Жизнь у обитателей Самого Пекла становилась все горше – начиналась весенняя страда. Антс требовал, чтобы с ним поскорей расплатились за скотину и материалы, не то угрожал все отобрать. А так как платить приходилось работой, в своем хозяйстве у Юрки рук не хватало. Однако и тут выручил находчивый Антс. Он сказал:

– Не иначе надо тебе батрака нанять. Но будь бережливым: только найми парня помогать женке по дому, а сам – ко мне, – вот и сможешь сполна расквитаться. А там поглядишь, как быть – понадобится, батрачку наймешь, чтобы усадьба в самый раз была: хозяин, хозяйка, батрак и батрачка.

– Пастуха не хватает, – рассудил Юрка.

– Сперва стадо, потом и пастух, – поучал Антс. – Для одной коровенки, ярки и котенка пастуха держать – жирно! Этак без хлеба останешься.

– Вроде бы так.

Вот и наняли батрака, который стал ковыряться на Юркиной полоске, а Юрка продолжал гнуть спину на Антса, словно сам в батраки попал к нему. Задумал было он послать к Антсу парня: пусть отработает за лошадь и корову, рассчитается и за другое полученное добро, но Антс не согласился.

– Сам ты получал корову да лошадь, сам своим трудом и плати, как полагается.

Делать нечего, Юрка остался у Антса, а батрак поселился с Лизетой в Пекле, словно была она не Юркиной, а его, батрака, бабой.

Шли дни за днями, недели за неделями, а Юрка толком не знал даже, что творилось в Пекле. Если он и слышал о доме, так больше от Антса, ибо тот, бывало, забредал по делам и в те лесные края. Наконец, взяло Юрку беспокойство, и ночью он отправился домой. А там – едва хотел войти – дверь на запоре. Юрка постучал, но никто ему не открыл, и тогда он выломал дверь. Только успел Юрка шагнуть в комнату, в тот же миг в окошко выскочил батрак. Юрка было бросился вслед за ним, да куда там – окно оказалось чересчур маленьким. В гневе решил он пробить окошко пошире, но во время рассудил: не стоит из-за батрака-голодранца дом расшибать. Выбежав через выломанную дверь, Юрка пустился за батраком, да тот тем временем удрал в лес. И Юрка вернулся в избу, подошел к Лизетиной кровати. Жена спала. Спала сном праведницы.

– Старуха! – закричал Юрка, аж задрожали стены.

– Старик, это ты, дорогой! – проснувшись, воскликнула Лизета таким нежным голоском, какого Юрка раньше никогда не слыхивал. – Только что я видела тебя во сне, будто приехал ты верхом на большом вороном жеребце, а у жеребца из ноздрей дым да пламя.

– Что этот батрак-лодырь в комнате делал? – перебил ее Юрка.

– Дорогой мой, о каком ты батраке говоришь? Тебя я во сне видела.

– Почему не отворила, когда я стучал?

– Ну убей, ничего не слышала!

– Я дверь вышиб, а батрак в окно вымахнул.

– Ах он, дубина стоеросовая! – забранилась Лизета. – Ведь я же с вечера не закрывала окошко, чтобы спалось привольней. Ну да завтра я ему задам!

– Скажи ему: застану еще раз в комнате – пристукну.

– Верно, старина, так ему и надо, он большего не стоит. Да и того едва ли стоит, шкуру с него, как с медведя, не сдерешь.

– Шкуру и с медведя драть не к чему, все равно другим достанется, – сказал Юрка.

– Если еще раз медведя убьешь, повесим шкуру на чердак сохнуть. Там ее искать никому невдомек, – утешила его Лизета и добавила: – Тебе отдохнуть бы малость у меня, да кто дверь починит? Батрак на это не мастер. А совсем без двери никак нельзя, хоть и лето сейчас.

– Вроде бы нет, – согласился Юрка и в ночной полутьме принялся за починку, а закончив работу, поспешил к Антсу, ибо там вставали рано. Вот так он и сходил домой: сломал да починил дверь – только и всего.

«Хоть бы батрака пришиб», – сокрушался Юрка на обратном пути. Но вскоре он забыл о своих сожалениях – его ожидал тяжкий труд, и не оставалось времени на размышления.

Ночи стали уже длиннее, когда он снова отправился в Пекло. Тихонько вошел в дом – дверь на сей раз оказалась открытой, – осторожно приблизился к кровати, протянул руку – кровать пустая. Куда же запропастилась жена? Не сбежала ли она с батраком?

Юрка вышел из комнаты и полез на чердак, где спал батрак, но и здесь не нашел никого. Забрел в хлев: все было тут как тут – лошадь, корова и овца. На дворе навстречу ему попался котенок и, испугавшись, удрал за дом. Юрка призадумался, потом потерял терпение и стал кричать. С каждым разом его крик раздавался все громче и громче. Наконец, оттуда, куда скрылась кошка, показалась Лизета.

– Где ты шатаешься по ночам? – спросил Юрка.

– Шутник ты, старина! Придет домой, словно тать в ночи, и сразу дознаваться, куда ходила! Сам знаешь, куда ходят, если ночью понадобилось.

– Где батрак?

– На чердаке, где же еще. На что он тебе?

– Я спрашиваю: где он? На чердаке его нету.

– Пошел небось побродить.

– Не иначе. И я-то думаю: ты ведь шляешься, почему бы и батраку не пошляться; а дом сам по себе.

– Как же сам по себе, ведь я же здесь, – возразила Лизета.

Тут Юрка вспомнил, что за несколько десятков шагов от дома, на краю поля, стоит сарай и что, возможно, жена пришла оттуда. Юрка направился к сараю.

– Ты куда? – спросила Лизета.

– Пойду посмотрю, сколько в сарае сена.

– После поглядишь, зайди на чуток в дом.

– Нет, я хочу сейчас поглядеть, – сказал Юрка и зашагал.

Лизета пошла с ним, выговаривая ему во весь голос:

– Что это взбрело тебе на ум ночью сено глядеть? В сарае его немного, копны еще не свезены.

Юрка пустился бегом, Лизета с криком за ним:

– Старик, а старик, спятил ты, что ли?

Юрка и впрямь обезумел. Пыхтя, он подбежал к сараю в тот самый миг, когда оттуда выскочил батрак. Схватив его за шиворот, Юрка швырнул парня обратно в сарай и стал проворно укладывать поленья у самого входа.

– Что ты задумал, сумасшедший? – закричала жена.

– Сейчас увидишь, – ответил Юрка.

– Тогда пусти и меня туда. – Лизета рванулась было в сарай.

– Тебя я и так прикончу, – пропыхтел Юрка, оттолкнув Лизету.

Когда вход был заложен, Юрка вынул из кармана огниво и трут. Лизета стала умолять мужа, но тот, не обращая на нее никакого внимания, запалил стреху. Был довольно сильный ветер, и вскоре сарай с сеном обратился в бушующее огненное море. Взмыли языки пламени, занялся и вовсю затрещал растущий поблизости можжевельник. Юрка загрохотал – это смех вырвался из его рокочущей глотки; потом притих, глядя, как неистовствует огонь. Поодаль, на краю поля, сидела Лизета и плакала. Когда все было кончено и от сарая остались лишь раскаленные угли и дымящиеся головешки, Юрка подошел к жене и буркнул:

– Ну, старуха, пойдем-ка теперь домой.

Но заплаканная Лизета, вскочив с земли, вдруг бросилась Юрке на шею и сказала:

– Сам теперь видишь, я тебе еще мила.

– Вроде бы так, – молвил Юрка, и, подумав, прибавил: – Вот как выбью из тебя дух, станешь еще милей. А сарая для сена жалко.

– Не жалей. Кто знает, может быть все это к лучшему, – утешала Лизета мужа.

Придя утром к Хитрому Антсу, Юрка сказал, что кто-то поджег его сарай у поля и в сарае сгорело много сена. Хорошо еще, что ветер был со стороны усадьбы, иначе мог бы и дом загореться. Поразмыслили они с женой, кто бы это мог сделать, и «рискнули» под конец: не батрак ли со своей цыгаркой? Тот говорил вечером, что хочет поспать на свежем сене, а ночью нигде не могли его сыскать. Посмотрим, явится ли поутру.

Но батрак не появлялся. К полудню пришла Лизета и принесла весть, что парень пропал. Сообщили полиции, но там решили, что надо немного обождать, пока огонь совсем затухнет, а то как начнешь розыски на пожарище? Хорошо, если бы хлынул дождь, – все загасил бы.

Однако вечером полиция явилась-таки в Пекло и принялась рыться на месте сгоревшего сарая. Внизу обнаружили не тронутое еще огнем сено, а под ним нашли батрака, конечно мертвого. Трудно было объяснить, зачем и когда забился батрак в сено, – он ведь мог выскочить из сарая. Если бы пламя настигло его во время сна, причем так, что он ничего не смог бы предпринять для своего спасения, то батрак не оказался бы под сеном. В одном не сомневались: пожар случился по вине парня, иных людей тут не было. Когда проснулись хозяева? Но хозяин сам не успел и глаз сомкнуть, потому что он от Хитрого Антса шел проведать жену и уже издалека заметил огонь. Пустился бежать, думая, что горит усадьба, а подойдя, увидел, что в огне только сарай. Стал колотить в дверь, но жена спала, ни о чем не ведая.

– Как услышала про пожар – ноги подкосились! – сокрушалась Лизета.

Велось следствие, шли допросы да дознания, но этим все и кончилось. Пришлось Юрке искать нового батрака или поденщика. Говоря об этом с Антсом, Юрка сказал:

– Парня мне больше не хотелось бы, подожжет еще дом своей цыгаркой.

– Что ты думаешь насчет нашей Юлы? – спросил Антс.

– Насчет Юлы? – Юрка немного подумал.

Конечно, она подходит. Юла в теле сильная, с большими руками и толстыми ногами. Умеет лошадь запрячь, с любым мужицким делом управится. Кроме того, сено стоговать, она большая мастерица. Ну, а вообще-то ее считают малость придурковатой. Юрка однажды помог ей слезть с нового большого стога, только у него и хватило силы поднять Юлу. Потом они оба хохотали как сумасшедшие. Юрка тогда же подумал: вот бы ему такую бабу, как Юла. Она небось не хлипкая, не то что Лизета.

– Юла за мужика работает. Уж она цыгаркой иль трубкой не задымит, – похваливал Антс девушку.

– Вроде бы нет, – согласился Юрка.

Так и поладили: Юла отправилась в Самое Пекло на место сгоревшего паренька, а Юрка по-прежнему гнул спину на Антса, отрабатывая ему свое добро.

– Посмотрим, спалят ли и меня в Пекле, – дурашливо засмеялась Юла, собираясь в путь-дорогу.

– Сама себя не спали, другие не станут, – сказал Юрка.

– Отвез бы ты, хозяин, меня на место, – смеялась Юла.

– Не хватало еще на тебя день тратить, ступай сама, – сказал Антс. – Нынче как раз будем с парового поля камни возить, кого я вместо Юрки туда пошлю, если он тебя повезет?

Конечно, Антс был прав. Никто не мог заменить Юрку. Других таких мужиков, как Юрка, на свете нет, – это Юла ясно ощутила в тот краткий миг, когда Юркины руки снимали ее со стога. Поэтому она и смеялась как сумасшедшая. Какое огромное счастье, что есть на свете такой человек, как Юрка. Схватит он тебя – чувствуешь, словно в тиски попала.

После того как Юла ушла в Пекло, с Юркой произошла чудесная перемена: его стало тянуть домой. Прежде о жене будто и не вспоминал, а теперь помнил. Однако не сам он заметил это, а другие.

– Что-то зачастил Юрка в Самое Пекло, – сказал Антс. – Что случилось?

– Бабы там одни, потому, – молвил Юрка.

– Все тебе беда – сперва с батраком, нынче с работницей.

– Вроде бы так.

Однако Лизета поняла все по-своему. Она спросила у мужа:

– Что за девку ты мне послал? Будто и придурковата, а работает за двоих батраков. Уж и меня подгонять начинает, точно она в доме хозяйка.

Юрка ничего не ответил бабе, но сердце его екнуло от великой радости. И с тех пор стал он реже ходить в Пекло. Вскоре Лизете бросилось в глаза, что Юла днем сонная, словно не выспалась ночью. С чего бы это? Она стала наблюдать за девушкой: вместо того чтобы идти спать, Юла ускользала из дому. Куда бы ей ходить? На следующий раз, когда Юрка пришел в Пекло, Лизета сказала ему:

– Шляется девка по ночам, не сидится ей дома, а днем сонная.

– Я скажу ей, – ответил Юрка.

– И не заикайся, ради бога, – попросила Лизета, – иначе, как останемся вдвоем, накинется еще на меня. Она ведь сразу подумает, что это я наговорила. А я попросту сказала, потому что не знаю, где она и с кем…

– А что тебе до чужих?

– Разве она чужая, ведь у нас в доме живет.

Тем все пока и кончилось. Юрка обещал, что не скажет девушке ни слова. Юла бывала иногда слегка сонная, но работала здорово, словно не на хозяев, а на себя. Прошли недели. Лизета заметила, что Юла не может больше есть – все-то ее тошнит. Расспросив девушку, она узнала: да, было этакое дело. Но с кем? Этого нельзя сказать, никак нельзя.

При первой возможности Лизета обо всем рассказала Юрке, спросила, что делать. Тот остался невозмутим, а немного подумав, сказал:

– Ну что ж, время уже такое. Раз у замужних детей нет, пусть они хоть у девушек будут. Ты поглядывай, чтобы она на работе не надорвалась, а то кто его знает…

– Ах, вот как? Из-за того, что у меня своих детей нет, я должна чужих пасти, да еще до их рождения?! – вскричала Лизета.

– Вроде бы так, – ответил Юрка. – Нет у тебя детей ни от своего мужа, ни от кого другого, а…

– Да, нету их, и не хочу, чтоб были, – перебила Лизета. – Я и на земле-то жить не хочу, чего мне еще детей плодить?

– Хочешь в рай махнуть?

– А что? И туда махну.

– Ступай хоть в ад, но пока ты живешь на земле, изволь заботиться о детях. У самой нету – за чужими ходи.

– Послушай, старик, с чего тебя вдруг на детей потянуло?

– Человек я и смертен, спастись хочу – вот с чего.

– Не у Антса ли ты нахватался этакой мудрости?

– Я в церковь хожу. Там научили.

– Ишь как! Нечистый из Пекла в церковь ходит!

– Хожу и петь учусь.

Лизета засмеялась, думая, что муж шутит, но потом увидала, что тому не до смеха. И сердце ее охватила тревога. Как же ей закончить свою земную жизнь, если Юрка, живя среди людей, стал таким странным! По мере того, как у Юлы приближался срок родить, беспокойство Лизеты возрастало, ибо Юрка все больше и больше заботился о девушке. Если сперва Лизета думала, что муж стал чаще наведываться домой ради нее, Лизеты, то потом у нее не осталось ни малейшего сомнения в ином: беда в девушке, в ребенке, который должен появиться на свет. В сердце закралось злое подозрение: не ее ли муж – отец ребенка Юлы, не встречались ли они летом в лесу? Глупая, ей в свое время не приходило это в голову, а то она могла бы там застать их обоих. Однажды она сказала Юле:

– Теперь мне ясно, кто отец твоего ребенка.

– А мне и невдомек, – ответила Юла.

– Юрка! – воскликнула Лизета.

– Сам сказал, что ли? – спросила Юла.

– С чего бы он стал о тебе заботиться? А знаешь, кто такой Юрка? Нечистый. Ты родишь дитя от Нечистого.

Юла стала смеяться, потом сказала:

– Все хозяева Пекла – Нечистые, а дети у них, как у всех людей.

– Юрка вправду Нечистый, – утверждала Лизета.

– Люди говорят, что он новый Нечистый, – сказала Юла. – Да по мне – все равно, будь он хоть самим господом богом. Главнее, что он мужик дюжий, посильней меня, рохлей я не люблю. Что ему сердце велит, то он со мной и делает, а противиться не могу нисколечко.

– Стерва ты бесстыжая! – в страшной злобе вскричала Лизета.

– Нет, я не стерва, хозяйка, – возразила Юла, – потому что у меня будет ребенок. Глядишь, еще двойня родится.

Трудно представить, что сделала бы в гневе Лизета, – она вспомнила историю с батраком. Но тем часом появился Юрка, и Лизетина ярость обрушилась на него.

– Эта бесстыдница говорит, что ты отец ее ребенка! – наскочила Лизета на Юрку.

– Не я сказала о том, – поправила ее Юла. – Хозяйка твердит, что хозяин говорил, будто он отец моего ребенка, а я только сказала, что вдруг двойня будет.

Юрка стоял и ждал, чем кончится перепалка.

– А ты что молчишь, воды в рот набрал? – закричала на него Лизета.

– Вроде бы так, – молвил Юрка.

– Потому ты о Юле и пекся, – расходилась Лизета.

– Может быть, – буркнул Юрка в ответ.

– Спалить бы вас обоих, – вскричала Лизета.

– Пойду-ка я лучше отсюда подобру-поздорову, – сказала Юла.

– Нет, ты останешься, – решил Юрка.

– Коли уходить – так мне, – продолжала кричать Лизета, – а тебе, муженек, я еще подложу свинью!

– Не подложишь, – сказал Юрка, – я тебя раньше прикончу.

– Пусть она живет, – сказала Юла, притронувшись к Юркиной руке.

– Видишь, старуха, из-за этой женщины дарю тебе жизнь, – молвил Юрка.

– Не надо мне твоего подарка, – разошлась Лизета. – Убивай, бей сразу на месте! Лучше мне в ад сойти, чем тут оставаться.

– И ступай, – ответил Юрка, – ежели не хочешь на земле жить.

– И уйду, – бушевала Лизета, – а ты, Юла, знай, что я тебе скажу: батрака и свой сарай Юрка сам сжег, караулил, чтобы парень не выбрался.

В избе на несколько минут воцарилась тишина. Затем Юла вразвалку подошла к Юрке и спросила:

– Правда, сжег?

– Правда.

– Зачем?

– Он со старухой спал.

– Ас тобой спала Юла, надо и ее сжечь! – снова раскричалась Лизета.

– У Юлы ребенок, а у тебя доныне ничего, – ответил Юрка.

– А эта премудрость у тебя откуда? Тоже из церкви?

– Из священного писания, – ответил Юрка. – Сказано там: «Плодитесь и размножайтесь».

– И ты, Юла, не бросишь этого убийцу? – обратилась Лизета к девушке.

– Он отец моего ребенка, – ответила та.

– Ладно, я обоих вас выдам полиции, – пригрозила Лизета.

– За что? – спросил Юрка.

– За то, что батрака сжег.

– Я не сжигал.

– Ты же сам сейчас сказал Юле, что сжег.

– Ничего про то я не слышала, – заявила Юла. – Уж не сама ли ты сарай запалила, может, тебя саму полиции сдать?

Лизета была сражена: те двое выступали заодно. Она простонала:

– Я умру из-за вас.

– От своей же злобы помрешь, – сказала Юла. Лизета больше не отвечала. Она слегла в постель и сказала, что будет ждать смерти. Пусть живут другие – с нее хватит, в жизни она только обманывалась. Шел день за днем, Лизета лежала, не принимая от Юлы ни пищи, ни питья. Сама не говорила ни слова и другим не отвечала; даже когда Юрка приходил проведать ее, она была глуха и нема. Так она пролежала, пока в один прекрасный день Юла не нашла ее мертвой. Ну что же, Юла согрела в котле воду и обмыла мертвое тело, чтобы пристойней было в гроб класть. Помощи Юле не понадобилось – хозяйка и живая была тощая, а мертвая и того тощее. Юла одна справилась со всем. Обмыв покойницу, она пошла сказать Юрке, что умершая хозяйка осталась одна домовничать и добро стеречь. Именно так и подумала Юла: домовничать и добро стеречь.