Злая кровь

Таничева Елена

Глава двенадцатая

Флорентийский браслет

 

 

1

Глаза Мишеля горели красным, как во время охоты.

— Ян слинял. Вместе с этой своей новообращенной козой. Князь хотел собрать у себя всех четырех колдунов, у представителей Ковена возникли кое-какие вопросы, а Яна не нашли. Похоже, смылся несколько дней назад. Как только солнце сядет, вылетаем в Москву, — голос у Мишеля был счастливый. — Князь объявил Кровавую Охоту на Яна. И позволил мне возглавить гон!

Нина внутренне сжалась. В последнее время так редко случалось, чтобы на вампира объявляли Кровавую Охоту! Термин означал, что Князь лично ставил своего подданного вне закона, и отныне любой вампир не только мог, но и был обязан убить его, причем разрешалось пользоваться самыми бесчестными и коварными способами. В последние два века Кровавая Охота перестала быть внутренней традицией сообщества вампиров, о ней сообщали всем — оборотням. Ковену и даже Охотникам. Так вампиров наказывали только за самые страшные преступления. И все знали: если вампир поставлен вне закона — значит, он очень опасен.

Ян Гданьский, то есть Гензель Шварцвальдский, конечно, опасен. Но эта девочка, которую он обратил, и которая в него влюбилась… Знает ли она, что любой, кто помогает вампиру, ставшему объектом Кровавой Охоты, так же оказывается вне закона и может быть убит? Вряд ли ее пощадят те, кто найдет Яна. То есть Гензеля…

— Я давно хочу тебя спросить: а за что ты его так ненавидишь? — спросила Нина.

— Разве ж я его ненавижу? — ухмыльнулся Мишель. — Если б я его ненавидел, он давно бы уже сыграл в жмура. Просто он мне противен. Знаешь, кого больше всего у нас презирали?

— У вас — это где?

— У нас — у хитровских.

— Не знаю.

— Стукачей. Доносчиков. «Крыс». А Ян запросто сдавал всех, о чьих косяках ему становилось известно. Стучал Князю обо всех и обо всем… обоим нашим князьям стучал. И Никите, и Семену Даниловичу, и сейчас наверняка опять Никите стучит, падла. Он всегда был такой… словно… словно все вокруг — не люди, и… Не знаю, как объяснить… словно он — самый центровой. Избранный, что ли…

— Я поняла, — тихо сказала Нина. — Он же очень старый. И очень сильный. Скрывал свою силу ради какой-то цели. Главным для него все это время было — выжить. Потому он и нуждался в расположении Князя. А все эти законы… Для него это — новые законы. Большую часть своего существования он вообще никаким законам не подчинялся. А когда подчиняться стало необходимо, он просто не смог рассчитать, понимаешь? Он изображал абсолютное подчинение, потому что не знал, как еще ему вписаться в этот новый мир и притвориться не тем, кто он есть. Не старым и сильным. И я думаю, он действительно считает себя избранным… Он — Гензель, о котором братья Гримм написали сказку.

— Да. А вел себя всегда, как мелкий крысеныш. Я рад, что буду охотиться на него. И рад, что он — сильный. А то было бы не в масть мараться. Я ведь только поэтому его до сих пор не пришил, — улыбнулся Мишель. — Как ты думаешь, это ведь он — тот колдун, которого мы искали? Тот, кто совершил все эти жертвоприношения? Колдун-вампир… Кто же еще?

— Вряд ли возможно такое совпадение, чтобы Гензель Шварцвальдский убил Модеста Андреевича ради сокрытия своей личности (или ради мандрагоры? — уже не знаю), и чтобы при этом в Москве действовал еще один колдун-вампир.

— Тем лучше. Одним выстрелом убьем двух зайцев. Даже трех: колдуна, который подставил всю нашу братву и нашего Князя, убийцу твоего Мастера… и я прибью наконец эту гниду. И всем будет хорошо.

Нина молча кивнула. Да, наверное, всем будет хорошо.

И тут Мишель огорошил ее вопросом:

— Я перед отъездом просил тебя узнать: где во Флоренции самые лучшие ювелирные магазины. Узнала?

— На Понте Веккио. Его называют Золотой Мост. Там самые старинные и самые лучшие ювелирные лавки Флоренции, — ответила Нина, стараясь говорить ровно и никак не выдать переполняющие ее ревность и ненависть.

Сейчас она прекрасно понимала Гретель, вытащившую соперницу на солнце.

— Придется попросить Аркадия купить там что-нибудь днем… Сразу после пробуждения нам придется вылететь. Ну, да ничего. Я все равно никогда сам не выбирал ей подарки.

— А кто их выбирал? — несчастным голосом спросила Нина.

— Филипп. Он разбирается в красивых бирюльках. И четко понимает, чего хотят женщины!

Нина не смогла сдержать злорадной улыбки. Так Софи и надо!

 

2

Когда они прилетели в Москву, выяснилось, что Софи уже ничего не надо.

… Аркадий купил для нее браслет — широкий, но изящный, ажурный, усыпанный многоцветьем великолепно ограненных, сверкающих сапфиров, рубинов, изумрудов и топазов. Мишель, радостно оживленный в предчувствии охоты, открыл футляр, где на черном бархатном ложе сверкало и переливалось творение флорентийских ювелиров, кивнул, закрыл и небрежно сунул в карман. А Нина подумала, что зря она, наверное, всю жизнь проявляла равнодушие к украшениям и прочим женским штучкам. Потому что они бывают вон какие необычные и красивые. Настолько красивые, что само по себе обладание такой может сделать женщину счастливой. Даже Нину. Даже если эту вещь преподнесет ей не Мишель, а кто-то другой. Даже если она сама себе купит такое украшение. Но, конечно же, если дарит мужчина, чувствуешь себя совершенно иначе. Чувствуешь себя — драгоценностью, достойной драгоценностей. Наверное. Нина точно не знала, ей никто никогда такого не дарил. А из рук Мишеля она была бы счастлива принять даже запыленный одуванчик… Лишь бы он сам сорвал этот одуванчик — для нее. Только Мишель не из тех, кто дарит девушкам романтичные, но не имеющие материальной ценности одуванчики. И, конечно, он не из тех, кто проявляет интерес к таким девушкам, как Нина. Он любит роскошь и качество во всем. А Нина не относится к разряду роскошных женщин.

Их встречали два Стража, Федор Бутов и Арсений Козырев. Оба — из числа особо приближенных к Князю, при жизни — профессиональные вояки. Жизнь Федора оборвалась в тысяча девятьсот пятнадцатом, а Арсения — на сто лет раньше. Обоих обратили специально для того, чтобы сделать из них Стражей.

— Давайте заскочим на минутку к моей девочке, — сказал Мишель, усаживаясь в автомобиль. — Отдам подарок и объясню, что несколько дней буду занят.

И Стражи, и шофер, видимо, были осведомлены, кто это — «его девочка». Адреса никто не спросил.

Нина смотрела на пролетающие мимо машины вывески и окна и молча злилась.

Злилась она, когда машина притормозила у дореволюционного многоквартирного дома, где, видимо, и жила Софи Протасова.

Злилась, когда Мишель ушел…

Злилась и смотрела на окна.

Интересно, которые — окна квартиры Софи? Может, вон те, сияющие теплым янтарным светом?

И что, интересно, будет, если сейчас сквозь полупрозрачные занавески она увидит два черных силуэта, Мишеля и Софи, слившихся в поцелуе? Она сдержится? Или заплачет?

Нина почти семьдесят лет просидела в архиве Корфа. Она не умеет скрывать чувства. Наверное, у нее все на лице написано. И оба Стража, присланные Князем, все прекрасно понимают.

Когда Мишель вышел из подъезда, Нина сначала ничего не поняла. Только порадовалась, что он так быстро. Но Мишель подошел к машине, и она увидела, что он страшно, смертельно бледен. И лицо у него заострилось так, словно он несколько дней голодал. Или потерял много крови. Сейчас он, как никогда прежде, походил на мертвеца. Ожившего мертвеца.

А потом Нина увидела пыль на его руках и на белом шарфе. Мелкую буроватую пыль, которую, раз увидев, уже ни с чем никогда не спутаешь…

— Софи убили, — неживым голосом сказал Мишель Стражам. — Надо подняться, осмотреть квартиру.

Оба стража и Нина уже выскочили из автомобиля и стояли рядом с ним.

Нина не помнила, как она открыла дверцу машины, как ступила на асфальт. Она схватила Мишеля за рукав, не то цепляясь за него, не то пытаясь поддержать, а может — просто прикоснуться к нему… Он дернулся, стряхивая ее руку. Но тут же опомнился и улыбнулся кривой, жалкой улыбкой:

— Я главный подозреваемый, без базара.

— Не дури, — сказал Федор.

— Тебе незачем, — пробасил Арсений, — ты любил ее.

— Я застал ее с хахалем и загасил обоих.

— Правда? — испугался Арсений.

— Он шутит. Это стресс, — ответил Федор. — Если б это был он, то сейчас бы прикидывался, будто Софи жива, и все в порядке. Потому что мы поднимемся и увидим, скольких вампиров там убили. От двоих остается праха в два раза больше, чем от одного.

— Да, прах… Если бы только прах, — пробормотал Мишель, глядя на свои ладони.

Прах был рассыпан по постели, среди розовых простыней, в складках нежнейшей шелковый ночной рубашки — тоже розовой, прозрачной, как лепесток, явно старинной, мягкой и дорогой. А помимо праха, там были еще кости. И остро заточенный деревянный кол, прорвавший розовый шелк насквозь.

Софи пронзили колом и отрубили ей голову.

Черепа на кровати не нашлось. Его обнаружил Федор: череп валялся возле ножки туалетного столика, уставленного батареями флаконов. И по-настоящему ужасно было то, что возле черепа спутанной паклей лежали волосы Софи.

Нина теоретически знала, что после смерти вампира его тело очень быстро приходит в то состояние, в котором должно было находиться, если бы вампир скончался в момент обращения. Если вампиру тысяча лет, тело рассыпается в прах. Если триста — плоть разлагается до скелета. Если он ходил вампиром три года, то превратится в усохший труп, а если обращен вчера — в труп вполне свежий. Но она никогда еще не видела, как это выглядит на самом деле… Кости Модеста Андреевича убрали до ее возвращения. Она нашла только бурую пыль, от которой оказалось так сложно избавиться. Смерь же Софи предстала перед ней во всей своей красе…

И самым отвратительным было то, что Нина не чувствовала ни малейшего сожаления. Только злобную радость. Она самой себе была противна, но ничего не могла поделать: ее радовало, что соперницы больше нет. Само существование Софи — красивой, глупой, эгоистичной, любимой Мишелем — ощущалось ею, как болезненный нарыв. Неизвестный хирург с колом и тесаком — или чем там отрубили голову Софи? — произвел операцию. Нарыв вскрыт, гной вытек, все в порядке… Но как противно, что в ее душе оказалось столько дряни! Неужели это и есть — любовь? Неужели Джульетта могла бы испытывать такие же гнусные чувства, если бы ревновала Ромео, скажем, к Розалине, и Розалина умерла бы от какой-нибудь чумы?..

— Тот, кто убил ее, не просто отрубил ей голову. Он отшвырнул голову в угол комнаты. Взял за волосы и швырнул. В этом убийстве есть личный мотив. Личная ненависть, — говорил Федор.

— Я не представляю, чтобы кто-то мог ненавидеть Софи, — ответил Мишель. — Я правда не понимаю… Она же была безобидна, как котенок. Просто красивая куколка.

— Ревность? Ты больше ни с кем не крутил? — поинтересовался Арсений.

«Я была вместе с ним во Флоренции. У меня алиби. Я ее не убивала», — мысленно ответила Нина.

— Нет, — ответил Мишель. — У меня была только она.

— Убийство совершено после восхода. Посмотри, как лежат кости. Софи спала. Она не сопротивлялась, — заметил Федор. — А это значит, убийца — смертный.

— Ты тут все осмотрел? Тело ее слуги не нашел? — спросил Арсений.

— Нет. В смысле — не осмотрел.

Квартиру обыскали быстро. Видимо, у Стражей был в этом немалый опыт. Но слугу не нашли.

— Ее звали Ольга Кузнецова. Софи называла ее Олюшкой, — монотонным голосом сказал Мишель. — Наверное, ее не было дома, когда это произошло. Надо будет опросить морги и больницы… Она — человек, слуга крови, после смерти своего господина она просто упадет замертво, и все.

— Не обязательно упадет сразу, — возразил Арсений. — Если слуга не привязан к хозяину, если не любит его или — тем более — если мечтает ему отомстить за что-то, то некоторое время он продержится. Связь с господином у таких слуг очень ослаблена.

— Нет, — ответил Михаил. — Я знаю Ольгу. Они с Софи очень давно вместе. И любили друг друга, уважали… Да Софи бы почувствовала, если Олюшка была бы просто чем-то недовольна! Не могла не почувствовать. Она была… — он запнулся, — очень чуткой и внимательной…

Но твердой уверенности в его голосе не было.

— Софи могла чем-то навлечь на себя гнев Охотников? — спросил Федор.

«Могла», — подумала Нина.

— Могла, — быстро кивнул Мишель, уходя от неприятной темы о чуткости. — Она — могла. Но если это Охотник, ему не жить. Я его найду. Кто бы это ни был — я его найду.

Мишель произнес эти слова очень спокойно, но с такой решимостью, что ни один из Стражей, и уж тем более Нина, не осмелился напомнить ему о том, что охотиться на Охотников запрещено Законом и смертельно опасно. Впрочем, Мишель и так знал об этом.

 

3

Их сразу же провели в тронный зал. Прозоровский собрал всех Стражей. Присутствовали и трое колдунов: рослая, величественная Марфа Лаут, утонченная и похожая на фею Марьяна Сваровская и принц Филипп. Все уже знали о случившемся: по пути к особняку Федор позвонил и обо всем доложил. Князь приветливо кивнул Мишелю:

— Сожалею о твоей утрате. Софья была моим Птенцом. Я любил ее как дочь.

В зале присутствовал один смертный — просто и скромно одетый невзрачный мужчина лет сорока, от которого исходила такая ощутимая, жесткая, враждебная сила, что Нине невольно хотелось отойти от него подальше. Как можно дальше.

— Наш гость — Сергей Кротов, представитель Московского Ковена. Когда поиски колдуна, совершающего жертвоприношения, завершились для нас неудачей, я запросил помощи у Ковена. Сергей Георгиевич, расскажите, пожалуйста, новоприбывшим о случившемся. Михаил Онучин — мой Страж и главный следователь по этому делу.

Колдун сделал шаг вперед, и Нине пришлось до боли стиснуть кулаки, чтобы не попятиться от него.

— Мы создали магическую сеть и набросили ее на город. Создание такой сети требует больших энергетических затрат, и чем обширнее пространство, тем труднее ее удерживать. А Москва, сами понимаете, очень большой город. Сегодня рано утром, на терминаторе — то есть на границе между тьмой и рассветом — мы ощутили мощнейший выброс силы. Но не в городе, не в сети, а в стороне, на юго-востоке. Если б выброс был слабее, мы не смогли бы локализовать точное место, но повторюсь — это было очень мощное магическое явление, сравнимое с торнадо. Некто, собравший силы четырех стихий, отдал их все одновременно, совершая призыв одного из могущественнейших демонов Ада. Похоже, ему все удалось. А нам удалось локализовать место: поселок Жабино. Один из домов на окраине поселка был выкуплен и перестроен, особенное внимание уделили подвалу. Там мы обнаружили четыре чаши с кровью и знаки… Не буду мучить вас подробностями; мы выяснили, что призываемый демон — Вельзевул. Хозяин грешных душ. Повелитель мух. Господин гниения. Зачем его призывали, нам пока неизвестно. В подвале был обнаружен также корень мандрагоры. И в нем… Я бы предположил, что в нем заточена душа. Так поступают черные маги многих культов, особенно на Гаити, где души нередко воруют и перемещают. Мандрагора, тем более выросшая под виселицей, очень удобное хранилище для души. И переместить душу в нее легче, чем, скажем, в бутылку. Там была еще пыль от другой мандрагоры, очень старой и, видимо, рассыпавшейся в прах под влиянием магии. Могу предположить, что колдун занимался перемещением душ. Хотя мне непонятно, зачем перемещать душу из одной мандрагоры в другую. Если в мандрагору уже помещена душа, корень может храниться вечно, он не распадется, покуда душа в нем. А если посадить его в горшок с землей и иногда поливать кровью, то существование будет относительно комфортным.

— Преступник похитил мандрагору, когда убил нашего архивариуса. Женскую мандрагору, — сказал Князь.

— Да, мы тоже нашли женскую.

— А перемещение душ — распространенная практика в колдовстве?

— Нет, это очень сложно, очень опасно для перемещаемой души; чтобы осуществить подобную магическую операцию, надо обладать невероятной силой и обширными знаниями. Ваш колдун очень опасен.

— Мы знаем, — с достоинством кивнул Князь, словно опасные способности Гензеля Шварцвальдского были его личной заслугой и достижением.

В этот момент дверь отворилась, и в зал, нарушая все правила, вбежал Андрей Плещеев, Птенец Князя.

— Никита Григорьевич, есть информация! — выкрикнул он — и замолчал, смешавшись.

— Продолжай, — сказал Князь, жестом руки успокаивая побагровевшего от ярости представителя Ковена: неслыханная наглость — врываться без доклада на столь важное собрание!

— Вы приказали начать проверку с аэропортов, не вывозил ли кто-то в течение дня тела усопших, — затараторил Плещеев, — предполагая, что Гданьский таким способом попытается убраться подальше. Так вот: два гроба с покойными, якобы гражданами Германии в прошлом россиянами, погибшими в автокатастрофе, отправлены рейсом в девять тридцать утра в штутгартский аэропорт. По документам — супруги Антонов Борис и Антонова Марина, двадцати двух и двадцати лет… По описаниям — это Ян Гданьский и его Птенец Анна Смирнова. Гробы сопровождала смертная. По документам — Ольга Кузнецова. Но поскольку слуга крови не может выжить после смерти своей госпожи, то наверняка это самозванка с чужими документами. Видеозапись с ее изображением есть на паспортном контроле…

— Хорошо, — кивнул Князь и повернулся к Стражу. — Михаил, хочешь съездить в аэропорт?

— Да, — ответил Мишель. — Благодарю вас, Никита Григорьевич. Сидеть и ждать для меня сейчас… — Он тряхнул головой.

— Андрей поедет с тобой, он знал Ольгу дольше и ближе. Если вдруг это она… Тогда все еще серьезнее, чем я думал. Тогда Ян Гданьский… То есть Гензель Шварцвальдский… Видимо, он умеет с помощью колдовства сохранять слуге крови жизнь после того, как умрет его кровный повелитель. А значит, он преуспел в нашей кровной магии больше, чем кто бы то ни было. Да и так, впрочем, ясно, что он преуспел. Он так долго и так успешно скрывал свою силу и свой возраст! Когда они с сестрой только прибыли в Москву, я с легкостью поверил, что они обращены всего-то полвека назад, — Князь сокрушенно покачал головой.

— То есть вы думаете, что Ольга в сговоре с этим… с Гензелем? Она его вывезла? — спросил представитель Ковена.

— И раз она жива после смерти Софи, то возможно, имеет к ней какое-то отношение… — пожал плечами Князь. — Если не сама убила…

— Нет, она не могла, Софи была всегда добра к ней! — твердо заявил Мишель.

— Мне это тоже непонятно. И все же, если это она, надо как можно скорее… — не договорив, Князь повернулся к колдуну. — Сергей Георгиевич, благодарю Ковен и вас лично. Я буду ставить вас в известность обо всех стадиях расследования. Но если Гензель Шварцвальдский и правда покинул страну, он становится заботой Принцессы Штутгарта. Я отошлю ей полный отчет, а также Совету Вампиров.

— И что же, теперь немцы будут его ловить?! — возмутился Мишель.

— Да, если тела действительно принадлежат спящим вампирам, а сопровождает их Ольга Кузнецова, то этим придется заняться им. И для нас это лучший выход. Гензель Шварцвальдский — не тот противник, с которым мне хотелось бы воевать.

— А я хочу с ним воевать! Никита Григорьевич! Князь! Если это и правда он… То есть она… Если Ольга и действительно убила Софи, а Ян смог сохранить ей жизнь… Тогда я тем более имею право преследовать его, как своего кровного врага. Я имею право просить Принцессу Штутгарта разрешить мне охоту за ним на ее территории!

— Я понимаю тебя. Хоть и не одобряю. Мне было бы жалко тебя потерять. Но если Ольга Кузнецова, которая вылетела в Штутгарт, и на самом деле является слугой крови Софьи Протасовой, слугой, которая смогла выжить после того, как погибла ее госпожа, то она главная подозреваемая в убийстве, а у тебя есть все права охотиться за ней и за всеми, кто помог ей совершить преступление. А значит — за Гензелем Шварцвальдским и его спутницей. Я сам попрошу Принцессу Штутгарта о разрешении.

— Благодарю, — кивнул Мишель. — Я позвоню из аэропорта, когда установлю личность женщины…

— Иди. Но все-таки подумай… Сейчас в тебе говорит горе. Может быть, следует подождать с преследованием? Он — опасный враг.

— Охотиться нужно по горячим следам! — заявил Мишель.

Проходя мимо Нины, он сунул руку в карман пальто и вытащил квадратный бархатный футляр с браслетом:

— Вот, возьми.

Впихнул футляр в ее ладонь и стремительно вышел из дверей.

… Ей так хотелось такой браслет… Нет: правильнее сказать — этот браслет.

Ей так хотелось получить подарок из рук Мишеля.

А уж получить от него в подарок изысканную драгоценность — предел мечтаний.

Но только не при таких обстоятельствах. Не посреди залы, полной Стражей. И не таким небрежным движением.

Интересно, если бы Нины здесь не было, Мишель кинул бы футляр в мусорное ведро?..

Нина сжала бархатную коробочку в руках. Она будет носить этот браслет. Не снимая. Какая разница, с каким настроением Мишель подарил его? Главное — это от него. Он подарил браслет Нине.

И когда он вернется из Штутгарта, Нина будет его ждать… И никакой Софи уже нет.

О том, что Мишель может не вернуться, Нина не думала. Зачем? Если он не вернется — она тоже жить не станет. Все просто.