Вот вы просите петь блатату, И волнует вас этот рассказ Про людей, заступивших черту, То есть, может быть, песни про нас. А вокруг все одно к одному — Беспредел, суета, нелады! Перепало и мне самому Где-то близко пройти от беды. Вот вы просите петь блатату, Воля ваша, я это могу! Все мы песню и музыку ту Любим слушать в домашнем кругу. Мы из лагеря ждали письма, Передачи носили чуть свет, И кого не коснулась тюрьма — Очень мало, а может, и нет. Вот вы просите петь блатату, А нам хочется, чтобы беда Обходила бы нас за версту, А любовь приходила всегда. А вокруг все одно к одному — Беспредел, и неправда, и кровь! Ладно, я вам спою про тюрьму, А вообще я люблю про любовь!

Как пять лет я сна не видел, Как пять лет был не жених, Как пять лет я ненавидел Всех охранников моих. Вот сидит он, злой, как отчим, Русский парень, не чечен, Крепко держит между прочим Винторез промеж колен. Винторез, винторез, А ему – со мною в лес! Одинаково противно— С винторезом или без! Я пять лет был за ментовкой, Нехороший человек, И не знал, что тот, с винтовкой, Он – как я – такой же зэк! А как утром просыпаться Да на холод выходить, Мне еще чувырлы снятся, А ему – меня будить! Винторез, винторез, А ему – со мною в лес! Одинаково противно— С винторезом или без!

Ах, с какой мы скоростью летим, И притормозить нам неохота, Словно бы по дурику хотим Да к едрене-фене с поворота! На повороте Сбросьте скорость, Господа! А не готовым К этой перемене — Пишите письма нам К едрене-фене — Они туда доходят иногда! Разве не ко мне весь этот зов? Это ж я не чувствую подлянки, Это ж я лечу без тормозов, Разбиваясь вдребезги и в склянки. А друзья, они свое: «Налей!» Хоть бы ты меня у них украла И спасла меня от костылей И от Склифосовского централа. На повороте Сбросьте скорость, Господа! А не готовым К этой перемене — Пишите письма нам К едрене-фене — Они туда доходят иногда!

Мы, помню, строили бетонку, И как-то раз на Колыму Пригнали, ё-моё, тушенку! Уря-уря, ура-ура! А хлеба нет, А жизни нет! А что тушить? Тушите свет! Не знай, какого Бога ради Какой-то писарь молодой И на каком армейском складе Ошибся, видно, под балдой? А чудеса на зоне редки, Но был же, был же по зиме Рогатый бык на этикетке У нас в гостях на Колыме! А писарь тот, снимите шляпу, И вы и я, и вы и я, Он уже ехал по этапу А к нам, в Колымские края. А хлеба нет, А жизни нет! А что тушить? Тушите свет!

Не про то, Что виноватый или нет, А про то, как было мне Шестнадцать лет, А про то, как на рыбалке За ухой Да связался Я с компанией плохой. А продаю – за что купил, А я и денег не копил, А просто жил я С вами вместе, С вами вместе! А продаю – за что купил, А сам себя я утопил, А сам себя я утопил На мелком месте. Не про то, Как я кричал, Что я – не я, Как хотела пожалеть меня судья, А про то, как дворовая ребятня Расступилась и подставила меня. Не про то, Чтобы на следствии молчать, А что надо за поступки Отвечать, А когда оно неясно самому — Получается Герасим и Муму! А продаю – за что купил, А я и денег не копил, А просто жил я С вами вместе, С вами вместе! А продаю – за что купил, А сам себя я утопил, А сам себя я утопил На мелком месте.

Ну щипнул я кошелек, Ну извините ради Бога, Просто он как бы висел На переломе, кошелек! А вы семь лет не пожалели, Отстегнули – это много, Мою всю молодость Прикончил этот срок. Выклевывают очи Ворон ворону, А в драке за большую деньгу, А сыскари глядят Не в тую сторону, И воронки по трюмам Возят мелюзгу! Ну вот я вышел на простор, Пустой, как странник, На третий день ну не сдержался — Вмазал в репу одному! Так он же сам на мой кулак И напросился, тот ботаник, А вы опять меня за жабры и в тюрьму. Вы подумайте, ну как бы Моему потрафить горю, Ну хорошо, ну я немножечко С законом не на ты! Ну вот я выйду – и по новой Я чего-нито спроворю, И ну в Бутырку Помирать от духоты! Выклевывают очи Ворон ворону, А в драке за большую деньгу, А сыскари глядят Не в тую сторону, И воронки по трюмам Возят мелюзгу!

Это так, Это так в самом деле, Я куда-то все шел не туда! Что-то было, но не было цели До того, как я встретил тебя. Прости, Я ошибался круто, Когда тебя еще не знал, Я говорил «люблю» кому-то, Давай считать, Что я им врал! Это так, Это так в самом деле, Я тебя среди всех выбирал, А не то бы семь дней на неделе Все бы врал я, и врал бы, и врал! Это так, Это так в самом деле, Я рисую тебя на стекле! Если б знали мы всё и умели, Скучно было бы жить на земле. Прости, Я ошибался круто, Когда тебя еще не знал, Я говорил «люблю» кому-то, Давай считать, Что я им врал!

Была придумана сперва Для пропитания охота, Потом придумали дуэль Два благородных идиота. Потом придумали дуэль Два благородных идиота. А щас – повальная стрельба, А про дуэли позабыли, И через черное стекло Им все равно, кого убили. И через черное стекло Им все равно, кого убили. Я предлагаю сделать стоп И, если можно, помириться, А то ведь нам еще чуть-чуть — И будет не договориться. А то ведь нам еще чуть-чуть — И будет не договориться. Я предлагаю сдать стволы, Патроны, бомбы, карабины, А хоть кому, но не ментам — Там будет много писанины. А хоть кому, но не ментам — Там будет много писанины. А всем любителям стрельбы Давайте им дадим по шапке И будем вместе пировать На сэкономленные бабки. И будем вместе пировать На сэкономленные бабки!

Я все проставил, Сколько – не считал, Не смог, не смог Опомниться, играя! И черт меня смущать Не перестал, И час еще До первого трамвая. А раз на раз — А ты сдавай! — А не приходится, Летят картинки На зеленое сукно! Ночная жизнь — А ты сдавай! — С дневной не сходится, Трамвай не ходит Даже рядом с казино! Я все проставил, Господи, прости Мне эту страсть Проигрывать со свистом! Уже рассвет, Но ты не спи, не спи, А то не рассчитаемся С таксистом! А раз на раз — А ты сдавай! — А не приходится, Летят картинки На зеленое сукно! Ночная жизнь — А ты сдавай! — С дневной не сходится, Трамвай не ходит Даже рядом с казино!

Я газетки люблю разбросать, Полистать объявленья и фотки! «Заключенных прошу не писать», Ну зачем же так грубо, красотки?! Ах, тетенька, тетечка, тетя, Ну надо же соображать, Когда объявленья даете, Зачем же людей обижать? Видно, не с кем попеть-поплясать, Вот и кличет, и мы ее слышим! «Заключенных прошу не писать», Ну не хочет, а мы и не пишем! Чем заблудшие души спасать, И ваще это будет не скоро, «Заключенных прошу не писать», Может, ищет она прокурора? После будете локти кусать, Но меня ваша доля колышет! «Заключенных прошу не писать». Пусть вам кто-нибудь все же напишет! Ах, тетенька, тетечка, тетя, Ну надо же соображать, Когда объявленья даете, Зачем же людей обижать?

А что нам снится, мужики, В колонии мужской? А как побольше закосить А у жлобов, у поваров, Картошечки с треской. А кто покруче, снится им В колонии мужской, Как в «шестисотом» за рулем Они весь день на красный свет Гоняют по Тверской. А в общем, мужикам — И мне, и вам, и вам — Красивая мерещится химера! Вы пожелайте нам Во сне побольше дам, Желательно четвертого размера! А что нам снится, мужики, В колонии мужской? А чтобы доктор прописал, Как беспросветным фитилям Филонить день-деньской. А кто покруче, снятся им — И это не к деньгам — Неутомимые ряды По Ленинградскому шоссе Вполне свободных дам. А в общем, мужикам — И мне, и вам, и вам — Красивая мерещится химера! Вы пожелайте нам Во сне побольше дам, Желательно четвертого размера!

Как в зале суда Ты сидела в сторонке, Платок поправляя рукой, Такая красивая, Как на иконке, Я точно не знаю какой. А я был не прав, Я кого-то обидел, И скоро назначат мне срок! И был полный зал, Но других я не видел, А только твой серый платок. Елена, Елена, Елена! Конвой передернул затвор, И жизни моей перемена Уткнулась в колючий забор. В своем уголке Ты отдельно сидела, Не очень-то нам повезло! Любовь для меня — Незнакомое дело, И письма писать западло. Что было – спасибо, Что будет – прощаю, А как рассчитаюсь с тайгой, Смогу не смогу, А сейчас обещаю, Что я не пойду до другой. Елена, Елена, Елена! Конвой передернул затвор, И жизни моей перемена Уткнулась в колючий забор.

Послевоенное село, Одно бабье да брешут лайки, Два мужика – один кривой, Другой играл на балалайке. А вся округа – лагеря И лесосплав идет по Каме! И мужики-то – будь здоров! Но как связаться с мужиками? И кто ей первой подсказал, Что есть нехитрая дорога, Что оцепленье – в семь утра, А в полседьмого – ради Бога! Любовь была – аж дым стоял, И весь развод скрывала хвоя! Природа-мать свое брала Без позволения конвоя. А может, был какой-то план Ах, в нашей зоне оцепленья По древесине, а еще — И по прибавке населенья! Послевоенное село, Одно бабье да брешут лайки! Два мужика, один кривой, Другой играл на балалайке.