В Тиннэ въехали поздно, едва успев до закрытия ворот, Тильви оставил путников перед дверями той самой таверны и обещался вернуться позже, чтобы послушать барда.

— И друзей приведу, — посулил он напоследок.

Поблагодарив молодого купца, Элле-Мир и Риннолк на миг застыли, разглядывая первое место на своем общем пути. А посмотреть было на что…

Художник, рисовавший вывеску "Еловой ветки", был жутким весельчаком: над дверью красовалось изображение самого настоящего мертвяка. Кайса определил это по бледной зверской роже, белым одеяниям и зажатой в руке скрюченной ветке с остатками иголок и тихой восторженной бранью воздал хвалу неизвестному мастеру. Риннолк моментом не прониклась и предположила, что вывеску сняли с дверей городских бань, а ветку пририсовали позже.

— А что, — пожала плечами наемница, — простыня вон намотана, на лице — счастье неописуемое, а кадушку с вениками замазали, наверное.

— Имей совесть, Риннолк, — вздохнул бард.

— Я ж не осуждаю, хорошо придумали, без лишних затрат, — отозвалась девушка, снимая сумки с конской спины и передавая их разведчику. — Договорись там насчет всего, я пока Репея в конюшню отведу.

"А все-таки, она была права", — отметил Кайса, когда первым, что он увидел в таверне, стал большой веник, на бечевке свисающий с потолочной балки. Еловый. От нечисти, значит… Бард заулыбался, представив себе мертвяка, путающегося в саване на бегу, и гонящих его еловыми вениками ликующих горожан.

К озирающемуся с широкой улыбкой Элле-Миру разом подскочил высокий молодой парень с обычными вопросами:

— Комнату берете? Ужин нести?

— Комнаты две, на ночь, ужинаем здесь, — скороговоркой выпалил бард.

— Давайте сумки, отнесу, — кивнул парень. — Садитесь пока, насчет ужина сейчас подойдут…

— А это вы хозяин? — уже вдогонку поинтересовался Кайса.

— Не-а, мамка хозяйствует, — ответил парень, взбегая по лестнице. Народу в таверне было очень мало, а потому быстрота всего происходящего завораживала: вот девчонка лет двенадцати, что-то непрерывно тараторя, буквально за руку отвела барда к столику, другая девчонка, немного постарше, поставила пару свечей, уже знакомый парень чуть ли не кувырком скатился с лестницы, и, наконец, появилась хозяйка заведения.

— Вечер светлый, господин… — дородная немолодая женщина, приветливо улыбаясь, направилась прямо к Кайсе.

— Да какой я вам господин, добрая хозяйка! — бард поднялся и быстро поклонился. Хозяйка ему понравилась сразу: она удивительно гармонично вписывалась в нарисованную им совсем недавно картину погони за мертвяком.

— Известное дело, какой, — усмехнулась хозяйка. — Бард, раз лютню с собой носишь.

— Значит, отговорка вроде "да это просто так, подержать дали" не пройдет… — с притворной грустью вздохнул Кайса.

— Да какой же хозяин менестреля без песен отпустит? — величественно махнула рукой женщина. — Имя мое — Нилльнэ Ивейн. Все теткой Ив зовут, или Ивой. А ты кто таков будешь?

— Кайса, — склонил голову разведчик. — Спящий Зимой — так люди прозвали.

— И за что же так? — сощурилась Нилльнэ.

— Природа пошутила — зимой я старик стариком, — лукаво улыбаясь, ответил Кайса. Он-то уж прекрасно знал, что лучший способ обмана — сказать лишь половину правды. — Никуда не хожу. Грею кости у камина, пью эффе и вяжу носки из овечьей шерсти. И нипочем не оторваться от любимого кресла — можете ли себе такое представить? — Кайса удрученно покачал головой, но тут же взбодрился. — Зато летом, милая хозяйка, я весь ваш! Хоть на лютне, хоть на флейте сыграю, спою, спляшу и на руках пройдусь!

— Никак врешь ты, бродяга, — с улыбкой погрозила пальцем тетка Ив.

— Вру! — легко согласился Кайса. — Носки я вязать страсть как не люблю, а вот эффе пью всегда.

— Эффе я тебе бесплатно приготовлю, языкастый, — хозяйка тщательно расправила складки опрятного светло-голубого передника. — А вином посетители поить станут, если песни понравятся.

— А говорят, тут у вас белые гости бродят по дорогам, — словно невзначай заметил Элле-Мир, одновременно махая рукой только что вошедшей Риннолк. С потрясающей невозмутимостью наемница оттерла плечом подскочившего с вопросами паренька и прошагала к столу.

— Многое говорят… — медленно проговорила Нилльнэ, не обратив на девушку никакого внимания. — Да только кто ж знает — правда ли, нет? Проверить задумал?

— Я задумал — спеть, — с достоинством ответил Кайса. — Так, чтоб никакая нечисть к вашему славному заведению не подошла, милая хозяйка.

Нилльнэ одобрительно хмыкнула, уперев руки в бока, и повернулась к безмятежной Риннолк — та учтиво поклонилась и представилась. Нилльнэ взглянула на девушку со странной смесью недоверия, восхищения и жалости. Такой взгляд был знаком наемнице. Оружие и нашивки на рукавах недвусмысленно указывали на ее род деятельности. Почтенные и уважаемые женщины, вырастившие не одного ребенка, просто не могли взять в толк, что молодая девушка добровольно гробит жизнь в каких-то там походах и зарабатывает, охраняя караваны торговцев. Сначала Риннолк не понимала — почему? Ведь ее семья, — и отец, и мать, — так гордились дочками, легко поступившими в академии Пограничья! Риннолк злилась и удивлялась, пока не поняла: что на Пограничье считалось почетным и уважаемым, здесь вызывало легкую оторопь. Самые добрые — жалели и давали советы, самые злые — неодобрительно качали головами и обсуждали за спиной, и еще неизвестно, что было хуже для еще не привыкшей к большому миру, едва оставившей службу, Риннолк. Хорошо хоть, что хватало уважения не демонстрировать свою неприязнь открыто, да и привыкнуть можно ко всему.

"Держись с достоинством, всегда с достоинством! — говорил сержант Декке, величественно и умело разливая крепкое шермельское белое в шесть кружек. Очередная вылазка пришлась аккурат на вьюжный, белый до слепоты день, а потому вечером, вернувшись в город, пятеро "везунчиков" со своим сержантом обосновались в ближайшей таверне, отогреваясь, растирая замерзшие руки и ступни, глотая горячую еду и осушая один кувшин вина за другим. — Чтоб даже когда в вонючей канаве будешь тонуть — все видели, что тонет шермелец! Вам же лучше — как увидят, так все сбегутся вытаскивать… Уважают нас, ценят. Не подвести такую веру людскую вы уже сумеете, так учитесь сами себя воспринимать, как должно шермельскому защитнику… Ну, все по кружке схватили — и в глотку, чтоб хрип еще на подходе из горла выбить!"

Да, частенько она вспоминала его слова…

— Да вы садитесь, — наконец справилась с собой Нилльнэ. — Вместе путешествуете?

— Старые знакомые, встретились вот на тракте, — мельком глянув на спутницу, произнес Кайса. — Идти веселей…

— Оно верно, — кивнула тетка Ив. — Ох, чего ж это я, не в свое дело лезу… На кухне как раз мясо тушится: кейду-другую подождете?

— Конечно.

Риннолк с наслаждением потянулась и кивнула в спину уходящей женщине.

— Как зовут-то хозяйку?

— Ива, — улыбнулся Кайса. — Вообще, Ивейн, но все зовут Ивой. Твоя родственница в каком-то смысле.

Наемница невольно улыбнулась. Меньше всего крепкая, широкоплечая, полная Нилльнэ напоминала Ивовую деву — еще одного духа из даремлских сказок.

— Ну, не все же так точно угадывают с прозвищем, как в твоем случае, — миролюбиво усмехнулся бард.

— Как там… — девушка потерла лоб, припоминая. — "И тонкие, как прутья ивы, у девы руки. И гибок стан, как ивы ветви. Прозрачными ладонями чертя узоры на воде…

— …она клонится над водой и плачет… плачет по тебе", — закончил Кайса. — Саттели Даремлский, верно?

— Не-а, — покачала головой Риннолк. — Саттели это долго приписывали, пока восьмую песню не нашли… Оказалось, Ниэлл Фуартенх это принадлежало, даремлской королеве на то время…

— Старые стихи.

— Ага, очень.

— Я все больше поражаюсь потрясающему образованию шермельских солдат, — не удержался от фырканья Кайса.

— Может, хватит? — нахмурилась Риннолк. — Или по твоему разумению простой воин только шпагой махать умеет?

— Ни в коем случае. Келендай, например, капитан личной королевской гвардии, знает два древних наречия и может по памяти нарисовать схемы столичных акведуков.

— Сам строил, что ли? — девушка решила перевести разговор на личность капитана.

— Нет, просто учителя в детстве заставили вызубрить, — бард склонил голову набок. — Дворянское образование, ты ведь знаешь, оно такое — много ненужного приходится знать.

— Я — не знаю, — твердо ответила Риннолк. — Понятия не имею. А насчет Саттели — он всем известен. Да и история эта с восьмой песней — тоже много шума вызвала.

— Врешь, — едва ли не ласково улыбнулся Кайса. Все-таки разговаривать с Риннолк — почти то же самое, что драться. Но тут у него было гораздо больше преимуществ. — Врешь, причем наглейше.

— А за обвинение во лжи можно и вызов на дуэль заработать, — хладнокровно заметила наемница. — В Даремле не запрещено.

— В Думельзе тоже. Подождем до окончания похода?

— В Думельзе — хлопотно. Тело потом везти через границу, чтоб похоронить в родном государстве, на каждом посту объясняться, взятки давать…

— Денег я тебе оставлю.

— Договорились тогда. Но учти — едва пересеку границу, прикопаю под первым же кустом. И чтоб без писем прощальных — никому ничего не передам.

— Ну, я твой труп до родного Пограничья тоже тащить не буду в случае чего, так что все по-честному.

— Разумно. Приятно иметь с тобой дело, вынуждена признать.

— Э-э-э… Ужин! — сдавленно оповестила путников подавальщица. Судя по судорожно-быстрым движениям — тарелки едва ли не полетели на стол, — она услышала достаточно, чтобы в голове сложилось замечательное впечатление о чужаках.

На несколько кейд чудесная беседа прервалась — еда была в тот момент не в пример важнее.

— Немного нервные они здесь чего-то, — мельком заметила Риннолк.

Кайса пожал плечами. В таверну как раз зашел очередной посетитель, и ритуал встречи повторился — сначала паренек, потом две девчонки, потом хозяйка. Создавалась видимость какого-то порядка, сплоченности, слишком серьезной и отыгранной даже для давнего семейного предприятия. Кайса никак не мог понять, что же это ему напоминает, а потому мысленно махнул рукой и сосредоточился на горячем ужине.

— А что насчет призраков? — поинтересовался он, когда голод был утолен.

— Тебе лучше знать. Ты же у нас дивный бард. Или вранье все это, про магию песенную?

— Да нет, — Кайса устало прикрыл глаза ладонью. — Просто обычно после… хм, чудесных песен, стоит побродить вокруг с ножом. Чтоб магия крепче взялась, так сказать.

— И часто ты так бродил? — с выражением неизмеримой скорби на лице вопросила Риннолк.

— Часто, — не покривил душой Элле-Мир. — Что погрустнела? Разочаровалась в искусстве?

— Нет, в менестрелях… Сколько же их, бедных, нечисть загубила из-за такого дурацкого суеверия!

— Порядочно. Если хочешь знать, — Кайса многозначительно приподнял бровь, но какой-либо реакции Риннолк так и не дождался и потому продолжил будничным тоном:

— Здесь важно сделать так, чтобы кто-то или что-то тобой заинтересовалось. Тогда само найдет.

— Например? — нахмурилась девушка.

Кайса охотно рассказал о последней своей встрече с чернокнижниками.

— Да-а, — Риннолк зевнула в рукав, — петь ты умеешь.

— Снова будешь дрыхнуть…

— Слишком устала, — наемница не стала ничего отрицать.

— А как же ловить призраков? — лукаво улыбнулся разведчик. — Или еще в Шейм-Оннэ надоели?

— Надоели, — призналась девушка. — И ладно бы в Шейм-Оннэ — в одной только нашей казарме двое жили.

— Да пойдем! — развеселился Кайса. — Такая ночка намечается — загляденье! Луна за тучами, ветер холодный, темнотища!

Словами бард не ограничился, на самом деле вознамерившись растормошить вялую спутницу и заодно проверить город на предмет призраков, а потому вскочил и бросился к двери, потянув Риннолк за собой.

— Это у вас, оборотней, ночью жажда деятельности просыпается, — тихо прошипела та. — А всех нормальных людей тянет поспать!

— Мы ненадолго, — отмахнулся бард, но задуманному не суждено было случится: едва не хлопнув Кайсу по носу, распахнулась дверь и в нее влетел радостный Тильви. Прямо за ним в таверну повалило еще человек десять.

— Ну, менестрель, как говорится, вина плеснем — ты главное пой! — с ходу заявил знакомец.

Риннолк мстительно усмехнулась, возвращаясь за стол. Искренне плюнув на так и не случившуюся прогулку, Кайса, обняв лютню, устроился на столе в центре зала и вопросительно взглянул на собравшихся. Первая просьба была довольно осторожной — "нам бы повеселей чего-нибудь". Кайса коротко кивнул и тронул пальцами струны. Риннолк отчаянно боролась со сном и позорно проигрывала. И, дабы не портить репутацию самого замечательного барда Даремла, тихо-тихо поинтересовалась у хозяйки расположением своей комнаты и незаметно покинула зал. Проверив щеколду, с наслаждением сменила дорожную одежду на ночную рубашку и растянулась в теплой кровати. Снизу доносился голос Элле-Мира и бодрая мелодия, но сну это не мешало ни чуть-чуть.

Так прекрасно спала она не очень долго — собственное имя резануло по ушам спустя несколько ойтов, а по мнению девушки — спустя пару кейд.

— Риннолк! — теперь к имени добавился стук в дверь.

— Какого квирра? — протирая глаза и ругаясь, наемница сползла с кровати и приоткрыла дверь.

— Призраки, — сообщил Кайса.

— А я здесь причем?

— Мне сказали, что в такие безлунные ночи всегда появляется призрачная повозка.

— И что? — девушка отчаянно попыталась уловить ход мыслей придурковатого барда.

— То есть, тебе неинтересно? — на лице Элле-Мира нарисовалось искреннее и немного обиженное удивление.

— Интересно, — Риннолк наконец посторонилась, впуская разведчика в комнату. Неумолимо тянуло к кровати. За годы службы девушка приучилась вскакивать в любой ойт ночи, но сейчас, не видя никаких проблем, заставляющих хватать шпагу и нестись в общий зал, она испытывала непреодолимое желание снова закрыться одеялом и сонно отбрыкиваться на все попытки достать ее оттуда. Пока что наемница ограничилась тем, что села в постели, поджав ноги и завернувшись в одеяло от проникающей в комнату ночной прохлады.

— Объясни нормально, — сказала Риннолк. — С чего вдруг мы должны бежать к этим самым призракам?

— Потому что обещали Тильви, — безмятежно отозвался бард, поглядывая в окно.

— Нет, — мотнула головой девушка. — Обещал ты, и обещал спеть, а не любоваться на белых гостей темными ночами.

— То есть мы не поможем бедным горожанам? — хмыкнул Кайса.

— А с какой стати должны? — изумилась Риннолк. — К тому же, они не выглядят замученными.

Насколько наемница могла судить, проехав в одиночку значительную часть королевства, обычные призраки, конечно, не являлись хорошими соседями, но и бояться их явно не стоило. Да, жутко, да, неприятно, но страх — это единственное оружие умерших. И еще, пожалуй, оружием будет память похоронивших — ведь так трудно не потянуться к двери, когда на пороге стоит тот родной и близкий, в чью смерть столь отчаянно не хотелось верить…

— Нам денег заплатят, если разгадаем местную загадку, — признался разведчик.

— Отвернись, — немедленно скомандовала девушка, начав собираться. — И чего улыбка такая довольная?

— Я в тебе не разочаровался, — поведал Кайса. — Не люблю работать с типами, страдающими лишним геройствованием.

Риннолк неопределенно пожала плечами: она впервые услышала, что циничный наемничий интерес к любому делу является достоинством. Быстро, в лучших традициях казармы, одевшись и прихватив шпагу, девушка двинулась за Элле-Миром.

Ива важно кивнула, увидев их сбегающими по лестнице, и даже махнула рукой — удачи, мол.

— Дорогу мне Тильви нарисовал, — объяснял Кайса, сверяясь с наскоро накарябанным планом и уверенно шагая по пустой ночной улице. — Сам не пошел, боится.

— Может, нам тоже следует немного побояться? — флегматично предположила Риннолк, на ходу застегивая верхние крючки колета и жалея о том, что не догадалась взять шарф — до теплых летних ночей было еще далеко.

Кайса ничего не ответил, ограничившись очень красноречивым и выразительным хмыканьем, и свернул влево.

— Трущобы какие-то, — поморщилась девушка. — Призрак появляется здесь?

— Нет, за городом, — беспечно откликнулся бард.

— И какого…

— Мы ищем выход наружу, ночью из города не выпускают, — сообщил Элле-Мир. — Здесь где-то кусок стены был разрушен и не отстроен заново.

— Да уж, крепкая линия обороны… Защитники Шермеля изошли слюной от зависти, — сонную и замерзающую, Риннолк раз через раз пробивало на сарказм, который иногда удивлял и ее саму.

— А чего им бояться? — пожал плечами Кайса. — Как я понял, об этом ходе мало кто знает, а зашита… Близость столицы здесь лучшая защита.

Миновав окраинные дома и пустырь, искомую дыру искали не так уж долго. Тильви не скупился на описания, "кусты вот такенные с цветами ого-го" обнаружились легко, прикрытый ими ход — тоже. Пришлось ползти на четвереньках. С каждым мигом все больше раздражаясь, поднявшаяся на ноги уже вне города и отряхнувшаяся Риннолк горела желанием найти этого клятого призрака и придушить. И плевать, что невозможно, надо — сделаем. Ибо нечего шляться по дороге, выманивая авантюристов вроде Кайсы и наемников вроде нее самой за городскую стену. Ведь потопали же!

— Дальше… — бард посмотрел на рисунок, повертел его так и эдак, очевидно, запутавшись, где верх, а где низ плана. Наемница, нахохлившись, как воробей (если подобное сравнение вообще ей подходило), наблюдала за манипуляциями разведчика и хранила молчание. — Туда! — разобравшись, наконец, бард махнул рукой. — Дойдем до леса, там с пару кейд идти, не больше — и как раз на дорогу выйдем, по которой привидение и ездит… О, да ты, наверно, замерзла совсем, — Кайса стянул с себя плащ и протянул девушке. — Держи, я вообще летом редко мерзну.

Летом?! Какое же тут лето, когда скоро начнется месяц Кошек, а значит, более непредсказуемой погода будет только осенью? Подумав, Риннолк приняла плащ — все лучше, чем простывать опять, шмыгая носом и кашляя в рукав.

— А как ездит? На коне? В старинном доспехе? — поинтересовалась она, когда первые деревья остались за спиной. Вместе с теплом постепенно приходила умиротворенность.

— Не, — мотнул головой Кайса. — В телеге, так Тильви сказал.

— А он его видел?

— Должно быть.

Сложной задачей стало подыскать место для засады. Как назло, по обочинам, насколько хватало взгляда, не виднелось никаких оврагов и холмиков, даже лес еще за десять шагов до дороги сменялся одинокими молодыми деревцами — ну просто ровный стол, идеальный для телег и карет и отвратный для грабителей. Решено было остаться под прикрытием деревьев, а в случае чего подбегать, не таясь. Все равно, судя по рассказам, призрак не отличался быстротой передвижения.

— Едет медленно, колеса не скрипят, возница — мертвец, — рассказывал Кайса, когда удалось нормально устроиться между двумя старыми ясенями. — Ничего, в общем-то, больше не делает — проедет и все.

— Поиск?

— Чего? — не понял бард.

— Поиск, — Риннолк задумчиво уставилась куда-то вправо и вверх. — Привидения редко появляются просто так. Возможно, он что-то ищет на этой дороге. Или вот… ну как это называется… круговое проклятье?

— Кольцевое, — кивнул Кайса. — Возможно.

Колдун проклинает человека, обрекает его после смерти повторять то или иное действие, "замыкая кольцо", например, из куска веревки. Действие заклинания прерывают, разрушая "кольцо". Иногда это делает человек, иногда — время. Особо злобные колдуны куют настоящие стальные кольца — толщиной с руку. И прячут высоко в горах. По мнению Кайсы, нужно быть законченным идиотом, чтоб так тщательно хранить свою обиду.

— Тогда толку здесь сидеть? — вздохнула девушка. — Надо бегать по городу, расспрашивать и выяснять, жил ли в городе маг, и кто с этим магом ругался… И кто часто ездил по этой дороге.

— По дороге каждый день ездят десятки торговцев, — пожал плечами Кайса. — Мага-то придется искать, это да. Если, конечно, это действительно кольцевое проклятье. А сидим мы здесь, потому что надо выяснить, есть ли призрак вообще.

— Тильви и остальным ты не веришь?

— Верю. Но хочу убедиться и посмотреть своими глазами.

— Ну а в магии ты хоть что-нибудь смыслишь?

— Нет, — улыбнулся Кайса. — Совершенно не смыслю. Ты?

— Бездарь, — кивнула Риннолк.

— Это ничего, я много раз охотился на магов — и до сих пор жив, — утешил бард.

— А они?

— Это неважно. Главное, что для снятия проклятий не обязательно иметь магические силы… А в крайнем случае, волшебника можно нанять. Насколько я заметил, они с огромной радостью помогают убивать своих собратьев…

— Передача силы, — поморщилась Риннолк. — Ради нее и помогают. При косвенном участии в убийстве колдун получает малую часть способностей убитого. При прямом — гораздо больше… Быть оборотнем безопаснее, право слово.

— Это да, — согласился Кайса. — Я даже понимаю государства, где колдовство запрещено…

Разговор постепенно угас. Риннолк даже слегка задремала, когда бард ровным голосом произнес одно слово:

— Едет.

Риннолк встала и подняла с земли плащ, на котором они сидели. Неспешно отряхнула, наблюдая за беловатым свечением, двигающимся по дороге.

— Скоро приблизится, подойдем ближе.

Трепета перед таинственными силами девушка не чувствовала, глаза же Кайсы и вовсе горели каким-то болезненным интересом.

Не телега, а старый фургон ехал действительно очень тихо, возница низко опускал голову, белая лошадь шагала спокойно, покачивались и светились замогильно-синим фонари, подвешенные по краям повозки. Возница почти сливался с окружающей его ночью, а у лошади не было головы. Сияние сопровождало фургон и освещало несчастное животное. Риннолк не удержалась и протерла глаза: головы действительно не было.

— Не верю, — упрямо буркнул Кайса непонятно кому и решительно зашагал к дороге.

— С ума сойти, я впервые такое вижу! — призналась Риннолк, ступая следом.

Горло сдавило внезапно — послышался только хруст за спиной. Ничего предпринять девушка не успела, чернота застила глаза. Где-то сдавленно охнул Кайса, а на задворках сознания мелькнула мысль о том, что не стоило, пожалуй, недооценивать древние силы, поднимающие из могил мертвецов…