1
Аэропорт «Домодедово» Мишель знал теперь лучше многих его сотрудников — именно здесь ему не так давно дважды пришлось обшаривать самолеты на предмет магических знаков. Поэтому Андрею не было нужды показывать ему дорогу. Они прошли в комнату охраны, и люди, с которыми Андрей уже работал несколько часов назад, сразу же показали Мишелю фрагмент записи с камеры наблюдений, который его интересовал.
— Как я понял, вам нужна вот эта женщина, — проговорил охранник, остановив запись на том месте, где девушку, подающую паспорт таможеннику, было видно лучше всего. Это действительно оказалась Ольга, ошибиться было невозможно. Бывшая слуга Софи выглядела усталой и немного напряженной, но совсем не расстроенной. Напротив, на лице ее Мишель разглядел решительность и скрытое торжество.
— Она? — спросил его Андрей.
Мишель мрачно кивнул.
— Как думаешь, почему она убила Софи? И как… как выжила?
Глаза Мишеля полыхнули болью и яростью:
— Вот мы найдем ее и спросим.
Он резко повернулся и вышел из комнаты. В Москве ему больше нечего было делать, надо следовать за Ольгой в Штутгарт и идти по ее следу до самого Шварцвальда. Жаль, что уже приближается рассвет и придется ехать домой — вместо того, чтобы прямо сейчас купить билет на самолет и лететь в Германию. Впервые Мишель пожалел о том, что у него нет слуги. Будь у него помощник-человек, он мог бы отправиться в Штутгарт тем же способом, что и Ян, и к завтрашнему вечеру уже начать кровавую охоту. А так вампиры Штутгарта займутся подонком первыми и могут добраться до него раньше.
Впрочем, опыт Софи ясно показал, как опасно бывает доверяться смертному. В который уже раз Мишель представил себе эту чудовищную картину: его возлюбленная лежит в постели, спящая и беспомощная. Ольга подходит к ней, размахивается и вонзает кол Софи в грудь. Мишель будто сам чувствовал этот удар, и сердце его наполнялось черной горечью от утраты и чувства вины. Ему не следовало уезжать в Италию, он обязан был почувствовать, что Софи грозит беда, он должен был защищать ее и охранять… Хотя — если бы он лежал рядом, бурой пыли и костей было бы в два раза больше, только и всего…
Мишель уже был дома и собирался связаться с Ниной, чтобы та заказала ему билет на самолет, когда вдруг раздался телефонный звонок.
— Я слышал, ты отправляешься на охоту, — промурлыкал принц Орлеанский. И вдруг гаркнул: — Мы с Лорреном летим с тобой!
— Это опасно, — сказал Мишель.
Филипп рассмеялся.
— Да ну? Очень на это надеюсь! А если серьезно, Мишель, тебе понадобится кто-то, разбирающийся в магии. Ты не забыл, что Гензель Шварцвальдский — сильный колдун?
— Не забыл, — выдохнул Мишель.
На самом деле, он об этом и не думал. В его сознании мифический Гензель все еще оставался слабым и никчемным Яном Гданьским, и трудно было выкинуть из головы этот привычный образ. Впрочем, сколь бы сильным магом тот ни оказался на самом деле, Мишель не сомневался, что убьет его, только бы успеть добраться до колдуна раньше остальных Охотников.
— Ты говорил, что Гензель сильнее тебя, — сказал он Филиппу.
— Сильнее, — согласился тот, — но кто тебе сказал, что я буду вызывать его на поединок? Я не самоубийца, мой милый. Я просто помогу тебе, вот и все.
— Спасибо, Филипп.
— Не стоит. Это приключение позволит мне развеять скуку. Москва без Гензеля удручающе унылое место… Я тут настолько законопослушен, что самому себе опротивел. Мне полезно развеяться. Кстати, если ты уже заказал билеты на самолет, отмени бронь. Я сам этим займусь.
… Филипп заказал частный самолет. Он заявил, что не готов толкаться в очереди на регистрацию вместе со смертными, а потом лететь в набитом ими брюхе самолета, даже не имея возможности кого-нибудь выпить. Тем более, заказывая собственный рейс, они могли выбрать наиболее удобное время вылета, так, чтобы прибыть к месту назначения задолго до рассвета. Стоял конец мая с его короткими светлыми ночами, а полет занимал более трех часов, уложиться в такое ничтожное время было очень непросто. Мишель, который думал только о мести и предвкушал скорую встречу со своим врагом, как-то упустил из виду вопрос дневного света.
Филипп оказался прав.
А еще он оказался практичным и полезным спутником. Принц позаботился и о том, чтобы заказать места в наиболее приличной из ближайших к аэропорту штутгартских гостиниц, но, даже несмотря на все эти принятые меры, вампирам едва хватило времени, чтобы укрыться в номере перед рассветом. К счастью, им хотя бы не пришлось спать весь день. В номере были очень плотные шторы, через которые не проникало ни лучика, и как только утро превратилось в день, они смогли подняться и подготовиться к предстоящей охоте.
Чтобы получить необходимую информацию, совсем необязательно выходить из дома. Филипп сел за телефон и очень скоро выяснил, какая транспортная компания встретила в аэропорту два прибывших из Москвы гроба. После чего позвонил в эту компанию и уточнил, куда именно отвезли гробы, — оказалось, к каким-то складам на окраине Штутгарта.
— Покойников нынче складируют, — пробормотал он удивленно. — Никакого уважения к смерти!
Филипп умел лгать виртуозно, называя себя, то родственником прибывших в Штутгарт мертвецов, то представителем каких-то мифических страховых агентств, и в его голосе было нечто настолько самоуверенное и властное, что никто из чиновников не сумел отказать ему в информации. Хотя, строго говоря, информация была конфиденциальной. Филипп как будто умел завораживать людей на расстоянии. Вряд ли на самом деле это было так, но людям, видимо, передавалась уверенность наследного принца в том, что он имеет полное право ими повелевать. Филипп даже добивался того, чтобы к телефону каждый раз подзывали человека, владеющего русским языком, хотя с его стороны это было чистым садизмом — принц неплохо говорил и по-немецки.
Узнав адрес склада, Мишель с Лорреном быстро нашли его на карте в Интернете; теперь оставалось только дождаться вечера.
— Позаботьтесь о том, чтобы арендовать машину, — велел им Филипп и отправился в ванную: после долгой поездки он чувствовал себя грязнее иного клошара. — И я очень надеюсь, что машина будет приличной!
С порога ванной он бросил выразительный взгляд на Лоррена, а тот в ответ сделал круглые глаза:
— Когда это было иначе, монсеньор?!
— Я бы напомнил тебе, но жаль терять драгоценное время.
И Филипп закрыл дверь.
— О чем это он? — спросил Мишель с мрачным любопытством.
— А я знаю? — Лоррен устало вздохнул. — Он может припомнить историю столетней давности. К примеру, когда ему пришлось ехать в открытой двуколке, и вдруг пошел дождь. Если ему вздумается ныть и обижаться, придумать повод не составит труда.
С наступлением темноты Мишель, Филипп и Лоррен отправились на склад, куда Ольга привезла гробы. Рабочий день его сотрудников уже закончился, двери были заперты на электронные замки. Мишель собрался было, не мудрствуя лукаво, выбить двери, но Филипп остановил его, заявив, что поднимать шум опрометчиво — наверняка где-нибудь сработает хитрая сигнализация, и очень скоро на склад явится полиция.
— Не стоит вести себя в Германии так же, как в России, — добавил принц.
В самом деле, проще и спокойнее оказалось найти одинокого охранника, заворожить его и заставить открыть двери.
Гробов на складе, конечно же, уже не было. Гензель опережал их ровно на сутки и убрался отсюда еще прошлой ночью. Впрочем, оказалось, что они приехали сюда не напрасно.
В дальнем углу, за штабелем ящиков, Лоррен обнаружил тело Ольги Кузнецовой. Гензель со спутницей обескровили ее и бросили, даже не позаботившись о том, чтобы припрятать труп. Удивительно, что работяги за целый день не нашли его. Хотя вряд ли они заглядывали во все закутки огромного склада, а обескровленный труп разлагается медленно, и от него почти не воняет. Установленные на складе кондиционеры, охлаждавшие воздух до комфортных для физического труда шестнадцати градусов, весьма этому способствовали.
Ольга сидела, привалившись спиной к стене и уронив голову на грудь.
— Достойная участь для предательницы, — заметил Лоррен, опрокидывая труп и переворачивая его носком сапога на спину, чтобы открылась шея с двумя посиневшими ранками от клыков.
— Однако мы не можем оставить тело здесь, — заметил Филипп. — Нужно связаться с Принцессой Штутгарта, пусть ее заберут.
— Я позвоню, — сказал Мишель, доставая телефон.
Говорил он с кем-то из Стражей принцессы. Но его немецкий был слишком плох, чтобы внятно объясниться, и Филиппу пришлось отобрать у него мобильник.
— И ты еще собирался ехать один! — проворчал он.
Сообщив Стражу о трупе на складе, Филипп не преминул осведомиться, как продвигаются поиски Гензеля Шварцвальдского и получил ответ, что поиски приостановлены.
— Мы шли за ним до самого леса, — сообщил Страж, — но потом потеряли след. Там слишком мощная магическая защита, никому из наших не удалось ее одолеть. Мы просто блуждали по лесу как… как смертные. Можете попытаться сами. Но и вы вряд ли преуспеете. У нас неплохие профессионалы, но они не справились. Боюсь, нам всем остается только ждать, пока Гензель сам выйдет оттуда. Не может же он вечно сидеть в лесу.
— Может, и еще как, — хмуро бросил Филипп, пересказав свой разговор Мишелю и Лоррену. — Думаю, он может просидеть там и сотню лет. Столько ждать мы не станем, мне время дорого.
— На месте разберемся, — сказал Мишель. — Я даже рад, что местные облажались. Я-то боялся, что они прикончат ублюдка раньше, чем я до него доберусь.
Перед тем как покинуть город, гости из Москвы решили перекусить. Для поисков преступника им нужны свежие силы, а ночью в лесу вряд ли можно рассчитывать на толпы людей. Но с подопечными Принцессы Штутгарта приезжие обращались предельно аккуратно, взяв у них так мало крови, что те ничего и не почувствовали. Проблемы на чужой территории, да еще в сложившихся обстоятельствах, были никому не нужны.
2
Они лежали, обнявшись, в подполе лесной избушки.
За прошедшие столетия домик должен был превратиться в труху и пыль, но его защищали чары Катарины. Они оберегали и сам дом, и все, что несколько столетий ждало хозяев внутри. Сундук с книгами все еще стоял в углу подпола. Даже беличье одеяло оставалось целым, хотя шерсть на нем местами вытерлась: заклятье защищало только от воздействия извне. Катарина была сильной ведьмой, чары не исчезли с ее смертью. А ведь как давно исчезла она сама! О ней помнили-то, наверное, только Гензель, ее ученик, и Гретель, ее убийца.
Они не раз возвращались сюда: пожить в уединении, отдохнуть от мира. Гензелю это было необходимо, а Гретель следовала за братом всюду, куда бы тот не направлялся. На земле не существовало места, где они могли бы с большим комфортом пережить все мирские бури. Сюда не проникал никто. Катарина защитила дом от людей и зверей. Гензель укрепил ее магические щиты, сделав этот участок леса непроницаемым даже для глаз потусторонних тварей: ни вампир, ни оборотень, ни колдун не могли проникнуть сюда.
Голова Гретель лежала на его груди, и Гензель нежно гладил ее но волосам.
Он вспоминал…
В ту сентябрьскую ночь восемьсот двенадцатого года, когда они спустились в подземелье, Москва горела. В темноте было видно, как ветер несет искры, перебрасывая их от одного пылающего дома к другому. Москва горела, подожженная по приказу генерал-губернатора Ростопчина, перед тем, как город сдался на милость Наполеона. Сначала запылали объекты, предназначенные к уничтожению: фабрики, лавки, склады, каретные ряды, мануфактуры. Затем занялись жилые дома. Тушить было некому: пожарные команды уже ушли из города. Французские солдаты метались, пытаясь отбить у огня хоть самую малость из захваченного и награбленного. Те москвичи, которые напрочь отказывались бросать свои жилища даже под французами, теперь тоже вынуждены были бежать…
Для вампиров огонь почти так же страшен, как солнечные лучи. Но покинуть город в нынешней ситуации было крайне затруднительно. При перемещении труднее отводить глаза смертным. Для любой повозки, груженной гробами, для любой закрытой кареты огромен риск быть захваченной — французскими ли, русскими войсками, все равно: задержат до рассвета… И тогда — гибель. А главное — будет нарушен Закон Великой Тайны. Люди могут узнать, что вампиры все-таки существуют.
Допустить такое Князь Московский не мог. Он приказал своим подданным спуститься в подземелья. Хорошо, что под Москвой вырыт целый лабиринт, способный вместить в десять раз больше народу, чем несколько сотен подданных Князя.
Князю пришлось просить разрешение на убежище у Крысиного Царя. Хотя сила вампиров намного превосходит силу большинства обитателей потаенного мира, все же ссориться с крысолюдами не хотелось. И уж точно — не сейчас. А подземелья любого города — их исконная территория. И Князь выбрал из своей коллекции самый великолепный огненный опал: магический камень огромной силы, прекрасный и щедрый дар в уплату за разрешение переждать пожар в подземельях.
Теперь в сводчатых залах под Кремлем штабелями выстроились гробы. Вампиры могут спать, зарывшись в землю. Но, злоупотребив ночевкой в сырой земле, проведя там несколько световых дней подряд, они поднимаются на поверхность грязными чудовищами, теми самыми ожившими мертвецами из легенд, которыми путают деревенских детишек. И избавиться от этого нового облика очень и очень непросто. Гроб защищает спящего прежде всего от света, но также позволяет сохранить в неприкосновенности наряд и прическу. Чтобы успешно охотиться на смертных, надо быть похожими на них.
Солнце уже взошло. Большинство вампиров умирали с первыми лучами — и оставались мертвыми до заката. Но те, кто был достаточно силен, пробуждались снова, когда солнце поднималось высоко над горизонтом. Для них солнечный свет был так же убийствен, как и для остальных. Во тьме подземелья, куда солнце не проникало, они могли подняться из гробов. И обсудить, что делать, когда пожар закончится, и французы оставят город. Было ясно, что придется бежать. Почти у всех были подмосковные имения, куда они могли забрать с собой Птенцов. Но как осуществить это на практике, когда на дорогах заставы? Может, бросить имущество и передвигаться ночами по лесу, а днем все-таки погружаться в землю?
На бесчисленных пепелищах сгоревших домов выли и стенали домовые. Люди не могли слышать их плач, разве что, оказываясь рядом, ощущали тоску и страх. Но вампиры слышали — даже здесь, в подземелье. Этот непрерывный плач сводил с ума…
Никто особенно не удивился тому, что именно сейчас, именно здесь, в темноте и сырости, под жалобный пронзительный плач, один из тех, кто мог днем подняться из гроба, вдруг впал в безумие настолько сильное, что вызвал Князя на поединок. Нет, конечно, многие мысленно обвиняли Князя в слабости, трусости и нерешительности, при этом отчаянно боясь, что тот прочтет их мысли. Многие думали, что он оказался недостоин своего трона, но только один решился произнести обвинения вслух, и только один попытался вырвать власть из ослабевших рук.
Прячущиеся в подземелье вампиры удивились только тому, что единственным храбрецом среди них оказалась женщина.
Ее звали Маргарита, а за глаза ее называли «прекрасная полячка». Она недавно прибыла из Польши вместе со своим братом-близнецом Яном. Она действительно была красива. И, к всеобщему сожалению, недоступна. Никто не знал, хранит ли она верность кому-то, с кем была разлучена судьбой, или просто любит одиночество. Вообще об этих близнецах было мало что известно. Только то, что прибыли они из Гданьска и попросили у Князя позволения жить в его городе, преподнеся в качестве дара целую шкатулку неограненных рубинов. Где близнецы взяли столько драгоценных камней, опять же никто не знал. Но это никого не волновало: главное — кристаллы были высочайшего качества.
Они были такие тихие и незаметные, Ян и Маргарита. Все считали, что они молоды и слабы. И все удивились, когда увидели, как Маргарита среди дня поднялась из своего гроба, а вслед за ней поднялся и Ян.
… Она вызвала Князя на поединок за власть. Все понимали, что это — самоубийство. Князь слишком силен. Слишком стар. Слишком опытен в искусстве боя.
Разумеется, он принял вызов. Отказаться от дуэли означает признать свое поражение.
И, разумеется, он победил.
Князь стоял, вытянув перед собой руку со скрюченными пальцами. Стоял неподвижно. Даже лицо его не изменило свое обычное приветливое выражение. Только глаза горели красным — как во время охоты.
А прекрасная полячка Маргарита корчилась на полу, и кровь истекала из ее рта, носа, глаз, ушей, из каждой поры… Роскошные белокурые волосы, бледно-голубое платье — все пропиталось кровью. Лицо и руки усохли, кожа обтянула кости, потом лопнула и стала сползать клочьями. А потом прекрасная полячка обратилась в бурый прах. От нее остались волосы, платье, туфли — и несколько трухлявых костей.
Ее брат стоял в стороне и смотрел на происходящее. Стражи Князя ожидали, что Ян может нарушить правила поединка, может напасть на Князя, попытаться защитить сестру. Но он не двигался. Он только беззвучно шевелил губами, и его пальцы сжимались и разжимались.
Когда все кончилось, Князь милостиво протянул ему руку. И Ян склонился в поцелуе к руке убийцы своей сестры. А потом обнажил шею — в знак абсолютного повиновения Князю.
Многие тогда начали презирать Яна Гданьского.
Многие, но не Князь, который почему-то так и не поверил в его смирение.
Князь был стар и умен. И силен. Он чувствовал: с Яном Гданьским что-то неладно. Он приказал Стражам следить за Яном и при первом же подозрении на нарушение Закона — казнить его. Но Ян не давал повода для подозрений.
… Гензель давно ожидал, что когда-нибудь Гретель не выдержит, сглупит и вызовет на поединок того, кто сильнее ее. Гензель понимал, что когда-нибудь он потеряет Гретель: такие страстные и властолюбивые натуры, как она, не умеют жить осторожно и тихо.
Гензель хотел только одного: не потерять ее безвозвратно, как потерял маму.
Гензель создал заклинание, позволяющее поймать отходящую душу, заключить ее в корень живой мандрагоры и хранить, пока не найдется подходящий сосуд, чтобы ее вернуть.
Это было трудное заклинание. Гензель отдал ему почти все свои силы. Чтобы восстановиться, ему понадобились десятилетия. А чтобы вернуть ее душу, понадобилось четыре жертвоприношения и помощь самого Вельзевула.
Но ему удалось. Сестра снова была рядом с ним. И в ближайшие несколько столетий она, можно надеяться, никого не станет смещать с трона. Даже Гретель способна учиться на своих ошибках.
3
Лес был громаден и мрачен, и даже на краю его, где земля и трава давно были истоптаны людьми, чувствовалась исходившая от него тяжелая древняя сила. Люди не ощущали ее, они привыкли считать себя хозяевами мира, они ничего не боялись. Люди понастроили здесь какие-то коттеджи и лыжные курорты, проложили дороги. Они полагали, что исходили этот лес вдоль и поперек и прекрасно знают его.
Люди очень удивились бы, если бы поняли, как много в Шварцвальде осталось запретных, тайных мест, куда ни разу не ступала нога человека. А если и ступала, то косточки несчастного обладателя ноги так и оставались гнить под какой-нибудь разлапистой елью. У каждого старого леса есть собственная магия, в каждом прячется нечисть, которая не прочь подкрепиться самоуверенным человечком, сбившимся с тропы. Лесные духи морочат головы беспечным туристам, заводят их в дебри и заставляют умирать от голода в двух шагах от спасительной тропинки, заманивают в болото… В Шварцвальде нечисти было много, и у каждой твари была своя собственная магия, переплетенная с магией леса. Лес звенел этой магией. Даже Мишель, прибывший из страны самых могучих леших и самых властных болотников, почувствовал разлитую среди этих деревьев угрозу. Шварцвальд был заповедником нечисти. Интересно, это место само по себе такое, или причина в том, что здесь нашли убежище Гензель и Гретель?
Оставив машину на стоянке рядом с кемпингом, вампиры вышли на широкую асфальтированную дорожку, аккуратно размеченную для велосипедистов, и отправились в глубь леса. Через полчаса Филипп решил, что пора сворачивать в сторону, — и прогулка сразу перестала быть легкой и приятной, потому что им пришлось пробираться через заросли чрезвычайно колючих кустов. Это было не просто даже для вампиров. Взлететь они не могли — вверху сучья сплетались в такое же колючее кружево, как и внизу.
— Что мы ищем? — спросил Лоррен. — Куда идем?
— Я ищу ведьмину тропу, — ответил Филипп. — Да вы сами ее увидите. Она скрыта от глаз людей, но не от нечисти. Мы с вами нечисть, и мы сильнее любой здешней твари, так что им нас не запутать… К сожалению, лес слишком большой, и тут особенно не полетаешь. Боюсь, если мы поднимемся выше деревьев, то ничего не разглядим за ветвями. Придется лезть напрямик через чащу.
Ведьмину тропу они нашли перед самым рассветом.
Филипп был прав, ее действительно невозможно было пропустить. Вампиры пробирались через очередной бурелом, а потом вдруг будто поднялась завеса, и они увидели аккуратную тропку, которая, казалось, чуть заметно светится в темноте, указывая путь. Ветви деревьев не перегораживали ее, а сплетались вверху наподобие арки. На тропе даже не росли вездесущие кусты, под ногами расстилалась только шелковистая нежная травка.
— Мы у цели? — возбужденно спросил Мишель.
Всю ночь он был мрачен, чувствуя, как уходит драгоценное время. Бестолковые блуждания по лесу раздражали его.
— Похоже на то, — задумчиво произнес Филипп, — однако пока мы не можем идти дальше. Кто знает, что встретится нам на пути. Гензель мог понаставить ловушек… Проклятье, а ведь скоро рассвет, как же я забыл!
За деревьями почти не было видно неба, но уже заметно светало. На открытом пространстве уже наступало утро, и только здесь, в самом сердце Темного Леса, мир по-прежнему был окутан мраком. Филипп с ужасом смотрел на плотный свод ветвей над головой.
— Мы не успеем вернуться в гостиницу до рассвета! — воскликнул он. — Вот дьявол! Мы слишком увлеклись поисками!
Мишель только пожал плечами.
— Зачем нам возвращаться? Чтобы завтра начинать все сначала? Останемся здесь, зароемся в землю…
— Зароемся в землю? — переспросил принц. — Зароемся? В землю?! Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? Я никогда в жизни не зарывался в землю! Черт возьми, там грязь! Там черви и жуки! Они будут по мне ползать! — Филиппа передернуло от омерзения. — Ни за что на свете!
— Но это же лучше, чем сгореть на солнце, — вставил Лоррен, — сами говорите, что мы не успеем добраться до гостиницы.
Филипп взвыл и схватился за голову.
— Лучше умереть! — заявил он. — Я не полезу под землю! Никогда!
Но, конечно, ему пришлось зарываться.
Лоррен, как в саван, бережно завернул принца в два плаща — в его и в свой собственный, терпеливо, словно ребенка, убеждая Филиппа, что никакие черви и жуки под ткань не проберутся. И тем более не станут откладывать на принце яйца… И гадить на него тоже не станут… И что его высочество даже не испачкается, потому что плотные кожаные плащи защитят его и от грязи, и от сырости. Уже перед самым восходом солнца Лоррену удалось наконец уложить стенающего Филиппа под лапы раскидистой ели. Земля тотчас зашевелилась под вампиром; и трава, и мох, и толстый ковер хвои расползались в стороны, обнажая жирную черную землю, которая тоже расступалась, пока завернутое в плащи тело не погрузилось достаточно глубоко, чтобы лучи солнца не смогли его коснуться. После этого дерн вернулся на место, до последней иголочки, до последнего листика, — никто не нашел бы здесь и следа похороненного вампира.
Мишель с Лорреном завороженно глядели на «погребение», им тоже никогда еще не приходилось закапываться в землю, и они не видели, как это происходит.
— Ну что же, теперь наша очередь, — проговорил Лоррен, когда земля успокоилась, и криво усмехнулся. — Надеюсь, черви и в самом деле не отложат на нас яйца…
Ему самому не во что было завернуться, и шевалье просто улегся на землю, сложив руки на груди, будто покойник. Через минуту земля поглотила и его. Мишель не стал дожидаться окончания этого неприятного зрелища и сам прилег под соседнюю елку. Объятия земли не были неприятными — наступил рассвет, и уже в процессе погружения вампир умер, перестав чувствовать что бы то ни было. К счастью, плотный слой почвы закрыл его еще до того момента, когда сквозь густой шатер листьев к земле пробились первые лучи солнца.
С наступлением темноты Мишель проснулся и в первый момент запаниковал. Он не мог ни пошевелиться, ни даже открыть глаза, земля спеленала его крепко и надежно. Ощущать себя заживо погребенным оказалось, мягко говоря, не очень комфортно. Впрочем, как только вампир проснулся, земля зашевелилась и отпустила его, выдавила на поверхность. Всего несколько секунд — и Мишель уже без труда сбросил с себя комки лесного перегноя.
Отряхивая с волос и лица налипшие комья земли, хвою и прошлогодние листья, Мишель открыл глаза и увидел Филиппа, вполне чистого, но все равно крайне недовольного. Принц брезгливо наблюдал за Лорреном, который тщетно пытался привести в порядок свою перепачканную землей и вдобавок изрядно отсыревшую одежду.
— Ты ужасно выглядишь, — назидательно сказал ему Филипп. — И ты, Мишель, тоже. Надеюсь, сегодня мы убьем Гензеля и вернемся в гостиницу. Я не переживу еще одной ночевки в земле.
— Вы не переживете?! — прошипел Лоррен, пятерней вычесывая землю из некогда роскошных, ухоженных волос. — А каково, по-вашему, пришлось мне?!
— Даже не стану себе представлять. Фи, мои шер! Эти жуки и черви, должно быть, заползли к тебе под одежду?
Лоррен выругался и принялся лихорадочно раздеваться.
— Это мерзко, Лоррен. Просто мерзко, — с укором продолжал Филипп. — К тебе теперь противно прикасаться.
Лоррен смерил его злобным взглядом.
— Все потому, что я отдал вам свой плащ!
Филипп пожал плечами.
— Уж лучше ты будешь похож на вылезшего из могилы вурдалака, чем я, не так ли? — резонно заметил он.
Мишель хотел было последовать примеру Лоррена и раздеться, но передумал. Выяснилось, что жуков, личинок и прочих червей шевалье на себе не обнаружил, так что вряд ли лесные козявки решили обосноваться на Мишеле. Может быть, мелкие твари вообще избегают приближаться к вампирам — точно так же, как избегают их животные? Когда Мишель высказал это предположение вслух, Филипп весело расхохотался.
— Вы знали, не так ли? — обиженно осведомился Лоррен, переставая вытряхивать одежду.
— Не знал, — отвечал Филипп, — но догадывался. Теперь буду знать точно.
Лоррен устало возвел очи горе и принялся одеваться.
4
Нужно заняться архивом. Нужно искать недостающую информацию о пребывании Гензеля Шварцвальдского в Москве. Нужно заняться делом, отвлечься от посторонних мыслей…
Нина не могла. Она сидела над старой архивной книгой и никак не могла сосредоточиться.
Дверь отворилась.
— Нина, вы… то есть ты… ты занята?
— Нет.
Это был Арсений. Страж Арсений — огромный, тяжеловесный, мускулистый. Он никогда раньше не интересовался библиотекой. Что же ему понадобилось сегодня? Может, Князь послал за Ниной? Но почему тогда он топчется на пороге, не решаясь заговорить?
— Тебя прислал Князь? Или… тебе нужна какая-то информация?
— Нет. Я принес кровь.
— Что?!
— Немножко крови. — Он показал хрустальный флакон, наполненный темной вязкой жидкостью.
— Зачем?
— Для мандрагоры. Я слышал, ты посадила ее в горшок и говорила, что нужна кровь, подкормить. Вот, я принес.
Действительно Нина посадила в горшок мандрагору, в которой была заключена душа несчастной девочки Ани. И действительно она говорила, что нужна кровь. И даже собиралась попросить у кого-нибудь из добровольных доноров — в обмен на укус. Все верно. Непонятно только, почему Арсений надумал приносить ей кровь, откуда он вообще узнал, что она посадила мандрагору и…
Ох.
Нина все поняла.
Арсений наверняка был влюблен в Аню! Неудивительно — Аня была красавицей. И теперь мечтает вернуть возлюбленную, заточенную в мандрагоре. Интересно, как он себе это представляет? Кто изгонит Гретель из тела Ани и вернет на место душу глупышки? Никто, кроме Гензеля. А он вряд ли согласится. И вряд ли у него будет шанс для переговоров. Его убьют. Или он убьет… Но о таком финале Нина старалась не думать. Нет, нет, нет. Его убьют. И Гретель, наверное, тоже убьют. На что надеется Арсений? Найти другого колдуна, столь же могучего?
— Спасибо! Я действительно хотела ее подкормить. — Нина взяла флакон, который казался крохотным в лапище Арсения, а в ее руке выглядел вполне внушительным.
— Ты мне ее покажешь?
— Она в земле. Ничего не разглядеть.
— Все равно.
В его глазах читалось отчаяние. И Нина решила, что не будет вреда, если он увидит горшок с мандрагорой. Они вместе польют землю кровью. А потом надо будет немного с ним поговорить. Арсений, конечно, не слишком разговорчив… Но даже таким могучим воинам, как он, иногда нужны друзья, которые выслушают, поймут и утешат.
5
Ведьмина тропа никуда не делась, и преследователи двинулись по ней, осторожно, чтобы не попасть в возможную ловушку. По мере того, как они углублялись все дальше в лес, все сильнее сгущался туман. Он появился ниоткуда, сначала тонкими струйками стелился по земле, но с каждым шагом становился все плотнее, все гуще и наконец превратился в непроглядную пелену. Вытянув руку, Мишель не увидел даже кончиков собственных пальцев и остановился.
— Что это, Филипп? На простой туман не похоже.
— Конечно, это не простой туман. Это та самая магическая завеса, о которой говорили штутгартцы.
— Ты можешь с ней что-нибудь сделать?
— Я пытаюсь… Отойди-ка в сторону.
Филипп вышел вперед и, закрыв глаза, начал бормотать заклинания. Туман вокруг него заклубился особенно плотно и вдруг совсем скрыл принца из виду, словно укутал одеялом.
— Филипп? — настороженно позвал Лоррен.
— Ничего не получается, — послышался глухой, как сквозь вату, голос принца, — когда я пытаюсь разогнать его, он становится гуще. И высасывает из меня силу. Так ничего не выйдет.
Филипп отступил назад, и туман, будто нехотя, отпустил его.
Мишель нахмурился.
— Что мы можем сделать? Обойти стороной? Перелететь? Может быть, просто пойдем насквозь, вслепую?
— Сомневаюсь, что у нас получится, — ответил Филипп. — Туман не только закрывает путь, он уводит в сторону, сбивает с пути. Это не просто лесная магия, это очень сложное и сильное заклятие. Не знаю, как объяснить, да вы все равно не поймете… Гензель взял за основу магию леса и исказил ее, добавив что-то свое. Он накладывал на это место заклинания одно за другим, много лет и даже, может быть, столетий, вплетая их в магию леса и многократно ее усиливая. Если бы здесь была его чистая колдовская сила, враждебная лесу, ее проще было бы разрушить. Но с тем, что мы имеем здесь, ничего сделать невозможно. Похоже, Гензель давно готовил это убежище с расчетом на то, чтобы скрыться здесь от врага. Даже от такого врага, чья магия будет сильнее его собственной. Представьте себе, он пользуется силой всего леса!.. Черт, похоже, придется признать, что мы потерпели фиаско. Нам не пройти.
Филипп обернулся к Мишелю, но тот смотрел в туман напряженным и злым взглядом.
— Я пойду вперед, — сказал он.
— Ты заблудишься. Мы уже сбились с ведьминой тропы и даже не заметили, как. Посмотри, ее уже нет под ногами.
Мишель огляделся по сторонам. И действительно, со всех сторон их окружали непролазные дебри колючего кустарника. Будь они простыми людьми, уже застряли бы в нем надолго и в клочья изорвали одежду. Как странно… Они ведь и в самом деле не заметили, что свернули в сторону. Даже Филипп не заметил. Интересно, как давно это произошло?
— Тогда вернемся и снова найдем тропу, — заявил Мишель, — а когда доберемся до завесы, будем внимательно смотреть себе под ноги.
— Мишель, это бесполезно! — воскликнул Филипп. — Ты разве не слышал, что я говорил про магию этого места?
Но в глазах Мишеля принц видел только упрямую решимость.
— Вы можете возвращаться! — сказал Мишель. — А я попробую еще раз. И буду пробовать снова и снова, пока не найду путь!
— Годы и столетия, — Филипп вздохнул. — Мишель, ты мне не веришь?
Мишель, который уже собрался было идти обратно, искать ведьмину тропу, обернулся, и их взгляды встретились. Мишель хотел ответить грубостью, но передумал, видя искреннее недоумение в глазах принца.
— Я не могу отступить, — сказал он. — Не могу, Филипп, понимаешь? Я не уйду отсюда, пока не доберусь до проклятого ублюдка. Я не позволю ему победить, остаться безнаказанным после того, что он совершил. После того, как он убил Софи! Она была…
Мишель запнулся.
— Она была беспомощна и безобидна, просто маленькая хрупкая девочка, мечтающая всегда быть красивой и желанной. Она ему даже не мешала! Она не стояла у него на пути! Ему нужна была только Ольга, чтобы она вывезла два гроба из России, и из-за этого он убил Софи!
Филипп смотрел на него с сожалением.
— Послушайте, господа, — встрял Лоррен, — но ведь Гензель не единственный сильный колдун в мире, мы сможем найти другого, чтоб тот сломал его защиту.
— Я так и знал, что вы не поймете, — вздохнул Филипп. — Очень трудно сломать силу целого леса. Во всем мире найдутся два-три колдуна, которые — возможно! — сумели бы нам помочь. Во всем мире, понимаете? Но ни один из них не примет участия в нашей Кровавой Охоте, они слишком далеки от всего земного. Я не особенно силен в магии, никогда не занимался ею серьезно, это отнимает слишком много времени и сил, и в конце концов просто безумно скучно. Но я знаю достаточно, чтобы оценить мощь завесы. Нам здесь не пройти. Здесь никому не пройти. Нужно возвращаться.
— Я останусь, — упрямо повторил Мишель. — Может быть, спустя какое-то время Гензель решит, что опасность миновала, и выползет за свою завесу… Пусть пройдут годы, я готов ждать.
— Даже так? — удивился Филипп, — Ты будешь жить здесь в лесу, как дикий упырь? Спать в земле?
Мишель, ты явно помешался. Ни одна женщина не стоит этого…
— Ты не понимаешь.
— Нет. И даже не пытаюсь.
Мишель не собирался сдаваться, несмотря на все доводы Филиппа.
Он вернулся к началу ведьминой троны и снова пошел вперед, разыскивая путь сквозь туман. Где-то должна была остаться лазейка, пусть самая незаметная, и когда-нибудь он обязательно разыщет ее. Он обойдет завесу, он победит Гензеля — если сейчас не сдастся.
Мишель бродил в тумане, терял направление, возвращался и начинал снова.
Филипп с Лорреном дожидались его у начала ведьминой тропы, на самой границе завесы, в том самом месте, где накануне им пришлось прятаться от солнца под землей. Филипп сидел на разложенном плаще, привалившись спиной к ели, и раздумывал над чем-то. Лоррен бродил неподалеку.
— Пора возвращаться в город, — решительно сказал шевалье. — Я голоден. И потом, нас здесь того и гляди снова застанет рассвет, и придется закапываться в землю.
— Ну вот до тебя и дошло, поздравляю, — лениво похлопал в ладоши Филипп.
Лоррен пожал плечами.
— Разве есть выбор? Проигрывать всегда неприятно, мой принц. До чертиков неприятно. Тем более что этого еще никогда не случалось. Но, наверное, всегда бывает первый раз.
Лоррен ударил кулаком по стволу сосны. Посыпалась хвоя.
— Проклятый колдун… — прошипел он. — Когда-то мы уничтожили самого Гибюра, а ведь на его стороне, кажется, была вся преисподняя.
— Этот старше и мудрее. И намного сильнее. Но ты прав, Лоррен, проигрывать чертовски неприятно!
Лоррен уселся рядом с принцем.
— Вы что-то задумали, — проговорил он.
— Ты прав, кое-что пришло мне в голову.
— Что же?
— Давай дождемся Мишеля. Не хочется повторять несколько раз.
Мишель, злой и голодный, явился незадолго до рассвета, твердо намереваясь устроиться на сон где-нибудь под елью и дожидаться вечера.
— Я думал, вы уже свалили, — угрюмо сказал он. — Какого ляда вы здесь торчите?
— У меня есть одна идея, — примирительно ответил Филипп, — но я поделюсь ею с тобой только при одном условии: сейчас мы возвращаемся в гостиницу и устроимся на дневной сон в приличных условиях, а не как дикие звери.
Мишель взглянул на небо.
— Мы не успеем.
— Успеем, если полетим! — раздраженно проговорил Филипп, поднимаясь с плаща. — И если перестанем уже болтать!
Лететь над лесом, конечно, было гораздо проще и быстрее, чем пробираться через дебри. На удивление скоро вампиры оказались у стоянки, где оставили машину. Еще четверть часа им понадобилось на то, чтобы добраться до гостиницы. Они успели до восхода солнца, хотя и изрядно рисковали.
— Мне нужно незамедлительно принять ванну, — пробормотал Филипп и, без сил рухнув на кровать, провалился в сон.
Лоррен расположился в кресле и тоже отключился.
Рассвет был совсем близко, до него оставалось меньше минуты, Мишель уже чувствовал, как на него наваливается ледяная, сковывающая тело тяжесть.
Он сопротивлялся солнцу изо всех сил, радуясь этой дополнительной пытке. Стиснув зубы, Мишель смотрел на надежно закрывающие окна плотные шторы, борясь с голодом и слабостью, выплескивая всю скопившуюся в нем злость и отчаяние в тщетном противоборстве с беспощадным светилом. Он злился на хитрого Яна, ловко спрятавшегося от них, — мерзавец был совсем близко, но добраться до него не было никакой возможности. Он злился на Филиппа, который вытащил его из леса дурацкими обещаниями, а теперь спит без задних ног. И больше всего он злился на себя самого за то, что был слаб и жалок, за то, что ничего не придумал, за то, что вынужден будет принять поражение как непреложный факт. И жить с этим. Все последующие дни и годы, может быть, даже столетия — жить с тем, что сдался… и проиграл.
Когда краешек солнца появился над горизонтом, Мишель еще несколько секунд держался на ногах, но потом его силы иссякли, перед глазами разлилась тьма, и он рухнул прямо на пол, к счастью, уже не чувствуя ничего. Он был слишком голоден. И — в прямом смысле — мертвым сном проспал до самого заката.