© Саша Танин, 2015

© Валерий Люшаков, дизайн обложки, 2015

© Алиса Зражевская, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

 

Заход

Первая страница книги – это определяющий момент в знакомстве читателя с писателем. Это как слоган в рекламе какого-нибудь презерватива; это как слова пакистанца на рынке о том, какой у него замечательный товар; это как первая улыбка незнакомки, и ты уже представляешь какие трусики у нее под юбкой; это как пузырьки и пена в стакане пива, и понятно что оно холодное и вкусное, и его хочется.

Не будем усложнять, и давайте начистоту: первая страница – это призыв! Если он сработал, значит, у автора будет какой-то шанс. Если читатель засомневался, есть у него на эту книгу время или нет, то он откроет еще страницу где-то на середине, чтобы удостовериться найдется ли там для него подходящий слог, метафоры, в общем, все то, что цепляет изначально в книге. Чувство смакования. А чтобы уже наверняка решить, так можно и в конец заглянуть: будет там подвох или нет. Так, делает большинство, если автор не раскручен и ранее неизвестен. Такой вот метод. Впрочем, музыку и фильмы тоже перематывают.

Пусть эти строки и будут той самой страницей. Я сажусь, и начинаю писать. Встаю в длинную очередь из писателей, которые надрываются и пытаются обрести славу и признание. Они талдычат про свою жизнь и хотят чтобы их поняли, заплатив в книжном магазине за их строки. Я пишу и жду своей очереди. А когда она подойдет, я буду умолять покупателя, свесить мне еще времени, потому что всегда остается что-то более важное, что ни сделано, ни высказано и не написано.

 

Ода папаше

Как молодые юнцы поклоняются и радеют за звезд футбола и попсы, я завороженно смотрю за каждым действием бородатого и стареющего итальянского футболиста. Каждое движение точно как у мастера, как у портного нитка в ушко уголки проходит, так точно проходит его пас… ох, как же он хорош. Его прозвища: профессор, архитектор, маэстро. Жаль что он не мой отец. Мне так хочется иметь своего отца с таким прозвищем. Ведь я тот у кого его нет, один из многих, сотен, тысяч, и миллионов.

Мне так нужен ты! Особенно сейчас, когда мне уже сорок лет. Когда нет друзей, и наличие их как ценность явно преувеличена. Ведь завтра вы уже можете не разговаривать ввиду политических разногласий, или потому, что я полапал его жену, или он решил уехать в другой город. Расстояние жестоко, как и время. Никаких шансов.

Тот ублюдок, что выдавал себя за тебя, мне не очень нравился. Отчим, который был неплох для моей мамы, мне не подходил. Советы он давал одни и те же, дескать, надо вкалывать и вкалывать, а не бездельничать. Какого хрена он мне говорил это, в мои четырнадцать лет? Рановато, мне показалось, он начал давить с советами. Как считаешь?

Может, ты бы сказал то же самое, но я бы тебе поверил и последовал. Отцовская власть сделала бы свое дело, и я бы покорился тебе, моему папаше: я бы терпел хлысты твоего ремня на своем перманентно красном заду, держал бы твой суровый взгляд на себе, отводил бы глаза, когда ты бил пьяным мою мать. На следующее утро – это все бы, конечно, забывалось.

Все это, за тебя делал чужой мне человек. И я помню каждый такой день. Каково, а? Не давит ли на тебя эта вина, отец? Как ты мог позволить, кому-то бить своего сына, и женщину, которая его тебе родила…

Он и кормил нас, вместо тебя. Не стыдно, па?

Ох, папа! Я бы все забыл, если бы ты был рядом. Время стерло бы все прошлое. Я часто желаю того, чего у меня нет. Все желают именно так. Зачем желать то, что есть?

Тот мужик, отчим, он катал меня на своем мотоцикле. И он, впервые, дал мне порулить автомобилем. Но, ты должен был быть моим героем. А тебя нет, и я равняюсь на чужого человека – создаю культ личности. Не то что бы я геронтофил, но я смотрю за этим старым футболистом…

Передались ли мне твои привычки, повадки, и прочее на генном уровне? Я сейчас такой как ты в свои сорок лет? Что у меня есть от тебя?

 

Критик

После бассейна, я сидел на прогнившей лавке от влажности, чистил пятки, и украдкой поглядывал на накаченную задницу одного придурка. Должно быть, парень часто ебется. Его задница была как у тех пидоров с французского подиума, на показах коллекции одежды от таких же, только богатых и уже немолодых. У первых задница крепкая, как орех, а у вторых морщинистая как его скорлупа. Задница – вот мерило.

Наверно мой папаша здорово ей шевелил туда-сюда, так разогнался и выстрелил, что из полумиллиарда своих конкурентов я добрался до цели первым. Остальные братья и сестры сперматозоиды недотянули. Моя первая победа благодаря отцовскому заду.

Качок выдавил из бутылки гель, и начал растирать его по своему телу. Он стал похож на фигурку из крема, как на свадебном торте. Я смотрел на него, взявшись наконец за вторую пятку. Чертовы пятки, как засохшая земля были в трещинах. О, они многое повидали. Я смотрел на него и думал об этом морально-разложившимся мире: эти парни накачивают свою жопу анаболиками, красуются перед зеркалом в спортзале и думают что они крутые. Чертовы нарциссы. На что они способны?! Думают что как Арни, после «Терминатора» прыг и в губернаторы? Хрена с два, это просто еще один вид эгоцентриков. Чего ради наращивать такую груду мышц? Чтобы майку в обтяг натянуть наверно, и покрасоваться перед бабенкой или страху нагнать на улицах, на каких-нибудь бедняг.

Возможности тела. Я понимаю.

В душевую зашла еще пара качков, по восемь кубиков на каждого.

Такие типы, то и дело сгибают руки в локте и проверяют свой бицепс. Ставлю десятку, что у них по всему дому расставлены зеркала, а когда кто-то из них ебет свою маленькую подружку, то любуется своей жопой. С настоящей женщиной такие не справятся. Она их сожрет.

Я свалил из душевой, когда чуваки начали обсуждать что-то. Никогда не понимал этих «мужских» посиделок в раздевалке с побритыми яйцами.

Обвязавшись полотенцем вокруг живота, я встал на весы. Минус фунт. Что же, неплохо думаю я и вспоминаю тут же оказывается, я перед занятиями сбросил немного в туалете. Вот черт. Весу во мне было, двести тридцать злых фунтов, и это при моем коротком росте. Хренов шарик на ниточках. Надо прекращать пить пиво.

– До свидания! – сказала миленькая девчонка за стойкой ресепшен.

Я ничего не ответил, вышел на свежий воздух и закурил. Надо было выпить. Разумеется, для начала сойдет и пиво. В двух кварталах маячила вывеска бара. Пошарив в карманах, обнаружил перспективу на три кружки темного. Уж куда лучше кружки поднимать чем эти железяки.

Надо было посидеть, все толком обдумать насчет работы.

 

Причины

Все из-за Кортни. Женщины, черт бы их побрал. Мы встречались с ней, когда мне было одиноко. Она не была проституткой или шлюхой. Просто очередная повернутая девица – скорая помощь для мужиков идиотов.

Мы познакомились с ней в одном баре. Она агрессивно танцевала у игрового автомата, словно хотела чтобы с ней тоже поиграли, поиграли с ее попкой, а следом она бросала это занятие и вяло пила свой коктейль за стойком. Она повторяла так несколько раз. Скучала.

Я пялился на нее все это время. На ней были узкие голубые джинсы, которые подчеркивали ее длинные и худые ноги, и рубашка, завязанная узлом у пупка. Пупок был украшен пирсингом. Наконец, я подвалил к ней и вместо того, чтобы угостить ее выпивкой и пригласить к себе, я вяло попросил номер ее телефона и сообщил ей свое имя. Она взяла ручку у бармена, с легкостью нацарапала цифры на салфетке и гордо отвалила на выход. Иногда не нужно усложнять, чтобы понравиться кому-то.

Похоже, она рассчитывала на большее внимание. Липовый номер, подумал я.

Но, когда я ей позвонил, она сказала что узнала меня, ну, или сделала вид что узнала. Мы встретились через неделю после той встречи в баре. Ее звали Кортни. Рыжая бестия с манящим задом и запоминающимся носом с горбинкой.

Приятно когда женщина тебя понимает. Она не стала мне мешать, раздевать ее. Она просто сидела и болтала.

Странная девчонка. Она разговаривала со мной даже в тот момент когда я лежал на ней, ерзая туда-сюда. Просто сексуальный психолог какой-то. Кортни никогда мне не отказывала. Всякий раз когда я ей звонил, она говорила что приедет. И приезжала.

Мы пили, трахались, и все время говорили. Я не имел понятия чем она занималась, есть ли у нее кто-то из мужчин, и черт знает какой ветер носился у нее в голове. Мне показалось что она психически нездорова. Трахаться и разговаривать о разных вещах это в ее стиле. Мы говорили о многом. Она говорит, я слушаю, и на наоборот.

Она умела болтать, слушать и хорошенько давать.

Дело тут в том, что она не берет больше трубку телефона, и не приезжает ко мне. Вот такие дела. Может, она и была шлюхой, да только мне неважно.

Я набрал номер своего друга, Лестера.

 

Семеро черномазых

Раньше я редко просыпался раньше обеда, только когда приходилось подрабатывать. Ну, например таскать на горбу всякие мешки. А мешки иногда были тяжелые – набиты цементом под завязку. Или лопатой как конвейером приходилось орудовать. Я линял с такой подработки буквально на следующий день, когда спину не мог разогнуть.

И вот, в очередной раз, когда в жизни наступает момент, когда надо оторвать свой зад от теплой постели, что не так то просто сделать, и вы не хуже меня это знаете, ну особенно те кто не привык работать физически.

Короче, наступает момент когда, тебе нужны бабки.

Лестер, вчера замолвил за меня словечко на стройке. Работа говно, но каждый блядь прораб мнит себя властелином, феодалом ебаным над рабами. В общем, за тебя еще и поговорить надо, чтобы тебе работу эту дрянную дали. Рекомендации – сегодня это важно в современном мире. Всем нужны какие-то гарантии. Если у вас отличная жопа и рекомендации, то вы фаворит на этих бешеных скачках жизни.

Надо идти подумал я, в противном случае в постели долго никого не будет. Женское тепло так и не появится. Стимул есть в общем.

Идем значит с приятелем. Нет, не идем, а плывем, как говно. В толстых куртках и ватных штанах. Мой приятель вообще-то художник. Гений чтоб его. Но картины его в какой-то момент перестали покупать, агенты ссылались на то что, сейчас другие тренды в искусстве, в фаворе импрессионизм. А его постмодернизм нахуй никому не нужен. Это нытье реального мира никого не волнует. Всех почему-то начала ебать история. Ну а денег Лестер конечно не скопил, а те что скопил уже давно пропил. У него тоже есть стимул.

До места пара километров. Шли молча. Как на казнь.

На проходной, старикан сторожила, посмотрел на нас усталыми глазами и открыл нам дверь. Мы вошли на территорию. Базу, как ее называют. Вот уж блядь не подумал бы что это моя база, моя база дома с членом в женщине, печатаной машинкой и стаканом.

Моя база эта удача и фарт. Ведь я уже много лет живу на подарки от Бога.

Навстречу нам быстрым шагом, двигался человек. Он одет был в чистую теплую куртку, на голове была бейсбола, позади себя он оставлял следы от рабочих сапог. Вот он, двоедушный прораб.

– А, привел?! – говорит он

Лестер, кивнул.

– Значит так, – начал босс, – есть работа на складе, погрузка-разгрузка

Мы оба скривились.

– И на яму, кабель прокладывать.

Тут же кивнули.

– За мной идите, господа гении, – сказал он ухмыльнувшись.

Плюнул сука в нас.

У ямы толпилось еще человек пять, пятеро афро. И мы двое.

Прораб рассказывал что надо делать. Мы не слушали.

Когда он ушел, Лестер сказал:

– Пошли в фургон, он и сам сейчас туда придет. Он наш. Его турнули полгода назад из университета.

– Работать не будем сегодня? – спрашиваю

– Ну только стаканы поднимать.

Мы заржали и поплелись.

 

Чистюля

Каждый раз, бывая у Лестера в гостях, я видел идеальную чистоту, доведенную до блеска и аккуратно разложенные предметы, будто по линейке. Обстановка такая меня настораживала. Дом без эмоций.

Холостой мужик, так педантично относящийся к порядку, мне кажется человеком ненормальным. Чехов как-то писал: «если человек не курит и не пьет, поневоле задумаешься, а не сволочь ли он». Когда он онанирует (а онанируют все, это я вам как мужик со стажем заявляю), готов поспорить, что кончает на белую салфетку, а потом аккуратно и брезгливо ее сворачивает, спускает в унитаз и сплевывает в него. Лестер неплохой парень, он старается изменить свою жизнь, навести в ней порядок, обрести стабильность.

Мы разные с моим приятелем. Этот парень, в прошлом кинул на баксы человек десять наверно, я же окружен стеной из кредиторов.

В моем же доме, перманентно заводился беспорядок. Но, один раз в две недели, я судорожно хватался за наведение чистоты, после чего обычно становилось пусто внутри меня. Лестера, похоже, такое ощущение не тяготило. Уборка происходит после нескольких дней пьянства, когда дом переполнен воспоминаниями и грязью пропитых дней. Лестер старается пить меньше, будет отличным мужем и станет отцом года.

Когда я вспоминаю своих женщин, Лестер своими воспоминаниями делится неохотно. Я помню каждую эту историю, я любил их всех, помню размер груди и цвет глаз, где и в какой позе мы трахались. Мужчина пишет всегда для женщины.

Последнее время я пребывал в одиночестве. В одиночестве страдаем, в одиночестве умираем.

 

Такая тяга

Каждый раз, пробуждаясь после короткого и неспокойного сна, я ждал солнца свет. Прошло много времени с того дня, когда я последний раз видел и чувствовал солнце. Кортни.

Сливаясь с нависшей серой плитой, уже не чувствуешь ничего. Пустота.

Вечером я решил прогуляться до лавки с алкоголем.

– Как всегда? – продавец сухо приветствует меня, когда будто он носил мое тяжелое серое пальто и потом продал его мне.

А мне чего выряжаться, – если на душе грязно, – то модной одежкой это дело не исправишь.

– Нет. Сегодня возьму две. По радио передали, что завтра будет снег.

Я достал смятые купюры, передал ему, развернулся, и загремев бутылками пошел к дому. Во дворе, шумела вечерняя детвора; играли в футбол. Я остановился, достал бутылку, и отвернувшись от глаз соседей, стыдясь, сделал несколько глотков. Вдруг в меня влепился мяч, я поперхнулся и едва не уронил от испуга свои запасы.

Один мальчик двинулся было ко мне за мячом, но я остановил его жестом, делая знак, что сейчас отдам им мяч. Взяв в руки мяч, я улыбнулся игрокам. Ребята уже начали кричать на меня в нетерпении. Я пару раз набил и отдал пас самому маленькому. После чего ввязался в игру вместе с ними, с юношеским задором. Взрослея, мужчина всегда остается ребенком. Ребенком, которому нужна любовь и тепло.

Запыхавшись, я упал на промозглую землю, и ребятня навалилась на меня гурьбой. Я улыбался. Спустя пару минут, не вынося тяжести, добрым криком разогнал их, и мальчишки вернулись к игре, а я продолжал лежать под небом, расправив ноги и руки в стороны, как звезда, которая ищет отражения в других звездах.

Много времени стерто из моей жизни, думал я. Без малышки Кортни мой дом замер, и часы встали на половине шестого. Она должна вернуться начал твердить я себе. Лежу, разглядываю фонарный столб, в свете которого я увидел первый снег. Надеюсь, завтра подадут чертово отопление, подумал я. А то ведь я холодный как труп в морге. Кто мы без любви?

 

Дикая страсть

С женщинами у меня по-разному выходило. Была у меня подружка одна, Натали. Молоденькая такая, лет двадцати, или что-то типа того. А сиськи уже как в тридцать пять, после беременности. Сама шоколадная такая вся. В общем, не все так просто скажу я вам. Все никак у меня с ней не клеилось, ну в плане, что сучка эта не давала мне.

Когда она написала, что хочет послать мне подарок, мне, старому другу подарок, я заволновался так, что в штанах стало тесно. На минуту хотел было представить, что будет в посылке, но решил отложить, и насладиться предвкушением самого представления.

Ведь вся моя личная жизнь налаживалась только тогда, когда я оставался наедине со своим «дружком», просматривая фильмы Тинто Брасс с молоденькими медсестрами, домохозяйками и волосатыми сантехниками, черт бы их побрал. Никогда не понимал этих порно-режиссеров: ну кому интересно смотреть на потную мужскую жопу когда он наяривает. Всегда приходится отвлекаться, и нажимать кнопку перемотки, до лучшей позиции.

У Натали, было достаточно похотливых поклонников. Судя по тому, что она не расставалась со своим телефоном ни на минуту. То и дело, что-то писала и отвечала на звонки.

Мы часто встречались у меня дома, пока она не свалила покорять Лос-Анджелес. Смотрели всякое кино 80-х, c философскими фразочками типа: «малыш, я спал дольше чем ты жил». Ее, эту фразу, пропитым голосом произнес какой-то пьянчуга в баре, в фильме «Фактотум» по сценарию Буковски. Чарльз Буковски классный мужик. Один из лучших американских писателей. Он мой мастер, а я его неизвестный неумеха ученик. Однажды, Чарльз выделил себе крохотную роль в своем сценарии, к фильму «Пьянь» с Микки Рурком. Он мелькнул в кадре, в дальнем и темном углу барной стойки со стаканом в руке. Молча. И все. Говорю же, классный мужик, без выебонов. Все коротко, без «воды».

Ну и Микки тоже мужик. Например, фильм «Пуля» взять, правильный тип этот Рурк не только по фильму, но и по жизни. Вот только наркота.

Я давно уже хорошего кино не видел, вот так. Одни пидоры на голубых экранах. Потому они наверно и голубые, эти экраны. Люди врать не будут.

Короче, часто Натали оставалась у меня на ночь, мы спали вместе, и она давала себя обнимать и иногда целовать. Мой малыш был вне себя, до боли в яйцах. Однажды, я чуть было не всунул ей.

Она как запретный плод лежала рядом, с упругой большой грудью, нежной бархатистой кожей и запахом похоти. На ней были белые детские трусики в цветочек, и майка в обтяг. Я чуть с ума не сошел. Я так скажу: не заводи лучше таких подружек, если неуверен что она тебе даст. И тут даже не стоит вопрос о дружбе между мужчиной и женщиной. Дружба прекрасно сочетается с еблей. Но бабы, конечно иного мнения.

В общем, лежит она не прикрываясь одеялом, жует что-то и пялится в экран телика. Я пялюсь на нее. Говорю ей, может спать будем. Она кивнула, отодвинула тарелку и покорно улеглась. Я обнял ее, и начал возить рукой по ее ноге и спине, поцеловал в шею… она потянулась в улыбке, я лезу своей наглой рукой в святую святынь, она вроде молчит, и тут я стягиваю свои трусы и тыкаюсь в нее… она этого явно ожидала, но среагировала она так, будто это какой-то чужой член змеем в нее ползет. В общем, она резко развернулась и сказала, что не надо. Я хотел было что-то сказать, да передумал. Что мне пятнадцать лет что ли, уламывать какую-то телку из школы.

Короче не давала, и не дала.

Пока она спала, я среди ночи гонял лысого, так и знай взад вперед, взад вперед. А она вот, рядом лежит, посапывает.

Представление юной и красивой девочки, легкое и неосторожное касание рукой в метро их стройных ног в нейлоновых колготках, и чувственных попок, давало мне жизни в это серое время: я словно аккумулятор, заряжался видами и касаниями.

Бывало, я заглядывал в магазины женского белья, разглядывал трусики и чулки на манекенах, представлял их на посетительницах, чем привлекал к себе внимание как непрошенный гость. А когда проводились, какие-либо соревнования среди университетов, я всегда там был. Ага, самый первый на ножки и жопки пришел поглазеть.

Посылку доставили вечером, около восьми; она была небольшого размера. Я закурил и стал представлять что лежит внутри, аккуратно ее разворачивая. Внутри лежал конверт, и белые трусики с рисунком кролика типа Bugs Bunny на передней части; по форме они были похожи на детские. Такие как тогда, когда я чуть ей не вдул. Лучшего подарка я и представить не мог. Нежно взяв их в руки, я приложил к губам и жадно вдохнул. Ох, черт. Минут пять я так дышал, как больной в кислородной маске. Затем я вскрыл конверт, внутри на небольшом листке было выведено красивым почерком: Мотель «Hat», №12, 21.00, а чуть ниже был след от ее губ, от ее помады.

Времени оставалось ровным счетом час, чтобы собраться. Волнение настигло снизу и сверху, сминая меня в возбуждении. Я мигом достал початую бутылку, залпом выпил два по пятьдесят и закурил. Вызвав такси, налил еще сто и стал неспешно и задумчиво тянуть.

Зазвонил телефон. Такси.

Веселый водила пакистанец, на ломаном английском спросил куда ехать. Я ответил. А сам думаю: ну чего вам дома не сидится, водил бы там себе такси у себя в Пакистане, что там такси не водится что ли. Мне сейчас не до веселья, черт возьми.

Поднявшись к номеру, я немного постоял и открыл дверь. Внутри было тихо. Прохожу в спальню, и завидев горку из одеяла, стал тут же судорожно раздеваться. Подойдя к кровати я откинул одеяло и увидел под ним резиновую куклу. А на кукле этой записка: «надень на нее трусики». Вот же блядь. Ну думаю, молодчина, разыграла старого дружка, и засмеялся. Она никогда мне не даст, решил я.

Вдруг дверь открывается, и в нее задом закатывается горничная. Ничего так жопа, мигом оценил я. Она оборачивается ко мне, шоколадная мулатка, и вздрагивает. Стою я, и мой дружок стоит. Я успел было подмигнуть своей новой знакомой, но та вылетела пулей из номера. Что же, я не тот богатый француз еврейского происхождения по имени Доменик, что с меня взять. Но меня тоже сегодня развели.

Рядом с кроватью, на тумбе, стояла бутылка бурбона и еще одна записка. Я открутил пробку, и хорошенько приложился. Беру записку, читаю: «Как-нибудь обязательно увидимся».

Я смотрел в окно, панорамный вид из отеля раскрывал город.

Я что могу сказать, могу только повторить, что заводить себе молоденьких подружек, можно лишь тогда, если сразу есть шанс с ней потрахаться, в противном случае она будет вас использовать как умного мужика и друга. Вряд ли меня можно назвать слабаком в этих делах, баб у меня было достаточно, хотя и выходило с ними по-разному.

 

Невроз

Выйдя из мотеля, я решил прогуляться. Через несколько кварталов, зашел в кафе и сел у барной стойки. В окно открывался вид, на тихую улицу. Стемнело. Редкие автомобили тащились по дорогам, словно смакуя слякоть. Я заказал чашку черного классического чая, и классический чизкейк. Кофе в Америке паршивый. На каждом углу кофе, а он везде поганый. Меня можно было бы прозвать консервативным, но этим вечером действительно тянуло на классику. После того, что не вышло в мотеле, тем более.

Рядом, на расстоянии одного свободного стула, сидели две девчонки. Сидели они уже не первый час судя по их истосковавшемся кофейным чашкам. Они щебетали, передавая друг дружке палку говорилку, то есть одна делала паузу, другая тут же подхватывала.

Я закурил, и продолжал смотреть в окно, слушая болтовню своих соседок. Я сижу, и начинаю думать о том: как хорошо и тихо в этом кафе, в этом приятном обществе, пока оно с тобой не говорит; я был сам по себе, как и все они.

Сижу и ковыряюсь в старом белье.

Я ведь не был таким, как сейчас: спокойным и смирившимся с правилами жизни. С восьми лет кататься между городами, без присмотра, это уже что-то. А как стукнуло восемнадцать, так и вовсе отправился куда глаза глядят. Трэвис Стрэнджер. Так меня зовут. Такой вот «трэвэл странник». Меня так и носит в сторону лукавый ветер. Если вдруг начинает казаться что ты теряешь себя, то знай, ты просто меняешься.

Вдруг, какой-то хуй с горы, нарисовался и уронил мою куртку с вешалки, а следом и чашку ебаного классического чая зацепил, прямо мне на джинсы. Обычная кафешная классика, но это не вечер знакомств.

– Да что с тобой не так блядь, чувак?! – говорю я ему.

А этот ботан мне виновато отвечает:

– Извините.

Телки на меня покосились, и начали собираться. Словно я испортил им вечер, уходят, понимаешь, с вечеринки.

Я сидел, и вспоминал как уходил я и моя мать от отчима. Порядок выводы мыслей я не контролирую, я не машина с алгоритмами. Это как перед сном, целый ворох всяких мыслей, образов, пятен.

Помню как я стоял и наблюдал вместе с матерью в окно, смотрел как она в беспокойстве выглядывала его, меня охватывала злость и ощущение мести. Каждый раз, когда он, шел покачиваясь и его все видели, то все мои надежды на приятный семейный ужин исчезали. Он опять ее будет бить. Когда он заходил, я также исчезал из-под его взгляда, как и ожидаемый ужин. Мне противно было видеть его: засохшая слюна в уголках рта, черная щетина и перебитый сплющенный нос как у боксера. Входил он грузной походкой, ростом был чуть больше пяти футов и не нагибался в дверном проеме, а злости было на все семь.

Были времена, когда он пытался быть отцом. Хотел меня научить своему хобби – авиамоделизму. Мне не нравилось возиться с клеем, бумагой, пластиком и прочими материалами для постройки самолетов. Работать я не любил. Но нравилось смотреть как работает двигатель, и когда он запускал самолет в небо, мне нравилось хвастаться друзьям. Однажды я сломал одну из его моделей, и этот ебанатик врезал мне подзатыльник и отвесил пинка под зад, да так что мне позвоночник в голову уперся. С этого момента мне вообще не нравилось все, что он делает.

Когда мать узнала о том, что он меня ударил, они очень громко ругались, точнее, я слышал только истерический голос матери. Так отчаянно, наверно только самка защищает своего единственного детеныша. Отчим молчал. Одиночества боятся все, даже такие мудаки, как он, особенно такие. С тех пор он меня не трогал, только поглядывал на меня и все. Не дала она ему воспитывать меня и родного не родила. Жестоко. Говорили мы только по необходимости. В доме я чаще всего молчал или плакал.

Отношения наши теплели когда он, давал мне посидеть за рулем мотоцикла. У меня шли слезы, но то были слезы от встречного ветра и детской радости. Я любил его чертов мотоцикл. Иногда он отцеплял коляску, усаживал мать назад и куда-то с ней ездил. Как завоеватель на своем белом коне.

Мне было восемнадцать, когда я впервые бросился защищать мать по-настоящему. Я думал что насую ему сейчас: он таскал мать за волосы, ездил на ней верхом, раздавая ей сильные пощечины. Мне удалось провести ему прямой левой в его помятый нос, и заехать в ухо боковым справой. Чертов ублюдок был крепкий. Он начал колотить меня что было ненависти. Мать оттащила его тогда, и я убежал из дома. Больше я не возвращался, и с тех пор жил самостоятельно. С тем всем наследием что мне дала жизнь.

Спустя несколько месяцев она ушла от него, не выдержав давления. А еще спустя год, мы узнали что он умер от сердечного приступа.

Мне было жалко его, вообще-то, он старался, кормил нас. Черт его знает, что там у него в башке было когда он пил. Многие показывают свое истинное лицо, когда выпьют.

 

И брат, и враг

Я вышел из кафе оставив там кусочек себя, и побрел дальше. Вечерок не задался. Надо было выпить. Через пару кварталов, забрел в магазинчик. Продавец китаец поздоровался со мной когда я вошел. Я молча двинулся к полкам с бурбоном. Чертовы китайцы, сколько же их на этой земле. Просто захват мира какой-то. На кассе, он попытался что-то сказать, я смотрел в окно, пока он отсчитывал сдачу.

Пошел дождь. Сначала медленно моросил, словно разгонялся, а потом вмиг хлынуло как из ведра. Я стоял на перекрестке, под карнизом магазинчика. В свете уличных фонарей, миллионы капель летели к земле, встречались с ней, и потом исчезали уходя в землю, словно сам Бог из лейки поливал любимые цветы в горшке.

Я стоял, и смотрел по сторонам. Трехцветный регулировщик указывал, кому можно ехать сейчас, а кого-то заставлял ждать. Распорядитель времени. В своих домах на колесах, одни спешили домой, другие тянули время, катаясь по длинным улицам в объезд короткого пути до дома. Я тянул бурбон.

Двери магазинов хлопали, туда-сюда мелькали силуэты покупателей. Одни уверенно входили, другие устало выходили. Я стоял, и слушал ритм этого перекрестка. Такой маленький уголок, но как зеркало для большинства мест. Столько историй. У каждого своя история.

Однажды, в девятнадцать лет, в очередных поисках работы я прибился к христианам. Ходил с ними на их собрания, слушал бредни. Ходил в гости к «братьям», ел и пил там. В конце концов, ко мне приставили наставника, его звали Йен, он работал страховым агентом. Мы много спорили, и, казалось, что он торговал Богом.

Мне нужна была чертова работа, поэтому я встречался с Йеном и ходил на собрания. Сопротивлялся, но лицемерил. Спустя месяц, меня собрались крестить. Крестили в ванной моего наставника. Вот это думаю крещение в современном мире. Не в реке как в библии, а в ванной. Да и крестил не Иоанн, а какой-то Йен псевдо-креститель.

Собралось несколько человек: это были добрые люди, со странным огнем в глазах. Меня попросили переодеться в какую-то одежду, похожую на пижаму. Я послушался. На какие-то только жертвы не пойдешь, ради такого дела. Я работу, конечно, имею в виду. Хотя, есть и другое коллективное мнение. А я не думаю, что к Богу надо через пижаму и ванну приходить, я думаю, что ты должен быть полностью голым перед ним, как это и было вначале времен. И голым должен быть всегда, не в прямом смысле конечно, шатаясь по городу. Хотя, почему бы и не послать привет моралистам?

Я вышел из комнаты, люди начали петь песню. Мой наставник повел меня, одетого в пижаму, в ванную комнату… я залез ногами в ванну. Люди продолжали петь песню. Йен положил свою руку мне на голову и слегка надавил, как бы подсказывая, что мне надо лечь в воду. Давил на меня, как бы не принуждая совсем. Подошли еще «помощники», и меня окунули всей честной братией. На миг, там под водой, я что-то почувствовал. Не знаю, будто и правда все мои грехи смылись. Мне хотелось задержаться там, не подниматься наружу. Так бы и остался там. Такая тишина. Только еле слышный гул оттуда, извне. Может, и Бог так, слышит нас как непрерывное гудение, какой-то вечно просящей о чем-то стаи. Меня тут же вытащили из воды, и стали хлопать в ладоши, продолжая петь. Я выдавил улыбку, ощущения были странные.

Прошло пару недель после окунания, когда мне предложили должность рекламного агента. В агентстве все были из секты, кроме управляющего, что странно. Работенка не из лучших, но я согласился. Еще через неделю, я бросил посещать собрания, и встречи с Йеном тоже прервал. Я получил свое.

И вот, я стою, на этом перекрестке и думаю только о ней. Кортни. Я решил что позвоню ей завтра. А сегодня я отмечаю премию Бога. Ведь я жив, покуда есть надежда.

Господи, ну что за тривиальщина?! А это и не фантастика, или какой-нибудь детектив с сумасшедшей развязкой. Все гораздо проще, чем кажется.

 

Простые вещи

Утром, проснувшись, но не вставая с кровати еще около часа, я думал над тем, что неплохо было бы избавиться от старых вещей. Я попытался прикинуть список: футболки время которых давно прошло; старый пылесос, который уже не сосет… старая проститутка и то сосет надежней, чем эти гребаные пылесосы. Вдруг я вспомнил о старой подруге, Гейл, и сбился с мысли.

В голове у меня пронеслись несколько месяцев с ней, и то, что она редко делала минет. Она вообще мало чего делала. Только жрала, и смотрела телевизор. Ей самое место на улице, решил я, и что правильно тогда поступил, и вернулся к списку вещей: еще пара свитеров, что дарила ему сестра Гейл, которую он тоже терпеть не мог; спиннинг от ее муженька.., хотя нет, спиннинг я оставлю себе, всё-таки почти пятьдесят баксов.

Рыбалку я любил. На рыбалке спокойно. Душа так и чистится. Но на улице не до рыбалки, холод собачий.

Каждая вещь – это либо груз прошлого, либо память о хорошем. Но хорошее тоже груз, ностальгия и тоска по крутым временам и молодости. Вообще-то, еще помогает мытье посуды, подумал я. Но тут же осекся, лень была сильней. Надо постирать вещи, да сдать их в приют. Так будет правильней.

Я вспомнил, про одного знакомого, он и его семья не пользуются стиральными порошками, рожают детей дома, не едят мясо. Тщетно пытаются выкроить у жизни еще каких-нибудь пару лет. Это же какой страх ими движет. Когда я изредка бывал у него дома, они не были веселы, а скорее зажаты, словно ненавидели весь этот мир, который на них накинулся.

Ну и зачем такая жизнь?!

Я встал, подошел к шкафу, и стал вытаскивать вещи. Начинался новый день. Выпив пива вместо завтрака, я собрал в узел шмотки и пошел с ними в химчистку. Хоть полезное дело сделаю, решил я.

Пока, машина отстирывала мои залежавшиеся вещи, я думал о Кортни. Из головы никак не выходит. Временами я пускался в блядские истории, и время от времени с кем-то встречался, чтоб хоть немного отпустило. Все мы пытаемся найти замену, у кого-то получается, у кого-то нет. Последние безнадежны, как и я.

 

Мужики все одинаковы

В общем, ко мне приходит одна девушка, ее Куки зовут. Приходит всегда без предупреждения. Такая вот ни дать ни взять, возомнила себе что-то.

Однажды прихожу домой, а в комнате она, Куки. Мы не договаривались о встрече, и я вскинул брови для создания эффекта удивления. Она улыбнулась.

– Привет! – говорит она

– Привет.

– А ты где был? – спрашивает меня.

– Приятель пригласил выпить, день рождения отмечали.

Можно сказать, что с Куки у нас ничего не выйдет, потому что я уже начал врать, а когда мужик врет женщине, значит, это не его женщина. Куки была красивой: зеленые глаза на смуглом лице, прямой нос, длинные темные волосы и чумовые ноги, длинной с два метра.

Мэри была полукровкой, ее отец был то ли армянином то ли кем-то другим, попробуй разбери их.

Я скинул с себя футболку и джинсы, и завалился в трусах на диван. Соседи тоже что-то отмечали. Видимо, отсутствие героина. Потому что стоял шум. Шумят только тогда, когда пьют. Этот ебаный наркоман сосед, покоя никогда не даст.

Куки легла рядом, взяла заколку с тумбочки, зацепила свои волосы сзади, поцеловал меня в губы, потом в шею и сползла ниже. Я застонал.

В тот момент когда я прыгал на ней, в дверь начали сильно стучать.

– Занято, черт подери! – заорал я.

В этих съемных комнатушках постоянно так, никто покоя не дает.

И тут, дверь вылетела и в комнату ворвались люди.

– Полиция!

Я, подскочил пытаясь найти трусы, в комнате свет еще не включили. Куки обернулась в одеяло.

– Сэр! – показывая, на меня рявкнул коп, – руки за спину, и прошу пройдите за мной.

Я вышел из комнаты в коридор, меня прижали к стене и надели наручники. Какого хуя думаю я.

Я не понимаю в чем дело, начал было я орать с расспросами. Меня закрыли в туалете.

Шел обыск. Куки о чем-то спрашивали. Я сидел в трусах и наручниках за спиной. Ни посрать, ни поссать от волнения мне не удалось. На что они рассчитывали заперев меня здесь?

Через десять минут дверь в туалет открыли, меня развернули и сняли наручники. В коридоре стоял сосед, лицом к стене и тоже в кандалах. Вытатуированные церковные храмы, кресты, на его спине не помогли ему. Как по-моему, так церковь только отнимает и вряд ли защищает. Ведь Бог, он внутри нас, а не в этих зданиях. В случае с моим соседом, в тюрьме эти татушки ему могут пригодиться. Русского парня взяли за наркоту, сидеть ему долго. Ничего, пусть потусует за проволокой.

Я увидел как по плинтусу бежит таракан. И вдруг я оценил всю мерзость в которой я оказался. Ебля, наркота, полиция и тараканы. По отдельности хорошо только в случае с сексом и наркотой.

Наступила тишина, но Куки осталась напугана. Я попытался ее успокоить, закурил сигарету и дал ей затянуться. Нет ничего хуже для мужика, когда он не способен обеспечить безопасность женщине.

Засыпал я с мыслями о том, что пора выбираться из этого дерьма. Снять квартирку в приличном районе, и вернуть Кортни. Ох, малышка Кортни.

 

А он все в лес смотрит

Вечером я пошел в бар. Там у меня был знакомый бармен, который часто мимо кассы наливал мне пиво, со скидкой. Знаю я этих барменов, они умеют мутить под кассой свои делишки.

Этим вечером с ним в паре работала одна блондинка. Не знаю почему, но меня светловолосые бабенки очень сильно привлекают.

Возможно, это потому, что сам я брюнет, а моя мать была блондинкой. Может быть, это все из матери. Это как хозяева подбирают себе собак похожих на них, так и дети мужчины подбирают себе женщину, чтобы та была похожа на их мать.

На четвертом стакане, я, набравшись мужества (его всегда необходимо сыскать в решающих ситуациях), двинулся знакомиться с этой девчухой.

Ее звали Ольга. Так было написано на ее бейдже. И если бы дело происходило где-нибудь в Новой Гвинее, то это, несомненно, придало бы изюма этому событию. Белокурая Ольга среди тьмы. Но это штаты, и ничего выдающегося в этом не нашлось. Страна эмигрантов. Обычный тип знакомится с обычной девушкой в полупустом баре.

Я поздоровался с ней, предложил куда-нибудь сходить, и подмигнул.

Ольга согласилась со мной прогуляться, после того как закончит. Я подумал о Куки. Сегодня она кажется в Нью-Джерси. Надеюсь, она не нагрянет, как это она обычно делает. Мужчина часто пользуется отлучкой женщины для случки с другой. Гав-гав-гав.

Ольгу я часто видел в этом баре. Уверен она тоже ловила мой заинтересованный взгляд. Но мне было как-то все равно, я посвящал себя выпивке и тоске о Кортни.

Было около десяти часов вечера, когда она закончила. Я принес ей цветы. Как ни шаблонно, но цветы делают свое дело (за цветы, как и за минет спасибо говорить не надо). Если, конечно, ты незаконченный мудак. Вечер был прохладным, и я предложил пойти ко мне и выпить вина. Пиво уже не хотелось да и случай не тот.

Когда женщина соглашается сразу, это не означает что она блядь, возможно, она ищет. Ищет того единственного, ищет секса, детей, уюта и безопасности. Женщины ищут, а мужчины этим пользуются. Тут еще вопрос, кто из нас блядь.

Мы сидели около часа, она говорила. Говорила она о самореализации. Заканчивала юр. фак. Я не слушал. В неловкую паузу я решил вставить свой поцелуй. Поцелуй пришелся, и она впилась в меня своими нежными губами.

Я понял что вставлю ей не только поцелуй в губы, и принялся раздевать ее, вещь за вещью. Главное, не останавливаться (иногда бабы могут и передумать). И вот когда ты стягиваешь джинсы вместе с трусиками, это и есть решающий момент.

Под джинсами скрывались белокурые ноги, с нежнейшей кожей. Прямо филе аппетитного и породистого цыпленка. Я провел рукой по ее ляжке и заднице. На ее бугорке не было волос, это меня сильно возбудило (я не очень люблю семидесятые между ног) и я тут же вставил ей. Она застонала. Я начал наращивать темп и понесся в безумии. Она меня остановила, и сказала чтобы я не торопился. Она гладила меня по голове, словно успокаивая.

Я кивнул, и начал медленно двигаться, пульсируя своим задом…, но сердце было в другом месте.

 

Каждому по заслугам

Утром, я пошел искать работу. Уходя, я сказал Ольге, чтобы она захлопнула дверь. Английский замок ни дать ни взять.

На улице с телефона-автомата я позвонил Лестеру, узнать что там насчет работы. Со стройки нас вышвырнули за пьянство и лень, вместе с его знакомым прорабом.

– Сегодня можно сколотить баксов по пятьдесят! – говорит Лестер, – но работа тяжелая, фуры с арбузами разгружать.

Я согласился. День помучиться и полтинник в кармане. Можно дня три балду пинать. Через час, я был в порту. Лестер ждал. Мы поздоровались и закурили.

С нами в команде было еще несколько человек, мы все выстроились в цепочку. Я занял место в середине: принимаю арбуз, отдаю арбуз. Тем, кто в начале и конце тяжелей, первому нужно поднимать хренову ягоду, а последнему укладывать в ящики.

Когда работаешь на автомате, всегда крутиться в голове какая-то мысль. У меня крутилась Ольга. С ней было хорошо трахаться. И вертелась он как опытная проститутка. Не знаю, как я ей, но она ничего бабенка. Не Кортни, конечно, но временно ее могла заменить.

Вечером, когда я пришел домой, в комнате была Куки. Опять пришла без предупреждения. Я думал не оставила ли следов Ольга и тревожно осматривался хотя все уже решил насчет Куки, но, как и многие мужики искал момента чтобы женщина первая сделала шаг. Уступи дорогу, козел!

Следы Ольга оставила, самые порочащие. На стене была приклеена записка: «Мне было очень хорошо этой ночью. Ольга». Куки молча собирала те не многие вещи, которые здесь были. Слава Богу что она полностью не переехала, иначе бы мне пришлось ждать вечность, пока она их соберет. У женщин обычно очень много вещей.

На выходе, когда я подошел закрыть за ней дверь, она выполнила свой женский долг и влепила мне по щеке. Я смотрел ей в глаза.

Потирая провинившуюся щеку, я взял сигарету и закурил. Моя совесть чиста, потому что я ей не пользуюсь.

Настигли воспоминания о Кортни. С этими женщинами такая путаница.

 

Компания

Делать было нечего. Я позвонил Лестеру, узнать, может, он скучает. Он не скучал, а пил с бывшим русским хоккеистом. Когда я пришел, хоккеист налегал на водку, Лестер подкидывал льда в свой стакан с виски и мне плеснул.

Мужик прикатил из России, играть тут, в нашей лиге. Эти парни из России если не звездами становятся, то как минимум ценными членами команды. Жару дают на чемпионате мира как. Не знаю, что там с ними произошло на Олимпиаде.

– Хренов баскетбол, с этими черными дылдами я не люблю, а вот хоккей уважаю! – говорит Лестер.

– Это все одно большое ебаное шоу и бабки! – вставил я, – но парни молодцы, эти хоккеисты, не то что некоторые футболисты, которые устраивают театр на зеленом побритом газоне. Но я люблю футбол, чтоб его.

Сидим, пьем. А Виктор и рассказывает, что он теперь водитель грузовика. Неплохо, думаю я, сидишь себе смотришь на шоссе, попутчиц на дорогах цепляешь… в мотеле тусуешь. Говорят десять дней в пути достаточно, чтобы жить месяц и не ныть.

Ну Виктор, значит, смотрит на меня и говорит:

– Ты чувак не знаешь сколько профессиональный спорт отнимает здоровья и времени. Бабки, конечно, платили хорошие, но там реально надо въебывать и конкурировать чтобы в основе играть.

Я промолчал. Любят они поговорить, все эти бывшие, о прошлом.

Рассказывал нам что начал пить, чаще с семьей видеться и послал свое эго к чертям собачьим. Я рад что мужика осенило. Время только попусту тратить. Ради чего? Поднять чертов кубок, и потом по завершении карьеры оттянуться в баре с парнями, а еще через год в детском парке дать автограф какому-то сосунку, и все! Тебя нет, тебя забыли.

Время стоит дороже, незачем его тратить на ерунду.

У мужика теперь грузовик, все печали позабыты. Есть время побыть одному опять же. Думал я над этой чудесной профессией водителя грузовика. Если бы не геморрой, идеальная была работенка. Но, как бы то ни было, за все надо платить. Еще одно хреново правило этого современного мира.

По радио, закончил бубнить ведущий и заиграла «Sweet Child o» Mine» – Gans N» Roses. Мы замолчали. Все мы любили и любим.

«She's got a smile that it seems to me reminds me of childhood memories

Where everything was as fresh as the bright blue sky

Now and then when I see her face dhe takes me away to that special place

And if I stared too long I'd probably break down and cry

Oh, sweet child o» mine, oh, oh, oh, sweet love of mine

She's got eyes of the bluest skies as if they thought of rain

I hate to look into those eyes and see an ounce of pain

Her hair reminds me of a warm safe place where as a child I'd hide

And pray for the thunder and the rain to quietly pass me by

Oh, sweet child o» mine, oh, oh, oh, sweet love of mine…

В приемнике опять послышалось бубнение, а мы все сидели и молчали. Каждый ушел в свои воспоминания: ушли смаковать первую любовь, первую юную девчонку, их лицо, ноги и грудь. Ушли в себя, смаковать молодость. Любая тоска о прошлом, это страх будущего, неизвестности или смерти наконец.

Я засобирался. Лестер задерживать не стал, сказал лишь что завтра есть работенка. Вот и хорошо, надо поспать, говорю ему. Хоккеист посмотрел на меня усталыми глазами, я поднял руку отчаливая.

На улице царила темнота. Время преступности. Я огляделся по сторонам, и зашагал к себе, слегка пошатываясь.

Все дело в переменах. Все эти увлечения, профессии, спорт. Без перемен скучно. Уж не знаю, весело ли живется консервативным чувакам, хранителям традиций, тем, кто женился/замужевался, поклялся в верности, ни разу не изменил хотя бы хоть что-то почувствовать от этого; или тем, кто работу не менял уже вот десятый год.

Наверно у таких людей спокойный ум. А вдруг они не живут жизнь? Пропускают все мимо себя, ни в чем не участвуют, держат в клетке стаю своих желаний. А может это я не живу, шляясь от одного события к другому, от одной вещи к другой, от одной работы к другой…

 

Шутка

Позвонил Лестер, мой поставщик работенки. Классный мужик. Он читает газеты с объявлениями. Выдал мне адресок, сказал что там можно пристроиться, и добавил что ему это не подходит.

Это был кастинг, на какую-то роль, в каком-то неизвестном фильме от неизвестного режиссёра. Словом, чья-то очередная авантюра.

Я раньше как-то не задумался над тем, чтобы стать актером. В детстве мало кем хотел быть. Вся эта чушь, быть похожим на отца была не по мне. А на своего так и подавно не хотел быть похожим, потому что не знал его. Вот разве что водителем грузовика можно стать, но об этом я задумался буквально недавно. А вдруг юнец режиссер, упертый и с отличным сценарием, подумал я, и решил пойти пропердеться.

Расскажите о себе, говорит мне девица напротив. Совсем юная, а такие вопросы задает мне, взрослому мужику с яйцами. Меня этот вопрос всегда ставил в тупик, если уж начистоту. Что этому дотошному интервьюеру рассказать?

Рассказать, как я курил травку с 16 лет и лежал вечерами на свежескошенном клевере, под звездным небом и мечтал никогда не работать;

рассказать что я, солгал написав в резюме два высших образования, потому что это абсолютная трата времени и потому что системе образования требуется реформа, да и времени этого у меня не было, потому что мне нужно было жить;

а может рассказать, что я заехал в морду одному боссу на прошлом месте работы, так он меня достал.

Мне было что рассказать, но я молчал. Я разнорабочий, говорю ей. Ты вот лучше скажи, что у вас тут за дела, спрашиваю ее.

Мы кино снимаем, говорит. Тоже мне новость, думаю. Все мы кино снимаем, по собственному сценарию, да во всех немыслимых жанрах под названием жизнь. А Бог, единственный зритель.

Ну так, что за кино вы тут снимаете, в каком жанре, продолжаю я.

Это порно, отвечает она мне. Я смотрел на нее и молчал. Сидел и сверил глазами, думал не подрабатывает ли она актрисой… В общем, я встал и ушел.

Вот бляди, думают что я за бабки этим буду заниматься. Хрена с два. Этим я занимаюсь только по любви, а люблю я каждую бабу, что мне доводится трахнуть. Серьезное кино мало теперь кого интересует, и продюсеры не рискуют заказывать сильные сценарии, потому что будет провал. Никто не наварится на жратве и питье в кинотеатре.

Беда современного кинематографа. А старик Лестер развеселил.

 

У него большой…

Вечером ко мне завалился Лестер и с ним наш общий знакомый, распиздяй Мишель. Я сидел в своей квартирке и тихо тянул из стакана. Эти двое притащили бутылку «Джек Дэниелс».

Мишель принялся рассказывать как он отдыхал на островах. Деньги у него были всегда, и путешествовал он много. Ходили слухи что он своего папашу довел до безумия, отправил в дом престарелых и взялся за его наследство.

Сам он на вопрос, о его способах заработка уклонялся. Это личное дело каждого. Деньги такая штука, что вопросов лучше не задавать.

Говорил Мишель много и в основном о путешествиях. Я вяло интересовался, что да как.

Мне было интересно узнать, приклеится ли мне такая жизнь или нет. Потом я заскучал, не попробуешь не узнаешь, а может, лучше и вовсе не высовываться из своего города. Я начал выспрашивать о наших общих знакомых.

Выяснилось что у его друга, а для меня просто знакомого, большой хуй. Ну да, так я и услышал. Лестер подмигнул мне, и настороженно спросил Мишеля, а ты мол, откуда знаешь. Я намек Лестера понял, всё-таки Мишель наполовину француз, кто их знает этих лягушатников, может, это у них наследственное, засадить мужику в очко.

Но ситуацию, где был замечен этот хуй, я был не против услышать. Ну, он давай значит рассказывать про то утро, когда дружок его с большим хуем потянулся к солнцу и случайно распахнулся его халат. Это не осталось без внимания Мишеля. Я бы тоже внимание обратил и кинул завистливый взгляд, но промолчал бы виновато.

«Ты чего в него вкрутил» – задает риторический вопрос Мишель, с хуем поменьше, признавая как бы факт поражения. Дружок тот растянулся в улыбке, и так и незапахнув халат, двинулся гордой походкой на утренние процедуры. Молча, и с каким ощущением, ух, только позавидовать можно.

Парня того, с большим хуем, бросила баба. Бабе, я понял это из жизни, одного хуя недостаточно: одной нужен ребенок, второй хотя бы серьезные намерения, третьей денег.

Я знавал одного чувака, Боба, так бабы им пользовались, как обычно мужики пользуются ими. Выебут и бросают. Боб был преподавателем физкультуры в колледже. Умный, симпатичный и нищий. «Ну сижу я тут, с толстым хуем, да толку-то» – с тяжестью большого хуя сказал как-то раз Боб.

На бутылке виднелось дно, и гости засобирались.

Мишель уйдет и расскажет кому-то как живу я. Вообще, посплетничать и мужики могут: у кого-то круче тачка, у другого больше денег, у третьего красивая жена… и кто как всего этого добился. Так и витает дух зависти и соревнования. Ох, блядь.

 

Попытки

Позвонила Ольга. Жгучая блондиночка.

Я сидел развалившись на стуле, раскинув гордо и вызывающе ноги и, курил сигарету выдыхая струю дыма высоко закинув подбородок, словно это был перерыв между раундами. Я готовился завершить бой победой.

Похотливое животное. Желание обладать женщинами, возникает даже у законченного импотента. Впрочем, особенно у импотента. Двойной удар по яйцам бедняг.

Ольга сидела напротив и украдкой посмеивалась. Она смотрела между моих ног. Я был голый. Посмеивалась она оттого, что первый раунд слишком быстро закончился, и она не то что удара не почувствовала, а даже толчки мои были максимум на три очка, и до нокаута было далеко.

Я сдавал.

Иногда я думаю, что я это не я. Иногда я думаю что сдерживаю в себе животное, похотливое животное. Думаю, что если бы я был свободен, то я бы трахал всех молоденьких девиц. Но я сейчас свободен и это дорога мне не совсем нравится. Не нравится она мне тем, что дом мой пустеет когда кто-то уходит.. а кто будет следующим гостем, решал исключительно случай.

Ольга застонала, я трудился, зарабатывал очки. Потел. Доказывал. В тот самый момент, когда она уже готова была лечь в судорогах, я смазал концовку и кончил.

В голове я вертел один симпатичный номер телефона. Номер Кортни.

Женщины ищут, мужчины пользуются. Кажется, я повторяюсь. Увы, иначе не внять.

 

Музыкальная пауза

Сегодня среда, и мы с Лестером играем в шахматы. Мы сидим, и он вдруг спрашивает меня, что мол с деньгами делать, дефолтом пугают. Я ответил что у меня их нет. Все это очередная наебка. Я не социалист и не коммунист, и бабки – это идея в принципе неплохая, но нам с тобой не повезло, говорю я ему.

Лестер достал открытку, и показал ее мне. Это от Мишеля путешественника, на этот раз из Боливии.

На обратной стороне было размашисто написано: «Живи сейчас».

Тоже мне, умник.

Поставь пластинку, говорю Лестеру. Он кивает, встает, идет к полке с парой сотен винила, ни секунды не копаясь, вытаскивает пластинку. Из динамиков послышалась гитара, лаская проигрышем ухо, вступают ударные, и пошел вокал. «Guns N» Roses» – «Knockin» On Heaven's Door». Песня старины Дилона.

Музыка может состоять только из живых инструментов и жизни. А не вся эта клубная электронная фантазия. Эти промоутеры пичкают тебя афишами, приездами каких-то диджеев, густыми басами, телками и таблетками в клубе. Я далек от этого.

Впрочем, есть еще черные парни в своих бедных кварталах где-нибудь в западном Балтиморе, греющие руки у баков с костром, вот они здорово истории рассказывают под электронный бит, они знают что к чему. Они не превратились в этих «пятидесяти-центовиков» с золотыми цепями, «Ферари» в Майами и сисястыми телками в клипах. «Easy-E» c треком «Real Muthaphuckkin G's», в прошлом четко все сказали. Эти неженки изображают роль гангстера, не нарушив закон. Читая рэп, рассказывают о пушках и ножах, только чтобы выглядеть круто, а на самом деле у них никогда не было серьезных дел. Актеры хреновы.

Я не одобряю все это дерьмо, но они по крайней мере, честные в своей музыке, те, кто у баков греется.

Только моя честность мало кого ебет, кроме меня самого. А отсюда и выбор как тебе нравится, так и делай. Мне хотелось делать что-то с Кортни. Но что я могу? Она опять не берет трубку. Мне не очень хотелось выглядеть психом и гоняться за ней по всему городу, караулить у дома, или дрочить в кустах. Или все же стоило бы? Ох, малышка Кортни.

 

Идееспособен

Бывали времена, что пойти было некуда, и я звонил своим старым знакомым лишь бы пригреть свою задницу где-нибудь. Платить за квартирку стало нечем. На этот раз, я вышел на Джека.

Джек худощавый блондин, работает в весьма необычном месте для обычных людей, в доме для инвалидов, точнее сказать, это был своего рода центр профессиональной ориентации и общежитием для инвалидов, бедняги там учились, жили и получали профессию.

Они были вне жизни обычных людей, крутились в своем мире глухонемых, слепых и безногих.

Я бы не двинул туда, но вариантов других не было. Местечко поначалу мне показалось жутким: в холодных стенах этого здания я видел тут и там искалеченные взгляды людей, с самыми страшными судьбами. Меня не раз передернуло, пока я не заметил кое-что в этом ужасе, там было очень много симпатичных женщин, самого разного возраста. От молоденьких немых девчушек, до симпатичных тридцатилетних бабенок на протезах.

Джек любезно пристроил меня в своей комнате. У него было две кровати, но жил он один. Да глупостью было бы, в таком цветном рассаднике быть с кем-то в регулярных отношениях.

Спустя пару дней, я был знаком уже с несколькими бабенками. Вовсе не потому, что я такой находчивый ловелас, а потому что Джек меня представил. Близились выходные и какой-то праздник. Большинство местных уезжали к своим родным, но некоторые оставались.

Джек сказал, что можно устроить вечеринку с развлечениями. Я охотно поддержал его идею. Только вот он не предупредил, что вечеринка будет немая. Джек пригласил двух девиц, и обе они были немые. Но они были красивые и веселые. То есть они балакали что-то на своих пальцах, улыбались и косились в мою сторону и на Джека. Наверно выбирали кто с кем сегодня будет спать.

Джек мне рассказал, что подкатывать нужно аккуратно, люди они ранимые. Еще бы блядь не ранимым быть, когда тебя так природа «наградила». Но когда они выпьют, продолжал Джек, все пойдет куда-проще, и кстати, они умеют читать по губам, если говорить медленно. Чему только не научишься, когда жизнь заставляет.

Джек включал музыку, я расставлял стаканы и бутылки на стол. Девчонки чего-то там хихикали и переговаривались. А что им еще делать, подумал я. Чем они хуже любых других баб, которым тоже нужна любовь и мужское внимание, пусть и непостоянное, как бы это цинично ни прозвучало. На этой мысли, я начислил в стаканы мужской надежный козырь. Виски. Напиток для всех случаев жизни. Сгодится и для веселья и празднества, снотворного, но особенно хорош в горе и одиночестве.

Мы все дружно загремели стаканами. Я здорово отхлебнул, девчонки цедили тихо, Джек опустошил сразу до дна. Через пару часов, мой напарник обжимался с одной из девчонок, а затем сказал что пойдет к ней в комнату. Не тут же нам трахаться… мы же не в покер тут играем, добавил он улыбнувшись. Я махнул ему свободной рукой, а другой гладил девчонку по ноге, по внутренней стороне, там где пожарче.

Она невысокого роста, с темными волнистыми волосами, веснушками на лице и карими глазами. Я спросил как ее зовут, медленно перебирая губами по слогам свой вопрос. Она попыталась ответить мне, замычав так громко словно голодная корова. Я разобрал что ее зовут Поли. Больше мне не хотелось чтобы она мне отвечала. Это ужасно диссонировало с ее красотой.

Во истину, молчание золото.

Мы еще выпили, я обнял ее, начал целовать и укладывать на кровать. Она соглашалась на мои действия. Когда я стягивал с нее юбку, она опять начала что-то мычать и показывать на дверь. Она переживала что кто-то войдет. Я закрыл ее рот свои поцелуем, и продолжил свои грязные дела. Стянув с нее трусики, оттуда выскочил рыжий кустик волос. Вот он твой натуральный цвет подумал я, повозил пальцем у нее внутри и вошел.

Мы сидели, и молчали. Я слушал музыку и тянул бурбон, она, сидела рядом прижавшись ко мне. Доверчивая душа. Ох уж эти бабы, как что-нибудь выпьют так у них обязательно с ногами что-то случается, они тут же раздвигаются. А вместе с ними и какие-то надежды на очередного мужика.

Вошел Джек со своей подружкой и спас меня от этого груза, приютившегося на моем плече. Еще бы немного и я бы предложил ей выйти за меня замуж, из жалости к ней.

Есть сердца разбитые, а есть битые. Которые биты не раз, сердца эти черствеют, обрастают панцирем, и в конце концов прячутся где-то глубоко-глубоко в своей раковине.

 

Кортни

Мне чертовски хотелось пожирать её глазами… хотелось пятернёй влезть в её волосы, спадающие на обнажённые плечи, почувствовать запах её тела.

Каждую секунду я хотел её. Я соскучился по женщинам.

Она сидела за стойкой ресепшен, в какой-то страховой компании.

Я держался скромно и деловито, старался не показывать своего интереса и влечения. всё-таки я клиент. Без страховки в этой стране и шагу не ступить. А за косой взгляд, можно и загреметь в каталажку, по подозрению в несовершенном домогательстве.

Черт бы побрал такую свободу. Глаза на то и даны, чтобы смотреть по сторонам, а не перед собственным носом ничего не видеть.

Я взглянул на ее безымянный палец. Он подавал надежды. Соревноваться как раз совершенно не хотелось. Дела шли не очень, и я чувствовал себя неудачником, живущим у приятеля холостяка, имея лишь надежду, да и то сам не понимал надежду на что.

Поглядывая украдкой, на неё я видел как вырастает стена. Она красотка, а я мудак.

Пару раз в неделю, я навещал ее с выдуманной проблемой. Мол не понимаю что здесь написано, на этой бумаге. Взглянуть ещё раз и ещё.

Надо же было так вляпаться, чертов идиот.

По началу я откладывал предложения о встрече, стена становилась всё толще и толще. Меня хватало на короткие разговорчики, местами шутки. Было дело, я напросился на ужин, она была готова, а я тут же отказывался и отшучивался. Тянул время. Дела-то шли не очень, говорю же. Самооценка развалилась чуть ниже плинтуса и казалось, подниматься не собирается.

Я вроде парень без комплексов, но если женщины и любят ушами, то до определённых пор, пока своими глазами не увидят, то что ты имеешь и то что ты можешь. А ведь она мне понравилась, а не то чтобы мне нужно было пристроить в кого-то своего волосатого дружка.

В канун рождества, я наконец, выпалил на одном дыхании, что хочу встретиться. Истосковавшийся бумажник принял в себя родных и поле для манёвров стало больше. Каким бы ты мужиком ни был, но без долларов ловить нечего.

Договорились встретиться в небольшом ресторанчике. Внутри было полно народу. Я заранее позаботился и зарезервировал столик у окна. То что нужно. Выручает в момент неловкой паузы. За окном показывалась зима, редкими, большими и густыми хлопья снега она накрывала город. Я заказал ей красного сухого, как на причастии, а себе бурбона – на все случаи жизни.

На столе стояла дежурная свеча. Обстановка выходила сдержанная, и вполне романтичная, без ярких выпадов. Баб надо всегда радовать. Вот так мы и познакомились с Кортни.

Здесь нечего больше говорить, она слишком идеальна, чтобы ее расписывать.

Это моя фантазия. Мой сон. Может, и она обо мне думает? Может, и я кому-то снюсь, и меня кто-то ищет?

 

Двадцать одно

как бы это было

Кортни начала было уже наряжаться в свой шелковый пеньюар, чтобы хоть как-то меня возбудить и отвлечь от пива и футбола, как вдруг зазвонил телефон. Она взяла трубку и оттуда захрипел голос старика. Это был ее дед.

С тех пор как она ко мне переехала, дед на девятом десятке остался в своей квартирке наедине с витающим духом смерти. Первые пару лет старик держался, потом начал скисать и вот последние пару месяцев совсем сник. Выдергивал нас из постели по ночам, раза два в неделю. Ясное дело, старик боялся.

Лежу, пью пиво, волнуюсь, потому что у «Ювентуса» дыра вместо защиты. Переживаю, как бы не влететь, а то ведь часто бывает, ставишь на фаворита, а он игру сливает на ничью. Футболисты и букмекеры здорово обирают болельщиков, как липку.

Кортни ходит с трубкой, качает головой недовольно, тянет уголок рта в сторону, немым видом делится со мной, тем что слышит в трубке. Ходит, успокаивает деда и говорит ему в итоге что мы сейчас приедем.

– Ну и что? – спрашиваю.

– Говорит, что отдает концы, – отвечает Кортни.

Я вяло встаю с дивана, торопится некуда. Натягиваю джинсы, футболку и кеды. Не самая праздничная одежда. Да и смерть не самое яркое событие. Тому кто уходит из этого мира, уже безразлично во что вырядятся провожающие. Хотя я бы предпочел красоту, такой день бывает раз в жизни. С музыкой у могилы, кокаином и бурбоном. Можно же порадоваться за человека, что он, наконец-то, ушел из этого непростого мира, отвоевал свое, в борьбе за познание жизни. Чего тут ныть. Правильно делают черные, танцуя на похоронах и распевая песенки веселым хором.

Кортни, раздражаясь, тоже натягивает джинсы, майку и кофту, сверху повязывает шарф. Сегодня не ее денек уж точно. Мы не так часто трахаемся. За пять лет, какой бы ни была любовь, влечение уже не то. Со временем понимаешь, от чего у людей возникает желание наряжаться в различную униформу, играть роль, казаться не знакомыми своим партнерам. Я говорил недавно Кортни, может нам поиграть в главного врача и медсестру. А она обиделась. Наверно она хочет быть доктором, а я чтобы был пациентом.

Кто знает, может, надо девчонку еще какую пригласить. Меня на двоих надолго не хватит, но Кортни познает женскую ласку. Уж точно не второго мужика. Не представляю как два члена нанизывают мою детку.

Катимся на моем зеленом «Плимут Барракуда» 71 года. Кортни, откинулась на сиденье и задумчиво смотрела на пролетающие мимо нас дома, деревья, редкие тени людей. Я смотрел прямо перед носом, мясил жевачку туда-сюда, сбивая запах пива. По радио послышались знакомые ноты, старина Дэвид Боуи с своей «Чайна гёрл».

Я давил на педаль разрезая воздух. Малышка высунула голову, и ее каштановые волосы распустились на ветру как флаг перемен. Мы ехали провожать старика в последний путь. А я слушал песню и думал, что поимел бы азиатку, студентку какую-нибудь, пока она еще симпатичная, как японские школьницы. Кортни наверняка понравилось бы, вот только надо лишь немного решимости. А любовь что, никуда не денется. Старик вон, уже готовиться в мир иной, а нам то что, нам жить еще и жить. Я придавил на педаль акселератора, закурил и передал сигарету Кортни, и подмигнул ей.

Она улыбнулась.

 

Послесловие

Вот бы писать книгу, которую можно писать и писать… всю жизнь писать, пока не наступит конец. В книге конец, и тебе конец. Живи, пиши, пока артрит совсем не наложил вето на пальцы.

Вот бы начать писать, чтобы искренне, чтобы только правда. Пишу, но не знаю, правда это или вымысел… искренне надо уметь писать, надо знать как это делать. Бдить, следить, чтобы не корежило внутри, чтобы, без сомнений, и как только потянуло чуть-чуть привирать, так сразу молотком по пальцу, чтобы не тянулся, и не думал даже.

Вокруг есть люди, самые разные люди: любимые, знакомые, люди с которыми я знаком, и те которых я не знаю. Они все обо мне что-то думают, а я не знаю что. Допускают они, что я какой-нибудь другой, чем они?

Есть вот те, которые хотят меня подчинить. Им не я нужен, а подчинение. Может, они так и не думают, а все равно хотят. Да что там, все люди центры. Семь миллиардов центров. каждому надо чтобы вокруг него вились. За что-нибудь цеплялись, какие-то неточные поля притяжения.

Как-то все у меня не как у всех, все как-то не так, как хочется. Надо то, а хочется другое. А эти, они видят что хочу другого, а не пускают. Дескать, вот, держись тут около меня. Рядом. «Рядом!». И все у них так как им хочется. Все-то у них получается.

Иногда я думаю, может быть надо чтобы меня побили. Хотя бы не сильно, а так, пару раз в челюсть. Починить меня двумя ударами. Отрезвить. Но только чтобы без перелома. Вот еще трат не хватало.

Недавно приснилось, что меня изнасиловали до крови. И я бежал в горы. Там жительницы, в платках, зашнуровывали брюха огромных рыб, – местный промысле такой, как я уловил. Меня привели в какой-то дом, и на веранде, с внутренней стороны, какая-то женщина одернула шторы, и я увидел потрескавшуюся икону Божьей матери на подоконнике, ко мне лицом, изображение и не видно почти такая старая, износившаяся в просьбах. И женщина эта, через открытую форточку что-то говорит моему проводнику, что-то вроде того что мне помогут. Кто? Когда? Чем?

Едешь иногда на автобусе, по мосту, через реку, и представляешь как автобус сносит, и все летят в пропасть. А ты уже заприметил какого-то человека, девушку, ребенка, и знаешь, что спасешь его. Представляешь как выдергиваешь шнур, давишь стекло… все мокрое, тяжелое, а ты давай его тащить, какого-то человека, чтобы о тебе потом говорили.

Все – центры.