Мирзо Кудимов ошибался, когда уверял Джона Зелински, что группа захвата ФСБ уже едет освобождать его. Правда, после разговора с ним полковник Мирзоев, оправившись от нового потрясения, действительно немедленно отправился к генералу, готовый лично возглавить и повести за собой группу выручки племянника.
Но натолкнулся в генеральском кабинете на крайне настороженное отношение.
Генерал приказал ему не отлучаться из его кабинета, а сам убежал к руководству, держа в руках клочок бумажки с адресом Мирзо Кудимова. Вскоре высокое начальство вызвало и самого полковника Мирзоева и заставило его повторить свое сообщение.
Группа была немедленно выслана по указанному адресу, но пока что оперативники получили лишь задание перекрыть все подходы к дому — всех впускать, никого не выпускать — и, заняв квартиры сверху и снизу, обеспечить прослушивание явки.
Такое решение объяснялось двойственным положением ФСБ в этой операции. С одной стороны, руководитель рисковал головой, точнее, должностью за проколы, допущенные в этой операции, — проворонили, опоздали и так далее. А потому было необходимо реабилитировать собственную службу. С другой стороны, решением человека с самого «верха» все оперативные материалы должны были немедленно сообщаться в глубоко законспирированное управление, о котором генерал ФСБ сам знал весьма немногое. Поспешный самостоятельный захват явки мог не дать желаемого результата — а результатом мог считаться только Дудчик и его информация, — и тогда снова возникала угроза лишиться должности.
Из сообщения полковника Мирзоева следовало, что на операцию по захвату Дудчика убыла группа англичан. Значит, надо ждать. И они ждали, ничего пока не сообщая управлению.
* * *
Работа оперативного центра полковника Голубкова была закончена. Горячка спала, уставшие сотрудники отправлены по домам отдыхать.
Генерал Нифонтов вместе с полковником только что провели первый допрос Нейла Янга. Как выразился генерал, «воспользовались правом первой ночи». В ближайшее время англичанина придется передать в соответствии с законом в ФСБ и СВР.
В кабинете Голубкова снова сидели трое.
— Вечером мне снова быть в Кремле, — почти пожаловался генерал. — Вы, конечно, думаете: все-таки хорошо, что не с пустыми руками. Наша служба будет наверняка единственной, кто принесет, как на блюде, подарок в виде целой диверсионной группы. Причем взяли мы их на деле, связанном с предательством Дудчика.
Опять-таки мы единственные, кто может определенно сказать, как сложилась картина преступления, какие силы захватили материалы и самого информатора.
Нифонтов поднялся и прошелся через кабинет.
— Надо полагать, вы думаете о том, что мы определенно выглядим лучше других на фоне беспомощных действий СВР, ФСБ и МВД. Так?
— Нет, — первым ответил как младший по званию Пастухов.
— Нет, — ответил полковник Голубков.
— И правильно! Мы здесь занимаемся не карьерой, а делом. В управление набирались кадры по профессиональному одному-единственному признаку — способности давать результат. И оценка нашей работы дается не в сравнении с другими ведомствами, а исключительно по способности к выполнению поставленной задачи. Задача же наша выглядит так: вернуть или уничтожить дискету с секретной информацией, задержать или уничтожить предателя Виталия Дудчика. Мы ее выполнили? — Он обвел взглядом свою небольшую аудиторию. — Нет. Вот так я оцениваю проделанную нами работу.
Он выдержал паузу. Пастухов и Голубков, соблюдая субординацию, молчали.
— Хорошо, — подвел черту Нифонтов. — Нагоняй за большой оперативный успех вы получили, можно приступать к конкретной работе. Константин Дмитриевич, расскажите Пастухову о том, кого он захватил, а я пока отдохну.
— Его зовут Нейл Янг. Профессиональный разведчик «под крышей» — у него есть официальный статус, правда в Таджикистане. Ему объяснили, что его судьба зависит от исхода дела по Дудчику, и он выложил все, что знает. Между прочим, Док с твоими ребятами повезли его сейчас на конспиративную квартиру. Пусть войдут без стрельбы и доложат начальству в Лондон о том, что опять опоздали. К сожалению, Нейл Янг знает очень мало, хотя поведал нам кое-какие любопытные детали. Ну, к примеру: Дудчик сам связался с английской внешней разведкой по Интернету. Амира спасло только звериное чутье. А может быть, спугнула наша активность. Сам Нейл Янг до сих пор пышет злобой, оттого что второй раз упустил «инициативника».
Кстати, дома у Дудчика тоже был он, обнаруженный неопознанный труп — его агент.
— А остальные?
— Обычные «чернорабочие». Впрочем, сейчас из четверых остался только один — еще двоих твой Артист уложил. Сделай ему легкий втык: эмоции надо сдерживать...
— Считаю, что он поступил сообразно обстановке, — не согласился Пастухов.
— Почему?
— Эти «чернорабочие» перекуривали после устранения свидетеля. К тому же, поскольку им поручили самую грязную работу, сразу было очевидно, что большой ценности в своей группе они иметь не могут. А в интересах операции кто-то должен был их обезвредить, чтобы не оставалось живых противников за спиной, — отчеканил Пастухов, прекрасно сознавая, что Артист завалил англичан раньше, чем успел все это продумать, — просто почувствовал, что этой мрази не место на земле.
— И все-таки мы находимся на том же самом месте, что и два дня назад, — решительно включился в разговор генерал Нифонтов. — Амир и Дудчик скрываются, и у нас нет ни единой зацепки. Давайте приниматься за мозговой штурм.
И он заказал чай в кабинет.
— А что тут думать, — рассудил Пастухов. — Надо за майора Стрельчинского браться. Он не подведет.
— Это шутка? — холодно спросил Голубков.
— Не думаю, — сказал Нифонтов. — Что у вас на уме?
— Надо в первую очередь узнать новые паспортные данные Дудчика и Амира. В разговоре Тимура и Амира по телефону прозвучало, что некий «человечек» должен принести Амиру документы. Полагаю, речь шла о фальшивых паспортах. Как только Амир их получил, он тут же расстался с узбеками.
— Ну и как майор Стрельчинский сможет нам добыть эти данные?
— Придется ему постараться, ведь он мой должник...
Генерал поднялся с места и отменил заказ на чай.
— Езжайте к майору вдвоем, и немедленно: дорога каждая минута. Они уходят от нас.
* * *
Мирзо Кудимов уже несколько часов находился в квартире один. Он совершенно не мог понять логику происходящего. Не приезжала группа захвата ФСБ, не возвращалась с операции команда Нейла Янга. Где же они?
Оперативники, которые без шума устроили засаду и пункт прослушивания в квартире этажом выше, также не могли сообщить начальству ничего интересного. Микрофоны, опущенные в вентиляционные каналы, фиксировали только редкий скрип кровати, на которой ворочался Кудимов. Было принято решение занять соседнюю с конспиративной квартиру, что было тут же проделано профессионально, без малейшего шума и крика.
Ожидание продолжалось, жильцы трех квартир смотрели свои телевизоры, отвечали на телефонные звонки и испуганно протискивались по коридору на кухню мимо бойцов группы захвата, затянутых в бронежилеты и с короткими автоматами наготове.
Наконец пост внешнего наблюдения сообщил, что в конце проспекта показалась ожидаемая машина.
Увидев автомобиль, на котором его товарищи уехали на операцию, Зелински бросился, размахивая руками, наперерез. Сердце бешено колотилось в груди: вот он, единственный шанс вовремя предупредить своих о провале конспиративной квартиры.
Муха, сидевший за рулем, удивился:
— Что это он?
— Пьяный, — небрежно бросил Нейл Янг, разглядевший Зелински.
— Берем, — скомандовал Док.
Уже вплотную подбежав к затормозившей машине, Зелински неожиданно обнаружил, что видит в ней только одно знакомое лицо: Нейл Янг сидел на заднем сиденье между двумя незнакомыми людьми. И пока он переваривал это, в лицо молодого романтичного человека уже глядело два ствола.
— Потеснитесь, ребята, — сказал Муха.
Артист вышел из автомобиля и пропустил Зелински вперед, по дороге отобрав у него оружие. Вскоре автомобиль тронулся дальше.
— Кого это нам бог послал? — спросил Артист у Нейла Янга.
— Идиота, — ответил тот.
* * *
По дороге в Климовск, в гости к Стрельчинскому, Голубков спросил Пастухова:
— Как твои ребра?
— Ребра ничего, терпят.
— Зачем сам полез по стене? Мог сорвать операцию. Надо было Боцмана послать.
— Боцман рубашку придумал на дверях, мне бы ввек не догадаться. Это он вам англичанина тепленьким «слепил». Так что спасибо за заботу, но мне бы другое...
— Что?
— Ольга дома волнуется. Я ей позвонил, а она не верит, что я в Москве. Говорит, что звоню по сотовому, и не узнать откуда.
— В чем проблема? После Стрельчинского поезжай домой, успокой семью. Пастухов покачал головой:
— Может, вы позвоните, Константин Дмитриевич?
Голубков со вздохом взял у него трубку:
— Ночь же, Сергей.
— Ничего. Ей все равно не спится. Полковник набрал номер; трубку сняли после первого же гудка.
— Да, — послышался встревоженный голос.
— Здравствуйте, Оля. Это полковник Голубков, узнали?
— Что-то с Сережей, Константин Дмитриевич? — был первый ее вопрос.
— С Сережей? Нет, ничего. Сидит вот рядом со мной в машине. — И Голубков повернулся к Сергею. — Подай голос.
Пастухов смущенно сказал в протянутую трубку:
— Все в порядке, Оля, не волнуйся. Голубков продолжил:
— Ты уж извини, Оля. Это я виноват — никак не могу отпустить его со службы. Тут у нас запарка небольшая вышла...
— Я все понимаю, Константин Дмитриевич. Я офицерская жена. Только скажите: с ним правда все в порядке?
— Здоров, как бык. Правда, по ребрам получил недавно, но на него это как бы и не влияет. Сегодня гимнастикой занимался — любо-дорого смотреть.
— Спасибо, что позвонили, Константин Дмитриевич. Я вам так верю. Вы меня успокоили. Он скоро сможет быть дома?
— Ну об этом вы с ним сами поговорите, я же не передатчик. — И Голубков еще раз протянул трубку Сергею.
— Рассчитываю быть утром, но не обещаю, Оля, ты уж прости. Действительно у нас тут малость запарка вышла...
— Не забудь Настьке коньки купить.
— Я помню.
— Тогда пока! Да, у нас все в порядке.
— Терпи, Олюшка, — служба.
— Хорошо, Сережа. Я терплю.
Пастухов, положив трубку, сидел нахохлившись. Корил себя молчком за то, какой плохой из него муж и отец...
* * *
Посты наблюдения ФСБ вокруг конспиративной квартиры продолжали сообщать в центр о продвижении англичан:
— Машину встретил какой-то молодой мужчина. Возможно, засек нас и хочет предупредить своих. Всем к бою! — прозвучала в эфире команда. — Машине не дать уйти!
И сразу после этого:
— Отбой! Машина продолжает движение в сторону дома. Скорость не увеличилась.
Следующий пост:
— Покидают машину и направляются в подъезд. Всего шесть человек.
В кабинете руководителя ФСБ было принято мгновенное решение:
— Группе захвата приготовиться. Попасть в квартиру «на спине» у англичан. Без трупов, но чтобы при этом ни один из них не ушел, повторяем, ни один!
Дверь в квартиру наконец отворилась. Удивленный Мирзо Кудимов смотрел, как в квартиру, не торопясь, входит Нейл Янг, а за ним — Джон Зелински. И только увидев за ними незнакомые лица, Кудимов понял, что ФСБ взяла их снаружи. Однако в следующий момент ему пришлось удивиться снова.
Он, конечно, не мог видеть, как дверь соседней квартиры распахнулась, как на группу Дока выкатилась волна спецназовцев в камуфляже и масках. Но он видел едва ли не всю последовавшую за этим заваруху. Артист, который находился слева и был ближе всех к нападавшим, тут же сделал первому из них подсечку, а Боцман свалил второго, влезшего в квартиру, можно сказать, по головам. Таким образом, в первое же мгновение в дверях образовалась «баррикада» из трех тел, нижнее из которых, к сожалению, принадлежало Артисту.
Сверху и снизу по лестнице уже грохотали ботинки двух других подразделений.
Прогремела очередь в потолок, и раздались не менее впечатляющие крики:
— Лежать! Всем лежать! Брось оружие!
Последнее было бессмыслицей, потому что никто из группы Дока оружия не вынимал.
И сразу стало ясно, что случилось именно то, о чем предупреждал Нифонтов:
«Народу вокруг будет крутиться много, по своим не палите».
Кудимов тяжело упал с кровати и перекатился по полу в сторону, подальше от линии огня.
Пока Пастух и Муха проталкивали вперед англичан, Боцман принял на себя спецназовца, прыгнувшего с лестницы через завал из тел. Успев отключить его ударом в нос, Боцман влетел в квартиру спиной вперед в обнимку с ослабевшим телом спецназовца.
Он исхитрился тут же захлопнуть входную дверь ногой и сразу же услышал, как снаружи по ней хлестнули автоматные очереди. Однако выходных дырок не появилось: оказывается, предусмотрительный владелец квартиры едва ли не на этот самый случай обзавелся металлической дверью.
Док, увидев «пленного», крикнул:
— Боцман, пошарь, у него должен быть переговорник!
В гостиной и на кухне послышался звон разбитых окон. Док бросился к окну в комнате Кудимова.
— Прекратить стрельбу, мы свои! СВР!
— Подстрелят, гады, — мрачно предрек Муха.
Боцман схватил трофейный автомат и, хоронясь за углом коридора, в бронированную дверь всадил длинную очередь, уже зная, что для нападающих это неопасно. И сразу стало тихо: бойцы, штурмовавшие окна и дверь, затаились, прежде чем открыть ответный огонь.
Высадив в маленькой комнате оконные стекла, Док и Муха несколько раз выпалили в небо. Штурмовики, готовившиеся спуститься на шнурах и к этому окну, сразу же укрылись на нависающем над окном балконе.
Нейл и Джон Зелински, проклиная все на свете, залегли рядом с Кудимовым.
Боцман тем временем выпустил еще очередь в дверь и крикнул, чтобы отбить охоту героически лезть под пули у тех ребят, которые уже проникли в гостиную и на кухню:
— Не лезьте, стреляю по ногам! Потом сорвал переговорник с «пленного» и крикнул в него:
— Прекратите огонь, придурки! Говорят же вам, в квартире свои! Кто ведет штурм?
Прием!
По-видимому, Боцмана все-таки кто-то услышал. Из переговорника послышалась команда:
— Прекратить штурм! — И вопрос в свою очередь:
— Кто в квартире?
Боцман повторил версию Дока:
— СВР.
— Немедленно бросьте оружие и сдайтесь! Штурм ведет группа захвата ФСБ!
— Хрен вам, — ответил Боцман. — У нас свое начальство и другой приказ!
— Мы будем штурмовать, — пригрозили с той стороны.
— Я кидаю вашим ребятам на кухню свое удостоверение, — сказал Боцман. — А ты, козел, наверное, хочешь под трибунал!
Боцман кинул в сторону кухни фальшивое удостоверение, которое получил для проведения операции в управлении.
На полу у стены Зелински сказал Нейлу Янгу:
— Послушайте, Нейл...
— Что?
— Хочу сказать, что теперь я согласен с вашим мнением обо мне.
Док в это время успел связаться по собственному переговорному устройству с управлением:
— Говорит Док. У нас силовое столкновение с ФСБ на конспиративной квартире.
Через секунду ему ответили:
— Нифонтов связывается с ФСБ, спрашивает, есть ли трупы?
— Пока нет. Но у них остался Артист, а у нас один из их команды — пусть произведут обмен пленными.
Из переговорника ФСБ послышался голос:
— Командир, какая-то чушь: удостоверение вообще МВД. Это липа!
— Не стрелять, — прозвучало в ответ. — Начальство вступило в переговоры...
* * *
Пастух и Голубков прибыли в Климовск часа в два ночи и только с помощью какого-то позднего гуляки отыскали нужный им адрес. Постояли под дверью Стрельчинского. В квартире было тихо.
— Он женат? — спросил Пастухов.
— Холостяк, — ответил Голубков, знавший и помнивший все.
Пастухов завозился с отмычками.
— Дай-ка я, — сказал полковник и, осмотрев замочное гнездо, засунул в щель три замысловатых стерженька, пошевелил ими, повернул. — Прошу в дом, — наконец пригласил он, отворяя дверь.
Они бесшумно вошли в квартиру. На кухне — следы вчерашнего пиршества. В комнате две фигуры, разметавшиеся на кровати. Одна, конечно, женская.
Пастухов потормошил Стрельчинского:
— Подъем.
Тот что-то неразборчиво пробормотал. Пришлось встряхнуть майора посильнее.
Стрельчинский вздрогнул и вскочил. Потянулся к торшеру.
— Зачем же подругу беспокоить? — покачал головой Голубков.
— Кто? Что? — Сильный испуг отразился на лице мужчины.
— Иди на кухню, — приказал Голубков, выходя из комнаты.
Стрельчинский, уже одетый, примчался на кухню немедленно, застегивая брюки на ходу. На лице читались явные признаки вчерашнего веселья, спросонья и с похмелья соображал он туговато.
— Как вы меня нашли? Как вошли? — бормотал он ненужные вопросы.
— Понадобился, вот и нашли, — сказал ему Голубков. — И войти — дело нехитрое.
Сядь, не мельтеши.
Пастухов открыл окно, запуская в прокуренное помещение свежий утренний воздух.
Стрельчинский поежился.
— Долг свой помнишь? — взял Пастухов быка за рога.
Стрельчинский молчал, обхватив себя руками.
— Что молчишь, когда тебя человек о долге спрашивает? — вставил Голубков. — Или у тебя без бензина память слабеет?
От этих слов Стрельчинского будто ударило током:
— Что вы хотите от меня? Все, что есть — машина, квартира, — все ваше...
Пастухов оглядел кухню и обнаружил початую бутылку водки.
— Давай-ка выпей, а то смотреть на тебя противно.
Стрельчинский покачал головой:
— Не похмеляюсь. Не пью перед службой.
— Тогда соберись и слушай меня внимательно. Машину и квартиру оставь себе. Для меня выполнишь небольшое поручение, но выполнишь его сегодня же без сучка без задоринки.
— Что я должен сделать? Узбеки меня действительно спалят...
— Сегодня ты должен под любым предлогом случайно встретиться с Тимуром. Это возможно?
— Да, — тихо ответил Стрельчинский.
— Ты всего-навсего попросишь у него сделать тебе небольшую услугу. За деньги.
— Какую?
— Скажешь, что на всякий пожарный случай хочешь изготовить себе фальшивые документы. А то, мол, спишь плохо по ночам. Сможешь? Или это слишком сложно?
— Нет. Это я могу.
— Это все, что от тебя требуется. Стрельчинский не поверил ушам.
— На какую фамилию, какие документы я должен сделать? И что потом?
— А это нам все равно, — объяснил Голубков. — Нам нужно узнать, кто для него изготавливает липовые ксивы. И только. Поэтому проси Тимура так, чтобы он не отказал. В одежду засунешь микрофон.
Пастухов достал из кармана изящный зажим для галстука и положил его перед Стрельчинским.
— Документы заказывай, какие хочешь, нам на это совершенно наплевать. Все ясно?
— Так точно.
— Как ты собираешься увидеться с Тимуром?
— Очень просто. Подъеду к нему в ресторан, спрошу, есть ли он, загляну в кабинет на минутку — поговорить по делу. Попрошу. Он не откажет, ведь я ему только что услугу оказал. Так что проблем не вижу.
Голубков внимательно посмотрел на Стрельчинского:
— С повинной к Тимуру не побежишь?
— Я?! Да он меня сразу же убьет. Ни за какие услуги не простит. Закон один. Так что здесь моя песенка спета.
— Хорошо. Тогда поставь-ка чайку и собирайся. Поедешь с нами.
— Рано же совсем.
— Ничего, по Москве погуляешь с моим человеком.
* * *
Ближе к утру Нифонтов вышел на связь и приказал Голубкову и Пастухову заниматься Стрельчинским, не показываясь в управлении.
— Пастуху скажи, что его ребят я отправил по домам спать. Англичанин ведет переговоры с Лондоном из нашего технического центра. Давайте добывайте паспортные данные, это сейчас главное.
Положив трубку, Нифонтов засобирался в Кремль, где ему предстояла встреча с куратором в присутствии шефа ФСБ. Ночью они кое-как договорились: «пленные» были обменяны, англичане и компьютер уехали в управление, Кудимов и конспиративная квартира остались в распоряжении ФСБ. Встреча Стрельчинского с узбеком Тимуром прошла как по писаному. Голубков лично слушал их разговор из машины.
— ...Что ты, дорогой, в бега собрался? — заохал Тимур. — Может, тебя кто напугал?
Я могу помочь, если что надо.
Стрельчинский тонко всхохатывал, играя свою роль вполне достоверно:
— Мне пока и здесь хорошо. Квартиру себе купил. Обживаюсь. Дело молодое, холостое. Просто хочу спокойно спать по ночам, а в нужный момент сделать ручкой своей службе и ментам. Когда денег на жизнь накоплю.
— Ну что ж, правильно мыслишь. Грех не помочь хорошему человеку.
Слышно было, как Тимур берет трубку телефона и звонит кому-то:
— Егор Кузьмич, загляни ко мне, покушай в ресторане сегодня. Балычок свежий. Да...
Там за столиком будет сидеть молодой красивый майор-летун. Вот он тебя о чем-то попросит, а ты ему уж выполни эту просьбу. Хорошо? Ну будь здоров на долгие годы.
— Спасибо, Тимур, — поблагодарил Стрельчинский.
— Он через часок подойдет. Смешной такой старик...
«Смешной старик» в соломенной шляпе действительно вскоре появился на лестнице, ведущей в ресторан.
* * *
..."Ниссану" Пастухова довольно долго пришлось сопровождать Егора Кузьмича, пока старичок бодро шел московскими улицами. Он, видимо, любил совершать моцион.
Наконец старичок вошел в какую-то контору в районе Кузнецкого Моста.
Контора оказалась из богатых: евроотделка, охрана, самый центр города. Роскошная вывеска гласила: «АртГраф. Реклама и дизайн».
— Старичок-то не рукодельем занимается, — заметил Голубков, покидая машину.
Охранник остановил их и не допускающим возражения тоном спросил, куда это они направляются — К Егору Кузьмичу.
— Он вас ждет?
— Мы старые знакомые.
— Кто такие? Я позвоню, — потянулся он к внутреннему телефону.
Пастухов наполовину вытащил из кобуры пистолет, заставив охранника побледнеть, и через мгновение Голубков, который собирался предъявить какое-то удостоверение, обнаружил, что проход свободен, а сторож, немо хватая воздух ртом, тихо сидит на своем стуле.
— Ну вот и ладно, — сказал Пастухов и уточнил у охранника:
— Ты тихо посидишь или на всякий случай вырубить тебя?
— Я вас не видел, — хрипло выдавил сообразительный охранник.
— Где он сидит-то, Егор Кузьмич?
— Второй этаж направо в торце. — Охранник был сама вежливость.
Как художественный салон «АртГраф» поражал взгляд: в комнатах — на стенах и на стендах, на мольбертах и столах — висели и лежали десятки готовых и находящихся в работе плакатов, интерьеров, буклетов. Поражало обилие техники, десятки людей сновали, курили, спорили, перебирали фотографии, корпели над компьютерами и колдовали над эскизами с простыми и цветными карандашами.
У Егора Кузьмина оказался просторный кабинет-мастерская — с граверным оборудованием, офортным станком, огромным увеличительным стеклом с подсветкой.
Увидев гостей, он любезно спросил:
— Что вам угодно, молодые люди?
Голубков, подумав, вытащил и положил на стол одно из своих внушительных удостоверений. Старик внимательно изучил документ, используя лупу, как часовых дел мастер.
— Настоящее, — сделал он вывод. — Чем могу быть полезен?
— Мне нужны две фамилии, которые вы поставили недавно на фальшивых документах.
Старичок покачал головой:
— Фальшивыми документами я не занимаюсь с одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Судя по тому, что вы — в вашем-то чине — пришли сюда сами, у вас нет против меня ни-че-го. Так что прошу себя зря не утруждать, ничем подобным, повторяю, я не занимаюсь.
Голубков достал переговорник и нажал кнопку. Оттуда послышалось:
— Дежурный Снегирев слушает.
— Пришли мне две оперативно-следственные бригады по адресу...
Егор Кузьмин всплеснул руками:
— И постановление на обыск у вас имеется? С подписью районного прокурора и печатью по всей форме?
— Как ваша фирма называется, — спросил Голубков, который демонстративно извлек из кармана бланк постановления на обыск и выбирал теперь на столе ручку, чтобы заполнить его. — «АртГраф»?
Вписав все, что надо, он протянул постановление шустрому старичку. Тот изучил документ, потер подбородок вспотевшей ладонью.
Вмешался в затянувшуюся паузу Пастухов:
— Заняты вы, Егор Кузьмич, изготовлением фальшивых документов. В частности, для Тимура Хабибуллаева. На нем, кстати, и засветились. Записи и съемки ваших деловых контактов у нас есть, в ходе следствия вам их предъявят. А здесь у вас нам придется поискать вещественные доказательства. Думаю, кое-что мы найдем без особых усилий. А заодно досконально проверим всю эту вашу шарашку. Уж больно много здесь техники, которая позволяет изготовить практически все, что угодно.
Старичок вздохнул:
— Интересно, во что же я такое вляпался, раз потребовалось на меня такие средства и силы привлекать? Ума не приложу... Пропала спокойная старость, — подытожил он сокрушенно.
Под окном взвизгнули тормоза.
— Сергей, иди встреть там ребят, — попросил Голубков.
Пастухов ушел.
— Давайте начистоту, — предложил Голубков.
— Давайте, — с подчеркнутой готовностью согласился Егор Кузьмин.
— Да не ерничайте вы, Егор Кузьмич, — с усмешкой сказал Голубков. — Вы же видите, что с вами не шутят. Назовете две фамилии — и я с вами попрощаюсь. Да и оперативники поедут по своим делам...
— Сделайте любезность, Вячеслав Валерьевич, — вспомнил старичок имя-отчество из документа, — отошлите ваши машины, а то коллеги начнут волноваться. А фамилии я вам скажу, если они через меня проходили.
Голубков положил на стол фотографию старшего Дудчика:
— Вы делали новые паспорта для двух мужчин, остановившихся в Кунцеве. Вот один из них. Старичок покопался в столе:
— Вот второй. — Он сам выложил фото Амира. — Он теперь Бикмурзин Ералы Рагимович. А тот, что у вас, называется Степан Гаврилович Поспелов. На суде и следствии я, естественно, показаний не дам.
Голубков поднялся и раскланялся.
— Вопрос из чистого любопытства: вы с ними виделись?
— Отдавал заказ.
— Странно, что этот «Бикмурзин» отпустил вас живым...
* * *
В розыск по всей территории страны были поданы новые паспортные данные Дудчика и Амира, в ориентировке появилась наконец и свежая фотография этого международного террориста. Шло напряженное ожидание результатов.
Голубков использовал Пастухова как заурядного оперативного работника, чего никогда не бывало прежде. Причиной тому была и нештатность ситуации, когда не хватало профессионально подготовленных людей, и то, что Пастухов владел ситуацией во всех нюансах и подробностях, а значит, мог и мысль подать, и самостоятельно в обстановке сориентироваться. Это было против правил управления, где каждый знал только свой участок работы и свою конкретную задачу, однако сегодня три человека — генерал Нифонтов, полковник Голубков и рядовой запаса Пастухов — владели оперативной информацией почти в равной мере.
Искусственно отсекать Пастухова от работы по анализу и планированию не имело на данном этапе никакого смысла. Операция с каждым часом имела все меньше шансов на успех, приходилось использовать каждую возможность. Безусловно, Пастухова ставили в известность далеко не о каждом шаге следствия — у него был свой предел компетенции. Но в рамках известной ему части операции Пастухов имел возможность участвовать в действиях и получать сведения.
Поэтому и в палату к Алексею Дудчику, который наконец вышел из коматозного состояния, Голубков и Пастух пришли вместе.
— Здравствуйте, Алексей Петрович, — ровно сказал Голубков. — Рад, что вам удалось выкарабкаться.
Алексей лежал в отдельном боксе Центрального госпиталя Министерства обороны под серьезной охраной устрашающе снаряженных омоновцев. Антураж мало походил на больничные покои из американских фильмов, где какой-нибудь гангстерами раненный главный свидетель обвинения был бы опутан датчиками и шлангами, как космонавт.
Однако работала искусственная почка, змеилась на энцефалографе кардиограмма, стояла неизбежная капельница. Вторую койку в двухместном боксе занимал охранник, который мог, по мере надобности, быть подменен одним из двоих, дежуривших снаружи.
— Вы в состоянии с нами поговорить? — спросил Голубков.
— Говорю же, — ответил Алексей, останавливаясь глазами на второй появившейся в его поле зрения фигуре. — Вот оно что... Стало быть, ты, Пастух, тоже из ментов...
— Я солдат, — ответил Пастухов. — И ты еще совсем недавно тоже им был.
Напоминаю.
— Завидую тебе, — сказал Алексей с кривой усмешкой. — Я-то думал, тебя давно выгнали со службы... Ну что ж, допрашивайте.
Пастухов помрачнел.
— Допрашивать вас практически не о чем, все, о чем вы можете нам поведать в связи с интересующим нас делом, известно нам в деталях, — спокойным тоном продолжал Голубков. — С вами же мы пришли поговорить о вашем брате Виталии. Он сейчас захвачен Али Амиром, и они скрываются вместе. Нам необходимо возможно глубже понять психологический склад Виталия Петровича, предугадать его поступки.
Это важно.
— Психология человека, который попал в лапы к Амиру, уже не имеет значения. Амир будет использовать его, как ему нужно, а потом пристрелит.
— Амир тоже допускает ошибки, и даже очень грубые. Ваш брат прямо у него под носом сумел связаться с англичанами. И это, заметьте, уже после того, как он попал под контроль Амира. Не знаете, почему он пытается выйти на Запад? Ему что, не все равно, кому продавать информацию?
Алексей несколько удивился тому, что сообщил Голубков.
— Как он сумел? Наверное, какие-нибудь технические фокусы?
— Да, примерно так.
— Почему его тянет на Запад? Да просто он еще не понял, что и те, и другие — одинаковые враги. Он кадровый офицер, который не видел войны. Штабист. И поэтому верит в «войну по правилам», надеется стать новым Гордиевским, или Розенбергом, или Филби... Так сказать, идейным борцом невидимого фронта. Хочет получить на Западе определенный статус. Без статуса, без своего места в «штатном расписании» он себя полноценным человеком не сможет чувствовать.
— А Бен Ладен?..
— Это террорист, преступник. Если вас интересует мое мнение, я считаю, что Виталий может сдаться на почетных условиях, может перейти на сторону «вероятного противника», но к «лесным братьям», бандитам, сторонникам джихада — не пойдет никогда. Вот и все.
— Вы придерживаетесь такой же позиции?
— У меня нет позиции. Я попал в отходы войны. Вы, — он оглядел обоих офицеров, — можете сражаться, потому что чувствуете свою правоту. А я оказался слаб в коленках. Война оказалась не для меня.
Голубков, которого не слишком интересовали в этот момент психологические переживания офицера, нарушившего свой долг, плавно перевел разговор к основной теме оперативной разработки:
— А что, Виталий Петрович в какой-то мере чувствует себя участником «войны» или преследует исключительно личные цели? Он находится на чьей-нибудь стороне?
"Алексей помолчал, прежде чем ответить.
— И то, и другое. Он не отделял себя, свои цели от службы и офицерской карьеры.
— Он карьерист?
— Он службист. А когда начался развал, перестал чувствовать себя нужным винтиком.
— То есть он хочет снова занять какое-то определенное место, чтобы уважать себя?
Так?
— Н-не совсем... Он ведь не сможет стать офицером НАТО. Этот путь для него уже закрыт, Виталий понимает это. — Младший Дудчик сейчас то ли пытался объяснить что-то посетителям, то ли пробовал во всем разобраться сам.
— Тогда в чем он видит свое удовлетворение?
— Это тоже своего рода шаг отчаяния. Он ненавидит людей, которые развалили армию. Причем, как я понимаю, совершенно определенных людей, которых он видел перед собой. Он мстит этим людям, которые полетят со своих постов, если дело дойдет до скандала.
— А заодно мстит стране, которая не оправдала его ожиданий? Я правильно понимаю?
— продолжил мысль Голубков.
— Примерно так... — согласился утомленный тяжелым разговором Алексей.
— Деньги играют для него существенную роль?
— Как для всякого нормального человека.
— Он пойдет на финансовые жертвы ради того, чтобы удовлетворить свою месть?
— Я думаю, да. Он же обратился опять к англичанам. Хотя тут играет роль и его недоверие к Амиру. Не может же он не понять, что Амир — террорист, который использует его и уничтожит.
— Почему вы сказали, что он еще не понял, что и те и другие — одинаковые враги?
Он в состоянии сам сделать такой вывод? Можно ли ожидать, что он попытается вернуться, прийти с повинной, содействовать хоть в какой-то мере нам, если обстоятельства сложатся так, что у него появится выбор?
Алексей снова задумался или просто собирался с силами для продолжения разговора.
— Если у него будет выбор между арестом и смертью от руки Амира, он все же предпочтет арест. Но он упорный человек, даже упрямый, поэтому, пока у него есть хоть какая-то надежда выпутаться и завершить задуманное, он будет пытаться осуществить идею.
— Он сильно привязан к семье?
— К дочке. Причем больше, чем стремится показать.
Голубков взглянул на Пастухова:
— У вас есть вопросы, Сергей Сергеевич?
— Да, — ответил Пастух. — Скажите, Алексей Петрович, в крайней ситуации он может решиться на самоубийство?
— Нет.
— Под угрозой ареста он попытается отправить секретные сведения врагу, чтобы осуществить месть? Снова размышление над непростым вопросом.
— Нет.
— Почему?
— Получится, что кто-то попользовался им на даровщинку. Поэтому — нет.
Пастухов покивал головой:
— Меня выгнали из армии, Алексей Петрович, вы были правы, — ровным голосом проговорил Пастухов. — Я рядовой запаса.
У младшего Дудчика достало сил на иронию:
— Золотого запаса страны, — криво улыбнувшись, произнес он. — Тем более завидую тебе.
* * *
В машине по дороге к управлению Голубков спросил у Пастухова:
— Что с тобой, Сергей? Сдается, что-то не дает тебе покоя, нет?
Пастухов рассудительно ответил:
— После этого разговора у меня крутится мысль: не попытается ли Дудчик связаться с дочкой через тот же компьютер, как только ему представится случай?
Голубков, который спрашивал, в общем-то, совсем о другом, хмыкнул, получив этот неожиданный ответ.
— А что, хорошая мысль. Я поставлю на контроль.
На самом же деле, особенно после перестрелки в Кунцеве, в Пастухове все сильнее звучал голос отца Андрея: «Благоугодим Господу, как воины угождают Царю; ибо, вступивши в это звание, мы подлежим строгому ответу о служении. Убоимся Господа хотя так, как боимся зверей; ибо я видел людей, шедших красть, которые Бога не убоялись, а услышав там лай собак, тотчас возвратились назад, и чего не сделал страх Божий, то успел сделать страх зверей».
Сергей думал о людях, которые не убоялись сойти с пути своего служения, и теперь только страх перед лающими псами господними — перед ним и его ребятами — может заставить их отказаться от задуманного воровства.
«Вразуми меня, Господи, если судьба моя быть псом Твоим...»
* * *
В управлении Голубкова ожидала плохая новость: с погранперехода Чоп на Украине сообщили, что гражданин Казахстана Бикмурзин Ералы Рагимович пересек венгерскую границу сутки назад. Никакого второго человека с ним в машине не было.
Бикмурзина хорошо запомнили, потому что он пытался провезти незадекларированные четыре тысячи долларов. Деньги были изъяты, составлен акт. Бикмурзин вел себя шумно, истерично: сначала предлагал взятку, потом шумел, доказывал что-то, потом хотел отказаться от поездки, утверждая, что теперь езда потеряла смысл, раз у него нет денег.
— Будьте уверены, что Степан Гаврилович Поспелов спокойненько проехал вслед за ним и даже вывез в какой-нибудь скромной машинешке почти миллион долларов — своих и Амира, — сказал Нифонтов. — Амир в отличие от нас с тобой действует очень нагло, но — главное — результативно.
— Значит, можно предположить, что Дудчик едет добровольно... — отозвался Голубков.
— Интересно, на что он рассчитывает?
— Он вырвался за пределы страны — и это для него главное. А рассчитывает он на новую связь с англичанами, — жестко ответил Нифонтов. — Что будем делать?
— Ожидать, не поступит ли новый сигнал из Лондона. На этот раз он придет к нам.
И еще, Пастухов высказал идею, что Дудчик может попробовать дать тем же способом весточку семье. Он привязан к своей дочери.
— Хорошо. Отдай приказание, пусть следят.
— Уже. Есть и еще одно соображение. Разговор с младшим братом Дудчика навел и меня на некоторые мысли. Что собираются делать Амир и Бен Ладен с полученной информацией? Ведь лично ему эти стратегические сведения никак пригодиться не могут. Американцам он тоже не станет их продавать. Да те и не купят.
— Я бы не обольщался. Нельзя вычеркивать и такой вариант. Бен Ладен может потребовать в обмен на информацию некие политические уступки, освобождение осужденных террористов или что-то подобное, и американцы вполне могут принять такого рода условия.
— И все-таки, по всему судя, сам Дудчик главный удар нацеливал на собственный генералитет. А что, если предположить целью попытку шантажировать именно этих людей?
— Почему их? Скорее уж следует ожидать попытки политического шантажа на самом высоком уровне...
— Вы считаете, что Бен Ладен попытается через кого-то из лидеров исламских стран выставить свои условия непосредственно президенту?
— Скорее, он огласит эти условия на весь мир через открытую печать. Гласно. Ведь это какое паблисити.
— Но это может касаться только политических требований. А что, если он попробует получить что-нибудь материальное? В конце концов, не следует воспринимать Бен Ладена и ему подобных как реальных ответственных политиков. Это же террористы, с их уровнем мышления. Кроме того, Дудчик находится в руках Амира Захира, а это не одно и то же, что Бен Ладен.
— Гм. Что-то в этом есть. Через кого они могут выставить свои требования?
— Именно через генералитет, через людей, на которых прямо укажет ему Дудчик. К тому же для государственного шантажа нужен полный расшифрованный пакет сведений — чтобы иметь возможность выполнить свою угрозу. А расшифровка займет определенное время. А Дудчик пока что находится в дороге, где-то в Венгрии.
— Что ты предлагаешь?
— Установить слежку за верхушкой генералитета РВСН, — четко сказал Голубков.
Нифонтов поднял на него взгляд:
— М-да... Ты представляешь себе, Константин Дмитриевич, чья санкция для этого нужна?
Голубков молчал, показывая всем своим видом, что вот это как раз не его забота, на то есть начальник Управления по планированию специальных мероприятий генерал Нифонтов. Молчание закончилось ничем.
— Хорошо, Константин Дмитриевич, давайте рассмотрим наши возможности на территории Венгрии и сопредельных стран. Хотя какие уж там возможности, если здесь проморгали...
* * *
Виталий Петрович вернулся с утреннего купания. Солнце, чудесный песочный пляж, кристально чистая вода. Девушки в купальных костюмах из одного-единственного миниатюрного предмета, разноязыкий, но одинаково веселый и беззаботный говор.
Уже много лет Дудчик-старший не отдыхал на курорте и совсем забыл, какими бывают люди, не обремененные заботами, — мокрые, загорелые, играющие на пляже в мяч.
Правда, компанию ему составлял один из двоих замкнутых молодых мужчин с восточным типом лица, появившихся рядом с ними в последние дни. Их Амир оставлял, когда сам исчезал по делам. Они не говорили по-русски, поэтому приходилось объясняться знаками. И если они не хотели чего-то, то не было никакой возможности добиться от них ответа почему.
— Ахмад, ты почему не купаешься? — с добродушной издевкой спросил Виталий Петрович.
Мельком оглянувшись на звук голоса, произносящего его собственное имя, Ахмад снова уставился перед собой.
— Наверное, тебе пистолет мешает, — продолжал развлекать себя Дудчик. — Если ты снимешь рубаху, все увидят, что у тебя за поясом торчит здоровенный пистолет, и захотят его потрогать руками. И что тогда тебе делать?
Ахмад не реагировал и на это.
— Знал бы ты, как по-идиотски выглядит на пляже, где все люди радуются солнцу, твоя хмурая рожа!
Быстрым взглядом Ахмад проверил, не слушает ли кто-нибудь слов его подопечного, — ведь неизвестно еще, что он говорит.
— Пойдем посидим в кабачке, я бы выпил что-нибудь холодное, — Виталий Петрович указал пальцем на одно из многочисленных заведений, созданных для тенистого отдыха.
Ахмад не стал возражать. Они прошли на веранду, увитую лозами винограда, и, придвинув легкие плетеные стулья, сели за круглый столик. Тут же подскочил юный официант, скорее всего школьник, зарабатывающий себе на какие-нибудь ролики, а может быть, и на хлеб своей семье. Жили тут, похоже, небогато, настолько явным было почтение и приветливость к клиентам.
— Добрый день, — сказал Виталий.
Юноша тут же сориентировался в национальности посетителя и выдал по-русски соответствующий ответ, которому его научил кто-то из туристов:
— Привет. Пиво?
Дудчик улыбнулся:
— Пиво и креветки. Что ты будешь, Ахмад? Тот еле-еле понял, что хочет услышать от него подопечный, буркнул:
— Кола.
Виталию с трудом верилось в этом наполненном солнцем и радостью мире, что его жизни грозит опасность, что его напряженно ищут разведки нескольких стран, что и у этого парня, сидящего с ним за столиком, приготовлена для него пуля и он, не задумываясь, выпустит ее, потому что так приказал Амир, потому что так требует его священная война газават. Или джихад? Виталий Петрович не знал, в чем разница. Скорее всего, просто языковой вариант названия одного и того же убийства.
Дудчик с наслаждением пил свежее пиво, лущил огромные поджаренные в масле креветки. Ахмад, потягивая свою вонючую колу, поглядывал на небольшую компанию немцев, завтракавших неподалеку. Вдруг один из немцев поднялся и, оглянувшись, направился к их столику:
— Foer? — спросил он, показывая пальцем вращение колесика зажигалки.
Дудчик полез было в карман за зажигалкой, но Ахмад всполошился и замахал руками:
— No, no!
Понятно: поскольку кабачок выбрал его подопечный, у Ахмада первым делом возникло подозрение, не привел ли его Дудчик на место встречи, которое изменить нельзя.
Немец, пожав плечами, ушел в бар покупать зажигалку, а Ахмад продолжал волноваться и торопить Дудчика, всячески выказывая недовольство и желание поскорее покинуть «опасное» место.
— Да подожди ты, придурок, дай креветки-то доесть.
Ахмад поднял крик, требуя официанта. Подбежал юноша. Виталий со вздохом оторвался от пива и, пошарив в шортах, достал комок смятых долларов. Хватило двух, причем мальчик порывался выдать сдачу местной монетой. Дудчик небрежно отказался от этого, осчастливив юношу щедрыми чаевыми, и с сожалением посмотрел на половину порции креветок, которых пришлось оставить на тарелке.
Они прошли по тропинке вверх к своему двухэтажному домику, где дежурил в их отсутствие второй его охранник — Джамал. Амира все не было. Дудчик прошел в свою комнату на втором этаже. Джамал уселся в кресло в комнате напротив, включив приемник на какую-то восточную волну. Двери в комнату закрывать не разрешалось.
Впрочем, в остальном охранники его не беспокоили.
Дудчик подошел к компьютеру, который уже успели установить и наладить специалисты из местной фирмы. У них, естественно, не нашлось русской версии программного обеспечения, и Дудчик пользовался компьютером несколько неуверенно.
Предполагалось, что именно здесь он и осуществит полную дешифровку своей информации. Оставалось окончательно договориться о системе поэтапной пропорциональной оплаты: пять процентов дешифровано — пять процентов переведено на его счет. По-видимому, Амир куда-то уехал, чтобы решить именно этот вопрос.
Ну что ж, дело теперь за тем, чтобы использовать это время по-своему. Дудчик дважды «кликнул» по панельке Интернет и вошел в соединение с сетью. Стуча двумя пальцами по клавишам, он набрал затверженный еще на квартире в Кунцеве электронный адрес аналитического центра МИ-6 в Лондоне.
Соединившись, он написал всего два слова:
«Здравствуйте! Дудчик».
В течение пятнадцати минут, пока дежурный офицер вызывала переводчика и полковника Диксона, на экране висело слово: «Wait» — «Ожидайте».
«Здравствуйте, Виталий Петрович. Мы слушаем вас. Где вы?»
«В Чехии».
«Информация находится при вас?»
«У меня есть единственный расшифрованный документ, который я подготовил сегодня для Али Амира. ZIP-дискета с остальной информацией находится у него. Я перешлю вам этот документ в качестве жеста сотрудничества». — И Дудчик отправил расшифрованный файл по электронной почте.
«Благодарим вас. Мы проверим достоверность этих сведений. Где вас содержат?»
"Местечко Домбровица на берегу Иизеры. Двухэтажный зеленый дом на холме. Адрес не знаю, имени хозяина не знаю. Во дворе спиленное дерево с гнездом аиста.
Флюгер в виде черной кошки".
«Каково количество охраны?»
«Два охранника — Ахмад и Джамал. Сам Амир».
«Не предпринимайте самостоятельных действий. Можно ли связаться с вами по нашей инициативе? Ваша охрана не заглядывает в „почтовый ящик“?»
«Посылайте письмо свободно, они еще ни разу не заглядывали в компьютер без меня».
«Где хранит дискету Амир?»
«Носит ее в левом нагрудном кармане. Не забывайте, что вся информация зашифрована».
«Нам это известно».
* * *
Под начальником Главного штаба РВСН генерал-полковником Степаном Андреевичем Прохоровым качалось не кресло, а сам мир. В отставку он, пожалуй, подал бы и сам, чтобы не расхлебывать всю эту кашу, но его сейчас никто бы и не отпустил.
Практически ему было дано понять, и не намеками, а с употреблением самых что ни на есть армейских выражений, что он будет разжалован и отдан под суд военного трибунала, если сведения о боевом управлении ракетными войсками попадут на Запад.
Степан Андреевич подозревал, что вся эта история закончится не судом, а больничной палатой, на которую его свалит инфаркт или инсульт. Однако кондрашка пока его не хватал, и он метал громы и молнии, требуя от своих подчиненных изобрести какое-нибудь чудо, которое спасет положение. Страх и трепет царили в штабе.
Ситуация же никак не прояснялась. Дудчик не находился, сведения нигде в мире не всплывали, «чуда» подчиненные создать пока могли. Эта неопределенная и нервозная ситуация тянулась день за днем, разряжаясь только регулярными вызовами на ковер и последующими репрессиями по отношению к нижестоящим.
В субботу по правительственной связи позвонил старинный знакомый по службе в Узбекистане Закирджан. Когда Союз распался, он быстро сделал стремительную карьеру в национальной армии и догнал по званию старшего приятеля. Закирджан теперь тоже был генерал-полковником у себя в Узбекистане. Степану Андреевичу было не до приятелей, но тонкий намек на некую помощь заставил его ухватиться за соломинку и пригласить Закирджана назавтра к себе.
Беседа между ними предполагалась в сауне, причем привезенный Закирджаном специалист, обильно потея, сначала проверил баньку на наличие «жучков» и, к удивлению и возмущению начальника Главштаба, нашел их целых два. Генералам пришлось уйти в желтеющий понемногу лес, потому что доверять собственной бане Прохоров уже, оказывается, не мог.
— Послушай, дорогой, — сказал Закирджан, придерживая его за локоть. — Не падай духом, твоей вины здесь нет. Подлец-полковник оказался предателем, ну и пусть его ловят контрразведчики.
— Что толку, что не виноват. Был бы человек, а статья для него найдется, — буркнул Прохоров, который не раз замечал в своей жизни, что рок предпочитает выбирать жертвы именно среди невинных. — Есть для меня статья — «Преступная халатность», под которую подпадает и все, что сделал, и все, что не сделал.
— Ты ведь знаешь, что эта информация ушла к одному из исламских лидеров?
— У тебя что — есть сведения? — встрепенулся Прохоров.
Закирджан не торопился выкладывать все, что знает, он спросил:
— Ты пошел бы на какие-то уступки, если бы с предложением уладить эти дела негласно обратились именно к тебе?
— А разве у меня есть выбор?
— Выбор всегда есть. Ты можешь пойти к своему начальству и переложить решение на него. Оно пойдет к еще более высокому человеку, а тот связан по рукам и ногам и не обладает оперативными сведениями, а главное — реальной властью на местах, чтобы решить нужный вопрос. Ты же знаешь, что не все вопросы можно решить наверху.
Прохоров понял, что ему бросают спасательный круг, но и платить за этот круг придется будь здоров.
— Где информация и Дудчик? С кем надо иметь дело? — Это был главный его вопрос.
Вместо ответа Закирджан протянул ему несколько листков и фотографию. Прохоров увидел на ней Дудчика, сидящего за компьютером и вдохновенно работающего перед монитором, на котором находилось изображение карты. Внизу на фотографии стояла автоматическая календарная отметка: полдень позавчерашнего дня. На листиках были распечатки оперативных карт из «списка Дудчика».
— Тебя что — послали посредником? Так Дудчик у вас?
— Нет, Степан Андреевич. Узбекистан не похищал твоего человека. Это сделал знакомый одного моего знакомого из-за границы, а теперь этот знакомый попросил меня поговорить с тобой.
— Я внимательно слушаю.
— Мой знакомый не собирается передавать эти сведения Западу. А ведь для тебя самое опасное — именно это. Я прав?
— Так точно.
— По-настоящему эта секретная информация представляет интерес только для Америки и ее союзников. А мой знакомый ведет против США свою священную войну — газават.
Поэтому можешь не волноваться, он не отдаст им ваши секреты, иначе американский империализм только усилится за счет ослабления России.
— Я могу преподнести эти слова своему руководству? — Прохоров упорно спрашивал о главном.
— Ну, конечно сможешь, дорогой. И все доказательства представишь. Надо только продумать, как это сделать.
У Прохорова появилась надежда тихо уйти на пенсию с полным содержанием и сохранением дач и привилегий, мечта эта стремительно крепла в нем — а вдруг удастся удержаться на посту, а вдруг он станет настолько необходим, что его назначат командующим?.. Поднаторевший в интригах человек быстро делает из соломинки смертельное оружие.
— Что хочет этот человек для своего газавата от меня? Ядерную боеголовку? — Прохоров боялся услышать «да», потому что это единственное, что никто не смог бы осуществить.
— Нет, Степан Андреевич, этот человек — реалист и хорошо понимает, что возможно, а что — нет.
«Слава богу», — промелькнуло в мозгу у Прохорова.
— Для руководства он предъявит — через тебя — в основном политические требования. Сейчас он находится в относительной политической изоляции. Он хочет укрепить свои позиции за счет сближения с Россией. Естественно, тогда он будет принят и у нас, и в Таджикистане, и на всем Ближнем и Среднем Востоке, отчего положение его станет намного более авторитетным. Это официальная версия. За эти уступки он даст гарантии вашему правительству, что стратегические сведения не будут разглашены.
— Он выдаст Дудчика?
— Конечно, о чем разговор.
— Это хорошо. Сам Дудчик никому не нужен, но это — вопрос принципа.
— Он это понимает.
— Хорошо. Что он хочет еще? Узбек сморщил лицо в улыбке:
— Ничего особо невероятного. К примеру, содействие в приобретении по остаточной стоимости нескольких грузовых и штурмовых вертолетов — Ми-8, Ми-24. Они нужны в азиатском регионе.
Прохоров выжидательною молчал.
— РПО «Шмель», к примеру, «Иглы» или «Стрелы» для вертолетов. Несколько вагонов обычного стрелкового вооружения, АГС «Пламя», модули «Гроза».
Прохоров кивал, что-то прикидывая для себя.
— Интересуют его крупнокалиберные снайперские винтовки В-94, «Клин», «Гюрза», «Бердыш». Автоматы АКС-74 с ночными прицелами НСПУМ, бесшумные ПБС. Да мало ли что. Это уточнить нетрудно в рабочем порядке.
— Что еще? — Прохоров понимал, что все это мелочи.
Узбек наконец произнес главное:
— С-300.
— Вы с ума сошли!
Узбек рассмеялся мелким смехом:
— А господин Бен Ладен почему-то так не считает. Ты поинтересуйся у себя, может быть, все же это подходящая цена?
* * *
Нифонтов остановил магнитофон, который прокручивал этот разговор, и растер уставшее лицо ладонями.
— Что это значит, Александр Николаевич? — спросил Голубков. — Они что, действительно сошли с ума и думают, что смогут получить С-300?
— Это значит, Константин Дмитриевич, что они догадываются или знают истинную ценность захваченных сведений. Тебя не удивило, как легко я получил санкцию на слежку и прослушивание этих старых П...НОВ?
Голубков молчал.
— Это значит, что нам с тобой сейчас дадут все, что угодно, кроме ракетно-ядерного удара по Восточной Европе для уничтожения Дудчика. Вот что это значит.
Голубков после короткой паузы сказал:
— Контакт Прохорова с Закирджаном нам ничего не дает, даже если мы арестуем их и допросим с применением нейролептиков. Узбек имеет связь с Бен Ладеном, но Дудчик-то где-то в Европе с Али Амиром.
— Да, в оперативном плане это пустышка, Константин Дмитриевич. Они просто хотят вытянуть из напуганного дурака-генерала все, что смогут, и, кроме этого, передают высшему армейскому руководству свой ультиматум.
Голубков решился уточнить:
— Он будет принят? Я имею в виду — С-300?
— Спроси что-нибудь полегче, а лучше занимайся своим делом — ищи Дудчика.
Времени почти не осталось — как только его заставят расшифровать собственные данные, все пойдет прахом.
— Разрешите идти, Александр Николаевич? — спросил Голубков.
Нифонтов промолчал. Голубков направился к двери, остановился и проговорил:
— В документах Дудчика есть сведения о неуничтоженных ядерных боеголовках? Не уничтоженных вопреки международным соглашениям о сокращении стратегических вооружений?
Нифонтов поднял голову от бумаг и пристально посмотрел в глаза Голубкову:
— Такие данные означали бы мировой скандал, новую «холодную войну» и экономический бойкот, уважаемый Константин Дмитриевич, — раздельно сказал генерал Нифонтов. — Так что хорошенько помните, Константин Дмитриевич, что это вы предположили сами, ничего подобного я вам не говорил. Нам дана полная свобода действий, и, как бы то ни было, Дудчик и его дискета должны вернуться на родину.
— Я хорошо вас понял. — Голубков повернулся и вышел за дверь.
* * *
По коридору управления навстречу ему бежал лейтенант из технического центра:
— Константин Дмитриевич, Лондон на связи.
Нейл Янг, сидя за клавиатурой, уже ввел свой пароль идентификации, и по монитору бежала строка сообщения:
«Нейл, срочно вылетайте в Прагу. Дудчик снова вышел на связь. Он находится в месте Домбровица на берегу Иизеры. Двухэтажный зеленый дом на холме. Адрес не знает, имени хозяина не знает. Во дворе спиленное дерево с гнездом аиста. Флюгер в виде черной кошки. Подтвердите готовность».
Нейл Янг застучал по клавишам:
«К немедленному вылету готов. Кого из людей я должен с собой взять?»
«Вылетайте один. Я направляю в Домбровицу разведподразделение. Встретитесь с ними в ...».