Кайса сочинял письмо. Долгое, обстоятельное и душевное. Потому что как иначе прикажете общаться в наверняка прослушиваемой комнате? Бард с трудом удержался от желания вывести в конце "С наилучшими пожеланиями, от двадцать второго дня месяца Кошек". В письме Риннолк, однако, такая приписка существовала — оборванная на середине. Кайса посмеялся, но по мере прочтения беззаботность пропала.

Сам он узнал не так много. Ему удалось остаться с девушкой наедине под предлогом прогулки по саду. Дама Инквиль с укором глядела на свою воспитанницу, и, как Элле-Мир узнал позже, инициатива встречи принадлежала именно Вирхен. Правда, девушка мало думала о проблемах, хоть и с готовностью отвечала на все вопросы. Девушка подозревала, — она призналась в этом несколько смущенно, — что угрожают скорее не ей, а ее отцу.

— Я единственный ребенок, мать умерла, — сказала она. — А отец — важная фигура, близкий человек Хальтена Седьмого… настолько близкий, насколько это возможно для Великого Герцога.

Вирхен вспомнила про ту темную историю, подробности которой раскопала Риннолк. Ульвейг был первым, кто встал на защиту Хальтена и поддержал его правление.

— В паршивом положении Его Светлость, — едва слышно произнес Кайса, прочитав "письмо" наемницы. Говорить громче он опасался, Риннолк непонимающе нахмурилась — пришлось повторить на ухо. — Права на престол столь призрачны, что… Если через Вирхен пытаются угрожать ее отцу, а через него — самому Герцогу…

— Да кому она нужна, я одного не понимаю! Не легче ли сразу охотиться на Ульвейга? — Риннолк раздражало постоянно говорить шепотом, она осмотрелась и с интересом покосилась на кровать. Балдахин был не таким надежным, всего из одного слоя бархата, но все же…

— Идея хороша, — оценил Кайса, сожалея, что сам не додумался.

— Ты написал, что подобные… хм, неудачи с ней происходят давно, — продолжила Риннолк, устраиваясь поудобнее. — Уже несколько лет.

— В принципе, об этом же говорил король… Что тот случай с квирром — стал последней каплей.

Общими раздумьями, Ри и Кайса пришли к выводу, что нелепые опасные случайности, преследующие Вирхен — результат магии. Очень осторожной, что немудрено в герцогстве, где любое колдовство запрещено.

— Все понимаю, но так долго промахиваться… — задумчиво произнесла Риннолк. — Не легче ли было убить привычным методом? Нож там, наемные убийцы…

Барда слегка покоробило то, что наемница так цинично рассуждает о смерти малознакомого ей человека, но против воли он продолжил в том же духе:

— Как, интересно? К ней же не подобраться: либо в окружении придворных, либо рядом стражники и Инквиль… Единственная дочь, которой слишком часто не везет, — естественно, что Ульвейг трясется за нее.

— Наоборот, ей очень везет, — хмыкнула Риннолк. — Почти как тебе.

— Ты знаешь, я за нее рад.

Наемница еще раз пробежалась взглядом по листу.

— Так если мы правы, врагов надо искать при дворе, а корни проблемы — в политике, — сказала она. — И это страшно, — девушка с раздражением отбросила листок. — Ни капли я в ней не разбираюсь! Как подбираться, к кому? У тебя есть какая-нибудь песня на эту тему?

Бард неопределенно пожал плечами. На ум ничего не приходило.

— А что там насчет разведчика, от которого нет вестей? — припомнил Элле-Мир.

— О, — еще больше помрачнела Риннолк, — все еще хуже. Он убрался аж за пределы Думельза. А значит…

— Значит враги все-таки не здесь, а действуют издалека.

— Одно другого не исключает, — девушка покачала головой. — И я все равно не вижу смысла устранять Вирхен!

Кайса не ответил.

— Догадка? — мгновенно отреагировала наемница. — Выкладывай.

— Эрика умерла родами, — произнес бард. — Вместе с ребенком. А если нет?

Риннолк понадобилось полмевы, чтобы понять, куда клонит разведчик.

— Ребенок жив? — она все-таки понизила голос до едва различимого шепота. — Вирхен?..

— Вероятно. Вирхен не говорила об этом, но тогда… все складывается.

Наемница прикрыла глаза. Действительно! Единственная законная наследница престола! Врагам Герцога это совершенно ни к чему, если задумана смена власти. Тогда вполне нормально смотрятся и странные смерти других Эхствайгенов — мятежники очищали дорогу к власти. И, верно, не ожидали, что у Хальтена найдется большое количество сторонников. А отец, подозревая кого-то, решил спрятать дочь самым лучшим способом — отдав на воспитание в другую семью. Он фактически старался принять удар на себя, ожидая, пока ребенок не станет самостоятельным. Однако же, о выжившей наследнице стало известно — и вот Вирхен под ударом…

— Тогда она не может не знать об этом, — выдохнула Риннолк. — Сам посуди — она должна понимать, чего опасаться и чего ожидать. Почему же не сказала тебе?

— Опасно говорить такое вслух, — Кайса отчаянно пытался припомнить, старалась ли девушка как-нибудь намекнуть о своем положении. — Ведь Ульвейг тоже не открыл тебе правды — лишь подтолкнул к нужным книгам.

— Надо узнать наверняка, — наемница несколько успокоилась. — Это на тебе.

— Завтра праздник. И мы должны будем присутствовать рядом с Вирхен. Я постараюсь увести ее, — с готовностью кивнул бард.

— Уверена, у тебя получится, — Риннолк улыбнулась, а Кайса слегка повеселел. Не то чтобы у него было плохое настроение, общаться с Вирхен было приятно, но как-то… муторно. Бард ясно понимал, чего от него ждет молодая девушка, но делать какие-то шаги навстречу не хотел и не мог. То ли в Даремле действительно все было иначе, то ли первое впечатление окончательно выветрилось из сознания Кайсы за долгий путь — так или иначе, а, с мысленной руганью на себя же, он упорно держал разговор в рамках проблемы.

— Надо же! — вздохнул Кайса, с притворным восторгом разглядывая Риннолк. — Ведь когда я тащил тебя в уплату эквиске, то даже подумать не мог, что рано или поздно мы окажемся в одной постели!

— Судьба у меня такая — по постелям с сомнительными типами… — хмуро отозвалась девушка. — Сегодня — так и вовсе целый день… И вот что, неужели трудно было предупредить?

— О чем? — не понял Кайса.

— Ты ведь наверняка не думал, что Ульвейг станет говорить о делах?

— Не думал, — признался бард. — Но ты думала. А разубеждать… мне не хотелось объяснять. И… я ведь оказался не прав.

— Только это тебя и спасает, — с искренностью ответила Риннолк, подтянув ноги к подбородку. — Остался один вопрос. Что ждать нам от тех, кто сегодня перевернул эти комнаты?

Равнодушное отношение к тайным врагам было у Риннолк в крови. Раз не хватает смелости вступить в бой открыто, значит, не уверен в своих силах. А если так, то ты уже почти победил. Поэтому дворцовые интриги ее не пугали. Проблема была только в том, что здесь королевские люди отвечали не за свое существование, а за жизнь Вирхен.

Кайса почесал переносицу и пожал плечами. Сумка с магической и не очень дребеденью всегда была при нем, на поясе. Неужели они надеялись, что именно сегодня он ее забудет?..

— Сомневаюсь, что они приходили за этим…

— Подожди, но ты же…

— Я сказал, что это — единственное, что можно у меня искать. Но не говорил, что они могут заявиться сюда ради того, о чем толком и понятия не имеют.

— А вдруг имеют?

Разведчик уставился куда-то вбок, медленно покачав головой.

— Возможно… Нас считают шпионами? И ищут доказательства? Или просто хотят запугать. Как стражу Вирхен.

Риннолк скептически хмыкнула. Идея нагнать страху, конечно, хороша, но совершенно бесполезна. В конце концов, они уже пережили и свои собственные страхи, и страхи друг друга — не так давно, на Вейгской пустоши. Противники-люди перед пережитым как-то блекли. Видимо, бард подумал о том же, а потому понимающе усмехнулся. Да уж, влипали знатно, если вдуматься. Но все как-то хватало удачи выбраться, даже не слишком запачкавшись…

— Удача! — вспомнила Риннолк. — Эта цепочка тебя… защитила, так?

Кайса осторожно кивнул.

— Паршиво, — задумалась наемница. — Выходит, они действительно опасны для тебя. Могли если не убить, то сильно покалечить… Будь осторожнее.

Риннолк слезла с кровати и принялась приводить в порядок изрядно помятую юбку, бард с полмевы смотрел на ее спину, но потом справился с удивлением. Даже голос звучал спокойно:

— Ри, скорее они убили бы тебя. Или ты действительно считаешь это невозможным?

— Почему невозможным? — спокойно откликнулась девушка. — Одному меня убить даже удалось. Только он был оборотнем и тайным офицером в одном лице, а я болела. До завтра, бард.

"Ничего ты не понимаешь, — подумал разведчик с внезапным раздражением. — Просто совершенно ничего".

— Спокойной ночи, Ри.

Девушка не успела сделать и шага, как в дверь постучали.

— Спрячься, — шепотом скомандовал Кайса, рванув ее за рукав. — Вдруг это снова…

Он не договорил. Соскочив с кровати и поправив балдахин, подбежал к двери. Риннолк удержалась от возражений, с ненавистью уставившись на темно-красные складки ткани. Вот уж лучшее в мире укрытие, ничего не скажешь.

Дверь скрипнула, раздался молодой женский голос.

— Мы нашли для вас еще одежду, добрый господин…

Бард что-то ответил, Риннолк взохнула.

— Мы так с ума сойдем, Кайса, — заметила она, когда разведчик с кислой миной поднял балдахин.

— Может быть, — согласился он. — Но это лучше, чем сдохнуть.

В своей комнате Риннолк первым делом переоделась, свободно вдохнув впервые за много ойтов. Интересный выдался вечер. Радовало, что наконец-то появились сведения, действовать наугад — это вполне в духе барда, но ему везет. А Риннолк надо надеяться только на себя.

Девушка подошла к зеркалу, разматывая шнурок медальона. Как так вышло, что со смерти сестры она упорно считает себя одиночкой? Редко вспоминает о товарищах, а ведь между тем она не одна даже здесь, в чужой стране — есть вездесущий Кайса, в последнее время не в меру осторожный и заботливый, есть Литкай, королевской страже, скажем так, слегка задолжавший, есть бывший соратник Варди, который в случае чего всегда поможет…

Так уж вышло — всегда двое, а теперь одна. Уже почти три года. Два и четырнадцать месяцев? А сколько дней? Риннолк перестала считать и злилась на себя за это.

— Сколько у меня времени? — прошептала девушка, прижавшись лбом к холодному зеркалу. — Сколько у меня времени?

Странно, что ни разу до этого дня ее не посетила мысль о глупости согласия на эту службу. Риннолк была уверена, что король отпустил бы ее, объясни девушка ему всю ситуацию. Однако же…

— Риннолк, идиотка! — медальон брякнулся на пол.

Неужели сильнейший маг не понял, что с ней творится, раз даже бард замечает странное поведение своей спутницы и холод?! Так значит… значит, ей придется узнать что-то здесь. Король умнее их обоих. И явно знает больше, чем сказал!

Риннолк наклонила голову, готовясь пристально всмотреться в свое отражение… и не поняла, с чего вдруг очнулась уже на полу. В глаза как будто швырнули песком, лоб был влажным и скользким от холодного пота, руки тряслись, опереться на них оказалось задачей сложной. Девушка приподняла голову и заметила чужие сапоги, женские, изящные, из светлой замши. Подол серого платья и край плаща… Наемница поднялась на ноги, царапая пальцами стену, и взглянула на пришелицу.

Сестра не навещала ее давно. Даже в том сне с лабиринтом Риннолк была одна. А вот сейчас, надо же, явилась. Прямые рыжие волосы как обычно забраны в низкий хвост, одежда чистая и аккуратная, руки безвольно опущены, темно-зеленые, как у всех в их семье, глаза смотрят с тоской.

— Твои сны заняты чем-то другим, — сказала она, грустно покачав головой. — Я не могу прийти.

— И не надо, — ответила наемница. — Я все помню.

— Сомневаюсь… — отозвалась сестра, не делая попытки приблизиться. — Здесь столько всего, что может тебя отвлечь.

— Как ты смеешь так говорить! — выдохнула Риннолк. — Я же… всегда…

— Вот, — ровно произнесла Лиотто. — Раньше ты никогда так не говорила.

— Уходи. Лиотто, уходи.

— Я беспокоюсь за тебя, Ри.

Младшая сестра снова подошла к зеркалу, зная, что старшей за спиной уже нет. Риннолк очень надеялась, что эта служба в Думельзе приблизит ее к выполнению собственной цели. Потому что острые льдинки, спрятанные в глубине зрачков, из отражения говорили ей, что времени почти не осталось.

Отступление 4

— Ваша Светлость, — Охотник поклонился со всем почтением. Пожалуй, он упал бы на колени — от усталости.

— Садись, — Великий Герцог кивнул на кресло. Сам расположился напротив, за столом. — Как успехи?

— Успехов нет.

Сейчас. Мева ожидания. Либо гнев, либо…

— Подробнее.

Хальтен Седьмой, похоже, находился в хорошем расположении духа. Впрочем, он редко злился открыто — это только Охотник, привыкший воспринимать все глубже, чем кажется на первый взгляд, замечал монаршую ярость.

Охотник вздохнул и стал рассказывать. Как крался за "зверем", как нашел его в чужом городе. Как не мог определить его личность, а потому ждал, долго ждал какой-нибудь ошибки, чего угодно — чтобы найти и схватить преступника. И как все провалилось в один дурацкий вечер. Охотник проклинал собственную доверчивость и глупость. Однако что-то заинтересовало Герцога больше, чем его непосредственная неудача.

— Кто, говоришь, тебе помешал?

Охотник послушно повторил часть истории.

— Понятно… — задумчиво протянул Великий Герцог. — Думаю, у тебя будет шанс… сквитаться, если пожелаешь.

Слуга вскинул голову. Он что, шутит?.. Он умеет?