Кэрл проснулась в девять утра. Обычно она встает в половине восьмого. Еще десять минут нежится в постели, затем спускается вниз, где за столом ее уже ждут любимые родители. Она подходит к отцу, целует в седую, белую как снег голову, обнимает мать и садится за стол. И так уже семь лет.

Этот ритуал начался после того, как женился ее старший брат Рони и уехал жить в дом матери Люси. С Люси они познакомились еще в школе. Она была самой красивой девушкой в классе. Рони недолго колебался при выборе жены, хотя выбрать было из кого, учитывая его успешную карьеру в американском футболе. Временами телефон накалялся от звонков поклонниц, но он всем отказывал, правда, успев провести с ними несколько бурных ночей. Но что самое удивительное – он мог так виртуозно завершить очередной роман, что несостоявшаяся невеста сокрушалась недолго. Он просто знакомил ее со своими друзьями. И многие, благодаря этим знакомствам, создали семьи.

Когда по праздникам собираются все вместе, он всегда в центре внимания, еще бы, в одном месте собрались все женщины, с которыми он провел не одну сладкую ночь. Наблюдая за ним, нетрудно было заметить, что все это ему льстит, радует. А самое коварное во всем этом было то, что благодарны ему были мужья этих девиц. Это оттого, что он, все время подчеркивал – ни с кем у него ничего не было, у него ко всем братские чувства. Все охотно верили или делали вид, что верят. Так было легче подавлять подкравшиеся сомнения. Люси об этом знала, после каждого праздника она целую неделю осыпала его упреками, тогда он жарко обнимал ее и тихо шептал ей на ушко, мурлыча как мартовский кот: «Дорогая, я должен был убедиться, что ты лучше всех». У них родился мальчик. Ребенок связал их еще сильнее, одним словом, прекрасная дружная семья.

Рони пошел по стопам отца, устроился в полицию, служит младшим офицером. Люси работает в том же участке инспектором. Она говорит, что ей нравится такая работа, но все родственники хорошо знают – так ей легче контролировать мужа.

Кэрл встала не открывая глаз, наугад протянула ноги и к своему удивлению сразу же попала в тапочки. После вчерашнего дня рождения у нее немного кружилась голова. Обычно она пьет немного, но вчера был юбилей, ей исполнилось тридцать лет. Было много гостей. Столько комплиментов ей еще не приходилось слышать. Она решила с утра убедиться в их справедливости, благо зеркала были вокруг нее. Сначала стала смотреть в зеркало, висящее слева, рядом с кроватью. На нее смотрела зеленоглазая шатенка. Волосы волнами спадали на плечи. Она с трудом проговорила своему отражению:

«Кэрл, тебе через час нужно быть на работе». Разумеется, она могла бы не выходить сегодня на работу, но ей нужно было забежать в банк. Два дня назад она потеряла кредитную карточку, и сегодня ей должны были выдать новую. Контора банка находилась недалеко от ее работы, и она решила после посещения банка все-таки отправиться на работу. В редакции, где она была ведущим журналистом, вся мужская часть коллектива старалась понравиться ей, особенно усердствовали холостые и разведенные, ее это развлекало, что не могло нравиться женской половине редакции, но никто не осмеливался критиковать ее открыто: у нее был хорошо подвешен язык. К тому же сын владельца газеты вот уже три года был в нее влюблен. Резкие, актуальные, острые репортажи сделали ее достаточно популярной. Ее не раз приглашали работать на телевидение, но она пока не соглашалась.

Кэрл подошла к большому зеркалу, обычно она доходит до него полностью проснувшейся, ее любимое занятие – разглядывать себя во весь рост. Она редко пользовалась косметикой. Нет необходимости. Ее красивое овальное лицо выглядело не выспавшимся, но прямой греческий носик, пухлые чувственные губы, острый подбородок, по-прежнему были восхитительны. Она улыбнулась себе белозубой улыбкой, слегка нахмурила длинные брови и пригрозила пальчиком: «Кэрл, так не улыбайся мужчинам». Ее очаровательная улыбка многих вводила в заблуждение. Каждый считал – эта магия специально для него.

В школе все подруги завидовали ей, первое время она стеснялась своей внешности, у нее были хорошо развитые формы и со временем мальчики стали на нее обращать внимание. Ей все это нравилось. Особенно старались трое неразлучных друзей, которых за неуспеваемость называли три балбеса. Они становились в школьном коридоре, на определенном расстоянии друг от друга, поджидая ее. И по очереди начинали кричать: «Кэрл, Кэрл! Тебе надо участвовать в конкурсе мисс-сиски!», «Кэрл, тебе надо выступать на конкурсе мисс-великолепные ножки!» И наконец, самый маленький из троих, Джонни, подытожил, приближаясь к ней, строгим директорским голосом. У этого коротышки был талант. Он мог подражать любому голосу. Лучше всего у него получалось с голосом директора школы, который еще по воскресным дням читал проповеди в церкви. «Кэрл! Что ты здесь делаешь? Почему ты сейчас в школе? Немедленно отправляйся на конкурс мисс-аппетитная попочка!»

После таких воплей восхищения, большая часть школьных девочек, ненавидела ее. Но видимо мальчиков это забавляло. Ей все удавалось легко, сначала учеба, потом университет, любимая работа. Вот только жениха достойного не может встретить. Все не то. Это потому, что большой выбор, легче выбирать из двух кандидатов, а когда их целая дюжина, тут не трудно и запутаться.

Приняв душ, Кэрл подошла к своему гардеробу, размышляя, что надеть сегодня. Взгляд остановился на красном костюме. «И надену я к нему черные туфли на высоком каблуке – ходить придется немного».

Костюм выглядел на ней, словно его специально подгоняли по ее точеной фигуре. Юбка плотно облегала соблазнительные бедра, еще больше подчеркивая их красоту. Пиджак, не сковывая движений, жадно обнимал талию, делая ее еще стройней. Лацканы с трудом скрывали пьянящий бюст. Ну все, успокоила она себя, пора спускаться к родителям, завтракать. А там – настойчивые вопросы отца и матери, настроение стало портиться. Старики сильно переживали, что она не спешит создавать семью, заводить детей. Впрочем, родители правы.

«Хватит, хватит! Кэрл, достаточно, – сказала она своему отражению. – Пусть будет так. Выхожу замуж, вот только за кого? Может за Микки? Он уже три года ухаживает за ней, но он такой зануда, другой бы уже давно отказался. Так нет. Этот все ходит, ходит. Лучше за молодого сенатора. Со временем, лет через тридцать, возможно, станешь первой леди, будешь жить в белом доме. А может за…» – и тут она задумалась.

Ей стал вспоминаться сон, приснившийся этой ночью: она обедает в кафе, напротив редакции, на нее уставился какой-то тип, и весь обед зачарованно смотрел на нее, потом встал из-за своего столика, подошел к ней, спросил извиняясь: «Мисс, не желаете ли, чтобы я по утрам помогал вам одеваться?» При этом глаза его хитро улыбались. Она хорошо помнит, это ее сильно возмутило, но она не успела ответить – проснулась.

Кэрл вышла из своей комнаты, прошла по просторному коридору, куда выходили двери еще пяти спален. На стенах висели фотографии семьи. Это было их с Рони любимым местом игр. В детстве они даже играли здесь в футбол. И часто за это им доставалось от матери, но редко ей удавалось кого-нибудь схватить за руку. Они мигом разбегались в разные стороны.

Теперь тут тихо. Рони живет со своей семьей. Мама Эмми иногда грустно замечает: «Как хорошо было, когда дети были маленькими, все жили вместе».

Проходя мимо фотографии Рони, Кэрл остановилась: «Привет, братик!» как будто он мог ее услышать. На нее смотрел парень крепкого телосложения, с боксерской прической. У него было доброе, круглое лицо, он был похож на маму. Рядом висела фотография молодой женщины. Это была Эмми в возрасте Кэрл. Ее взгляд был полон нежности, любви и беспокойства за близких. С годами Эмми не изменилась. Гости, часто останавливаясь возле фотографии отца, где он тридцатилетний, в полицейской форме, с удивлением замечали, насколько Кэрл похожа на отца, как будто брат с сестрой.

Глядя на семейные портреты, она чувствовала благодарность и нежность. Она прошептала: «Как я вас люблю».

Увидев ее, родители удивленно спросили: «Ты уходишь? Разве у тебя сегодня не выходной?»

Обняв их по очереди она сказала, что у нее срочное дело в банке и еще ненадолго зайдет в редакцию, а вернувшись скажет им важную новость. Старики удивленно переглянулись, мать с надеждой в голосе спросила: «Кэрл, неужели ты приняла предложение?..» – но она ее перебила: «Все расскажу, когда вернусь».

Она взяла сумочку и вышла. Родители были приятно взволнованы, они догадывались о ком и о чем идет речь, наконец, Кэрл сделала свой выбор и у нее будет семья. Это была их самая большая мечта.

***

Кэрл собиралась переходить улицу, все остановились, включился красный свет. Пешеходы стояли друг перед другом, и кто лениво, а кто с интересом, разглядывал друг друга через дорогу. Вдруг внимание Кэрл привлек мужчина, стоявший по ту сторону улицы, рядом с толпой, собирающихся переходить дорогу. И было не совсем понятно, то ли он со всеми собирается через дорогу, то ли ждет кого-то с другой стороны. Хотя их разделяло метров двадцать через дорогу, ей показалось, что он смотрит только на нее. И она стала более внимательно разглядывать его.

Это был брюнет, старше тридцати лет, среднего роста, одетый в коричневый пиджак на черную футболку. Его коричневые джинсы заканчивались на серых кроссовках. Тут включился зеленый свет и Кэрл, вместе со всеми стала переходить дорогу, тут же и с другой стороны, навстречу, двинулись пешеходы. Но брюнет стоял на месте и смотрел в ее сторону. По мере приближения, она все больше убеждалась, что он смотрит только на нее. Ее охватило любопытное волнение. Да, точно, он ее ждет, решила она, наверное, из-за той статьи про профессиональный бокс. И когда она почти поравнялась с ним, он перестал смотреть на нее, и она подумала: «Ну вот, а я-то думала…»

Воспользовавшись тем, что он смотрит в другую сторону, Кэрл решила повнимательней присмотреться к нему, но лица полностью видно не было, он повернулся к ней почти спиной и что-то разглядывал. Единственное, что она хорошо рассмотрела, он был ниже ее ростом. Хотя без ее каблуков было бы наоборот.

Когда она поравнялась с ним, он резко повернулся к ней, сделав шаг в ее сторону.

– Здравствуйте, мисс, я Вас жду. Нам нужно поговорить, – выдохнул он, было видно, что он волнуется. Кэрл сделала еще несколько шагов, не отрывая от него глаз, прежде чем остановилась. А он продолжал стоять на месте. И теперь их отделяло опять несколько метров.

Он стоял и смотрел на нее, но сейчас немного удивленно и не решался подойти, видимо решив, что она не хочет слушать его. Так они рассматривали друг друга несколько секунд. Кэрл, поняв, что он не собирается к ней подходить ни сейчас, ни потом, решила как-то разрядить обстановку, ну ни ей же к нему подходить. И она, не отводя взгляда от него, сделала несколько шагов левее, в сторону витрины магазина, улыбаясь, как бы всем видом показывая, что удобнее поговорить здесь. Это было у нее профессиональное, она хорошо знала, где на улице спокойнее брать интервью, не мешая прохожим.

Он тоже не переставал смотреть на нее, не двигаясь с места, но уже с любопытством. Она была растеряна и не знала, что ей делать дальше. «Наверное, этот кретин прилип к асфальту», – подумала она зло. И, уже отчаявшись, что он не подойдет к ней, она нервно переложила сумочку с левого плеча на правое, посмотрела на часы, всем видом крича, что у нее нет больше времени и никакие силы не удержат ее на месте, она уходит. Как он, вдруг сдвинулся с места, сделал один шаг, и стал медленно приближаться к ней.

Он шел медленно, слегка покачиваясь. Так подходят обычно люди, которые долгое время кого-то преследовали за долги и, наконец, искомый объект найден и загнан в угол. На лице его была усталая довольная улыбка. На прохожих он не обращал внимания, как будто их и не было, они его просто обходили.

Остановившись в метре от нее, он заговорил, опустив глаза:

– Мисс, я очень извиняюсь, что задерживаю Вас, но другого выхода у меня не было. Я неделю готовился к этому разговору. Может это и совсем неудобное место, – и тут он поднял глаза.

Кэрл охватило волнение. Она больше не слушала его. Глаза, глаза эти хитрые, смеющиеся глаза. Где она их видела? О Господи, Бог мой, сон в руку. Да это же тот тип из сна, мистика какая-то.

– Мисс, я хотел предложить Вам… – тут он сделал паузу.

– Что предложить? – перебила она его, – хотите сказать, что будете помогать мне по утрам одеваться?

Сказав это, она осеклась: «О Бог мой, зачем я это говорю ему?»

Хитрые глаза его сразу же округлились, рот остался открытым, видимо он не мог продолжить и ничего нового не приходило ему в голову. Опомнившись, он смущенно улыбнулся, глаза стали прежними, он тихим, но уверенным голосом сказал:

– Да, я буду.

И тут он опять сделал паузу, было ясно, что он подбирает слова и сейчас скажет совсем не то, что думает.

– Я буду всегда Вам во всем помогать!

После этого взгляд его стал подозрительным, как будто кто-то узнал о его самом сокровенном желании, которое он таил ото всех. И теперь он никак не мог понять, как об этом стало известно. Ее это развеселило. Волнение полностью прошло, и она изучающе его разглядывала.

– Мисс, я в этом городе один, совсем один, у меня никого нет, – и замолчал, как будто он слишком много сказал о себе.

– Ну и дальше? – снисходительным тоном спросила она, как бы помогая ему преодолеть робость, – Вы хотите устроиться к нам на работу, в редакцию?

– О нет, нет, не на работу, хотя работа мне тоже нужна, но сейчас я не об этом.

– О чем же? – игривым тоном допытывалась она.

– Мисс, сейчас я в таком возрасте, что мне пора жениться, создать семью, – выпалил он.

– Ну, а я при чем? – искренне удивляясь спросила Кэрл.

– Как при чем? – переспросил он и снова замолк, теперь видимо надолго.

Так молча они смотрели друг другу в глаза, никто не решался первым заговорить. Напряжение нарастало.

– Мисс, я был бы горд и счастлив, если бы такая девушка как Вы, обратила бы на меня внимание, на человека со скромной внешностью, – сказал он улыбаясь, было заметно, что эту речь он готовил заранее и просто сначала забыл от волнения, уж слишком плавно он это сказал.

– Так-так-так, – обескураженно произнесла Кэрл, – не хотите ли Вы сказать, молодой человек, что Вы предлагаете мне замужество?

– Да! Именно об этом я и говорю, – смело ответил он. Было видно, что самое трудное он сказал и теперь успокоился. И, скорее всего, ответ для него будет положительным.

– Погодите, погодите, – медленно проговорила Кэрл, – я Вас никогда не видела, мы вообще не знакомы. У нас даже общих знакомых нет! И Вы мне здесь, на улице делаете предложение? Вы, наверное, шутите, это розыгрыш, да? – Кэрл улыбнулась.

– Нет, это не розыгрыш, мисс. Во-первых, хочу заметить, – стал он ее поправлять, – не такие уж мы и незнакомые. Я каждый день обедаю в том же кафе, что и Вы, более того, я первым здороваюсь с Вами и Вы, улыбаясь, отвечаете мне. И я подумал, что интересую Вас.

Кэрл начала вспоминать, что в кафе постоянно какой-то незнакомец приветствует ее, она всегда отвечала на приветствие, но ни разу внимательно не рассматривала того человека. В кафе всегда было много посетителей, и она считала, что это просто один из постоянных вежливых клиентов. Ей все ясней вспоминалось, что незнакомец всегда садился напротив ее стола, заказывал себе кофе с пирожным, и медленно попивая кофе, оценивающе посматривал в ее сторону, и что ее удивляло – он почти никогда не дотрагивался до пирожного, только пил кофе.

– Послушайте, послушайте, молодой человек, – сказала она с тревогой, – там, в кафе я здороваюсь со всеми, кто приветствует меня, и если я улыбаюсь, это не значит, что у меня зародился какой-то интерес. Кому-то я просто улыбаюсь, понимаете? Просто, из вежливости, понимаете?

– Значит из вежливости? – спросил он наигранно удивленным тоном. – Из вежливости Вы дали мне надежду? Из вежливости Вы смотрели на меня? А теперь из вежливости ставите меня со всеми в один ряд, разъясняя мне, что так Вы обращаетесь со всеми, да?

Последние слова сильно обеспокоили Кэрл. Она решила, что это какой-то маньяк, который терпеть не может, когда его сравнивают с кем-то или не соглашаются с ним.

– Вы знаете, я не хотела Вас обидеть, – ласково улыбаясь, сказала она. – Даже наоборот, я очень польщена, что Вы обратили внимание на меня, хотя там достаточно других посетительниц, но…

Тут он ее прервал.

– Мисс, наверное Вы меня считаете идиотом, я сам вижу всю нелепость моего положения, но поверьте мне, я все не так представлял себе. Я долго готовился, я хотел объясниться по-другому, но все получилось так, как получилось, – с грустью сказал он.

– Хорошо, – сказала она. – Вы мне все сказали, мне все ясно, а теперь я должна идти, – сказав это, Кэрл решительно собралась уходить. Он немного отошел в сторону, давая ей пройти, и когда она сделала несколько шагов, окликнул ее.

– Мисс, Вы мне не ответили, так что, мне можно надеяться?

Кэрл остановилась, не оборачиваясь, слегка повернула голову к нему, и улыбаясь, покачала головой, что должно было означать: «К сожалению, жених не подходит» и пошла дальше. Смех распирал ее, ей хотелось громко рассмеяться, никто никогда ей так не объяснялся. Потом она даже немного пожалела его – уж слишком ответ для него был неожиданным, было видно, что он сильно переживает.

Кэрл почти дошла до банка, когда решила оглянуться и посмотреть на несостоявшегося жениха-бедолагу. Его на том месте, где она его оставила, не было. Учитывая, что он любит стоять на одном месте, она решила: «Раз его там нет, значит ушел, ну и хорошо». И вздохнула немного с грустью. Повернулась лицом к банку, чтобы войти в него и с кем-то столкнулась плечом.

– Ой, извините, – еле успела она выговорить. Каково же было ее удивление: перед ней стоял несостоявшийся жених. С уверенным видом он начал:

– Подождите, мисс, я понял, что не нравлюсь Вам, это все понятно. Но мне не нравится, что Вы думаете про меня, будто я ненормальный. Я бы не хотел расставаться на такой ноте, мне неприятно, я сильно переживаю, когда обо мне так думают.

– Что Вы, что Вы, я так не думаю, – ответила она, подумав при этом, «наверное, этот тип читает мысли». Ей стало жалко его и она спросила:

– Вы даже не назвали себя, как Вас зовут?

– Ах да, мисс, – обрадовался он вопросу, – я не успел сказать, меня зовут Тони.

Он сказал это с такой теплотой, с таким восхищением, словно ей должно было стать неудобно, что она не знала его. Она едва сдерживала хохот.

– А я Кэрл.

– Вас так зовут, да?

– Да, Тони, меня так зовут.

– Вы знаете, Кэрл, я часто думал, как могут звать такую девушку. Я этого и ожидал, по-другому и не могло быть. Вы не только сама по себе красива, но и имя у Вас красивое.

Но тут Кэрл посмотрела на него с таким укором, что Тони понял, дальше восхищаться не имеет смысла. Ее взгляд означал – если хочешь дальше общаться, то никаких задушевных тем она не потерпит.

– Тони, я сейчас зайду в банк, у меня там дела, потом мы можем посидеть в нашем кафе и поболтать, – сказала она.

После этих слов Тони полностью освоился, у него на душе стало радостно. Он посчитал, что судьба дает ему шанс, и он почти у цели.

– Нет, Кэрл, я зайду с Вами в банк, мне хочется просто быть рядом, мне так приятнее. Мы ведь никогда не были так близко друг к другу.

Но наткнувшись все на тот же взгляд Кэрл, он добавил:

– Кэрл, мне просто не нравится ждать, это расстраивает меня.

– Хорошо, Тони, если Вам так лучше, идем вместе, – произнесла она утомленно.

При входе в банк Тони вежливо пропустил Кэрл вперед, стараясь не мешать ее делам. Он отошел от нее и встал у афиши, где были описаны условия банковских услуг и стал бегло просматривать их. Со стороны можно было подумать, что его интересует какой-то кредит, но он просто смотрел на афишу, и ничего не видел. Его охватила тревожная радость, и он предвкушал приятную компанию Кэрл.

Устав смотреть на буклеты, Тони неторопливо стал разглядывать посетителей. Его взгляд привлек мужчина громадного роста, в длинном плаще. Он вошел вместе с ними, но почему-то остался стоять у входа. «Наверное, кого-то ждет с улицы», – подумал он и только хотел посмотреть в сторону Кэрл, она в это время, стоя у стойки, заполняла бланки, как в помещение банка вошли еще трое посетителей. Двое мужчин и одна девушка.

Они остановились рядом с громадным мужчиной. На всех были надеты одинаковые плащи серого цвета, только девушка была одета в черную куртку и синие джинсы. Они молча переглянулись, мужчина кивнул им головой.

Двое из вошедших встали лицом к входной двери, девушка осталась стоять с громадиной. И почти все одновременно выхватили из-под плащей короткие автоматы. Девушка выхватила пистолет. Громадина громким голосом заорал: «Это ограбление, всем оставаться на местах, всем поднять руки!»

Двое, стоявших у входа, сразу же бросились баррикадировать двери. Они подтащили столы, подперли ими входные двери. Девушка, не переставая целиться в охранника, вышедшего на шум из правой двери, произнесла: «Руки, руки за голову, если хочешь вечером ужинать с семьей».

Охранник медленно поднял руки, она осторожно подошла к нему, обходя его сзади, протянула левую руку к его кобуре, пытаясь обезоружить его, но пистолет никак не выходил из кобуры. Видимо, ей было неудобно доставать его левой рукой. Тогда она переложила свой пистолет из правой руки в левую, и освободившейся рукой, лихо вытащила его. Толкнув безоружного охранника стволом пистолета в спину, скомандовала: «Лицом на пол, быстро, руки за спину!»

Охранник выполнял все ее команды как зомби. Она ловко достала из кармана куртки наручники и быстро защелкнула их на его руках. За всем этим наблюдал Громадина, направив свой автомат в сторону охранника, давая понять ему, что в любой момент он может прийти на помощь своей сообщнице.

Один из сообщников, стоявший у двери, подошел к связанному охраннику, схватил его за плечи и потащил к двери, заставленной столами, скомандовал ему, чтобы он сел на стол перед дверью, предупредив его, что если начнется штурм банка, они его пристрелят первым, а потом, добавил, что если ему известны какие-то молитвы, пусть повторяет их, чтобы все закончилось благополучно для него. Затем он прошел к дальнему окошку банка, встал там, направив автомат в сторону кассиров.

У двери остались один налетчик и связанный охранник.

Громадина и девушка с пистолетом продвинулись немного ближе к центру и остановились между вторым и третьим окном. Они встали друг от друга на расстоянии пяти метров и повернулись спиной друг к другу. В такой позиции было удобно контролировать все помещение банка. Громадина хорошо видел всех кассиров. Налетчик, стоявший у последнего окна, а всего их было шесть, и все они располагались на одной линии, мог видеть всех посетителей и забаррикадированный вход в банк.

За всеми этими передвижениями молча наблюдали посетители, никто из них даже рук не поднял, скорее всего каждый думал, что смотрит кино у себя в квартире. Заметив это, один из налетчиков заорал: «Вы что, оглохли! Была команда поднять руки, или кого-то пристрелить, чтобы дошло?» Он тут же пустил автоматную очередь в потолок. Грохот стоял такой, что у всех посетителей заложило уши. На людей посыпалась штукатурка и осколки стекла от висящей люстры. Мгновенно над головами вырос лес рук.

Тони тоже медленно поднял руки. Это хорошо заметил Громадина и пристально уставился на него. Весь его взгляд говорил, что Тони слишком медленно выполнил команду. Видимо, поняв это, Тони, чтобы реабилитироваться, поднял руки еще выше, и от этого стал похож на гимнаста, висящего на кольцах. Его примеру последовали другие, решив, что руки лучше так держать, так правильней и безопасней.

Громадина одобрительно кивнул головой, окинув всех взглядом. Напряжение на миг спало. Прошло несколько минут, в помещении банка было тихо, как будто выходной день, когда в банке не бывает клиентов. Люди стояли молча с поднятыми руками, никто не осмеливался что-то спросить.

Налетчики вели себя странно для их профессии. Никто из них не взламывал замки на сейфах и не собирал деньги в мешки. И вообще, у них с собой не было никаких сумок. Они стали похожи на обычных клиентов и если бы не оружие в руках, ничего плохого о них нельзя было подумать. Тони виновато закашлял, предупреждая налетчиков, что собирается отнять у них немного времени:

– Джентльмены! – начал он доброжелательно. Его голос, на фоне всеобщего молчания, был похож на голос президента, баллотирующегося на третий срок, а налетчики и клиенты были аудиторией выборщиков. – Джентльмены, я думаю, вы теряете время, то, за чем вы пришли, – и тут он, не опуская рук, сделал шаг в сторону касс, кивая им головой, в каком направлении им надо идти, – находится там.

Кассирши нервно засуетились. Связанный охранник так посмотрел на Тони, что ему оставалось либо сделать пластическую операцию, либо бежать из страны.

Предложение Тони застало налетчиков врасплох, они не знали, что ему ответить. Молчание продолжалось, но тут Громадина встал с кресла, взял автомат в правую руку и не спеша пошел в его сторону. Дойдя до него, он остановился, несколько секунд пристально измерял Тони взглядом с ног до головы, потом медленно обошел вокруг него. Тони стоял на месте и не двигался. Громадина опять оказался перед лицом Тони, он был на голову выше него, и со стороны был похож на учителя физкультуры в шестом классе, а Тони со своими поднятыми руками, на ученика. И презрительным голосом заговорил:

– Слушай, макаронник, ты что, собираешься учить нас, как грабить банк?

– Нет, сэр, нет! Что Вы! Я просто хотел вам напомнить, у вас не так много времени, уже слышны полицейские сирены, они едут сюда. Вам надо будет позаботиться, как оторваться от них.

И тут Громадина поднял свою левую руку. Указательным пальцем левой руки, похожим на огромный нос снеговика, приложил его к губам Тони, отчего его рот стал похож на рот зайца. И откусывая слова, произнес:

– Еще одно слово, Бамбино, и ты сильно пожалеешь, что не родился глухонемым. Ты меня понял, макаронник? – сказав это, он убрал свой палец, давая возможность ответить Тони.

– Я не макаронник, сэр.

Не обращая внимания, Громадина пошел на свое место и сел.

Тем временем полицейские машины подъехали к банку. Специальный погрузчик увозил припаркованные машины. Оцепление из спецназа заблокировало все подъезды вокруг банка, готовился штурм. Скорее всего, одна из кассирш успела нажать на кнопку тревоги. Громадина подошел к краю окна, ему хорошо было видно, как ребята в черной униформе, с масками на лицах, вооруженные до зубов, спешно спрыгивали с бронемашин, занимая удобные позиции. Он знал, что они пришли за их душами. Он повернулся, не сходя с места, улыбаясь, показывая своим сообщникам большой палец, мол все под контролем, все идет по плану. Раздался звонок, кассирша, сидевшая рядом с телефоном, не решалась поднять трубку. Все догадывались, что означает этот звонок. Громадина неторопливо подошел к телефону, поднял трубку, включив громкую связь, очевидно для того, чтобы сообщники были в курсе переговоров. Из микрофона раздался командный голос полицейского:

– Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

Но тут Громадина заорал в трубку:

– Сдавайтесь! Мы вам гарантируем жизнь! – передразнивая полицейских. – Все это мы уже слышали, – продолжал он. На другом конце провода замолчали. Положив автомат на стол, он взял трубку в правую руку. – А теперь, легавые, слушайте, предлагать буду я. Если через два часа к нам не будет доставлен наш парень, которого вы задержали на прошлой неделе, за якобы, какие-то наркотики, каждые пятнадцать минут мы будем расстреливать по одному заложнику.

Теперь всем сразу стало понятно, почему налетчики не трогали деньги. Людей охватил ужас. Это не грабители, это хуже – террористы. Далее он передал данные о задержанном. Заложники больше его не слышали, каждый думал о своем. Как получилось, что именно он оказался в банке, именно в этот день? Почему именно он?

Кэрл тоже подумала, почему она? Со злостью посмотрела на Тони – все из-за него: «Если бы он меня не задержал, я бы успела все оформить и уйти из банка». Потом она начала вспоминать, сколько минут они говорили с ним на улице, и получилось минут пять. Значит, еще десять минут пошло бы на оформление всех бланков, а они зашли, буквально следом. «Так, значит, в любом случае я была бы заперта здесь со всеми. Что же получается? Это Тони, из-за меня, здесь? О Господи, это все из-за меня, Тони, Тони, Господи, если бы не я, он бы никогда не зашел в этот банк, у него, наверное, и счета-то здесь нет». Ей стало стыдно, она стала искать оправдания: «Он сам виноват, я ему предложила подождать в кафе. Сам виноват, сам, – успокаивала она себя, – и вообще, что я переживаю из-за него, я его знать-то не знаю. Тоже мне жених нашелся, горе-жених», – подумала она, еще раз посмотрев в сторону Тони.

Налетчики заметно оживились. Было видно, что настроение у них улучшилось. Видимо, для них перейден очередной Рубикон. Требования выставлены, и они дожидаются ответа. Чего нельзя было сказать о заложниках. К их лицам не хватало только построенного эшафота, палачи были рядом. От долгого стояния с поднятыми руками все устали. Советы Тони, как ускорить ограбление банка, ни к чему не привели. Им не нужны деньги, им нужны, они, заложники. Каждый из них представляет ценность, ценность в пятнадцать минут. Каждые пятнадцать минут, кто-то должен уйти из жизни.

– Сэр, сэр, я извиняюсь, что отвлекаю Вас, – заговорил Тони, – у нас устали руки, если Вы не против, мы бы хотели их опустить.

Громадина встал, опять своей прежней походкой подошел к Тони, сверля его взглядом.

– И что тебе, Бамбино, все не так, что тебе здесь не нравится? – и сам же ответил, – руки устали, говоришь.

– Да, сэр, – устало ответил он.

– Знаешь, Бамбино, в чем твоя проблема, а? Ты, просто, не тот банк выбрал, тебе надо поменять банк на более надежный.

– Сэр, это не мой банк, мне здесь нечего делать, у меня здесь даже счета нет.

– Нет, говоришь? А что ты здесь делаешь?

– Я пришел со своей подругой, сэр, – с грустью сказал Тони, рассчитывая на снисходительность.

– И кто твоя подруга?

Только Тони собрался с гордостью показать на Кэрл, как Громадина заявил:

– Вот ее мы первую и расстреляем.

Тони чуть язык не проглотил. От мысли, что он мог выдать Кэрл, у него дрожь пошла по телу. Кэрл, поняв, что речь идет о ней, стала белой как простыня, ноги держали ее с трудом. Громадина, не сходя с места, повернулся туловищем к заложникам и стал высматривать, кто из женщин мог бы быть его невестой. Взгляд у него остановился на девушке в очках. Она была невысокого роста, очки хорошо подчеркивали ее большой нос, худые поднятые руки говорили сами за себя. Сказать, что она сидит на диете, значит, ничего не сказать. Она была плоской, как фанера. Только надетое платье выдавало, что это не парень.

Он протянул руку с автоматом в сторону девушки, показывая на нее:

– Эта, да, Бамбино, эта твоя невеста? Услышав эти слова, девушка резко подняла голову.

До этого она постоянно глядела себе под ноги и ни разу ни на кого не посмотрела за все это время, и не было понятно, как она поняла, что речь идет о ней. И так быстро затараторила, что сначала не было понятно, о чем она говорит:

– Я его не знаю, я его не знаю, я с ним незнакома, я никогда его не видела, я даже здесь в банке сегодня его не видела! – Сказав это, девушка быстро повернулась к колонне, всем видом показывая, что она скорей готова сойтись со столбом, чем быть невестой Тони.

Затем Громадина посмотрел на Кэрл и быстро перевел взгляд, ничего не спросив о ней, видимо решив, что Кэрл слишком хороша для него, да и ростом выше.

– Наверное, эта, – направил он свой автомат в сторону девушки, стоявшей рядом с Кэрл. Но та быстро опустила руки, обхватив рядом стоявшего мужчину за живот, так, что тот чуть не упал. Она же его и удержала.

– Я уже замужем три года, – с радостью отрапортовала она.

Рядом с ними стояла пожилая пара. Недалеко от них трое студентов. Громадина двинулся в сторону кассовых окон, чтобы там посмотреть невесту для Тони. Пока он сватал Тони, Кэрл внимательно смотрела на Тони. Она его видела по-новому. У нее появилось какое-то незнакомое чувство, как будто она его давно знает. Он казался ей таким благородным, таким мужественным, таким идеальным. Она уже любила его.

Ох, уж эти женщины, эти женщины… Тони на улице из кожи вон лез, чтобы понравиться ей, но у него ничего не получилось. Потребовалась попасть на какую-нибудь войну, рисковать жизнью и проявить себя. А ведь легче было, полностью, выслушать его на улице, там в любви не каждый день объясняются.

За кассой сидели шесть женщин. Пожилую афро-американку он сразу же исключил из предполагаемых невест для Тони. Осталось пять. Потом исключил еще двух женщин, уж очень они были полноватые, пожалел он Тони. А одна из оставшихся трех, вообще оказалась парнем, что его сильно обрадовало, потому что выбирать осталось из двух. Обе они были молоды и достаточно привлекательны. Он уставился на них, и время от времени переводил взгляд, то на одну, то на другую, а потом смотрел на Тони.

«Вот эта», – решил он, показывая на блондинку, полагая, что раз Тони жгучий брюнет, то ему должны нравиться блондинки. Бедная девушка потеряла дар речи, она даже возразить не могла.

– Вот она, вот, я так и знал. Мне ее не трудно было узнать, Бамбино, – сам себя хвалил он.

– Нет, сэр, нет! Мне не очень хочется огорчать Вас, и даже не то, что я не хочу соглашаться с Вашим вкусом, девушка даже очень привлекательная. Но это не она, – и тоном, полным решительности, отрезал, – я Вам этого никогда не скажу!

Речь его была краткой, но это означало, «можете меня прямо сейчас пристрелить, можете потом, но вы от меня ничего не узнаете».

– Нет, Бамбино, нет, – медленно, многозначительно замотал головой террорист, – ты нам скажешь, это не то, что ты думаешь, это не от любопытства. Нам совершенно безразличен твой вкус. Она нам нужна для того, чтобы, – и тут он замолчал, как будто боялся раскрыть свой план. Но потом сквозь зубы выцедил, – она пойдет с нами, ты останешься здесь и будешь делать то, что скажем мы, потом мы ее отпустим. Ее жизнь в твоих руках.

– Я вам уже ответил! Я помогать вам не буду.

Но слова Тони его не слишком беспокоили, видимо, у него в запасе было еще что-то. И он, довольный проделанной работой, пошел отдыхать на свое место. Тони терялся в догадках. Зачем он так сказал, зачем ему нужна именно его девушка, какую помощь он хочет получить, торгуясь с ним? Разве они не предусмотрели, как уходить из банка? Почему он хочет его привлечь к своему плану отступления? Что могло измениться в их планах, или они решили что-то добавить к нему? Он спрашивал себя, почему они не разрешают заложникам опустить руки? Чтобы те не напали на них? Нет, не этого они добиваются, тем более что никто из заложников больше не держит руки как раньше, на уровне плеч. Все устали, нет сил, скорее всего, они хотят морально убить, чтобы всем стало ясно, они – никто, их жизнь ничего не стоит и тогда их легче контролировать, так думал Тони.

Зазвонил телефон, главный террорист поднял трубку.

– С вами говорит комиссар полиции, через пятьдесят минут к вам будет доставлен ваш человек. Наши требования: никто из заложников не должен пострадать, в противном случае, мы уничтожим вас всех. – И после небольшой паузы добавил, – и вашего человека.

– Хорошо, хорошо, – ответил террорист, с еле скрываемой радостью. – Сержант, наш договор в силе, – почему-то понизив в должности комиссара.

– У нас еще есть к вам вопросы, – раздраженно сказал комиссар.

– Спрашивай, коп, спрашивай, – снисходительно разрешил террорист.

– Как вы собираетесь уходить? В ваших условиях ничего нет по этому вопросу.

– Хороший вопрос, комиссар, хороший, – ответил он, быстро восстановив его в прежней должности.

– За нами прилетит президентский вертолет, – издевательски произнес он, радуясь своему остроумию.

На это не последовало никакого ответа.

– Комиссар, комиссар, что-то со связью, наверное телефон не работает, – забеспокоился он.

Раздался железный голос комиссара:

– Я вас слышу, – спокойно сказал он, – говорите.

– Ну, а если без шуток, комиссар, будет так комиссар: когда наш человек войдет к нам, мы позвоним нашим людям, подъедет бронемашина, и мы спокойно должны сесть в нее, никто не должен препятствовать нам. К этому времени, вы должны убрать оцепление с северной стороны, и вообще, лучше уберите все оцепление. Также мы заберем с собой несколько заложников.

Резкий голос комиссара прервал его:

– У нас не было никаких переговоров по этому пункту. Мы не позволим вам увезти их с собой.

– Комиссар, комиссар, что за речи, о чем вы говорите? Да, это мы не обсуждали, но только потому, что это само собой разумеется. Вы что не знаете правил? – иронично продолжал он. – Вы никогда не смотрели фильмы с захватом заложников, никогда не читали книжек про это?

А потом уже тоном, не терпящим возражений, отрезал:

– Комиссар, вы хорошо знаете, и мы хорошо знаем, что произойдет, когда мы сядем в машину. Вы знаете, что будете нас преследовать, и мы знаем это. Нам нужны заложники всего на два часа, потом мы их отпустим. Эти два часа вы не должны нас вести. А потом, потом пусть будет то, что будет, – философски отметил он. – Пусть хорошие ребята ловят плохих.

– Нам нужно время, чтобы обсудить ваши новые условия.

– Обсуждайте, комиссар, у вас осталось только сорок минут. Если после этого времени рядом с нами не будет стоять наш человек, то первый заложник будет расстрелян.

– Ваш человек – убийца, – с возмущением напомнил ему комиссар.

– Это для вас он убийца, комиссар. Для нас он товарищ, наш исполнитель, наш брат, – и со злостью бросил трубку, со словами: «козел вонючий, таких надо гнать из полиции, только зря зарплату получают», а потом загадочно заметил: «Хотя пока такие идиоты работают в полиции, мы можем спокойно продавать наш товар».

Потом, посовещавшись с одним из сообщников, объявил – всем, у кого есть мобильные телефоны – сдать ему, отказавшиеся будут расстреляны. После таких аргументов убеждать заложников не было необходимости. Все, у кого были телефоны, выстроились в очередь, радуясь, что появилась возможность опустить руки, да и кому нужны эти аппараты сейчас, когда на кону жизнь. Ах, если бы они знали, чего будет стоить им это все впоследствии, если бы догадывались, то их радость перешла бы в сплошное уныние.

Громадина удобно расположился в своем кресле, даже отложил в сторону автомат и разминал ладони, каждая размером с лопату, показывая их всем, что он готов к приему. Первой подошла сдавать худощавая девушка в очках. Он взял у нее телефон, стал вертеть в руках, сетуя, почему такая старая модель. Затем долбанул телефоном о край стола. Хруст его хорошо услышали все. Затем, со словами утешения, что мол телефон был старый и его следовало поменять пять лет назад, отдал его обратно девушке. «Да, обязательно! – радостно согласилась девушка. – Спасибо за совет. Как только выйду на улицу сразу же куплю телефон последней модели», – заверила она. В ее словах звучал беспокоивший всех вопрос: с нами все будет в порядке? Но его доброжелательная улыбка от уха до уха, говорила, как будто, что безопасность заложников для него важней всего, и здесь он находится только ради этого.

Второй сдала свой телефон женщина, которая замужем уже три года. Ей тоже сломали телефон и вернули. Одной из последних подошла Кэрл. Она протянула ему свой телефон. Взяв его, он одобрительно хмыкнул, подняв свои густые брови максимально вверх, насколько смог. Наверное, он был поклонником этой фирмы. Пока он разглядывал телефон, Кэрл внимательно смотрела на его лицо. Она впервые так близко видела его. Издали она все время думала, кого он ей напоминает? Теперь она поняла. Эта толстая, жирная, обвисшая морда напоминала ей «Гоблина» из сказки. Он не стал ломать ее телефон, что, дескать, модель новая. Но вынул аккумулятор, переломил его, а телефон протянул Кэрл, рассчитывая показаться благородным перед красивой девушкой. Но она брезгливо отвернулась и спешно пошла, и встала на место, где стояла раньше. А «Гоблин» обескураженно повертев телефон в руках с видом: не хочешь? Как хочешь! Сунул его в карман.

Тони смотрел на все это и начал кое о чем догадываться. Снова зазвонил телефон. «Гоблин» поднял трубку. Голос комиссара просил еще один час, чтобы выполнить все условия. Немного поразмыслив, он дал согласие, предупредив, что это последний час и чтобы без сюрпризов, больше он не будет продлевать время. «Да, еще, – добавил он, – комиссар, запишите номер моего мобильного телефона и звоните только на него» – и передал номер. Затем, положив трубку, взял свой автомат за ствол и начал крушить им телефон. Так он сломал все телефоны, стоявшие у работников банка. После этого он махнул рукой сообщнику, стоявшему у дальнего окна и тот уверенно пошел к одной из находившихся рядом, закрытых дверей, которая, похоже, вела в подсобку, где уборщица хранит свой инвентарь. Достал из кармана ключи. Открыв, вошел в нее. Через некоторое время вышел и показал рукой, что все в порядке.

Тони все стало понятно, самые худшие его опасения начали сбываться, он уже понял извращенный замысел террористов. Они полностью переиграли полицейских. Никакая машина за ними не приедет. Как только они получат своего человека, они войдут в эту дверь и уйдут по подземным коммуникациям, забрав с собой заложника, то есть, его девушку, Кэрл. Вот почему, ему нужна была его подруга. И наверняка, даже оставят ему оружие, чтобы он, Тони держал после них на прицеле остальных заложников, не давая им возможности предупредить полицию. И он знал, почему именно его выбрал в свои сообщники террорист.

Из всех присутствующих заложников, лишь Тони мог справиться с оставшимися заложниками. Только надо было его заставить. Если откажется – девушка будет убита. Все это его злило, он даже был согласен с этой мордой, что комиссара надо уволить. Мог бы и планировку здания изучить. А может, все-таки полиция знает, и они их там ждут?

Нет, скорее всего нет. Иначе бы группа захвата через эту дверь уже была бы здесь. Террористы целенаправленно пришли в этот банк. Они готовились. Им были известны все подземные коммуникации, проходящие под банком. И возможно, они даже смогли через своих людей заменить чертежи подземных коммуникаций под банком, вокруг банка, находящиеся в архивах городской мэрии. Он не знал, догадались ли другие заложники об этом, разговаривать было нельзя под страхом смерти. Для Кэрл тоже стал ясен замысел террористов. Она смотрела на них и думала: «А этот «Гоблин» не такой простой».

Тем временем он уже подходил к Тони, остановился рядом с ним.

Издевательским тоном спросил:

– А ты, Бамбино, почему не сдаешь свой телефон?

– У меня его нет, – ответил он.

Немного подумав, «Гоблин», усмехаясь спросил, не то самого себя, не то Тони:

– Что, Бамбино, взять тебя за ноги и потрясти? Может, ты прячешь его?

Он просто унижал его. Его слова задели Тони. Видно было, как он сжал зубы, дрожь прошла по его телу. Переминаясь с ноги на ногу, не сходя с места, чтобы никто не заметил его волнения, он посмотрел украдкой в сторону Кэрл. Его сильно беспокоило, слышала ли она эти слова. Она заметила его взгляд и сделала вид, что занята своими мыслями и ничего не слышала. И вообще, ее ничего не интересует.

Обыскивая Тони, главарь заметил, что у него из внутреннего кармана торчит клок волос.

– Это что, Бамбино? – удивленно спросил он.

Тони, слегка опустив голову вниз, посмотрев в свой собственный карман, ответил:

– Это мой талисман.

– Да? – расплылся в широкой улыбке «Гоблин». Затем протянул руку, вытащил из кармана талисман и стал разглядывать его. Это были аккуратно, с любовью связанные посередине, толщиною в два пальца и длиною около тридцати сантиметров, жесткие волосы серебристого цвета. Обнюхивая их, главарь спросил:

– Это не борода ли самого черта?

– Да, сэр, почти.

После этих слов Тони, главарь с уважением посмотрел на него, как на родного. Задумчиво потряс талисман.

– Бамбино, пожалуй, я его заберу себе, – повернувшись, чтобы отойти на свое место, как Тони заявил.

– Сожалею, сэр, но мне самому это нужно.

Не глядя на него и отходя, «Гоблин» бросил ему:

– Тогда купи!

Дойдя до стола, он уселся на него как на стул и бережно стал укладывать талисман во внутренний грудной карман своего плаща. На несколько секунд воцарилась тишина. Все с любопытством наблюдали эту сцену. Кэрл с тревогой смотрела на Тони и шептала как молитву: «Не разговаривай с ним, молчи, молчи». Ей уже показалось, что он ее понял, как вдруг Тони, опустив руки, медленно пошел в сторону главаря. Террористы молча наблюдали за ним. Было видно, что они насторожены и готовы ко всему. Это было безумие с его стороны. Дойдя до него, он остановился. Главарь делал вид, что в упор не видит Тони.

Тишина стала зловещей. Все ожидали худшего. Тони, глядя исподлобья, медленно спросил:

– Сэр, зачем мне платить за то, что и так мне принадлежит? – И, аккуратно, правой рукой отодвинул лацкан плаща, левой рукой вытащил талисман из кармана главаря, доли секунды осмотрел его, как бы убеждаясь, цел ли он. Потом не менее бережно положил его к себе в карман. Затем, быстро повернувшись, вернулся на свое место и поднял руки.

Кэрл закрыла глаза, ожидая автоматной очереди. Но вместо этого, раздался гром хохота. Террористы покатывались со смеху, даже глупо улыбался главный бандит. В какой-то мере наглость Тони покорила их. В этом они нашли что-то близкое и родное.

Заложники пугливо улыбались. Только Кэрл была в ужасе.

Но вот парадокс: чем больше «Гоблин» измывался над Тони, тем больше этот парень ей нравился. Когда человек попадает в экстремальную ситуацию, многое ему видится по-другому. Оценки меняются, прожитая жизнь видится иначе. То, что раньше огорчало, кажется пустяком, а некоторые вещи, что радовали, становились пустыми, потерянным временем. Отношение всех мужчин к ней, доставлявшее ей столько удовольствия, только запутывали ее, чрезмерно переполняя ее жизнь, не давая выбрать себе подходящего парня. Отец ее предупреждал, мужчину надо выбирать не столько по внешности, сколько по поступкам. Вон, стоит парень, которому возможно, осталось жить немного времени, но никакая сила не заставила показать его на любимую девушку. Она уже знала, что будет делать, когда выйдет отсюда. Она сделала свой выбор, только бы все закончилось хорошо. Она приведет Тони к себе домой, прямо с порога объявит родителям, что ее желание сбылось. Она обзвонит всех подруг, откажет всем поклонникам, не извиняясь. От таких мыслей ей стало легче. Она смотрела на него и видела, что он очень даже симпатичный. А если бы он работал у них в редакции, то возможно, сама бы к нему подошла.

«Гоблин» продолжал допытываться:

– Так ты говоришь, твоя подружка здесь?

Тони молчал. Он просто перестал отвечать на его вопросы. «Гоблин» зашел с другой стороны.

– Почему Бамбино, ты так поздно женишься? Или это у тебя не в первый раз?

– Первый, – спокойно ответил он.

“Гоблин” не унимался:

– А что так? – иронизировал он. Видно было, что его болтовня достала Тони.

«Гоблин» стоял перед Тони, опустив свои ручищи, держа автомат в правой руке за рукоятку, палец на спусковом крючке. Потом скрестил руки, и стал похож на учителя, который ждет ответа на вопрос, снисходительно давая возможность ученику ответить с пятой попытки.

– И, все-таки, поведай нам Бамбино, почему так затянул с женитьбой?

– Сэр, все это время я себе детородный орган отращивал, – бодро ответил Тони, довольный, что наконец–то, он предоставил то, что от него так долго и назойливо требовали.

Воцарилось молчание, хотя и раньше было тихо, но сейчас была другая тишина. Замолчал человек, который считал себя хозяином положения и судеб людей. Он уже знал, что Тони его больше не боится, и жалел, что затронул эту тему. Молчание затягивалось, он не знал, как среагировать. Скорее он ожидал услышать много или ничего, но никак не такое. Ему нужно было достойно выходить из положения. Это его сильно заботило. Он повернулся к Тони спиной, сделал два шага с отвлеченным видом, как будто не слышал ответа Тони, но потом вдруг остановился, по его оживлению стало понятно – наконец, нашел что-то. Не поворачиваясь к Тони, только слегка повернув голову, небрежно спросил:

– Ну и что, отрастил?

Тишина стала еще тише. Все и все вокруг стало похожим на один большой слуховой аппарат. Всех интересовал только один вопрос, ответ Тони. Все стали равными. Каждый забыл свою роль. Бандиты стали похожи на самых обыкновенных людей. И казалось, что можно начинать жизнь с чистого листа. И не было и не будет никогда горя их жертвам, убитые ими люди никогда не будут убиты. Заложники уже были клиентами банка, которым сейчас объявят о выдаче беспроцентного кредита, а некоторым даже безвозвратного. И для этого только необходимо не пропустить свой порядковый номер при оглашении. Ничего в этой реакции нет странного. Так было, так будет. Человека можно долго держать в страхе, его можно лишить прав, отнять у него жизнь, но никто никогда не сможет искоренить у него любопытство. Такова жизнь и в этом заключается один из элементов значения сути жизни. Девушка в очках больше не стояла лицом к колонне. Женщина с трехлетним стажем замужества стала более чем внимательной. Одна из кассирш непроизвольно опустила руки себе на голову и стала поправлять прическу, и даже сообщница бандитов загадочно улыбалась. Все надеялись услышать только один ответ. Кэрл все это стало нравиться все меньше и меньше. Ее можно понять. Какой уважающей себя девушке понравится, что на ее парня с таким воображением будут смотреть такое количество женщин. И она обязательно с него спросит. Она уже считала его своей собственностью.

Однако, всех, заинтриговав, Тони продолжал скромно молчать.

– Ну же, не томи, порадуй нас, орган-то отрастил? – Гоблин продолжил издевательски допытываться.

Слегка утомленным, укоризненным голосом, означающим: я же вам говорил, я же обещал, зря вы себя изводили сомнениями, обратился Тони к «Гоблину»:

– Сэр, не переживайте, размер, вашим сестрам понравится.

Гром раздавшегося хохота был похож на канонаду. Смеялись все, даже сообщники улыбались, видимо, у них не было сестер и это их не трогало. Тони стал всеобщим любимцем. Не смеялся только один «Гоблин». Он зло посмотрел в сторону заложников, но радости их не было предела.

Когда людей унижают, превращают их в послушное стадо и у них уже нет воли противостоять, то любая невинная шутка, брошенная в сторону мучителей, наполняет их души гордостью и презрением к их врагам. Главный террорист был оскорблен, его унизили перед всеми, на глазах его подруги-сообщницы.

Он молчал, раздумывал, искал ответ, никогда с ним так не говорили.

Один за другим, все замолчали. Он медленно раскачивался вперед-назад, не сходя с места. Казалось, вся его огромная туша рухнет в ту или другую сторону. Затем он замер, стоя спиной к Тони, с опущенными руками, сжимая до хруста костей правой рукой рукоятку автомата, опущенного стволом вниз и нервно подергивая пальцами левой руки. Он не спеша поднял голову вверх и уставился в потолок, как будто на нем был написан ответ. В такой позе он напоминал ракету, готовую к старту.

Затем, быстро развернувшись на сто восемьдесят градусов, отчего полы его плаща взметнулись как хвост кометы, нанес ногой профессиональный удар кикбоксера в область сердца Тони. Глухой стон, вырвавшийся из его груди, разнесся по помещению, разрывая сердца заложников. Их возмущению не было предела. Их ненависть нельзя было измерить. Все опустили руки и по их глазам было видно, что они больше не поднимут их, в угоду террористам. Тони с трудом попытался встать, он задыхался, изо рта капала кровь. Кэрл закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Наблюдая сверху вниз за ним, «Гоблин» бросил ему:

– Бамбино, если в следующий раз у тебя появится желание полетать по банку, совсем необязательно свататься к моим сестрам, я тебе и так помогу.

Успокоившись, он пошел и сел на свое место. Наигранно удивляясь, он спросил: – А почему руки опустили?

Но никто не поднял рук. Его сообщники смотрели на него с укором. Им не нравилось все, что происходило из-за амбиций их товарища. В их планы не входило брать конкретного заложника, и чтобы кто-то из его родственников помогал им. Они, просто, должны были взять одного, любого с собой на время. И если бы их блокировали в тоннеле, они снова могли бы торговаться с полицией. А он, на свою голову, выбрал самого упертого заложника и пытается убедить его помогать им, на что он рассчитывает?

Тони с трудом поднялся. Оставалось мало времени. Вот-вот должны были привести сообщника, он хорошо понимал, что его просто не оставят в покое, надо что-то делать. И он решился. Кэрл уже не скрывала своего взгляда. Смотрела прямо на него, от бессилия она задыхалась вместе с ним. «Гоблин» вновь подошел к нему, ударил его ногой в живот. Тони упал, свернувшись. Он снова подошел к нему, толкнув ногой, перевернул его на спину, и равнодушно смотрел на него сверху.

У Тони перехватило дыхание, он судорожно открывал рот, чтобы выдохнуть. Лицо его стало красным, глаза слезились. Когда он начал приходить в себя, «Гоблин» поставил ногу ему на живот, придавливая его, и от этого тело Тони судорожно дергалось. Со словами: «Ты нам покажешь свою невесту, Бамбино, покажешь!», – он убрал ногу, давая ему возможность ответить. Но Тони только тяжело дышал и удивленно смотрел на него, как будто хотел запомнить. Пожилая пара со слезами подошла к ним:

– Оставьте его, оставьте! Мы можем пойти с вами.

Женщина афро-американка, работавшая за кассой, подошла, чтобы предложить – она согласна идти с ними. Трое студентов тоже вызвались идти добровольно.

“Гоблин” пришел в замешательство. Он не знал как себя вести дальше. Ему нужны были заложники, они у него есть. Добровольные заложники, с ними даже легче уходить, но он все равно ненавидел Тони, и было видно по нему, пока он его не убьет, не успокоится.

Увидев недовольный взгляд сообщников, он пошел на свое прежнее место. На лице его было написано, что этим еще не закончится, он займется с ним позже.

Пожилая пара помогла Тони встать. Сильный кашель разрывал ему грудь. Он пытался сдерживать его, прикрывая рукой рот. Ему было неприятно, что брызги крови пачкали одежду старикам. Он слегка дотронулся правой рукой до плеча пожилого мужчины и глазами показал, чтобы они отошли от него. Глубоко вздохнув, посмотрел в сторону заложников. Благодарил их грустной виноватой улыбкой, как бы извиняясь, что не в состоянии дать достойный отпор. Он быстро убрал свой взгляд с Кэрл, опасаясь, что террористы могут догадаться об их знакомстве.

Тони выпрямился, подняв голову, и прямо, с вызовом, смотрел на “Гоблина”. Всем стало ясно – малыш Тони собрался в свой последний бой. Пожилая женщина неистово молилась за него. Заложники смотрели на него зачарованно. Для них он стал похож на библейского героя – маленького Давида, вышедшего сражаться с Голиафом. А они были его войском.

“Гоблин”, поняв намерения Тони, встал с кресла, не отпуская автомат из рук, прислонился спиной к рядом стоящему столу, не то сев на него, не то стоя, стал ждать. Тони продолжал смотреть на него, как бы изучая, было видно, что он что-то рассчитывает, прикидывая расстояние между ними.

– Макаронник, нам больше не нужна твоя подруга, можешь прятать ее дальше. Но когда мы уйдем, я сделаю все, чтобы ты еще лет тридцать не смог жениться на ней.

Не обращая внимания на его последние слова, он спокойно спросил его:

– Почему Вы меня так называете?

– Ты похож на них.

– Почему Вам они не нравятся?

«Гоблин», после паузы:

– Я их не люблю.

– Но, а я их просто обожаю! Хорошие люди, – вызывающе произнес Тони и стал приближаться к нему.

Остановившись недалеко от него, он спросил:

– Где приветствуется предательство? Предательство своей подруги? У меня никого больше нет. Я один в этой стране и только эта девушка, с которой недавно познакомился. И Вы, сэр, хотите ее у меня отнять. Вы пришли сюда и незаконно удерживаете людей, только для того, чтобы спасти своего сообщника. Почему вы это делаете? Скорее, для того, чтобы он не считал, что вы его бросили. А от меня требуете мою подругу?

«Гоблин» просто заткнулся, логически поставленные вопросы Тони, сбивали его с толку, от этого он еще больше зверел. Заложники, затаив дыхание, слушали словесную дуэль.

Вот Тони уже рядом с ним, и смотрит на него с презрением. Всем видно, что силы неравны и понятно, что ему не выжить, но это презрение к смерти. Он стал похож на маленького волчонка, готовившегося к своему последнему прыжку, для того чтобы вцепиться зубами в горло «Гоблину».

– Оставьте! Оставьте его в покое, не трогайте! Это я его невеста! – надменно заявила Кэрл, обращаясь к “Гоблину”.

Все посмотрели в ее сторону. Восторженные взгляды заложников говорили, им нравится выбор Тони. Именно такую красивую девушку заслуживает он, и она его стоит.

Кривая улыбка перекосила лицо “Гоблина”. По нему было понятно, какие мысли посетили его безмозглую голову. Он никак не мог понять, как такая девушка, может любить Тони. Вот, почему он не мог ее вычислить.

Кэрл поймала быстрый испуганный взгляд Тони. Она его никогда не видела таким. Тони молниеносным движением вперед, правой рукой выхватил графин, стоявший на столе, рядом с “Гоблином” и резким размашистым взмахом, опустил ему на голову. Осколки разлетелись, как брызги воды. “Гоблин”, что-то булькнув, от удара качнулся вперед, направляя правой рукой, автомат к груди Тони, а левой, пытаясь удержаться за стол. Тони быстро, правой рукой, схватил ствол автомата, убрав его от себя, направил в сторону “Гоблина”, левой рукой, пытаясь вырвать рукоятку из его рук.

Раздалась длинная автоматная очередь. Было непонятно, кто из них нажал на спусковой крючок.

Дикий вопль, как недорезанной свиньи, пронесся по всему банку. Валяясь на полу, прикрыв двумя руками рану между ног, “Гоблин” корчился от боли. Автоматная очередь прошила у него все, что ниже живота.

Перехватив автомат и направив его в голову раненому, Тони скомандовал сообщникам террориста, бросать оружие. Они, оцепенев от неожиданности, смотрели на него, не зная, что им делать. Затем, опомнившись, направили на него оружие – если он убьет их сообщника, они его все равно достанут, их трое. Тони уже спокойно торговался с ними, объясняя, что ему все равно терять нечего, его все равно должны были убить, а вот теперь, у него есть возможность, пристрелить этого кабана, а если получится, и их самих.

Никто не хотел уступать.

Тони медленно повернул голову в сторону Кэрл, не убирая ствол с головы террориста, кивнул ей головой. Все поняли, что он прощается.

Он крикнул заложникам, чтобы все легли на пол. Никто из них не должен находиться на линии огня. Все беспрекословно выполнили его приказ.

Оставаясь стоять, он все еще держал ствол у виска террориста. Остальные трое, окружив его, решали, как им быть, чтобы не попасть под перекрестный огонь, когда все начнется. Они стояли вокруг Тони и могли бы сами пострадать от своих же. Вдруг девушка-сообщница спросила у раненого, что им делать?

Но тот молча смотрел на них мутными глазами, ничего не понимая, от боли. Немного подумав, она предложила сообщникам положить оружие, объясняя, в такой ситуации никто не выживет. А если кому повезет, то он все равно будет ранен и полиция их подберет, как подстреленных куропаток.

Один из сообщников, стоявший рядом с колонной, отверг ее предложение, видимо рассчитывая, что ему все же удастся укрыться за ней. Но она направила свой пистолет на него, намекая, что никакой выгоды он не получит от своего месторасположения, она его пристрелит сама. Еще некоторое время, проорав друг на друга, они все-таки решили сложить оружие. Первым положил тот, у колонны. За ним – второй, последней – девушка.

– А теперь, отойти от этого места подальше и лечь лицом на пол, – командовал Тони.

Сейчас он был хозяином положения. Он только собрался попросить помощи, а трое студентов уже сидели верхом на террористах, связывая их руки сзади, кожаными ремнями с их брюк. Тони крикнул Кэрл, чтобы она развязала охранника.

Она не поняла, что ей надо делать, никак не могла прийти в себя, все было похоже на сон. Не верилось, что можно свободно передвигаться.

Но поняв, что это не сон, она бегом понеслась к охраннику, упав по дороге, поскользнувшись, но боли она не почувствовала. Подбежав к охраннику, схватила его за руки и начала сдирать с него наручники. Он заорал от боли: «Ключи! Ключи! Ключами это открывается! Они у этой проститутки!»

Кэрл бросилась бежать к террористке и опять упала по дороге, слишком уж сильным было ее волнение. И вот, ключи у нее в руках, но обратно она уже шла осторожней, помня пройденный маршрут. Охраннику это показалось вечностью, он ее торопил.

А в это время, вооруженные студенты стояли рядом с Тони, готовые выполнить любой его приказ, у него уже была своя армия.

Освобожденный охранник, разминая кисти рук, подошел к связанным террористам, и каждого пнул ногой, а девушку, схватив за волосы, подергав некоторое время их, сказал ей все, что о ней думает. Он забрал один автомат у студента. Тот не хотел с ним расставаться, мотивируя, что это его трофей, он натерпелся, это его война. У второго студента Тони забрал пистолет, сказав, что им на троих и одного автомата хватит. Свой автомат, отнятый у террориста, он отдал женатому мужчине, оставив себе только пистолет. Некоторые заложники все еще лежали, от счастья у них не было сил встать, они плакали, не вставая. После такого стресса, такого напряжения нервов, все почувствовали слабость, хотелось спать. Люди ничего не предпринимали, привыкли, что ими командовали. Казалось, они не знали, что им делать с неожиданно свалившейся на их головы свободой.

Охранник с одним студентом стал разгребать баррикаду у двери, для того чтобы предупредить полицию: все закончено, они выходят. Но тут один из студентов предложил, что лучше позвонить полиции. Может так получиться, когда мы откроем двери, они примут нас за террористов или их сообщников, и тогда снайперы откроют огонь на поражение, такое уже случалось.

Все с ним согласились. Но ни один из телефонов не был исправен. Эта морда раскурочила их. Вспомнили, что у него самого был мобильный телефон, но и он оказался сломанным. Рану получил не только террорист. Очередь из автомата задела и телефон, находящийся у него в кармане.

Студенты решили попробовать отремонтировать один из телефонов, а двери пока не открывать, все равно оставалось двадцать минут до привоза сообщника, и полиция сама должна будет как-то связаться с ними, если не сможет дозвониться.

Кто-то из заложников, придя в себя, пытался закрыть свой счет в банке, забрать всю наличность и больше никогда не пользоваться услугами банка. Но его никто не обслуживал, его просто не слушали. Каждый был занят своими мыслями.

Тони стоял в стороне с опущенным пистолетом и выглядел очень усталым. Казалось, что он выпадет у него из рук. Он не смотрел на Кэрл. Теперь, когда все закончилось, он чувствовал себя опустошенным. Ему было стыдно, что у всех на глазах, а особенно, у девушки, которая ему нравится, его унижали, избивали. Он решил – как только выйдет из банка, постарается забыть ее. Он уже не хотел жениться на ней.

Тони относился к категории таких мужчин, которые, придумав в своем воображении образ любимой девушки, и всю свою жизнь, свое поведение подстраивают под них. Если даже они пока не встретили свою долгожданную и единственную, все равно происходящее с ними каждый день сравнивают, а могло ли это понравиться их девушкам, а достойно ли они вели себя. И если что-то не так, то для них это целая трагедия. Считают, что их мечта осквернена. Такие люди редко кому прощают обиды. А допущенные самими же ошибки, не прощают себе никогда.

Кэрл догадывалась, что может происходить сейчас у него в душе. Она подошла к нему сзади, не решаясь заговорить. Он молчал, давая понять, ему ничего не надо от нее, как будто бы она его обидела. Он был похож на насупленного ребенка, у которого что-то отняли. На нее нахлынули нежные чувства, она решила: «Я сделаю то, что мне очень хочется. Пусть будет, что будет».

Она подошла ближе, с каким-то волнением, как будто ждала этого момента так долго, нежно обняла его руками сзади. Она поцеловала его и прошептала ему: «Тони, Тони все кончено, ты их всех победил, посмотри, они валяются. А вон та, кастрированная свинья, больше не сможет убивать своих жертв. И все это сделал ты, Тони. Тони, я согласна выйти за тебя замуж, Тони!»

Кэрл почувствовала, как тело Тони дрожит. Он плакал, ему было обидно, что все произошло у нее на глазах. Он все не так хотел, он все себе не так представлял.

***

Прошло отпущенное время. Полиция себя никак не проявляла. Всех охватило нетерпение. Хотелось побыстрее уйти. Охранник решил подойти к окну, открыть его и предупредить всех на улице. Он положил свой пистолет, отобранный у террористки, обратно себе в кобуру, повесил на плечо автомат, стволом вперед и казалось, что он у него держится прижатый под мышкой, ремень автомата сливался цветом с рубашкой. Окно было глухое и не открывалось, можно было только сверху приоткрыть форточку. Он подставил себе стул, забравшись на него, приоткрыл форточку. Сзади к нему подошел студент, обхватил его руками, поддерживая, чтобы он не свалился.

На улице, в пятидесяти метрах от банка стояло полицейское оцепление. За ними, дальше – толпа зевак. Охранник стал различать знакомую фигуру среди полицейских. Это была его жена, Молли.

– Молли, Молли, у меня все хорошо! Я люблю тебя! Береги нашего малыша! У нас, у всех… – порывы ветра мешали слышать, – все хорошо! Все кончено!

Молли рыдала не то от счастья, не то от горя.

Полицейский понял, что все вышло из-под контроля. Он хорошо видел в бинокль ствол автомата, торчащий из-за окна и человека, стоявшего позади охранника. Приняв студента за одного из террористов, а слова охранника «все кончено», как закодированное послание, что многие убиты и он последний из живых, а его слова «я тебя люблю, береги нашего малыша», как прощальные, комиссар немедленно дал распоряжение готовиться к штурму.

Радостный охранник, спрыгнув со стула, стал готовиться к встрече со своей любимой женой. Стряхивая пыль с одежды насколько это возможно в их положении, он понимал, ему придется давать интервью, как полагается в таких случаях, покажут по телевидению, он уже речь для этого приготовил.

Все оживились, менялись адресами, давая слово друг другу, что этот день для всех стал днем рождения, и они будут собираться все вместе каждый год. Беда сплачивает, делает людей сентиментальными. Они начинают по другому ценить жизнь, относиться ко всему живому. Для них уже не бывает скучного времени, а сам факт жизни является неоценимым подарком, они любят крепче.

За дверью послышались шаги, Тони с охранником пошли открывать. Раздался сильный взрыв, и их обоих отбросило назад.

Когда рассеялся дым, то все увидели, что в дверном проеме, вместо двери стоял человек огромного роста, на голову выше самого «Гоблина». Он был одет во все черное, голова в герметичном шлемофоне, его бронежилет напоминал панцирь огромной черепахи. Автомат с лазерным прицелом был похож на оружие будущего тысячелетия. Огромные слоновые ноги были обуты в бронированные ботинки, каждая размером с чемодан. Тони, поняв, что это полицейский, кинулся к нему благодарить его за спасение, машинально подобрав пистолет, валявшийся рядом с ним, который он выронил при падении. Он хотел обнять его на радостях. Но тут его невежливо встретила нога в чемодане.

Удар был такой силы, что несчастное тело Тони отлетело на восемь метров, два метра по воздуху, остальные по полу. И только ударившись о стену, остановилось бездыханно. Все решили, что Тони помер.

Пожилая пара бросилась к нему со слезами. Старик стал проверять у него пульс, затем, досадно покачав головой, стал утешать свою жену. «Все кончено, все, он отмучился, теперь он в раю, ему хорошо». Это ее немного успокоило, но она попросила его, чтобы прямо сейчас, прежде, чем он начнет его отпевать, дал слово, что они заберут тело Тони с собой в Бразилию, и там похоронят. Ведь у него никого не было в этой стране. Она хочет до конца своих дней ухаживать за его могилой.

Охранник с пистолетом бросился к полицейскому объяснять, что Тони хороший, но получив дубинкой по голове, упал, как скошенный.

Кэрл, придя в себя, поняла, что происходит. Разогнавшись, как хищная птица, набросилась сверху на полицейского, пытаясь содрать с его головы шлем и заорать ему в ухо, что он все перепутал, и его не за этим ждали. Он легко стряхнул с себя Кэрл и она, как осенний лист, унесенный ветром, сверху упала на Тони.

«Ах, Тони, Тони, бедный Тони, тебе только этого не хватало, как будто всего было мало», – запричитала старая женщина, обняв своего старика.

Вбежавший новый полицейский открыл шквальный огонь поверх голов из автомата, а когда у него кончились патроны, вспомнил, что у него есть граната со слезоточивым газом, бросил ее в помещение банка. Вновь забежавшие полицейские продолжали стрелять в потолок, по стенам, выкрикивая команды, чтобы все сдавались.

Каждый новый полицейский считал своим долгом отстрелять весь выданный боекомплект. Они прибывали и прибывали, и все начиналось заново. Это было похоже на Олимпиаду, где главное не результат, а участие. Несколько пар рук схватили студента с автоматом, обескураженно озиравшегося, вырвали у него автомат из рук, чуть ли не с руками, а его самого выкинули в неоткрытое окно. Это был тот самый студент, который не хотел отдавать охраннику трофейный автомат, как раз в это время была его очередь носить его, у них на троих, был один автомат.

Женатый мужчина, догадавшийся, что их приняли за террористов, выбросил свой автомат, но это ему спасло только жизнь. Нога в чемодане настигла и его. Он исчез, его не стало… видно в тумане.

Дым, брошенной гранаты, заполнил все помещение. Люди кашляли, лежа на полу, посылая проклятия судьбе и тем, кто придумал банки.

Когда у полицейских кончились патроны, они по рации связались с комиссаром. Тот был сильно удивлен, что они потратили двухнедельный запас. И трагическим голосом извинялся перед ними, перед их семьями, что он, комиссар, чего-то не доглядел, не учел и послал своих парней на верную смерть.

Некоторые полицейские стали обниматься, как бы прощаясь, полагая, что это может быть последние мгновенья. Теперь с их жизнью может все случиться. У кого были мобильные телефоны, звонили родным, прощались. Один даже успел сделать завещание. Радостный голос комиссара появился в эфире.

– Парни, держитесь! Я вас прошу, берегите себя, через пятнадцать минут боеприпасы подвезут. К вам на помощь идут резервисты.

Это подбодрило спасателей. Слова комиссара хорошо услышали все заложники. От мысли, что еще придут их спасать, ужас охватил их. По иронии судьбы, при террористах они страдали, но тогда было легче, избивали одного Тони. Теперь – всех подряд и вдобавок, газами травят. Каждый из них сейчас готов золотом заплатить даже за мышиную нору, чтобы спрятаться в ней, не задумываясь, сможет ли он втиснуться в нее.

Дым постепенно покидал помещение, через выбитое студентом окно. Выйдя из укрытия полицейские заметили четырех связанных людей. Они бросились к ним со словами: «Вы спасены!» и стали развязывать их.

Развязанные террористы глазам своим не верили. Ни в одном хрустальном сне не могло им это предвидеться. Один из молодых полицейских опустился перед преступницей на одно колено, помогая ей одеть, снятый с себя шлем-противогаз, сделал ей предложение, объясняя, что всю жизнь мечтал кого-нибудь спасти и жениться на ней, поэтому и пошел работать в полицию. Очень просил не отказывать ему, если она не замужем. И тут же закашлялся, дым еще не весь выветрился.

Его примеру последовали остальные. Сняв с себя противогазы, отдали их развязанным людям. Их тоже не остановил отравленный воздух. Для них главное – спасти заложников. Для этого они здесь. Огромный полицейский склонился над «Гоблином» со словами:

– Сэр, мы Вас спасем, Вы должны жить, – и заботливо одел ему на голову снятый с себя шлемофон-противогаз. Вновь раздавшийся в эфире голос комиссара объявил, что все спасатели представлены к различным наградам. И рядом с ним, сейчас, собралось много красивых девушек, желающих познакомиться с ними после завершения операции.

Гордости и радости спасателей не было границ. Все ждали окончания, предвкушая теплые встречи. Но не тут-то было.

Когда все выяснится, комиссар уйдет в монастырь. Большой полицейский, вон тот, который склонился над «Гоблином», вместо того, чтобы пинками тащить его на электрический стул, он его лечит, расстегнув у него брюки, пытается руками там, что-то восстановить. А в это время малыш Тони умирает на руках у Кэрл. Узнав всю правду, этот полицейский не выдержит позора и уволится, и даже уедет из города. Связь с ним потеряется, говорят, что он покончил жизнь самоубийством. А вон тот, который бросил гранату со слезоточивым газом, от него уйдет жена и он, в конце концов, сопьется. Многих стрелявших уволят. Они пойдут продавать гамбургеры в Макдональдсе. Посетители, узнав об этом, перестанут их покупать. Им придется и оттуда уйти, и еще долго они не смогут устроиться на работу.

А теперь переведем дух. Мой дедушка, держа двумя пальцами спичку, показывая на нее, говорил: «Ею одной можно сжечь всю планету». Часто мы упускаем маленькие детали, которые приводят к большой трагедии. Вы помните, как все началось? Вы помните ошибку охранника – автомат в окне? Затем последовала ошибка комиссара. Ему послышалось, а он приказал. Потом досадная ошибка Тони. Зачем ему надо было с пистолетом в руках, нестись к полицейскому, проявлять ласку?

Следующая ошибка: никогда нельзя бросать гранату со слезоточивым газом в помещение, где есть заложники, если даже, с головы до задницы, натянут герметичный шлем. От этого только пострадают заложники.

А террористы? Террористы – люди подготовленные, они знают, на что идут. Еще одна ошибка: никогда не надо открывать огонь, если в вас никто не стреляет. А тем, кто любит пострелять, лучше это делать в тире.

Когда помещение банка полностью проветрилось, картина стала проясняться. Контратакующих полицию не было. Стены и потолки банка были похожи на учебное здание для подготовки антитеррористических групп. Люди валялись на полу, покрытые пятисантиметровым слоем штукатурки. Казалось, летом, внутри банка выпал снег. Никто не издавал ни единого звука, хотя от всего этого следовало бы стонать. Но заложники опасались, что узнав, что остались живые начнут стрелять и по ним. Лучше притвориться мертвыми.

Тем временем к полиции подоспело подкрепление. Был слышен гул танков, подъехавших к зданию банка и топот ног, спрыгивающих на землю. Осторожно, с опаской озираясь, в дверном проеме появились вновь прибывшие, полицейские. Удивленные и раздосадованные встретившей их обстановкой, они уставились на своих коллег, суетившихся над раненым. Было видно, что их услуги не нужны. Они, кажется, опоздали. Первых освобожденных заложников собирались выводить. Один из только что прибывших спасателей, не довольный своим безучастием, снял с головы свой герметичный шлем, он ему не пригодился.

– О, Господи! – вскрикнула Кэрл, так радостно у нее никогда не билось сердце. – Я знала, я знала, что этому абсурду, этому безумию, должен быть конец!

Полицейский без шлемофона был никто иной, как ее брат Рони.

– Рони, Рони, помоги нам!

– Кэрл, что ты здесь делаешь?

– Помоги, я тебе все объясню.

Рони подошел к сестре, все еще не веря своим глазам. Она сидела на полу, у себя на коленях держала за плечи какого-то парня с разбитой губой, собираясь встать с ним.

– Кэрл, кто это?

– Это мой парень.

Лицо этого человека показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить его.

– А почему я его не знаю? – спросил он.

– Я тебе потом все объясню, – шепотом сказала Кэрл.

– Рони, слушай внимательно, – она схватила его рукой за воротник куртки, потянула к себе вниз.

– Вон те, двое в плащах, и есть террористы и тот, раненый, тоже. А вон та, сука сумасшедшая, которой объясняется полицейский, их сообщница. Не дай им уйти.

Прищурив глаза, он посмотрел в их сторону. Они вели себя нервозно, спешили покинуть помещение, почему-то выражая желание, забрать раненого с собой. Оценив ситуацию, Рони мгновенно все понял. Он связался с комиссаром по рации, передал, чтобы никого не выпускали из здания банка, кажется, кто-то хочет, не попрощавшись с ними, уйти. Сразу же была дана команда вновь оцепить здание банка. Поняв, что сейчас их разоблачат, террористы, оставив раненого сообщника, двинулись в сторону внутренней двери, пытаясь уйти через подземные коммуникации.

– Рони! – Кэрл теперь просто орала. – Задержи их! Там за дверью тоннель! Не дай им уйти!

Направив на них оружие, Рони ехидно спросил их:

– Куда вы собрались, господа, даже не поблагодарив нас? Поднимай руки!

– Это они, это они, – кричали со всех сторон люди, поднявшиеся с пола. С них сыпалась пыль, штукатурка. Они были все одинаковые. Камуфляж из пыли и грязи делал их похожими.

– Мы, мы, жертвы настоящие, а они – террористы! – кричали все.

Наконец–то ситуацию взяли под контроль. На террористов надели наручники и отвели в сторону. Молодой полицейский, узнав, кто была его пассия, кому он объяснялся в любви, сам был убит наповал, он просто остолбенел. Бывшие заложники покидали здание банка. Они медленно сходили по ступенькам, похожие на людей, вернувшихся живыми с поля боя.

Рони помог сестре вынести ее парня, тот с трудом передвигался, и по нему было видно, что он мало понимает, что с ним происходит.

Двое студентов отказывались покидать помещение банка, пока не найдут своего товарища, последний раз его видели с автоматом, караулившего террористов. Но им объяснили, что их товарища спасли первым и теперь его надо искать на улице, в радиусе тридцати метров.

Увидев выходящих заложников, толпа нетерпеливых журналистов, набросилась с вопросами. Никто не желал что-либо рассказывать, журналистам дали понять, что отсюда все идут прямо в суд и многих уже там ждут адвокаты.

Заинтересованные журналисты взяли в кольцо стоявшего рядом комиссара. Он выглядел раздавленным и потерянным, заикаясь, с волнением оправдывался. Приказ о штурме отдал потому что внутри банка раздалась автоматная очередь, и все решили, что убивают заложников. И этот охранник в окне, с автоматом запутал их. До последнего момента, они, со своей стороны, выполняли все договоренности с террористами. Словом, трагическое стечение обстоятельств.

Оставив Тони и Кэрл недалеко от банка, Рони вернулся назад. Свежий воздух хорошо помогал Тони. Он пришел в себя, пошатываясь, пошел, отдаляясь от Кэрл, как будто, они и незнакомы. Она в это время говорила что-то журналисту и не сразу заметила отсутствие Тони. Какие-то телевизионщики остановили его, им нужен был герой, чтобы показать его всем, сделать репортаж, но сразу же отпустили, видимо, вид Тони не располагал к этому.

Журналистом должен был быть прямой потомок великого Данте, но возможно, и ему не хватило бы слов описать: сейчас Тони был само «горе во плоти».

– Тони, Тони, подожди, я позвонила домой, сейчас мы с тобой поедем ко мне, – остановив его, поправляя пиджак и стряхивая с него пыль, назидательно говорила Кэрл. – Я тебя помою, накормлю и положу в свою кровать, тебе надо отдохнуть.

Тони замотал головой:

– Я не пойду с тобой.

– Почему?

– А ты, что не знаешь? – обиженно спросил он. – Я не удивлюсь, как только мы придем, туда прибегут твои друзья, соседи, какие-нибудь родственники и начнут бить меня. Сегодня не мой день.

Она невольно улыбнулась, жалостно, с любовью посмотрев на него.

– Ах, ты еще и смеешься надо мной?

– Нет, что ты, Тони, – опомнившись, Кэрл поняла, что действительно улыбается, и сделала трагическое лицо.

Это ему не понравилось еще больше, и он зашипел на нее:

– Теперь ты выглядишь так, как будто это тебя били, а не меня. И вообще, Кэрл, нам нужно расстаться.

– Почему, почему ты так говоришь? – удивленно возмутилась она.

Он посмотрел на нее: сказать или не сказать, и после паузы продолжил:

– Знаешь, мне мама всегда говорила: «Тони, лучше выбирать девушку, которая тебя сама выберет, и необязательно ее любить. Пусть она сама любит, и тогда она для тебя будет делать все, а это и есть рай на земле».

Затем с грустью добавил:

– А маму я не слушал. – Вздохнул. – В моей жизни было около ста женщин и всех выбирал я, искал единственную и получал одни разочарования. – Он задумчиво замолчал, как бы сожалея о бесцельно прожитых годах.

От услышанной Тониной статистики, Кэрл зашатало, ее чуть удар не хватил. Она все не могла понять, послышалось ей все это или нет.

Тони, с досадой махнул рукой, пошел, как убитый горем.

А Кэрл продолжала стоять, не моргая, смотрела в одну точку. Туда, где раньше стоял Тони, там была стена, казалось, она этого не замечает, продолжая слушать и глядя перед собой.

С трудом выйдя из оцепенения, она поняла, что он уходит. Кэрл побежала за ним, подпрыгивая и прихрамывая. Только сейчас она заметила, что у нее сломан каблук. Это случилось еще в банке, когда ее сбросил полицейский. Наверное, она не вся упала на Тони, каблуку не повезло.

– Стой Тони, стой! – схватив за грудки, она прижала его к стенке. – Ты, что хотел сказать, что я у тебя сто первая, да, Тони? – спросила она, подняв свою левую руку, выставив на ней указательный палец, не отпуская правой рукой пиджак. – Тони, скажи мне, – она с мольбою смотрела ему в глаза, переходя на шепот. – Сто первая, да? – при этом ее указательный палец настороженно замер перед его носом, для того чтобы закрыть ему губы, если он даст утвердительный ответ.

Тони, поняв, что Кэрл еще не готова к прозе жизни, решил хоть как-то ее успокоить.

– Успокойся, успокойся, Кэрл, я не пойму, что тебя так беспокоит? – глаза его стали хитрыми и он загадочно улыбался. Странно его было видеть таким, после посещения банка. – Кэрл, если подумать, сто первая, это почти, как первая. Ты первая, уже первая, разве не так, Кэрл?

– Но во второй сотне, Тони, и ты меня успокаиваешь этим? Ты издеваешься надо мной! Ты меня ставишь в один ряд со своими проститутками, да?

Лучше бы она последние слова не говорила. У Тони на лице было написано большое удовольствие. Она поняла, что он вспомнил, как она сама, ставила его в один ряд со всеми, когда он ей объяснялся.

– В общем так, дорогая, я тебе не подхожу. Мы объяснились, хотя я тебя не пытаю, сколько у тебя было женихов. Я ухожу. – Сказав все это, он сделал шаг и упал. Видимо, последнее объяснение утомило его.

Она с трудом подняла его, прислонив к стене, смотрела на него и думала: «Я себя не узнаю. Зачем мне этот кобель?»

Затем, поразмыслив еще, решила: «Ладно, отвезу его домой, помою, а там, видно будет. Все равно, родители ждут, не без жениха же приходить. Надо только такси поймать. И, в конце концов, все эти женщины у него были до меня», – продолжала она себя лечить. Тони стал похож на старый комод, без двух ножек, уберешь руку, он падает, постоянно надо чем-то подпирать.

«Куда пропали все такси? – думала она. – Когда нужно, тогда их нет». Рядом остановился черный джип. Из него вышли двое мужчин, показали ей удостоверение агентов ФБР и объяснив ей, что они должны забрать его, он им нужен. Она вцепилась в него:

– Я не отдам его вам.

Озадаченные ее поведением, они спросили:

– А кто он, Вам будет?

– Это мой жених, – сказала Кэрл, сама в это веря.

Слова Кэрл их очень удивили. Похоже, они хорошо знали Тони и были осведомлены о его личной жизни. Еще она обратила внимание, когда они подошли, их взгляды встретились с Тони, вроде поздоровались. Их каменные лица потеплели. Пожав плечами, агенты вежливо сказали:

– Мисс, мы сожалеем, но он пойдет с нами.

– Тогда и я пойду с вами, – собралась она в машину.

– Нет, мисс, ничего из этого не получится. Мы Вам все сказали. И еще, Вам нельзя находиться рядом с этим человеком, у Вас могут возникнуть большие проблемы.

– Он кто, злодей, маньяк? – спросила она.

– Нет, мисс, о чем Вы говорите? – виновато остановил ее один из агентов. – Все наоборот. Он даже больше, чем хороший парень. – И всем своим видом показывая, что больше они не намерены ей что-либо объяснять, посадили Тони в машину и увезли. Кэрл, еще долго стояла на одном месте и думала: «Да, кто он такой, этот Тони?»

***

Рони подвез Кэрл к дому:

– Ну все, Кэрл, приехали.

– Рони, я не хочу в таком виде появляться перед родителями. Сам понимаешь, их возраст… Позвони, предупреди.

– Да, разумеется, так будет лучше, – достав из куртки мобильный телефон, он набрал номер. – Здравствуйте мама… Как ваше здоровье?.. Отец дома?.. Нет, у меня все в порядке, ничего такого не случилось.

Кэрл поняла, что мама забеспокоилась.

– Мама, я привез Кэрл к дому, у нее небольшое недомогание, а так все хорошо. Бросили трубку, Кэрл, сейчас они выйдут, – тревожным голосом сказал Рони.

И действительно, парадная дверь стремительно распахнулась, мать с отцом, толкая друг друга, оказались на крыльце. Опустив дверное стекло, Кэрл наигранно улыбаясь, поздоровалась с родителями. Это их немного успокоило, но они, переминаясь с ноги на ногу, продолжали стоять на одном месте и тревожно смотреть в ее сторону.

Рони вышел из машины и открыл ей дверь.

Кэрл с трудом вылезла, держа в руках сумочку и туфли. Мать, увидев ее в таком состоянии, босиком на асфальте, в грязном, порванном костюме, с растрепанными волосами, схватилась за сердце, из ее груди вырвался стон. Ноги подкосились. Отец едва успел обхватить ее за талию. Кэрл этого боялась больше всего. Рони кинулся к матери.

– Мама, все хорошо, все в порядке, успокойся, могло быть хуже! – подхватив ее они втроем внесли ее в дом.

Немного успокоившись, мать пришла в себя. Отец не отходил от нее.

– Что произошло, Кэрл? – спросил он.

– Папа, все уже позади, Рони все объяснит. Больше всего, я сейчас хочу принять душ, – устало сказала она.

Поднявшись в ванную комнату, Кэрл сбросила одежду, успев разглядеть себя в зеркале. «Вот как я ужасно выглядела перед Тони», подумала она. Забралась в джакузи, села и направила струю теплой воды в лицо.

Мысли неслись, одна за одной. Все произошедшее казалось кошмарно. Она добавила горячей воды, как бы стараясь смыть страшные воспоминания.

Немного успокоившись, Кэрл вновь стала переживать случившееся. Она ясно видела картину этого утра. Как вышла из дома, в прекрасном настроении, как к ней подошел Тони, как он хотел удержать ее на улице, объясняясь в своих чувствах. Если бы она согласилась выслушать его там, а не потащила в банк, все это не произошло бы с ней. Она чувствовала себя виноватой: «Из-за меня, он мог погибнуть, я была с ним так невежлива», – Кэрл заплакала. «Я обязательно найду его, мне надо так много ему сказать».

Постепенно дом стал заполняться родственниками и друзьями. Новость быстро распространилась. Рони приходилось вновь и вновь пересказывать произошедшее. Кэрл закрылась в своей комнате с подругой Салли. Ей не хотелось обсуждать, произошедшее со всеми. Мама Эмми без устали курсировала из кухни в ее комнату, нося чай и разные лакомства. Кэрл вновь ощутила себя той маленькой девочкой, боявшейся даже на миг отойти от матери.

Слушая рассказ Кэрл, Салли молилась, вознося хвалу Господу, о чудесном спасении всех заложников. Она, как могла, успокаивала подружку. «Если Рони обещал найти этого Тони, то обязательно сделает. И потом, пусть этот парень подлечит свои раны, а чувства его к тебе, Кэрл, обязательно вернутся, если они были серьезными».

***

На следующий день, вечером после службы, Рони заехал к родителям, чтобы проведать Кэрл и заодно, рассказать о своих поисках. Отец открыл дверь.

Войдя в прихожую, Рони увидел сестру, сидящую у камина. И мать, поправляющую одеяло на ее коленях. Она была похожа на орлицу, готовую в любую минуту, помочь своему птенчику и защищать его. Было очень трогательно смотреть на эту картину.

Рони пошутил:

– Жаль, что это не со мной произошло.

Мать посмотрела на него с любовью и укором.

– Рони, ты знаешь, как я вас обоих люблю, – подошла и поцеловала его.

Он продолжал шутить:

– Знаю, знаю. Все равно, ты ее любишь чуточку больше.

Кэрл старалась не выдать своего любопытства и волнения, а он, как будто нарочно, и не собирался заговорить о Тони, испытывая ее терпение. Когда он съел третье подряд, испеченное мамой пирожное и выпил вторую чашечку чая, отец, видя беспокойные глаза дочери, сам спросил: «Что слышно об этом парне?»

Рони молча зевнул, видимо, ему доставляло удовольствие, томить Кэрл. И сказал совсем неожиданно:

– Слушай, Кэрл, по дороге я встретил Микки. Он переживает за тебя. Собирался зайти со мной, чтобы проведать тебя, но я ему посоветовал сделать это в следующий раз. Я правильно поступил? – спросив ее, он хитро посмотрел ей в глаза, ожидая похвалы.

Кэрл посмотрела на него зло, едва улыбнулась и буквально прошипела:

– Рони, я сейчас в тебя что-нибудь брошу. Давай, рассказывай то, что надо!

Тут Рони посерьезнел, посмотрел на нее строго, как полицейский на осужденную.

– Нет, это ты мне должна рассказать, где ты выкопала этого парня?

– А что такое? – ехидно улыбаясь, Кэрл покачала головой.

– А то, – продолжал он, – что там, в ФБР, когда я поинтересовался о нем, на меня посмотрели, как на дурака. Пытался объяснить им, что он жених моей сестры. И знаешь, куда они меня послали?

Кэрл испуганно спросила:

– Куда?

После небольшой паузы, как будто он хотел, чтобы она сама догадалась, Рони сказал:

– К тебе, Кэрл, к тебе.

– Ко мне? – она невинно удивилась.

Вид у нее был жалкий. Но тут на помощь пришел отец. Похлопав Рони по плечу, он успокоил его:

– Ничего страшного, сынок. Я-то думал тебя в другое место послали.

– Они заявили мне, – сухо продолжал Рони, – если он жених твоей сестры, она сама должна знать, где он живет и как его найти.

Видя плачевное состояние сестры, Рони подсел к ней, взял ее руку, нежно поцеловав, тихо сказал:

– Ты должна рассказать мне все, что ты о нем знаешь, – посмотрев на ее реакцию, добавил, – тогда и я скажу последнюю новость, сколько удалось о нем узнать.

Отец, старый полицейский, понял сразу, что Рони знает кое-что, но хочет поторговаться. Кэрл зарыдала. Мать набросилась на Рони с упреками, что мол, он не бережет сестру.

– Нет, мама, наоборот, это семейное дело. Мы все заинтересованы все выяснить.

Его доводы были очень убедительны. Отец предложил:

– Когда Кэрл успокоится и сама решит объяснить, тогда и выслушаем ее, а пока посмотрим новости, может покажут новую информацию об этом происшествии.

Обстановка в доме немного разрядилась. После рассказа Кэрл о той утренней встрече с Тони, все замолчали, никто не хотел говорить первым. Она ожидала, что ее высмеют. Ведь знакомство получилось трагикомическим. И решение, выйти за Тони замуж, она приняла под дулами автоматов террористов.

Однако к ее удивлению семья не только сочувствовала ей, но близко приняла переживания Тони. Было видно, что Тони запал им в душу.

Первым молчание нарушил Рони. Глядя в камин, на пламя огня, как будто пытаясь что-то вспомнить, он сказал:

– Знаешь Кэрл, когда я его увидел, он мне сразу понравился. У меня появилось такое ощущение, как будто я его давно знаю, – грустно улыбаясь, Рони продолжал, – мне кажется, что этот парень был твоей судьбой.

Отец тихо заметил:

– Я только что подумал об этом.

Мать старалась незаметно вытереть слезы. Кэрл вздохнула. У нее на сердце было тяжело, но одно успокаивало, ее все поняли.