Юрка широкими шагами направился к дому. Все в недоумении смотрели на него. Подойдя к избе, он сорвал со стрехи пучок сухой соломы и переломил его надвое. Затем он стал что-то нашаривать в карманах.

– Поджечь хочет, – зашептали мужики Антсу.

– Не подожжет, – процедил тот сквозь зубы, держа во рту потухшую трубку и выпятив подбородок.

Юрка достал из кармана кремень, огниво, трут и спокойно стал высекать огонь.

– Честное слово, запалит крышу, – сказал Петер.

– Не запалит. – Антс продолжал медлить. Подбородок его по-прежнему глядел вперед.

Юрка тем временем разжег трут и сунул его в солому, а потом начал размахивать ею по ветру, чтобы раздуть искру в пламя. Дымный след потянулся за пучком. Внезапно всю солому охватило пламенем, еще мгновение – и пучок оказался в стрехе. Мужики бросились было к Юрке, чтобы удержать его, но было поздно Конечно, Антс с самого начала догадывался о намерении Юрки, но делал вид, что не верит этому, ибо ему было выгодно, если строения станут жертвой огня. Они были застрахованы за полную цену и при переходе участка к Петеру вызвали бы пререкания. Мысль удержать Юрку, пришедшая мужикам в последний момент, была порождена отчасти инстинктом страха перед огнем, а отчасти теми правильными соображениями, что впоследствии будет чем похвастаться: мы, дескать, от всей души старались. Про себя же Антс думал так: разыграл он все это настолько хорошо, что самому богу нечем будет попрекнуть его в судный день.

Другое дело – могли ли мужики помочь тут чем-либо, поступи они иначе. Можно ли было спасти строения, попытавшись сразу помешать Юрке в осуществлении его замыслов? Запоздалое вмешательство подтвердило обратное. Первым делом Юрка схватил за шиворот Антса и, наверно, тут же прикончил бы его, не поспей тому на выручку два других мужика. Юрка швырнул Антса, словно пучок пакли, через забор и, по-видимому случайно, прямо на груду камней, где тот и остался лежать с разбитым черепом. Самого бойкого из мужиков – Петера – Юрка успел лишь разок хватить кулаком, и тот очнулся в зарослях крапивы, у забора. Третий мужик вообще не посмел приблизиться к Юрке, и тот смог, таким образом, без помехи запалить амбар и хлев. Потом Юрка вышел за ворота и направился к соседней усадьбе. Петер побежал полем, чтобы поспеть домой раньше Юрки, если тому взбредет в голову поджечь и его усадьбу. Дома он схватил тяжелый топор, чтобы защищаться, и притаился за углом избы. Случилось именно то, чего боялся Петер: Юрка завернул к ним, Петер выскочил навстречу ему и занес топор:

– Подойдешь – убью! – закричал он в страшном гневе.

Но прежде чем Петер успел приблизиться к Юрке, тот выломал из частокола здоровенную жердь, – и топор стал для него не опасен. Петеру пришлось отступить: долго ли было Юрке огреть его жердью по голове? Он вбежал в горницу и зачертыхался:

– Черт возьми, ружья нету! Теперь он все испепелит.

– Кто? – спросила жена, кормя грудью ребенка. Она еще ни о чем не знала, так как топор Петер подхватил у поленницы.

– Нечистый! Кому же еще? – ответил Петер.

– Где? – изумилась жена.

– У себя и у нас.

– Не болтай, – сказала жена и вышла во двор вместе с ребенком, заснувшим у нее на руках. Однако, увидев на месте Самого Пекла огненное море, она не смогла удержаться от крика; посреди их двора, с пучком соломы подмышкой, стоял Юрка и огнивом высекал из кремня искры. Хозяйка со спящим ребенком подошла к нему.

– Боже милостивый, Юрка, у тебя усадьба в огне! А где же ребенок?

– Какой ребенок? – спросил Юрка и поглядел на хозяйку, на ее неприкрытую грудь, к которой прильнул спящий ребенок.

– Твой ребенок, Рийя?

– Гм?!

– Господи, да где же она, Юрка? – спросила хозяйка, охваченная ужасом.

– С овцами.

– А овцы где?

– В поле.

– Слава богу!

Тем временем в Юркиных руках уже занимался трут. Словно задумавшись, Юрка посмотрел на него, затем поднял глаза на женщину и ребенка, снова глянул на тлеющий трут, бросил его на землю и принялся топтать, пока тот не перестал дымить. Затем Юрка повернулся и быстро пошел прочь, с пучком соломы подмышкой. Хозяйка наблюдала за ним, думая, что Юрка пойдет домой, – ан нет, он поспешил к деревне.

– С ума спятил, – сказал подбежавший к жене Петер.

– Что вы с ним сделали?

– Ничего особенного: Антс отказал ему в аренде и сказал, чтобы убирался из Пекла.

– Тогда не диво, что он рехнулся.

– Да какой из него нынче арендатор? Не расплатиться ему.

– А ты платить горазд?

– Не сам же я пошел. Антс позвал, чтобы…

– Где же он сам?

– На камнях лежит с разбитой головой.

– Понятно! Небось раньше не послушает, пока башку не раскроят. Удивительно, что твоя еще цела.

– Да, чудно, – согласился Петер. – Ну и силища у этого Нечистого!

– В том-то и беда, что сила у него медвежья, а сердцем да умом – он дитя.

– Думаешь?

– Иначе зачем ему душу спасать, – ан хочет, да еще как.

Петер еще бы потолковал с женой насчет Юрки, но из Самого Пекла донеслись крики – там звали на помощь. Петер поспешил на крик, а жена ушла в избу уложить ребенка.

В Пекле уже не сладить было с огнем, – он поглотил все. Загорелась даже куча хворосту, запылал стоявший поодаль, но с наветренной от жилья стороны сарай, который построили вместо прежнего, сожженного. С большим трудом мужик, который не покинул Антса, отнес того подальше от огня, – иначе сгореть бы хозяину. Возник вопрос: что делать с Антсом? Петер хотел было пойти запрячь лошадь, но, по мнению другого мужика, тряска в телеге и толчки означали бы для раненого верную смерть. Итак, Антса взяли на руки и отнесли к Петеру. Тут Петерова жена пособила приладить к двум кольям полосатое одеяло, на которое опустили раненого, положив ему под голову подушку. Так, на носилках, что несли мужики, и начался для Антса путь к дому, где ему могли быстрей оказать врачебную помощь.

На все это потребовалось немало времени, а в ту пору строения Пекла, ближние заборы и ворота спокойно горели себе дальше. Петерова жена успела бы сходить туда, да в горнице заплакал ребенок, кончился его дневной сон. Возня с ребенком опять-таки заняла свое время, и когда, наконец, хозяйка отправилась в путь-дорогу, огонь стал ослабевать, крыши вместе со стропилами и потолком провалились, высокий остов риги опрокинулся, стены рухнули. Хозяйка с ребенком на руках пошла к пожарищу не напрямик, а свернула вдоль межи в ту сторону, где Рийя должна была пасти овец. Женщина хотела найти ее и забрать к себе – ведь кто его знает, когда вернется Юрка. Овец хозяйка разыскала, но девочки нигде не было, никто в ответ не аукнул.

Женщину охватило дурное предчувствие. Не лгал ли Юрка, говоря, что Рийя ушла с овцами? Потеряв всякую надежду, хозяйка с тяжелым сердцем вернулась к пожарищу. Здесь она постояла, потом присела на лежавший в стороне от пожарища камень, чтобы дать грудь ребенку. И тут неожиданно перед нею появилась Рийя с кошкой на руках. Девочка пришла с наветренной стороны, где стлался дым и летели искры.

– Пресвятая троица! – воскликнула хозяйка, словно увидела призрак. – Откуда тебя принесло? Прямо из-под огня! Как ты еще не сгорела?

– Там огня не было, – объяснила Рийя, – только высоко над головой шел густой дым.

– А искры?

– Они неслись вместе с дымом, как звезды на небе, когда темно; только они летели, а звезды не летают. Солнышко было желтое-желтое, словно закатывалось посреди неба.

– Когда же тебя дымом накрыло?

– О, я уже давно там. Разок мне послышалось, будто кто-то окликает, да пламя так трещало и шумело, что я ничего не разобрала. А когда дым начал расходиться, стало жарко, я и ушла оттуда, потому что кошке не сиделось.

– Кошка, выходит, умней тебя.

– Я хотела на дым посмотреть, потому и пошла. Я еще ни разу не видела столько дыма и огня. Как только с пастбища стало видно, я сразу же и пришла сюда. Гляжу – нет никого, я и пошла под самый дым, а он – как черная крыша сверху.

Пока соседская хозяйка беседовала у пожарища с Рийей и кормила ребенка, Петер с другим мужиком быстро шли к деревне, неся на носилках бесчувственного Антса. Не дойдя еще порядком до Антсова дома, они увидели, как оттуда повалил густой дым.

– Никак, Юркиных рук дело? – сказал Петер своему спутнику.

– С него станется, – ответил тот и ускорил шаг.

К их приходу весь Антсов дом был уже в огне. Беспомощно поглядывали они вокруг, куда бы положить раненого хозяина, и не нашли лучшего места, чем тот маленький домик у поля, в котором Антс хотел поселить Юрку, ежели бы тот по доброй воле убрался из Самого Пекла. Туда и снесли самого хозяина, потому что дом стоял под ветром и опасности для него не было.

У Антсовых построек некоторое время был кромешный ад. Юрка расправился здесь, как дома: он высек огнивом искру из кремня, запалил трут, от него зажег пук соломы, принесенный подмышкой с соседской усадьбы, и сунул его в первую попавшуюся крышу, прежде чем люди успели что-либо сообразить и помешать поджогу. Наблюдай за происходившим сам Антс, он, может статься, подумал бы как и в Самом Пекле: «Пусть поджигает», – ведь все было выгодно застраховано, к тому же он давно уже нуждался в более современных удобных зданиях. Так как страхование от огня являлось общественным делом, а Хитрый Антс до мозга костей был существом общественным, то для него было вполне естественно выстроить новые здания с помощью страховой премии, тем более что причина пожара коренилась в поступках сумасшедшего. Это было равносильно тому, как если бы поджигателем оказался сам господь бог со своей молнией. Сумасшедший или молния – то и другое слуги господни. И нет у общества задачи более великой, чем борьба против божественного промысла или против бедствий, свершающихся по воле божией, даже в том случае, если эти бедствия и приносят иным счастье.

Но так как Антс в ожидании врача без сознания лежал в домике у поля, то поразмыслить как следует над общественными вопросами было некому, и сразу же после поджога первого здания жители вступили в борьбу с Юркой. Но и тут повторилось то же, что и в Самом Пекле: никто не мог одолеть Юрку, даже самые сильные валились с ног, оглушенные его кулаком. Тогда на Юрку натравили двух громадных дворовых псов, но одного из них Юрка убил колом, а другой еле удрал на трех ногах. Между тем огонь уже подобрался к хлеву, и оттуда пришлось вывести свирепого племенного быка. Но вместо того чтобы угнать животное куда-нибудь подальше, его напустили на Юрку, надеясь, что ревущий бык расправится с тем, кого не могли осилить ни мужики, ни собаки. Однако схватка с быком оказалась еще проще и легче, чем с людьми и псами. Не успел бык пустить в ход свои рога, как Юрка ухватился за них, и в следующий миг тяжелая туша быка была повержена наземь. Теперь надежды положить предел Юркиному неистовству рухнули. В то же время у горевших строений появились люди, которые в глубине души сочувствовали Юрке. Среди пришедших было немало тех, кого безнаказанно кусали свирепые Антсовы псы, – нынче, славу богу, они получили по заслугам. Люди боялись ревущего и храпящего племенного быка, роющего землю, и нынче он на глазах женщин и детей лежит на спине, словно барашек, которого везут на убой, или ягненок, с которого стригут шерсть. Поэтому, в то время как одни кричали: «Несите ружья, застрелите Юрку!», другие отвечали: «Зачем же его убивать, раз уже все в огне?»

На деле так оно и было. Пожар возник с наветренной стороны, и огонь вскоре перекинулся на все другие постройки. Но этого сначала как будто не замечали, потому что взоры всех были прикованы к Юрке, который разбросал людей, прибил собак и опрокинул на спину свирепого племенного быка, словно дал волю своему коню поваляться после езды. Особенно увлекало такое зрелище женщин. О, как хотелось бы некоторым из них охватить своими коричневыми от загара или белыми руками Юркину шею, чтобы испытать его: столь же ли легко справится он с ними, как справился с сильными мужиками, свирепыми псами и ревущим быком? Если никто из женщин не отважился обнять Юрку, то отнюдь не потому, что, преисполненные готовностью, они были слабы телом, а лишь в силу того, что для этого они не располагали ни временем, ни возможностью. Одолев своих противников, Юрка устремился вперед, словно вокруг него не было ни души. Он бросился к жилому дому, чтобы запалить и его, но, увидя пламя, уже охватившее здание, и попытки людей спасти домашний скарб, вмиг отогнал собравшихся и начал разносить, крушить, рвать, ломать и разбивать все, что попадалось под руку. Он как будто боялся, что иначе огню не справиться с Антсовым добром.

Пламя крепчало. В этом огненном вихре Юрка все больше впадал в неистовство, и все больше народа сбегалось на пожар. Явились пожарные и полицейские. Это произошло в тот самый момент, когда кто-то напал на хорошую мысль – привести сюда Юркиного сына Кусту: авось-де он сумеет укротить своего отца. Вместе с пожарными Куста ринулся в дом, но Юрка сразу же вышиб оттуда пожарных, намереваясь так же поступить и с сыном. Попав в беду, Куста не нашел ничего другого, как закричать:

– Отец, отец! Брось, им и так досталось: я утопил молодого Антса!

– Гм.

– Поверь, отец. Я утопил его своими руками, мы теперь квиты. И матери я сказал перед ее смертью, чтобы она на небе могла поведать об этом богу и Майе.

Пока отец и сын, находясь в огненном кольце, вели такой разговор и не замечали, что творилось вокруг них, несколько пожарных и полицейских подкрались поближе и, услышав слова Кусты, бросились на говоривших. Они схватили сына и выволокли его из горящего дома. Сделать то же с отцом у них не хватило сил. Одного из нападавших Юрка швырнул в окно, – раздался страшный звон, и пожарный вылетел вместе с рамой и стеклами. Его с большим трудом спасли от гибели в огне. Второго нападавшего, который выхватил из кармана револьвер, Юрка оглушил тут же, в горящем доме. Третий несколько раз выстрелил в Юрку и сам выскочил во двор; четвертый и пятый, стоя около дома, открыли по Юрке стрельбу через окно; один из стрелявших был полицейский, а другой – частное лицо, которого охватило исступление борьбы.

Бог знает, как бы все это обернулось, не охвати пламя весь дом. Многие к тому времени уже раздобылись оружием, черным и блестящим, чтобы бить по тому, кого не брала никакая другая сила. Нашлось немало людей, которые сожалели, что полиция не прибыла раньше, потому что в таком случае можно было бы воочию убедиться, кто же Юрка на самом деле: Нечистый или обыкновенный смертный, который возомнил себя посланцем ада? Если он Нечистый, то возьмет его только серебряная пуля, – и то лишь такая, на которой на конце вырезан крест.

Но нашлись и такие, кто полагал, что пуля из никеля сойдет не хуже серебряной; и, таким образом, возник превеликий спор, который готов был вылиться в побоище или перестрелку, – как вдруг кто-то заметил, что недостает одного полицейского агента. Никто о нем ничего не знал, и лишь после продолжительных расспросов выяснилось, что он вместе с другими бросился в дом – ловить Юрку и Кусту. Тогда был отдан приказ: во что бы то ни стало еще раз вломиться в дом, ибо агент, по-видимому, находился там. Однако в тот же миг пропавший полицейский вылетел через разбитое окно наружу.

– Он еще жив! – закричал один из присутствующих, имея в виду Юрку.

– Он живет в огне! – крикнул другой.

– Он вправду Нечистый! – завопил третий.

И этот вопль отозвался в сердцах людей. «Господи боже, в самом деле Нечистый!» – затрепетали души. Прежде всего страх обуял души пожилых, никогда не рожавших женщин, затем перекинулся на тех, чью грудь сосали младенцы; за старухами последовали охваченные дрожью души стариков, за ними пошли молодые женщины и мужчины и, наконец, дети, у которых сердца трепетали от того, что они видели, как дрожали с перепугу взрослые. На миг всех охватило какое-то оцепенение, а затем раздалась команда, и водяные струи устремились в то место, откуда только что вылетел через окно оглушенный полицейский. Работали не только насосы, в ход пошли ванны, ушаты, ведра, кружки, кувшины, миски и чашки. Каждый нес свою толику, чтобы господь бог мог узреть с небес, как любит человек своего ближнего, как милосерден человек, – безразлично, молодой или старый, женщина или мужчина: он стремится спасти даже Нечистого от гибели в пламени.

Увы, предотвратить гибель не удалось: огонь оказался сильнее воды, принесенной людьми. Все рушилось, один на другой громоздились горящие обломки. Но и на них лили и лили воду, словно это сулило людям блаженство. Дети, которые принимали участие в тушении огня или просто смотрели на пожар, никак не могли понять, почему нынче вода не сбивала огонь, – наоборот, она словно сама воспламенялась.

– А господь мог бы потушить такой пожар? – спросила какая-то девочка у своей матери.

– Держи язык за зубами, – зашептала женщина. – Услышит еще кто-нибудь, экая ты дуреха.

– Почему же дуреха, ведь я спрашиваю о том…

– Потому! Один глупец может нас просить столько, что девять мудрецов не ответят.

Мальчик постарше, услышав этот разговор, отвел девочку в сторону и сказал ей:

– Не глупи, не спрашивай у матери о таких вещах.

– Почему же?

– Потому что мать боится бога.

– Чего же его бояться? Ведь не бог устроил этот пожар.

– А кто же?

– Юрка! Юрка из Самого Пекла.

– А кто послал Юрку?

– Он сам пришел, ведь он Нечистый.

– И ты веришь, что Нечистый может прийти, если бог его не пускает?

– А разве не может?

– Как же так, ведь огонь не загорится, если бог не позволит.

– Почему же бог позволил?

– Почему… почему он все позволяет.

– Что все?

– Ну, чтобы Юрка пришиб свирепого пса и свалил племенного быка…

– Разве он вправду свалил?

– Здорово саданул! Своими глазами видел. Бык мог бы у Юрки все кишки выпустить, как у пастуха, – а видишь, не выпустил. Юрка свернул ему шею.

Тем самым разрешился вопрос: мог ли господь затушить сегодняшний пожар, или нет. Тут, следуя повестке дня, можно перейти к дальнейшему – посмотреть, как люди тушат то пламя, загасить которое как будто не под силу и господу.