Краткая история Сербии

Сразу же оговоримся, что история страны, которую мы привыкли называть Сербией, берет свое начало с VI века. После разделения Римской империи территория нынешней Сербии стала частью Византии. В 879 году сербы приняли православие, а в 969 году Сербия отделилась от Византии.

В конце XII века Стефан Неманя стал Великим жупаном Рашки в борьбе со своими братьями и заложил основу единого феодального государства в Сербии (так называемого государства Неманичи). Другие представители династии Неманичей создали обширное сербо-греческое царство на Балканах, а царь Стефан Душан даже провозгласил себя в 1346 году «царем сербов и греков». Однако после его смерти государство, включавшее в себя большую часть современной Албании и северную часть Греции, распалось.

В июне 1389 года ополчение сербских князей потерпело поражение от турецкой армии под предводительством султана Мурада в битве на Косовом поле. Это стало величайшей трагедией в истории сербского народа.

Окончательно Сербия была завоевана турками в 1459 году, и на протяжении последующих трех с половиной веков сербские земли находились под властью Оттоманской империи. Северные районы Сербии с конца XVII века входили в состав Австро-Венгрии.

В 1816 году в результате двух сербских восстаний возникло небольшое автономное княжество Сербия с центром в Белграде (кстати сказать, под сербским названием «Белград» этот населенный пункт впервые упоминается в IX веке).

Полной независимости Сербии удалось добиться лишь в 1878 году, по условиям Берлинского мира, а в 1882 году она была провозглашена королевством.

В XIX–XX веках Сербией правили две династии — Обреновичей и Карагеоргевичей.

В результате Балканских войн 1912–1913 годов в состав Сербии были включены территории Косова и Македонии.

В ходе Первой мировой войны Сербия, по некоторым оценкам, потеряла до трети населения. После завершения войны Сербия стала ядром Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (Краљевина Срба, Хрвата и Словенаца, сокращенно — Королевство СХС), которое с 1929 года стало называться Королевством Югославия (Краљевина Југославија).

Первые русско-сербские контакты

Фундамент русско-сербских отношений был заложен в далеком XII веке, когда младший сын Стефана Немани Растка Неманич вместе с русскими монахами ушел на Святую Афонскую гору, где тайно от родителей стал монахом, приняв постриг в русском монастыре Святого Пантелеймона. В этом монастыре Растка получил имя «Савва», и это произошло в 1191 году.

В монастыре Святого Пантелеймона Савва Сербский впервые встретился со славянскими книгами, и именно поэтому в его трудах так много русских слов.

Когда Стефан Неманя узнал о местопребывании сына, он, провозгласив свое отречение от престола, определил наследником своего сына Стефана, женатого на Евдокии, племяннице византийского императора Исаака II Ангела, а сам тоже принял постриг и отправился к своему сыну монаху Савве. Потом будущие святые православной сербской церкви святой Савва и его отец святой Симеон основали на Афоне нынешний монастырь Хиландар, ставший в годы турецкого владычества и после него духовным источником православия для сербов.

Так на Святой Афонской горе еще в XII веке начались, а потом через века усилились культурные связи и сотрудничество между сербами и русскими.

Святой Савва и его отец оказывали щедрую помощь афонским монастырям. В то время Русь находилась под тяжелым татарским игом и не могла помогать своим на Афоне. Поэтому, вполне естественно, она обращалась за помощью к сербам, своим ближайшим соплеменникам.

Но первые русско-сербские контакты не ограничивались дружбой с афонскими русскими. В житии короля Драгутина, управлявшего Сербией в 1270–1275 годах, можно прочитать: «Русской земле не один раз посылал он свои щедрые дарования святым церквям и монастырям и много милостыни нищим и малосильным. Ибо в той земле имел он любимого приятеля, князя Василия, и ему по достоинству должную честь отдавал, посылая ему сладкие слова вместе с великолепными дарами царскими».

В самом деле, Драгутин посылал дары русским, страдавшим от татар, и был в дружеской связи с великим князем Василием I Ярославичем (1241–1276), младшим сыном Ярослава II Всеволодовича, великого князя Киевского и Владимирского.

В XIV веке последний независимый правитель Сербии князь Лазарь Хребелянович (Сербское царство в то время уже распалось) подарил русским, которые жили в Сербии, храм и село во Хвосне (Метохия), а княжеская вдова княгиня Милица подарила русскому афонскому монастырю Святого Пантелеймона большое монастырское имение (метох) в Сербии.

В июне 1389 года князь Лазарь Хребелянович погиб в битве с турками на Косовом поле. Независимой Сербии не стало, но это не означало, что русско-сербские контакты закончились.

После того как Сербия утратила свою политическую самостоятельность, многие ученые сербы уехали в Россию и внесли в ее культуру свой немалый духовный и интеллектуальный капитал. Например, примерно в 1440 году, в период царствования великого князя Василия Васильевича, в Москве появился некий Пахомий Логофет, монах одного из сербских монастырей на Афоне. В России того времени он был одним из образованнейших людей.

Пахомий Логофет около двадцати лет прожил в Троицко-Сергиевой лавре, где он написал около тридцати пяти различных книг, среди которых можно отметить «Житие преподобного Сергия Радонежского», а также обширный «Русский хронограф», в котором помимо описаний русской истории нашли место и многие сербские произведения, в том числе и жития сербских королей Стефана Высокого и Стефана Дечанского.

Как видим, в XIV–XV веках влияние Афона на русскую письменность было особенно сильным. Дело в том, что на Афоне в то время образовалось целое общество иноков, главное занятие которых состояло в переводе книг на славянский язык, и эти переводы быстро становились достоянием русской культуры.

Когда в 1459 году Сербия была окончательно завоевана турками и на триста с лишним лет попала под власть Оттоманской империи, уже она стала обращаться к России, прося у нее материальную и духовную помощь.

Историк Н.И. Петров по этому поводу пишет:

«В благополучные для них времена сербы обработали свою культуру, но, теряя политическую самостоятельность и попадая под турецкое иго, они передали плоды своего образования России, которая, пользуясь ими, стала со своей стороны защитницей и учительницей сербам».

Византийско-сербский брак Ивана III

Особенно укрепились связи двух народов после того, как в 1472 году Зораида Палеолог, внучка Елены Деянович, которая, в свою очередь, была праправнучкой короля Сербии Стефана Дечанского, вышла замуж за великого князя Московского Ивана III (1440–1505).

Это просто уникальный пример в истории — брак московского князя, связанный с византийско-сербским миром. Дело в том, что жена Ивана III, известного также как Иван Великий, была племянницей последнего византийского императора Константина XI, погибшего в 1453 году при взятии Константинополя турками. Она, кстати, станет матерью московского князя Василия III и бабушкой Ивана Грозного.

Отец Софьи, Фома Палеолог, брат императора Константина и последний правитель Морей (область в Греции), бежал от наступающих турок в Италию вместе со своей семьей, и его дети пользовались папским покровительством.

Переговоры о браке, продолжавшиеся в течение трех лет, закончились в конечном итоге приездом Софьи, и 12 ноября 1472 года великий князь обвенчался с ней в Кремле. Предположительно все это было сделано в надежде на усиление влияния католической церкви на Руси или, возможно, сближения католической и православных церквей.

Софья Палеолог уговорила Ивана III выписать ей из Италии, где она воспитывалась при дворе папы римского, органных дел мастера Иоанна Сальватора. Он наладил в Москве строительство органов, влюбился, женился на москвичке и принял православие.

При Софье Палеолог приглашенным из Италии архитектором Аристотелем Фиораванти был построен Успенский собор в Кремле. Кстати, герб (двуглавый орел) достался России в наследство от Византии после бракосочетания Софьи с Иваном III. Благодаря этому браку Москва, после падения в 1453 году Константинополя, стала исторической и духовной наследницей Византии.

Сербские корни Ивана IV Грозного

Следует отметить, что не только бабушка первого русского царя Ивана IV Грозного, родившегося в 1530 году, имела сербские корни. Его мать, княгиня Елена Васильевна Глинская, была внучкой знатного сербского вельможи Стефана Якшича.

Род Глинских происходил от города Глинска в Северском княжестве, впоследствии в Полтавской губернии. Род этот принадлежал к западнорусской знати и в 1508 году переселился в Россию из Великого княжества Литовского.

Отцом Елены Глинской был князь Василий Михайлович Глинский, матерью — княгиня Анна. Так вот, эта самая Анна была из славного сербского рода Якшич, породнившегося с сербской династией Бранковичей и, таким образом, бывшего в отдаленном родстве с византийскими Палеологами, из которых происходила мать великого князя Василия III Софья Палеолог, бабушка царя Ивана Грозного.

В середине XV века Сербия была разгромлена турками, и русско-сербские связи были прекращены. Венчание же Василия III и княгини Елены Глинской в 1526 году можно рассматривать как восстановление русско-сербских отношений.

Что нам известно о роде Якшич? По информации сербского историка Станое Станоевича, Якшичи происходили от воеводы Якши, служившего сербскому деспоту Юрию Бранковичу. После окончательного завоевания Сербии турками в 1459 году дети Якши — Якшичи Стефан и Дмитрий — «храбро сражались» на стороне Венгрии и «оказывали услуги» венгерской короне, бывшей тогда, как известно, заклятым врагом турок. Особенно — при талантливом полководце венгерском короле Матвее Корвине в конце XV века. Матвей Корвин разрешил Якшичам поселиться в Трансильвании (тогда часть Венгрии, ныне — запад Румынии). Там Якшичи построили себе мощный замок, завели торговый флот по рекам, обрастая сербскими селами; к ним приходили те, кто ушел от турок. Таких сел у Якшичей в конце XV века было более восьмидесяти.

По разным сербским данным, Якшичи были «великаши» (вельможи) и держали собственное войско — от 400 до 1200 воинов. В те времена это была большая сила.

По сербским «Родословным таблицам», венгерский король Матвей Корвин послал осенью 1481 года против турок 32-тысячное войско. Передовыми силами руководил Йован Якшич (сын Дмитрия), разбивший в первом же бою тысячный отряд турок. Тогда войско Корвина дошло в глубь Сербии до города Крушевац, выведя из-под турецкого ига 50 000 сербов, поселенных в венгерской Трансильвании. Позже, в 1526 году, венгры были наголову разгромлены турками в битве при Мохаче. Сын и племянник Стефана Якшича участвовали в битве, причем Станое Станоевич пишет, что племянник Стефана, Петр Якшич, «по всей видимости», тогда погиб. После катастрофы при Мохаче средневековая Венгрия исчезла. За ее остатки австрийские Габсбурги боролись с турками.

Наиболее разветвленное потомство пошло от Стефана Якшича, воеводы венгерского короля Матвея Корвина. У Стефана Якшича было два сына и три дочери. Из трех дочерей Стефана Якшича примечательны все — Елена, Ирина, Анна.

Третья дочь Стефана Якшича — Анна Якшич — вышла замуж за князя Василия Львовича Глинского, родив ему сыновей Юрия, Ивана и Михаила Васильевичей Глинских и дочерей Елену, Анастасию и Марию.

Княгиня Елена Глинская вышла замуж за великого князя Василия III и стала матерью царя Ивана IV Грозного.

Старшая из дочерей воеводы Стефана Якшича — Елена Якшич, тетка княгини Елены Глинской — в первом браке была замужем за сербским деспотом Йованом Бранковичем, представителем сербской династии, правившей Сербией с 1427 года.

Русско-сербские отношения в XVI–XVII веках

Как известно, Иван Грозный правил в 1547–1584 годах. А в 1550 году в Москву приехал игумен афонского сербского монастыря Хиландар Паисий, и он был сердечно принят царем. В 1556 году монастырь Хиландар получил от Ивана IV богатые дары и подворье в Москве. По возвращению игумен Паисий унес с собой грамоту с обращением к турецкому султану, в которой русский царь требовал освобождения от дани православных монастырей на Святой горе Афон. Это был первый дипломатический документ, где Россия выступила в защиту сербов перед Турцией.

Можно утверждать, что не существует ни одного сербского монастыря, который бы не обращался через своих настоятелей, архимандритов и старейшин к Ивану IV Грозному за помощью. Таким образом, в XVI–XVII веках русско-сербские связи находились на значительном подъеме.

Патриарх Паисий (Яневац-Косован) (1614–1648) обращался за помощью к России. За ним патриарх Таврило I укрепил связи с Россией. В 1656 году он написал просьбу русскому царю Алексею Михайловичу, чтобы со своей свитой остаться в России, и эта просьба была удовлетворена. В 1655 году на пост патриарха Сербского был избран Максим, и при нем духовные связи обеих стран не угасли.

В период австро-турецкой войны 1593–1606 годов по сербским землям прокатилась волна восстаний. Следующий подъем национально-освободительного движения пришелся на конец XVII века, когда австрийским войскам удалось изгнать турок из Венгрии. В 1688 году австрийцы заняли Белград, и это спровоцировало массовые выступления по всем сербским землям, а также освобождение некоторых территорий из-под власти Османской империи. Появилась надежда на освобождение всей Сербии и восстановление ее независимости.

Однако в 1690 году началось массированное турецкое наступление. Австрийцы отступили из Македонии, а затем и из Сербии. Турецкие войска вновь заняли Белград. Последовавшие за этим репрессии вынудили сербов покидать свои земли. По призыву патриарха Арсения III начался массовый исход православного населения с территорий Косова, Южной и Центральной Сербии и его переселение за Дунай, на территорию Австрии. Этот исход получил название Великого переселения сербов.

Одновременно с этим Арсений III отправил послание русскому царю с просьбой поднять войско против Турции.

В то время сербский народ находился между турками и австрийцами, как между молотом и наковальней, а все крупные европейские государства имели те или иные геополитические интересы на Балканах. Огромное русское царство находилось на подъеме и часто воевало с приграничными государствами. Во второй половине XVII века сербы не раз представляли перед русским царем планы освобождения православных на Балканах, но тогда Османская империя была на пике своего развития, и Россия не могла бросить ей открытый вызов.

В течение всего XVII века русско-сербские связи укреплялись, но они имели в основном церковный и духовный характер. Сербские монахи и светские лица часто ездили в Россию за помощью, но туда они увозили много сербских книг.

В Москве ждали. Сербский патриарх связался с русским посольством в Вене и попросил Россию, чтобы она подтолкнула Австрию выполнить обещания сербам, которые она дала до их переселения. Но в 1699 году был достигнут Карловацкий мир между Австрийской и Османской империями, от которого пользу имела лишь Вена, а Сербия так и осталась под турками.

Несмотря на такой поворот событий, Арсений III не впал в уныние и продолжал и дальше, до самой своей кончины, переписываться с ответственными лицами в России о бедах своих и сербского народа.

Русско-сербские отношения при Петре I

После смерти Арсения III связи России и Сербии продолжались. В частности, в ноябре 1704 года серб Пантелеймон Божич имел встречу с боярином Головиным и сильно жаловался на турецкое иго.

Считается, что Пантелеймон Божич (или капитан Панта, как его еще называли) был одним из первых из числа «австрийских» сербов, переселившихся в Россию и поступивших в русскую службу. В Москве он был назначен полковником в Сербский гусарский полк. При этом Божичу было доверено исполнять еще и роль «постоянного представителя и известителя царя Петра Алексеевича по сербским вопросам».

Пантелеймон Божич принимал участие в «шведском» походе царя Петра и в битве со шведами под Полтавой в 1709 году, а затем — ив «прутском» походе русской армии. В награду за верную службу он получил от гетмана Скоропадского два села под старинным украинским городом Батурином, где и осел после выхода в отставку.

Есть сведения, что вместе с Пантелеймоном Божичем в Россию переселились и его братья — Степан и Гавриил. Иван, сын Пантелеймона, служил в русской армии, дослужившись до чина бригадира.

Помимо братьев Божичей в Россию приехало еще немало других выходцев с Балкан. Так, например, когда Петр I взялся за строительство флота, в качестве советников он пригласил к себе Матию Змаевича, ставшего впоследствии адмиралом русского Балтийского флота, а также Иеронима Наталича и Иво Тудизича, ставших советниками царя.

Кстати сказать, позже, при Анне Иоанновне, из Австрии в «пределы государства Российского» приехали еще несколько сербов: Иван Стоянович, Степан Виткович, Дмитрий Перич. Стоянович в русской армии дослужился до чина генерал-майора, Виткович — до бригадира, Перич — до подполковника в Сербском гусарском полку.

В 1711 году Петр I объявил войну Турции. До этого он заключил с господарем (правителем) Валахии (Румынии) Бранкованом тайный союзный договор, согласно которому последний обязывался в случае, если Петр начнет войну с турками, принять сторону России, поднять сербов и болгар, собрать из них отряд в тридцать тысяч человек и снабжать русское войско съестными припасами. Петр, со своей стороны, обязался признать Бранкована господарем Валахии, а Валахию — независимой, но под покровительством России.

В мае 1710 года в Москву прибыл сотник Богдан Попович с грамотой к Петру I от австрийских сербов, просивших его покровительства. Когда годом позже русские войска вступили в Молдавию, 19 000 сербов двинулись на соединение с Петром, но неожиданно изменивший Бранкован воспрепятствовал их переходу через Дунай.

Естественно, царь Петр, решаясь на разрыв с Турцией, рассчитывал на этих союзников.

Летом 1711 года на реке Прут, примерно в восьмидесяти километрах от Ясс, 38-тысячная русская армия была прижата к берегу 120-тысячной турецкой армией и 70-тысячной конницей крымских татар. Решительное сопротивление русских заставило турецкого командующего заключить мир, который вполне устроил Россию, но в котором сербы даже не упоминались.

Следует отметить, что со времен Петра I русско-сербские связи носили разносторонний характер и были достаточно частыми. Вероятно, этому благоприятствовал тот факт, что в 90-х годах XVII века Россия открыла посольство в Вене.

В 1718 году, по окончании австро-турецкой войны, часть Сербии стала австрийской провинцией. При австрийском режиме православие начало подвергаться не меньшему гонению, чем при турках: сербам запрещалось праздновать национальный праздник святого Саввы, запрещалось пение старинных песен, которые каждый серб слышал уже с пеленок от матери, запрещалась игра на гуслях и ношение национальной одежды, так как все это воспринималось австрийскими властями как форма политического протеста против их присутствия.

В то время митрополитом в Белграде был Моисей Петрович. В 1718 году, опасаясь католизации сербского народа, он обратился к Петру I, чтобы тот послал ему ученых людей для организации школ, обучения и подготовки православных священников.

В своем послании к русскому царю он писал:

«Мы не просим богатства, а лишь помощи в деле просвещения душ наших, чтобы противостоять тем, которые ополчились на нас… Смилуйся, милостивый государь, ибо ты можешь, если хочешь!.. Будь вторым Моисеем и избавь нас от Египта невежества».

Просьбу удовлетворили, и в мае 1724 года в Белград от Синода Русской церкви был послан синодальный переводчик Максим Суворов, который должен был стать учителем латинского и славянского языков. Суворов привез с собой большое количество русских книг, семьдесят славянских грамматик, десять лексиконов на три языка и четыреста букварей.

Максим Суворов приехал в Белград в начале мая 1726 года, и вскоре в Сремских Карловцах им была основана первая сербская школа, которая очень быстро усовершенствовалась.

Это событие оказало большое влияние на внутреннюю жизнь сербской церкви: в XVIII веке она поменяла свой богослужебный сербско-славянский язык на русско-славянский. Влияние русского языка стало сильным не только в церкви, но и среди светских сербских писателей (Захарий Орфелин, Иоанн Раич и др.). Русский язык в этот период сербской истории стал мощным средством, позволившим сербам сохранить свою культуру, свое национальное лицо.

Всего Максим Суворов жил среди сербов одиннадцать лет, после чего в школе его заменили другие учителя.

Сербские генералы русской армии

В XVIII веке русско-сербские отношения активизировались. При Петре I русские юноши посылались в сербскую навигационную школу в Пераст, а моряки из Котора служили в русском флоте. В частности, как мы уже говорили, Матия Змаевич, родившийся в 1735 году в Перасте, дослужился до чина адмирала русского флота. Этот человек был по национальности далматинцем. Он долго служил в венецианском флоте, потом бежал в Константинополь, где по приглашению русского посла П.А. Толстого в 1710 году перешел на русскую службу. С 1712 года он командовал отрядом галер на Балтике, а с 1714 года — всем галерным флотом. В 1725 году он стал командующим галерным флотом и главным командиром Санкт-Петербургского порта. В 1727 году он был произведен в адмиралы.

К XVIII веку относится основание первых сербских военных поселений на Северном Донце в Южной России, получивших название «Новая Сербия».

Первые сербские переселенцы, численность которых составляла около 2500 человек, прибыли в Россию в 1756–1759 годах. Всего же, как считается, в Россию в XVIII веке прибыло около 10 000 сербов из тогдашней Австрии. Многие из них имели отличное военное образование и были хорошими стратегами. В таком качестве их присутствие повысило техническую готовность и общее качество русской армии.

Всего двадцать пять сербов получили чин генералов в русской армии.

Например, из древнего сербского рода происходил генерал-аншеф Петр Абрамович Текелли (1720–1793).

Он начал службу в Австрии, в рядах венгерских гусар, а в царствование императрицы Елизаветы Петровны в числе многих отличных сербских офицеров перешел в русскую армию при следующих обстоятельствах. Еще в XVII веке, во время войны императора Священной Римской империи Леопольда с турками, из Турции вышли в австрийские владения до шестидесяти тысяч сербов, которые не только помогли австрийцам освободить от турецкого ига многие венгерские и сербские города, но потом содействовали им и в деле усмирения буйных венгерцев. Отсюда начинается вековая непримиримая вражда венгров к славянам. Притесняемые мадьярами, сербы вынуждены были наконец искать для себя нового отечества и обратились к России. Полковник Хорват первый явился с целым гусарским полком, а вслед за ним стали переходить в русскую службу и другие отличные сербские офицеры, принимаемые тем с большим удовольствием, что помимо своей известной храбрости они могли быть в высшей степени полезны в турецких войнах как знанием местности, так и своими связями с единоземцами. Из них тогда же были образованы гусарские полки, которые и поселены в Заднепровье (память о поселениях сербов в Заднепровье хранит, в частности, название поселка Славяносербск в Луганской области Украины), в соседстве с Запорожским войском. К числу этих выходцев принадлежал и Текелли.

Этот человек был принят на русскую службу в 1747 году в чине поручика и определен в Сербский гусарский полк. Вскоре он перешел из гусарских в армейские части и в 1786 году дослужился до чина генерал-аншефа.

Петр Абрамович Текелли был участником многих войн, был награжден многими российскими орденами.

В мае 1775 года он получил приказ занять Сечь и положить конец вольному устройству и своеволию запорожцев. После уничтожения независимости Сечи П.А. Текелли был назначен главнокомандующим 18-тысячной армией, охранявшей безопасность русских границ на восточном берегу Черного моря. 14 апреля 1789 года, отягченный годами и болезнями, он подал прошение об отставке, которую и получил с сохранением всех окладов. Скончался он в 1793 году, совершенно потеряв зрение, в своем имении в Херсонской губернии.

В своих «Мемуарах» Симеон Пишчевич пишет о нем:

«Он служил столько, сколько каждому повелевает долг, но в продолжение своей жизни имел такое счастье, что не только достиг до великой старости, сохранив при этом крепкое здоровье, но еще на него сыпались не только чины и ордена, но и великое богатство. Женат он не был и, стало быть, детей законных не имел, но оставил после себя двоих побочных, сына и дочь, которых и назначил наследниками большей части своего имения, передав им и свою фамилию».

Интересен и характерен следующий отзыв о П.А. Текелли фельдмаршала А.В. Суворова: «Помню, помню сего любезнаго моего сослуживца, усача-гусара и рубаку-наездника, гордившагося сходством с Петром Великим, с портретом котораго и умер. Его вздумал один миролюбивый предводитель уклонять по каким-то политическим видам от нападения, но он, сказав ему: „Политыка, политыка, а рубатыся треба“ — бросился на неприятеля, разбил его и, возвратясь, произнес: „А що твоя папира?“ Я бы воевал с Текелли без бумаги: он с саблею, а я со штыком».

Сербом, кстати, был Михаил Ильич Милорадович, сподвижник Петра I, правнук которого — генерал Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825) — прославился во время Отечественной войны 1812 года, был военным генерал-губернатором Санкт-Петербурга и погиб 14 декабря 1825 года на Сенатской площади после выстрела в спину декабриста П.Г. Каховского.

Русским генерал-майором сербского происхождения был, как мы уже говорили, Иван Стоянович (Стоянов). Его сын, Михаил Стоянов, появившийся на свет уже в России, как и отец, дослужился до генерал-майорского чина.

Был генерал-майором русской службы и уже упоминавшийся нами Симеон (Семен Степанович) Пишчевич (1731–1796), серб, начавший службу в австрийской армии, а потом принимавший участие в походе против польских конфедератов.

Несколько генералов русской службы происходили из сербского рода Депрерадовичей. Первым из них был Райко (Родион) Депрерадович, подполковник австрийской службы, который выехал в Россию в 1752 году и был пожалован в генерал-майоры. Его сын — Иван Родионович Депрерадович — на русской службе находился также с 1752 года, а в генерал-майоры был произведен в марте 1791 года.

Также генерал-майором был Леонтий Иванович Депрерадович (1766–1844), командовавший Семеновским полком.

Самым знаменитым в этом семействе стал его брат, Николай Иванович Депрерадович (1767–1843), участвовавший в войнах императрицы Екатерины II с турками и поляками и входивший в заговор против Павла I. В 1803 году он был произведен в генерал-майоры и назначен командиром Кавалергардского полка. Командуя этим полком, он произвел блистательную атаку под Аустерлицем. Во время войны 1812 года он был командиром 1-й кирасирской дивизии, потом в этом же качестве отличился в сражениях при Кульме и Фер-Шампенуазе. С 1821 по 1839 год он командовал 1-м резервным кавалерийским (потом — гвардейским) корпусом.

Наполовину сербом (по отцу) был генерал-майор Генерального штаба Михаил Милошевич Георгиевич (1883–1969).

Русско-сербские отношения при Александре I

В 1804 году сербский православный митрополит Карловацкий Стефан Стратимирович сочинил дипломатическую записку, содержавшую план создания Славяносербского государства под эгидой Российской империи. Этот любопытнейший документ начинался с описания расселения сербов от Венгрии до Албании и пожелания «часть сего народа, под игом и утеснением турецким стонающего, в самобытное политическое состояние привести».

Сделать это, по мнению митрополита, должна была Россия, которая, согласно его плану, должна была добровольно отказаться от завоеваний в азиатской части Турции и всячески содействовать расширению Османской империи на Востоке. Турки взамен должны были «отпустить весь сербами обитаемый предел». Кстати говоря, этот самый «предел» трактовался Стефаном Стратимировичем довольно широко: он включал в себя и территории, находившиеся под властью Австрийской империи — Бока-Которскую бухту в Черногории, Далмацию и Воеводину. Поэтому русскому императору Александру I предлагалось уговорить австрийского императора отдать эти земли будущей Великой Сербии, а территориальную компенсацию получить за счет все той же Турции.

Проблема заключалась лишь в одном: почему вдруг русский император должен был взять на себя все эти проблемы по полному территориальному переделу на Балканах? И вот здесь Стефан Стратимирович предложил совершенно неожиданный вариант. «Итак, если бы можно было упомянутым образом предел оный в самостоятельную область привести, то для большего безопасия и вечного утверждения таковой державы не недостойно быти видится, дабы российский императорский дом от своих великих князей единого определили государем таковыя державы… А кроме сего имел бы таковой новый обладатель привести несколько русского войска, и если бы не хотел сам туда прийти, то посредством наместников своих с тремя или четырьмя тысячами войска можно бы было все управлять и в благоустройство привести».

Как видим, деятельность митрополита Стефана Стратимировича представляет собой новое направление в русско-сербских отношениях. Его послание русскому царю Александру I говорило о том, что главнейшая задача состоит в восстановлении сербского государства под покровительством России. Проще говоря, Стефан Стратимирович отстаивал идею, что не нужно восстанавливать Греческое царство с престолом в Царьграде (согласно проекту царицы Екатерины II, Сербия должна была принадлежать Австрии), а вместо этого нужно создать Славяно-сербское царство, во главе которого встал бы, например, брат русского царя.

По мнению Стефана Стратимировича, Россия, в своих собственных интересах, должна была помогать оформлению еще одной православной державы, ибо у нее нет других друзей в мире. Он уверял, что греки никогда не могут быть так преданны России, как сербский народ, и от этой самой православной державы Россия будет иметь огромную политическую пользу.

Выражаясь же менее дипломатично, можно сказать, что создается впечатление, что Стефану Стратимировичу не столько интересен был сам русский великий князь на гипотетическом сербском престоле, сколько русские войска в Сербии. Почему? Да потому что именно в 1804 году вспыхнуло первое сербское восстание против Османской империи. План создания Славяно-сербской державы под эгидой России был, скорее всего, способом вовлечения России в сербско-турецкую войну.

Россия на самом деле внесла большой вклад в первое сербское восстание. Русские дипломаты и военные активно участвовали во многих акциях восстания. В 1811 году, например, в Белграде находился русский гарнизон, а руководитель сербского восстания Карагеоргий Петрович сотрудничал с М.И. Кутузовым. К сожалению, из-за нападения французов на Россию в 1812 году Александр I отозвал М.И. Кутузова с войском из Молдавии в Москву, и история развернулось совсем в другом направлении.

После подавления восстания в 1814 году Карагеоргий Петрович переехал в Россию, где получил пенсию и дом. В 1816 году ему дал официальную аудиенцию Александр I, который еще в 1812 году наградил его орденом Святой Анны и пожаловал его чином генерал-лейтенанта. В 1817 году Карагеоргий Петрович тайно вернулся в Сербию и был там убит.

Освобождение Сербии

В 70-х годах XIX века начался новый этап национально-освободительной борьбы народов Балканского полуострова. Их политическое положение было неодинаково. Сербия, например, была самоуправляющимся княжеством, но находящимся под верховной властью Турции.

Россия активно поддерживала национальное освобождение южных славян. Для этого собирались большие денежные пожертвования, на которые приобретались оружие, продовольствие и медикаменты, которые переправлялись повстанцам, развернулась активная политическая поддержка вооруженной борьбы балканских народов.

В этой обстановке генерал Михаил Григорьевич Черняев (1828–1898) установил контакты с правительством Сербии и вопреки запретам официальных властей выехал в Белград.

Российское дипломатическое ведомство, узнав об этом, приняло меры к тому, чтобы М.Г. Черняеву не было дозволено выехать за границу. Но генерал обошел это запрещение, а переданный по телеграфу приказ о его задержании на границе запоздал. В июне 1876 года М.Г. Черняев уже был в Белграде. Известие о его назначении главнокомандующим главной сербской армией послужило сигналом к наплыву в Сербию русских добровольцев.

В июле 1876 года правительство Сербии потребовало, чтобы Турция прекратила расправу в Боснии и Герцеговине. Это требование не было удовлетворено, и 30 июля Сербия и Черногория объявили войну Турции. По России прокатилась новая волна солидарности в поддержку выступления южнославянских государств. Передовые офицеры требовали, чтобы им было разрешено уйти во временную отставку и поступить на службу в сербскую армию. Под давлением общественности Александр II разрешил офицерам отставку. Развернулось добровольческое движение. В сербскую армию вступило около пяти тысяч русских военных. В госпиталях Сербии и Черногории работали русские добровольцы-врачи, среди которых были такие известные медики, как Н.В. Склифосовский, С.П. Боткин. В ряды добровольцев вступали и крестьяне, которые создавали народные дружины.

Военные действия развивались неблагоприятно для Сербии. Наступление сербской армии было вскоре остановлено. Инициатива перешла к турецким войскам. Перед угрозой полного разгрома Сербия обратилась за помощью к российскому правительству. Чтобы защитить Сербию, правительство России предъявило Турции ультиматум о прекращении военных действий и заключении перемирия. Одновременно в России была объявлена частичная мобилизация. Сербия была спасена.

После этого, считая, что дело защиты славянства перешло под могущественное покровительство России, М.Г. Черняев покинул Сербию и поехал в Прагу, где его появление вызвало настоящую панику в австро-венгерском правительстве. Опасаясь М.Г. Черняева, как представителя славянской солидарности, австрийское правительство потребовало, чтобы он немедленно покинул пределы империи.

В конце 1876 года по настоянию России в Константинополе была созвана конференция европейских держав, на которой были приняты условия соглашения с Турцией. В них предусматривалось предоставление автономии единому государству Боснии и Герцеговины, а также Болгарии. В ответ на это султан объявил о введении в стране конституции, утверждавшей равенство христиан и мусульман, и отклонил требования европейской конференции. Гарантировать права христианского населения Турция также отказалась. Война становилась неизбежной.

Многое зависело от позиции Австро-Венгрии. После длительных переговоров в январе 1887 года была подписана тайная русско-австрийская конвенция. В ней Австрия брала на себя обязательство соблюдать по отношению к России благожелательный нейтралитет и оказывать ей дипломатическую поддержку.

В апреле 1877 года Россия подписала конвенцию с Румынией, которая установила между странами союзные отношения. Русские войска получили возможность свободного прохода через Румынию.

Весной 1877 года российское правительство сделало последнюю попытку мирного урегулирования балканского кризиса. Но Турция отклонила все требования России.

12 (24) апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. В день объявления войны русская армия перешла румынскую границу и двинулась к Дунаю. В сложнейшей обстановке войска быстро форсировали Дунай и тремя колоннами стали втягиваться в Болгарию.

Кровопролитная война длилась много месяцев. В результате 19 февраля 1878 года в местечке Сан-Стефано близ Константинополя был подписан мирный договор, согласно которому Сербия, Черногория и Румыния получили полную независимость, а Болгария стала автономным княжеством, в котором в течение двух лет находились русские войска для наблюдения за преобразованиями в стране.

Так Русско-турецкая война завершила национально-освободительную борьбу балканских народов. Благодаря победе русской армии Сербия стала полностью независимой, а в 1882 году она была провозглашена королевством.

Когда Сербия наконец получила государственную автономию, в то же самое время она получила и церковную автономию. Первым митрополитом в автономии был Петр Иованович. Главной его заботой было основание Богословского факультета. Петр послал первых стипендиатов-богословов в Россию для получения высшего образования.

Одним из них был Милое Иованович (1826–1898), о котором митрополит особенно заботился и подготавливал его как своего наследника. Когда тот закончил Киевскую духовную академию, митрополит писал и советовал, чтобы его «личного авторитета ради» рукоположили и постригли в монашестве именно в России. Милое послушался совета, и стал именоваться Михаилом. Потом он был избран епископом Шабацким, затем, в 1859 году, — архиепископом Белградским и митрополитом всей Сербии.

Мирослав Илич в своей статье «Духовные связи Сербии и России через века» пишет:

«Будучи русским воспитанником, митрополит Михаил был верным русофилом, и все, чему он научился в России — в Киеве, — хотел перенести в Сербию, особенно по вопросам церковного просвещения, порядка и практики. Из-за таких его стремлений он скоро оказался в опале у сербских властей, и в 1881 году, вместе с еще двумя архиереями, должен был покинуть свой пост и свое отечество».

В самом деле, митрополит Михаил был последовательным сторонником сотрудничества Сербии с Россией. Со своей стороны, правивший в Сербии князь Милан Обренович (1854–1901) занимал австрофильскую позицию. В 1881 году он заключил с Австро-Венгрией торговый договор и тайную конвенцию, фактически лишившие Сербию экономической и политической самостоятельности. За свои выступления против проавстрийской политики Милана Обреновича митрополит Михаил подвергся гонениям, в 1881 году был лишен сана митрополита и был вынужден уехать в Россию. В 1889 году, после отречения Милана Обреновича от престола, митрополит Михаил вернулся в Сербию и был восстановлен в сане.

Следующим главой сербской церкви, который был крепко связан с Россией, стал Стефан Димитриевич из города Алексинаца. Он поступил в Киевскую духовную академию 30 сентября 1894 года и окончил ее в 1898 году, получив степень магистра богословия. По возвращении из России он сначала был студентом Белградского Богословского факультета, затем его профессором в 1899 году, и, наконец, первым деканом Православного Белградского факультета. Как и его предшественник митрополит Михаил, Стефан Димитриевич тоже был русофилом, и его деятельность оставила самый ощутимый след в отношениях Русской и Сербской церквей, а также в духовном сближении русского и сербского народов.

Русская княгиня из рода Карагеоргиевичей

Фактором, очень важным для дальнейшего повествования, является то, что между Россией и Сербией существовали прочные родственные связи, закрепленные на самом высоком уровне, и именно благодаря этим связям Сербия очень много помогала русским эмигрантам. Из всех европейских стран Сербия оказалась практически единственной, кто предоставил русским эмигрантам режим наибольшего благоприятствования, и поэтому она стала одним из крупнейших эмигрантских центров русского зарубежья.

Начнем с того, что Петр I Карагеоргиевич (1844–1921) был первым королем Сербии из династии Карагеоргиевичей (с 1903 года), а в 1918 году он стал первым королем Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев (Королевства СХС). В последние годы своей жизни он очень болел. При провозглашении Королевства СХС 1 декабря 1918 года он последний раз появился на публике и умер через два с половиной года.

Находясь в свое время во Франции (после отречения отца, князя Сербии), он женился на Зорке Черногорской (1864–1890), дочери черногорского князя (впоследствии короля) Николы I Петровича Негоша.

Их сын Александр (1888–1934) окончил Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, был награжден несколькими российскими орденами, в июле 1921 года стал королем Королевства СХС Александром I Карагеоргиевичем, а с октября 1929 года — королем Югославии. А вот их дочь Елена Сербская (1884–1962) в 1911 году стала женой русского князя императорской крови Иоанна Константиновича Романова.

Кстати сказать, Арсений (1859–1938), младший брат Петра I Карагеоргиевича, также имел родственные связи с Россией: его женой была Аврора Павловна Демидова (1873–1904), княгиня Сан-Донато. Их сын, принц Павел, родившийся в 1893 году, был регентом Югославии в 1934–1941 годах. Во втором браке Аврора Павловна была замужем за итальянским графом Николло Ногера. Она скончалась в Италии 2 июня 1904 года.

Иоанн Константинович Романов был старшим сыном великого князя Константина Константиновича Романова (1858–1915), внука императора Николая I и Елизаветы Маврикиевны (урожденной Елизаветы-Августы-Марии Саксен-Альтенбургской).

Он родился 23 июня 1886 года в Павловске под Санкт-Петербургом. Он был первенцем в семье, и все ласково называли его Иоаннчиком. При рождении он получил титул великого князя, но через несколько дней после его рождения царь принял новый указ, и Иоанн стал именоваться князем императорской крови.

Князь Иоанн Константинович окончил в 1907 году Николаевское кавалерийское училище, служил штабс-ротмистром лейб-гвардии Конного полка, затем флигель-адьютантом Его Императорского Величества. 2 сентября 1911 года, влюбившись, он женился на сербской принцессе Елене. Невеста взяла себе русское имя Елена Петровна. Супруги были счастливы в браке и имели двоих детей: сына Всеволода (1914–1973) и дочь Екатерину (1915–2007).

Когда началась Первая мировая война, Иоанн Константинович ушел на фронт. Елена Петровна организовала на свои средства санитарный поезд и по примеру многих женщин царского рода также отправилась на фронт.

После прихода к власти большевиков положение членов семьи Романовых резко ухудшилось. Большинство членов Императорской фамилии продолжало оставаться в Петрограде. С них была взята подписка о невыезде.

Иоанн Константинович, будучи человеком высокой духовности, выделялся молитвенностью даже в кругу своей очень религиозной семьи. Он был чуток и отзывчив, много помогал бедным. Любя церковное пение, он был регентом в церкви Павловского дворца, пел в хоре Иоанновского монастыря и в вятском Александро-Невском соборе.

По декрету большевиков от 26 марта 1918 года князь Иоанн Константинович вместе с братьями Константином и Игорем после регистрации вскоре были высланы в Екатеринбург, а 20 мая они прибыли в город Алапаевск. Здесь в заточении в Напольной школе князья находились два месяца. Вместе с Иоанном Константиновичем выехала в ссылку и его жена. Маленьких детей Всеволода и Екатерину оставили на попечение свекрови в красном Петрограде.

Уже из Алапаевска Елена Петровна уехала в начале июня в Екатеринбург хлопотать об освобождении мужа. Узнав, что алапаевские узники переведены на тюремный режим содержания, она тотчас решила возвратиться, но большевики не допустили этого, ибо Романовы были приговорены. Ее же, сохранявшую подданство КСХС, лишить жизни опасались.

В Екатеринбурге она была арестована и препровождена в пермскую тюрьму и содержалась там вместе с приближенными царской семьи А.В. Гендриковой и Е.А. Шнайдер. В Перми фрейлины императрицы Александры Федоровны были зверски убиты, а Елена Петровна спаслась лишь по чистой случайности. Она пробыла в пермской тюрьме до конца 1918 года, а потом ее содержали под арестом в Москве, в Кремле. Она была освобождена и получила разрешение на выезд за границу по решению Президиума ВЦИК РСФСР от 2 декабря 1918 года, благодаря ходатайству норвежского посольства.

Князь Иоанн Константинович вместе с другими алапаевскими узниками принял мученическую смерть 18 июля 1918 года. Их живыми бросили в шахту, где они все и погибли.

28 сентября 1918 года в Алапаевск вступили части Белой армии. Алапаевская следственная комиссия установила место злодеяния, и с 7 по 11 октября из шахты были извлечены тела алапаевских мучеников. Временным местом упокоения князей Романовых стал склеп с южной стороны от алтаря Свято-Троицкого собора в Алапаевске. 14 июля 1919 года тела вывезли отступающие части Белой армии — сначала в Сибирь, а затем в Китай. Захоронение произвели в апреле 1920 года при храме Святого Серафима Саровского в Пекине.

Его дети были вывезены из России бабушкой великой княгиней Елизаветой Маврикиевной в ноябре 1918 года. Сначала они жили в Стокгольме, а потом вырвавшаяся из рук большевиков мать забрала их в Белград. Позднее они переехали во Францию, а затем в Великобританию, где дети получили образование. Оттуда княгиня Елена Петровна с дочерью выехала в Италию. От морганатического брака с маркизом Руджеро ди Виллафореста у княгини Екатерины Иоанновны родились трое детей — Николетта, Фьяметта и Джованни. В 1945 году брак был расторгнут, а в новое супружество она не вступала. Все последние годы до своей кончины 13 марта 2007 года княгиня Екатерина Иоанновна проживала в Уругвае.

Ее брат Всеволод Иоаннович был трижды женат, но потомства не оставил, скончавшись 18 июня 1973 года в Англии.

Сама Елена Петровна, дочь Петра I Карагеоргиевича, умерла в Ницце в 1962 году.

Массовая русская эмиграция в Королевство СХС началась весной 1919 года, однако и до этого в королевстве проживали некоторые граждане России. В их числе можно назвать военнослужащих русской армии (бывших военнопленных), бывших дипломатических представителей Российской империи, а также единичных беженцев, покинувших Россию после событий Октября 1917 года.

Военнослужащие русской армии (бывшие военнопленные)

В 1918 году на территории Королевства СХС их было примерно 4000–5000 человек. Однако потом жить в королевстве осталась лишь небольшая их часть, поэтому говорить об образовании в этой стране полноценной русской диаспоры не приходится. Этому было несколько причин. Во-первых, многие бывшие военнопленные после окончания Первой мировой войны вернулись в Россию. Во-вторых, после революции и Гражданской войны те, кто решил эмигрировать из России, предпочитали оседать в более стабильных, богатых и экономически развитых странах Европы и США. Образованное же в декабре 1918 года Королевство СХС вряд ли могло похвастаться высоким уровнем жизни, и эмигранты покидали его в поисках лучшей жизни в Западной Европе и Северной Америке.

В качестве примера можно привести русского офицера Виктора Алексеевича Артамонова, который в 1907–1909 годах был военным атташе в Греции, с октября 1909 года — в Сербии. До революции он оставался в Белграде референтом по русским вопросам, сохраняя добрые отношения с королевской семьей Карагеоргиевичей. Король, кстати, любил говорить, что он очень ценит В.А. Артамонова и что сербская армия во многом обязана этому русскому полковнику. В 1915 году В.А. Артамонов был произведен в генералы. Оставаясь в Королевстве СХС, в 1919 году он стал представителем генерала П.Н. Врангеля в Белграде.

Бывшие дипломатические представители российской империи

По словам профессора Мирослава Йовановича, «эта сравнительно небольшая по численности группа имела огромное значение в процессе переселения русских на Балканы. Именно они защищали интересы беженцев перед правительствами балканских стран».

В начале 20-х годов таким представителем в Белграде был Василий Николаевич Штрандтман.

Этот человек родился в 1877 году в семье генерал-лейтенанта, коменданта Царскосельского дворца. В 1897 году он окончил Пажеский корпус, потом служил в гвардии. С 1901 года он поступил на службу в Министерство иностранных дел: с 1902 года состоял при канцелярии МИДа, с 1906 года был секретарем миссии в Дармштадте, в 1908 году — секретарем дипломатического агентства в Софии. С 1911 по 1915 год он являлся первым секретарем Российской миссии в Белграде, а в 1915 году был назначен первым секретарем посольства в Риме. В 1917 году он был советником миссии в Афинах. В числе многих царских дипломатов он отказался признать советскую власть, а в 1919 году правительство А.В. Колчака назначило его посланником в Королевстве СХС. Находясь в эмиграции, он жил в Белграде, где был делегатом Нансеновского комитета, начальником управления по делам российских эмигрантов и уполномоченным Российского общества Красного Креста.

Вот что рассказывает о В.Н. Штрандтмане известный церковный деятель Георгий Граббе, живший в Белграде и обучавшийся на богословском факультете Белградского университета:

«В Белграде был делегат, ведавший интересами русской эмиграции, бывший русский посланник В.Н. Штрандтман. У нас была очень благоустроенная русская колония во главе с Е.Е. Ковалевским…

Евграф Евграфович Ковалевский был убит во время бомбардировки. Колония, таким образом, оказалась обезглавленной. Василий Николаевич Штрандтман очень скоро был посажен немцами под арест. Вот тут и произошло первое сношение с германскими властями.

Владыка Митрополит Анастасий вызвал меня и говорит: „Пойдите, пожалуйста, к немецкому главнокомандующему и попросите его, чтобы Штрандтмана освободили“.

Я стал раздумывать, как я попаду к главнокомандующему — это не так-то просто. Но оказалось, что просто. Штаб главнокомандующего помещался недалеко от вокзала, в одном из министерских зданий. Когда я пришел к нему, то я, к моему большому удивлению, сразу же, через пять минут, был принят главнокомандующим. Я ему объяснил, кто такой Штрандтман, и он отнесся к этому очень сочувственно. И действительно, через два дня Штрандтман был освобожден. Но он уже не мог принимать никакого участия в руководстве русской эмиграцией. Сам он был довольно сильно подавлен этим арестом, и даже если его кто-либо просил сделать представление немецким властям, он от этого всегда отказывался».

Умер В.Н. Штрандтман в 1940 году.

В некоторых источниках иногда указывают, что он умер в Вашингтоне в 1963 году, но это явная и очень досадная ошибка. В 1963 году умер не В.Н. Штрандтман, а его брат Николай Николаевич Штрандтман.

Единичные беженцы, покинувшие Россию после событий октября 1917 года

В качестве примера человека, сразу после революции 1917 года эмигрировавшего в Белград, можно назвать Сергея Васильевича Лаврова, директора гимназии Императорского Гуманитарного общества в Санкт-Петербурге (деда с отцовской стороны выдающегося русского актера театра и кино Кирилла Юрьевича Лаврова).

Сам К.Ю. Лавров в своих воспоминаниях рассказывал:

«Мой дед, Сергей Васильевич Лавров, в царской России работал директором гимназии… Он не принял революцию, советскую власть и в 1918 году уехал в эмиграцию. А бабка моя, Елизавета Акимовна, категорически отказалась уезжать и осталась с детьми в Петрограде. Дед, в конце концов, осел в Белграде, был смотрителем русских школ, разбросанных по разным городам Сербии.

Когда я собрался в Белград на премьеру „Живых и мертвых“, мой отец сказал: „Я понимаю, что это очень сложно, но прошу тебя, вдруг будет какая-то возможность найти следы твоего деда, который жил в Белграде. Сообщаю два его адреса, после 1934 года переписка оборвалась. Узнай, жив ли он, умер, и вообще — что с ним произошло…“ Каждое утро сотрудники советского посольства на машине отвозили меня на встречи со зрителями, а вечером возвращали в гостиницу. Я послушно поднимался в свой номер, вставал за занавеску и ждал, когда они уедут. А потом с картой Белграда уходил в ночной город искать дедовский след.

В Белграде я не нашел деда, и только накануне отлета мне посоветовали: „А вы обратитесь в православную церковь, они все знают“. И я пошел в православный собор и сказал священнику: „Здравствуйте, я ищу своего деда — Сергея Васильевича Лаврова“. — „Батюшки, — сказал мне священник, — он был моим учителем, а мой отец был настоятелем этого собора, и мы его отпевали. Ваш дедушка скончался в 1944 году“. Мы поехали на православное кладбище. Смотрю — белый мраморный крест, посередине в овале фотография и надпись: „Сергей Васильевич Лавров, 1873–1944“.

Отец был счастлив: нашелся след его отца, моего деда. Через два года я снова поехал в Белград. Уже самостоятельно нашел могилу, положил цветы. И тут смотрю, метрах в трех от меня стоит женщина. Оказалось, ее покойный муж был художником, который дружил с моим дедом, и у них в доме оказался дедов портрет. Она мне подарила холст, сначала он висел в кабинете моего отца. Когда он умер, я забрал семейную реликвию себе.

В этом году я взял сына Сергея, дочь Машу и внучку Олю, и отправились мы в Белград. Я отвез их на православное кладбище и показал могилу моего деда. Для чего я это сделал? Пока будут жить мои сын, дочь и внучка, будет существовать и мой дед».

Первая волна массовой эмиграции (весна 1919 года)

Как известно, массовый и организованный исход из России начался за двадцать месяцев до того, как почти сто пятьдесят тысяч человек под предводительством генерала П.Н. Врангеля отправились в изгнание из портов Крыма.

Первая значительная группа беженцев (15 000—20 000 человек) организованно покинула Россию в период с 3 по 6 апреля 1919 года из района Одессы. Это было следствием провала французской интервенции на юге России, начавшейся в декабре 1918 года.

После визита главнокомандующего союзными войсками на востоке генерала Луи-Феликса Франше д'Эспре в Севастополь и Одессу в конце марта 1919 года и его вывода о том, что для успеха интервенции нужно до пятисот тысяч французских солдат и миллиард франков, официальный Париж приказал генералу эвакуировать Одессу. Об этом решении французы не сообщили даже главнокомандующему Добровольческой армией на юге России А.И. Деникину. Для жителей города это решение тоже оказалось абсолютно неожиданным, так как самой важной задачей французы считали эвакуацию прежде всего своих и румынских военнослужащих.

В конце концов гражданское население и русских солдат, также собиравшихся покинуть Одессу, французское командование тоже вынуждено было направить в Константинополь и в Констанцу.

В Константинополь прибыло несколько тысяч человек. Среди русских, покинувших Одессу вместе с французскими войсками, находился местный генерал-губернатор А.В. Шварц, а также церковные иерархи — митрополит Херсонский и Одесский Платон, архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий и архиепископ Минский и Туровский Георгий. В группе, которая оказалась в Румынии, тоже было несколько тысяч человек.

Большинство этих людей в скором времени покинуло Константинополь и территорию Румынии, и часть из них (примерно 1600 человек) в середине мая 1919 года переселилась в Королевство СХС.

* * *

Таким или примерно таким способом в 1919 году оказался в Белграде художник Степан Федорович Колесников (1879–1955).

Он был родом из крестьян из-под Одессы. После получения начального образования в Одесской художественной школе он поступил и с успехом закончил Санкт-Петербургскую академию художеств. Он учился у И.Е. Репина, А.А. Киселева и В.Е. Маковского.

В 1909 году С.Ф. Колесников получил звание художника и пособие на поездку за границу. В 1909–1911 годах он работал в Германии, Франции, Италии и Бельгии, побывал на острове Капри, в Бессарабии и Болгарии. В 1913 году он совершил путешествие на верблюдах по Туркестану и Китаю.

Ни вниманием критики, ни положительными оценками своего творчества С.Ф. Колесников не был обижен. За свои работы он неоднократно получал премии, был весьма популярен и много работал по заказам коллекционеров.

В 1919 году он эмигрировал в Королевство СХС и стал жить в Белграде. Там он работал учителем рисования в русско-сербской гимназии (1920–1924) и сценографом в Народном театре (1921–1926). В Белграде он выполнил роспись плафона главного зала Народного театра (1922 г.), росписи интерьеров гостиницы «Палас» (1923 г.), Адриатическо-Придунайского банка (1925 г.), городской больницы (1927 год). А еще он с успехом провел персональные выставки в Белграде (1921 и 1926 г.), Праге (1926 г.) и Париже (1927 г.), участвовал в Большой выставке русского искусства в Белграде (1930 г.).

Умер С.Ф. Колесников в Белграде 27 мая 1955 года.

* * *

Также в 1919 году, минуя Константинополь, в Белграде оказался академик архитектуры Николай Петрович Краснов (1864–1939).

В двенадцатилетнем возрасте этот человек, вышедший из простого народа и добившийся высокого положения за счет исключительно таланта и трудолюбия, стал учеником Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Некоторые утверждают, что помог ему в этом сам С.М. Третьяков. После окончания училища этот сын крестьянина села Хонятино Коломенского уезда Московской губернии на несколько месяцев уехал в Коломну для прохождения воинской службы, после чего, весной 1887 года, прибыл «по распределению» в Ялту. С 1887 по 1899 год Н.П. Краснов был главным архитектором Ялты и лично участвовал в постройке ялтинского собора Александра Невского, дворца «Дюльбер» в Мисхоре, готического костела (ныне в нем размещается краеведческий музей) и многих других зданий. В 1910 году он получил заказ на реконструкцию Ливадийского дворца (того самого, где в феврале 1945 года состоялась Ялтинская конференция трех глав антигитлеровской коалиции), а в 1911 году ему было пожаловано звание Архитектора Высочайшего Двора с чином статского советника. В 1913 году Н.П. Краснов получил звание академика архитектуры. Заметим, что в составленном им для Академии художеств списке работ, исполненных по его собственным проектам, Н.П. Краснов указал свыше шестидесяти значительных построек в Крыму, большая часть которых — дворцы, виллы, особняки.

В мае 1919 года вместе с женой Анной Михайловной, двумя дочерьми, зятем и внуком Н.П. Краснов эмигрировал в Константинополь. Потом на пароходе «Бермудиан» они перебрались на Мальту, а оттуда — в Белград, где русский зодчий трудился до самой своей смерти. Известно, что большое участие в его судьбе принял король Александр Карагеоргиевич, поручивший ему, в частности, постройку семейной мемориальной церкви на Опленце и резиденции на Дедине.

Скончался Н.П. Краснов 8 декабря 1939 года в Белграде. Он похоронен в русском секторе белградского кладбища.

* * *

Аналогичным образом в 1919 году эмигрировала из России через Константинополь в Белград вместе со своим вторым мужем Д.Е. Скобцовым-Кондратьевым член партии эсеров Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891–1945). Эта женщина (в девичестве Пиленко) была поэтессой, философом, публицистом и общественно-религиозным деятелем. Ее детские годы прошли на юге России, в Анапе и Ялте. После неожиданной кончины отца она с матерью уехала в Санкт-Петербург. Там после окончания частной гимназии она училась на философском отделении Бестужевских курсов. В 1910 году Елизавета Юрьевна вышла замуж за Д.В. Кузьмина-Караваева. Она входила в «Цех поэтов», издавший ее первую книгу стихов «Скифские черепки» (1912 г.), дружила с Анной Ахматовой, посещала заседания знаменитой «башни» Вячеслава Иванова, гостила в Коктебеле у Максимилиана Волошина… Длительное время она находилась под влиянием поэзии и личности Александра Блока. Ей, кстати, адресовано следующее стихотворное обращение поэта:

Многие годы они состояли в переписке…

С 1919 года Елизавета Юрьевна находилась в эмиграции. Через Константинополь и Белград она в 1923 году добралась до Парижа. В эти годы был написан и под псевдонимом «Юрий Данилов» опубликован ее автобиографический роман «Равнина русская». В 1932 году она стала монахиней, приняв имя Мария (в честь святой Марии Египетской). Ее последний прижизненный сборник «Стихи» (1937 г.) вышел за подписью «Монахиня Мария».

В годы Второй мировой войны эта удивительная женщина и ее община предоставили приют многим сотням преследуемых нацистами людей. По доносу в феврале 1943 года мать Мария была арестована. Ее отправили в концлагерь Равенсбрюк и сожгли в газовой печи 31 марта 1945 года.

Ее второй муж писатель-биограф Даниил Ермолаевич Скобцов-Кондратьев, который эмигрировал вместе с ней, умер в Париже в 1969 году.

* * *

Среди русских эмигрантов, оказавшихся весной 1919 года в Белграде, можно также отметить актера, театрального режиссера и педагога Юрия Львовича Ионина (1882–1952). В 1907–1911 годах он выступал в труппе МХТ, потом работал в студии на Поварской и в Обществе московских артистов. В 1918 году он был членом временного управления петроградских театров, ставил спектакли в Киеве, работал в Весеннем театре в Одессе.

Юрий Львович известен также под театральным псевдонимом «Ракитин». С известной долей апломба он писал в своих «Мемуарах»: «Я вошел в двери театра, когда еще светила тихим угасающим светом Великая Плеяда нашей реалистической школы, начатая в Москве Щепкиным, а в Петербурге — Мартыновым и Сосницким. Я застал последних могикан, когда они на склоне дней венчали своими гениями русский драматический театр… Участвовал я в работе Московского Художественного Театра в дни его высшего расцвета. Прикасался к работам великих русских режиссеров-мастеров, академиков В.И. Немировича-Данченко и К.С. Станиславского. При мне окончательно созрели и стали блистать своим творчеством и талантом на всю Россию и Европу „художественники“ О.Л. Книппер, И.М. Москвин, В.И. Качалов, М.П. Лисина, Л.М. Леонидов. Я был сотрудником, деятельным и ближайшим, огромного русского режиссера-новатора В.Э. Мейерхольда… Наконец, ставши сам режиссером Императорских театров в Петербурге, присутствовал при последних днях падения Старой Императорской сцены и последних судорог царственного Петербурга».

В 1919 году через Константинополь он перебрался в Белград, где стал режиссером Национального театра, одним из основателей Союза русских писателей и журналистов в Белграде, членом редколлегий журналов «Призыв» и «Россия». С 1947 года Ю.Л. Ионин руководил Сербским народным театром в городе Новый Сад.

Огромный и оригинальный талант позволил Ю.Л. Ионину представить сербской публике свое видение русской классики — пьес Островского, Толстого, Чехова. Его творчество в этой сфере снискало ему огромный авторитет в сербском театральном мире. Однако были и «провалы», носившие, строго говоря, политическую подоплеку. Речь идет о постановке в 1934 году булгаковской «Зойкиной квартиры», в которой советская действительность была представлена как бордель. После этого русский режиссер «впал в немилость»: пьеса была снята с репертуара, а сам «виновник» теперь мог представлять на суд публики гораздо меньше премьер, нежели раньше. Тем не менее творчество режиссера явилось, как отмечают практически все историки сербского театра, огромным вкладом в процесс развития сербской режиссуры.

* * *

Также весной 1919 года в Белград эмигрировали Дмитрий Павлович Кишенский (1858–1931) — профессор, доктор медицины, ректор Новороссийского университета, ставший консультантом при Управлении правительственного уполномоченного по устройству русских беженцев в Королевстве СХС, а также художники Андрей Васильевич Биценко (1886–1985), написавший иконы и фрески для кафедрального собора в сербском городе Лесковац, и Николай Александрович Исаев (1891–1977), ставший декоратором Белградского народного театра.

Важной особенностью этой первой волны массовой эмиграции, появившейся на Балканах, было высокое миграционное движение. В частности, тот же А.В. Биценко уже в конце 20-х годов переселился из Белграда во Францию. Точно так же поступил и Н.А. Исаев, который с 1925 года стал в Париже декоратором спектаклей и сотрудником журнала «C'est Paris». Д.П. Кишенский с 1923 года жил в Праге, Е.Ю. Кузьмина-Караваева и Д.Е. Скобцов-Кондратьев — в Париже.

Всего, по оценкам профессора Мирослава Йовановича, к началу 20-х годов в Королевстве СХС осталось проживать лишь несколько сотен русских эмигрантов.

Вторая волна массовой эмиграции (зима — весна 1920 года)

Генерал А.И. Деникин учитывал возможность поражения своей армии и старался заранее обеспечить и скоординировать эвакуацию войска и населения с территорий, находившихся под его командованием. Еще в конце 1919 года он начал переговоры с правительством Королевства СХС о временном приеме этой страной больных, раненых и инвалидов. Дипломатические усилия дали положительные результаты, и в январе 1920 года правительство Королевства СХС дало принципиальное согласие принять беженцев с юга России.

* * *

24 января 1920 года белградское правительство приняло официальное решение о приеме 8000 беженцев. Для организации помощи этим людям правительство Королевства СХС в январе 1920 года сформировало специальный Государственный комитет (ГК) по приему и устройству русских беженцев, который должен был координировать деятельность государственных учреждений и российских эмигрантских организаций — Российского общества Красного Креста (РОКК), Всероссийского Земского Союза (ВЗС), Всероссийского Союза городов (ВСГ), Управления главноуполномоченного по делам российских беженцев.

Первым руководителем этой ГК стал председатель Народной Скупщины (парламента) Королевства СХС Люба Йованович.

Из русских в состав ГК входили профессор В.Д. Плетнев, М.В. Челноков, Н.Ф. Ходорович (вместо него в том же 1920 году был назначен С.Н. Палеолог) и В.Н. Штрандман, возглавлявший Российскую миссию в Белграде.

По занимаемой должности и опыту работы в королевстве Василий Николаевич Штрандман пользовался безусловным авторитетом и уважением как среди русских, так и в правящих кругах страны.

Задачи ГК состояли не только в приеме и учете беженцев, обеспечении их жильем, медицинской помощью, переквалификацией, трудоустройством, но и в организации образования их детей. Именно под эти основные направления деятельности ГК выделялись средства из бюджета страны. Средства, надо сказать, немалые — на содержание беженцев королевское правительство ежемесячно выделяло ГК миллионы динаров.

* * *

Первые группы организованных беженцев из России появились в Королевстве СХС к концу января 1920 года. Они перебрасывались через греческий порт Салоники и дальше поездом через Гевгели. Основная же часть беженцев прибыла в Королевство СХС в течение марта и апреля, однако въезд отдельных групп продолжался до июня включительно. Всего с января по июнь из России на Балканы переправилось, по разным оценкам, от 35 000 до 45 000 человек, в том числе в Королевстве СХС — 7000–8000 человек.

Большая часть беженцев шла из Новороссийска. По некоторым данным, только из этого города в Королевство СХС было эвакуировано около 8500 человек. Они содержались на средства королевского правительства. Позже их стали называть беженцами «сербской» эвакуации. Около 3000 новороссийских беженцев первоначально были эвакуированы англичанами на острова Эгейского моря, и лишь в марте 1920 года около 2500 человек из них перевезены в Королевство СХС. Английское правительство обязалось оказывать им материальную поддержку, и их стали называть беженцами «английской» эвакуации.

В течение весны и лета 1920 года продолжался въезд в Королевство СХС новых групп эмигрантов из России по отдельным визам. Большая их часть прибывала через Салоники, Пирот и Гевгели, меньшая — через территории Румынии и Венгрии.

* * *

В связи со значительным увеличением численности беженцев 21 января 1920 года приказом генерала А.И. Деникина была учреждена особая должность главноуполномоченного (с 1 мая 1920 года — правительственного уполномоченного) по устройству русских беженцев в Королевстве СХС.

Через месяц в Белграде начало действовать Управление (Канцелярия) главноуполномоченного, которое состояло из нескольких отделов: финансового, школьного, почтового, труда и т. п. Основной задачей главноуполномоченного и состоявших при нем организаций и должностных лиц являлись «облегчение забот королевского правительства и устранение затруднений, вызываемых прибытием русских беженцев, возможно планомерная организация их движения и расселения, содействие к самостоятельному их устройству и, наконец, поддержание лиц, совершенно неимущих и нетрудоспособных».

Весной 1920 года в Белграде открыли свои представительства Российское общество Красного Креста (РОКК), Всероссийский земский союз (ВЗС) и Всероссийский союз городов (ВСГ).

* * *

Разгром армии А.И. Деникина и прибытие в Королевство СХС новых тысяч беженцев из России внесли серьезные изменения в уже устоявшуюся эмигрантскую среду. Преждевсего, пользуясь правом свободного выбора места жительства и льготного (часто бесплатного) проезда на железнодорожном транспорте, часть российских беженцев устремилась в Белград и иные крупные города, где жизнь являлась более благоустроенной. Это уже к лету 1920 года привело к чрезмерному скоплению беженцев в Белграде, Сараево, Загребе и других крупных административных и культурных центрах. В связи с этим, как пишет исследователь российской эмиграции в Королевстве СХС В.Д. Козлитин, «возросли трудности с поисками жилья, работы, участились случаи нарушения общественного порядка со стороны беженцев. Последнее вызывало недовольство как местных властей, так и части общественности, что вынудило правительство ввести для российских граждан некоторые ограничения свободного передвижения по стране и выбора места жительства».

Дело в том, что Королевство СХС не установило дипломатические отношения с СССР и признавало документы, выдаваемые бывшими русскими консульствами.

В связи с этим член Комитета съездов русских юристов за границей В.В. Исаченко в своем письме, отправленном 30 декабря 1922 года из Белграда в берлинское отделение Комитета, сообщал следующие сведения о паспортах и визах для русских эмигрантов на территории Королевства СХС:

«Законов, правил или надлежаще опубликованных распоряжений по сему предмету не имеется, и все сводится к изменчивой практике или, вернее, мягко выражаясь, усмотрению лиц, в данный момент стоящих во главе „Политического“ Отделения Министерства Иностранных Дел, ведающего делами русских. В последнее время положение сравнительно благоприятное.

Правительство Королевства СХС признает паспорта только антибольшевистских учреждений: старые дореволюционные, выдававшиеся учреждениями белых армий, выдаваемые сохранившимися русскими консулами. Два консула на территории Королевства СХС — в Белграде и Загребе — до сего времени беспрепятственно такие паспорта выдают.

Случаев визирования паспортов, выданных советской властью, до сего времени был только один: для представителя советского Красного Креста Корешкова, притом только для транзита и как представителю Нансена по просьбе последнего.

Более того: ввиду того, что некоторые государства — Германия и Польша — не ставят ныне виз для русских на паспортах, выданных антисоветской властью, правительство Королевства СХС, ошибочно включив в перечень этих государств Австрию, и, применяясь к пожеланиям Женевской конференции Лиги Наций, выдает русским, едущим в эти страны, установленные для сербов паспортные книжки с отметкой, что предъявитель „русский“. Книжки выдаются только на шесть месяцев — будут ли этот срок продолжать, судить можно только впоследствии.

В вопросах визы на въезд, которые даются только Министерством Иностранных Дел, господствует полное усмотрение. В последнее время эти визы вообще выдаются легче и чаще, и случаи унизительных сцен, когда чиновники издевались над русскими, хотя бы и вполне обеспеченными, ходатайствовавшими о визах для своих детей или родственников, совершенно прекратились. Однако найти какие-либо руководящие, принципиальные линии в разрешении подобных вопросов, как во всем, основанном на усмотрении, невозможно.

Визы на въезд лиц, находящихся в Советской России, не выдаются ни в коем случае. Таких случаев, когда в Белграде начал свои действия по облегчению вывоза из России женщин и детей Международный Красный Крест, было только десять, и через две недели эта практика была прекращена. Обходится это положение указанием на то, что вывозимое лицо уже находится в одном из пограничных государств, куда и посылается виза.

Транзитные визы в последнее время выдаются легко, без предварительного запроса Министерства консулами Королевства СХС в стране отправления при условии соответствия паспорта вышеуказанным требованиям и при наличии в нем визы страны назначения.

Обратные визы на возвращение в королевство покидающих его в последнее время тоже получаются легко от высшей для каждого округа полицейской власти…

В заключение считаю долгом остановиться на вопросе о праве жительства. В виде общего правила, русские беженцы прикреплены к тому месту жительства, где они получили право проживания или где были водворены после эвакуации. Всякое передвижение по территории королевства в виде общего правила, впрочем не всегда соблюдаемого, но недавно вновь подтвержденного, требует разрешения полицейской власти. В больших городах это сводится к уплате соответствующей (6 динар) суммы гербового сбора, но в маленьких городах и особенно удаленных селах — это создает большие затруднения: беженец получает разрешение доехать до местопребывания „Великого Жупана“ (губернатора) и лишь там получает разрешение на дальнейшее передвижение, для чего часто должен ездить в сторону противоположной желаемой…

Для пребывания в каждом большом городе, хотя бы в течение суток, требуется полицейское разрешение. В Белграде этими „дозволами“ ведает русский полицейский чиновник, и здесь царит полный произвол».

Из письма В.В. Исаченко следует, что с советскими паспортами в Королевство СХС не пускали, что русские эмигранты были прикреплены к тому месту жительства, где они получили право проживания или расселились сразу после эвакуации, а всякое передвижение по территории Королевства СХС, как правило, требовало разрешения полицейской власти. В больших городах достаточно было уплатить соответствующую сумму гербового сбора, но вот в маленьких городах и особенно удаленных селах возникали большие затруднения: беженец получал разрешение доехать до местопребывания губернатора и лишь там мог получить позволение на дальнейшее передвижение.

При этом весной и летом 1920 года произошли изменения в самом образе жизни российских беженцев в Королевстве СХС. Многие из них уже начали понимать нереальность надежд на скорое возвращение в Россию и искали любые возможности более прочно закрепиться на новом месте.

Правительство Королевства СХС оказывало эмигрантам из России всяческое содействие, предоставляя им денежную помощь за счет казны. Но рост числа беженцев не мог не вызвать увеличения спроса на деньги, выделяемые правительством для льготного размена. В марте 1920 года он был ограничен 1000 рублей на одного человека в месяц и производился из расчета 600 динар за 1000 рублей. С 1 июля были введены новые правила оказания денежной помощи российским беженцам, в соответствии с которыми льготному размену был придан характер безвозмездных субсидий, выдаваемых ежемесячно в следующем размере: одиноким — 400 динар, семьям из двух человек — 700 динар, из трех человек — 850 динар, из четырех человек — 1000 динар и т. д. Очень важно отметить, что правом на получение субсидий пользовались «только беженцы из России, то есть русские подданные, прибывшие на жительство в королевство из России под давлением политических обстоятельств после 1 декабря 1918 года». Были лишены права на субсидии беженцы, имевшие личные средства к существованию или получившие постоянный заработок, превышающий минимальный прожиточный уровень.

Приезд тысяч беженцев, переживших ужасы войны, активизировал борьбу различных групп и политических направлений в их среде. По словам В.Д. Козлитина, эта борьба «являлась, с одной стороны, продолжением прежних разногласий, возникших еще в России, а с другой — результатом новых противоречий из-за должностей и льгот, предоставляемых правительством королевства».

* * *

Ситуация несколько стабилизировалась только к осени 1920 года, когда более четко определилась структура управления делами беженцев и сложилась система самоуправления. На совещании представителей правительственных и общественных организаций российских беженцев, состоявшемся 22 мая в Белграде, было принято решение о распределении между ними отдельных направлений работы: на представительство РОКК возлагалась организация медико-санитарной и продуктовой помощи беженцам, на представительство ВЗС — профессиональная подготовка и трудоустройство, на представительство ВСГ — организация школьного образования и помощи детям.

Начиная с лета 1920 года, главные усилия правительства Королевства СХС и ВЗС были направлены на стимулирование производственной активности трудоспособных беженцев, оказание им помощи в приобретении специальности, переквалификации и трудоустройстве. Уже до начала 1921 года в наиболее крупных центрах расселения российских беженцев было открыто свыше 50 курсов сербохорватского языка, рассчитанных примерно на 1000 человек. В это же время начали работу свыше 30 краткосрочных курсов профессиональной подготовки, на которых обучались около 1300 беженцев. Российским гражданам для организации собственных предприятий предоставлялись кредиты, специалистам выдавались ссуды на приобретение пособий и инструментов. До марта 1921 года включительно было открыто около 300 предприятий. На их организацию представительство ВЗС выдало ссуду в размере более 1 млн динар.

Все эти меры помогли части беженцев найти заработок. К 1921 году, например, без особых хлопот устроились на службу инженеры, техники, землемеры, работники образования, врачи, деятели культуры. С другой стороны, сложно было подыскать работу по специальности юристам, военным и чиновникам. В связи с этим значительная часть бывших военнослужащих и чиновников вынужденно довольствовались скромным служебным положением в провинции с невысокой оплатой или же занимались физическим трудом.

Одновременно с этим многие беженцы все еще продолжали жить в надежде на скорое возвращение на Родину и не желали серьезно заниматься поисками работы. Они либо проживали накопленные деньги и драгоценности, либо полагались на материальную поддержку от правительства или беженских организаций.

Трудные условия эвакуации, лишения по пути в Королевство СХС и в первые месяцы пребывания на его территории, как правило, плохое питание и жилье, часто изнурительный труд приводили к увеличению заболеваемости. Медико-санитарная помощь беженцам, находившаяся в ведении РОКК, оказывалась как непосредственно лечебными учреждениями данной организации, так и путем оплаты лечения в государственных и частных медицинских заведениях королевства.

Весной 1920 года РОКК открыло центральную амбулаторию в Белграде, чуть позже — амбулатории в Нише, Земуне и ряде других городов. В небольших провинциальных городках открывались врачебные пункты, состоявшие из одного врача. С конца апреля до осени 1920 года в Топчидере под Белградом действовал русский санаторий на шестнадцать мест. В сентябре 1920 года РОКК открыло зубоврачебный кабинет при Белградской амбулатории.

Возможность длительного проживания российских эмигрантов в Королевстве СХС требовала организации обучения детей. Королевство стало первой страной, где уже в 1920 году зародилась российская зарубежная школа.

Основу школьной сети для беженцев в Королевстве СХС составили эвакуированные в начале 1920 года из Южной России казенные учебные заведения — несколько кадетских корпусов, объединенные после ряда переименований в Русский кадетский корпус в Королевстве СХС, и два девичьих института — Харьковский институт императрицы Марии Федоровны (начальница — М.А. Неклюдова) и Донской Мариинский институт (начальница — Н.В. Духонина).

Первоначально финансирование кадетских корпусов и девичьих институтов осуществлялось правительством Юга России, а с лета 1920 года начала возрастать денежная помощь правительства Королевства СХС, осуществляемая через ГК по приему и устройству русских беженцев. Уже осенью 1920 года на содержание Харьковского и Донского институтов, а также Русского кадетского корпуса, ГК выдавал ежемесячно суммы из расчета 400 динар на каждых институтку или кадета.

С мая 1920 года представительство ВСГ приступило к осуществлению своей миссии по организации школьных учреждений. В это время в среде беженцев еще преобладало мнение о кратковременности их пребывания вдали от России, поэтому руководство указанной организации видело свою задачу в создании таких школьных учреждений, которые, не требуя крупных средств на свое содержание, давали бы детям классическое русское воспитание и образование. Учитывалась также разбросанность небольших групп беженцев по территории всей страны, невозможность для многих детей нормального семейного воспитания.

Летом 1920 года в Белграде, Панчево, Сараево, Земуне и Скопье возникли детские заведения, которые взяли на себя все заботы о детях в течение дня (обучение, питание, отдых). Такие заведения назывались детскими домами. На первых порах деятельность представительства ВСГ в Королевстве СХС также финансировалась правительством Юга России. Однако средств не хватало. В какой-то мере они пополнялись за счет пожертвований английских благотворительных обществ через российского посланника в Белграде.

В наиболее благоприятном положении по многим критериям находилась 1-я Русско-Сербская гимназия в Белграде. Она была открыта в октябре 1920 года, благодаря финансовой поддержке ГК по приему и устройству русских беженцев, по предложению профессора Санкт-Петербургского университета В.Д. Плетнева, входившего в состав ГК, и состояла из пяти старших классов.

В.И. Косик по этому поводу пишет:

«Перед учителями стояла сложная задача: не только дать некую сумму знаний, но и воспитать детей в православии, любви к родине своих предков, к славянству. Здесь, как и везде, шла работа под девизом — истинное просвещение соединяет умственное образование с нравственным. Там стремились не допускать какого-либо разрыва между национальным воспитанием и воспитанием в православном духе. Уже название этого учебного заведения свидетельствовало о стремлении ее отцов-основателей (с русской стороны это, прежде всего, — профессиональный педагог и славянский деятель Владимир Дмитриевич Плетнев, с сербской — Александр Белич, будущий президент Сербской Академии Наук и Искусств) сделать все, чтобы гимназические выпускники, оставаясь русскими, сохранили и понимание и знание и любовь к стране, которая в тяжелые годы проявила себя истинным, бескорыстным другом».

Безусловно, создание первых русских учебных заведений в Королевстве СХС имело очень большое значение, но в 1920 году большая часть беженцев не обучались в школах.

В 1919–1920 годах юридический статус российских беженцев в Королевстве СХС был достаточно определенным — граждане России, временно проживающие на территории королевства. В последующие годы они получили статус политических беженцев.

При этом в Королевстве СХС, в отличие от западноевропейских стран, свидетельства и дипломы об образовании, воинские звания, полученные в России до Февральской революции, а также научные степени, считались имеющими законную силу. В этом смысле российские подданные, по сравнению с подданными других государств, находились в явно привилегированном положении.

* * *

Развитие общественной жизни российских граждан в Королевстве СХС до весны — лета 1920 года не отличалось особой активностью. В их политическом сознании господствовали либерально-демократические настроения. Общественная деятельность была направлена на создание не политических организаций, а благотворительных культурно-просветительских обществ, подобных возникшему в феврале 1920 года Обществу попечения о духовных нуждах православных русских в Королевстве СХС.

Резкое увеличение численности российских беженцев в начале 1920 года привело к некоторой активизации их общественной жизни. Весной и летом того же года продолжала формироваться система местного самоуправления, оформлялись политические группы и движения, профессиональные организации — Общество русских офицеров, Союз русских инженеров, Общество русских ученых.

Весной 1920 года заявила о себе белградская группа кадетской партии, заметно активизировались монархисты.

Третья волна массовой эмиграции (ноябрь — декабрь 1920 года)

В октябре 1920 года Белая армия была окончательно разгромлена большевиками, и началась массовая эвакуация военных и гражданских лиц из Крыма. Всего в период с 13 по 16 ноября 1920 года крымские порты на 126 кораблях покинули более 145 тысяч человек. Вся эта масса беженцев из России сначала прибыла в Константинополь. По тем временам это была огромная численность людей, ибо в том же Белграде насчитывалось всего чуть больше 110 тысяч жителей. Много это было и для Константинополя. В связи с этим генерал П.Н. Врангель тут же начал вести переговоры по поводу дополнительного приема беженцев в Балканские страны, однако полностью навстречу пожеланиям генерала пошло только правительство Королевства СХС. Королевство не только одним из первых откликнулось на призыв П.Н. Врангеля, но и дало согласие на въезд более 20 тысяч беженцев, предварительно заручившись обещанием французских властей оказать им материальную поддержку.

В результате, по информации профессора Мирослава Йовановича, в период с 25 ноября по 23 декабря 1920 года для разгрузки Константинополя Королевство СХС приняло 21 343 русских беженцев, которые были перевезены на восьми кораблях в порты Котор, Бакар и Дубровник. В местах их высадки было организовало бесплатное питание стоимостью пять динар в сутки на одного человека.

Конечно, долгое пребывание в трюмах и на палубах кораблей в ужасающих антисанитарных условиях вызвало еще в море вспышку эпидемий сыпного и возвратного тифа, которые продолжали усиливаться после высадки на берег. Особенно тяжелое положение сложилось среди высаженных в районе Которской бухты. Например, к середине января 1921 года число больных в открытых там четырех лазаретах, рассчитанных всего на 450 коек, уже достигало 1500 человек. После двух-трехмесячного карантина русских беженцев эшелонами отправляли в глубь страны. По путям их следования было организовано питание и медико-санитарное обслуживание. Большую часть расходов по приему и провозу беженцев к месту жительства взяло на себя правительство Королевства СХС.

Переселение малых групп русских беженцев

В 20-е годы Королевство СХС принимало и небольшие неорганизованные группы русских беженцев. Например, первая такая группа появилась здесь в мае 1920 года. Это были русские солдаты и офицеры, сбежавшие из британского госпиталя в Салониках. Два месяца спустя, в июле 1920 года, в Королевстве СХС нашли убежище еще 179 русских, сбежавших с поезда, перевозившего людей транзитом через страну.

В конце 1922 года официальный Белград согласился принять еще 983 русских инвалидов из константинопольского санатория, а в феврале 1924 года из Шанхая было принято 367 учащихся Хабаровского кадетского корпуса и 21 офицер Дальневосточной армии.

Наконец, в мае 1928 года из Константинополя в Королевство СХС переселилось еще 440 русских беженцев.

Динамика численности русских беженцев

Всего, по оценке профессора Мирослава Йовановича, на конец 1920 года на территории Королевства СХС находилось около 31 000 русских эмигрантов. Для сравнения: в 1919 году их было всего примерно 1600 человек. Более того, в течение мая — декабря из них в Россию вернулось 900 человек, и в Королевстве СХС осталось лишь примерно 700 человек.

В результате описанной выше массовой и неорганизованной миграции, а также после прибытия 11 500 солдат и офицеров в 1921 году, на конец 1921 года на территории Королевства СХС уже находилось около 42 500 беженцев из России. Потом, в течение всего 1922 года, количество русских беженцев достигало этого максимального числа.

В дальнейшем число русских беженцев в Королевстве СХС стало уменьшаться за счет превышения количества умерших над родившимися (отрицательный естественный прирост) и переезда в другие страны.

В 1926 году, по данным Фритьофа Нансена, Верховного комиссара Лиги Наций по делам репатриации военнопленных из России, в Королевстве СХС находилось лишь около 38 000 русских беженцев. Однако, по утверждению Мирослава Йовановича, «это была завышенная оценка, а на самом деле в королевстве проживало 32 500 эмигрантов».

В дальнейшем, в течение 20-х годов, численность русских беженцев в Королевстве СХС стабилизировалась и составила, по различным оценкам, от 32 000 до 35 000 человек. Эти цифры, впрочем, могут быть легко увеличены по той причине, что королевство было транзитной территорией для тех эмигрантов, которые через относительно короткое время переезжали в другие страны.

Внутренние миграции

Вновь прибывшие в Королевство СХС беженцы расселялись по всей территории страны в уже имевшиеся русские колонии. Помимо этого, основывались новые колонии. Всего весной 1921 года на территории королевства существовало 233 колонии, а через год их количество увеличилось до 300. Больше всего русских было размещено в Сербии — около 200 колоний.

Численность колоний варьировалась от почти десяти тысяч семейств в Белграде до пяти семейств в городке Сень. А в Осиеке, например, русская колония составляла 319 человек.

В январе 1921 года правительством были установлены более строгие правила передвижения беженцев по территории Королевства СХС. МВД, в частности, дало распоряжение местным властям взять на учет всех российских беженцев, каждому выдать удостоверение личности и запретить без разрешения властей покидать место, которое им было определено для проживания. Ограничения вселения к весне 1921 года были установлены для Белграда и ряда других крупных городов. Проживание в них, ввиду их перенаселенности, разрешалось властями только в тех случаях, когда беженцы были связаны с данными городами какими-либо занятиями или службой.

В целом расселение российских беженцев по территории Королевства СХС не было равномерным. Самые многочисленные русские колонии размещались в Белграде, Нови Саде (70 км к северо-западу от Белграда) и в пригородах Белграда Панчево и Земуне.

Состав российских беженцев

Состав российских беженцев в Королевстве СХС в 20-е годы отличался большой национальной, сословно-профессиональной и половозрастной пестротой.

По словам профессора Мирослава Йовановича, «из России в 1919–1920 гг. эмигрировали в основном зрелые, работоспособные мужчины». По данным на середину 1922 года, мужчины составляли почти 71 % беженцев, а женщины — 29 %.

Доля мужчин в возрасте от 21 до 60 лет в общем количестве мужчин составляла 77 %, у женщин этот показатель равнялся 69 %. Пожилых людей в возрасте от 61 года и старше было очень мало — всего 2 %. Детей и молодых людей в возрасте до 20 лет насчитывалось 23 %, причем больше трети детей (в основном мальчики) не имели в Королевстве СХС родных.

По некоторым данным, не менее 50 % беженцев были украинцами по происхождению.

Как пишет Мирослав Йованович, эмигранты из России «по всем относительным стандартам того времени были исключительно образованными и профессионально подготовленными». Большую часть беженцев составляли кадровые офицеры, солдаты и военные специалисты (более 60 %), а также чиновники (более 10 %); еще около трети приходилось на людей интеллектуальных профессий: педагогов, врачей, инженеров, литераторов, духовенство, художников, артистов и т. д. Достаточно высоким был общий образовательный ценз: в 1922 году 12 % составляли лица с высшим образованием, 62 % — со средним, 19 % — с начальным. Лишь только 3,3 % приходилось на людей вообще без образования.

Управление делами беженцев

Окончательное поражение антибольшевистских сил в Гражданской войне и эвакуация Крыма вызвали необходимость новых изменений в управлении делами российских беженцев в Королевстве СХС. В частности, возросла роль ГК по приему и устройству русских беженцев и, напротив, уменьшилось значение правительственного уполномоченного, должность которого в октябре 1921 года была ликвидирована.

В данном контексте следует, пожалуй, еще раз сказать, что официальным российским дипломатическим представителем в Королевстве СХС вплоть до начала Второй мировой войны был Василий Николаевич Штрандтман. Кроме него в российскую дипломатическую сеть входили консулы в крупнейших городах королевства и военный агент (атташе) генерал Виктор Алексеевич Артамонов.

В 1920 году по настоянию генерала П.Н. Шатилова (тогда начальника штаба Русской армии) В.А. Артамонов был заменен на посту военного агента и представителя главнокомандующего Русской армии в Королевстве СХС генералом Дмитрием Николаевичем Потоцким, а тот, в свою очередь, в ноябре 1923 года был уволен П.Н. Врангелем и полковником Владимиром Иосифовичем Базаревичем.

Помимо дипломатических представителей вопросами эмигрантов занимался так называемый «делегат Верховного комиссара по русским беженцам в Королевстве СХС» Сергей Владимирович Юрьев. Он был официальным представителем в Белграде Фритьофа Нансена, Верховного комиссара Лиги Наций по делам беженцев (таких представителей он имел еще в тринадцати государствах).

Кроме того, в Белграде в 1920–1933 годах действовало Управление правительственного уполномоченного по делам русских беженцев, единственное подобное учреждение во всей эмиграции. Первым уполномоченным был назначен бывший в 1912–1915 годах русским посланником в Сербии князь Григорий Николаевич Трубецкой. В мае 1920 года его сменил Сергей Николаевич Палеолог, бывший чиновник по особым поручениям МИДа. Фактически он стал общебеженским представителем в Королевстве СХС, соперничая с В.Н. Штрандтманом.

В ноябре 1921 года правительство Королевства СХС создало Державную (Государственную) комиссию по делам русских беженцев, к которой перешли все функции ГК по приему и устройству русских беженцев. Основная задача Державной комиссии состояла в установлении общих правил пользования денежными ссудами и распределении между колониями и отдельными лицами всей денежной помощи, получаемой от правительства Королевства СХС, а также от Англии и Франции.

Персональный состав Державной комиссии неоднократно менялся. В 1922 году ее председателем стал страстный русофил, профессор Белградского университета Александр Белич, известный не только своими трудами в области лингвистики, но и выступлениями по проблемам внешнеполитической стратегии королевства. Державная комиссия имела свою канцелярию и несколько отделов по разным направлениям работы (статистический, учебный, труда и т. д.), а также штат контролеров и агентов в крупных городах.

В 1921 году окончательно сложилась система местного самоуправления. Внутренняя жизнь колоний (общин) регулировалась «Положением о колониях русских беженцев в Королевстве СХС», утвержденным ГК по приему и устройству русских беженцев 10 марта 1921 года. Согласно «Положению», все российские беженцы независимо от категорий, к которым они принадлежали, группировались по месту жительства в колонии. Их члены обоего пола (не моложе 21 года) на общем собрании избирали на один год председателя (старосту) колонии или, если численность колонии превышала 25 человек, правление в составе четырех-девяти человек для решения проблем беженцев и посредничества между ними и правительственными учреждениями.

МВД Королевства СХС предписало местным властям решать все вопросы беженцев при участии правлений колоний (общин). В письме по этому поводу указывалось, что «каждый русский беженец по всякому делу должен обращаться в правление, которое дает свое заключение и передает надлежащим образом просьбу властям». На практике основное содержание работы правлений колоний состояло в получении из Белграда и выдаче ее членам отпускаемых ежемесячных денежных ссуд.

Положение российских военнослужащих, находившихся на территории Королевства СХС, определялось несколько иными правилами. Все они, даже проживая в какой-либо колонии, до апреля 1922 года прежде всего находились в распоряжении российского военного агента, который назначал своих представителей (комендантов) в колонии.

* * *

В связи с увеличением числа беженцев в конце 1920 — начале 1921 года правительство Королевства СХС выделило дополнительные кредиты на оказание им материальной помощи, но по более низким ставкам. Например, абсолютно нетрудоспособным (старикам, инвалидам и т. д.) стали выдавать 360 динар на одного человека в месяц, а остальным — 240 динар на одного человека в месяц. Для беженцев «крымской» эвакуации, имевших заработок, размер денежной помощи зависел от величины этого заработка. Однако общая тенденция к сокращению выдаваемых безвозмездных ссуд сохранялась и для них.

Военным инвалидам сверх ссуды ежемесячно полагалось по 200 динар пособия. Впоследствии дополнительное пособие было назначено и невоенным инвалидам — престарелым и тяжело больным.

Для сравнения: оклады русских военнослужащих сербской пограничной стражи составляли от 700 до 1000 динар, на строительных работах — до 1500 динар.

С апреля 1921 года размер ссуд беженцам был сокращен: безработным — на 10 %, имеющим заработок — на 25 %. С мая эти сокращения увеличились, соответственно, до 15 % и 35 %. Были уменьшены на 50 % инвалидные пособия и единовременные денежные ссуды больным и престарелым.

Потом постепенно стали сводить к минимуму назначения ссуд вновь прибывающим беженцам и отказывать в продлении государственной помощи лицам, въезжавшим в Королевство СХС по отдельным визам.

Размеры выдаваемых беженцам денежных ссуд продолжали сокращаться и во второй половине 1921 года, и в 1922 году, и в 1923 году. Сокращалась и общая сумма кредита, отпускавшаяся правительством Королевства СХС на нужды беженцев. Так, по информации Державной комиссии, в 1921 году было ассигновано 81,7 млн динар, в 1922 году — 77,0 млн динар, а в 1923 году — 65,5 млн динар.

Предоставляемые в распоряжение Державной комиссии деньги расходовались прежде всего на поддержание инвалидов и нетрудоспособных стариков, содержание учащихся и учебных заведений, медицинскую помощь больным, профессиональную подготовку и стимулирование трудовой деятельности беженцев.

* * *

Правительство Королевства СХС содействовало развитию различных программ профессиональной подготовки и трудоустройства беженцев из России. С этой целью в апреле 1921 года были организованы Отдел (бюро) труда и его отделения на местах.

Для беженцев из Крыма работали курсы сербохорватского языка, а также профессиональные курсы и мастерские. Совершенствовалась и их программа. Так, например, в 1922–1923 годах представительство Всероссийского земского союза (ВЗС) расширило программу бухгалтерских курсов, постепенно преобразовывая их в Высшие коммерческие курсы.

К осени 1922 года в системе профессиональной подготовки, организованной Державной комиссией, обучались более 1000 человек. А вот к осени 1923 года количество всевозможных курсов стало сокращаться, что было связано с тем, что абсолютное большинство беженцев, окончивших профессиональные курсы, уже получили работу по новой специальности. При этом, как отмечает профессор Мирослав Йованович, «далеко не все имели счастье найти умственную работу», а посему русские беженцы «с радостью принимались за любой труд».

В 1921–1923 годах росла хозяйственная инициатива беженцев, расширялись старые и открывались новые предприятия, владельцы которых остро нуждались в дешевом кредите.

С 1 июня 1920 года по 1 января 1922 года только представительство ВЗС выдало более 1000 ссуд (на сумму более 2 млн динар), которыми воспользовались 1883 человека. Из-за недостатка средств представительству приходилось удовлетворять лишь порядка 10 % поступивших просьб.

Мирослав Йованович констатирует, что «чаще всего открывали швейные, сапожные, кузнечно-слесарные и столярные мастерские, лавочки, а также специализированные русские рестораны и столовые, художественно-ремесленные мастерские и врачебные кабинеты». Кроме того, при содействии представительства ВЗС возникло около 80 сельскохозяйственных предприятий.

* * *

По данным статистического отдела Державной комиссии, в начале 1922 года были трудоустроены более 5500 беженцев из России, из них 2700 имели постоянную работу, остальные — временную. При этом, по словам Мирослава Йовановича, «заработки русских беженцев были значительно меньше, чем у местных. Если русские эмигранты и получали работу, им платили по минимальной из возможных ставок».

Лишь в 1924 году русские в Королевстве СХС, занимающиеся физическим трудом, были уравнены в правах с местным населением при найме на работу.

При этом, согласно статистике Международного бюро труда, в 1924 году в Королевстве СХС все же насчитывалось около 19 000 безработных беженцев из России.

Недостаток рабочих мест и стабильного заработка в среде беженцев, не имевших ничего, кроме своих собственных рук, явились причиной создания в 1924 году Русского колонизационного бюро, которое ставило своей целью содействовать переезду беженцев в Южную Америку, где они могли бы организовать фермерские поселения на собственной земле.

В несколько лучшем положении находились лица свободных профессий, в которых Королевство СХС особо нуждалось. Многих сразу приняли на государственную службу. Например, в одной лишь городской управе Белграда работало более 130 русских эмигрантов. Но повезло далеко не всем. Например, князя Н.П. Волконского содержала жена, дававшая частные уроки, а Наталья Александровна Кочубей (урожденная баронесса Энгельгардт) работала простой машинисткой в страховом обществе «Сербия».

С 1924 года, когда ряды местной интеллигенции стали пополняться своими молодыми специалистами, рынок труда для русских стал еще больше сжиматься. Особенно остро это проявилось после 1926 года, однако и тогда беженцы могли заниматься врачебной практикой, адвокатурой, профессурой и т. п., но лишь по принятии местного подданства (вначале его могли получать лишь те лица, кто прожил десять лет в Королевстве СХС, позднее этот срок был сокращен наполовину). При назначении пенсии учитывалась и служба в России.

* * *

Значительная часть беженцев из России в первые годы пребывания в Королевстве СХС остро нуждалась в самом необходимом. Одним из самых действенных видов помощи беженцам в местах их поселений являлось устройство дешевых столовых. Еще весной 1920 года первая такая столовая была открыта в Белграде на средства РОКК. До 1 января 1922 года она отпустила около 30 000 бесплатных и более 70 000 платных обедов.

Весной 1921 года ВЗС при помощи ГК по приему и устройству русских беженцев организовал работу столовых на 1310 мест в 17 пунктах проживания российских беженцев. Выполнив свою задачу в самые напряженные месяцы 1921 года, к январю 1922 года половина из них была закрыта в связи с отсутствием средств.

В 1921–1922 годах сотни беженцев перемещались по стране в поисках жизненных благ. Для них РОКК и ВЗС к концу 1921 году открыли в девяти городах общежития на 370 мест. Конечно, это была «капля в море», а цены на сдававшиеся комнаты в так называемомом частном секторе были недоступными для простых эмигрантов.

Особое внимание правительство Королевства СХС, различные организации и благотворительные общества уделяли одиноким престарелым, инвалидам и детям. Были оборудованы специальные приюты для престарелых и нетрудоспособных. Для детей, больных рахитом и туберкулезом, РОКК в октябре 1921 года открыло детский санаторий на 60 мест. Для детей-сирот был организован приют при Лесникском женском монастыре в селе Хопове.

В августе 1921 года в Белграде на средства бельгийских благотворительных организаций, предоставлявших 10 000 франков в месяц, открылась специальная детская амбулатория РОКК.

С мая 1921 года по май 1923 года представительство Международного Красного Креста в Белграде по просьбе отдельных колоний и учебных заведений периодически отпускало им продукты питания для детей. Так, например, только с мая по ноябрь 1921 года было выдано 43 000 кг муки, 3600 кг какао, 17 000 кг сахара, 15 000 кг фасоли, 11 700 кг риса и других продуктов в среднем на 3000 детей в месяц.

В 1921 году различные международные благотворительные организации передали в распоряжение РОКК и ВЗС для распределения среди российских беженцев более ста тысяч предметов белья, одежды, обуви и т. п. Помощь беженцам в первый период их пребывания в Королевстве СХС позволила им пережить наиболее острые моменты нужды.

Русский кадетский корпус

В феврале 1920 года в район Белграда из Одессы прибыл первый эшелон Владимирского, Киевского, Одесского и Полоцкого кадетских корпусов, оказавшихся в годы Гражданской войны на юге России. Этот эшелон находился под начальством полковника М.Ф. Самоцвета и состоял из сотни кадетов разного возраста, двух десятков офицеров и всего четырех преподавателей.

Прибывшие были размещены в здании школы. Спать приходилось на соломе на полу. Питание было организовано следующим образом: дважды в день на человека выдавались по полкило хлеба и суп с мясом. Почти сразу беженцы получили баню и медицинский осмотр, а их носильные вещи при этом подверглись дезинфекции.

Так началась новая жизнь русских кадетов на чужбине.

24 февраля 1920 года российским военным агентом в Королевстве СХС генералом В.А. Артамоновым был назначен временный руководитель прибывших кадетских корпусов. Им стал генерал-майор П.Ф. Старк.

5 марта в Белград под начальством полковника Б.Н. Протопопова из Одессы прибыл второй эшелон тех же кадетских корпусов (117 кадетов и 10 человек учебно-воспитательского и административного состава). А уже 10 марта генерал В.А. Артамонов приказал сформировать из чинов и кадетов, прибывших в Королевство СХС, Сводный кадетский корпус, директором которого был назначен генерал-лейтенант Борис Викторович Адамович.

В тот же день новый директор отбыл из Белграда в провинцию для поиска приемлемых зданий под размещение корпуса. В результате первый эшелон был размещен в Панчево под Белградом, а второй — в хорватском городке Сисак. Соответственно, отделения Сводного кадетского корпуса получили наименования — Панчевское и Сисакское.

22 апреля 1920 года Панчевское отделение пополнилось 42 кадетами во главе с полковником В.Ф. Гущиным. Это были остатки большой группы кадетов, которые не смогли сесть на корабли при эвакуации Одессы. Вынужденные уходить из города, они примкнули к отступающим частям полковника А.А. Стесселя и с боями пробились через Днестр в Румынию.

Преподавание в Сводном кадетском корпусе первоначально велось по чудом сохранившимся запискам. Учебников не было, русский язык учили по «Родной речи», доставленной из Праги, а географию — по карте из учебника, случайно нашедшейся у одного из кадетов. Вместо классной доски использовался лист оберточной бумаги, вместо парт — табуретки и лазаретные столики.

К середине мая генералу Б.В. Адамовичу удалось подыскать наиболее приемлемый вариант для постоянного размещения корпуса на территории Королевства СХС. Распоряжением принца-регента Александра корпусу была выделена «Казарма короля Петра» в Сараево, которая представляла собой трехэтажное здание почти в центре города с большим внутренним двором.

Переезд отделений корпуса в Сараево состоялся в период с 4 по 12 июня. А в начале августа имел место первый, самый трагический из выпусков Сводного кадетского корпуса за пределами России. Дело в том, что из 50 окончивших курс 32 человека спешно отправились в еще воюющую в Крыму Белую армию.

А.Г. Колмогоров, рассказывая об этом в газете «Кадетское братство», не может удержаться от восклицания:

«Чем могли помочь ей эти юноши, с такими мучениями всего лишь семь месяцев назад едва сами спасшиеся от смерти при оставлении Одессы? Насколько же высоким должно было быть в них чувство воинского долга, чтобы принять такое самопожертвование!»

Обратно в Королевство СХС смогли вернуться лишь пять человек. История сохранила для нас их имена. Это Николай Тарасенко, Нестор Микулин, Михаил Журьяри, Леонид Никитин и Георгий Войцицкий.

9 сентября 1920 года корпус получил новое название, просуществовавшее до 1 сентября 1929 года, — Русский кадетский корпус в Королевстве СХС.

В числе первых военных педагогов и административного персонала корпуса помимо генерал-лейтенанта Б.В. Адамовича и генерал-майора П.Ф. Старка можно отметить полковников Н.А. Безака, А.И. Веревкина, Н.В. Волкова, В.И. Грекова, В.Ф. Гущина, В.К. Исаева, Н.Н. Краснова, А.Ю. Линдемана, Г.Т. Миончинского, Ф.И. Миляшкевича, П.С. Молчанова, Ф.А. Мороза, Н.Я. Навроцкого, К.Н. Порай-Кошица, Б.Н. Протопопова, Н.С. Ракитина, В.А. Розанова, М.Ф. Самоцвета и В.И. Селицкого.

В декабре 1920 года в состав корпуса влились новоприбывшие из России — кадеты Крымского и Донского кадетских корпусов.

Некоторое представление о составе Русского кадетского корпуса можно получить по следующим данным. В 1921 году, например, треть кадетов в нем не имела отцов, две трети не имели в Королевстве СХС ни отца, ни матери, треть сражалась в свое время в рядах Добровольческой армии. В связи с этим время от времени происходили самоубийства, причиной чего, по мнению военного агента генерал-майора Д.Н. Потоцкого, были осознание безнадежности положения и тоска по Родине. Ликвидации этих мрачных явлений была подчинена работа преподавателей, старавшихся заполнить внеклассное время кадетов разнообразной деятельностью. В частности, в корпусе был создан оркестр, организованы сапожная, переплетная и столярные мастерские, сооружен иконостас в церкви, устроен театр.

По окончании кадетского корпуса многие кадеты поступили и закончили Военную академию Королевства СХС.

В качестве примера можно привести Владимира Александровича Вишневского, родившегося в Хабаровске. Родителей он потерял в младенчестве (его отец погиб в бою с большевиками во время Гражданской войны в Сибири). Из Хабаровска он был эвакуирован во Владивосток, затем — в Шанхай, а оттуда — в Королевство СХС. После окончания Русского кадетского корпуса он поступил в Военную академию и после нее был произведен в чин подпоручика пехоты Югославской Королевской армии. В ее составе он участвовал во Второй мировой войне, а после поражения Югославии вступил в ряды Русского корпуса рядовым. Через год он был произведен в лейтенанты. После окончания войны он попал в Белый русский лагерь Келлерберг в Австрии, а оттуда перебрался в Венесуэлу, где стал работать простым инженером, а в 1991 году переехал жить к сыну в США. Там в 1999 году он был назначен представителем РОВСа в Вашингтоне в чине штабс-капитана, а потом стал председателем РОВСа. Умер этот человек, столько повидавший на своем веку, в сентябре 2000 года.

Русских кадетов с такой же непростой судьбой, прошедших через Военную академию Королевства СХС, можно назвать еще очень много, так как всего ее российских питомцев насчитывается около пятисот человек.

Институты благородных девиц и прочие учебные заведения для детей

Кроме кадестких корпусов на территории Королевства СХС действовали два института благородных девиц, перевезенных из России. Первым из них был Харьковский институт императрицы Марии Федоровны (начальница — М.А. Неклюдова), вторым — Донской Мариинский девичий институт (начальница — Н.В. Духонина).

Харьковский институт, основанный в 1812 году, по прибытии в Королевство СХС, в 1920 году, был размещен в Новом Бечее. Он действтвал до 1932 года, а потом его воспитанницы были переведены в Мариинский институт.

Донской Мариинский институт, основанный в конце XVIII века, также прибыл в Королевство СХС в 1920 году и был расположен в сербском городке Бела Црква (Белая Церковь).

Кроме того, на территории Королевства СХС действовали 1-я Русско-Сербская девичья гимназия (начальница — Н.К. Эрдели), Русско-Сербская гимназия в Белграде, гимназия в Поновице, реальные училища в Земуне, Нови Саде, Загребе, Поновице.

Помимо них к 1923 году под руководством «Земгора» (объединения российских земских и городских деятелей, созданного в начале 20-х годов) работали следующие заведения: Белградский детский дом с подготовительной школой и женской гимназией, Панчевский детский дом с подготовительной школой и гимназией, Сараевский детский дом с подготовительной школой, детский дом в Нови Саде с подготовительной школой и гимназией, Загребский детский дом с подготовительной школой и гимназией, подготовительные группы в Герцег-Нови, Дубровнике, Бечкереке, Сомборе, Княжевце и Вршаце.

Наряду с профессиональными педагогами в перечисленных учебных заведениях работали княжна М.А. Оболенская, графиня Е.А. Уварова, полковник С.К. Коншин, полковник Генштаба Б.Н. Сергеевский. Последний, кстати сказать, состоял библиотекарем в Донском Мариинском институте, затем был преподавателем в Русско-Сербской гимназии в Белграде. В 1943 году он был назначен директором этой гимназии и в 1944 году выехал с ней в Германию.

Русская военная эмиграция

Как мы уже говорили, в 1921 году в Королевство СХС прибыли И 500 российских солдат и офицеров. Большинство из них организованным порядком устроились на пограничную службу, а также на строительство дорог и корчевание леса.

Всего в сербскую пограничную службу (стражу) в сентябре 1921 года поступили тысячи русских военных. На эту работу они устроились по контракту, и русское командование фактически утратило над ними контроль.

Отметим, что албанский участок границы Сербии считался тогда самым опасным на всем ее протяжении. Туда в основном и направляли русских, и они профессиональным отношением к своим обязанностям быстро отбили охоту нарушать сербскую границу, сделав для албанцев ее переход смертельно опасным занятием. За это русских в Албании просто возненавидели.

Тем военным, кому не повезло устроиться в сербскую пограничную службу, пришлось реорганизоваться в трудовые части и искать группового трудоустройства на менее квалифицированных работах. Они были разоружены и покинули свои казармы, а их мечта о долгожданном «новом наступлении» против большевиков стала еще более туманной и недостижимой. Фактически остатки русской армии в Королевстве СХС должны были быть переведены на самообеспечение, и к концу 1923 года этот приказ П.Н. Врангеля от 10 июля 1922 года уже был в основном выполнен. При этом все работающие чины армии обязаны были выделять часть заработанного в общую кассу, которая использовалась для лечения, страховки, кредитования и т. п.

Многие русские офицеры продолжили носить форму, а, например, Гвардейский дивизион собственного Ее Величества конвоя под командованием полковника А.И. Рогозина, работая на сахарном и лесопильном заводах, сохранял уклад воинской части вплоть до 1941 года.

Особенно тяжело приходилось простым солдатам и нижним чинам. Непросто было и высшим офицерам, хотя, согласно решению военного и морского министра генерала Петара Пешича от 3 декабря 1923 года, образование, полученное русскими офицерами в российских военных академиях и училищах, было приравнено (с незначительными оговорками в отношении училищ) к рангу соответствующих военно-учебных заведений Королевства СХС.

В качестве примера того, что многим (даже генералам) приходилось непросто, можно отметить, что генерал-лейтенант П.И. Аверьянов, прибыв в Королевство СХС, первое время преподавал математику в гимназии, а генерал-майор Т.И. Остроухов давал уроки верховой езды.

Судьба барона Врангеля и его семьи

Непросто сложилась судьба и самого главнокомандующего Вооруженными силами Юга России (ВСЮР) Петра Николаевича Врангеля.

Уже в Константинополе, оказавшись без средств и не рассчитывая больше на поддержку стран Антанты, он вступил в переговоры с православными балканскими странами — Болгарией и Королевством СХС — о предоставлении убежища остаткам Белой армии. В результате ему удалось организовать переезд воинских частей в эти страны, где они были приняты на жительство. Сам П.Н. Врангель со своим штабом в 1922 году переехал из Константинополя в Королевство СХС, в Сремски Карловицы.

Там, с целью недопущения возможного раскола в среде военной эмиграции, он своим приказом от 8 сентября 1923 года зачислил в состав армии все уже образовавшиеся офицерские союзы и общества с подчинением их военным представителям главного командования на местах. Кроме того, он запретил чинам армии и членам воинских союзов одновременно состоять в каких-либо партийных и иных организациях, преследовавших политические цели. Во время выступления в одной из русских колоний в Королевстве СХС он заявил:

«Армия — последнее ядро национальной России. Вокруг него собираются все честные русские люди, которые ставят Россию выше партий и лиц. Со дня, когда армия станет орудием одной определенной партии, она перестанет быть национальным ядром… То знамя, которое из рук генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова и А.И. Деникина перешло ко мне, я сохраню на чужбине. Я скорее сожгу это знамя, чем сотру начертанное на нем священное слово „Отечество“».

В сентябре 1924 года П.Н. Врангель преобразовал остатки своих войск в Русский Обще-Воинский Союз (РОВС). Он же стал первым председателем РОВСа.

В своих воспоминаниях Гойко Николиш, учившийся в то время в Карловацкой гимназии, пишет:

«Можно было встретить двухметрового, стройного и прямого, как мачта, с монашески удлиненным лицом, на котором все напоминало лезвие, зеленые глаза, как лезвие, — Врангеля, шагавшего необычайно спешно, как ныне шагают чемпионы по быстрой ходьбе, Врангеля в черной казачьей форме… Я тогда понятия не имел, кем действительно является эта ворону подобная фигура».

Преподавательница гимназии Теодора Петрович вспоминает:

«Самого Врангеля как сейчас вижу. Очень высокий, необычайно тонкая талия. По карловацким улочкам шагал быстрой, мелкой походкой, в длинном казачьем кафтане черного или коричневого цвета, настолько стянутом в талии, что казалось, вот-вот человек тут и сломается. Лицо его не отличалось выразительностью. Он будто бы скрывал свой взгляд ото всех…

По Карловцам он шагал лишь в окружении членов своей семьи, шаг-два ступая впереди них. Его отец, Николай, редко появлялся в этом обществе. И сам высокий, но полный, с одутловатым лицом, он тяжело передвигался, и создавалось впечатление, что с ним недавно произошел удар. И не пожил он долго».

Действительно, барон Николай Егорович Врангель умер в 1923 году. Чтобы попасть в Королевство СХС, он в 1918 году решился на поезде под видом больного немца бежать в оккупированный германской армией Псков, потом — в Ревель, а потом — в Финляндию. Его жене, Марии Дмитриевне (урожденной Дементьевой-Майковой), пришлось задержаться в красном Питере аж до конца октября 1920 года. Там она работала простой служащей Эрмитажа с поддельной трудовой книжкой с записью: «Девица Врангель-конторщица». Лишь в конце 1920 года они воссоединились в Дрездене, а в 1922 году перебрались к сыну в Сербию.

После себя Н.Е. Врангель оставил «Мемуары», которые были опубликованы уже после его смерти. Они заканчиваются грустными словами: «Жизнь окончена. Впереди одна смерть избавительница. Остается подвести итоги. России больше нет».

Когда генерал П.Н. Врангель 1 марта 1922 года появился в Белграде, это вызвало некоторую настороженность местного правительства. Министр внутренних дел королевства даже заявил:

«Пребыванию генерала Врангеля нельзя придавать никакого военно-политического значения. Генерал Врангель находится здесь как беженец, как почетный гость и, как таковой, он пользуется нашим гостеприимством, так точно и под теми же условиями, как и все прочие русские беженцы.

Мы не признавали генерала Врангеля как главу русского правительства даже тогда, когда он во главе своих войск победоносно шел на Москву, а потому совершенно неправдоподобно, чтобы мы теперь придавали ему какое-либо политическое значение. Во всех военных выступлениях, которые велись против России, наше правительство придерживалось строгого нейтралитета. Мы не помогли ни одному из этих выступлений, так как не хотели помогать одним русским убивать других. На происходящее в России мы смотрели, как на гражданскую войну, в которую мы не имели права вмешиваться.

А раз так, то совершенно необоснованны слухи, что мы можем допустить, чтобы на нашей территории готовилось выступление против нынешней России. Такое выступление, подготовленное на нашей территории и двинутое из нашей страны, означало бы, действительно, войну с Россией, а наш народ никогда не допустит, чтобы мы вели войну с Россией, даже в том момент, когда ею управляют большевики».

Генерал П.Н. Врангель прожил в Королевстве СХС недолго. В октябре 1926 года он уехал во Францию, а потом — в Бельгию. Умер он 25 апреля 1928 года в Брюсселе в возрасте сорока девяти лет. Многие тогда расценили его внезапную кончину как убийство. Предположительно, гостивший в доме Петра Николаевича брат его денщика, матрос советского торгового судна, о котором тот прежде даже не упоминал, подсыпал в еду генерала яд. Судя по всему, это был туберкулин, вызвавший у абсолютно здорового барона инфекционную болезнь легких, которая свела его в могилу в считаные недели. Мать Петра Николаевича тогда написала: «Тридцать восемь суток сплошного мученичества!.. Его силы пожирала сорокаградустная температура… Он метался, отдавал приказания, порывался встать. Призывал секретаря, делал распоряжения до мельчайших подробностей».

Согласно завещанию, местом своего последнего приюта П.Н. Врангель выбрал Белград. В результате б октября 1929 года его останки были перенесены в столицу Королевства СХС и захоронены на «участке русской земли» в русской церкви Святой Троицы на Ташмайдане.

В настоящее время в Сремских Карловцах установлен памятник-бюст генералу П.Н. Врангелю работы российского скульптора Василия Аземши. Бюст на мраморном постаменте установлен в сквере возле здания старого городского госпиталя, в котором в 1921 году размещались чины штаба главнокомандующего Русской армии, принятые в Королевстве СХС.

Мать генерала П.Н. Врангеля, занимавшаяся после смерти мужа составлением архива русской эмиграции, умерла в 1944 году в Брюсселе.

Ольга Михайловна, супруга генерала, в Королевстве СХС состояла почетной председательницей Комитета помощи русским воинам и их семьям на Балканах. В 1922 году она открыла в Белграде санаторий для лечения русских беженцев из Крыма. Решением короля Александра I Карагеоргиевича после смерти мужа она получала пенсию. Умерла она в 1968 году в Нью-Йорке.

Из четверых детей генерала П.Н. Врангеля один, сын Алексей, родился в 1923 году уже в Белграде. Он стал писателем, спортсменом, специалистом по коневодству и умер в 2005 году. Старшая дочь Елена и сын Петр умерли в 90-х годах, а дочь Наталья Врангель-Базилевская до последнего времени жила в США.

Ее сын, адвокат П.А. Базилевский, в связи с предложением о перезахоронении останков барона П.Н. Врангеля в Донском монастыре в Москве от ее имени сделал в 2007 году следующее заявление:

«Известно, что главная черта характера генерала Врангеля — его принципиальность. Он боролся с большевизмом и порожденной им порочной системой не из чувства классовой ненависти, а из глубокого убеждения, что большевизм есть абсолютное зло, как для России, так и для человечества в целом.

За последние два десятка лет произошли огромные перемены в сознании россиян относительно сущности большевизма и советской власти. Однако не произошло главного: осуждения этого зла на государственном уровне. В результате, продолжается брожение в человеческих умах, следствием которого является такое положение дел, что при опросах населения в последние годы чуть ли не половина населения России считает, что Сталин — личность положительная.

Генерал Врангель скончался в Брюсселе в 1928 году, но более года спустя был, по собственной воле, изъявленной при жизни, похоронен в склепе русской церкви в Белграде. Там он покоится по сей день, а недалеко, на кладбище, лежат тысячи сослуживцев, чинов его армии, бесконечно ему преданных, которым и он отдавал последние свои силы. Это взаимное доверие главнокомандующего и его подчиненных не имеет пределов — оно не ограничено ни его смертью, ни давностью лет. Как в жизни, так и в смерти, он находится в строю, вместе со своими офицерами, солдатами, казаками. Взять сейчас его — одного — для перезахоронения в Москве, взять его из рядов преданных ему подчиненных (и преданных его памяти потомков их), можно только по очень уважительной причине. Будь он жив, вряд ли бы он сам согласился бросить свою армию для чести ехать в Москву один, зная, что там до сих пор почетное место рядом с Кремлем занимают Ленин и Сталин».

Русская профессорская эмиграция

Будучи своеобразным срезом общества, русская эмиграция по своему социальному, имущественному, культурному и политическому составу была чрезвычайно пестрой. И все же очень важно подчеркнуть, что для традиционно аграрного Королевства СХС, в котором около половины населения не умело читать и писать, она была прежде всего «профессорской».

В 20-е годы правительство королевства с энтузиазмом встретило выдающихся ученых из России, которых охотно стали брать на государственную службу, устраивать в местные университеты или средние школы. Весьма характерен, например, такой факт: благодаря своей научной деятельности и знаниям в академики сначала Сербской королевской академии, а потом Сербской академии наук и искусств (SANU) было принято одиннадцать русских ученых-эмигрантов — это А.Д. Билимович, В.Д. Ласкарев, Н.Н. Салтыков, Е.В. Спектор. ский, Ф.В. Тарановский, Ю.М. Хлытчиев, С.М. Кульбакин, В.В. Фармаковский, Н.А. Пушин, К.П. Воронец и Г.А. Острогорский.

Уже в первый после массового прибытия беженцев учебный год (1920–1921) в Белградском университете работали 33 русских преподавателя. Это составляло четверть от всех профессоров и лекторов, в то время как доля русских в населении королевства не превышала 0,35 %. В их числе можно отметить А.А. Брандта (термодинамика), Н.А. Житкевича (гидротехника, основы строительных конструкций и промышленных сооружений), П.Э. Зайончковского (математика), А.И. Косицкого (газовые двигатели), Д.С. Красенского (системы отопления и вентиляции), Г.Н. Пио-Ульского (термодинамика и паровые турбины), П.Н. Рышкова (строительство железных дорог и мостов), И.С. Свищева (геодезия), А.П. Доброклонского (церковная история), П.П.Фетисова (архитектура старого Востока), Н.И. Васильева (агрохимия), И.П. Маркова (анатомия и физиология), А.И. Стебута (почвоведение), Е.В. Аничкова (сравнительная литература европейских народов), В.В. Зеньковского (экспериментальная психология), А.Л. Погодина (русская литература и польская история), К.М. Смирнова (римское право), А.В. Соловьева (история славянского права) и др.

Всего, по оценкам Мирослава Йовановича, «свыше 100 русских профессоров и ученых преподавали во всех университетах страны», а еще «в начальных и средних школах Королевства СХС трудились по меньшей мере 600 русских преподавателей и наставников».

Десятки инженеров-строителей и архитекторов из России принимали непосредственное участие в проектировании большого количества монументальных построек, таких как Министерство торговли и промышленности, Управление Генерального штаба, медицинский факультет Белградского университета. В целом только в Белграде они спроектировали и построили не менее 250 частных домов.

Чтобы яснее представить себе картину «русской инженерной оккупации» Белграда, достаточно сказать, что русские специалисты работали почти во всех югославских министерствах. В городской управе Белграда, например, насчитывалось свыше 130 русских эмигрантов, в Министерстве строительства их было 90 человек, в Министерстве путей сообщения — 65 человек и т. д.

Живший в эмиграции в Белграде профессор Г.Н. Пио-Ульский по этому поводу в 1938 году написал:

«Квалифицированная русская интеллигенция, в которой новое славянское соединенное государство особенно нуждалось, нашла применение своих сил по своей специальности. К этой части интеллигенции принадлежат доктора, инженеры и профессора. Многим из них дана возможность правительственной службы, профессорам же университета, так как в лице их государство получило готовых ученых, на образование которых оно не потратило ни одного динара, вполне справедливо были облегчены условия получения пенсии с зачетом времени службы тех лет, которые они провели на службе в России. Некоторые инженеры, которые имели небольшие денежные ресурсы, сделались подрядчиками и благодаря настойчивости, своему опыту и знаниям скоро завоевали себе некоторую часть строительной деятельности.

Неквалифицированная часть интеллигенции, несмотря на оказываемую во многих случаях социальную помощь со стороны специально созданного правительственного учреждения, названного Державной комиссией по устройству русских беженцев, принуждена была спуститься по наклонной плоскости деклассации. Для поддержки этой части интеллигенции, перебивающейся в борьбе с общей безработицей, государство, конечно, не имеет достаточных средств, и потому существование ее иногда оказывается очень тяжелым. Деклассация среди этой части интеллигенции сделала то, что часто полковники, чиновники, юристы и т. п. стали сапожниками, разносчиками газет, мелкими в разноску торговцами, лавочниками на базаре и т. п.

Говоря о благородном и широко гостеприимном отношении Югославии к русской эмиграции, нашедшей применение своих сил в области государственной и общественной жизни страны, не следует замалчивать о том, что за это русские люди не остались в долгу перед Югославией и, благодаря особенности русской природы, своим трудом не за страх, а за совесть, оказали стране несомненные услуги. Много прекрасных правительственных зданий, украшающих города Югославии, есть дело рук и таланта русских инженеров. Русские профессора издали массу ценных учебников, организовали ученые кабинеты, создали учебные клиники и вообще в учебное дело внесли весь свой опыт и знания. Местная авиация, особенно вначале, получила свое развитие также в значительной мере благодаря русским летчикам».

Русская культурная эмиграция

Белград стал домом и творческой мастерской для многих деятелей культуры, эмигрировавших из России. Одни из них приехали в Королевство СХС уже зрелыми мастерами, известными в Европе и в мире, другие росли и вырастали, приобретали имя, свой стиль уже на сербской земле.

Профессор Мирослав Йованович пишет, что в Королевстве СХС «в 1920–1941 гг., по приблизительным оценкам, работали свыше 50 представителей русского изобразительного искусства и зодчества (30 художников, 5 скульпторов и не менее 15 архитекторов)».

Наиболее значительными русскими живописцами, приехавшими в Королевство СХС, были С.Ф. Колесников, А.В. Ганзен, А.И. Лажечников, Б.И. Пастухов и А.И. Шелоумов. Это дало право искусствоведу Ирине Суботич написать, что «Белград стал наиболее крупным центром, где жили и выставлялись русские художники».

Академик живописи Степан Федорович Колесников, например, эмигрировал в Белград в 1920 году. Там он быстро снискал известность и вошел в моду. Уже в январе 1922 года белградцы смогли посетить выставку картин С.Ф. Колесникова, на которой экспонировались полотна под незатейливыми названиями «Базарный день на Волге», «Разлив», «Помидоры», «Тает снег». Но публике были представлены и картины совсем иного свойства: например, «Тайная Вечеря», а также изображения святых для церкви в Летнаваце, что в восьмидесяти километрах от Белграда. Особенно сербской прессой было отмечено изображение святого Николая Чудотворца. Говорят, что ко времени открытия выставки С.Ф. Колесников написал, находясь в эмиграции, около ста картин.

Следующая выставка художника состоялась в ноябре 1925 года, и она была удостоена посещения королевской четой. На этой выставке сюжеты многих картин уже были связаны с недавним боевым прошлым сербов (в частности, полотно «За отечество на Каймак-Чалане»), а также с красотой сербской природы («На дороге Сараево — Мостар», «У Прилепа», «Осень около Лукова»).

За полотна С.Ф. Колесникова боролись все лучшие белградские дома. Цена на его картины подскочила еще выше, когда он расписал подкупольное пространство (композиция «Богиня Талия на квадриге») в обновленном Народном театре в Белграде. Фактически после этого художник стал «белградским Марком Шагалом». Его картины украшали дворец короля, столичный отель «Палас», радовали пациентов Городской больницы и клиентов Экспортного банка.

Из скульпторов, оказавшихся в Королевстве СХС, можно отметить Р.Н. Верховского и В.П. Загороднюка.

Роман Николаевич Верховский, окончивший Императорскую академию художеств в Санкт-Петербурге, эмигрировал в 1920 году. Он работал в дворцовом ведомстве, в министерстве строительства, держал свое ателье. Жил он в Земуне, пригороде Белграда. На первой русской выставке в 1922 году он сразу привлек к себе внимание весьма символичной композицией, на которой были изображены большевистское чудовище в виде змеи на гребне огромной волны, конный белый воин с глазами, возведенными к небу, как бы ожидавший помощи Бога, а внизу — мертвый лев, символ царской России.

Первым и весьма удачным началом деятельности Верховского-архитектора была разработка фасада здания на улице Кнез Михайлова в самом сердце Белграда. Произведения Р.Н. Верховского, представленные в 1928 году на большой выставке Общества русских художников, получили отличные отзывы в печати. В частности, в них отмечалось, что его работы «выделяются яркой художественной индивидуальностью», что, «в совершенстве владея всеми богатствами красок, он тяготеет к византийскому стилю» и т. п. Сам король Александр I имел в своей коллекции несколько его творений.

Среди работ Р.Н. Верховского можно отметить монументальную скульптуру на здании Скупщины, детали для украшения королевского дворца на Дединье, фонтан «Геркулес» («Лаокоон») в Топчидерском парке, а также два величественных мемориала, расположенных на Новом кладбище (один из них посвящен погибшим защитникам Белграда в 1914–1915 гг., второй — русским воинам, павшим в войне 1914–1918 гг.). На последнем памятнике высечены российский герб и несколько надписей, одна из которых, на русском языке, гласит: «Вечная память императору Николаю II и 2 000 000 русских воинов Великой войны», другая, на сербском: «Храбро павшим братьям русским на Солунском фронте. 1914–1918 гг.». Сам этот мемориал строился весьма непросто, так как было очень трудно достать на него средства. Инициатор постройки полковник М.Ф. Скородумов, георгиевский кавалер, имевший одиннадцать ранений, организовал сбор необходимых средств. Сам он позднее написал в своих воспоминаниях:

«Дабы остановить развивавшиеся симпатии сербов к Совдепии и вернуть их к царской России, я затеял постройку памятника русским воинам и переноску останков русских офицеров и солдат с Салоникского фронта в Белград. Казалось бы, что это в интересах всех русских эмигрантов… Но не тут-то было, поднялся страшный шум, интриги, грязь, анонимки и борьба, чтобы во что бы то ни стало вырвать у меня эту инициативу. Чуть не сорвали все дело. Писали королю, писали министрам, писали моим приятелям сербам, что я коммунист, сумасшедший, что я убил своего отца и мать, что я криминальный тип, и вообще все, что хотите. Этим занимались верхи, то есть возглавители эмиграции, но и низы немногим оказались лучше».

Тем не менее мемориал был построен, и митрополит Антоний торжественно освятил памятник-часовню в присутствии представителя короля.

Владимир Павлович Загороднюк, родившийся в Одессе, также эмигрировал в Королевство СХС в 1920 году. В 1921 году он был принят в Народный театр в Белграде в качестве художника и сценографа. Всего за время работы в театре он сделал сценографию к 19 драмам и 12 операм. С 1927 года он много занимался декоративной скульптурой в строительстве, а также памятниками. В частности, он является автором многочисленных скульптур на Русском кладбище в Белграде. В.П. Загороднюк регулярно выставлялся в «Салоне архитектуры», был участником выставок группы русских художников «Круг».

Большой след в искусстве Белграда оставили также русские театральные художники Л.М. Браиловский, В.И. Жедринский и А.А. Вербицкий, творчество которых также неотделимо от Народного театра в Белграде. Именно с деятельностью этих русских мастеров был связан всплек активности в постановке сербских исторических драм, требовавших отличного знания сербской архитектуры и сербской старинной одежды.

Владимир Иванович Жедринский, например, поступил в белградский Народный театр в апреле 1921 года. Его дебют был связан с постановкой Ю.Л. Ракитиным «Ревизора», всего же за много лет работы им было оформлено примерно 400 спектаклей, в том числе опера «Саломея» Штрауса, «Сорочинская ярмарка» Мусоргского, «Женитьба Фигаро» Моцарта. В одном Белграде с 1921 по 1970 год в качестве театрального художника В.И. Жедринский участвовал в 175 премьерах.

Кроме того, он по праву считался лучшим иллюстратором в Белграде: им было проиллюстрировано свыше восьмидесяти книг, выпущенных разными издательствами.

Среди русских архитекторов-эмигрантов, работавших в Белграде, можно отметить Н.П. Краснова, В.М. Андросова, Г.П. Ковалевского, В.В. Лукомского, В.Ф. Баумгартена и Г.И. Самойлова. Андросов, в частности, спроектировал здание Главной почты, Баумгартен — здание Русского дома имени императора Николая II, Лукомский — здание Патриархии Сербской православной церкви. По проектам российских зодчих было возведено множество крупных градообразующих сооружений — дворцовый ансамбль Александра I Карагеоргиевича на Дедине (район Белграда), строения Министерства финансов и Министерства лесных и природных ресурсов, здание Генерального штаба армии. Конечно, и православные церкви в Белграде были возведены российскими архитекторами. Среди них наиболее значительными считаются храм Святой Троицы в районе Ташмайдан, храм Святого Александра Невского, храм Архангела Гавриила и Иверская часовня на Новом кладбище, воздвигнутая в память разрушенной в Москве одноименной часовни.

По словам профессора Мирослава Йовановича, «в Историческом архиве Белграда, в фонде Технической дирекции мэрии города Белграда, из 20 тысяч сохранившихся проектов около 10 % составляют проекты, созданные русскими архитекторами-эмигрантами».

Что касается театрального искусства, то тут важно отметить, что в 20-е годы в Белград прибыла часть труппы МХТ под руководством О.Л. Книппер-Чеховой и В.И. Качалова. Многие русские артисты и театральные деятели остались в Белграде, оставив глубокий след в театральной жизни Королевства СХС.

Прежде всего тут нужно отметить режиссера Ю.Л. Ракитина, оперных певцов Е.И. Попову, К.Е. Роговскую, С.Р. Драусаль, Г.М. Юренева, Е.С. Марьяшеца, М.Н. Каракаша и П.Ф. Холодкова, балерин К.Л. Исаченко, М.П. Фроман и Е.Д. Полякову.

Музыковед Мирка Павлович по этому поводу дает следующую оценку:

«Разумеется, это не был ранг Шаляпина или Собинова, Павловой или Карсавиной. Но это были серьезные профессионалы, мастера своего дела, многие из которых впоследствии заняли видные места на европейских театральных подмостках».

Елена Дмитриевна Полякова, в частности, танцевала сольные партии в Мариинском театре в Санкт-Петербурге и в Русском балете Дягилева в Париже. Оказавшись в 1922 году Белграде, она открыла свою студию, а с 1937 по 1941 год вела балетный класс в школе при Музыкальной академии в Белграде. В этих учебных заведениях готовились артисты и артистки балета, мастерство которых потом восхищало поклонников этого завораживающего своей красотой искусства. В русской прессе о ней писали: «В школе Поляковой, кроме русских, много и сербских учениц, — сама школа так прочно срослась с Белградом, стала неотъемлемой частью его культурной жизни, — что восторженные отчеты сербских газет с одинаковой радостью называют, независимо от национальности, имена новых балерин, созданных школой Поляковой».

Профессор Миодраг Сибинович констатирует:

«Опера и балет в Сербии созданы непосредственно русскими эмигрантами. Они же — зачинатели нашей кинематографии, сценографии, искусства графической коммуникации (комикса)».

Говоря о Ю.Л. Ракитине, следует отметить, что его настоящее имя было Юрий Львович Ионин. Этот выпускник Императорского театрального училища в Санкт-Петербурге и ассистент В.Э. Мейерхольда прибыл в Белград в декабре 1920 года и свои самые известные постановки осуществил на сценах белградского Народного театра и новосадского Сербского народного театра.

В своих «Мемуарах» он потом написал:

«Я вошел в двери театра, когда еще светила тихим угасающим светом Великая Плеяда нашей реалистической школы, начатая в Москве Щепкиным, а в Петербурге Мартыновым и Сосницким. Я застал последних могикан, когда они, на склоне дней, венчали своими гениями русский драматический театр… Участвовал я в работе Московского художественного театра, в дни его высшего расцвета. Прикасался к работам великих русских режиссеров-мастеров, академиков В.И. Немировича-Данченко и К.С. Станиславского. При мне окончательно созрели и стали блистать своим творчеством и талантом на всю Россию и Европу „художественники“ О.Л. Книппер, И.М. Москвин, В.И. Качалов, М.П. Лисина, Л.М. Леонидов. Я был сотрудником, деятельным и ближайшим, огромного русского режиссера, новатора В.Э. Мейерхольда… Наконец, ставши сам режиссером Императорских театров в Петербурге, присутствовал при последних днях падения Старой Императорской сцены и последних судорог царственного Петербурга».

Свыше четверти века продолжалась режиссерская работа Ю.Л. Ракитина в сербском театре. Его огромный и оригинальный талант позволил ему представить белградской публике свое видение русской классики — пьес Островского, Толстого, Чехова. Его творчество в этой сфере снискало Ю.Л. Ракитину огромный авторитет в сербском театральном мире.

Немало в 20-е годы в Белграде оказалось и русских писателей и журналистов. В их числе можно отметить Е.Л. Таубер, И.Н. Голенищева-Кутузова, А.П. Дуракова, М.Д. Иванникова, А.И. Ксюнина. Всего писателей и поэтов было около тридцати человек, но они сумели организовать целых семь литературных кружков, а в октябре 1925 года был создан белградский Союз русских писателей и журналистов.

В Белграде издавалось несколько русских газет и журналов, в том числе «Новое время» и «Царский вестник». Издавался также журнал на сербохорватском языке (кириллицей и латиницей) «Русский архив», посвященный политике, культуре и экономике России. Редакции «Русского архива» удалось привлечь к сотрудничеству многих талантливых авторов — ученых, публицистов, политических обозревателей, писателей и поэтов, в том числе А.М. Ремизова, М.И. Цветаеву, Е.И. Замятина, М.Л. Слонима.

Одиссея Федора Махина

Одним из инициаторов издания «Русского архива» являлся Федор Евдокимович Махин, фигура во многих отношениях противоречивая, но весьма примечательная, ибо она была создана тем непростым временем.

Ф.Е. Махин родился в Иркутске в 1882 году в семье ветерана туркестанских походов и Крымской войны урядника Оренбургского казачьего войска Евдокима Махина, разжалованного и сосланного в Сибирь за оскорбление офицера. Детство Ф.Е. Махина прошло в Сибири. В 1895 году он возвратился с семьей в станицу Буранную, а в 1900 году он начал службу писарем войскового хозяйственного правления Оренбургского казачьего войска. В 1904 году он окончил Оренбургское казачье юнкерское училище по первому разряду, был выпущен в чине хорунжего и направлен на службу в б-й Оренбургский казачий полк. После этого он принимал участие в подавлении революционных беспорядков в Поволжье. Возможно, именно этот опыт повлиял на формирование у него социалистических убеждений. В 1905–1907 годах, находясь на службе в 7-м Оренбургском казачьем полку, действовавшем в Саратовской губернии, Ф.Е. Махин исполнял должность полкового казначея. В 1908 году за отличия по службе его наградили орденом Святого Станислава 3-й степени. В том же году он получил чин сотника.

В 1908 году Ф.Е. Махин поступил в Академию Генштаба. Окончил он ее по первому разряду. После этого, получив право преподавания курса военной истории в военных училищах, он был направлен на службу в престижный Киевский военный округ.

В Первую мировую войну Ф.Е. Махин служил в штабах 8-й и б-й армий и 47-го армейского корпуса, был награжден многими орденами и медалями.

Его непосредственный начальник по 8-й армии генерал-лейтенант П.С. Махров характеризовал его так:

«Отличительной чертой этого выдающегося офицера Генерального штаба было то, что он был чужд всяких шаблонов, всякой схоластики и очень быстро оценивал обстановку и принимал соответствующие решения. Это был неутомимый работник и совсем не штабная белоручка. Всегда, как только нужно было разобраться, что происходит в действительности на передовых линиях, посылали подъесаула, а потом капитана Махина. Для него не было на войне невозможного».

В августе 1916 года Ф.Е. Махина произвели в подполковники.

В 1917 году (по другим данным, уже в 1906 году) он вступил в партию эсеров. Потом, будучи по своим политическим взглядам убежденным противником монархии, он по приказу ЦК партии эсеров примкнул к Красной армии и стал начальником уфимского штаба. В начале июля 1918 года Уфа была сдана белочехам, и Ф.Е. Махин перешел на сторону Народной армии Комуча (Комитета членов Учредительного собрания — правительства, созданного в Самаре 8 июня 1918 года после захвата города белочехами). Он возглавил части Народной армии Хвалынского района.

8 августа 1918 года Ф.Е. Махин был ранен ружейной пулей в лицо и через две недели постановлением Комуча «за проявленное мужество и самоотвержение в боях против большевиков» был произведен в полковники.

После этого, пользуясь огромным авторитетом и в Народной армии, иубелочехов, Ф.Е. Махин вступил в командование всеми русскими частями Самаро-Сызранского района, а 7 октября 1918 года, когда пала Самара, он был назначен командующим Поволжским фронтом.

Однако уже 19 ноября атаман А.И. Дутов сообщил А.В. Колчаку, что Комуч мешает ему работать и нарушает спокойствие. В результате 10 октября полковник Ф.Е. Махин, находившийся в то время в служебной командировке в Омске, был снят с довольствия. На следующий день его дивизия была упразднена.

После этого Ф.Е. Махин уехал во Владивосток, а оттуда — за границу. Еще в Омске он честно заявил А.В. Колчаку, что не может служить при диктатуре.

* * *

Период пребывания Ф.Е. Махина в эмиграции плохо известен. По всей видимости, он первоначально отправился в Японию. По другой версии, после прихода к власти А.В. Колчака и расформирования своей дивизии он уволился из армии и выехал в Китай, где некоторое время жил в Харбине. В 1919 году с помощью друзей Ф.Е. Махин долгим морским путем сумел добраться до Парижа, где некоторое время работал на заводе, а затем начал сотрудничать с изданиями партии эсеров «Pour la Russie» и «Воля России». После этого он оказался в Праге, занимался расшифровкой писем, поступавших из Советской России.

С помощью друзей Махин долгим морским путем сумел добраться до Парижа, где некоторое время работал на заводе, а затем сотрудничал в эсеровской газете «Pour la Russie», издававшейся на французском языке. На проходившем в Праге 16–24 ноября 1923 года первом съезде заграничных организаций партии эсеров Ф.Е. Махина избрали членом Областного комитета заграничных организаций партии — руководящего партийного органа в зарубежье.

В 1923 году Ф.Е. Махин переехал в Белград, где стал заведовать белградским отделением Земгора.

После его реорганизации, в 1924 году, Ф.Е. Махин стал председателем Земгора в Королевстве СХС. Одновременно он состоял и в чешском Земгоре.

Ф.Е. Махин создал при этой организации русскую библиотеку, получавшую многие советские издания, ряд мастерских и школ, научный институт по изучению России при Земгоре (он сам возглавлял институт с 1927 года). Земгор оказывал помощь русским беженцам в трудоустройстве. При белградском Земгоре в 1927 году Ф.Е. Махин создал «Союз увечных и престарелых воинов», в который входили в основном лица, исключенные из официальной белогвардейской организации «Союз русских военных инвалидов», а также те, кто не были признаны военными инвалидами. Военная эмиграция поспешила отмежеваться от Ф.Е. Махина. Известно, что на него собирались компрометирующие материалы.

Ф.Е. Махин был основателем сербско-русского журнала «Русский архив» (1928–1937), посвященного политике, культуре и экономике России, а также «Общества для изучения советской культуры».

С 1934 по 1938 год Ф.Е. Махин являлся хранителем архива партии эсеров, что говорит об особом доверии к нему со стороны партийного руководства. В эмиграции он проявил себя как автор ряда публикаций о Вооруженных силах СССР и международном положении, посылал корреспонденции в газету «Новое русское слово».

В мае 1929 года Ф.Е. Махин вступил в ряды масонской ложи «Слога», в 1933 году — состоял в ложе в пригороде Белграда Земуне. По всей видимости, это объяснялось его желанием установить неформальные контакты с местной элитой. В 20—30-х годах он часто ездил в Прагу и Париж, что, очевидно, было связано с его политической деятельностью.

С одной стороны, Ф.Е. Махин верил в демократизацию большевизма. С другой стороны, несмотря на так называемую «левизну», он по-прежнему оставался на антисоветских позициях. Во всяком случае, его имя неоднократно упоминалось в Москве на судебном процессе против членов партии правых эсеров 1922 года.

Несмотря на эсеровские убеждения, он оставался верующим человеком и не присоединился к той части эмиграции, которая для борьбы с большевиками готова была поддержать любого внешнего врага СССР. А в 1939 году он вдруг вообще порвал с эсерами и вступил в ряды Компартии Югославии, находившейся тогда в подполье.

В апреле 1941 года, после нападения немцев на Югославию, он примкнул к партизанам и ушел с сербскими четниками в Сараево, а затем в горные районы Черногории. Здесь пригодились его военные знания. Ф.Е. Махин выступил одним из организаторов партизанского движения в Югославии, командовал отрядом в четнической армии генерала Дражи Михайловича. Затем он состоял советником при Верховном штабе Иосипа Броз Тито, став одним из его приближенных.

Ф.Е. Махин работал в отделе радио и пропаганды штаба Народно-освободительной армии Югославии (по некоторым данным, заведовал им), затем был начальником исторического отделения Генерального штаба югославской армии, одновременно писал большие пропагандистские статьи о А.В. Суворове и М.В. Фрунзе. Помимо опубликованной в 1945 году в Белграде брошюры «Наша регулярная армия» перу Ф.Е. Махина принадлежат еще несколько произведений на сербском языке.

В феврале 1944 года его произвели в генерал-лейтенанты Народно-освободительной армии Югославии. Деятельность Ф.Е. Махина была отмечена высшими наградами, установленными коммунистическим режимом в Югославии, в частности орденом Белого Орла, а также советским орденом Ленина. В 1945 году Ф.Е. Махин первым из русских эмигрантов был награжден орденом Отечественной войны. По окончании Второй мировой войны Федора Евдокимовича назначили начальником военных архивов Югославии. В этот период он сотрудничал с коммунистической газетой «Борьба», способствовал возвращению в СССР части золота, вывезенного белочехами из Сибири.

Скончался оренбургский казак Ф.Е. Махин в Белграде 2 июня 1945 года, вскоре после возвращения из командировки в СССР. Подобное совпадение вызвало разного рода версии о том, что смерть генерала не была естественной. Как бы то ни было, он похоронен на белградском Новом кладбище как национальный герой Югославии, его именем названа одна из улиц Белграда.

Судьба «октябриста» Родзянко и членов его семьи

Михаил Владимирович Родзянко родился в 1859 году в Екатеринославской губернии в семье потомственных дворян. Его отцом был В.М. Родзянко, полковник гвардии, помощник начальника Корпуса жандармов, вышедший в запас в чине генерал-лейтенанта. Образование М.В. Родзянко получил в Пажеском корпусе, после чего в 1878–1882 годах служил в Лейб-гвардии Кавалергардском полку. Выйдя в отставку в чине поручика, он жил в Екатеринославской губернии, где в 1883 году был избран почетным мировым судьей, а в 1886–1891 годах — предводителем дворянства Новомосковского уезда.

В 1884 году М.В. Родзянко женился на Анне Николаевне Голицыной, дочери сенатора и обер-гофмейстера двора Н.М. Голицына. От этого брака у них в течение шести лет родилось трое сыновей — Михаил, Николай и Георгий.

В 1892 году М.В. Родзянко был пожалован в звание камер-юнкера, а в 1899 году — в звание камергера. С 1901 года он был председателем Екатеринославской губернской земской управы, а в 1906 году стал действительным статским советником, что в военной иерархии было эквивалентно чину генерал-майора или полковника гвардии.

* * *

С 1905 года М.В. Родзянко стал одним из основателей партии «Союз 17 октября», стремившейся оказать поддержку реформам правительства, направленным на создание конституционной монархии, действующей в союзе с Государственной думой. Будучи лидером «октябристов», он стал депутатом Госдумы, а с 1911 года, сменив А.И. Гучкова, — председателем Госдумы. При этом он был весьма тесно связан с царским окружением, однако после вступления России в Первую мировую войну эта связь ослабела. Этому можно назвать две причины: во-первых, начав с почти безоговорочной поддержки власти в первые месяцы военных действий, под влиянием поражений на фронте М.В. Родзянко перешел в оппозицию; во-вторых, он вызывал особую неприязнь у императрицы и ее приближенных, так как стал непримиримым противником Г.Е. Распутина.

Занимаясь политикой, М.В. Родзянко оставался крупным землевладельцем: в 1910 году, например, за ним и его женой значилось в общей сложности 2653 десятин земли (2892 га), однако указываемые в формулярах данные были явно занижены, так как, по другим данным, на начало 1916 года только в Боровичском уезде Новгородской губернии он владел 4822 десятинами земли (5256 га).

С июля 1915 года М.В. Родзянко был одним из лидеров так называемого «Прогрессивного блока» и принадлежал, наряду с А.И. Гучковым и Г.Е. Львовым, к числу наиболее вероятных кандидатов блока на пост премьер-министра.

Считая, что для победы в Первой мировой войне необходим союз сил, способных войти в правительство для проведения реформ и предотвращения хаоса, М.В. Родзянко безрезультатно пытался повлиять на Николая II, умоляя его создать правительство «народного доверия».

В дни Февральской революции он постоянно держал связь с Николаем II, ставкой, штабами фронтов и великим князем Михаилом Александровичем, которого 25 февраля он вызвал по телефону из Гатчины в Петроград.

26 февраля он телеграфировал Николаю II:

«Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано… Растет общественное недовольство. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство».

27 февраля он дал телеграмму главнокомандующему Северным фронтом генералу Н.В. Рузскому:

«Волнения принимают стихийные и угрожающие размеры. Основы их — недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику: но, главным образом, полное недоверие власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения… Заводы останавливаются за недостатком топлива и сырого материала, и голодная, безработная толпа вступает на путь анархии, стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28… На Урале из 92 доменных печей остановились 44… Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное признание лица, которому может верить вся страна, и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения… Иного выхода на светлый путь нет, и я ходатайствую перед вашим высокопревосходительством поддержать это мое убеждение перед Его Величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу».

В тот же день, 27 февраля, М.В. Родзянко возглавил Временный комитет Госдумы, от имени которого издал приказ войскам Петроградского гарнизона и обратился с воззваниями к населению, в котором говорилось:

«Временный Комитет Государственной Думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого им решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться доверием его».

28 февраля М.В. Родзянко, находясь в Таврическом дворце, приветствовал полки Петроградского гарнизона, перешедшие на сторону Госдумы, а 1 марта телеграфировал генералу Н.В. Рузскому о переходе правительственной власти к Временному комитету Госдумы. В свою очередь, Временный комитет решил, что Николай II должен немедленно отречься от престола в пользу сына Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича (брата императора). Переговоры с Николаем II по этому поводу вели А.И. Гучков и В.В. Шульгин.

2 марта в середине дня Николай II в телеграмме на имя М.В. Родзянко сообщал, что «готов отречься от престола» в пользу сына Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича, однако затем он передумал, узнав от врача, что болезнь сына неизлечима, и около полуночи подписал Акт отречения от престола в пользу брата.

3 марта М.В. Родзянко участвовал в переговорах с великим князем Михаилом Александровичем и настаивал на его отказе от престола. По воспоминаниям В.В. Шульгина, М.В. Родзянко был последним, с кем советовался великий князь перед тем, как подписать Акт об отказе принять престол.

После передачи власти Временному правительству М.В. Родзянко возглавил Временный комитет Госдумы. Объясняя свою позицию в это время, в 1919 он написал:

«Конечно, можно было бы Государственной Думе отказаться от возглавления революции, но нельзя забывать создавшегося полного отсутствия власти и того, что при самоустранении Думы сразу наступила бы полная анархия, и отечество погибло бы немедленно… Думу надо было беречь, хотя бы как фетиш власти, который все же сыграл бы свою роль в трудную минуту».

М.В. Родзянко был сторонником продления срока полномочий Госдумы как народного представительства до окончания войны.

После Октябрьской революции М.В. Родзянко уехал на Дон, где находился при армиях Л.Г. Корнилова и А.И. Деникина. Даже там он пытался созвать совещание членов Госдум всех четырех созывов для создания «опоры власти» и выработки нового пути развития России. Однако новые пути для России в тот период уже решались не словами, а на фронтах Гражданской войны. К тому же иметь успех он и не мог, так как в глазах Белой гвардии был запятнан той ролью, которую он сыграл в дни Февральской революции.

* * *

После поражения Белой армии М.В. Родзянко эмигрировал в Королевство СХС. Белые считали его одним из виновников революции и крушения монархии, а посему до Белграда ему удалось добраться с большим трудом.

В.С. Пикуль в книге «Нечистая сила» пишет:

«Был 1924 год, когда в поезде, идущем в Белград, в столицу сербского королевства, врангелевские офицеры избивали жалкого бедного старика, одежда на котором болталась как на вешалке. Это был Родзянко — бывший камергер и председатель Государственной Думы; в глазах белогвардейщины он выглядел крамольником. Ехавший в Белград за получением ничтожной пенсии, Родзянко и скончался — от жестоких побоев… Конец жизни страшный!»

На самом деле М.В. Родзянко приехал в Белград в 1920 году, но даже в Королевстве СХС, в стране, которая стала вторым домом для значительной части белой эмиграции, он вряд ли мог чувствовать себя комфортно. В политической деятельности он не участвовал, а со стороны монархистов была устроена его ожесточенная травля. Генерал П.Н. Врангель даже открыто заявил: «Нам нужно было указать на кого-нибудь как виновника революции, и мы избрали вас».

В результате в Белграде М.В. Родзянко сильно бедствовал. Факт избиения бывшими белыми офицерами имел место. После этого бывший председатель Госдумы умер в одном из государственных госпиталей Белграда. Произошло это 24 января 1924 года, когда Михаилу Владимировичу было всего шестьдесят пять лет. Так как умер он в полной нищете, хоронили его на Русском кладбище в Белграде на деньги правительства Королевства СХС, симпатизировавшего в то время русским эмигрантам.

* * *

У М.В. Родзянко было два брата. Один из них, Николай Владимирович Родзянко, умер в 1918 году. Второй брат, Павел Владимирович Родзянко, бывший ротмистр Кавалергардского Ее Величества полка, также эмигрировал в Королевство СХС и умер в Белграде в 1932 году. Там же в 1944 году умерла и его жена — Мария Павловна Голицына.

Как мы уже говорили, женой М.В. Родзянко была Анна Николаевна Голицына. Она умерла в 1929 году.

Их сын, Михаил Михайлович Родзянко, окончив Московский университет, с 1919 года жил в Королевстве СХС. В 1946 году он переехал во Францию, а в 1951 году — в США, где посвятил себя церковному пению. Он умер в 1956 году.

Его дочь, Мария Михайловна Родзянко, вышла замуж за художника Н.С. Муравьева и в эмиграции жила в Париже. В 1946 году, подобно многим эмигрантам, с восторгом приняв Победу, они с мужем подали прошение на получение советского гражданства. Они уже были готовы к отъезду в СССР, но внезапно у Н.С. Муравьева обнаружили туберкулез, и возвращение пришлось отложить. По всей видимости, это спасло их от очень серьезных неприятностей. И все-таки они вернулись в СССР, правда, уже через два года после официального осуждения культа личности И.В. Сталина. Родина встретила их не слишком ласково, и вместо Ленинграда и Москвы им пришлось поселиться в Донбассе, в городе Рубежное, в месте, где воздух никак не подходил для туберкулезного больного.

Еще один сын М.В. Родзянко, Георгий Михайлович Родзянко, умер в 1919 году. Он был женат на Татьяне Николаевне Яшвиль, которая умерла в эмиграции в 1933 году. Сначала она жила в Константинополе, а затем, в 1922 году, переехала в Прагу, где занималась шитьем для церкви.

Александр Павлович Родзянко, племянник М.В. Родзянко, дослужившийся к 1919 году до чина генерал-лейтенанта и бывший помощником, генерала Н.Н. Юденича, был командирован последним в Англию с целью добиться финансовой и материальной помощи для восстановления боеспособности Северо-Западной армии. Не добившись помощи от Англии, он в 1920 году переехал в Германию, а потом — в США. Он умер б мая 1970 года в Нью-Йорке.

Также в Нью-Йорке, в 1997 году, умерла одна из внучек М.В. Родзянко, Анна Михайловна Родзянко, родившаяся в 1909 году в Санкт-Петербурге. Однако наибольшую известность получил Владимир Михайлович Родзянко, внук М.В. Родзянко, родившийся в 1915 году в родовом имении Отрада Екатеринославской губернии, где его отец — Михаил Михайлович Родзянко — прилежно занимался хозяйством.

В 1920 году его семья эмигрировала в Королевство СХС. Там он окончил 1-ю Русско-Сербскую гимназию в Белграде и богословский факультет Белградского университета. В годы учебы он познакомился с митрополитом Антонием (Храповицким), что не могло не оказать решающего влияния на всю его последующую жизнь. В 1939 году он стал священником Сербской православной церкви. Во время Второй мировой войны он был настоятелем сельского прихода и секретарем отделения Красного Креста. Множество людей были обязаны ему спасением от ужасов войны, но в 1949 году, после прихода к власти коммунистов, он был арестован за «незаконную религиозную пропаганду» и приговорен к восьми годам исправительных работ. Отсидев в лагерях два года, благодаря вмешательству архиепископа Кентерберийского, который знал его по работе над диссертацией в Оксфорде, он был освобожден и выслан из страны. С 1952 года он жил в Англии, служил священником сербского храма в Лондоне и в течение двадцати шести лет вел религиозные передачи по Би-Би-Си для слушателей в СССР и Восточной Европе.

В 1978 году он был пострижен в монахи с именем Василий, а в 1980 году стал епископом Вашингтонским. Потом в течение четырех лет он управлял епархией Сан-Франциско, после чего был отправлен на покой. Написав множество статей в различных религиозных сборниках и журналах, он скончался в Вашингтоне в ночь на 17 сентября 1999 года.

Страсти по Василию Витальевичу Шульгину

Наряду с генералом П.Н. Врангелем и лидером «октябристов» М.В. Родзянко одним из самых известных «русских белградцев» был Василий Витальевич Шульгин — один из лидеров фракции националистов в Государственной думе, который вместе с А.И. Гучковым в марте 1917 года принял на станции Дно манифест об отречении, подписанный императором Николаем II.

В.В. Шульгин родился в 1878 году в профессорской семье. Его отец умер в год его рождения, и мальчика в патриотическо-монархическом духе воспитывал отчим — профессор Д.И. Пихно. После окончания гимназии и юридического факультета Киевского университета В.В. Шульгин начал заниматься журналистикой и вскоре стал одним из ведущих журналистов основанной его отцом, а затем редактировавшейся его отчимом националистической газеты «Киевлянин».

Занимаясь политикой, В.В. Шульгин избирался от Волынской губернии во II, III и IV Государственные думы, где был одним из лидеров правых, а затем националистов. В Госдуме он выделялся подчеркнуто корректными манерами, говорил медленно, но искренне и весьма иронично. В 1908 году он выступил против отмены смертной казни, всегда был убежденным сторонником П.А. Столыпина и его реформ. Депутатскую деятельность в Госдуме он совмещал с работой в газете «Киевлянин», которую возглавил в 1913 году. С началом Первой мировой войны он добровольцем ушел на фронт и был там тяжело ранен. В августе 1915 года он был избран Госдумой в состав Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. Одновременно с этим он сблизился с П.Н. Милюковым и М.В. Родзянко и вошел в состав руководства так называемого «Прогрессивного блока», требовавшего создания «правительства доверия».

После Февральской революции 1917 года В.В. Шульгин был избран членом Временного комитета Госдумы и принимал участие в формировании Временного правительства. 2 марта 1917 года он вместе с военным и морским министром Временного правительства А.И. Гучковым принял отречение Николая II в пользу сына Алексея при регентстве великого князя Михаила Александровича, а затем присутствовал при отказе последнего (он был в числе тех, кто готовил и редактировал акт отказа Михаила Александровича от престола).

После Октябрьской революции В.В. Шульгин, считая монархию высшей ценностью для России, стал одним из организаторов и идеологов Белого движения. Он был активным соратником А.И. Деникина и П.Н. Врангеля. Во время Гражданской войны он потерял двух своих сыновей: старший сын Василий был убит петлюровцами, а Вениамин, поручик Добровольческой армии, пропал без вести.

* * *

1920 год застал В.В. Шульгина в Одессе. Перебравшись в Румынию, в числе других солдат и офицеров он был разоружен и выдворен за пределы румынской территории. Вернувшись уже в «красную» Одессу, он нелегально прожил там до июля 1920 года, затем выехал в Крым, в армию барона П.Н. Врангеля. Из Крыма, потеряв в суматохе Гражданской всю свою семью, он выехал в Константинополь.

На эмигрантском пароходе он познакомился с дочерью генерала Д.М. Сидельникова. Мария Дмитриевна была вдвое младше его, но у них начался любовный роман, который продолжился за границей. Однако тут вдруг нашлась его первая супруга Екатерина Григорьевна, но В.В. Шульгин в 1923 году добился ее согласия на развод и уже осенью 1924 года обвенчался с Марией Дмитриевной. Отметим, что судьба Екатерины Григорьевны после этого сложилась трагически — она покончила жизнь самоубийством.

С осени 1922 года по август 1923 года В.В. Шульгин жил под Берлином, потом — во Франции и Королевстве СХС. С момента образования РОВСа он был членом этой организации и выполнял отдельные поручения начальника врангелевской контрразведки Е.К. Климовича, по заданию которого он связывался с руководством подпольной антисоветской организации «Трест» и нелегально посещал Советскую Россию. В частности, в ночь на 23 декабря 1925 года он нелегально перешел границу и прибыл в Минск, откуда переехал в Киев, а затем в Москву. Проживая на даче под Москвой, он провел несколько встреч с А.А. Якушевым, а также с другими членами «Треста».

Считается, что поездка В.В. Шульгина в СССР проходила полностью «под колпаком» ГПУ, которое фактически «инсценировало отвлекающий маневр — так называемую акцию Шульгина» для того, чтобы ввести в заблуждение белоэмигрантские круги. В результате В.В. Шульгин «случайно» узнал, что его сын, пропавший без вести во время Гражданской войны, находится в сумасшедшем доме близ украинского города Винницы. Тогда он обратился к А.А. Якушеву с просьбой организовать ему тайный визит в Советский Союз, чтобы он мог повидаться с сыном. В.В. Шульгина переправили через границу, но вместо встречи с сыном ему устроили «своеобразные смотрины трестовской гвардии в Киеве, в Москве и затем в Ленинграде».

М.И. Умнов в книге «Всемирная история шпионажа» по этому поводу пишет:

«Чекистам удается создать иллюзию многочисленности и влиятельности подставной организации. Его даже знакомят с подпольным „министром финансов“ оппозиции, роль которого исполнил агент Опперпут… Через год Шульгина, так и не повидавшего сына, которого якобы перевели в другую больницу, стали готовить в обратный путь. Вероятно, доверие Шульгина к „Тресту“ было безграничным, если Якушеву удалось уговорить Шульгина написать что-то вроде путевых заметок, в которых была бы отражена деятельность „Треста“. По прибытии в Белград Шульгин действительно набрасывает заметки о своем путешествии и даже посылает черновик в Москву для сверки».

В 1930 году В.В. Шульгин окончательно перебрался в Белград. Считается, что толкнула его на это его жена Мария Дмитриевна. Дело в том, что там жил ее отец-генерал, он был уже совсем пожилым человеком, и ей хотелось находиться рядом с ним. Многие не понимали тогда, как можно из Франции уехать в Югославию, что там делать, но влюбленный В.В. Шульгин всем отвечал, что все понимает, но поступить иначе не может.

Живя в Белграде, В.В. Шульгин работал бухгалтером и много печатается в эмигрантской периодике. В частности, он выдвигал идею о том, что «Белая Мысль» может восторжествовать под «красной оболочкой», что большевики фактически ведут дело к возрождению единой России, оплодотворенной энергией Белого движения. Впечатления от поездки в Советскую Россию В.В. Шульгин изложил в книге «Три столицы», которая была издана в 1927 году в Берлине. В этой книге он отдал должное успехам новой власти, что сильно подорвало доверие к нему со стороны русских эмигрантов. После этого В.В. Шульгин полностью отошел от какой бы то ни было политической деятельности и обосновался в Сремских Карловцах.

* * *

В 1944 году, после освобождения Белграда Советской армией, В.В. Шульгин был арестован СМЕРШем. По поводу того, как это произошло, существует две версии. Одну из них излагает К.И. Кривошеина, которая пишет:

«Далее я приведу рассказ самого Шульгина моему тестю И.А. Кривошеину:

„К концу первой недели входа Красной армии в Сербию звонят мне в дверь. Открываю, на пороге несколько советских офицеров, в руках огромные пакеты со снедью. „Вот, пришли навестить и отдать должное знаменитому человеку!“ — представились они. Улыбчивые, симпатичные, я пригласил их войти, накрыли стол, развернули продовольственные пакеты. Старший из гостей предлагает: „Давайте, выпьем!“ Я, говорю, совсем не пьющий. „Ну, за Победу, одну рюмку! Вы должны!“ Не посмел отказаться. Следующее мое воспоминание — гул самолета, летящего в Москву. Очнулся я на Лубянке“».

Согласно другой достаточно распространенной версии, 24 декабря, в семь часов утра В.В. Шульгин возвращался домой с бидоном молока. Он ходил за ним каждое утро на окраину города. На этот раз недалеко от дома его остановил солдат и попросил пройти к коменданту.

— Хорошо, — сказал В.В. Шульгин, — только занесу молоко домой.

— Да не стоит, — возразил солдат. — Ведь на пять минут всего.

Оказалось, что не на пять минут, а на всю оставшуюся жизнь…

Как бы то ни было, после проведения первичного допроса в комендатуре В.В. Шульгина арестовали, потом вывезли в Венгрию, а затем Москву, где его арест был оформлен процессуально. После предъявления обвинения и проведения следствия, которое продолжалось более двух лет, В.В. Шульгин, по решению Особого совещания при МГБ СССР, был приговорен «за враждебную коммунизму и антисоветскую деятельность» к тюремному заключению сроком на двадцать пять лет. Свой срок В.В. Шульгин отбывал во Владимирской тюрьме, где среди его сокамерников находились и философ Д.Л. Андреев, и князь П.Д. Долгоруков, и генералы вермахта, и японские военнопленные.

* * *

В 1953 году умер И.В. Сталин, и наступила иная эпоха. В результате, в 1956 году В.В. Шульгин был освобожден, и ему позволили поселиться вместе с женой. Вначале они жили в доме престарелых города Гороховец Владимирской области, а затем во Владимире, где им выделили отдельную комнату. Более того, В.В. Шульгину позволили заниматься литературной деятельностью, и в 1961 году в своей книге «Письма русским эмигрантам» он написал:

«То, что делают коммунисты в настоящее время, то есть во второй половине XX века, не только полезно, но и совершенно необходимо для 220-миллионного народа, который они за собой ведут. Мало того, оно спасительно для всего человечества, они отстаивают мир во всем мире».

В дальнейшем он принял участие в художественно-публицистическом фильме «Перед судом истории», снятом режиссером Ф.М. Эрмлером, сыграв самого себя. Ему позволили принимать гостей и даже иногда выезжать в Москву, где, например, в октябре 1961 года он был гостем XXII съезда КПСС. Очевидно, что официальные власти решили использовать «перевоспитавшегося» В.В. Шульгина в пропагандистских целях. Старика можно было увидеть рядом с Н.С. Хрущевым в правительственной ложе Большого театра. Его фактически представили советскому народу. И загранице тоже. Он считался чуть ли не любимцем Н.С. Хрущева. Постепенно к В.В. Шульгину началось паломничество. К нему, в частности, приезжал режиссер С.Н. Колосов, снимавший фильм об операции «Трест», приезжали А.И. Солженицын, М.Л. Ростропович, И.В. Ильинский, В.А. Солоухин, И.С. Глазунов и многие другие. В это же время неожиданно нашелся его младший сын Дмитрий, проживавший в США. Они вступили в переписку, и В.В. Шульгин обратился к властям с просьбой о поездке к нему. Однако на это пришел ответ: «Нецелесообразно». Сына он так и не увидел, а затем скончалась его супруга. Одинокому старику стали помогать соседи, которые готовили ему обед и ходили за покупками.

Василий Витальевич Шульгин умер во Владимире 13 февраля 1976 года на девяносто девятом году жизни, а в 2001 году по заключению Генеральной прокуратуры Российской Федерации он был реабилитирован.

Если в 1929 году на территории Королевства СХС, которое с 6 января этого года стало называться Королевством Югославия, проживало от 32 000 до 34 000 эмигрантов из России, то к 1934 году их численность сократилась до 27 500 человек. Примерно такой же она была и в 1936–1937 годах (27 400—27 150 человек).

Как видим, общее число русских эмигрантов в стране в 30-е годы стабилизировалось. Объясняется это тем, что в начале 30-х годов в условиях мирового экономического кризиса практически прекратилось организованное переселение беженцев в Западную Европу и Америку. Конечно, отдельные перемещения в поисках хорошей работы и лучшей жизни продолжались, но они уже не носили столь массового характера, как в 20-е годы. Некоторое же уменьшение числа русских в гораздо большей степени связано с отрицательным естественным приростом, то есть с превышением смертности над рождаемостью.

По словам профессора Мирослава Йовановича, «тенденция стабилизации числа русских беженцев на Балканах, начавшаяся в начале 1930-х годов, продолжилась до конца этого десятилетия».

СОСТАВ РОССИЙСКИХ БЕЖЕНЦЕВ

Если в 1922 году мужчины составляли почти 71 % беженцев, то к весне 1931 года их доля сократилась до 65 %. Соответственно, доля женщин увеличилась с 29 % до 35 %.

Возрастная структура русской эмиграции в 30-е годы практически не изменилась. Так, например, в марте 1931 года доля взрослых людей в возрасте от 25 до 60 лет составляла 79,9 %, что ни в коей мере не похоже на ситуацию в стране, из которой эти люди приехали.

При этом доля детей в возрасте до 15 лет несколько снизилась и составила 4,3 %, а доля пожилых людей в возрасте от 60 года и старше несколько возросла и составила 6,6 %. Объясняется это низкой рождаемостью в эмигрантской среде и естественным старением эмигрантской группы.

В 1931 году в среде русских эмигрантов в Югославии более 90 % приходилось на православных. Естественно, они стремились осесть в восточной (православной) части Югославии, население которой было дружески к ним расположено. Но более всего русские эмигранты стремились поселиться в Белграде. С одной стороны, многие из них только в столице могли устроиться на работу, где были востребованы их знания (как мы уже говорили, русские эмигранты по всем стандартам того времени были исключительно образованными и профессионально подготовленными людьми, принадлежавшими к типично городскому населению). С другой стороны, сельская среда просто не могла предложить всем эмигрантам адекватную работу.

Наибольшим спросом пользовались следующие профессии: преподаватели университетов, инженеры, техники и врачи. Но, и это понятно, количество подобных мест было ограничено, а спрос имел очень высокую степень географической концентрации. При этом, по оценкам, более 50 % русских эмигрантов в Югославии начала 30-х годов относились к группе материально необеспеченных, что никак не вязалось с их относительно недавней принадлежностью к общественной элите той страны, откуда они прибыли.

Именно поэтому, несмотря на то, что общее число русских беженцев в Югославии сократилось, в Белграде их количество постоянно росло, вопреки неоднократным попыткам властей законодательно ограничить русским эмигрантам возможность селиться в столице.

По некоторым оценкам, в начале 30-х годов уже примерно треть всех русских, осевших в Югославии, проживала в Белграде. Таким образом, можно утверждать, что «русских белградцев» было примерно 10 000 человек.

«СВОИ» — «ЧУЖИЕ»

Как утверждает профессор Мирослав Йованович, в 30-е годы в Югославии «разноликая масса беженцев перерастала в специфическую социальную группу с особыми представлениями о себе и целях, к которым следует стремиться».

Фактически можно утверждать, что русские в Югославии представляли собой специфический срез общества, характеризующийся пусть родственной, но все же весьма отличной культурой. Как следствие, контакт «русских» и «местных» привел к созданию особых взаимоотношений, которые могут быть выражены понятиями «свои» и «чужие». «Свои» при этом абсолютно доминировали по численности, правам и общественному положению, а «чужие» находились в подчиненном и зависимом положении. При этом, по словам Мирослава Йовановича, «эмигрантская группа не имела никаких реальных и действенных рычагов, которыми бы она могла изменить свое политическое и общественное положение».

«Русский мир» в Югославии был в основном городским и образованным, «местный» — в основном сельский (80 % населения Югославии проживало в деревнях) и неграмотный (свыше 50 % населения Югославии не имело образования). При этом, безусловно, отношение к русским среди тех же сербов всегда было братским, учитывающим все то, что Россия сделала для Сербии. Но, несмотря на это, к сожалению, «чужим» не повезло: они оказались в мире сельской патриархальной Югославии, которая, особенно в провинции, просто не имела ни потребности, ни возможности использовать знания и образование русских.

ИНТЕГРАЦИЯ РУССКИХ В ЮГОСЛАВСКОЕ ОБЩЕСТВО

Говоря об интеграции русских в югославское общество, нельзя не упомянуть о ряде неприятных инцидентов в русско-сербских отношениях, имевших место в 30-е годы. В частности, в 1932 году в мировой прессе, в том числе и в югославской печати, началась травля русских беженцев в связи с убийством эмигрантом Павлом Тимофеевичем Горгуловым президента Франции Поля Думера.

Этот человек был родом с Кубани, участвовал в Первой мировой войне и в 1921 году покинул Россию. Несколько лет он жил в Праге, окончил там Карлов университет, а потом переехал в Париж, где занимался врачебной практикой и литературой (под псевдонимом Павел Бред в 1932 году он даже издал сборник повестей и стихов «Тайна жизни скифов»). По своим взглядам он был националистом, склонным к фюрерству и жесткой дисциплине. 6 мая 1932 года он несколько раз выстрелил в президента Франции Поля Думера, считавшегося воплощением республиканских добродетелей и патриотизма.

Советская и зарубежная левая печать тут же изобразила П.Т. Горгулова типичным «озлобленным белогвардейцем», стремившимся вовлечь Францию в войну с СССР. С другой стороны, выдвигалась версия, согласно которой П.Т. Горгулов мог быть агентом ОГПУ — провокатором, чей поступок должен был восстановить французское правительство против русской эмиграции. Как бы то ни было, 1 сентября 1932 года П.Т. Горгулов был казнен.

В это время в газете «Jugoslovenska politika» появился ряд статей, в которых, намеренно сгущая краски, резко противопоставлялась «роскошь русских» и «прозябание югославов». Об этом свидетельствуют, например, такие заголовки статей, как «Русские наслаждаются — наши голодают», «Русские нас давят», «Русские взбесились».

Конечно же, все это имело мало отношения к реальной действительности, в которой многим русским в Югославии приходилось жить подаянием. В самом деле, до роскоши ли было тем, кто не смог приспособиться к новым условиям жизни и не смог выучить сербский язык.

В письме русского представителя В.Н. Штрандмана от 1 сентября 1936 года принцу-регенту Павлу говорилось: «Министерство внутренних дел, за весьма редкими исключениями, отказывается принимать эмигрантов в югославское подданство, что лишает их права искать заработок даже на иностранных предприятиях, которым предлагается оказывать строгое предпочтение национальным рабочим… Уже сейчас имеются весьма тяжелые случаи, например, отказ принимать на работу русских только потому, что они русские… Число погибающих русских, умирающих вследствие острого недоедания, с каждым днем увеличивается, а зачастую имеются случаи, когда люди доходят до полного отчаяния».

По оценке В.И. Косика, «в этих строках было намеренное обострение ситуации. Но здесь не надо забывать, что король Александр был уже в могиле, а в самой Сербии подросло послевоенное поколение, требовавшее, своего „места под солнцем“. Русские, оставившие свою „богатую родину“, стали мешать».

В.А. Маевский в своей книге «Русские в Югославии», изданной в Нью-Йорке в 1966 году пишет:

«В 1936–1937 гг. сербское государственное радио занималось тем, что издевалось над русской нацией и, перейдя все границы приличия… В сербскую народную массу бросали по радио… ложь, что русские позанимали места в министерствах, что они сидят паразитами на шее сербов… Травля национальной русской эмиграции выгодна была и для просоветских элементов. Все мы знаем, что „в семье не без урода“… но это… не дает никому права из-за таких уродов клеймить всю нацию. Только в феврале 1937 года ряд русских и сербских деятелей посетили директора „Радио А.Д.“ генерала Калафатовича и заявили следующее: „На всем свете нет ни одного радио, которое бы так возмутительно дискредитировало русскую эмиграцию, кроме… Белграда и Москвы. Мы, сербы, в своем же доме позволяем себе оскорблять русских, — тех русских, которые в европейскую войну защищали Белград и погибли на Салоникском фронте… Но, не говоря уже о мертвых, просто недостойно для сербов оскорблять тех братьев-русских, которые теперь в беде, потеряв свою родину, мучаются и страдают по всему свету… Есть две нации без отечества: это — русские и евреи. Однако почему-то нападают только на русских“».

Протест был принят, и травля была прекращена.

Как видим, интеграция русских в югославское общество в 30-е годы происходила не без «накладок», однако в целом можно утверждать, что официальная политика Белграда по отношению к русским эмигрантам отличалась толерантностью и «культурным плюрализмом».

И.Г. Грицкат-Радулович по этому поводу пишет:

«В Сербии русские живут и хорошо, и плохо, и на уровне своих возможностей, и ниже его, порой нечисто и комично, бедно и убого. Но им в этой стране все-таки досталось меньше всего унижений. Тут почти и нет той кабацкой распоясанности и слезливости, которую мы достаточно часто можем встретить там, у парижских шоферов или нью-йоркских ночных сторожей».

По словам Мирослава Йовановича, благодаря правительству Югославии культурные образцы и правила поведения русских «поддерживались и сохранялись», в то время как в Румынии или Турции государственная политика «была крепко связана с идеей ассимиляции, понятой как полное принятие эмигрантами культурных образцов и правил поведения». По его мнению, приспособление русских к жизни в Югославии шло «от идеи скорого возвращения к идее „миссии“ русской эмиграции».

* * *

Говоря о «миссии» русской эмиграции, нельзя не отметить, что в 30-е годы в Белграде был создан ряд организаций, которые призваны были содействовать сохранению русского языка и русской культуры. Так, например, в конце 20-х годов был создан Союз ревнителей чистоты русского языка, программа которого основывалась на лозунге «Человек, который не говорит и не думает на русском языке, перестает быть русским». В конце 30-х годов в этот Союз входили 114 человек, в основном преподавателей и учеников Русско-Сербской гимназии в Белграде.

В 1931 году в Белграде были открыты Высшие военно-научные курсы под руководством генерала Н.Н. Головина, на которых русские офицеры могли обучаться по полной программе курса академии Генштаба. Их руководящий и профессорский состав состоял из 19 человек, состав которых был дополнен восемью лучшими выпускниками первого выпуска. Всего в Белграде на курсах обучалось около 200 офицеров, из которых полный курс закончили 77 человек. Главным руководителем курсов был генерал-лейтенант Н.Н. Головин, его помощниками — генерал-лейтенант М.И. Репьев, полковник А.А. Зайцов и полковник Н.В. Пятницкий.

Для помощи «своим» организовывались кассы взаимопомощи и различные фонды. Одна из таких касс взаимопомощи существовала при Союзе русских инженеров в Югославии. Известно, например, что для того, чтобы обеспечить эту кассу средствами, в 1936 году был организован ряд благотворительных вечеров. В 1938 году было проведено два таких вечера с лотереями. Выручка в 2600 динаров была сразу отдана взаймы наиболее нуждавшимся членам.

Важную роль в сохранении «русского духа и русской культуры» играл и созданный в 1928 году Русский научный институт (РНИ), содержавшийся на деньги югославского правительства.

Вначале в состав РНИ входил 21 специалист. Большинство были инженерами: В.И. Баскаков, Ю.Н. Вагнер, Н.И. Васильев, Д.Ф. Конев, А.И. Косицкий, Т.В. Локоть, И.П. Марков, Г.Н. Пио-Ульский, И.С. Свищев, В.В. Фармаковский. В 1938 году в составе РНИ было уже 58 ученых.

Первоначально Институт размещался в здании Сербской академии наук и искусств, в самом центре Белграда, и только после постройки Русского дома в 1933 году Институт переехал под «русскую крышу».

Председатель РНИ академик Ф.В. Тарановский, выступая на открытии Русского дома, сказал:

«Мы, русские ученые, прибывшие в Югославию, оказались в положении лучшем, чем все наши коллеги в эмиграции, ибо в значительном большинстве, почти все, мы оказались у своего дела и остаемся при нем либо в качестве преподавателей в высших учебных заведениях, либо в качестве сотрудников в различных специальных учреждениях научного характера… Наш долг заключается в том, чтобы культивировать свободную русскую науку. Ради осуществления этой задачи, мы с самого начала объединялись, дабы соединенными силами продолжать славные традиции русской науки и в них воспитывать нашу русскую молодежь. К этого рода деятельности нашей относятся наши лекции по русской истории, русской литературе, русской философии, русскому праву, которые мы читали в местных университетах на русском языке специально для студентов русских и в русских народных университетах для более широких кругов русской эмиграции… Все, что мы раньше делали для культивирования свободной русской науки, приобрело с основанием Института прочность и обеспеченность для дальнейшего систематического развития. Русский научный институт в Белграде стал в значительной мере общим научным центром для всей русской эмиграции».

С этими словами трудно не согласиться — ведь по приглашению Института в нем работали Дмитрий Мережковский, Константин Бальмонт и Игорь Северянин, известный специалист по аэродинамике Д.П. Рябушинский, выдающийся биолог, член Пастеровского института в Париже С.И. Метальников и многие другие выдающиеся ученые и деятели русской культуры. РНИ выделял стипендии молодым талантливым исследователям, например К.П. Воронцу, чья последующая научно-исследовательская деятельность прославила Россию и Сербию в области теоретической и прикладной механики.

В 1928 году в Белграде был создан Русский культурный комитет (РКК), который, по словам его председателя Александра Белича, которого по праву называют «опекуном» русских, имел целью подъем и развитие тех граней жизни, «без которых особенно русский интеллигентный человек считает себя вычеркнутым из культурной жизни».

2 февраля 1930 года в РКК была поставлена задача постройки Дома русской культуры имени императора Николая II. В качестве архитектора пригласили В.Ф. Баумгартена, исполнителем строительных и столярных работ стало предприятие архитектора М. Секулича, остальные работы по установке необходимого оборудования доверены фирме «Прогресс». Дом был построен в рекордно короткий срок — уже в 1933 году все работы были завершены. Этот дом, дорого обошедшийся югославской казне, стал центром политической, научной и культурной жизни русской эмиграции в Белграде.

В нем в 30-е годы были открыты Русский научный институт, Русская публичная библиотека и издательский комитет, Музей императора Николая II, Музей русской кавалерии, мужская и женская русско-сербские гимназии, Русское музыкальное общество, Союз русских художников, концертно-театральный зал, читальни, выставочные салоны. По словам В.И. Косика, «все эти учреждения, объединенные под одной крышей, являлись средоточием всего того, что русская диаспора создавала в королевстве Югославия».

В великолепном концертно-театральном зале Дома русской культуры шли спектакли Русского общедоступного театра, выступали многие знаменитости. В частности, «русские белградцы» могли видеть там Ф.И. Шаляпина, на короткое время заехавшего в Белград. Там пела и Н.В. Плевицкая, там в 1933 году с успехом проходили гастроли замечательной русской актрисы Е.А. Полевицкой, там в 1934 году выступил с несколькими лекциями генерал А.И. Деникин, посетивший Белград (наибольший интерес вызвала его лекция «Международное положение России и эмиграция»).

Профессор Мирослав Йованович по этому поводу замечает:

«Объединение эмигрантов в различные общества и союзы представляло собой попытку сохранить в изгнании наиболее важные элементы утраченной русской общественной жизни, жить „по-старому“ и сохранить старые общественные ценности».

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ РАСКОЛ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

В 1936 году произошло важное событие в жизни Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ) — скончался и был похоронен в усыпальнице Иверской часовни в Белграде первый председатель ее Архиерейского синода митрополит Антоний (в миру — Алексей Павлович Храповицкий).

Этот человек родился в 1863 году в семье генерала Павла Павловича Храповицкого. В девятилетнем возрасте, вопреки его желанию учиться в духовном училище, он был отдан в 5-ю санкт-петербургскую гимназию, имевшую репутацию одной из самых строгих в столице. В 1881 году, после окончания гимназии, он поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, что для сына дворянина было тогда шагом чрезвычайно необычным, ибо туда шли преимущественно выпускники семинарий, то есть дети духовенства.

После окончания Академии, в 1885 году, он принял постриг в академической церкви и был наречен Антонием. Потом несколько лет он преподавал, в 1888 году-получил ученую степень магистра богословия, а в 1890 году был возведен в сан архимандрита и стал ректором Московской духовной академии.

В дальнейшем он стал епископом, потом архиепископом и доктором богословия. В ноябре 1917 года он был избран митрополитом Харьковским, а в мае 1918 года — митрополитом Киевским и Галицким. С мая 1919 года он фактически возглавлял Высшее церковное управление Юга России на территориях, подконтрольных Белому движению.

В марте 1920 года он покинул Россию, прибыл в Афины, а оттуда перебрался на Афон, однако уже в сентябре его вызвал в Крым генерал П.Н. Врангель. Из Крыма митрополит Антоний эвакуировался вместе с остатками армии и другими беженцами в Константинополь, а в феврале 1921 года он переехал в Королевство СХС, где в ноябре — декабре 1921 года был проведен Первый заграничный («Карловацкий») собор.

После этого до самой своей кончины в 1936 году митрополит Антоний возглавлял РПЦЗ.

* * *

Русская православная церковь заграницей (РПЦЗ) была учреждена в 1920 году на территории Королевства СХС русским духовенством, эмигрировавшим из Советской России. Фактически это была русская православная эмигрантская церковная организация, вышедшая из административного подчинения Московскому патриархату вследствие революции 1917 года в России и Гражданской войны. РПЦЗ объединила ряд епископов, оказавшихся в эмиграции и не пожелавших подчиниться Временному Патриаршему синоду во главе с митрополитом Сергием (Старгородским), считая его несвободным в своих решениях и находившимся под полным контролем руководства СССР.

Краткая история возникновения РПЦЗ такова.

В мае 1919 года в Ставрополе, на территории, контролировавшейся белыми, состоялся Южно-Русский Священный собор, на котором было образовано Временное Высшее церковное управление (ВВЦУ) Юга России под председательством архиепископа Новочеркасского и Донского Митрофана (Симашкевича).

После поражения армии А.И. Деникина на Кубани в марте 1920 года архиепископ Митрофан остался в России, затворившись в монастыре в Старочеркасске. После этого главой ВВЦУ стал митрополит Антоний, который первоначально считал, что деятельность ВВЦУ за границей следует прекратить, а духовное руководство беженцами из России должны взять на себя Поместные церкви. Однако, узнав о намерении генерала П.Н. Врангеля сохранить армию для возобновления борьбы с большевиками, он пришел к убеждению о необходимости сохранить российскую зарубежную церковную организацию.

Первое заседание ВВЦУ за границей под председательством митрополита Антония состоялось 19 ноября 1920 года на пароходе «Великий князь Александр Михайлович». В том же 1920 году в Константинополе было основано Высшее церковное управление (ВЦУ). Во главе этой организации встал митрополит Антоний, пользовавшийся огромным авторитетом в эмигрантской среде.

Из Константинополя митрополит Антоний в 1921 году был приглашен сербским патриархом Димитрием в Королевство СХС. Естественно, ВЦУ также с воодушевлением приняло приглашение патриарха Димитрия переехать в Королевство СХС в соответствии с решением Архиерейского собора Сербской православной церкви от 31 июля 1921 года. С этого момента ВЦУ находилось под его защитой с сохранением самостоятельной юрисдикции. Разместилось ВЦУ в Сремских Карловцах, в семидесяти километрах от Белграда, в помещениях Патриаршей резиденции. Следует отметить, что с этого момента Сремские Карловцы стали духовным центром русского зарубежья, а в 1921–1924 годах еще и местом пребывания Верховного главнокомандующего Русской армией генерала П.Н. Врангеля и его штаба.

В июле 1921 года в Сремских Карловцах было проведено первое заседание ВВЦУ за границей, а в ноябре того же года состоялся 1-й зарубежный (всезаграничный) Собор Русской православной церкви. Председателем этого Собора, фактически оформившего независимое русское церковное образование, был митрополит Антоний.

Тогдашний патриарх Московский и всея России Тихон (в миру — Василий Иванович Белавин) осудил этот Собор за принятые на нем политические решения и издал указ о том, что его послание о восстановлении на российском престоле «законного православного царя из дома Романовых» не выражает позиции РПЦ.

После этого, в сентябре 1922 года, была учреждена новая организационная структура — Архиерейский синод. С этого момента Карловацкий синод с митрополитом Антонием во главе был провозглашен главой РПЦЗ.

По сути, в состав РПЦЗ вошли не только епископы-эмигранты, но и те части Российской церкви, которые оказались вне пределов СССР: многочисленные приходы в Западной Европе, епархия в Америке, две епархии на Дальнем Востоке (Владивостокская и Пекинская), причем из Владивостокской епархии, до ноября 1922 года находившейся под Белой властью, была выделена еще третья дальневосточная епархия — Харбинская в Маньчжурии. Вошли в состав РПЦЗ также Православная духовная миссия в Палестине и приход в Тегеране.

В марте 1925 года патриарх Тихон, находившийся в Москве в строгой изоляции, скончался. По официальным данным, он умер от сердечной недостаточности, хотя существует версия о его отравлении. За несколько часов до смерти он якобы произнес: «Скоро наступит ночь, темная и длинная».

Согласно завещанию патриарха Тихона, его место занял митрополит Петр (в миру — Петр Федорович Полянский), но он отказался пойти на сотрудничество с властями СССР. В результате в декабре 1925 года он был арестован, и исполнение его обязанностей перешло к митрополиту Сергию (в миру — Ивану Николаевичу Страгородскому), принужденному согласиться на компромисс с большевиками.

После этого общение между Русской православной церковью и РПЦЗ прекратилось. Митрополит Антоний стал ярым оппозиционером митрополита Сергия и возглавляемого им де-факто Временного Патриаршего синода в Москве, находившегося под полным контролем руководства СССР. Со своей стороны, Московская патриархия запретила митрополита Антония и его сторонников, а «возникшее в Сремских Карловцах Высшее Управление русскими заграничными православными епархиями и общинами» объявила упраздненным и не имеющим канонической силы.

В сентябре 1934 года Архиерейский собор в Сремских Карловцах особым постановлением отверг Указ митрополита Сергия (это постановление было подписано семнадцатью епископами, не считая подписи митрополита Антония).

* * *

После смерти митрополита Антония его преемником стал митрополит Анастасий (в миру — Александр Алексеевич Грибановский). Уже он в августе 1938 года провел 2-й Всезарубежный собор РПЦЗ, который состоялся в тех же Сремских Карловцах.

Александр Алексеевич Грибановский родился в 1873 году в семье священника. После окончания Тамбовского духовного училища, а потом Духовной семинарии, он был послан в Московскую духовную академию, ректором которой в то время был Антоний (Храповицкий). Через год после окончания Академии он был пострижен в монашество с именем Анастасия. В 1901 году он был возведен в сан архимандрита, а еще через пять лет стал епископом Серпуховским и викарием Московской епархии, в обязанности которого входило совершение праздничных богослужений в большом Успенском соборе, храме Христа Спасителя и многих других московских храмах и монастырях.

В должности Московского викарного епископа Анастасий трудился около восьми лет. Во время Первой мировой войны он был на фронте, за что был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени, а затем получил и совсем необычную для духовного лица награду — орден Святого Александра Невского с мечами. В 1916 году он был возведен в сан архиепископа. В 1918 году он был избран членом Священного синода и одновременно Высшего церковного совета, а через год выехал в Константинополь, где ему было поручено управление православными русскими общинами Константинопольского округа.

В 1921 году по поручению ВЦУ он посетил Афон и Святую землю, а затем принял участие в состоявшемся в Сремских Карловцах 1-м Всезаграничном церковном соборе, возглавив на нем Отдел духовного возрождения. В 1935 году он был возведен в сан митрополита и оставлен на постоянное пребывание в Сремских Карловцах в качестве помощника находившегося в болезненном состоянии митрополита Антония, после чего уже ни у кого не было никаких сомнений в выборе достойнейшего ему преемника. Так митрополит Анастасий в 1936 году единодушно был избран на пост председателя Архиерейского синода и Собора РПЦЗ.

* * *

Фактически можно говорить о том, что именно в 30-е годы произошел окончательный раскол Русской православной церкви. Особенно очевидно это стало после того, как в 1930 году митрополит Евлогий (в миру — Василий Семенович Георгиевский), живший в Париже и управлявший всеми русскими православными церквями в Западной Европе, отказался подчиняться решениям Архиерейского Синода РПЦЗ.

Находясь в сложных отношениях с РПЦЗ, которой руководил митрополит Антоний, митрополит Евлогий в 1931 году перешел в юрисдикцию Константинопольского патриархата. Правда, в 1934 году он все же примирился с митрополитом Антонием, однако это решение не привело к объединению «карловчан» и «евлогиан».

Отношение русских эмигрантов к признанию Югославией СССР

Обычно, когда пишут об участии русских эмигрантов во Второй мировой войне, говорят в основном либо о русских, участвовавших в движении Сопротивления во Франции или Италии, либо о так называемых «коллаборационистах» (предателях, сотрудничавших с врагами своей родины, своего народа), при этом не затрагивая причин, подвигнувших людей на это дело.

К сожалению, о русских в Югославии в период с 1941 по 1945 год известно не так много.

Фактически, после революции Россию покинули несколько миллионов русских людей, причем это был не класс, не какая-то определенная группа, а часть народа — от верхнего слоя дворянства и интеллигенции до простых рабочих и крестьян. А еще была целая армия солдат и офицеров генерала П.Н. Врангеля, эвакуировавшаяся из Крыма.

Как мы уже говорили, многие из этих людей разными путями оказались на территории сначала Королевства СХС, потом (с 1929 года) Королевства Югославия.

В июне 1940 года Югославия признала СССР, и это совершило резкий поворот в судьбе очень многих русских эмигрантов, так как еще за два года до этого премьер-министр и министр иностранных дед Милан Стоядинович, проводивший линию на фашизацию страны, давал твердые заверения в непризнании Советского Союза.

Для многих русских эмигрантов это признание подорвало авторитет югославского правительства. Вместе с тем последовательно антикоммунистическая позиция германского правительства со времени прихода к власти Адольфа Гитлера весьма импонировала значительной части так называемых «белых русских». Особенно авторитет Германии поднялся во время гражданской войны в Испании 1936–1939 годов. Как известно, Германия и Италия оказывали поддержку войскам «мятежников» генерала Франко, а СССР — войскам республиканцев. В войсках республиканцев сражались более трех тысяч советских военных специалистов (летчиков, танкистов и т. д.), а добровольцы из Италии и Германии воевали за франкистов.

Но, как выясняется, была еще одна категория участников этих событий, воевавших на стороне Франко, — это были те, кто решил дать личный бой «мировому коммунизму» на испанской земле. Среди последних были и «белые русские» добровольцы, из которых был сформирован Русский национальный отряд. Эти люди считали эту войну продолжением Гражданской войны и были рады сражаться с «красными», пусть даже и с испанскими.

Военный переворот в Югославии

Как известно, в начале Второй мировой войны Югославия объявила о своем нейтралитете. Однако уже в конце ноября 1940 года Германия предложила Югославии заключить пакт о ненападении, а в декабре в Белграде была получена нота Германии с предложением к Югославии присоединиться к Тройственному пакту, подписанному представителями Германии, Италии и Японии и завершившему формирование фашистского агрессивного блока.

На встрече Гитлера с премьер-министром Драгишей Цветковичем, сменившим Милана Стоядиновича, Югославии в качестве территориальной компенсации за присоединение к пакту был предложен греческий порт Салоники. Переговоры продолжались около четырех часов, но последним словом Драгиши Цветковича было «нет».

После этого Гитлер встречался с Павлом Карагеоргиевичем по тому же вопросу о присоединении Югославии к Тройственному пакту.

Принц Павел Карагеоргиевич был двоюродным братом короля Александра I, а после убийства усташами последнего в 1934 году он был провозглашен регентом при своем племяннике — малолетнем короле Петре II. Принц-регент придерживался политики нейтралитета, считая, что Югославия абсолютно не готова к конфликту с Германией. Вопреки общественному мнению, 25 марта 1941 года он подписал декрет о присоединении Югославии к прогерманскому Тройственному союзу. Его действия вызвали волну негодования в Югославии, в Белграде начались массовые митинги и демонстрации протеста, и через два дня — 27 марта — Павел Карагеоргиевич был смещен со своего поста в результате военного переворота и вместе с семьей покинул Югославию.

Все члены кабинета министров были подняты с постелей и арестованы, а новым премьер-министром был избран генерал Душан Симович.

Весть о перевороте была встречена в Белграде восторженно. Уже в десять часов утра на улицах было полно людей с национальными флагами. Самыми популярными были лозунги «Лучше война, чем пакт!», «Лучше смерть, чем рабство!», «Нет войны без сербов!».

Германия отреагировала на переворот незамедлительно. Была принята директива о подготовке операции по захвату Югославии одновременно с вторжением в Грецию. Гитлер заявил: «Югославия будет разделена с беспощадной жестокостью».

30 марта югославские коммунисты обратились к правительству Душана Симовича с требованием заключить договор о сотрудничестве с СССР. В тот же день новое югославское правительство уведомило СССР о намерении защищаться от возможного германского нападения, о нежелании принимать помощь от Великобритании, о стремлении получить советское вооружение и о желании заключить «военно-политический союз на любых условиях, которые предложит советское правительство».

3 апреля на начавшихся советско-югославских переговорах югославская сторона предложила свой проект договора о дружбе и союзе, дав согласие на ввод в Югославию советских войск. В тот же день началась скрытая мобилизация югославской армии.

На следующий день В.М. Молотов проинформировал посла Германии графа фон дер Шуленбурга о предложении правительства Югославии заключить договор о дружбе и ненападении между Югославией и СССР, и что СССР принял это предложение. Советское правительство выразило надежду, что Германия сделает все, чтобы сохранить мир с Югославией. На это посол Германии ответил, что он сомневается, что момент для подписания договора выбран удачно. Он заявил, что политика Югославии не до конца ясна, а ее отношение к Германии «просто вызывающе». На это В.М. Молотов ответил, что Югославия подписала с Германией протокол о присоединении к Тройственному пакту, и югославский посол в Москве заверил советское правительство, что Югославия продолжает поддерживать этот протокол. Исходя из этого, советское правительство и решило подписать договор, что произойдет сегодня или завтра. Графа фон дер Шуленбург, в свою очередь, сказал, что Югославия до сих пор не подтвердила свое вступление в Тройственный пакт, и выразил сомнение в доброй воле югославского правительства. На это В.М. Молотов заявил, что он «убежден в мирных намерениях югославского правительства», что советское правительство хорошо «обдумало свой шаг и приняло окончательное решение».

Последствия оккупации Югославии

4 апреля 1941 года в Москве был подписан договор «О дружбе и ненападении» между СССР и Югославией, и в тот же день немецкие войска после артподготовки вторглись в Югославию с территории Румынии и Болгарии, развернув наступление на Белград. Одновременно с этим была проведена массированная бомбардировка Белграда немецкой авиацией. Атаке подверглись железнодорожные станции, электростанция, Министерство обороны, Генштаб, Военная академия, королевский дворец, гвардейские казармы, здание командования жандармерией, аэродром, университет и жилые массивы по всему городу. В общей сложности за день было сброшено около 360 тонн бомб. Около семисот зданий было полностью разрушено, более полутора тысяч — тяжело повреждены. Почти две с половиной тысячи жителей Белграда было убито, более десяти тысяч — ранено и покалечено.

12 апреля начали вторжение в Югославию венгерские войска союзника Гитлера Миклоша Хорти, а накануне усташский поглавник (вождь) Анте Павелич провозгласил независимость Хорватии и отозвал хорватские части из югославской армии. Боеспособность югославских войск была подорвана, они попали в окружение, и 13 апреля Белград пал, а 18 апреля капитулировала и вся югославская армия.

* * *

Несмотря на симпатии большей части русской эмиграции к Германии, с началом войны в апреле многие русские эмигранты явились на мобилизационные пункты, чтобы вступить в ряды Королевской Югославской армии, но им не удалось это сделать из-за быстрого развала армии и государства.

Разгром Югославии привел к ее разделу: на карте Европы появилось Независимое Государство Хорватия (НГХ) во главе с Анте Павеличем, созданное под полным контролем Германии. Интересно, что НГХ включило в себя не только территорию собственно Хорватии, но и Боснию и Герцеговину, а также западную часть Воеводины. В 1941 году это государство населяли 6,3 млн человек, и занимало оно площадь 92,5 тыс. кв. км.

С самого начала в НГХ начался массовый террор по отношению к православным сербам, а также к еврейскому и цыганскому населению.

На территории Сербии был создан так называемый «Протекторат Сербия». Лидеры сербских партий обратились к командующему оккупационными войсками с просьбой о создании сербского правительства для защиты прав сербского населения. Таким образом, было создано так называемое «правительство национального спасения» генерала Милана Недича. В это правительство вошли представители сербских некоммунистических партий, хотя коммунисты тоже сотрудничали с оккупационными властями вплоть до 22 июня 1941 года.

Но была еще одна сила, которая сразу же начала борьбу с оккупантами, — это была группа офицеров и солдат во главе с полковником Драголюбом «Дражей» Михайловичем, которая избежала плена и укрылась в лесах горного массива Равна Гора недалеко от города Вальева в Западной Сербии.

Фактически сразу после капитуляции югославской армии Драголюб Михайлович призвал солдат и офицеров отказаться ее принять. После этого его отряд направился в Сербию, а 11 мая — день его прибытия на Равну Гору — считается началом движения «четников» (по-сербски «чета» означает отряд). Четники придерживались монархической ориентации и признавали эмигрантское правительство в Лондоне. Вследствие этого они получали военную помощь от англичан и американцев.

Драголюб Михайлович считал, что силы не равны, и в открытое столкновение с противником вступать глупо. По его доктрине, надлежало повсеместно проводить акции саботажа и диверсий, вести разведывательную и подрывную деятельность, готовить народ к всеобщему восстанию, когда для этого создадутся подходящее условия.

До начала июля 1941 года в бывшей Югославии это было фактически единственное движение Сопротивления. Однако уже летом начали проявлять активность и коммунисты, ушедшие в подполье. Их движение поддерживалось Советским Союзом. Коммунистов возглавлял бывший капрал австро-венгерской армии Иосип Броз, имевший партийный псевдоним «Тито» и являвшийся первым секретарем КПЮ. При помощи СССР была создана Народно-Освободительная армия Югославии.

Вплоть до начала 1942 года коммунисты пытались наладить совместные действия с четниками, но Драголюб Михайлович после ряда встреч с Тито отказался от этого. После этого начались открытые военные столкновения между четниками и партизанами, то есть началась настоящая гражданская война. Основным районом действия четников была Сербия. Партизаны же действовали в основном на территории Хорватии, Боснии и Герцеговины (следует отметить, что до сентября 1944 года на территории Сербии не было ни одного крупного партизанского отряда).

После 22 июня 1941 года русская эмиграция разделилась на два лагеря: на тех, кто считал, что надо помочь Германии разгромить большевизм, и тех, кто был уверен, что надо забыть враждебное отношение к большевикам и помочь им разгромить врага.

Положение русских после оккупации Югославии

К сожалению, в апреле 1941 года немецкая армия в девять дней оккупировала Югославию.

С приходом немцев началась трагедия русских эмигрантов в Сербии. Очень многие в результате бомбардировки Белграда потеряли все свое имущество, а некоторые и своих родных.

В то время 25 000 эмигрантов — мужчин, женщин и детей, более двадцати лет живших в Сербии, были разбиты на множество организаций: от крайне правых до крайне левых. Большинство, естественно, составляли правые, немногие были левыми и только считаные единицы сделались настоящими фашистами.

Профессор Мирослав Йованович по этому поводу пишет:

«Самым тяжелым потрясением для всех русских, живших в Югославии, стала новая мировая война. В 1941 году старая идеологическая непримиримость привела некоторых в нацистский Русский охранный корпус в надежде попасть на Восточный фронт и бороться с большевиками. Но они остались в оккупированной Сербии в качестве подручных оккупантов. Другие, ведомые чувством патриотизма, в тот момент, когда Родина („кто бы ею ни управлял“) оказалась в опасности в результате нападения старых врагов — немцев, сформировали Союз советских патриотов… Третьи, как лояльные граждане нового Отечества, повинуясь мобилизации, участвовали в скоротечной апрельской войне 1941 года. Отдельные беженцы были отправлены в немецкие лагеря, на подневольный труд… Но большинство беженцев остались в оккупированной Сербии, повинуясь судьбе и обстоятельствам. Они пытались хоть как-то уберечься от навалившихся на них трудностей».

А трудности эти были немалыми. Дело в том, что сербское население в то время относилось к «белым русским» враждебно, так как многие сербы были настроены прокоммунистически и открыто мечтали о приходе Советской армии. В результате этого произошла масса инцидентов, столкновений и избиений русских эмигрантов.

Более того, уже летом 1941 года местными коммунистами был развернут настоящий террор против русских эмигрантов: вырезались иногда поголовно целые семьи, только до 1 сентября 1941 года было зарегистрировано более 250 случаев одиночных и групповых убийств.

В дополнение ко всем несчастьям, благодаря просоветскому настроению сербского правительства, последовало увольнение со службы русских, и «в один день» большая часть нашей эмиграции оказалась на улице без всякой помощи, средств к существованию и работы.

Эмигрантка Ольга Мирошниченко (урожденная Шуневич) писала об этом:

«Мы, русские эмигранты, очень обязаны сербам за их помощь в течение двадцати лет, и мы, конечно, им очень сочувствовали. Сербия была оккупирована немцами. Их положение трагически изменилось. Иностранные фирмы прекратили свое существование, был полный застой безработицы. Все русские эмигранты сразу были лишены работы, для нас было время крайне трагическое».

Русские участники движения сопротивления в Югославии

Как пишет В.И. Косик, «вхождение немецких, венгерских, итальянских, болгарских войск в Югославию и начавшаяся война против СССР поставили впрямую перед русским обществом в Югославии проблему выбора. Многие вступили в ряды Сопротивления: уходили в партизаны, переходили на нелегальную работу. Были и другие, кто посылал Гитлеру благодарственные телеграммы „за освобождение от двадцатилетнего рабства в Югославии“, кто заявлял: „Пришло наше время. Да здравствует Гитлер и мощная немецкая армия, с которой мы идем плечом к плечу в бескомпромиссной борьбе против наших смертельных врагов коммунистов“».

К сожалению, материалы о русских участниках движения Сопротивления в Югославии весьма скупы. В частности, имеющийся небольшой по объему материал о противниках «нового порядка» в среде русской эмиграции в основном относится к деятельности так называемого «Союза советских патриотов» (ССП), созданного в Белграде в 1941 году. Численность его была невелика (по некоторым данным, в него входили около 120 человек).

По словам Мирослава Йовановича, члены ССП «решили присоединиться к Народно-освободительному движению и КПЮ».

По своей структуре ССП был разбит на тройки. Первую составлял ЦК, куда входили Ф. Высторонский, В. Лебедев и И. Одишедидзе. Члены этой организации занимались посильной работой. Например, А.Г. Логунов в мае 1944 года занимался печатанием прокламаций, сбором санитарных материалов, участвовал в переправке людей в партизаны. Член ССП Е.К. Лобачева укрывала военнопленных, бежавших из немецких лагерей.

С течением времени ССП расширил свою деятельность, выйдя за границы Белграда. Многие члены ССП погибли, и к июлю 1944 года в его составе осталась лишь горстка людей. В частности, Ф. Высторонский попал в лагерь, откуда был этапирован в Германию, И. Одишелидзе погиб в бою, а В. Лебедев был заключен в спецтюрьму.

* * *

Почему же многие имена и судьбы русских людей, сопротивлявшихся фашизму на территории Югославии, канули в Лету? Все просто — в России их считали «недобитыми белыми», а в Югославии после войны — «сталинскими шпионами». Да и выжить удалось очень немногим.

Одним из тех, кому удалось выжить и даже вернуться на историческую родину, был Никита Ильич Толстой, родившийся в 1923 году в сербском городе Вршац. Его отец — Илья Ильич Толстой — был офицером российского флота, а дед — Илья Львович — вторым сыном Льва Николаевича Толстого. Никита Ильич был старшим в многочисленном роде Толстых.

После революции семья Ильи Ильича оказалась в Сербии. Жить было трудно, семья бедствовала, но это не помешало Н.И. Толстому получить отличное образование в 1-й Русско-Сербской гимназии в Белграде.

В 1941 году, после окончания гимназии, он начал работать, но фирма, где он трудился, после оккупации перешла в немецкие руки. Оставшись без средств к существованию, он стал сапожничать, а потом влился в партизанское движение в Югославии. В 1944 году он добровольно вступил в ряды Красной армии, был награжден боевыми медалями «За взятие Вены», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией».

В 1945 году он приехал в СССР и поступил на филологический факультет МГУ. Став кандидатом наук, он работал в Институте славяноведения, был секретарем Международного комитета славистов, председателем Российского комитета славистов. Долгие годы он преподавал в МГУ, стал профессором и доктором филологических наук. В 1984 году он был избран членом-корреспондентом Академии наук, а в 1987 году — действительным членом Академии наук. Умер этот выдающийся славист, филолог и фольклорист 27 июня 1996 года.

Участником партизанского движения в Югославии был также поэт и переводчик Алексей Петрович Дураков. Этот человек родился в 1898 году в имении Дураково-Черкасское Пензенской губернии. В России он учился в кадетском корпусе, до эмиграции жил во Владивостоке. В 1920 году он эмигрировал в Королевство СХС, учился в Белградском университете, был членом литературного кружка «Гамаюн» и белградского филиала парижского литературного объединения «Перекресток», печатался в русских изданиях Югославии, Чехословакии и Финляндии. Во время Второй мировой войны он стал партизаном и погиб в 1944 году в бою под Прогаром, защищая отход своего батальона пулеметным огнем.

Еще одним выходцем из России, погибшим в боях с гитлеровцами на территории Югославии, был Гусейн-Заде Мехти Ганифа-оглы. Этот человек родился в 1918 году в Баку. В 1936 году он окончил Азербайджанское художественное училище. В 1942 году он ушел на фронт, был командиром минометного взвода, участвовал в боях под Сталинградом. В августе 1942 года, тяжело раненный, он попал в плен, оказался в лагере военнопленных в Югославии. В лагере он создал подпольную антифашистскую организацию, сыгравшую большую роль в подготовке побега военнопленных. В начале 1944 года с группой товарищей он присоединился к югославским партизанам, у которых получил прозвище Михайло. В совершенстве владея немецким языком, он в форме фашистского офицера не раз ходил по городам и селам, занятым гитлеровцами, собирая необходимые партизанам разведывательные данные. Осенью 1944 года с группой партизан он осуществил смелую операцию по освобождению из тюрьмы 700 военнопленных, в том числе 147 советских солдат. Фашисты назначили за его голову большую награду. 16 ноября 1944 года он вместе с группой партизан попал в засаду и героически погиб в неравном бою (он подорвал себя гранатой, унеся с собой жизни двадцати пяти фашистов). В Словении и Сербии этому человеку поставлены памятники. В 1957 году ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

Также был в партизанах доктор филологии Илья Николаевич Голенищев-Кутузов, до войны преподававший в Белградском университете. А в 1944 году, когда Белград лежал в руинах, стала медицинской сестрой и перевязывала раненых звезда балета Н.В. Кирсанова.

Примеры подобного рода можно было бы продолжить, и все же приходится констатировать, что большая часть российских эмигрантов в Югославии не выступила против фашистов. Так уж получилось, что большинство в эмиграции составляли как раз те, кто, видя в большевизме исключительно антинациональную силу, поддержал немецких оккупантов, надеясь с их помощью «спасти» Россию от «большевистского рабства». Дело в том, что в июне 1940 года Югославия де-юре признала СССР, а русским эмигрантам запретили даже выражать свое несогласие с этим. Людей можно понять — в такой ситуации антикоммунистическая позиция Германии для них выглядела явно предпочтительней.

Принято считать, что основная часть русских эмигрантов переносила лишения военного времени, вообще не связывая себя с политикой. Но это не совсем так. Дело в том, что под влиянием советской пропаганды и в результате побед Советской армии настроения русских эмигрантов постепенно эволюционировали от одобрения борьбы гитлеровской Германии против коммунистического режима у себя на родине до определенной симпатии к СССР. По словам политического обозревателя В.В. Костикова, военные годы даже способствовали возникновению некоего «русско-советского патриотизма» в эмигрантской среде, благодаря которому враждебность многих русских к СССР сменилась искренним преклонением. Этот процесс достиг своего апогея после Сталинградской битвы 1943 года.

История русского корпуса

К сожалению, когда в Югославии вспыхнуло восстание, которое охватило почти всю страну, прокоммунистически настроенные местные жители, открыто мечтавшие о приходе Советской армии, усилили преследования русских эмигрантов.

В печати и по радио шли открытые выступления против «русов», которые якобы кормились за счет бедного местного населения, занимали места, предназначенные для коренных жителей. Роль России в освобождении Сербии и создании Югославии замалчивалась, а русские все больше и больше чувствовали себя нежелательными иностранцами или людьми низшего класса. В результате русские люди, оставшиеся без средств к существованию, выброшенные со службы и всячески преследуемые коммунистами, вынуждены были бежать из провинции в Белград.

* * *

В то время Бюро (полное название — «Русское доверительное бюро») по защите интересов русской эмиграции в Сербии, созданное немецкими оккупационными властями, возглавлял генерал Михаил Федорович Скородумов, который не имел никакого отношения к национал-социализму, а считался монархистом-легитимистом, которому были чужды гитлеровские идеи.

Этот человек родился в 1892 году. Будучи сыном коллежского советника, он окончил 1-й Кадетский корпус. Потом, в 1912 году, он окончил Павловское военное училище и поступил в Лейб-гвардии Павловский полк. В июле 1914 года с полком он выступил на войну, а уже 27 августа был ранен у самых немецких окопов. При этом он сумел начертить план расположения противника, что дало возможность на другой день одержать победу и взять много пленных. За этот подвиг он получил орден Святого Владимира 4-й степени. Будучи уже командиром батальона, в начале 1915 года он был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. После выздоровления от ранения он был признан негодным к строевой службе, но благодаря своей настойчивости все же отправился на фронт. В июне 1915 года он попал в плен к немцам, трижды неудачно пытался бежать и вернулся на родину лишь по соглашению об обмене военнопленными.

С 25 февраля 1917 года он находился в Петрограде, был членом подпольной офицерской организации, а после ее раскрытия бежал в Добровольческую армию.

Во время Гражданской войны М.Ф. Скородумов сражался в рядах Добровольческой армии. В конной атаке при освобождении Киева он был ранен в ногу, затем воевал в армии П.Н. Врангеля в Крыму, был участником обороны Перекопа. После эвакуации армии Врангеля из Крыма он оказался в Болгарии, но вскоре был выслан болгарскими властями в Королевство СХС.

О происходившем в 1941 году М.Ф. Скородумов пишет:

«В Русском доме, где находилось Бюро, все подвалы были забиты голодными русскими беженцами. С большим трудом была создана бесплатная столовая, но это не решало проблему. Считая это своим долгом, я обратился к сербским властям с просьбой о защите русской эмиграции. Сербские власти ответили, что они бессильны что-либо сделать, — „обращайтесь к немцам“. После этого я обратился к немецким военным властям. Немецкое командование ответило: „Защищайте себя сами“».

Вскоре на западе Сербии в городе Ужице коммунистами была образована так называемая «Ужицкая республика». Хоть эта «республика» и просуществовала всего лишь до осени 1941 года, от рук сербских коммунистов успели погибнуть около трехсот русских людей, среди которых были женщины и дети.

М.Ф. Скородумов рассказывает:

«Я решил обратиться к одному из немногих сербских антикоммунистов — министру Д. Льотичу, так как последний получил от немецкого командования разрешение формировать антибольшевистский сербский корпус. Я просил его дать оружие, дабы русские могли защищать себя и свои семьи. Министр Льотич, большой русофил, ответил, что, к сожалению, он ничего дать не может: ему самому немцы оружия выдали меньше, чем необходимо. Тогда я обратился к начальнику штаба немецкого главнокомандующего на Юго-Востоке полковнику Кевишу.

Полковник, от имени главнокомандующего, предложил мне немедленно отдать приказ всем способным носить оружие русским эмигрантам вступать в немецкие полки в местах их расположения. На это я ответил, что такой приказ отдать не могу, так как Белые, как политические эмигранты, могут воевать только против большевиков, а, вступая в немецкие полки, которые могут быть переброшены на другие фронты, русские эмигранты будут вынуждены воевать и против некоммунистических государств, что для Белых абсолютно невозможно. Я добавил, что могу отдать приказ лишь о формировании отдельного русского корпуса для борьбы на Восточном фронте, и вполне естественно, что за время формирования этот корпус примет участие в борьбе с сербскими коммунистами. После долгих переговоров и торговли полковник Кевиш заявил, наконец, что главнокомандующий разрешил формирование Отдельного Русского Корпуса и дал обещание после ликвидации коммунизма в Сербии перебросить этот корпус на Восточный фронт.

Началась спешная подготовка по формированию Отдельного Русского Корпуса. Намеренно был пущен слух, что немцы мобилизуют всех русских, дабы не вызвать в сербах еще большего озлобления. Слух о формировании корпуса дошел и до немецкого посольства, то есть до чиновников национал-социалистической партии. Посол Бенцлер и его помощник Фаине вызвали меня в немецкое посольство и заявили: „Вы, русские, — все коммунисты. Кто вам разрешил формирование какого-то русского корпуса? Если среди русских эмигрантов есть антикоммунисты, то вы должны немедленно отдать приказ, чтобы все они вступали в сербскую жандармерию“. На это я ответил, что не могу вмешивать русскую эмиграцию в сербскую гражданскую войну. Тогда Фаине пригрозил: „Никаких русских корпусов быть не может, никаких русских организаций и русских песен! Запомните, что невыполнение этого отразится на вашем положении“».

А тем временем ситуация в Сербии стала уже почти катастрофической: восставшие коммунисты уже подходили к Белграду, а проживавшие в Шабаце казаки после убийства коммунистами пяти казаков с семьями сами взялись за оружие и, сформировав две сотни под командой сотника Иконникова, отбивались вместе с немецкими частями от наступавших и окружавших их коммунистов.

М.Ф. Скородумов продолжает свой рассказ:

«Получив в немецком посольстве грозное предупреждение, я немедленно отправился к полковнику Кевишу. Последний был крайне раздражен действиями посла. „Если Бенцлер не хочет, то хотим мы“, — сказал он и попросил меня приехать завтра.

На следующий день полковник Кевиш с довольным видом заявил: „Все наши враги разбиты, и мы можем спешно приступить к формированию корпуса!“

Тут же он приказал начать формирование корпуса и добавил, что все выдвинутые мною условия приняты. Условия эти были переписаны в двух экземплярах, и мы оба поставили под ними свои подписи. А требования мои были следующие:

1). Лишь один командир корпуса подчиняется немецкому командованию, все же чины корпуса подчиняются только командиру корпуса и русским начальникам, им назначенным.

2). Корпус не может дробиться на части, а всегда будет действовать как одно целое, то есть ни одна часть корпуса не может быть придана немецким частям.

3). Русский Корпус может быть только лишь в русской форме, но ни в коем случае не в сербской и не в немецкой. Для распознавания немцами чинов на воротниках должны быть особые знаки. На шлемах же должны быть ополченческие кресты белого цвета.

4). Никто из чинов корпуса не приносит никакой присяги, кроме командира корпуса.

5). Когда корпус закончит формирование и коммунистическое движение в Сербии будет подавлено, немецкое командование обязуется корпус перебросить на Восточный фронт.

6). Русский Корпус не может быть использован ни против какого-либо государства, ни против сербских националистов Дражи Михайловича и др. Отдельный Русский Корпус может быть использован только против коммунистов.

В Русском доме началась спешная работа по формированию корпуса. С сорока юнкерами, наскоро обученными и обмундированными, я принял сербские училищные казармы, где должен был формироваться корпус. Днем и ночью работа кипела, как в муравейнике. В это время от частных лиц я получил устное предупреждение о том, что как только будет отдан приказ о формировании корпуса, я буду немедленно арестован немецким посольством. В таких условиях 12 сентября 1941 года я отдал приказ о формировании Отдельного Русского Корпуса.

После отдания этого приказа работа по формированию корпуса шла еще два дня, но 14 сентября меня пригласили в гестапо и действительно арестовали, так как немецкое посольство сообщило по радио: „В Белграде русский генерал Скородумов сформировал национальное правительство, формирует армию и даже назначил командующего флотом“. В Берлине начался переполох и по радио последовал приказ: „Немедленно арестовать генерала, правительство и армию разогнать, начальника штаба полковника Кевиша и офицеров гестапо сместить“. Розенберг будто требовал даже повесить меня (все эти сведения мне сообщили в гестапо после моего ареста)».

В самом деле, 12 сентября 1941 года генерал Скородумов отдал приказ о формировании Отдельного Русского Корпуса, который заканчивался словами: «С Божьей помощью, при общем единодушии и выполнив наш долг в отношении приютившей нас страны, я приведу вас в Россию».

В среде русской эмиграции призыв М.Ф. Скородумова нашел горячий отклик. Со всех концов Европы в Белград устремились добровольцы всех возрастов и профессий. Многие бросали хорошие работы и устойчивое положение и спешили взяться за оружие.

О том, что творилось в это время в Югославии, М.Ф. Скородумов говорит следующее:

«Я был окружен немецкими агентами, которые следили за каждым моим шагом, меня снова вызвали в гестапо и предупредили, что если я позволю себе еще одно высказывание против немцев, то буду смещен с поста начальника Бюро и сильно пострадаю. Затем немецкое командование потребовал снять с печати Бюро русский герб (двуглавого орла) и заменить его свастикой, но я категорически отказался это сделать.

В это тяжелое время мне помогала только небольшая группа русских патриотов. Многие сербы, поддерживая коммунистов, не симпатизировали мне, считая фашистом, и искали удобного случая для провокации. Немцы враждовали друг с другом: военная партия боролась с партией национал-социалистов. К сожалению, и сама русская эмиграция не была единодушна. Часть ее — истинные русские патриоты — бросила все, чтобы вновь взяться за оружие и продолжить борьбу с большевиками. Другая часть эмиграции, больше думая о собственной шкуре, подняла вой и толпами ринулась из Сербии на фабрики в Германию, а не уехавшие спасались от большевиков, спрятавшись за спины чинов Русского Корпуса. Наконец, небольшая часть эмиграции — так называемые „левые“ и „советские патриоты“ — завопила о том, что воевать с большевиками нельзя, ибо интересы Советской власти якобы совпадают с интересами России. Эту советофильскую группу возглавляли два священника: протоиерей И. Сокаль и протоиерей В. Неклюдов. Они собирали митинги за церковью Святой Троицы и уговаривали прихожан не идти в Русский Корпус и не бояться коммунистов, так как „большевиков больше нет, а есть только русские люди“. Оба эти священника впоследствии перешли к коммунистам и при наступлении советских войск уговорили остаться в Белграде многих прихожан, которые расплатились за свою доверчивость собственными головами. Другой советофил — „младоросс“ Илья Толстой, внук Льва Толстого, даже напал на меня на улице и грозил убить».

* * *

Не всем нравились идеи М.Ф. Скородумова и в немецком политическом руководстве. В результате он был отстранен от командования и арестован гестапо. Вместо него корпус принял начальник его штаба генерал Борис Александрович Штейфон.

Этот человек родился в Харькове в 1881 году в семье крещеных евреев. Он учился в Харьковском реальном училище, а в 1902 году окончил Чугуевское военное училище, из которого был выпущен подпоручиком в 124-й Воронежский пехотный полк. Он был участником Русско-японской войны, был контужен, но остался в строю. За отличие он был награжден орденами Святой Анны 4-й степени (с надписью «За храбрость», Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом и Святого Станислава 2-й степени с мечами, а также бронзовой медалью с бантом в память о войне с Японией. В 1911 году он окончил Николаевскою военную академию и стал капитаном, старшим адъютантом штаба войск Семиреченской области. Потом он участвовал в Первой мировой войне и был награжден Георгиевским оружием за проведение разведки под Эрзерумом.

После Октябрьской революции он вернулся в Харьков, где возглавил подпольную группу офицеров, занимавшуюся переброской офицеров в Добровольческую армию и добыванием для нее вооружения и боеприпасов. В Белой армии он был начальником штаба 3-й пехотной дивизии, командиром Белозерского и Архангелогородского полков, начальником штаба Полтавского отряда генерала Н.Э. Бредова. После этого он воевал в Крыму в составе армии генерала Врангеля, который произвел его в генерал-майоры. После эвакуации армии П.Н. Врангеля из Крыма он оказался в Болгарии, а в 1922 году был выслан оттуда в Королевство СХС, где занялся писанием работ по истории военного искусства и преподавательской деятельностью.

Сменив генерала Скородумова, Б.А. Штейфон принял командование Русским корпусом и продолжил его формирование.

Через некоторое время М.Ф. Скородумов был освобожден из тюрьмы. Оставшись без дела, он три года работал простым сапожником. О своих злоключениях он пишет:

«Только благодаря полковнику Кевишу, а точнее его связям с Гитлером, вся эта провокация окончилась лишь смещением нескольких немецких офицеров и моим трехнедельным арестом. На двадцать первый день ареста гестаповцы сообщили, что я должен дать подписку, иначе я буду отправлен в концлагерь. Подписка была следующего содержания: „Я, нижеподписавшийся, начальник Бюро по защите интересов русской эмиграции генерал Скородумов, даю честное слово русского генерала, что буду молчать и ни одного слова не скажу о немецкой политике на Востоке“».

О формировании Русского корпуса М.Ф. Скородумов говорит так:

«Общая обстановка первых дней формирования корпуса оказалась столь запутанной, что надо было обладать сверхчеловеческим чутьем, чтобы разобраться в ней. Немцы все время лгали по радио, в газетах и на словах, что их командование переменило свою политику на Востоке, что они идут крестовым походом против коммунистов, а не против русского народа. Будучи по природе человеком недоверчивым, я относился к заявлениям немецкой пропаганды критически. Но я отлично сознавал, что эмиграция должна быть способной защищать себя и свои семьи от коммунистов, и что если немцы действительно не изменят захватнической политики на Востоке, то война будет проиграна, и все равно большевики придут в Сербию, а потому выхода нет: так или иначе, русская эмиграция должна взяться за оружие. Еще в августе 1941 года на банкете в Русском доме я в присутствии представителей немецкого командования откровенно сказал: „Если немцы пойдут против большевиков без русской эмиграции, то проиграют войну, побегут обратно, погубят и себя, и русскую эмиграцию“. Эти слова запомнили все присутствующие на банкете, а я был вызван в гестапо и получил предупреждение: „Нельзя говорить все, что думаешь“».

Отметим, что в 1944 году генерал Скородумов вступил в Русский корпус простым рядовым. Об этом своем поступке он пишет так:

«В 1943 году немцы пытались предлагать мне вновь возглавить русскую эмиграцию в Сербии и занять должность командира Русского Корпуса, но я категорически отказался и заявил, что вернусь в Корпус только простым солдатом, как только Советская Армия перейдет границу Сербии».

* * *

Основной контингент Русского корпуса составили офицеры, солдаты и казаки Русской армии генерала П.Н.Врангеля, осевшие в 1921–1922 гг. в Королевстве СХС, Румынии и Болгарии. Примерно десятую часть добровольцев составляла русская молодежь, выросшая уже вдали от родины. Кроме того, циркуляры о наборе добровольцев рассылались по русским военным организациям и в других странах (в Германии, Польше, Франции, Греции и Италии), однако число призванных из этих стран было невелико.

С сентября 1943 года корпус пополнялся также за счет добровольцев из числа русского населения Буковины, Бессарабии и Одессы, то есть с территорий, аннексированных в 1941 году Румынией. Из этого контингента, составившего почти половину всего корпуса, удалось сформировать два новых полка. Кроме того, незначительное пополнение прибыло из лагерей военнопленных с Восточного фронта.

Всего в сентябре 1943 года Русский корпус насчитывал 4800 солдат и офицеров, а к сентябрю 1944 года — свыше 11 000 солдат и офицеров.

Как мы уже говорили, ядро (более 94 % численности) Русского корпуса составили русские, проживавшие в Югославии, Румынии и Болгарии.

В сентябре 1944 года в штабе корпуса была составлена таблица, в которой указывалось, сколько русских из какой страны поступило в это формирование. Из нее следует, что из 11 197 добровольцев эмигрантов, проживавших в Сербии, было 3198 человек, из Румынии прибыло 5067 человек, а из Болгарии — 1961 человек. Кроме того, в корпусе на тот момент были добровольцы, прибывшие из Венгрии (288 человек), Хорватии (272 человека), Греции (58 человек), Польши (19 человек), Латвии (8 человек), Германии (7 человек), Италии (3 человека) и Франции (2 человека). Помимо них в корпусе состояло еще 314 бывших советских военнопленных.

Что касается возрастного состава, то всего в корпус вступили представители трех поколений русской эмиграции: наряду с внуками белых офицеров в нем был ряд лиц и старше семидесяти лет. И, кстати сказать, особую жертвенность проявили именно старые офицеры, вынужденные за недостатком командных должностей всю службу провести простыми рядовыми.

За все время существования корпуса из его состава выбыло 11 506 человек. Из них было убито и умерло 1132 человека, пропало без вести 2297 человек, было ранено 3280 человек, эвакуировалось по болезни и было уволено 3740 человек, убыло самовольно 1057 человек.

Всего же за годы Второй мировой войны через Русский корпус прошло почти 17 100 человек.

* * *

1-й полк был окончательно сформирован к ноябрю 1941 года, и после состоявшегося 19 ноября смотра он был переведен из Белграда в Лозницу. 2-й полк был сформирован к январю 1942 года, а 3-й (в основном за счет контингента, прибывшего из Болгарии) — к маю. 29 апреля 1942 года началось формирование 4-го полка.

Каждый полк имел в своем составе двенадцать рот (сотен), объединенных в три батальона (дружины). Помимо этого, каждый полк имел специальные взводы: артиллерийский (два полевых орудия калибра 75 мм), противотанковый (две-три противотанковые пушки 37 мм), саперный, связи и т. д. Каждая рота насчитывала примерно 170 человек. Штатная численность 1-го и 4-го полков составляла 2211 человек, остальных — по 2183 человека. При штабе корпуса находился немецкий штаб связи, в полках и батальонах находились немецкие офицеры связи, а в ротах — ротные инструкторы.

К концу ноября формирование, первоначально называвшееся Русской охранной группой (РОГ), насчитывало около 6000 солдат и офицеров, в том числе до 2000 казаков, разбросанных по всем полкам, батальонам и ротам.

Русская охранная группа (РОГ) была подчинена группенфюреру СС Нойхаузену, который, кстати сказать, был главой гражданской оккупационной администрации Югославии и высшим офицером СС и полиции на Балканах.

30 ноября 1942 года особым распоряжением немецкого командования Русская охранная группа (РОГ) была включена в состав вермахта с переименованием в Русский охранный корпус (РОК). В результате русские белогвардейские погоны и знаки различия были упразднены, а само формирование было реорганизовано в соответствии со штатным расписанием немецкой армии: 4-й полк, например, был расформирован, а штаты полков увеличены с сокращением командного состава на 150 человек. Все казаки по ходатайству войсковых атаманов были сведены в один полк (1-й Казачий).

Несмотря на переименование, корпус остался в подчинении у того же группенфюрера СС Нойхаузена, то есть по-прежнему был вспомогательным формированием при СС. Все военнослужащие корпуса получили немецкое обмундирование и принесли личную присягу фюреру. В официальных обращениях к солдатам и офицерам Русского корпуса стали употребляться немецкие чины. Следует отметить, что подобные новшества многими русскими были встречены весьма болезненно.

* * *

Первоначально главная задача корпуса состояла в охране путей сообщения и различных военно-хозяйственных объектов. В оперативном отношении полки корпуса подчинялись непосредственно начальникам соединений, отвечавших за тот или иной район: например, 1-й и 2-й полки — 704-й немецкой пехотной дивизии, а 3-й полк — 1-му Болгарскому оккупационному корпусу. Роты и батальоны несли гарнизонную службу по городам и охраняли линии железных дорог. Штабы полков дислоцировались отдельно от своих подразделений, и последние фактически никак не были им подчинены.

Мало-помалу части Русского корпуса стали принимать участие в боевых действиях. Поначалу действия корпуса были сугубо оборонительными. Так, например, на улицах Белграда были убиты в спину солдаты корпуса Кутенко, Холяро и Нестеренко. Совершившие эти убийства коммунисты были повешены, и нападения на русских эмигрантов прекратились. Потом части корпуса начали столкновения с партизанами Иосипа Броз Тито почти на всем протяжении сербско-хорватской границы.

Отметим, что с четниками Драголюба Михайловича корпус в основном поддерживал нейтральные отношения. Во всяком случае, старался поддерживать.

В сентябре 1943 года 1-й полк Русского корпуса получил ультиматум от Драголюба Михайловича — заключить с ним тайное соглашение против оккупантов. В противном случае четники обещали полностью разгромить полковые гарнизоны. Ю.С. Цурганов в своей книге «Неудавшийся реванш» по этому поводу пишет:

«Командование корпуса не поддержало предложение и, несмотря на то, что угроза четников осталась только угрозой, морально-политическое состояние русских ухудшилось — они симпатизировали Михайловичу, понимали правоту его дела. Отряды четников пытались отбирать у чинов корпуса оружие и агитировали их переходить в свои ряды. Не удалось избежать вооруженных столкновений».

Хронологически всю боевую деятельность Русского корпуса можно разделить на три этапа.

На первом этапе (осень 1941 года — весна 1944 года) части корпуса выполняли в основном охранную службу на коммуникациях немецких войск в Сербии и Восточной Боснии.

В частности, в 1942 году части корпуса были направлены на охрану железнодорожной линии Кральево (Центральная Сербия) — Косовска-Митровица (Косово) протяженностью 130 километров. Вдоль всей линии железной дороги были построены бункеры из кирпича и бетона, и солдаты корпуса находились там вплоть до осени 1944 года. Помимо этого, 1-й и 3-й полки занимались не только охраной железной дороги, но и защитой местных сербов от притеснений. Так, например, сербы постоянно подвергались грабежам со стороны солдат дивизии СС «Принц Евгений», состоявшей в основном из югославских фольксдойче («этнических немцев», живших за пределами Германии). Как только появились русские, они стали пресекать попытки грабежей. В Косово албанцы терроризировали местное сербское население и разрушали православные церкви. Когда сюда пришли солдаты Русского корпуса, они не только восстановили эти церкви, но выставили около них охрану.

На втором этапе (весна — осень 1944 года) части корпуса привлекаются к широкомасштабным военным операциям немецких войск и их союзников против партизан в Боснии и Сербии.

На третьем этапе (осень 1944 года — май 1945 года) части корпуса вели активные фронтовые бои против Народно-освободительной армии Югославии, советских и болгарских войск.

В частности, осенью 1944 года вместе с отдельными немецкими частями Русский корпус отражал наступление поддерживаемых югославскими партизанами войск 57-й Советской армии, неся при этом большие потери. Именно в ходе этих боев из отдельных батальонов и рот корпуса были созданы полноценные действующие полки под русским командованием — 1-й Казачий, 4-й и 5-й (сводный).

В сентябре — октябре 1944 года из Белграда были эвакуированы семьи корпусников и все желающие уехать русские эмигранты. В октябре 4-й полк и часть 3-го полка были осаждены в городе Чачак. Только 21 ноября полки сумели прорваться из окружения и уйти в сторону Сараево.

При этом части корпуса несли огромные потери. Так, например, в район Сараево из состава 3-го батальона 3-го полка смог пробиться лишь 21 человек, из которых семеро были ранены (в августе 1944 года батальон насчитывал 882 человека).

С конца октября 1944 года по апрель 1945 года части 1-го и 2-го полков сначали охраняли, а затем и обороняли переправу через реку Сава у города Брчко (на границе Боснии и Хорватии), где переправлялся основной поток немецких войск, отходивших из Сербии, Македонии и Боснии.

В декабре 1944 года части корпуса предприняли наступление против партизан и отбили боснийский город Травник, который удерживали в течение недели.

Но час настоящего испытания наступил, когда части корпуса вошли в соприкосновение с наступающими силами Советской армии. О том, насколько кровопролитны были бои, говорит тот факт, что к последней военной зиме во многих ротах корпуса оставалось в среднем по пятнадцать человек.

М.Ф. Скородумов пишет:

«Когда Советская Армия перешла границу Сербии, батальон Русского Корпуса в бою у Прахова разбил красных, взял пленных, 9 тяжелых орудий, б тяжелых бомбометов, 32 автомашины и 70 подвод. Другой батальон Русского Корпуса, действовавший в группе генерала Фишера, отбил у советской армии два тяжелых орудия, пулеметы, захватил пленных и различное имущество. Осенью 1944 года 3-й батальон 3-го полка под командой генерал-майора Н.А. Петровского был окружен советскими танками и доблестно сражался с намного превосходящими силами врага. Но пробиться из окружения не удалось: смертью храбрых погиб практически весь батальон. В то же время часть Русского Корпуса была со всех сторон окружена в Чачаке: с двух сторон — партизанами Тито, с третьей — московской югословенской бригадой, а с четвертой — предательски напавшими четниками, отколовшимися от войск Драже Михайловича… Потеряв пять рот, части Русского Корпуса с большими потерями все же пробились через окружение и вышли через непроходимые Босанские горы в Сараево».

* * *

В 1944 году в состав Русского корпуса входили: штаб, пять полков, отдельный батальон «Белград» и несколько специальных рот. В подчинении штаба корпуса находились два лазарета с русскими врачами и санитарами.

Командиром корпуса был, как мы уже говорили, генерал-лейтенант Б.А. Штейфон, начальником штаба — генерал-майор Б.В. Гонтарев. Полками и батальонами командовали генерал-майоры В.Э. Зборовский, Д.П. Драценко, И.К. Кириенко, А.Н. Черепов, В.И. Морозов, А.Е. Егоров, полковники А.И. Рогожин, Б.С. Гессет, Б.А. Мержанов, А.А. Эйхгольц, Д.В. Шатилов, подполковник Н.Н. Попов-Кокоулин.

Жизненный путь того же Бориса Викторовича Гонтарева достаточно типичен. Он родился в 1879 году, окончил Одесское юнкерское училище и Николаевскую академию Генштаба, был участником Первой мировой и Гражданской войн, награжден орденами Святого Владимира 3-й степени с мечами и Святого Георгия 4-й степени. После поражения Белой армии он эвакуировался в Галлиполи, потом перебрался в Белград, где стал преподавать в гимназии. Вторая мировая война привела его в Русский корпус, в котором он стал начальником штаба корпуса и командиром 3-го полка.

Виктор Эрастович Зборовский родился в 1888 году в станице Ладожской на Кубани. Он окончил 1-й Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище. Службу он проходил в Отдельном Кубанском конном дивизионе, с 1912 года был младшим офицером Кубанской сотни собственного Его Императорского Величества конвоя. С осени 1915 года в составе сотни он находился на фронте, был сотником, получил тяжелое ранение в грудь, был награжден Георгиевским оружием и орденом Святого Владимира 4-й степени. В 1919 году он был произведен в полковники. Участвуя в Гражданской войне, в августе 1920 года он был тяжело ранен. В 1921 году он стал генерал-майором, командиром Кубанской казачьей дивизии. В эмиграции он оказался на территории Королевства СХС. Воюя в составе Русского корпуса, он командовал 1-м казачьим полком, получил Железный крест за операцию в районе Шабаца.

Александр Николаевич Черепов родился в 1877 году и был из потомственных дворян. Он окончил Орловский кадетский корпус и Одесское военное училище, после которого вышел подпоручиком в 136-й пехотный Таганрогский полк. Потом он был командиром 1-й роты этого полка, затем — командиром батальона. В начале 1917 года он командовал 282-м Александрийским пехотным полком. В июле того же года он был произведен в генерал-майоры. В составе ВСЮР он командовал бригадой, а потом дивизией, был военным губернатором Новороссийской области. В 1920 году вместе с остатками армии он эвакуировался в Королевство СХС.

* * *

Зимой 1944/45 года после создания Русской освободительной армии (РОА), генерал Б.А. Штейфон встретился с генералом А.А. Власовым, и они договорились о включении корпуса в состав РОА.

30 апреля 1945 года генерал Б.А. Штейфон умер от сердечного приступа. Произошло это в Загребе, где в то время находился штаб корпуса. После его смерти Русский корпус возглавил полковник Анатолий Иванович Рогожин.

Этот человек родился в 1893 году в семье офицера, терского казака. После окончания Кадетского корпуса и Кавалерийской школы он командовал казацкими частями в Персии. В 1914 году он вернулся в Россию. Во время Первой мировой войны он сражался на Юго-Западном фронте, потом служил в Киеве, затем вернулся на Кавказ. В июне 1918 года он участвовал в казацком восстании против большевиков и примкнул к Белому движению. После эмиграции из России и до начала Второй мировой войны он служил в пограничной службе Королевства СХС. В составе Русского корпуса он участвовал в акциях против югославских партизан Иосипа Броз Тито, позже сражался против частей Красной армии, румынских и болгарских соединений в ее составе. За проявленную храбрость он был награжден Железным крестом 2-й степени.

Встав во главе корпуса, А.И. Рогожин свел его остатки в три полка трехбатальонного состава.

Капитуляция Германии застала Русский корпус на территории Словении. Не желая сдаваться в плен ни титовцам, ни четникам, ни тем более Советской армии, корпус разделился на несколько отрядов, которые стали с боями самостоятельно прорываться в Австрию.

Полковник А.И. Рогожин объявил, что корпус никогда не сдаст оружия и будет пробиваться в английскую зону оккупации. В итоге в течение четырех дней подразделения корпуса смогли по отдельности прорваться в Австрию, где в районе Клагенфурта они сдались британским войскам. Произошло это 12 мая 1945 года, и к этому времени в составе Русского корпуса оставалось не более 4500 человек. По некоторым данным, дело обстояло еще трагичнее: в момент сдачи англичанам в корпусе оставалось всего 2000 человек, а вместе с членами семей — не более 3800 человек.

Как мы уже говорили, за все время существования корпуса погибло и было ранено около 4500 человек. В их числе можно отметить генерал-майора М.М. Зинкевича, погибшего в бою в феврале 1945 года, полковника А.Е. Кривского, разбившегося в сентябре 1942 года на мотоцикле, полковника Н.П. Лугового, погибшего в бою под Авалой в октябре 1944 года, гвардии полковника В.С. Гессета, убитого разорвавшимся на наблюдательном пункте советским снарядом 23 октября 1944 года, а также генерал-майора Н.А. Петровского, пропавшего без вести в октябре 1944 года.

Разоруженные корпусники были помещены в лагерь Келленберг. В отличие от чинов РОА, корпусники, никогда не бывшие советскими гражданами, не были выданы, хотя советское правительство неоднократно пыталось репатриировать их в СССР.

1 ноября 1945 года А.И. Рогожин официально объявил о роспуске корпуса и создании Союза чинов Русского корпуса (СЧРК). Он сам и стал первым председателем этого союза, который должен был способствовать идейному единению бывших корпусников, оказывать материальную помощь нуждающимся соратникам, а также вести патриотическую работу в русской белой эмиграции.

А.И. Рогожин стал комендантом лагеря, в котором содержались пленные из состава Русского корпуса. Его главной обязанностью была организация эмиграции бывших корпусников в США, Канаду, Бразилию, Аргентину и другие страны. Он сам был одним из последних, кто покинул лагерь в 1951 году. Уехав в США, он умер 6 апреля 1971 года и был похоронен в основанном в начале 50-х годов монастыре Русской православной церкви в Ново-Дивеево (штат Нью-Йорк).

Кстати сказать, сейчас в Ново-Дйвеево есть часовня Святого Александра Невского в память о Русском корпусе. Многие ветераны корпуса похоронены на русском кладбище рядом с ней.

Однако не всем удалось добраться до спасительной Америки. Например, командир 1-го казачьего полка Русского корпуса В.Э. Зборовский 26 сентября 1944 года был тяжело ранен и умер 9 октября того же года в военном госпитале в Граце (Австрия). Генерал Б.В. Гонтарев в январе 1945 года по болезни был эвакуирован в Вену. Он умер в Зальцбурге 27 октября 1977 года. А вот полковник А.И. Шмелев все же оказался в руках советского командования, после чего десять лет провел в концлагерях и умер 2 мая I960 года в доме престарелых в Иркутской области.

* * *

В августе 1948 года М.Ф. Скородумов, подводя итог деятельности Русского корпуса, написал:

«Русский Корпус — это легендарная страница русской истории, и не только русской, но и мировой истории, ибо до него не было еще случая, чтобы после двадцати лет эмиграции деды, отцы и внуки взялись за оружие для продолжения той борьбы, которую они начали много лет назад, в 1917 году.

Высоко неся трехцветный российский флаг в непроходимых горах Сербии и Боснии, окруженный со всех сторон врагами, Русский Корпус с большими потерями, делая сверхчеловеческие усилия, доблестно и самоотверженно отбиваясь от коммунистов, не только вывез свои семьи, жен, детей и стариков, но и спас ВСЮ русскую эмиграцию в Сербии, предоставив ей свои эшелоны, без которых она бы погибла так же, как погибла во всех остальных странах Восточной Европы.

Русский Корпус показал всему миру не только свою военную доблесть, но и политическую дальновидность, ибо еще в 1941 году предвидел и понял то, что лишь потом, после войны, начали понимать государственные деятели всего мира.

Не мы виноваты в поражении. Не мы ошиблись, ибо если бы мы ошиблись, то в Сербии не было бы после войны коммунизма, а русская эмиграция не сидела бы по лагерям Ди-Пи в Австрии, Германии и Италии. Для нас, русских белых эмигрантов, коммунистическая власть всегда была и будет врагом номер один. А потому Русский Корпус — это продолжение Белой борьбы, начатой нами в 1918 году, но только на этот раз — на территории Сербии».

Ликвидация монархии в Югославии

Народно-освободительная война 1941–1945 годов в Югославии тесно переплелась с революционной борьбой против местной буржуазии, связавшей себя с политикой коллаборационизма, и привела в конечном итоге к созданию новой социалистической Югославии, возглавляемой Коммунистической партией Югославии (КПЮ).

22 июня 1941 года КПЮ призвала народ страны подняться на вооруженную борьбу против оккупантов, а через пять дней был создан Главный штаб народно-освободительных партизанских отрядов во главе с Иосипом Броз Тито. 4 июля 1941 года началось вооруженное восстание, охватившее значительные территории Сербии, Черногории, Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговины, а потом и Македонии.

К концу 1941 года в Югославии насчитывалось около 80 000 партизан. Успехи Советской армии в зимнюю кампанию 1942–1943 годов способствовали еще большему подъему народно-освободительной борьбы в Югославии. В ноябре 1942 года началось формирование первых дивизий и корпусов Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ), а к концу 1942 года численность НОАЮ и партизанских отрядов уже достигала 150 000 человек. К концу 1943 года освобожденные партизанские районы в разных частях страны составляли уже в общей сложности около половины югославской территории.

В июне 1944 года Иосип Броз Тито подписал соглашение с премьер-министром королевского югославского правительства в эмиграции Иваном Шубашичем. Это соглашение предусматривало сотрудничество в освобождении Югославии от фашистских оккупантов и их пособников. Поставленной задачей эмигрантского правительства стала организация помощи НОАЮ и представитедьство Югославии за границей в соответствии с потребностями народно-освободительного движения, в ответ же было обещано не поднимать вопрос о короле и монархии до полного освобождения страны.

В сентябре 1944 года Советская армия вышла к границам Югославии. Тогда же в ходе советско-югославских переговоров во время пребывания Иосипа Броз Тито в Москве было заключено соглашение о вступлении Советской армии на территорию Югославии. 20 октября 1944 года в результате совместных действий советских и югославских войск был освобожден Белград, а к концу 1944 года НОАЮ окончательно освободила от оккупантов территории Сербии, Македонии, Черногории, частично — Боснии и Герцеговины. Значительно были расширены свободные районы в Хорватии, Словении.

К сожалению, уже в октябре 1944 года у Тито произошла размолвка с И.В. Сталиным, и югославская сторона высказала недовольство «отдельными инцидентами и неправильными поступками некоторых офицеров и солдат Красной Армии в Югославии».

В ноябре 1944 года в Белграде было подписано соглашение, предусматривавшее создание единого югославского правительства. Окончательную же структуру федеративного государства должна была определить Учредительная Скупщина (парламент), проведение выборов в которую предусматривалось в течение трех месяцев после освобождения всей территории страны. До решения Скупщины королю было запрещено возвращаться в Югославию.

Король Петр II Карагеоргиевич, сын убитого в 1934 году «покровителя русской Белой эмиграции» Александра I Карагеоргиевича, живший во время оккупации страны за границей и женившийся в 1944 году в Лондоне на греческой принцессе, дочери короля Греции, выступил категорически против этого. Впрочем, уже 3 марта 1945 года он был вынужден сложить с себя свои полномочия.

7 марта 1945 года в Белграде было сформировано единое правительство во главе с Иосипом Броз Тито, которое было признано всеми государствами антигитлеровской коалиции, а 11 апреля того же года в Москве был заключен советско-югославский договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.

К 15 мая 1945 года югославская армия (около 800 000 человек) завершила полное освобождение всей страны. В результате 29 ноября Учредительная Скупщина окончательно ликвидировала монархию и провозгласила Югославию Федеративной Народной Республикой. При этом король Петр II Карагеоргиевич был официально объявлен низложенным (последние годы жизни он провел в США и умер в денверской больнице 3 ноября 1970 года).

* * *

После 1945 года коммунисты взяли по свой контроль всю политическую и экономическую жизнь страны. Конституция 1946 года официально назвала страну ФНРЮ, состоявшей из шести союзных республик — Сербии, Хорватии, Словении, Боснии и Герцеговины, Македонии и Черногории.

Правительство ФНРЮ национализировало значительную долю частных предприятий и приступило к реализации пятилетнего плана (1947–1951) по советской модели, делая главный упор на развитие тяжелой промышленности. Крупные землевладения и сельскохозяйственные предприятия, принадлежавшие немцам, были конфискованы. Около половины этой земли получили крестьяне, а другая половина перешла в собственность государственных агрохозяйств и лесхозов. В стране были запрещены некоммунистические политические организации, деятельность Православной и Католической церквей была ограничена, а их имущество конфисковано.

Положение русских эмигрантов в стране также коренным образом изменилось. По этому поводу профессор Мирослав Йованович пишет:

«Самым тяжелым потрясением для всех русских, живших в Югославии, стала новая мировая война. В 1941 году старая идеологическая непримиримость привела некоторых в нацистский Русский охранный корпус в надежде попасть на Восточный фронт и бороться с большевиками. Но они остались в оккупированной Сербии в качестве подручных оккупантов. Другие, ведомые чувством патриотизма, в тот момент, когда Родина („кто бы ею ни управлял“) оказалась в опасности в результате нападения старых врагов — немцев, сформировали Союз советских патриотов и решили присоединиться к Народно-освободительному движению и КПЮ. Третьи, как лояльные граждане нового Отечества, повинуясь мобилизации, участвовали в скоротечной апрельской войне 1941 года. Отдельные беженцы были отправлены в немецкие лагеря, на подневольный труд…

Но большинство беженцев остались в оккупированной Сербии, повинуясь судьбе и обстоятельствам. Они пытались хоть как-то уберечься от навалившихся на них трудностей. В 1944 году на просторах Югославии появились бойцы Красной армии — той армии, с которой в свое время дрались многие из беженцев (или же их отцы и деды), и перед натиском которой они были вынуждены покинуть родину. Была установлена новая власть, идентичная той, что в СССР. Закрылись все эмигрантские учреждения: школы, библиотеки и даже больницы. Перестали выходить газеты. Русский дом имени императора Николая II стал Домом советской культуры. Эмигрантская жизнь совсем замерла. Многие решились на новый исход, стремясь обрести свое третье, четвертое, а то и пятое отечество. В Югославии осталось всего около семи тысяч русских».

Русская эмигрантка Ольга Мирошниченко (урожденная Шуневич) рассказывает:

«В 1944 году были для нас, белых эмигрантов, большие потрясения. Советские войска вошли в Югославию, нам, белым эмигрантам, грозила большая опасность. В Белграде очень много русских было арестовано, одной ночью люди исчезли и никогда о них мы ничего не знали, где они. У нас в городе Бечкереке тоже были арестованы русские люди, из них было много молодежи, рожденной уже в Югославии, и они исчезли навсегда, никто из арестованных не откликнулся. А все остальные русские эмигранты были лишены сразу работы.

Мой муж ходил на станцию выгружать уголь из товарного вагона, этот период нашей жизни был очень тяжелый. Эта работа была для моего мужа не под силу. Когда он к вечеру приходил домой, он такой был усталый, сразу ложился на топчан, даже не мылся и не мог есть».

Разрыв отношений Югославии и СССР

Поначалу казалось, что ФНРЮ будет тесно сотрудничать с СССР, однако на практике все оказалось не так просто, и между двумя странами начал назревать конфликт. Дело в том, что «крестьянский вождь» (так назвал Иосипа Броз Тито В.М. Молотов), хотя и был убежденным коммунистом, не всегда выполнял «приказы Москвы». Он не без оснований считал, что в годы войны партизаны получали относительно небольшую поддержку от СССР, а в послевоенные годы, несмотря на все обещания И.В. Сталина, СССР не оказывал достаточной экономической помощи Югославии. С другой стороны, активная внешняя политика маршала Тито (это звание было им получено в 1943 году), не нравилась Сталину и его окружению.

28 июня 1948 года накапливавшиеся в течение длительного времени противоречия прорвались наружу. Произошло это следующим образом. 19–23 июня под Бухарестом проходило совещание Коминформа (Коммунистического информационного бюро коммунистических и рабочих партий), на котором обсуждался вопрос о действиях югославского руководства. Югославские коммунисты приехать на него отказались. 28 июня чешская коммунистическая пресса первой опубликовала итоговое коммюнике этого совещания, в котором говорилось о том, что КПЮ вступила на ложный путь в области внешней и внутренней политики и в своих отношениях с СССР, а лично товарищ Тито был осужден за ревизионизм, троцкизм и другие идеологические ошибки.

Это коммюнике произвело эффект разорвавшейся бомбы: долго зревший конфликт и раскол стали гласными.

После этого югославские коммунисты решили, что капитализм представляет для независимости Югославии меньшую опасность, чем Советский Союз, и они фактически порвали с единым коммунистическим фронтом. В результате Югославия получила свободу в разработке планов собственного пути строительства социалистического общества. Со своей стороны, в СССР Тито стали называть «империалистическим шпионом», а Белград — «американским центром шпионажа и антикоммунистической деятельности».

Преследования русских эмигрантов

Не могло не сказаться все это и на положении русских эмигрантов в Югославии. По этому поводу профессор Мирослав Йованович пишет:

«Новый удар пришелся на 1948 год. Столкновение двух коммунистических партий и их лидеров снова сурово отразилось на судьбе невольных изгнанников. Последовали новые отъезды, преследования и высылки».

Русская эмигрантка Ольга Мирошниченко (урожденная Шуневич) рассказывает:

«Для нас, русских эмигрантов, совсем неожиданно пронеслась опять волна трагедий через всю Югославию. Стали высылать из Югославии целые семьи. Главу семьи вызывали в УДБ (это то же, что и НКВД в Советском Союзе) и говорят ему — вы должны покинуть пределы Югославии через 10 или 14 дней — такой короткий срок давали».

Примеров преследований русских можно привести немало. В частности, в 1949 году был арестован и приговорен к восьми годам исправительных работ Владимир Родзянко, внук известного лидера «октябристов» М.В. Родзянко. После окончания богословского факультета Белградского университета он стал священником. Когда началась война, отец Владимир служил литургии под бомбами в городе Нови Сад. Потом он сотрудничал с Красным Крестом, и множество людей были обязаны ему спасением от ужасов войны. Впрочем, это не помешало коммунистам обвинить его в «превышении дозволенной религиозной пропаганды». Вся вина священника заключалась в том, что после войны на стеклах домов он размещал иконы и служил молебны перед чудотворными образами. Титовские власти конфисковали иконы, а самого отца Владимира бросили в лагерь, где заключенных, не выполнявших дневную норму (за один день нужно было сделать 700 черепиц), помещали в карцер — ледяной каменный мешок. В результате он отсидел в лагерях два года и был освобожден лишь после личного вмешательства архиепископа Кентерберийского. После этого В.М. Родзянко был выслан из Югославии.

Кстати сказать, жена священника Мария Кулюбаева сразу после ареста мужа была уволена из школы, где она преподавала.

Точно так же в 1949 году был изгнан из театра известный сценограф и театральный художник В.П. Загороднюк.

В том же 1949 году был арестован известный историк славянского и византийского права, профессор Белградского университета А.В. Соловьев. Причиной этого стало так называемое «недоносительство». В результате ученый с мировым именем был брошен в белградскую тюрьму, а в 1951 году, на седьмом десятке лет, он был вынужден отправиться в новую эмиграцию — в Швейцарию.

Фактически разрыв ВКП(б) и Коминформа с Тито и КПЮ спровоцировал, начиная с весны 1949 года, масштабную акцию по высылке из Югославии «агентов СССР», к числу которых были причислены и бывшие русские эмигранты. По определению В.И. Косика, «наступили тяжелые времена для всех тех, кто каким-либо образом был связан с Москвой». Всех русских стали подозревать в шпионстве, а раз так — не замедлили последовать и репрессии.

По словам болгарской исследовательницы Цветаны Коесевой, «с весны 1949 года И.Б. Тито проводил масштабную акцию высылки из Югославии „агентов СССР“, в том числе бывших русских эмигрантов и советских граждан». За период с 1 мая 1949 года по 24 июля 1952 года только в Болгарию «было выслано 777 человек. Под наблюдением советских чекистов они подвергались строгим допросам, и на них были заведены персональные досье. В Болгарии на особый учет были поставлены около 155 человек, заподозренных в шпионаже в пользу Югославии».

* * *

В этом смысле весьма показателен жизненный путь простого русского человека Андрея Ивановича Федюшкина. Он родился в 1907 году на Кавказе в семье русского офицера. Тринадцатилетним мальчиком он вместе с Владивкавказским корпусом, который должен был эвакуироваться в Грузию, прошел походным маршем по Военно-Грузинской дороге на Кутаиси. Из Кутаиси в начале июня 1920 года он на пароходе перебрался в Крым, где поступил в Крымский кадетский корпус. После этого он оказался в Белграде, где сумел окончить технический факультет Белградского университета и получить диплом инженера путей сообщения. В Белграде он женился на студентке философского факультета Ирине Шуневич. В 1934 году он получил работу на французской фирме «Батиньоль», которая строила железную дорогу на юге страны. Во время войны семья А.И. Федюшкина оказалась на хорватской территории.

После войны, начиная с 1949 года, как мы уже говорили, в новой Югославии жизнь русских эмигрантов стала совсем непростой. Из Югославии вдруг стали высылать целые семьи русских. Обычно главу семьи вызывали в Управление государственной безопасности (УДБ) и объявляли о необходимости покинуть пределы страны через десять или четырнадцать дней. В конце 1950 года выслали из Югославии и семью А.И. Федюшкина, хотя он имел хорошую работу и считался отличным инженером.

Все русские люди, которые должны были покинуть Югославию, ехали в лагерь в Триесте. Этот лагерь находился на самой границе Югославии. Содержало этот лагерь американское правительство, и в нем беженцы должны были ожидать отправки за океан: в Австралию, Новую Зеландию, Южную Америку, Канаду и США. В лагере А.И. Федюшкин получил бесплатную работу и был записан в квоту на США. Однако, прожив в лагере два года, своей квоты Федюшкины так и не дождались. И тогда, по совету двоюродного брата Георгия Сеницкого, уже жившего в Чили, они решили поехать туда. Так в 1953 году А.И. Федюшкин с женой оказались в Сантьяго.

В Чили А.И. Федюшкин довольно быстро получил работу по своей специальности в американской фирме и прочно встал на ноги. Там он и умер 9 ноября 1996 года. Его жена, Ирина Митрофановна Шуневич, дочь русского офицера, эмигрировавшая в Королевство СХС в 1919 году, спустя почти три четверти века написала:

* * *

Из Югославии после 1948 года изгонялись не только отдельные русские люди и семьи, но и целые монастыри. Так, например, был изгнан в Албанию русский женский монастырь, основанный матушкой Диодорой (Лидией Николаевной Дохторовой). Как рассказывают очевидцы, он был «изгнан в полчаса без церковных книг и церковного имущества».

В Албанию высылались и многие священники, как, например, Григорий Крыжановский и Дмитрий Томачинский. Отец Григорий долгое время служил священником в Хорватии, откуда в 1941 году был выслан властями в Сербию, как нелояльно настроенный к Хорватской католической церкви и не пожелавший служить в ней. В 1950 году за отказ от «пропаганды против СССР» он был выслан вместе с женой в Албанию, где до 1962 года служил священником в Тиране.

Судьбы русских эмигрантов в коммунистической Югославии были различны: кого-то ждала депортация, кого-то — тюрьма, а кого-то — и смерть.

В качестве одной из жертв раздора Сталина с Тито можно назвать священника Владислава Неклюдова. Он был арестован летом 1949 года по обвинению в намерении «просить посольство СССР ходатайствовать перед югославскими властями за невинно арестованных в Сараево». Даже такая просьба, оказывается, может быть квалифицирована как шпионаж. Из Белградской тюрьмы его перевели для суда в Сараево, но до суда он не дожил. Отец Владислав покончил с собой в ночь с 29 на 30 ноября 1949 года (по другим данным, произошло это в белградской тюрьме).

Отец Владимир Родзянко, сообщая патриарху Алексию I об этом, написал:

«Известны мне обстоятельства последних минут протоиерея Владислава Неклюдова. Он был поставлен в такое положение, что самое его появление на суде должно было бросить тень на Мать-Церковь Русскую и дать повод для вражды к ней Церкви Сербской. Он предпочел „положить жизнь задруги своя“ и без колебаний это сделал. „Самоубийством“ было названо то, что церковь венчает венцом мученическим, потому что это не был акт отчаяния или безверия, но наоборот — сознательная жертва за церковь, веру и истину».

* * *

В.И. Косик в своей книге «Что мне до вас, мостовые Белграда» пишет:

«Стоит подчеркнуть, что не все русские люди собирались бежать перед советскими солдатами, надеясь увидеть в них черты „суворовских чудо-богатырей“, освобождавших Европу. Победы советского оружия ассоциировались у многих с русским именем, рождая гордость за Россию. Они не желали замечать ни арестов, ни „исчезновений“ некоторых своих знакомых после вхождения в города Красной Армии. Проблемы ответственности, выбора тогда зачастую решались просто: здесь победитель, там побежденный. „Историю, — как подчеркивал в своих мемуарах Алексей Заварин, — пишут победители, и они дают окраску всем происшедшим событиям. Они творят злодеев и героев, и рисуют историю по своей идеологии, своему мировоззрению и даже по своим привычкам… Ваш противник изображается в абсолютно отрицательном виде, то есть в виде некоего демона — олицетворения зла. Все силы пропаганды употребляются, чтобы полностью очернить вашего оппонента. Так политический противник оказывается и вором, и развратником, и массовым убийцей, и беспринципным оппортунистом и т. д. Придумываются новые и новые эпитеты, которые возводятся в „общепризнанные“ качества злодеев, и ими окрашивается ваш противник… К несчастью, как результат такого подхода, — повреждается и страдает истина. Те, кто употребляет этот способ, очень часто вредят самим себе и попадают в рабство своих собственных фантазий и иллюзий“.

Но это все «философия», а правда была такова: у тех, которые до войны получили югославское гражданство, оно было отнято. В июне 1945 года власть приняла решение — все русские без учета гражданства должны были в определенный срок подать просьбы о получении особых «временных удостоверений». За просителей морально, материально и уголовно должны были поручаться два «наших гражданина», то есть коренных жителей Югославии. «Некоторое время спустя новые власти большое количество лиц без гражданства принудили принять советские паспорта в договоре с советскими властями. Два-три года спустя после ссоры со „старшим братом“ большое число было депортировано как раз из-за советских паспортов, счастливые — на Запад, в лагерь Триест, несчастные — в Румынию, Болгарию, Венгрию. Выбора не было». В некоторых случаях семьи разлучались. Редко кому дозволялось урегулировать все дела. «В большинстве случаев, на депортацию давалось семь дней. Некоторых пощадили — они должны были вернуть советские паспорта в советское посольство с сопроводительным письмом, в котором отрекались от совгражданства с омерзением. Некоторые русские белградцы колебались даже ходить в русскую церковь»».

Случалось, было достаточно заговорить на улице на русском, чтобы попасть в лагерь на Голи оток (Голый остров). Организовывались многочисленные процессы над «советскими шпионами-белоэмигрантами». Но и в такое непростое время было место героизму. Так, восемнадцатилетний художник Игорь Васильев после долгих размышлений отказался от предложения югославских органов госбезопасности шпионить за приятелями своих родителей, что ему стоило трех лет тюрьмы с принудительным трудом.

Русская эмигрантка Ольга Мирошниченко (урожденная Шуневич) рассказывает:

«Родителей моего мужа (отцу Александру было 72 года, а матушке 65 лет) и его брата выслали в 1950 году. Мужа брат успел побывать в Белграде во французском консульстве, все им рассказал и просил у них въездную визу во Францию. Консул сразу выдал визу для родных и брата. Моя сестра с мужем жили в Хорватии в городе Загреб. Муж сестры имел хорошую работу инженера в известной фирме „Виадукт“, несмотря на это, их тоже попросили уехать. Мой брат тоже работал в Загребе — в Хорватии в той же фирме вместе с мужем моей сестры, его не тронули. Правда, он был женат на хорватке. Нашу семью тоже не тронули. Может быть, из-за наших взрослых детей, которые отлично учились в сербской гимназии и были в последних классах сербской гимназии в городе Зренянин.

Все русские люди, которые должны были покинуть Югославию, ехали в лагерь Триест в Италии. Этот лагерь находился на самой границе Югославии. Американское правительство этот лагерь содержало для беженцев. Там было очень много беженцев из всех стран мира. Эти беженцы ожидали, чтобы потом переехать за океан: в Австралию, Новую Зеландию, Канаду, Южную Америку и Америку.

Такие были тяжелые последние десять лет русским эмигрантам в Югославии. Но за все пережитое русская белая эмиграция все же сохранила в тяжелых условиях жизни свою Православную веру, русский язык, старые традиции и верность и любовь к России.

Мы уезжаем из Югославии. Мой муж решил определенно, что и нам тоже нужно уезжать из Югославии. Но нас еще задерживало пару лет в Югославии, так как муж хотел, чтобы наши дети закончили среднее образование в Югославии. В начале 1951 года муж уже подал прошение в Югословенское правительство о выездной визе из Югославии и одновременно подал заявление о нашем отречении от Югословенского гражданства — это было очень рискованно для всей нашей семьи. Но мой муж в этом был непоколебим в своем решении. Югословенское правительство нам не делало никаких препятствий и выдало всей нашей семье выездную визу.

В 1951 году, в сентябре, наша вся семья выехала через Белград из Югославии к границе Италии в город Триест (мужу было 45 лет, мне 38, дочери 19 и сыну 18 лет). И мы попали со своими вещами временно в лагерь Триест. В этом лагере находилось очень много беженцев из всех стран. Все эти беженцы хотели переехать за океан и ждали очереди. Но в лагере в Триесте наша семья долго не была. Вскоре приехала комиссия из Канады набирать себе работников. Мой муж сразу записал всю нашу семью переехать в Канаду. Я лично была очень против, так как знала только о Канаде, что там длинные и холодные зимы. Канадская комиссия нас всех осмотрела и дала сразу согласие о принятии всей нашей семьи в Канаду. Мы с мужем были довольно молодые, и наши дети уже были взрослые. И такой подбор семьи, естественно, канадцам понравился — вся рабочая сила, которая им была нужна.

В начале декабря, в 1951 году, нас, большую группу беженцев, перевезли поездом из Италии из лагеря Триеста в Германию, в лагерь Бремен. Из лагеря Бремена беженцев перевозили тремя американскими пароходами бесплатно за океан».

* * *

Среди «русских белградцев», которых вынудили принять после Второй мировой войны советское гражданство, можно отметить видного юриста и профессора Белградского университета Н.Н. Алексеева (в 1942 году он был уволен из университета, после войны принял советское гражданство, а в 1950 году переехал в Швейцарию) и многих других.

А вот судьба доктора филологии И.Н. Голенищева-Кутузова сложилась вполне удачно. В 1941–1944 годах он участвовал в партизанском движении, в 1946 году получил советское гражданство, а в 1955 году возвратился на родину. К этому времени И.В. Сталин уже умер, и И.Н. Голенищев-Кутузов был принят в ИМЛИ АН СССР. Потом он работал профессором в МГУ и умер в Москве 26 апреля 1969 года.

Напротив, судьба В.В. Сташевского, по праву считающегося одной из интереснейших личностей среди русских архитекторов в Белграде, сложилась трагически. Он родился в 1882 году, закончил Николаевскую военно-инженерную академию в Санкт-Петербурге, был полковником царской армии. В 1920 году он эмигрировал в Королевство СХС, где занимался проектированием зданий церковной и гражданской архитектуры (всего он спроектировал около двух тысяч объектов). В 1945 году он был арестован и вывезен в СССР, где и погиб при неизвестных обстоятельствах (по другим источникам, он сумел спастись и умер где-то после 1950 года в Марокко).

К сожалению, еще с конца 1944 года практически все русские эмигранты стали считаться «врагами СССР» и «белогвардейцами». С прибытием на югославскую землю спецчасти СМЕРШ начали арестовывать русских эмигрантов и принуждать их доносить на своих соплеменников, сотрудничавших с немцами. Круг лиц, обвиняемых в коллаборационизме, расширялся, причем делалось это весьма тенденциозно и произвольно.

Например, в 1944 году был арестован СМЕРШем и, по всей видимости, расстрелян работавший в Министерстве водного хозяйства Королевства СХС, а потом бывший руководителем Дирекции водных ресурсов страны С.П. Максимов.

Не менее трагична судьба генерал-лейтенанта Г.А. Вдовенко. По одной из версий, он был убит югославскими партизанами, по другой — арестован СМЕРШем, вывезен в СССР и погиб в 1945 году в ГУЛАГе.

Архиепископ Гермоген (Максимов) в июле 1945 года погиб от рук югославских партизан (по другим сведениям, он был арестован после освобождения Загреба и приговорен к расстрелу).

В 1945 году был выдан титовскими властями правительству СССР и отправлен в лагеря генерал-майор Б.Н. Литвинов. По некоторым данным, он погиб в лагерях вскоре после выдачи.

Аналогичным образом после прихода в Белград советских войск был арестован органами НКВД и отправлен в концлагерь бывший председатель Кубанского правительства П.И. Курганский. Через десять месяцев, правда, он был освобожден и жил в Белграде до самой смерти в 1957 году.

Полковник Алексей Лазаревич Мариюшкин в 1944 году был депортирован в СССР. Он умер в лагере Явас в Мордовии в 1946 году. А вот полковник Вячеслав Матвеевич Ткачев, также арестованный СМЕРШем и депортированный в СССР, был осужден на десять лет лагерей за «сочувствие мировой буржуазии». Он также был этапирован в Мордовию, но в феврале 1955 года его освободили «с поражением в правах». Он умер в Краснодаре в марте 1965 года.

О сложной судьбе Василия Витальевича Шульгина мы уже рассказывали (он был арестован СМЕРШем в 1944 году, депортирован в СССР и осужден на двадцать пять лет).

* * *

В.И. Косик констатирует:

«Коммунистическую Югославию оставляли многие. Небольшое примечание: если вместе с немецко-фашистскими войсками покинула страну треть русских эмигрантов, то в начале 50-х гг. из титовской Югославии выехали 4/5 из остававшихся еще русских людей. Причем 10 % выбрали Восток, 90 % — Запад».

Те, кто остался, вынуждены были полностью ассимилироваться. Некоторые, например, приняли югославское гражданство. Так, в частности, поступили писатель М.Д. Иванников, который после этого совсем отошел от культурной жизни эмиграции, продолжая, однако, писать по-русски, и священник Г.А. Крыжановский.

Некоторые русские эмигранты создавали смешанные браки с гражданами Югославии. Например, художник-иконописец П.М. Софронов женился на сербке. Также на сербке женился сын казачьего генерала А.Н. Донскова.

Оперная певица К.Е. Роговская в 1929 году вышла замуж за талантливого композитора и дирижера Стевана Христича, который впоследствии стал руководителем оркестра Белградской филармонии и директором Национального театра. Это позволило ей получить ангажемент в театре и оставаться на белградской сцене вплоть до 1943 года. Умерла она в Белграде в 1961 году, через три года после смерти мужа.

По поводу ассимиляции русских профессор Мирослав Йованович пишет:

«В итоге тот специфический русский дух, который окрасил и обогатил межвоенный Белград, Сербию и Югославию, на долгие годы затаился в частных домах и в кругу друзей, в воспоминаниях и на старых фотографиях. Осталась русская церковь Святой Троицы на Ташмайдане, Иверская часовня (точная копия той, что большевики разрушили в Москве, и возведенная как напоминание о ней) и „кусок русской земли“ — русское кладбище. Остались люди и их дела. А за ними — богатейшее наследие, целая ризница различных даров, которые в сербское и югославянское общество и культуру внесли русские люди».

По данным А.Б. Арсеньева, «в Югославии была зарегистрирована ровно 1001 русская эмигрантская организация».

Ниже приводится неполный перечень русских эмигрантских организаций в Белграде, который уже одними своими названиями наглядно свидетельствует о многогранности деятельности русской эмиграции в этом городе.

Гуманитарные, благотворительные и социальные организации

Всероссийский союз городов (ВСГ)

Всероссийский союз городов — организация городской буржуазии. Создан в августе 1914 года для оказания помощи правительству в ведении войны 1914–1918 годов. Действовал в контакте с Всероссийским земским союзом. Был упразднен в 1918 году декретом СНК. Свое представительство в Белграде открыл весной 1920 года. На совещании представителей правительственных и общественных организаций российских беженцев, состоявшемся 22 мая 1920 года в Белграде, было принято решение о распределении направлений работы: на представительство ВСГ была возложена организация школьного образования и помощи детям. В результате уже летом 1920 года в Белграде, Панчево, Сараево, Земуне и Скопье возникли детские заведения, которые взяли на себя все заботы о детях в течение дня: питание, обучение, отдых. Такие заведения назывались детскими домами. В октябре 1920 года в Белграде, благодаря финансовой поддержке Государственного комитета по приему и устройству русских беженцев, была открыта 1-я Русско-сербская гимназия в составе пяти старших классов.

Всероссийский земский союз (ВЗС)

Создан в 1914 году в Москве. Занимался главным образом помощью больным и раненым (оборудование для госпиталей, санитарных поездов, пунктов питания, заготовка медикаментов, белья, обучение медицинского персонала). В дальнейшем стал также выполнять заказы главного интендантства на одежду и обувь для армии, организовывал помощь беженцам. Был упразднен в январе 1918 года декретом СНК. Открыл свое представительство в Белграде весной 1920 года. На совещании представителей правительственных и общественных организаций российских беженцев, состоявшемся 22 мая 1920 года в Белграде, было принято решение о распределении направлений работы: на представительство РЗС была возложена профессиональная подготовка и трудоустройство русских беженцев.

Российское общество Красного Креста (РОКК)

Ведет свое начало с 1854 года, когда великая княгиня Елена Павловна открыла в Санкт-Петербурге Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия, которых готовили для работы в военных госпиталях осажденного Севастополя. В мае 1867 года император Александр II утвердил устав Общества попечения о раненых и больных воинах. В 1879 году оно было переименовано в Российское общество Красного Креста (РОКК). Было упразднено в 1918 году декретом СНК. Свое представительство в Белграде открыло весной 1920 года. На совещании представителей правительственных и общественных организаций российских беженцев, состоявшемся 22 мая 1920 года в Белграде, было принято решение о распределении направлений работы: на представительство РОКК была возложена организация медико-санитарной и продуктовой помощи беженцам.

Церковные и духовно-просветительные организации

Собор Русской Православной церкви заграницей (РПЦЗ)

РПЦЗ возникла в 20-е годы как русская православная эмигрантская церковная организация, вышедшая из административного подчинения Московскому патриархату вследствие революции 1917 года в России и Гражданской войны. Она объединяла ряд епископов, оказавшихся в изгнании и эмиграции, которые не пожелали подчиниться Временному Патриаршему Синоду во главе с митрополитом Сергием (Страгородским), считая его несвободным в своих решениях в условиях большевистского режима. В ноябре 1920 года на Босфоре сосредоточилось свыше 125 кораблей русского и иностранного флотов, переполненных беженцами из Крыма. В их числе находилась группа архиереев во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). Они образовали Высшее Русское Церковное Управление за границей (ВРЦУ).

В 1921 году, по приглашению Сербского патриарха Димитрия, ВРЦУ переехало в Королевство СХС, в Сремские Карловцы, что в семидесяти километрах от Белграда. Правительство королевства оказало представителям Русской православной церкви радушный прием, а патриарх Димитрий предоставил им свою личную резиденцию. Первое заседание ВРЦУ в Сремских Карловцах состоялось в июле 1921 года под председательством митрополита Антония (Храповицкого).

В ноябре 1921 года в Сремских Карловцах состоялось Всезаграничное Русское Церковное Собрание, впоследствии переименованное в Собор (в современной литературе часто именуется Первым Всезарубежным Церковным Собором). Председателем Собора, фактически оформившего независимое русское церковное образование, ставшее именоваться РПЦЗ, был митрополит Антоний (Храповицкий).

В сентябре 1922 года Архиерейский собор упразднил ВРЦУ и образовал новую организационную структуру — Архиерейский синод РПЦЗ. С этого момента Карловацкий Синод с митрополитом Антонием во главе был провозглашен главой РПЦЗ.

В 1927 году Архиерейский собор РПЦЗ постановил прекратить административные сношения с московской церковной властью, «ввиду порабощения ее безбожной советской властью».

Второй Всезарубежный собор РПЦЗ состоялся в Сремских Карловцах в августе 1938 года под председательством митрополита Анастасия (Грибановского), сменившего умершего митрополита Антония.

Фактически именно в 30-е годы произошел окончательный раскол Русской церкви.

Третий Всезарубежный Собор РПЦЗ состоялся в сентябре 1974 года в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле. Четвертый Всезарубежный собор состоялся в мае 2006 года в Сан-Франциско. Он принял историческое решение о воссоединении Русской церкви.

Архиерейский синод РПЦЗ

Архиерейский синод РПЦЗ является исполнительным органом Собора РПЦЗ. Он был образован в сентябре 1922 года. В его главе встал митрополит Антоний (Храповицкий). После его смерти в, 1936 году, на пост председателя Архиерейского синода и Собора РПЦЗ был избран митрополит Анастасий (Грибановский). Преемниками митрополита Анастасия на посту председателя Архиерейского синода были митрополиты Филарет (Вознесенский) (1964–1985), Виталий (Устинов) (1985–2001) и Лавр (Шкурла) (с 2001 года). В ходе Второй мировой войны Архиерейский синод покинул Сремские Карловцы и с 1946 года находился в Мюнхене. С 1950 года Архиерейский синод пребывает в Нью-Йорке.

Военные организации

РОВС (Русский Обще-Воинский Союз)

Основная организация русской военной эмиграции, объединявшая всех чинов белых армий за рубежом. Образован генералом П.Н. Врангелем 1 сентября 1924 года. С декабря 1924 года до своей смерти в 1929 году верховное руководство РОВСом принял на себя великий князь Николай Николаевич.

IV отдел РОВСа (Югославия, Греция и Румыния)

Начальник — генерал от инфантерии Э.В. Экк. Военный представитель в Югославии — полковник В.И. Базаревич.

В Югославии (втором после Франции центре офицерской эмиграции), в основном в Белграде, находились общества:

Русских офицеров в Королевстве СХС,

Кавалеров ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия,

Офицеров-артиллеристов,

Взаимопомощи воспитанников Николаевской Инженерной академии и училища,

Военных топографов,

Николаевского кавалерийского училища,

Офицеров российского военно-воздушного флота,

Бывших юнкеров Елисаветградского кавалерийского училища,

Офицеров Интендантской академии,

Военных юристов,

Участников Великой войны,

Офицеров Генштаба,

Ревнителей военных знаний и т. д.

Общество русских офицеров в Королевстве СХС

Центральное правление Общества располагалось в Белграде, а отделы имелись во многих городах королевства. Председатель Центрального правления — генерал от инфантерии А.А. Зегелов, секретарь — полковник В.Я. Криницкий.

Общество офицеров Генштаба

Объединяло в эмиграции офицеров Генерального штаба. Один из его центров находился в Белграде. Председатель — генерал-лейтенант Генштаба Б.И. Казанович.

Общество офицеров-артиллеристов

Образовано во Франции и в Королевстве СХС с центром в Белграде. Председатель — генерал-лейтенант Н.А. Илькевич.

Общество бывших юнкеров Елисаветградского кавалерийского училища

Находилось в Белграде. Почетный председатель — генерал-лейтенат И.Г. Барбович, председатель — генерал-майор Е.В. Иванов, секретарь — подполковник П.Ф. Проходовский, казначей — подполковник Н.А. Шпейер.

Общество кавалеров ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия

Объединяло в эмиграции офицеров — георгиевских кавалеров, проживавших в Королевстве СХС. Находилось в Белграде. Председатель — начальник IV отдела РОВСа (1924–1933), генерал от инфантерии Э.В. Экк. В 1925–1927 годах выпускало журнал «Русский военный вестник».

Общество офицеров российского Военно-воздушного флота

Было создано в 1921 году. Объединяло в эмиграции офицеров авиации. Находилось в Новом Саде. Устав организации был утвержден генералом П.Н. Врангелем 15 марта 1922 года. «Цели общества: национальное и моральное объединение офицеров; взаимная поддержка, защита их чести и достоинства; осуществление приобретения знаний; забота о военных инвалидах». Председатель— генерал-майор авиации В.М. Ткачев (1885–1965). Почетным членом состоял И.И. Сикорский. С 1923 года издавало «Авиационный бюллетень» и журнал «Наша стихия». Ответственный редактор журнала — генерал-майор В.М. Ткачев. Общество принимало активное участие в организации в Югославии авиапочты и пассажирских рейсов Белград — Загреб, Белград — Сараево и др. Членом Общества полковником Л.И. Байдака был осуществлен вошедший в историю югославской авиации перелет Белград — Бомбей и обратно.

Общество ревнителей военных знаний

Было создано в Белграде. Председатель — полковник В.М. Пронин. Издавало журнал «Военный сборник».

Совет объединенных российских офицерских обществ в Королевстве СХС

Образован в 1921 году в Белграде. Объединял все местные офицерские организации, некоторые из которых распространяли свою деятельность и на другие страны. К концу 1923 года в него входили: Общество русских офицеров в Королевстве СХС (225 человек), Общество офицеров Генштаба (318 человек), Общество офицеров-артиллеристов (290 человек), Общество военных инженеров (121 человек), Общество офицеров инженерных, железнодорожных и технических войск (652 человека), Общество взаимопомощи воспитанников Николаевской Инженерной академии и училища (306 человек), Общество кавалеров ордена Святого Георгия и Георгиевского оружия (150 человек), Общество морских офицеров (709 человек), Общество пажей (129 человек), Общество офицеров российского Военно-воздушного флота (200 человек) и т. д. — всего 3580 человек. Советом было основано Русское офицерское собрание, имевшее целью дать возможность офицерам проводить свободное время в офицерской среде и пользоваться библиотекой, читальней и столовой. Его членами были все офицеры, чиновники и военные священники и члены их семей.

Высшие военно-научные курсы

В 1922 году основанные в центрах расселения военной эмиграции кружки военного самообразования были объединены генералом Н.Н. Головиным в «Заочные курсы высшего военного самообразования» (в 1926 году насчитывалось до 52 таких кружков с 550 участниками). А в 1927 году им были организованы в Париже вечерние Высшие военно-научные курсы, просуществовавшие до 1940 года, на которых офицеры обучались по полной программе курса академии Генштаба. На 1 октября 1930 года на курсах обучалось около 80 человек. Такие же курсы в качестве самостоятельного высшего учебного заведения в январе 1931 года были открыты генералом А.Н. Шуберским в Белграде. Их руководящий и профессорский состав состоял из 19 человек, состав которых был дополнен восемью лучшими выпускниками первого выпуска. Всего в Белграде на курсах обучалось около 200 офицеров, из которых полный курс закончили 77 человек. Главный руководитель курсов — генерал-лейтенант Н.Н. Головин. Помощники — генерал-лейтенант М.И. Репьев, полковник А.А. Зайцов и полковник Н.В. Пятницкий.

Союз участников 1-го Кубанского (Ледяного) похода

Создан в Королевстве СХС. Председатель Главного правления — генерал-лейтенант Б.И. Казанович. Имел отделы в частях Кубанской казачьей дивизии (генерал-майор П.Я. Ягодкин), в Субботице (генерал-майор П.Д. Проскурнин), Нови-Саде (генерал-майор А.Н. Черепов), Осеке, Любляне, Нише и Шабаце. Главным правлением в 1928–1938 годах в Белграде издавалась газета «Первопоходник».

Научные организации

Русский научный институт

Начал свою деятельность осенью 1928 года и содержался на деньги Королевства. Первым председателем был Е.В. Спекторский. Вначале в состав РНИ входил 21 специалист (В.И. Баскаков, Ю.Н. Вагнер, Н.И. Васильев, Д.Ф. Конев, А.И. Косицкий, Т.В. Локоть, И.П. Марков, Г.Н. Пио-Ульский, И.С. Свищев, В.В. Фармаковский и др.). В 1938 году в составе РНИ было уже 58 ученых. Первоначально РНИ размещался в здании Академии наук, в самом центре Белграда, и только после постройки «Русского дома» в 1933 году он переехал под «русскую крышу». В это время его председателем был академик Ф.В. Тарановский. По приглашению РНИ в нем работали Д.С. Мережковский, К.Д. Бальмонт, известный специалист по аэродинамике Д.П. Рябушинский, выдающийся биолог С.И. Метальников, византолог Г.А. Острогорский и многие другие. РНИ выделил ряд стипендий молодым талантливым исследователям, например К.П. Воронцу, чья последующая научно-исследовательская деятельность прославила Россию и Сербию в области теоретической и прикладной механики. Самой распространенной формой деятельности РНИ были лекции. За первые десять лет функционирования института было прочитано 650 лекций, в том числе 65 — по агрономии, биологии, медицине, 53 — по механике, физике и математике, 32 — по технике, 47 — по военным наукам. В РНИ можно было услышать лекции И.А. Ильина, П.Б. Струве, В.В. Зеньковского, С.Л. Франка, Н.О. Лосского, Г.В. Флоровского, Е.П. Чирикова. В РНИ действовали отделения гуманитарных, естественных и прикладных наук. Лекции и семинары проводились не только в Белграде, но и в Загребе, Нови-Саде, Сомборе, Субботице, Скопье, Дубровнике и других городах страны. Плодотворной была и издательская деятельность РНИ. В частности, было опубликовано 17 томов, включавших 180 статей русских ученых из разных стран.

Русское археологическое общество

Одно из первых объединений русских ученых в Королевстве СХС. Образовалось летом 1921 года из небольшого научного кружка. Первым председателем общества был избран филолог и историк-славист А.Л. Погодин, работавший в Белградском университете. Начав со скромных экскурсий по изучению фресок в монастырях Сербии, общество очень скоро превратилось в организацию, насчитывавшую в своем составе свыше семидесяти человек. В работе Русского археологического общества участвовали такие видные историки, как Е.В. Спекторский, Ф.В. Тарановский, Е.В. Аничков, А.В. Соловьев, Г.А. Острогорский и С.Н. Смирнов. Общество находилось под патронатом княгини Елены Петровны Сербской — вдовы великого князя Иоанна Константиновича Романова и сестры короля Александра I Карагеоргиевича. Основными мероприятиями общества были исследование местных архивов, проведение археологических экспедиций и чтение публичных лекций по славянской культуре. Общество выпустило в свет три сборника своих трудов.

Русский военно-научный институт

Создан в 1936 году для последующей военно-научной деятельности преподавателей и выпускников при Белградских военно-научных курсах. В 1936–1938 годах институт издавал журнал «Осведомитель». Белградские военно-научные курсы и Русский военно-научный институт функционировали вплоть до 1944 года и за тринадцать лет провели шесть выпусков.

Культурные организации

«Русский дом» имени императора Николая II

«Русский дом» в Белграде был основан на средства русских эмигрантов. Он был открыт в 1933 году. Здание «Русского дома» было возведено по проекту архитектора В.Ф. Баумгартена. Вход в здание украшали две мраморные плиты с высеченными надписями: на одной — «Императору Николаю II — защитнику Сербии», и на другой — «Королю Александру — защитнику русских». В стенах «Русского дома» размещались Русский научный институт, Русско-Сербская мужская и женская гимназии, музей императора Николая II, музей русской кавалерии, великолепная библиотека, концертно-театральный зал более чем на 750 мест, гимнастический зал, домовая церковь, ряд обществ, союзов и организаций. За короткое время «Русский дом» стал национальным центром, влияние и значение которого переросло границы многочисленной русской колонии в Белграде. После установления в Югославии коммунистического режима здание «Русского дома» было передано во владение СССР. В нем разместился «Дом советской культуры».

Русская публичная библиотека в Белграде

В 1920 году в Белграде была создана первая библиотека представительства ВСГ, основанием для которой послужили сто русских книг, пожертвованных одной сербкой, которая собрала их и сохранила. В 1928 году библиотека имела уже больше 20 000 книг. В это время средства ВСГ были уже в значительной мере истощены, а посему его представительство обратилось за помощью в правительство Королевства СХС, и с его помощью была организована большая Русская публичная библиотека в Белграде. К 1945 году в этой библиотеке насчитывалось уже более 120 000 книг, и она с полным правом стала считаться величайшим книгохранилищем русского зарубежья, вторым после Тургеневской библиотеки в Париже. Библиотека находилась в «Русском доме» и перед началом Второй мировой войны обслуживала больше 2300 подписчиков, что с их семьями составляло 7000–8000 человек. Без преувеличения можно утверждать, что почти весь русский Белград пользовался услугами этой библиотеки. При библиотеке имелись две читальни: первая обслуживала читателей газетами и журналами, во второй занимались писатели, ученые и журналисты.

Издательская комиссия

В тесной связи с Русской публичной библиотекой в Белграде была работа Издательской комиссии, которая в качестве цели имела создание хорошей русской книги. Издательская комиссия в Белграде не была коммерческим предприятием, и благодаря помощи Русского культурного комитета она имела возможность руководствоваться лишь самыми высокими принципами. Целью Издательской комиссии являлось издание произведений наиболее известных русских писателей, чтобы подрастающее русскоязычное поколение в эмиграции могло получить то, что содействовало бы укреплению в нем русской модели национальных, моральных и чисто человеческих начал. Издательской комиссией в Белграде были изданы произведения М.А. Алданова, И.А. Бунина, А.И. Куприна, Д.С. Мережковского и многих других русских писателей.

Библиотека «Земгора»

Помимо Русской публичной библиотеки в Белграде имелся ряд других общественных и частных библиотек. В первую очередь это была большая библиотека «Земгора», которая имела около 20 000 книг. Во время немецкой оккупации вся эта библиотека была передана в Русскую публичную библиотеку.

Союз ревнителей чистоты русского языка

Существовал в Белграде с конца 20-х годов до 1940 года. Издавал брошюры, листовки, воззвания с призывами сохранения русского языка, устраивал собрания, посвященные русской литературе.

Профессиональные организации

Союз русских инженеров

Учредительное собрание Союза состоялось 20 июня 1920 года. С 1921 по 1927 год Союзом руководил бывший министр путей сообщения царской России Э.Б. Войновский-Кригер. В 1927–1938 годах его заменил Г.Н. Пио-Ульский, известный специалист по турбинам, возглавлявший лабораторию при Техническом факультете в Белградском университете. Почетными членами Союза в 1922 году стали П.Н. Врангель (по специальности геолог) и глава правительства Никола Пашич (по специальности строительный инженер). В 30-х годах Союзом издавался журнал «Инженер» на русском языке.

Союз русских агрономов, ветеринаров и лесных инженеров

Был учрежден 6 января 1921 года в Белграде. Первым председателем стал профессор сельскохозяйственного факультета Белградского университета А.И. Стебут. К концу 1922 года в Союзе насчитывалось 195 человек (агрономов — 109 человек, ветеринаров — 63 человека, лесных инженеров — 23 человека). Сначала специалисты Союза давали бесплатные советы и снабжали информацией пахарей, огородников, виноградарей, скотоводов, садоводов и пчеловодов, начиная от покупки земли или ее аренды до переработки и хранения готовой продукции. Через два года практика бесплатной помощи была прекращена. Были введены тарифы на услуги: устный совет стоил 15 динар, письменный ответ, информация или рекомендация — 25 динар, обширная инструкция — 50 динар. На совещаниях Союза читались рефераты, велись дискуссии. Результатом стало решение Союза от 3 декабря 1922 года о формировании Оргбюро по разработке проблематики обновления и развития сельского хозяйства в России. В него были избраны В.Т. Шацкий (председатель), Б.С. Каминский, А.Н. Челинцев, А.Н. Сорокин, Л.А. Сопоцко и Д.Ф. Конев. Денежные средства в размере 61000 динар для дальнейшей работы Оргбюро представил Всероссийский земский союз. После израсходования этих средств работа Оргбюро постепенно угасла. Союз прекратил существование в начале 30-х годов вследствие отъезда многих его членов в другие страны.

Союз русских писателей и журналистов

Возник в Белграде 1 октября 1925 года для объединения не только профессиональных литераторов, но и всех «русских культурных сил». Союз устраивал литературные конкурсы, вечера, издавал книги. Прекратил существование в конце 30-х годов в связи с начавшейся Второй мировой войной. Первым председателем Союза был А.И. Ксюнин.

1 Титул Великого жупана сербские правители традиционно получали от византийского императора.

2 Рашка — так в ту пору называлась Старая Сербия.

3 Инок — православный монах. В принятой в Русской православной церкви последовательности поставлений в монашеские чины инок следует за послушником.

4 Елена Деянович была правнучкой Феодоры, дочери короля Сербского Стефана Уроша III Дечанского (1285–1331), а тот, в свою очередь, был правнуком Стефана, короля Сербского и родного брата упомянутого выше святого Саввы.

5 Имя Софья она получила уже в Москве, а до замужества звалась Зораидой.

6 Османская империя — государство османских султанов, существовавшее с 1299 по 1923 год. В Европе Османскую империю часто называли Оттоманской империей, Высокой (блистательной) Портой или просто Портой. В период расцвета в XVI–XVII веках это государство включало Анатолию (Малую Азию), Ближний Восток, Северную Африку, Балканский полуостров и прилегающие к нему с севера земли Европы. После окончания Первой мировой войны Османская империя распалась: Франция получила Сирию, Великобритания — Ирак и Палестину. Анатолия (турецкие земли) вошла в состав современной Турции.

7 Пераст — старинный город, расположенный на берегу Бока-Которского залива Адриатического моря, в нескольких километрах к северо-западу от Котора.

8 Род Текелли, который именовался первоначально Попович-Текелли, прервался в мужской линии в 1810 году. Фамильное имя рода было передано дворянам Куракиным.

9 Н.Н. Штрандтман родился в 1875 году, служил офицером в Лейб-гвардейском стрелковом полку, командовал одним из стрелковых полков на Кавказском фронте, был адъютантом великого князя Андрея Владимировича. После эмиграции принял монашеский постриг в КСХС. Впоследствии выехал на гору Афон, жил там в пещере, высеченной в высокой скале над морем. Затем переехал в США, где и умер в сентябре 1963 года в своей келье.

10 С ноября 1921 года функции ГК перешли к созданной правительством Королевства СХС Державной (Государственной) комиссии по делам русских беженцев.

11 Королевство Югославия — официальное название государства в западной части Балканского полуострова в 1929–1945 годах. Название это было принято после государственного переворота короля сербов, хорватов и словенцев Александра I Карагеоргиевича 6 января 1929 года. С 1 декабря 1918 года государство называлось Королевством Сербов, Хорватов и Словенцев (сокращенно — Королевством СХС). А 29 ноября 1945 года была провозглашена Федеративная Народная Республика Югославия.

12 Он находился на этом посту до 6 апреля 1941 года (бомбардировка Белграда), когда Державная комиссия прекратила свою работу.

13 Ташмайдан — место в Белграде. Переводится как «каменоломня», так как в свое время обеспечивало значительную долю камня для строительства города.

14 А.А. Якушев сумел завоевать доверие генерала Е.К. Климовича. При этом сам П.Н. Врангель считал А.А. Якушева агентом ГПУ, тем не менее он дал указание поддерживать связь с «Трестом». Первые догадки о подлинной роли «Треста» возникли после исчезновения в августе 1924 года бывшего русского террориста Б.В. Савинкова, нелегально приехавшего в СССР, для пересечения границы воспользовавшись каналом «Треста». Чтобы развеять эти подозрения, ГПУ и инсценировало поездку В.В. Шульгина.

15 После того как его вывезли в СССР, Мария Дмитриевна продолжала находиться в Югославии, но, когда начались трения между Тито и Сталиным, ее объявили шпионкой и выслали в Венгрию. Там ее знания и умения не нашли применения, и она вынуждена была кормиться на «ручных работах».

16 Как ни странно, в этом названии применяется слитное написание слова «заграницей». Происходит это вопреки официальному русскому правописанию, как нынешнему, так и дореформенному, в соответствии с уставными документами РПЦЗ. Английское название этой организации — The Russian Orthodox Church Outside of Russia.

17 Митрополит Петр был приговорен к ссылке, а потом расстрелян в октябре 1937 года.

18 Усташи (хорв. Ustaše, в переводе — восставшие или повстанцы) — националистическая, сепаратистская организация хорватских фашистов.

19 После окончания войны Милан Недич был отдан под суд за измену и покончил жизнь самоубийством, выбросившись 4 февраля 1946 года из окна.

20 Драголюб Михайлович и его четники добились больших успехов в 1942 году. Югославское правительство в эмиграции установило контакт с ним и присвоило ему чин генерала. Югославские коммунисты, видя в Михайловиче серьезного противника, пытались ложно обвинить его в сотрудничестве с оккупантами. В 1944 году, когда на территорию Югославии вошла Советская армия и почти вся страна оказалась под контролем коммунистов, большая часть четников отошла на север страны. Но силы были неравны, и в марте 1946 года отряд Михайловича был разгромлен, а сам он попал в плен. Суд над ним был чистой формальностью. В результате Михайлович был приговорен к смертной казни и 17 июля расстрелян.

21 Женой Н.И. Толстого была С.М. Толстая — тоже филолог-славист. Кстати сказать, одна из их дочерей стала телеведущей, известной как Фекла Толстая.

22 Вместе с остатками корпуса он дошел до Австрии. Послсе войны М.Ф. Скородумов уехал в США. В ноябре 1963 года он умер и был похоронен в Лос-Анжелесе на голливудском кладбище.

23 До включения в состав вермахта все части Русского корпуса во внутренней жизни руководствовались старым русским уставом, а в тактическом и боевом отношении — уставами РККА последнего издания.

24 Термин «Ди-Пи» образован из первых букв английского выражения «Dysplace Person», которое переводится на русский язык как «перемещенное лицо», то есть лицо без гражданства. В послевоенные лагеря Ди-Пи попадали все люди, говорящие по-русски, причем не только бывшие советские граждане из числа угнанных остарбайтеров, военнопленных и перебежчиков, но и бывшие подданные Российской империи, с оружием в руках ушедшие с полей сражений после окончания Гражданской войны в России и нашедшие приют во многих европейских странах.

25 С 1945 года Югославия стала федерацией из шести союзных республик под названием Демократическая Федеративная Югославия. С 1946 года страна стала называться Федеративной Народной Республикой Югославия (ФНРЮ), а с 1963 года — Социалистической Федеративной Республикой Югославия (СФРЮ).

26 СМЕРШ («Смерть шпионам») — особые отделы НКВД, занимавшиеся во время войны дезертирами, шпионами, военнопленными и т. д., а после 1944 года — репатриацией на родину советских граждан, оставшихся вне территории СССР. Организацией руководил лично Л.П. Берия.