвязано, Николай. Вспоминайте. Было!

Я вздрогнул.

– В больнице… Тесть взял меня за руку, – комок застрял в горле. – Два года назад…

Комок все никак не проглатывался. Я поднялся и, взяв стаканы, вышел за чаем.

– Мне с лимоном, – раздалось вслед.