Стокгольм
24 августа 1982 года, 07.03
Как тяжело дышать. Просто невозможно! Что же это такое!
Соня попыталась освободиться от этого груза — как будто на животе у нее лежит чугунная плита. Попытка не удалась — силы куда-то испарились. Мышцы упорно отказывались работать. Как будто накануне всю ночь она разгружала вагоны. Еще усилие, еще, еще — и плита начала медленно, но верно сползать вправо. И наконец — свободный вдох. Она с усилием подняла голову. Что же это все- таки было?
О боже!
То, что она увидела, ее испугало. Это была рука. Мужская рука. Незнакомая. Большая. Волосатая. И черная! Не-ет, просто очень смуглая. Ну это немного успокаивает.
Хотя…
Докатилась! Уже с орангутангами в одной кровати просыпаться начала, Она снова уронила голову на подушку и закрыла глаза. Надо поднапрячь мозги и вспомнить, как она докатилась до такой жизни…
Вчера, как обычно, она устроила променад по вечерним шведским улочкам, зашла в кафе согреться и выпить какой-нибудь крепкий коктейль. Сидела, никого не трогала. Медленно потягивала из бокала красновато-коричневую смесь с непроизносимым названием. Знакомиться, разумеется, ни с кем не собиралась. Солидная, приличная дама. А дальше — пустота. Несколько звеньев из цепи выпало.
Она снова открыла глаза и попыталась рассмотреть своего соседа. Тот лишь слегка был прикрыт простыней. Большой, сильный, весь волосатый. Просто медведь. Лица не видно из-за длинных черных волос. Национальность? Вроде араб. Оч-чень интересно! Так, а возраст? Трудно определить. Двадцать пять? Тридцать? Пожалуй, не больше… Оч-чень интересно!
«Орангутанг» зашевелился, открыл глаза. Карие, огромные…
«А он ничего. Гораздо красивей обезьяны…»
— Хай!
— Привет.
— Как дела? — на ломаном русском спросил араб.
— Ты меня спрашиваешь?
— О'кей.
— Что-о'кей?
Ее сосед по кровати озадаченно замолчал. «Придется переходить на английский. А то так, конечно, смешно, но непродуктивно. Нужно хотя бы узнать, как я здесь оказалась».
Далее разговор продолжался на английском.
— Ты кто?
Араб долго пытался найти ответ на этот сложный вопрос. А может, оценить ситуацию, найти достойный выход из нее. Или вспомнить имя. Свое. Наконец он произнес:
— Я Али. А ты?
— Так, Али, ты можешь мне объяснить, как мы с тобой оказались в одной постели?
— Это сложный вопрос.
— Конечно, вопрос философский, почему, собственно говоря, женщина вдруг ни с того ни с сего оказывается в постели мужчины. Но здесь ситуация более сложная: мне требуется освежить память. Что-то я ничего не помню.
— Ты вчера выпила очень хорошо. Я даже не ожидал, что женщина может так много выпить.
Она оглядела комнату. Увиденное снова ввело ее в легкое состояние шока.
«О ужас! Да что же это такое! Мало того что я ничего не помню, я еще и просыпаюсь рядом с незнакомым мужчиной, арабом, голым, в постели… Андреаса! И где это он, интересно? Он может прийти в любую минуту, и тогда будет не просто развод и кухня пополам. Будет все гораздо хуже. Все может закончиться высылкой из Швеции».
Андреас был ее шведский бойфренд. Всегда серьезен, обидчив и капризен. Чувством юмора практически не обладал. Зато именно это и веселило Соню.
Развеселит ли его происходящее здесь?
Рядом с ней, но уже с другой стороны, что-то зашевелилось. Кошка? Собака? Но Андреас не держит животных. Из-под одеяла высунулся ежик седых волос.
«Нет! Я сейчас с ума сойду! Ничего не понимаю!»
— Доброе утро, дорогая!
— Здравствуй, дорогой!
— Как спалось?
— Что? Ах да, великолепно! Только знаешь, я тут кое- кого нашла у себя в кровати. Не поверишь, ума не приложу, как он здесь оказался.
Реакцию своего бойфренда она оценить не успела. В этот момент над ними нависла густая шевелюра Али.
— Хай! — снова, улыбаясь, пропел тот. Андреас расплылся в улыбке.
— Хай! — ответил он.
— Как дела? — продолжал свою утреннюю песню Али.
— О'кей.
Соня переводила взгляд с одного на другого и ничего не понимала. Она никогда не замечала у Андреаса гомосексуальных наклонностей. Ей он казался обычным мужчинкой. Который любит женщин и хочет, чтобы они им восхищались.
— Соня, ты уже познакомилась с Али?
— Да, только никак не могу вспомнить, откуда он взялся.
— Ах да! Я же забыл, что вчера ты пила… Дорогая, нельзя же пить в таких количествах! Мы встретились с тобой в «Саванне», а потом я увидел Али. Это мой старый
Друг…
Али продолжал все также ослепительно глупо улыбаться и поддакивать. Андреас продолжал:
— Я его познакомил с тобой. Вы друг другу очень понравились. Вы так вчера танцевали! Я и не знал, что ты умеешь танцевать арабские танцы.
— Я? Какие?
— Танец живота.
— Я — танец живота?! Ты издеваешься?…
— Да, очень хорошо! — поддакивал Али. Потом мы поехали сюда и…
— Что-о?
— Да, очень хорошо! — снова подтвердил Али.
— Соня, я понимаю, для тебя это непривычно, есть какие-то вещи, которые непонятны для русского человека…
— Не для русского, а для нормального! — Соня вскочила и стала поспешно одеваться.
— Соня, это нормально.
— Да, очень хорошо! — блеснул зубами Али.
— И что дальше?
— Так и будем жить.
— Как — так? Втроем? Мне, я думаю, стоит уйти.
— Зачем?
— Ну в одной кровати троим тесновато будет.
— Да эта кровать шестерых выдерживала!
— Не все же сразу.
— Куда ты собираешься пойти? В посольство? Или в полицию?
— Не твоя забота.
— Ну хватит, перестань капризничать. Я тебе все расскажу. Когда-то мы с Али и с Эльзой, ты ее не знаешь…
— Слава богу, что не знаю! — Она никак не могла найти юбку.
— Не перебивай. Так вот, мы когда-то жили втроем. Нам было очень хорошо вместе, но потом… Эльза встретила подругу, полюбила ее и ушла от нас…
— Все, мне нужно на свежий воздух! Иначе стошнит!
— Возвращайся, — в один голос крикнули вслед Соне Андреас и Али.
За время, которое она провела в Швеции, такого с ней еще не случалось! Устойчивых выражений со словом «шведский» в ее лексиконе раньше, еще в Советском Союзе, было три: «шведская стенка», «шведский стол» и «шведская семья». С первыми двумя вроде бы все было понятно, а вот третье выходило за пределы ее понимания.
И вот нате вам — случилось! Конечно, чего еще ей в жизни не хватало! Только «шведской семьи»! И как настоящий ученый, она ко всем открытиям пришла именно опытным путем. А как же иначе! Советская научная школа!
Да, что бы сказал на это отец Варлаам?
Нет, хватит! Отца Варлаама всуе не поминать! Это, может быть, единственный человек, перед которым она действительно готова склонить голову.
И Соня вспомнила в очередной раз тот разговор в келье для паломников. С тех пор она часто вспоминала его. Вроде бы тогда отец Варлаам ничего ошеломляющего не сказал, к Богу после этого она так и не обратилась, но странно — у нее снова появилась вера в людей, в то, что они не «твари дрожащие», как уверял один ее старый знакомый… Наоборот, сейчас она считала, что каждый из них имеет на что-то право. Как бы она хотела так возлюбить ближнего, как сделал это отец Варлаам!
Той же ночью монахи Нововалаамского монастыря помогли ей переправиться через шведскую границу, и она попала совершенно в другой мир. Чужой, враждебный, опасный… Здесь у нее не было документов, денег, не было даже сил прятаться, убегать и бороться за существование. А по закону природы, если особь перестает бороться, она неизбежно должна умереть. Но Соня не умерла.
Она вспомнила то время. Когда так же брела по шведским мощеным улочкам, озираясь на каждом шагу, напряженно вслушиваясь в незнакомую иностранную речь. Тогда у нее был только один вариант. Отец Варлаам написал письмо настоятелю одного шведского православного монастыря (оказывается, там такие еще имеются), чтобы ее приютили на некоторое время. Но до него еще нужно было добраться.
— Простите, вы не подскажете, как доехать до… — обратилась она на ломаном английском к прохожему и показала на бумажке трудно выговариваемое название местности, в которой находился монастырь.
— А что там находится?
— Монастырь.
— Монастырь? Очень интересно, он ведь, если я не ошибаюсь, мужской?
— Вы не ошибаетесь.
«Очевидно, этот прохожий особенной тактичностью не отличается», — подумала тогда Соня. Но почему-то, не отдавая отчета, она с удивительной для себя легкостью рассказала, что в этом монастыре она хотела бы пожить какое-то время, пока не оформлены ее документы. Сказала — и тут же испугалась собственной беспечности: мало ли кем может быть этот прохожий. Вдруг он донесет куда следует?
Она попыталась было сказать спасибо и исчезнуть, пока не поздно, но прохожий успел крикнуть:
— Подождите! Разрешите мне вам помочь!
А ведь мир не без добрых людей! Сначала монахи, потом этот прохожий. Он пригласил ее продолжить разговор в кафе, за чашкой чая.
Так она познакомилась с Андреасом. Он и в самом деле оказался очень хорошим, добрым человеком. Почти альтруистом. Когда он узнал, что она из Советского Союза, что бежала всю ночь по льду Финского залива, он в восхищении зааплодировал. Андреас предложил помощь в оформлении документов, у него были какие-то полезные связи. А пока ситуация еще не разрешилась, она может пожить у него дома. Он ей искренне хочет помочь. Она ему к тому же очень понравилась. Он живет один в большой квартире. Занимается торговлей произведениями искусства.
Соня лихорадочно соображала: что делать? Все это было, конечно, подозрительно, но чего в жизни не бывает. Может, судьба опять отводит удар и посылает спасение? В общем, предложение было принято.
Андреас вел себя безупречно: не пытался ни приставать, ни подглядывать. Ей была выделена отдельная комната, куда он даже не заходил. В меру своих возможностей он помогал разрешить ситуацию. Когда документы были уже в порядке и Соня научилась как-то изъясняться по- шведски, он нашел ей работу в одном из выставочных залов. Вроде пришла пора прощаться. Но когда она сказала Андреасу о том, что ей нужно попытаться найти себе комнату, что ей неудобно злоупотреблять его гостеприимством и так далее, он, совсем как ребенок при потере любимой игрушки, расстроился и предложил остаться здесь навсегда.
Это была не любовь, а скорее привязанность. Но искренняя и ставшая взаимной. Им было интересно общаться, оба были достаточно образованны. Они доверяли друг другу.
А сейчас… Что же ей делать?
И вдруг… Нет, Соня уже не могла просто так отмахнуться от этого ощущения. Еще когда она выходила из дома, она это почувствовала, но за бурей мыслей и чувств не обратила внимания. А теперь как кольнуло. То самое, противное чувство, до боли, до ужаса знакомое. Отвратительное чувство, от которого еще в Союзе у нее по спине ползли мурашки: чьи-то «глаза-буравчики» сзади. Кто может следить за ней здесь? Здесь, в Швеции, где она живет, никого не трогая. Кто она в действительности, не знает никто, даже Андреас.
Она попыталась как бы невзначай обернуться и убедиться а правильности своих подозрений. Остановившись около витрины магазина, Соня стала рассматривать выставленный за стеклом товар. Но все ее внимание на самом деле было сосредоточено на человеке, который показался ей подозрительным. И Соня с ужасом убедилась — человек с «глазами-буравчиками» тоже остановился.
«Главное — не подать виду, что ты что-то заметила. Что ж, будем и мы стоять. Нам не трудно».
Но то, что она так «внимательно» изучала, на самом деле она разглядела лишь через некоторое время. Нет, ну надо же! Если «везет», так по- крупному! Конечно, где еще Соню может угораздить остановиться! Только у витрины секс-шопа! Ей казалось, что прохожие дружно оборачиваются на женщину, внешне без явных отклонений, которая с упрямым любопытством рассматривает муляж мужского полового органа фантастических размеров.
Сделав вид, будто ничего не произошло, она отошла от витрины и направилась к преследующему ее типу.
А он тоже уткнулся взглядом в первую попавшуюся витрину. Тип как тип, таких на улицах Стокгольма сотни, если не тысячи — глазу зацепиться не за что. Но не скажешь, что он «оттуда». Одет вполне по- европейски. Серое пальто, берет… Хоть бы газетку в руки взял для приличия!
Увидев, что Соня решительно надвигается на него, он мелкими, неровными шажками почесал за угол и скрылся из виду.
Нет, наши службы хотя бы слежку по законам жанра строят. Кожаный плащ, осанка, ледяной взгляд. А этот как крыса… Псих какой-то…
С чего она вдруг взяла, что это спецслужбы? А вдруг просто-напросто маленький, закомплексованный извращенец?
Такая картинка показалась ей гораздо правдоподобнее. И Соня с облегчением вздохнула. Все, больше не покажется.
Но «извращенец» снова появился из-за угла, сверкнул глазами.
Просто так не отстанет, а ей слежка ни к чему. Нужно смешаться с вечерней толпой.
На глаза ей попалась афиша с рекламой какого-то нового голливудского фильма. Кинотеатр — лучшее место для того, чтобы скрыться от преследователя.
…Она не смогла заставить себя уйти с середины сеанса. Она бы не назвала этот фильм шедевром, но все- таки всегда трудно уйти, когда погружаешься в пусть дешевую, но все же романтику жизни. И то, что ждет тебя на улице, пугает своими абсолютно не романтическими красками. Пока на экране не появился титр «The end», подниматься из кресла совсем не хотелось. Соня совершенно забыла причину, по которой решила зайти сюда. Она шла и размышляла о силе киноискусства. Как оно изменяет человека. Люди, выходящие вечером из кинематографа, — это толпа совсем иного рода, нежели толпа обычная.
Но… Вдруг ее будто снова пронзили знакомые «глаза-буравчики». Она в ужасе оглянулась — да, это он.
Соня быстро нырнула вправо, и ей удалось еще немного увеличить расстояние между ними; к тому же, попав в людное место, она согнула колени, наклонила голову и практически стала невидимой для преследователя в уличной толпе.
Так она ушла с центральной улицы в тихую боковую.
Вбежала в темную арку. Затаилась.
Раздались тихие шаги. Но не одного, двоих человек.
Соня осторожно выглянула — нет, не извращенец. Немолодая семейная пара мирно обсуждала только что увиденный фильм.
Соня вышла из подъезда. Этих ей опасаться нечего, наоборот, они лучшая защита.
Она специально замедлила шаг, чтобы идти всего в метре впереди них.
— Это хорошо, что у нас есть свое кино, — говорил мужчина. — Хотя мне европейское кино больше нравится.
— Мне тоже, — соглашалась, женщина. Они остановились у магазинчика.
— Ули, я куплю немного зелени, — сказала женщина.
— Хорошо, я подожду тебя здесь. Подышу воздухом. Соня прошла несколько шагов и тоже остановилась.
Нет, одна она не пойдет. Ей почему-то все равно страшно. С этой семейной парой куда спокойнее.
— Простите, вы не подскажете, который час? — подошла она к мужчине.
Он вскинул руку, чтобы посмотреть на наручные часы — и вдруг ткнул Соню в грудь. А потом странно содрогнулся и навалился на нее всей тяжестью своего тела.
«Еще один! Никуда от вас не деться!»
Соня отшатнулась, и мужчина упал на землю. Изо рта его медленно стекала струйка крови…
Она не помнила, как мчалась по длинной кривой улочке, как ворвалась к Андреасу, схватила свои вещи, попавшиеся ей под руку, ни слова не сказав на прощание, снова вылетела за дверь.
К счастью, билеты на ночной поезд до Гамбурга в кассе были. А куда оттуда дальше — там видно будет. Через пятнадцать минут Соня уже смотрела из окна купе на убегающую платформу стокгольмского вокзала.
Утром в ее дверь постучали. Первой мыслью было выпрыгнуть в окно. Нет, она не каскадер. К тому же нельзя постоянно жить в страхе. Лучше один раз умереть, чем каждый раз подпрыгивать от стука в дверь. Будь что будет.
— Войдите.
— Доброе утро.
— Доброе… Где мы сейчас?
Всего лишь проводник.
— Через двадцать минут подъезжаем к Гамбургу. Что желаете? Кофе? Чай?
— У вас есть утренние газеты?
— Шведские?
— Желательно шведские.
— Одну минуту.
«Вчера… Как страшный сон… Должны были убить меня, а судьба распорядилась иначе. Случайно убит другой… Надо разобраться во всем… Иначе… Неужели мне постоянно нужно будет бежать? Самое страшное — не знать, не видеть опасность в лицо… От кого, от кого я должна скрываться?»
В дверь снова постучали.
— Войдите.
— Пожалуйста. Ваш кофе. Ваши газеты.
— Спа… — договорить Соня не смогла.
С первой страницы на нее смотрел человек, который волей случая оказался ее «бронежилетом».
Тут до нее дошел трагический смысл тех обрывков фраз, которые ее глаз выхватил из статьи под портретом…
«Вчера при невыясненных обстоятельствах был убит выдающийся политический деятель, бывший премьер-министр Швеции… Убийца пока не найден… Приметы преступника — молодая женщина европейской внешности…».