1
На экскурсию Стас попал случайно, нужно было как-то убить оставшееся до поезда время. Просто бродить по городу — скучно, промозгло, да и страшновато, но и торчать всю ночь на вокзале тоже не дело. Последние несколько часов в Москве нужно потратить с пользой, неизвестно, когда он сможет выбраться в столицу еще раз.
Стас побродил по центру города, заглянул в пару кафешек и какой-то ночной клуб, но почему-то душа не лежала оставаться там до утра, везде было скучно. Может быть, потому, что вечер вторника? Кто же будет по-настоящему отрываться вечером во вторник?
Он уже собрался пойти в кино на ночной сеанс — хотя какой в этом смысл, кино можно и дома посмотреть — но прежде решил в последний раз прогуляться на Красную Площадь. Тоже глупо, конечно, потому что детство, но лишь стоя на брусчатке «главной площади страны», глядя на кирпичные стены Кремля, купола собора Василия Блаженного и пресловутый Мавзолей, Стас чувствовал, что действительно оказался в Москве. Как будто волшебным образом оживали картинки из телевизора, и в душе появлялось смутное ощущение чуда. Он — в Москве! На самом деле. Здесь и сейчас. Стоит на этих Камнях и может пройти эту площадь вдоль и поперек, коснуться этих зубчатых стен.
Микроавтобус «Мерседес» Стас увидел неподалеку от Красной Площади. Рядом с гостеприимно распахнутой дверцей салона топталась худенькая девчушка в джинсах и короткой светлой курточке и что-то говорила в мегафон. Стоял конец января, и хотя было не так уж холодно для середины зимы, в двенадцатом часу ночи даже здесь, в самом сердце столицы, народу было немного. Понятно: разгар трудовой недели, все спят. Маленький белый микроавтобус был единственным, собирающим туристов на экскурсию в такой час. Стас сначала хотел пройти мимо, но потом ему стало любопытно. Он не любил экскурсии и не посещал их со школьных лет. Рассказы о людях, местах и событиях из далекого или не очень далекого прошлого, которые не имели к нему никакого отношения, неизменно нагоняли на него тоску. В их родном городе и смотреть толком было нечего — краеведческий музей, маленькая картинная галерея, вот и все, — но и в Москве Стас не стремился восполнить дефицит лицезрения культурных ценностей. В свободное от работы время он бродил по городу, просто глазея по сторонам — на людей, на машины, на огромные торговые центры и маленькие бутики. Однажды его занесло на какую-то модную дискотеку, о которой он слышал по телевизору, и за одну ночь он оставил там почти всю наличность. Так что — к черту все эти массовые мероприятия.
Девушка с мегафоном увидела Стаса и, уловив его интерес, с новым энтузиазмом принялась тараторить заученный текст, в очередной раз призывая москвичей и гостей столицы не пропустить уникальную возможность приобщиться к тайнам ночной Москвы.
— Мы с вами посетим самые знаменитые и зловещие места города, разгадаем загадку Поганого пруда, проедем мимо легендарного Дома на Набережной и подворья Малюты Скуратова. Мы посетим проклятые и святые места Москвы. Остановимся рядом с самым страшным московским особняком, где, может быть, повстречаем таинственного Белого Рыцаря. Увидим тень колдуна на Сухаревой башне. И, вероятно, нам навстречу попадется даже ужасный Черный Катафалк — призрачная машина, которую частенько видят на Садовом припозднившиеся водители…
В микроавтобусе уже сидели люди, Стас не мог разглядеть, сколько их, но все передние места были заняты. Тайны ночной Москвы… ну надо же. Стас и не догадывался, что бывают ночные экскурсии. Да еще и зимой. Да еще и желающие на них находятся… Впрочем, почему бы и нет, в самом-то деле? Экскурсия по ночной Москве — это круто. Почти настоящее приключение. Белый Рыцарь, Черный Катафалк — будет о чем рассказать дома.
Окончательное решение Стас принял, когда поближе подошел к девушке с мегафоном, миниатюрной блондиночке с нежной кожей, чуть вздернутым носиком и пухленькими губками. И улыбка у нее была красивая, хотя и малость вымученная, — должно быть, устала, бедняжка, топтаться на морозе. Неяркий свет из салона светил ей в спину, и все же Стас разглядел, что девчонка выглядит хворой: личико бледное, осунувшееся, глаза неподвижные и тусклые, как будто экскурсоводша очень хочет спать… Наверное, уже околела тут в своей тоненькой курточке. «Какой черт понес тебя на эту экскурсию?» — хотел спросить Стас, но, разумеется, не спросил. Уж кто-кто, а он прекрасно понимал, как порой бывают нужны деньги.
— Привет, — сказал он. — Есть места?
— Да, пожалуйста, проходите, — девушка улыбнулась шире, — есть два места на заднем сиденье. У нас вообще-то экскурсия по предварительной записи, но несколько человек в последний момент отказались. Пытаемся добрать группу, пока еще есть время.
— Во сколько начало?
Девушка посмотрела на часики, удобнее повернувшись к свету.
— Минут через пять, максимум — через десять. Ждем еще одного человека по записи, она звонила, должна подойти…
Стас вручил девушке банкноту в пятьсот рублей и забрался в теплое чрево автобуса. В самом деле, почти все места оказались заняты, впрочем, их и было немного, пятнадцать или семнадцать, вряд ли в такую машину поместится больше пассажиров. Экскурсанты сидели молча и, казалось, дремали, только одна парочка в середине салона негромко переговаривалась. Стас прошел в хвост автобуса и уселся на свободное место у окна. Тепло, уютно и действительно располагает вздремнуть.
Экскурсия началась ровно в полночь. Запыхавшаяся последняя экскурсантка влетела в салон микроавтобуса и плюхнулась рядом со Стасом. Дверца за ней захлопнулась, отсекая гулкий бой кремлевских курантов, и машина тотчас же тронулась с места.
Водитель погасил свет в салоне, но все же в автобусе не стало совершенно темно — в Москве, наверное, нигде и никогда не бывает темно — и Стас искоса разглядывал соседку. Тоже весьма хорошенькая, коротко стриженая брюнеточка. Надо же, как ему повезло в последний-то день! На той идиотской дискотеке все какие-то уродины попадались…
Может, ну ее к лешему, эту экскурсию? Пятьсот рублей — не такие большие деньги, да и осталась еще кое-какая наличность в кармане. Познакомиться, попросить водителя остановиться, напроситься к девчушке в гости на чашечку кофе, а там, глядишь, и время до утра пролетит незаметно и с обоюдным удовольствием. А что? Замужние и несвободные барышни на ночные экскурсии в одиночку не ездят…
Экскурсовод расположилась впереди, рядом с водителем и каким-то белобрысым парнем в черном пальто, и, едва автобус тронулся, тотчас же начала что-то рассказывать. Стас не прислушивался: сидящая рядом девушка была гораздо интереснее тайн и загадок Москвы. И обстановка соответствовала: романтическая ночь, таинственные истории, почти интимная атмосфера заднего сиденья, ну как этим не воспользоваться?
Девушка смотрела в окно, по юному личику скользили блики проносящихся мимо машин и неоновых огней.
— Хотите, уступлю вам место? — закинул Стас пробный шар.
— Нет, не стоит, — улыбнулась она, — мне хорошо видно.
Они посмотрели друг на друга, и в глазах прелестной соседки Стас уловил искорку интереса, безошибочно дающую попять, что и он показался ей симпатичным. Ура, начало положено.
На заднем сиденье автобуса можно было говорить тихо и никому при этом не мешать. Уже на первой минуте экскурсии Стас выяснил, что соседку зовут Катя, что она студентка какого-то технического вуза, родом из Тулы, здесь живет в общаге и на экскурсию тоже попала случайно — билеты за полцены распространялись у них на кафедре, и Катя с подругой взяли их исключительно из любопытства. Они тоже раньше не подозревали, что бывают ночные экскурсии. Вика очень не вовремя заболела, и вот благодаря этому на ее месте оказался Стас.
— Жаль, что мне сегодня уезжать, — притворно вздохнул Стас. — Поезд в шесть утра. А то могли бы встретиться, сходить куда-нибудь…
— Ты в первый раз в Москве?
— Нет, — соврал Стас, ему не хотелось выглядеть замшелым провинциалом, — мотаюсь туда-сюда по пять раз в год, работа такая. Надоело ужасно. Надо переводиться в московский филиал, но неохота.
— Почему?
— Шумный город, вечные пробки, народу много, да и квартиру очень дорого снимать. К тому же стимула не было — раньше таких красивых девушек я здесь не встречал.
— Неужто? — усмехнулась Катя.
— Точно. Видимо, не там искал. Теперь вот всерьез подумаю, чтобы поселиться здесь.
— Ну ладно, приедешь в следующий раз, звони, — улыбнулась Катя и написала на клочке бумаги номер телефона, — может, и правда пересечемся.
«А как насчет пересечься прямо сегодня?» — чуть было не спросил он. Вряд ли представится другой такой случай. Командировки в Москву в их конторе были нечасты, да и в этот-то раз Стас поехал только потому, что у начальника жена вот-вот должна была родить, и тот не хотел оставлять ее одну.
Центр Москвы был красиво подсвечен, жаль, из окошка маленького автобуса всего великолепия было не разглядеть. С полчаса экскурсия каталась по каким-то улицам и проспектам, благо ночью в городе машин мало, а первая остановка оказалась у ворот кладбища.
— Сейчас мы с вами посетим знаменитое Ваганьковское кладбище, — сообщила экскурсовод, обернувшись к пассажирам, — увидим могилы известных людей: Владимира Высоцкого, Андрея Миронова, Владислава Листьева… Не сомневаюсь, что многие из вас здесь уже бывали, но ночью на кладбище совсем иная атмосфера, не такая, как днем. И самое главное, мы будем там совершенно одни, никто не помешает. Согласны? Не страшно идти на кладбище ночью? — добавила она весело.
Экскурсанты ответили, что ничуть не страшно.
— Надо же, — сказала Катя, — в программе не было Ваганьковского кладбища… А разве его на ночь не закрывают?
— Боишься? — улыбнулся Стас.
— He-а. Я не боюсь мертвецов, — ответила Катя. — Мама говорит, что бояться надо живых, и я с ней полностью согласна.
И в самом деле, если днем на знаменитом кладбище весьма оживленно, то ночью здесь было пустынно и тихо. И ужасно холодно. Сторож отворил экскурсантам калитку, и они вошли на территорию. Стас не понимал, что они здесь забыли. Темнота ведь, хоть и не кромешная благодаря снегу, но все равно ни шиша не видно, надгробия «известных людей» тонут в глубоких тенях. Экскурсовод снова начала что-то рассказывать, группа двинулась за ней, Стас и Катя уныло поплелись в хвосте. Обоим хотелось поскорее вернуться в теплый автобус.
— Может быть, правда вернемся? — тихо предложил Стас. — Холодно тут. И скучно.
— Ничего не выйдет, — так же тихо ответила Катя и кивнула в сторону идущего вместе с ними водителя. — Автобус наверняка закрыт… Да ладно, Стас, не парься. Когда еще побываешь ночью на кладбище? Или сам боишься мертвецов?
Стас хотел было ответить фразой из бородатого анекдота: «А чего нас бояться-то!» — но лишь скептически хмыкнул. На самом деле ему не было смешно. Напротив, стало даже тревожно. Глупо, да… Может быть, на кладбище такая атмосфера, что всем становится жутко? Или все из-за того, что водитель поплелся с ними? Ему-то зачем это надо?
По дороге Стас разглядывал членов группы отважных любителей тайн и загадок. Вместе с водителем их насчиталось семнадцать человек, все очень разные: парочка благообразных пенсионеров, три мрачные девицы в черном — готы, что ли? — с тщедушным пареньком во главе, двое влюбленных, которым, видимо, было все равно, где гулять, женщина с мальчиком-подростком. Они шли по главной аллее, все дальше и дальше в глубь кладбища, прочь от освещенных ворот и знаменитых могил, и Стаса все сильнее тянуло вернуться, пусть даже придется ждать остальных на улице, а не в теплой машине… но было как-то стыдно перед Катей. Да и не хотелось идти одному.
Молчащая последние несколько минут экскурсовод свернула с главной аллеи на боковую, где снегу было по колено. Стас заметил, что теперь не она шла первой, группу вел белобрысый парень в черном пальто, тот самый, что сидел с ней рядом в автобусе. Коллега, что ли, специалист по старинным надгробиям?
— Сейчас мы увидим самое интересное, — неживым голосом произнесла экскурсовод. — Осталось совсем недолго. Мы увидим знаменитый памятник… — Тут она коснулась ладонью лба, словно вспоминая, чей же памятник они должны увидеть.
Парень в черном пальто остановился так резко, что девушка едва не налетела на него. Она обернулась к группе и привычно улыбнулась, но выглядела при этом растерянной, будто никак не могла сообразить, где они оказались, что она должна показать и о чем рассказывать.
Здесь было совсем темно, снег почти не отражал света. Уже в двух шагах не было видно ни зги, лишь на фоне темных силуэтов деревьев белели кресты… вроде бы они даже тускло светились во мраке собственным светом. Люди, сгрудившись между надгробий, невольно жались друг к другу. Стас подумал, что не только ему страшновато, но почему-то все молчат, не ругаются, не требуют возвращаться. Он собрался было возмутиться, но встретился взглядом с белобрысым парнем, и слова застряли у него в глотке.
У того были удивительные глаза, очень светлые, пронзительные, сияющие, как подсвеченный изнутри лед, их взгляд замораживал и оглушал, и Стасу вдруг стало все равно, что снег забился под штанины джинсов, и ноги мерзнут, что здесь темно и тоскливо, что хочется в теплый автобус, и вообще — поскорее уже сесть в поезд и уехать домой. Даже возможное приключение с Катей его больше не привлекало. Он должен оставаться на месте… стоять и слушать… ждать…
В глубине души Стас удивлялся собственной апатии, ему делалось все страшнее, он понимал, что происходит нечто очень странное, неправильное, но он стоял, как истукан, глядя в глаза белобрысому и не в силах отвести взгляд.
Белобрысый вдруг сам отвернулся, и Стас тут же почувствовал, как тяжеленный камень свалился с его груди; только сейчас он заметил, что все это время не шевелился и даже не дышал… Он глубоко вдохнул чистый морозный воздух, снова вспомнил, что ему холодно, и покосился на Катю — живую, теплую и тоже начинающую бояться. Девушка, дрожа всем телом, прижималась к нему.
Нет, пора выбираться отсюда, и чем быстрее, тем лучше, на фиг такие экскурсии… Но ноги будто приросли к земле, чужие, непослушные. Почему он не двигается с места?!
— А теперь кульминация нашей программы, — вдруг насмешливо произнес белобрысый. — Извините, что не увидели Поганых прудов и — чего там еще? — черных катафалков? К сожалению, у нас нет времени колесить по городу. Впрочем, познакомиться с самой главной тайной ночной Москвы вы сможете прямо здесь и сейчас. Прошу заметить: вам очень повезло, не многим выпадает такой шанс. Хотя бы и перед смертью.
То, что произошло потом, было похоже на кошмарный сон. Или на дешевый фильм ужасов. В первые мгновения Стас так и подумал: это всего лишь дурацкая инсценировка, которую устроили экскурсоводы, чтобы добавить перчинку ночному мероприятию.
Белобрысый плавным, но незаметным глазу движением оказался за спиной девушки-экскурсовода, прижал ее к себе, как будто даже с нежностью, в его руке невесть откуда появился нож, и матово блеснувшее в темноте лезвие в один миг перерезало девушке горло. Та даже крикнуть не успела; ее голова откинулась назад, а из страшный раны на шее толчками хлынула кровь, заливая светлую курточку, стекая на землю. В воздухе кисло запахло медью. Кто-то из группы жалобно всхлипнул, одна из девушек-готов мешком осела на землю. А белобрысый с наслаждением втянул ноздрями запах кропи и мечтательно улыбнулся. Потом что-то прошептал и, подставив к шее умирающей девушки широкую большую чашу, набрал немного крови. После чего просто разжал объятия, и тело упало в снег, дернулось и застыло.
Это действо повторялось раз за разом со всеми экскурсантами, и никто не мог кричать, никто не мог сопротивляться, не мог даже сдвинуться с места. Только женщина, приведшая на экскурсию сына, так сильно вцепилась в подростка, что маньяк на секунду задержался возле нее. Только на секунду. Стремительное движение — и женщина отлетела на несколько метров, ударилась головой о надгробный камень и больше не встала.
Мальчишка, готы, влюбленные, старики, водитель… С каждым из них маньяк производил один и тот же ритуал: резал горло от уха до уха, произносил какие-то слова и набирал кровь в чашу.
Стас все видел и все понимал, он знал, что и другие понимают; Катя судорожно вздрагивала в такт с конвульсиями каждой жертвы; кто-то рядом покачивался и стонал от ужаса… Стас был уверен, что все они кричали бы, если бы могли. Внутри Стас тоже орал, визжал, метался в панике, но его губы были крепко сжаты, не позволяя воплю вырваться наружу. Совсем как во сне.
Он спит, конечно же, он спит. Этого не может происходить на самом деле!
Снег был залит черной, дымящейся на морозе горячей кровью, растапливающей его до самой земли. Неподвижно лежали люди, которые только что были живыми, и вот теперь стали просто остывающими трупами. Стас завороженно смотрел на тела и на черную кровь, в ушах звенело, и зрение мутилось. Он не сразу осознал, что в живых остались только двое, только он и Катя; он понял это, когда белобрысый резким движением оторвал девушку от него и привлек к себе. Катя всхлипнула, повисла на руках маньяка безвольной куклой, а в груди Стаса вдруг поднялась ярость, выросла пылающим огненным шаром и на миг прогнала сонный морок. Руки сжались в кулаки, ногти больно врезались в ладони. Стас покачнулся и сделал шаг вперед. Всего один шажок.
Маньяк посмотрел на него с интересом.
— Она тебе нравится, правда? — произнес он, и Стас снова встретил взгляд его кошмарных, нечеловеческих глаз, приковывавший его к земле.
Белобрысый посмотрел на бледное от ужаса лицо Кати и добавил:
— Знаешь, пожалуй, она и мне нравится.
Он не спеша положил свой нож на надгробный камень. Это был не обыкновенный мясницкий тесак, который часто показывают в фильмах ужасов, нет, это был кинжал с темной резной рукоятью, а по испачканному кровью лезвию ветвился замысловатый узор.
— Я могу оставить ее себе, — сказал маньяк. И подмигнул Стасу.
А потом случилось совсем уж невероятное. Стас увидел, как во тьме блеснули зубы парня, неестественно белые, с длинными острыми клыками. Он мог поклясться, что секунду назад зубы у белобрысого были самыми обыкновенными, такими же, как у всех, и теперь вдруг превратились в звериные — как у волка… или как у вампира из комиксов.
Белобрысый вонзил зубы в Катину шею. Девушка не закричала, не сделала даже слабой попытки освободиться, как и те, кому маньяк перерезал горло. Она вздрогнула, а потом застонала, но не от боли, а словно бы от наслаждения. Глаза закатились, и улыбка тронула ее губы, странная и страшная, безумная улыбка… Стас не мог отвести от нее взгляда, волосы шевелились у него на голове, а запертый в безвольном теле разум бился, метался, уползал в темноту и в тишину, забивался от ужаса в самую дальнюю щель.
Белобрысый пил Катину кровь. Пил по-настоящему, как вампир. Пил долго и с удовольствием; Стас видел, как жизнь медленно покидает девушку, как все более бледной и прозрачной становится ее кожа, сморщиваясь, точно пергамент в пламени, как синеют губы и вваливаются глаза. Маньяк выпил ее досуха. И отпустил. Стас точно знал, что Катя упала на землю уже мертвой.
Потом белобрысый аккуратно вытер губы платком, подобрал нож и повернулся к нему. Последнему… Маньяк двигался медленно и плавно, но Стас почему-то не мог уследить за его перемещением: миг назад вампир был в трех шагах от него и вот уже стоит совсем близко. Почти вплотную. С поднятым ножом.
— Ну, что скажешь? — спросил он. — Достаточно ли ты увидел зловещего и мистического для экскурсии за пятьсот рублей?
Стас молча смотрел на чудовище в человеческом обличии. Да, теперь он знал точно: это не человек. Под заурядной внешностью скрывалось нечто потустороннее, злое… и не живое в обычном понимании.
Стас уже не надеялся на спасение, не пытался убедить себя, что это сон. Он лишь хотел, чтобы все скорее закончилось. И чудовище, как будто услышав его мысли, подарило ему быструю смерть. Белобрысый скользнул Стасу за спину, схватил за волосы, дернул назад. Стас судорожно вздохнул, и это был последний в его жизни глоток воздуха. Острое лезвие полоснуло по горлу. Боли не было, только кровь вдруг наполнила рот, стало невозможно дышать, потом в глазах потемнело, и он почувствовал, что падает. Ноги подогнулись, но чудовище не дало ему опуститься на снег, держало Стаса на весу, набирая в почти уже полную чашу кровь и шепотом произнося слова на чужом, незнакомом языке.
2
В морг Нина и Мишель поехали сразу же после звонка Николая — тот велел торопиться. Власти совершенно не хотели, чтобы о массовом убийстве на кладбище прознали журналисты, тем более что причина смерти каждого из восемнадцати человек была, что называется, налицо.
Мишель вел машину, Нина сидела рядом и задумчиво смотрела в окно. Раньше Стражам в расследованиях помогал Модест Андреевич — правда, только информацией, сам он никогда не выезжал на место преступления. Да никто и не отважился бы предложить архивариусу скататься в морг. Теперь же получалось так, что Нина заняла пост своего Мастера, а с ней церемониться никто не станет. Сам Князь попросил ее помочь Мишелю, и Нина, конечно же, не посмела отказаться, да и не собиралась: участие в новом расследовании, которое не касалось ее лично и не мучило так сильно, как буксующее расследование гибели Корфа, поможет ей отвлечься, развеяться. Ведь она изводила себя мыслями о Мастере, в сотый, в тысячный раз прокручивала в голове все известные факты; ей все время казалось, что она упускает какую-то деталь, очевидную и очень важную, но почему-то ускользающую, прячущуюся от нее… Так что необходимо переключиться на что-то другое, чтобы потом свежим взглядом посмотреть на загадку смерти Мастера.
— Кто-то устроил резню на Ваганьковском, — сообщил Мишель накануне, — Перебил кучу людей. У всех перерезано горло. Власти подозревают, что это дело рук очередной секты сатанистов. Похоже на правду, если бы не маленькая деталь: у одной из жертв, прежде чем перерезать горло, выпили кровь.
— Только у одной? — удивилась Нина.
— Николай утверждает, что так.
Николай был одним из «доноров» — людей, случайно узнавших о существовании вампиров, сумевших пережить встречу с ними и теперь обуреваемых желанием принадлежать к тайному сообществу.
Далеко не каждый может рассчитывать превратиться в Птенца или слугу: для этого нужно обладать особо ценными качествами или, как минимум, стать для вампира незаменимым. Любовником или другом. Но, очарованные убийственной прелестью бессмертных, люди готовы на все ради близости к ним. И ради укуса, который дарует неземное наслаждение. Мало кто из доноров обретает вожделенное бессмертие: большинство рано или поздно умирают от обескровливания. В прошлом вампиры относились к донорам с презрением, сейчас же их ценят и заботятся о них, потому что наличие доступного донора иной раз спасает жизнь раненому вампиру. Когда принимали Закон Великой Тайны, некоторые радикально настроенные древние пытались наложить запрет на сам институт добровольного донорства — дескать, если уж скрываться от смертных, то от всех без исключения. Однако это предложение вызвало бурю протестов. Да, смертных необходимо приучить к мысли, что вампиры — это всего лишь выдумка, сказка, легенда. Но должны быть и исключения. Ведь, невзирая ни на какой Закон, вампиры не перестанут влюбляться в смертных, дружить с ними и обращать новых Птенцов. Не перестанут брать себе слуг. А значит — пусть останутся и доноры. Что теперь, убивать всех, кто случайно был посвящен в Тайну? Нет, незачем. Только враждебно настроенных или тех, кто хочет предать Тайну огласке.
Нина доноров не понимала. Сама бы она ни за что не согласилась стать добровольным «кормильцем». По ее мнению, это был порок сродни наркомании или сексуальному извращению. Конечно же, при необходимости она пользовалась услугами доноров. Но предпочитала честную охоту. Доноры вызывали у нее брезгливость.
И особенно Николай.
Среди людей, добровольно кормивших московских вампиров, он стоял наособицу. Практически все знали о нем, но ему не грозило умереть из-за того, что кто-то из вампиров не совладает со своим голодом. Ведь Николая ценил сам Князь. Причем не за кровь, которую он давал, а за предоставляемые им особые услуги. Доноров было много, а Николай — один. Нина только сейчас сообразила, что даже фамилии его не знает. Только имя. И этого было достаточно: «Николай» — и всё, и сразу становилось ясно, о ком речь.
Он работал патологоанатомом в одном из московских моргов судмедэкспертизы и частенько помогал своим бессмертным друзьям, по оплошности или по злому умыслу выпившим у добычи больше крови, чем следовало. Николай расчленял трупы и сжигал в печи вместе с «легальными» останками, которые регулярно и в больших количествах ему приходилось утилизировать после вскрытия.
Но не это главное, ведь при необходимости вампиры и сами ловко избавлялись от останков. Куда больше пользы Николай приносил, сообщая Стражам о трупах со следами вампирского нападения, благодаря чему были выявлены несколько нарушителей Закона, а также пара-тройка чужаков, охотившихся на территории Князя. Князь карал не всех преступников, но знать предпочитал о каждом.
В отличие от большинства вампироманов Николай не стремился к бессмертию. Само общение с ожившими мертвецами доставляло ему специфическое чувственное удовольствие. Препарируя трупы, особенно если на его стол попадала молоденькая и симпатичная девушка, Николай любил предаваться сладостным мечтаниям о том, как покойница поднимается и заключает его в объятия… Нет, он не был некрофилом, секс с неподвижным трупом его не привлекал. Николай хотел именно так: холодная окоченевшая красавица вдруг встает наподобие Панночки из «Вия» и ласкает его… Удивительно, но однажды его фантазии превратились в реальность самым комическим образом.
В морг доставили мертвую девицу, которая вдруг эффектно ожила на прозекторском столе как раз в тот момент, когда Николай собирался сделать первый надрез на ее теле. Это была молоденькая вампирелла, из новообращенных, из числа готов, выросших на мистических романах и романтических ужастиках. Она откровенно наслаждалась своим новым ни живым, ни мертвым существованием и не раз пугала смертных, разыгрывая сцены внезапного «оживания». Пугать она любила даже больше, чем пить кровь… и через несколько месяцев поплатилась за это: ее выявили и убили Охотники. Впрочем, если бы Князь вовремя узнал о том, что вытворяет красотка, он бы сам сурово ее покарал. Может, не смертью, но наверняка — заточением. Даже убивать смертных — не такое страшное преступление, как выставлять напоказ свою вампирскую сущность. Наказание понес ее Мастер, сначала обративший глупую девицу, а потом закрывавший глаза на ее развлечения…
Короче, новообращенная вампирелла-гот, видимо, хохмы ради решила довести патологоанатома до сердечного приступа, но добилась совершенно противоположного результата. Поначалу опешивший Николай пришел в небывалое возбуждение, страстно набросился на воскресшую покойницу и впился в хладные уста горячим поцелуем. Красотка растерялась от неожиданности и в растерянности отдалась Николаю прямо на прозекторском столе… И в апофеозе все же подкрепилась его кровью.
Потом она не раз навещала пылкого патологоанатома и однажды созналась во всем Мастеру. Так Николай стал одним из доноров, посвященных в тайну существования вампиров.
Князь был настолько доволен Николаем, что, во-первых, собирайся внедрить своих людей во все морги (среди будущих патологоанатомов уже шла вербовка), а во-вторых, планировал наградить Николая за верную службу. С последним было сложнее. Делать Николая бессмертным не имело смысла: после обращения он не смог бы работать в морге — излишне сложно корректировать график так, чтобы его смена всегда приходилась на ночное время. А постоянно присылать к Николаю красавиц-вампирелл для любовных утех Князь отказался наотрез: он был милостив к подданным и не хотел, чтобы они страдали понапрасну. По доброй же воле к Николаю никто из бессмертных дам идти не хотел. Брезговали.
Впрочем, Николай был счастлив уже самим фактом своего служения.
Он встретил Мишеля и Нину на пороге своих владений. Исключительно в знак уважения: чтобы войти в морг, приглашения вампирам не требовалось.
Врач был одет в теплую куртку и в смешные сапоги-дутики, на его голове красовалась вязаная шапочка, низко надвинутая на лоб и закрывающая уши. По случаю зимы в морге экономили электроэнергию и охлаждали его содержимое естественным путем: через открытые окна.
— Прошу вас, — сказал Николай, проводя посетителей к холодильным камерам. — Я вскрытия не делал, запретили. Поступил приказ передать трупы в судмедэкспертизу ФСБ, там ими займутся. Дело-то не шуточное. Но и без вскрытия, по-моему, все более или менее понятно. Повезло, что сейчас мое дежурство.
Николай обращался к Стражу Мишелю, как главному из двоих, но периодически бросал откровенные взгляды в сторону Нины. И Нину всякий раз передергивало. Наверное, глядя на любую немертвую, этот извращенец невесть что себе воображает… и становиться героиней его фантазий было мерзко. А он явно уже фантазировал — сердце его билось сильнее, кровь прилила к лицу, от Николая запахло возбуждением. В сочетании с уже имевшимся тошнотворным букетом из смерти и формалина Нине этот запах показался совершенно омерзительным.
Она пожалела, что поехала сюда. Здесь было нехорошо. Еще хуже, чем на кладбище. Большинство людей, конвейером проходивших через это промороженное помещение, были жестоко убиты, и отголоски их последних эмоций — ужаса, боли и растерянности — все еще бились о стены морга и настойчиво ломились в душу, отнимая силы. Приближаться к печи крематория и вовсе не хотелось.
— Все тела можно не осматривать, — продолжал меж тем Николай, — этим людям действительно перерезали горло, одинаковым сильным точным ударом, — он показал на собственной шее величину разреза. — Почти стопроцентно это сделал один человек. Все умерли от потери крови, как и положено при таком ранении. Но одна девушка умерла иначе.
Николай подвел их к одной из каталок, на которой лежало прикрытое простыней тело.
— Вот посмотрите. — Он бережно, словно боясь потревожить спящую красавицу, отодвинул краешек простыни, открывая голову и плечи мертвой девушки.
Она была очень молоденькой, и Нина подумала, что бедняжка лишь немногим старше ее самой — той, какой она была почти семьдесят лет назад. Осунувшееся личико, запавшие, остекленевшие глаза, подобие нежной улыбки на бледных губах. И кожа, туго обтягивающая кости, будто девушка долго голодала. Увиденного было вполне достаточно, чтобы сказать наверняка: у нее выпили всю кровь до последней капельки, и уже по мертвой плоти резанули ножом так, чтобы на первый взгляд жертва ничем не отличалась от других.
— Мне приходилось видеть людей, обескровленных, гм… вампирами, — продолжал Николай. — Я неоднократно из чисто научного интереса делал их вскрытие и не могу ошибаться. Я даже нашел ранки от клыков у нее на шее, хотя из-за разреза они почти незаметны. Никогда не видел, чтобы человека высасывали так… досуха. Даже сосуды склеились. Могу показать…
— Не стоит, — остановила его Нина, — все и так понятно.
Николай выжидающе посмотрел на Мишеля.
— Что известно о происшествии на кладбище? — спросил тот. У вампиров в милиции были свои осведомители, но лишняя информация никогда не помешает.
— Не много. Тела прошлой ночью принимал мой сменщик, он особенно не расспрашивал оперативников. Я смог узнать только, что кто-то захватил микроавтобус с экскурсией по ночной Москве, завез экскурсантов на Ваганьковское кладбище и всех покрошил.
— Стоп, — сказал Мишель, — что еще за экскурсия ночью?
— Да есть такие, — махнул рукой в резиновой перчатке Николай. — По местам городских легенд и мифов. Типа, посмотрите направо: вот тут изредка появляются призраки школьниц, задушенных самолично Берией, а теперь посмотрите налево: вон там, если прислушаться, стенает дух невинно убиенного царевича Дмитрия… Лабуда, одним словом. Но все совершенно официально. Народу нравится.
— Придумают же… И что?
— И все. Автобус отъехал по расписанию, имея полный комплект лохов на борту, потом почему-то зарулил на Ваганьково, где неизвестные расправились со всеми, включая экскурсовода и шофера, и смылись. Автобус так и стоит возле ворот, а одиннадцать трупов аккуратно сложены между могил в малопосещаемой части кладбища. Их даже не пытались спрятать, так, слегка присыпали мерзлой землицей. Плюс еще пять трупаков рядышком. На простое ограбление, согласитесь, похоже мало. И на теракт не тянет…
— И что, никто не оказал сопротивления убийцам?
— Судя по всему, нет. На телах отсутствуют следы борьбы. Только одна женщина, насколько я выяснил, умерла от черепно-мозговой травмы. Удар был один, очень сильный… Городские власти обеспокоены и требуют особо контроля за этим расследованием, так что теперь им займется ФСБ.
— А что будет с телами? — спросила Нина.
— После вскрытия сожгут, как обычно, если родственники не отыщутся, — равнодушно пожал плечами Николай. — А хоть бы и отыщутся. Впервой, что ли. Мне и самому частенько приказывают — негласно, разумеется — уничтожить в печи какого-нибудь жмурика. Особенно если жмур не простой, и убийство не бытовое… Ну, вы понимаете.
— Частенько — это как? — Нина представила вдруг, как к моргу подгоняют закрытые фуры, битком набитые телами.
— Ну, случаев десять за год бывает. Подписываем бумагу о неразглашении и сжигаем без ведома близких.
Десять случаев в год — это частенько?
Что ж, жизнь в стране явно налаживается.
— Что скажешь? — спросил Мишель, когда они с Ниной покинули морг и сели в машину.
— Очень странное убийство, — сказала Нина. — Скорее всего, и впрямь какой-то ритуал. Нужно осмотреть кладбище, поискать магические знаки. Если оперативники решили, что это дело рук сатанистов, значит, они нашли какие-то улики…
— Не обязательно, — возразил Мишель. — В убийствах на кладбище сатанистов подозревают первым делом.
— Верно. Но я уверена, что это кто-то из наших. Кто-то, занимающийся колдовством.
— Хочешь поехать со мной?
Нина помолчала.
— Не особенно. Может быть, справишься сам?
— Конечно.
Мишель не настаивал, он видел, что посещение морга далось напарнице тяжело, не стоит мучить ее и дальше. Пусть возвращается в свою библиотеку, там от нее больше толку.
— Странно, — сказала Нина, — зачем захватывать целый автобус? У водителя наверняка «маячок» в машине; если автобус идет не по маршруту, в диспетчерской могут заподозрить неладное, начнут вызывать шофера по рации, а тот молчит… Пошлют кого-нибудь к кладбищу и сорвут захватчику весь спектакль…
По мнению Мишеля, это было неважно. Вампир мог точно так же заворожить первых встречных на улице, и те послушно пошли бы за ним на кладбище, но вариант с автобусом был удобнее и быстрее… Важно было только то, что вампир очень силен: заворожить такое количество людей весьма не просто.
Уж Мишель-то знал об этом.
3
Мишель приехал на кладбище в самый глухой ночной час, когда даже центр Москвы затихает. В помещении охраны горел свет: ужасное преступление не способствовало безмятежному отдыху сторожей. Мишель не стал близко подходить к воротам, он тенью перемахнул через забор и, не касаясь земли, пролетел между надгробиями к тому месту, где было совершено убийство.
Ваганьковское кладбище было открыто в страшном для Москвы чумном семьсот семьдесят первом году. Почему-то люди считают, что на старых погостах обожают селиться привидения и прочая нечисть. На самом деле, это не так. Чем больше старых могил, чем меньше свежих захоронений — тем кладбище спокойнее. Как, например, Ваганьковское. К тому же оно было многократно освящено — и в самом начале, и когда закладывали храм; плюс здесь хоронили многих церковных деятелей, так что земля тут тихая.
На новых же кладбищах, стоит только чернокнижнику неудачно провести обряд или кому-то из некромантов попытаться пообщаться с ушедшими, земля сразу извергает какую-нибудь дрянь. Чаще всего вурдалаков, иначе называемых гулями: они получаются из покойников, много грешивших при жизни. Душа такого мертвяка уже далеко… неизвестно, что там с ней, с душою. А тело легко становится сосудом для нечисти. И извергается мертвец из земли, превращаясь в мускулистую, когтистую, зубастую, стремительную, сильную, вечно голодную тварь. Днем вурдалаки закапываются в могилы и спят, а ночью выходят и ищут, кого бы сожрать. После них разве что несколько обглоданных костей можно найти, да и те по всему кладбищу растащены. А если живых людей не попадается — мало ведь любителей ходить ночью мимо кладбища — мертвецов из могил выкапывают и жрут. Опасные твари: даже вампир с трудом выстоит против дюжины вурдалаков. Хорошо еще, умом они обделены. И нападают только на кладбище, да еще рядом с самой оградой.
А на старых кладбищах святая земля крепко мертвых держит. И нечисть отторгает. Мишелю тут было некомфортно, но иначе, нежели на страшном Пискаревском. Здесь земля светилась, чудилось даже, что вот-вот подошвы загорятся от соприкосновения с ней.
Он знал, что не загорятся, однако ощущение на редкость неприятное…
На месте убийства оказалось так сильно натоптано, что можно было не осторожничать. Прошли сутки, кровь впиталась в грунт и даже была припорошена свежим снежком, но все равно тяжелый терпкий запах еще поднимался от дерна в тех местах, где ее пролилось особенно много — там, где, собственно, и лежали тела. Пахло не только кровью, но и разложением. Хм, странно для такой морозной погоды…
Мишель подлез под ленточку милицейского ограждения, приблизился к треснувшему надгробию, возле которого нашли женщину с проломленной головой, и наклонился. Сгусток крови на месте удара о камень и клок прилипших черных волос. Действительно, женщину отбросили с огромной силой, даже камень треснул, что уж говорить о черепе. Только вампир обладает такой мощью.
Так… Женщина лежала здесь… а чуть в стороне тело мужчины… Там — еще одно тело. А вот тут — одиннадцать трупов были положены тесно, как в братской могиле. Нет ли в их расположении логики? Одиннадцать — впритык друг к другу. Пять — вокруг… Нет, не вокруг. Вроде бы, тела разбросаны совершенно хаотично… Одиннадцать и пять. Что это может значить?
Мишель достал лист бумаги и карандаш и быстро набросал план местности, крестиками обозначив расположение тел. Вот бы еще знать, как они лежали, в каких позах. Может быть, их руки указывали на что-нибудь? Или повернуты они были как-то по-особенному? Милиция наверняка фотографировала, надо будет заглянуть в материалы дела…
Если здесь действительно отправляли темный ритуал, на земле должны остаться магические символы. Колдуны редко без этого обходятся. Но ничего похожего на обычные атрибуты колдовства Мишель не нашел. Даже если какие-то знаки и были начертаны на земле, их безнадежно затоптали. Вот зараза.
Похоже, поездка на кладбище не даст никаких результатов.
А впрочем…
Мишель достал телефон и набрал номер.
— Филипп? Это Мишель… Ты не очень занят? Сможешь помочь?
4
«Бугатти» остановилось у западной стены кладбища, лихо заехав боковыми колесами на тротуар. Дверца со стороны водителя отворилась, и из автомобиля вышел Лоррен. Он был одет не по погоде, зато стильно: кожаные штаны, черная обтягивающая футболка и короткая куртка. Длинные ухоженные локоны шевалье стянул в хвост на затылке. Выглядел он недовольным — не иначе, Мишель оторвал его от важных дел. Ага, с Филиппом.
Следом за Лорреном из машины выбрался и сам Филипп Орлеанский. Обманчиво рассеянный и небрежный, принц был одет как обычно — будто собрался на вечеринку с садо-мазохистским уклоном: он был в узких черных брюках, в сапогах до колен и в расстегнутой на груди рубашке с кружевами. Впрочем, из уважения к погоде принц набросил на плечи кашемировое пальто.
— Свидание на кладбище! — игриво улыбнулся он. — Мишель, ты становишься романтичным, и мне это нравится!
— Опять убийство, Филипп. И, похоже, его снова совершил кто-то из наших.
— Надеюсь, на этот раз ты не подозреваешь меня?
— Пока я никого не подозреваю. Все, что я знаю, здесь развлекался вампир. И есть подозрения, что он провел магический ритуал.
— Понятно… снова колдовство, — проворчал Филипп, — и я снова должен помогать тебе в поисках убийцы, дабы подозрение не пало на мои хрупкие плечи.
Напротив, Филипп, я попросил тебя о помощи потому, что почти уверен: ты здесь не замешан.
— Вот как? Почему же?
— Слишком разношерстая компания. Не твой контингент.
— Бродяги? — поморщился принц.
— Нет. Но люди самые разные. Студенты, старики, женщины, подросток.
— Да, ты прав, я бы предпочел юношескую сборную по футболу, — улыбнулся Филипп. — Впрочем, ладно, я отвлекся.
Мишель подавил смешок. Он был знаком с Филиппом со времени своего обращения, и принц неизменно забавлял его, да и всех, кто терпимо относился к его двусмысленным шуткам.
— Я хочу, чтобы ты осмотрел место преступления. Может быть, найдешь логику в происшедшем. И главное, попробуй считать след.
— Лоррен, друг мой, ты слышал? — Филипп горестно вздохнул. — Ему претит ползать на коленях по грязи, и он хочет, чтобы это делал я! Этот мизерабль беззастенчиво пользуется моим к нему расположением. Использует меня как ищейку, подумать только! Я должен читать следы!
Он повернулся к Лоррену и посмотрел на него с преувеличенным ужасом.
— Я всегда говорил, мой принц, что нужно остерегаться общения с простолюдинами, — ответил тот.
— Да что же делать, если нынче они повсеместно?!
— Я имел в виду магические следы, — Мишель с трудом сдерживал улыбку. — Для их поиска не придется ползать на коленях. Простолюдинам очень неловко тревожить вас, монсеньор, но они не разбираются в магии так хорошо, как ваше высочество.
— Льстец! Ну так уж и быть, давай посмотрим, что оставил нам твой загадочный убийца.
Когда они оказались на кладбище, шутки кончились: Филипп умел относиться к делу серьезно.
— Много крови, — пробормотал он, прикрыв веки и прислушиваясь к чему-то, — и много силы… Ты прав, Мишель. Здесь был совершен обряд.
Он посмотрел на Мишеля, и тот увидел в глазах принца неподдельное беспокойство.
— Очень серьезный обряд. Давненько я с таким не сталкивался. Со времен… в общем, очень давно.
— Жертвоприношение демону? — ахнул Лоррен.
— Не знаю… Похоже. Обряд на крови и смерти, это определенно дар кому-то из князей Ада. Чувствуешь запах? Тела всего-то несколько часов пролежали на морозе, но уже начали разлагаться.
Филипп отошел чуть в сторону от места, где были сложены трупы, огляделся и вдруг уверенно двинулся к одному из надгробий.
— Это здесь! — Он смахнул перчаткой снег с камня, — Знак почти стерт, но кое-что осталось.
Мишель с Лорреном подошли ближе и в самом деле увидели на гладком граните рисунок мелом. Пентограмма, заключенная в окружность. Обычный защитный знак. Гораздо интереснее были символы внутри него.
Принц наклонился к надгробию, пытаясь разглядеть начертанные знаки.
— Не могу понять, кого из демонов вызывали, — пробормотал он. — Ну да я и не знаю всех печатей. Магический след еще сохранился, но мне он, увы, незнаком.
Филипп выпрямился и отряхнул снег с перчаток.
— А может, и не было никакого демона вовсе. Нет запаха серы, нет следов огня. Да и пентаграмма слишком маленькая, я такую вовсе впервые вижу… Но сила через нее прошла очень мощная, раз до сих пор остался след. Говоря по чести, я бы с такой вряд ли справился. В любом случае — рисковать бы не стал. Сильных магов в Москве не так уж много, Мишель. И найти того, кто здесь нашалил, будет нетрудно.
— Хотелось бы надеяться, — вздохнул Мишель, — но, к сожалению, я не могу брать за грудки всех сильных вампиров по очереди и пытать: «Где ты был в ночь на двадцать седьмое января?!» Каждый может заявить, что охотился, и это невозможно будет проверить.
— Твоя правда, — согласился Филипп, — и прочесть их память вряд ли сможет даже мсье Прозоровский. Такой сильный маг легко закроет свои мысли.
— Нам нужны неопровержимые доказательства. И пока у нас их нет.
Мишель достал из кармана небольшой цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков. Пусть Нина изучит пентаграмму, девчонка начитанная, да и соображает неплохо, вдруг поймет, что это за символы.
5
Получасом позже они уже заходили в библиотеку. До рассвета оставалось несколько часов — благо зимние ночи длинные — и у Нины было достаточно времени, чтобы рассмотреть фотографии и рисунки с места преступления.
Магический знак, начертанный внутри пентаграммы, Нина не опознала. Зато ей было известно, где искать подсказку. После смерти Корфа она проштудировала десятки книг по практической магии и теперь уверенно сняла с полки один из наиболее подробных гримуаров. Неторопливо перелистывая страницы, она пыталась найти печать демона, которому была принесена такая страшная жертва.
Филипп с Лорреном смиренно сидели на диванчике. Положив голову на плечо любовника и закинув ноги на журнальный столик, принц Орлеанский задумчиво разглядывал потолок и рассуждал вслух:
— Одиннадцать тел, лежащих рядом… Это не случайно. Одиннадцать — очень важное магическое число, почти всегда используется в ритуалах, посвященных Сатане или его приближенным.
— Почему именно одиннадцать? — поинтересовалась Нина, не отрывая взгляд от страниц.
Филипп нетерпеливо махнул рукой.
— Ах, мадемуазель, не будем сейчас вникать в тонкости эзотерики. Просто поверьте мне на слово. Или поищите ответ в своих фолиантах.
— А ведь и верно, «одиннадцать» — еще и число Вельзевула, — согласилась Нина. — Тела начали гнить на морозе, а это наводит на мысль, что жертва принесена именно ему. Но я не вижу в обнаруженном вами знаке символов с печати Вельзевула. Это скорее похоже на знак Земли… Вот, взгляните.
И Нина передала книгу Филиппу.
— Действительно, похоже, — заметил тот, искоса глянув на иллюстрацию. — Вот только поклонение дьяволу и обращение к силам Стихий не имеют между собою ничего общего. Лично я не улавливаю связи. А вы?
Нина пожала плечами.
— Трудно сказать определенно. Но давайте вспомним парализующий букет, от которого вы меня избавили. Помните, он тоже был перевязан четырьмя нитями, и вы сами сказали, что они символизируют знаки стихий.
— Помню. Но еще я сказал, что вампир вряд ли стал бы связываться с магией, которая может навредить ему самому.
— И тем не менее. Если мы действительно имеем дело с обращением к духам Земли, то вполне возможно, вскоре последуют очередные жертвоприношения. Вода, Воздух, Огонь. Если так, то колдун, думаю, хочет собрать силу всех стихий. И объединить ее для… для чего-то. Нужно следить за милицейскими сводками — не обнаружится ли вскорости такое же количество трупов.
— Может быть, вы и правы, — кивнул Филипп, — но не факт, что ритуал, посвященный духам Земли, был первым из четырех. Он мог быть и последним… И все же еще раз обращу ваше внимание на число одиннадцать. Именно столько тел предали земле. Пусть не по-настоящему, а лишь слегка присыпав. И все одиннадцать лежат бок о бок, в отличие от остальных пяти. Следовательно, те пять трупов скорее всего случайны. Поэтому я уверен: ублаготворение духов Земли — не самая главная цель. Главная — демон.
— По одиннадцать человек на каждую стихию — сорок четыре трупа. И вдобавок случайные жертвы, неизбежные, как и в этом случае… Да, наш колдун умеет развлекаться с размахом, — подал голос Лоррен. — Давненько в этом скучном городишке не случалось ничего подобного.
— Или же вообще никогда не случалось. — Филипп зевнул — близилось утро. — Давай его найдем, Мишель. И накажем! Иначе я изведусь от зависти.
— Чему там завидовать? — ухмыльнулся Лоррен. — Много ли удовольствия — перерезать кучку никчемного отребья?
— Ты прав, никакого удовольствия. И мы вообще до тошноты законопослушны. Слышишь, Мишель. Надеюсь, никто в этом не сомневается?
Филипп посмотрел сначала на Мишеля, потом на Нину. Страж скептически ухмыльнулся, а девушка с преувеличенным вниманием изучала гримуар. В законопослушность Филиппа Орлеанского никто не верил — особенно после недавнего происшествия в петербургском Эрмитаже.