Часть первая

Зина Рыкова шаровой молнией влетела в фойе офисного центра, на ходу сбросила куртку цвета цикламен, расшитую стразами, и самовлюбленно поводя не по сезону оголенными плечами, на высоченных шпильках процокала к зеркалу. Весь туалет журналистки был продуман таким образом, чтобы ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения в нюансах ее телосложения. Тут было все и сразу: кожаные шортики, ажурные колготки с орхидеями, замшевые ботфорты, разрисованные вампирские ногти и неправдоподобные, как павлиний хвост, искусственные ресницы. С удовлетворением убедившись, что ее появление не осталось незамеченным, Рыкова остановилась у зеркала.

– Что, Зинуль, тоже поясницей маешься? – сзади возник охранник, добродушный дядька пенсионного возраста.

– Иди проспись, Петрович, – буркнула Рыкова.

– Глумишься над стариком? А зачем тогда пояс из собачей шерсти надела? Я все вижу, – охранник хитро погрозил брюнетке пальцем. – Вот здесь, вокруг… э…

– Это называется – бедра! И я не знаю, где ты увидел на них пояс.

– Пояс-то – он не снаружи, – лукаво улыбнулся секьюрити, – а там. Ну, внутри.

– Где – внутри? – Зинка начала заводиться.

Петрович тяжко вздохнул:

– Острохондроз замучал. Совсем острый стал. А собачий-то пояс, говорят, денек поносишь, и ломоту как рукой снимает. Намотал его вокруг задницы и ходи, грей поясницу. Вот я и хотел спросить, помог тебе этот пояс или это просто брехня рекламная… Э, ты что такая красная?

Испепелив Петровича взглядом, Зинка бросилась вверх по лестнице. Ее нетерпение было столь велико, что она не стала дожидаться лифта, которым пользовалась всегда – даже если из ее родной редакции на шестом этаже требовалось спуститься в буфет на четвертом.

На третьем этаже она забежала в туалет, заперлась в кабинке, спустила шорты, колготки…

– Вот он, собачий пояс, едрить его в кочерыжки! – выругалась Зинка, защипнув обильные бока. – Когда я только успела отрастить эти окорочка? И, главное, все молчат как пришибленные! Заговор равнодушных! И Алинка с ними за компанию…

С тех пор, как четыре года назад в кабинете главного редактора городского ежедневника «Девиантные новости» засела ее лучшая подруга Алина Корикова, обозреватель Зина Рыкова входила к ней без стука. Алина деликатно терпела бесцеремонность приятельницы. Но в одном была непреклонна: Зине было категорически запрещено врываться во время совещаний, которые Корикова собирала дважды в день: в десять утра и четыре вечера. Сейчас было как раз начало одиннадцатого, но дело, возникшее у Рыковой, не терпело отлагательств.

– Алин, бросай все! Ай нид ю! – пробасила она, распахнув дверь редакторского кабинета.

Корикова и ее зам Леша Ростунов, тридцатилетний толстяк, одетый в неряшливое черное, с интересом переглянулись, но с места не сдвинулись. Тогда Зина выдала еще один козырь:

– Новость! На первую полосу!

– Не тяни, – важно скомандовал Ростунов.

– Не лезь вперед батьки в пекло, – Зина бросила на него уничижительный взгляд. – Щас, выложу я тебе тут свой супер-мега-бенц! Рылом не вышел!

– Зин, – одернула ее Корикова. – Ну, что там у тебя стряслось? Фотокор нужен?

– Ну спасибо, дорогая! – Рыкова задохнулась от возмущения. – Не ожидала, что ты предложишь мне такое!..

Фотокорреспондент Дима Филатов был последним гражданским мужем Зинки. С ним она прожила два неплохих года, пока их не развело комичное, как считала сама Рыкова, недоразумение. Как-то в супермаркете «Десяточка», отчаявшись протолкаться к фруктовым рядам, она поддала тележкой под колени впереди стоявшего мужчины. Да так сильно, что тот потерял равновесие и обрушился на Зинину тару.

– Вот мудель! – громко хмыкнула она, пока незнакомец поднимался под обстрелом насмешливых взглядов. – На месте властей я давно бы изолировала флегматиков от общества. Что вылупился? От радости в зобу дыханье сперло?

Обычно после подобного захода начиналась перепалка, участие в которых было главным хобби Рыковой. Но мужчина, внимательно посмотрев Зинке в глаза, не сказал ни слова и удалился, на ходу отряхивая элегантное пальто. А Рыкова, испытав смутное недовольство, враз потеряла интерес к фруктам и покатила тележку к винным рядам. Она вспомнила, что от бананов толстеют, от апельсинов прогрессирует кариес, от киви может пойти сыпь, а вот от мартини никому еще не стряслось ничего плохого.

В алкогольных рядах была пивная промоакция, и Рыкова, вообще-то не любившая этого напитка, активно в ней поучаствовала. Затем ее нос учуял заманчивый запах колбасы, и Зина покатила тележку в его направлении. В отделе гастрономии также шла дегустация, и Рыкова позволила промоутершам предложить себе четыре сорта новинок, сопровождая жевание пресыщенно-брезгливой миной.

Так пролетело минут сорок. Покидая «Десяточку» с бутылкой мартини, багетом, сырной нарезкой и банкой сгущенки, Зинка никак не ожидала увидеть у входа того самого мужчину в дорогом пальто. Ее кольнули неприятные предчувствия – неужели нарвалась на проблемы? Но тот, дружелюбно улыбаясь, шагнул ей навстречу:

– Мне нужно вам кое-что сказать. Давайте посидим у меня в машине или съездим куда-нибудь попить кофе.

– Если вы из модельного агентства, то знайте, что я связана пожизненным контрактом с «Виктория Сикрет», – с высокомерным смешком отвечала Зинка, а ее взгляд меж тем оценивал часы мужчины, прикидывал, сколько стоит пальто и галстук…

Незнакомец протянул ей визитку. Ого! Генеральный директор крупной девелоперской компании! Зинка криво улыбнулась:

– И чем же вы занимаетесь в этой вашей девелоперской компании? Дверями хлопаете? С деверем лопаете? А, может, дев лапаете?

– Вы неподражаемы, – еще шире улыбнулся мужчина.

– Вы влюблены и хотите на мне жениться? Имейте в виду: варианты с годовым доходом менее миллиона баксов я не рассматриваю.

– Скажите, а вот такую сумму, – и мужчина назвал тройную зарплату Рыковой, – вы как, можете рассмотреть?

– Разве что если за час, – тут Зинка спохватилась, что скатывается в торг и отрезала: – Сгинь, маньяк.

При этих словах мужчина не на шутку разволновался.

– Да, моя метресса, да! Будь моей владычицей морскою! – и, взяв себя в руки, девелопер шепнул: – У меня к тебе конкретное деловое предложение.

И он быстро разъяснил Зинке суть своей пропозиции. В данный момент он расстался со своей госпожой и озабочен поисками новой. Рыкова – его любимый типаж. К таким, как она, он любит приходить раз в неделю и, переодевшись в забавный костюмчик, драить квартиру, мыть посуду и чистить унитаз. От такой, как Зинка, он готов терпеть любые унижения – в пределах разумного, ведь он человек публичный и, мало того, семейный. За все – про все он готов платить вышеозначенную сумму. В месяц. Конфиденциальность гарантируется. Того же ждет и от нее. Ну как, по рукам?

– Извращенец, – восхищенно выдохнула Зинка, прикидывая, к каким высотам потребления вознесет ее дополнительный доход. И тут же гаркнула, вживаясь с новый образ: – Ах ты, неуклюжий смерд! В магазине ты чуть не сбил меня с ног, за что будешь излупцован шпицрутенами!

А поскольку Рыковой не терпелось получить аванс, то, подумав, она добавила:

– Завтра же!

На следующий день она уговорила Алину отправить Филатова в командировку, а сама приняла у себя нового знакомого. Переодевшись в красные стринги и фартук, гость, ободряемый ее матерными тирадами, покрикиваниями и тычками, два часа мыл и чистил ее довольно захламленную однушку. Напоследок, отругав раба за отвратительный сервис и недостаточно подобострастное поведение, Зинка отвесила ему пару пощечин. А увидев, что он кладет на комод конверт, проводила мужчину смачным пинком под шлицу дорогого пальто.

Так продолжалось почти полгода. Пока однажды в неурочный час домой не вернулся Филатов и не увидел следующую картину: девелопер, ползая перез Зинкой на коленях, целовал ее тапки, надрывно умоляя дать ему шанс еще раз пройтись тряпкой по прихожей. Филатов не был искушен в тонкостях извращений. Поэтому он не внял объяснениям Зинки, что это никакой не любовник, а всего лишь бытовой раб. Вышвырнув страдальца из квартиры, Димон покидал в сумку вещи и хлопнул дверью. Больше девелопер Зине не звонил и желания прибраться в квартире не изъявлял.

И все бы ничего, но через пару месяцев Филатов взял и женился. Официально. И что особенно разозлило Зину – на довольно-таки красивой светловолосой корреспондентке Тане Замазкиной. На почве ненависти к Филатову Рыкова оперативно сошлась с другой коллегой – Юлей Колчиной, у которой, кстати, в свое время и увела Диму через неделю после их свадьбы. Но то были дела давно минувших дней, страсти улеглись, и вчерашние соперницы в едином порыве сплотились против 25-летней Замазкиной, которая, по их мнению, слишком важничала и смела носить платье вызывающего цвета «бензин». Это, видимо, Зина считала возможным только для себя – одной из старейших сотрудниц «Девиантных». Она пришла в газету в 28, с тех пор прошло пять лет…

– Рыкова, раз не хочешь говорить свою новость, дай нам закончить оперативку, – подал голос другой зам главного редактора Олег Кудряшов.

Зина открыла рот, чтобы урезонить и его, но остановилась. Нет, как бы там ни было, Олега она уважает. Он реальный профи. Пусть рыжий, толстый и женат на мымре – бывшем главном редакторе «Девиантных» Яне Яблонской. Эту «самодуру» она терпеть не могла. Поэтому ее ликованию не было предела, когда стало известно, что из второго подряд декрета их деспотичная командирша выходить не собирается. Узнав об этом год назад от Кориковой – тогда еще и.о. главного редактора – Рыкова тут же поделилась с ней соображениями относительно кадровых перестановок. А идей у нее было много. Молодую специалистку Замазкину – за дверь, следом за ней – Филатова – желательно по какой-нибудь статье. Старшего обозревателя Ростунова ввиду непривлекательности и вонючести обменять на пару симпатичных мальчиков из конкурирующих изданий. А ставку обозревателя отдать Колчиной – все-таки она искупила свою вину перед Зиной.

– Но у меня нет ставки обозревателя, – сдержанно ответила ей тогда Алина.

– Как нет? А моя?

– Ты уходишь, что ли?

– Да нет, Алиш, – Рыкова засмотрелась в окно. – Кстати, кого ты себе в замы присмотрела? Внимание: есть только один правильный ответ!

В тот день они поссорились. Не разговаривали целую неделю. Рыкова даже бросила на стол Кориковой заявление об уходе. Но Алина тут же выписала Зине недельную командировку в Москву, а когда та вернулась, в кабинете зама уже царил Леша Ростунов – как всегда, нестираный, плохо пахнущий и с перхотью на черно-пегой рубахе. Но очень способный и явно засидевшийся в обозревателях, как без всяких эмоций прокомментировала ей свое решение Корикова…

…

– Значит, горячие новости вас, главный редактор, не интересуют! – громогласно объявила Рыкова.

– Ладно, я сейчас выйду, – пробормотала Алина. – Ребят, шесть секунд.

В коридоре Зина взяла подругу за пуговицу:

– Знаешь, в последнее время ты стала очень черствой. Эта должность тебя портит…

– Ты меня за этим что ли вызвала? – вскипела Корикова. – Другого времени не нашлось? Когда ты, наконец-то, поймешь, что дружба для меня – одно, а работа – совсем другое? И я их не смешиваю!

– Тюх-тюх-тюх, разгорелся наш утюг, – пошла на попятную Рыкова. – Прикинь, что мне Петрович брякнул? Оказывается, я собачий пояс купила!

– Слушай, мне неудобно перед ребятами, давай потом твои покупки обсудим. Можно? – и Алина попыталась высвободить пуговицу из Зинкиных пальцев.

– Можно Машку за ляжку, а меня – разрешите.

– Ты меня достала, если честно! – рванулась Алина. – Я тебя последний раз прошу: не лезь ко мне во время оперативки со своими глупостями! Что, больше времени нет о собачьих поясах поговорить?

– Ну и проваливай! Мне твоя квазидружба на фиг не сдалась! Дождалась, что меня посторонние люди стали собачьим поясом попрекать! – и Зина истерично защипнула жировые валики на боках.

Алина глянула на ее бедра, потом на Зинку, затем опять на валики и тихо рассмеялась:

– Ну да, ты слегонца разъелась. Есть такое.

– А ты делала вид, что ничего не происходит. Лучшая подруга, – Рыкова сделала каменное лицо.

– Да ладно, не паникуй. Лишнего – не больше шести-семи кило.

– Шесть тысяч чертей! Семь килотонн жира!

– Тихо-тихо. Запишем тебя в «Аполло» и через пару месяцев вновь будешь тонкой-звонкой.

– «Аполло»? А ты знаешь, сколько там стоит годовой абонемент? И ты смеешь мне это заявлять после того, как взяла этого зловонного жирдяя на должность, которая по праву принадлежала мне?!

Корикова чуть заметно поморщилась и сказала:

– Клуб я тебе постараюсь организовать бесплатно. Не спрашивай, как… В общем, иду ради тебя на превышение служебных полномочий. Ты мне хоть передачки будешь носить, когда меня за растрату посадят?..

* * *

– Цель?

– Корона «Мисс Вселенной».

– Люблю самокритичный юмор, – серо-голубые глаза старшего инструктора Кирилла Казаринова стали почти синими. Зинка скользнула по нему изучающим взглядом. Бывают же такие красавцы! Прямо романтический бард из древних германских саг. Длинные светлые волосы забраны в хвост, атлетическая спина, точно капюшон у кобры, широченная сверху и сужающаяся к стальной талии, загорелая гладкая кожа… С таким бы она не отказалась замутить…

– Задача номер один – запускаем метаболизм, – деловито начал Казаринов. – Быстрая ходьба по дорожке – раз, коррекция рациона – два. Как только избавимся от избыточного жирового депо…

– В каких местах? – забеспокоилась Зинка. – Мне надо только в бедрах и в талии.

– Первым делом жир уйдет с лица и груди, – Рыковой показалось, что эти слова Казаринов произнес с каким-то даже удовольствием. – И только потом со всех остальных мест. Причем, проблемные зоны подключатся к процессу в самую последнюю очередь.

– Тогда я лучше буду обруч крутить!

– И что? Запомните, локально похудеть нельзя. Это всегда генерализованный процесс.

– Нельзя ли попроще? – поморщилась Рыкова. – У меня только три класса бурсы.

– Как только мы избавимся от излишнего жирового депо, начнем наращивать мышечную массу…

– Всю жизнь мечтала стать кач-бабой!

– И мечтать нечего. Женщинам этого не дано.

– И где ты тут видишь женщину? Мне больше 23-х никто не дает, – Рыкова отчаянно оттягивала момент, когда от болтовни нужно было перейти к делу..

Инструктор устало вздохнул:

– Так, работать будем или дискутировать? От оплаченного персонального занятия прошло уже 15 минут. Через 45 минут у меня следующая клиентка. Кстати, обратите на нее внимание. Девочка реально работает над собой. Мои советы для нее закон, вот и результат налицо. Кстати, я ее готовлю к съемкам.

…Уже через три минуты бега зинкины ноги стали ватными, а сердце заухало где-то в районе горла.

– Эй, Кир! Сними меня отсюда! – заорала она на весь зал.

– Бежать никуда не надо. Просто быстро идем.

– Я сюда пришла худеть, а не хрены валять, – одышливо препиралась Зина.

– Да я тоже хрены не валяю! – вспылил Кирилл. – У меня, между прочим, высшее медицинское образование. И уж мне-то отлично известно, как запускается метаболизм. Хочешь посадить сердце – беги, высуня язык. А хочешь убрать вот это, – он показал на Зинины бедра, – просто иди, только быстро. Но учти: организм начнет жечь жиры только через 20 минут.

Едва Зина перешла на шаг, как ей полегчало. Поминутно хватая себя за бока – не сжигаются ли уже жиры? – она глазела по сторонам. Сколько кругом мяса! На любой вкус: и постного, и с белой прослоечкой. На буженинку, на холодец… и суповые наборы имеются… Все что-то жмут, качают, пыхтят, кряхтят, стонут, рычат с красными от натуги лицами и полупьяными от адреналина глазами. Эту бы энергию да в мирных целях!

А это что за красота неземная нарисовалась в красном костюмчике? И Кир к ней так услужливо бросился, прямо «чего изволите». Надо пойти посмотреть, что там за королева тренажерки выискалась…

Рыкова остановила дорожку. 15 минут для первого раза вполне достаточно. Лучше подольше в сауне поваляться. В бане жир тоже за милую душу сжигается. По пути на релакс Зина остановилась поодаль от особы в красном. Чтобы не пялиться совсем уж откровенно, она схватила первую попавшуюся, странно изогнутую железку и попробовала поднять ее над головой.

– Зина, положите, пожалуйста, W-образный гриф, – терпеливо заметил ей Кирилл, отвлекшись от беседы с клиенткой. – Сейчас вам нужно совсем не это.

Девица в красном тотчас же обернулась на нее. Зина с неудовольствием отметила, что та довольно симпатична… да что там, можно сказать, красотка. Что ж, понятно, в кино страшных не берут. Но тут, чувствуется, и деньги есть. Иначе откуда такая ухоженность? Над светлыми волосами явно поработал хороший мастер, маникюр, макияж – все в духе последних достижений модной индустрии, спортивный костюм ладно облегает худощавую фигуру, а талия такая, что, кажется, можно двумя ладонями обхватить. Но вот цвет лица… Не кровь с молоком, прямо скажем. Какое-то оно усталое, вымотанное. Между бровями наметилась морщинка, обозначились носогубные складки, вокруг рта – серая тень, словно пылью припорошено. А ведь этой старлетке самое большое – 25 лет. Больная, что ли?

– Что-что? – вдруг обратилась к ней незнакомка. – Вы сказали, что я больная?

– Это был мираж, – усмехнулась Рыкова.

– Нет, вы сказали, – дружелюбно настаивала девушка. – Я правда выгляжу нездоровой?

– Тебе сколько? Лет 25? А выглядишь на тридцатник, – Рыкова, как всегда, не лезла за словом в карман. – Морда лица серая, морщины лезут…

– Да, я и сама заметила, – вздохнула спортсменка в красном, отхлебнув темный напиток из пластиковой бутылки. – Последние две-три недели что-то неважно себя чувствую. То голова закружится ни с того, ни с сего, то сердце прихватит, то давление скакнет…

– Бухать поменьше не пробовала? – криво улыбнулась Рыкова.

– Да я вообще не пью и не курю…

– Ульян, что ты сказала про сердце? – встрял в беседу Казаринов.

– Да нет, прошло уже, давай дальше заниматься, – и новая знакомая Зины направилась к стойкам, где навесила на гриф пару 10-килограммовых «блинов».

Рыкова обвела тренажерку взглядом. Чего бы еще поделать? А, вон там, у зеркальной стены лежат маленькие розовые гантели. Но вот незадача – как раз перед стойкой с ними пыхтит какое-то чудо: штаны черные, майка черная, кроссовки черные и даже бандана – и то черная. Что ж, раз ты такой тотал блэк, так зовись Черным спортсменом. Есть же Черный монах, Черный доктор…

Когда парень с громким выдохом притянул штангу к груди, Зинка, чуть не задев его бедром, продефилировала между ним и зеркалом. Не ждать же, пока он передвинет свою спортивную задницу в другую часть зала? Мельком глянув в его лицо, Рыкова поразилась его зверской гримасе. К этому вполне можно было прицепиться.

– Вот только не надо зубовного скрежета и игры желваками, – процедила она и замерла в ожидании ответной реплики.

Но никакой реакции не последовало. Да, глаза Черного спортсмена метали молнии, но он не проронил ни слова.

– Как успехи, красавица? – дорогу Зинке преградил другой тренер с внешностью сериального ловеласа. – Заездил тебя Казаринов? А меня Гоша зовут. Игорь Ядов – слышала, наверно? Чемпион Эмской области, обладатель кубка… Перепишись ко мне, а?

– А что, и перепишусь, если скажешь, как за месяц 10 кило согнать. Реально?

– Более чем! – горячо заверил Гоша. – Но это возможно только под строгим контролем инструктора. Карту на десять персоналок купишь?

– И почем дерешь?

– Ну, тренировка у меня стоит тысяча, десять идут с солидной скидкой – где-то 9 850 получается. Кстати, скидка только при покупке до конца этого дня. И еще могу классную жиросжигающую диету составить – полторы будет стоить. Ну и массаж я делаю такой, что целлюлит прямо тут же рассасывается…

– А ГЗМ?

– И ГЗМ делаю. Но это уже две-три штуки в зависимости от выраженности. За сеанс.

– А если бы я БДСМ сказала – ты бы тоже умильно закивал головой?

– Закивал бы, – разулыбался Ядов. – У нас корпоративная миссия – клиент должен получить любую услугу, какую только пожелает.

– В таком случае, окажи мне эксклюзивную услугу: купи себе губозакатывательную машинку, – и Рыкова проследовала дальше.

Развалившись на диване в зоне отдыха, она через стекло наблюдала за Казариновым и его клиенткой. Такая, ёшки-матрешки, упертая девка! Худая, а со штангой на плечах все равно что со шваброй приседает – наверно, от скорости ветер в ушах свистит.

– Эй, красава, ты не знаешь, кто такая эта Ульяна и почему Кир перед ней так распинается? – обратилась Зинка к проходящей мимо крупной девице с парой пирожных на блюдечке.

– Знаю, знаю, – охотно откликнулась та, присаживаясь рядом. – Это Ульяна Кибильдит. Родители у нее то ли погибли, то ли умерли, и теперь у нее немерено бабла.

– А ты откуда такая информированная?

– Живем с ней.

Зина с гадливостью глянула во влажные карие глаза собеседницы:

– Мы не рокеры, не панки, мы девчонки-лесбиянки?

– Сразу уж и лесбиянки. Нет, нормальные мы. Но с парнями не везет. Вот, в клуб записались, чтобы похудеть. Ульянка-то вон какая стройняшка стала, а у меня что-то не поперло. Наверно, это гормональное…

– А сласти-то зачем трескаешь, если худеешь? – Зина ткнула пальцем в пирожные.

– Да ты что, это же фитнес-десерты, специальные такие, – горячо возразила девица. – В них особые вещества содержатся, от которых вес прямо горит!

– И много ты уже сожгла?

– Пока ничего. Но мне их вообще-то доктор прописал.

– Только пирожные и все? Не свистишь?

– Ну не только, – уклончиво отвечала толстушка. – Еще на аэробику сказала ходить два раза в неделю и раз – на силовые. Но разве можно так резко начинать? Я пока решила рацион скорректировать, вот на фитнес-питание перешла, – и, отправив в рот кусочек бисквита, она отряхнула руки. – Кстати, ты уже была у клубного доктора? Мерила толщину жировой складки? Нет? Так запишись! Вот, кстати, она идет. Мари-и-ин!

Девица двинулась наперерез к невысокой худенькой особе в розовом халате. Но той было явно не до нее.

– Потом, потом, Оксан, – бросила она на ходу, тревожно поглядывая на часы.

– Вот это клиенториентированное заведение! – отреагировала Рыкова. – Обслуга отбивается от своих кормильцев руками и ногами.

– Там что-то случилось, – и толстушка прильнула к стеклу, разделяющему холл и зал. – Видишь, сколько народу?

Действительно, занимающиеся и персонал сгрудились в одном углу зала. Рыкова выхватила взглядом из толпы, словно сфотографировала, скуластую недобрую физиономию Черного спортсмена. Надо же, как он ловко протолкался поближе! Рядом с ним в тревожной маске застыло лицо какой-то пышки в спортивных трусах, чьи ноги Зина сочла срамотой. Кто-то размахивал руками, кто-то щелкал «прикольную картинку» на мобильник. Переглянувшись, Зина с Оксаной бросились в зал. Та на ходу энергично жевала – не пропадать же недешевому фитнес-пирожному!

– Хлеба и зрелищ? – бросила ей Рыкова. – Хватит хомячить.

Протолкнуться к эпицентру ЧП было невозможно. И откуда только народ набежал? Когда Зина пришла в клуб, ей казалось, что в зале занимается не более двадцати человек – все-таки разгар рабочего дня. Сейчас же здесь было втрое больше. Одна дама, судя по всему, примчала сюда прямиком из сауны – раскрасневшееся полное тело было небрежно замотано в махровое полотенце, с волос по бриллиантовым висюлькам струилась вода. Пахло нашатырем и корвалолом.

– У этих анорексичек сроду все не слава богу, – судачили две клиентки позднего бальзаковского возраста. – Они если вокруг себя толпу не соберут, считай, день прожит зря.

– Дамы, быстро докладываем, что случилось, – встряла Рыкова.

– Прыгала, прыгала с железкой вон той, а потом выронила, зашаталась, прошла три шага и грохнулась прямо на пол. Это уж Кирилл с Гошей ее сюда перетащили.

– А кто? Кто?

– Ну, такая звездень в красном костюме… Узница Бухенвальда…

– В красном костюме? – и Зинка, выставив Оксану вперед, словно щит, заорала:

– Пропустите сестру пострадавшей!

Толпа расступилась, и Зина втолкнула новую знакомую в круг.

На диванчике лежала Ульяна. Яркость ее олимпийки резко контрастировала с посеревшими губами и голубоватой бледностью лица, на котором застыло страдание.

– Уль, – слабо позвала Оксана.

Подруга не откликалась.

– Не приходит в сознание, – со слезами в голосе сообщила врач. – Пульс нитевидный, дыхание поверхностное, а «скорой» все нет.

– Марин, еще только 10 минут прошло, – прошелестел Казаринов, который был лишь чуть розовее своей несчастной клиентки. Он словно полинял весь, яркая синева его костюма поблекла, а светлые кудряшки как будто выпрямились и обвисли.

– Давай еще раз массаж сердца.

Марина оперлась крошечной ладонью на середину груди Ульяны, вторую ладонь положила сверху и начала ритмично нажимать. Кирилл обхватил запястье клиентки в надежде услышать пульс.

– Да она не дышит у вас! – крикнул кто-то из первого круга зевак.

– Как не дышит, только что дышала, – заговорила вкрай растерянная доктор. – Точно – не дышит.

– Да она в обмороке, вот и не дышит, – прошептала Оксана. – Надо ее по щекам побить.

– Какой, на фиг, обморок, – зло глянул на нее Кирилл. – По-моему…

В этот момент, когда самодеятельный дуэт реаниматологов исчерпал свои возможности, толпа опять расступилась, образовав коридор для прибывших медиков.

– Пульса нет. Дыхание давно исчезло? – деловито спрашивал доктор, заглядывая в зрачки Ульяны.

– Не знаю, минуты две, – очень тихо отвечала клубный врач.

– Черт, зрачки широкие! Дефибриллятор! – скомандовал врач «скорой». – Да разойдитесь уже все! Дайте нам работать!

Марина с Кириллом с готовностью зашикали на людей, пытаясь оттеснить их от диванчика.

Тем временем реаниматолог установил на грудь Ульяны две пластины: одну повыше, другую по диагонали, пониже. Подали разряд. Ульяну ощутимо тряхнуло.

– Ура! Заработало! – медик радостно утер пот со лба.

– Все нормально с ней? – хором переспросили Кирилл и Марина.

– Рано пока говорить. Всяко бывает…

И точно сглазил. Минуты через три лицо Ульяны опять начало сереть.

– Черт! Опять остановка сердца! – вскричали врачи.

Снова дали разряд тока. Пациентка вздрогнула, ее щеки начали розоветь.

Меж тем, оттесненные от места событий зеваки и не думали расходиться. Всем было важно лично увидеть, чем закончится ЧП. И лишь один Черный спортсмен, как ни в чем не бывало, с резкими выдохами выжимал штангу.

– Все! Мне надоело это гадание на кофейной гуще! – не выдержала Зина. – Что за самоуправство – не пропускать к покойной родную сестру?! Ой, блин, что сказала… Ксю, хватит жрать, идем туда, – и она увлекла за собой жующую девицу.

– Мне всегда на нервной почве чего-нибудь почавкать хочется, – оправдывалась Криворучко, нехотя следуя за Зиной.

– Девчонки, мы же по-человечески попросили: не надо тут стоять, – устало поднял на них глаза Кирилл. – Концерт, что ли?

– Уйдите сейчас же, вы мешаете нам работать, – тихо рявкнул врач «скорой».

– Между прочим, это ее сестра, и она имеет право знать, от чего умирает родной человек! – Зинка с вызовом ткнула пальцем в направлении Оксаны, которую вдруг начала колотить нервная дрожь.

– Сестра? – тут же отозвался второй медик «неотложки» и ловко свернул шейку у ампулы. – Сейчас мы вам сделаем укольчик… Вам надо успокоиться, – и с наполненным шприцем он шагнул к Криворучко.

– Что за отраву вы хотите ей вкатить? – Рыкова преградила ему путь. – И почему не предлагаете мне? Я, между прочим, тоже на грани нервного срыва!

– Заткнитесь, – приказал ей первый реаниматолог. – А то я сейчас отправлю вас в первую психиатрическую на лоботомию. Черт, вы отвлекаете меня от больной!

Все вновь обратили взгляды на Ульяну. Глянула и Зина. И не поверила своим глазам. Казалось, на лицо Кибильдит разом вернулись все краски жизни. Этого румянца на щеках у нее не было даже полчаса назад, когда в относительно добром здравии Ульяна навешивала на гриф «блины». Еще полминуты – и девушка открыла глаза, медленно обвела всех бессмысленным взглядом. Доктора молчали, пытливо вглядываясь в лицо пациентки.

– Ну что, в пятую повезем? Они сегодня дежурные, – сказал один врач другому.

– Не. Надо в тридцатую. В кардио.

– Так не возьмут.

– Возьмут. Договоришься. Как я жалею, что ту девчонку с субарахноидальным в пятую отвез! Уморили ведь, слышал?

Напряжение постепенно оставляло участников реанимационного мероприятия. Марина перекрестилась и улыбнулась. Кирилл, наконец-то, вспомнил о своей красоте и провел рукой по взмокшим волосам, пытаясь их пригладить. Первый врач глянул на часы. Второй принялся укладывать дефибриллятор в чемоданчик. Как вдруг…

– Боже, что с ней?! Что с ней?! – не владея собой, Марина бросилась к пациентке, которая вдруг захрипела и откинула голову назад. Зина просто диву далась, как моментально розоватый тон Ульяниного лица сменился синеватой серостью.

– Няка, – вдруг резко выдохнула Кибильдит и обмякла.

Дальше все развивалось быстро и драматично. Трижды реаниматологи давали разряд, трижды Ульяну подкидывало на месте. Но ее сердце больше так и не заработало…

* * *

– Ужас, ужас, как теперь жить, – вечером того же дня причитала Оксана.

– Как-как? Оторвать задницу от дивана и начать самой зарабатывать денежки, – даже в такой ситуации Рыкова не находила нужным разводить антимонии. – Ишь, пристроилась за счет богатой наследницы! Все, лафа закончилась.

Неожиданное несчастье сплотило случайных собеседниц, и Зина охотно поддалась на уговоры Криворучко пожить с ней хотя бы до похорон. И вот сейчас, когда тело Ульяны увезли в морг, занимающихся попросили удалиться, а клуб закрыли, Зина и Оксана пили водку, закусывая шоколадкой и чипсами. Эти вредности Криворучко извлекла из потайного места.

– Ульянка запрещала чипсы покупать, – плаксиво откровенничала она. – Говорила: еще раз с чипсами увижу – больше ни копейки не дам. Все худела да худела. Вот и дохуделась. Не жрала вообще ничего, зато из зала не вылезала. Да ты видела, что за безобразие у нас в холодильнике!

Рыкова вздохнула: действительно, чипсами и шоколадом они закусывали не от хорошей жизни. В закромах Кибильдит приятельницы нашли лишь четыре упаковки йогурта, несколько яблок да куриную грудку без кожи.

– О, мясо! – возликовала Рыкова.

– Мясо? – брезгливо сморщилась Криворучко. – Рискни, попробуй.

Зина осторожно откусила, пожевала, прислушиваясь к ощущениям. Как вдруг ее лицо исказила гримаса гадливости, и она выплюнула прожеванное в руку.

– Что за силос? Она ее, что, даже не солила?

Оксана махнула рукой и всхлипнула:

– Всю плешь мне проела со своим здоровым образом жизни и правильным питанием. А я теперь сто раз подумаю, прежде чем в сладком себя ограничу. Мне как-то не хочется загреметь в ящик в расцвете лет!

Бутылка подходила к концу, и Оксана, разомлев, монотонно рассказывала Зине историю своего знакомства с покойной. К своим 23 годам Криворучко смогла закончить лишь три курса экономфака. Учеба была ей в тягость, и что самое неприятное – отвлекала от главного. А главным для Оксаны были походы в ночные клубы, где она вот уже лет пять безуспешно пыталась кого-нибудь подцепить. Но вот беда: чтобы вести ночную жизнь, требовались деньги. А их у Криворучко не было. Отчаявшись устроиться по специальности (которую она, по сути, и не получила), Оксана пошла в продавцы-консультанты. Изможденная, со впалыми щеками бизнес-леди открывала в Эмске первый бутик для полных дам, и малороссийская стать Криворучко показалась ей словно созданной для ее специализированного заведения.

Как-то Оксана тянула пиво, сидя у стойки бара в ночном клубе. Она дожидалась, когда подтянутся подходящие парни. И тут услышала за спиной очень уверенный и не очень трезвый женский голос:

– Сто грамм Хеннесси, плиз.

Криворучко живо повернула голову, чтобы глянуть на богачку, и встретилась взглядом с довольно упитанной блондинкой примерно ее лет. Как зачарованная, она перевела глаза на ее пальцы, в которых была зажата пятитысячная. «Шлюха, сразу видно, – решила Оксана и глотнула пива. До знакомства с Ульяной она ни разу не встречала богатых и при этом независимых женщин.

Тут кто-то из тусовщиков нечаянно толкнул незнакомку. Та пошатнулась и плеснула дорогим напитком на оголенное пышное плечо Криворучко. Если бы это была какая-нибудь голытьба, Оксана обязательно бы возмутилась. Но перед ней была ухоженная, «дорогая» особа. Может, и с низов, как и сама Криворучко, но сейчас явно вращающаяся в лучшем обществе. Тем более, облили ее не каким-нибудь дешевым пойлом, а благородным алкоголем.

– Я тебе топик испортила? – участливо обратилась к ней незнакомка. – Извини, ради бога. И не переживай, я тебе новый куплю.

– Вообще-то, это дорогая вещь, – поджав губы, отвечала Криворучко. – Мне ее специально из Италии прислали.

Девица еще раз окинула взглядом «дорогую» вещь, хотела что-то сказать, но… промолчала.

– Если только ты мне купишь что-то не менее приличное, – продолжила Криворучко.

– Окей, вот пять тысяч. На них можно подобрать неплохой топик в «Бигги».

Оксана вспыхнула. «Бигги» был тот самый бутик, в котором она работала.

– В «Бигги»? Но там самый маленький размер – 54-й!

– А на тебе какой? – простосердечно удивилась незнакомка.

На Оксане был именно 54-й, но она полагала, что выглядит максимум на 50-й.

Меж тем, блондинка сама поняла бестактность своего заявления.

– Меня Ульяна зовут, а тебя? – с улыбкой обратилась она к Оксане. – Давай коньяку накатим? За мою новую жизнь.

Оксана с радостью согласилась угоститься за счет новой знакомой. Ульяна оказалась прекрасной слушательницей и вскоре знала о собутыльнице буквально все. При этом о себе не сказала ни слова.

– Э, ты про новую жизнь говорила, – вдруг вспомнила Криворучко. – На диету, что ли, садишься?

– В том числе, и на диету, – улыбнулась Ульяна. – Со старым покончено. Лулу больше не существует.

Оксана в уме прикинула: да, все сходится, ее знакомая – дорогая проститутка, которая решила завязать. У них принято носить такие экзотические клички…

Около трех ночи Ульяна сказала, что им пора ехать.

– Куда? – нетвердым языком спросила Криворучко.

– Ко мне. Хочешь, будем жить вместе? У меня никого нет.

– А родители?

– Мама погибла, когда мне было 16. А потом и папа умер. Половина маминых денег мне сразу после ее смерти отошла, а потом и папины, и мамины разом.

– И… много?

– Нам с тобой хватит.

Вот и все, что удалось узнать Оксане. С тех пор она прожила семь чудесных месяцев. Ульяна не скупилась ни на тряпки, ни на развлечения. Подружки решили худеть – Кибильдит сразу два годовых абонемента в «Аполло» купила. А они, между прочим, по 70 тысяч каждый да плюс персоналки, массаж… В декабре они полетели на шопинг в Милан – расплачивалась Ульяна. На Новый Год девушки отдыхали в Доминикане – банковала, понятное дело, Кибильдит. 17 января богатой наследнице исполнилось 22 года – они летали в ресторан аж в Москву. В феврале у Оксаны день рождения был – Кибильдит ей сережки с бриллиантами. Оксана потом навела справки: такие больше ста тысяч стоят.

– Неужели у твоей вандербильдихи мужика не было? – прервала рассказ Оксаны Рыкова.

– Неа. Никогда я не слышала, чтобы она кому-то звонила, или ей кто-то. Иногда у меня такое ощущение возникало, что она с Луны свалилась.

– Но ты, клуша, сидела спокойно. Нет бы пролазить ее комп, мобильник… А вдруг она какая-нибудь аферистка, и ее разыскивает Интерпол?..

Через минуту Криворучко сморило. Зина осмотрелась. О, ноутбук! Отлично, сейчас она наставит колов около свадебных снимков Филатова и Замазкиной на Одноклассниках, отошлет с чужого адреса пару-тройку хамских писем бывшим любовникам, замутит «срачную» разводку на женском форуме, настрочит убийственных комментов возле фотографий каких-нибудь красоток… В общем, работы предстояло немало.

– Что за сверхсекретность, е-мое? – выругалась Зинка, когда не смогла зайти в операционку. – Наставила паролей по кой-то ляд. Но не надо считать бабушку Зиновью слабоумной. Она прекрасно понимает, что надо ввести дату рождения и тогда…. Нет, мимо. Может быть, так?.. Опять не то. Dura? Sterva? Нет. Значит, остается одно – Suka. Не сработало? Не может быть!

В сердцах Рыкова захлопнула ноутбук и вдруг поняла, что очень голодна. Вызвав в воображении видение лазаньи, она съела-таки куриную грудку – правда, посолив ее.

– Рацион, конечно, скудноват, – констатировала она. – Но ладно, доберу калораж чипсами.

Толчками под бок Рыкова призвала Оксану подвинуться и дать ей место на диване. Брякнулась, по своей привычке, навзничь и тут же провалилась в сон. Но минут через десять вдруг проснулась и поняла, что спать ей совсем не хочется. В голову лезли неприятные картины. Умирающая Ульяна. Серая тень, заволакивающая ее лицо и сгущающаяся в мимических морщинках. Запрокинутая голова. И слово.

– Что же она сказала? – Зинка села на диване. – Какую-то бессмыслицу. Ерунду. Абракадабру.

Она глянула на спящую Оксану и тут же в ее мозгу вспыхнуло: няка! Именно это слово стало последним, слетевшим с губ Ульяны Кибильдит.

* * *

Утром Зинка застала Оксану, выписывающую что-то на бумажку.

– Че строчим? – Рыкова бесцеремонно встала у товарки за спиной.

– Я не поняла, а кому теперь все это останется? – чуть покраснев, растерянно отвечала Криворучко. – Эта квартира? Брюлики? Комп? И вообще… у нее наверняка где-то и бабок лежит немерено?

– Закатай губу, красава, – издевательски рассмеялась Рыкова.

– Вот чего я не понимаю, так это человеческого эгоизма, – мстительно пробубнила Криворучко. – Знать, что лучшая подруга нуждается и вот так спокойно оставить ее без средств к существованию… Но раз Ульяне брюлики больше не нужны, так их, наверно, можно себе забрать?

– Ну, кое-что придется продать. Хоронить-то ее на какие шиши собираешься?

– Хоронить? А это что, тоже моя обязанность?

– А чья же? Родственники пока не объявились, да и не факт, что они есть. Не в холодильнике же твоей подружке лежать. Ищи паспорт и дуй в морг.

– Зин, – прерывающимся голосом заканючила Криворучко. – Как это – в морг? Я не поеду… я боюсь… давай вместе… Ну пожалуйста…

– Найдешь паспорт – позвонишь. Так и быть, помогу тебе. Вон за то колечко.

…В редакции Рыкова появилась за четверть часа до полудня. Алина укоризненно посмотрела на нее, хотела что-то сказать, но Зина перехватила инициативу:

– И не говори! Так умаялась вчера на твоем фитнесе, что еле встала сегодня. Впору было больничный брать, да ты же знаешь, какая я патриотка…

И для вящей убедительности Рыкова схватилась за поясницу, при этом болезненно вскрикнув и мученически перекосив лицо.

Она не имела привычки сразу же браться за работу. Первые час-два рабочего времени посвящался личной переписке, перестукиванию по аське, хихиканью в скайпе и зависанию на сайтах знакомств. Оказалось, за ночь в ящик упало сразу три интересных письма. Некий Алекс в ответ на ее анкету предлагал интимные отношения с материальной поддержкой. Правда, ставил некое условие… Зина фыркнула и удалила мэйл. Другой, 21-летний Виктор звал где-нибудь «словиться». Рыкова только задумалась, как бы позабористее отбрить наглого малолетку, как в корреспондентскую вошла взволнованная Корикова.

– Зин, и ты молчишь?! – с укоризной, переходящей в негодование, обратилась она к подруге. – Или ты вчера не была в «Аполло»? Слышала, там девчонка умерла?

– И даже видела. А что это так тебя взволновало?

– Это же настоящее ЧП! Делаем срочно в номер! И давай ищи ее фото.

– Для работы с источниками мне понадобятся кое-какие карманные деньги и машина. Как минимум, на полдня. Надо будет объехать несколько точек.

– Понты, как много в этом звуке, – со своего места подал голос Ростунов. – Алин, ты уверена, что с таким томным подходом к работе Рыкова успеет дать ЧП в номер?

– Пока Зина добывает фото, я сгоняла бы в морг, – предложила Замазкина. – А Димон мог бы оперативно что-нибудь подснять.

– Ну надо же, сколько доброхотов! – осклабилась Рыкова. – Алин, прошу, угомони этих статистов, иначе, боюсь, я не смогу найти нужные аргументы, чтобы убедить источников продать нам фото покойной.

– Все! Мне это надоело! – вспылила Корикова. – Немедленно дуй за фото и подробностями ЧП. Через час жду звонка с подробным докладом. А если его не будет, задание будет полностью передано Замазкиной. Со всеми вытекающими!

Насупившись, Рыкова хлопнула крышкой ноутбука и неспешно процокала к выходу.

Проводив ее долгим взглядом, Алина присела на край стола и вздохнула:

– Кто бы знал, как мне с ней тяжело…

* * *

Рыкова покинула редакцию, мстительно улыбаясь. Как она сказала: доложить через час? Ну это, допустим, чересчур. А вот через час с четвертью она, так и быть, снисходительно отрапортует, что, естественно, все пучком, подробностей вагон и маленькая тележка, а фото на руках. Правда, пришлось кое-кого подмазать… а, точнее, троих человек… сожительницу покойной, патологоанатома и свидетельницу вчерашней трагедии, анонимную клиентку «Аполло». Так что будьте добры, Алиночка, возместите мне три тысячи рубликов.

– Подай мне кофе в розовую гостиную, – приказала она Оксане, переступив порог ее жилища. – И доложи, что нарыла за время моего отсутствия.

Но Криворучко не сдвинулась с места и лишь виновато улыбалась.

– Не поняла. Где паспорт, красава? Или ты хочешь, чтобы твою благодетельницу похоронили под табличкой с номером, как последнюю бомжиху?

– Зин, я его не нашла… я все обыскала… я прямо не знаю…

– Хватит блеять. Где искала?

– Везде. Под матрасом, в письменном столе, в стенке. Даже в бачок унитазный заглянула!

– Я дезориентирована твоим тупоумием. Слейся с окружающей средой минут на пять. Мне нужно подумать.

Чувствуя себя провинившейся, Криворучко послушно исполнила приказ. А Рыкова затянулась сигаретой и попыталась вжиться в образ Кибильдит. Ясен пень: она не хотела, чтобы Криворучко совала нос в ее жизнь, потому и спрятала документы. Но вот куда она могла их положить? Так, чтобы их гарантированно не раскопала любопытная компаньонка? Надо же, без жратвы голова совсем не думает… Рыкова рванула на себя ручку холодильника.

– Ого, красава, ты без меня уже пару фитнес-блинчиков с фитнес-сгущенкой умяла! – расхохоталась она, увидев на полке вскрытый пакет с замороженными полуфабрикатами. – А меня чем на обед побалуешь?

– Ой, а я не знаю, что ты любишь, – заюлила Криворучко. – Хочешь, поджарю тебе оставшийся блинчик?

– Жертвую его тебе. А это что за пакеты в морозилке лежат?

– Да всякая замороженная трава, – поморщилась Оксана. – Это у Ульянки вместо ужина было. Бросит на сковородку, зальет водой, минут десять потушит и наворачивает. Причем без майонеза и даже без булки.

– Что ж, придется и мне поесть этой гадости, – и Зина вытряхнула содержимое пакета в кастрюлю. Брокколи, кочанчики брюссельской капусты и нарезка из перца спикировали в кипяток, а следом за ними туда же приземлилась небольшая кожаная книжечка. Зина ловко выцепила ее из бурлящего варева и глазам своим не поверила: это был паспорт Ульяны Кибильдит.

– Тю! – присвистнула она, перелистнув пару страничек. – Боюсь, не судьба Ксю сделаться богатой наследницей…

* * *

– Чушь собачья! Ерунда на постном масле! – спустя полминуты брызгала слюной Криворучко. – У Ульяны не было никакого мужа!

– Успокойся, красава, выкури сигаретку, – Рыкова похлопала ее по плечу. – И поверь, наконец, в том, что все богатства Ульяны отойдут ее законному супругу Максиму Александровичу Брусникину 1975 года рождения, брак с которым был заключен четыре года назад.

– Да что же это такое, – запричитала Криворучко. – Еще вчера я была обеспеченной девушкой, а сегодня осталась у разбитого корыта!

– Хватит гнусить. Быстро поехали в морг. А пока ты собираешься, дай-ка я ульянины альбомчики полистаю.

Просмотр фотографий дал Рыковой некоторое количество хоть какой-то информации. В пышке с белокурыми пушистыми волосами до изрядной попы она узнала юную, не старше 16 лет, Ульяну. Школьница позировала на фоне белого здания с колоннами. А вот другой снимок – Кибильдит на пикнике, в обнимку с темноволосым парнем. На их лицах лежат солнечные блики, да и снято с дальнего расстояния – детально физиономии не рассмотреть. А вот фото с подружками – толстушка зажигает в ночном клубе. А вот Ульяна машет с заднего сиденья кабриолета. Впереди – брюнет, который со смехом говорит что-то сидящей за рулем темноволосой женщине. И опять его лица не рассмотреть – мужчина сидит вполоборота. Неужели это и есть ее покойный богатенький папаша? Нет, что-то больно молодой…

– Окса-а-ан, – позвала Рыкова. Ответа не было. Она быстро вытащила из альбома четыре снимка и спрятала в сумку. Но где же Криворучко? Зина прошла в зал. Оксана с закрытыми глазами лежала на диване.

– Я думала, ты одеваешься, а ты развалилась как свинья в стойле! – напустилась на нее Рыкова.

– У меня последствия шока, – простонала Криворучко. – Съезди одна, ладно? Какая разница, кто им привезет паспорт?..

– Давай тут без подлянок. Второй труп за два дня – это для меня будет перебор.

– Да нет, Зин, мне просто надо отлежаться…

– А я как всегда, самая здоровая! Ладно, жди, я скоро вернусь, – и она хлопнула дверью.

Через полчаса она уже всхлипывала, общаясь с патологоанатомом.

– У нее нет родственников, поймите вы это, Сергей Петрович. Улечка была круглой сиротой. Я была ей самым близким человеком…

– А по паспорту у нее есть муж. Пусть он и явится за телом.

– О чем вы, док? Мы прожили с Улечкой четыре года, и я никогда не видела никакого мужа. Все говорит о том, что это фиктивный брак, заключенный в юности с непонятной целью. И вы думаете, этот Максим Брусникин явится сюда? Да он и слыхом не слыхивал, что с Улечкой стряслось несчастье, – и Рыкова вновь залилась слезами.

– Ну не убивайтесь вы так. Все проходит, и это пройдет…

– Но скажите хотя бы, что показало вскрытие? От чего умерла Улечка? Впрочем, я и так знаю: у нее были такие проблемные почки…

– Да, почки у нее действительно воспаленные, как будто она пяток пиелонефритов перенесла. Но и с такими можно было жить долго и более-менее счастливо.

– Что же свело ее в могилу во цвете лет?

– У вашей подруги был порок сердца. От его декомпенсации она и скончалась.

– Порок сердца? И она, зная свой диагноз, занималась спортом?

– Да, похоже, не знала она своего диагноза. И с таким пороком могла бы прожить очень долго. Но, видимо, неадекватные физические нагрузки и вызвали остановку сердца.

Не спеша отобедав в суши-баре, в начале пятого Рыкова направилась в редакцию.

– Где тебя носило??? – разом бросились к ней все. – Про график забыла? Первая полоса горит!

– Не сгорит, – и, достав из ящика пилочку, Зинка принялась обрабатывать ногти.

– Выкладывай, что нарыла, – едва сдерживая бешенство, обратилась к ней Алина. – И на будущее: бери трубку, когда тебе звонит главный редактор!

– Я общалась с источниками, мне было не до тебя, – ледяным тоном отвечала Зинка.

– Если не сдашь текст через 45 минут, ты мне больше не подруга!

– Раньше, чем через 50 и не жди, – успела ответить Зина, прежде, чем Корикова хлопнула дверью.

* * *

Надменно выслушав восхваления Кориковой (Алина никак не ожидала, что Рыкова способна написать столь информативный, богатый деталями, текст), Зина налила себе мартини. В редакционном холодильнике у нее всегда стояла бутылка итальянского вермута, которым она любила ознаменовывать окончание рабочего дня. Обычно она приглашала Корикову (Алина пила чай), но сегодня Рыкова была обижена на подругу.

На кухню вошла Замазкина, на ходу поправляя растрепавшиеся за день пышные белокурые волосы. Увидев Зину, она чуть заметно изменилась в лице – в это время Рыковой обычно уже не было в редакции, а вот она, Таня, только заканчивала работу и шла жарить яичницу для мужа. Потом она оставалась поработать еще, а Филатов ехал на тренировку или в гараж. Дома молодые встречались лишь поздно вечером.

Нарезая колбасу, Таня нашла в себе силы сказать:

– Устала, наверно, с этим расследованием? Попьешь с нами чайку?

В ответ на это любезное приглашение Зинка демонстративно сделала три больших, громких глотка и, наконец, процедила:

– Иди лучше мужа ублажай. А то наш отъевшийся мотылек облюбует цветочек посвежее.

Тане стоило больших усилий промолчать. Она полоснула ножом по яйцу и вылила его в сковородку.

– Да, красава, и не советую допоздна торчать на работе, – продолжала Рыкова. – Пока ты тут пытаешься в редакторы выбиться, супружник в твою же квартиру зазноб водит. Но ты, наивное создание, свято веришь в это вранье под названием «тренировки»…

– С чего ты взяла? – не выдержала Замазкина. – И когда ты вообще от нас отстанешь? Сколько можно? Ведь уже два года прошло. И ты сама же бросила Димку…

Последнюю фразу Замазкина сказала в целях дипломатии. Филатов не распространялся о причинах разрыва с Зиной, но почему-то вся редакция знала, что он застукал Рыкову с любовником. Хотя у корреспондентки Юлечки Колчиной, например, по этому поводу было особое мнение: ее бывший муж бросил Зинку потому, что она так и не подарила ему лялечек.

– Да, я бросила. А ты тут же подобрала, – спесиво отвечала Рыкова. – Такие, как ты, позорят весь наш женский род, сбивая цены и утверждая мужиков в мысли, что все мы дешевки!

– Ты это в общем сейчас сказала или о ком-то конкретно? – после такого лобового оскорбления Замазкина уже не могла делать вид, что ничего не происходит.

– Я сказала обо всем женском роде, – криво улыбнулась Рыкова, бросив быстрый взгляд на руку Замазкиной, которой та инстинктивно сжала нож. – А так, красава, ничего личного!

– Зин, я не сделала тебе ничего плохого, – после некоторой паузы проникновенно заговорила Замазкина. – И я искренне не понимаю, за что ты меня так ненавидишь. В чем я виновата перед тобой? В том, что люблю Димку? Который тебе, по большому счету, никогда не был нужен?

– Это он тебе сказал? – хмыкнула Рыкова и заговорила как бы сама с собой: – А то, что я ему голубцы два года фаршировала и котлеты крутила – это, конечно, не считается. Какая там благодарность, когда на горизонте возникла бессловесная и на все согласная белесая моль!

– Это ты о ком сейчас сказала? – порог кухни переступил Филатов.

– Да так, мысли вслух, – чуть смутившись, Рыкова отхлебнула мартини и потянулась за сигаретой.

Замазкина шмыгнула носом. Она отнюдь не была кисейной барышней, но перед Рыковой чувствовала себя как кролик перед удавом. Не потому, что боялась Зину. Ей не хотелось, чтобы все, а главное – муж, решили, что она одержима ревностью к его прошлому. Поэтому Замазкина искренне старалась относиться к Рыковой нейтрально. Но из этого мало что получалось…

– Че ревешь? – допытывался Филатов у жены. Та молчала. Он перевел взгляд на Рыкову: – Тебе опять неймется?

– Отвянь, – пренебрежительно бросила Зинка.

– Не разговаривай так со мной, понятно? – голос Димона сделался ниже.

– Вот только не надо посягать на свободу моего самовыражения. Отрабатывай домостроевские практики на своей клухерье, а самодостаточных гордых девушек оставь в покое.

– Как ты ее назвала? – Филатов в три шага подскочил к бывшей сожительнице и крепко схватил ее запястья. Рыкова с Замазкиной враз вскрикнули. – Быстро извиняйся!

– Накось, выкуси! – с торжествующим лицом выкрикнула Рыкова в лицо Филатову, прекрасно зная, что он ее пальцем не тронет.

– Быстро, я сказал! Покалечу! – и он еще сильнее сжал ее руки.

В этот момент дверь отворилась и на пороге возникла Колчина. Ее скоропалительному браку и столько же скорому разводу с Филатовым минуло уже четыре года, но она до сих пор жеманничала при нем, надеясь неизвестно на что.

– Отпусти ее немедленно, кобель! – заголосила она. – Каков! При живой жене пытается залезть на другую!

Филатов удивленно глянул на Колчину, а та продолжала тоненьким истеричным голосом:

– Бессовестный! Не пропускает ни одной юбки! Уже нельзя стало заварить себе кофе, чтобы он не подкараулил и не набросился! Зинуль, он не успел тебя изнасиловать?

– Да я бы его в два счета в евнухи посвятила, – Рыковой очень понравилась идея Колчиной опорочить репутацию Филатова. – Но ты права: оставаться с ним наедине реально опасно.

– Да вы что, девчонки, – обескураженный, Димон сделал шаг назад и повернулся к жене: – Тань, они свистят.

– А что тогда заюлил? – открылось второе дыхание у Рыковой.

– Да, что залебезил-то? – поддакнула ей Колчина. – Хочешь на всех стульях посидеть и чистеньким остаться?

Все более вдохновляясь от криков друг друга и почти поверив в то, что Филатов пытался поругать их честь, Рыкова с Колчиной наступали на бывшего мужа.

– Дим, пойдем отсюда, – наконец, нашлась Замазкина. – Пусть эти выдры тут глаза другу другу повыцарапают. Сами-то верите в свои сказки… старушки?

Замазкина знала, что возраст – больное место Колчиной. Она вспомнила, какой концерт учинила экс-жена ее мужа, когда два месяца назад коллектив поздравил ее с 30-летием. С благосклонной миной она выслушала комплименты и повзвизгивала над подаренным розовым котенком (одетым в кружевной нагрудничек с надписью «Love is…”). Но когда Рыкова торжественно вытащила из-под стола кактус в горшке, Колчина затрепетала всем телом и отшатнулась от дара, словно от ведра с нечистотами.

– Я же просила пионы, – еле выдавила она из себя.

Рыкова пощелкала у нее перед носом пальцами:

– Вернись к реальности, красава. Какие пионы в середине зимы? А этот любо-дорого – и радиацию выводит, и разные интересные мысли навевает, – подмигнула ей Зинка.

– Какие еще мысли? – покраснела Колчина.

– Уж в тридцатник можно не строить из себя воспитанницу обители кармелиток, – скабрезно захихикала Рыкова. – Ты глянь, экий исполин. Вот и появился у тебя свет в оконце. То есть, на подоконнике.

Юлечка поперхнулась шампанским и, давясь рыданиями, убежала в туалет. В тот вечер она оттуда так и не вышла. Несмотря на то, что под дверями дамской комнаты перебывала масса парламентеров, которые уговаривали, задабривали и даже ругали Колчину, та продолжала истерично рыдать, голося словно кликуша со стажем.

– Подарить… мне… такое, – взвизгивала она. – Я по-человечески просила пионы!

– А земляники тебе не насыпать в кулачок? – острила Рыкова. – Харэ капризничать.

– Это не каприз! Мне для дела надо!

– Для какого еще дела?

– Для важного! – проорала Колчина из-за двери. – Мне умные люди посоветовали! Если мыть голову отваром лепестков пиона, то…

– То уровень твоего развития, наконец-то, достигнет показателей десятилетнего ребенка?

– Пионы привлекают в дом мужчину, а кактус… кактус… Ты специально это сделала!

Туалет огласился новым приступом рыданий.

– Вот ведь жертва мракобесия, – Зинка переглянулась с Кориковой и Замазкиной. – Все, я лишаю тебя подарка. Этот дивный фаллический символ украсит мою девичью светелку. А тебе, – она постучала кулаком в дверь кабинки, – советую привыкать к земле. Шутка ли, четвертый десяток пошел.

…

Выпустив пар на ненавистную Замазкину, Зинка враз подобрела. После кружки мартини на нее накатила усталость. Эх, развалиться бы сейчас перед компом и на пару часиков зависнуть на «Одноклассниках!.. Рыкова потянулась за очередной сигаретой, как у нее зазвонил телефон.

* * *

– Ужас! Кошмар! – запищала трубка голосом Криворучко. – Приезжай скорее! Меня обокрали!

На месте выяснилось следующее. Отлежавшись, Оксана пошла за продуктами на ужин. А когда через час вернулась, то нашла входную дверь отпертой. Некто вошел в квартиру, открыв замок ключом.

– Все вынесли! – всхлипывала Криворучко. – И комп, и сотик, и брюлики, и дорогущие шмотки! Хорошо хоть я успела продать ульянкино колечко с сережками. Есть на что похоронить подруженьку.

– Значит, кто-то знал, что тут есть чем поживиться? – с мрачным лицом предположила Зина. – Колись, с кем еще Ульянка водила знакомство.

– Да ни с кем!

– Тогда кто еще мог иметь ключи от этой квартиры? Эх, чует мое сердце, что тут не обошлось без мужика…

– Брусникин? – предположила Оксана.

– Не, всяко не он. Какой смысл воровать у самого себя? Давай рассказывай, чем занималась Ульяна. Ты-то, понятное дело, целыми днями хрены валяла и к стенке приставляла, а она? Дома с тобой сидела?

– Как же, усидишь дома с такими деньжищами. Она целыми днями где-то свистала. И фиг дозвонишься до нее. Звонишь, звонишь, а она то недоступна, но телефон отключен.

– А тебе она как объясняла, где шатается?

– Она передо мной не отчитывалась. Иногда вообще дня на три уезжала. А куда – не понятно.

– Куда-куда, к хахалю, – без тени сомнения выпалила Рыкова. – Ты хоть догадалась ее сотовый прошерстить?

– Она его из рук не выпускала! Даже в туалет с ним ходила. А на ночь отключала и куда-то прятала.

– А звонили ей часто?

– В основном, ей СМС-ки приходили.

– И какие? Хорошие или наоборот?

– Ты знаешь, – важно заговорила Оксана, – наверно, она и правда крутила с кем-то роман. Получит СМС-ку, прочитает, улыбнется и не стирает. А потом еще раз прочитает, по-новому улыбнется и только потом удалит.

– И давно ей начали приходить такие СМС-ки?

– Да как сказать, месяца два…Но ведь ему ничего не достанется? Нет?

– Для этого неплохо бы завещание глянуть. Но я что-то сомневаюсь, что она его написала. А теперь хошь-не хошь, а милый друг ничего с нее не поимеет, все этому пресловутому Брусникину отойдет. О, идея! А не ее ли хахаль зачистил квартирку? Узнал, что Ульянка того-с и решил хоть слегка прибарахлиться. И сейчас форсит перед какими-нибудь лярвами ульянкиным «Верту»… Давай-ка из интереса позвони на ее номер!

В ответ на это предложение Криворучко побледнела и замотала головой:

– Н-н-нет, я боюсь.

– Чего это?

– А вдруг она сама трубку возьмет?

Рыкова выразительно постучала кулаком по столу.

– А ты что, не слышала, что такое бывает? – лепетала Криворучко.

– Не пори чушь, – голос Рыковой звучал повелительно. – Чего застыла? Столбняк напал?

Дрожа от страха, Криворучко нажала несколько кнопок.

– Никто не берет, – доложила она.

– Зато где-то наяривает классическая тягомотина – навострила уши Рыкова.

– Да это у соседей по телеку, – и Криворучко поспешно нажала отбой.

– Нет, красава, не по телеку. Набери-ка еще раз.

– Да никто ж не берет, – голос Криворучко задрожал еще сильнее.

Рыкова, глядя ей в глаза, потянула на себя телефон. Оксана слабо запротестовала, но в итоге разжала пальцы. Вскоре откуда-то вновь глухо заиграл «Танец Анитры». Удерживая вызов, Зина пошла на звук. Следом за ней жалким хвостиком потрусила Криворучко. Словно крыса под волшебную дудочку Рыкова миновала прихожую, вышла на кухню и остановилась перед дверью на лоджию. Музыка зазвучала громче.

– Он где-то здесь! – торжествующе объявила она и распахнула дверь.

На лоджии царил беспорядок. Какие-то тюки, тазы, велосипед, деревянный ларь. Рыкова прислушалась: мелодия лилась как раз из него. Как полицейский спаниель, напавший на схрон наркодилера, Зина принялась энергично рыться в содержимом ларя. Бледная Криворучко каменным изваянием стояла рядом.

– Вот он, родимый! Йес! – и Рыкова с торжествующим лицом распрямилась над ларем. – Только как он сюда попал? Оч-чень непонятно… Ба, а это что? Екорный бабай, да это же искомые фамильные драгоценности! И шубейка ульянкина тут, и ноут… Нич-чего не понимаю. Зачем нашему таинственному вору понадобилось перенести вещи сюда?

Тут, озаренная внезапной догадкой, она перевела на Криворучко гневный взгляд.

– Вот оно что! Я, значит, рысачу по моргам, утрясаю твои проблемы, а ты тут за моей спиной умирающей прикидываешься и меня же обворовываешь! Ах ты крыса! – и Рыкова огрела Оксану первой попавшейся тряпкой.

– Зиночка, милая, – зарыдала Криворучко. – Ну прости меня… Я без тебя пропаду…

– Как тебе это вообще в голову могло придти? – продолжала бушевать Рыкова. – Это же за гранью добра и зла!

– Хорошо тебе о высоком рассуждать. А я на что дальше жить буду? И что я такого сделала? Эти шмотки все равно ей уже не нужны, а я хоть в кои-то веки в приличном похожу.

– Да на твою пердень ни одна ульянкина вещь не влезет! Как ты свой 54-й хочешь в ее 44-й втиснуть!

– Я похудею, я займусь собой…

– Да ни фига ты не займешься! Привыкла, что тебе все с неба падает. Все, красава, эти ценности я изымаю. Да-да, в воспитательных целях.

И Рыкова принялась деловито паковать найденные вещи.

– Как это – в воспитательных целях? – зароптала Оксана. – А как же я?

– Ты не медаль, на моей шее тебе не место, ступай-ка ты в люди!

– Зинуль, ну давай поделимся по-братски. Прошу тебя…

– По-братски – это по твоим гнилым понятиям как? – прищурилась Рыкова. – Тебе все, а мне вот эту юбочку говняного цвета? В общем, вот тебе мой райдер: цацки пополам, я сейчас выберу, какие мне надо… Дальше… тряпье тебе, я такие унылые расцветки не ношу. А вот шубейку заберу, уж не обессудь. Всю жизнь мечтала о голубой норке в пол.

– А «Верту»? А ноут? – нервно облизнула губы Криворучко.

– Слишком много вопросов. Потом решим, а пока я накладываю на ценности карантин, – отмахнулась от нее Рыкова, которая уже положила глаз на дорогую технику. – Ноут надо хакеру везти, пароли ломать…

– Это зачем?

– А у тебя самой неужели нигде не свербит? Кем была твоя товарка? Чем занималась? И в каком кино собиралась сниматься?

– В кино?! – брови Оксаны взлетели вверх.

– Да-да, красава. Это мне Кир по секрету шепнул. И что такое, к примеру, няка? Это тебя не гложет? А ведь это было последнее, что она сказала перед тем, как…

– Няка? – оживилась Оксана. – Я отлично знаю, что это такое. Вернее, кто.

– Ну и? Давай без мхатовских пауз.

– Красивый мальчик.

– Имя? Фамилия? Адрес?

– Да просто красивый мальчик. Она всех симпатяжек няками называла.

– Красивый мальчик, говоришь? – благосклонно улыбнулась Зина. – Ну хоть какая-то от тебя польза…

* * *

Отослав Криворучко чистить картошку, Зина развалилась в кресле и занялась изучением найденного мобильника. Судя по всему, Ульяна почти никого не беспокоила. При этом пропущенных звонков было много, и большинство – с разных номеров. Получается, она вообще трубку не брала?..

А вот в день смерти ей поступило сразу три звонка с одного номера. Интересно, кто этот настойчивый абонент? Зина нажала несколько кнопок. Из кухни тотчас заиграл новомодный попсовый «медляк» и в зал влетела Оксана.

– Это она… она, – лепетала она. – Звонит… оттуда…

– От верблюда! Это я звоню, с ульянкиного телефона. Все, свободна! И давай пошевеливайся с ужином – я жрать хочу, как коршун крови.

Когда Криворучко скрылась на кухне, Зина продолжила изыскания. Последний пропущенный звонок поступил на телефон богатой наследницы вчерашним вечером, часа через два после того, как она выдохнула свое финальное «Няка». С неким волнением Рыкова набрала номер. Трубку взяли после второго гудка.

– Кто это? – выдохнул тревожный баритон.

– Это не Ульяна.

– Кто вы? – продолжил баритон. Зине показалось, что эти обволакивающие, бархатные интонации она уже когда-то слышала.

– То же самое хотела бы спросить у вас. Вы в курсе, что с Ульяной?

– Да… увы… ужас какой…

– Да вообще дичь полнейшая, – доверительно сообщила незнакомцу Зина. – А вас случайно не Максим зовут?

– Максим? С чего вы взяли? Кто это такой вообще?

– Вопросы здесь задаю я. И вот следующий: прозвище Няка случайно не вам принадлежит?

– Вы такие вещи у меня спрашиваете… Вы кто вообще?

– Подруга.

– У Ульяны не было подруг.

– Хорошо. Сестра.

– Опять мимо. У Ульяны не было сестры. Что еще придумаете? – в баритоне появились неприятные надменные нотки.

– А если я скажу, что я следователь из прокуратуры?

– И… что? – в баритоне заметно поубавилось гонору. – Зачем вы мне звоните?

– Потому что вы были последним, кто звонил Кибильдит.

– Даже если так, что с того?

– Возможно, и ничего. А, возможно… – Рыкова многозначительно замолчала. – Короче, я провожу проверку по факту смерти Ульяны Кибильдит. И некоторые вопросы мне нужно задать вам лично… нет-нет, в прокуратуру подъезжать не надо… Пока, во всяком случае. А вот в «Фортеции» я бы сейчас отужинала с большим удовольствием. Мне удобно, чтобы вы ждали меня там в отдельном кабинете через полчаса. И не забудьте документы. Я совершенно не уверена, что вас зовут не Максим… Как меня узнать? Уверяю вас, такую эффектную брюнетку, как я, вы не пропустите…

Вновь вызвав Криворучко звонком с телефона Ульяны, Зина царственно взмахнула рукой:

– Босяцкий ужин отменяется. У меня неожиданно образовалось свидание. Что бы такое надеть? Ах, в марте так зябко. Подай мне мое норковое манто. И принеси шкатулку с драгоценностями… Живо! Я еду заниматься нашим наследством.

В «Фортеции» Рыкову почтительно провели в VIP-кабинет. Жеманно кутаясь в ульянину шубку (она решила не снимать обновку – а вдруг дружок Кибильдит окажется ничего, а она все-таки сейчас не в форме), она переступила порог стильно убранного зала и от неожиданности громко ахнула. Мужчина, стоявший у окна, был очень красив. Но ахнула Зина вовсе не из-за этого. Она сразу поняла, что его зовут не Максим.

* * *

– Рыкова, что ты опять затеяла? – холодно спросил красавец, выдержав паузу в десять секунд, во время которой несколько раз погладил пальцем свою чрезвычайно аккуратную бородку-«эспаньолку». – Откуда у тебя ее телефон? И как у тебя хватило наглости нацепить ее шубу?

– Костя-Костя, – покачала Зина головой. – Будь со мной повежливее, дружок. Иначе мне придется набрать номерок твоей Катюшки и открыть на кое-что глаза…

– Прибереги свой тон для дундуков типа Филатова. Со мной он не прокатит. Моя жена не поверит ни одному твоему слову, – и с чувством превосходства молодой человек опустился в кресло.

Импозантного мужчину звали Константин Стражнецкий, и Зина знала его уже лет семь или восемь. Переехав из Чебоксар в миллионник Эмск, начинающая журналистка устроилась в еженедельник «Помело», где этот самый Костя был редактором отдела новостей. Судачили и не без оснований, что эту должность смазливый парень получил по протекции Катюшки Пащенко, дочери главного редактора и владельца издательского дома «Помело» Николая Юрьевича Пащенко. Человек он был в Эмске влиятельный, а уж после того, как в кресле губернатора засел его институтский приятель, авторитет Пащенко и вовсе взлетел до небес. Николай Юрьевич (его прозвище было Папик) воспылал страстью к рыбалке, до которой был охоч новый глава региона, и с готовностью занял место в его свите. Знакомства его стали на порядок выше, газета – влиятельнее, финансирование (по линии госзаказа) – в разы роскошнее. Соответственно, поднялся статус и двух его дочек. Младшая на тот момент была еще школьницей, и в качестве завидной невесты пока не котировалась. А вот старшая, 23-летняя Катюшка вполне могла составить счастье дальновидного молодого человека.

И этот человек нашелся в лице Кости Стражнецкого. Вообще-то, девушка была влюблена в него уже два года. И он, конечно же, об этом знал. Но робкие попытки сближения, предпринимаемые дочерью шефа, он пресекал с вежливой прохладцей. Рыхлая простушка с топорным лицом, которая имела раздражающую его привычку все время вздыхать и постанывать, не имела ничего общего с его идеалами. Да и вообще, зная убийственную силу своей привлекательности, 30-летний тогда Стражнецкий не торопился с женитьбой, рассчитывая пристроить свою неотразимость повыгоднее.

Но вот ветер подул с другой стороны. Его шеф вдруг резко пошел вверх. Из газеты, которая, как и большинство изданий, едва сводила концы с концами, «Помело» превратилось в прибыльный бизнес, а Катюшка из неликвидного товара – в завидную невесту. Столкнувшись с ней в редакционном коридоре, Стражнецкий удостоил ее долгим взглядом в глаза и благосклонной улыбкой. Но дочка шефа в ответ лишь слегка растянула губы. Как раз вчера отец сообщил ей, что его товарищ по рыбалке – глава Эмского ГУВД – предложил ему познакомить «вашу принцессу» с «моим балбесом». По сравнению с такими женихами Костя при всех своих дарованиях и красоте был лишь выскочкой, кем-то вроде Клайда Гриффитса, по чистой случайности затесавшимся в общество дочек миллионеров.

Стражнецкий встревожился. Как? Неужели эта страхолюдина отвергнет его? Но тут же тихо рассмеялся сам себе. «Из этих лап еще никто не вырывался, – самодовольно подумал он, любовно оглядывая свои красивые руки с холеными ногтями. Дальнейшее было делом техники, отточенной годами усердной практики. Через три месяца Катюшка сообщила отцу, что беременна и желает как можно скорее узаконить отношения с отцом ребенка. Узнав фамилию избранника дочери, Папик вспылил. В глубине души он считал Стражнецкого проходимцем, но охваченная эйфорией толстушка выпалила:

– Ты совсем его не знаешь, папа! Он любит меня так, как никогда никого не любил и не полюбит. Он такой несчастный, столько страдал… Не перебивай меня, пожалуйста… Ты мне сейчас скажешь, что у него было много женщин. Да, он мне во всем признался… он так часто ошибался, принимая за любовь ее подобия… любил, но был обманут… Но сейчас он хочет начать жизнь с чистого листа. А уж как он обрадовался, когда узнал, что у нас скоро появятся маленькие!

– Обрадовался! Конечно, обрадовался, – проворчал Николай Юрьевич. – Теперь-то он уверен, что убил бобра наверняка…

– Значит, ты считаешь, что меня нельзя полюбить? Что я этого недостойна?

– Что ты, Катенок, тебя очень даже можно полюбить, – усмехнулся Николай Юрьевич. – У тебя столько достоинств: домик в Испании, две машины, а главное – любящий отец, готовый расшибиться для тебя в лепешку… Но ты не задавала себе вопрос: почему твой Костя воротил от тебя нос, пока я не стал вхож к губернатору? Пока наша газета не получила дополнительного финансирования? Пока нашему скромному семейному бизнесу не дали зеленый свет? Пока я с девяносто девятого места в рейтинге влиятельности Эмской губернии не поднялся на тридцать четвертое? А, Катенок?..

Катюшка насупилась и ничего не ответила. Спустя месяц гуляла роскошная свадьба, а вскоре молодая родила мальчиков-близнецов.

– Я хочу назвать их Ромул и Рем, – на Стражнецкого иногда находил экстравагантный стих. К тому же, он поддерживал легенду о том, что является потомком побочной ветви графов Потоцких.

– Ромул и Рем – это забавно, – улыбнулась Катюшка. – Но не будут ли над нами смеяться в обществе? Давай назовем их так, как ты хочешь, но на людях будем звать Роман и Еремей.

– Роман – да, звучит благородно, но этот твой Еремей меня смущает, – задумался Костя. – Ты не находишь, Катенок, что в этом имени есть что-то плебейское?

– Напротив, это сейчас самый тренд. Кержаковы назвали своего пусеныша Нилом, а Козловы – Афиногеном. А уж это не последние в Эмске люди…

Стражнецкий больше не возражал. Тенденции, которым находили возможным следовать семейства Кержаковых и Козловых, не могли быть недостаточно респектабельными для него.

В общем и целом, Костя был доволен браком. За дочкой Папик дал трехкомнатную квартиру со всей обстановкой в элитной новостройке, сделал Костика своим замом и после того, как тот настойчиво продавил эту тему, шеф-тесть ввел его в состав учредителей «Помела». А год назад Папик переключился на бизнес, передав бразды правления газетой Стражнецкому. Благосостояние и статус Костика выросли в разы, он вошел в сотню самых влиятельных людей Эмской губернии. Вот уже три года носил значок депутата Эмской Рады, называл вчерашних приятелей лузерами и сменил номер сотового, чтобы те не докучали ему неуместными звонками.

Первые месяцы брака, чуя на себе пронизывающий взгляд тестя, Стражнецкий вел себя очень осмотрительно. До рождения близнецов он поимел лишь три встречи с «куколками», как он их называл. Зато, когда жена погрузилась в материнские хлопоты, Костик вновь расправил плечи и охотно позволил себя соблазнить эффектному главреду другого местного издания «Эмские вести» Ольге Карачаровой. Но вскоре узнал удивительную новость: параллельно любвеобильная брюнетка встречалась еще и с Николаем Юрьевичем, который был увлечен ею со всем пылом, но и осмотрительностью зрелой страсти.

Ситуация разрулилась неожиданно. Когда Катюшка родила, теща переехала к ней помогать с детьми, и оба – тесть и зять – пустились во все тяжкие. Вскоре 39-летняя Карачарова сообщила Папику, что беременна. За 25 лет активной половой жизни ничего подобного с ней не приключалось, и она была уверена, что бесплодна. И тут – такой поворот! Прикинув, что к чему, она решила рассказать о постигшей ее неожиданности только Николаю Юрьевичу. Она сочла, что будет наиболее правильным, если отцом ребенка будет он.

Расчет оказался верным: Папик давно любил Ольгу, но тему развода они не обсуждали, поскольку никому из них это не было достаточно интересно. Сейчас же ситуация менялась коренным образом. И вот через несколько месяцев 50-летний Пащенко обрел новую жену в лице Карачаровой, а вскоре у них родилась дочка. Стражнецкого терзали смутные сомнения, что Полинка – от него. Но этого не могла бы сказать наверняка и сама Карачарова. Все могло разъясниться только со временем…

– Зин, у меня мало времени, – прервал затянувшуюся паузу Стражнецкий.

– Знаешь, у меня тоже очень плотный график. Тем не менее, я нахожу время, чтобы в ущерб своему сну решать твои проблемы. Да-да, именно твои… Мы с Алинкой намерены пристально следить за расследованием этого ЧП и освещать в прессе каждый чих и пук. Завтра выйдет моя первая статья. И если ты не хочешь, чтобы твое имя всплыло в моих корреспонденциях, давай колись, что тебя связывало с Кибильдит. А то… Ты ведь у нас в Госдуму баллотируешься?

– Баллотируюсь? – усмехнулся Стражнецкий. – Можешь считать, что я уже в Госдуме… Но откровенно говоря, планы у меня были более глобальные. И Уля могла бы помочь мне их осуществить.

И, не спеша раскурив сигару, он рассказал Рыковой следующее.

* * *

Косте исполнилось 36 лет. Смазливость молодых лет переродилась в утонченную породистую красоту. Вредные привычки, которым он всегда воздавал должное, не переходили в пороки. Он мог бы считать, что жизнь полностью удалась. Когда его сверстники на последнем издыхании выплачивали ипотеку, в качестве глобальных планов замышляли покупку в кредит «Форд Фокус» и были весьма довольны отдыхом в Хургаде, Стражнецкий был свободен от подобных терзаний. Не имея тяги к технике, он пользовался услугами личного водителя, который дважды в неделю возил его в респектабельный СПА-салон для джентльменов «Лева Задов». В их апартаментах можно было оборудовать вертолетную площадку: два года назад они с Катюшкой выкупили у соседей квартиру и вдвое увеличили свою жилплощадь. Их дети с пеленок вели насыщенную светскую жизнь. По понедельникам, средам и пятницам у Ромы и Еремы были занятия в конной школе (тренера и лошадей выписали из Германии), по вторникам – итальянский, по четвергам – английский, а в субботу – школа этикета. То, что в свои пять лет мальчики знали на двоих десять букв, никто не считал поводом для беспокойства.

Словом, бытие Кости Стражнецкого было устроено со всех сторон. Он чувствовал себя в жизни так, словно нежился в мягкой постели, накрытый теплым и хорошо подтыканным одеялом. Однако в последние пару лет Костика все чаще стало посещать чувство неудовлетворенности. «Все так, да что-то не так», – тоскливо думал он, выпивая перед сном традиционный стаканчик коньяка. Поделиться своей смутной, не оформленной еще, тревогой ему было не с кем. Дружбу он считал фикцией, в любовь не верил. Да, у него была постоянная любовница – Ольга Карачарова. Но Костик понятия не имел, как это – раскрыть кому-то душу. Этого за ним не водилось даже в отрочестве. Куда ж еще податься? К психологу? Смешно, да и конфиденциальность под вопросом. К святому отцу? Помилуйте, ему скучен этот опиум для народа. Вадик Кержаков ездил на Тибет, Никас Пономарев толковал о каббале… Костик слушал их почтительно, гомерически хохоча в душе.

Но кто же скажет, отчего жизнь вдруг потеряла всякий смысл, лишилась красок и полноты? В такие трудные минуты, когда безысходность совсем уж жестко брала за горло, Стражнецкий набирал давно знакомый номер и готовился говорить долго, искренне и взволнованно, но…

– У тебя все нормально? Очень рада это слышать, – сдержанно отвечала трубка. – Зачем звонишь?.. Ты сделал свой выбор. Тебе не нужна была разведенная с ребенком. Ты искал богатую невесту. Ты ее нашел. Извини, я очень занята…

Полтора месяца назад поздно вечером Стражнецкий вышел из любимого стрип-клуба. Он практически охладел к активным чувственным удовольствиям и лишь изредка заезжал отстраненно полюбоваться любимыми танцовщицами и иногда – заказать приватный танец. Он был порядочно пьян и не мог найти мобильник, чтобы вызвать водителя. Как вдруг около него остановился красный «Фольксваген Жук» и из-за полуопущенного стекла глянула симпатичная блондинка. Девушке было не больше 25-ти.

– Подвезти? – приветливо предложила она.

Стражнецкий с готовностью занял место рядом с незнакомкой. На душе у него было тоскливо и тревожно. Ему было невыносимо думать о том, что дома его ждет лишь сигара и дежурные сто пятьдесят коньяку. Может быть, эта девушка сможет его понять? Хотя как его понять, когда ему самому в себе ничего непонятно…

– Я потерял смысл жизни, – сам от себя не ожидая, сказал он.

– А я его и не находила еще, – легко откликнулась незнакомка. – Меня, кстати, зовут Ульяна.

Они катались по ночному городу, а потом покинули его. Ульяна лихо гоняла по пустым трассам, а Стражнецкий говорил, говорил, говорил… Около трех ночи они зашли в некую квартиру, а на бизнес-ланче следующего дня пересеклись в «Фортеции»…

– Все ясно, – подытожила Зина, выслушав исповедь Стражнецкого. – Задумал сменить Катюшку на более перспективный вариант? Небось сразу прикинул, сколько нуликов на Ульянкином счету?

– Она и не скрывала, что очень обеспечена, – усмехнулся Костик. – Она полюбила меня, и поэтому откровенно рассказала, что у нее есть все, кроме любимого человека и занятия по жизни. По каким-то причинам последние годы она жила в Эмске. Но собиралась вернуться в Москву и начать там один интересный бизнес. Приглашала меня в качестве компаньона. Я решил, что это очень совпадает с моими планами. Как депутат Госдумы, я бы все равно переехал в Москву. Но только в конце тоннеля забрезжил свет, как моя благоверная (это слово Костик выговорил с издевкой) вернулась из клуба и рассказала, что у них там прямо на тренировке гикнулась одна девчонка…

– Вижу, ты не особо убит горем.

– Если честно: больше удивлен, чем опечален. Ульяна была такая молодая, спортивная… Что с ней могло произойти?

– Читай завтра в моей статье, – и Зина поднялась с кресла.

– Я подвезу тебя, – следом за ней встал и Стражнецкий. – Да, совсем забыл, а кто такой этот Максим, про которого ты говорила?

– Максим? Да так, один малозначимый чел, третьестепенный персонаж ульяниной жизни, – оживилась Рыкова и победно заключила: – Ее законный муж. Вот так-то, няка.

– Муж?! – и Костя вновь опустился в кресло.

* * *

Похоронная процессия состояла из троих: Рыковой, Криворучко и патологоанатома Сергея Петровича, который ввиду завершения смены согласился принять участие в этом мероприятии. Гроб и все такое были приличными, но не более. Зина не видела смысла транжирить деньги и обставлять церемонию разными помпезностями. Покойной от этого ни холодно, ни жарко, толпы безутешных близких нет и не предвидится, поэтому не все ли равно, какая домовина будет гнить в земле – сосновая или дубовая. Криворучко согласилась с доводами приятельницы – она не теряла надежды унаследовать ульянины богатства и относилась к ее имуществу ревностно, как к своему собственному.

– Сик трансит глория мунди, – изрек Сергей Петрович, откупоривая на свежей могиле бутылку водки. – Да, девоньки, вот так и проходит слава земная…

Криворучко преувеличенно горестно вздохнула, а Рыкова принялась деловито раскладывать на газетке бутерброды с сыром и вареной колбасой. Подружки решили не швырять деньги на какие-то сверхъестественные поминки.

– Необычная смерть, – продолжал патологоанатом, выпив за упокой ульяниной души. – Порок сердца у нее был очень незначительный, с таким жить да жить. А вот печень почему-то увеличена. И поджелудочная какая-то потасканная. Скажите, она этим делом не увлекалась? – и он щелкнул себя по горлу.

– Какое там «это дело», – разуверила его Оксана. – Она вообще не пила и не курила. На здоровом образе жизни была звезданутая на всю голову.

– А вы вообще давно ее знаете? Может, эти проблемы имели место энное время назад. Когда я вскрываю труп, то вижу личность и жизнь человека как на ладони, – неожиданно расфилософствовался патологоанатом. – Ни один порок, ни одно излишество наше, даже самое незначительное, не проходит бесследно для нашего организма. О, это дотошный табельщик, ведущий строгий учет каждому нашему глотку, куску и вздоху. Долго, долго, как терпеливый, смирный работяга, он готов трудиться в долг, предоставляя нам кредит: одним – поменьше, другим – побольше, третьим – и вовсе кажущийся безграничным. Но не заблуждайтесь: счет обязательно будет предъявлен, и тогда…

– Весьма, весьма интересно, – перебила его Рыкова, на которую подобные темы наводили скуку. – Если без лирических отступлений, док, то вы хотите сказать, что наша подопечная имела тайные пороки?

– Или пороки в прошлом. Впрочем, не забывайте, что это только предположение. Все может объясниться совершенно иначе…

– Да не, док, все сходится, – вслух прикидывала Рыкова. – О какой новой жизни она намекала Ксю в клубе? И где пропадала целыми днями, чем вообще занималась? Увы, Ульяна либо уезжала пьянствовать, либо же заседала в клубе анонимных алкоголиков.

– Но она совсем не была похожа на алкашку, – слабо запротестовала Оксана.

Рыкова пожевала бутерброд и продолжила мысль:

– А то ведь она и наркотой грешить могла, что мы в алкоголь-то уперлись. Уехала, занюхнула коксу сколько душа требует, покайфовала в компании единомышленников, отлежалась и домой: вся чистая-душистая.

Под хмельком вернувшись в редакцию, Рыкова быстро настрочила заметку с похорон. На этот раз Корикова была сдержаннее в похвалах:

– Что за тайны такие за семью печатями? Неужели нельзя было побольше узнать про то, кем была Ульяна Кибильдит? Знаю, знаю, поисковые системы не находят такого сочетания, но ведь фамилия редкая, есть же и другие Кибильдиты! Поискала бы в московской базе… А Максим Брусникин? Неужели тоже все глухо? Я попросила Ростунова пробить его через связи в милиции. Он вот-вот должен вернуться из паспортного стола… А вот и он. Ну что там, Леш?

– Ничего особенного. Не состоял, не привлекался. Абсолютно чистая в криминальном отношении биография. Год рождения такой-то, женат на такой-то, прописан в однокомнатной квартире на улице Дубровского…

– Надо срочно ехать туда! – зажглись глаза Кориковой.

– Только что оттуда, – с оттенком снисходительности доложил Ростунов. – Никакого Брусникина там в глаза не видели. Одна бабка припомнила смутно, что в этой квартире когда-то жила некая Маша с сыном, но она уже лет десять назад умерла, и с тех пор квартира стоит пустая.

– Где же тогда, по-твоему, жили Брусникин с Кибильдит? – надменно поинтересовалась Зинка.

– Да где угодно. Может, в ее родной Москве. Может, здесь что-нибудь снимали. А, может, они вообще не жили вместе. Ты пока не потрудилась узнать, так это или нет.

– Да-а, – протянула Корикова. – Расследование зашло в тупик.

– Зато я вам сюрприз припас, – неожиданно улыбнулся Леха. – Фотографию выцыганил. Вот он, наш герой-любовник.

Алина с Зиной впились глазами в фото.

– Да, ничего так брунетик, – наконец, выдала Рыкова. – Няшный паренек.

– Что-что? – Ростунова аж передернуло. – По-русски-то уже не судьба выразиться?

Но Зина не удостоила его ответом и, подмигнув подруге, повторила:

– Няка, правда?

* * *

На следующее утро Зина заглянула в жилуправление и без труда узнала, что квартира, где она с удобством провела последние два дня, принадлежит некой Евгении Павловне Ердынцевой. Рыкова хотела было двинуть к ней, но вовремя одумалась. Похоже, что Ульяна сняла у Ердынцевой квартиру на длительный срок. Заявиться сейчас к хозяйке означало необходимость упаковки чемоданов. Чего Зине совсем не хотелось. Во-первых, в лице Криворучко она приобрела безотказную девочку на посылках, которая варила кофе, жарила картошку и выполняла другие зинкины поручения, не требующие большого ума. Во-вторых, переехав к Оксане, Рыкова намеревалась сдать свою однушку. Опять же, дополнительный доход. Денег Зинке всегда не хватало.

Аналогично обстояли дела и с машиной: красный «Фольксваген» не принадлежал Ульяне Кибильдит. Она арендовала авто у одной фирмы.

Рыкова решила не говорить Оксане о сделанных открытиях. Ничто не мешает им жить в съемной квартире, покуда не объявится хозяйка. А вот машину придется вернуть: толку от авто никакого. Лучше Зинка сдаст «Фольксваген» обратно и, сочинив жалостную историю о бедственном положении, попробует получить назад хоть часть денег.

Прокатило. Оказалось, что за аренду было проплачено на три месяца вперед, и Зине действительно кое-что вернули. Говорить Криворучко о вырученной сумме Зина сочла излишним.

Слегка мучимая совестью, спустя пару дней она ласково обронила:

– Ксю… кажись, я погорячилась тогда насчет ульянкиных тряпок. Забирай себе все. Только худей побыстрее, а то они потеряют актуальность.

Криворучко с радостным гиком бросилась к шкафу, куда Рыкова сложила «арестованные» вещи и принялась любовно их перебирать. Зина со снисходительной улыбкой наблюдала за ее возней. Вдруг ее лоб нахмурился от мыслительного усилия.

– А объясни-ка мне вот что, – сказала она Оксане. – Почему в ульянкином гардеробе есть вещи и 52-го, и 44-размеров? Когда вы познакомились, она какой была?

– Ну, примерно такой же, как и я, – Криворучко любовно огладила свои крутые бедра.

– Офигеть! Значит, она за каких-то семь месяцев потеряла пять размеров?! Это же 20 кило чистого весу, а то и больше!

– Больше. Ульянка хвалилась, что с 87 сбросила до 52-х. Эх, везет некоторым!

– Не вижу особого везения, – Зина вернула Оксану к реальности. – Зато теперь мне понятно, откуда у нее проблемы с печенью и этой… как ее?.. Такой быстрый сброс веса ни один организм не выдержит. Надо же, на что готовы люди, лишь бы засвеститься в каком-нибудь дерьмовом фильме! Рене Зеллвегер набрала 20 кило, Ульяна – наоборот… Сдается мне, пора нам посетить «Аполло», слегка порастрясти жиры и кое о чем расспросить нашего смазливого тренера…

Но отправившись в клуб, Рыкова заглянула в один магазин, потом в другой, третий, и в итоге явилась в «Аполло» за час до закрытия. Зинка тоскливо глянула на тренажеры, еще тоскливее – на ряд беговых дорожек и… тут взгляд ее упал на дверь с табличкой «Инструкторы». Оглядевшись по сторонам, Зина прошмыгнула в тренерскую.

Там никого не было. В ее поле зрения попала большая синяя спортивная сумка – с ней Зина видела Кирилла. Видимо, сам хозяин готовился покинуть клуб и ненадолго куда-то отлучился. Прекрасно, прекрасно… и Рыкова осторожно, стараясь не шуметь, потянула на сумке молнию. Она не знала, что ищет. Но считала полезным для расследования узнать о красивом тренере хоть малую толику информации.

Брезгливо отодвинув влажноватый спортивный костюм, кроссовки и какие-то бумаги, Зина увидела три пустые бутылочки из-под оздоровительного лимонада «Элитан». Официальным напитком клуба была минералка «Росинка», которую можно было бесплатно наливать из кулеров, но наблюдательная Зина в первое же посещение заметила: Кибильдит пила именно «Элитан». Как и полнотелая мадам, прибежавшая из сауны поглазеть на умирающую Ульяну.

– Допустим, для Кибильдит «Росинка» была недостаточно пафосной, и она носила с собой дорогой «Элитан», – пробубнила Зинка себе под нос. – Но Киру-то зачем это утильсырье?

Тут в тренерскую заглянул Черный спортсмен.

– Стучаться надо, понял? – испугавшись, отпрянула от сумки Рыкова. – А то так и заикой недолго остаться. Ты меня потом замуж возьмешь с таким дефектом?

Черный спортсмен, по своему обыкновению, ничего не ответил и закрыл дверь. Но буквально через полминуты она открылась снова, и в тренерскую вошел Кирилл. Переодетый в «штатское» – синюю куртку и джинсы – он смотрелся очень эффектно. Голубые глаза, оттененные цветом пуховика, казались васильковыми.

– Без комментариев, – на удивленный взгляд Кирилла Зина лишь махнула рукой. – Перепутала двери, с кем не бывает… Ты мне лучше расскажи, как ты мою подружку до могилы довел.

– Подружку? До могилы? – удивился Казаринов.

– Да-да, мою лучшую подругу, которая была мне как родная сестра – Ульяну Кибильдит, – и Зина, вскинув голову, по-наполеоновски сложила руки. – Думаешь, я не понимаю, что это ты уморил ее своими тренировками?

– Все физнагрузки были посильными, – тренер расстегнул куртку и глубоко вздохнул. – У нас в «Аполло» с этим строго. Прежде чем допустить человека к железу, он у врача проходит осмотр. Марина нашла, что Ульяна совершенно здорова. Исходя из этого, я и построил программу тренировок. У меня все по правилам.

– В полиции разберутся, что там у тебя за правила, – продолжала стращать Зинка.

– При чем здесь полиция? Уже установлено, что смерть Ульяны наступила по естественным причинам, которых мы не могли предусмотреть. Дикий случай, конечно, первый раз в моей практике…

– И однозначно последний. Будь уверен, я похлопочу о твоей дисквалификации, или как это там у вас называется. Стране не хватает дворников, и ты со своими квадрицепсами придешься кстати в первом же ДУКе.

– Что за угрозы?

– Это не угрозы, а констатация факта. Я работаю в газете и в моих силах создать вокруг вашего клубешника такое общественное мнение, что впору закрываться будет. Но я еще не решила, нужно мне это или нет. И многое зависит от того, насколько откровенно ты ответишь на мои вопросы…

– Что ж, я не против, так бы сразу и сказала, – натянуто улыбнулся Кирилл.

– Тихо! – осадила его Рыкова. – Сядь на стул и немного помолчи. А теперь отвечай быстро и не раздумывая: в каком кино собиралась сниматься Ульяна?

* * *

Кирилл хорошо запомнил тот день, когда Ульяна впервые пришла в клуб. Это было в середине августа прошлого года. Он только что вышел из отпуска и маялся вынужденным бездельем: постоянные клиенты были на морях, новых еще предстояло набрать. Поэтому он очень обрадовался, когда администратор подвела к нему полную блондинку. А когда он услышал, что клиентку интересуют не 2–3 персональных занятия, а постоянный тренинг под его контролем, радость его стала и вовсе неописуемой. Кириллу даже показалось, что второй инструктор Гоша Ядов, который стоял поодаль и прислушивался к разговору, от зависти заскрежетал зубами.

Блондинку интересовало планомерное снижение веса и обретение красивых рельефов. Казаринов сразу отметил ее деловой, почти мужской подход к делу. Ульяна не закатывала томно глазки при виде того или иного железного снаряда, не спорила, не трещала без умолку, не делала романтических намеков. Она сразу дала понять, что пришла в «Аполло» заниматься делом и настроена на серьезную работу.

– У нее было где-то 20 кило лишнего веса, – говорил Кирилл. – Обычно клиентки хотят через месяц на подиум выйти, и чтобы пресс стал сплошь из кубиков. А у нее были адекватные запросы. Она знала, что 20 килограммов за три недели не убираются, и готова была подождать несколько месяцев, лишь бы это не принесло вреда здоровью.

– С чего это вдруг такая забота о здоровье? В 22 – то года? Она что, больная была?

– Наша врач признала ее здоровой. Конечно, с фитнес-тестом она плохо справилась, но это и понятно: до этого она никогда не тренировалась…

– Рассказывай дальше, как из цветущей кустодиевской красотки ты в полгода сделал ее анорексичкой…

– Да не была она анорексичкой! – вспылил Кирилл. – Нормально, полноценно питалась. Курица, овощи, творог… И, как мы и рассчитали, к февралю вошла в 44-й размер.

– И могу тебе сказать, что это ее не красило. Тебе самому-то нравились ее серые щеки?

– Ну что значит – нравились, – смутился Кирилл. – Она поставила мне задачу, и я ее выполнял.

– Да, а что насчет кино-то?

– Вот уж не знаю! – нервно рассмеялся Казаринов.

– Не заговаривай мне зубы. Ты же сам говорил, что готовишь Ульяну к съемкам. Что за съемки, когда, где и почем?

– Без понятия, – развел руками инструктор. – Это все, что она мне сообщила.

* * *

Статья Рыковой о ЧП в «Аполло» получила большой резонанс. Телефон Кориковой разрывался от звонков.

– Выдумали – финтнес! – горячился почтенный, судя по голосу, хотя и не совсем трезвый старец. – Это все происки Запада, хотят наш генофонд подкосить, чтобы русские бабы отощали и рожать не могли. Какие девки раньше были! Ух!.. Корма – во! А сейчас… Доска – два соска, извините за выражение.

– Это мировой заговор, абсолютно точно, – сбивчиво, через слово заикаясь, доказывал Алине какой-то молодой человек. – Я ознакомился с разными доктринами. Есть много изощренных способов выкосить лучшие ряды нации. В частности, заставить гробить себя непосильными физическими нагрузками. И не прикопаешься. Все подается под соусом вовлечения в массовый спорт и пропаганды здорового образа жизни!

– Эти учреждения нуждаются в тотальной проверке, – вещала трубка скрипучим дамским голосом. – Я из Росздравнадзора… извините, фамилию называть не буду… звоню вам как частное лицо, не согласовала свои действия с руководством. Но у меня дочь ходит в это «Аполло»! Я буду всячески будировать эту тему и инициировать контрольно-надзорные мероприятия…

Вечером Корикова с Рыковой пили чай на редакционной кухне.

– Да, задела твоя статья людей за живое, – сказала Алина. – Надо «сериал» мутить.

– А, по-моему, я все сказала, – при слове «сериал» Рыковой стало тоскливо. Она уже неплохо «наварилась» на этом ЧП, а правдоискательство во имя абстрактных высоких идей ее не интересовало.

– Как же – все? Видишь, сколько подводных камней вскрывается. Нет-нет, эту тему надо развить. Во-первых, разузнать, на каком основании людей допускают к занятиям, есть ли какой-то медицинский контроль. Во-вторых…

– На каком основании? На основании проплаченного годового абонемента! Мне некогда шляться по врачам, и я сразу пошла к тренеру. И ничего – он принял меня за милу душу без всякого допуска!

– В таком случае, надо выяснить, является ли это нарушением. Направим запрос в надзорные органы, в министерство физкультуры и спорта…

– Является… запрос… надзорные органы, – Рыкова скривила физиономию. – Уши вянут, Алин. Давай лучше по мартини, а? Не понимаю, как здоровая молодая кобыла может вести трезвый образ жизни!

– Мартини выпьем, когда опубликуем десятую статью твоего углубленного расследования, – строго заметила Алина. – Завтра с самого утра готовь запросы, а вечером езжай в «Аполло» и бери интервью у клубного врача. Кстати, я тебе вчера звонила на домашний – там трубку какая-то нерусская взяла.

– А, это тетя… тетя из Чебоксар! – Рыкова ляпнула первое, что пришло на ум. Вчера она сдала свою квартиру таджикской паре с тремя малышами, взяв с них плату за два месяца вперед. – У нее жизненная драма, муж бросил с детишками, она поживет у меня с полгодика. А я пока где-нибудь перекантуюсь…

– Ты пустила жить тетю, а сама будешь бомжевать?

– Да, а что делать? – усилием воли Рыкова заставила свои глаза увлажниться. – Надо как-то помогать ближнему своему…

– Хочешь – переезжай ко мне, – предложила сердобольная Корикова. – Мы с тобой в одной комнате, Галинка – в другой. Только не кури в квартире, ладно?

– Спасибо, Алиш, я уже нашла вариант. Буду снимать квартиру с одной студенткой. Правда, не представляю, как мы на двоих десять штук наскребем, – и взгляд Рыковой вновь затуманила слеза. – Я вчера с книжки сняла все, что у меня было. Две тысячи триста рублей…

– Ладно, ладно, я что-нибудь придумаю… поговорю с директором… матпомощь тебе какую-нибудь организуем… ежемесячную доплату за аренду жилья, как иногородней. Ты же иногородняя?

– Да, – плаксиво пробасила Рыкова, которая уже восемь лет, как переехала из Чебоксар в Эмск, и пять лет, как была владелицей квартиры. – Но кому есть дело до наших проблем?

– Я сделаю все, что от меня зависит, – заверила Корикова подругу. – И даже чуть больше.

Зинка покинула редакцию в приподнятом настроении. Ляжку жгли большие деньги. Пятнадцать тысяч она выручила за возвращение автомобиля Ульяны. Двенадцать тысяч взяла с таджикской семьи за аренду. Плюс три тысячи выкружила у Кориковой на служебные расходы и оплату информации от источников. А если еще Алина организует ей ежемесячную доплату тысяч, скажем, в шесть-семь… Подсчитав барыши, Рыкова поймала такси и поехала в мегамолл. Душа требовала немедленно заняться шопингом.

* * *

– Ничего страшного я у вас не нахожу, можете продолжать заниматься под контролем инструктора, – закончив осмотр, клубный врач Марина Ревягина мыла руки. – Мои рекомендации будут очень просты: двигательная активность, отказ от вредных привычек, рациональное питание. Насчет избыточного веса не волнуйтесь, он у вас превышен совсем чуть-чуть, и при правильном подходе к делу вы избавитесь от этих шести-семи килограммов за три месяца.

– А мне надо за один! Иначе эту весну я могу смело вычеркнуть из своей жизни.

– После весны придет лето, – мягко улыбнулась Ревягина. – Которое вы уж точно встретите в прекрасной форме. Если не будете лениться.

– Я-то думала, что в таком крутом заведении, как «Аполло» мне действительно помогут решить проблему, – разочарованно протянула Рыкова. – А меня кормят советами времен очаковских и покоренья Крыма. Думаете, час назад я не знала, что надо меньше жрать и больше бегать?

– Чего же вы хотите? Это законы природы. И ничего нового тут не придумаешь. Хочешь похудеть – урезай рацион, увеличивай энергозатраты.

– Вы упорно не хотите меня слышать, – шумно вздохнула Рыкова. – Я, видите ли, очень занятой человек. У меня элементарно не хватает времени на прыжки с железками. Поэтому, чтобы процесс похудения пошел веселее, прошу выписать мне какие-нибудь чудодейственные пилюльки. Мне позарез нужно сбросить эти ненавистные 10 кило.

– Речь идет о шести.

– Современные стандарты красоты диктуют иное, – отрезала Зина. – Сейчас даже с 44-м размером можно засидеться в старых девах.

– Хорошо, что вы скажете об эндамедине? Разгоняет скорость обмена веществ.

– Это тот, на котором худела еще Фаина Раневская? Нет, спасибо.

– Есть новое замечательное средство – антикалорин. Выводит из организма лишние жиры, полученные с пищей.

– А потом все сидалище в пятнах, будто Аннушка разбила склянку с маслом аккурат над твоим стулом! – хмыкнула Рыкова.

– Хорошо. Есть чай «Талия плюс».

– Настоенный на солях таллия? Нет-нет, мне нужно по-настоящему эффективное средство.

– Я вам перечислила все запатентованные и апробированные прерараты, – голос Ревягиной чуть дрогнул. – Но… я понимаю: вам нужно нечто иное.

– Вот именно, нечто совсем иное. Не переживайте, я платежеспособна. Но предупреждаю, что готова раскошелиться только на действительно эффективное средство. Стволовые клетки, нанотехнологии и прочая адронная коллайдерщина приветствуются. Мои критерии вы знаете: минус десять кило за месяц.

Ревягина понимающе мотнула головой и погрузилась в свои мысли.

– Я вижу, вы только и можете кивать, как китайский болванчик, – перешла на грубость Зинка. – Не удивлюсь, если окажется, что диплом врача вы купили в подземном переходе.

– Я вам могу его показать. Кроме того, на стене – мои сертификаты.

– Можете сдать их в макулатуру. Только что мне стало очевидно, что вы отстали от мирового прогресса и не владеете современными методиками снижения веса. И небось считаете себя суперпрофи.

– Ну, с профессионализмом у меня все в порядке, – с обидой усмехнулась клубный врач. – И представьте себе, я пристально слежу за новинками в этой области.

– Так в чем же дело? Почему мы тратим время, рассуждая об устаревших методиках, вроде занятий физкультурой и коррекции рациона? Когда между нами состоится настоящий деловой разговор?… Ах, молчите? Всего доброго, малоуважаемая Марина!

И Рыкова преувеличенно громко хлопнула дверью.

* * *

Разозленная разговором с Ревягиной, Зина отправилась в раздевалку. «Надо взять себя в руки и начать серьезно заниматься, – размышляла она. – Нужно непременно втиснуться в новое платье – иначе к следующему сезону его можно будет пустить на ветошь». Во время вчерашнего шоппинга Зинка приобрела кучу модных вещей, но… на размер-два меньше. То, что пошила легкая промышленность на ее нынешний 48-й, вызвало у нее смесь негодования с отвращением.

– И этот унылый балахон они смеют предлагать красавице с формами Моники Белуччи! – пробубнила она, уронив на пол вешалку с элегантным черным платьем. – Даже не подумаю поднимать! На полу этому тряпью самое место…

…Рыкова рванула на себя ручку раздевалки, пролетела «предбанник» и встала как вкопанная, услышав недвусмысленные звуки.

– Ох… А-а… М-м-м, – из недр помещения неслись томные вздохи. – Да-а…

– Черт знает что! – выругалась Рыкова. – И здесь извращенцы!

Однако вместо нарисовавшейся ей картины разнузданности и порока ее взору предстала рыхлая голая девица, которая, поставив одну ногу на лавочку, втирала в ляжку антицеллюлитный крем. Зина мельком глянула на нее, потом еще раз повнимательнее, и, наконец, хлопнула по распаренному плечу:

– Катюшка! Ты что ли?

– Я, я, – отозвалась толстушка. – А я все думала, ты или не ты. С этой учебой зрение так село…

– Лет шесть, поди, не виделись. Ты уже сколько замужем за Стражнецким?

– Да уж почти пять лет, – и Катюшка завздыхала. – Ты видела тут тренера такого в синем костюмчике?

– Кира, что ли? Я у него занимаюсь.

– И как? Приставал уже? – пытливо уставилась на нее Катюшка.

– А что, должен был?

– Да он мне проходу не дает! – Стражнецкая выпрямилась и спустила монументальную ногу на пол. – Пока упражнение показывает, везде успеет облапать.

– А ты по ручонкам блудливым ему пару раз тресни – сразу отлипнет.

– Трескала. Бесполезно, – вздохнула Стражнецкая. – Его еще больше это заводит. На той неделе он за бицепс бедра хватал, а на этой уже широчайшую начал оглаживать!

– Наглеж! – выпалила Зина, скользнув взглядом по объемной голой заднице собеседницы. – За твои же деньги тебе тычут в нос твоими изъянами!

Переваривая рассказ Катюшки, Рыкова покинула раздевалку. Корректный, холодноватый, всегда держащий дистанцию Кирилл – и лапает за широчайшую? Это не укладывалось у нее в голове. Засквозила даже неявная обида: к Катюшке пристает, а к ней даже не прикоснулся ни разу. Неужели она выглядит безобразнее этой туши?

– Вот что, Кир, хватит дуракавалянием заниматься, – деловито объявила она инструктору. – Давай показывай такие упражнения, чтоб мне прям тошно стало. За что я плачу тебе деньги? Всю прошлую персоналку ты пробалбесничал.

У Казаринова глаза на лоб полезли от этого заявления, но он быстро взял себя в руки:

– Значит, так. Десять минут быстрого шага и переходим к настоящему делу.

Как назло, все беговые дорожки оказались заняты.

– Эй, мисс пигги, ты уже полчаса бегаешь, – напустилась Зинка на одну из занимающихся. – А ну слезай!

Но девица никак не отреагировала на тираду Рыковой – она была в наушниках.

Рыкова окинула взглядом бегающих. Кого бы согнать? Боже, как она могла его не заметить! Черный спортсмен собственной персоной. Бухает кроссовками, как только что подкованный мустанг.

– От вас очень много шума! – громко обратилась к нему Зина.

Ответом было молчание.

– Снимите немедленно свои говнодавы! – возвысила голос Рыкова.

Опять ноль реакции. Черный Спортсмен бежал, точно заведенный, устремив перед собой немигающий взгляд.

– Неадкват какой-то, – Рыкова покрутила пальцем у виска. – А, как же я раньше не догадалась? Вы же носите траур по утраченным мозгам!

Окончательно разозлившись, Зинка широкими шагами прошествовала к розетке и решительно выдернула из нее шнур. Все дорожки разом встали. Послышались недоуменно-недовольные возгласы.

– Женщина, у вас все дома? – с вызовом обратилась к ней девица в наушниках.

– Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны, – металлическим голосом отвечала Рыкова.

– Да за такие выходки можно из клуба вылететь без возвращения стоимости абонемента! – возмутилась другая физкультурница. – Кто за то, чтобы написать жалобу на имя директора?

– Пойдемте, сейчас же этим и займемся…

За инициативной группой потянулись и все остальные. Лишь один Черный спортсмен спрыгнул с дорожки, вставил шнур в розетку и вновь, как ни в чем не бывало, побежал навстречу неизвестной цели. В его бесстрастном взоре засквозила едва уловимая смешинка.

– Мерси! – раскланялась Рыкова вслед удаляющимся жалобщикам. – Только крутыми мерами и можно научить быдло вести себя вежливо!

Но насладиться победой не удалось. К ней уже приближалась толпа, возглавляемая администратором, Казариновым и Ревягиной.

– Не советую мне грубить! – предвосхитила Зина поток упреков. – Я работаю в прессе и в моих силах смешать репутацию вашего заведения с экскрементами. Поэтому прошу принести мне извинения за доставленные неудобства и с поклонами удалиться!

– Зина, успокойтесь, – затараторила клубный врач. – Вы перевозбуждены… Это легко объяснимо… отдаленные последствия эмоционального шока… – врач искательно заглядывала в лица окружающих, как бы призывая их понять и простить несчастного больного человека. – Пойдемте, я сделаю вам успокоительное.

Вместе с Кириллом они помогли Рыковой сойти с дорожки и повели ее к диванчику. Марина особенно заботливо поддерживала Зинку под руку.

– Посиди с ней, я схожу за лекарством, – шепнула врач Кириллу.

Зина смекнула, что это удобный случай проверить Казаринова «на вшивость». Закатив глаза, она всем телом навалилась на инструктора.

– Что такое? Ты опять бегала? Я же сказал: только ходить! – и Кирилл схватил ее запястье. – Странно, пульс нормальный… Температуры нет? – и он приложил ладонь к ее лбу.

– Сейчас это называется измерить пульс, а раньше после такого честные люди женились, – хихикнула Рыкова. – Только не вздумай хватать меня за широчайшую! Придумают тоже, как задницу по-умному обозвать…

Кирилл с недоумением уставился на взбалмошную клиентку:

– Широчайшая – это вовсе не то, что ты сказала. Она находится совсем в другом месте, – и он слегка дотронулся пальцами до зинкиной спины.

Рыкова вскочила, как ужаленная:

– Ты пытался расстегнуть мне лифчик!

– Да ты с ума сошла, – Кирилла бросило в краску.

– Да-да, все кругом сумасшедшие, ты один нормальный, – затараторила Зинка. – Не верила я, что люди говорят…

– Какие люди? Что говорят? – оправдывался Казаринов.

К ним приблизился Гоша Ядов:

– Поступило предложение сменить инструктора, – обратился он к Зине. – Я буду с тобой максимально корректен. Никакого контакта. Мышцы буду показывать только указкой.

– Да, Зина, смените инструктора, – подхватил Кирилл. – Вы мне не доверяете, мои рекомендации не ставите ни в грош. Ничего хорошего из нашего сотрудничества не выйдет.

Рыкова была в замешательстве. Ей не хотелось так-то просто отстать от смазливого Казаринова.

– Нет, Гош, – наконец, выдала она. – Указкой мне будет щекотно. Лучше я дам ему еще один шанс исправиться. Кир, нельзя ли впредь показывать мышцы, надев перчатки?..

Казаринов сделал глубокий вдох и быстро отошел. Зина тут же разжала ладонь. В ней лежал маленький бумажный катышек. Это была записка от Ревягиной. Она назначала Зине встречу у статуи пьяного министра. Был в Эмске и такой культурный объект…

* * *

В свете фонарей глаза Ревягиной блестели совсем иначе, чем в клубе. Нейтрально-благожелательное выражение лица сменилось озабоченным и деловитым.

– Разговор неофициальный, – коротко сказала она, – все должно остаться между нами.

– Конфиденциальность гарантируется, – доверительно улыбнулась Рыкова, прикинув, сколько шуму наделает ее будущее расследование и со скольки человек она по ходу дела соберет «подать».

– Я знаю, как тебе помочь, – продолжала Ревягина. – Ты права, наука не стоит на месте. Есть отличное, просто чудодейственное средство.

– Заверните два, – обронила Рыкова.

– Но сама понимаешь, удовольствие не для бедных. Зато потеря веса составит 10–15 килограммов.

– …которые тут же возвратятся, едва я закончу курс?

– Эффект стойкий. Средство протестировано.

– На добровольцах, которым нечего терять в этой жизни? – продолжала язвить Рыкова.

– Результаты поражают воображение, – гнула свое Ревягина. – Средство приводит в действие скрытые резервы организма. Уже с третьего дня начинается перестройка обмена веществ, через неделю объем бедер снижается на три сантиметра, а талии – на два. Но это только начало…

– Говори, говори! – Рыкова жадно внимала посулам врача.

– Через две недели ты надеваешь платье 46-го размера, а еще через две – 44-го. Хотя… В 44-й можешь не влезть.

– Это еще почему?

– У препарата есть одна особенность. Он сжигает жировую прослойку в области талии и бедер, но способствует увеличению груди. В среднем, пациентки прибавляют в чашке один размер, но иногда – два.

– Колоссаль! – шумно восхитилась Зинка. – Если ты мне вдобавок пообещаешь, что этот препарат избавляет от целлюлита…

– О, я сочла, что об этом даже не стоит говорить. Целлюлит – само собой. Плюс происходит значительное омоложение кожи, повышение тургора… При этом я не ограничиваю тебя ни в мучном, ни в сладком, ни в жирном. В клуб тоже можно не ходить – разве что в сауне расслабиться…

– Хорошо, хорошо, я завтра же принесу деньги. Сколько?

– Некоторых удивляет цена, – уклончиво заговорила Марина. – Они не могут понять, почему за бутылочку коричневой жидкости с ароматом трав с них просят такие деньги. Некоторые отказываются. Но с какой завистью спустя месяц они смотрят на своих постройневших и помолодевших подруг!

– Так сколько прикажете отсыпать?

– А ведь затраченные деньги полностью себя оправдывают, – продолжала Ревягина. – Это только на вид – обычный лимонад. Состав тщательно выверен, отшлифован годами упорного труда ученого-энтузиаста… Пятнадцать тысяч. Флакон. Курс – три флакона.

– Что ж так дорого?! – вскричала Зина. Она рассчитывала тысяч на десять за весь курс – и то, в самом пиковом случае.

– Если сложить многие месяцы труда, которые ученый затратил на создание продукта, получатся сущие копейки. Многие заплатили бы и больше – если бы имели доступ к средству. К сожалению, пока мы вынуждены продавать его вот так, нелегально. Ты же знаешь, какие препоны у нас ставят молодым талантливым ученым, как много лет должно пройти, чтобы препарат официально разрешили к применению. Но мы не можем откладывать жизнь на потом. Поэтому решайся! И помни: перед тобой открывается возможность, доступная очень немногим.

Условившись о встрече на завтра, Рыкова поспешила домой. За ближайшие сутки ей предстояло найти 45 тысяч. Зина решила задать мозгам корм и зашла в итальянский ресторан.

* * *

Дело в том, что от вырученных денег у нее осталось всего полторы тысячи. До подсчета оставалась неделя, сбережений у Рыковой отродясь не водилось, Корикова о доплате молчала. Недовольный взгляд Зины остановился на Криворучко, которая, открыв рот, смотрела «Дом-2», машинально подпиливая ногти.

– Все, хорош, – и Рыкова властно щелкнула по пульту, выключив телевизор. – Мне надоело тащить тебя на своем горбу.

– Зин, ну ты че, – заныла Оксана, – дай досмотреть про Венцеслава.

– Значит, работать мы не собираемся? Так и будем коптить небо до скончания веков? Да, Альфонсина Ивановна?

– Ты же знаешь, я все еще не пришла в себя после смерти Ульяны. Мне нужно восстанавливаться как минимум полгода… Да и куда спешить? Деньги-то есть.

– Тогда почему я голодаю и хожу в отрепье? – наступала на нее Рыкова, которая только что славно отужинала лазаньей, кростини с лососевым паштетом и бокалом мартини. – Вот как ты платишь за мою отзывчивость к твоему горю?

– Чего ты от меня хочешь? – плаксиво сказала Криворучко.

– Чего-чего? Пересмотра вопроса о наследовании. Я явно поговорячилась, дав тебе дарственную на владение фамильными драгоценностями.

– Как же так? Ты сама все делила… Говорила, что все по-братски…

– Я была у независимого эксперта. Твоя доля стоит значительно дороже. Поэтому, если слово дружба для тебя не пустой звук, ты отдашь мне то колье из черного жемчуга.

– Как?! Это же Мисисуко, стоит кучу денег.

– А ты бы хотела отмазаться пусетами от Сваровски? – ядовито заметила Рыкова. – Даю тебе на раздумья сто секунд. А пока давай собирай вещи.

– В смысле?!

– Переезжай на кухню. Кажется, на лоджии я видела раскладушку. Твоя комната понадобится одному хорошему человеку.

– Какому еще хорошему человеку?

– Ну, раз ты так бесцеремонно требуешь у меня отчета… Завтра ко мне приезжает двоюродный брат из Чебоксар. Будет поступать в медицинский.

– В марте?

– Надо же ему привыкнуть к городу!

(На самом деле, никакой брат к Рыковой не ехал. Она рассудила, что одну из комнат неплохо сдать. Но как сделать так, чтобы опять не делиться с Криворучко? Так родилась легенда о брате. Молодого человека, желающего снять комнату без посредников, она предупредила, что на кухне живет ее домработница, глупая безобидная девка. Но увы, гулящая.

– Но чтобы никакого томления в чреслах, – предупредила она юношу. – Я тебе это не в качестве рекламы сообщила. А чтоб держался подальше, если не хочешь сифон подцепить.)

– Зин, ну тебе же и так много досталось, – донеслось до Рыковой нытье товарки. – И «Верту» ульянкин ты приватизировала, и ноут, и шубу, а теперь еще и колье просишь…

– Не прошу, а требую, – отрезала Зинка. – Иначе я прекращаю всяческие хлопоты о твоем наследстве. Нашла себе бесплатного адвоката!

На этом крючке она и держала алчную и инертную Криворучко. Сама-то Зина уже дней пять, как уяснила, что от мифического наследства Кибильдит им ничего не обрыбится. Да и есть ли оно вообще? Квартира съемная, машина арендованная… И все же на следующее утро, когда ее взгляд случайно остановился на вывеске «Юридическая консультация», Зина машинально толкнула тяжелую дверь.

– Дело колоссальной важности, – важно объявила она молодому лысоватому юристу. – На кону огромное наследство.

У служителя Фемиды загорелись глаза. Но по мере того, как Рыкова излагала ему суть дела, юрист становился все скучнее.

– Провальное ваше дельце, – наконец, сказал он. – Вы не имеете ровным счетом никаких прав. Сделать запрос о размерах наследста – не можете. Подать заявление на поиски законного супруга – не можете. Настаивать на признании его безвестно отсутствующим – не можете. Поймите, перед лицом закона вы в данном случае – никто. Единственное, что могло бы обеспечить ваше будущее – если бы покойная составила в вашу пользу завещание. Но даже если это так, готовьтесь к большим передрягам и издержкам на адвоката. Практика показывает, что когда речь идет о больших деньгах, безвестно отсутствующие родственники чуть ли не из гробов восстают. А ее супруг по закону имеет куда больше прав на состояние покойной жены, чем, простите, невесть откуда взявшаяся приживалка.

С раздувающимися от возмущения ноздрями Рыкова покинула юридическую консультацию.

* * *

Разговор с Ревягиной о чудодейственном средстве Зина завела в рамках журналистского расследования, которое ее обязала вести Корикова. Но, пообщавшись с предприимчивой докторшей, Рыкова решила, что ничего не скажет Алине, а выкупит средство и без лишних хлопот обретет желанный 44-й размер. Абонемент же в «Аполло» она втайне от Кориковой перепродаст.

– Как спортивные успехи? – над столом Рыковой возникла фигура главного редактора.

– Спасибо, отвратительно! К ломоте в пояснице прибавилась травля, которой меня подвергли так называемые ветераны клуба и сексуальные домогательства инструктора. Не удивлюсь, если завтра меня лишат членства и аннулируют карту. Я им неудобна!

– Кстати, в прокуратуре уже лежит запрос от Росздравнадзора, – подала голос Замазкина. – Просят дать разрешение на внеплановую проверку «Аполло» и еще ряда клубов. Хотите, подробнее узнаю?

– Отлично, Таня, готовь в номер, – оживилась Корикова. – Зин, а как твое интервью с клубным врачом? Что она говорит по поводу смерти Ульяны?

– Да отстаньте вы все от меня, вот что говорит, – поскучнела Зина.

– Ты что-то не в настроении опять?

– Какое может быть настроение, когда в голове от голода каша, – чуть ли не всхлипнула Рыкова. – Кстати, сегодня я ночевала на вокзале…

– Но почему, Зин? Ты же сказала, что сняла квартиру с какой-то студенткой.

– Кинули нас, – еще жалостнее продолжала Рыкова. – Отдали мы задаток, пришли в назаченное место, а риэлторши нет. И все, как в воду канула. Хорошо, что я с тебя 600 долларов взять не успела…

– Шестьсот долларов? – удивилась Корикова.

– Ну да, доплату на проживание мне, как иногородней. За три месяца вперед. Ты же обещала похлопотать. Будь у меня эта сумма, я бы без проблем сняла квартиру через хорошее агентство, и сегодня бы, наконец, помылась и отоспалась…

– Зин, ну ты могла бы ко мне приехать, – вздохнула Корикова. – Ночевать на вокзале, словно ты безродная какая…

А через час она положила перед Рыковой семнадцать тысяч.

– Раскрутила генерального? – благосклонно заулыбалась Зинка.

– Почти, – уклончиво отвечала Алина.

Но семнадцать тысяч – это было на один флакон. К вечеру Зине нужно было добыть еще тридцатку. Немного поколебавшись, она набрала номер Стражнецкого.

– Кость, я ведь Катюшке-то ничего не сообщила, – заговорщически прошептала она в трубку. – Пока – во всяком случае.

– Мне нечего скрывать от жены! Ты никому не докажешь, что у нас с Ульяной что-то было! Нас связывал лишь совместный бизнес, и то – в проекте…

– Пой, пташка, пой, – усмехнулась Рыкова и неожиданно для себя выдала: – Ульяна-то в своем дневнике совсем другое пишет…

– Что?! – сразу осекся Костя. – Она вела дневник?

– Не ожидал, что твои художества обессмертят в веках? Да, хорош ты, Костя, почитала я… Так цинично обработать наивную сиротку! Сразу предупреждаю, дневник спрятан в надежном месте.

– К чему ты клонишь?

– Слышь, я бедствую. Пока ты пьешь «Хеннесси» и подтираешься коленкором, я еле наскребаю на фанфурик, а в целях гигиены использую обрывки «Помела». Подвези мне денюжков, ладно? Тысяч тридцать на первое время должно хватить…

Таким образом, к вечеру у Зинки было без малого пятьдесят тысяч. Она решила спустить тысчонку в суши-баре. За поеданием роллов и темпуры ее озарила еще одна блестящая идея. Она подсела к двум молодым людям и за две кружки пива сподвигла их написать под ее диктовку небольшой текст. В «Аполло», выждав, когда все покинут раздевалку, она набрала один номер. Когда в дальнем ящичке глухо заиграла музыка, Рыкова подошла к нему и просунула в щелку записку.

А в девять вечера она вновь стояла у статуи пьяного министра. На улице было промозгло, под ногами чавкал талый снег, и первые признаки недовольства опозданием Ревягиной Зина ощутила уже через три минуты. Она принялась дозваниваться до Марины, но абонент упорно не брал трубку. Через 10 минут у Зины онемел кончик носа, через двенадцать она уже плохо чувствовала пальцы на ногах, а через пятнадцать бросилась в соседнюю кофейню согреться кружкой глинтвейна.

Рыкова пила горячее вино, то и дело посматривая на телефон. Может, здесь сеть не ловит? Или мобильник глючит? Она потрясла аппарат, выключила его, включила заново… Без четверти десять Рыкову осенило: конечно же, докторша в клубе! Она человек подневольный, и сейчас, вместо того, чтобы лететь к ней на встречу, она выслушивает нотацию какого-нибудь директора по персоналу или менеджера департамента по развитию. Зина набрала номер ресепшна.

– А она выбежала куда-то, даже дубленку не надела, – неуверенно отвечала администраторша. – Примерно в начале девятого. Нет-нет, я лично видела, как она уходила… Наверно, она уже вернулась… Нет, в кабинете темно. Странно…

А через час раздался звонок Кати Стражнецкой.

– Зин, ты мне звонила? У меня пропущенный вызов от тебя.

– Я? Тебе? Ах, да, действительно… – Рыкова вспомнила свои манипуляции в раздевалке «Аполло». – Нет-нет, ничего особенного. Да я уж и забыла, что хотела… Нет, вспомнила. Ты не видела вечером Ревягину?

– Видела. Я в восемь вместе с ней из клуба выходила. Она так спешила к своему бойфренду, что выскочила на улицу в одном платье.

– К бойфренду? Ты его видела?

– Нет. Зато я видела, что она села в какую-то темную иномарку, и они уехали. А ее собственный «Дэу матиз» остался на парковке. Ой, а у меня такое стряслось. Представляешь, пришла из сауны, а у меня в ящичке записка лежит. Кто-то очень неграмотный требует с меня 300 долларов за молчание.

– Ну и делов-то? Заплати и спи спокойно.

– Да не вопрос. Это копейки. Меня сам факт возмущает. Этот человек знает обо мне такие подробности…

– А о чем хоть он грозится рассказать? И кому? Ты же безгрешна, как королева-девственница.

– Этот человек пишет, что расскажет Костику про мою связь с Кириллом…

– А у вас что, связь?

– Пока только духовная, – замялась Катюшка. – Так мне платить, что ли? Или забить?

– Не советую. Этот человек – а я чувствую, что это очень опасный, безжалостный и опытный шантажист – только разозлится и назначит тебе совсем другую сумму…

– Кто бы это мог быть?

– Кто-то из твоего окружения. Не удивлюсь, если таким образом пытается подзаработать Гоша Ядов. Да и сам Кир… Ты права, он нагло лапает клиенток. А что ты думаешь о Ревягиной? Та еще пройда. А тот чудик весь в черном? Не его ли это проделки? Словом, подозревай каждого, вот тебе мой сказ.

– А если он завтра потребует с меня еще более крупную сумму? Мои возможности небезграничны…

– Ой, да не нагнетай ты раньше времени. Заплати и все. Может, человеку элементарно жрать нечего, а ты жмешься из-за каких несчастных трехсот баксов? А не хочешь платить – сработай на опережение, честно расскажи мужу, что завела любовника…

– Да ты что! Да и не любовник он мне!

– Детка, это вопрос одного лишь времени. Он кидает на тебя такие плотоядные взгляды… Ты никому не докажешь, что между вами ничего нет.

– Да??? – обрадовалась Стражнецкая. – Ты тоже заметила, что Кир строит мне глазки? Значит, мне не показалось, и это правда…

– Мою интуицию не обманешь, – заверила ее Рыкова. – Поэтому заплати и продолжай свой невинный флирт.

Выкуривая сигаретку на сон грядущий, Зина прикинула, на что она потратит 300 долларов, которые завтра Стражнецкая оставит в ящичке № 88 в супермаркете «Десяточка». Тут она вспомнила, что ей не удалось освоить 50 тысяч и решила завтра устроить Ревягиной большую взбучку. И пусть, в конце концов, сделает ей скидку. В качестве компенсации за причиненные неудобства.

* * *

Следующее утро началось для Рыковой с неприятности.

– Я дала тебе задание сделать серию статей о том, что творится в фитнес-клубах. Ты же сдала только два куцых текста, – глядя в сторону, выговаривала ей Корикова. – Зато Замазкина, которая сидит на совершенно другой теме, принесла прекрасную заметку про проверки Росздравнадзора.

– Замазкина нагло прет на чужие грядки, а ты этому потакаешь, – хмуро отвечала Зинка. – Пусть подавится моей темой.

– Нет, не подавится. Я же вижу, ты мечтаешь спихнуть расследование на кого-нибудь другого. Не получится. Сейчас же езжай в клуб и возьми интервью у директора.

Таким образом, Рыкова легально появилась в «Аполло» уже в одиннадцать утра. По дороге в клуб она заехала в «Десяточку», открыла ящичек № 88 (ключ она вынесла еще год назад и с тех пор ящик так и стоял запертым, не привлекая ничьего внимания) и забрала оттуда конверт с тремя зелеными бумажками.

– Ревягина здесь? Срочно пришлите ее ко мне в бар. У меня, кажется, скакнуло давление, – на ходу бросила она администраторше.

Одиноко просидев десять минут за двумя фитнес-пирожными и чашкой кофе без кофеина, Рыкова широкими шагами прошествовала на ресепшн.

– В чем дело? – набросилась она на администратора. – Где Ревягина? Вы нарываетесь на неприятности.

– Вы знаете, ее сегодня нет.

– Значит, мне ложиться и помирать?

– Ах, что вы. У нас в клубе есть сотрудники с медицинским образованием. Я сейчас вызову Казаринова.

– Советую удалить серные пробки. Вы плохо слышите. Я ясно сказала: мне нужна именно Ревягина.

– Понимаете, мы сами еще не знаем, почему она не вышла на работу. Не позвонила, не предупредила… бог знает что…

Терзаемая нехорошими предчувствиями, Зинка минут десять лениво покрутила педали велотренажера. После двух пирожных и бокала кофе в животе неприятно булькало. Рыкова решила, что снять стресс ей поможет сауна. Небрежно замотавшись в полотенце, она спустилась в баню, которая в клубе была общей для мужчин и женщин. Каково же было ее удивление, когда она увидела лежащего на лавке Казаринова.

– Вот это я понимаю: образцовое заведение! – громогласно объявила она. – Врач в запое, инструктора медитируют в термах, клиенты предоставлены сами себе…

– У меня сегодня смена с часу, – холодно ответил Кирилл, вновь закрывая глаза. – Если вам необходимы услуги тренера, обратитесь к Игорю.

– В данный момент мне необходимы услуги человека, могущего потереть мне спинку, – игриво отвечала Рыкова.

– Извините, не владею этим искусством, – еще холоднее сообщил Казаринов.

– Да чего там владеть-то? Берешь мочалку и нежно массируешь девушке спинку. Ну, смелее!

– Это не мой функционал. Кроме того, мне нельзя заходить в женский душ.

– Так никого же нет! Не тормози, сникерсни!

– Извините, мне уже пора, – с недовольным выражением лица Кирилл поднялся с лавки и неожиданно язвительно добавил: – Пойду заготавливать перчатки для демонстрации вам мышц.

Раздалось приближающееся чавканье сланцев. Послышались томные вздохи, и в сауну ввалилась Катюшка Стражнецкая. Из одежды на ней были лишь серьги с бриллиантами и цепочка из белого золота.

– Ой, – не слишком поспешно прикрылась она. – Зин, что этот человек делает в женской бане?

– Это общая баня, и вам об этом прекрасно известно, – пробурчал Кирилл. – Кроме того, одним из пунктов договора значится то, что вы обязуетесь посещать сауну в купальнике или полотенце.

– Не припомню такого пункта, иначе порвала бы ваш договор в клочья, – оживилась Рыкова. – В бане тело должно дышать, – и она принялась развязывать полотенечный узелок у себя на груди.

– Ну, на сеанс любительского стриптиза я не останусь, – и Кирилл решительно направился к выходу. Девушки восхищенными взглядами проводили его ягодицы, упруго подрагивающие в синих плавках.

– Няка, – когда дверь за тренером закрылась, Рыкова послала в воздух чмок.

– Няка? Забавное словечко, – усмехнулась Катюшка. – Одна навязчивая дурочка так назвала моего Костика. Я чисто случайно увидела СМС-ку.

В трепе со Стражнецкой Зинка провела полтора часа. Только к обеду она спохватилась, что ее наверняка разыскивает Корикова и поспешила в раздевалку. По пути она завернула на ресепшн.

– Нет, не приходила, – помотала головой администратор.

– Вот ведь конторка лоботрясов! Дайте адрес, я вам ее из-под земли достану.

– Сожалею, но мы не вправе сообщать гостям личную информацию о персонале.

– Жду ровно 15 минут и иду жаловаться вашему генеральному. А параллельно звоню в министерство спорта и департамент здравоохранения.

Тут в поле зрения Зины попал инструктор. Вот у кого она сейчас раздобудет нужный адресок!

– Где живет Ревягина? – безапелляционно бросила она Кириллу.

– И знал бы, так не сказал.

– У меня на тебя тонны компромата, а ты позволяешь себе дерзить, – укоризненно покачала головой Зина. – Я бы еще поняла, если бы ты был ангелом белоснежным. Но ведь ты погряз во грехе, домогаешься клиенток, бесстыдно уводишь жену у уважаемого в городе человека… не перебивай меня!.. мало того, находишься в преступном сговоре с Ревягиной…

– В каком еще сговоре?

– Кому как, а мне ясно как день, почему ты ее покрываешь, – усмехнулась Рыкова. – Вы с ней на пару разводите клиентов на деньги. Доверчивые люди покупают у тебя индивидуальные тренировки, во время которых ты валяешь ваньку. Клиенты отчаиваются привести себя в форму и уповают уже только на химию. А твоя подельница Ревягина тут как тут. Проводит обработку по полной. Такое из-под полы предлагает…

– Ни слова не понял. Что она такое предлагает? Зачем наговариваешь на нее?

– Зато я все сразу поняла, – свистящим шепотом продолжала Рыкова. – То-то мне подозрительным показалось, как вы около Ульянки оба суетились. Чуяла собака, чье мясо съела…

– Бред! Это мои должностные обязанности – в случае необходимости оказать клиенту первую медицинскую помощь.

– Не оправдывайся. Мою интуицию не обманешь. Но так и быть, это останется нашей тайной, если ты немедленно разыщешь Ревягину, выведешь ее из запоя и передашь ей четыре волшебных слова: «Зина ждет травяную микстурку».

При этих словах лицо Казаринова исказила гримаса искреннего удивления.

– Зина ждет травяную микстурку?! – наконец, переспросил он.

– Да-да, ты не ослышался.

Еще раз глянув на Рыкову, Кирилл быстро зашагал в сторону тренерской. Зина недоуменно уставилась ему вслед. И тут же почувствовала, что за ней наблюдают. Обернувшись, она встретилась глазами с Черным спортсменом, который пристально смотрел на нее, разводя перед зеркалом 30-килограммовые гантели. Каких-то полсекунды – и он отвел глаза. Огонек интереса в них погас. Теперь они смотрели точно перед собой, были непроницаемы и не выражали ничего, кроме одержимости результатом.

* * *

В редакцию Рыкова вернулась лишь к пяти вечера. Первой, кого она повстречала в коридоре, была Замазкина.

– Ну как? Что говорит докторша? – дружелюбно поинтересовалась она у коллеги.

– Сгинь, – мрачно пробасила Рыкова.

– А я ведь не просто так спрашиваю. Роздравнадзор только один день поработал в «Аполло», а уже выявил массу нарушений. Пол в аэробном зале моется раз в сутки, а должен – перед каждым новым классом. Клиент Семиволков допущен к занятиям при давлении 170 на 110. В сауне пропущены сроки проведения антигрибковой обработки…

– Если б ты знала, трещотка, как мелко плаваешь, – перебила Рыкова Таню. – Там такой беспредел творится, что отсутствие антигрибковой обработки – это детские игры на лужайке.

Общение коллег, как всегда, шло на повышенных тонах, поэтому из кабинета тотчас выглянула Корикова.

– Тань, молодец, отличная заметка, – бросила она Замазкиной и перевела требовательный взгляд на Рыкову: – А чем нас порадует обозреватель отдела расследований?

– Весь день шла по следу Ревягиной.

– И настигла в итоге?

– Увы мне, увы. Ревягина словно испарилась. А все остальные держат круговую оборону. Адрес не дают, телефон молчит.

– Очень странно, – заметила Таня. – Едва Росздравнадзор начинает проверку, как клубный врач не выходит на работу.

– Ничего странного. Запой на почве стресса, – отрезала Рыкова.

– Есть данные подозревать ее в алкоголизме? – поинтересовалась Корикова.

– У меня богатый жизненный опыт. Да и факты вещь упрямая. Вчера вечером ее забрал с работы хахаль на машине. Ясное дело, что они пустились во все тяжкие.

Тут из корреспондентской послышались позывные телепередачи «Чернуха», которая дважды в день освещала в местном эфире криминальные события.

– Пойдемте глянем, что доброго и светлого произошло в Эмске за день, – предложила Корикова.

«Чернуха» была в своем репертуаре. Сначала ведущий наигранно трагическим голосом сообщил об аварии с двумя жертвами. Потом показали репортаж с судебного процесса по хищениям федеральных средств. На скамью подсудимых приземлились сразу два заместителя руководителя дорожного фонда. Корреспондент «Чернухи» интересовался у директора предприятия, члена партии «России верные сыны», как он мог пригреть у себя под крылом таких прожженных мерзавцев, на что тот выражал искреннее непонимание, как это могло произойти в столь серьезной государственной структуре, обещал «взять на контроль» и «укрепить вертикаль власти».

– На седьмом километре Эмского шоссе обнаружен труп неизвестной, – объявил ведущий. – Предположительно, женщина была сбита автомобилем. Свидетелей происшествия, а также тех, кто узнал погибшую, просим обратиться по телефонам…

В кадре появилась пустынная трасса, слабо освещенная серым мартовским рассветом. Камера приблизилась к чему-то красному, резко выделяющемуся на фоне осевшего сугроба. Это была женщина в объемном алом пуховике. Она лежала лицом вверх. Зина громко выдохнула:

– Ох, как они меня напугали!..

– Да, ужасно, – поморщилась Алина. – Наверняка человек спешил с работы домой, в семью, к детям. А какой-то лихач…

Меж тем, камера подъехала еще поближе, и на экране появилось лицо покойной.

– Не может быть! – побледнела Рыкова. – Нет! Нет!

– Что такое? Ты ее знаешь? – разом повернулись к ней Алина и Таня.

– Да, – твердила Зина, не сводя глаз с экрана, – да… это она… она…

И, на ходу застегивая куртку, Рыкова бросилась вон из редакции.

– Не может быть! Не может быть! – бормотала она себе под нос. – Откуда она там взялась?..

Она влетела в клуб и со злорадством набросилась на администраторшу:

– Видели в новостях? Теперь-то ясно, почему она не вышла на работу! Аккурат в день начала проверки! Вы попали!

Тут Рыкова почувствовала, что ее очень аккуратно взяли за локоть.

– Кто здесь? – как ошпаренная, шарахнулась она в сторону.

– Ха-ха-ха, – сквозь марлевую повязку глухо рассмеялся незнакомый мужчина. – Я директор «Аполло» Роман Гольцев. Извините, гриппую.

– Что вам угодно? – недоверчиво глянула на него Рыкова.

– Я слышал, у вас много претензий к работе клуба. Мы не можем допустить, чтобы наши дорогие гости были недовольны. Пойдемте побеседуем у меня в кабинете.

Зина тревожно глянула на Гольцева. Какая, право слово, комическая личность. Мало того, что в маске, но еще и с загипсованной ногой. Как он забавно прыгает по лестнице на костылях!.. Словно прочитав ее мысли, директор объяснил, указывая на перебитую конечность:

– Покатался на сноуборде, называется! Экстремал хренов!

В кабинете Гольцев достал из шкафа бутылку коньяку и, не спрашивая Рыкову, плеснул в два бокала. Зина хотела отказаться, но вспомнив, что сегодня пережила немало стрессов, охотно отхлебнула из фужера.

– Скажите, вам правда не очень нравится у нас в клубе? – гнусаво завел Гольцев сквозь марлю.

– По правде говоря, ваше заведение трудно назвать образцовым. Цены, которые вы ломите, не соответствуют уровню предоставляемых услуг, – Зина потянулась за третьей «рафаэлкой». – Тренера балбесничают и околачиваются возле женских душей. Клубный врач попадает в ДТП аккурат накануне начала проверки. Не находите, что это очень странно? Неделю назад в клубе умирает клиентка, следом за ней сбивают Ревягину… Что здесь происходит, господин Гольцев? И не вы ли крышуете все эти темные делишки?

– Я, собственно, зачем вас позвал, – заговорил директор, поднимая маску (Рыкова с удивлением констатировала, что у него очень симпатичное молодое лицо). – Вы всего неделю как купили абонемент, а на вас уже поступили три жалобы. Одна из них коллективная, под которой подписались восемь человек. У нас частное заведение, мы имеем право отказать вам в посещении…

– Как бы не так! Я представитель независимой прессы, и не вам диктовать мне условия, – Рыкова яростно скомкала пустую коробку из-под конфет. – Да я теперь из принципа буду ходить в ваш отвратный клуб, всюду совать нос и предавать гласности все ваши злодеяния!

– Я готов вернуть вам полную сумму абонемента, – холодно сказал Гольцев.

– Эта сумма не играет в моем бюджете никакой роли, – сглотнув слюну, отвечала Рыкова.

– Я готов вам вернуть деньги и бесплатно перевести вас в «Геракл». Скажу честно, у них гораздо лучше. Вы правы, нам еще есть над чем поработать…

– Не желаю, – и Зина поднялась из кресла.

– И все же подумайте, – в голосе Гольцева засквозила агрессия. – Не смею торопить, но надеюсь, что уже завтра утром вы сообщите мне свое мудрое решение.

И, проковыляв к двери, он протянул Зине визитку.

Закрыв за собою дверь, Рыкова почувствовала смутную тревогу. Директор клуба только что пытался ее запугать. Значит, надо как можно скорее обезопасить себя. Самое надежное – создать вокруг своей персоны шумиху. Тогда к ней никто и пальцем не прикоснется…

– Алин, как же ты была права, – покаянным голосом заговорила она, вновь переступая порог редакции. – Мы не имеем права замалчивать эту проблему. В «Аполло» орудует преступная группа. На их совести – уже два трупа. Пора выступать единым мощным фронтом. Снимай ко всем чертям первую полосу! Дай мне полчаса – и завтра весь Эмск будет стоять на ушах!

* * *

Дома Зину встретила радостная Криворучко.

– Съешь дольку лимона, – процедила Рыкова. – Что за нездоровое ликование?

– Я шла из магазина, и тут меня нагнал один няка. Представляешь, он перепутал меня с Настей Каменских и попросил автограф!

– И ты дала? – хмыкнула Зинка.

– Пока нет, но… До этого мне никто не говорил, что я похожа на Каменских. Но я внимательно рассмотрела себя, и вот что, Зин – это правда! У меня точно такие же миндалевидные глаза и округлые аппетитные бедра.

– Допустим, допустим. И что же этот няка?

– Представляешь, пригласил на свидание! – от избытка чувств Криворучко прижала кулачки к раскрасневшимся щекам и присела на табуретку. – Назначил встречу в Шаповаловском парке. Это жутко романтично – весна, пустынный парк, шампанское и шоколад!

– И ты попрешься на окраину города, чтобы побродить не пойми с кем среди голых кустов? Да я уверена, что это маньяк.

– Ну что ты! Тем более, он назначил встречу на 12.00.

– Странное свидание. Почему не вечером?

– Потому что он хочет провести со мной как можно больше времени, а не только обрывок вечера. Что ж тут непонятного, – капризно заговорила Оксана.

– Чего и следовало ожидать, – вздохнула Рыкова. – На богатую наследницу уже начали слетаться любители халявы.

– Я ни слова не сказала о своем богатстве.

– Ну, кому надо, уже навели справки. Подожди – к тебе еще очереди выстроятся. Только ты их лучше не обнадеживай. Скажи честно, что все твое богатство – это шкатулка с цацками и ворох тряпья.

Укладываясь спать, Зинка попыталась подумать на тему, нет ли какого подвоха в том, что у Криворучко завелся поклонник. Но ее усталость была столь велика, что она уснула, даже не занеся на диван вторую ногу.

* * *

– Сик трансит глория мунди, – патологоанатом Сергей Петрович вновь произнес любимую сентенцию, прикрывая простыней лицо покойной. – Значит, ты уверена, что это она?

– Сик, сик, – машинально выдала Зина. От увиденного ее бросило в дрожь. Видимо, негодяй сбил Ревягину на полной скорости – все лицо было в грязи, кровоподтеках и крупных ссадинах.

– Ты произвела на меня благоприятное впечатление организацией прошлых похорон, поэтому если хочешь, можешь забрать и это тело.

– Позвольте, док, но мне оно без надобности. Покойная не была мне духовно близка. Мало того, в последнее время в наших отношениях наметились неразрешимые противоречия. Я вызвалась ее опознать только затем, чтобы убедиться, что это действительно она. Заодно мне хотелось бы глянуть на ее вещички…

Загадочная красная куртка аккуратно прикрывала собой стопку вещей Ревягиной. Зина внимательно осмотрела ее. Странно, очень странно. Почему Марина оказалась на обочине в чужой вещи? Причем, размера на четыре больше ее собственного? Пуховик скроен как унисекс, непонятно, мужчине он принадлежал или женщине. Если женщине, то довольно крупной. Если же мужчине… Зина задумалась, приложила куртку к себе.

– Так и есть, мой любимый размер, – ей тотчас же нарисовался образ высокого, в меру широкоплечего мужчины. – Рост 180, размер 50–52. Ах, как бы он был к лицу какому-нибудь импозантному брюнету… Да и шатену – тоже.

Но что значит этот маскарад? Администратор «Аполло» сказала, что Ревягина покинула клуб в начале девятого. Верхней одежды на ней не было. Значит, она была уверена, что быстро возвратится. Выбегала на минутку.

Тогда почему она не вернулась в клуб? Стражнецкая видела, как Марина садилась в темную иномарку, а через час ее сотовый уже не отвечал. Что же произошло за этот недолгий срок? И как она оказалась за городом? Почему согласилась поехать туда, зная, что у нее назначена встреча, а сама она – не одета? Рыкова воровато оглянулась, схватила с вешалки чей-то белый халат и поспешно ретировалась.

А через полчаса администраторша «Аполло» уже выдавала ключи от кабинета Ревягиной строгой сотруднице из Росздравнадзора, лицо которой было закрыто марлевой повязкой, а на голову нахлобучена белая шапочка.

Оказавшись во владениях покойной докторши, Зинка первым делом распахнула шкаф. Отлично, дубленка все еще здесь. В таком случае, не повредит досмотр карманов. Запустив руку в один из них, Рыкова тотчас извлекла оттуда маленький стильный предмет модного цвета антрацит. Это была визитница.

– Вот и славно, – забормотала Зинка, изучая карточки, – сейчас мы быстренько наладим связь с агентурой усопшей…

А еще через час она сидела в кабинете следователя по фамилии Подколодный.

– В смерти Ревягиной много непонятного, – втолковывала она ему.

– Лично мне понятно абсолютно все, – сонно отвечал тот, не отвлекаясь от вязания носка. – Несчастный случай. Неустановленное лицо совершило наезд на пешехода.

– На пешехода? Вам кажутся нормальными одинокие прогулки по ночной трассе?

– Вы как будто вчера на свет родились. Шэлэ и пэрэ стоят там пачками.

– Какая из Ревягиной пэрэ? Она пришла туда явно не на своих двоих.

– Не вижу в этом состава преступления.

– А куртка на четыре размера больше вас не смущает?

– Нет, не смущает. Это ее вещь, вот и все.

– Но на четыре размера больше!

– Да вас, баб, не поймешь, – спустил пару петель страж правопорядка. – Толстые ходят похудеть, тощие – нагулять жир. Может, она специально купила такую куртку, чтобы казаться попредставительнее? А?

– Послушайте, если вы возьметесь расследовать это дело, я вам дам.

– Сколько? – одними губами спросил моментально оживившийся Подколодный.

– Один раз.

– А-а, – разочарованно протянул тот. – А я подумал… Да нечего тут расследовать. На трассе никого не было. Свидетели вряд ли объявятся. А вы-то чего так переживаете? Пострадавшая вам кто? Вот именно – никто. Вам что, больше всех надо? – и Подколодный принялся высчитывать петли.

Разозлившись, Рыкова поспешила в редакцию.

– Вокруг меня тоска сплетается моей короной роковой, – неожиданно для себя процитировала она Ходасевича, которого не открывала с третьего курса. – А что все такие припухшие?

Оказалось, что пока она была в морге, в редакцию приезжал директор «Аполло». Сначала он бушевал в кабинете Кориковой, угрожая подать на газету в суд за сегодняшнюю статью Рыковой. Но Алину было не так-то легко запугать. Да, заголовок у передовицы был кричащий: «Второй труп в «Аполло» за неделю. Что происходит в самом фешенебельном клубе Эмска?» Но сам текст был написан так, что комар бы носа не подточил. Да, на глазах у всех скончалась клиентка. Да, аккурат на девятый день после ее смерти при загадочных обстоятельствах сбили клубного врача. Да, позавчера в клубе началась проверка. Но все это сообщалось без передергиваний, прозрачных намеков и смелых выводов. Стало быть, ни о какой клевете не могло быть и речи.

– Пусть эта борзописка не думает к нам больше сунуться! – напоследок проорал Гольцев, вкрай раздосадованный тем, что не смог запугать Корикову. – Иначе я могу предположить, чей труп будет третьим!

В ответ на это Алина с достоинством прошествовала к двери, распахнула ее и громко обратилась к коллегам:

– Все слышали, что сказал сейчас этот человек? Повторите, пожалуйста, еще раз под запись, чей же труп, по вашим прогнозам, будет третьим.

Покраснев от бессильной злобы, директор «Аполло» удалился из редакции крупными прыжками на костылях.

Услышав это, Зинка раздухарилась:

– Угрожать представителю независимой прессы?! Да я теперь буду дневать и ночевать в «Аполло»! Стану таскаться хвостиком за их персоналом, подслушивать разговоры и вообще всюду совать нос!

– Только помни: ни малейших нарушений закона, – предупредила ее Корикова. – Если раньше тебе сходил с рук шмон по сумкам инструкторов и публичные скандалы, то теперь любому твоему экстравагантному поступку придадут нужную окраску. Для имиджа «Девиантных» будет не очень, если нашу журналистку задержат за хулиганство или попытку кражи.

– Как?! Ты не хочешь, чтобы я продолжала расследование?

– Я разве так сказала?

– Но как же я могу его вести, если ты запрещаешь мне буквально все! Не вижу ничего противоправного в том, что клиент перепутает двери или нечаянно сунет руку в карман не своей куртки. Человеку свойственно ошибаться!

– К сожалению, закон считает иначе, – вздохнула Алина.

* * *

Не успела Рыкова толком просмотреть почту и заглянуть на Одноклассники, как зазвонил ее «Верту». Это была Криворучко.

– Как? Ты уже дала Мите…м-м… автограф? – издевательски поинтересовалась Рыкова.

– Зин, я ничего не понимаю, – заныла Оксана. – Может, в Шаповаловский парк есть какой-то другой вход? Я стою здесь уже час и десять…

– И чего выжидаем, интересно?

– Наверно, Митя ждет меня в другом месте…

– Ага. На другом конце города. В постели с другой. Хватит, повлюблялась и будет. Марш домой, я передумала давать тебе выходной.

А через час на ее мобильнике вновь высветился номер Оксаны.

– Зин, приезжай скорее, нас обокрали, – затараторила она в трубку.

– Так же, как в прошлый раз? – Рыкова не сразу поверила товарке. – Ты затеяла очередную проверку моей толерантности?

– Да нет, теперь все по-настоящему… Дома черт ногу сломит…

По квартире действительно словно Мамай прошел. Зал напоминал пункт сбора одежды для погорельцев. Пол был усеян горками тряпья, вытащенного из ящиков. Из-за раскрытых коробок и разбросанной обуви было негде ступить.

– Что-нибудь ценное сперли? – с ходу поинтересовалась Зина, в душе радуясь тому, что вовремя вывезла свою долю драгоценностей.

– Пока не знаю, – Криворучко трясущимися руками перебирала содержимое своей шкатулки. – Слава богу, все на месте.

– И доха моя цела и невредима, – с облегчением заметила Рыкова, увидев на плечиках в шкафу норковую шубу. – Но какого рожна надо было этому ворью?

Тут ее осенило.

– Постой, постой, – и она зашагала в сторону ларя на лоджии. Туда неделю назад она припрятала ульянин ноутбук. Зина планировала свезти его какому-нибудь компьютерщику, но за делами это вылетело у нее из головы. – Так и есть! Комп унесли!

– Тупой, еще тупее, – Криворучко и постучала кулаком по столу. – Из квартиры, набитой брюликами, вынести один лишь ноут. Может, это твой братишка озорует?

– А, может, это ты никак не уймешься? – напустилась на нее Рыкова. – Не мытьем, так катаньем отжимаешь у меня мою долю. Знаешь, мне надоели твои костюмированные шоу. Гони ноут обратно, и я попробую вызвать в своем сердце снисхождение.

– Но это правда не я, – глаза Криворучко сделались еще более круглыми. – Да меня и дома не было, ты же это прекрасно знаешь…

– Ничего не знаю. Может, ты и не выходила никуда.

– Как же, а свидание с Митей?

– Митя? – Рыкова вскочила с табуретки, озаренная новой идеей. – Ну-ка давай в подробностях рассказывай мне про своего прынца.

– Он сказочно, неимоверно прекрасен, – мечтательным голосом произнесла Криворучко.

– Тут не вечер воспоминаний старых дев. Детали, красава, детали. Какие у него волосы? Глаза? Во что он был одет?

Эти простейшие, казалось бы, вопросы заставили Криворучко сильно задуматься.

– Ну, какие у него глаза? – допытывалась Зинка. – Поди, изумрудные? Или, может, цвета морской волны?

– Зин, я не помню…

– Вот она, современная молодежь! Идут на свидание, даже не заглянув в глаза любимому человеку.

– Я заглядывала… я просто глаз не могла оторвать… и не помню ничего.

– Ну а волосы у него какие, помнишь?

Криворучко распахнула глаза еще шире. Похоже, она была в шоке от себя самой.

– Ну, ну? – напирала Рыкова. – Черные? Русые? Рыжеватые? Каштановые? Льняные? Пышные? Прилизанные? Кудрявые? Неужели тоже не обратила внимания? Однако ж, какая ты, красава, всеядная. Тебе, похоже, любой сойдет. Ну, теперь мне совершенно ясно, что никакой выдающейся красотой там и не пахло.

– Я клянусь… он очень красивый, – сбивчиво заговорила Криворучко. – За таким някой я пошла бы на край света. Я всю ночь представляла, как он наклоняется ко мне и нежно-нежно целует в губы, – и Оксана потянулась руками вверх.

Зинка щелкнула пальцами:

– Ну-ка, дубль два сценки «Нежный поцелуй».

Криворучко послушно подняла руки, воображая, как обнимает красавчика за шею.

– Стоим так, не двигаемся, не дышим, – Рыкова что-то прикидывала. – Ну что, 180–182 сантиметра в нем, пожалуй, есть… Снято! Шагом марш чистить картошку!

И, уставившись мимо Криворучко, она закурила. В голову лезли мысли, одна другой интереснее.

* * *

Как ни хорохорилась Рыкова перед коллегами, но после угроз Гольцева идти в клуб ей совершенно не хотелось. Но, во-первых, надо продолжать расследование. И, во-вторых, уже середина марта, а она не похудела ни на кило. И даже, страшно сказать, поднабрала еще.

В клубе она решительным шагом подошла к Казаринову:

– Сегодня я даю тебе последний шанс исправиться. Или до конца недели я худею на один килограмм, или ты ищешь новое место работы…

Однако на тренера эти слова не произвели никакого впечатления. Зинке стало очевидно, что он нисколько не боится репрессий.

– Не советую вести себя так заносчиво, – заявила она. – Ты кто? Обслуга. Вот и делай, что тебе хозяева приказали.

– Я не обслуга, а высоквалифицированный работник физической культуры с высшим медицинским образованием, – насмешливо отвечал тренер. – Но хозяин действительно отдал мне кое-какое распоряжение. А именно – игнорировать тебя. Что я с удовольствием и делаю.

И Кирилл отошел от нее.

– Ах вот как? – распрямив спину, Рыкова направилась в сторону Ядова. – Гоша, ты был прав, рекомендации этого самодовольного типа не стоят и ломаного гроша. Сожалею, что вовремя не сориентировалась, кто есть кто, и потратила время на дилетанта…

– И я тоже сожалею, – отвечал ей Ядов. – Но мне запрещено с тобой заниматься.

– Как? Я готова сейчас же оплатить десять персоналок. У меня серьезные намерения.

Ядов алчно сглотнул слюну, но быстро справился с волнением:

– Извини, не могу. Чтобы сюда устроиться, знаешь, какой я конкурс выдержал?

Совершенно растерявшись, Рыкова решила обдумать ситуацию в кафе.

– Фитнес-картошку и эклер-лайт, – надменно бросила она официантке.

– Извините, у нас сейчас перерыв. По графику кварцевание.

– Какое еще кварцевание? Мы, кажется, не в операционной.

– Прошу прощения, но это предписание Росздравнадзора.

Тут за спиной у Зины раздались знакомые вздохи и постанывания. К стойке приближалась Катя Стражнецкая.

– Мне безуглеводную корзиночку, – жеманно, как всегда, сказала она барменше.

– И ваш любимый кофе для похудения со сливками-нонкалорин? – подхватила та.

– Пожалуй. И еще вон ту обезжиренную ножку, – и она указала на копченый окорочок с лоснящейся поджаристой корочкой и пояснила Зине: – Всегда беру курицу, в ней практически нет калорий.

– Постойте, а как же перерыв на кварцевание? – громко спросила Рыкова. – Или вы бессовестно ввели меня в заблуждение?

– Извините, но я не могу вас обслужить, – смутилась барменша. – Директор внес вас в черный список. Если я продам вам хоть кусок хлеба, меня уволят.

– Кать, ты видишь, каким гонениям подвергается представитель независимой прессы! – возмутилась Рыкова. – Я единственная в этом городе осмелилась написать о творящихся здесь беззакониях, и вот – пожалуйста! Обслуга воротит от меня морду и отказывает в глотке воды…

– Возьми мой кофе, я себе еще закажу, – предложила Катюшка.

– После того, что я сейчас услышала, я ни куска не съем в этом заведении. Отравят еще! – и Рыкова стремительно покинула кафе.

На душе у нее было гадко. С большим удовольствием она бы сейчас хлопнула дверью клуба, чтобы никогда ее больше не открывать. Но разве можно показать, что ты расстроена, сломлена, когда на тебя смотрят десятки злорадных глаз? Так, по крайней мере, казалось Зине. Чтобы справиться с гневом, она впервые за все время прошагала по дорожке двадцать минут и остановилась лишь тогда, когда пот стал заливать ей лоб.

Но что делать дальше? Она понятия не имеет, какой тренажер для чего предназачен. А ей нужно провести в зале хотя бы полчаса, чтобы доказать этим холопам-тренерам, что она прекрасно обходится и без их услуг. В конце концов, она сейчас любого спросит, и ей все объяснят в лучшем виде. Вон, кажется, знающий человек.

И она направилась к габаритному дяде, который только что улегся на скамью и взялся за гриф, под тяжестью «блинов» слегка выгнувшийся дугой. Зина возникла над ним аккурат в тот момент, когда он с громким выдохом выжал штангу вверх.

– Прервитесь-ка на минуточку, уважаемый, – безапеляционно произнесла она. – Одна очаровательная особа взывает к вам о помощи.

– Нашла время, – прошипел спортсмен, с огромным усилием выжимая вес второй раз.

– А чем вас не устраивает время? – язвительно отвечала Зинка. – Или на ваших часах – вечно полшестого?

Парень медленно поставил штангу на стойки, так же не спеша поднялся со скамьи. У Рыковой похолодело внутри – перед ней стоял настоящий кинг-конг. Его руки напомнили ей многократно увеличенные булки-«плетенки» – настолько они были рельефны, а грудные мышцы выпирали словно силикон третьего размера.

– Что ты сказала? Про полшестого?

– Я сказала, что время, кажется, полшестого. Но я ошиблась – уже двадцать минут девятого.

– А-а. Не лезь мне под руку, поняла? У меня через неделю чемпионат, мне не до теток. Я Алекс Попов, слышала про такого? Эх, сбила ты меня с настроя… Чего хотела-то?

– Алеша свет Попович, – Рыкова отвесила ему шутовской поклон. – Ты, чувствуется, чел знающий. Скажи, что бы мне такого поделать. Пользоваться услугами этих гондольеро, – и она указала в сторону Казаринова и Ядова, – я брезгую.

– Ну что, зая, приседать тебе надо, – важно заметил Попов, окидывая бесцеремонным взглядом Зинкину фигуру.

– От приседаний кони дохнут! – фыркнула Рыкова. – В смысле, здоровые молодые бабцы с многозначным счетом в банке. Слышал, наверно, как вон тот хлопец уморил богатую клиентку?

– Зря на Кирилла грешишь. Тетка сама виновата.

– В чем же? В том, что доверила самое дорогое непрофессионалу?

– Да нет, она какую-то подпольную химию пила. Вам же, теткам неймется. У вас все интересы – похудеть.

– С чего ты взял, что она что-то пила? – насторожилась Зинка.

Алекс усмехнулся и обвел занимающихся взглядом, полным превосходства.

– А ты обрати внимание, какую все воду пьют. Халявную. Из стаканчиков. А она какую пила? Свою. Из бутылки. Я сразу все понял.

– Леш, обрыв логики. Она пила не воду, а оздоровительный напиток, вот и носила его с собой.

– Я хожу в «Аполло» уже три года, и никто никогда не носил сюда бутылки, – зловеще произнес Попов. – Это началось недавно. Сначала одна тетка стала с лимонадом ходить. Потом еще три…

– Дурной пример заразителен, – с философским вздохом выдала Рыкова.

– Да не в этом дело, зая. Это не лимонад. Кое-кто из наших барыжит подпольной химией.

– Кого-то подозреваешь? – Зина вся обратилась в слух.

– Мне вон тот чувачок не нравится. Как ни приду, он здесь. Делает вид, что занимается. А ты на его бицуху посмотри – курам на смех.

И Попов кивнул в сторону Черного спортсмена, который разбирал после себя штангу.

– Тебе он тоже кажется подозрительным?! – обрадованно подхватила Зинка.

– Не то слово. Сначала я решил, что он глухонемой.

– Признаться, я до сих пор так думаю. Несколько раз любезно с ним здоровалась – полный игнор.

– А ни фига. Я как-то специально блин около него шмякнул о гриф – так он вздрогнул и обернулся. Не глухой он.

– Значит, немой.

– Нет, зая. Есть у нас тут паренек немой, он его тоже поначалу за своего признал. Что-то стал ему на пальцах показывать. А этот стоит пень пнем. Ни фига не понял.

– Ну, значит, он просто имбецил, – диагностировала Рыкова.

– Под видом имбецила очень удобно барыжить отравой. Ты была здесь, когда та тетка дуба дала?

– Неужели я такая неприметная? – надулась Рыкова.

– Я позади стоял, не видел тебя. Зато видел кое-что другое. Как этот чувачок подобрал бутылку той тетки, которая умерла, и положил к себе в сумку. Вот тогда-то я и понял, что это совсем не лимонад…

Рыкова обернулась на Черного Спортсмена и встретилась с ним взглядом. В нем читались любопытство и легкая насмешка. Зина по привычке открыла рот, чтобы выдать хамскую тираду, но решила повременить. Откровения Попова несколько поубавили ее боевой дух.

* * *

Гибель Ревягиной, угрозы Гольцева и игнор, которому ее подверг персонал «Аполло», подействовали на Зину удручающе. И это было не просто плохое настроение. Она интуитивно почувствовала надвигающуюся опасность. Худо-бедно она еще могла поверить, что произошедшее с клубным врачом – несчастный случай, но после выкладок Леши Попова вновь засомневалась. Что за зелье хотела продать ей Марина? Не тот ли самый «лимонад»? И не с этим ли связана ее смерть?

Зина решила ехать в Росздравнадзор и рассказать о своих подозрениях лично главе контролирующего органа.

– К Александру Ивановичу? Он очень занят, – предпенсионного возраста секретарша грудью встала на защиту доступа к телу своего шефа.

– Я представитель независимой прессы и нуждаюсь в срочном комментарии.

– Александр Иваныч не дает никаких комментариев. Пишите запрос в пресс-службу, мы рассмотрим его в регламентированные законом сроки и ответим по установленному образцу.

– А мне нужно сейчас! – повысила голос Зина. – Дело не терпит отлагательств. Каких-нибудь два-три дня проволочки – и Эмск узнает о новом трупе. И виноваты в этом будете вы! Вместе со своим шефом!

– Да при чем тут мы? – чуть растерялась делопроизводительница. – Мы работаем согласно регламента…

– И чините административные барьеры всем, кто неравнодушен к судьбам простых людей! Закоснели в бесконечных совещаниях и заседаниях!

Последние слова Рыкова выкрикнула довольно громко. Так, что дверь кабинета отворилась с той стороны, и до Зины донеслось капризное:

– Алевтина Геннадьевна, очень шумно.

Не успела секретарша отреагировать, как Рыкова подскочила к двери:

– Александр Иванович! Мне-то вас и нужно!

Дверь тотчас же захлопнулась. Опешив от этого чиновничьего маневра, Рыкова дернула ручку на себя. Но дверь, видимо, была уже заперта с той стороны.

– Как вы себя ведете? – заголосила Алевтина Геннадьевна. – Я сейчас вызову службу безопасности.

Зазвонил телефон. Судя по той готовности, к которой секретарша бросился к аппарату, это был сам шеф.

– Ой, простите, – залепетала она. – Не знаю… какая-то журналистка… какие-то трупы… говорит, что вы во всем виноваты…

Поначалу Рыкова опешила от столь вольной трактовки своих слов, но ее тут же осенила счастливая мысль, как выкурить чиновника из своего укрытия. Она подскочила к секретарше и рванула на себя телефонную трубку:

– Да, уважаемый госслужащий, ваша церберша абсолютно права! Если не хотите, чтобы я то же самое повторила сегодня в приемной у губернатора, немедленно покажите личико!

В трубке раздались короткие гудки, зато дверь в кабинет чиновника распахнулась, точно в сказке. Алевтина Геннадьевна бросилась по направлению к ней.

– Много званых, да мало призванных, – высокомерно процедила Рыкова, подрезая ее у самого входа. – Если я не выйду из этого логова через 10 минут, вызывайте милицию, МЧС и телевидение. Пусть вся страна узнает, что сделал со мной бюрократ, которого я призвала к порядку.

Разозленный Александр Иванович сидел за столом, преувеличенно внимательно перебирая бумаги. Не подняв на Зину глаз, он перевернул песочные часы:

– У вас ровно 60 секунд. Уважайте время госслужащего и цените деньги налогоплательщиков.

– Четверть часа ми-ни-мум, – отвечала Рыкова. – И прикажите Алевтине сделать мне кофе. Я продрогла и перенервничала.

Глава Росздравнадзора поднял на нее удивленный взгляд:

– Вы ничего не добьетесь своей наглостью. На моей стороне закон. И он дает мне право не отвечать на запросы, сделанные в подобной форме.

– Запрос по форме будет чуть позднее. А пока у меня к вам только один большой вопрос: вы так и будете сквозь пальцы смотреть на череду убийств в «Аполло»? Или мы наконец-то объединимся в борьбе против зла? Независимая пресса плюс административный ресурс – это звучит устрашающе!

– Убийства? Не понимаю, о чем вы, да и не по моей это части, – холодно отвечал Александр Иванович. – Что касается санитарного состояния «Аполло», то мы только что завершили внеплановую проверку и выдали им предписание на устранение нарушений. Мы свою работу знаем.

– А у меня есть данные, что в «Аполло» гораздо больше нарушений, чем нарыли ваши инспекторы!

– Возможно. Но не все эти нарушения по части нашего ведомства. Тем более, трупы, о которых вы тут толкуете.

– Даже если эти трупы стали следствием подпольной торговли нелицензированными препаратами? Это уж точно по части вашего ведомства!

– Действительно, мы обнаружили в «Аполло» 30 ампул просроченного пиридоксина. Вы это имеете в виду? В таком случае успокойтесь: умереть от этого очень трудно. Разумеется, это не для печати…

– Ах, оставьте этот ваш пиридоксин! Я говорю о нелегальном распространении в клубе неапробированного препарата. Первая жертва – клиентка Ульяна Кибильдит. Вторая – клубный врач Марина Ревягина. Ее пять дней назад при загадочных обстоятельствах сбила машина.

В чиновнике боролись любопытство и благоразумие. Взбалмошная посетительница излагала занятное.

– Это, конечно, дело прокуратуры, – смягчился Александр Иванович, – но мне чисто по-человечески интересно: почему вы внесли в список жертв клубного врача?

– Потому что она погибла в тот вечер, когда должна была продать одному человеку то самое нелицензированное средство.

– Что это за средство? Вы его видели? Можете предоставить образцы?

– Да откуда же мне их взять?!

– Вот видите. Получается, это только ваши догадки. Что касается первого случая, то мы имеем заключение патологоанатома. Смерть Ульяны Кибильдит наступила по естественным причинам. Пока не вижу никаких оснований подвергать это сомнению. Я не прокурор, но уверен, что и в прокуратуре вам скажут то же самое.

– Значит, незаконный оборот лекарственных средств – это не ваше? Значит, вам все равно, что в клубах распространяют отраву? От которой гибнут люди? Знаете, что? Повторите-ка мне это на диктофон, а завтра не забудьте купить свежий номерок «Девиантных», – Рыкова полезла в сумку, но на полпути словно передумала: – А ведь я к вам не ругаться пришла. Я думала, что мы станем с вами союзниками в этом деле.

– Да в каком деле, уважаемая… как вас… вы не представились даже…

– Но вижу, вас не интересуют ни судьбы жителей Эмска, ни собственная карьера. А ведь могли бы так славно пропиариться в нашей газете! А там, глядишь, прокуратура бы подтянулась, вышли бы на след отравителей…

– Что за фантазии, это вне моей компетенции..

– …вам бы орден дали… ну, или премию большую, в Москву бы перевели, – Рыкова вдохновенно рисовала радужные перспективы. – А для этого всего-то надо поддержать меня в моем смелом расследовании.

Чиновник сделался непроницаем.

– Ничем не могу помочь. Я должен спешить, – он поднялся из-за стола. – Однако, я не прощаюсь с вами совсем. Если вашими домыслами заинтересуются Никита Иванович и Лев Сергеевич, так и быть, подключайте меня. Помогу, чем смогу.

Никита Иванович был главой Эмского ГУВД, а Лев Сергеевич возглавлял региональное министерство здравоохранения. Оба были очень закрытыми людьми, избегающими контакта с прессой. Прорваться к ним на личную беседу у Зинки не было никакой возможности…

* * *

Несмотря на поздний час, в сауне было многолюдно. В одной из релаксирующих Зина опознала Катю Стражнецкую. Видимо, нотация Казаринова подействовала на нее, поскольку ее телеса были втиснуты в чисто символическое синее бикини и вываливались оттуда, словно убегающее молоко из кастрюли. Лицо Катюшки выглядело расстроенным.

– Зин, я совсем запуталась. И посоветоваться не с кем.

– А я на что? Рогоносец, что ль, узнал про твой роман?

– В том-то и дело, Зин, что нет никакого романа, – горько улыбнулась Катюшка. – Кирилл никак не решается объясниться со мной.

– Что, вы уже прошли все мышцы? Наверняка есть такие, показать которые он сможет, только признавшись тебе в любви.

– Передо мной словно встала стена. Я же вижу, что не безразлична ему, иначе бы он не был таким вежливым и внимательным.

– Ах, Катя, Катя, – Рыкова покачала головой, обдумывая внезапно родившуюся идею. – А ты-то сама любишь его? Не просто ли это увлечение смазливой мордашкой и круглой попкой, как это было с Костиком?

– Я уверена, что ко мне пришло настоящее зрелое чувство, – со слезами в голосе сказала Катюшка. – Не понимаю, почему он медлит.

– Это все очень легко объяснимо. Ты кто? Величина. Жена уважаемого в городе человека. Самодостаточная личность. Наконец, просто интересная дама с двумя высшими образованиями и широким кругозором. А он? Выходец из низов. Холоп без гроша за душой, – чтобы создать желаемый контраст, Рыкова не жалела красок. – Что же удивительного в том, что он не смеет притязать на что-то большее?

– Но мне рассказывали, что все эти тренера и массажисты, наоборот, ведут себя очень нагло…

– Ведут, – кивнула Зинка. – И твой Кир, я уверена, был точно таким же. Но случилось непредвиденное.

– Что же? – шепотом выдохнула Катюшка.

– Он полюбил, – голосом доброй феи отвечала Рыкова. – Но думаю, еще долго не решится тебе об этом сказать. Поэтому судьба вашего романа – только в твоих руках.

– Но что, что я должна сделать?

– Нужно искусственно создать такую ситуацию, в которой герой будет вынужден самораскрыться. Короче, под каким-то удобным предлогом замани его в укромное местечко и дожми, – Рыкова сама поражалась, как умно и ненавязчиво она подталкивала доверчивую Катюшку на путь порока.

– Ох, Зин, – со слезами счастья на глазах прошептала Стражнецкая. – Если это случится в моей жизни, мне больше будет нечего пожелать.

«Только нового красивого дружка через энный промежуток времени», – про себя ухмыльнулась Рыкова.

– Но под каким предлогом и куда мне его заманить? – вернулась на землю Катюшка.

– Быть женщиной великий шаг, сводить с ума геройство, – пафосно процитировала Зинка. – Я не могу за тебя уложить Кира в твою постель. Набросай список вариантов, подключи фантазию. А уж отобрать лучший я тебе помогу.

Проводив уходящую Катюшку взглядом, Зина решила, что будет очень, очень стараться, чтобы свидание состоялось. Только по самым поверхностным прикидкам, проект сулил немалую прибыль. Капать в Зинин кошелек предстояло, как минимум, из двух источников.

* * *

Разнежившись и предавшись мечтам о скором благосостоянии, Рыкова не заметила, как уснула. А когда открыла глаза, то увидела, что в предбаннике никого нет. Нехотя поднявшись с лавки, она побрела в раздевалку. Там было уже темно. Зина почувствовала легкую тревогу. Неужели про нее забыли? И сколько сейчас времени? А, может, клуб уже закрылся, и она заперта здесь до утра?

Зину охватила жуть.

– А по Волге вверх теплоход, а по Волге вниз теплоход, – чтобы подбодрить себя, безрадостно проорала она и замолчала. Так было еще страшнее.

Чтобы включить свет, нужно было пройти через всю раздевалку. Сделав несколько шагов в темноте, Зина остановилась. Ей требовалось привести в порядок чувства и унять дрожь в коленях. С комом, подступающим к горлу, и почему-то на цыпочках она двинулась по направлению к выключателю. Как вдруг позади нее что-то щелкнуло, и сауна, свет которой хоть как-то освещал раздевалку, погрузилась во тьму.

– Кто здесь? – срывающимся голосом прокричала Рыкова.

Ответа не последовало.

– Ваши шуточки отдают нафталином, – добавив в тембр побольше низов, заговорила Зинка. – Так резвился еще Чарли Чаплин. Немедленно включите свет. Пожалуйста.

Тут Зине показалось, как некто сперто, еле слышно кашлянул. Звук донесся снизу, из сауны.

– Кто вы? Что вам от меня надо? – обезумев от страха, закричала она. – Хорошо, хорошо, я больше никогда сюда не приду, только дайте мне спокойно собраться и уйти! Вы слышите меня? Я вам клянусь!

Тут Зине показалось, что ее таинственный противник сделал осторожный, еле слышный шаг. Боже, неужели он идет к ней? Но зачем? Неужели…

– Нет! Нет! – закричала она еще громче. – Вы не посмеете меня убить! Я забуду все, что здесь увидела. Поверьте, мне эта тема совсем не интересна, это нас редактор заставляет… Дайте мне последний шанс исправиться!

Но невидимый враг по-прежнему молчал.

– Чего же вы хотите? – Рыкова опять простерла руки в темноту. – А-а, вы ждете, пока я сама умру от разрыва сердца? Боюсь, не дождетесь. Так не медлите же, делайте свое черное дело!

Со стороны сауны раздался глухой, почти неразличимый смешок. Окончательно потеряв контроль над страхом, Рыкова в одном полотенце бросилась к двери. Но за ней ее ждала такая же темнота. Клуб действительно был закрыт. Тяжело дыша и посекундно оглядываясь, Рыкова помчалась к выходу. Как вдруг увидела впереди смутное очертание мужского силуэта. Точно айсберг на «Титаник», человек быстро надвигался на нее. Зина вжалась в стену и завизжала. Последнее, что она запомнила, была черная бандана над недобрыми глазами склонившегося к ней человека.

* * *

Зина очнулась на том самом кожаном диванчике, на котором Ульяна провела последние минуты своей жизни. Кругом горел свет. Ничто не напоминало о полуночном кошмаре. Она глянула на часы. Полвторого ночи. Надо же, как она отрубилась в сауне. Умаялась с этим расследованием.

Ей было по-прежнему страшно, но уже не так, как до обморока. Она жива и относительно здорова – а ведь у Черного спортсмена была прекрасная возможность ее убить. Но что такого она ему сделала? Да, нахамила пару раз. Так защищайся, отвечай. Зачем же сразу убивать-то? И почему он отказался от этой мысли?

Она вернулась в раздевалку. Помещение было ярко освещено, свет горел и внизу, в сауне. Зина быстро оделась и попыталась покинуть клуб. Не тут-то было: двери были крепко заперты. Пост охраны находился снаружи. Зина глянула на кнопку быстрого вызова пожарной службы. Конечно, они примчатся и вызволят ее. Но вот не выставят ли потом ей счет за ложную тревогу? Значит, придется побеспокоить господина директора прямо сейчас.

– Доброй ночи, мистер Гольцев, – процедила Зина в трубку. – Это я, я, борзописка из «Девиантных». Не сомневаюсь, это вы отдали приказ замуровать меня в вашем гадюшнике. В общем, если вас не будет через 15 минут, я вызову милицию, службу спасения и коллег из «Чернухи». Ваши противоправные действия получат широкую огласку.

Видимо, Гольцев жил совсем рядом, поскольку он приковылял уже через 10 минут. На его лице застыла отталкивающая улыбка, в которой уживались страх, ненависть и показное дружелюбие.

– Ха-ха-ха, вас забыли! – натянуто рассмеялся он. – Клянусь, завтра же головотяпы будут строго наказаны.

– Увы, это было не головотяпство, а злой умысел. Меня хотели убить!

– Ах, что вы! У нас в клубе для этого нет никаких условий… Впрочем, это идея. Убить вас, чтобы подмочить репутацию нашего заведения. Да-да, люди из «Геракла» вполне на это способны!

– Не надо басен. Если не хотите, чтобы я представила редактору подробный отчет о срежиссированной вами ночной вакханалии, верните мне деньги за абонемент и предоставьте все льготы VIP-клиентки.

– Но у нас нет VIP-пакета. Мы пока только трудимся над его разработкой.

– Значит, придется ускорить этот процесс. Я даже готова набросать несколько тезисов. Первое – инструктор должен постоянно носить за мной полотенце, бутылочку с водой, мобильник и прочие мелочи, которые мне могут понадобиться. Второе – по щелчку моих пальцев кофе и легкие закуски должны подаваться прямо в зал. Иногда, знаете, во время тренировки такой голод нападает… А самое главное – инструктор должен по первому требованию тереть мне спинку и делать расслабляющий массаж всего тела.

– В клубе имеется несколько массажистов, оборудован специальный кабинет…

– А я хочу, чтобы это делал именно Казаринов и именно в сауне! Радуйтесь, что мои капризы столь невинны. Пусть наденет свои чудные синие плавки и явится завтра к трем. Час массажа, и можете накрыть для меня небольшой ланч. После чего мне было бы удобно получить обратно свои 70 тысяч за абонемент. Пожалуйста, сложите новенькие пятытысячные в какую-нибудь прелестную розовую коробочку и опрыскайте новинкой от Живанши.

Гольцев оторопело молчал. Воспользовавшись паузой, Рыкова томно заключила:

– Однако, уже третий час ночи. Вызовите мне такси. И, ради бога, воздержитесь от какой-либо самодеятельности. Сделайте все так, как я вам порекомендовала, и у вас будет на одну головную боль меньше.

Неловко опираясь на костыль, Гольцев открыл перед Зиной дверь. Эта любезность далась ему с большим трудом. Он едва сдерживал себя.

– Ах да, – Рыкова манерно обернулась в дверях. – Совсем забыла. Вы, конечно же, аннулируете клубную карту моего незадачливого убийцы? Не делайте вид, что не вы наняли этого человека. Не понимаете, о ком речь? А я вам покажу. Он всегда здесь отирается…

* * *

Ланч был накрыт в фитнес-кафе, которое временно закрыли для других клиентов. Развалившись в одном кресле и забросив ноги на второе, Зина курила. В «Аполло», как в храме здоровья, это было категорически запрещено, но Рыковой никто и слова не сказал.

– Вы передали моей подруге, что я желаю разделить с ней трапезу? – надменно обратилась она к одной из официанток.

– Да, она сейчас придет.

– Пусть господин директор приготовит нам по аперитиву. Я видела у него в баре коллекционный «Хеннесси». За неимением лучшего подойдет и это.

– Но Роман Юрьевич занят, у него посетители…

– Подождут. Какие могут быть посетители, когда нам с подругой необходимо промочить горло?

В кафе вошла радостная Катюшка.

– У тебя день рождения, что ли? – полезла она к Зине с поцелуями.

– Нет, малыш. Просто совет директоров клуба чествует меня как свою первую мега-вип-клиентку. Конечно, все очень скромно, – кивнула она на пиалу с черной икрой. – Но уж чем богаты, тем и рады… Ну как, у тебя появились идеи?

– Да, мне кажется, я придумала нечто, – еще более оживилась Стражнецкая. – Например, я делаю вид, что у меня сломался компьютер…

Рыкова поморщилась:

– Сейчас каждый первоклассник знает, что означает, когда девушка просит парня починить ей компьютер. Следующий!

– Это точно беспроигрышный вариант. Я ему говорю, что все мои уехали в Москву, а я боюсь одна ночевать в пустой квартире…

Зина откинулась на спинку стула и захохотала так, что официантки тревожно переглянулись.

– Это почти то же самое, что завалить его на диванчике у ресепшен, – наконец, прокомментировала она. – Неизящно. Топорно.

– А как тебе такой вариант? Я как бы нечаянно подрезаю его на своей машине, дико извиняюсь и…

– Нет, нет и еще раз нет. Наш милый зайчик с легкостью вырвется из этого капканчика грубой конструкции. Он очень стыдлив и ни за что не примет предложения, сделанного вот так, в лоб.

– Может, устроить вечеринку? Наверняка он мечтает войти в высшее общество, познакомиться с сильными мира сего…Я позову Леру и Никаса Пономаревых, Вадика и Вичку Кержаковых..

– Похоже, этот чудачок не раболепствует перед силиконово-ботоксными красотами.

– Но чем же задеть струны его души?! – вскричала Катюшка.

Тут в кафе вошла официантка с подносом. С приторной улыбкой она установила перед подружками по бокалу коньяка:

– Комплимент от господина Гольцева.

– Почему сам не подал? – строго заметила ей Рыкова. – Какой, право, невежественный скот. Передайте ему: пусть начинает репетировать сценку «Внесение розовой коробочки».

– Ничего себе! – восхищенно уставилась на нее Стражнецкая. – Как тебе это удалось?!

– Знание законов психологии, богатый жизненный опыт и, конечно, врожденная харизма, – туманно отвечала Рыкова, отхлебывая коньяк. – Поэтому я нисколько не сомневаюсь, что мы подстрелим-таки нашего зайчика. Я уже невзначай протестировала его. И знаешь ли, это самый сложный в обработке тип. Э-э… планктонно-неистовый. По классификации Курилко-Рюмина, самой передовой на данный момент.

– Неистовый? – с горящими глазами переспросила Катюшка.

– Не забывай, что еще и планктонный, – подняла палец Рыкова. – Но я придумала одну хитрую схему…

Тут двери распахнулись и, опираясь на костыль, к столику проковылял Гольцев. Без слов он передал Зине розовую коробочку.

– Какая прелесть! – придурковато взвизгнула та. – Там, надеюсь, хорошенькое колечко?

Гольцев смотрел на нее с плохо сдерживаемой ненавистью.

– Нет, дорогая VIP-клиентка, – наконец, процедил он, – там деньги. За рекламу нашего клуба в вашей газете.

* * *

Из «Аполло» приятельницы вышли вместе. Зина устроила это отнюдь не просто так.

– Детка, – обратилась она к Стражнецкой, ласково накручивая на палец прядь ее волос. – Чтобы план сработал наверняка, мне нужно обязательно осмотреть место предполагаемого грехопадения.

– А я уж не знала, под каким предлогом заманить тебя в гости, – возликовала Катюшка. – Ты всегда такая занятая…

– Что есть, то есть. Но сегодня в моем плотном графике возникло небольшое «окно».

Стражнецкая почтительно открыла перед Зиной дверцу своего авто.

– Надеюсь, твоего муженька нет дома? Терпеть не могу этого самодовольного типа.

– Что ты, раньше одиннадцати-двенадцати он редко приходит…

Сдвоенная квартира Стражнецких оказалась восьмикомнатным помещением. По прихожей можно было ездить на роликах, а на кухне – устраивать фуршеты не менее, чем на пятьдесят приглашенных. Обстановка была сплошь такая, какую Зина видела в рекламе в местных глянцевых журналах.

– Покажи мне все комнаты, – изрекла Зинка. – Мне нужно прочувствовать ауру каждой из них.

Осмотр экспозиции начали, как и положено, по часовой стрелке.

– Двести тыщ… двести пятьдесят тыщ… а, эту скромную вазочку за тыщу евро нам подарили Кержаковы… ну, это недорогая вещь, всего полсотни, – щебетала Катюшка, тыкая пальцем в предметы интерьера.

Первым делом Зине продемонстрировали лазурную гостиную, затем бирюзовую детскую, после чего настала очередь супружеской спальни.

– Но это как бы моя спальня, – переминалась Катюшка с ноги на ногу. – Муж редко меня беспокоит. Если честно, он почти импотент. Обычно спит в гостиной или в своем кабинете. А вот и мой кабинет, – хозяйка распахнула дверь в помпезно обставленную комнату.

– А кабинет-то тебе зачем?

– Ну как зачем. Думать, изучать литературу, – даже слегка обиделась Катюшка. – Между прочим, я уже третье высшее получаю.

– Чего только люди не придумают, лишь бы не работать.

– Видишь ли, я еще только ищу свое призвание, прислушиваюсь к себе.

К 28 годам обеспеченная женщина Катя Стражнецкая так и не обрела смысла жизни. Но нельзя было сказать, что она собиралась бездельничать всю жизнь. Не было ни дня, чтобы она не размышляла над тем, чем же таким ей заняться. Молодые дамы ее круга были при делах. У Вики Кержаковой имелся салон красоты, у Леры Пономаревой – бутик, Лилиана Козлова учредила глянцевый журнал. Катю же бросало из огня да в полымя. То она увлекалась коллекционированием авторских кукол, то ездила к модному старцу, то запойно посещала семинары распиаренного психолога, следуя за ним по всем городам и весям…

– Это кабинет Костика, тут ничего интересного, – в следующую комнату Стражнецкая лишь слегка приоткрыла дверь.

– Ошибаешься, детка. Киру, как твоему будущему мужу, наверняка захочется посмотреть, какие условия ты создала своему нынешнему супругу. И если, не дай бог, в кабинете будет беспорядок…

– Ну что ты, Костик не терпит грязи. Да и домработница не дремлет.

Оказавшись в тылу противника, Рыкова быстро осмотрелась по сторонам. Огромный, под старину, стол был абсолютно чист, если не считать антикварной настольной лампы и массивной пепельницы из черного камня в виде обнаженной негритянки, стоящей на четвереньках. На другом столике в углу комнаты высились ряды пробирок и спиртовка.

– Химичим на досуге? – прокомментировала Рыкова. – А чья была идея повесить напротив стола большое зеркало?

– Знала бы ты, сколько времени он тратит на свою внешность! Наверно, я быстрее собираюсь на губернаторский бал, чем он на работу.

– И не надоел он тебе со своим вечным красованием?

– Скажу тебе по секрету, что давно уже не люблю его. Но он так привязан ко мне и детям… Мне страшно думать о разводе.

Рыкова едва сдерживала себя, чтобы не расхохотаться. Про то, какие чувства Стражнецкий питает к жене, она слышала от него лично не далее, чем две недели назад.

– Еще бы не страшно, – поддакнула Зинка. – Тут на одном только разделе имущества поседеешь. Да и обидно было бы отсюда съезжать…

– Я и не собираюсь отсюда съезжать. Когда у нас все решится с Киром, мы будем жить здесь.

– А Костик?

– А у Костика есть своя однушка.

– Ты хочешь сказать, что такой тип, как Костик, уйдет от тебя с голой задницей? Помяни мое слово, он обдерет тебя как липку. Ну, или попытается ободрать.

– Ты совершенно его не знаешь, – самоуверенно заключила Катюшка. – Я и дети – это для него святое.

Беседуя со Стражнецкой, Рыкова бросала вороватые взгляды кругом. Ей почему-то казалось, что нужная ей вещь будет лежать где-нибудь на виду. Но нет – все поверхности были чисты. Что ж, значит, придется проверить содержимое ящиков стола и книжного шкафа.

– А где у тебя тряпье хранится?

– В гардеробной.

Приятельницы проследовали в комнату, площадь которой весьма походила на бутик средней величины. За стойками с одеждой можно было часами играть в прятки.

– Ну ты буржуйка, – лицемерно восхитилась Рыкова. – Сколько же у тебя платьев?

– Немного. Не люблю их. Штук 15–20.

– Отлично. Мы наверняка что-нибудь выберем для удачного рандеву с зайчиком.

– Платье? Но зачем? Не надежнее ли будет встретить его в пеньюаре?

– Неизящно, Катя, и топорно, – поморщилась Рыкова. – С планктонно-неистовым типом это не прокатит. Вот если бы речь шла о соблазнении амебно-устойчивого… В общем, давай меряй каждое платье и показывайся мне. Я буду принимать тебя в кабинете Костика.

– Да что там делать! Тебе будет гораздо удобнее в лазурной гостиной.

– Нет, малыш, именно в кабинете твоего благоверного находится самое большое зеркало в доме. Там мы и будем вести кастинг.

Оставив Стражнецкую в гардеробной, Зинка рысью припустила во владения Костика. Между этими 15-20-ю заходами Катюшки в кабинет ей предстояло провести полный обыск помещения. Глянув на часы, она тихо, но решительно рванула на себя ящик письменного стола. Одного взгляда хватило, чтобы понять: искомого предмета там нет. Рыкова открыла второй ящик – та же история. Выдвинула третий – опять мимо. Предстояло перейти к осмотру книжного шкафа. Но в этот момент в коридоре послышали катюшкины вздохи. Зина в один прыжок очутилась на кожаном диванчике и меланхолично уставилась в окно.

– Снимите это немедленно, – подражая голосу известной телеведущей, обронила она, увидев Катюшку в облегающем черном платье, на одном плече вышитом стразами на манер эполет. – Зайчонок не вынесет этого рыночного гламура.

– Вообще-то, это последняя коллекция Педрини, – слегка надулась Катюшка.

– Сменить декорацию! – отрезала Зинка.

Едва Стражнецкая прикрыла за собой дверь, как Рыкова на цыпочках подскочила к шкафу. Игнорировав открытые полки, она сразу же распахнула нижний отдел. Здесь высилась аккуратная стопка из атласов, энциклопедий и справочников по химии. Сбоку в футляре стоял бинокль. В коридоре опять раздалось кряхтение. Рыкова ловко вышла из приседа и сделала вид, что изучает корешки книг.

Второе платье Зина сочла еще более чудовищным и отправила Катю переодеваться. Такой же приговор она вынесла в отношении третьего и четвертого нарядов.

– Зин, ты необъективна, – попеняла ей Катюшка. – Вот это красное с бантом на талии очень даже секси.

– Ключевое слово – на талии, – зло отвечала Рыкова.

Стражнецкая понуро поплелась переодеваться. А Рыкова осмотрелась: куда бы еще сунуть нос? При взгляде на кожаный диван у нее родилась мысль: а что, очень удобно спрятать искомую вещь в нижнем ящике. Остается только выяснить, есть ли этот ящик у данного предмета интерьера. Рыкова проворно опустилась на четвереньки и заглянула под диван. Да, кажется, тут есть какая-то полость…

В этот момент она почувствовала, что слева от нее словно стало меньше света. Повела глазами вбок и обомлела: рядом стояли замшевые ботинки, полуприкрытые дорогими костюмными брюками. Осторожно вытащив голову из-под дивана, Зина снизу вверх глянула на нежданного гостя. Стражнецкий наблюдал за ней со смесью интереса и негодования. Не успела Рыкова открыть рот, как в комнату влетела Катюшка. На ней был пеньюар, вид которого вогнал бы в краску и Тинто Брасса.

– Ну, от такой женщины он точно не уйдет! – объявила она и встала как вкопанная.

Стражнецкий глянул в зеркало, провел пальцем по бородке-эспаньолке и опустился в кожаное кресло.

– А можно поинтересоваться, кто это – он? И что здесь вообще происходит?

* * *

Зина возвращалась домой недовольная. Мало того, что она не нашла у Стражнецких ульяниного ноутбука, так еще и оконфузилась. Катюшка сейчас лебезит перед мужем, но завтра наверняка задаст ей неудобный вопрос. Да и Костик… ах, как неприятно, что он увидел ее в столь неэстетичной позе.

На лестничной клетке пахло жареной картошкой. Рыкова сглотнула слюну в предвкушении аппетитного ужина. Что не помешало ей с порога напуститься на Криворучко:

– Опять картошка? А почему бы, для разнообразия, не потушить капусты? Не отварить фасоли?

– С капусты у меня отрыжка, а с фасоли несет, – прозаично отвечала Оксана.

– А те рецепты, которые мне прописала Ревягина? Когда я увижу на своем столе кнели под молочным соусом? Рулет из индюшки с овощами? Банановый смузи со сливками? Пока я добываю нам пропитание, ты бьешь баклуши.

Конечно, Рыкова изрядно кривила душой. Она не только не добывала пропитание, но и вообще обставила все так, что продукты Криворучко покупала на собственные деньги. Которые у нее появлялись после продажи очередного ульяниного украшения.

Навалив на тарелку гору картошки и выудив из банки пару помидор, Рыкова набросилась на еду. Взгляд ее упал на сложенную раскладушку, стоящую за холодильником.

– Ах да! – обратилась она к Оксане. – Чуть не забыла сказать: сестра приезжает из Чебоксар. Надо приютить. Сейчас вроде теплее стало, лето на носу. Давай-ка перебирайся на лоджию.

– Как – на лоджию? Там же ноль градусов, – робко возмутилась Криворучко.

– Холод прекрасно растапливает жиры и улучшает цвет лица. На матрасе тебе будет очень тепло.

– На матрасе?!

– Увы, раскладушку придется пожертвовать кузине. Ох уж эти родственнички, – наигранно вздохнула Рыкова.

– Зин, а если к тебе послезавтра еще кто-нибудь приедет, ты меня в коридор ночевать выгонишь? – забухтела Криворучко.

– Не надо кипятиться. Тем более, ты угадала. С приходом теплых деньков ко мне ожидается еще кое-кто из родни. И я намерена поселить их как раз на лоджии.

Оксана открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут у Рыковой зазвонил телефон. Глянув на экран, взмахом руки она приказала Криворучко выйти.

– И это ты называла интимным дневником Ульяны? – зло заговорила трубка. – Если б я знал, что в компе – откровения худеющей барышни, фиг бы ты дождалась от меня денег. И держись подальше от моей жены. А то крупно пожалеешь.

Зина не успела ничего ответить, как в трубке уже раздались короткие гудки. Рыкова криво улыбнулась. Ничего, скоро и на ее улице будет праздник. А денежки она с Кости срубит еще не раз и не два, это уж будьте уверены. А по ходу дела – и еще с одного-двух заинтересованных лиц.

Но какие откровения худеющей барышни имел в виду Стражнецкий? Значит, он все-таки взломал пароль на ульянином ноутбуке и изучил его содержимое? Быстро набрав номер Стражнецкого, она процедила:

– Ах вот ты какой, загадочный красавчик Митя. Не груби мне, миленок. В запале противозаконного деяния ты обронил в моей квартире надушенный платочек. Пока я его храню под подушкой и мечтаю о тебе, мой сладкий. Но что мне мешает отнести его в полицию? Только мое бесконечное терпение, которое ты взялся рьяно испытывать. А насчет дневника ты погорячился. С чего ты взял, что найденные тобой записки – это и есть дневник Ульяны? Ты не представляешь, как глубоко ты заблуждаешься. Но не трепыхайся, после твоего налета я определила мемуары в банковскую ячейку. Захочу – снесу куда надо перед выборами, деньжат подзаработаю. Захочу – изменю в фамилиях по одной буковке и книжку выпущу. Пусть все узнают о моральном облике некоего Коли Страннецкого. Что-что?… У тебя просто дар какой-то предвосхищать мои желания. Ах, если бы ты знал, как я нуждаюсь…

* * *

– Тэк-с, ну и как продвигается твое расследование? – на следующий день бросила она Замазкиной.

– Расследование? – чуть удивилась Таня. – Оно закончено.

– Ой ли? – прищурилась Зина. – Как все-таки легко втереть очки некоторым суперпрофи.

– Я не страдаю паранойей. Все ясно как белый день. Клуб нарушил некоторые правила. Надзорный орган выявил это. Через энное время я проверю, устранены ли нарушения.

– Все ясно. Ты перебежала мне дорогу лишь затем, чтобы поведать миру о пропущенных сроках противогрибковой обработки сауны. И, наверно, ждешь, что все начнут называть это золотым стандартом журналистики расследований. А что насчет трупов, детка?

– К счастью, трупы не имеют к этому никакого отношения.

– К счастью? Настоящая журналистка ответила бы: к сожалению, – уничижительно заметила Рыкова. – Даже моя сенсационная передовица не сподвигла твой зажиревший ум на размышления в правильном русле. Поверь мне: трупы имеют самое прямое отношение к беспорядкам в «Аполло».

– Зин, если владеешь какой-то информацией, не говори загадками. Может, я и правда что-то упустила.

– Упустила? Да ты проспала все царство небесное! – Рыкова постепенно входила в раж. – И, что самое драматичное, так будет и впредь, ибо нельзя стать звездой журналистики, не поднимая ягодиц со стула и не покидая редакцию.

Вечером Зина вызвала Стражнецкую в «Фортецию».

– Не стесняйся, пожалуйста, и выбирай, что хочешь, – потчевала приятельницу Катюшка. – Вот селедочка с картошечкой по-сибирски… вот чудные блинчики со сгущенкой…

Услышав это, Рыкова чуть не поперхнулась аперитивом.

– Что ты, я не голодна, – с холодком отвечала она. – Но чтобы тебе было не скучно пить чай одной, возьму вот это тюрлюрлю из морепродуктов, роллы с черной икрой и…

– Ой, не советую брать эти роллы, – на Катюшку иногда находила скупость. – В прошлый раз с Лилианой Козловой мы чуть не отравились ими.

– В таком случае для обеззараживания желудочно-кишечного тракта я приму сто грамм Хеннесси. Только учти, что портмоне я забыла в редакции, а банкомат тут почему-то не работает.

Пока Зина пировала крабами и тигровыми креветками, Катюшка тянула зеленый чай. В последние дни она сидела на диете, чтобы на свидании предстать перед Казариновым в лучшем виде.

– Ну-с, как там наш испытуемый? – Рыкова наконец-то перешла к теме, которая живо волновала Стражнецкую.

– Ах, я просто не представляю, как замотивировать его на свидание…

– И это называется любовь. Вспомни, какие чудеса изобретательности творили Ромео и Джульетта лишь ради того, чтобы упасть замертво рядом с любимым субъектом где-нибудь в мрачном склепе. Ты же привыкла просто указывать пальцем на красивых мальчиков и ждать, когда тебе их доставят домой, перевязанными синей ленточкой!

– Мне и правда никогда не приходилось добиваться мужчин. Стоило мне только щелкнуть пальцами, и они сами падали к моим ногам, – размечталась Катюшка о том, чего не было. – Но Кирилл особенный, совсем не такой, как те, другие…

– Все верно. Поэтому вот тебе моя филигранно выстроенная концепция, – и Зина протянула приятельнице вчетверо сложенный листок. – Все ходы базируются на новейших знаниях из области психологии, нашедших широкое применение в подготовке разведчиков Моссада.

Катюшка трясущимися от любопытства руками развернула бумажку, но тут же подняла на Рыкову удивленные глаза:

– Но тут какие-то схемы…

– А ты думала, здесь будут любовные вирши? Или ноты к жестокому романсу? Это схема твоего будущего тренажерного зала, который ты якобы хочешь оборудовать в своем загородном доме. Обратившись к испытуемому за помощью, ты сделаешь так называемый запрос на компетентность. То есть, еще разок побалуешь его гипертрофированное эго. Ну, и кроме того, дашь подзаработать деньжат. Убойный коктейль эмоций, который срубит с ног и не такого доверчивого ванька, как твой возлюбленный.

– Но у меня нет загородного дома, – прошептала Катюшка.

– Зато он есть у твоего папаньки, – подмигнула Рыкова. – А он на следующей неделе как раз собирается прокатиться в Гренландию. Отличный случай, чтобы воспользоваться его хоромами.

– Папа едет в Гренландию? Первый раз слышу.

– Спорим на тысячу баксов? Позвони ему и убедись, что это правда.

Пока Стражнецкая разговаривала с отцом, Рыкова прикидывала, как разгуляется на неожиданно свалившиеся с неба деньги. По ее лицу пробежала тень, когда она вспомнила, что в дом надо прикупить еще одну раскладушку, ширму и пару надувных матрасов. У нее были кое-какие планы насчет перестановки.

– Но откуда ты узнала? Ты что, ясновидящая? – закончив разговор с Папиком, Катюшка со смесью восхищения и удивления уставилась на Рыкову.

– Не без этого, – важно отвечала Зинка. – Не скрою, обучилась кое-каким практикам на закрытом семинаре у Курилко-Рюмина.

На самом деле ларчик открывался довольно просто. С утра Зинка услышала по радио, что официальная делегация во главе с губернатором Эмска отбывает на саммит в Гренландию. Рыкова тут же предположила, что первое лицо Эмской губернии не преминет там порыбачить, а раз так, то в составе официальной делегации наверняка найдется место и Папику, и еще двум-трем высокопоставленным рыболовам. Зина смутно почувствовала, что информация небезынтересная. И действительно, вскоре в ее голове родилась плодотворная идея, где и под каким предлогом столкнуть наедине Катюшку и Кирилла.

Однако для этого требовалось убедиться в том, что Папик действительно уезжает в Гренландию. Для этого Зина позвонила в… редакцию «Эмских вестей» и сварливым голосом потребовала записать ее на следующий вторник на прием к главному редактору Ольге Карачаровой-Пащенко. Ей тут же ответили, что Ольга Вячеславовна всю следующую неделю будет в отпуске.

Почувствовав, что выбрала верную стратегию, Рыкова набрала приемную «Помела» и тем же неприятным голосом приказала организовать ей встречу с главным редактором Константином Стражнецким. На что ей сообщили, что всю следующую неделю Константин Ильич пробудет в командировке. После этого Зина нисколько не сомневалась, что двухэтажное шале среди берез на будущей неделе останется не только без хозяйки, но и без хозяина. Пасьянс сложился.

* * *

Угощаясь ежевечерним бокалом мартини и покуривая, Зина изучала содержимое визитницы Ревягиной. Все указывало на то, что ей в руки приплыли козырные карты.

С утра показавшись на работе, она тут же переместилась в кафе, откуда и начала прозвон ревягинских клиентов.

– Это редактор бьюти-отдела московского VIP-журнала «Крутиссимо», – защебетала она в трубку. – Мы проводим анонимный опрос. Скажите, вы когда-либо пользовались средствами для похудения? И что вы о них думаете? Нас чрезвычайно интересует ваше мнение!

Обзвонив таким образом троих абоненток, Зина выяснила, что каждая из них имела опыт приема таких препаратов. Но в настоящее время они отказались от них.

– К моему большому сожалению, – вздохнула одна их худеющих. – Так сложились обстоятельства. Я пользовалась особенным средством, в аптеках его не достать.

– А вот отсюда поподробнее. Как называется, сколько стоит, плюсы-минусы?

– Как называется – не знаю. Мне его продали без упаковки.

– Как – без упаковки? И вы согласились пить не пойми что?

– Когда твой вес перевалил за центнер, согласишься на что угодно, – еще печальнее вздохнула зинина собеседница. – Кроме того, это средство я получила из рук очень хорошего врача. Почему я должна была ей не доверять? Это совершенно безобидная микстура, настоянная на травках из предгорий Алтая.

– Почему же она тогда не продается в аптеках?

– Понимаете, это уникальный травяной сбор. Авторский рецепт алтайской целительницы. Никакой химии, на помощь призваны только силы природы…

– Очень интересно! Я хочу написать об этой мудрой и доброй женщине. Как ее зовут?

– Что вы! Знахарка уединенно живет в горах и никому не раскрывает своего имени. Я бы вам всего этого не рассказала, если бы не случилось несчастья. Моего врача уже неделю нет в живых, поэтому курс лечения пришлось прервать…

– Я сейчас в депрессии, – чуть ли не плакала в трубку вторая девица. – С каплями по рецепту Таис Афинской я похудела на 20 килограммов за три недели. Но вчера лекарство закончилось, и мне больше негде его взять…

Третья респондентка рассказала Рыковой уже о секретном средстве Нинон де Ланкло. Всех зининых собеседниц объединяло одно: это были отчаявщиеся похудеть женщины, получившие микстуру из рук клубного врача в обмен на приличную сумму денег и обязательство хранить тайну. Все нахваливали эффективность препарата, но сетовали на неважное самочувствие. У одной похудение проходило на фоне обострения язвы и неукротимой диареи, у второй по несколько раз на дню случались приступы сердцебиения, третья мучилась головными болями и даже пару раз теряла сознание. Но ни одна не прекратила пить микстуру. Казалось, что ради быстрого похудения женщины были готовы на все.

Зинины раздумья за чашкой каппуччино прервал звонок.

– Он отказался! – со слезами в голосе заверещала Стражнецкая. – Сказал, что это не входит в его функционал.

– Ох уж эти стыдливые герои-любовники, – вздохнула Зинка. – Так и быть, я все улажу. Кстати, ты не отдашь мне то платьице от Педрини? Ну да, то уродское, которое тебе совершенно не идет.

– Но оно стоит две штуки евро, и у нас в Эмске больше ни у кого нет такого. Я его даже не надевала ни разу!

– Неужели ты думаешь, что я надела бы секонд-хенд? – ядовито парировала Рыкова. – Это платье заинтересовало меня именно своей эксклюзивностью.

– Ну хорошо, я тебе выпишу точно такое же, когда мы успешно завершим наш проект.

– И когда ты этим платьем намозолишь глаза всему Эмску! Не люблю, когда со мной торгуются. Или сегодня я иду в театр в Педрини, или охоться за зайчиком как умеешь.

Скрепя сердце, Катя пообещала прислать платье не позднее четырех. А спустя 15 минут ей перезвонила радостная Рыкова:

– Все, можешь готовиться к грехопадению. В следующий вторник зайчик прискачет в вашу фамильную березовую рощу. А там уж, надеюсь, ты сможешь покрепче ухватить его за уши, – и Рыкова скабрезно рассмеялась.

– Зиночка, ты моя добрая фея! И как тебе только все это удается?!

Рыкова загадочно промолчала. Она не любила раскрывать секретов мастерства. А оно состояло в следующем: набрать номер Гольцева и потребовать, чтобы клуб оказал подруге VIP-клиентки эксклюзивную услугу.

– Кстати, это не бесплатно, – строго напомнила Рыкова приятельнице. – Кирилл будет вынужден отменить шесть персональных тренировок. А это шесть тысяч недополученного дохода. Плюс выезд за черту города. Плюс сама услуга. В общем, с платьем завези мне десять тысяч.

– Но, может, я сама ему отдам?

– Валяй. Только не удивляйся, если назавтра полгорода будет знать, что жена депутата Эмской Рады платит мужчинам за секс. Малыш, ты совершенно не бережешь свою честь. Деньги за услугу надлежит сдать мне, а уж я заприходую их в бухгалтерию «Аполло». Так и только так.

* * *

Вернувшись в редакцию к обеду, Рыкова застала на кухне загадочно улыбающуюся Колчину.

– Зин, мне очень нужен твой совет, – заискивающе обратилась она к Рыковой. – Ты такая опытная, столько знаешь о мужчинах… Скажи, пожалуйста, смогу ли я забеременеть с одного раза?

– А что, на второй раз он уже никак не согласится? – рассмеялась Рыкова. – Что ж, возьмешь другого осеменителя.

Колчина вздрогнула и залилась краской:

– Ты, кажется, подумала, что я хочу родить без мужа?

– А что же еще можно подумать, если речь идет о разовом перепихоне?

– Что ты, что ты, – замахала ручками Юля. – Я никогда не решилась бы родить лялечку вне брака. Люди бы меня не поняли.

– Но тогда при чем тут один раз?

– Зин, понимаешь, мне уже… – тут Колчина замолчала, не решаясь назвать свой возраст, который всем был прекрасно известен. – Мне нужна лялечка. У всех моих подружек есть детки, я одна как белая ворона. Одноклассницы спрашивают, мама, тетя, соседка… Я уже не знаю, что им отвечать. Меня и саму мучает, что я живу не по-людски, не так, как заведено…

Рыкова зевнула:

– Искания овуляшек – последнее, что меня интересует на этом свете. И ты об этом отлично осведомлена. Но с высоты своего опыта могу дать тебе ценный совет: сношайся с муженьком почаще. Методика апробирована на протяжении миллиардов лет назад и имеет лишь незначительный процент сбоев.

– Но мне нужно, чтобы это получилось с первого раза.

– Я что-то пропустила, и в городе появилась новая секта?

– Все дело в личности жениха.

– Ах, это он настаивает только на одном разе?

– Нет, нет, ты не понимаешь… Я выхожу замуж за человека, который меня давно и преданно любит… В общем, мой избранник – Леша Ростунов.

– Леша? Ущипни меня, я вижу дурной сон и хочу проснуться… И ты добровольно соглашаешься на многолетнюю пытку зловонием?

– Надо хоть с кем-то начинать жить, как все нормальные люди… Но согласись, отдавать супружеский долг такому мужчине совершенно невозможно.

– Абсолютно. Леша в курсе твоих идей?

– Пока нет. Но я думаю, что сила его любви настолько велика, что он будет счастлив и духовной близостью. Но один раз мы все же должны сделать Это. И мне важно, чтобы…

– …это был снайперский выстрел? – усмехнулась Рыкова. – А ты не думаешь, что Леша свалит от тебя, как и наш дорогой общий муж Димон?

– Ну, во-первых, Димона я сама бросила. А во-вторых, если Леша уйдет от меня, я буду только рада. Мне от него нужно лишь одно: чтобы моя лялечка родилась в законном браке, и люди не показывали на меня пальцем. И еще чтобы он обеспечил мне с мапусиком приличные условия жизни.

– Что ж, браво. А я-то думала, что твоя черепная коробка набита ватой с ароматом фиалки. И я, кажется, знаю способ, как забеременеть с одного раза с Лешей.

– Да?! – просияла Колчина. – Я всегда догадывалась, что существуют какие-то особые приемы, неведомые чистым девушкам.

– Но ты должна будешь полностью следовать моим инструкциям. Иначе так и не обзаведешься лялечкой, и люди тебя осудят.

– Это самое страшное, что только можно придумать, – вздрогнула Колчина и с пафосом произнесла: – Я готова на все, чтобы этого не случилось.

– Тогда жди моих ЦУ и не вздумай капризничать, – предупредила Зинка. – На какое число назначена свадьба?

– На 30 апреля.

– Что ж, времени у нас не так много. Придется попахать.

– Я готова! – со слезами на глазах прошептала Колчина и в порыве чувств чмокнула Рыкову в щеку.

* * *

Только Рыкова зашла на любимый сайт знакомств, как ее вызвала Корикова. Лицо главного редактора было мрачно.

– Зина, в чем дело? За весь март ты сдала только три текста. Такого ты себе еще не позволяла. Хочешь, чтобы я тебя депремировала?

– Ну, если у тебя поднимется рука отнять у меня последние средства к существованию…

– Прекрати прибедняться. И прости, я тебе не верю. Ты меняешь наряды каждый день, вместо воды пьешь мартини, снимаешь дорогую квартиру, тебя регулярно видят в «Фортеции»…

– Я там встречаюсь с источниками и исключительно чаевничаю.

– На днях ты ужинала роллами с черной икрой и омарами. Мне даже представить страшно, сколько это стоит.

– Вот как, твои ищейки уже и в тарелку мне заглянули?

– В общем, так. Я считаю, что расследование, которое я тебе поручила, провалено. И такие вещи я не намерена спускать с рук.

– Ах вот как ты заговорила? А ты не подумала, почему меня целыми днями не видно в редакции? Почему я не вылезаю из ресторанов и фитнес-клуба?

– …большей частью, из его сауны и бара, – пробормотала Алина.

– Да, в том числе, и из сауны и бара! Зато и информацию я накопала такую, что вам с Замазкиной и не снилось.

– И где же эта информация? Если ты действительно была занята делом, я готова взять свои слова обратно, – чуть стушевалась Алина.

– Еще каким делом! Ты закачаешься! В общем, покойная врачиха торговала какими-то подпольными микстурками для похудения.

– Да будь это хоть трижды правдой, мы не можем опубликовать твои домыслы, – вздохнула Алина. – На нас тут же подадут в суд, выиграть который у нас не будет ни малейшего шанса.

– Это не домыслы. Я добыла вещдоки. Записи моих телефонных разговоров с клиентками Ревягиной. Мне удалось раскрутить на откровенность трех толстых теть, которых врачиха за немалые денежки пичкала лимонадами от бабушки Маланьи.

– Отлично! – впервые за всю беседу улыбнулась Алина. – Но опубликовать это вот так, как есть, нельзя. Нужно, чтобы все это обязательно прокомментировал какой-нибудь компететный человек… независимый эксперт…

– Мне отказали все: и зависимые, и независимые! – выпалила Рыкова. – Я трясу вещдоками перед ментами, врачами, чинушами, но никто не хочет связываться с этим делом.

– Продолжай искать эксперта. Нам нужен хотя бы один человек, который бы счел нашу позицию аргументированной и подкрепил публикацию своим авторитетом. Не теряй времени. Стучите, и вам откроют.

– Легко так говорить, сидя на редакторской зарплате, – прошипела Зинка, направляясь к выходу.

* * *

– Алла Мосягина? – в зале Рыкова подошла к габаритной особе, пытающейся прыгать через скакалку. – Очень приятно. А я та самая Эвелина из VIP-журнала «Крутиссимо», которая вам звонила сегодня утром.

Девица вздрогнула и удивленно уставилась на нее:

– Но вы, кажется, тоже здесь занимаетесь? А говорили, что журнал московский.

– Что ж, не вижу никаких противоречий. Я здесь в длительной командировке. Анализирую, как обстоят дела в регионах.

– Вот как? Но что вам нужно? Я рассказала все и даже больше, чем стоило…

– Вы сделали совершенно верно, доверив эту информацию мне, – Зина умильно заглянула Мосягиной в глаза. – Я расшифровала наше интервью. Теперь, как полагается по закону о средствах массовой информации, вы должны его завизировать. То есть, поставить дату и подпись.

– Как же так? – побледнела Мосягина. – Вы говорили, что это анонимный опрос. Я рассказала вам все это просто как подружке…

– К сожалению, дело очень серьезное. Речь идет о массовом сбыте контрафактных лекарств. Возможно, очень опасных, – заговорила Рыкова, возвысив голос так, что на них обернулось несколько занимающихся. – Так предполагают специалисты.

Последнюю фразу Зина прибавила исключительно для солидности.

– Ну же, Алла. Ревягина мертва, вы ее не подставите. Зато мы выведем на чистую воду подпольного отравителя.

– Мы? – у Мосягиной задрожали губы.

– Ну, не мы, конечно. А честные и отважные сотрудники правоохранительных органов. Я же как журналист придам этому расследованию самую широкую огласку.

– Но что же нужно от меня?

– Подписанные показания… в смысле, интервью. Без них меня никто не будет слушать. А отравитель будет по-прежнему творить свои черные дела. Ну, неужели в вас совсем умерла гражданская совесть? Пока свободою горим, пока сердца для чести живы…

– Я не могу так сразу на это решиться. Мне надо подумать.

– Я позвоню вам завтра утром. И помните: от вас зависят жизни десятков, а то и сотен других людей.

* * *

В квартире было шумно. В бывшей комнате Криворучко на полной громкости играл в стрелялки Зинин «брат». На кухне, лежа на раскладушке, бренчала на гитаре «сестра». Тут же жарила картошку и сама Оксана. А в зале за просмотром и громким обсуждением «Дома-2» делали себе прически две «племяшки», весьма похожие на начинающих проституток. Их Зина, скрепя сердце, пустила жить в свою комнату. Именно для этих нужд она вчера и приобрела ширму и матрас.

– Эй, яйценосец Потемкин, – постучала она в комнату «брата». – Ты, кажется, насчет моей домработницы интересовался?

Ответом ей был недоуменный взгляд.

– Ну, ну, не юродствуй, – похлопала его по плечу Зинка. – Дело молодое, я все понимаю… В общем, если есть интерес пообщаться с нескромной дамочкой, могу посодействовать. Еще тетушка Льва Толстого говорила, что ничто так не придает молодому человеку блеска, как аристократичная связь со зрелой женщиной.

– В смысле, у вас есть подружка, которая не против того-этого? – все еще не веря ушам своим, переспросил Колян.

– Притом очень хорошенькая. Такая, знаешь ли, рыженькая, кудрявая, ножки, плечики, на локотках ямочки, – Рыкова живописала прелести подруги, как заправский сутенер.

– Ух ты, – у парня загорелись глаза. – А того-этого она как?

– Ты знаешь, она очень чистая. Поэтому, возможно, не знает всех секретов портовых шлюх. Только сложные жизненные обстоятельства заставляют ее идти на этот шаг. Бедняжка увязла в платежах по ипотеке.

– Так это что, за деньги?

– А ты думал? Сказано же тебе: девчонке жрать нечего. И она готова подарить тепло и нежность какому-нибудь смазливому оболтусу вроде тебя при условии, что этот оболтус немного поможет ей на еду. За сверхприбылями она не гонится. Тысчонку ты ведь наскребешь?

– Ну, если все так, как вы сказали…

– Давай, давай, не пожалеешь. Только деньги прямо сейчас.

– Я лучше ей и отдам после всего этого дела.

– Что ты! Ты этим смертельно ее оскорбишь. Не вздумай и виду подать, что заплатил за удовольствие. Завтра вечером тебя устроит?… Отлично! Кстати, совсем забыла сказать: не вздумай предложить ей презерватив. Она просто разъярится. И есть у нее еще одна маленькая пикантная прихоть…

– Какая? – с горящими глазами прошептал Колян.

– Скажи ей: «Я из Центра осеменения при Академии наук». Ну вот такая уж у нее эротическая фантазия…

Опустив в карман тысячу, Зина прикинула, кому еще она может предложить недорогое рандеву с Колчиной. В ее распоряжении был месяц, за который только на этом проекте она могла заработать не меньше тридцатки. Теперь предстояло провести идеологическую обработку самой невесты.

* * *

– Каждый день новый мужчина?! – выпучила глаза Колчина. Чашечка кофе задрожала у нее в руках.

– Да, милая, да, – со скорбным видом изрекла Рыкова. – Необходимо создать плотный график покрытий. Так вероятность завести лялечку повысится до 99,9 %.

– Но я же сказала, что мне надо с одного раза.

– Мне показалось, что речь шла об одном разе именно с Лешей. Что мешает тебе попытать удачи на стороне? Или ты хочешь, чтобы твоя лялечка непременно была толстенькой, кривоногой и вонючей? Да-да, это все передается на генном уровне.

Колчина молчала, тупо глядя перед собой.

– А тут – как мило, – продолжила агитацию Рыкова. – Каждый день – новый, только для тебя подобранный сотрудник Центра осеменения при Академии наук. Все умнички, все симпатяшки. Да если бы ты знала, что на таких мальчиков пишутся в очереди! Мне пришлось подключить все свои связи, чтобы помочь тебе в твоем несчастье. У меня сердце кровью обливается, видя, что ты живешь не по-людски!

– Боже, боже… Но я даже не буду знать, кто папочка моей лялечки.

– А оно вообще нужно? По большому счету, имеет значение лишь то, чтобы это был здоровый, с прекрасной наследственностью, самец. А в Центре осеменения работают только такие.

– Какой кошмар, – бормотала Колчина. – Но я пойду на это. Я пожертвую всем ради высокой цели.

– Да, да, это именно тот случай, когда цель оправдывает средства, – поддакнула Рыкова. – Если будешь стараться, то уже на свадебном пиру тебя будет греть мысль, что в твоем животике завелся пузожитель. Один дежурный пересып с вонючкой, потом у тебя две недели якобы болит голова… а затем ты объявляешь ему радостную новость и на этом основании отлучаешь от койки года на полтора как минимум. Ловко я тебя отмазала? – и Рыкова расхохоталась.

– Да, да, придется потерпеть месяцок, зато потом полтора года блаженства. А там мы с тобой опять что-нибудь придумаем, да?

– Безусловно. Кстати, перед свадьбой я бы порекомендовала тебе восстановить девственность. Стоит недорого, а люди оценят. Ведь главное, что? Чтобы все было по-людски и никто…

– …пальцем не показывал, – договорила за нее Колчина и просияла.

* * *

За вчерашний вечер по совету Кориковой Зина обзвонила не менее двадцати врачей, адвокатов и общественных деятелей. Почти все выражали живейшее желание засветиться в газете, но как только узнавали, что для этого требуется подключиться к расследованию и высказать свое мнение на страницах «Девиантных», просили перезвонить через недельку, оправдывались отъездом в отпуск, срочной госпитализацией и боязнью получить втык от начальника.

Никаких плодов пока не дала и работа с клиентками Ревягиной. В клубе Зина смогла найти лишь одну Мосягину. Ей было необходимо переговорить с женщинами лично. Она понимала: если она по телефону обратится к ним с просьбой завизировать интервью, ей стопроцентно откажут. Кстати, пора узнать, что решила Мосягина.

– Вам Аллочку? – трубку взяла незнакомая женщина, судя по голосу – с сильным насморком. – А вы кто? Подружка? С Аллочкой несчастье. Сбили на машине прямо в центре города. Шла вчера из клуба… Говорила ведь ей: не ходи близко к обочинам… да-да, умчался с места ДТП… нет-нет, жива, слава богу… перелом руки, сотрясение мозга… состояние средней тяжести, но врачи говорят, что стабильное…

На Зину напала жуть. А что, если Мосягину хотели убить? Некто счел, что она слишком много знает. Да еще и откровенничает на запретную тему с журналистами…

– Но как они проведали о моем разговоре с Мосягиной? – обратившись к зеркалу, сказала Зина. – Неужели я, как всегда, слишком громко говорила, и нас кто-то услышал? Но тогда это значит, что убийца и отравитель – некто из клуба… И я, кажется, знаю, кто!

Зина поспешила в «Аполло». Сейчас она при всех изобличит негодяя… негодяев – тогда они не посмеют сделать ей ничего плохого. Пусть лучше ее поднимут на смех, обвинят в клевете… Жизнь дороже. То, что ей угрожает опасность, она уже не сомневалась.

Рыкова так торопилась, что то и дело подворачивала ноги на своих шпильках. Смеркалось. В лицо хлестал неприятный мартовский ветер с колкими крупинками снега. Она постоянно оборачивалась: не идет ли кто за ней и отшатывалась от проезжавших мимо машин. Только бы добраться до клуба живой…

– Неужели это ты? – неожиданно преградил ей дорогу незнакомец. – Глазам своим не верю…

Рыкова отпрянула и инстинктивно занесла руки над головой, готовясь к защите.

– Да что с тобой, Зин? – парень улыбнулся великолепными крупными зубами. – Не узнаешь, что ли? Я же Мишка Бекетов! Ну, вспоминай скорее!

– Мишка Бекетов? – Зина пытливо уставилась на незнакомца и тут ее словно окатило волной южного моря. Боже, какие выразительные вишневые глаза под густыми светлыми бровями, какие манящие, четко очерченные губы. А волосы… густые, цвета свежего липового меда. А сам он весь…

– Не узнаешь? Долго буду жить, – рассмеялся молодой человек. – Мы же с тобой в «Алых зорях» в одну смену отдыхали. Ты была в десятом отряде, а я в седьмом… Ну, у нас еще были такие забавные Сашка Нагулевич и Борька Айсбель, которых привезли из-под Чернобыля…

– «Алые зори»? – напрягла память Рыкова.

– Да-да. Ты мне очень нравилась, но я не решался к тебе подойти. В конце смены набрался храбрости и передал записку с адресом твоей подружке… кажется, Лариске. Долго ждал письма. Но ты мне так и не написала… Ну, вспомнила?

– Кажется, что-то такое припоминаю, – как зачарованная, сказала Зина, не отрывая от друга детства глаз.

– Пойдем, посидим в кафе, повспоминаем еще. Надеюсь, твой муж нас правильно поймет?

– Я не замужем… в данный момент…

– Какое совпадение. Я тоже до сих пор одинокий волк…

Грандиозные планы мигом вылетели из Зинкиной головы. Через пять минут они с Мишей уже сидели в отдельной кабинке небольшого кафе, отгороженные от всего мира прозрачной красной завесой. Стыл капучино, таяло мороженое, убывал коньяк…

– Ты где? Почему не брала трубку? Время полвторого ночи, я вся извелась, – плаксивой тирадой встретила ее Криворучко.

Словно не видя ее, Зина блаженно улыбнулась зеркалу и тихо запела:

– Юмахо, юмасо, ай кип ит шайнинг эвривеа ай гоу…

Она танцевала в прихожей еще минут пятнадцать, не заметив, что Криворучко уже ушла.

Зина проснулась от того, что прямо на ухо ей сладко запел Томас Андерс. А, это она вчера по пьяни закачала «их» с Мишей песню, под которую они предавались воспоминаниям в кафе. Не открывая глаз, она мечтательно прослушала первый куплет и только после этого ответила на звонок.

– В чем дело? – гневно заговорила трубка голосом Кориковой. – Если ты не появишься на рабочем месте через полчаса, я поставлю тебе прогул! И где статья с экспертными мнениями? Сколько еще можно ждать?

– Ты как всегда мешаешь мне работать, – хрипло отвечала Рыкова, зевая в сторону. – Только я зацепила эксперта, как ты начинаешь трезвон. Ты что-нибудь слышала о неразрушающем контроле?..

С большой неохотой Зина поднялась с постели. Уже одиннадцать часов! Вот это она поспала. Голова чуть побаливала. Рыкова вспомнила два-три эпизода вчерашней посиделки и расплылась в улыбке. Надо же, какая неожиданная встреча. Ну и память у этого Миши Бекетова! В зинкиных воспоминаниях, как она ни старалась, оживали лишь малоразличимые контуры далекого прошлого, почти детства…

Надо поблагодарить милого Мишу за столь приятный вечер. Рыкова потянулась к сотовому, но тут же отдернула руку. У нее же нет его телефона! Какой ужас! Неужели вчерашнее рандеву останется разовым мероприятием, и они никогда больше не увидятся?

Вяло шаркая тапками, Рыкова вошла на кухню. За столом с чашкой чая и шоколадкой сидела Криворучко. Ее внимание было поглощено «Модным приговором», и Оксана на автопилоте поглощала квадратик за квадратиком.

– Расселась! А ну быстро приготовь мне восстанавливающий напиток! – проворчала Рыкова и манерно пропела: – Работу малую висок еще вершит, но пали руки…

– Восстанавливающий напиток? – Криворучко нехотя поднялась с табурета. – А как это?

– Кто ж тебя замуж возьмет, недотепа? На две части свежесваренного кофе отмеряешь часть коньяку. Хочешь сказать, в доме нет коньяка? Ну, это уж твое небрежное отношение к своим обязанностям. И оно, безусловно, отразится на определении долей наследования…

Этого было достаточно, чтобы Криворучко засобиралась в магазин.

– Да ладно, ладно, – милостиво остановила ее Зина, когда та уже открывала дверь. – Так и быть, обойдусь без коньяка. Быстро свари мне кофе и настрогай фруктовый салат.

– Покрошить печенья? Полить сгущенкой? Посыпать шоколадной стружкой? – распиналась Оксана.

– Увы, красава, только гольные фрукты. Дуракаваляние закончилось. Мне необходимо сесть на жесткую диету, – и Зина загадочно улыбнулась. – Я вчера кое-кого встретила.

– Хорошенький? – живо заинтересовалась Криворучко.

– Как бы сказала твоя покойная благодетельница, это форменный няка. Чистейшей прелести чистейший образец.

В начале первого Рыкова выбежала из подъезда. По дороге в редакцию предстояло придумать правдоподобную байку, почему эксперт слетел с крючка. Ее раздумья прервало настойчивое «бибиканье». Мельком глянув на кремовую «Ладу-Калину», Рыкова продолжала свой путь. Знаки внимания от владельцев отечественных авто казались ей оскорблением.

Когда машина медленно поехала рядом с ней, Зину кольнула тревога. Неужели пришла и ее очередь стать жертвой расчетливого и беспощадного убийцы? Она отошла от тротуара поближе к палисаднику и ускорила шаг. Ноги от страха подкашивались. «Только бы дойти до остановки, а там люди…он не посмеет», – мелькало в голове. Между тем, «Лада» теснила Зину все ближе к штакетнику, постепенно отвоевывая место на пешеходной дорожке.

– Что вам от меня надо? – наконец, вскричала Рыкова и… застыла как вкопанная. Из-под опущенного стекла на нее с улыбкой смотрели дивные вишневые глаза, окаймленные черными ресницами.

– Миша? – замешательство на лице Рыковой сменилось бурной радостью. – Когда ты успел побриться?

– Я жду тебя с восьми утра. Ты на работу? Я отвезу.

Рыкова с готовностью плюхнулась рядом с ним. Тут же Бекетов ловко протянулся к заднему сиденью и положил Зине на колени букет из пяти красных роз.

– Розы… зори… какая разница, – пробормотал он. – Главное, что алые.

– Алые зори, – тихо отвечала Рыкова. – И почему я тогда тебе не написала?

– Наверно, я был не в твоем вкусе. К тому же тебе было всего семь лет, и ты больше думала о куклах, чем о мальчиках.

– Вздор! – в своей манере выкрикнула Рыкова, но тут же осеклась: – Я хотела сказать, что никогда не играла в куклы.

– Только в живых людей? – улыбнулся Миша. – Я имею в виду, мужчин.

– Я произвожу такое впечатление?

– Извини, если обидел тебя. Просто ты очень красивая, и мне трудно представить, что кто-то может оставаться к тебе равнодушным.

Рыкова польщенно потупилась и принялась перебирать пальцами лепестки роз. Вдруг на ее лицо набежала тень.

– Что с тобой? – участливо обратился к ней Миша.

– Вспомнила, что мне надо ехать в эту треклятую редакцию и писать дурацкий, никому не нужный текст. А то, что из-за этого расследования над моей жизнью нависла опасность, мегеру-редакторшу совершенно не интересует!

– Может, расскажешь, в чем дело? – нахмурился Миша. – Молчишь? Извини, если задал тебе бестактный вопрос. Но, пожалуйста, если это правда опасно, откажись. Очень тебя прошу.

Рыкова задумалась. Она бы с удовольствием отказалась. Чем глубже она копала, тем более шокирующие открытия делала. Но остановиться сейчас, не выведя отравителей на чистую воду – это, во-первых, не удовлетворить свое любопытство, а, во-вторых, лишиться ряда подработок. А они, судя по масштабам вскрываемых ею злодеяний, обещали быть на порядок выше, чем те жалкие крохи, которыми она перебивалась доселе. Тем более, ее новый приятель, судя по всему, парень небогатый. И машина у него убожество, и сидели они не в «Фортеции», и букет подарил всего из пяти роз. Но видно, что стремится сделать ей приятное и вытягивается в нитку…

– Нет, Миш, я не откажусь от расследования, – Зина подняла на Бекетова честные, хоть и несколько воспаленные после вчерашнего глаза. – Сделать это мне не позволяет моя журналистская совесть. Но сейчас я просто не знаю, как ехать в редакцию. Моя фурия требует экспертного интервью. Я все ноги сбила в кровь, но так и не нашла дурака, который бы согласится порассуждать на тему контрафактных микстур для похудения, оборот которых я пресекла в «Аполло». Все трясутся за свои места.

– Постой, постой. А какой дурак… эксперт тебе нужен?

– Какой угодно, хоть с минимальным званием и должностью. Юрист, врач, общественный деятель.

– Отлично! Значит, я могу тебе помочь.

– У тебя на примете есть придурок, который согласится ввязаться в это мутное дело?

– Этот придурок – перед тобой. Разреши еще раз представиться: Михаил Бекетов, руководитель международного независимого фонда «Врачи мира против злоупотреблений» по Эмскому региону. Кандидат медицинских наук.

Все еще не веря в свое счастье, Зина набрала номер Кориковой:

– Алиша, милая, не жди. Тут такое… в общем, я нашла другого эксперта… еще лучше… Готов все прокомментировать… Статья? Будет, будет… Нет, сегодня навряд ли…

* * *

Вся под впечатлением от общения с Бекетовым, Зина приехала в редакцию лишь к пяти вечера и сразу же наткнулась на вопросительный взгляд Колчиной. Жестом вызвав ее на кухню, Рыкова деловито поинтересовалась:

– Ну, как прошло вчерашнее покрытие?

– Знаешь, младший научный сотрудник Николай держал себя не слишком строго, – надула губки Юля. – Он заявился ко мне с запахом курева!

– Если ничего не понимаешь в науке, так и скажи. Да, он курит. Но что курит? Особые восстанавливающие сигареты. Ты ведь у Николая не одна такая страждущая. А ресурсы юноши небезграничны.

– Надо же, чего только не бывает, – захлопала глазами Колчина.

– Секретная разработка кремлевской больницы, – шепнула Рыкова. – Специально по заказу престарелых членов Политбюро.

– Хорошо, хорошо… Но зачем он принес бутылку шампанского? Если употреблять алкоголь, могут родиться уроды.

– Юля, меня просто поражает твоя дремучесть, – вздохнула Рыкова. – Да сейчас каждый школьник знает, что если принять шампанское за 15 минут до акта покрытия, то сперматозоиды становятся настоящими шумахерами. Кроме того, состояние легкой эйфории способствует лучшему зачатию. Ты испытала легкую эйфорию?

– Да, – смутилась Колчина. – Но только первые пять минут. Эйфория мигом прошла, когда он начал мне предлагать такие вещи, которые не имеют ну никакого отношения к акту зачатия.

– Узнаю буквоеда Колю! – понимающе рассмеялась Рыкова. – Такой педант, никаких отступлений от методики. Недаром профессор Курилко-Рюмин так носится с этим вундеркиндом. Чего же хотел этот служитель науки? Шепни мне на ушко.

– Да я и вслух могу сказать, – обиженно забубнила Колчина. – Видите ли, ему понадобился включенный ночник. Вот скажи, какое отношение это имеет к акту зачатия?

– Самое непосредственное! Если бы ты не прогуливала природоведение, то таких вопросов у тебя не возникло бы. Ведь свет – непременное условие для производства хлорофилла!

– Хлорофилла? – зло парировала Колчина, которая до сих пор очень гордилась тем, что 15 лет назад единственная из всего класса имела четверку по биологии. – И какое же он имеет отношение к моей будущей лялечке?

– А я тебе отвечу, какое, – как ни в чем ни бывало, несла галиматью Рыкова. – Вслед за синтезом хлорофилла в организме запускается что? Правильно, деление вакуолей. Что является совершенно необходимым для успешного оплодотворения!

– Вакуоли, митохондрии, аппарат Гольджи, – на автопилоте пробормотала Юлечка. Она никак не могла вспомнить, что же означают эти понятия. А ведь когда-то педсовет признал ее тетрадь по биологии самой аккуратной и хорошо оформленной.

– Если угодно, и аппарат Гольджи играет в этом деле не последнюю роль, – захихикала Зинка. – Кстати, сегодня акт покрытия будет производить еще один многообещающий аспирант Станислав. Не исключаю, что он будет работать по другой методике. Помни о своей высокой цели и ни в чем ему не отказывай. Через не могу, через не хочу… Ты же не перечишь врачу, когда он прописывает тебе лекарство?..

Тут на кухню заглянула Корикова:

– Зин, ты мне нужна.

Следуя за главредом, Рыкова прикинула, что раз дело приобретает такой оборот, то со Стаса, однокурсника Коляна, надо брать уже не тысячу, а хотя бы полторы. Она была не расположена демпинговать. Товар оказался ходовым, и график покрытий уже был расписан на четыре дня вперед.

В кабинете Алина положила перед Зиной стопку распечатанных листов:

– Похоже, твоя Ульяна вела дневник.

– Это тебе кто, Стражнецкий сказал? – подалась вперед Зина.

– Да при чем тут Стражнецкий, – устало отмахнулась Алина. – Я раскопала это в Сети. Скажи, ты задавала поиск по слову «няка»?

– Конечно! За кого ты меня принимаешь? Если я беру след, то уж…

– В общем, в этот раз ты со следа сбилась. Твоего терпения наверняка хватило лишь на три первые страницы ссылок. А я дошла до восемнадцатой. И вот такой сюрприз.

– Что-нибудь интересненькое пишет?

– Да как сказать. В общем, Ульяна описывает, что она предпринимала для похудения и какой это давало эффект.

– Давай, давай! – с жаром воскликнула Зинка. – Мне это сейчас архиважно! Полцарства за минус шесть килограммов!

– Тут в другом суть, – охладила Алина пыл подруги. – Весьма выпукло обрисована роль некого няки. Удивительно, но он самым живым образом интересовался этим процессом, рекомендовал Ульяне разные средства и отслеживал результат. Возьми это домой, изучи и завтра скажи свое мнение. Кстати, что новенького говорит твой эксперт?

– В связи с вновь открывшимися обстоятельствами дела я объявляю в заседании перерыв, – пафосно отвечала Рыкова. – Тем более, я очень спешу. Эксперт рассказал мне еще не все.

* * *

– И ты сама все это раскрутила? – гладкое смуглое лицо Миши Бекетова выражало неподдельный интерес. – До чего же у тебя интересная профессия.

– Ну, медикам тоже не скучно. Медсестры в коротких халатиках, озабоченные пациентки без трусов, халявный коньяк, – брякнула Зина первое пришедшее на ум.

Они сидели в небольшом кафе. На часах было уже начало десятого, но за вздохами, воспоминаниями и взаимными комплиментами работа с экспертом продвигалась туговато.

– Я вот что думаю, – наконец, собрался с мыслями Бекетов. – Это микстуры вовсе не были отравой. Согласись, у тебя нет решительно ни одного аргумента в пользу этого.

– А смерть Ульяны?

– Но ты же сказала, что Ульяна умерла от порока сердца. Зачем подвергать сомнению выводы компетентного специалиста?

– А Ревягина? А сбитая толстуха?

– Ревягина? Да, возможно, тут дело нечисто. Скорее всего, месть на любовной почве. Не встречалась ли она с женатым мужчиной? А та полненькая девушка, вне всяких сомнений, стала жертвой несчастного случая. Но ведь с ней уже все в порядке, так ведь?

– Более или менее… Но почему тогда все эти толстухи ходили в клуб с бутылочками? Ведь есть же халявная вода! – не сдавалась Рыкова.

– Меня самого это удивляет, но некоторые вообще не пьют воду. Только компоты и всякие колы, – улыбнулся Миша.

– Но все эти жирдяйки не скрывали, что купили свои микстурки у Ревягиной! Как ты думаешь, стали бы они платить по 15 тысяч за бутылочку колы? И почему их с этой колы так колбасило? У кого сердцебиение, у кого язва, у кого медвежья болезнь…

– Я, конечно, не могу знать наверняка. Но, скорее всего, это эффект плацебо, – посерьезнел Бекетов. – Внушаемому пациенту дают «пустышку» и говорят, что это новое сверхэффективное средство. Человек проникается, пьет и выздоравливает. Не стоит недооценивать скрытые резервы нашей психики.

– Но почему тогда все они страдали от побочных действий? Да еще таких сильных?

– Наверно, Ревягина предупредила их, что процесс похудения будет сопровождаться неважным самочувствием. Знаешь, некоторым – особенно, женщинам – важно пройти через какие-то неудобства, чтобы потом сильнее ценить полученный результат. На самом деле, все их боли и обострения были внушенными. Если бы Ревягина сказала, что похудение будет абсолютно беспроблемным, ни у одной из них даже пятка не зачесалась бы.

Рыкова сидела обескураженная. Слова Бекетова были разумны и логично все объясняли. Карточный домик зининых подозрений был разрушен почти до основания. Хотя…

– Но почему тогда в сумке у ульяниного тренера я нашла пустые бутылочки из-под «Элитана»? – выдвинула Зина контраргумент и тут же смутилась: – Не подумай, что я лажу по чужим вещам, просто сумка была открыта, я ее случайно задела, она упала, и я…

– Верю, верю, – обаятельно улыбнулся Миша, и его темные ресницы дрогнули. – Действительно, зачем ему эти бутылки? Знаешь, в таких случаях самое надежное средство удовлетворить любопытство – это задать человеку прямой вопрос. Скорее всего, все объяснится очень просто.

– Хорошо, я спрошу, – не успокаивалась Зина. – Но почему он собирал не чьи-нибудь, а именно ульянины бутылки?

– Допустим, эти бутылки нужны ему для каких-то личных целей. Ну, пардон, на сикалки. Но не будет же человек с высшим образованием, инструктор элитного клуба ходить и клянчить бутылочки у чужих клиентов или того хуже – рыться в ведре. А поскольку Ульяна занималась под его руководством, то совершенно естественно, что бутылочки он брал у нее. Да скорее всего, она сама их ему отдавала.

– У тебя на все есть объяснение… зачем же тогда этот прибабахнутый паренек в черном забрал бутылку Ульяны в тот день, когда она склеила ласты?

Бекетов глянул на нее удивленно.

– Что с тобой, Миша?

– Меня просто немного резануло твое выражение, – вновь заулыбался он. – Склеить ласты. Надо же так сказать о несчастной девушке…

– Извини, я иногда грубо выражаюсь. Буду работать над собой, раз тебе не нравится.

– Ни в коем случае, – рассмеялся Миша. – Мне очень нравится. Ты вообще мне очень нравишься.

– Тогда почему ты взялся мне противоречить? Я тебе аргумент – ты мне два. Я-то думала, мы сплотимся в борьбе против этого зла…

– Может, я наивен, но я верю в добро. И знаешь, мне в жизни встречались только хорошие, порядочные люди… А почему противоречу тебе? Да все просто. Не хочу, чтобы моя… чтобы ты, Зина, подвергала себя опасности. А вдруг я ошибаюсь, и она тебе действительно угрожает?..

* * *

Рыкова вернулась домой смутно недовольная. Если бы не этот дурацкий талмуд, который всучила ей Алина, она бы сидела и сидела с милым Мишей. А сейчас, вместо того, чтобы отдыхать от праведных трудов, она будет разбирать чью-то пачкотню.

– Эй вы, задорные ягодицы, трещите потише, – цыкнула она на «племянниц». – И немедленно ложитесь спать. Мне нужно готовить доклад к завтрашнему коллоквиуму.

Подружки притихли и начали переодеваться в свои прозрачные пижамки. А Зина достала из сумки кипу листов и с тягостным вздохом погрузилась в чтение. Это была распечатка блога некой Лулу. Судя по датам, виртуальный дневник на сайте www.strojnyashka.com она вела в течение трех лет. Зина заглянула на последнюю страницу распечатки – самая свежая запись была датирована январем прошлого года. Начинался дневник так:

«Сегодня в моей жизни произошло важное событие – мы с някой решили, что я буду худеть. Я с детства пышечка – в папу. И всю жизнь из-за своих объемов ощущала себя неполноценной. Когда все мои подружки стали гулять с мальчиками, я только мечтала о свиданиях. Я ненавидела себя за то, что я толстая и думала, что счастье и любовь – это не для полненьких. Но в моей жизни случилось чудо – меня полюбил настоящий няка, высокий, стройный и ослепительно красивый…»

Зина зевнула. Когда же начнутся проверенные, действенные, а самое главное – легкие и доступные рецепты похудения? Она перелистнула страничку.

«…мне повезло: мой няка очень хорошо разбирается в том, как можно похудеть. Он сказал, что надо пить настои особых лекарственных трав. Сам достал их и стал мне заваривать. И, девочки, это сработало! Вот уже две недели я пью полезные отвары и избавилась от семи килограммов! То ли еще будет!»

Вот оно что, травки. Где бы ей, Зинке, раздобыть такие? И не те ли это травки, настои которых Ревягина втюхивала по 15 тысяч за флакон?

«Девчонки, я в шоке! Я в депрессии! Плачу уже второй день. Всего полгода назад я достигла веса своей мечты. Няка сказал, что я выгляжу как модель. Но вот я смотрю на себя в зеркало и снова вижу в нем жирную корову. Когда я успела набрать эти 25 килограммов? Я в отчаянии. Сегодня няка немного успокоил меня и предложил попить другую целебную травку. Он такой лапочка: сам готовит отвар и поит им трижды в день. Мне прямо не верится, что скоро я опять стану носить 42-й размер. И я так хочу, чтобы этот день поскорее настал!»

Рыкова перевернула еще страничку.

«Девочки, милые, я худею! У меня ушло уже пять килограммов! Какое счастье, что это возможно без диеты, без фитнеса, только с помощью сил природы. Сегодня няка рассказал мне немного о моей чудесной травке. Девочки, вы не поверите, это какая-то редкая колючка, которое есть только в Каракумах и только с восточной стороны барханов. Ему это травку привез друг-путешественник. Он рассказал, что на многие километры вокруг не встретил ни одной полной женщины. Весь секрет в том, что они пьют эту травку, как мы пьем чай».

Уже теплее. Теперь мы хотя бы знаем, что это некая каракумская колючка. Кого бы снарядить в экспедицию за чудо-растением? Как назло, среди знакомых – ни одного любителя экстремальных путешествий. Эх, если б знала, что так дело повернется, то ни за что не отхлестала бы Серегу-альпиниста букетом засохших эдельвейсов! Десять лет назад ради меня он был готов и на Джомолунгму вскарабкался, и Каракумы переползти…

«На душе тоскливо. Все валится из рук. Жить стало как-то неинтересно. Решила почитать – голова разболелась и глаза слипаются, хотя спала сегодня до одиннадцати. И желудок что-то ноет – наверно, съела что-то не то, и у меня обострился гастрит. Правда, весы показывают уже минус 10 килограммов, и это радует. Пишу этот дневник как в тумане. Няка советует мне прилечь. Сделаю, как он говорит. Он так обо мне заботится!»

Зина пролистнула еще пару страниц. Стиль Лулу не захватывал, и бороться со сном уже не было сил. Да и зачем читать все эти девичьи сопли дальше, когда рецепт похудения и без того уже ясен? Надо искать каракумскую колючку – и стройная фигурка будет гарантирована. Но с какой стати Алиночка решила, что это дневник Кибильдит? Ну, няка. Ну, Лулу. Ну, травки. Но на этом и все. Ложась спать во втором часу ночи, Зина вдруг подумала: интересно, почему Лулу перестала писать? «Не надо искать сложное там, где все просто», – вспомнила она слова Миши. «Наверно, Лулу похудела и остыла к этой теме», – решила Рыкова и отвернулась к стене.

* * *

Едва Зина открыла глаза, как к ее дивану, едва ступая на носки, подошла Криворучко и умильно сказала:

– Доброе утро! Тебе записка.

– Как вносишь корреспонденцию? – напустилась на нее Рыкова. – В следующий раз чтобы все письма были разложены на подносе… От кого?

– От него, – загадочно отвечала Криворучко. – Утром, когда я бегала за свежими сливками тебе к завтраку, у подъезда ко мне подошел такой няка…

– И что этот ловелас? Сказал, что ты похожа на Корнелию Манго?

– К сожалению, он интересовался не мной, а тобой. Ну, как ты спала, чем занималась перед сном… а потом попросил передать тебе эту записку. Так все романтично!

– И ты согласилась притащить мне записку от какого-то проходимца? О бесчестье! – картинно заломила руки Зина. – Впрочем, давай ее сюда.

Развернув листок, Рыкова прочла несколько строк: «Милая Зина! Очень жаль расставаться с тобой, но мне предстоит командировка. Как только вернусь, сразу же к тебе приеду. Буду очень скучать. Миша»

– Сколько деликатности, сколько такта, – заметила Зина.

А когда Криворучко неловко изобразила, что не имеет понятия о содержании записки, Рыкова бросила:

– Не паясничай. Никогда не поверю, что ты не сунула нос в мою переписку. Что это за какофония? – добавила она, прислушавшись к звукам, доносящимся с кухни.

– Я вроде побрызгала освежителем воздуха…

– Дура! Кто там терзает музыкальный инструмент?

– А, это твоя сестренка репетирует пьесу.

– Свалились эти родственнички на мою голову, – прошипела Рыкова. – И еще одна собирается! Тебе там как на лоджии, не скучно? Вон какая красавица стала. Цвет лица-то какой… сливки с малиной!

– На лоджии и так не развернуться, Зин, – заныла Оксана. – Второй человек туда никак не влезет…

– Христос терпел и нам велел, – назидательно произнесла Рыкова. – И потом пойми, это же все временно. Скоро получишь наследство и купишь себе хоть трехэтажный коттедж в Березополье.

– Скорей бы, – мечтательно улыбнулась Криворучко.

* * *

– Как-как? Плацебо? – переспросила Корикова.

– Не обезьянничай. Так этот феномен называют компетентные люди, – важно отвечала Рыкова. – Ревягина, владеющая навыками гипноза, внушила своим клиенткам, что они обязательно похудеют. Под видом разработки непризнанного гения или эксклюзивного рецепта алтайской бабушки она продавала им обычный компот из сухофруктов… или что-то наподобие. В этом случае люди могут худеть даже с обычной воды.

– Ты общалась с Ревягиной лично. У тебя сложилось впечатление, что она владеет гипнозом? – с легкой насмешкой спросила Алина.

– Поначалу нет. Но сейчас я понимаю, что, безусловно, она поработала с моим подсознанием. Я так захотела приобрести этот препарат, что сделалась буквально одержимой!

– Одержимой ты сделалась не от этого, а от горячей любви к халяве… Хорошо, что скажешь о виртуальном дневнике Лулу?

– Слог отвратительный, сюжет скучный… извини, я преждевременно отправилась в объятия Морфея. Единственное, что мне показалось интересным…

Корикова вся обратилась в слух, а Рыкова продолжала:

– …упоминания о чудодейственных свойствах каракумской колючки. За пару пучков этой флоры я сейчас дала бы очень многое.

Алина резко выдохнула и заговорила:

– Ты же сама до недавнего времени утверждала, что Ульяну отравили. А сейчас говоришь прямо противоположное. Так какую же мысль ты собираешься проводить в статье?

– То, что массовый сеанс внушения в «Аполло» привел к ряду трагедий.

– Значит, Ульяна умерла из-за самовнушения? – начала закипать Алина.

– Но так говорит эксперт… Ты сама требовала, чтобы я нашла эксперта.

– Мнение эксперта не является доминирующим в статье. Изложи его и довольно. Слова даже самого золотого эксперта не должны влиять на собственную позицию журналиста.

– А если после общения с экспертом мой взгляд на это дело переменился?

– Не думала, что ты такая внушаемая.

– Я абсолютно невнушаемая, – холодно отвечала Зина. – Но давно хотела сказать тебе, что мне больше неинтересно заниматься этой темой. Накрутила себе неизвестно что… Баста, бамбина.

– Значит, ты отказываешься продолжать расследование?

– Это не расследование, а мышиная возня. Я соскучилась по настоящим делам. С утра мне пришел пресс-релиз из детской художественной школы № 3, у них открывается выставка к дню космонавтики…

– Учти, я это поставлю только на последнюю полосу и не более, чем на пятьдесят строк, – холодно отвечала Корикова, глядя в окно.

Покидая кабинет главного редактора, Рыкова поздравила себя с тем, что ловко отделалась от трудоемкого задания. Конечно же, расследование она не бросит. Пусть Мишины доводы и поубавили ее боевой настрой, но это не значит, что она по ходу дела кое с кого не возьмет мзду…

– Советую поспешить к главному редактору, – бросила она, проходя мимо стола Замазкиной. – Там, кажется, раздают объедки с барского стола. Возможно, и тебе что-нибудь бросят за верную службу.

* * *

– Чмоки-чмоки, Зиночка.

– Приветики, Катенок.

Встретившись вечером в сауне «Аполло», приятельницы расцеловались так, будто не виделись год.

– Я вся охвачена сладостным трепетом, – поведала Катюшка, с трудом натягивая купальные стринги. – Завтра между мной и зайчиком должно все решиться. Ох, только бы он не был так робок!

– Он стопроцентно будет робок, – с интонацией экстрасенса отвечала Рыкова. – Я хорошо знаю когерентно-бифуркантный тип, это такие…

– Как – когерентно-бифуркантный? Ты же говорила планктонно-неистовый!

– Это почти одно и то же. Отличия в том, что один слабоинициативен, а другой безынициативен абсолютно. Чтобы стать счастливой, тебе придется потрудиться. Запомни: твое главное оружие – это напор, напор и еще раз напор. Не давай ему ни секунды на размышления. Буря и натиск, штурм унд дранг.

– Я так волнуюсь, – завздыхала Катюшка. – Тем более, мне совсем не удалось похудеть, и я чувствую себя не вполне секси.

– Вздор! – отрубила Зинка, окидывая взглядом дебелую фигуру приятельницы. – Разве ты не знаешь, что мужчины любят худых, а женятся по полненьких? Это стопроцентно научный факт.

– Да, но в жены они предпочитают брать брюнеток, – выдала Стражнецкая контраргумент. – Во всех женских журналах это написано: влюбляются в блондинок, а женятся на брюнетках. Как мне быть?

– Значит, ты создашь первый в истории прецедент, – и чтобы подбодрить тушующуюся клиентку, Зина умильно добавила: – Он у тебя на крючке, детка. Кстати, ты обезопасила ваше гнездышко? Рогоносец туда точно не нагрянет?

– Что ты, он вчера уехал. Конгресс главредов региональных изданий. Очень вовремя, поскольку сегодня меня опять побеспокоил этот бессовестный человек. С меня снова требуют денег.

– Это форменное безобразие, – отвечала Рыкова. – Не будь я так занята, мы бы непременно изловили и взгрели наглеца. Какие у него на этот раз претензии к твоей голубиной чистоте?

– Он пишет, что ему все известно о намечающемся свидании и требует за молчание 500 долларов.

– Ну, теперь я не сомневаюсь, что это кто-то из руководства или здешней обслуги. Позавчера я проплатила твои десять тысяч в бухгалтерию, и вот, начались сплетни…

– Может, перенести наше рандеву на другой день…а я еще похудею…

– А вот это называется – идти на поводу у шантажиста. Тварь ты дрожащая или право имеешь?..

Вернувшись домой около двух ночи, Зина принялась трезвонить в дверь и бухать в нее сапогами. На душе у нее дудели саксофоны и бренчало фортепьяно. Ее тянуло на мелкие хулиганства.

– Есть что пожрать в доме? – громко поинтересовалась она у Криворучко.

– Жареная картошка, пельмени, жюльен сегодня готовила… Кстати, тебе сюрприз.

На цыпочках проследовав на кухню, где спящая «кузина» исторгала горлом затейливые рулады, Оксана вынесла в прихожую цветочную композицию, оформленную с претензией на вкус.

– Принес курьер, в девять вечера, – зашептала Криворучко. – Ой, Зин, как я тебе завидую. Только не бросай меня, когда выйдешь за него замуж…

– Замуж? Я там никого не знаю, – буркнула Зинка. – Хотя…

В порыве чувств она опустилась перед корзинкой на колени и на всю мощь легких вдохнула аромат цветов.

– О мой няка! – прошептала она. – Эпическая сила, как я счастлива!

* * *

В полдень следующего дня Зина, одетая в теплые угги, взятые напрокат у Криворучко, катила в такси по направлению к элитному загородному поселку Березополье.

– Решила поддержать тебя в трудную минуту, – позвонила она Катюшке с КПП. – Прикажи этим держимордам впустить меня в периметр.

Через несколько минут взволнованная Стражнецкая обнимала ее на пороге отчего дома:

– Как я рада, что ты приехала! Теперь никто не посмеет бросить в меня камнем. Я была с подругой!

– Главное – побороть его сопротивление, – давала Рыкова последние наставления. – В крайнем случае, подсекай и вали. Это безотказное средство обольщения. Кстати, где будет происходить заклание нашего агнца?

– Пойдем, пойдем, – и Стражнецкая распахнула перед ней двери будуара Карачаровой.

– Милая, это пошло, – поморщилась Зина. – И какой тренажерный зал можно разместить на этих двадцати квадратах? Но самое главное – эта комната никуда не ведет.

– Ну и что? – недоуменно спросила Катюшка.

– А то, что в случае непредвиденной ситуации ты никуда не сможешь сплавить своего любвеобильного скромника. Если тебе дорога честь, быстро меняй дислокацию!

Прочесав дом, приятельницы подыскали подходящее помещение. Это были гостевые апартаменты, состоящие из двух смежных комнат, каждая из которых имела свой выход на этаж и на общий балкон.

– Эта конструкция словно создана для разврата! – восхитилась Рыкова. – Ты увлекаешь ушастого сюда и на кушетке ведешь с ним свои куртуазные диалоги. А я сижу в соседней комнате, прислушиваюсь ко всем шорохам… в общем, стою на страже вашего хрупкого счастья. Если услышишь удар в стену – принимай более приличную позу. Если услышишь свист – немедленно вталкивай зайца ко мне, а уж я его как-нибудь замаскирую былинками и еловыми веточками.

– Но эта комната по метражу тоже не похожа на тренажерку, – возразила Катюшка.

– Верно. Поэтому сначала ты ведешь его в гостиную и говоришь, что будешь ломать эту стену и ту… в общем, несешь всякую пургу насчет проекта. Когда он выговорится, приглашаешь его перекусить и приводишь сюда…

– А если он откажется перекусить?

– Эти ребята жрут по десять раз на дню. Очень уж боятся, что мышцы сдуются. Скажи, что его ждет деревенский творог со сметаной, яичница из пяти яиц и отварная индюшачья грудка. Уверяю, он вприпрыжку поскачет в западню!

– Так жестоко, – прошептала Стражнецкая. – Позвать человека обедать, а вместо этого…

– Увы, – поддакнула Зинка. – Жизнь вообще жестокая штука… Да не гундось ты! Чем скорее признается в любви, тем быстрее получит обед! Верно?

И приятельницы расхохотались.

* * *

Около одиннадцати вечера Зина возвращалась домой. Приплюсовывая к одной сумме с тремя нулями другую сумму с четырьмя, она каждый раз сбивалась со счета, тихо материлась и начинала прикидывать заново. На ее губах играла плутовская улыбка.

– И это семья депутата Эмской Рады! – причмокивала она. – Весьма достойный пример для электората! Муж отчалил с любовницей и по совместительству – тещей, безутешная супруга в лучших традициях порно вызывает инструктора по фитнесу…

Едва Зинка свернула к своему подъезду, как наперерез ей шагнула мужская тень. Это был Бекетов.

– Где ты была так допоздна? – взволнованно заговорил он. – Почему не брала трубку? Я места себе на находил.

– Да так, участвовала в облаве на одного глупого зайца.

– На какого зайца? Какая облава? Неужели ты продолжаешь свое расследование?

– Что делать, – горделиво вздохнула Рыкова. – Пепел Клааса стучит в моем сердце.

– Зизи… Зина, я очень за тебя переживаю. Разве заниматься расследованием – это твое дело? Выводить негодяев на чистую воду должны не журналисты, а полиция.

– Пробовала я спихнуть это дело на них…

– Как? Ты была в полиции?

– И в полиции, и в Росздравнадзоре.

– И что же?

– Они обдали меня презрением. Их более чем устраивает официальная причина смерти Ульяны. Они не видят ничего подозрительного в гибели Ревягиной. А при упоминании о бутылочках словно по команде хватаются за животики. Впрочем, ты тоже считаешь, что это плод моей воспаленной фантазии…

– Я не могу утверждать это стопроцентно.

– В общем, радуйся, я решила оставить это дело. Правда, редакторша никак не хотела униматься. Какую-то распечатку раскопала в Интернете. Представляешь, виртуальный дневник некой дебилки о том, как она худела с помощью няки!

– Няка? – недоуменно переспросил Миша. – Это еще кто такой? В смысле, что за новое средство?

– Почему ты решил, что это средство?

– Ты же сама сказала: девочка худела с помощью няки.

– Девочка? Я сказала: дебилка. Может, это жирная корова лет пятидесяти? Ой, пардон…

– Ну хорошо, – улыбнулся Миша. – Бальзаковская дама весомых достоинств ела какую-то няку…

– По-моему, все-таки пила. Только не няку. А настой каракумской колючки. Это единственное рациональное зерно, которое я нашла в многословном слащавом сюсюканье этой Лулу.

– Ты вся в своем расследовании, – вздохнул Бекетов. – Буквально живешь им.

– А, – махнула рукой Зинка. – Наверно, брошу его совсем. Дивидендов оно мне приносит мало… я имела в виду, моральных. Одна бесплодная беготня с мокрой спиной.

– Я не могу тебя заставить это сделать, но знай: если ты и правда оставишь это дело, я стану почти счастлив, – многозначительно произнес Миша, неотрывно глядя Зине в глаза. – Счастье мое, как я мог жить без тебя все эти 25 лет? Страшно представить, треть жизни…

И он нежно поцеловал Зину в обе щеки, а потом слегка коснулся губами ее ярко накрашенного рта.

А спустя час ей названивала Катюшка:

– Зиночка, милая, что все это значило? Зачем ты принялась колотить в стену в самый романтичный момент, когда зайчик запнулся о ковер и упал на кровать? Почему уехала, не дождавшись меня? Мне так хотелось обсудить с тобой детали свидания…

– Увы! Я была вынуждена броситься в погоню, – мрачно отвечала Рыкова. – Катенок, мужайся: на балкон проник некто с фотоаппаратом. Чует мое сердце, негодяй кое-что успел отщелкать.

– Ну и что он мог отщелкать? Я не сделала ничего плохого! Вернее, не успела, – разомлев, хихикала Катюшка.

– Я, конечно, не могу ничего утверждать, поскольку, сидя в этом чулане, пропустила все самое интересное, – с сарказмом отвечала Зинка. – Но интуиция подсказывает мне, что ты скомпрометировала себя, дорогуша.

* * *

Стражнецкий и Карачарова сидели в небольшом ресторанчике загородного пансионата. Они правильно рассудили, что в конце марта, да еще и в будни, заведение не будет ломиться от отдыхающих, и они смогут насладиться тремя днями свободной любви вдали от любопытных глаз. Костик был искренне рад этой вылазке – он считал Ольгу единственной женщиной, которая его полностью понимает. Иной раз в ее отношении к любовнику проскальзывало нечто материнское, от чего Стражнецкий ненадолго становился податливым материалом, из которого можно было лепить если не все, то очень многое.

Он рано лишился матери. Красивая студентка медучилища Елена вышла замуж за научного сотрудника Илью Стражнецкого, едва ей исполнилось 18, а в 19 уже родила Костю. Елена Ивановна работала инструктором лечебной физкультуры в одной из больниц Эмска, Илья Михайлович занимался секретными разработками в области ядерной энергетики. Так прошло 10 лет.

И вот однажды Елена Ивановна не вернулась из командировки в Москву. По коротким фразам отца Костик понял, что мать жива и здорова, но больше с ними жить не будет. И лишь спустя год мальчик узнал, что его родители развелись, и у Елены Ивановны теперь новый муж. Больше он никогда ее не видел.

Он явно недополучил требовательной материнской любви, поэтому некоторая жесткость, с которой обращалась с ним Карачарова, не вызывала у Костика протест, а, наоборот, все сильнее привязывала его к Ольге. Он был уверен, что они никогда не расстанутся, и в порыве чувств время от времени говорил это любовнице. Повторил и сейчас.

– Это пока ты не встретил любимую женщину, – тонко улыбаясь, отвечала Карачарова.

– Любимую женщину? А что это такое? – при Ольге Костик не пытался выглядеть лучше, чем он был на самом деле. – Если любовь и правда существует, значит, моя любимая женщина – это ты.

– Я не любимая женщина. Я боевая подруга. Все понимающая и относительно верная. Но не жди от меня слов любви. Притворяться перед тобой мне не имеет смысла. Обижайся или нет, но я четко знаю, почему держу тебя рядом с собой.

– И почему же? – напряженно улыбнулся Костик.

– Потому что ты кое-что умеешь, – усмехнулась Ольга. – И с тобой можно откровенно поболтать, не корча из себя гранд-даму.

– Кое-что умеешь, – невесело хмыкнул Стражнецкий. – Раньше я был уверен, что это нам нужен от вас секс. Оказывается, все наоборот… Что ж, я не против. Пользуйся мной, – и он аристократическим жестом поднес к губам руку Ольги и поцеловал ее. Во время этого прочувствованного действа он вдоволь налюбовался красотой своей кисти и длинных пальцев. Также он ощутил почти физическое удовольствие от игры своих длинных ресниц, которыми, словно бабочка крыльями, изысканно пощекотал запястье Карачаровой.

– Какой ты утонченный, Костик. Оттого и холодный.

– Я холодный? – опешил Стражнецкий. – Не думал, что ты можешь упрекнуть меня в этом…

– То, что ты завел гарем, ни о чем не говорит. Наложниц ты подбираешь удивительно безвкусно. Скажи, этот фламинго в ботфортах тебе зачем?

– Оль, ты ревнуешь, что ли? – Стражнецкому стало радостно от этой мысли. – Ты же знаешь, что Аглая Аркадьевна мне нужна для дела. Когда она подсидит Кузьмича и станет губернатором, передо мной откроются совсем другие горизонты.

– Станет ли она губернатором – неизвестно, но ты уже полгода служишь при ней пажом. Смешно.

– Ну не преувеливай, Оль. Каким пажом? У нас чисто партнерские отношения.

В этом момент у Стражнецкого зазвонил телефон. Глянув на дисплей, он едва не выругался. Но поскольку при Ольге он себе такого не позволял, то моментально покраснел и принялся методично размешивать каппуччино. Сотовый продолжал надрываться. Костя глянул на дисплей еще раз, глубоко вздохнул, пытаясь справиться с чувствами, и, когда ему удалось растянуть губы в подобии улыбки, принял вызов.

– Да, на конгрессе… Тоже очень скучаю… Мечтаю о том же… Ну зачем ты так?… Я не отказываюсь… завтра утром? Но я очень далеко… Не знаю, успею ли купить билеты… Что? Нет-нет, не заказывай, я сам как-нибудь отсюда выберусь…

Карачарова смотрела на него с нескрываемым весельем:

– Круто ты себя с ней поставил. Интонации мальчика по вызову. Ладно, не обижайся… элитного мальчика по вызову.

– Ты, как всегда истолковала мои слова превратно, – иногда Ольгина прямота раздражала Стражнецкого. – Аглая Аркадьевна позвонила мне, чтобы предупредить, что завтра в аппарате губернатора очень важное совещание…

– Какое еще совещание? Кузьмич ловит рыбу в Гренландии.

– Вот именно! Для Аглаи это прекрасная возможность, не прячась, решить стратегические вопросы в кругу единомышленников, – на ходу врал Стражнецкий. – Ты не обидишься, если я тебя ненадолго оставлю? Вечером обязательно вернусь…

– Ну, мне это палево не нужно, – зевнула Ольга. – Если тебя увидят в городе, будет ясно, что ты не ездил ни на какой конгресс. Поэтому «не плачь, всего одна осталась ночь у нас с тобой», – гнусаво пропела она, имитируя голос Тани Булановой.

– Но как же наши планы? Я давно хотел провести с тобой несколько дней, чтобы ни одна тварь не помешала…

– Не беспокойся. Может, оно и правильно, что свидание не затянется, и мы не успеем надоесть друг другу. Я останусь здесь еще на пару дней. Мне нужно отдохнуть от людей.

– Я закажу в номер коньяк? Знаешь, так охота напиться… и раствориться в нашей любви…

Ольга с умешкой кивнула и поднялась из-за стола. Не торопясь, вышла в зимний сад, присела на низенькую скамейку, достала сотовый.

– Я решила вознаградить тебя за долгое ожидание, – хрипловато сказала она в трубку. – Если тебя устроит завтра около трех в… Ну и славненько. Если мне вдруг перехочется, я сброшу СМС-ку.

* * *

Несмотря на ранний подъем – а девять часов у Зины считались «ни свет, ни заря» – на душе у нее было радостно. В предвкушении солидных денежных поступлений она покатила в «Аполло». Столкнувшись на лестнице с Черным спортсменом, она инстинктивно отпрянула к стене. Но тотчас же взяла себя в руки и, вздернув нос, двинула вперед. Ей пришло в голову, как отомстить ему за ночной инцидент недельной давности.

Как она и предполагала, Стражнецкая с утра пораньше паслась в клубе, издали кидая на Кирилла выразительные взгляды. Но тот не замечал их, углубившись в составление персональной программы тренировок.

– Ой, что было вчера, не найду днем с огнем, – хихикнула Рыкова, проходя мимо него в раздевалку. – Ну что, прелюбодей? Сладко ли спалось? Не мучила ли совесть?

– Что это опять на тебя нашло? – пробурчал Кирилл.

– Лучше ласковой лжи беспощадная правда, – строго напомнила Зинка и скрылась в раздевалке. Там она набрала номер Стражнецкой. Ей нужно было выяснить, какой ящичек она сегодня занимает. Когда Катюшка взяла трубку, Зина даже слегка растерялась.

– Э… ты не в клубе, что ли? – быстро нашлась она. – Мне показалось, это ты там маячила в зоне пресса.

– Я, я.

– А что за новая мода – таскать с собой на тренировку телефон?

– Понимаешь, сейчас такая ситуация… мало ли кто может позвонить. Я не могу позволить себе пропустить важные звонки! – полушепотом затараторила Стражнецкая.

Такого поворота Зина не ожидала. Как же ей понять, в какой ящик положить послание с просьбой о материальном вспомоществовании и демо-версии фотоэтюдов, которые она вчера нащелкала на сотовый? Подумав, она вновь набрала номер Стражнецкой:

– Катюш, я дивлюсь твоей беззаботности. Над тобой нависла угроза разоблачения, а ты, как ни в чем ни бывало, строишь Киру многозначительные лица! Нам срочно нужно посовещаться.

Стражнецкая тут же примчалась в раздевалку:

– Какое еще разоблачение? Ты уверена, что на балконе кто-то был?

– Без вариантов, – усмехнулась Рыкова. – И что-то мне подсказывает, что этот стервятник кружит поблизости.

– Ты догадываешься, кто это?

– Однозначно, это проделки какого-то козла. Женщины по природе своей не способны на подлость, а для мужиков это совершенно естественное дело. Исследования британских ученых. Кстати, тебе не повредит причесаться. Не стоит мелькать перед зайцем лахудрой.

Стражнецкая бросилась к своему шкафчику и извлекла из сумки расческу.

– Вот теперь немного получше, – похвалила Зинка. – А сейчас иди и займи нашу любимую лавку в сауне. Я мигом.

Когда за Стражнецкой закрылась дверь, Рыкова беззвучно расхохоталась. Корча глумливые рожи и имитируя катюшкину поступь, она подошла к ее шкафчику. Полчаса назад она угостила двух школяров-прогульщиков хэппи-милами, за что они написали под ее диктовку очередное послание к Катюшке. Прикрепив к клетчатому листку три снимка, Зина просунула их в ящик приятельницы. Полночи она просидела за ноутбуком, выбирая из своей любительской фотосессии самые убедительные кадры.

– Фи, какая мерзость! – и, картинно отряхнув руки, Рыкова вновь прыснула.

* * *

Зинке быстро надоело выслушивать ту пургу, которую несла Стражнецкая. «Вспомнив», что к одиннадцати редакторат ждет ее на совещание, она смазала из сауны. Пробежав метров пятьдесят по направлению к стоянке такси, она услышала за спиной настойчивое бибиканье.

– Миша! Какой сюрприз! – расплылась она в улыбке, увидев в окошке авто идеально выбритое смуглое лицо друга детства. – Откуда ты знаешь, что я хожу в «Аполло»?

– А я и не знал. Проезжал мимо и увидел тебя.

Рыкова с радостью плюхнулась на переднее сиденье. Но, видимо, не рассчитала ширины шага. Раздался треск материи, и Зинка смущенно прикрыла левое бедро. Но тут же смекнула, что это прекрасный повод ненавязчиво продемонстрировать Бекетову свои прелести.

– Авария, – развела она руками. – А мне, как назло, надо спешить в редакцию. Подбросишь домой переодеться?

– По шву разошлось? – заинтересовался Бекетов, кидая внимательный взгляд на юбку. – Точно, по шву. Ну, это ерунда.

И, отогнув солнцезащитный козырек, вытащил оттуда иглу.

– Ты возишь с собой иголку? – Рыкова была поражена до глубины души.

– А что здесь такого? – чуть смутился Миша. – Мало ли что может с одеждой случиться…

– Так ты что, шить умеешь?

– А что, в твоих глазах это занятие, не достойное мужчины?

– Что ты, что ты, очень достойное, – забормотала Зинка. – Все лучшие портные мира – мужики. Жан-Поль Готье, Ив-Сен Лоран, покойные Маккуин и Версаче… Ой, извини. Это все не те примеры…

Миша громко рассмеялся и чмокнул Зину в щеку. Неожиданно посерьезнев, он скомандовал:

– А ну снимай юбку!

– В смысле? – опешила Рыкова. Она не предполагала, что ее тактика сработает столь быстро.

– Извини, но на тебе я не смогу ее зашить. Не стесняйся, я отвернусь.

Кое-как Рыкова стянула с себя узкую юбку. Мельком бросив оценивающий взгляд на свои ноги в сетчатых колготках, она решила, что сами небеса подарили ей этот шанс показать симпатичному мужчине товар лицом.

– Прикройся пока моей курткой, – предложил Бекетов.

– Ой, я и так взопрела, – прятать красоту не входило в планы Зинки.

Бекетов одним точным движением вздел нитку в иглу и быстрыми, ровными швами принялся заделывать брешь. Зина залюбовалась спорыми движениями его красивых смуглых рук.

– Где это ты так наблатыкался?

– Мать у меня классной портнихой была. Я ей с детства помогал. То строчку сделать, то бейку притачать, то рукав припосадить…

– Что-что? – расхохоталась Рыкова, но в ее смехе сквозило уважение. – Но почему же тогда ты не стал модельером? Не все же они такие…

– Не срослось, Зин. В десятом классе я ни с того, ни с сего победил в городской олимпиаде по химии. Приз – льгота при поступлении в медицинский. Решил рискнуть и непонятно как сдал биологию на отлично… А потом так всем этим увлекся, что про тряпки и не вспоминал. Вовремя меня бог отвел.

– Зато сейчас ты бы мог царить в высшем свете, – мечтательно произнесла Зинка. – Раздавать советы на «Модном приговоре», быть вхожим к женам олигархов… У тебя были такие перспективы!

– А я вместо этого всего-навсего спасаю жизнь людям, – тонко улыбнулся Миша.

– Какой ты благородный, – прошептала Рыкова и потянулась к нему губами.

* * *

Зина так и не доехала до редакции. Только им с Бекетовым подали салат (а они решили вместе пообедать), как у нее зазвонил телефон.

– Катенок, что такое? – она вложила в голос максимум участия. – Надеюсь, тебя никто не обидел?… Как?… Опять?… А я тебе говорила… Хорошо, подъезжай в «Фортецию» через полчасика.

– Все нормально? – поинтересовался Бекетов. – Может, нужна моя помощь?

– Мою подругу вчера чуть не изнасиловал тренер, а какой-то подонок прознал об этом и сейчас вымогает с бедняжки круглую сумму за молчание. В кои-то веки соберешься поесть с аппетитом, а тут такие новости…

С этими словами Зинка придвинула к себе тарелку с салатом и начала энергично тыкать вилкой в кусочки языка, яйца и редиса.

– Зин, а, может, тебе бросить клуб? – предложил Бекетов. – Если у вас там такие нравы… Я буду за тебя переживать.

– Но как же я тогда похудею?

– А это еще зачем? – удивление Бекетова было столь искренним, что Рыкова польщенно улыбнулась. – У тебя прекрасная фигура. Телосложение редкой гармоничности.

– А, по-моему, я жиряга, – кокетничала Зинка.

– Ты очень аппетитная, Зизи, – улыбнулся Бекетов. – Это как раз та легкая пухлость, которая…

– Пухлость?! – Рыкова вскочила из-за стола. – Теперь-то я стопроцентно уверена, что мне надо усиленно худеть. Кстати, что советует на этот счет официальная медицина?

– Да ничего нового. Неспешная прогулка на воздухе, овощной салат на ужин, по показаниям – витамины для коррекции метаболизма…

– А что, есть такие? – заинтересовалась Рыкова. – Скажешь, как называются? Я в инете про них почитаю.

– Если честно, лечение нарушений метаболизма не мой профиль. Я посоветуюсь с коллегами. Но почему это тебя так интересует? Я даже без расчетов вижу, что твой индекс массы тела не превышен, а, значит, корректоры тебе не нужны.

В этот момент к их столику приблизилась Катюшка. Миша деликатно оставил приятельниц наедине.

– Ого! – Стражнецкая проводила его одобрительным взглядом. – Это твой любовник?

– Увы, он не так напорист, как твой ушастый… Друг моего босоногого детства. Кто бы мог подумать, что из того невразумительного рыжика вырастет столь выдающийся экземпляр?… Ну, что там у тебя?

– Ужас! Кошмар! Он требует 200 тысяч!

– Интересно, за что? Ты не нагрешила на эту сумму.

– Но он каким-то образом сделал ужасно похабные фотки!

И Стражнецкая трясущимися от гнева и страха руками достала из клатча хорошо знакомые Зине снимки.

– Что это? Какая-то порнуха, – Рыкова мельком глянула на «фотоэтюды». – Даже смотреть не хочу.

– Зин, это же я с зайчиком! Тебе не показалось, на балконе действительно сидел какой-то папарацци. Неужели ты совсем не запомнила его примет? Ты же бежала за ним.

– Кажется, я знаю, чьи это выходки, – Зина изобразила лицом мощный аналитический процесс. – Тихо, тихо, сейчас паззлы сложатся…

И она, склонив голову, обхватила ее руками. Наконец ее лицо просияло:

– Вспомнила! Присмотрись к чувачку, который постоянно торчит в клубе и всегда одет в черное. Чую, это он вынюхивает, с кого бы срубить денежек. А неделю назад он меня чуть не убил!..

– Серьезно? – посерела Стражнецкая.

– Серьезнее не бывает, – и Рыкова пересказала ей историю своего заточения в клубе, опустив разговор с Гольцевым и добавив несколько смачных деталей к и без того зловещему образу Черного спортсмена. – Так что думай, детка. Может, лучше заплатить и спать спокойно?

– Но 200 тысяч…

– Ерунда. Продай гарнитур Мисисуко и пару платьишек из Милана. А пока подзайми кэша у своих гламурных подружек.

– Похоже, только это мне и остается, – и Стражнецкая, как под гипнозом, набрала номер Лилианы Козловой.

* * *

Ульяна снимала квартиру на третьем этаже. Обычно Рыкова пользовалась лифтом, но в этот раз, вспомнив слова Миши о необходимости физнагрузок, решила подняться пешком. Как оказалось, не зря.

Уже на подходе ко второму этажу она услышала истеричные вопли, доносящиеся сверху. Прислушавшись, она опознала извиняющийся голосок Оксаны, щебет «племяшек», сирену «кузины» и быковатый тенорок Коляна. Эту полифонию прерывало нервное сопрано дамы в возрасте, которому вторил чей-то срывающийся бас.

До Зининых ушей донеслось:

– …незаконный захват жилплощади… права собственника… принудительное выселение…

Ей сразу стало понятно: в квартиру нагрянула хозяйка Евгения Павловна Ердынцева и пришла в ужас от того, что на ее территории втайне от нее разбили постоялый двор.

Подниматься наверх Рыковой было не с руки. Ей нечего было сказать хозяйке, своим квартирантам, а самое главное – участковому, которого, по всей видимости, Ердынцева приперла с собой. Как хорошо, что она догадалась вывезти отсюда свои драгоценности! Жаль только норковую шубу не успела…

Но на часах девять вечера, а у нее ни кола, ни двора. Конечно, есть своя квартира, но она на три месяца сдана многодетной семье таджиков. Можно нагрянуть к Кориковой, но Зина сегодня так и не доехала до редакции, и у нее нет никакого желания объяснять Алине, почему она манкирует служебными обязанностями. Что же делать? Куда определить на ночевку свое многострадальное тело?

Внезапно ей в голову пришла дерзкая мысль. Не пора ли провести романтическую ночь у друга детства? Они знакомы уже пять дней… а точнее, четверть века, но дальше легких поцелуйчиков так и не продвинулись. Но, может, после сегодняшней сцены в авто Бекетов станет посмелее?..

С этими мыслями Рыкова набрала номер Миши. Но на том конце провода безразличным девичьим голосом ей ответили, что аппарат абонента отключен или находится вне зоны действия сети. Зина извлекла из портмоне мишину визитку и вбила в сотовый его рабочий телефон. Конечно, глупо было ожидать, что кто-то в офисе снимет трубку в девять вечера. Но каково было радостное удивление Зинки, когда она услышала в трубке короткие гудки! Ура! Значит, либо сам Миша, либо кто-то из его подчиненных до сих пор торчит в конторе.

Ступая на цыпочки, она ретировалась из подъезда. Сварливые интонации, доносящиеся с третьего этажа, резали ей слух. Она решила попить кофейку в забегаловке напротив, чтобы как-то скоротать время, пока будет дозваниваться до Миши.

Зина набирала заветный номер каждые три минуты, но он неизменно был занят. Так прошло полчаса.

– Болтун – находка для шпиона, – буркнула Рыкова и вновь нажала на дозвон.

«А, может, сгонять в эту контору? – осенило ее. – Заодно и поставить Мише на вид насчет чрезмерного трепа по телефону».

Но глянув на визитку, она поняла, что офис филиала международной организации «Врачи мира против злоупотреблений» находится в секторе, примыкающем к лесной зоне Шаповаловского парка. Ехать в столь глухое место ей не хотелось.

Лишь спустя пятьдесят минут бесполезного дозвона по обоим номерам она поняла, что ночь, полная огня, ей не светит. Она поймала такси и отправилась в гостиницу. В душе росло недовольство.

* * *

Недовольство усилилось, когда в условленный час Зина не обнаружила в ящичке № 88 двухсот тысяч.

– Клиентка нуждается в воспитательным мерах, – буркнула она себе под нос и отправилась в ближайший «Макдональдс». Едва очередной прогульщик дописал немудреный диктант, как у Зинки зазвонил телефон.

– Я два дня ждала, пока ты позвонишь и сама объяснишь, почему тебя нет на работе, – от голоса Кориковой веяло холодом.

– Ну, если ты так настаиваешь, я сейчас приеду, – прошептала в трубку Рыкова. – Только сниму компрессы, отлеплю банки и выну ноги из таза с кипятком…

– Почему ты шепчешь?

– Голос сел. Врач сказал, вообще не разговаривать.

– Так ты на больничном? Я заеду к тебе вечерком.

– Не вздумай! Еще не хватало, чтобы ты подцепила заразу.

Нажав отбой, Рыкова прокашлялась, расслабляя напряженные шепотом голосовые связки.

В «Аполло» она очень кстати застала Стражнецкую в раздевалке. Ее глаза выглядели заплаканными.

– Не ослеплен я музой моею, – продекламировала Зинка и перешла на деловитый полушепот: – Чего куксимся?

– Костик вернулся с конгресса на два дня раньше. Приехал злой, как черт. Всю ночь пил…

– Не узнал ли он чего ненужного? Кстати, ты заплатила этому подонку?

– Не-е-ет. Я пока набрала только 130 тысяч.

– И ты наивно полагаешь, что этот парень будет ждать, пока ты наскребешь нужную сумму? Не удивлюсь, если он уже заложил тебя твоему рогоносцу.

– Зин, хватит уже называть его рогоносцем, – неожиданно закапризничала Катюшка. – Я не чувствую, что провинилась перед Костиком. Пожалуй, я не буду платить этому негодяю.

– Как знаешь, как знаешь. Если ты считаешь, что сохатого не впечатлят эти фото…

И, напевая под нос «Вернись, лесной олень», Рыкова принялась переодеваться. Стражнецкая с тревогой следила за ее действиями. Наконец, она выдавила:

– Ты и правда считаешь, что я в опасности?

– Да что ты! Разве можно развод с рогоносцем расценивать как опасность? Я бы сказала: это, наоборот, избавление.

– Зин, а если я поговорю с этим парнем? Объясню ему все? Он, наверно, неправильно нас понял…

– Поговори, поговори, – усмехнулась Рыкова. – Если ты вырвешь у него хоть слово, я больше не возьму с тебя ни копейки.

– В каком смысле? – вытаращила глаза Катюшка.

– Ну, – Рыкова интенсивно соображала, как ей замаскировать свою оплошность. – Ну… ты как-то угостила меня соком в фитнес-баре… Готова отблагодарить тебя тем же, если этот негодяй нарушит обет молчания.

Зина терпеливо дождалась, пока Стражнецкая уйдет из раздевалки. Она вдруг «заметила», что ей нужно подпилить ногти, потом «вспомнила» про важный деловой звонок, затем «пришла в ужас» от своей прически и со вздохом полезла за расческой.

– Это как минимум на полчаса, – обреченно сообщила она Стражнецкой.

– Ладно, жду тебя в зале, – махнула рукой Катюшка.

Убедившись, что дверь плотно закрыта, Рыкова достала из сумки утренний диктант, еще раз пробежалась по нему глазами и пожалела, что «наказала» строптивую клиентку всего на 50 тысяч. Поэтому, прежде чем опустить послание в ящик приятельницы, Зина пририсовала перед числом «50» единичку. Сегодняшний тон Катюшки не понравился ей категорически.

* * *

Выйдя из клуба, Зина сразу заметила кремовую «Ладу». Миша здесь! Отлично, сейчас они расставят все точки над i.

– А я тебя вчера весь вечер искала, – обиженно сказала она, усаживаясь в авто. – Но так и не дозвонилась ни до тебя, ни до твоего офиса. Не удивлюсь, если каждый месяц ты оплачиваешь баснословные счета за секс по телефону. Твои медбратья…

Бекетов рассмеялся:

– Да, многие жалуются, что до нас сложно дозвониться. Что поделать? Слишком много злоупотреблений, поэтому и жалоб у нас невпроворот, и с каждой мы детально разбираемся. Вот получим в мае новый транш – купим еще пару линий…

– А сотовый ты почему отключил? Я натерла на пальцах кровавые мозоли, набирая твой номер!

– Странно. Около семи мы выехали в область. Поступил сигнал о злоупотреблении. Но со связью там все было нормально…

– Пока ты наслаждался сельским воздухом и красовался в роли поборника справедливости, я, словно какая-нибудь Козетта, робко заглядывала в зал ожидания, выискивая свободное кресло!

– В зал ожидания?!

– Вчера в десять вечера хозяйка квартиры выбросила меня на улицу. Говорят, что друзья познаются в беде… Так вот, ни один из моих так называемых друзей это испытание не прошел! – с вызовом сказала Рыкова и отвернулась.

– Зизи… если бы я знал, я бы бросил все и примчался тебе на помощь…

– Если бы ты знал, – передразнила его Рыкова. – Теперь ты видишь, до каких маленьких трагедий доводят твоя сверхзанятость! Знаешь, я слабая, беззащитная и, не скрою, глупенькая девушка, часто попадаю в сложные ситуации, где требуется помощь мужчины. Поэтому ты должен быть на связи со мной в любое время дня и ночи.

– Я никогда не отключаю мобильный. Очень странно, что ты до меня не смогла дозвониться…

– А-а, все понятно, – неожиданно с базарными интонациями заговорила Рыкова. – Как же я раньше не догадалась? Одинокий волк, держи карман шире! Ты просто-напросто женат, вот и отключил вечером сотовый. Думаешь, я поверила, что в твоем возрасте и при твоей смазливости можно быть невостребованным?

– А я и не говорил, что не востребован, – с достоинством отвечал Бекетов. – Девушкам я нравлюсь. Дело в том, что после тебя мне никто и никогда не нравился настолько сильно…

– Хватит канифолить мне мозг! – жестко прервала его Рыкова. – Мы знакомы уже шесть дней, а ты все еще строишь из себя загадочную натуру. Знаешь, у меня все нормально с гормональным фоном. И я совершенно не против сделать наши отношения чуть более безнравственными.

Миша посмотрел ей в глаза, по-доброму улыбнулся и тихо сказал:

– Зизи, я бы очень этого хотел. Если бы ты знала, как мне трудно сдерживать свои желания.

– К чему же эти чудеса стоицизма?

– Если бы на твоем месте была другая, я бы ни минуты не задумывался. Но ты… ты для меня особенная. Постель – это далеко не все, что мне от тебя нужно. Я хочу, чтобы мы стали по-настоящему близки…

– Мы знакомы 25 лет! Какой еще близости ты ждешь? Пора определиться с нашими отношениями. Или мы начинаем жить вместе, или расстаемся.

– Но зачем нам расставаться? Не понимаю…

– Не переживай, я смогу забыть тебя. Я найду, чем вытеснить это чувство из своей жизни, – как бы сама с собой заговорила Рыкова. – Займусь усиленно спортом, начну худеть, опять возьмусь за расследование…

Миша взмахнул рукой:

– Ни в коем случае!

– Что именно? – холодно улыбнулась Рыкова.

– Я же говорил, что похудение для тебя опасно. Я очень переживаю за тебя, Зизи.

– Хватит! Мне надоело твое невнятное мычанье. Говори прямо: любишь меня или пытаешься пассеровать мне серое вещество?

– А ты меня? – чуть слышно произнес Бекетов и перевел взгляд за окно. – Когда-то ты меня отвергла…

– Да люблю, люблю, неужели не понятно? – и, хлопнув Мишу по колену, она расхохоталась. – Вот ведь мнительный гонобобель!

* * *

Стражнецкая больше часа неприкаянно ходила по залу. Принималась за упражнение – и тут же бросала. Переключалась на другое – и опять остывала. Ее глаза неотрывно следили за Кириллом. Но ни одного взгляда в ответ! Все его внимание принадлежало новенькому клиенту.

– Как же они боятся красивых и самодостаточных женщин! – в сердцах пробормотала Катюшка.

Но где же Зина? Она так и не выходила в зал. Неужели до сих пор расчесывает волосы? Стражнецкая поспешила в раздевалку. Не обнаружив там Рыковой, она решила подновить макияж. Из открытого ящика к ее ногам спикировал клетчатый листок.

– Зина, я пропала! – через минуту рыдала она в телефон. – Он решил меня наказать и требует еще 150 тысяч!

– А я тебя предупреждала, – промурлыкала Рыкова, умиротворенная объяснением с другом детства. – Зря ты взялась испытывать терпение этого прожженного мерзавца.

– Что же мне делать?

– Вариантов только два. Либо признаться во всем рогоносцу, либо выполнить требование нашего неутомимого борца за нравственность.

– Но у меня нет всей суммы…

– Заплати пока 130 и приложи покаянную записку. Мол, обязусь погасить задолженность в такой-то срок. Не уверена, что это сработает, но ты все же попробуй. А сама тем временем избавься от пары шубеек. Если хочешь, я возьму твою канадскую рысь. Тысяч за 50.

– Пятьдесят? За новую шубку, за которую папа отдал 400 тысяч?

– Как знаешь, как знаешь… Я бы вошла в твое положение и дала бы тысяч семьдесят, но, к сожалению, у меня есть только пятьдесят…

Когда Рыкова нажала отбой, Катюшка сокрушенно присела на лавку и дала волю слезам. Как ей выкрутиться из этого положения? Может, честно рассказать мужу, что она стала жертвой недоразумения? Нет-нет, это не вариант. Навряд ли проницательный Костик поверит в то, что она пригласила Кирилла в загородный коттедж исключительно по рабочим вопросам. Он такой строгий, такой безупречный, так нетерпим к грязи…

На смену безысходности в душе Катюшки разгоралась ярость. Ах, он так жесток и готов идти по трупам? Он хочет снять с нее последнюю нитку? Требует денег? Так он их получит! Немедленно! В бешенстве она выгребла из сумки пачку пятитысячных и понеслась в зал.

Черный Спортсмен хлопотал у стоек, снаряжая штангу для приседаний. Его лицо, как всегда, не выражало никаких эмоций. Это взбесило Катюшку еще больше. Подлетев к нему, она издала порцию разнокалиберных стонов и широким жестом метнула в воздух пачку бумажек:

– На, подавись! Лови! Здесь ровно 130 тысяч!

В серых глазах Черного спортсмена мелькнуло легкое недоумение. Купюры, взмыв над ним, медленно спланировали вниз. Одна из них легла на его кроссовку. Он чуть приподнял ногу и стряхнул банкноту на пол.

– Что такое? – раздухарилась Стражнецкая. – Мы, кажется, брезгуем? Бери, бери, деньги не пахнут!

В ответ на это Черный спортсмен повернулся к ней спиной и прошествовал к стойке. Перед тяжелым упражнением бесстрастное выражение его лица сменилось сосредоточенным. Стражнецкая ожидала чего угодно, только не этого. Она почувствовала себя по-дурацки. Надо было срочно выруливать из этого конфуза.

Резко присев, она собрала с пола несколько бумажек. Когда Черный спортсмен подошел под штангу, поудобнее располагая ее на спине, Катюшка налетела на него сзади и принялась запихивать купюры ему за шиворот.

– Нет, ты возьмешь! Возьмешь! – остервенело приговаривала она. – Нечего корчить из себя белого лебедя!

К ним уже спешил Казаринов.

– Катя, что с тобой? Что случилось? – он мягко взял ее за плечи и обратился к человеку в черном. – Что тут у вас стряслось?

Тот медленно поставил штангу обратно на стойки. Его грудь тяжело дышала. Было видно, что он едва справляется с бешенством.

– Этот человек позавчера шпионил за нами, а сегодня строит из себя высоконравственную личность! – выпалила Стражнецкая, прижимаясь к своему защитнику.

– Ничего не понимаю. Кто за кем шпионил? Кать, успокойся. Молодой человек, может, вы мне объясните, что произошло? Нам очень важно, чтобы в нашем клубе была спокойная дружелюбная атмосфера…

Но Черный спортсмен уже поборол гнев. С едва заметной улыбкой он глянул на Казаринова, потом на Стражнецкую и, не говоря ни слова, удалился в другой конец зала. Пока Кирилл собирал рассыпанные купюры, Катюшка обескураженно наблюдала, как ее враг резво отжимается на брусьях.

А вечером Рыкова обнаружила в ящичке № 88 конверт со 130 тысячами и записку. «Мой безжалостный и непреклонный повелитель! На коленях молю вас простить мне мою бестактную выходку. Я соберу нужную сумму в ближайшие дни. Прошу только об одном: не губите меня. Я так несчастна!»

– Какую еще выходку? – пробормотала Рыкова, пристраивая конверт в сумке. – Что там еще натворила эта дурочка без моего присмотра?

* * *

Как они и договорились, в восемь вечера Бекетов подъехал к «Десяточке». Зина вышла из гипермаркета, катя перед собой тележку с продуктами. Ей не терпелось оказаться у Миши дома, сразить его своими кулинарными талантами, а там – и сломить его сопротивление.

– Поди, надоели магазинные пельмени? – подмигнула она Бекетову. – Ничего, скоро у тебя появится миленький животик, который бывает у всех любимых и желанных мужчин. Вези меня скорей в мои новые владения!

– Зин, – Миша взял паузу. – Животик – это забавно. Но куда тебе столько продуктов? И про какие новые владения ты говоришь? Ты сняла квартиру?

– Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Я говорю о твоей квартире.

– Но я объяснил тебе, что…

– Да не бойся, не надругаюсь я над тобой, – разозлилась Зинка. – Мне просто нужна временная крыша над головой.

– Понимаешь, я снимаю квартиру вдвоем с другом, – пробормотал Бекетов. – Но завтра же я лично подберу для тебя… для нас подходящее жилье.

– Так у тебя, что, квартиры нет? – Рыкова была явно разочарована.

– Пока нет. А что, это сильно меняет дело?

– Теперь мне понятно, почему тебя до сих пор не расхватали. Ой, извини… Да, я такая. Что чувствую, то и говорю… Но я тебе уже сказала утром: я абсолютно не меркантильна. Для меня имеет значение только искреннее чувство.

Бекетов просиял:

– У меня камень с души упал. Ты права, я не олигарх. Но нуждаться ты не будешь.

– Я уже нуждаюсь! – капризно заявила Зинка. – Накупила продуктов на полторы штуки и куда их теперь?

Миша достал портмоне и отсчитал три пятисотки. Наметанным взглядом Рыкова определила, что в его кошельке лежат еще три пятитысячных. «Бедный, бедный! – подумала она. – Наверно, это вся его зарплата…»

Бекетов меж тем загружал продукты в багажник:

– Передержу ночку в холодильнике, а завтра привезу прямо на новую квартиру.

– Будь готов к романтическому ужину, – предупредила Рыкова и скользнула руками под его куртку. В этот же момент она почувствовала, как напряглось его тело, а руки перехватили ее ладони. Она подняла на него недоуменный взгляд и только открыла рот, чтобы задать вопрос, как Миша впился в ее губы более страстным, чем обычно, поцелуем. В этот вечер Зина больше не имела к нему никаких вопросов.

* * *

Ночь прошла в радостных предвкушениях. Ворочаясь с боку на бок, Зина прикидывала, как легко и непринужденно завтра собьет Бекетова с панталыку. Только с утра надо будет сгонять на свою квартиру за красными туфлями на шпильке, раскопать в куче тряпья черное мини-платье с кружевной вставкой на спине и купить красные чулки в сетку. Эх, жаль что норковая шубейка испарилась в неизвестном направлении! Вот бы встретить любимого человека в шубе, наброшенной прямо на очаровательный гарнитурчик!

– Ну что, надумала уступить мне рысь? – в семь утра набрала она Стражнецкую. – Ах, все еще думаешь? Смотри, как бы не пришлось сидеть в этой шубе между двух стульев, на пепелище семейного счастья… Даю тебе полчаса на размышление. Или покупаю точно такую же шубу у другой девочки.

– Нет, нет, не покупай. Я согласна, – тяжко завздыхала Катюшка.

– Ты меня перебила, и я не успела тебе сказать, что та девочка продает шубу за 40 тысяч. Поэтому покупать у тебя то же самое за пятьдесят мне нет никакого резона. Извини, что разбудила…

– Зин, подожди, – Стражнецкая отчаянно цеплялась за возможность раздобыть налички. – Сорок тысяч? Наверно, шуба сильно бэушная?

– Ты меня сейчас оскорбила. Шуба абсолютно новая.

– Но зачем продавать дорогую вещь за три копейки?

– Что бы ты понимала в психологии преуспевающих людей! – пренебрежительно бросила Зинка. – По-настоящему богатые девушки не забивают себе голову этими мелочными расчетами. Купила шубу – на другой день она разонравилась – и от нее избавляются. Дорогая моя, успешные люди не трясутся над куском шкуры, сколько бы он ни стоил. Конечно, когда вещь явно не по карману, и на нее копишь годами…

Стражнецкая тут же повелась на эту манипуляцию. Всеми силами она пыталась соответствовать нравам высшего общества. Вот уже несколько лет она как губка впитывала информацию о замашках богатых женщин и по мере возможности их перенимала.

– Вот молодец! – похвалила приятельницу Рыкова, вырвав у нее согласие на невыгодную сделку. – Помни девиз всех успешных и состоятельных: быть, а не казаться!

Когда Стражнецкая привезла ей шубу, Зина долго изучала мех, ковыряла пальцем полоски, мяла подкладку.

– Так и быть, выручу тебя, – наконец, она снисходительно похлопала приятельницу по плечу. – И пусть бросит в меня камень тот, кто считает, что женской дружбы не бывает.

Накинув прямо на пижаму роскошный мех, она самодовольно крутилась у зеркала.

– Зин, мне надо ехать, – подала голос Стражнецкая. – Отвезу в ящичек еще хотя бы сорок тысяч. У тебя с собой?

– Ах, ты про деньги, – Зина одарила ее лучезарной улыбкой. – Деньги появятся только на следующей неделе. Надеюсь, у тебя не горит?

– Не горит?! – Катюшка не верила своим ушам. – Да я погибаю! И ты прекрасно знаешь мою ситуацию!

– Малыш, не пори горячку, – Рыкова тронула ее за плечо. – Интуиция подсказывает мне, что негодяй на пару дней оставит тебя в покое. Думаю, его очень напугал тот решительный отпор, который ты вчера дала его наглым поползновениям.

– Напугал? Ты бы видела этого робота! У него ни один мускул не дрогнул!

– И тем не менее, я почти уверена, что он ослабит хватку и…

– …откажется от своих притязаний? – робко улыбнулась Стражнецкая.

– А вот этого не жди. Ты написала ему покаянную записку, как я тебя учила? Молодец. Теперь можешь пару дней посвятить поискам денег. Спокойно, без суеты подумать, как понадежнее заткнуть эту прожорливую глотку.

Выпроводив Стражнецкую, Зина принялась вальсировать по номеру. Легкая пушистая шуба кружила вокруг нее, лаская кожу шелком подкладки. Но, краем глаза поймав свое отражение в зеркале, Зина остановилась в глубокой грусти. За хлопотами она совсем забросила похудение. Защипнув ладонями бока, она убедилась, что запасы жирка не стали меньше.

В семь вечера ей позвонил Бекетов.

– Зизи, извини, ради бога, но сегодня мы не сможем встретиться, – виновато сказал он. – Срочно вызывают в Москву, через полчаса поезд…

– А как же я?! Мне что, опять ночевать на вокзале?

– Ни в коем случае! Я сейчас же положу денег на твою карточку. Прошу тебя, поживи несколько дней в гостинице. Диктуй номер…

Уже одетая для выхода, прямо в шубе и туфлях Зина ничком бросилась на кровать. К горлу подступал комок, и она разрыдалась бы, как вдруг…

– Зина? Привет, это Кирилл, – в трубке раздался приветливый голос инструктора. – Только что закончил отчет и обнаружил, что у тебя девять невостребованных персоналок. Я как раз прошел курс обучения новым методикам снижения веса. Есть настроение позаниматься?

– Огромное, – и Зина, с ненавистью лягнув воздух сначала одной, потом другой ногой, сбросила с себя лаковые туфли. – Лечу, роняя тапки.

* * *

В зале было многолюдно. Не успевшие похудеть к пляжному сезону гроздьями висели на подножках последнего вагона. Энергичной музыке аккомпанировало уханье кросовок по беговым дорожкам и переругивания клиентов, томящихся в очередях к эллипсоидам и велотренажерам.

– Раздайсь! – басом скомандовала Рыкова, внедряясь в кучку из трех неловких барышень, которые наперебой задавали Кириллу вопросы. – Очень рада, что ты, наконец-то, вспомнил о своих должностных обязанностях. Но за время твоего бездействия задача усложнилась. Теперь мне нужно сбросить 10 кило не за два месяца, а всего за четыре недели.

– Что ж, я знаю, как это сделать, – приятно улыбнулся инструктор. – Я только что прошел семинар по проблемам снижения веса. Ты слышала когда-нибудь о корректорах метаболизма?

– Я вообще-то журналист и по роду своей профессии обязана идти на шаг впереди косного общества!

– Отлично. Значит, не будем тратить время на разговоры, а сразу приступим к сверхэффективному тренингу.

Зина поскучнела. Но отступать было некуда, и она обреченно поплелась вслед за Кириллом.

– Скручивания! – скомандовал он. – Ложимся на пол, ноги сгибаем в коленях и кладем на скамью. Согнутые в локтях руки – к вискам!

– Я привыкла держать их за головой.

– Не вижу смысла пережимать сосуды… Итак, отрываем от пола сначала голову, потом шею, лопатки… все, достаточно, выше не надо… опускаемся в исходное положение. На двадцать повторов!

На десятом повторе, дергая телом, как эпилептик, Зинка выдавила:

– А при чем тут корректоры метаболизма?

– Одиннадцать… двенадцать, – бесстрастно продолжал отсчитывать Кирилл. – Ну, еще разок… Тринадцать! Завершили упражнение.

Обессиленная, Рыкова распласталась на полу.

– Отдыхаем 30 секунд и начинаем второй подход, – Кирилл посмотрел на часы. – Желательно не лежать, а сделать кружок по залу… И раз! И два! И три!

На этот раз Зина смогла лишь слегка оторвать от пола плечи.

– Четыре! Пять! При правильном выполнении упражнения в области прямой мыщцы живота должно ощущаться легкое жжение… Семь!

– Все! – прохрипела Зинка, откидываясь на спину. – Ни разу больше!

С трудом встав на ноги, она зло бросила тренеру:

– Ай да новая методика. Эти скручивания делала еще Ева! Ты хочешь сказать, что это и есть корректоры метаболизма?!

– Не надо бежать впереди паровоза, – улыбнулся Кирилл. – Переходим к следующему упражнению. Ложимся на спину…

– Похоже, это твоя любимая поза, – подмигнула ему Рыкова.

– …отрываем ноги от пола, слегка сгибаем в коленях и подводим таз максимально близко к грудной клетке.

– Ну уж нет. Это упражнение унижает мое человеческое и девичье достоинство. Уверена, мой жених не одобрил бы этих прилюдных сверканий задницей, туго обтянутой трико!

– Ты выходишь замуж? – в глазах Кирилла зажегся огонёк интереса.

– Представь себе, выхожу и очень скоро. Поэтому и прибежала, едва ты только заикнулся о новой методике. У меня нет желания вступать в семейную жизнь вот с этим скорбным багажом ошибок молодости, – и она защипнула пальцами валики на боках.

Кирилл опять глянул на часы.

– Ага! Мы занимаемся уже четверть часа. Еще пять минут, и можно будет переходить к инновационной части программы. Попробуй сделать еще пару подходов на пресс.

Заинтригованная тем, что предпримет Кирилл через пять минут, Зина кое-как подергала туловищем, пытаясь оторвать его от пола. Ей это удалось не больше пяти раз.

– Ты замечательно поработала, – похвалил Казаринов. – А теперь прими вот это.

И он протянул ей крупную розовую таблетку.

– Что это? – насторожилась Зинка.

– Тот самый корректор метаболизма, про который я тебе говорил. Исключительно эффективное средство. Попадая в организм, препарат сам находит сбои в обмене веществ и приводит их к эталону.

– Отлично! Как называются эти пилюли? Сегодня же зайду в аптеку и прикуплю себе еще.

– Попробуй, – рассмеялся Кирилл. – Это новинка. Только-только появилась в Европе. У нас ты не найдешь ее нигде. Давай пей скорее. Чере три минуты будет поздно.

– Это еще что за угрозы?

– При чем тут угрозы? Мы уже три минуты ничем не поддерживаем процесс жиросжигания, который запустили 20-минутной разминкой. Или продолжай интенсивно заниматься, или быстро прими корректор и отправляйся отдыхать. Первые результаты ты увидишь уже завтра.

Проглотив розовую таблетку, Зина поинтересовалась:

– А где же я достану их еще? В аптеках их точно нет?

– Абсолютно точно, – улыбнулся Кирилл.

– И зачем тогда ты мне все это рассказал? Это тонкий маркетинговый ход? Получи первую дозу бесплатно, а потом подпиши на нас квартиру?

– На каждой тренировке ты будешь получать по дозе корректора.

– Хочешь заставить меня кормиться у тебя с рук? Почему бы тебе не дать мне таблетки с собой?

– Мне необходимо быть уверенным, что ты принимаешь препарат строго после 20-минутной разминки. Корректор – очень специфическое средство. Абсолютно безопасное, но требующее четкого соблюдения условий приема. У меня к тебе только одна просьба…

– Ну, так и знала: сейчас начнется выкруживание денег.

– …просьба такая: никому ни слова. Я не хочу, чтобы меня порвали в клочья все желающие похудеть, – и он, улыбнувшись одной стороной рта, скосил глаза на двух толстушек, крутивших поблизости обруч. – У меня всего две упаковки корректора.

– Но почему ты тратишь их именно на меня?

Кирилл многозначительно посмотрел на нее и с трудом произнес:

– А, может, сама догадаешься?

– Мне казалось, что ты меня недолюбливаешь, – игриво отвечала Зина.

– Вот именно. Тебе казалось.

И лицо Казаринова чуть порозовело.

* * *

Это не ускользнуло от внимания Стражнецкой.

– Зин, почему в последнее время Кир постоянно крутится около тебя? – поинтересовалась она.

– Для отвода глаз. Занимается со мной, а сам только в твою сторону и косится.

– Знал бы он, какую цену я заплатила за нашу любовь, – высокопарно вздохнула Стражнецкая.

– Так ты расплатилась уже?

– Да как сказать… В общем, этот подонок от меня отцепился. Понял, что я не из тех, кого можно заставить плясать под свою дудку.

– Да уж, ты не из тех. Кажется, у тебя звонит телефон.

Стражнецкая бросилась к ящичку. Отперев его, она отпрянула, словно на нее вывалился клубок змей.

– Он, опять он! – взвизгнула она и помахала перед Рыковой клетчатым листком.

– Дурные вести?

– Этот аферист задался целью раздеть меня до нитки! Видите ли, он разгневан моим перфо… моим что?

– Наверно, перформансом, – «предположила» Зинка. – Ну, это намек на твой любительский спектакль, который ты третьего дня закатила в зале. Хоть и гад, но, чувствуется, большой эстет…

– Этот эстет требует, чтобы я в течение двух дней выплатила весь долг. А где я так сразу найду 220 тысяч?

– Странно, – с холодком произнесла Зинка. – Я думала: ты богатая.

– Да, я не бедна! – заносчиво отвечала Катюшка. – Но это не значит, что я могу кидать такие суммы непонятно на что! Вернее, я могу, но совершенно не хочу! И я положу этому конец!

С этими словами Стражнецкая решительно направилась в зал. Рыкова тенью метнулась за ней.

– Пригласи гостей полюбоваться на интермедию «Искренность пастушки», – шепнула она Кириллу и увлекла его рядом с собой на кожаный диванчик. – Отсюда будет отлично видно!

– Надо же – опять она к нему цепляется! – удивился инструктор. – Ты не в курсе, за что она так возненавидела этого чудаковатого парня?

– А! – махнула рукой Рыкова. – Очередной заскок богатенькой дамочки, которая никогда ни в чем не видела отказа… Смотри, смотри!

Им не было слышно, что Катюшка говорит Черному спортсмену. Но после того, как она несколько раз энергично взмахнула руками перед его лицом, он повернулся к ней спиной и попытался уйти. Не тут-то было! С непривычной для себя расторопностью Стражнецкая забежала вперед и, встав у него на пути, неожиданно резво… сорвала с себя майку!

Черный спортсмен отшатнулся назад, затем сделал шаг вправо, намереваясь обойти скандалистку. Катюшка прыжком отзеркалила его движение и завела руки за спину, нащупывая застежку лифчика…

– О не-е-ет, – азартно прошептала Рыкова, прижимаясь к Кириллу. Она была заинтригована не меньше, чем за пять минут до развязки «Десяти негритят», когда увидела их впервые.

– Катя, стой! – инструктор бросился по направлению к разбушевавшейся клиентке. – В спортклубе запрещено раздеваться в общественных местах! Ты подписала договор…

Но было поздно. Катюшка уже сорвала с себя лифчик и, покрутив его у себя над головой, швырнула в лицо Черному спортсмену. Тот шагнул к ней, Стражнецкая чуть отступила, прикрывая некстати обнаженные места ладонями…

– Катя, что опять такое? Быстро одевайся! – Казаринов подал ей оброненную майку.

– Не надену! Нет! – лицо Стражнецкой исказило рыдание. – Он хочет, чтобы я сняла с себя все до последней нитки! И я сниму, все-все сниму, раз ему так этого хочется!

Прижав майку к груди, она опустилась на ближайший тренажер и громко разревелась.

– Ты серьезно? – Казаринов удивленно глянул на Черного спортсмена, который уже отжимался от пола. – Ты хотел, чтобы она разделась?

Но тот по своему обыкновению не удостоил Кирилла ответом. Как запрограммированный, он мерно выдыхал, когда его тело достигало верхнего положения. В его глазах, которые глядели в зеркало прямо перед собой, нельзя было прочитать ровным счетом ничего.

* * *

Рыкова решила не разбазаривать на гостиницу полученные от Миши десять тысяч. Зачем, когда на эти деньги она может снять квартиру и уже вовсю вить гнездо, поджидая возвращения любимого? Подходящий вариант удалось найти с первого же звонка – это была меблированная, улучшенной планировки, однушка в центре Эмска. Вручив хозяйке десять тысяч за первый месяц и пообещав заплатить еще двадцать, «как только из командировки вернется муж», Рыкова въехала в новое жилье.

Позади было три персональных тренировки у Кирилла и три розовые таблетки, выпитые в точном соответствии с его устной инструкцией. Уже спустя сутки после первого приема чудо-средства Рыкова с восторгом отметила, что Казаринов ее не обманул.

– Если так пойдет и дальше, я поддамся-таки уговорам этих пройдох из Нью-Йорка и соглашусь рекламировать новую коллекцию Виктория Сикрет! – потерла она руки, когда вместо привычных 65 кило дисплей весов высветил 63,5. – Дас ист фантастиш!

Окрыленная, Рыкова поспешила на второе занятие.

– Как переносим препарат? – участливо поинтересовался Кирилл.

– Лучше не бывает! – сияла Зинка. – Давай, эти двадцать минут делай со мной что хочешь. Я вся твоя, просёк, зайчик? Только дай еще дозу.

Казаринов рассмеялся и повел клиентку в зону пресса.

– Пять минут, пять минут, – сквозь одышку запела Зинка спустя четверть часа с начала занятия. – Кир, неси скорее розовую пилюлю. К моменту икс все должно быть наготове.

Последнюю минуту выверяли по хронометру. Едва секундная стрелка завершила круг, Казаринов разжал ладонь, и Зина торжественно сняла с нее таблетку.

Эту ночь она спала как убитая, а наутро изумленно констатировала, что вес снизился еще на семьсот граммов. Есть совсем не хотелось, поэтому Зина позавтракала лишь чашкой кофе. Вскоре ей захотелось пить, но, сделав пару глотков, она остановилась:

– Не хватало еще отправить псу под хвост мои блестящие результаты! Весь лишний вес – от воды.

Перед тренировкой Рыкова заглянула в ящичек № 88. Как она и ожидала, там лежала покаянная записка от Катюшки и еще сто десять тысяч.

– Опять нарушаем дисциплину, – пожурила она невидимую клиентку. – Но я не намерена терпеть убытки. В общем, кто не спрятался, я не виновата.

* * *

– Пляши, барыня дает тебе вольную! – этим радостным возгласом Рыкова приветствовала Стражнецкого, которому назначила встречу в «Фортеции». – Больше никаких скучных заседаний, тягомотных совещаний и просиживания штанов под видом законотворчества! Предлагаю обмыть это дело в VIP-кабинете.

– Что значит этот набор слов? – начал краснеть Костик. – Зачем ты опять оторвала меня от важных дел?

– Не переживай, скоро они саморассосутся и, подобно Диоклетиану, ты отправишься в деревню сажать капусту. После того, как электорат узнает о морально-нравственной обстановке в семье своего избранника, твой рейтинг упадет ниже уровня Марианской впадины.

– Ты опять про Ульяну, что ли?

– Появились новые поступления. Разговор очень конфиденциальный. Пригласите даму в кабинеты.

В маленьком банкетном зале Рыкова долго листала меню и экзаменовала официанта на знание карты коктейлей. Все это время Стражнецкий попыхивал сигарой, глядя в окно и пытаясь обрести спокойствие.

– Костя, ты политически близорук. Рвешься к кормилу власти, а сам не примечаешь, что творится у тебя под носом, – едко заметила Рыкова, едва официант оставил их наедине.

Стражнецкий молчал, продолжая смотреть в окно.

– Ты хоть раз задумался, с кем ты делишь постель? – продолжила Зинка.

– Которую из них? – ухмыльнулся Костик.

– Ту самую, под голубым атласным балдахином, – подмигнула ему Зинка. – Супружескую. Я просто диву даюсь, как ты живешь с такой оторвой!

– Что-что? С оторвой? – Костик рассмеялся. – Ты хотела сказать, с амебообразным, абсолютно лишенным ума и темперамента существом? Зато она верная жена и любящая мать.

– Да уж, верность просто лебединая! – хмыкнула Зинка. – А что ты скажешь об этом?

И она бросила на стол перед Стражнецким три свежеотпечатанных снимка. Когда у Костика прошел первый шок, Зинка убрала фото в сумку и холодно сказала:

– Мои условия таковы: 500 тысяч единовременно, или я надеваю резиновые сапоги и методично втаптываю твою репутацию в навоз.

– Спасибо, конечно, что держишь меня в курсе последних новостей… Но при чем здесь моя репутация?

– Репутация твоей супруги имеет самое прямое отношение к твоей. Возможно, электорат и пожалеет рогоносца, но вот будет ли он его уважать? Что же это за харизматичный лидер, от которого гуляет жена?

Стражнецкий молчал, что-то обдумывая.

– 500 тысяч, говоришь? – наконец, спросил он.

– При условии оплаты до конца этой недели. Если нет – фотоэтюды будут проданы в частное собрание господина Сдобнякова. И тогда посмотрим, кто из вас поедет в Госдуму и в экстазе припадет к федеральной кормушке.

– 500 тысяч несусветная сумма.

Рыкова расхохоталась:

– Всего-то четыре твоих будущих зарплаты в Госдуме! Уж как-нибудь перебьешься первое время без рябчиков и ананасов в шампанском.

Костя еще пару раз пыхнул сигарой и вдруг с неожиданной агрессией выдал:

– Ты дура. Знаешь ли ты, что я давно ждал момента, когда амеба как-нибудь подставит себя? Наконец-то это произошло. Теперь я с ней просто-напросто разведусь, и это только поднимет мой политический рейтинг.

– Послушай, это тебе невыгодно, – сбавила обороты Зинка. – Никогда еще развод в преддверии выборов не помогал взобраться на политический Олимп.

– Значит, я буду первым, – уверенно отвечал Стражнецкий. – Ничего, что я слегка расстроил твои планы?

И он поднялся из кресла. Зина лихорадочно соображала, как бы ей сейчас поэффектнее с ним проститься. Не успел Костик дойти до двери, как ее осенило.

– Фиг тебе, а не развод! – выпалила она, подскакивая к нему. – Я не дам в обиду мою подругу! Это надо же, без всяких доказательств выставить порядочную женщину за дверь!

– У нас с тобой разные представления о женской порядочности. В моей системе ценностей измена неприемлема.

– А как ты, интересно, хочешь доказать, что Катька тебе изменила? Я не собираюсь бесплатно лить воду на твою мельницы. Или покупай у меня фотоэтюды, или…

– Не нуждаюсь в твоих услугах. Чего проще, нанять частного детектива и обзавестись собственными доказательствами. А тебе все же спасибо. Ты дала мне путевку в новую жизнь.

Зина поняла, что на данный момент исчерпала аргументы. Поэтому на прощание лишь процедила:

– Если твой детектив провалит задание – обращайся. Я не помню зла. Только имей в виду, что с каждым днем просрочки стоимость фотоэтюдов будет возрастать на 50 тысяч.

Ответом ей был смех, в котором читалась самоуверенность триумфатора.

* * *

С пятой тренировки Зина выползла чуть живая. Когда после приема розовой таблетки она направилась в сторону раздевалки, Кирилл задержал ее:

– Итак, мы провели пять вводных занятий. Завтра отдыхаем, а потом начинаем следующий этап. Десять тренировок в сочетании с приемом корректора за две недели доводит вес до нужной отметки. Затем мы отдыхаем три дня, вновь возвращаемся к двадцатиминутке и в течение пяти дней завершаем курс.

– Так быстро? А если я не похудею?

– Эффект уже налицо, и даже больше, чем нам обещали. Теперь-то я нисколько не сомневаюсь, что эта программа совершит настоящую революцию в спортзалах. Сколько ты уже сбросила?

– Сама не верю… Пять килограммов, – восхищенно прошептала Рыкова.

– И это только на вводном этапе. Боюсь, коррекция происходит слишком стремительно, – на лицо Казаринова легла тень беспокойства.

– Коррекция происходит так, как надо! – тут же одернула его Рыкова. – Нельзя ни на шаг отступать от инструкции!

– Пожалуйста, не забывай восстанавливать водно-солевой обмен в организме, – вдогонку крикнул ей Кирилл. – Сейчас же выпей стакан воды.

– Всенепременно, – буркнула Рыкова и… прошла мимо кулера.

Голова немного кружилась, но Зина быстро нашла этому объяснение: организм активно избавляется от шлаков, токсины хлынули в кровь и… в общем, все логично и закономерно. Прикидывая, что скоро она обновит чудное мини-платье, купленное в начале марта, Рыкова вышла на улицу и… лицом к лицу столкнулась с Бекетовым.

– Зизи, я вернулся, – и он протянул ей букетик подснежников.

– Сон-трава? Боже, ради меня ты преступил закон! – и Рыкова прижала их к лицу, пытаясь учуять неуловимый аромат. – Как, ты не в курсе, что эти цветики занесены в Красную книгу?

– Постой-ка, – Миша окинул ее беспокойным взглядом, – ты похудела, что ли?

– Кажется, да. Немножко, – кокетничала Рыкова. – Тосковала в разлуке.

– Ты ничего от меня не скрываешь? Может, ты пьешь какую-нибудь каракумскую колючку? Или еще какую-нибудь… няку?

Зина рассмеялась:

– Я не намерена от тебя ничего скрывать. Просто я решила последовать твоим советам, и все пять дней, что тебя не было, ела на ужин овощной салат.

– И такой эффект! – шумно восхитился Бекетов. – У тебя прекрасный метаболизм.

– Кстати, о метаболизме, – посерьезнела Рыкова. – Ты узнал у коллег насчет этих корректоров, про которые рассказывал?

– Да, узнал кое-что. Препарат действительно революционный. Клинические испытания подтвердили эффективность в 97 % случаев. Ты далека от медицины, и тебе трудно представить, что это колоссальный, просто фантастический, результат. Из минусов: были небольшие «побочки». Головокружение, более частое мочеиспускание, легкая сонливость…

– Это опасно?

– Абсолютно безопасно. О побочных эффектах сообщили всего 27 % тестируемых. Все симптомы тут же исчезли после завершения курса.

– Как бы я хотела пройти подобный курс! – закатила глаза Рыкова.

– У тебя нет к нему показаний, – мягко втолковывал ей Бекетов.

– Это тебе так кажется, – капризничала Зинка. – А я кажусь себе неуклюжей жирной коровой.

– Зизи, да ты что?! Ты роскошная, пышная красавица! – он чуть смутился. – В командировке я думал только о том, как бы поскорее обнять тебя…

– Сейчас как тресну по губам, – дерзко улыбнулась Зинка. – Кстати, как называется средство?

– Называется… – Миша задумался. – Забыл! Буквально вчера обсуждали с коллегами, и вот, вылетело из головы. Как вспомню – скажу.

– Да просто зайдем в аптеку и спросим. Они наверняка в курсе.

– В аптеку? – Бекетов рассмеялся. – В том-то и дело, что я слегка ввел тебя в заблуждение.

– Что-что? – нахмурилась Зина.

– В аптеках его не купишь. Препарат пока не сертифицирован на территории Российской Федерации.

* * *

Воссоединение после пятидневной разлуки влюбленные отметили в кафе. Бекетов поставил «Ладу» на стоянку – он тоже был не прочь расслабиться.

– Ох и хорош же ты, Мишка, – не скупилась на комплименты разомлевшая Рыкова. – Смотрю – и налюбоваться не могу.

– Да перестань, Зин, – смутился тот и прикончил остатки коньяка. – Вот ты – это я понимаю, достойна кисти фламандца. А я что? Так, чуть красивее обезьяны.

– Знаешь, в природе встречаются весьма красивые обезьяны, – улыбнулась Рыкова. – Скажи, откуда у тебя такие ресницы? Такие брови?

– Брови как брови, – пробурчал Миша и опустил глаза.

– Да нет, как раз у тебя очень необычные брови. Густые-густые, даже на переносице сходятся, а цвет – как у спелой пшеницы, – живописала Рыкова, которая очень давно не видела сельхозугодий.

– Ну, это у всех блондинов такие…

– Хорошо, – рассмеялась Рыкова. – А много ли ты знаешь блондинов с такими черными ресницами, как у тебя? Это же аномалия какая-то. Необъяснимо-прекрасная аномалия!

– Не знаю, почему у меня так. Может, потому что мама брюнетка была, а отец светлый?

– …вот видел бы ты моего тренера, – гнула свое Зинка. – Он тоже довольно смазливый парень… только не ревнуй. Но у него все, как надо: волосы и ресницы светлые, глаза голубые. А у тебя ведь вон какие! Так и сверкают! Как баклажаны на солнышке!

– Все, все, закрыли тему, – смущенно рассмеялся Бекетов. – Зин, мне очень приятно, что тебе нравится моя внешность. Но мне самому, если честно, плевать, как я выгляжу.

– Ой, не лукавь, мой свет, ой, не серди бабушку Зиновью, – захихикала Рыкова. – Моська-то вон какая гладкая. Поди, бреешься и утром, и вечером? Ах ты мой подпольный нарциссёныш!

Бекетов поднял на нее глаза, и Зина в очередной раз поразилась их цвету. Его темные радужки напомнили ей вишни в свежесваренном варенье.

– А ведь каким невзрачным был, а? Откуда что взялось…

– Тебе еще мартини? – и Миша поднялся из-за стола.

Рыкова проводила его восхищенным взглядом. Надо же, так красив, так статен и строен – и при этом сама скромность. Не то, что Стражнецкий, который всегда носит с собой зеркальце и старается везде занять такое место, чтобы где-нибудь видеть свое отражение…

Было уже за полночь, когда они сели в такси.

– Даже не думай от меня сегодня ускользнуть, – нетрезво рассмеялась Рыкова и потянулась к нему губами. – Я зарезервировала для нас скромные уютные апартамены в историческом центре. Там я намерена порвать твои замшелые принципы в клочья.

Когда такси подъехало к подъезду, Миша помог Зине выйти и тут же заключил ее в объятия. Рыкова давилась довольными смешками.

– Э, а водила-то что на нас глазеет? – вдруг отстранилась она. – Шурши шинами, зёма! Чаевых не будет.

– Зина, милая, – Бекетов взял ее за плечи и посмотрел в глаза. – Я не смогу провести с тобой эту ночь.

– Знаешь, что, отец Сергий? Иди-ка ты в пирожковую за булочкой! – Рыкова принялась вырываться. – Мне надоели твои отмазки!

– Это не отмазки… я не хотел тебе говорить, но через час у меня билет на поезд. Опять командировка. Если бы ты знала, как мне самому невыносимо ждать того дня, когда мы…

И он опять потянулся к ней губами. Но Зина увернулась от поцелуя и сухо отчеканила:

– В общем, так. Либо по приезде из командировки ты предоставляешь мне доказательство своей любви и страсти, либо ищи высокодуховную связь в другом месте!

И, отстранив Бекетова, она направилась к подъезду. Изо всех сил подавляя в себе желание обернуться, Зина взялась за ручку двери и…

– Я скоро вернусь, – донеслось ей вслед.

Она оглянулась и тут же услышала хлопок дверцы. В следующую секунду такси исчезло за поворотом.

* * *

После разговора с Рыковой Стражнецкий переживал противоречивые чувства. За какую-то неделю на него свалилось сразу несколько испытаний. Сначала Ольга подкинула сюрприз. Когда он ночью вернулся в пансионат, она не впустила его в номер, обронив:

– Я не одна.

Стражнецкий изумленно глянул на любовницу, но не заметил в ее глазах ни стыда, ни раскаяния.

– Не вздумай дуться, – с чуть высокомерной улыбкой шепнула ему Ольга. – Ты же не ревнуешь? Вот и чудесно. Извини, малыш утомлен и спит. Познакомлю вас за завтраком.

– Оля, но это же педофилия, – пробормотал Костик, увидев в глубине спальни очертания гибкой спины явно юного мужчины.

Стараясь справиться с внезапно нахлынувшей обидой, Стражнецкий спустился в бар. Выпил 200 грамм коньяка, раскурил сигару. Так, не шевелясь и неотрывно глядя в огонь камина, он просидел минут сорок.

– Извините, – тронули его за плечо. – Мы закрываемся.

Костя поднял глаза на миловидную барменшу и вдруг громко прыснул. Женщина вздрогнула и поспешила отойти от странного клиента. Уходя, он положил на стойку три тысячи.

– Простите меня, – сказал он. – Это не имеет к вам никакого отношения.

Через три часа Костик был в Эмске. Молча проследовав мимо спальни Катюшки, он заперся у себя в кабинете и открыл бутылку коньяка. Он пил, пока, наконец, не уснул на кожаной оттоманке.

И вот, не прошло и недели, как он получает вторую весть в том же духе. С одной стороны, развод с Катюшкой – это избавление, выход, закономерный итог их изначально провального брака. С другой стороны, Костя чувствовал себя уязвленным. Ему, красавцу и баловню судьбы Косте Стражнецкому, изменила его страшненькая, туповатая жена? И нашлись ведь желающие…

Однако ж, сильно он просчитался. Был уверен, что Ольга его любит, только скрывает это за маской самодостаточности. Но стоило ему отлучиться – на смену явился другой паж.

– Старая бэ! – выругался Костик, который принципиально не выражался даже в мужской компании.

Ладно – своенравная и темпераментная Ольга. Но какова Катюшка? В ее обожании он был уверен на 150 процентов. А тут эта мерзкая Рыкова с издевательским смешком предъявляет ему бесстыдные фотографии!.. Аглая – вот кто его по-настоящему понимает. И, может быть, любит?

Надо написать ей что-нибудь душевное. Костя открыл в мобильнике папку «шаблоны» и извлек один из любимейших: «Здравствуй, душа моя! Сегодня видел во сне, как целую твои обольстительные губы. Живу мечтой о том, что этот сон скоро сбудется». Улыбнувшись своему изобретению, он отправил СМС-ку. Буквально тут же раздался звонок:

– Как? Тебе опять приснился тот же сон, что месяц назад? – хихикали в трубке.

– Опять? – сначала не понял Костик. Но быстро сообразив, что допустил оплошность, он заговорил: – Да, Эгле, представь себе! Видимо, это стало для меня идеей фикс! Но пока я на конгрессе, об этом остается только мечтать…

– Мечтать? Ну уж это не в моих правилах. Вернешься – и сразу ко мне.

Стражнецкий приободрился. Плевать на Ольгу, плевать на Катюшку. Он идет нарасхват. И не у кого-нибудь, а у богатых, умных и перспективных женщин. Хозяек жизни. Таких, как его Аглая Аркадьевна. Бок о бок с таким дамами он и продолжит восхождение к вершине жизни.

Через полчаса Стражнецкий, прорепетировав перед зеркалом сдержанную расстроенность, вздыхал в кабинете своего адвоката:

– К сожалению, я вынужден подать на развод с Екатериной Николаевной. Я никогда не смогу смириться с изменой супруги. Для меня жизнь будто надвое раскололась…

Давид Маркович пристально посмотрел на своего клиента. Вот уже шесть лет, как Стражнецкий стоит у него на абонентском обслуживании, хотя бизнеса не ведет и с законом вроде как дружит. Но раз в месяц все равно наведается, чтобы расспросить на отвлеченные темы. Например, о проблеме с наследством, вставшей перед одноклассником. Или про ДНК-экспертизу, которая понадобилась его дальнему родственнику. И вот – впервые за все время дело касается лично его…

– Да, это очень печально, – в меру скорбно отвечал адвокат. – Но жизнь на этом не заканчивается. Давайте обсудим условия расторжения брака. Во-первых, ваша супруга – за или против?

– Я не говорил с ней на эту тему. И не имею ни малейшего желания, – холодно отвечал Костя. – Важно, что развода хочу я.

– Полагаю, вы хотите обсудить вопрос воспитания и содержания детей. Желаете забрать их себе? Или одного из них?

– Было бы жестоко лишать несчастную оступившуюся женщину счастья материнства, – пафосно отвечал Стражнецкий. – Как к матери моих сыновей, я не имею к ней никаких претензий. Пусть дети остаются с ней, а я буду периодически видеться с ними в ее отсутствие.

– Хорошо. Тогда что еще? Проблем с разделом имущества, полагаю, не будет. Вы можете претендовать на половину нажитого вами в браке. Но ведь у вас двое детей… Думаю, не стоит вынуждать Екатерину Николаевну продавать квартиру.

– У меня складывается впечатление, что вы не мой адвокат, а поверенный Екатерины Николаевны, – с сарказмом отвечал Костик. – Я бы хотел получить больше. Намного больше.

– Что именно?

– Естественно, половину нашей нынешней квартиры. Кроме того, у нее есть своя собственность. Вот, – и он протянул Давиду Марковичу лист бумаги.

– Да, ваша супруга обеспеченная женщина, и была таковой еще до брака, – согласился адвокат, изучив документы. – Домик в Испании. Солидный куш. Но вы отдаете себе отчет в том, что не можете претендовать на это? Если, конечно, она сама не отдаст вам этого добровольно.

– Не отдаст, – засмеялся Стражнецкий. – Но я знаю, как это взять. Ознакомьтесь, пожалуйста.

И он протянул юристу еще один документ, а сам с победоносным видом уставился в окно. Его так и подмывало насвистеть какую-нибудь мелодию. Например, «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный».

– М-да, – протянул Давид Маркович через пару минут. – Это меняет дело. Я только одного не понимаю, как она могла подписать такой брачный контракт? Находясь в здравом уме и трезвой памяти?

Тут адвоката словно что-то осенило, и он осторожно поинтересовался:

– Вы ведь на химическом учились?

– Да, на химическом. Но какое отношение это имеет к предмету нашей встречи?

– Никакого, абсолютно никакого, – хлопнул ладонями по столу юрист. – А ваша супруга, конечно, зря подписала эту бумагу. Домик в Испании у вас в кармане. Если, конечно, она не докажет, что была невменяема в момент подписания этого договора.

– Невменяема? Моя супруга никогда не употребляла наркотиков и почти не пьет алкоголя. Разумеется, она была полностью вменяема.

– Она читала этот договор, прежде, чем подписать его? – с мягким нажимом поинтересовался адвокат.

– Понятия не имею. Я отдал ей проект договора за неделю до свадьбы, а на следующий день она вручила мне его подписанным.

– Кто составлял договор?

– Я не хотел огласки в Эмске и ездил к нотариусу в Москву.

– Вы словно знали, что жена вам изменит.

– Если бы я допускал хоть сотую долю такой вероятности, я бы ни за что не женился на ней! Измена для меня абсолютно неприемлема. Этот контракт я составил для того, чтобы страх потерять не только любовь, но и имущество ограждал нас обоих от неверных шагов. И могу сказать, что несмотря на многочисленные соблазны, я не нарушил своего обещания. Если бы нарушил – отдал бы супруге все свое добрачное имущество.

– А именно?

– Я собственник однокомнатной квартиры в экологически чистом спальном районе Эмска, – с достоинством отвечал Стражнецкий.

– Что ж, – вздохнул Давид Маркович. – Полагаю, процесс будет нелегким. Готовьтесь к большой нервотрепке.

– Ну уж нет, – недобро рассмеялся Костик. – Нервничает пусть она. Не я нарушил клятву верности, не я презрел нормы нравственности.

– Но это все лишь слова. Чтобы доказать правомерность своих притязаний, нужны доказательства супружеской измены. А вы, как я понял, опираетесь на информацию, которая может быть опровергнута…

Костя отвернулся к окну и закусил губу.

– Какие доказательства будут иметь силу? – наконец, спросил он. – Фотографий моей жены с любовником будет достаточно?

– Смотря каких.

– Ну не за столиком же в кафе! – хмыкнул Стражнецкий.

– И эти фотографии у вас есть?

– Они у меня будут.

И, попрощавшись, Костик покинул кабинет Давида Марковича.

* * *

Зина проснулась в дурном настроении. После вчерашней посиделки с Мишей она чувствовала себя разбитой. Странно, вроде выпила не так много… Может, ее штормит от розовых таблеток? Зина встала на весы. Не поверив своим глазам, она опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть цифры. На дисплее горело – 59,5 кг.

Рыкова распахнула шкаф и вырвала из неаккуратной горки одежды платье изумрудного цвета. Его она купила еще в марте, с расчетом на то, что похудеет. Тогда она не смогла его примерить – попросту застряла в нем. Интересно, что будет сейчас? Ура, влезла!

– Но фигура все равно не фонтан, – поморщилась Зинка. – Моя божественная талия вопиет о помощи, зажатая тисками этих валиков. А что это за сдутые галифе? Явно устаревший фасон. Заяц прав – мой исхудавший торс нуждается в хорошей прокачке.

Тут зазвонил телефон. Глянув на экран, Рыкова нехотя приняла звонок.

– Зина, что с тобой? Почему не берешь трубку и не отвечаешь на СМС-ки? – обрушилась на нее Корикова. – Мы все за тебя переживаем.

– Прости, я все эти дни провалялась в беспамятстве. Этот мартовский грипп будет пострашнее бубонной чумы!

– Мы хотим тебя навестить. Таня испекла замечательное шоколадное печенье, Юля принесла баночку варенья из персиков… Что говорит врач? Когда тебя уже выпишут?

– К врачу мне завтра. А сегодня я, так и быть, загляну в редакцию.

– Но ты еще слишком слаба, чтобы работать…

– Я что-то сказала о работе? Мне захотелось попить чаю с печеньем. Шоколад обладает мощным бактерицидным действием. Исследования британских ученых.

…Когда Рыкова через час переступила порог редакции, ее уже ждал накрытый стол. Домашняя выпечка, варенье, конфеты, свежий, только что из пекарни, батон, заботливо открытая банка ее любимой сгущенки. У Зины на душе потеплело. Ее ждали, ей старались угодить! Она обратила благосклонный взгляд в сторону Замазкиной.

– Ну, что ты там настряпала? Слышала, ты делаешь первые робкие шаги в кулинарии. Давай, порадуй бабушку Зиновью…

Таня с максимумом любезности протянула ей блюдце с печеньем.

– Недурно, недурно. Для дебютантки, – изрекла Зинка, брезгливо надкусив коричневую звездочку. – Правда, глазурь отдает плиткой «Пальма», а в тесте вязнут зубы.

– Да? – простодушно выпалил Филатов. – А мы уже кило умяли.

– И хотели бы добавки, – поддержала его Корикова.

– Пьяная матросня тоже с большим удовольствием глушит спирт. Скажи ей, что существуют напитки более высокого порядка – не поверят, – отбрила всех Рыкова. – А вот того, кто вспомнил про сгущенку, я сейчас прямо расцелую! Это ведь ты, Алиночка?

– Это я, – подал голос Ростунов. – Когда мы стали думать, какое у тебя любимое блюдо, все почему-то зациклились на мартини. И только я один вспомнил…

– …но моего поцелуя ты все равно не получишь, – прервала его Рыкова. – А кто догадался купить мой любимый багет? Ты, Алиш?

– Я, – пробасил Филатов. – Впомнил, что ты любишь булки со сгущенкой трескать. И запивать этим своим пойлом.

– Кто бы мог подумать, что наши мальчики такие внимательные и чуткие, – Замазкина не стала ждать, пока Зинка окоротит ее мужа и поспешила сказать что-то нейтрально-доброе.

– Действительно, – поддержала ее Корикова. – Я тоже была приятно удивлена.

– Я считаю, что мужчина для того и создан, чтобы предугадывать желания девушки и выполнять их, – пропищала Колчина. – Он сам должен догадываться, что девушке нужна шубка, колечко, сапожки. Чтобы девушка выглядела не хуже, чем другие.

– Мне, например, шубка ни к чему, – сказала Корикова. – Захочу – заработаю на нее сама. Щедрость – да, важна. Но не материальная, а, скорее, душевная. Открытость, искренность…

И она задумалась о чем-то своем.

– Да-да, искренность трат, открытость кошелька… – поддержала подругу Рыкова. – А я, знаете ли, с недавних пор стала большой эстеткой. Возлюбила физические кондиции. Раньше верила во все эту популистику про то, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны. А сейчас поняла, что плюгаш по определению не может быть носителем настоящих мужских качеств!

– А Наполеон? А Александр Македонский? А Пушкин? – не сдержалась Замазкина.

– Рыкова, ты как всегда, сморозила глупость, – снисходительно заметил невысокий Ростунов. – Мне вот Гугунин про одного чувака из ФСБ рассказывал. Вот это настоящий мужик. Вообще ничего не боится. Его бросают на самые опасные и сложные задания. И он не провалил еще ни одного.

– Не надо нам пересказывать мифы древней Греции, – перебила его Рыкова. – Я не приветствую героизацию персонажей, чьи подвиги оплачиваются из кармана налогоплательщиков.

– Дура, – не сдержался Леша. – Это и есть самый настоящий герой. Герой нашего времени, если хочешь. Благодаря ему был пресечен наркотрафик в…

– Баста! – зевнула Рыкова. – Сегодня не день работников полиции, и нет никакой нужды петь им дифирамбы.

– Гугунин рассказывал, что на вид это самый настоящий, как ты сказала, плюгаш, – продолжал Ростунов. – Ростом не Валуев. Мускулатурой не Шварц. Лицом не Брэд Питт. Мало того, у него голос, как у какого-нибудь кастрата!

– Козловский сейчас в гробу перевернулся, а Басков икнул. Надо же придумать, как назвать тенор! – опять перебила его Рыкова.

– Вот именно, что это не тенор! А аномально высокий мужской голос. Петька в осадок выпал, когда этот подполковник рот открыл!

– Подполковник? – заинтересовалась Колчина. – Хорошенький? Женат?

– Юляш, ну тебе-то какая разница? – через силу улыбнулся Леша и приобнял невесту. – Кстати, что ты там говорила про сапожки?..

* * *

Когда все закончили чаевничать и разошлись по делам, Рыкова подмигнула Колчиной:

– Ну как? Соблюдаешь предписанный график покрытий? Выполняешь рекомендации ученых в полном объеме?

Пухлые щечки Юли заалели, губки бантиком дрогнули.

– Методика аспиранта Сергея показалась мне донельзя аморальной. Он… – и Колчина замолчала, подыскивая более-менее приличные слова. – В общем, у него потребительское отношение к женщине. Я хотела сказать – к девушке.

– Понятно, – ядовито отвечала Зинка. – Ты-то надеялась забеременеть от декламации мадригалов и пения серенад, а ученые предложили тебе немножко поработать…

– Но аспирант Сергей предлагал вещи, от которых никак нельзя забеременеть! Он…

– Если никак не наберешься смелости сказать, хотя бы напиши на бумажке.

Колчина вновь вспыхнула и быстро черкнула несколько букв.

– Во-первых, дитя мое, в последующей любовной переписке пиши это слово без мягкого знака, – покровительственно изрекла Зинка. – Во-вторых, всему цивилизованному миру известно, что именно таким образом у Бориса Беккера появилась очаровательная шоколадная лялечка. Ты, похоже, не в курсе самых элементарных вещей.

В этот момент Зине пришла СМС-ка. Прочитав ее, она нахмурилась:

– Это еще что за выходки? Игорь Павлович жалуется, что ты вчера отказалась выполнять его предписания.

– Игорь Павлович? Но он же старый! – принялась оправдываться Колчина. – Какие гены он может передать моей лялечке?

– Старый?! Ты называешь старым одного из лучших сотрудников Центра осеменения? На прием к которому пишутся за полгода? Ну знаешь!.. – Рыкова изобразила праведный гнев. – Да я в ногах валялась у профессора Курилко-Рюмина, чтобы он позволил Игорю Павловичу отложить докторскую и сорваться к тебе на помощь! А ты…

– Что же делать? – захныкала Колчина.

– Принять Игоря Павловича сегодня же, прочувствованно извиниться и всячески загладить свою вину!

– Я все сделаю… все заглажу…

На кухню вбежала Замазкина:

– Зин, как хорошо, что ты не ушла. Отдай мне, пожалуйста, ту распечатку, что дала тебе Алина Викторовна.

– Какую еще распечатку? – Зина долго не могла вспомнить, о чем речь.

– Ну, про Лулу, которая пила няку…

– Мама мыла раму, а Лулу пила няку, – передразнила Рыкова. – Да я в тот же день отдала листки на подтирку знакомым бомжам. Милосердие для меня не пустой звук.

– Как – бомжам? – опустила руки Таня. – Что же делать?

– Что делать, что делать, открыть интернет и найти эту ссылку. Если мне не изменяет память, моя неугомонная подруженция выловила ее на тринадцатой странице Яндекса.

– В том-то и дело, что ее там нет.

– Две недели назад была, а сейчас нет? Ты, как всегда, пытаешься создать вокруг себя ажиотаж.

– Ее там нет, Зин!

– Решай свои проблемы сама, – отрезала Рыкова и, подмигнув Колчиной, покинула кухню.

* * *

От воодушевления, которое Стражнецкий испытал, выйдя от адвоката, в каких-то три дня не осталось и следа. Каждый вечер частный детектив приносил ему скучные, однотипные снимки: Катюшка точит лясы в «Аполло», Катюшка в «Фортеции» с Лерой Пономаревой, Катюшка выходит из торгового центра, Катюшка расцеловывается с Лилианой Козловой…

– Амеба в своем репертуаре, – с ненавистью проворчал Костик, разглядывая очередную партию фотографий.

К концу недели он, скрепя сердце, набрал номер Рыковой.

– Наш магазин печатной продукции рад сообщить о новом поступлении фотоэтюдов в стиле ню, – подражая голосу автоответчика, проговорила Зинка. – Богатый выбор специально для взыскательных господ. Внимание! Предложение действительно только для тех, кто хорошо зарабатывает…

– Зин, прекращай балаган, – с невеселым смехом прервал ее Костик. – Я бы очень хотел поужинать с тобой в «Фортеции».

– Вот это конструктивно, – похвалила Рыкова. – Избавишь карманы от излишков, и жизнь твоя вновь потечет бурным потоком сквозь мирные долины.

Когда спустя пару часов Рыкова предстала перед ним, Стражнецкий чуть не поперхнулся кофе: его заклятая приятельница было одета явно не по погоде.

– Ты обрызгал меня слюной, – холодно заметила ему Зинка, жеманно поводя плечами, укутанными канадской рысью. – Я только что перенесла грипп и панически боюсь сквозняков.

– Чем будешь угощаться? И давай заново отсмотрим фотографии, – забарабанил пальцами по столу Стражнецкий.

Рыкова молча разложила перед ним три снимка, а потом, поколебавшись, добавила к ним еще два новых.

– Я решила объявить предпасхальную распродажу эротической фотопродукции. При покупке трех фото мы абсолютно бесплатно преподносим вам еще два из популярной серии «Горячий мартовский Катенок, или Как я провела прошлым вторником». Всего 500 тысяч за гениальные образчики современного искусства.

– Я бы рад, но у меня сейчас нет столько денег. Я крупно вложился в развитие региональной корреспондентской сети. Это был необходимый стратегический шаг в преддверии вы…

– Как только тебя терпят в Раде? – поморщилась Зина. – Разбогатеешь – отстажируй себя в Лаконике.

– Давай уже придем к какому-нибудь консенсусу, – Костик вложил в улыбку максимум обаяния. – Ты хорошо поработала, поэтому почему бы тебе не получить за это хорошие деньги? Сто тысяч?

– Как мне обрыд этот мир чистогана! – театрально вздохнула Зинка. – Наличка стала для нас ценнее дружбы, любви, сострадания. И этот омерзительный торг наглядное тому подтверждение.

– Не верю! – с интонацией Станиславского отвечал Костик. – От твоей игры я не испытываю катарсиса.

– Сто тысяч не деньги, – отрезала Зинка. – Но я согласна реструктурировать твой долг. Итак, двести – кэшем, остальные триста – натурой.

– Натурой? – осторожно спросил Стражнецкий и краем глаза глянул на себя в зеркало, висевшее напротив.

Рыкова хитро улыбалась, раскачивая носком ботфорты, и держала паузу.

– Ты, конечно, не совсем в моем вкусе, – наконец, сказал Костик. – Но, если того требуют интересы дела…

– Нет уж, я переуступаю эту высокую честь своей лучшей подруге.

– Ты хочешь, чтобы я за триста тысяч встретился с твоей подругой? – изумился Костик.

– Я хочу, чтобы ты встретился с моей подругой, объяснился ей в давней любви и сделал предложение, – отчеканила Рыкова. – Набор изопродукции будет моим свадебным подарком.

– Все! Хватит! Мне надоел этот театр абсурда, – Костик поднялся из кресла. – Развестись с одной амебой, чтобы жениться на другой…

– Давно ли Алина стала для тебя амебой? – скорбно покачала Зина головой.

– Алина?!

– Алина, Алина. Хочешь быть с ней и в радости, и в горести?

– Я-то хочу, – сбавил обороты Костик. – Она не хочет. Как обрубила тогда, так и все.

– Алинка никогда не будет питаться объедками с чужого стола, – высокомерно заметила Зинка. – Надо знать это чистое, бескомпромиссное существо… Решай побыстрее. Предпасхальная акция закончится через 15 минут. У тех, кто туго соображает, призовые баллы сгорят. Ну, каково будет твое принципиальное согласие?

– Ну… в общем, я не против, – еле слышно отвечал Стражнецкий.

– А что так безрадостно? Боже, куда катится этот мир. После долгой разлуки человек получает возможность жениться на любимой женщине, но вместо бурного ликования лишь вяло шлепает губенками. Ведь любишь Алинку?

– Люблю… Кажется, люблю, – еще тише сказал Стражнецкий. – Я понял, что она одна…

– Вот слова не мальчика, но мужа, – перебила его Рыкова. – Итак, я отдаю тебе фотоэтюды, ты с их помощью разводишься с Катюшкой, не забывая побольше с нее поиметь. Я не хочу, чтобы моя подруга выходила замуж за нищего.

– Но где гарантия, что ты меня не накрячишь? Как я могу тебе доверять, зная, что ты держишь за пазухой гранату в виде дневника Ульяны?

– Он как раз и выступит гарантом того, что ты обойдешься с моей подругой, как доблестный рыцарь Айвенго с достопочтенной леди Ровеной. Шаг влево-шаг вправо, и Алина узнает…

– Но раз ты читала дневник, то должна знать, что наши отношения с Ульяной…

– Молчи, Алине лучше не знать всей этой грязи.

С полминуты компаньоны помолчали, еще раз прикидывая выгодность сделки.

– Зин, неужели это правда возможно? – наконец, тихо и торжественно сказал Костик.

– Что ж тут невозможного? Это самый простой и доступный способ стать счастливым. Каждый день к нему прибегают сотни, тысячи… Какой смысл в твоей смазливой физии, в твоем депутатском значке, в твоем бабле и статусе, если ты расплачиваешься за это сосуществованием с амебой?…

– Ты права… права, – на автопилоте шептал Костик.

– Такое ощущение, что ты испытал-таки катарсис.

Стражнецкий утвердительно мотнул головой.

– Держи, – Рыкова протянула ему снимки. – Настало время любить, мой друг.

.

* * *

– Я поля-я-я влюбленным застелю-ю-ю, – через полчаса напевала себе под нос Рыкова, катя тележку по «Десяточке».

Успешно завершив переговоры с клиентом, она решила разделить радость триумфа с подругой. Зина глянула на часы – полодиннадцатого. Поздновато, конечно, но… Она купила бутылку мартини, упаковку эклеров и еще кое-что по мелочи, а через 20 минут уже звонила в знакомую квартиру.

– Зин, что за сюрпризы? – щурясь от яркого света, выговаривала ей Корикова. Она весь день мучилась от головной боли и решила лечь пораньше. Рыкова заявилась аккурат в тот момент, когда Алина, приняв две сильнодействующие таблетки, начала засыпать.

– Ты как будто не рада меня видеть, – громогласно отвечала Рыкова. – А где твоя мелюзга? Я решила побаловать ее йогуртами «Мнямняшка». В рекламе говорят, что вся малышня любит «Мнямняшку».

– Галинке 16 лет, и сегодня она ночует у бабушки.

– 16 лет? Скажите, пожалуйста. А я почему-то думала, что ей пять-шесть, не больше… Что же мы застыли на пороге? Сажай меня в красный угол, мечи на стол лучшие яства. Я тоже не с пустыми руками, – и Зина подмигнула, указывая на бутылку.

– К сожалению, не смогу составить тебе компанию. Ужасно болит голова…

– Вот об этом я и приехала потолковать, – подхватила Рыкова. – Замуж тебе надо, девка, замуж. Тогда и голова болеть не будет.

– Зин, ты прекрасно знаешь мою ситуацию, – устало отвечала Корикова. – Тот, кого я люблю, бросил меня ради другой. А с нелюбимым я никогда не буду.

– Другая в пролете! В пролете, понимаешь ты это? – Зина начала пританцовывать. – Благодаря мне твой любимый жеребец скоро вырвется из загона, куда его завлекли обманом.

– Что-что? Ничего не понимаю, – поморщилась Алина, но ее глаза зажглись интересом. – Имей в виду, что я никогда не соглашусь сделать несчастными ни в чем не повинных детей…

– Я бы тебя к лику святых причислила, – вздохнула Рыкова. – Ну так что, ты хочешь, чтобы к тебе вернулся любимый человек?

– Он и так придет в любой момент, стоит только мне слово обронить.

– Безусловно, на часик-полтора он до тебя снизойдет… Но с недавних пор я не намерена потакать разврату. Дружба с любовницей женатика меня компрометирует. Поэтому только законный брак! Союз перед богом и людьми.

– Перед богом и людьми, – прошептала Алина, и ее усталые глаза заволокли слезы.

…В это же время в VIP-кабинете, откуда час назад вышла Рыкова, Стражнецкий самодовольно выложил перед адвокатом снимки.

– Извините, что потревожил вас так поздно, – и он придвинул Давиду Марковичу бокал коньяка. – Но дело не терпит отлагательств. Ну как? Есть у нас шансы выиграть дело?

Адвокат изучал фотографии так долго и тщательно, что Костик нервно прыснул:

– Что вы там все рассматриваете? Я ревную.

– Снимки вполне убедительны. Правда, есть один нюанс… По ним можно лишь предполагать факт супружеской неверности, но нельзя утверждать этого.

– Это как прикажете понимать? – вспылил Костик, выхватывая из рук адвоката фотографию. – Баба лежит на постели с раздвинутыми ногами, на ней мужик, который уже изготовился ей вставить…

Обычно трепетно контролирующий корректность своих речей, от волнения Костик заговорил куда более развязно.

– Но он одет, – мягко настаивал адвокат. – Обратите внимание, даже кроссовок не снял. Тут что-то не то.

– А, понятно, – опять засмеялся Костик. – Вы к чему клоните? Что поцелуй – это еще не измена? Так знайте: у меня традиционные взгляды на такие вещи, и мне совершенно не обязательно видеть их гениталии крупным планом, чтобы понять: моя супруга нарушила клятву верности!

Пытаясь привести в порядок чувства, Стражнецкий пересел в кресло у окна и закурил. Вечер выдался волнительным.

– Что ж, завтра можно стартовать, – и Давид Маркович поднялся из кресла.

– У меня еще к вам одно поручение.

– Слушаю вас.

– Думаю, настало время провентилировать один вопрос, – и Костик, быстро черкнув что-то на листке, протянул его адвокату. – Пожалуйста, наведите справки о наследниках этой особы.

* * *

Бекетов объявился так же внезапно, как и уехал в командировку. Через пару дней после душещипательного разговора со Стражнецким Зина увидела у своего дома знакомую машину. Однако это не заставило ее изменить траекторию движения.

– Зизи, что такое? – Миша нагнал ее у входа в подъезд. – Почему ты не брала трубку? И неужели было так трудно ответить хотя бы на одну СМС-ку? Я места себе не находил…

– Ты разгневал меня своим внезапным отъездом, вот и все.

– Неужели в тебе нет ни капли уважения к моей работе? – чуть ли не простонал Миша. – Пойми, Зизи, я дал клятву Гиппократа и до конца своих дней буду спешить на помощь людям в любое время дня и ночи…

– Первым делом ты должен спешить на помощь мне.

– Тебе нужна помощь?

– Да, – расхохоталась Рыкова. – Скорая сексуальная.

Мишины щеки порозовели, он быстро опустил глаза, но тут же поднял их, застенчиво улыбаясь.

– И имей в виду, мон жениталь, мычать и телиться тебе осталось не больше трех недель, – строго сказала Рыкова.

– Я ничего не понимаю, Зин…

– Потому что мы должны соединить наши судьбы до мая.

– Но почему? И… что за спешка?

– Только дураки женятся в мае.

– Жениться?… Это так неожиданно… Ты не думай, я не против. Просто я закоренелый холостяк, и мне трудно принять это решение… хотя в душе я, конечно, все решил еще 25 лет назад. Но зачем нам торопиться? Подготовимся к свадьбе по-нормальному, как серьезные, взрослые люди…

– Не вижу смысла в этих проволочках, – отрубила Зина. – Свадьба состоится или в апреле, или никогда. Считаю до трех. Раз… два…

– Хорошо, твое желание для меня закон, – Миша вытер пот со лба. – В апреле так в апреле.

– Первый раз мне делают предложение столь романтичным образом, – фыркнула Зинка. – Просто хочется разрыдаться от умиления! Радуйся: я согласна стать твоей…

– Какое счастье, – на Бекетове лица не было от волнения.

– …немедленно, – подмигнула Зинка и подтолкнула его ко входу в подъезд.

* * *

Второй этап тренинга оказался куда насыщеннее. Теперь тренировки длились по часу, и Зина выпивала уже две розовые таблетки – через 20 минут и в конце занятия. Каждый раз Кирилл интересовался, как клиентка себя чувствует. И всегда Рыкова бодро рапортовала:

– Полет нормальный!

Хотя на самом деле это было далеко от истины. Откуда ни возьмись у нее появились головные боли, она просыпалась среди ночи от внезапно участившегося пульса, ей постоянно хотелось пить. Но, помня слова Миши о том, что корректор безопасен, а подобные симптомы наблюдались у четверти пациентов, Зина не тревожилась.

Зато забеспокоилась Корикова.

– Зина, что с тобой творится? После этого гриппа я тебя не узнаю. От тебя остались только скулы, нос и коленки.

– Тебя не понять, – едко отвечала Рыкова. – То гонишь меня в «Аполло», то начинаешь травить из-за худобы…

…В «Аполло» Зина окинула снисходительным взглядом кряжистую фигуру Стражнецкой:

– Чем увенчался сеанс стриптиза? Тебе удалось растопить ледяное сердце Черной шапочки?

– Зина, я пропала, – обреченно ответила Катюшка. – Я не смогла найти всю сумму за два дня, и… и… в общем, вчера адвокат Костика сообщил мне, что он подал на развод. Я даже оправдаться перед ним не могу. Он втихаря съехал, и я понятия не имею, где он теперь.

– Отлично, все идет по плану. Скоро будем гулять на твоей свадьбе с зайцем.

– С зайцем? – Катюшка горестно вздохнула. – А заяц, похоже, вообще меня разлюбил. Представляешь, у него в апреле настолько плотный график персоналок, что мне не нашлось там места!

– Сунь ему деньжат. Припугни Гольцевым, в конце концов. Надо бороться за свою любовь. Мужик сейчас робкий, инертный. Тем не менее, я добилась от своего трюфеля кое-каких подвижек. Вчера мы что-то промямлили насчет свадьбы.

– Ты выходишь замуж за того красавчика? Везет…

– Ой, не завидуй. Квартиры нет, ездит на «жигулях», работает врачом чуть ли на волонтерских началах…

– Но он такой хорошенький, – мечтательно вздохнула Стражнецкая.

– Сама знаю, что иду на мезальянс, но уж больно хорош мерзавец. Слава богу, я могу позволить себе красивого мужа – у меня свой небольшой бизнес.

– Зин, я давно хотела спросить, какой?

– Да так… Информационный.

* * *

– Благодарю за комплимент, но вы раскроили на дюймовочку, – Зина с трудом влезла в смётанное свадебное платье и чувствовала себя в нем словно спелёнутой.

– Я кроила по вашим меркам, – без всяких эмоций отчеканила самоуверенная девица с татуировкой на голом черепе. – У меня даже из Москвы шьют и никогда не было никаких претензий!

– Если бы вы не были самой Глорией Пресловуцкой, я бы потребовала немедленно вернуть задаток, – пробурчала Рыкова. – Но, как видите, настоящим профи я готова простить мелкие огрехи…

– Не переживайте, я оставила приличные припуски. Сейчас все расставим… Скажите, а вы не поправились?

– Поправилась? – взвилась Зинка, точно модельерша кольнула ее иголкой.

– Другой причины я не вижу.

Пошив подвенечного платья в модном доме Глории Пресловуцкой стал подарком Миши на их помолвку. Рыкова направо и налево хвасталась щедростью жениха, предвкушая, что их свадебные снимки украсят страницы местного глянца.

Но ликование сменилось недоумением, едва Зинка явилась на примерку. Неужели Глория права, и ее действительно расперло в объемах? Но ведь они снимали мерки всего два дня назад… Мало того, с утра она весила всего 57 кг – на кило меньше, чем три дня назад. Мистика какая-то…

– Полундра! – вечером того же дня проверещала она Кириллу. – Процесс похудения пошел вспять. Надо срочно предпринимать жесткие меры!

– Коррекция идет своим чередом, – мягко отвечал тренер. – Ты неуклонно теряешь в весе…

– …но при этом почему-то не влезаю в свадебное платье.

– Значит, надо прокачивать мышцы. Вес-то уходит, но мышцы пока не в тонусе, вот и расползаются, как кисель.

– У меня на все-про все две недели, – напомнила Зинка.

– Обещаю, что сделаю все возможное.

Через день Бекетов вновь отвез невесту на примерку.

– Что вы опять напортачили?! – заголосила Рыкова. – Оно стало еще теснее.

– Не может быть. Я ослабила на сантиметрик в основных швах…

– И кто вам это разрешал? Если дело пойдет такими темпами, то скоро нам придется делать в швы эластичные вставки!

– Не скандальте, – оборвала ее Пресловуцкая. – От меня еще никто не уходил недовольным.

В примерочную заглянул Миша.

– Не понимаю, что ты так переживаешь, – улыбнулся он. – Что с того, что ты слегка поправилась? Я тебя люблю всякой.

Зинка метнула на модельершу строгий взгляд:

– Будьте любезны, оставьте нас наедине. Нам нужно посовещаться насчет этой анорексической одежки.

Когда Глория вышла, Зинка порывисто обняла Мишу и ловко скользнула руками под его джемпер. Бекетов уткнулся лицом в ее волосы.

– Ух ты, какой гладенький, – прошептала Рыкова. – И почему ты у меня такой недотрога?..

* * *

Клан Пащенко пришел в движение.

– Катенок, как ты могла…? – увещевал дочку Папик.

– Папа, я не изменяла ему! Этот неуклюжий тренер запнулся о ковер, сшиб меня с ног, и мы вместе упали на кровать. Это же просто недоразумение! Почему вы все верите Стражнецкому, а не мне?

– Да я не про это, – отмахнулся Николай Юрьевич. – Как ты могла подписать этот бредовый брачный договор?

– Не знаю… не помню… столько лет прошло…

– Вспоминай, вспоминай, это очень важно. Отец для вас из кожи вон лезет, а вы раздариваете такие куски всяким проходимцам!

В комнату вошла Карачарова и поставила перед мужем бокал с коричневатой жидкостью:

– Твой настой шиповника, Коля.

– Нет, Оля, ты подумай, как этот подонок обошелся с Катенком!

– А я всегда говорила: не стоит так слепо верить этому человеку, – холодно отвечала Ольга. – Я, конечно, знаю его только по работе, но интуиция подсказывает мне, что он способен продать родную мать.

– Я понятия не имела, какой он! – зарыдала Катюшка. – Он клялся, что будет добрым и верным мужем!

– Верным?! – лицо Папика исказила ироническая улыбка. – Кстати, кстати… В вашем договоре сказано, что первый из супругов, нарушивший верность, расплачивается с другим добрачным имуществом. Да я на двести процентов уверен, что этот кобель гулял! Я кое-что о нем слышал…

– И ты веришь в этот самопиар? – усмехнулась Ольга. – В определенный период Стражнецкому хотелось иметь репутацию казановы, и он сам распространял о себе разные небылицы.

Папик удивленно посмотрел на жену. Такая трактовка никогда не приходила ему в голову.

– А тот случай, когда я застал его в гостиничном номере с одной красивой брюнеткой в красном платье в горох? – напомнил Николай Юрьевич о хорошо известных Ольге событиях пятилетней давности.

– Коля, – вздохнула Карачарова. – Теперь ты понимаешь, как легко и непринужденно можно создать себе репутацию бабника. Пошел на обед с одной, посидел в кафе с другой, подвез на машине третью… И все – готово! А тебе никогда не приходило в голову, что ни с одной из этих женщин его ничего не связывало?

– Ольга Вячеславовна, скорее всего, вы правы, – шмыгнула носом Катюшка. – За все пять лет брака он ни разу не дал мне повода его в чем-то заподозрить. Ночевал всегда дома, никакого запаха женских духов… какие там еще бывают признаки, что муж завел любовницу?

…Расположившись на кушетке с зимнем саду, Карачарова закрыла глаза и с легкой улыбкой углубилась в воспоминания о событиях последних недель. С удовлетворением вызвала в памяти обескураженное лицо Костика, когда она объявила ему, что не одна в номере. Вот уж не думала, что он так разобидится! Уехал из пансионата, сбросил ее звонок, не ответил на СМС-ку… Но как только узнал о проделках жены, бросился к ней, извинялся, просил совета…

Ольга опять улыбнулась сама себе. Если бы ей было 25 лет, она решила бы, что Костик ее любит. Но ей было 44, и в любовь людей, подобных Косте Стражнецкому, она не верила. В одном она была уверена твердо и непоколебимо: в своей над ним почти безграничной власти.

Да и он был ей словно родной. Прекрасно осведомленная о большинстве его связей, она могла в один миг повернуть бракоразводный процесс на 180 градусов и доказать, что не жена, а муж систематически нарушал супружескую верность. Но Ольга не видела в этом смысла. Ей было интересно: что выгадает ее любовник в результате череды своих хитрых ходов? К какому финалу придет? И станет ли, наконец, счастлив? Об этом в последние год-полтора Костя говорил очень много…

* * *

«Аполло» открывался в восемь, но Зина стояла под дверями спортклуба уже в 7.45.

– Хелп! Сос! – бросилась она к Казаринову. – Спаси меня от этого наваждения! Я пухну с каждым днем!

Кирилл оценивающе глянул на нее:

– Зин, что с тобой? Наоборот, ты сильно похудела. Пойдем на весы.

На дисплее высветилось 54,5.

– Все, останавливаем прием корректоров, – твердо сказал тренер. – Метаболизм запущен, больше стимулировать его не нужно. Сколько у тебя ушло за три недели?

– Десять с половиной килограммов.

– Это много. Пора тормознуть.

– Но я перестала влезать в свои вещи! Что ты на это скажешь?!

Казаринов недоуменно посмотрел на нее и, наконец, изрек:

– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

– Но ты сам говорил, что такой эффект могут дать мои кисельные мышцы…

– Нет-нет, – решительно замотал головой Кирилл. – Не до такой степени они не в тонусе, чтобы тебе стала тесна твоя одежда.

– Идея! Значит, я за эти три недели просто раскачалась!

– Исключено. Женщина и за пять лет не раскачается до такой степени, чтобы не влезать в свою одежду. Если, конечно, не будет употреблять некоторые препараты.

– Я с ума сойду! – взвизгнула Рыкова. – Может, весы врут?

– А твои домашние сколько показывают? – усмехнулся Кирилл.

– Столько же…

– Вот именно. Да я и без весов вижу, что ты очень похудела.

– Мы должны продолжить снижение веса!

– Нет, – твердо сказал Казаринов. – Больше ни одной розовой таблетки.

– Это бесчеловечно, антигуманно! У меня через две недели свадьба!

– Нет.

– Ты намекал, что я тебе нравлюсь…

Казаринов отвел взгляд.

– Так вот… – продолжила Зинка.

– У тебя скоро свадьба, – напомнил ей инструктор.

– Значит, ты мне отказываешь?

– В тренировках – нет. В корректорах – да. Если бы я знал, что вместе с жировыми отложениями у тебя начнут сжигаться и клетки мозга…

– Ты еще пожалеешь, что так обошелся со мной! Ты очень пожалеешь! – и Зина громко хлопнула дверью.

* * *

Закрыв глаза, Стражнецкий лежал на кушетке и млел от удовольствия. Над его лицом работала массажистка, мастер по маникюру обрабатывала ногти, а в ногах копошилась педикюрша. Костик лениво подумал: как приятно все-таки избавиться от всего старого, отжившего, ненужного, будь то ороговевший слой кожи, отросшие ногти или нелюбимая жена.

Алина. Неужели они снова будут вместе? Это казалось ему чем-то невозможным. Он вспомнил, как решительно она порвала с ним, узнав, что он женится на Катюшке. Словно они и не встречались три года. С тех пор прошло пять лет. За это время Алина не сказала ему ни слова о личном. Они общались только по работе – как главред с главредом. Он даже сомневаться стал, любила ли она его. Разве может любящая женщина быть такой последовательной, такой принципиальной? Ни разу не забыться, не поддаться порыву?

Не за горами тот час, когда он задаст ей эти вопросы. Сейчас нельзя. Надо разрулить проблемы с Катюшкой, отжать себе побольше имущества. Молодой, красивый, богатый… Весь мир будет у его ног. И он, наконец-то, заживет настоящей, полной жизнью, а не такой, как сейчас – «подготовительной», черновой…

– Константин Ильич, вы не против выступить перед участниками праздничного вечера с приветственной речью? – в трубке раздался искусственно приветливый женский голос. – Вы один из наших лучших выпускников, представитель уважаемой партии «России верные сыны», и мы решили доверить эту честь вам…

Конечно, он выступит. Через три дня он идет на большое интересное мероприятие. Шутка ли – его родному химфаку семьдесят! Соберутся выпускники разных лет, будет грустно и радостно одновременно. Таких высот, как он, с его курса не достиг никто. Он появится на празднике как хозяин жизни, но будет вести себя скромно и приветливо. В этот вечер он забудет, что он особо важная персона, и будет доступен для общения каждому смертному.

Благостный ход его мыслей прервал телефонный звонок:

– Да, Давид Маркович… я весь внимание… что? Он так и не объявился?… признать без вести пропавшим?.. делайте в моих интересах то, что считаете нужным. Вы знаете, я умею быть благодарным.

Безупречный лоб Костика, только что расслабленный руками умелой массажистки, точно молния, прорезала морщинка. Опять перед ним преграда! А ведь каких-то полтора-два месяца назад он был уверен, что огромный куш вот-вот приплывет в его карман. Как вдруг выяснилось непредвиденное…

Но он не намерен пасовать перед трудностями. Он уже много сделал для того, чтобы получить свои деньги. И продолжит за них бороться любым… практически любым способом. В том, что деньги действительно «его», Костик не сомневался.

* * *

К химфаку Стражнецкий подъехал ровно к шести. Прибыть раньше было бы несолидно для человека его ранга. Явиться позднее, как он обычно и делал – означало проявить неуважение к обществу. А в этот вечер, как ни в какой другой, ему хотелось быть простым, открытым и доступным.

– Константин Ильич? – подскочила к нему секретарь декана. – Пойдемте, я проведу вас в президиум.

– Зачем? Я в зале где-нибудь найду себе место, – иногда Стражнецкому нравилось притвориться скромником.

– Нет-нет, все, кто будет выступать с речью, должен сидеть в президиуме. Тем более, вы наш особо важный гость…

Как бы нехотя, Костя дал себя увлечь на сцену, где за длинным столом, покрытым красным бархатом, уже сидело несколько человек. В их числе Стражнецкий с неудовольствием заметил Ларису Маркову, которая училась на курс его младше. В свои 35 она вот уже три года руководила крупным химическим производством «Эмск-Пласт», что почему-то раздражало Костю. Куда приятнее было считать, что высот в этой жизни достиг только он из выпускников. И хотя рядом с Марковой сидел доктор наук, который некогда учился на два курса младше Кости, он не вызывал у него ревностных чувств. Ученых Стражнецкий почитал за чудиков. В самом деле, так ли они умны, чтобы по собственной воле отказаться от «нормальной» карьеры и денег? Ну, призвание. Так никто не мешает тебе завести домашнюю лабораторию, как это сделал он, и химичить в свободное время для души…

– Дорогие выпускники! Рад приветствовать вас на 70-летии нашей альма матер! – провозгласил декан, и все зааплодировали. – …минули годы… не растеряли пытливости ума… высочайшие научные достижения… на благо нашей родины…

Уже на второй минуте этого спича Костя отключился на свои мысли. Однако ж, какой пройдоха этот Семен Борисович. Как два года назад заступил на должность декана, тут же его нашел, хотя до этого они не были знакомы. Сам позвонил, пригласил на рюмку коньяка. А в процессе смакования этого одного-единственного бокала как бы между делом посетовал на отсутствие жалюзи в кабинетах, на устаревшее оборудование в лабораториях… нельзя ли продавить эту тему в Эмской раде? А еще лучше – рассказать о проблемах народного образования двум-трем меценатам? А вот о закупках беспокоиться не стоит… достаточно денежных пожертвований, все необходимое они приобретут сами. Обсудят с коллегами, придут к оптимальному решению…

Тогда Костя пообещал Семену Борисовичу всяческое содействие, но сам и палец о палец не ударил. Вымогательство под видом заботы о родном учреждении насмешило его. Он думал, что декан обидится на его «нечуткость» и больше не побеспокоит. Не тут-то было.

Видимо, Семен Борисович внимательно наблюдал за успехами выпускников. Не так давно стало известно, что «Эмск-Пласт», которым руководила Лариса Маркова, назначил несколько именных стипендий лучшим студентам химфака. А трое самых-самых по итогам года отправились на месячную стажировку в Японию – за счет «Эмск-Пласта». Костя нисколько не удивился, когда узнал, что один из этих троих был племянником Семена Борисовича, а второй – его приемным сыном от второй жены.

Благодаря еще четырем-пяти выпускникам, занимавшим различные посты на химпредприятиях области, на факультете были оборудованы новые лаборатории, закуплен мультимедийный класс… да и много чего другого сделано полезного. Правда, примерно в то же время у Семена Борисовича появилась еще одна квартира, а у его любовницы – доцента кафедры строения вещества – новая машина.

– …того, кто вас выводит в люди, – продолжал тем временем декан, – кто вас выводит в мастера…

Стражнецкий усмехнулся: ему этой лжепатетикой мозги не запудришь. Он здесь вовсе не за тем, чтобы выслушивать жалобы Семена Борисовича на бедность. Он пришел отдохнуть, расслабиться, приоткрыть дверь в новую жизнь. Перспективы виделись светлыми, будущее – гармоничным и устроенным. Он разведется с Катюшкой, получит от нее солидное отступное, потом то самое наследство – а это куш еще более серьезный. Изберется в Госдуму. Возможно, действительно женится на Алине и увезет ее с собой в Москву. Ольга, наконец-то, скажет, что он поступил правильно, а Аглая… ну, она его, безусловно, поймет. Трудно представить, что с ее цинизмом она и в самом деле верит в какую-то там любовь. Они по-прежнему останутся деловыми партнерами… ну и в дружеском, ни к чему не обязывающем, сексе он ей не откажет. Ничего не попишешь, раз того требуют интересы бизнеса… Словом, все должно было разрулиться наилучшим образом.

Его мысли прервал звонкий голос ведущей:

– Сегодня в этом зале находится один из наших лучших выпускников – главный редактор городской газеты «Помело», депутат Эмской Рады, член политсовета партии «России верные сыны» Константин Стражнецкий. Константин Ильич, просим вас к микрофону!

– Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, – Стражнецкий приветствовал зал своим задушевным баритоном, и все притихли. – Как здорово смотреть в зал и встречаться глазами с добрыми старыми друзьями. И пусть жизнь разбросала нас, хочется верить, что наше братство незыблемо, наша дружба нерушима, и мы, как и 15, 20, 25 лет назад верны своему высокому призванию – Ее Величеству Химии. Верны друзьям. Верны себе.

На этом пафосном месте Костя, как заправский актер, взял паузу и обвел зал медленным проникновенным взглядом. Публика затаила дыхание. На оратора устремились сотни глаз: восхищенных, растроганных, ревнивых, завистливых… На место он удалился под бурные и продолжительные аплодисменты.

– Про Ее Величество Химию – это вы сами придумали? – едва он спустился со сцены, его взяла в оборот одна из выпускниц лет на десять младше. – Меня зовут Настя.

– И вы хотите получить мой автограф? – улыбнулся Костя.

– Ага, с вашим номером телефона, – и Настя откинула назад прядь волос. – Мы ведь с вами сегодня потанцуем?

– Я запишу тебя на польку, – Стражнецкий улыбнулся и проследовал дальше. Он слышал, что за его спиной перешептывались, шушукались, нервно хихикали. Не вызывало ни малейшего сомнения: он произвел впечатление.

– За наш столик, за наш столик! – помахал ему рукой Семен Борисович.

Стражнецкий почтительно кивнул ему, а сам подумал: сбегу после первого же тоста.

– За Ее Величество Химию! – провозгласил декан, поднимая бокал шампанского. – Ура!

– Ура! – разноголосо подхватили все. Банкетный зал огласился звоном бокалов.

– За царицу наук! – разошелся Семен Борисович. – За гимнастику ума!

– Ура! Ура! Ура!

Вечер вступил в самую приятную фазу. Принялись сколачиваться первые кружки по интересам, начались рокировки за столиками. Костя немного растерялся: он не видел еще никого со своего курса и остался таким образом без компании. Проводить вечер в кругу старперов, за VIP-столиком, может, было и солидно, но совсем не заманчиво.

– Пора танцевать! – как нельзя кстати к нему подскочила Настя. – Мне сказали: сейчас будет полька.

– Но еще никто не танцует, – подмигнув ей, отвечал Стражнецкий.

– Значит, мы будем первыми.

– И в самом деле. Давай выпьем. Дзыньк!

Танцевал Костик хорошо – сказывались пять отроческих лет в студии бального танца. Когда мать оставила их с отцом, Стражнецкий хотел бросить кружок. Не дала преподавательница, которая прочила ему большое танцевальное будущее. Вызванивала его перед каждым занятием и выбивала обещание явиться. Худо-бедно, но таким макаром он протанцевал еще четыре года.

– Костик, привет!

– Ну ты заматерел, Костян!

– Константин Ильич, у вас будет для меня секундочка?

– Стрэнджер, ты, что ли?

Костя кивал всем с одинаково приятной улыбкой. «Я не сторонюсь простых людей. Я доступен народным массам, – мысленно внушал он себе. В конце концов, он делает карьеру политика – а там придется не только фиалки нюхать. Надо будет и ассенизаторам руки жать, и доярок расцеловывать.

– Прикольно пляшешь! – бросил ему симпатичный блондин спортивного телосложения.

От этой фамильярности Стражнецкого внутренне передернуло, но он лишь улыбнулся незнакомцу:

– Ты когда закончил? Что-то я тебя не помню…

– А я вообще из меда, – беззаботно отвечал тот. – Мы типа делегация друзей химфака.

– Мы?

– Наших тут полно. Пойдем накатим?

– Пуркуа па? – и приобняв Настю, Костик двинул вслед за новым знакомым.

– Ба, а где все наши? – шумно удивился блондин, когда никого не обнаружил за столиком. – Дымят, что ли, все? А нам, как зайцам, все равно, да? Мы сейчас и без них накатим. Ес? Вискарь?

Стражнецкий мотнул головой. Напиток забулькал по бокалам.

– Меня Костик зовут, – чокнулся Стражнецкий с дружелюбным медиком.

– А меня… блин, давай сегодня без этого? – и он хлопнул его по плечу. – Пусть я буду Кристианом. Почему ты не сказал, что тебя зовут Роланд?

И он громко нетрезво рассмеялся.

– У тебя своеобразное чувство юмора, – отвечал Стражнецкий, который тоже уже ощутил опьянение. – Роланд, говоришь? А что, давай. Хоть горшком назови, только в печку не ставь.

– А я тогда буду Анжеликой, – попыталась встрять в беседу Настя, но Кристиан продолжал вести себя так, будто ее здесь не было:

– Ты наш человек, – и блондин опять хлопнул Костю по плечу. – Выпьем на брудершафт!

– Да мы и так с тобой на ты.

– Это только предлог, лапа, – развязно отвечал тот. – Или ты брезгуешь скупым мужским поцелуем? Сплавь поскорее эту целлюлитную телку. Я сразу понял, что ты не прочь со мной замутить. Угадал?

Стражнецкий вздрогнул:

– Что-что? – и тут же поднялся. – Спасибо за компанию. Нам пора.

– Да сиди ты, – рассмеялся Кристиан. – Кого ты хочешь провести? Все знают, что ты в теме. У вас в «РВС» многие в теме. Скажешь, нет?

И медик вновь разразился глумливым хохотом.

– Не понимаю, о какой теме речь, – сухо ответил Костик. – Желаю хорошо повеселиться.

Настроение было подпорчено. Что это за тип? Откуда он взялся? И почему прицепился к нему с таким странным, даже оскорбительным предложением? Вот они, горькие плоды популярности… Чтобы собраться с мыслями, он вновь пригласил Настю на энергичный танец. Но тут его ожидала новая напасть. Прямо перед ним вдруг откуда ни возьмись появились две девчонки – по виду, старшекурсницы – и принялись выделывать своими ногами, бедрами и животами такое, что Костю бросило в жар. Девиц же это только развеселило. Подначивая друг друга, они тянули к нему руки и норовили облепить своими разгоряченными телами. Вежливые улыбки не помогли – подружки вошли в раж и, тесня Настю, наступали на Стражнецкого.

– Черт те что, а не юбилей химфака, – Костя вытер влажный лоб. – Пойду покурю.

– Я с тобой, – дернулась за ним Настя.

– Не надо, – отмахнулся Стражнецкий. – Я скоро вернусь. Мне надо звякнуть партийным товарищам.

Он не сделал и десяти шагов, как его подрезал Семен Борисович:

– Константин Ильич, так что вы решили насчет благотворительного фонда «Навсегда с химфаком»? Сегодня самое время обо всем договориться. Все меценаты в сборе…

– Я покурю и подойду к вам, – Стражнецкий начал терять самообладание. – Мне только что звонили из политсовета…

– Да-да, конечно. Решите свои государственные дела, а потом милости просим к нам, – и он кивнул в сторону VIP-столика.

Костя глянул по направлению кивка и увидел Ларису Маркову в окружении мужчин. Подняв бокал, она громче, чем обычно, смеялась, одобрительно кивая головой в такт словам статного длинноволосого брюнета, опирающегося на трость.

– Это кто? – при взгляде на незнакомца Костю почему-то кольнуло дурное предчувствие.

Словно заметив его заинтересованный взгляд, брюнет посмотрел в сторону Стражнецкого.

– Это удивительно щедрый человек, благотворитель с большой буквы. Директор одного из лучших спортивных заведений города и по совместительству муж нашей многоуважаемой Ларисы Петровны…

– А-а. Борис Семенович, а что тут сегодня за сходка медиков? Я с одним пересекся: говорит, делегация друзей факультета…

– Лично я никого не приглашал, – развел руками декан. – Разве что Аллочка в курсе. Я уточню…

«Все так, да что-то не так, – думал Костя по дороге в курилку. – Что-то не так». Заглянув в прокуренный закуток у туалета, где яблоку было негде упасть, Стражнецкий тут же прикрыл дверь. Нет, лучше он подышит свежим воздухом и заодно приведет мысли в порядок. Он отошел подальше от крыльца, с удовольствием раскурил сигару и запрокинул голову, наслаждаясь видом сумеречного апрельского неба. «Как это просто – быть счастливым, – подумал Костя. – И как это хорошо – начинать новую жизнь. Иметь такую возможность. Не дать себя спеленать всем этим условностям и предрассудкам. Ну и что, что у него дети? Он же их не бросает. Да, он уедет далеко, но он же не будет о них забывать. В конце концов, в том, что так получилось, нет его вины. Неужели Катюшка не понимала, что он не любит ее? И, тем не менее, пошла за него замуж. Испортила жизнь и ему, и себе. А ведь все могло бы быть…»

Его размышления прервал чей-то кашель. Костя вздрогнул и обернулся. Недалеко от него, почти неразличимый в темноте, стоял незнакомый мужчина. То ли он был одет во все черное, то ли это был оптический обман… Стражнецкий тоже прокашлялся и зашагал прочь. Настя поджидала его на крыльце.

– Ты куда пропал? Я все закоулки обегала.

– Я же сказал: у меня дела, – чуть взволнованно ответил Стражнецкий и оглянулся. – Кстати…

Он взял паузу, рассматривая Настю. Сказать или не сказать?

– Может, ты не в курсе, но я женат.

– А почему тогда у тебя нет кольца?

– Не люблю всех этих бабушкиных ритуалов и прочих пережитков прошлого. В первую очередь, я свободная личность.

– Значит, мы можем поцеловаться? – с легким вызовом сказала Настя и, не дожидаясь ответа, обвила его шею руками.

Новая знакомая не слишком нравилась Стражнецкому. По крайней мере, он не достиг еще той кондиции, чтобы рассматривать ее в качестве кандидатки на сегодняшнюю ночь. Но если женщина просит… Он любил при случае пошутить, что воспитан в классических традициях, не позволяющих отказать даме в такой малости.

Хлопнула дверь, и на крыльце возникла крепкая фигура светловолосого медика.

– Ни хера себе! – заорал «Кристиан». – Этот верный сын России обхаживает мою телку! А по сусалу не хочешь?

Стражнецкий обернулся, насколько ему позволили настины объятья:

– Что вам нужно? А, это ты… – и он удивленно посмотрел на «Кристиана».

– А ну отвалил от моей телки, – сурово сказал блондин.

– Кость, да это какой-то псих, – возмутилась Настя. – Сначала к тебе докапывался, потом ко мне… Молодой человек, вы меня ни с кем не перепутали?

– Тебе, шлюха, слова никто не давал! – опять рявкнул «Кристиан». – С тобой я дома поговорю. А ты у меня сейчас промеж рогов схлопочешь.

И он угрожающе шагнул к Стражнецкому. Тот отступил. Костик считал, что кулаки – оружие слабых. Ему всегда удавалось выйти из неприятных ситуаций с помощью дипломатических способностей. Случались, конечно, небольшие схватки, пару раз по молодости он даже «носил» фингалы… но сейчас, когда он уважаемый в городе человек, народный избранник, главный редактор солидного издания…

– Э, ты уснул, что ли? – ударил его по плечу «парень Насти».

– Минуточку, – голос Стражнецкого чуть дрогнул. – Может, вы меня правда с кем-то путаете? Я депутат Эмской Рады…

– Ты-то мне, педик, и нужен.

– У вас будут неприятности…

– Самая большая неприятность для нормального пацана – когда его девчонку лапают оборзевшие мажоры! – и «Кристиан» рванул его к себе за лацканы дорогого пиджака.

Раздался визг. Тут же об каменные ступени звонко ударилось и разбилось что-то стеклянное. А Косте в лицо полетел кулак, показавшийся ему огромным. Стражнецкий попытался увернуться, но в этот момент блондин ловко поставил его подножку, и Костик, потеряв равновесие, отступил, упал на спину и неловко покатился по ступеням. Он попытался подняться, но над его головой тут же взлетела нога агрессивного незнакомца. Еще миг – и она бы вписалась прямо в его точеный нос. Как тут…

– Что здесь происходит?! Кошмар! Где полиция? – на крыльцо высыпало сразу несколько человек, и обидчик растворился в темноте.

– Что с вами, Константин Ильич? – участливо присела перед ним какая-то женщина. – Не беспокойтесь, сейчас мы вызовем врача…

– Он только что здесь был, – злобно бросил Костик, поднимаясь на ноги. – Со мной все в порядке.

– Но что здесь произошло? – допытывались у него.

Стражнецкий косо глянул на Настю, стоявшую поодаль в неком подобии ступора, и зло отвечал:

– Просто некоторые особы ведут себя настолько вольно, что потеряли счет своим кавалерам…

– Это неправда! – встрепенулась Настя. – Я в первый раз вижу этого странного типа! И совершенно не понимаю, что он тут нес…

– Как же, как же, – ядовито отвечал Стражнецкий. – Я прямо растаял от доверия. Теперь-то я понимаю, что вас всех просто наняли, чтобы подставить меня перед выборами! Чтобы бросить тень на мою безупречную репутацию!

– Это все неправда, – Настя обвела взглядом людей, словно ища у них поддержки.

– Все! Спектакль закончен! Что уставились, как бараны?! – Стражнецкого понесло. – Убирайтесь! Вы добились своего, испортили мне вечер… и новый костюм… Валите отсюда, я сказал! Или кто-нибудь еще хочет комиссарского тела?

Прихрамывая, он двинулся к лавочке. Все, хорош, погулял. Отдышаться, вызвать такси и ехать к себе. Хватит на его голову приключений. Трясущимися руками он срезал кончик у сигары и нервно затянулся.

– Как насчет коньяка? – раздался участливый голос.

Костик вздрогнул и поднял лицо. Над ним стоял незнакомец. Его густые темные волосы ниспадали на лицо и плечи.

– А у тебя есть? – недоверчиво спросил Костя. – Ты кто? Если делегат от этих, то проваливай.

– Да бог с тобой, – улыбнулся тот и присел рядом. – Я на курс младше учился, помнишь меня?

Стражнецкий искоса глянул на него:

– Да вроде знакомое лицо…

Тот тихо рассмеялся и достал из внутреннего кармана пиджака четверку.

– Держи. Ничего, что из горла? Закуски тоже нет, извини…

– Предпочитаю не закусывать коньяк, – и Стражнецкий сделал сразу три глубоких глотка. – А ничего…

– Отличная штука, – поддержал его новый приятель. – Мне армейский кореш из Дагестана присылает.

– А ты? – Костя глазами указал на четверку.

– Да я вспомнил, у меня с собой еще чекушка есть. Что мы будем одну мусолить-то, – и новый знакомый вынул из портфеля стеклянную фляжку. Всмотрелся в нее внимательно, отвернул пробку и сделал глоток.

– А мне из Франции возит один знакомый посёл, – заплетающимся языком сказал Костик и глупо рассмеялся. – Эх и ухайдокался я на этой вечеринке… А где твоя клюшка?…Да не шлюшка, а клюшка… Не было? А это разве не ты около Лариски отирался?..

…Алина наносила крем на лицо. Сейчас она с полчасика почитает, успокоит поднятые за трудовую неделю нервы и наконец-то ляжет спать. Может, у нее даже получится уснуть самой. В последние годы это становилось ей все труднее и труднее…

– Мам, ты за меня не волнуйся, спи спокойно, – словно прочитав ее мысли, крикнула из прихожей Галинка. – Мы с девчонками только до трех поколбасимся в клубе, а потом нас Иришкин брат заберет на машине.

– Только аккуратнее, пожалуйста, уж пусть он не гоняет сильно…

Алина протянула руку к выключателю, чтобы погасить свет на кухне, как вдруг в дверь раздался звонок.

– Мам, сиди, это, наверно, Анька с Иришкой, – и Галинка метнулась к двери.

Алина решила не смущать молодежь своим присутствием и осталась на кухне. Однако вместо радостного девчачьего щебетания она услышала глухие нечленораздельные звуки.

– Кто это? – выглянула она в коридор.

– Константин Ильич, – Галинка иронично смотрела на визитера. – Похоже, он умирает от любви к тебе.

Алина сделала несколько быстрых шаговв к двери и остолбенела. Таким пьяным она не видела Костика никогда. Он пытался устоять на ногах, держась за косяк двери, и силился что-то произнести…

– Ну когда вы научитесь по-нормальному пить?! – чуть не плача бросилась к нему Алина. – Сейчас я позвоню Кате, она приедет за тобой… Не переживай, я ей все объясню… она ничего не подумает…

Невероятным усилием воли Стражнецкий мотнул головой и тут же принялся оседать на пол. Глухо ударившись о бетон коленями, он повалился на бок.

– Что с тобой? – присела рядом с ним Алина. – Скажи хоть что-нибудь…

– Ясен пень, он напился и его потянуло на подвиги, – ухмыльнулась Галинка. – Парни все такие. Из трезвых из них слова не вытянешь. Зато налакаются – и давай в любви признаваться…

Алина бросила на дочь укоризненный взгляд:

– Галюш, помоги-ка мне его перевернуть.

– Мамуль, извини, но ты у меня дурочка. Так и будешь всю жизнь расшибаться ради мужиков в лепешку, а они об тебя ноги будут вытирать…

– Тихо, тихо… Да, я дурочка, но я не могу бросить человека в таком состоянии.

Вдвоем они перетащили тяжелого, как куль с цементом, Стражнецкого в ванную и перегнули через бортик. Из костиного рта хлынула рвота.

– Набери у меня на сотовом Петра Сергеевича, – тяжело дыша, обернулась к дочери Алина. – Скажи, главреду «Помела» срочно скорая нужна.

– Ноль три набрать?

– Да не ноль три, а главврачу на сотовый…

С ужасом глянув на красновато-коричневое содержимое ванны, Алина вновь решительно сунула пальцы в рот любимому мужчине. Какой бы ужас она ни испытывала, она всегда помнила, как надо действовать в экстренных ситуациях.

* * *

Зина повернулась на правый бок и окинула спящего жениха влюбленным взглядом. Как же он устает на своей благородной службе! За полторы недели, что они прожили вместе, Мишу уже трижды вызывали в командировки. Вот и вчера он позвонил ей около полудня и сообщил, что срочно выезжает в область. Вернулся под утро усталый, с красноватыми от недосыпа глазами… Бедненький, пусть поспит еще часок…

Зина выскользнула из-под одеяла и на цыпочках прошла на кухню. Там, закурив сигарету, щелкнула по пульту.

– Вчера в тяжелом состоянии в Эмскую больницу скорой медицинской помощи был госпитализирован наш коллега, главный редактор популярного городского издания «Помело» Константин Стражнецкий, – сообщила смазливая телеведущая, которую Рыкова считала профурсеткой, о чем однажды и сообщила ей при встрече в коридорах Эмского телецентра. – По сообщению наших корреспондентов, дежурящих в больнице, Константин Ильич находится без сознания. К сожалению, врачи пока не дают комментариев. Напомним, Константин Стражнецкий, член политсовета партии «России верные сыны», баллотируется на выборах в Государственную Думу по Эмскому округу. По данным опросов независимого информационного центра «Блабласьон индепенданс», кандидатуру Стражнецкого поддерживают 52 целых и три десятых процента избирателей…

– Не может быть, – прошептала Рыкова и протянула руки к экрану. – Костя, не уходи, ты мне много должен…

Тем временем камера взяла крупным планом заплаканное лицо Катюшки.

– Огромное несчастье, – всхлипывала она. – Пока ничего не ясно. Муж сейчас в реанимации, меня к нему не пускают…

На экране вновь появилась «профурсетка».

– Только что нашим корреспондентам удалось взять комментарий у заведующего отделением реанимации ЭБСМП, – поведала она с торжественно горящими глазами.

– Пациент 1975 года рождения поступил в стационар в 23.40 в состоянии сопора, – забубнил медик, на груди которого также красовался значок партии «РВС». – Наблюдаются явления острого гастроэнтероколита… деятельность центральной нервной системы находится в угнетенном состоянии…

– Едрит-Мадрид, а по-русски никак?! – выругалась Зинка.

– …проводятся реанимационные мероприятия… гемосорбция… коррекция свертываемости крови… состояние оценивается как крайне тяжелое… – монотонно отчитывался врач.

– Офигеть! Так и сидеть моей Алинке в девках! – и Рыкова потянулась за сигаретой. – Но что же такое стряслось с этим цветущим циником?

Внезапно ее осенило.

– Катенок, прими мои соболезнования и поздравления, – затараторила она по телефону. – Как с чем?… с часу на час ты станешь свободной женщиной… Не ожидала от тебя! Дерзко, дерзко… Поделишься рецептиком?.. Как каким? Ты разве не знаешь, что я давно коллекционирую рецепты вкусненьких расслабляющих добавок в коктейли? Да ну тебя в пень, шуток не понимаешь…

Она разочарованно швырнула телефон на диван и посмотрела на часы. Так, если ее борец со злоупотреблениями не проснется в течение пятнадцати минут, она бросит все и уйдет в «Аполло». Любовь любовью, но у нее есть и свои дела. Позарез надо разжалобить Казаринова, чтобы он отсыпал ей еще розовых таблеток.

– Кир, зайчик, – оглядываясь на дверь, заворковала она в трубку. – Пора, красавец мой, проснись. На том свете отоспишься. Через час назначаю тебе свидание за углом у гиперэкстензии, под сенью турника. Что-что? Плохо себя чувствуешь? Так и быть, я сама подъеду к тебе за дозой… Но почему?… Ах, вот как?!..

А через пару часов они с Мишей катили в салон Пресловуцкой.

– Глория мастер от бога, поверь старому портному, – с улыбкой втолковывал ей Бекетов. – Уверен: на этот раз платье сядет как влитое.

– Это в ее же интересах, – мстительно пробубнила Зинка.

…Едва Бекетов и Пресловуцкая завели разговор о последних тенденциях в свадебной моде, как из примерочной раздались Зинкины вопли. Отдернув занавеску, Миша обнаружил невесту, кружащую с поднятыми вверх руками, которые были скованы платьем.

– Вражеская армия капитулировала и выбросила белый флаг? – рассмеялся он.

– Только помоги мне выбраться из этой мышеловки, и белый флаг выбросит эта закройщица из Торжка, – натужно бубнила Зинка, пытаясь высвободиться из шелкового кокона.

Сбросив его на пол, она прямо при Глории залепила жениху пощечину.

– Зина, за что? – тихо спросил Миша.

– За то, что привез меня к этой бездарности! Извините, дорогуша, – она бросила на Пресловуцкую гневный взгляд, – я буду называть вещи своими именами! Вы опять напортачили черт те что! Удивляюсь, что вип-клиенты до сих пор не спалили вашу мануфактуру, а вас саму не прикопали под ракитовым кусточком!

– Так и быть, я не буду подавать на вас в суд за оскорбление, – надменно обронила Пресловуцкая. – Но имейте в виду, что работу над платьем я продолжу при условии 20 %-ной надбавки.

И она вышла из примерочной.

– Любимая, успокойся, – Миша приобнял ее за раскрасневшиеся от схватки с платьем плечи. – Это такой пустяк. Мы обязательно придумаем, как спасти платье. Еще немножко ослабим в рельефах…

Рыкова одним яростным движением вывернула белый шелк наизнанку.

– Разве ты не видишь, что припусков осталось всего по полсантиметра?! Твоя доморощенная Коко Шанель элементарно запорола мое свадебное платье!

Пресловуцкая вновь вошла в примерочную с длинной сигаретой в манерно отставленной руке.

– Может быть, вам неприятно это слышать, – сказала она, – но мне пришлось трижды расставлять швы. Если вы не можете отказаться от мучного, не стоит выбирать силуэт «секонд скин». Стиль «ампир» менее требователен к фигуре…

– Значит, я взлягиваю в тренажерке, – как бы сама с собой заговорила Рыкова. – Давлюсь этой овощной чепухой на постном масле – а эффект прямо противоположный?! Но почему тогда весы показывают другое?

– Весы показывают другое? – нахмурил брови Бекетов. – Что именно?

– Это слишком интимно!

– Я как будущий муж и дипломированный врач имею право знать такие вещи.

– Хорошо! Сегодня утром я весила 53 килограмма!

– 53 килограмма? – встревожился Бекетов. – Две недели назад ты называла совсем другую цифру. Зина, ты не больна? Дай я померю тебе пульс.

– Какой, к едрене матрене, пульс? – Рыкова выдернула у жениха руку. – Все вокруг, абсолютно все, заметили, что я ОЧЕНЬ похудела. И только вы двое не видите очевидного!

Пресловуцкая бросила на нее косой взгляд:

– Я бы поверила вашим сказкам про похудение, если бы платье было вам велико. Но ведь оно мало. Где же логика?

Все трое в растерянности замолчали. Наконец, Рыкова через силу выдала:

– По правде говоря, ваше платьице прелестно. Я хочу влезть в него во что бы то ни стало. Поэтому я беру социалистическое обязательство похудеть к свадьбе до 50 килограммов.

– Ни в коем случае! – взмахнул рукой Миша. – И если оно тебе не влезает…

– Чушь! Я просто пошутила. Оно мне мало совсем чуть-чуть.

* * *

Алина сидела в кабинете главврача больницы скорой медицинской помощи. За эту ночь ее вдоволь поболтало на адреналиновых качелях. Когда ей сказали, что в реанимации находиться нельзя, она разревелась. Когда Петр Сергеевич позволил ей посидеть на стуле у входа в Костину палату, но не приближаться к его постели, у нее к сердцу подступила теплая волна благодарности. Полчаса она провела в почти счастливом тумане, прислушиваясь к тихому жужжанию прибора гемодиализа.

Из этого состояния ее вывел писк аппаратуры. Она бросилась в коридор, но навстречу ей уже спешили два реаниматолога. Им на пульт поступила информация, что слабость дыхательной деятельности пациента достигла критической точки. Алина как во сне смотрела на быстрые слаженные действия медиков и почему-то не верила, что Костя умирает. Этого просто не могло быть. Это было бы чудовищной несправедливостью по отношению к ней. Спустя много лет ничего не значащих фраз он, наконец, пришел к ней, чтобы сказать что-то важное. Нет, этому не должно помешать ничто!.. Либо же она совсем ничего не понимает в этом мире.

В пять утра она опять подскочила на стуле – у Кости ослаб пульс. И снова врачи посуетились, вкололи то, другое – и сердце заработало. Алине очень хотелось спать и вместе с тем невозможно было уснуть. Она просидела до восьми утра с широко открытыми глазами, уставившись на костин нос, пока в палату не вошел главврач Петр Сергеевич.

– Алиночка, пойдем кофейку попьем.

– Петр Сергеевич, спасибо вам огромное за все, – встрепенулась Алина. – Только бы Костя был жив…

Главврач посмотрел в окно и ничего не ответил.

– Он ведь будет жив? – допытывалась Алина. – С ним ведь ничего страшного? Просто выпил вчера лишнего…

Петр Сергеевич, приобняв, поднял ее со стула и увлек за собой. Заперев кабинет на ключ, он сам сварил кофе на плитке, замаскированной в шкафу. Потом, чуть помедлив, открыл другую дверцу, достал бутылку коньяка и плеснул в оба бокала.

– Я не пью, Петр Сергеевич, – безучастно сказала Алина.

– Я тебе прописываю это как лекарство.

Алина сделала медленный глоток.

– Что, все так плохо? – наконец, спросила она.

– Извини, конечно, за прямоту… но он тебе кем приходится?

– Никем.

– А зачем тогда…?

– А, это…. Ну, я его люблю.

– Сейчас к нему рвется законная супруга. Пока я отбил ее атаку. Не сомневаюсь, что будет задействован административный ресурс… Тебе лучше отсюда уехать.

– Я не уеду, – глухо сказала Алина.

– Тебе надо подумать о его и о своей репутации. Если жена все узнает…

– Ей нечего узнавать. Я же сказала: он мне никто. Мне не нужно ничего, только бы он остался жив. Скажите прямо: есть надежда? Не беспокойтесь, я умею держать себя в руках.

Петр Сергеевич забарабанил пальцами по столу.

– По правде говоря, надежды мало, – врач искоса глянул на Алину, оценивая ее реакцию. – Он в таком состоянии, что в любой момент может впасть в кому. А там, сама знаешь, и на 15, и на 20 лет можно задержаться.

– Неужели это все из-за вчерашней попойки?

– Первоначальный диагноз был – алкогольная интоксикация. Но мне только что пришел анализ из лаборатории…

– Что там? – вскочила с места Алина.

– Алкоголя в крови много – это да. Но 2 промилле – это не критично.

– Извините, но он лыка не вязал и отрубился прямо под моей дверью!

– Алкоголь тут ни при чем, Алиночка. Вернее, алкоголь выступил синергистом сильнодействующего токсина – предположительно, растительного происхождения. Уровень билирубина превышен… выраженная коагулопатия…

– Петр Сергеевич, давайте попроще, прошу вас, – взмолилась Алина.

– В общем, он отравился чем-то неизвестным, а алкоголь усилил токсическое действие яда на организм. Пока мы не можем понять, что это за яд. Соответственно, не можем назначить и антидот. Через полчаса здесь будет консультант из токсикологии. Возможно, он сможет прояснить картину.

– Но чем он мог таким сильным отравиться?

– Чем-чем, – задумался Петр Сергеевич. – Грибы, к примеру, он вчера не ел?

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, приоткрыли ее.

– К вам Екатерина Николаевна Стражнецкая, – шепнула медсестра.

Доктор вопросительно глянул на Алину, но та молчала, упрямо глядя перед собой. Петр Сергеевич махнул медсестре рукой:

– Зови!

С пыхтеньем и стонами в кабинет, переваливаясь, вошла Катюшка и сразу же бросилась к главврачу:

– Что происходит? Почему моему мужу не оказывается высокотехнологичная помощь? Почему меня, самое близкое и дорогое существо, не пускают к нему в палату? Зато для представителей желтой прессы у вас всегда открыты двери, – кивнула она на Алину. – Имейте в виду, я против каких-либо публикаций! Не смейте спекулировать на нашем горе!

– Алина Викторовна присутствует здесь не как журналист, а как мой давний друг, – попытался выгородить Корикову главврач.

– Петр Сергеевич, не надо, – вышла из ступора Алина. – Я сейчас сама все объясню Кате.

И она вкратце изложила историю появления Кости у нее на пороге и его дальнейшей транспортировки в больницу.

– Но почему он пришел к вам? – подозрительно спросила Катюшка. – Вы… вы его любовница?

– Нет, – голос Алины прозвучал не совсем уверенно.

– Зачем вы врете? – плаксиво выдала Стражнецкая. – Мужчины не приходят к женщинам на ночь глядя просто так.

– Я не вру, – и сделав над собой усилие, Алина призналась: – Мы давно расстались. Как только он женился на тебе.

«Он бросил эту старую кошелку ради меня! А я-то сомневалась в его любви, – зажглось торжеством сердце Катюшки. – Какой он все-таки нравственный, безукоризненный…»

– Скажите, ваш муж ел вчера грибы? – обратился к ней Петр Сергеевич.

– Грибы? – Катюшка заметно растерялась. – Не припомню, но все может быть…

– Припоминайте, – настаивал Петр Сергеевич. – От этого зависит, какой антидот мы ему назначим. Ну, смелее. Что вы вчера готовили на ужин?

Но вместо ответа Стражнецкая опустилась на стул и исторгла из груди серию громких вздохов:

– Я должна вам признаться… должна сказать, – она быстро глянула на Алину и выпалила. – Последнюю неделю мы с мужем не жили вместе. Не подумайте ничего плохого… мы взяли некий тайм-аут, чтобы разобраться в своих чувствах друг к другу….

Тут дверь опять отворилась, и в кабинет без всякого стука вошел мужчина средних лет с папкой под мышкой.

– Следователь Синицын, – сухо представился он. – Я расследую обстоятельства покушения на жизнь члена политсовета партии «РВС» Константина Стражнецкого.

– Покушение? – удивился Петр Сергеевич. – Но почему вы так решили? Он просто отравился чем-то. С каждым может случиться.

– Трудно поверить в случайность прозошедшего, когда до выборов в Госдуму остался месяц, – усмехнулся Синицын и перевел взгляд на Катюшку и Алину: – Гражданки, оставьте нас наедине с главврачом.

* * *

Приняв твердое решение сбросить до свадьбы еще три кило, Зина под благовидным предлогом улизнула из дома. Ей было нужно кое к кому съездить.

…На ее звонок в дверь никто не отозвался. Рыкова нажала кнопку понастойчивее. Опять никакой реакции. Она вышла из подъезда и подсчитала, где могут находиться интересующие ее окна. Они были темными. Тогда она набрала комбинацию цифр на сотовом.

– Так ты на смене, что ли? А говорил, что сегодня по графику Ядов…

– Это ты только что в дверь трезвонила? – отозвался голос Казаринова. – Откуда адрес-то взяла?

– У меня руки длинные, – засмеялась Зинка, которая пробила сведения о Кирилле по номеру его сотового. – Что не открываешь? От кого-то шифруешься?

– Да спал я. После вчерашнего что-то приболел…

– А у меня как раз лекарство с собой. Коньяк будешь? Я сейчас поднимусь…

Кирилл уже ждал ее за чуть приоткрытой дверью в общую с соседями прихожую. Его длинные волосы лежали всклокоченными прядями, веки слегка отекли, глаза покраснели…

– Ты одна? – недоверчиво глянул он на Рыкову.

– Нет, сейчас еще подойдут две блондинки 90 * 60 * 90, – съязвила Зинка.

– Тихо! – сварливым шепотом одернул ее Кирилл. – Зачем приехала?

– Может, пригласишь в квартиру? – кокетливо протянула Рыкова. – Не бойся, я тебя не трону…

– Не приглашу, – отрезал тот. – Сказал же, болею, хреново мне.

– Мне тоже хреново, зайчик. Через неделю мне нужно быть в идеальной форме, – захныкала Зинка. – Снизойди к моей просьбе, внемли моей мольбе, отсыпь еще горстку розовых таблеток.

– Я же сказал: у меня их нет! – шепотом вспылил Кирилл.

– А почему ты шепчешься? – Зина оглянулась по сторонам.

– Горло болит, вот почему, – и схватив ее за руку, Казаринов втянул ее в «предбанник».

– Ну, уже теплее, – ухмыльнулась Рыкова. – Через пять минут мы доберемся до прихожей, через пятнадцать – до гостиной, а там, глядишь…

– Какая же ты дура, – за пределами «Аполло» Кирилл уже не стеснялся в выражениях. – И нахалка. Не постеснялась притащиться ко мне домой…

– …и, мало того, готова выполнить любые твои причуды за недельную дозу корректоров!

– Дура! Ты себя в зеркале видела? Остановись! Тебе больше нельзя худеть. Говорю это как врач.

– Я лучше чувствую свой организм и его потребности, – отрезала Зинка. – Ну, не хочешь помочь бесплатно – продай. Хорошие деньги дам.

– Ты меня достала. Уходи, – и Кирилл принялся теснить визитершу на лестничную клетку. Но не тут-то было! Рыкова обеими руками вцепилась в косяк двери.

– Я никуда не уйду, пока не получу того, за чем приехала! – объявила она Казаринову.

– Но у меня ничего нет…

– Найди. Добудь. Давай, шевели ушами.

– Но я тебе…

Кирилл остановился, не договорив фразу. Прислушался.

– Стой здесь. У меня сотовый, – и он метнулся в квартиру. Рыкова бросилась за ним, но он успел щелкнуть замком перед самым ее носом.

Зина прильнула ухом к двери. Нет, ничего не слышно. А, может, он решил таким образом от нее смыться? Ну уж нет, этот финт у него не пройдет. Она набрала номер Кирилла: и в самом деле занято.

Пауза затягивалась. Зина глянула на часы: ее невежливого собеседника нет уже четыре минуты. Опять набрала его номер: надо же, все еще говорит. От нечего делать она выглянула из предбанника в подъезд и тут ей показалось, что на площадке между этажами мелькнула фигура в черном.

У нее сильно забилось сердце и почему-то стало страшно. Стараясь действовать как можно тише, Зина вновь отступила в «предбанник». В этот момент из квартиры вышел Кирилл.

– Прости, что я тебе тут наговорил, – смущенно сказал он. – Обозвал некрасиво…

– Ближе к телу, – прервала его Рыкова.

– Я нашел для тебя еще немного корректоров метаболизма. Поднял на уши всех коллег, но нашел…

– Сколько ты за них хочешь?

– Я не торгаш, Зин. У тебя высокие цели. Я дарю тебе их просто так.

– Да уж, цели выше некуда, – усмехнулась Зинка.

– Я кое-что знаю, – улыбнулся Кирилл. – Не скромничай, ты очень талантлива.

– Я?! – Зинка удивилась, но тут же согласилась. – А почему бы и нет, черт возьми?

– Вот и я говорю, – мягко улыбнулся Кирилл. – Приходи завтра вечером в клуб. Обещаю, на свадьбе ты будешь выглядеть как топ-модель.

* * *

Прибывший консультант признал, что Стражнецкий – «их» пациент, и нуждается в переводе в токсикологический центр. Едва «скорая помощь» с бесчувственным телом Костика отъехала от ЭБСМП, Катюшка бросилась к своей машине. Как она ловко сейчас обставит «безлошадную» Корикову! Но в последний момент что-то в ее душе дрогнуло, и она пригласила Алину к себе в авто. Всю дорогу молчали. Лишь выключив зажигание, Стражнецкая спросила:

– Это правда, что вы ему никто? Скажите честно.

Алина отрицательно мотнула головой. Она была слишком утомлена, чтобы в чем-то убеждать Катюшку.

Суббота прошла в сидении под дверями реанимации. Каждый раз, когда к палате приближался кто-то из медиков, Катюшка бросалась к нему и тараторила:

– Любые лекарства… любые деньги…

Алина сидела, точно окаменелая. Выражать эмоции было не в ее характере. Да и нельзя было. Если до появления Катюшки она могла позволить себе всплакнуть, то теперь строго следила за собой.

– Почему вы не едете домой? – спросила ее Стражнецкая около пяти вечера. – Если вы ему действительно никто…

– Он пришел за помощью ко мне. Я не оставлю его, пока не узнаю, что он в безопасности.

– Так вы, что, до сих пор его любите?

Алина ничего не ответила. Катюшка вздохнула и вновь замолчала.

В конце коридора открылась дверь, и они обе вскочили с мест. К ним энергичным шагом приближался заведующий отделением.

– Что с ним?.. Это опасно?.. – наперебой заговорили Корикова и Стражнецкая.

– Предварительный диагноз – отравление пурпурной синявкой тяжелой степени, токсический гепатит.

– Пурпурная синявка? В апреле? Чушь какая-то, – не сдержала эмоций Катюшка.

– К сожалению, клиника и лабораторные данные говорят именно за это. Более точно мы поставить диагноз не можем.

– Я категорически против этого гадания на кофейной гуще и готова заплатить любые деньги, чтобы мой муж получил лучшую диагностику и лечение!

– К сожалению, у нас в стране не делают анализов на содержание в крови пурпуксина. Так называется яд пурпупной синявки.

– Так отправьте за границу! Говорю вам русским языком: я за ценой не постою.

– Да это не имеет смысла. Мы делаем все, что в наших силах. Трансфузия плазмы, гепатопротекторы – все как полагается.

– А антидот? – глухо спросила Алина, неожиданно вспомнив утренний разговор с главврачом «скорой помощи».

– Да, пенициллин.

– Пенициллин? Золотой стандарт второй мировой? – опять взвилась Катюшка. – Ну, теперь мне понятно, что мой муж попал в руки к самым настоящим коновалам, которые травят его устаревшими лекарствами!

– Девушка, – строго обратился к ней врач. – Я понимаю ваше состояние, но все-таки держите себя в руках. Повторяю: мы делаем все, что в наших силах.

Катюшка залилась слезами и отошла.

– Шансы? – одними губами спросила Алина.

Доктор помолчал, как бы прикидывая то, что уже давно было десятки раз прикинуто:

– Отравление пурпурной синявкой – одно из самых тяжелых. Пурпуксин очень коварный яд. Не хочу вас пугать, но шансов немного.

– Но они все же есть?

– Будем надеяться… будем надеяться.

Когда Алина вновь вернулась на свое место у стены, Катюшка рассматривала себя в зеркальце.

– От этих нервотрепок я такая страшненькая, – сказала она. – С шести утра на ногах… Но ничего, скоро Костик выздоровеет, и мы…

Алина всхлипнула.

– Что такое? Этот коновал что-то скрывает от меня? – нагнулась к ней Катюшка. – С Костиком что-то страшное?

– Нет-нет, Катюш, – Алина утерла слезы, – с ним все будет нормально.

* * *

Зина курила у токсикологического центра. Вот уж не думала она, что Алинка отыщется здесь. Точно, мать Тереза! Вот уже вторые сутки валандается с этим Стражнецким…

– М-да, ну и видок у тебя, – приветствовала она Корикову. – Подыши, подыши свежим воздухом… Как болящий? Надеюсь, прежде чем испустить последний вздох, он поведает миру, где нажрался этих синявок? Очень любопытно!

– Сегодня днем он пришел в себя, но по анализам все стало еще хуже. Кровь не сворачивается, печень увеличена…

– Надо думать, сколько они выжрали на дне химфака…

– Что? На дне химфака? Откуда ты знаешь?

– Да в интернете наткнулась. Они фотки выложили на городской форум. Твой там в президиуме сидит, щеки надувает…

– Что же ты раньше молчала? Теперь мы выясним, что подавали на банкет и…

– И? – иронично переспросила Зинка. – Вот именно, что никаких «и». В больницу попал один твой Костик. Если бы это были грибы, траванулось бы все стадо.

– Тем не менее, доктора настаивают, что это синявка. Зин, ты никому не расскажешь? Этим делом уже полиция занимается. Считают, что Костю специально отравили из-за выборов.

Простившись с подругой, Зина направилась к «Десяточке», где через полчаса они договорились встретиться с Мишей. Несмотря на воскресный день, с утра он уехал в офис – нужно было привести в порядок документацию по последним командировкам.

– Привет, любимая, – раздалось справа от нее.

– Миша? Что ты здесь делаешь?

– Возвращался из офиса, увидел тебя, остановился.

– Твой офис находится на другом конце города, – с металлом в голосе отвечала Рыкова. – Смотри, если проведаю за тобой какие грешки…

– Да ты что, – рассмеялся Миша. – Я заезжал выяснить подробности по одной жалобе. Тут неподалеку. Сложный случай попался.

– Сложный случай сейчас с моим заклятым другом Костей Стражнецким. Я только что из реанимации. Представляешь, в апреле травануться пурпурными синявками? Ох, боюсь я, не жилец он, не жилец…

– Да не хорони ты его раньше времени. Вот увидишь, выкарабкается твой друг.

– Да он-то, может, и выкарабкается, а я на свадьбе свалюсь от упадка сил! Вместо того, чтобы посвятить эту неделю походам по СПА-салонам, я буду выяснять, где и что отведал в пятницу наш болезный. Задание главреда.

– Зин, ты, кажется, опять ввязываешься в очередное расследование, – вздохнул Миша.

– Но если меня об этом попросила лучшая подруга!

– Я убежден, что каждый должен заниматься своим делом. Врач – лечить, журналист – писать, а полицейский – расследовать. Ну, узнаешь ты, что в каком-нибудь ресторане твоему другу в тарелку с груздями случайно попала синявка…

– Случайно? Как ты наивен, Миша. Ты даже не представляешь, на что способны некоторые воротилы от большой политики…

– Большой политики?!

– Да, Миша, да. Менты считают, что моего друга отравили по заказу конкурирующих кандидатов.

* * *

Стражнецкий пришел в сознание лишь спустя полтора суток после того, как потерял его у Алины на пороге. Это произошло в тот момент, когда Катюшка вышла «подышать свежим воздухом» и пропала часа на три. Само собой получилось так, что Корикова оказалась первым человеком, кого увидел Костик, разлепив бледные веки.

– Ты? – слабо удивился он. – Это судьба… это знак…

Вместо ответа Алина взяла его за руку и вгляделась в его глаза.

– Что со мной? – Костик попытался привстать и осмотреться. – Я в больнице?

– Лежи спокойно. Ты немножко приболел, но уже идешь на поправку.

При этих словах на глазах у нее выступили слезы: буквально полчаса назад она разговаривала с завотделением, и он сказал, что лабораторные показатели ухудшились. Судя по всему, яд вовсю хозяйничал в костином теле, отвоевывая все новые сферы влияния.

– Ты плачешь? Что-то случилось? Как я сюда попал? Какой сегодня день недели? – Стражнецкий засыпал ее вопросами.

– Тихо, тихо, – Алина погладила его по лбу. – Не думай ни о чем.

– Но почему ты здесь?

– Потому что, – ответила Алина и отвела взгляд.

– Я был уверен, что давно безразличен тебе. Но теперь…Значит, ты меня простила?

– Я позову врача, – и Алина вышла.

Ее не было каких-то семь минут, но, когда она вернулась с доктором, навстречу ей из палаты выскочила Катюшка. Она давилась рыданиями.

– Что ты ему наговорила, пока меня не было? – набросилась она на Корикову, впервые назвав ее на «ты». – Он не желает меня видеть! Шлет на три буквы! Меня, законную жену, мать его детей!

– Кать, все будет нормально, он сейчас просто не понимает ничего, – попыталась утешить ее Алина.

– Ничего не понимает?! Какая ты хитрая, изворотливая змея! – отбросила ее руки Катюшка. – Лицемерная святоша! Хочешь придти на готовенькое? Я запрещаю тебе приближаться к моему мужу!

– Девушка, успокойтесь, – устало заметил Стражнецкой доктор. – Если вы не прекратите устраивать тут истерики, я закрою вам доступ в отделение. И… давайте считаться и с желаниями пациента. Если он не хочет вас видеть – сидите в коридоре и ждите, когда позовет. А лучше езжайте домой. Когда он скажет о вас, мы тут же позвоним.

Пыхтя, вздыхая и постанывая, Катюшка еще минут двадцать просидела в коридоре, после чего, вполголоса пообщавшись с кем-то по мобильнику, покинула отделение. Судя по всему, у нее намечался девичник в кругу двух-трех подруг из «высшего общества».

Алина следила за Костиком через щелочку в двери. Она решилась зайти в палату, лишь когда за окном стемнело, и по мерному дыханию больного она поняла, что он уснул. На цыпочках приблизившись к кровати, она опустилась на стул, как вдруг Костик открыл глаза и схватил ее за руку. Алина слабо запротестовала.

– Ты спасла мою репутацию, – горячо заговорил он. – Я нажрался как свинья и валялся бы под забором…

– Ты помнишь, что пил? – осторожно поинтересовалась Алина.

– Да много чего. Шампанское со свитой декана, коньяк с девчонками, вискарь с каким-то парнем, потом, кажется, опять коньяк… это после того, как мы подрались с тем белобрысым, с которым пили вискарь…потом…

– Вечер удался, – улыбнулась Алина в сторону. – А скажи, грибы ты ел какие-нибудь?

– Алин, разве ты не в курсе, что я вообще не ем грибы? Ты уже забыла, как мы у вас на корпоративе сцепились с Филатовым из-за маринованных рыжиков. Он настаивал, чтобы я закусил ими, а когда я отказался, то он сказал, что я его не уважаю и за это получу в морду.

– Точно-точно, как я могла об этом забыть, – улыбнулась Корикова, вспоминая события семилетней давности. – Но как же тогда ты мог съесть пурпурную синявку?

– Я съел пурпурную синявку? – изумился Костик. – Этого не может быть.

– Вспоминай, вспоминай. С чем был мясной рулет на банкете? Начинка из грибов, наверно?

– Да я бы не притронулся к такому рулету.

– Ну тогда не знаю, – вздохнула Алина.

– А я знаю, – разгорячился Костик. – Все так хотели со мной выпить, а я из страха показаться высокомерным никому не отказывал. Вот и надрался в зюзю. Но сейчас мне уже лучше, и я поеду домой.

С этими словами он резво сел в кровати и откинул одеяло. Алина мельком глянула на его поджарое тело и отошла к окну.

– Э, а где мои вещи? Не могу же я ехать домой голым. Хоть бы трусы оставили…

– Ты никуда не поедешь, Кость.

– Но я чувствую себя вполне нормально. И мы с тобой сейчас где-нибудь отметим мое выздоровление, да? Мне нужно тебе кое-что сказать… Как я выгляжу? У тебя есть зеркальце? Нет? Ладно, я сейчас…

И он застучал босыми пятками по направлению к коридору. Алина не сдвинулась с места. В таком виде далеко он не уйдет, сейчас его сцапают и водворят в палату… Вдруг отделение огласил визг. Судя по громкости и разнообразию модуляций, визжало сразу несколько женщин.

– Господи, – пробормотала Алина и поспешила в коридор, – голого мужика, что ли, не видели?

Стражнецкий навзничь лежал на полу, а подле него с ваткой, смоченной в нашатыре, суетилась самая старшая из медсестер. Три молоденькие стояли поодаль, кидая на пациента опасливые и вместе с тем любопытные взгляды.

– Где догляд? Где уход? – заворчала на Корикову медсестра. – Почему вы позволили тяжелому больному самовольно покинуть палату? От вас никакого проку…

– Простите, пожалуйста. Я не смогла с ним справиться…

– А ну помогите мне. Кладите его руку себе на плечи… На счет «два» поднимаем и тащим…

Стражнецкий быстро пришел в сознание, но его состояние значительно ухудшилось.

– Алин, скажи честно, что со мной? – хрипло зашептал он. – Это свиной грипп?

– Нет, что ты, – попыталась улыбнуться Корикова. – Просто у тебя очень высокая температура.

– У меня губы ничего не чувствуют. Язык словно онемел. Что это?

– Это яд, Костя. Яд пурпурной синявки.

– Чепуха какая-то… Скажи правду: есть хоть один шанс, что я умру?

– Нет-нет, – заверила его Алина, с трудом сдерживая подступивший к горлу ком. – Это не опасно для жизни. Ты обязательно выздоровеешь.

– И начну новую жизнь, – слабо улыбнулся Стражнецкий и потянулся к ее руке. – Если ты меня простишь…

– Спи, спи, – и Алина положила руку ему на лоб. Погладила волосы, очертила брови, глаза, нос, губы…

Лишь когда Костик уснул, она позволила себе тихо поплакать. Надежда на благополучный исход почти покинула ее.

* * *

Понедельник и вторник прошли точно так же. Больной был крайне слаб, ничего не ел. Вдобавок ко всему у него пожелтели склеры глаз. Завотделением тихо качал головой:

– Печеночная недостаточность усугубляется. Хорошо, хоть трансфузия плазмы помогает – коагулограмма стала получше…

– У него есть хотя бы один шанс?

– Я не господь Бог, чтобы делать такие прогнозы, – вздохнул доктор. – Летальность при отравлении пурпуксином очень высока…

– Но почему тогда он не погиб сразу? Значит, организм сопротивляется?

– Это яд замедленного действия. Но в ближайшие дни все должно проясниться.

Алина по-своему истолковала слова доктора. Она решила, что завтра-послезавтра начнется выздоровление.

– Потерпи еще немного, – сказала она Косте. – Скоро тебя выпишут. Я позвоню Кате и попрошу привезти тебе вещи.

– Не надо ей звонить, – буркнул Костик. – Отрезано. Я не вернусь. Скоро у меня начнется новая жизнь.

– В Москве?

– В Москве, Эмске или где-нибудь в другом месте – но новая. Долой эти ложные ориентиры, тараканьи бега, лицемерную любовь. Мне нужно дело по душе и любимая женщина рядом.

– И такая есть на примете? – улыбнулась Алина.

– Давно, – и Костя поцеловал ей руку.

Корикова ничего не ответила и перевела взгляд за окно.

– Наверно, тебе трудно меня простить, – заговорил Костик. – Но я ничего не понимал в этой жизни! Я считал, что счастье – это иметь шикарную квартиру, заседать в Эмской Раде, отдыхать на Бали и тусоваться по стрип-барам. И чтобы приблизиться к этому, я сделал ложный шаг. Женился на избалованной, безмозглой, бессердечной стерве. Что же удивительного…

– Не говори так о ней, – перебила его Алина. – Отчего же ты вдруг прозрел?

– Я несчастлив, Алин. Я потерял вкус к жизни. Меня ничто не радует, ничто не огорчает. У меня нет никаких радостей, кроме вечернего бокала коньяка и сигары. Мне неинтересно то, чем я занимаюсь. Эти бесконечные заседания, совещания… Все равно я там лишь исполнитель, статист. Светлые перспективы оказались ограничены этой лживой ячейкой, куда я вступил опять-таки против своей воли. Я раньше думал, что богатые живут очень интересной и насыщенной жизнью. И это оказалось фикцией! Я думал найти утешение в женщинах, но и в них перестал влюбляться!.. Но я не верю, что все потеряно. Если я и свернул не на ту тропку, могу же я вернуться на правильный путь? Как ты считаешь?

– Можешь. Безусловно, можешь. Но ты должен понимать, что масштабы перемен будут грандиозны. Ты готов отказаться от своего статуса, выйти из политсовета «РВС», перестать мелькать на экранах и вылететь из списка самых влиятельных?

Стражнецкий замолчал, но через пару секунд выпалил:

– О боже! Конечно, готов. Все, что ты перечислила – суета, пустота и ложь. Мы с тобой уедем в другой город… лучше на море… купим виллу… ты будешь разводить розы, а я – ставить химические опыты, выводя формулу моей мечты. Знаешь, в юности я хотел создать одно вещество… ну ладно, это неинтересно… А по вечерам мы будет ходить на набережную и прямо на виду у всех танцевать румбу. Я научу тебя… Так и проживем свои дни в гармонии и любви.

– А ты знаешь, сколько стоит вилла? – усмехнулась Корикова. – У меня нет таких денег.

– Зато они есть у меня. Вернее, будут.

– Откуда?

– Ну, мы с амебой кое-что нажили. Да еще один проектик намечается…

– Боже, ты говоришь о новой честной жизни и тут же рассказываешь мне, как «обуешь» жену при разводе. Ты сам-то понимаешь, что неисправим? И неужели ты думаешь, что я соглашусь выйти замуж за человека, оставившего на бобах жену и детей?

– Но это вынужденный шаг. А потом мы с тобой заживем очень счастливо…

– Согласившись на это, я подпишусь под приговором себе самой. Потому что, когда спустя энное количество лет под бульдозер твоей рефлексии попаду уже я, ты точно так же откажешься от меня, а свою якобы любовь назовешь ошибкой… Как тебе можно верить?

Вне себя от возмущения, Алина вырвала у него руку и отошла к окну.

– Какая ты чистая, порядочная, – донеслось ей вслед. – А я действительно глубоко порочный и заблудший человек. Ориентиры напрочь сбиты. Видишь, я даже не могу отличить черное от белого, добро от зла… Но ведь ты поможешь мне? Только с тобой я смогу стать другим… вернее, самим собой, только настоящим… Если ты скажешь «нет», лучше мне сдохнуть здесь и не мучать ни себя, ни людей…

Обливаясь слезами, Алина приблизилась к его постели.

– Костик, милый, – она торжественно взяла его за руки. – Если я нужна тебе, я буду с тобой. Только не делай больше ничего нечестного и подлого. Уйди из этой лживой, лицемерной партии… брось свою продажную газету… оставь все жене и детям… Поверь, без этих жертв новую жизнь тебе не начать. Да и не жертвы это… ты сам поймешь, как хорошо тебе станет без всех этих бирюлек…

Глаза Кости влажно блестели. Он поцеловал сначала одну Алинину руку, потом другую.

– Ты святая, – прошептал он.

* * *

В понедельник с утра пораньше Зина отправилась в клуб. Поскольку главный редактор взяла административный по семейным обстоятельствам, Рыкова решила, что и ей в редакции делать нечего. Тем более, на носу у нее свадьба, и дел невпроворот. За каких-то четыре дня ей нужно похудеть еще на три килограмма, покрасить волосы, сделать маникюр, педикюр и пилинг всего тела, нарастить ногти и хотя бы пару раз посетить солярий.

– Вот это пассаж, – застыла она на пороге тренажерки, увидев, что Кирилл занят с Катюшкой. Распластавшись на фитболе, она пыталась поднять туловище. Инструктор держал палец на ее животе, контролируя сокращение мышц пресса. Стражнецкая хихикала и не спешила принимать вертикальное положение, неуклюже елозя спиной по шару. Кирилл стоял рядом с сугубо деловым выражением лица.

Зина зашнуровывала кроссовки, как вдруг в раздевалку влетела Стражнецкая.

– Он у меня поплатится за свою холодность! – шипела она. – Из-за мимолетной вспышки похоти разбить мое семейное счастье, принести чудовищные страдания моему любимому мужу! Теперь-то я не сомневаюсь, что из-за этого он и покончил с собой!

– Чего-чего? – подобная трактовка болезни Костика не приходила Рыковой в голову.

– Да я сразу поняла, это неудавшийся суицид. Какие могут быть синявки в апреле? Пусть делают дуру из кого-нибудь другого.

– Но с чего бы этому гладкому и душистому цинику сводить счеты с жизнью? – скептически поинтересовалась Рыкова.

– Как с чего? Он понял, что моим сердцем завладел другой, что он навсегда теряет меня…

– Да, все сходится, – усмехнулась Зина. – Поздравляю, Катенок, ты стала настоящей фам фаталь.

Катюшка польщенно заулыбалась, а Рыкова задумалась. Интересная, черт возьми, версия. В последнее время Стражнецкий действительно пребывал в какой-то депрессии. Все-то ему было скучно, все обрыдло… Даже когда она намекнула ему на возможное счастье с Алинкой, он минут пять сидел, как истукан. Может, он и правда принял яд? Далеко ходить не надо – под рукой собственная лаборатория. Химичь что душе угодно…

– Но это же ерунда какая-то, – пробурчала Зинка себе под нос. – Травиться за месяц до выборов, когда тебя вот-вот допустят к кормушке с сочным фуражом?

Внезапно ее осенила другая идея. А, может, к суициду его подтолкнула не столько депрессия, сколько огромный грех, висящий на его душе? Например, убийство? То-то он перепугался, когда она блефанула насчет дневника, в котором Кибильдит якобы описала его художества. С мотивом, правда, непонятно, зато все ясно со средством. Это какая-нибудь отрава собственного производства. Точно! Как она раньше не догадалась! Так вот ты какой, загадочный бизнес Кости Стражнецкого. Подпольная торговля чудодейственными микстурками. Которые он сбывал через кого? Ясен пень, через Ревягину и, возможно, Казаринова! И сейчас она эту тему провентилирует.

– Не понимаю, как ты можешь уводить жену у своего же приятеля, – заметила она Кириллу после тренировки, заглотив пару розовых таблеток. – Вот и верь после этого в мужскую порядочность.

– У какого еще приятеля?

– Не люблю, когда виляют. Скажи, приударяешь ведь за Катькой?

– Я?!

– Не ври, это же очевидно. Что ты сегодня чертил у нее пальцем на пузе, когда я вас застукала?

– Я показывал ей, до какого предела должна сокращаться прямая мышца живота.

– Ну-ну. А знаешь, кто у нее муж?

– Я догадываюсь, что его фамилия Стражнецкий, – съязвил Кирилл. – Но кто он и что он – не знаю и знать не хочу. Наверно, какой-нибудь дядя с пивным животом?

– Отнюдь, – и Зина сунула ему под нос свой мобильник с портретом Костика.

– Это муж Катерины? – вглядевшись в картинку, побледнел Кирилл.

– Да, – Зина сверлила его глазами. – А почему ты так переполошился?

– Я? – Казаринов как будто не знал, что сказать. – Просто… просто очень красивый мужик. Никогда бы не поверил, что такой мог жениться на этой… этой…

Он замолчал, опасаясь в стенах клуба некорректно отзываться о клиентах.

– Кстати, «эта» довольно богата, – ухмыльнулась Зинка. – Поклонники непреходящих ценностей ставят это выше красоты. Мой тебе дружеский совет: поступиться своими эстетическими идеалами и дать богатенькой вдовушке то, чего она так пламенно жаждет.

– Какой еще вдовушке?

– Тебе выпал счастливый билетик. Этот красивый мужик, – она кивнула на дисплей сотового, – при смерти. Не теряйся. Я уверена, дельце выгорит.

Выйдя из клуба, она поспешила в салон Пресловуцкой. Через полчаса они должны были встретиться с Мишей для финальной примерки платья.

– Ну, теперь-то оно сядет как надо, – бормотала Зинка себе под нос. – Минус кило за три дня – это серьезно.

Ровно в три Глория внесла платье в примерочную. Зина придирчиво глянула на наряд:

– Чистенько шьете. Надеюсь, на этот раз я влезу в эту одежку Твигги.

Так оно и получилось. Но платье сидело на ней настолько плотно, что при каждом вздохе норовило треснуть по швам.

– Оставляем так, – натужно улыбнулась Рыкова, максимально втянув живот. – До конца недели я похудею еще на пару кило, и оно мне будет в самый раз.

– Зизи, милая, я прошу тебя: не худей больше, – протянул к ней руки Миша. – Поверь мне, твои аппетитные формы – это мечта любого мужчины. Если бы ты жила триста лет назад, ты вдохновляла бы самого Рубенса, а в прошлом веке была бы любимой натурщицей Кустодиева… Глория, ну поддержите хоть вы меня!

– Ваш жених абсолютно прав, – сухо заметила Пресловуцкая.

Вечером влюбленные чаевничали перед телевизором.

– Я все-таки не понимаю, почему ты настаиваешь на скромной свадьбе, – сказала Зинка. – Мы невероятно красивая пара, и почему бы не дать черни полюбоваться на наше великолепие?

– Я могу ошибаться, но, по-моему, свадьба это таинство, интимный праздник двух любящих людей и их самых близких друзей. Ты позовешь свою лучшую подругу, я – кого-нибудь из коллег…

– Лично я предпочитаю более шумные пирушки. Но раз пошив свадебного платья так сильно истощил твои закрома…

– Зин, ты опять за свое? – слегка обиделся Миша. – Денег у меня действительно не слишком много, и я хочу потратить их только на тебя.

– Сколько? – зажглись глаза Рыковой.

– Не такого я ждал вопроса…

– А какого? Намекни неразумной.

– Разве тебе не интересно, на что я хочу потратить деньги? А у меня очень интересные планы…

– Имей в виду, что шубу я себе только что купила.

– Да я и не думал про эти тряпки, – увлеченно заговорил Миша. – Как тебе свадебное путешествие на Кубу? Мы проведем три блаженные недели, нежась на Варадеро и потягивая мохито…

– Тс-с, – осекла его Рыкова. – Новости!

И она прибавила звук телевизора.

– Из Эмского центра токсикологии передает наш корреспондент, – сообщила ведущая. – Состояние Констатина Стражнецкого остается тяжелым. Консилиум ведущих токсикологов города подтвердил предварительный диагноз «отравление пурпурной синявкой». Правоохранительные органы отрабатывают версию покушения на жизнь Стражнецкого как один из методов грязной политической борьбы…

– Ха! – перебила Рыкова. – Да при чем тут политическая борьба, когда он сам, по доброй воле свел счеты со своей никчемной жизнью?

– Что? – повернулся к ней Миша. – Откуда тебе это может быть известно? Неужели ты опять продолжаешь свое расследование? Любимая, я за тебя боюсь…

– Чушь. Никакого расследования. Но я наблюдаю за происходящим со стороны. И пусть будут уверены, – самодовольно хихикнула она, – настанет момент, когда я представлю свои выкладки куда следует… Ловко я просекла про суицид?

– Я, конечно, не знаю всех деталей, но, по-моему, это не очень правдоподобно. Насколько я понял, твой друг преуспевающий человек, перед которым расстилаются радужные горизонты.

– Не каждый может нести на душе грех, – выспренне произнесла Рыкова. – Если что, я не о воровстве с Яндекс. деньги и не о десятке-втором простолюдинок, обесчещенных их сиятельством.

– Какие же еще на нем могут быть страшные грехи? – улыбнулся Миша.

– Убийство, мой дорогой, – заговорщически произнесла Зинка. – Я тут кое-что сопоставила и пришла к выводу, что именно он порешил Ульяну Кибильдит.

– Ульяну Кибильдит? Ту несчастную девочку из «Аполло»?

– Да-да, ту девочку из «Аполло», богатую наследницу, неосторожно доверившую ему свое сердце и еще кое-что поинтимнее…

– Ульяна была любовницей Стражнецкого? – глаза Миши зажглись интересом. – Не может быть!

– Он сказал мне об этом собственными похотливыми губенками.

– Но зачем ему было убивать Ульяну? – продолжал недоумевать Миша. – Хотя…

– Вот этого я тебе пока сказать не могу. Сама ломаю голову. Но рано или поздно я докопаюсь до истины и тогда…

– Зина, милая моя, – Бекетов заключил ее в объятья. – Не представляю, как я буду жить, если с тобой что-то случится. Пожалуйста, будь осторожнее, не лезь в чужие тайны. Зачем тебе о них знать? Давай жить нашей любовью. Разве это не чудо, что мы нашли друг друга спустя 25 лет?..

Как только жених ушел в ванную, Рыкова набрала номер Колчиной.

– Детка, сегодня будь готова принять доцента Павла. Это ученый с большим будущим. В недалеком будущем ему прочат Нобелевскую премию за его революционную, высокоточную методику оплодотворения.

– Зиночка, прости, но я не смогу его принять. Я…

– Это еще что за новости?

– Я только что сделала тест и… все произошло, как мы хотели! У меня в пузике завелась хорошенькая лялечка!

– Прелесть какая, – процедила Рыкова. – Ты уверена, что тест не бракованный? Я на твоем месте для верности приняла бы все-таки доцента Павла. Я две недели валялась в ногах у Курилко-Рюмина…

– Первый раз слышу про бракованные тесты.

– Дитя мое, как ни крути, а контрольный выстрел необходим. Надо закрепить блистательный триумф слаженного труда коллектива ученых.

– Хорошо, пусть приезжает…

На следующее утро Зинка покатила к Кориковой, которая по-прежнему несла вахту возле Стражнецкого.

– Молодец, пасешь добычу, – подмигнула она подруге, которая от невероятной усталости говорила и передвигалась, как сомнамбула. – Будь другом, покажи Костику одну фотку. Сейчас я тебе сброшу ее на мобильник.

– Зин, человек очень болен. Может быть, он умирает.

– Именно поэтому никак нельзя допустить, чтобы он унес эту тайну с собой в могилу!..

Вечером, выбрав подходящий момент, Корикова показала больному портрет, присланный ей подругой.

– Кто это? – Стражнецкого аж подбросило. – Алин, откуда у тебя фото этого человека?

– Ты его знаешь? Кто это?

– Это… это… – и Стражнецкий упал на подушки.

* * *

Катюшка неслась по коридору токсикоцентра.

– Как вы смели уморить моего мужа? – ворвавшись в ординаторскую, напустилась она на врачей. – Позавчера он шел на поправку, я видела это своими глазами! И вот за какой-то день вы сделали из него овоща. Убийцы в белых халатах!

Ее переместили в процедурную и вкатили сильную дозу феназепама. Катюшка что-то долго бубнила себе под нос, пока через четверть часа бухтенье не сменилось храпом.

В среду вечером состояние Стражнецкого резко ухудшилось. Он потерял сознание, потом опять пришел в себя, но был явно неадекватен. Он не понимал, кто он и где находится, то и дело порывался вскочить с постели, но тут же, обессиленный, падал на простыни. Потом он забылся и начал городить несусветное:

– Коррупционное жулье… Драный фламинго… Дайте зеркало… Это мои миллионы!

– Как неосторожно, – шепнул коллеге врач со значком партии «РВС» на груди.

– Хоть сейчас он может сказать правду, – мрачно пошутил тот.

– А, пусть говорит. Все равно не жилец. Печень почти отвалилась.

К утру четверга Костик впал в кому. Его обвешали датчиками. В палате, помимо Кориковой, постоянно дежурила медсестра.

– Доктор, ведь он был почти здоров! – плакала Алина в кабинете завотделением. – И такое внезапное ухудшение…

– Я говорил вам, что его судьбу решат ближайшие дни. Пятые-шестые сутки – решающие при отравлении пурпуксином. Разрушающее действие токсинов достигает апогея.

– Но есть хоть маленькая вероятность, что он выживет?

– Разве что очень маленькая, – вздохнул доктор. – Я работаю в токсикологии двадцать лет, и на моей памяти после такого отравления выжило лишь пятеро.

Услышав об ухудшении состояния Костика, Рыкова в расстроенных чувствах прикатила к подруге.

– Надеюсь, недомогание Стражнецкого – это не повод, чтобы не явиться на мою свадьбу? – поставила она вопрос ребром.

– Как ты можешь! – у Алины уже не было сил возмущаться. – Его жизнь висит на волоске…

– Понимаю, понимаю… Но ничего, выкрутимся, женим на тебе кого-нибудь другого. Я с Мишей поговорю, у него наверняка есть друзья…

– Да ты бредишь, Зин! Я его люблю! Понимаешь ты это? И никто другой не сможет мне его заменить. Господи, за что мне эти испытания?..

– За то, что втрескалась в подонка и убийцу, – пригвоздила подругу Рыкова.

– Убийцу? – Алина вмиг перестала плакать и застыла с полуоткрытым ртом.

– Не хотела тебя расстраивать, – неохотно сказала Зинка, – но, похоже, что твой рыцарь прекрасного образа укокошил свою молоденькую любовницу.

– Это твои домыслы или установленный факт?

– Мои домыслы всегда в итоге становятся установленными фактами, – самоуверенно объявила Зинка. – Но надо признать, что следы совести в его организме все же присутствуют.

– Не говори загадками, сейчас не время…

– Он покарал себя сам, – подняв палец кверху, пафосно произнесла Рыкова. – Не смог жить с грехом на душе и сожрал синявку.

Алина истерически рассмеялась. Зинка холодно наблюдала за этим, ожидая, пока подруга справится с эмоциями. Но Корикова не унималась. Хохот душил ее, словно щекотал изнутри. Не в силах устоять на ногах, она присела на корточки и согнулась вдвое.

– Хорош гнуть из себя припадочную, – бросилась к подруге Рыкова. – Нашла время биться в корчах!

Но Алину продолжало колотить. Да так сильно, что ее плечи то и дело выскальзывали из цепких рук Зины.

– Да что же это за напасть? А врачи как назло разошлись бухать и трахаться! – заорала Рыкова. – Эй, на помощь!

В этот момент дрожь прекратилась, и Алина повисла у нее на руках. Она была без сознания.

* * *

– Не может быть! – Рыкова сошла с весов. – Сегодня уже четверг, а я сбросила всего полтора килограмма. Нужно что-то делать.

Не позавтракав, она начала собираться в «Аполло». Ей очень хотелось пить, но она запретила себе даже смотреть в сторону графина. Еще не хватало за два дня до свадьбы разбухнуть, как квашня в кадке! Пара глотков – и хватит.

– Кир, а ну признавайся, пройдоха, в своих грешках, – напустилась она на Казаринова, едва переступив порог клуба. – Чем ты меня кормишь вместо настоящих корректоров? Смесью талька с клубничной жвачкой?

– Корректоры как корректоры, – развел руками тренер.

– Тогда почему за последний день я не потеряла ни миллиграмма? Это вот что за неснижаемый остаток? – она оттянула кожу у себя на боку.

– Метаболизм уже откорректирован донельзя, и твой организм не желает отдавать ни жиринки, – заулыбался Кирилл. – Успокойся и остановись на достигнутом.

– Это стратегия лузера!

– Но я правда не знаю, чем тебе помочь. Давай попробуем удлинить аэробную часть тренировки. Но предупреждаю сразу: моментального эффекта не жди.

– У меня послезавтра свадьба, и я должна вступить в новую жизнь с весом не более 50 кило.

– Ты меня достала, если честно. Я сообщу коллегам, у этого препарата есть побочные действия: он убивает клетки мозга, – и Казаринов развернулся, намереваясь уйти.

– Стоять! – Рыкова дернула его за рукав футболки. – Если ты не понимаешь моих деликатных намеков, я буду прямолинейна. Немедленно выдай мне четыре таблетки.

– Они не предназначены для употребления в такой дозировке. Я врач и должен соблюдать принцип «не навреди».

– Ты не врач, а какой-то неимоверно тупой и упертый болван, – разошлась Рыкова. – Если ты сейчас же не отсыплешь мне вкусненького, я этими же ногами отправлюсь в Росздравнадзор и расскажу там все о твоей подпольной практике!

– Зина, как же так?! Я ведь для тебя старался… Хорошо, я сейчас сделаю пару звонков, посоветуюсь с коллегами.

Кирилл появился из тренерской, не прошло и пяти минут.

– Зин, ты опять лазила по моей сумке?

– Что значит – опять? Следи за базаром.

– Я недосчитываюсь корректоров. А они на вес золота.

– Опять виляешь! Уж не знаешь, что и придумать. А ну быстро отдал все, что есть!

И Рыкова вырвала из его ладони заветный блистер, в котором недоставало одной пилюли. На упаковке не было никаких опознавательных знаков, но Зинку это не смутило. Точно одержимая, она бросилась в туалет и приняла одну за одной сразу пять розовых таблеток.

В радостном возбуждении Рыкова выскочила на улицу и носом к носу столкнулась с женихом. Поцеловав ее в щеку, он протянул ей букет из маленьких роз. Зина уткнулась в цветы, сделала глубокий вдох и тут же резко выпрямилась.

– Что с тобой? Ты такая бледная, – Миша схватил ее под локоть.

– В голову что-то вступило, – Рыкова тяжело дышала. – И воздуха как будто не хватает.

Она попыталась сделать шаг, но ее тут же повело в сторону.

– Зизи, тебе плохо? – Бекетов подхватил ее на руки и быстро усадил в машину. – Потерпи немножко, милая, сейчас тебе помогут…

И он взял курс в приемный покой ближайшей больницы.

* * *

– Мамуль, как ты себя чувствуешь? – Алину тронули за плечо. – Я привезла тебе бананов.

– Галюша? – открыла глаза Корикова. – Я спала?

– Ты дрыхнешь уже 12 часов. До чего ты себя довела? – начала выговаривать ей дочь. – Торчишь здесь уже шесть дней. Рядом с мужиком, которому ты не нужна. Просто смешно!

– Ты ничего в этом не понимаешь, – слабо улыбнулась Алина.

– Это я не понимаю? – надула губки Галинка. – Разве ты забыла о том, что он бросил тебя?

– Допустим, это я бросила его… Но сейчас обстоятельства переменились. О боже! Совсем забыла! – она вскочила на ноги. – Он…? Он…?

– Жив, жив, успокойся. Пока ты дрыхла, он пришел в сознание. Конечно, пока ни бе, ни ме…

– Он жив?! Какое счастье! – и Корикова порывисто обняла дочь.

– Поехали домой. Мне нужно готовиться к ЕГЭ, а ты занята не пойми чем. И когда ты только возьмешься за ум?

– Галюш, я останусь здесь. Пока Константин Ильич окончательно не выздоровеет.

– Мама, мама! – вскричала Галинка. – Ну почему ты у меня такая глупенькая? Тебя же любой обмануть может. Ты для него просто спасательный круг, вот!

– А что в этом стыдного? Разве мы не должны спасать близких нам людей? У Константина Ильича сейчас такой период в жизни, что ему очень нужна моя помощь и поддержка. Но ведь в этом и проявляется наша любовь к ближнему.

– Ну-ну. Помогай всем и поддерживай. Тебя-то хоть раз мужики поддерживали? Что для тебя сделал твой Константин Ильич? Секс, мамуля, это еще не все…

– Молчи, молчи, как тебе не стыдно, – растерялась Корикова и тут же обняла дочь. – Господи, ты у меня совсем взрослая стала.

Простившись с Галинкой, она поспешила к Стражнецкому. Осунувшийся, бледный, но от этого не менее красивый Костик полулежал на подушках, а медсестра с ложки кормила его кашей.

– Ты начал есть, – просияла Алина. – Господи, какое счастье!

– Может, вы его тогда покормите? – повернулась к ней медсестра. – У меня так много дел…

– Конечно, конечно, – и Корикова с готовностью заняла оставленный на полсуток пост возле любимого. – Костик, милый…

– Я чуть не умер, правда? – слабым голосом спросил он.

– Правда, – у Алины по щекам заструились слезы. – Но все уже позади.

– Скорее бы меня выписали отсюда. Столько дел…

– Да господи, какие дела могут быть важнее здоровья? Не думай ни о чем. Все остальное успеется…

– Нет, не все, – у Стражнецкого на щеках выступили розовые пятна. – Я могу упустить одно наследство.

– Если оно действительно твое, ты его не упустишь. А если не твое – не желай его получить…

– Оно и мое, и не мое, – с неожиданной энергией заговорил Костик. – По закону – да, оно принадлежит другому. Но по закону совести…

– Кто оставил тебе это наследство?

– Вот именно, что эта дурочка ничего мне не оставила, – со злостью выпалил Стражнецкий. – Может, это и сократило ее дни. Все-таки бог наказывает тех, кто допускает столь чудовищную несправедливость…

– Так ты правда ее убил? – одними губами произнесла Алина.

– Любил? Господь с тобой, – засмеялся Стражнецкий. – Я никого не любил и не люблю, кроме тебя… Что-что ты сказала?

Алина тряслась как осиновый лист и не отрывала от него испытующего взгляда.

– Да что с тобой, солнце мое? – Стражнецкий взял ее за руку. – Кто кого убил? Я тебя не понимаю.

– Ты… ты… ты убил свою любовницу, – Алина сделала над собой огромное усилие, чтобы сказать эти несколько слов.

Костик весело глянул на нее и рассмеялся.

Моя любовница?

Да, да.

Она не могла быть ею по одной… нет, по двум простым причинам. Во-первых, я не люблю блондинок в теле. И во-вторых… – он сделал паузу и вновь рассмеялся. – Она была моей сестрой.

* * *

Почти 25 лет назад Елену Ивановну Стражнецкую, красивую 29-летнюю инструкторшу лечебной физкультуры, отправили на повышение квалификации в Москву. Ей предстояло обучиться каким-то новомодным методикам и тут же опробовать их на больных. Но вот беда! Ей достался самый тяжелый, самый несносный пациент. Евгений Кибильдит вот уже три месяца не вставал с постели и своими причудами отравлял существование всему персоналу отделения. Судя по тому, что еще тогда, в середине 80-х, он размещался один в палате, это был не просто человек с улицы.

– Может, дадите мне кого-то другого? – взмолилась Елена после первого сеанса массажа. – Этот Кибильдит невыносим. Я ему «здрасте» – а он меня матерно.

– Не сахарная, не растаете, – отрезала завотделением. – Не забывайте, что перед вами тяжелобольной, прикованный к постели, человек.

– Но я еще не сказала вам, что он… – Стражнецкая запнулась, подбирая слова. – В общем, пока я работала с ним, он несколько раз громко испортил воздух!

– Не капризничайте, красотуля, – еще резче отвечала докторша. – Такое ощущение, что вы начисто забыли клятву Гиппократа. Освежите сегодня в памяти и завтра после конференции пять раз повторите мне наизусть!

Сцепив зубы, Стражнецкая отработала с Кибильдитом еще несколько сеансов. Несносный пациент резвился по полной. Он громко рыгал, не стесняясь, давал выход кишечным газам, сморкался в простыню, пускал слюни, после чего требовал, чтобы Елена Ивановна вымыла и побрила его. Когда голый Кибильдит, развалив живот, восседал на специальном кресле в ванной комнате, Стражнецкую чуть не выворачивало от омерзения. Но, нацепив на красивое личико нейтральную улыбку, она обрабатывала мочалкой и руками самые интимные закоулки тучного тела своего пациента. Так прошла одна неделя из двух, отведенных на практические занятия.

В понедельник Елена Ивановна ехала в клинику, как на Голгофу. Ей казалось, что еще немного, и она не стерпит этих издевательств, не сможет скрыть отвращения при очередном утробном звуке, которые, она была уверена, пациент издавал специально. Открыв дверь в палату, она вздрогнула и отступила назад: Кибильдит стоял у окна, одетый для выхода в город.

– Смелее, матрешка! Заходи! – развязно приветствовал он массажистку.

– Евгений Николаевич, но вы же не ходите…

– Как видишь, хожу и прекрасно, – улыбнулся он, и в этой улыбке не было уже ничего отталкивающего. – Надо же было как-то заставить работать этих лентяев.

– Вы получали прекрасное лечение, поэтому и пошли на поправку.

– Я пошел на поправку благодаря твоему безграничному терпению и милосердию. Все, уходим отсюда. Ты будешь очень счастлива со мной.

– В каком смысле? – оторопела Елена. – Я не могу… у меня муж и сын…

– Ерунда. Поехали ко мне.

– Но почему вы так бесцеремонно командуете мной? – впервые за все время общения с Кибильдитом вспылила Елена.

– Я решил осчастливить тебя, матрешка, – засмеялся тот. – Многие мечтали об этом, но козырная карта выпала именно тебе.

– Не вижу особенного счастья, – хмыкнула Елена.

– Это почему? Я здоров…

– У вас грыжа, остеохондроз и серьезные проблемы с кишечником.

– Я молод…

– Вам ведь уже к пятидесяти? – осмелев, язвила Елена.

– Всего сорок два. Далее: я холост…

– Неудивительно! Характер у вас не подарок. Мягко говоря.

– И самое главное – я богат, – и он торжествующе замолчал.

– И… что? – растерялась Елена. Последний довод Кибильдита поколебал ее равновесие.

– Я уже сказал: сегодня же ты поселишься в моем загородном доме в Осинках. Ты забавная матрешка.

– Но как вы не понимаете, что унижаете меня своим предложением?! Оно просто неприлично…

– Тебя унижает предложение руки и сердца, сделанное таким пупом земли, как я? – усмехнулся Кибильдит. – Не больно-то ты умна, матушка, вот что я тебе скажу.

– Предложение руки и сердца? – оторопела Елена. – Это так неожиданно, Евгений Николаевич…

– Зови меня просто – Евжеша, – и Кибильдит бесцеремонно стиснул ее в объятьях. – Если будешь задыхаться – пискни что-нибудь.

* * *

Приняв предложение Кибильдита под большим нажимом с его стороны, Елена Ивановна вскоре поняла, что крупно выиграла. Из смрадного жирдяя «Евжеша» стремительно перевоплотился в любящего и заботливого мужа. Когда через три дня, проведенные в его особняке, он подарил ей «Жигули», Елена Ивановна решила, что пузо Кибильдита – столь незначительный косметический недостаток, о котором и говорить не стоит.

Дела с разводом решились на удивление быстро. Елене Ивановне даже не пришлось ездить в Эмск и объясняться с мужем. Единственное, что ее мучало – разлука с сыном. Когда она заикнулась о том, чтобы забрать Костика, Кибильдит сказал:

– Я узнавал. Твой сатрап категорически отказывается отдавать его.

– Но как же так, Евжеша? Для тебя же нет ничего невозможного.

– Я не всесилен. Пока этот вопрос решить не удалось. Но не распускай сопли: скоро у нас появится свой наследник, и ты забудешь о своем мальчишке.

Кибильдит просчитался лишь чуть-чуть. Не прошло и года с водворения Елены в Осинках, как у них родилась дочь, которую назвали Ульяной.

В Эмске же все складывалось совсем не радужно. Категорически отказавшись отдать сына, Илья Стражнецкий вскоре ни с того, ни с сего стал обладателем крупной суммы. (Елена так и не узнала, что Кибильдит попросту «выкупил» ее у бывшего мужа). Это были первые перестроечные годы, и Илья рискнул вложить деньги в челночный бизнес. Несколько лет вчерашний научный сотрудник с переменным успехом мотался в Польшу, предоставив Костика самому себе. Поскольку парень блестяще успевал по естественным наукам, его определили в только что открытый в Эмске центр для одаренных детей. Там Костик имел четырехразовую кормежку и постель, а потом был автоматически зачислен на химфак Эмского университета.

В это же время на вещевом рынке вспыхнул пожар, который уничтожил крупную партию товара. Расплачиваться было нечем, поэтому Стражнецкому-старшему пришлось продать трехкомнатную квартиру и вместе с сыном переехать в однушку на окраине. Придавленный мрачными обстоятельствами, Илья начал прикладываться к бутылочке. Жизнь с пьющим отцом становилась тягостной, и Костик задумался о переезде.

Но куда? В общагу ему не хотелось – не тот комфорт, да и в глубине души он считал себя выше «свинопасов», как он именовал студентов из области. О приобретении собственного жилья речи быть не могло – его доходов едва хватало на еду. Проблема решилась неожиданным для Костика образом. Отмечая «экватор» в студбаре, он познакомился с первокурсницей Машей. Юная особа прибыла в Эмск из Норильска и жила здесь в двухкомнатной квартире, которую ей приобрели родители. И хотя Маша была не в его вкусе, и кроме того, на тот момент он уже встречался с однокурсницей, Стражнецкий вскоре переехал к новой знакомой. Приятным бонусом стало то, что у Маши всегда было достаточно денег, чтобы покупать не только продукты, но и одежду для Костика, а также оплачивать их досуг.

Закончив с красным дипломом университет, Стражнецкий устроился на «Эмск-пласт» в центральную заводскую лабораторию. И тут неожиданно выяснилось, что эта работа ему совершенно не нравится. Не о такой доле он мечтал. Одно дело – под фанфары подниматься в смокинге за какой-нибудь престижной научной премией, а потом со вкусом ее тратить. И совсем другое – не видя блестящего общества, корпеть в ЦЗЛ – со смешной зарплатой и невнятными перспективами.

Все чаще Маша поглядывала на него вопросительно, а однажды прямо спросила, когда они распишутся. Костик призадумался. Житье за счет подруги его пока устраивало. Но о том, чтобы строить с ней серьезные отношения, не могло быть и речи. Во-первых, для человека его внешности и ума выходить в свет с такой простоватой спутницей было почти неприлично. Во-вторых, он не на помойке себя нашел, чтобы отдаваться ей за кормежку и угол. По студенческим временам это было неплохо, но сейчас он явно вырос в цене. Нет, ему нужна другая жена – обеспеченная, перспективная и утонченная красавица.

Не желая объяснять Маше неприглядную правду – да и какой смысл распинаться, если она по-любому не поймет величие его устремлений? – он просто съехал, улучив момент, когда девушка отправилась в гости к родителям. Жить ему по-прежнему было негде, тратить деньги на съем квартиры не хотелось, поэтому Костик оперативно сошелся с коллегой, которая недавно развелась с мужем и одна воспитывала сына-школьника. Для себя Стражнецкий решил: он слиняет от сожительницы при первых многозначительных намеках. Это опять-таки был перевалочный пункт.

Время от времени у него мелькала мысль поехать в Москву и разыскать мать. Нет, не для того, чтобы выразить ей сыновние чувства. Из скупых слов отца он уяснил, что у «Лельки» все «хоккейно» и «шоколадно». Отчего же не отломить пару долек этого шоколада брошенному сыну?

Но где искать Елену Ивановну – Костик не представлял. Он не знал ни ее новой фамилии, ни, тем более, адреса. Отец свирепо хранил тайну. Получая деньги от Кибильдита, Илья Михайлович поклялся ему никогда не допустить встречи матери с сыном.

Когда Костику исполнилось 25 лет, на корпоративной вечеринке (а они только начали входить в моду) он познакомился с журналистом Владом Вопиловым. Обычно сдержанный и привыкший действовать обдуманно, Стражнецкий словно слетел с катушек и не заметил, как они вместе с новым приятелем сначала напились, а потом переместились в сауну. Вскоре туда подъехали какие-то разбитные особы, потом еще парни… Водка лилась рекой. Безостановочно, словно вышедшая из-под контроля ядерная реакция, шла «ротация кадров»…

На следующее утро, проснувшись у Вопилова дома, Костик осторожно поинтересовался:

– А что, в журналистике хорошо зарабатывают?

– С чего ты взял? – хрипло отвечал Влад.

– Ну, мы вчера так круто гульнули… Представляю, сколько это стоит. Вернее, даже не представляю.

– Мне это не стоило ни копья.

– Но кто платил за сауну? А из ресторана нам сколько всего таскали! Да и эти куколки, наверно, работали не из любви к искусству…

– Это точно, – засмеялся Вопилов, но тут же перекосился от вступившей в голову боли. – Будь другом, открой пивас.

– Но ты мне так и не ответил…

– А, сколько в журналистике зарабатывают? Три копейки. Но это дураки, которые занимаются действительно писаниной.

– А ты не пишешь, что ли?

– Пишу. Но только то, за что платят. И так, как хотят те, кто платит. Вчерашняя оргия – это как раз и есть гонорар за интервью с одним важным дядей. Но мне легче: я главный редактор, поэтому могу тиснуть в газету все, что мне хочется. Бывает, конечно, что иногда хозяин что-то просечет…

– И… много у тебя в месяц выходит? – Стражнецкий облизнул пересохшие губы. – Если не секрет, конечно.

– Если наличкой – то только зарплата. А беру я, в основном, борзыми щенками. Сауна, кабаки, шлюхи…

Стражнецкий задумался о том, что неплохо бы переквалифицироваться в журналисты. «Только дайте мне возможность приблизиться к этим важным дядям, – думал он, – а уж там я не растеряюсь. Борзые щенки – это мелко».

Не прошло и пары недель с того разговора, как ему позвонил Вопилов и предложил место корреспондента в своей газете «Девиантные новости». Стражнецкий тут же рассчитался с «Эмск-Пласта». Первые шаги в журналистике были скорее веселы, нежели тернисты. Атмосферу, созданную Вопиловым в «Девиантных», мог счесть рабочей только его зам Олег Кудряшов, который показался Косте невероятно нудным типом. Все остальные журналисты проводили дни в увеселениях, лишь изредка вспоминая о своих прямых обязанностях. Проработав у Влада месяца три, Стражнецкий охотно принял предложение занять ставку обозревателя в другой городской газете – «Помело».

И как выяснилось впоследствии, словно в воду глядел. Вопилова вскоре со скандалом уволили из «Девиантных» за пожар, учиненный пьяными корреспондентами. Пока Влад, вкрай дезориентированный, обдумывал будущее житье, у Костика поперла карьера. Благодаря врожденному уму, широкому кругозору и целеустремленности он очень быстро снискал бласклонность своего шефа, Николая Юрьевича Пащенко. В 27 лет, всего спустя два года после смены профессии, он стал заместителем главного редактора «Помела», а еще через четыре года женился на Катюшке Пащенко.

Жена принесла ему все, о чем он мечтал на тот момент: богатое приданое, большую новую квартиру с обстановкой, долю в семейном бизнесе, а главное – выход в высшее общество, а, значит, перспективы. То, что подруга жизни не была ни привлекательна, ни умна и вызывала у него чуть ли не отвращение – Костика не смутило.

* * *

– Как ты могла довести себя до обезвоживания? – шепотом выговаривал Бекетов невесте. – Я же говорил: пей не меньше двух литров в день!

Рыкова лежала на больничной койке и смотрела в потолок. В ее вену по трубочке бежал живительный раствор.

– Я пила, – упрямо отвечала она.

– Извини, но я тебе не верю. Иначе ты бы не лежала здесь, и нам бы не пришлось переносить свадьбу.

– Что-о?

– Ты пробудешь здесь, как минимум, до понедельника, – вздохнул Миша. – У тебя пограничная степень обезвоживания. Еще немного, и это было бы опасно для жизни.

– Представляю, сколько воды вы в меня вкачали, пока я лежала без сознания! – хмыкнула Рыкова. – Весь мой фитнес-марафон пошел коту под хвост. Вези платье Глории: пусть делает в швы трикотажные вставки. Вот будет номер, если послезавтра окажется, что я в него не влезаю!

– Но платье полностью готово, – досадливо вздохнул Миша. – Хватит ли у нее времени на переделку? У нее куча клиентов…

– Быстро дуй к Глории и улаживай наши проблемы.

– Бросив тебя здесь одну? В таком состоянии? Нет-нет, я не смогу. У меня все сердце изболится.

– А у меня оно просто разорвется, если мне придется предстать перед алтарем в какой-нибудь занавеске!..

Поцеловав больную, Бекетов нехотя удалился.

Выждав для верности с четверть часа, Рыкова выдернула иглу из вены и на цыпочках выскользнула из палаты. В такси она выпила три оставшиеся розовые таблетки и вышвырнула блистер за окно. Переступив порог квартиры, она первым делом метнулась к весам.

– Йес! Йес! – и она принялась выкидывать комичные коленца. – Пятьдесят целых хрен десятых! Йес!

* * *

Исповедь Стражнецкого перевалила за второй час, но Алина слушала его с открытым ртом.

– Как же много я о тебе не знала, – прошептала она, поправляя ему подушку. – Жизнь была неласкова к тебе…

– Да, мне пришлось многое выстрадать, – шмыгнул носом Костик. В этот момент он нисколько не лицемерил. Пересказывая Кориковой свою биографию (правда, умалчивая о многих ее фактах), он и сам проникся к себе жалостью.

– А твоя мама? Ты так и не увидел ее? Если тебе больно, не рассказывай…

– Отчего, я расскажу, – Костик сделал глоток воды и прокашлялся. – Когда мы с амебой проводили медовый месяц в Таиланде, неожиданно позвонил мой непутевый папаша и сказал, что она попала в автокатастрофу, и если я хочу, то могу поехать на похороны. И наконец-то, продиктовал мне ее адрес.

– И ты поехал?

– А как ты себе это представляешь? За трехнедельный тур на острова мы заплатили маленькое состояние… да и не успел бы я… в общем, я не поехал.

– Но когда ты вернулся, то, конечно же, съездил на ее могилу?

– Нет, а зачем? Я вообще не сторонник этих ритуалов. Зато я съездил туда, где она жила. И я тебе скажу, испытал культурный шок. Их особняк в Осинках оказался настоящим дворцом.

– Надеюсь, тебя там хорошо приняли?

– Сначала у меня была мысль пообщаться с ее мужем. Ну, узнать подробности маминой гибели, посмотреть ее фотографии, – Костик провел ладонью по своим густым темным волосам. – Я отпустил такси и стал издали наблюдать за воротами. Никак не мог набраться духа…

– Еще бы, такое волнение, – всплеснула руками Алина. – Представляю, что ты пережил в тот момент…

…На самом деле, Костик не решался приблизиться к воротам вовсе не из-за дикого волнения – он давно научился держать себя в руках, да и от природы не отличался эмоциональностью. Он медлил потому, что в который раз обдумывал, как правильно начать разговор с Кибильдитом. От успеха этой беседы зависело, увезет он с собой в Эмск кругленькую сумму или нет. Он приехал сюда отнюдь не для того, чтобы вздыхать о покойной и просить на память локон с ее головы.

Прошел час, два, а он все не решался подойти к воротам. На кон было поставлено слишком многое, и Костик опасался сделать неверный шаг. Неожиданно вдали, сверкая маячками и крякая сиренами, показалась большая машина. Она остановилась аккурат у дома Кибильдита. Из авто грузно выскочила полная девушка лет семнадцати с длинными светлыми волосами, а следом за ней – высокий брюнет. Костя протер глаза: нет, ему не показалось, парень правда чертовски импозантен. Хотя… это, скорее, не парень, а мужчина примерно его лет. Черты лица издали особо не разглядеть, но фигура, стать… Интересно, кем он приходится этой блондинке? А сама она кто такая? Неужели это и есть его сестра Ульяна, о существовании которой ему недавно обмолвился отец?

– Сергей, – капризно протянула девушка водителю. – Я забыла в «Розовом облаке» свою сумочку! Сгоняй по-молодецки.

Машина уехала, а блондинка со спутником скрылись за воротами. Стражнецкий досадливо вздохнул: ну все, сегодня ничего не получится, в доме слишком много народа. Он решил перекурить и двинуться в Москву, где он остановился у знакомой «куколки». А завтра вновь приехать в Осинки.

Прошло не больше пяти минут, как из-за высокого забора до него донеслись крики. Судя по всему, ругался Кибильдит. Косте удалось разобрать лишь несколько слов: «голодранец», «пройдоха» и, кажется, «альфонс». А через полминуты из ворот быстрым шагом вышел тот самый темноволосый незнакомец. За ним с плачем бежала юная толстушка.

– Постой, не уходи! – и она облепила его сзади.

– Я вернусь, сладенькая. Я что-нибудь придумаю, – и красавец поцеловал ее. – Не серди его.

– Но как же ты доберешься до города?.. Я поеду с тобой.

– Не глупи, малыш. Возьму такси и доеду с ветерком.

И мужчина быстро пошагал прочь от негостеприимного особняка. Стражнецкий направился следом за ним, но тот неожиданно быстро уехал на единственном такси, которое в тот момент было на стоянке. Выбраться в город Костику удалось лишь спустя 15 минут.

За ночь он принял принципиально новое решение: не обращаться к Кибильдиту, а попытать счастья другим способом. Добиться встречи с Ульяной, рассказать, кто он такой, и подружиться на почве скорби по утраченной мамочке. А уж там он убедит богатенькую сестренку поделиться с ним деньгами. Однако в ближайшие дни подкараулить Ульяну ему не удалось. Административный отпуск заканчивался, и Костик должен был возвращаться в Эмск.

Следующий визит (это произошло спустя полгода, в феврале) также был неудачен – прислуга объявила, что Ульяна уехала за границу. А когда Костя явился в Осинки по весне, ему и вовсе не открыли. Судя по всему, в доме никто не жил.

* * *

– Но почему тогда некоторые решили, что она твоя любовница? – Корикова вернулась к занимавшей ее теме.

– А тебе не интересно, при каких, например, обстоятельствах я снова встретил ее? – усмехнулся Стражнецкий. – А ведь это история похлеще индийского кино… Рассказать? Так вот, однажды, в студеную зимнюю пору я вышел с заседания Рады…

На самом деле, в тот январский вечер Стражнецкий выполз из любимого стрип-клуба. Он был изрядно навеселе и при этом совсем невесел. Мало того, у него куда-то запропастился мобильник, и он не мог даже вызвать своего водителя. Шаря по карманам, он приплясывал на морозе. Как тут около него притормозил красный «Фольксваген Жук». Из полуопущенного стекла на него глянула симпатичная круглолицая блондинка.

– Привет, няка! Кажется, я видела тебя по телеку.

Костик только открыл рот, чтобы с пафосом объявить, что да, его часто показывают по местным телеканалам, как незнакомка продолжила:

– Ты чем-то похож на Алена Делона в молодости. Садись, подвезу куда надо.

Стражнецкий с готовностью занял место рядом с девушкой.

– Как тебя зовут? – Костик вскользь глянул на нее.

– Называй меня Лулу, – улыбнулась она. – Куда поедем?

– Ты сама остановилась около меня, – обольстительно улыбнулся Костик. – Рули. Я весь твой.

– Даже так? – игриво подняла она бровь. – Люблю ночные улицы. Если ты не спешишь, давай покатаемся.

Они несколько раз проехались центром Эмска, а потом Лулу взяла курс за город. Она лихо гнала авто по почти пустой трассе, а Стражнецкий говорил, говорил, говорил…

– Но как ты мог сесть в машину не пойми к кому? – перебила его Корикова и вдруг осеклась: – Неужели все это для тебя так просто?..

– «Все это» для меня совсем непросто, – Стражнецкий приложил ее ладонь к своей щеке. – Но представь себе мое одиночество, мою тоску на тот момент. Ты ушла навсегда, дома нелюбимая жена, и ни одной родной души на сотни миль кругом…

– И чем закончились ваши покатушки? – Алина высвободила у него руку.

– Ничем. Она пригласила меня к себе домой, я сказал, что женат и не могу себе этого позволить. Она очень просила телефон, я оставил свою визитку и вот тут-то выяснилось невероятное…

На самом деле, многочасовая исповедь незнакомке закончилась тем, что Костик… уснул. Очнулся он от сильного аромата кофе. Лулу из бумажного стаканчика пила горячий напиток, купленный в киоске фаст-фуда. Они стояли в центре Эмска. Кругом горели огни, на улице не было ни души.

– Сколько на твоих брегетах? – встрепенулся он.

– Начало четвертого.

– Ого! И ты позволила мне так бездарно терять наше с тобой время? – Стражнецкий уверенно взял ее за белокурый затылок и потянулся к ней губами, но в последний момент Лулу увернулась от его поцелуя:

– Не сейчас. Не сегодня.

Если бы он услышал подобное хотя бы пять лет назад, то почел бы делом принципа привести веские контрдоводы и в итоге завершить начатое. Но дело было в том, что он давно не испытывал никаких особо страстных желаний. Да, девчонка ничего – но у него были и получше. А феерических эмоций как не было, так и нет.

– Как скажешь, моя фея, – лицо Стражнецкого не выразило ни тени обиды отказом. – Вот моя визитная карточка. Мне было хорошо с тобой.

И он открыл дверцу машины, собираясь выйти. Как вдруг Лулу схватила его за рукав.

– Как мило, малыш, что ты передумала. В твоей машине такая романтичная атмосфера, – он обернул к ней удовлетворенное лицо.

– Как? Твоя фамилия Стражнецкий? – глаза и рот Лулу были широко открыты.

– Ну да, – Костя прямо уселся в кресле, предоставляя девушке возможность вдовольно налюбоваться его точеным профилем.

– Ничего себе, – прошептала Лулу.

– Что тебя так шокировало, пупсик? – покровительственно произнес Стражнецкий. – То, что я не какой-нибудь балбес, а человек, занятый важным государственным делом?

– Скажи, ты знал Елену Ивановну Стражнецкую? Или это твоя однофамилица?

– А тебе какой ответ больше бы понравился? – кокетничал Костик.

– Извини, мне сейчас не до шуток, – порывисто сказала Лулу. – Скажи, что она тебе никто, и между нами все будет как прежде.

– А если я не хочу, как прежде, а хочу по-другому? Ну ладно, ладно… действительно, лет двадцать… да нет, все двадцать пять назад я знавал Елену Ивановну Стражнецкую.

– Это твоя тетя? – глаза Лулу горели нетерпением.

– Можно сказать и так, – усмехнулся Костик. – С некоторых пор она действительно стала мне совершенно посторонней, чужой тетей.

И, воспользовавшись замешательством Лулу, он уверенно поцеловал ее. Каков же был его шок, когда, вырвавшись, Лулу быстро выскочила из машины и, бросившись к относительно чистому сугробу, зачерпнула его рукой. Жадно заглотив приличную порцию, она подержала снег во рту и сплюнула. На ее лице застыла гримаса отвращения.

Стражнецкий вышел из машины.

– Что еще за выкрутасы? – зло спросил он. – Тебе типа было настолько противно? Если ты фригидка, то какого хрена снимаешь мужиков?..

– Извини, ради бога, – Лулу обратила к нему глаза, в которых читалось отчаяние. – Просто… просто не слишком приятно целоваться с собственным братом. Да…

В этот момент Стражнецкому показалось, что под коленки ему разом ударили кувалдой. Ноги у него подкосились, и он прямо в своем шикарном кашемировом пальто прислонился к машине, забрызганной мокрой грязью и снегом.

* * *

– Зизи, ты совсем не думаешь ни о себе, ни обо мне! У меня сердце в пятки ушло, когда медсестра сказала, что твоя палата пуста!..

– И ты решил, что я уже в морге? – усмехнулась Зинка.

– Тебе смешно, а что пережил я!..

– Ну, не гундось, у бабушки Зиновьи были важные дела. Что сказала Глория?

– Сказала, что сможет переделать не раньше, чем к утру субботы. Что ж, поеду за платьем прямо перез загсом…

На следующее утро Рыкова, превозмогая дурноту, покатила в свой любимый салон «У голубка». Этому СПА-объекту она хранила верность вот уже три года, тратя на всякую ерунду вроде шоколадных притирок и карамельных присыпок, как минимум, половину журналистской зарплаты.

– Рада тебя видеть, Дениска-пиписка, – расцеловалась она с худощавым вертлявым стилистом в клетчатых брючках-стрейч. – Я покупаю тебя на весь день. Окультурь меня по полной программе. Фиалковые припарки, сливочные ванны, коньячные медитации… я беру все!

– Ты моя душка, – Дениска был неподдельно ей рад. – Для коньячных медитаций, к сожаленьицу, не завезли расходничков… а вот не желаешь ли шампанский релакс?

– Голубок, ты такой креативненький, – и Рыкова плюхнулась в глубокое мягкое кресло. – Три сеанса подряд!

– Массажик мозжечка через скальпик, моя барыня? – и, не дожидаясь ответа, Дениска-пиписка запустил в зинкины волосы длинные пальцы.

Рыкова блаженно закрыла глаза и лениво поинтересовалась:

– Как твой Тарасик-пидарасик? Целует в уста сахарные?

У Дениски-пиписки была давняя любовь к парикмахеру Тарасу Недобитко из салона «Лева Задов», который специализировался на СПА-услугах для джентльменов. Полгода назад они торжественно скрепили свои судьбы в культовом заведении «Задний ход», однако последние два месяца Дениска все чаще жаловался на холодность «мужа».

– Тарасик весь такой занятой стал, – стилист захлопал подкрашенными ресницами. – Все больше джентльменов желают отполировать ноготки, подкрасить бровки, разгладить пяточки и локоточки…

– Да ну? – Рыкова приоткрыла глаза.

– Это еще что, барыня, – продолжал Дениска. – Многие джентльмены стали интересоваться гладким, деликатным тельцем…

– Тарасика?

– Ой, как ты сейчас Дениске нехорошо сказала, у меня прямо сердечко взбутетенилось, – надул губки стилист. – Нет, душечка, они интересуются своим гладким тельцем… заказывают разные вкусненькие эпиляции. Крем-брюле, айвори-роуз, джелато-чоколато… Неблагородная шерстка навсегда исчезает в далях писсуарчика…

– Ты сегодня жжешь, петушок. Покукарекай мне еще про забавы голубцов, – улыбнулась Зинка.

– К Тарасику ходят и неправильные мужчинки.

– Неправильные – это те мерзавцы, которые любят баб? И что же хотят от Тарасика эти извращенцы?

– Того же, чего и мы, нежные голубки. Креативненьких стрижечек, гладеньких ножек, шелковистых бровок… Только мне непонятно, душечка, что это за новый трендик наметился на европейском рыночке. Авантажные брюнетики стремятся к белокурости! А ведь мрачные локоны куда фурористичнее.

– Что, есть такие идиоты, которые перекрашиваются в блондинов? – распахнула глаза Зина.

– Ах, душечка, и их больше день ото дня…

Рыкова уезжала от Дениски пьяненькая и счастливая. Разом, за какие-то три недели сбылись почти все ее мечты. Без особых усилий, благодаря чудодейственной фарме, ей удалось стать такой стройной, какой она не была никогда. В укромном месте у нее припрятано около пятисот тысяч, заработанных на «информационном» бизнесе. А завтра она выходит замуж за сказочно прекрасного мужчину, который любит ее вот уже 25 лет. Осталось только сделать внушение свидетельнице…

– Как наши успехи? – приветствовала она Алину, которую застала в больничном туалете за мытьем посуды. – Ты уже взяла с него расписку с обещанием жениться?

– Прямо не верится, что мы снова будем вместе, – улыбнулась Корикова.

– Скоро ты переедешь в такие хоромы, какие видела только в сериалах!

– Какие еще хоромы? – насторожилась Корикова. – Костик будет жить у меня.

– Как?! У них с Катькой шикарная квартира! Там одна ванная занимает всю твою гостиную. А какая у нее гадеробная…

– Какая бы ни была, мне от этого ни холодно, ни жарко. Костик оставляет жене и мальчикам все имущество.

– Это он тебе сам сказал?! – у Зины глаза на лоб полезли.

– Да. А что тебя так удивляет? Разве мог бы он поступить иначе?..

– Он абсолютно точно поступил бы иначе, если бы не твоя миссионерская деятельность у его постели.

– Не думай о нем плохо, Зин. Он, в общем-то, честный и порядочный.

– Кто – Стражнецкий?!

– Ну да, не все в его жизни было гладко, случались ошибки, и даже довольно серьезные… Но он раскаялся и хочет начать новую жизнь.

– Не иначе, как этот мерзавец решил пожертвовать малым ради великого. Интересно, что у него на уме?

– Кажется, я знаю, – нахмурилась Корикова. – Он говорил, что рассчитывает кое-что унаследовать от Ульяны Кибильдит. Но это еще вилами по воде писано…

– От Ульяны Кибильдит? – выпучила глаза Рыкова. – Что ж, хвалю за широту взглядов. В самом деле, если любовница двинула кони, это не повод отказываться от ее денег.

– Да не была она его любовницей, – и Алина пересказала ей то, что узнала от Стражнецкого.

Рыкова слушала ее, то и дело взмахивая руками и пританцовывая от нетерпения. Ей не терпелось устроить подруге охлаждающий душ.

– Значит, наследства ждете? – ядовито заговорила она, едва Алина замолчала. – Правда, не понимаю, почему женишок не сказал тебе, что он так же далек от алмазных россыпей, как Лена Кулецкая от Димы Билана.

– Это почему? Ульяна единственная наследница. Логично, что после ее смерти состояние должно перейти Костику…

– Единственная наследница? Сними с ушей феттучини. У Ульяны есть законный муж, которому все и достанется. При самом радужном раскладе твоему красавчику удастся сгрести в кулечек лишь крошки от пирога. Но не расстраивайся: на плазменный телевизор, о котором ты давно мечтаешь, должно хватить.

– Тихо, тихо, – одернула ее Корикова. – Первый раз слышу, что у Ульяны был муж. Но где он в таком случае?

– Понятия не имею, – пожала плечами Рыкова. – Либо отсыпается на том свете, либо влачит где-нибудь жалкое существование, не подозревая о том, какое счастье на него свалилось…

– Не подозревает? – Алина задумалась. – А мне кажется…

И она замолчала, пораженная догадкой.

– А мне кажется, – наконец, объявила она, – что этот человек бродит поблизости, охраняя свое сокровище. И именно он… о боже! Ужас какой…

– Не время причитать. Факты, сестра, факты.

– И именно он отравил Костика.

* * *

– Где ты ходишь на ночь глядя? Я весь на нервах, – едва Зинка переступила порог, Бекетов порывисто обнял ее. – Как твое самочувствие? Слабость прошла?

– Почти, – на самом деле Рыкова чувствовала себя неважно. У нее кружилась голова, в глазах двоилось, а жажда не прекращалась. – Я только что из больницы, ездила навестить Алинку…

– Как дела у твоего знакомого?

– Не хотела тебе говорить, но меня прямо распирает… До меня вдруг дошло, как он нажрался синявок.

– Зин, ты опять за свое, – вздохнул Миша. – Понятно, где: поел маринованных грибков, в которые по ошибке попала поганка…

– А вот и нет! Этот оригинал и тут не преминул отчудить. Видите ли, мы не жрем-с грибов, – Рыкова передразнила Костика. – А это значит что?

– Что?

– Что его от-ра-ви-ли, – торжествующе заключила Рыкова.

– Бог с тобой. Кому это надо? Твой знакомый, как я понял, уважаемый в городе человек… Да и как это можно было сделать, если он вообще не ест грибов?

– Не знаю, – недовольно отвечала Зинка. О способе отравления она не подумала, и трезвое замечание жениха привело ее в замешательство. – Над этим мне еще предстоит поразмыслить.

– И размышлять нечего. Мне кажется, твоя версия высосана из пальца. Но самое страшное: вдруг это действительно так?

– Чего страшного-то? Есть он, нет его – мне монопенисуально. Такие субчики, как Стражнецкий, только коптят небо.

– А я не про это, Зин, – Миша снова обнял ее. – Умоляю тебя, не лезь ты в эту грязь. А вдруг ты права, и этот безжалостный маньяк причинит зло и тебе?

– Мне? Но откуда он узнает, что мне все про него известно? Я просто тихо, ненавязчиво стукану куда надо… Если, конечно, он не пожелает мне добровольно отсыпать жемчуга и брильянтов.

– Так ты собралась шантажировать его? Но это же верх безрассудства! А что же буду делать я, когда он тебя убьет, расчленит и закопает? Найти любовь лишь для того, чтобы ее потерять!

– Успокойся, любимый, – и Зина чмокнула его в кончик носа. – Во-первых, я не дам ему себя убить. Я в курсе его коварства и методов, поэтому он меня не перехитрит. А во-вторых и самых главных…

– Ну? Что? Ты кое-что читала про приемы самообороны и считаешь, что тебе есть что противопоставить злодею? Зизи, милая, ты переоцениваешь свои силы…

– Да не переживай ты так. Прежде чем попросить с него кое-что за молчание, мне еще нужно его отыскать. Этот Брусникин точно сквозь землю провалился. Но при этом успевает наносить из своего укрытие прицельные удары!

– А… ты уверена, что это именно он?

– А кто же еще? Кому еще нужно было избавиться от Ульяны, чтобы заграбастать ее бабло? А потом этот Костик выпрыгнул как черт из табакерки! Так на, отведай грибков, моя ясный сокол. Правда, я пока не знаю, как увязать с этим гибель Ревягиной. Но в конце концов, может, это и правда был несчастный случай. Или же совсем другая история, разбираться в которой мне совершенно невыгодно… в смысле, неинтересно.

– Хоть это меня радует, – горько усмехнулся Миша. – А я-то думал, ты готова расследовать все, что попадется под руку. Но почему ты тогда не пошла работать в полицию?

– Там мало платят, – отрезала Рыкова. – А я, когда настигну Брусникина, разом получу зарплату главы Эмского ГУВД за тридцать лет беспорочной службы!

– Но это же называется шантаж… Это непорядочно, – запротестовал Миша. – Я не думал, что ты способна на такое.

– Какой ты у меня все-таки трюфель, – рассмеялась Зинка. – Не мужик, а облако в штанах. Ну ладно, ладно, не дуйся…

* * *

– Великолепно! Я принимаю Глорию на должность королевской модистки! Все остальные соискатели могут немедленно очистить помещение!

Рыкова в полном восторге от себя застыла у зеркала. Платье, только что привезенное женихом, детально обрисовывало несколько угловатые контуры ее исхудавшей фигуры. Ее можно было принять за удалившуюся на покой модель.

– Пардон, а где же вставки? – Зинка встала, как вкопанная. – В последние дни у тебя только и было разговора, что о трикотажных вставках.

– Получилось некрасиво, борило в швах… Глория прямо при мне их выпорола.

– Она сыграла с огнем, – угрожающе посмотрела на него Рыкова. – А если бы я не влезла в платье?

– Мы бы что-нибудь обязательно придумали… Но зачем об этом говорить, раз оно село на тебя как влитое? Ты просто изумительная, аппетитная красавица!

– Ладно, верю… Свидетель подъедет прямо в загс?

– Да. А твоя подруга?

– Аналогично, – соврала Рыкова и принялась лихорадочно соображать, кем она заменит Корикову, отказавшуются покидать пост около Стражнецкого.

Во Дворце бракосочетаний было многолюдно. Видимо, влюбленные (и условно влюбленные), как и Рыкова, торопились проскочить в новую жизнь до мая. Оставив Мишу улаживать формальности, Зина поспешила в комнату невесты: ей нужно было срочно найти кого-нибудь на роль свидетельницы. Какова же была Зинкина радость, когда она увидела Колчину, с важным выражением лица рассевшуюся на банкетке в окружении своих необъятных юбок.

– Вот это счастливое совпадение! – подскочила она к ней. – Точно, сегодня же тридцатое!

Колчина испуганно отшатнулась, не сразу признав в экзальтированной особе Рыкову.

– Представляешь, какая подстава, – затараторила она, – моя свидетельница сегодня слегла с гриппом. Если ты дашь мне на пять минуточек свою, то я никому не расскажу о том, как ты обзавелась лялечкой.

Колчина посмотрела на нее как кролик на удава.

– Иди и поставь свою подружку перед фактом. А я пока посторожу твой пуфик, – и движением бедер Рыкова вытеснила Колчину с места.

Но через минуту настал уже зинкин черед удивляться: следом за Юлей в комнату вошла Замазкина. Рыкова никогда не видела ее при полном параде и сейчас была неприятно поражена: перед ней стояла эффектная блондинка в самом расцвете молодости.

– Очень мило! – налетела Зинка на Колчину. – Ты за моей спиной заключаешь мир с нашим общим врагом и думаешь, что я никому не расскажу, как ты…

– Прости, у меня не было выхода, – еще тоскливее заныла Юля. – Ты же знаешь, мой бывший – лучший друг Леши. Я до последнего момента надеялась, что уж кого-кого, но Филатова я на своей свадьбе не увижу…

– А тебе впарили еще и этот довесок?! – руки в боки встала Зинка.

– В общем, раз вы обе не нуждаетесь в моих услугах, то я пошла к мужу, – надменно обронила Замазкина и сделала несколько шагов по направлению к выходу.

Юля с Зиной быстро переглянулись. Рыкова испытала огромное облегчение, когда Колчина первая бросилась вслед за Замазкиной, сохранив тем самым зинкино лицо.

– Танечка, милая, я ничего против тебя не имею, – она хватала Замазкину за руки и искательно заглядывала ей в глаза.

– Тогда прекрати петь под чужую дудку, – отвечала Таня, не глядя на Рыкову. – Пойдем, через пять минут у нас регистрация.

– Но разве ты не выручишь мою подругу, которая попала в неприятную ситуацию? – с удвоенной тоской продолжила ныть Колчина, поймав на себе зверский взгляд Рыковой. – Ее свидетельница так некстати заболела…

– Ах вот оно что? – Замазкина глянула на Рыкову и вновь повернулась к Колчиной: – Хорошо, Юль. Но пусть твоя подруга меня попросит. Мне как-то неловко навязывать ей свои услуги…

Повисла пауза. Наконец, Зина тоном английской королевы выдала:

– Да, будь столь любезна.

– Так и быть, выручу тебя, – усмехнулась Таня. – Но не за просто так.

– Слушаю твои условия, – процедила Рыкова, глядя мимо Замазкиной куда-то вверх по стене.

– Они просты: больше никогда, ни при каких обстоятельствах не доставать нас с Димкой, – отчеканила Замазкина. – Чтобы с сегодняшнего дня – как отрезало. Забудь его, он никогда к тебе не вернется.

– Да если бы ты видела моего… – сварливо начала Рыкова, но вовремя спохватилась: – Условия, конечно, кабальные. Но сегодня такой день… В общем, дери с меня три шкуры.

Колчина взвизгнула и бросилась к обеим с поцелуями.

– Это моя лучшая подруга Танюха, сегодня она будет свидетельницей, – скрепя сердце, Рыкова представила жениху Замазкину. – Мон жениталь, а где твой друг?

– Должен был подъехать еще пятнадцать минут назад. По правде говоря, я начинаю беспокоиться…

– Давай позвоним ему!

– У него почему-то отключен телефон, а дома никто не берет трубку, – Бекетов выглядел растерянным.

– Ну что же ты за простофиля! – всплеснула руками Рыкова. – Давай иди на улицу и лови первого встречного.

– Да зачем первого встречного? – встряла Замазкина. – Мы с Димкой с удовольствием станем у вас свидетелями.

– С Димкой?! Ну только его на моей свадьбе не хватало! – проворчала Рыкова.

– А это будет удобно? – мялся Бекетов.

– Вполне. Все, я побежала на регистрацию к Ростуновым, встретимся здесь через 15 минут.

Тут распахнулась тяжелая дверь, и дама в высокой прическе громко вызвала:

– Бекетовы!

– Это нас? – растерялся Миша.

– Да-да, сейчас у тебя заберут кольца…

– Кольца?! – переспросил он. – Но… где они?

– Как где? Ты их не купил, что ли?

– Я не знал… ты мне ничего не говорила…

– Нельзя же быть таких олухом! – Зинка принялась громко чехвостить жениха, что сразу привлекло к ним всеобщее внимание.

– Я не знал… я первый раз… – бормотал Бекетов. – А без колец нельзя обойтись?

– Ну разве что сложить их из пальцев! – выкрикнула Рыкова. – Ну позорище!

– Бекетовы! – вновь окликнула их служительница загса. – Вы будете готовиться к регистрации?

– Небольшая техническая заминка, – засуетилась Рыкова. – Возникли непредвиденные обстоятельства. Мы пропускаем свою очередь.

– Но вы и так предпоследние…

– Значит, вы нас не зарегистрируете? – робко спросил Бекетов.

– Ну уж нет, – объявила Рыкова. – Мы распишемся именно сегодня. Другой возможности сделать это именно в апреле у нас не будет. Сама судьба привела нас сюда в этот день и час.

– В таком случае постарайтесь уладить свои проблемы за 15 минут, – предупредила их работница загса и выкликнула следующую пару: – Васянькины!

– Зина, милая, – Бекетов стиснул ее руки. – Все против нашей любви. За 15 минут мы не успеем купить кольца. А я 25 лет ждал этого дня!!..

Рыкова отмахнулась от него. Она явно обдумывала какую-то комбинацию.

– Быстро вниз! – вдруг крикнула она. – Сейчас в бар спустятся новоиспеченные Ростуновы!

– Но они нас не приглашали…

– Они будут невероятно польщены, – и схватив жениха за руку, она увлекла его за собой.

Они влетели в бар одновременно со свадебной процессией, которая вошла в двери напротив.

– Кольца! Быстро! – подскочила к ним Рыкова.

– Это налет? – оторопел Ростунов, а Колчина быстро спрятала руки за спину.

– Вы мне друзья или кто? – напустилась на них Рыкова. – У нас несчастье. Миша забыл кольца в кармане пальто, а когда мы вернулись в гардероб, то оказалось, что их украли! Спасите наш брак, и небеса пошлют вам много лялечек!

При этих словах она едва заметно скривила лицо. Колчина мигом распознала значение этой гримаски и начала стаскивать свое кольцо.

– Лешик, нужно обязательно выручить Зиночку, – зашептала она Ростунову. – Зато небеса пошлют нам много лялечек.

– Мне хватило бы и одной, – пробурчал Леша, снимая кольцо.

– Вот триумф истинной дружбы! – в порыве чувств Рыкова даже чмокнула Ростунова в щеку, но тотчас же отшатнулась: несмотря на торжественный день, новобрачный пованивал. – Филатовы, за мной!

Васянькины уже входили в зал, когда Зинка и увлекаемый ей Бекетов быстро обогнули их и ворвались первыми.

– Но… – служительница загса не нашлась что сказать.

– Сейчас наша очередь, – робко возмутились Васянькины.

– Зайдите на недельке, сейчас абсолютно не до вас… А ну пошли вон! – и Рыкова захлопнула тяжелые двери прямо перед их носом. – Ну а теперь давайте, вершите таинство брака!

* * *

– Ну, что чувствуешь? – Рыкова толкнула мужа в бок, когда они под марш Мендельсона покидали зал.

– Счастье… просто невероятное, – Бекетов словно окаменел.

– То ли еще будет, – захихикала Зинка. – Сегодня задам тебе жару. Надеюсь, у тебя не критические дни?..

Ростуновы поджидали их внизу. Юля очень волновалась за свое кольцо. Она даже всплакнула, вспомнив, что это плохая примета: давать мерить его другой женщине.

– Заберите свою безвкусицу, – Рыкова вернула им кольца. – Ах, как жаль того очаровательного колечка из трехцветного золота с бриллиантами, которое преподнес мне Миша! Мы завтра же подадим заявление в милицию, правда, милый? Нельзя оставлять подобное безнаказанным.

– Давайте еще шампуня хряпнем, а то в горле пересохло, – пробасил Филатов. – Два подряд мудельсона – это пипец.

– Мендельсона, тупарь! – тут же злобно поправила его Колчина.

Замазкина же улыбнулась мужу и громко произнесла:

– Дима прав, сейчас очень приятно было бы выпить шампанского.

Какую бы глупость или бестактность ни сморозил ее муж, она никогда не шикала на него.

– Мы угощаем, – Бекетов направился в бар.

– Какое это счастье – быть замужем! – расчувствовалась Колчина. – И не как-нибудь, а официально, со штампом. Кажется, так бы и расцеловала эту страничку в паспорте.

– Ты бы лучше мужа расцеловала, – хмуро посоветовал Филатов.

– Горько! Горько! – поддержала мужа Замазкина.

Рыкова, смекнув, что может выйти потешно, залихватски взвизгнула, как на деревенских свадьбах:

– Горько!

Но, вопреки ожиданиям публики, молодые не бросились друг другу в объятия. Они были не на шутку растеряны. Ростунов протирал очки и нервно сглатывал. Колчина тоже топталась на месте и истерично всхихикивала. Каждый из них явно ждал инициативы другого.

– Оле-оле-оле-оле, Леха, вперед! – подбадривающе, как ей казалось, загорланила Рыкова.

– Зин, может, не стоит здесь, – умоляюще глянула на нее Колчина.

– Стоит, дорогуша, стоит. Все, динамо-машина сломалась!

В это время к столику приблизился Бекетов с двумя бутылками шампанского.

– Ну, если все такие стыдливые, я вам продемонстрирую свою фирменную гимнастику для губ, – и без всяких заходов Зина впилась в Мишу таким поцелуем, что он чуть не потерял равновесие.

– Ну-с, есть желающие повторить? – отдышавшись, предложила она. – Чей поцелуй меня расчувствует, тому поставлю баклажку мартини.

– Не, я за компот работать не буду, – объявил Филатов.

– Хорошо, тебе персонально поставлю водки и упаковку корейской морквы.

– Нет, я ни за что не буду целоваться на людях, – напустила на себя целомудренность Колчина. – Это слишком интимно. В отношениях двоих должна присутствовать какая-то тайна.

– И что-то мне подсказывает, что эту тайну ты нам хочешь раскрыть, – многозначительно отвечала на это Рыкова. – Минуточку внимания, господа! Наша очаровательная невеста желает сообщить публике нечто очень важное!

– Хорошо, – едва слышно прошипела Колчина. – Я сообщу. Зина права: есть традиции, обычаи. Не нами заведено, не нам отменять.

– А ну отлип от кружки, – Зинка толкнула Ростунова в спину. – Слышал, что жена сказала? Желает, мол, оказать уважение исконно русским традициям и облобызаться прилюдно.

– Я только за, – сказал Леша и еще глубже забился в угол.

– Юля, ату его! – скомандовала Рыкова. – Пли!

Едва превозмогая отвращение, Колчина сделала нерешительный шаг к мужу.

– Горько! Горько! – заорали Филатов с Замазкиной.

Медленно, точно восходя на костер, Юля приближалась к Ростунову. Лица и той, и другого выражали все, что угодно, кроме любви. Наконец, Колчина подошла совсем близко.

– Опасный момент, го-о-ол! – заорала Рыкова. – Пока не гол? Штанга? Нет, такой футбол нам не нужен. Назначаю вам серию пенальти!

Наконец, поняв, что от них не отстанут, Колчина зажмурила глаза, постояла так с пару секунд и вдруг порывисто скользнула по губам Ростунова своими, точно клюнула.

– Ну вот и сбылась твоя давняя мечта – поцеловаться с девочкой! – Рыкова подмигнула Леше, который стоял ни жив, ни мертв.

– Господа, шампанское стынет, – неожиданно прервал забаву Бекетов.

Только все подняли бокалы, как у Замазкиной зазвонил мобильник.

– Какой-то незнакомый номер, – нахмурилась она. – Я на секундочку.

Не прошло и минуты, как Таня вернулась к столу. Она едва сдерживала довольную улыбку.

– Ну дела, – сказала она. – Ульяна-то наша… никакой это не порок сердца был. Вчера пришли анализы из Москвы.

– И что в них? – встрепенулась Рыкова.

– Я не запомнила названия… длинные какие-то.

– Названия чего? – уничижительно глянула на нее Зинка.

– Ядов, – просто ответила Таня и улыбнулась сама себе.

* * *

– На тебе другая водолазка, – заметил Костик, открыв глаза субботним утром.

– Я ненадолго съездила домой, – улыбнулась Алина. – Туда-обратно. Врачи сказали, что кризис миновал, и опасности для жизни нет.

– Я почему-то и не сомневался в этом.

– То, что ты жив – великое чудо. Девять из десятерых в этом случае…

– Да в том-то и дело, что это не мой случай, – перебил ее Стражнецкий. – Анализов, подтверждающих наличие яда в моем организме, нет. Правильно я понял?

– Правильно. Но у тебя классическая клиника отравления пурпуксином. У врачей огромный опыт, и они бы не стали…

– А я все-таки продолжаю настаивать, что траванулся какой-то бодягой. Я в принципе не ем ничего грибного.

– Я, кажется, поняла, – Корикова вскочила со стула. – Пурпуксин был не в грибах!

– А… в чем? – недоуменно глянул на нее Стражнецкий.

– Он был… он был, – на ходу додумывала Алина, – да в любом блюде, которое предназначалось не для всех, а конкретно для тебя!

– Для меня? Но… такого блюда не было. Я ел то же, что и все. Копченую колбасу, жульен, мясной рулет… Э, ты к чему клонишь-то? Кто-то намеренно меня…?

– Да, да, именно! – с горящими глазами Алина схватила его за руку.

– Ну, это уже паранойя. Согласен, что Сдобняков ведет грязную борьбу и подключил все черные политтехнологии, чтобы меня свалить… но зачем убивать-то?

– А другие причины тоже исключены? – допытывалась Корикова. – Почему ты уперся в политическую борьбу?

– А-а, вот ты на что намекаешь, – заулыбался Стражнецкий. – Что это любовник амебы… на почве ревности…

– Бог с тобой. Я вот думаю, не связано ли это с наследством твоей сестры…

– Но у нее никого нет, – развел руками Стражнецкий. – Ни мамы, ни папы, только я один. Был муж, да и тот пропал без вести.

– Пропал без вести? Это официально? – допытывалась Алина.

– Нет, заявление о его розыске никто не подавал, – нехотя отвечал Костик. – Но, видимо, он испарился очень давно. Мы с Ульянкой тесно общались до самой ее смерти, и она мне ни слова о нем не сказала. А это значит что? То, что она сама давным-давно с ним разошлась…

– Разошлась или развелась? Это принципиально.

– Вот и хрен-то, что не развелась, – Стражнецкий был очень раздосадован. – Если бы развелась, я бы давно пил шампанское за свое чудесное обогащение… Но мои шансы очень велики. Скорее всего, он не является за наследством потому, что его уже нет в живых. Но если он вдруг и явится, мы с Давидом Марковичем упечем его за решетку! Мне попал в руки дневник Ульяны, и теперь я почти уверен, что он намеренно сживал ее со свету, чтобы поскорее заполучить деньги. Поил ее какой-то дрянью, чтобы она сбросила вес, а еще лучше – гикнулась. Но она, наверно, вовремя это просекла и свалила от него.

– Поил ее какой-то дрянью, – повторила Алина. – Ты не чувствуешь схожести почерков? Нет, Костик, не пропал он без вести… не пропал…

Стражнецкий жадно уставился на нее.

– Как только ты обнаружил свое желание получить наследство, он тут же пустил в ход проверенное средство. Знаешь что? Это он угостил тебя пурпуксином.

– Но как такое может быть?! – нервно рассмеялся Костик. – Я не ем стряпню незнакомцев.

– А… как насчет выпить? – тихо сказала Алина. – Ты же сам рассказывал, что на вечеринке пил сначала за одним столом, потом за другим, за третьим…

– Ну и что? Мы пили из одной бутылки, а в рюмку мне никто ничего не подсыпал.

– Ты в этом так уверен?

– Н-не совсем, – вдруг засомневался Костик. – Пока я пил с этим белобрысым, за моей рюмкой на ВИП-столике никто не следил. А там терся какой-то смазливый длинноволосик… О, вспомнил, директор какого-то фитнеса!

– А тот блондин, который к тебе лип? Кто это?

– А это я тебя хотел бы спросить. Откуда у тебя на мобильнике взялась его фотка?

– Так это он? – побледнела Алина. – Эту фотку мне Зинка прислала.

– Отлично! Значит, она и прояснит нам, кто это такой. А уж там мы выясним, почему он вел себя так агрессивно. Сначала активно рвался угостить меня вискарем, а потом словно озверел…

– Так это он угощал тебя виски? Что ж, возможно, мы и нашли твоего загадочного противника.

– Ты хочешь сказать, что этот белобрысый и есть муж Ульяны?

– Конечно, это выглядит фантастикой, но очень похоже на то. Не знаю, как он умудрился подсыпать тебе яд…

– Покрошить в рюмку синявку? Ну, это уж точно фантастика, – засмеялся Костик. – Уверяю, вискарь был чист как слеза девственницы.

– Но ведь синявку можно высушить, истолочь. Это такая зараза, что не теряет ядовитости ни при варке, ни при сушке! За эту неделю я чего тут только не узнала…

– Вот оно что, – Стражнецкий был ошеломлен. – Ну, раз так, мы должны срочно найти этого белесого и задать ему эти неприятные вопросы. Позвони Зинке прямо сейчас!

– Нет уж, давай хоть сегодня не будем ее дергать. Пусть выйдет спокойно замуж.

– И нашелся ведь кто-то! – хмыкнул Костик. – Да это стерва, каких…

– Пожалуйста, не говори так о моей лучшей подруге, – строго сказала Корикова. – Ты ее совсем не знаешь.

– Это ты ее не знаешь…

– Она лучшая, – перебила его Алина. – И точка.

* * *

– Был жаних сурьезный очень, а невеста а-а-аслепительно была молодой! – голосила Рыкова вечером того же дня. Вернувшись из загса, она прямо в платье и туфлях упала на диван и начала громко петь. Миша понимающе улыбался и потягивал шампанское, сидя в кресле напротив. Так продолжалось с полчаса. Наконец, Зинка с трудом поднялась на ноги.

– Сегодня я в ударе нежных чувств, – охрипшим от горлопанства голосом сообщила она мужу. – А ну быстро на дезинфекцию и в койку.

– Да, я тоже весь в нетерпении, – улыбнулся Бекетов. – Но смиренно ждал, пока ты исполнишь весь свой репертуар… Я в ванну.

Отхлебывая шампанское прямо из бутылки, Зинка принялась выделывать комичные па. Свадебка, хоть и прошла не без накладок, в целом удалась. Как она позабавилась над этими робкими влюбленными! А Васянькиных как ловко поставила на место! А этот ее фортель с обручальными кольцами!

– Есть женщины в русских селеньях! – и, чрезвычайно довольная собой, Рыкова чокнулась со своим отражением в зеркале. – Высока, стройна, бела! И умом, и всем взяла!

В этот момент в дверь позвонили.

– Нас нет! – заорала Зинка. – Мы выполняем задание президента! Повышаем рождаемость!

Звонок повторился.

– Я, кажется, догадываюсь, кто это, – Рыкова зашагала к двери. – Димон осознал, какое сокровище потерял и приполз просить прощения.

Но за дверью стоял вовсе не Филатов.

– Служба быстрой доставки «Голубиная почта», – представился молодой человек. – Срочное письмо Михаилу Бекетову. Можно его?

– Муж сейчас в ванной, но вы можете оставить корреспонденцию мне. Надеюсь, это не от любовницы? – и Зина посмотрела конверт на просвет.

– Распишитесь вот здесь, – улыбнулся курьер.

Когда дверь за нежданным гостем закрылась, Рыкова на цыпочках подошла к ванной и прислушалась. Судя по всему, любимый еще моется. Экий чистюля! Но сейчас ей это даже на руку…

Оглядываясь на дверь, Зинка осторожно вскрыла письмо. В конверте лежал билет на поезд Эмск-Москва и распоряжение срочно прибыть в головной офис. Рыкова глянула в проездной документ: поезд уходит через полтора часа. Вот это первая брачная ночь! Какой жестокий облом!

Из ванной вышел свежий, улыбающийся Миша.

– Кто это только что звонил? – поинтересовался он.

– Да не обращай внимания, агитаторы шляются, ни дна им, ни покрышки.

– Точно?

– А ты кого-то ждешь? – осклабилась Рыкова. – И кого же?

– Я не хотел тебя расстраивать раньше времени, но, похоже, со дня на день мне придется уехать в командировку.

– Нет, нет, никого не было.

– А это что за обрывки? – и Миша приблизился к столу.

Рыкова поняла, что допустила оплошность. Впопыхах она не успела уничтожить улики.

– Зина, где письмо? – Бекетов поднял на нее глаза.

– Оно было не тебе.

– Покажи мне его, пожалуйста. У меня сердце неспокойно. Я очень дорожу своей работой и не хотел бы…

– А мной ты, значит, не дорожишь? На, подавись своим письмом! И поспеши: поезд уходит через час.

– Как я надеялся, что это произойдет не сегодня, – сокрушенно вздохнул Бекетов. – Я так ждал этого дня, этого вечера… и вот… Но ничего не поделаешь, Зин, надо ехать. Мы занимаемся важным делом, спасаем жизнь людям, пострадавшим от злоупотреблений недобросовестных медиков. Но скоро я вернусь, и мы полетим на Кубу, где нас не достанет никто.

– Не факт, – холодно отвечала Рыкова, закуривая. – Возможно, когда ты вернешься, то обнаружишь свои вещи у мусорных бачков.

– Очень надеюсь, что ты не сделаешь этого, – Бекетов попытался ее обнять, но Зинка решительно вырвалась. – Зизи, ну почему ты так со мной? Я к тебе со всей любовью, а ты… К сожалению, меня будут часто вызывать. И среди ночи, и даже из отпуска. Такова наша работа. Постарайся как-то с этим смириться…

– Знаешь, я даже рада, что тебя отозвали, – с вызовом отвечала Зинка. – Танька сегодня брякнула что-то про яды, обнаруженные в останках Ульяны. Надо кое с кем перетереть эту темку.

– Я тогда никуда не поеду, – Миша в отчаянии опустился на стул. – Иначе боюсь, что вернусь сюда уже вдовцом. Пойми наконец, что это очень опасное дело. Конечно, я не знаю деталей, но мое впечатление такое – речь идет о целой преступной группировке. Обещай мне, что до моего возвращения не предпримешь ничего такого, – и он поцеловал Рыкову в губы. – Обещаешь?

– В некотором роде, – скривилась та.

Когда за мужем закрылась дверь, Рыкова почувствовала опустошенность. Чем она так провинилась перед судьбой, что та отнимает у нее любимого человека – и не когда-нибудь, а в первую брачную ночь?

– Что ж, остается греть руки у чужого огня, – и Зинка набрала номер Колчиной. – Так и быть, спасу тебя от домогательств зловонной туши.

Юля приняла вызов так быстро, как будто не выпускала мобильник из рук.

– Зиночка, как хорошо, что ты позвонила! – в трубке раздались всхлипывания. – Я сама ни за что не решилась бы побеспокоить тебя в такой вечер… не знала, как дождаться утра, чтобы рассказать тебе…

– Ты опять стала жертвой домашнего насилия? Вонючка дорвался до бесплатного секса и нестовствует?

– Ах, если бы, – запричитала Юля. – Он… он… он вообще ничего не делает! Я ждала-ждала, ждала-ждала, а он…

– Ну и нечего ждать! Бери инициативу в свои руки. Сегодня в баре я задала тебе вектор развития. Помни – всего один раз, и ты на полтора года свободна.

– Но я не могу! – горячо возразила Колчина. – Я же… ну, в общем, я сделала операцию, которую ты посоветовала. И что же? Оказалось, что ему совершенно не нужна моя чистота! Он, видите ли, наоборот, рассчитывал, что его избранница будет иметь опыт, поскольку сам…

– Ох уж эти последние девственники Америки! – расхохоталась Рыкова. – Что ж, малыш, добивайся своего принца. И помни, времени у тебя в обрез. Два-три месяца ужимок – и настанет время удивляться уже другим вопиющим фактам.

Налив себе еще бокал шампанского, новобрачная уговорила его в несколько глотков.

– Ты одна меня понимаешь, подруженька, – пробормотала она и уткнулась в букет, присланный Кориковой.

* * *

Понукаемая Стражнецким, Алина еле дождалась воскресного утра, когда, по ее представлениям, можно было побеспокоить подругу.

– Зин, извини, что надоедаю в такой момент. Еще раз прими мои поздравления. У меня один небольшой вопросик. Помнишь, ты мне сбросила фотку такого симпатичного парня…

– Да, да, – оживилась Зинка. – Ну что, твой пройдоха признал его?

– Представь, это с ним он пил виски в универе, а потом они повздорили… Кто это, Зин?

– Да это… – и Рыкова прикусила язык. – Я еще сама не уверена. Как узнаю точно, тут же сообщу.

Отлично! Раз любимый человек бросил ее в такой момент, сейчас самое время довести до конца расследование. Кое к кому у нее назрел серьезный разговор.

– Ого! – не сдержала она удивление, увидев в «Аполло» фигуру в красном. – С чего это ты вырядился как петух? Тебя-то я и общипаю вне очереди.

– Ярко одетый человек для тебя уже петух? – обиделся Казаринов. – И что значит – общипаю?

– Ты же никогда не носил красное.

– А вот сейчас решил надеть. Как прошла свадьба?

– Спасибо, отвратительно. Любимый человек смазал от меня, так и не отдав супружеский долг. Что ж, расплатится с процентами…

Кирилл улыбнулся:

– Ты правильно сделала, что пришла в клуб. Несчастлив в любви – счастлив в тренировках. Сет тяжелых приседаний – лучшее лекарство от фрустрации.

– Я бы лучше в баре присела. Пойдем? Заодно и обсудим одну интересную темку.

– Если ты про корректоры метаболизма, то у меня их нет и больше не будет. Поставки прекращены.

– А я не про корректоры, – шепнула Зинка. – Скажи-ка мне лучше, почему в прошлую пятницу тебя не было в клубе? Я все разведала. Ядов сказал, что это была твоя смена, но ты попросил его подменить…

– У меня возникли важные дела, – замкнулся Кирилл.

– Знаем мы твои важные дела! Ты улизнул с работы, чтобы налакаться на вечеринке в универе. Не вздумай отпираться – твоя пьяная физия попала в кадр. Фоторепортаж уже несколько дней висит на городском форуме.

– И что? – инструктор повысил голос. – Ну, захотелось мне встретиться с друзьями. Ну, отпросился я с работы. Тебе-то какое дело до этого?

– А дело такое…

Рыкова огляделась по сторонам. Черт! Как некстати эти посторонние глаза и уши. Черный спортсмен, как назло, прохаживается поблизости – типа, пульс восстанавливает. И Гольцев вон нарисовался. Делает вид, что дает указания администраторше, а сам так и косится в их сторону…

– Бывают дни, когда я готова обойтись без романтических прелюдий, – заговорщически шепнула она Казаринову. – Когда ты собираешься вступать в права наследования? Предлагаю поехать к нотариусу прямо сейчас. Там и подпишешь на меня половину капиталов.

Казаринов широко открыл глаза.

– Ну-ну, не паясничай, – засмеялась Рыкова. – Понимаю, что жаба душит, но по-другому никак. Или делись награбленным, или собирайся на пожизненную отсидку, а бабло отойдет в фонд мира.

– Зина, да что с тобой?!

– Ульяна – раз, Марина – два, Костик – три. И это только то, что мне известно.

– А… Костик – это кто такой? – хрипло выдал Казаринов.

– А этот тот красивый мужик, чью фотку я тебе показывала на мобильнике. Сначала-то я грешным делом подумала, что это твой напарник по подпольному фармбизнесу. Но сейчас вижу, что ты решил убрать его совсем по другой причине.

– И по какой же? – натужно улыбнулся Казаринов.

– Вот и правильно. Хватить бледнеть и закатывать глаза. Порешил толпу народа – умей держать ответ.

– Давай уже, объясни мне мотивы моих злодеяний.

– Несчастный Костик имел неосторожность притязать на наследство Ульяны. Но ты не мог допустить, чтобы кто-то вытащил лакомый кусок у тебя изо рта. Ради этого уже были принесены жертвы: Кибильдит и Ревягина. Поэтому: одним больше-одним меньше… И вот, узнав, что Стражнецкий идет на юбилей химфака, ты следуешь за ним, заводишь знакомство, приглашаешь выпить и… травишь!

Последние слова для усиления драматического эффекта Рыкова произнесла довольно громко. Несколько человек обернулись на них.

– Тише ты! – схватил ее за руку Кирилл. На лбу у него выступили капли пота.

– Я буду тише воды, ниже травы, только выполни мои условия, – через силу улыбнулась Рыкова. – Но не вздумай меня убивать. Я уже заперла в банковский сейф беспристрастное эссе о твоих злодеяниях. В случае моей смерти оно будет передано в полицию.

– Говори потише, прошу тебя.

– Да не расстраивайся ты так, заяц, – Рыкова провела рукой по его волосам. – Я никогда и никому не скажу ни слова о том, что знаю. В том числе, и твоей будущей супруге. Отдав мне половину денег Ульяны, ты поправишь свои пошатнувшиеся дела женитьбой на Стражнецкой. Вот видишь, даже такого подонковатого типуса, как ты, я готова окружить заботой и вниманием в обмен на несколько миллионов тугриков.

Казаринов молча смотрел на нее, что-то обдумывая.

– Поехали, а? – Зинка взяла его под руку. – Любая проволочка может обернуться против тебя. Полиция уже идет по следу отравителя Ульяны, и мой очерк вызовет у них живейший интерес.

– Отравителя Ульяны? Но разве ее отравили?

– Вот ни за что бы не подумала, но это так, – с наигранным сочувствием закивала Рыкова. – И зачем этим полицаям понадобилось тревожить покой усопшей? Так нет же, раскопали могилу, извлекли печальные останки, взяли анализы…

Зинка тяжело вздохнула и взяла драматическую паузу.

– И… что? – сжал ее локоть Кирилл.

– Ты прекрасно знаешь, что! – зло отвечала Рыкова. – Остановка сердца и прочие неприятности случились с Ульяной именно из-за того, что ее отравили. Анализы подтвердили наличие сразу нескольких ядов. Вот к чему привела твоя безобидная, казалось бы, игра в бутылочки… Ну что, Максимка, я вызываю такси?

– Какой еще Максимка? – пробормотал Кирилл. – Извини, у меня кружится голова. Я сейчас вернусь.

– Только без самодеятельности. Или я не гарантирую никакой конфиденциальности.

Казаринов нетвердыми шагами покинул зал. Окружающие проводили его заинтересованными взглядами. Победно улыбаясь, Рыкова прошла в бар и заказала молочный коктейль. Что ж, правильно она сделала, сосредоточив усилия на Казаринове. Можно сказать, он уже сознался. Еще один рывок – и проект будет завершен…

Прошло десять, пятнадцать, двадцать минут.

– Где Казаринов? – требовательно спросила она у администраторши.

Девушка нехотя отвлеклась от раскладывания фотографий сотрудников «Аполло» по куску ватмана – видимо, готовила корпоративную стенгазету:

– Должен здесь где-то быть.

– Кажется, он получил неприятное известие, и его затошнило. Пошлите кого-нибудь в мужской туалет. Вполне возможно, на нервной почве у него открылись рвота и понос.

Девушка недоверчиво глянула на Зинку и направилась в тренерскую. Рыкова тотчас же перегнулась через стойку и быстро пробежалась взглядом по неформальным снимкам клубного персонала. Вот Ядов играет мышцами на турецком пляже, вот Казаринов взгромоздился на верблюда и деревянно улыбается с верхотуры, а вот и господин директор, замотанный в какое-то тряпье, бороздит на открытом джипе просторы пустыни. Зинка еще больше склонилась над ватманом и прочитала подпись к фото: «Каракумское сафари-2006: со смертью буду биться до конца и лилию добуду голубую». Вот это они завернули!.. Гумилев, наверно, в гробу перевернулся… За какой, интересно, лилией наш богатенький экстремал ездил в Каракумы? И не та ли это лилия, которая…

– Казаринов точно здесь, – доложила Зинке вернувшаяся администратор. – Сумка на месте. Но если вы говорите, что он себя плохо чувствует…

Тут двери распахнулись, и к ресепшпн, опираясь на трость, проскакал Гольцев. Его черные длинные пряди демонически развевались.

– На ловца и зверь бежит! – громко прокомментировала его появление Зинка. – Я как раз имею вам кое-что сказать.

– Ирина, быстро вызови рабочих, – не обращая внимания на Рыкову, приказал он администраторше. – Кто-то выставил в туалете окно. Как будто нельзя было просто открыть, чтобы проветрить!

– В каком туалете? – заинтересовалась Рыкова.

– Извините, но это не имеет к вам никакого отношения, – холодно отвечал Гольцев, не удостоив ее взглядом.

– Зато это имеет отношение к прокуратуре, – и, напевая под нос, Зинка направилась к выходу.

– К прокуратуре? Что вы этим хотели сказать? – метнулся за ней директор клуба. – Кажется, разбитое окно не бог весть какое прегрешение…

– Я понимаю, что вы цепляетесь за каждую возможность заговорить со мной, – насмешливо отвечала Зинка. – Но зарубите уже себе на носу: я никогда не полюблю вас. Терпеть не могу навязчивых мужиков, да еще охотников за голубыми лилиями. Кстати, можно поинтересоваться: вы ее добыли-таки? Ну, в 2006 году? В Каракумах?

Гольцев встал как вкопанный.

– А еще мне было бы очень интересно узнать, – продолжила Зинка, – каким ветром и с какой целью вас в прошлую пятницу занесло на юбилей химфака?

– Моя жена… она его выпускница…

– Не прячьтесь под бабьей юбкой. Вы-то к химии каким боком? Вот именно, никаким. Зато от внимания моих агентов не ускользнуло, что вы весь вечер терлись около рюмки небезызвестного в городе представителя законодательной власти. А потом, не удовлетворившись этим, склоняли его к продолжению попойки уже на лавке. Спрашивается, зачем?

– Ничего подобного… я не терся…

– Ваше счастье, что я сейчас очень спешу и не могу выслушивать ваши многословные оправдания. Но я вернусь, и мы еще потолкуем. Да ведь, Максим Александрович?

Не успел Гольцев что-либо ответить, как Рыкова хлопнула дверью.

* * *

– Костик, ну я же сказала: как Зина что-то выяснит, так тут же сообщит. Ну переключи мысли на что-нибудь другое. Не нужно изводить себя.

– Да у меня этот белобрысый из головы не идет, – с досадой отвечал Стражнецкий. – И зачем ты мне только о нем напомнила? Я бы так и думал, что это была моя предкоматозная галлюцинация…

Это был первый день, когда Стражнецкий почувствовал себя чуть получше. Несмотря на то, что с отравления пошли уже десятые сутки, ему продолжали одну за одной ставить капельницы. И хотя больной еще в пятницу заикнулся о том, что хотел бы долечиться дома, врачи и думать об этом запретили.

– Еще три недели торчать здесь! – психовал Костик. – Да я такими темпами просплю все царство небесное!

– Ты только что одной ногой стоял в могиле, – напомнила ему Алина. – И уже спешишь вновь окунуться во всю эту суету. Посмотри на то, что случилось, с другой стороны. Это дано тебе как испытание…

– И я прошел его! Мой организм справился даже с таким ядом, и я вновь готов к бою.

– Я не про это, – чуть разочарованно произнесла Корикова. – Вспомни, что ты говорил несколько дней назад.

– Я много бредил, да?

– Бредил, – горько усмехнулась Алина. – Может, ты и бредил. Но я бы предпочла, чтобы ты провел в такому бреду всю оставшуюся жизнь. Ты, наконец-то, задумался о том, кто ты, что ты и для чего ты. А сейчас ты торопишься вернуться к прежней жизни, чтобы продолжить начатые дела. Многие из которых, может, и продолжать не стоило бы…

– Я не отказываюсь ни от чего, что… – начал Стражнецкий, но тут же замолчал, поскольку в дверях появился невысокий полный мужчина с пытливыми темными глазами. На его плечи был накинут белый халат, а в руке он держал кожаный портфель.

– Давид Маркович, какими судьбами, – заулыбался Костик. – Присаживайтесь поближе. Алина, познакомься, это мой адвокат.

Корикова вскочила, уступая гостю табуретку возле постели.

– Очень расстроен вашей болезнью, но мне только что сказали, что вы идете на поправку, – улыбнулся юрист. – Поэтому я счел возможным сообщить вам некоторые новости касательно наших дел.

– Я весь внимание, – глаза Стражнецкого горели нетерпением.

Марк Давидович продолжал сдержанно улыбаться, но выжидательно молчал.

– А, понял! Вас смущает, что мы не одни? – рассмеялся Стражнецкий. – Прошу вас, начинайте. Алина это мой самый близкий и родной человек, у меня нет от нее никаких секретов.

К сердцу Кориковой горячо прилила радость. Еще минуту назад ей показалось, что Костик готов отказаться от своих обещаний. Но нет, нет… Как она могла такое подумать? Он любит ее, послушен ей, и с божьей помощью она выведет его на верный путь, к правильной, честной жизни…

– Очень рад, – Давид Маркович пожал Алине руку. – Итак, по первому вашему запросу могу сообщить следующее. Брачный контракт с Екатериной Николаевной Пащенко признан подлинным и подлежит исполнению. Однако Николай Юрьевич Пащенко в интересах дочери подал в суд иск с просьбой признать то, что договор был подписан под нажимом. Конечно, доказать что-либо навряд ли удастся, но будьте готовы к осложнениям и затягиванию бракоразводного процесса…

– Вот как? Под нажимом? – рассмеялся Стражнецкий. – Будет забавно посмотреть, как они это будут доказывать. Да она сама…

– Костя, – неожиданно громко сказала Алина, – ты с ума сошел! Ты же обещал мне, что отка…

– А, я это обещал? – Стражнецкий был обескуражен, но тут же перевел все в шутку: – Представляете, Давид Маркович, за несколько дней, проведенных в бреду, я наобещал людям такого!.. Но раз Алина настаивает, то да, так тому и быть.

– Я ни на чем не настаиваю, – тихо сказала Корикова. – Это было твое решение.

– Поясните, пожалуйста, суть вашего решения, – напомнил адвокат.

– Ну… – нерешительно начал Стражнецкий, – в общем, ничего мне не надо.

– Вообще ничего?

– Нет, по контракту, – хмуро отвечал Стражнецкий. – Но квартиру делить придется по-любому. Не бомжевать же мне!

– Мы же решили, что переедем ко мне, – кротко напомнила Алина, – а потом что-нибудь придумаем. Возьмем ипотеку, съедемся с твоим папой, наконец. Он уже в таком возрасте, что ему нужно внимание…

– Вы все слышали, Давид Маркович, – Стражнецкий словно окаменел. – Пусть будет так, как сказала эта святая женщина.

– Хорошо, хорошо, – забормотал адвокат. Как ни старался он замаскировать удивление, оно сквозило буквально из каждой его поры. – Перейдем ко второму делу?

– Точно! У нас есть еще второе! – оживился больной. – Что там? Есть шансы? Не может быть, чтобы не было. Должен же я, черт возьми, быть как-то вознагражден за свое благородство в отношении Екатерины Николаевны!

– Человек, о котором вы запрашивали, жив. В пятницу я получил сведения о том, что он вышел на связь с нотариусом.

– Вот как?! Я-то думал, что он пропал без вести. Но где же он болтался столько времени?

– Известие о смерти жены застало его в экспедиции неделю назад. Похоже, он еще выбирается оттуда. Идет пешком, едет на любом попутном транспорте, будь то телега или собачья упряжка… Мне рассказали, что он убит горем. Он очень любил свою жену…

– За такие деньги я бы кого хочешь полюбил, – пробормотал Костик. – И что, Давид Маркович? Каковы наши дальнейшие действия? Вы же знаете, что я покойной тоже не последний человек. Конечно, при таком раскладе претендовать на все наследство не приходится (тут Костика передернуло, как будто ему в поджелудочную вступил панкреатит), но хоть что-то я могу получить?

– Как вариант – давайте попробуем договориться об этом с самим Брусникиным. Я постараюсь узнать, как его найти.

– Мне не о чем с ним говорить! Он придумает тысячу уловок, чтобы доказать, каким я был плохим братом и что я не достоин получить ни копейки. Что еще мы можем предпринять?

– И остается тот вариант, который мы с вами обсуждали. Доказать, что покойная была намеренно доведена мужем до смерти с целью завладения наследством. Но должен сразу предупредить, это будет сложно сделать на основании только дневника Ульяны Евгеньевны. В тексте нигде нет прямого указания на то, что человек по прозвищу Няка – именно ее муж Максим Брусникин.

– Давид Маркович, за то я вам и плачу деньги, чтобы вы искали и находили самые убойные доказательства! – вспылил Стражнецкий. – На кону очень большие деньги. Ваш гонорар тоже обещает быть беспрецедентным.

– Я думаю, как к этому получше подойти. То ли сначала изложить суть наших подозрений самому Брусникину и на основании этого склонить его… э-э… к добровольному наделению вас частью наследства. Или же…

– Или же. Он убил мою сестру, а я буду вести с ним психологические беседы! Кроме того… – Костик чуть помедлил и выпалил: – Целое наследство всегда лучше, чем его часть!

– Бесспорно, – и Давид Маркович поднялся со стула. – Направление нашей дальнейшей работы мне ясно. Разрешите пожелать вам скорейшего выздоровления. Всего вам доброго, Алина.

И он с особой теплотой заключил ее руки в замок из своих ладоней.

– О каком дневнике вы только что говорили? – спросила Корикова, когда за адвокатом закрылась дверь.

– А, Ульяна вела что-то вроде летописи своего похудения. Несусветная чушь, если честно. Засыпаешь с первой же страницы.

– Ты говоришь о дневнике Лулу? – осторожно поинтересовалась Алина.

– Ну да, Ульяна почему-то называла себя Лулу…

– Я не об этом. В сети этот дневник был размещен в ЖЖ некой Лулу.

– Дневник размещен в сети? Вот это да! Я-то его прочитал на ульянкином компе.

Лицо Алины просияло:

– Значит, этот дневник у тебя есть?

– Конечно. Причем, в многочисленных копиях. Это мое все.

– А ты дашь мне одну из них?

– Тебе-то это зачем? Тоже худеть собралась? – и Стражнецкий игриво ущипнул ее за талию.

– Я тебе не говорила, но мы ведем журналистское расследование, – нехотя сказала Алина. – И уговорили одну из пострадавших подписаться под расшифровкой анонимного интервью. Ну, где она рассказывает Зинке про то, что покупала у Ревягиной какие-то похудательные микстуры. Но в полиции пока не дают этому делу хода. Если бы еще у нас и ульянин дневник появился…

– Так в чем же дело? Возьми в сети.

– В том-то и дело, Костя, что нет его в сети. Кто-то стер его оттуда недели три назад.

* * *

Зина обдумывала создавшееся положение, расположившись в пиццерии за чашкой кофе и тарелкой овощного салата. Она, хоть и чувствовала себя неважно, но панически боялась съесть что-то более существенное – ей не хотелось отдавать назад ни грамма с таким трудом давшейся ей худобы.

Итак, Казаринов улизнул у нее из-под носа. Причем, так поспешно, что даже не забрал куртку с сумкой и не отпросился у Гольцева. А, может, он как раз сообщил шефу-подельнику, что они оба близки к провалу, и надо рвать когти?

Но может быть и такое, что Казаринов и Гольцев никак не связаны. А это означает, что Зине нужно прямо сейчас принять важное решение: за каким зайцем гнаться? Еще раз взвесив «за» и «против», она поняла, что сначала надо попробовать дожать Кирилла. Да, возможно, это не безопасно, но раз дело начато – нужно его завершить. Большие деньги любят большие труды. Да и явно неспроста он так скоропалительно смылся! Значит, чувствует за собой вину…

Но где же его теперь искать? С неохотой Зина поднялась со стула. Она не хотела себе признаваться, но ей было страшновато ехать домой к Казаринову. Шутка ли, человек хладнокровно укокошил двоих и чуть не убил третьего. Что ему стоит порешить и ее, расчленить и растворить в кислоте в собственной ванной?! Правда, она подстраховалась, сообщив ему о некой банковской ячейке, где на него лежит компромат. Но вдруг, не выдержав пыток, она признается, что это был блеф? Одно дело – вести деловые разговоры в клубе, в окружении людей. И совсем другое – ехать в логово к убийце. В задумчивости она набрала номер подруги.

– Алин, ты не могла бы сейчас со мной съездить к одному моему приятелю? Так смешно получилось, он по ошибке унес мой сотовый… Я зайду к нему на минутку, а ты подождешь меня в подъезде. Зачем?… Ну, он ко мне неравнодушен… вдруг он вздумает воспользоваться моим беззащитным положением? А увидев, что я не одна, он не решится распускать руки. …да ничего с твоим Костиком не случится… это буквально полчасика! Все, через 15 минут подъеду!

– Ну что, тебе удалось выяснить, кто этот блондин? – поинтересовалась у подруги Корикова, когда они сели в такси. – Мне Костик все уши прожужжал…

– А, ты про того няку, чью фотку я тебе скинула?

– Зин, не делай из меня дуру, – завелась Алина. – Кто этот мужчина? И зачем ты просила, чтобы я показала его Костику?

– Алиш, извини, это был психологический эксперимент. Мне хотелось понять, как один красивый мужик реагирует на другого такого же. Что он испытывает: любопытство, зависть, агрессию…

– Да что ты несешь? – разозлилась Корикова. – Какие психологические эксперименты могут быть над тяжело больным человеком? И почему этот блондин был так агрессивен к Костику?

– Сейчас у тебя будет возможность самой задать ему все свои вопросы, – через силу улыбнулась Рыкова и положила руку на плечо водителю. – Тпру! Мы у цели, автомедон.

Она ждала чего угодно, только не того, что дверь откроют так быстро.

– Вам кого, девочки? – поинтересовалась миловидная женщина лет шестидесяти.

– Мы хотели бы видеть Кирилла, – отвечала Рыкова. – Два часа назад он самовольно покинул рабочее место, и руководство отправило нас выяснить, в чем дело. У него назначено несколько персональных тренировок, назревает скандал…

– Это очень странно, – улыбка сошла с лица женщины. – Как раз два часа назад сын позвонил мне и сказал, что срочно уезжает в командировку. Да вы проходите, что же на лестничной площадке говорить…

Как только мама Кирилла повернулась к ним спиной, Корикова одними губами прошептала подруге:

– Что все это значит?

Но Рыкова лишь многозначительно подмигнула ей.

– Проходите. Вот его комната. Видите, какой он у меня аккуратист? Ни пылинки. А уж чтобы носки где-то бросить или майку – такого за ним отродясь не водилось, – проинформировала словоохотливая Казаринова. – Вот, певцами увлекается, актерами…

И женщина указала на «иконостас» из постеров, который занимал всю стену над кроватью тренера. Пробежав взглядом по фото, Рыкова с удивлением поняла, что здесь нет ни одного женского лица. А вот парней каких только не было. Она со смыслом глянула на Корикову.

– Вот этот у него самый любимый, – мать указала на снимок, где молодой Киану Ривз позировал в плавках. – Недавно где-то раздобыл и прямо затрясся весь от счастья. Заклеил сразу троих.

– А это что такое? – Зина указала на стопку красных вещей, сложенных на столе. – Разве Кирилл носит такой цвет?

– А это, девочки, чудо какое-то, – заулыбалась женщина. – Позавчера принес. Я ему говорю: зачем такое броское купил? Ведь не будешь носить. А он: буду, мам, это подарок. Ну, думаю, раз подарок, так что ж не носить? Вещи-то ведь смотрите, какие добротные. И джемперок, поди, полушерстяной, и маечка из чистого хлопка… Только вот цвет уж больно аляпистый. Не носил он никогда такого. Купил как-то красненькую курточку, да и ту ни разу не надел, унес куда-то… Не пришлась по душе.

– Вот оно что, – Рыкова почувствовала, как на спине у нее выступила испарина. – А где бы вот нам его поискать, не подскажете?

– Так ваш же начальник его в командировку и отправил.

– Гольцев?

– Может, и Гольцев, сын-то мне не больно рассказывает про свои дела… Но вы ничего не подумайте. Он работу прогуливать не будет. Он и по выходным, и по праздникам выходит. А тут начальник отправил – он и поехал. Как же он будет начальнику перечить?..

На улице Корикова строго сказала подруге:

– Только не понимаю, зачем надо было отрывать меня от тяжелобольного человека ради каких-то своих непонятных шашней. Причем тут сотовый телефон?

– А вот и при чем! – неожиданно заорала Рыкова и пихнула Алину локтем в бок: – Ну, теперь-то ты понимаешь, почему этот блондин проявил к твоему Костику такое повышенное внимание?

– Не-е-ет.

– Нет? Да он просто хотел сказать ему как красивый мужик красивому мужику, что не прочь с ним того-этого.

И Рыкова истерично расхохоталась, оставив Алину недоуменно соображать, какие «того-этого» могут быть между красивыми мужиками.

* * *

Корикова по-хозяйски распахнула дверь в палату Стражнецкого и застыла на пороге. У постели больного сидела высокая молодая женщина с гладкими черными волосами, убранными в строгую стильную прическу. Алина внутренне ахнула от недоумения. Эти чрезмерно развернутые плечи, жилистые ноги в неизменных ботфортах и пристрастие к розовым одеждам на протяжении полугода были предметом обсуждений и смешков в редакциях Эмска. Никому не верилось, что в свои 36 лет Аглая Аркадьевна могла сама, без протекции, занять кресло замгубернатора.

Но со временем разговоры поутихли. Выяснилось, что эта особа, присланная в провинцию из Москвы, имеет четыре высших образования и последние три года руководила отделом в Минфине. Внешность у нее была на любителя, поэтому приходилось верить, что эта женщина и вправду очень умна.

– Аглая Аркадьевна? – справившись с замешательством, вежливо улыбнулась Корикова. – Какая неожиданная встреча.

– Алина… э… простите, никак не могу вспомнить вашего отчества, – чиновница растянула губы в дежурной улыбке («Девиантные новости» были газетой городской администрации, и время от времени публиковали критические статьи о работе областного правительства). – Очень хорошо, что у вас такая корпоративная солидарность. Константин Ильич уже рассказал мне, что у него побывали практически из всех редакций. И редакторы, и рядовые журналисты…

Корикова опять удивилась. Он так сказал? Но зачем? Да, один раз к нему действительно заезжала Карачарова, но разговаривали они недолго и, кажется, только по рабочим вопросам – как главный редактор с главным редактором.

Что касается журналистов… да никому бы и в голову не пришло, что им со своим свиным рылом можно навестить такую важную персону, как Стражнецкий. Заезжал только друг бурной молодости Влад Вопилов, но в тот день Костик как раз впал в кому, и Влад уехал, намекнув, чтобы его не забыли позвать на похороны, а самое главное – на поминки.

– У вас какое-то дело? – прервала Аглая затянувшуюся паузу. Даже здесь она вела себя как в собственном кабинете на приеме граждан.

– У меня? Да, – нашлась Корикова. – Я везла Константину два свежих номера «Девиантных», но вот растяпа – забыла их в такси!

Все натянуто рассмеялись.

– Алин, спасибо за заботу, – сказал Стражнецкий, и Корикова поразилась перемене его тона. – Аглая Аркадьевна только что с саммита, из Женевы, заехала по партийным делам…

– Конечно, конечно, не буду мешать, – Алина в замешательстве взялась за ручку двери. – Выздоравливай скорее.

Покидая палату, она надеялась, что Стражнецкий окликнет ее, рассмеется, скажет, что у него нет от нее никаких секретов… Но за спиной у нее повисло молчание.

Она решила не сидеть под дверью, ожидая, пока Костик и Аглая завершат свои дела, а съездить домой. Пообщаться с дочерью, пообедать вместе. Она набрала ее номер.

– Обед? Да ну тебя, мам, – Галинке явно было не до нее. – Мы на шашлыках… тут так классно… не, все знакомые… не переживай, ребята хорошие…нет, только чуть-чуть пива..

Переступив порог квартиры, которую она покинула больше недели назад, Алина горестно вздохнула. Вот оно и появилось, свободное время. Но занять его абсолютно нечем. Не хочется вообще ничего. А ведь еще десять дней назад у нее – даже по выходным – была расписана каждая минута. Как так получилось, что весь мир сфокусировался на Костике? Что ее единственнной радостью и желанием стали разговоры с ним и мечты о близком счастье? Но вот любимый человек, впервые за все время болезни, оказался занят. И она уже растеряна! И, что неприятно, даже расстроена…

Не раздеваясь, Алина навзничь легла на диван и устремила взгляд в потолок. Она вдруг поняла, что очень хочет спать. Усталость накатила на нее, мысли ворочались в голове лениво, точно пьяница в луже. Но сон не шел. Она долго лежала, ни о чем не думая…

– Вот это да! – в комнате вспыхнул свет. – Ты дома?

Алина зажмурила глаза.

– Галюш, сколько времени? Ба, да уже темно! Ну я и поспала…

– Почему оставила пост? – иронично заметила дочь. – У Константина Ильича появилась другая сиделка?

– А ты угадала, – и Алина рассмеялась. – К нему действительно кое-кто пришел по делам, и… Где мой сотовый? Он, наверно, обзвонился уже, а я тут дрыхну, как сурок.

Она легко соскочила с дивана и бросилась к сумке, которую оставила в прихожей.

– Странно, – спустя минуту она вернулась в зал. – Галюш, у тебя не было проблем со связью?

– Да отличная связь, мам. Даже в лесу ловило, как в центре. Димка достал названивать. И Данька заколебал своими СМС-ками… Вот идиоты! Я же сказала им, чтоб отстали.

– Странно, – Алина присела на диван.

– Что случилось, мам? А-а, Константин Ильич не позвонил? – в глазах Галинки зажглась насмешка. – Ну, теперь-то до тебя дошло, какая ты дурочка? Хотя… ты все-таки дуй сейчас к нему и узнай: может, у него телефон разрядился? Или вдруг он по ошибке стер твой номерок и сейчас рвет на себе волосы? Или, не дай бог, умер?

И Галинка опять рассмеялась.

– Тебе словно удовольствие доставляет издеваться над матерью! – вспылила Алина. – Да, может, я кажусь тебе смешной, но мои отношения с Константином Ильичом чисты и искренни. А вот как ты обращаешься с мальчиками – это у меня в голове не укладывается. Подай, принеси, пошел вон, – передразнила она тон дочери.

– Именно так, – самодовольно хмыкнула Галинка. – Чем меньше мальчика мы любим… Зато они готовы целовать песок у моих ног. А тебя твой Константин Ильич кинет при первом удобном случае. И правильно сделает. Ты же липучка, мам. Уж если начнешь о ком заботиться, то затрахаешь своим вниманием. И это всепрощение твое дурацкое. Правильно Зинка говорит…

– Не смей называть тетю Зину Зинкой…

– Правильно Зинка тебя называет: мать Тереза. Эх, мама, мама, и в кого ты такая наивная?..

Отмахнувшись от дочери, Корикова поспешила в больницу. А вдруг, в самом деле, Костику стало хуже? Или, не дай бог, он действительно… Алина вздрогнула.

– К кому так торопимся? – у самого входа в палату преградила ей дорогу пожилая, ярко накрашенная медсестра.

Алина была настолько удивлена, что отпрянула назад:

– Как к кому? К Константину Ильичу. Он ждет меня…

– Ну что вы все придумываете? – бесцеремонно заметила та. – Если бы ждал, то сообщил бы, что его перевели…

– Перевели? Господи, куда? – у Алины подкосились ноги. – Опять в ренимацию?

– Да успокойтесь вы, – наконец, снизошла к ней медсестра. – Перевели в какую-то коммерческую клинику. Что тут было! Сам главврач приезжал. Сорвали его с дачи, чтобы срочно оформить выписку.

– А что за клиника, не знаете? – Корикова схватила женщину за руку.

– Вот уж не имею ни малейшего понятия. Пойдемте, я запру за вами двери. А то у нас тут не отделение, а проходной двор…

На ватных ногах Алина вышла из больницы. Огляделась в поисках лавочки. Не найдя, присела прямо на бетонный парапет. Нужно успокоить пульс. Что здесь произошло, пока ее не было? Куда увезли Костика? И… и…

– И почему он мне ничего не сказал?! – выпалила она вслух и разрыдалась.

* * *

Выйдя из подъезда Казаринова, Зинка растерянно огляделась. Ну и что прикажете ей делать? Где искать этого хитрого беглеца? Идей не было никаких, поэтому Рыкова поймала такси и поехала в любимый итальянский ресторан. Обычно во время вкусной трапезы ей приходило в голову что-нибудь умное. Сглотнув слюну, она открыла меню и… помрачнела. Тальятелли, лазанья, кростини, тирамису – увы, это все не для нее…

– Два греческих! – и она громко хлопнула папкой меню прямо перед лицом молоденького официанта.

Какие, однако, удивительные вещи она узнала, всего лишь глянув на интерьер казариновской комнатки. Вот, оказывается, чем объясняется его сдержанность по отношению к клиенткам. Рыкова с неудовольствием признала, что в клуб ходило немало симпатичных девиц, и они охотно клубились около красавца-тренера. Но чтобы Казаринов хоть раз глянул на кого-то с интересом? Что вы! Максимум, что он себе позволял – вежливую заинтересованную улыбку. И чем же объяснилась эта железная выдержка? Рыкова ухмыльнулась, вспомнив обклеенную постерами стену.

Но тогда возникает встречный вопрос: как он мог жениться на Ульяне? Хотя что ж тут непонятного? Ради такого бабла можно и Родину продать. А тут всего лишь – сменить ориентацию. Временно. Чтобы уморить противную женушку и на вырученные миллионы счастливо зажить с таким же, как он. Все сходится! У Зинки в памяти всплыло томное лицо Киану Ривза. Так вот, значит, каков его идеал! Интересно, насколько он преуспел в его поисках?..

И красная куртка у него-таки была – его мамаша проговорилась. Видите ли, она ему не пришлась по душе. Эх, знала бы она судьбу этой куртки, так содрогнулась бы от того, какое чудовище вырастила…

Но зачем Максиму Брусникину было жить под именем Кирилла Казаринова? И мамаша его всё квохтала: Кирюша да Кирюша. Или это не мамаша была, а какая-нибудь подсадная утка, которую Казаринов быстренько выставил вперед, чтобы еще больше запутать Рыкову? Абсурд какой-то…

– Ай! – взвизгнула Зинка. Машинально пиля ножом помидор, она не заметила, как лезвие соскользнуло ей на палец. Как назло, на ее столике закончились салфетки…

Она полезла в сумку, чтобы отыскать там что-то похожее. Рука нашарила мятый лист довольно плотной бумаги.

– Это еще что такое? – пробормотала Зинка и извлекла его наружу. Всмотревшись в текст, она удивилась: это был первый лист той самой распечатки с сайта www.strojnyashka.com, которая так усыпила ее недели три-четыре назад. Рыкова скомкала лист и бросила его на пустую тарелку. Не таскать же с собой эту макулатуру! И вообще, давно пора разобраться в сумке…

Она прожевала помидор, сделала глоток кофе, ткнула вилкой в огурец и… замерла, осененная новой идеей. Развернув мятый листок, Зинка всмотрелась в него. Ей немедленно нужен какой-нибудь смышленый компьютерщик! Она, конечно, в этом ни бельмеса не соображает, но где-то слышала, что можно каким-то образом узнать, с какого компьютера был создан тот или иной пост в Интернете. А это значит, что можно вычислить и адрес, с которого Ульяна отправляла в сеть свои записи. Где-то же они жили с Брусникиным до того, как она сошлась с Криворучко!

Но где взять толкового хакера? Кажется, она слышала об одном умельце. Рыкова откинулась в кресле и закрыла глаза. В ее памяти всплыли события четырехлетней давности, когда их тогдашнюю редакторшу полоскал на интернет-форуме некий злобный аноним. Помнится, к его поискам привлекали какого-то компьютерщика. Внезапно она поняла, что надо звонить бывшему гражданскому мужу.

– Филатов, а ну быстро вспомнил тот клуб, где вы с Антохой Кузьминым чудили, – бесцеремонно объявила она. – Ну, когда ты притащил в редакцию расплющенный комп… который у меня потом отняла сука Яблонская… Благодарствуй, мой друг. Привет супружнице.

Интернет-клуб, указанный Филатовым, находился неподалеку, и уже через 15 минут Рыкова стучала каблуками, взбегая по старинной железной лестнице.

– Свободных машин нет, – обдал ее холодом охранник.

– Тогда подай сюда главного машиниста!

– Вам директора, что ли? Святослав Львович будет только завтра.

– Номер!

– Не могу.

– Быстро, я сказала, – выкатила на него глаза Рыкова. – Или немедленно вызови его.

– А что случилось-то? – забеспокоился охранник.

– Пока – ничего, – многозначительно ухмыльнулась Зинка. – Но может случиться. У нас появилась информация, что вы торгуете наркотой.

– У вас – это где?

– Ну не тупи, а? Быстро звони своему Святославу. Если завтра не хочешь лежать лицом к полу в позе морской звезды.

Недоверчиво глядя на нее, охранник набрал номер на мобильном.

– Слав, ту такое дело, – замямлил он. – Женщина из милиции… срочный разговор… Окей.

– С тобой приятно делать дела, – снисходительно улыбнулась охраннику Рыкова. – По глазам вижу, что хочешь угостить меня кофе. Ну так угощай, едрит-мадрид!..

* * *

– Да, эта запись действительно удалена, – рыхлый лысоватый парень поднял на нее глаза и вновь защелкал по клавиатуре. – Владедец сайта зарегистрирован в Екатеринбурге… сайт последний раз обновлялся три месяца назад… да, похоже, они не сильно следят за своим контентом. А вам-то что нужно?

Славик уже погасил в себе вспышку гнева, когда выяснилось, что «женщина из милиции» вовсе не из органов, а явилась к нему с приветом от его давней знакомой Яны Яблонской.

– Весь город знает, что ты круче всех шаришь в этих делах, – Зинка подпустила патоки. – Ты моя последняя надежда.

– Ну, есть еще толковые ребята, – потупился Славик. – Не я один…

– У меня конфиденциальное дело, – Зинка перешла на драматичный шепот. – Необходимо выяснить, где стоял комп, с которого этот ЖЖ засылался в сеть.

– Айпи?

– А толку мне с твоего айпи? Нет, мне нужен адрес. Улица, дом, квартира… и желательно код домофона!

Славик задумался.

– Понимаешь, если бы запись не была удалена, то я бы пробил айпи, а там и адресок, – наконец, сказал он. – Но запись стерта. И большой вопрос: почему она стерта?

– Все просто: человек наткнулся на ЖЖ, где его оклеветали. И решил немножко подчистить сайт.

– Если он это сделал без ведома админа, то этот оклеветанный ходит под статьей, – усмехнулся Славик.

– А если админ в курсе?

– Значит, все в порядке. Админ имеет право удалять ненужный контент.

– Вот бы узнать, что там произошло на самом деле. Я бы прямо не постояла за ценой, – закатила глаза Рыкова.

– Дерьмо вопрос, – солидно отвечал Славик. – Сейчас пробью этого чувака. О, вам повезло! Наш клиент как раз онлайн…

Через пять минут Рыкова узнала, что в конце марта администратору сайта www.strojnyashka.com пришло письмо от некой Ульяны Кибильдит. Она сообщала, что некоторое время назад публиковала на сайте дневник под ником Лулу. Но сейчас по ряду причин, которые не хотела бы озвучивать (проблемы в личной жизни), просит удалить из сети ее дневник. Она бы сделала это и сама, да вот только начисто забыла все пароли..

Однако админ усомнился, что ему пишет сама Кибильдит. Но когда Ульяна выслала ему скан своего паспорта, админ со спокойной совестью удалил ЖЖ.

– Потрясающе! – Рыкова потерла руки и зычно продекламировала: – Слыхали ль вы, чтоб мертвые из гроба восставали?

– Так она умерла? Вот оно что, – присвистнул Славик. – И вы…

– Все верно, мой маленький гейтс. Я иду по следу убийцы. Но злодей залег на дно. Давай скорее пробьем его айпишник, чтобы я могла сегодня же настигнуть и покарать его.

Славик вздохнул и вновь защелкал по клавиатуре. Через пять минут он откинулся в кресле (под тяжестью компьютерного гения оно заскрипело) и самодовольно произнес:

– Ну что, пишите адресок.

– Пишу, пишу, – засуетилась Рыкова, бесцеремонно отрывая уголок от одной из многочисленных бумаг, наваленных на столе компьтерщика.

– Значится, так. Лулу вела свой ЖЖ с компа, который был установлен по адресу: поселок Колдобино, улица Оранжерейная, дом… э, и второе письмо пришло с этого адреса. Вы уверены, что эта Лулу умерла? – забеспокоился Славик.

– Ее хладный труп я видела собственными глазами.

– Но как этот человек мог написать админу с ее же компьютера? Она что, жила в одном доме с убийцей?

– Да, мой юный рыцарь силиконовой долины. И это здорово сократило ее дни.

Глянув на часы, она подпрыгнула на стуле:

– Капец! Уже три пополудни! На оперативные мероприятия мне осталось не больше пяти часов!

И она бросилась к двери.

– Только вы уж будьте поосторожнее, – напутствовал ее Славик. – И… деньги-то когда заплатите?

– Я осыплю тебя золотом, как только вернусь.

* * *

Еще лет тридцать назад Колдобино было процветающим селом, где постоянно жило не менее семисот человек. Сейчас это была полузаброшенная деревенька среди болот, которая год от года сжималась, теснимая кольцом из березок, поднявшихся на заброшенных усадах и пашнях. С каждым годом все больше домов не дожидались своих хозяев, и на освободившихся площадях с размахом справляли новоселье бомжи. Все меньше дачников прельщались местными пейзажами, все меньше мам стремились отправить детей попить колдобинского молочка и потоптать экологически чистую травку…

Рыкова не сразу нашла такси до Колдобина. Услышав, что предстоит ехать за 70 километров от Эмска, да еще в столь глухое место, водители тут же срывались с места. Эх, был бы Миша не в командировке! Все бы ему простила, лишь бы подбросил до нужного места на своей «ласточке»… Зинке удалось ангажировать такси лишь через полчаса. Водитель заломил сумму, на которую средний житель Эмска мог безбедно прожить полмесяца. Но ей было не до торга.

По Эмскому шоссе они пролетели стрелой, и уже через 50 минут были у поворота на Колдобино. Деревня находилась в пяти километрах от трассы.

– Дальше не поеду, – неожиданно заявил водитель и вырубил двигатель.

– Но мы же договаривались! – взмолилась Рыкова.

– А я знал, что тут такая грязь? Ты на дорогу глянь – да мы вмиг тут увязнем!

Грунтовка на Колдобино действительно являла собой печальное зрелище. На таких трассах в самый раз было бы проводить гонки «КАМАЗов», но штурмовать глубокие рытвины, заполненные талой грязью, для «жигуленка» было весьма рисковое предприятие.

– Давай, зёма, выручай, – попыталась вдохновить водителя Рыкова. – Позарез нужно. Накину еще тысячу.

– Да хоть пять! Завязнем мы тут с тобой, а дальше что?

– Риск дело благородное, – неуверенно сказала Зинка и критически всмотрелась в дорогу. – Смотри, свежие следы от колес. Люди проехали, а мы чем хуже? Прорвемся! Наше дело правое!

– Или едем обратно, или очисти салон, – шофер уже не миндальничал с пассажиркой.

– А если я туда сбегаю, а ты меня здесь подождешь? Часа через три я должна вернуться.

– С дуба рухнула? – взбеленился водитель. – Время почти пять, через час у меня футбол начинается. Эх, поехал я в эти ипеня на свою голову!..

Рыкова глянула на разбитую дорогу, теряющуюся в лесу, и поежилась. Она сугубо городская жительница, в лесу последний раз была в детстве. А если по пути к миллионам ей повстречается медведь или кабан? Да даже если в кустах мелькнет заяц, она, наверно, обделается со страху! А шорох веток? А треск сучков? А постоянное ощущение, что кто-то идет сзади и смотрит в затылок недобрыми глазами?

Зинка глянула на часы. Солнце еще высоко, но через пару часов начнет смеркаться. Как она будет выбираться обратно? Где заночует, если переговоры с «Максимкой» затянутся? Как защитится, если он поведет себя агрессивно?

– Ну что, возвращаемся? – водитель завел мотор.

Этот звук вывел Зинку из задумчивости.

– Жребий брошен, – твердо сказала она и вышла из машины.

«Жигули» тут же сорвались с места. Рыкова проводила их взглядом, полным тоски. Когда очертания машины растаяли вдали, она не спеша огляделась. Она была одна как перст. Справа простиралось поле, слева шумел густой смешанный лес, осыпая отмершие иглы на ухабистую проселочную дорогу.

– Веди, Буденный, нас смелее в бой! – для укрепления собственного духа заголосила Рыкова и решительно двинула в сторону леса.

Она тут же пожалела, что не заехала домой переобуться. В сапогах на шпильках ей и в городе было трудно развить скорость, сообразную ее темпераменту. А тут, когда буквально каждые десять секунд приходилось останавливаться перед новым препятствием – глубокой лужей, скользким глиняным гребнем – она и вовсе передвигалась черепашьими темпами. Через десять минут она обернулась и увидела, что шоссе уже не видно. Сосны сомкнулись за ее спиной.

– Сонный лес простится с тишиной! – взвизгнула Рыкова первое пришедшее на ум. – И захлопает в зеленые ладоши! Ай! Кто это?

Зинка застыла на месте и прислушалась. Только что ей показалось, что совсем близко от нее под чьими-то осторожными шагами хрустнула ветка. Страх сковал ее.

– Тебе показалось, – шепотом уговаривала она себя, не решаясь обернуться. – Какой дурак может забуриться в такую глушь? Это мышка бежала, хвостиком махнула…

Тем не менее, запнувшись о большую сосновую ветку, она подобрала ее и пошла вперед, размахивая ею как шпагой. Как ни странно, это помогло побороть страх.

– Здесь никого нет и быть не может, – бубнила Зинка себе под нос. – В такую погоду сюда не сунется ни один маньяк. А если и сунется, я его…

И Рыкова несколько раз перекрестно взмахнула своим оружием. Постепенно она свыклась с одиночеством, и звуки леса перестали ее пугать.

– Когда еще при нашем темпе жизни выберешься на природу? – втолковывала она себе самой. – Почувствуешь себя в объятиях нашей матушки-прародительницы? Подышишь фитонцидами или как там эту хрень называют?

За спиной у нее послышались звуки приближающейся машины, и Зина обрадованно взмахнула рукой. Как все замечательно складывается! Сейчас добрые люди подбросят ее прямо до места назначения. Однако джип равнодушно проехал мимо. Кто сидел за рулем – Рыкова сквозь темные стекла разобрать не смогла.

Но вот лес постепенно стал сходить на нет, и сквозь тонкие стволы юных березок она увидела очертания домов. Ей показалось, что в воздухе запахло банькой, свежим хлебом и парным молоком. Она потянула носом воздух и…

– Эпическая сила! Отставить расслабон! Я ведь не на пирожки к бабушке иду, а в логово к кровавому убийце.

Наконец, Рыкова вошла в Колдобино. Она ожидала увидеть благостных бабулек на завалинках, алкашей у чапка, выводки гусей и прочие проявления жизни, однако деревня выглядела так, словно в ней не было ни души. Только дымок, поднимающийся из некоторых труб, говорил о том, что в селении еще теплится жизнь. Но как найти убежище Брусникина? Таблички на домах почернели от старости, адресов не разобрать…

Она прошла главную улицу до конца, но так никого и не встретила. Значит, надо вернуться к перекрестку и попытать счастья в перпендикулярном переулке. Может, там она найдет следы человека? Неожиданно Зинка ощутила готовность броситься на шею первому встречному.

– Вот уж не думала, что так сильно люблю людей, – пробубнила она себе под нос и вдруг почувствовала, что на нее смотрят.

Из-за забора за ней хмуро наблюдал донельзя заросший бородой мужик в телогрейке и ушанке. Встретившись с его полудиким взглядом, Рыкова поняла, что не такая уж она и гуманистка. Вот этому типу она бы точно не бросилась на шею, даже если бы они остались на планете вдвоем.

– Здравствуйте, – она слегка поклонилась мужику. – Не подскажете, это Оранжерейная?

– Кого надо? – ответил тот неожиданно высоким голосом.

Рыкова вздрогнула. Такие дисканты ей не приходилось слышать даже у женщин.

– Может, вы знаете, где живет мужчина на такой красивой темной машине? – она поймала себя на том, что разговаривает с аборигеном, как с ребенком.

– На «форде» или «бэхе»?

– А что, есть и та, и другая? – удивилась Рыкова и подумала: «Что ж, похоже, Казаринов и Гольцев все-таки подельнички. Ведь именно Роман Юрьевич рассекает на сером «БМВ».

– Через три дома повернешь направо, – отрывисто взвизгнул мужик. – Там и увидишь. А ты кто ему?

– Да так, знакомая.

– Если выгонит, заходи на ночеву. Баньку затоплю, бражки выпьем.

– Премного благодарна, – залепетала Рыкова, ускоряя шаг. – Непременно загляну на огонек…

Нет, уж лучше она пойдет ночью одна через лес, полный волками и медведями, чем воспользуется гостеприимством этого типа. Зинка поймала себя на мысли, что почти рада скорой встрече с Брусникиным. И неважно, кто им в итоге окажется: Казаринов или Гольцев. Оба довольно симпатичные, приятные мужчины… Ну и что, что убийцы? Зато и у того, и у другого нормальный голос. Прямо не верится, что они способны причинить ей зло. Да и за что? Она не сделала им ничего плохого.

– Еще не известно, за что этот Брусникин порешил Кибильдит и Ревягину. Скорее всего, сами были хороши, – забормотала Рыкова. – А уж по кандидатуре Стражнецкого у меня и вовсе нет претензий. От таких гадов надо избавлять планету всеми доступными способами…

Заворачивая за угол третьего дома, она все еще не верила, что обнаружит там темную машину. Но когда действительно увидела ее, на секунду остановилась. А, может, ну его, это наследство? До заката еще есть час-полтора, дорога обратно всегда быстрее, и совсем скоро она будет автостопить на Эмском шоссе. А там – уютная квартирка, бокал – нет, два бокала – мартини, теплая постель… А, может, Миша уже вернулся и места себе не находит от волнения?

Она окинула окрестности тоскливым взглядом, переложила в карман куртки прихваченный у Славика канцелярский нож и толкнула высокую калитку. Ее взору предстал заброшенный двор и хорошо протоптанная тропинка, ведущая к старому, но крепкому еще большому дому. Озираясь, она шагнула вперед. Тишина-то какая… Давно она такой не слышала. А, точнее, никогда.

– Максик, ты здесь? – крикнула она и поразилась тому, как неуверенно прозвучал ее голос. Нет, с такими просяще-заискивающими интонациями дела на миллион не решаются. Она прокашлялась, глубоко вздохнула и заставила себя гаркнуть своим привычным голосом:

– Макс, а ну выходи, подлый трус! Это Зина пришла, молочка принесла!

Ей опять никто не ответил. Что ж, раз гора не идет к Магомету, придется ей быть порешительнее. Превозмогая страх, она двинулась ко входу в дом и запнулась о какой-то предмет.

– А что? Пойдем со мной, ты мне можешь пригодиться, – и она подняла с земли топор.

Теперь, держа в кармане ножик, в левой руке – ветку, а в правой – топор, Зинка почувствовала себя увереннее. Дверь оказалась незапертой, и она беспрепятственно вошла в темные и довольно захламленные сени. Остановилась, прислушиваясь. В доме было тихо, но вместе с тем, это была не та зловещая тишина главной колдобинской улицы, от которой хотелось бежать, сверкая пятками. Зина навострила слух на пределе своих возможностей. И вдруг различила едва уловимое, непонятно откуда доносящееся сопение.

– Я знаю, что ты здесь! – Рыковой самой понравилось, как властно, сильно прозвучал ее голос. – Не вздумай чудить. Я вооружена до зубов. Молчишь? Хорошо, считаю до трех и иду искать! Раз… два…

Тут до нее донесся сдавленный голос:

– Уф-ф… На…

– Где ты? – метнулась она к лестнице. Ей показалось, что голос зовет откуда-то с чердака.

– М-м-м… ох… Сюда!

– Ну, если окажется, что ты вздумал злоупотребить моей сердобольностью… – начала Рыкова, осторожно карабкаясь по перекладинам лестницы.

– М-м-м… так!.. уф-ф… ах ты!..

Рыкова замерла на месте. Интересно, что означают эти сдавленные восклики? Может, Брусникин пьян? Или чем-то одурманен? А вдруг это вообще ловушка? Злодей знает, что ей во всем хочется дойти до самой сути и намеренно заманивает ее странными звуками…

Достигнув верха лестницы, Зина осторожно толкнула дверь. И тотчас же зажмурила глаза.

– Вот это пассаж! – прошептала она.

По полу в яростной схватке катались два полуобнаженных блондина.

– Помоги… скрутить, – Казаринов повернул к ней раскрасневшееся лицо.

– Никакого садо-мазо в моем присутствии не будет! – отчеканила она, для устрашения поднимая топор повыше. И тотчас же опустила его, когда увидела лицо второго блондина.

– Ты… помоги… нет сил… – прошептал он.

– Миша! – ахнула Зинка. – Ты!.. Здесь!.. А ну отпустил его! – и она огрела Казаринова сосновой веткой по полуобнаженной спине, сквозящей через разорванную майку.

– Дура, – прошипел тот. – Кинь полотенце! Я его…

– Не слушай, – тяжело дыша, перебил его Бекетов. – Кинь мне…

– Сейчас, любимый, сейчас, – растерялась Зинка, осматриваясь кругом. Никаких полотенец в поле ее зрения не оказалось, и, недолго думая, она срубила с проволочной гардины топором ситцевую занавеску.

– Умница… – продолжая поединок с Казариновым, натужно улыбнулся Миша. – Не бойся… давай… вот так…

Зинка на секунду встретилась с ним взглядом и, ощутив прилив решимости, всем телом бросилась на спину Казаринова.

– Так… так… я держу его… вяжи ему руки… – подбадривал ее Бекетов, с трудом сдерживая сопротивление противника. Еще секунда, и Казаринов мощным толчком мускулистой спины разметал бы и того, и другую, как вдруг Зинка со всего размаху впилась в его плечи своими длиннющими ногтями. Кирилл взревел, ослепленный болью. В этот момент Рыкова и затянула занавеску на его запястьях.

– А ну не трепыхайся, маньяк! – она остервенело вязала узел за узлом. – Лежи смирно, я сказала! За тобой уже выехали в чудной решетчатой карете!

– А-а, суки, – орал Казаринов, пытаясь высвободиться. – Дура… дура… он тебя…

– Зизи, остановись, – Бекетов поднялся на колени. Ловко нагнувшись, он притянул к себе скомканную футболку и быстро разорвал ее на две части.

– Пора стреножить нашего резвого скакуна, – тяжело дыша, улыбнулся он.

Рыкова послушно спеленала щиколотки Казаринова.

– Пусти… я все равно… – заходился тот в истеричных воплях.

– Честно говоря, я от тебя устал, – и, скрутив из второго куска порванной футболки тампон, Бекетов ловко вставил его в рот противнику. – Что может быть лучше тишины!

– Миша, Миша, – осознав, что опасность миновала, Зинка с рыданиями бросилась ему на грудь.

– Ну, ну, успокойся, все позади, – Бекетов гладил ее по спине. – Ты подоспела вовремя. Еще минута, и он бы меня придушил.

– М-м-м, – пленник сквозь кляп силился что-то произнести.

– Не обращай внимания, – Миша поднялся с колен и помог встать Зине: – Клянусь, Зизи, он больше никогда не причинит тебе зла.

– Но… как ты здесь оказался? – неожиданно отпрянула от него Рыкова.

– М-м-м, – еще тревожнее завыл Казаринов, точно медведь, разбуженный среди зимы.

– Как оказался? – улыбнулся Миша, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Естественно, по работе. Теперь-то ты не считаешь меня неудачником?

– Да я никогда не…

– Видишь, как приходится бороться со злоупотреблениями? – он слегка пнул носком кроссовки поверженного врага. – А ведь этот человек некогда дал клятву Гиппократа! И что же? Ради наживы он забыл обо всем. Забыл, что его назначение – не отнимать жизни, а продлевать их, делать лучше, светлее, качественнее!..

– Миша, – Рыкова застыла в восхищении. – Никогда не видела тебя таким красноречивым… таким отважным…

Она сделала шаг к нему и, пытливо заглянув в его вишневые глаза, прошептала:

– …и таким прекрасным!

– Ты моя спасительница, – Бекетов покрыл ее лицо поцелуями. – Я никогда этого не забуду. Мы всегда будем вместе. До самой смерти…

– До самой смерти, – эхом повторила Зинка и снова встрепенулась: – Но… как же Москва?

– Сняли с поезда срочной телеграммой, – улыбнулся Миша. – Перебросили сюда. Сидел полдня в засаде, пока сюда не явился вот этот…

Казаринов опять подал голос.

– Миш, он что-то хочет сказать, – забеспокоилась Зинка. – Может, ему плохо? Ты все-таки сильно измолотил его.

– Мне нисколько его не жалко.

– Мне тоже. Но мы должны передать его ментам живым. Кстати, ты их вызвал?

– Вызвал, вызвал. Но пока они сюда еще доберутся… Едем скорее в город!

– Как? А этот? Возьмем его с собой?

– Еще чего не хватало! – фыркнул Миша. – Свяжем покрепче, и пусть дожидается, пока за ним приедут. Я к нему в няньки не нанимался.

– Миш, давай его повернем. Мне хочется напоследок глянуть в глаза этой твари, у которой поднялась рука хладнокровно убить двух молодых девчонок.

– У меня нет никакого желания смотреть ему в глаза.

– Мне это нужно, – твердо сказала Зинка.

– Ну, раз ты настаиваешь, милая…

Они вдвоем перевернули Казаринова на спину и, подтащив его к стене, придали ему сидячее положение. Кирилл бешено вращал глазами и громко мычал.

– Он хочет сказать что-то важное, – Рыкова с тревогой глянула на мужа. – Давай на секундочку вытащим эту штуку.

– Не сомневаюсь, что он сейчас будет пытаться тебя разжалобить, – усмехнулся Бекетов. – Тебе охота смотреть на эти крокодильи слезы? Вспомни Ульяну, Марину… пожалей лучше их.

Казаринов с мольбой смотрел на Зинку. Его голубые глаза стали почти синими.

– Я мигом, – метнулась Рыкова к пленнику и строго ему сказала: – У тебя есть всего тридцать секунд.

И она ловко, словно всю жизнь этим занималась, вытащила изо рта Кирилла кусок тряпки.

– Не верь… это не я… – хрипло заговорил он.

– Ну, естественно, что ты можешь еще сказать? – насмешливо бросил ему Бекетов. – Зин, давай заканчивай этот сеанс психотерапии. Нам надо успеть выбраться отсюда, пока не стемнело.

– Топмоделин… Ульяна… – сбивчиво говорил Кирилл. – Я не знал…

– Не пытайся ее разжалобить, – оборвал его Бекетов. – Все ты знал.

И, нетерпеливо вытянув у Зины из рук тряпку, вновь начал скручивать кляп. Руки не совсем слушались его.

– Да, это я убил Ульяну, но я не… – начал Казаринов, но в этот момент Бекетов вернул кляп на прежнее место.

– Ты слышала? – обратился он к Зине и тотчас же перевел взгляд на Кирилла: – Хорошо хоть, ты нашел в себе силы чистосердечно признаться в своих злодеяниях. Уходим, любимая!

– Но… – запротестовала Рыкова, указывая на Кирилла, который завозился и замычал пуще прежнего.

– Через полчаса, максимум через час здесь будет полиция. Они завершат операцию.

– Но я так ничего и не поняла.

– Объясню все по дороге.

И, ловко спрыгнув на лестницу, Бекетов подал Зине обе руки.

– Не бойся, Зизи, – шепнул он ей. – Я люблю тебя.

* * *

– Ужас какой, – поежилась Зинка, когда они вышли во двор. – Я нуждаюсь в сеансе оздоровительного перекура. А то как бы не скончаться от разрыва сердца.

– Покури, покури, – кивнул Миша. – Блин, я куртку там оставил! Жди меня здесь.

– Нет, я пойду с тобой, – вскочила Зинка с бревна. – Вдруг этот псих…

– Псих уже не причинит мне никакого вреда, – рассмеялся Бекетов, скрываясь за дверями.

Рыкова не успела выкурить и половины сигареты, как он вновь предстал перед ней.

– Не нашел, – развел он руками. – Ну и бог с ней. Поехали!

И он вывел Зинку за калитку.

– Как? Мы поедем на его «форде»? – удивилась Зинка.

– А ты против? Ну тогда пошли пешком.

– Но откуда у тебя его ключи?

– Взял только что из его сумки, – бесхитростно отвечал Бекетов. – Потом, конечно, сдам их полиции.

– Едем! – и Зинка бросила тлеющий окурок на землю.

– Стоп, стоп, так дело не пойдет, – укоризненно покачал головой Миша, поднимая «бычок».

– Берегите природу, мать вашу? – ухмыльнулась Рыкова. – Это же экологически чистый мусор. Бумага, табак…

– Все равно не дело, – посерьезнел Бекетов. – Я у него во дворе видел ведро под мусор. Сейчас вернусь…

Они с трудом тронулись с места – колеса «форда» порядочно увязли в глине. Проезжая мимо дома гостеприимного мужичка, Рыкова со смешком указала на него мужу:

– Пока шла сюда, этот хмырь уже попытался за мной ухажнуть.

– Зин, я же просил тебя быть осторожнее.

– А, может, ты поставишь другую пластинку? Если бы я следовала твоим советам, то сейчас была бы уже вдовой. Черт, как бензином пахнет…

– Все позади, милая, – твердил Миша как заклинание, – через два дня мы будем на Варадеро и забудем это, как страшный сон…

– Через два дня, – Рыкова блаженно положила затылок на подголовник. – Но мне нужно купить кое-что к отъезду.

– Не в этой же дыре? Я тебе обещаю: как прилетим в Москву, целый день потратим на шопинг.

– Ух ты! – зажмурилась Зинка от близости столь упоительного досуга. – Ты банкуешь?

– Конечно. Я же говорил, что скопил некую сумму и хочу потратить ее на тебя. Да и за эту операцию мне, наверно, выпишут премию… Ну вот, не хотел вспоминать, а сам…

Но Рыкова не слушала его. Она уже погрузилась в мечты о новом гардеробе:

– Как ты думаешь, я найду в Москве хорошенькое платье-джаллаб? Еще мне нужно не меньше трех купальников. Один с пуш-ап и стрингами, другой – танкини…

– Не понял ни слова, – рассмеялся Миша. – Ну и дорога! Не засесть бы нам в какой-нибудь яме…

– Кстати, – еще больше оживилась Зинка. – Давно хотела тебя спросить одну маленькую вещь.

– Все, что угодно, Зизи.

– Ты рассказывал, что влюбился в меня с первого взгляда, увидев, как я пью воду из фонтанчика у столовки…

– Да, эта картинка до сих пор стоит у меня перед глазами. Ты была так трогательна в своих красных босоножках и белых носочках…

– Красных босоножках? – задумалась Зинка. – Что-то не припоминаю таких… А какое на мне было платье?

– Платье? – теперь настал уже мишин через крепко напрячь память. – Тоже, кажется, красное… Я точно не помню.

– Вот как? – Рыкова надула губки. – Хороша же любовь с первого взгляда…

– Глупенькая, – взял ее за руку Бекетов. – Я не запомнил деталей твоего туалета, потому что был поражен общей яркой картинкой. Красное и черное… Наверно, с тех пор меня и переклинило на брюнетках.

Рыкова замолчала и уставилась в окно. До заката оставалось не больше получаса. Сквозь кроны сосен солнца уже не было видно, лес стоял по бокам грунтовки мрачным безмолвным частоколом. Зинка вздрогнула, представив, что при другом раскладе она могла бы сейчас шагать здесь одна. О нет! Лучше ночевка у того хмыря в телогрейке. Или нет?

– Хрен редьки не слаще, – пробормотала она себе под нос.

– Что-что? – переспросил Миша и тут же ударил ладонями по рулю: – Черт, увязли!

– Да ладно, тебе показалось, – усомнилась Рыкова.

– Да нет, точно увязли, – и Миша продемонстрировал, что машина не может сдвинуться с места. – Видишь, буксуем…

– Давай выйдем, подтолкнем.

– Подтолкнем? Да тут надо пятерых таких, как наш светловолосый маньячок. Кроме того, ты девушка, будущая мать, и я не могу допустить, чтобы ты надрывалась.

– Лапочка, – Рыкова ласково провела по его щеке.

– Интересно, тут далеко до трассы? – Миша что-то прикидывал.

– По моим ощущениям, километра два, не меньше. Да, примерно так, вон за тем поворотом я подняла ветку, – Зина указала вдаль.

– Кто это? – Бекетов вдруг тревожно глянул в зеркало. – Джип какой-то со стороны Колдобина едет…

К ним приближалась большая черная машина с тонированными стеклами.

– Мы спасены! – возликовала Рыкова и протянула ладонь к дверной ручке, чтобы выскочить наружу. Но Миша твердо перехватил ее предплечье.

– Что такое? – Зина повернула к нему удивленное лицо.

– Сиди спокойно, – властно прошептал он. – Я не исключаю, что это его сообщники по преступной группировке.

– А я думаю, что это просто какой-то козел. Вот эта самая тачка проехала мимо меня, когда я, ломая ноги и дрожа от страха, шла сюда!

Зинка проводила джип осуждающим взглядом.

– Но что же мы будем делать? – воскликнула она, когда машина скрылась за поворотом.

– Что-что, – Миша повернул ключи в замке зажигания. – Ты посидишь здесь, а я быстро дойду до трассы и постараюсь пригнать кого-нибудь к нам на подмогу.

– Да кто полезет в темноту и грязь? Пошли, будем выбираться вдвоем. А тачку отсюда пусть вытаскивают менты. Мы им не нанимались в эвакуаторы…

– Разумное решение, – похвалил Миша и распахнул дверцу.

Под ногами чавкала черная лесная грязь. Двигаясь практически наощупь, они то и дело зачерпывали обувью снежно-глиняной каши, запинались, оступались…

– О не-е-ет! – с перекошенным от боли лицом Бекетов повалился наземь. – Только этого сейчас не хватало!

– Миша, что с тобой? – присела перед ним Зинка. – У тебя закружилась голова?

– Нет, нет, – скривился тот. – Кажется, я подвернул ногу. Или сломал… Помоги мне подняться.

Муж, повисший на ее плече, тянул Зинку к земле, но она собрала остатки сил и выпрямилась.

– Ну? Можешь идти?

Бекетов попробовал сделать шаг, но тут же поджал ногу.

– Не могу, Зин. Кажется, это перелом.

– Боже, как некстати! Тут, как назло, и сотовый не ловит… О, идея! Сейчас я вызову службу спасения!

– Да… пожалуй, это единственное, что нам осталось. Как же больно!..

– Потерпи, потерпи, скоро все будет хорошо, – бормотала Рыкова, обшаривая сумку. – Черт, не могу найти! Неужели потеряла? Какой кошмар…

Все еще не веря в безвыходность ситуации, она опустила руки и подняла на мужа растерянный взгляд.

– Что? Что? – стонал Бекетов.

– Все хорошо, все отлично, – через силу улыбнулась Зинка. – Мы обязательно найдем, как отсюда выбраться…

Она глянула на дорогу, практически погрузившуюся во мрак, глубоко вздохнула, выпрямила спину и твердо сказала:

– Выход только один. Ты остаешься в машине, а я иду на трассу.

– Как я могу отпустить тебя одну в ночной лес?.. – слабо запротестовал Бекетов.

– Выход только один, – решительно повторила Зинка. – Держись, я отведу тебя в машину.

– Зизи, любовь моя, – бормотал Миша, пока она устраивала его на переднем сидении, с удобством размещая сломанную ногу. – Я перед тобой в неоплатном долгу. Ради бога, будь осторожна… если что, кричи. Я приползу к тебе на помощь…

– Да, неприятно, конечно, – улыбнулась Зинка, окидывая критическим взглядом не по-доброму расшумевшиеся сосны. – Но я уверена, что доберусь до трассы без приключений. Кроме серых заек, бояться нечего. Убийца надежно зафиксирован в позе кокона.

– А этот подозрительный джип? – напомнил Бекетов, приоткрывая глаза. – Вот что меня тревожит.

– Да он уже на полпути к Эмску, – махнула рукой Рыкова. – Уверена, что к нашим приключениям он не имеет никакого отношения.

– Дай бог, дай бог, – прошептал Миша. – Береги себя, родная. Помни, что без тебя мне не жить.

Вместо ответа Зинка ласково провела ладонью по его лбу и крепко поцеловала в губы. Бросив на любимого прощальный взгляд, она двинулась в путь. То и дело подворачивая ноги на своих шпильках, запинаясь о ветки, проваливаясь в лужи, она, тем не менее, шла вперед с маниакальным упорством, почти не разбирая дороги.

– А Михайле Ломоносову было легко? – бубнила она себе под нос. – А протопопа Аввакума очень вдохновляла прогулка по Сибири? А Иван Сусанин был прямо в нечеловеческом восторге, когда ляхи завербовали его в сталкеры?…

Она обернулась. «Форда» уже не было видно. Вокруг нее с почти неправдоподобной быстротой сгущалась тьма. Лес словно оцепенел. Это были предзакатные минуты тишины, когда, словно благоговея перед величием наступающей ночи, не смела хрустнуть ни одна веточка, зашуметь ни один листик. Рыкова почувствовала себя причастной к чему-то огромному, непостижимому, грозному и всепрощающему одновременно… Но она тут же стряхнула с себя торжественность и, ерничая, воздела руки к небу:

– О анима! О природа, мать наша!.. Ой, кто это?

Рыкова застыла, как вкопанная. Она могла поклясться: только что метрах в тридцати впереди нее мелькнула чья-то темная фигура. От страха ее буквально парализовало. Она замерла, как суслик при звуке свиста, боясь выдать свое присутствие даже дыханием. Сердце стучало как молот по свае.

Так она простояла минуты две, пока не услышала шум медленно приближающейся машины. Неужели это возвращается тот черный джип, так встревоживший Мишу? А, может, это, наконец-то, полиция? Точно, точно! Они как раз должны подъехать. Сейчас их спасут!

Но нет. Кажется, машина едет не со стороны трассы, а… Она глянула туда, где двадцать минут назад оставила Бекетова, и крик застыл у нее в горле. На нее быстро надвигалось что-то большое и темное. Зинка взмахнула перед собой руками, неловко ступила назад и… кубарем покатилась вниз, увлекаемая кем-то черным, цепко схватившим ее в объятья. Краем глаза она видела, что сверху на них обрушивается темная громада и зажмурилась, но тотчас ком, частью которого она теперь являлась, откатился в сторону. Вязко чавкнула вода, и огромный темный предмет стал стремительно уменьшаться в размерах, а вскоре и вовсе пропал из поля зрения. Чудеса!

– Не бойся, – прошептало черное пятно прямо ей в ухо.

– Это НЛО?

Ее невидимый собеседник чуть ослабил хватку, но держал ее по-прежнему крепко. Его борода больно колола ей лицо, от одежды пахло сеном и навозом… Зинка взвизгнула и подпрыгнула на пятой точке:

– Ты? Выследил меня?

Незнакомец тихо засмеялся.

– Что ты хочешь? Я сделаю все, только не убивай меня, – запричитала Рыкова. – Я сама не против внести разнообразие в сексуальные отношения, раздвинуть рамки дозволенного, но не сейчас… мой муж… он истекает кровью… я должна спешить ему на помощь…

Мужчина разжал объятья, поднялся с земли и протянул ей руку. Рыкова попыталась подняться. Рванулась раз, два…

– Не могу, – наконец, прошептала она. К горлу подкатила дурнота. Последнее, что она запомнила, были чьи-то до боли знакомые глаза, которые, точно при вспышке молнии, мелькнули перед ней прежде чем она провалилась в небытие.

Очнувшись, Рыкова обнаружила себя на заднем сиденье машины. Ее голова лежала на чьем-то плече.

– Миша! – взвизгнула она, но, глянув в лицо мужчины, тут же отпрянула: – Боже, это ты, маньяк!.. Выпусти меня немедленно! Меня ждет муж!

Мужчина не спеша убрал руку с ее плеч и принялся неторопливо расстегивать пуговицы на своей телогрейке. Сбросив ее, он продемонстрировал сухощавый спортивный торс, обтянутый черной водолазкой, и вопросительно глянул на Рыкову.

– Нет, нет, сегодня у меня не тот гормональный фон! – замахала она руками. – Но если ты так влюблен, можно пересечься на недельке. Сходим в баньку, выпьем бражки…

Вместо ответа незнакомец поднес руки к бороде и резким точным движением сорвал растительность с правой щеки. Рыкова ахнула и прижала ладони к лицу. Мужчина повторил процедуру с левой щекой. Зинка медленно отодвинулась в угол сиденья. Довольный произведенным эффектом, мужчина снял ушанку. Под ней оказалась черная бандана.

– Вот оно что… Как же я раньше не догадалась… Выпусти меня немедленно! – Рыкова что есть мочи забарабанила в дверь машины. – Я никому ничего не расскажу про ваши с Казариновым делишки! Клянусь рыжей кобылой дядюшки Тараса! – и она приложила к сердцу подвернувшуюся под руку ушанку.

– Меня с Казариновым не связывали никакие дела, – насмешливым шепотом отвечал Черный спортсмен.

– Хорошо… пусть… я верю… Тогда разблокируй дверь.

– Не разблокирую.

– Но… почему? – Зинка тоже перешла на шепот. – Я слишком много знаю? Так я тебе скажу, что ничего я не знаю, совсем ничего… И память у меня ни к черту!

Черный спортсмен молча смотрел на нее, что-то соображая.

– А-а, ты думаешь, как лучше от меня избавиться, – заговорила Зинка. – Не выйдет. С минуты на минуту сюда примчится мой муж, и тебе небо с овчинку покажется!

– Тебе надо взять себя в руки, – от визгливого фальцета Черного спортсмена Рыкова поморщилась. – У тебя нет никакого мужа.

– Как? Что ты хочешь сказать? Он умер от болевого шока? Или… ты убил его?

– Он утонул, Зин, – опять перешел на шепот Черный спортсмен. – Это его машина пролетела над нами и упала в болото.

– Так это было не НЛО… – и Рыкова обмякла.

– Ты не будешь долго мучаться, – мужчина положил ей руку на плечо. – Потому что…

– …сейчас ты меня убьешь, – безучастно договорила за него Зинка. – Что ж, убивай. Жизнь без Миши для меня не имеет смысла.

– Ты так любила его?

– Безумно! – со страстью воскликнула она. – Всю жизнь!

– Но вы же были знакомы всего пять недель.

– Ну что ты о нас знаешь? – зарыдала Зинка. – Мы познакомились еще в пионерлагере и с тех пор обожали друг друга!

– В каком пионерлагере? – с легкой насмешкой отвечал тот. – Если его детство прошло в Эмске, а твое – в Чебоксарах?

– Я не помню, в каком лагере мы познакомились, – всхлипнула Зинка. – Он мне сам сказал, что полюбил меня в лагере, потом потерял и искал всю жизнь.

– Интересно, почему ты в это поверила?

Рыкова вмиг перестала хлюпать носом и обескураженно уставилась на него:

– Хочешь сказать, что он меня с кем-то перепутал?

– Ничего он не перепутал.

– Нет, перепутал, перепутал… Он тоже в детстве был влюблен в какую-то Зину в красных туфельках и с черными волосами. И, встретив меня, решил, что я и есть та самая девчонка…

– Никакой Зины в красных туфельках не было, – визгливо рассмеялся Черный спортсмен. – Прости, у меня такой голос…

– Лично у меня никаких красных туфелек и правда не было. Девушка может не помнить, в каком лагере в каком году была, и что с ней там было, но какие у нее были платья и туфли – этого она не забудет никогда! Кроме того, его Зина была брюнеткой. А я…

– А ты? – Черный спортсмен удивленно глянул на ее темные растрепанные волосы, на которых висели комки грязи, мох и иголки.

– Вот вы придурки! – чуть смутилась Зинка. – Это не мой натуральный цвет. От природы я светлая шатенка, понятно? И никаких длинных черных волос у меня в восемь лет не было и быть не могло!

– Почему же ты не сказала ему, что он ошибся? Что ты – вовсе не та Зина?

– А зачем? Сначала я решила, что просто не помню этого эпизода из глубокого детства. А потом сама влюбилась в него без памяти… Но к чему это все? Его нет, нет…

И она вновь зашмыгала носом.

– Так ты ничего не поняла, что ли? – осторожно спросил ее Черный спортсмен, открывая фляжку с коньяком. – Выпей, согрейся.

Зинка отхлебнула и закашлялась.

– К какому пониманию ты меня все время призываешь? – буркнула она, утирая кулаком нос. – Был чистый, благородный, преданный делу человек. Боролся со злоупотреблениями… Вывел на чистую воду серийного убийцу Казаринова… И вот его не стало.

– Серийного убийцу Казаринова? – усмехнулся Черный спортсмен. – Кстати, я еле его спас.

– Мы слишком сильно затянули веревки?

– Нет.

– А, этот самодельный кляп…

– Он тоже ни при чем. Я чудом вытащил его из пожара.

– Как? Дом загорелся? Но с чего бы это?

– Кое-кто разлил по дому бензин и в последний момент поджег его, – бесстрастно констатировал Зинкин собеседник.

– Но… кто?!

– Либо ты, либо… Миша, – Черный спортсмен посмотрел ей прямо в лицо. – Третьего не дано.

– Но это точно не я…

С широко открытыми глазами Зина откинулась на спинку.

– Ты хочешь сказать, что… – наконец, медленно прошептала она, глядя перед собой.

– Ага, – легко отозвался тот. – Именно это я и хочу сказать. Ты имела несчастье связаться с бывшим мужем Ульяны Кибильдит.

– Но ты-то что за хрен с горы? – изменившимся голосом пробормотала Зинка. – Боже, я сейчас поседею.

– Подполковник ФСБ Андрей Пох. Держи.

И он опять протянул ей фляжку.

* * *

Зина сделала три больших глотка и затихла, в прострации глядя перед собой. Машина стремительно отсчитывала километры по направлению к Эмску.

– Зачем вы, дэушки, краси-и-ивых любите, – вдруг басовито вывела Рыкова. – А-а-адни стра-а-адания аэт то-о-ой… Ты хочешь сказать, Миша меня не любил?

– Нисколько, – отвечал Пох, не отрывая глаз от дороги.

– Зачем же тогда… ведь никто не заставлял его жениться на мне!

– Не заставлял?! – улыбнулся подполковник. – Да ты не оставила ему выбора.

– Следи за базаром.

– …когда он решил сойтись с тобой, то был уверен, что легко подчинит тебя своей воле. План был такой: ты влюбишься в него и бросишь расследование. Или продолжишь его в выгодном для него ключе. Был у него прицел – когда совсем припрет, подставить Казаринова. Но жажда справедливости… или чего-то другого (Пох усмехнулся) оказалась в тебе сильней. День за днем ты выкладывала ему такие факты, что у него голова кругом пошла.

– Ой, ну и голос у тебя, – поморщилась Зинка. – Тогда почему он меня не убил?

– Как это? Он предпринял попытку, и она чуть не увенчалась успехом. Розовые таблетки.

– Так мы сейчас о Казаринове говорим или о Бекетове?

– О Бекетове, о Бекетове.

– Нет, нет, нет! Миша не мог быть Брусникиным! – вдруг оживилась Зинка. – Брусникин был брюнетом. Я сама видела фотку из его паспорта!

– И Бекетов был брюнетом. Разве тебя, как женщину, не навело на мысль странное сочетание черных глаз со светлыми волосами?

– Ха! ты меня считаешь совсем идиоткой. Как будто я не смогу отличить брюнета от бло… – и Зинка осеклась.

– Вот именно. Если бы ты прорвалась к его телу в первые дни знакомства, тебя ждали бы интересные открытия… ну, ты понимаешь, о чем я.

– Точно! Эпиляция! Вот почему он был таким гладким…

– Он до последнего дня надеялся сорвать свадьбу. Кормил тебя розовыми таблетками, надеясь, что ты сляжешь от обезвоживания. Так оно и произошло. Но желание выйти замуж взяло в тебе верх, и ты сбежала из больницы.

– Какой подлец…

– А эти трюки с платьем? Мы замерили его. Ты в курсе, что оно сорокового размера?

– Но при чем тут Миша? – изумлению Зинки не было предела.

– Пресловуцкая была только вывеской. Он с самого начала договорился с ней, что будет заниматься платьем лично… вроде как хочет тряхнуть стариной, но стесняется перед тобой своего якобы бабского хобби. К каждой новой примерке он ушивал платье, чтобы внушить тебе мысль, что ты полнеешь. Плюс комплименты про милую пухлость…

– Он называл это аппетитностью, – машинально выдала Рыкова.

– …и ты на волне паники неслась в клуб и горстями глотала состряпанные им убойные таблетки.

– Нет, нет, не может быть, – уже не владела собой Зинка. Открывшееся было неправдоподобно-ужасно. Она сделала еще пару нервных глотков из фляги.

– К сожалению, это так. Завершить свои неудачные попытки он планировал сейчас. Специально сделал вид, что сломал ногу. Разыграл очередной любительский спектакль. И как только ты отошла на приличное расстояние, поехал за тобой с выключенными фарами. Если бы я тебя не подсек, ты разделила бы участь Марины Ревягиной.

– Но зачем же он съехал с трассы?

– Хотел настигнуть тебя там. Но не ожидал, что угодит в болото.

Не въезжая в город, Пох свернул на объездную.

– Э, ты куда? – Зинка пьяно погрозила ему пальцем. – Сегодня не будет ни баньки, ни бражки.

– Да я, собственно… – улыбнулся Пох. – А едем мы в больницу. У нас есть основания подозревать, что ты отравлена сильнодействующим ядом замедленного действия. Тем же самым, с помощью которых он отправил на тот свет сначала Евгения Кибильдита, а потом и Ульяну.

* * *

Май перевалил за половину, когда у бутика для полных дам «Бигги» остановилась черная «Ауди А8». Солидный водитель, облаченный в строгий костюм с галстуком, степенно обогнул машину спереди и распахнул дверцу. На тротуар ступила худощавая нога в черных ажурных колготках, к ней неловко присоединилась вторая, и из авто вынырнула голова их обладательницы. Ее лицо было спрятано под сетчатой вуалью шляпки-таблетки. Балансируя на 15-сантиметровых каблуках черных лаковых туфель, пассажирка иномарки не решалась сдвинуться с места.

– Олег Петрович! – наконец, приказала она. – Будьте моим сталкером вон до той двери!

Особа в черном была одета очень экстравагантно: топ в сетку позволял рассмотреть многие подробности фигуры, а кожаные шорты на подтяжках у знающих людей пробуждали ассоциации с маркизом де Садом. Опираясь на руку водителя, девица под вуалью приблизилась ко входу в бутик.

– Благодарю, – и она точно за соломинку, ухватилась за дверную ручку. – Дальше я справлюсь сама.

И она толкнула дверь магазина.

– На таких, как вы, у нас ничего нет, – надменно оглядела ее тумбообразная администраторша с затейливо наведенными «стрелками», но вдруг осеклась: – Зинка, ты? Глазам своим не верю… Как тебе удалось так похудеть?

– Да, красава, это я, – и Рыкова подняла вуаль. – Вернулась, чтобы сделать тебя счастливой. Тебе хватит пяти минут, чтобы сказать своей эксплуататорше последнее «прости»?

– Ты имеешь в виду, уволиться? Но на что я буду жить? Я еле упросила хозяйку взять меня обратно. Когда ты исчезла…

– Вообще-то, я была на стажировке в Париже. Срочный вызов. Но вот я здесь и вновь готова стать твоей доброй феей.

– Зиночка, милая! Я так и знала, что ты спасешь меня из этого рабства! – от избытка чувств Криворучко полезла обниматься. – Знала бы ты, как я вымоталась за этот месяц. Эти толстухи такие привередливые…

– Я приискала тебе более приличное место. В твоих услугах нуждается молодая бизнес-леди с двумя очаровательными мальчуганами-близнецами. Ей нужна секретарша и приятельница в одном лице. Я рекомендовала ей тебя, как приживалку с опытом.

– Наверно, это Улечка похлопотала за меня на небесах, – растрогалась Оксана.

– Жить будешь в апартаментах хозяйки… кстати, это восемь комнат плюс огромная гардеробная и зимний сад. Лето она предпочитает проводить на море. Кроме того, за год она не менее четырех раз выезжает в краткосрочные – по месяцу-полтора – вояжи за границу. Без тебя ей не обойтись.

– А что я должна буду делать?

– Сопровождать госпожу в высший свет, на шопинг, в рестораны…

– Ой, – Криворучко пришла в полнейший восторг.

– Ну и, конечно, работать.

– Работать? – вытянулось лицо Оксаны.

– Екатерина Николаевна пережила жизненную драму, – вздохнула Зинка. – В одночасье лишиться сразу двух любимых мужчин – такого и врагу не пожелаешь. Но ушла любовь – пришло вдохновенье. Теперь она желает написать философский труд о превратностях судьбы в целом и о мужском козлизме как феномене, в частности. Она буквально фонтанирует мыслями и желает, чтобы ни одна из них не оказалась потерянной для потомков. Твоя основная обязанность – ходить за ней и фиксировать каждое ее слово. Поверь, это такой кладезь мудрости…

– Зиночка, ты мой ангел-хранитель! – и Криворучко начала пританцовывать на месте. – А когда я еще получу наследство…

– А вот с наследством облом. Ульяна завещала свои 32 миллиона долларов в фонд мира. Но не грусти. Я кое-что сэкономила на командировочных и решила по-царски вознаградить тебя за твою преданность Кибильдит.

– Ты сама чуткость, – вновь заулыбалась Криворучко.

– Вчера я внесла сто тысяч за первый год твоего обучения на факультете психологии Эмского университета. Инвестиции в образование, красава – вот краеугольный камень личностного роста. А экономика, надо признать, не совсем твое.

– Психология – это лучшее образование для девушки! – мечтательно закатила глаза Оксана. – Я научусь разбираться в типах мужчин, узнаю, как сочетаются друг с другом разные знаки зодиака и выясню, какой должна быть девушка, чтобы на ней захотел жениться богатый человек.

– Вот-вот. Кстати, экзамены тебе сдавать не потребуется. Да и зачеты тоже. Просто будешь ходить на лекции вместе с Екатериной Николаевной. Ну, или вместо нее. Она очень занятой человек, и не всегда может посещать учебу.

– Это праздник какой-то! – ликовала Оксана. – Я-то думала, что второй такой, как Улечка, я уже не встречу…

– Строго говоря, на Улечку ты горбатилась за еду и койкоместо. Содержание Екатерины Николаевны тебе понравится гораздо больше.

От избытка чувств Криворучко захлопала в ладоши.

– Но, – подняла Рыкова палец, – тебе придется заниматься и неприятной работой.

– Пожарить картошки? Вымыть посуду? Вынести мусор?

– Хуже. Сопровождать госпожу в «Аполло». Она и фитнес неразлучны.

– Мне в общих чертах знакома эта работа, – важно отвечала Криворучко. – Зин, а почему ты в черном? Ты же так любила яркие цвета…

Жестом, полным значительности, Рыкова опустила вуаль и уставилась на свои стриптизерские босоножки.

– Цвет жизни для меня поблек, – скорбно поведала она, – после того, как я пробыла замужем ровно сутки…

– Пипец! Этот красавчик оказался подлецом и слился уже на второй день?

– Да… слился… в царство теней, – еще печальнее отвечала Рыкова и вдруг расхохоталась: – Зато кое-что оставил мне на вечную память!

– Ты ждешь маленького? – умилилась Оксана.

– Я жду большого. Наследства.

– Так этот няка оказался еще и богатеньким? Везет! И сколько у него было?

– Так много, что свою личную жизнь я устроила буквально через минуту после его кончины. Оказалось, что в меня давно влюблен весьма достойный мужчина, который до этого при встрече со мной терял дар речи…

– Няка?

– К счастью, нет. И… если хочешь сберечь нашу дружбу, больше никогда не произноси при мне это слово.

* * *

А спустя час Рыкова дефилировала по перрону Эмского вокзала. Олег Петрович одной рукой цепко держал ее локоток, а другой – пафосный букет из дорогого салона.

– Только бы она это не увидела, – бормотала Зинка. – Только бы она не узнала…

Когда Корикова показалась в дверях вагона, Рыкова бросилась в гущу встречающих, забыв о своих шпильках.

– Лови! – и она метнула подруге букет.

Алина лишь чудом успела ухватить его за краешек ленты.

– У Галинки загородный языковой лагерь, – как бы извиняясь, сообщила она подруге. – А Костик, наверно, отсыпается после выборов. Он ведь прошел? Я что-то не могу до него дозвониться…

– Еще как прошел. Только что по новостям передали: семьдесят три процента голосов!

– Этого и следовало ожидать, – пробормотала Алина. – Он очень популярен среди избирателей.

– И не только, – в сторону буркнула Рыкова. – Но поспешим. Предлагаю обмыть твое возвращение в «Фортеции». VIP-кабинет уже ждет нас. Заодно кое с кем познакомлю. Олег Петрович, распорядитесь насчет багажа моей подруги!

– Кто это? – Алина проводила водителя недоуменным взглядом.

– Все расскажу за чаркой доброго вина, – Рыкова хлопнула ее по плечу и пошатнулась. – За эти три недели, пока тебя не было, я прожила целую жизнь!

– Но что означает этот костюм? И где твой кубинский загар? Вы что, никуда не поехали? Ты мне ни слова не сообщила!

– Да и ты тоже хороша: ни с того, ни с сего укатила из города, отключила телефон, – и осторожно добавила: – У тебя что-то случилось?

– Да нет… Впрочем, я сама не знаю…

– «Эмский блестящий»! Свежий выпуск! Телепрограмма, гороскоп, неблагоприятные дни, лунный календарь! – мимо них на роликах проехал юный распространитель прессы.

Тотчас Рыкова схватила подругу за руки, словно пытаясь повернуть к себе.

– Зин, ты что?

– Прости, чуть не сверзилась с этих каблучищ!

– «Эмский блестящий»! Только самое интересное! – парень вновь прокатил мимо них.

Корикова проводила его долгим взглядом, а Рыкова закусила губу.

– А вот и наша машина, – с нарочитой веселостью заговорила она. – Вон и Олег Петрович нам машет. Поспешим!

Когда они обе уселись на заднем сиденье, Алина вдруг тихо спросила:

– Мне показалось?

– Чего-чего? – Зина хваталась за любую возможность отвлечь подругу. – Нет, не показалось. Это действительно Ауди А8.

– Я тут подумала, – растерянно улыбнулась Алина. – Давай купим «Эмский блестящий».

– Хочешь поглазеть над нового альфонса Лилианы Козловой и последний ботокс Вики Кержаковой? Я-то думала, ты выше этого чтива…

– Я сейчас, – и Корикова дернулась к двери.

– Олег, но! – в ту же секунду скомандовала Рыкова.

– Мне надо купить этот журнал, – Алина повернула к ней неожиданно раскрасневшееся лицо. – Понимаешь? Надо!

– Понимаю. Не надо, – сдалась Зинка. – Я тебе и так все расскажу. В общем-то, и рассказывать нечего. Вчера он по ящику объявил, что если победит на выборах, то любимая женщина согласится выйти за него замуж. Он победил. Любимая женщина, видимо, согласилась. Они вместе уезжают в Москву. Сегодня вышел журнал с их физиями на обложке. В блиц-интервью сказано, что он, наконец-то, нашел настоящую любовь.

– Настоящую любовь, – едва слышно прошептала Алина.

– Я же говорила, что это беспринципнейший подонок.

– Нет, Зин, он не подонок.

– А кто? Многогранная рефлексирующая личность?

– Он просто в очередной раз не справился. Не выдержал. Проиграл себе самому.

– Уверена, он считает, что, наоборот, выиграл.

– Он хотя бы не обидел жену и мальчиков?

– Там еще комментарий есть Катюшкин. Она говорит, что он благородно оставил все ей и детям.

– Он оставил им все? – Алина слабо улыбнулась. – У меня гора с плеч упала. Знаешь, я почти счастлива, Зин. Не все еще потеряно…

– Хочешь побороться за свое счастье? Одобряю! Да мы с тобой все перья повыдергаем у этого блудливого фламинго!..

– Нет-нет, с головы фламинго не упадет ни одно перо, – усмехнулась Корикова. – Не все еще потеряно для него… вообще. А для меня – уже все.

– Ну, не такая ты еще и старая. Сейчас коньячку накатим за нашу верную дружбу, и ты мигом забудешь про этого кондома!

– Ты же знаешь, я не п… – Алина остановилась на полуслове. – А, впрочем, у меня, кажется, появилось настроение.

* * *

– Михаил? Очень приятно познакомиться, – Корикова протянула руку мужчине в черном. – Если честно, Зина все уши мне о вас прожужжала. Но… почему вы оба так мрачно одеты?

– Алин, это не Михаил, – заговорщически ткнула ее в бок Рыкова и подмигнула Поху.

– Я что-то напутала? – смутилась Алина. – Вы извините, я была уверена, что жениха моей подруги зовут Михаил…

– Действительно, три недели назад у меня был жених и даже муж по имени Михаил. Пока я не встретила Андрея, – и Рыкова чмокнула Поха в щеку.

– Зина, – не найдя, что сказать, Корикова опустилась в кресло. – Такого я не ожидала даже от тебя…

– Может быть, ты считаешь меня безнравственной? Или, не дай бог, легкомысленной? Так знай: моя совесть чиста. Я вдова и, соответственно, имею право на личную жизнь. Согласна, что рановато, но…

– Предлагаю выпить за знакомство, – шепотом сказал Пох и разлил коньяк по рюмкам.

– Но почему вы шепчете? У вас горло болит?

– Иногда лучше шептать, чем говорить, – отвечал Андрей. – Со включенным звуком это будет так. Терпимо?

– Очень необычно… но я постараюсь привыкнуть, – Корикова едва сдержалась, чтобы не поморщиться.

Разом осушив рюмку, Алина уставилась на подругу:

– Ты вдова? Поэтому носишь этот траур?

– Нужно же соблюсти хоть минимальные приличия, – и Рыкова закинула ногу на ногу. – Скажи, эти шортики не слишком пуританские?

– Сумасшедшая, – и Корикова взорвалась смехом. – Да что же вы тут натворили, пока меня не было? Надеюсь, это не вы… ну, укокошили этого Мишу?

– Вот это другое дело, – чокнулась с подругой Рыкова: – Здоровое чувство юмора. Давайте еще по рюмке, и Андрей расскажет тебе всю нашу историю.

– Отлично, – оживилась Алина. – Хоть про чужую любовь послушаю.

– Там, где любовь – там всегда проливается кровь, – напомнила Рыкова. – Ты как, крови не боишься?

– А морковь, морковь там будет? – заливалась захмелевшая Алина.

– Кроме шуток. Путь к нашему с Андреем счастью оказался усеян трупами. И о некоторых из них тебе хорошо известно.

Корикова вздрогнула и как будто протрезвела:

– Кибильдит? Ревягина? Вам что-то удалось выяснить?

– Всё, – веско отвечал Пох.

– Я бы даже сказала: абсолютно всё, – самодовольно добавила Рыкова: – Тебе как, с Ульяны интересно или с самого начала? Ну, Андрюх, запе-вай.

* * *

Максим Брусникин рос самым обычным, в меру сообразительным, в меру шаловливым, в меру послушным ребенком. Одно в нем было, не как у людей – очень смазливое личико. Когда мать шла с ним по улице, женщины пожирали его глазами.

– Какой у вас красивенький мальчик! Аленом Делоном вырастет, – то и дело слышала Мария Брусникина.

А одна тетка как-то простодушно поинтересовалась:

– У вас, наверно, муж очень красивый?

– Муж как муж, – буркнула та.

Дело в том, что Мария Брусникина была женщиной довольно заурядной внешности, а мужа у нее и вовсе не было. Закончив школу, она съездила на турбазу. А ближе к новому году стало очевидно, что в семействе ожидается прибавление. Была ругань, отец рвался призвать похабника к порядку… но оказалось, что Мария не знает о своем летнем друге ничего, кроме имени, и того факта, что он женат.

Родители опасались, что непутевая дочка продолжит в том же духе, но тихая туповатая девушка больше не дала им поводов для переживаний. Она выучилась на швею и устроилась работать на фабрику. Со временем стала брать заказы на дом. Оказалось, что у нее золотые руки. Клиентов прибывало, поэтому она все чаще привлекала к помощи сына. Уже в шесть лет Максик обводил мелом лекала и пришивал пуговицы, в восемь проложил первую ровную строчку, а в тринадцать сшил себе костюм под «варенку». Появившись в нем на школьном «огоньке», он произвел фурор.

– Продай, а? – прямо на дискотеке к нему подошел Стас из восьмого «В», один из первых модников школы.

– Не могу. Но если достанешь ткань, я тебе такой же сделаю.

– Что-что? Ты? Хочешь сказать, это не фирма?

– Не, это я сам пошил, – покраснел Брусникин. – Только не говори никому.

– Могила. Материал достану. Сколько возьмешь?

– Нисколько, – отвечал дальновидный шестиклассник. – Только если тебя будут спрашивать, почем костюм, говори – стольник.

Следом за Стасом к Максиму выстроилась очередь из желающих приобрести «вареный» комплект. Заказов было так много, что Брусникин спал по 4–5 часов в сутки и совсем забросил учебу. Зато за месяц заработал шестьсот рублей.

Вскоре после уроков его задержала учительница по химии.

– Макс, – сказала она, – я не узнаю тебя в последнее время. Ты был лучшим в параллели. И что я вижу сейчас? Как понимать твою вчерашнюю контрольную? Извини, за такое я могу поставить только «три». Что с тобой происходит?

– Да я сам не знаю, Светлана Борисовна. Но я возьму себя в руки…

– Может быть, ты влюбился? Или плохо себя чувствуешь? А, может, тебе сам предмет перестал нравиться?

– Химия мой любимый предмет, Светлана Борисовна. И ведете вы отлично. Обещаю вам взяться за ум.

– Да, возьмись, и побыстрее. Через две недели у нас районная олимпиада. Мы возлагаем на тебя большие надежды.

После этой беседы Брусникин решил брать не больше двух заказов в месяц. Этих денег ему и так будет выше крыши. К выгодной работе он вернется позднее, как закончит школу. Может, даже откроет кооператив. Заработает на машину, а потом и… Он задумался: о красивой жизни у него не было никакого представления. Он долго размышлял, на что будет тратить деньги, но идей у него так и не появилось.

Химия увлекала его все больше. Он стал своим человеком в лаборантской Светланы Борисовны, где та показывала ему интересные реакции сверх школьной программы. По другим же предметам он перебивался с тройки на четверку. Но поскольку Брусникин регулярно привозил дипломы с химических олимпиад, другие предметники не особо его доставали и даже завышали оценки.

В одиннадцатом классе он занял первое место на областной олимпиаде, а затем – и на всероссийской. Это означало автоматическое зачисление в столичный вуз. Так в 17 лет Максим отправился в Москву. Но гранит науки он грыз совсем недолго.

Как-то на улице к нему подошла худощавая ярко накрашенная женщина.

– Отличная фактура, – сказала она ему. – Не хотите подработать? Я из модельного агентства «Винтаж».

– А что нужно будет делать? – заинтересовался Брусникин.

– Работа бывает разная. Дефиле, рекламные ролики, фотосессии для глянца… У нас часто бывают заказы на ваш типаж.

С деньгами у Максима было неважно. Он хоть и получал повышенную стипендию, но этого было явно недостаточно для жизни в столице. Поэтому он явился в модельное агентство. Его внешность привела всех в восторг.

– Потрясающе! – восхищалась арт-директор и по совместительству модель Надин. – Волосы оставим длинными, только чуть смоделируем. Вы знаете, у нас как раз пришел заказ на рекламу конфет «Амадей».

Вскоре на экраны вышел первый ролик с участием Максима. С голым торсом он лежал на шелковых простынях, делая вид, что спит. В комнату входила блондинка с коробкой конфет и будила его поцелуем. Он надкусывал одну из конфет, перелетал на несколько веков назад и вот уже в бархатном камзоле бурно музицировал за клавесином в окружении свечей. В финале блондинка многозначительно шептала: «Амадей… Гениально».

Это было время, когда фэшн-бизнес в России только расцветал. Мужчин-моделей традиционно не хватало, поэтому Брусникин был нарасхват. Длинные глянцевые волосы, почти черные горящие глаза и худощавое, но гармоничное телосложение – с такими данными он вскоре стал самым востребованным манекенщиком в Москве. Он перемещался со съемки на дефиле, с дефиле на примерку, с примерки на фотопробы. Он стал завсегдатаем вечеринок, презентаций и вернисажей. Внимания было хоть отбавляй.

Как-то после показа в честь визита Педрини к нему подкатил холеный мужчина хорошо за сорок. На лацкане его итальянского пиджака «в талию» алела бутоньерка, а шея была задрапирована в шелковое кашне. Брусникин не сразу уяснил, что от него нужно. А когда понял…

– Ну зачем же ты так с Игорем Моисеевичем? – смеялась в раздевалке Надин, натягивая колготки прямо на голое тело. – Совершенно безобидный гомосек. Щедрый, кстати. Он только что с Юрочкой из «Авантажа» расстался, сейчас ищет новую любовь.

– Терпеть не могу извращенцев, – возмущенно отвечал Максим. – Это не для меня.

– А что тогда для тебя? Почему ни с кем не мутишь? Может, тебе либидо проверить?

Брусникин не знал, что такое либидо, но понял, чем интересуется арт-директорша.

– Да все у меня в порядке, – чуть смутившись, отвечал он. – Просто времени катастрофически нет. На учебе уже недели две не был…

– Да бросай ты эту учебу! Что это за профессия такая – химик? – пренебрежительно заметила Надин, застегивая лифчик. – Сейчас заводы один за одним закрываются. Туда им и дорога. Не пропадем. Все, что надо, за границей купим. В совке как не умели ничего делать, так и не научатся.

– Это… это мое призвание, – тихо сказал Брусникин и покраснел.

– Как-как? Призвание? – глумливо рассмеялась арт-директор. – У нормальных людей призвание одно – нарубить капусты, забить на работу и цедить коктейли, лежа в шезлонге у собственного бассейна где-нибудь на Адриатике. Остальные – лузеры и мечтатели, оторванные от реальности.

– У меня мечта, – продолжал Максим. – Хочу создать такое лекарство, которое задерживало бы старение мозга, чтобы человек как можно дольше сохранял способность мыслить. Мыслить ярко, свежо – как на пике умственных способностей.

– Лучше бы ты создал лекарство, которое задерживало бы старение вот этого, – и Надин вызывающе сжала ладонями своим мальчишечьи ягодицы. – Уверяю, ты бы озолотился. Ты смог бы купить…

Модель азартно завращала зрачками, представляя желанные приобретения.

– Да не нужно мне это! – перебил ее Максим. – И агентство мне твое надоело! Сам не заметил, как забросил настоящее дело и занялся этой ерундой.

– Ты, конечно, можешь от нас уйти, – обиженно заговорила Надин. – Но подумай о своем будущем. Еще четыре года нищенского существования в институте, а дальше – полная неизвестность. Какая, на хрен, химия? Ты словно не от мира сего, Макс. Посмотри, какие специальности на подъеме. Юристы зашибают деньгу, мама не горюй. Экономисты нарасхват. А кто ты? Спускайся на землю, мальчик!

С этими словами Надин подошла к нему и, совершенно неожиданно обвив ногой его талию, поцеловала в губы. В этом жесте не было ни симпатии, ни страсти, один только каприз зрелой и уверенной в себе особы.

– Ну как? – надменно поинтересовалась она, всматриваясь в его глаза. – Понравилось? Хочешь продолжения?

Максиму недавно исполнилось 18 лет, но у него за спиной не было ни одной романтической истории. Он порой сам себе удивлялся: все парни как парни, влюбляются в кого-то, страдают, один из класса даже вены резал… а он один такой стоик. Девчонки строят глазки, а ему хоть бы хны. Он какой-то не такой, что ли? Нет, хватит, пора становиться настоящим мужиком…

– Я тебе, что, не нравлюсь? – Надин по-своему расценила паузу.

– Нет, что ты…

– Ты забыл добавить, что давно мечтал об этом, – насмешливо поправила его модель. – Мечтал ведь?

– Мечтал, – лицемерно кивнул Максим.

…Он вышел из квартиры Надин довольно скоро, улучив момент, когда после неудачной попытки сблизиться она отправилась в душ. Шагая в общагу по ночному городу (денег было не так много, чтобы тратить их на такси), Максим обдумывал открывшуюся ему вдруг истину: женщины ему неинтересны. Ни издали, ни вблизи. Вообще никак.

* * *

Брусникин думал, что арт-директор разочарована так же, как и он. Не тут-то было. Когда через день он явился на съемку, Надин состроила озабоченную гримаску и доверительно шепнула:

– Да не расстраивайся ты так. Ты просто переволновался. Такое бывает, когда красивая девушка неожиданно говорит «да». Ничего, сегодня завершим наш проект.

Брусникин отработал съемку в дурном настроении, надеясь улизнуть от Надин под предлогом сдачи зачета. Но она перехватила его у самого выхода.

– Дурачок, – она провела рукой по его волосам. – проблемы надо решать сразу, а не ждать, когда они застареют. Я ведь вижу, что нравлюсь тебе.

…Через две недели Максим переехала в двушку Надин. Он немного привык к женскому телу, но страсти взяться по-прежнему было неоткуда. Тем не менее, несколько раз у него что-то получилось. С ужасом он понял, что прилив желания у него вызвал неожиданно всплывший в голове образ Стаса из 8 «В». Открытие не обрадовало. Брусникин решил, что сделает все, чтобы «перевоспитаться».

Тем временем Надин привязывалась к нему все больше и больше.

– Ты такой трогательный, чистый, – как-то прошептала она ему. – Так не похож на тех, кто у меня был раньше… Мне кажется, ты меня даже любишь. Правда ведь?

Брусникин кивнул, неохотно обнимая подругу.

В конце второго курса его отчислили из института. Профессор Румянцев до последнего хлопотал за него перед деканом, но потом отступился и он. У него уже не осталось аргументов в пользу якобы талантливого ученика. За последний семестр Брусникин показывался на лекциях от силы пять раз…

– Ура! Наконец-то мне выпал счастливый билет! – встретила его дома Надин. – Представляешь, одна французская фирма выбрала меня лицом своего нового крема для увядающей кожи!

– Но тебе же всего двадцать восемь, – на автопилоте выдал Максим, хотя в глубине души считал подругу довольно старой.

– Откуда ты знаешь? – вспыхнула Надин. – А впрочем… В нашем деле так: в 25 лет мы рекламируем продукцию для тех, кому за сорок. А товары для тридцатилетних представляют выпускницы школ.

– Не понимаю, кому нужен этот обман.

– Условия, конечно, очень жесткие, – возбужденно продолжала Надин. – Представляешь, при наборе веса свыше двух килограммов – расторжение контракта с выплатой неустоек. Знаешь, каких? Да мне ни в жизнь не расплатиться…

– Значит, ты уезжаешь в Париж? – вздохнул Максим. – Что ж, и я отправлюсь обратно.

– Только не говори мне, что хочешь вернуться в свой Задротск, – рассмеялась Надин. – Я, между прочим, хочу взять тебя с собой. Уверена, что для тебя там тоже найдется работенка. Ну как?

– В Париж? – оживился Брусникин. – А что, это интересно. Тут мне терять все равно нечего.

В глазах Надин мелькнула обида. Максим понял, что допустил оплошность.

– Мне было бы очень тяжело расстаться с тобой, – выдавил он.

– Ты бы ждал меня? – обняла его Надин.

– Конечно.

– И дождался бы? – прямо в ухо нежно шепнула она.

Максим терпеть не мог этих телячьих нежностей. Сцепив зубы, он отвечал:

– Обязательно.

Надин долго смотрела ему в глаза и, наконец, сказала:

– Нам надо поставить штамп. Я могу привезти тебя в Париж только в качестве мужа. Во Франции репутация для модели значит очень многое… Почему ты замолчал?..

– Это так неожиданно, – справившись с эмоциями, улыбнулся Брусникин. – Я думал, для любви штамп не нужен.

– Штамп нужен для репутации, – жестко отвечала Надин. – В том числе, и для твоей. Ты ведь не хочешь, чтобы тобой начали активно интересоваться господа вроде Игоря Моисеевича?

Максим вздрогнул. Он жил с Надин уже год, но мысли о мужчинах с каждым месяцем становились все навязчивее. Огромных сил ему стоило бороться со своей природой. Но он решил противостоять соблазнам до последнего.

– Игорь Моисеевич? – деревянно расхохотался Максим. – Прекрати подкалывать меня этой голубизной.

– Люблю, когда ты улыбаешься, – Надин обвила рукой его бедра и увлекла к зеркалу: – Посмотри сам, какая мы красивая пара. Нас ждут великие дела. Увидеть Париж и умереть!

* * *

А через полтора года она точно так же стояла перед большим зеркалом их квартирки в пригороде Парижа и причитала:

– Это конец! Я пропала! Пятнадцать кило за три месяца! Чертовы гормоны!

– Ты бы хоть халат накинула, – снисходительно заметил Брусникин. Округлившаяся жена нравилась ему еще меньше, чем худая.

– Что мне делать, Макс? – истерила Надин. – Что будет с моим контрактом? Через две недели начинаются съемки нового ролика! Даже если я вообще прекращу есть, то все равно не войду в форму!

– Может, попить чего-нибудь? Я слышал: есть всякие таблетки, порошки…

– Знаешь, сколько я их уже выпила?! Это все для офисных клуш, которые могут растянуть процесс хоть на полгода! Когда, наконец, создадут профессиональные препараты для моделей? Вот ты придумал бы что-нибудь такое для меня. А то – лекарство для омоложения мозга… Кому оно нужно?

– Ты серьезно? – удивился Максим.

– Серьезнее не бывает! Это для меня вопрос жизни и смерти.

– Но как я это сделаю?

– Да обычно! Поройся в книгах, найди рецепты каких-нибудь помпадурш и попытайся воссоздать. Я готова бесплатно протестировать все это на себе. Только учти: мне нужен самый убойный коктейль!

Некоторое время Брусникин смотрел на жену, как бы обдумывая ее предложение. Затем весело сказал:

– А что? Это интересно. Знаешь, я все-таки скучаю по лаборатории…

Уже через три дня он поднес Надин стакан пахучей желтоватой жидкости.

– Это урина? – перекосилась та от отвращения. – Впрочем, давай. Мне сейчас выбирать не приходится. Фу, мерзь какая..

А спустя четыре дня Надин констатировала, что потеряла пять кило. Правда, и чувствовала себя хуже некуда. Она горстями пила таблетки от головной боли и практически перестала спать. Часто ей приходилось прилечь, чтобы успокоить сердце: пульс временами зашкаливал за сто.

– Мало, мало, – бубнила она. – Где ты прячешь эту мочу? Почему даешь мне только три стакана? За неделю мне нужно сбросить еще десять кило.

– Больше трех я боюсь, – честно признался Максим. – Мне и за три-то стакана страшно, если честно. В этой моче, как ты ее называешь, содержатся очень сильные вещества. По сути, это яды.

– Красота требует жертв!

– Но не таких же, Надь. Никакой контракт не стоит твоего здоровья…

– Меня убивают не яды, а мое отражение в зеркале! Что может быть омерзительнее этих окороков? – и она защипнула руками валики на боках.

– Я бы на твоем месте подумал о коже, – важно заметил Максим. – Свежестью ты не пышешь. Мягко говоря.

Надин метнулась к зеркалу. С полминуты она критично рассматривала свое отражение. Да, носогубные складки стали более выраженными, а под глазами сгустились тени…

– А, ерунда! Замажем! Шпатлевка-то на что?

– Надь, у тебя скулы… – начал Максим.

– У меня аристократические скулы! – перебила его Надин. – Педрини назвал меня русской Стеллой Теннант! Я тебя очень прошу: налей мне еще стаканчик этой урины.

– Я боюсь за тебя, Надь…

– Хватит ныть! – взбеленилась она. – Где ты ее прячешь?

– Не скажу. Ты не в себе.

– Тогда… тогда… – Надин быстро обшарила комнату взглядом и подошла к столу. – Тогда я сейчас возьму этот нож и… и… прямо у тебя на глазах перережу себе горло!

– Ты свихнулась на своем похудении! – шагнул к ней Брусникин.

Надин молниеносно занесла нож:

– Не подходи!

– Быстро положи на место! – у Максима дрогнул голос.

– Что, щенок, наклал в штаны? – злобно расхохоталась Надин. – Где ты прячешь канистру с этой дрянью? Живо показал!

И она шагнула на него с тесаком.

– Надя, что с тобой? – Максим невольно сделал полшага назад. – Пожалуйста, не надо так шутить.

– Я не шучу! Раз, два, три… считаю до десяти! – и она поднесла нож к своей шее.

– Пять… шесть… Ну же, не толкай меня на грех! Семь…

Брусникин тронулся с места на счете «восемь».

– Здесь около двух литров, – сухо сказал он, поставив на стол банку с желтым раствором. – Это на неделю.

– На неделю? – визгливо расхохоталась Надин, но неожиданно перекосилась от боли и схватилась за сердце. – Я управлюсь за три дня.

И она один за другим выпила сразу два стакана снадобья.

…К концу недели она действительно похудела. Это признали все модели их агентства, когда за день до начала съемок увидели ее в гробу.

* * *

После трагедии с Надин модельный бизнес стал Максиму противен. При виде худых женщин у него к горлу подкатывал комок отвращения. Оставаться в Париже, чтобы работать официантом в третьесортных кафе по окраинам, он не хотел. В 20 лет Брусникин вернулся в Москву.

Он восстановился в институте и с головой ушел в учебу. До ночи пропадал в лаборатории, а выходные проводил в научной библиотеке. Ему не давал покоя вопрос: как усовершенствовать препарат, сгубивший Надин? Как сделать его менее токсичным и более действенным? Если ему это удастся, можно будет запатентовать средство, наладить производство, а там…

Да, а дальше-то что? Он задумался. В 18 лет, когда его подобрала Надин, его совершенно не манили материальные блага. Он грезил только о науке, только о формулах. Но сейчас, спустя два года в модельном бизнесе, Максим констатировал: его ориентиры дали крен. С подачи жены он полюбил брендовую одежду, посиделки в модных ресторанах, отдых на островах. Это была только видимость красивой жизни. Но чтобы обеспечить себе даже этот минимум, им с Надин приходилось принимать все без разбору предложения. Какие же усилия необходимо предпринять, чтобы получить большее? Ответ напрашивался один: наладить свой бизнес. Поэтому Максим и не вылезал из лаборатории. Он фанатично создавал препарат, который должен был его озолотить.

И этот препарат был синтезирован. Закончив вуз с красным дипломом, Брусникин заговорил о тестировании средства на добровольцах. Но был немало удивлен, когда его научный руководитель, профессор Румянцев, скептически заметил:

– Никто не позволит тебе тестировать неизвестную формулу на людях.

– Но это очень актуальная разработка! Ее ждут многие!

– Есть десятки эффективных апробированных препаратов, каждый год появляются новые…

– Но зачем же тогда я учился? Чтобы вечно прозябать на задворках?

– Чтобы влиться в какую-нибудь фармацевтическую корпорацию и там с нулевой высоты – я подчеркиваю, с нулевой – начать восхождение на вершину.

– Почему же с нулевой? Я ведь уже создал препарат.

– Считай это разминкой, студенческими забавами, – похлопал его по плечу Румянцев. – Конечно, когда ты оглядишься на новом месте работы и зарекомендуешь себя как толковый молодой специалист, то сможешь представить свою формулу на рассмотрение…

– Чтобы все пенки снял чужой дядя, а мне бы снисходительно вручили какую-нибудь почетную грамоту? – вспылил Брусникин. – Нет, я вложил в эту формулу всю душу и не могу дарить ее первому встречному.

Максим решил сам синтезировать и сбывать свое чудо-средство. Естественно, речь могла идти только о нелегальном производстве. Но он мечтал не о славе, а о сверхприбылях. То, что деньги потекут к нему рекой, сомнений не было. После случая с Надин он понял, что нет ничего такого, что остановило бы одержимого похудеть. На этих человеческих слабостях Брусникин и планировал построить свое благополучие.

Но, подсчитав расходы на открытие производства, он приуныл. Денег требовалось немало. А сырье? Он перелопатил горы литературы и теперь был настоящим экспертом по растениям со всех уголков света. Но их предстояло как-то добыть. А это тоже предвещало немалые расходы.

Все сходилось к тому, что ему действительно надо какое-то время поработать на фармацевтическом предприятии. Заработать денег, набраться опыта. Исподволь потестировать свои формулы на подвернувшихся под руку добровольцах. И только потом, создав базис, рвануть в бой.

Пообещав профессору Румянцеву, что будет работать над кандидатской, Максим по его протекции устроился в крупный холдинг «Панацея-Фарм». Работа увлекала его лишь постольку-поскольку. Весь жар души он бросал на домашние опыты. За четыре года Брусникин успел забраковать свое изобретение и разработать четыре новых, которые соответствовали его концепции: стремительная потеря значительного веса.

Все это время Максим вел затворнический образ жизни. Он предпочитал не замечать устремленных на него восхищенных женских взглядов. Когда ему делали намеки, притворялся непонимающим. Если говорили об интересе в лоб – отшучивался. Что касается мужчин, то Брусникин еще в 18 лет дал себе слово бороться со своими наклонностями, и пока стоически держался.

Ту энергию, что его сверстники тратили на развлечения, секс или семейные хлопоты, он расходовал на свой проект. С упорством фанатика Максим работал и в выходные, и по ночам. Он давно обходился пятью часами сна. Не ездил в отпуск. Жил в съемной комнатке за МКАДом. Его расходы были минимальны, и каждый месяц он умудрялся откладывать больше половины зарплаты.

В 28 лет за ценное рацпредложение его премировали поездкой в престижный подмосковный санаторий. Скрепя сердце, Максим потратился на новые плавки и пару футболок, закачал в электронную читалку кучу материалов со всевозможных фармацевтических симпозиумов, повесил на плечо ноутбук и отбыл.

* * *

– А теперь с пухлыми губками! Погоди, я шляпку сниму! Теперь давай я буду типа роковая! Мамуль, ну еще пару кадриков!

Возвращаясь с обеда, Брусникин невольно обернулся на капризный девичий голос. Поодаль, раскачиваясь на качелях, блондинка, по виду лет пятнадцати, позировала красивой худощавой женщине с фотоаппаратом. Словно задумавшись о своем, Максим скользнул взглядом по полным коленям, крутым бедрам и налитым плечам девушки.

– И что это вы так на меня уставились? – кокетливо крикнула ему толстушка и откинула назад растрепавшиеся белокурые пряди. – Мам, он в меня влюбился!

– Ульяна, прекрати немедленно, – одернула ее женщина. – Как ты себя ведешь? Это тебе не одноклассник, а серьезный взрослый мужчина.

– Ну уж и мужчина! Это молодой человек, причем, очень симпотный. И сейчас он нас с тобой сфоткает. У нас нет ни одной нормальной общей фотки.

Брусникин нехотя подошел к качелям.

– Какой ты няка! – блондинка вскочила с качелей. – Вблизи даже няшнее, чем издали.

– Ульяна! – еще строже произнесла женщина. – Что за фамильярность с посторонним мужчиной? Не обращайте на нее внимания, молодой человек, она у нас такая взбалмошная. Да еще этот затянувшийся переходный возраст…

– Ты женат? – откровенно поинтересовалась пышка, дерзко глянув ему в глаза.

– Нет, – улыбнулся Максим.

– А хочешь?

– Как-то не думал об этом…

– Мам, он мне нравится, – объявила Ульяна. – Я хочу выйти за него замуж. Мы будем очень красиво смотреться. У тебя свои такие черные волосы?

– Дочка, ты говоришь чепуху, – женщина схватила ее за локоть. – Тебе надо думать не о семье, а о том, как закончить школу.

– Я сама решу, как мне жить! – запальчиво возразила Ульяна и вновь улыбнулась Максиму. – Ты сейчас что делаешь? Пойдем на пляж.

– Никакого пляжа, – строго сказала женщина. – Ты же записалась на конную прогулку.

– Я передумала!

– Я сообщу о твоем поведении отцу. Ты неуправляема!

– Папа меня обожает и сделает все, чтобы я была счастлива!

Ульяна взяла Максима под руку:

– Ты подождешь, пока я надену купальник?

– Да мне самому надо переодеться…

– Тогда потом зайдем к тебе.

– В номер к мужчине ты не пойдешь! – взбеленилась женщина.

– Пойду, пойду, пойду! – выкрикнула ей в лицо толстушка. – Тебе назло пойду!

– Ты бессовестная!.. Бессердечная!.. Для тебя делается все!.. А ты!.. – голос женщины прерывался от возмущения. – Все! Я иду звонить отцу!

– Ульяна, – Брусникин осторожно высвободил руку, – если мама против, то не стоит ходить на пляж. Родителей надо уважать.

– А руку зачем вырвал? – насупилась Ульяна. – Я тебе не нравлюсь? Ты тоже считаешь меня толстой? Да? Да?

И внезапно разрыдавшись, девушка неуклюже бросилась прочь.

– И вот такие концерты у нас по пять раз на дню, – устало прокомментировала женщина. – Меня, кстати, зовут Елена.

– Очень приятно. А меня Максим. Вы не расстраивайтесь так. Уверен, что она вас любит.

– Спасибо на добром слове, – на глаза Елены навернулись слезы. – Мне так с ней тяжело. Ну кто ж виноват, что она фигурой пошла в отца? Но ведь и полненькие могут быть счастливы.

– Так вот в чем дело, – задумался Максим.

– Вбила себе в голову, что ее никто никогда не полюбит. Что она уродка и жиртрест. Это ее собственные слова.

– Какая ерунда! – участливо заметил Брусникин.

– Вот именно, как будто в этом дело, – всхлипнула Елена и поднялась с качелей. – Ладно, я пойду. Еще раз – извините нас.

Но не успела женщина сделать и двух шагов, как из-за кустов выскочила Ульяна и торжествующе выпалила:

– Ты думала, я ушла? А я не ушла! Я тут стояла и все прекрасно слышала! Как тебе не стыдно предлагать такие гадости моему жениху? Я все расскажу папе, и он выгонит тебя без копейки!

– Ах ты дрянь! – замахнулась на нее Елена. – А ну живо домой! Это я расскажу отцу, как ты ведешь себя с незнакомыми мужчинами!

– Незнакомыми? – истерично рассмеялась Ульяна. – Много ты знаешь! Да мы знакомы уже сто лет!

Елена повернула к Брусникину изумленное лицо.

– Это неправда, – поспешил сказать он.

– Это правда, правда! – закричала Ульяна. – Все, няка, хватит врать! Мы больше не будем скрывать нашу любовь.

– Вашу любовь? – побледнела Елена. – Вы ухаживаете за моей дочерью? А вы знаете, что она только что закончила девятый класс?

– Это неправда, – повторил Максим. – Я первый раз ее сегодня увидел. Разве непонятно, что она лжет, чтобы поиграть вам на нервах? Да она даже не знает, как меня зовут!

– Какой ты трус, няка, – победоносно улыбнулась Ульяна. – Мамуль, не верь, это он специально врет из любви ко мне. Но пусть не сочиняет. Я знаю о нем все-все-все. Зовут его Максим, фамилия Брусникин, ему 28 лет, и работает он в «Панацея-Фарм»…

И с удовольствием глянув в округлившиеся глаза обоих, Ульяна продолжила:

– Разве не ты подкарауливал меня около школы и твердил, что влюбился без ума? А когда ты меня затащил в суши-бар, то что мне там сказал, помнишь? Что ты… меня… ну, вспомнил?

– Я?! Зачем ты врешь? Елена, не верьте ей!

– Верь, мама, верь, – Ульяна положила ей руку на плечо. – Разве ты не видишь, что он не может прожить без меня ни дня? Даже сюда примчался следом за мной! Выследил, куда мы уехали и тоже купил путевку.

Елена переводила взгляд с одной на другого, не зная, кому верить. Наконец, сердце матери победило.

– Пойдем домой, доченька, – обняла она Ульяну. – Не беспокойся, мы решим вопрос с охраной. Тебе нужно было сразу сказать нам с отцом, что к тебе цепляется какой-то извращенец. А вы, – она негодующе глянула на Максима, – держитесь подальше от моей дочери! Если не хотите, чтобы мы вас упекли за решетку.

И она быстро увела всхлипывающую Ульяну. Брусникин обескураженно посмотрел им вслед.

* * *

После сцены у качелей Максиму было не до работы. Вот ведь они какие, эти бабы! Лживые, коварные, изворотливые. Зачем, спрашивается, эта взбалмошная малолетка возвела на него напраслину? Откуда знает его паспортные данные? С какой целью их выясняла? А мамаша-то какова! Слепо поверила в бесстыдные побасенки своей дочери! Нет, все-таки правильно он делает, что держится на расстоянии от этих неадекватных созданий в юбках…

От обилия неприятных переживаний у него разболелась голова. Он решил пойти прогуляться, но на пороге тормознул. Нет, ему совсем не хочется столкнуться с Ульяной или ее матерью. И на полдник он не пойдет. И на ужин, пожалуй. Пересидит сегодня в номере. А к завтрашнему дню все уляжется.

Однако к вечеру Максим проголодался. Поэтому, когда по радио объявили приглашение на ужин, решил воспользоваться моментом, чтобы сбегать в бар и купить что-нибудь перекусить. Через десять минут он вернулся с пакетом чипсов, пачкой печенья, шоколадкой и большой бутылкой пива. Брусникин практически не пил, но сегодня глаз сам зацепился за эту полторашку.

Он быстро выпил половину бутылки и почувствовал приятную истому. Одеревеневшими руками стянул с себя майку, плюхнулся на кровать и тут же уснул.

Проснулся Максим неожиданно, с ощущением смутной, иррациональной тревоги. За окном было уже темно. Он направился к открытому балкону и… остолбенел. Навстречу ему шагнула Ульяна. Она была в невесомом коротком сарафане. Ее длинные распущенные волосы, подколотые крупным голубым цветком, были перекинуты на одну сторону. Гипнотизируя Максима ярко накрашенными глазами, она манерным жестом переместила кудри на спину. Брусникину хватило мимолетного взгляда, чтобы понять: под платьем девушки ничего нет.

– Как ты сюда попала? Убирайся немедленно! – он потащил ее к двери. – Вот ведь, прицепилась!

– Да, прицепилась! – прошипела она ему в лицо, оскалив зубы. – Все равно будет так, как я хочу! Так было всегда!

– Только объясни мне сначала, чего ты хочешь, – взмолился Брусникин. – Зачем ты меня так подставила сегодня в парке? Своей глупой выходкой ты чуть не испортила мою репутацию. Да меня с работы выгонят, если узнают, что я педофил. А если твоя мать заявит в милицию, что я тебя растлеваю? Ты думала своей бестолковкой, когда закатывала концерты?

Ульяна глянула на него снизу вверх и кокетливо прошептала:

– Но ты сам меня вынудил.

– Я?!

– Да, ты! Я целых два дня ждала, что ты сам познакомишься со мной и честно-честно мне все объяснишь…

– Да что я тебе должен был объяснить, глупая курица? – Максим уже не контролировал выражений.

– Значение твоих взглядов, – всхлипнула Ульяна. – Я видела, как ты смотрел на мои ноги. Ты буквально раздевал меня глазами…

Брусникин открыл рот, чтобы разубедить школьницу, но слова замерли у него на губах. Голова шла кругом. Наконец, он тихо спросил ночную гостью:

– Ты в детстве менингитом не болела?

– Не-е-ет.

– А клещ энцефалитный не кусал?

– Ты смешной, – улыбнулась Ульяна. – Почему ты все это спрашиваешь?

– Потому что искренне не понимаю, с чего ты взяла, что я на тебя смотрел. Если честно… извини, я уж скажу как есть… я тебя вообще до сегодняшнего дня не замечал.

– Но сегодня-то заметил! – возликовала Ульяна. – Сегодня-то заметил! Я видела, как ты смотрел на мои… на мою…

– Так, – поморщился Брусникин. – Заруби себе на носу, наглая толстуха, ты мне вообще никак. Не в моем вкусе. Усвоила? А теперь – шагом марш на выход.

Но Ульяна не сдвинулась с места. Секунды три она, ошарашенная, стояла на месте, а потом с плачем бросилась на кровать.

– Тихо, тихо! – нагнулся к ней Брусникин. – Ты же меня в два счета подставишь своим ором! Господи, что же мне с тобой, дурой такой, делать…

– Что-что, – сквозь рыдания отрывисто сказала Ульяна. – Как будто непонятно… ты мужик вообще или как?

И, повернув к нему заплаканное лицо, она выкрикнула:

– Немедленно поцелуй меня! Или я сейчас заору на весь корпус!

– Вот ведь сучка! – растерялся Брусникин.

– …а когда сюда прибегут люди, я всем расскажу, что ты заманил меня к себе ночью в номер и хотел растлить! Я еще такая глупенькая! Ведь мне всего 15 лет!

От этой перспективы у Максима кровь застыла в жилах.

– Вот ведь вляпался! – пробормотал он и с размаху залепил кулаком в стену. – Чертова малолетка!

Тут его озарила мысль.

– А, я раскусил тебя, – зло рассмеялся он в лицо Ульяне. – Ты с кем-то весело потусила, а сейчас ищешь, на кого бы повесить свои шалости?

– Тогда ты мог бы сушить сухари, – шмыгнула носом Ульяна. – Мне бы ничего не стоило доказать, что меня соблазнил именно ты. Но я порядочная. Я хочу все по-честному.

– Это ты называешь по-честному?

– У тебя губы, что ли, отсохнут, если ты меня поцелуешь? Я же вижу, что ты еле сдерживаешься. Я же знаю, что все парни помешаны на этом.

– Скажи… а если я сделаю это, ты уйдешь отсюда?

– Конечно! Клянусь тебе! – Ульяна вскочила с кровати.

– И больше никогда не посмотришь в мою сторону?

– Ну, раз ты этого так хочешь… Обещаю. Я не липучка какая-нибудь.

– Отлично! Так будь же хозяйкой своих слов! – Брусникин быстро поцеловал Ульяну и указал на дверь. – А теперь: гуд бай, май лав.

– Как это – гуд бай? – залепетала школьница. – Я не успела ничего почувствовать…. я не так хотела… я мечтала о романтике…

– Аттракционы закрыты. Проваливай.

– Тебе, что, не понравилось?

– Полный отврат. Хочется немедленно прополоскать во рту. О, вот и пиво осталось! – Максим присел на кровать и потянулся к полторашке.

Как тут, словно тайфун, на него сверху набросилась Ульяна. Он не успел ничего сообразить, как девица оседлала его и впилась в его губы исступленным поцелуем. Максим попытался сбросить ее с себя, но не тут-то было. Школьница обвила его руками, облепила ногами.

– Ай! – вдруг вскрикнул он от боли, и по его спине заструилась кровь. – Что же ты, сучка, творишь?

– Это я тебя пометила, – ослабила хватку Ульяна. – Я же сказала, что все будет так, как я хочу. Мы, Кибильдиты, всегда побеждаем!

– Малолетняя жирная шлюха! – в бессильной злобе выкрикнул Брусникин.

– Попробуй только пикнуть кому про нашу любовь, – ухмыльнулась Ульяна. – Я тут же накатаю заявление, а потом скажу, что сопротивлялась и расцарапала тебе спину. Тебя упекут далеко и надолго! Если, конечно, папа не размажет тебя по стенке еще до этого…

– Но зачем тебе все это? За что ты так ненавидишь меня?

– Ничего-то ты во мне не понял, – буднично отвечала Ульяна. – Я полюбила тебя с первого взгляда и хочу, чтобы ты полюбил меня…

И она направилась к двери. Обернувшись на пороге, она томно шепнула:

– Жди завтра ночью. Будем опять целоваться.

* * *

Бежать! Как можно скорее, пока эта психически неуравновешенная девица не втравила его в крупные неприятности. Только прежде дождаться утра, чтобы благополучно добраться до трассы и поймать какой-нибудь попутный транспорт.

Максим исхитрился сам себе обработать царапины на спине, затем уложил в сумку вещи. Господи, еще только полчетвертого. Надо как-то протянуть хотя бы три часа. Он допил пиво и прилег.

Его разбудил стук в дверь.

– Вот и уехал! – вскочил он с постели. – Время уже девять!

На пороге стояла Елена Кибильдит в длинном красном платье, яркая и свежая. От предчувствия глобальных проблем у Брусникина подкосились ноги, и он оперся о косяк.

– Доброе утро, Максим! Я вас не разбудила? – женщина обворожительно улыбнулась. – Я пришла извиниться перед вами за свои вчерашние слова. Я не разобралась в ситуации и наговорила вам гадостей… Можно войти?

Брусникин молча посторонился. Уж эта, наверно, не потребует от него поцелуя? Хотя все может быть. Яблоко от яблоньки недалеко падает…

– Что мы сегодня пережили ночью, не пожелаю ни одной матери! – вздохнула Кибильдит. – Под утро я проснулась от невообразимого шума. Подошла к кроватке… к кровати Ульяны и что же увидела?

Максим замер.

– И увидела, что она плачет, просто рыдает во сне! Я тут же ее разбудила, и бедненькая призналась мне, что вы и она… что ничего плохого между вами не было… и ни в какой суши-бар вы ее не водили… что вы просто приезжали к ним в гимназию с лекцией о вашем предприятии… У меня гора с плеч свалилась! А я вас вчера так гадко назвала! Знали бы вы, как мне неловко, как стыдно!..

И Елена склонила на руки красивую головку.

– Я и не думал на вас обижаться, – сдержанно заметил Максим. – Можно представить, что чувствует мать, когда ей сообщают такое.

– Да? Вы правда понимаете меня? – Елена радостно схватила его за руку. – Тогда давайте отпразднуем наше перемирие! Пожарим шашлыки, выпьем немного вина…. Тут столько живописных мест! Ульяна и сама хочет перед вами извиниться. Бедненькая так страдает. Это не ребенок, а ходячий комок комплексов и болевых точек…

– Спасибо за приглашение, но мне нужно поработать с документами. Начальство только что звонило, – замямлил Брусникин.

– Девочка будет очень страдать, если это недоразумение не будет разрешено. Я так волнуюсь за ее душевное равновесие! Прошу вас, войдите в мое положение, – и Елена опять коснулась его руки.

…На пикнике Ульяна сдержанно извинилась перед ним и, сославшись на головную боль, присела под деревом. Максим терялся в догадках. Что это значит? Девушка осознала, что вела себя слишком напористо и решила отказаться от своих притязаний? Или же затаилась, чтобы подстроить еще какую-нибудь каверзу?

– В сущности, я понимаю свое несмышленое дитя, – шепнула Брусникину слегка захмелевшая Елена. – Разница в возрасте не помеха настоящему чувству. Грибоедов и его Нино. Пушкин и прекрасная Натали. Да взять нас с Кибильдитом. Муж старше меня на 13 лет. Но мы сошлись, когда были уже взрослыми. Если бы Ульяне было хотя бы семнадцать…

– Вам не о чем волноваться. Я испытываю к вашей дочери только дружеское расположение, – отвечал Брусникин. – Она действительно еще ребенок. С этим не шутят.

– Как хорошо, что вы это понимаете, – ласково улыбнулась ему женщина. – Налейте мне еще вина.

Выполняя просьбу Елены, Брусникин глянул на Ульяну. Сидя на корточках под дубом, она делала вид, что спит. Но глаза, нервно двигающиеся под закрытыми веками, говорили другое. Девушка явно что-то обдумывала.

* * *

Ульяна не явилась к нему ни в эту, ни в последующую ночь. У Максима отлегло от сердца: толстушка устыдилась своей разнузданности и взялась за ум. Эти два дня он почти не видел ее. Елена, с которой он теперь совершал прогулки после ужина, говорила, что Ульяна с головой ушла в чтение.

– «Опасные связи», «Милый друг»… Вы считаете, это не слишком для девочки ее возраста? Все ли ей будет понятно?

– Если она что-то не поймет, то, конечно же, спросит вас, – Максим едва сдержал ухмылку, вспомнив о том, что это «непонятливое дитя» творило позапрошлой ночью на его кровати.

– Знали бы вы, как обожает ее Евжеша… Это мой муж, – продолжала Елена. – Я иногда даже ругаю его. Ну нельзя так баловать даже любимых дочек! А вы кого бы хотели: сына или дочь?

– Я еще не женился, – улыбнулся Брусникин.

– Конечно, спешить вам некуда. При вашем уме, деликатности и импозантной внешности… да-да, это так… вы обязательно встретите достойную девушку.

– Моя импозантность ничто по сравнению с вашей утонченностью, – вернул комплимент Брусникин.

А ночью в его номер постучали. Максим вздрогнул. Кого еще там принесло? Неужели матушка превратно поняла его слова и, спев колыбельную дочурке, пришла более основательно потолковать о проблемах отцов и детей?

Он не сразу узнал в визитерше Ульяну. На ней был льняной брючный костюм, волосы заплетены в косу, кудряшки подколоты невидимками. Девушка смотрела на него строго. Наконец, она шагнула в комнату, как бы нечаянно скользнув грудью по его плечу.

– Предпочесть мне эту морщинистую задницу? – с обидой сказала она.

– Твой рот напоминает мне помойку. Не терплю хабалок.

– Меня бесит эта потасканная шлюшенция, – злобно продолжала Ульяна. – Все время пытается втюхать моим мальчикам свои древние прелести.

– Ты злобная маленькая дура, – отвечал Брусникин. – И просто завидуешь красоте и изяществу своей матери.

– Красоте и изяществу старухи?

– Красоте и изяществу зрелой дамы, – с садистским удовольствием отчеканил Максим.

– Так и быть, разрешаю тебе разок чпокнуть ее.

– Дура в кубе.

– Но женишься ты все равно на мне.

– Я не намерен жениться вообще, а на тебе – и подавно.

– Это почему еще? Ты импотент? Или педик?

– Я серьезно занимаюсь наукой. У меня высокие цели. Но навряд ли с твоими куриными мозгами это можно понять.

– Все я понимаю! Что ж, ученые – они прикольные. Я могла бы стать твоей музой.

– Мне лучше работается, когда в радиусе ста метров нет никаких муз, – усмехнулся Брусникин. – Кроме того, такую музу надо содержать, а я все до копейки вкладываю в свои исследования…

– Я сама могу содержать кого хошь! – высокомерно заметила на это Ульяна.

Максим посмотрел на нее с интересом.

– Ты патологическая врушка. На что тебе содержать-то? На накопления со школьных завтраков?

– Во-первых, в моем распоряжении карточка с лимитом две тысячи евро. Папочка считает, что в моем возрасте этого должно хватать на месяц.

Брусникин открыл глаза пошире.

– …а во-вторых, – довольная произведенным эффектом, продолжила Ульяна. – Когда мне исполнится 18 лет, я унаследую часть семейного бизнеса и небольшой капиталец в 10 миллионов долларов.

– У вас семейный бизнес? – прошептал ошарашенный Брусникин.

– Да, сеть швейных производств и магазинов женской одежды. Я все обдумала. Мы можем пожениться этим летом.

– Как? Тебе же всего 15.

– Как-как? По залету.

Брусникин моментально просчитал эту комбинацию и понял, что она ему невыгодна. Во-первых, две тысячи евро ежемесячной «прибыли» – это не та сумма, ради которой надо обзаводиться женой и младенцем. Да и не гарантия, что Кибильдит не обставит все так, что Брусникин совратил его невинное дитя, и не упечет его за решетку. Во-вторых, разгневанный папаша может лишить дочку «пенсиона» и в приступе старческого маразма завещать свои миллионы в фонд мира. Нет-нет, 18-летняя Ульяна будет куда более ценным приобретением…

– Наверно, ты уже поняла, как я отношусь к таким вещам, – покровительственно отвечал Максим. – Секс до брака, тем более, с такой юной девушкой, как ты – для меня недопустим. Но нам некуда спешить. Эти два с половиной года даны нам как раз для того, чтобы проверить свои чувства.

– Я столько не вынесу, – простонала Ульяна. – Но целоваться и все такое без этого самого мы будем?

– Обещаю только поцелуи в умеренных дозах, – улыбнулся Брусникин. – Мама права: тебе пока нужно думать об учебе.

В ответ на это Ульяна обвила его шею руками и потянулась к его губам. Но Максим деликатно уклонился:

– Я не должен злоупотреблять своим статусом жениха.

– Я же говорила, что ты меня полюбишь, – прошептала Ульяна, прижимая голову к его груди. – Меня нельзя не полюбить.

* * *

– Вот у меня и появились деньги, – вздохнула Ульяна, и ее глаза тут же увлажнились.

– Что ты хочешь сказать? Мать тебе что-то оставила? – Брусникин живо заинтересовался этой темой, но тут же внутренне обругал себя за то, что не сдержал эмоций. – Жаль, что мне нельзя было появиться даже на ее похоронах. Ох уж эта конспирация!

– Все мамины деньги будут моими через два года. А пока папочка повысил мне стипендию вдвое.

– А-а, – разочарованно отозвался Максим и напряженно пошутил: – Это как-то отразится на финансировании моих разработок?

– Я же даю тебе по штуке каждый месяц. Мало?

– Лулу, – Максим взял ее за руки, – это капля в море. По моим задумкам нужны совсем другие капиталы. Но я все понимаю и смиренно жду твоего восемнадцатилетия.

– А если я буду давать тебе еще штуку, это поможет тебе продержаться эти два года?

– Не думай об этом, любимая, – и Брусникин обнял ее. – Я как-нибудь выживу.

– Нет, так дело не пойдет, – отстранилась Ульяна. – Я страдаю от того, что ты бедствуешь. Эту толстовку ты носишь с осени не снимая. Неужели все так плохо, что ты не можешь найти полштуки, чтобы купить что-нибудь из новой коллекции?

– Я все вкладываю в свою мечту, – с тихим пафосом отвечал Брусникин. – Из того, что ты мне давала, я не потратил ни копейки. Все семь тысяч евро лежат в банке.

– Какой ты молодец, няка! А теперь ты сможешь откладывать сразу по две… или нет, по три штуки. Куда мне деньги? Я и на штуку нормально проживу. А если что – попрошу еще у папочки.

– Спасибо, Лулу! Какая ты у меня чуткая! – и Брусникин, превозмогая себя, изобразил подобие страстного объятия.

– Кстати, у меня для тебя сюрприз, – шепнула Ульяна. – Мне ведь уже 16, так? А это значит, что мы с тобой можем сделать шпили-вили.

– Нет, – Максим отстранился и устремил взгляд в сторону, как бы борясь с искушением. – Даже не думай об этом.

– Я хотела, чтобы это произошло еще месяц назад, сразу же после моего дня рождения. Но мама… – и Ульяна вновь всхлипнула.

– Вот именно, мама бы этого не одобрила, – ухватился за этот предлог Брусникин. – Как это будет выглядеть? Что я воспользовался несчастьем, чтобы под видом утешения совратить тебя? И что скажет Евгений Николаевич, если узнает? Нет-нет, даже не проси.

– А как тебе такой вариант: мы рассказываем все папе и начинаем жить вместе?

– А как тебе такой вариант, – завелся Максим. – Мы делаем то, о чем ты говоришь, но вместо свадьбы твой папа сажает меня в тюрьму, а тебя запирает дома? Или говорит тебе: вали на все четыре стороны, спи с кем хочешь, но на мои деньги не рассчитывай? Или еще хуже: выдает тебя замуж за какого-нибудь митрофанушку из вашего круга?

– Папа может, – обреченно прошептала Ульяна. – Он такой. Любит-любит меня, но всегда все делает по-своему… А ты точно проживешь без секса эти два года? Я читала, что парни без этого не могут.

– Меньше читай этих глупостей, – улыбнулся Максим. – Не надо стричь всех мужчин под одну гребенку. Мой принцип: секс только с любимой девушкой и только в законном браке.

Брусникину стоило больших трудов балансировать на грани, одновременно поддерживая пылкость в Ульяне и при этом не доводя их отношения до логического итога. Он опасался, что взбалмошная девица перекинется на кого-нибудь другого, и ему придется попрощаться с мечтой о миллионах. Но спустя год ему стало спокойнее: он понял, что Ульяна прикипела к нему со всем пылом и жертвенностью первой любви.

Когда Кибильдит исполнилось семнадцать, она сказала:

– До свадьбы остался всего год. Пора тебе познакомиться с папой. А то он на днях спрашивал, не влюблена ли я в кого-нибудь.

– А ты?

– Я сказала, что мне некогда думать о глупостях. Надо закончить школу и поступить в университет.

– Умница.

– Папа тоже так сказал. И добавил, что с 17 лет повышает мне содержание до десяти тысяч в месяц, – и она поковырялась зубочисткой между передними зубами. – Восемь из них – твои. Можешь меня поцеловать.

Брусникин послушно исполнил желание благодетельницы.

– Кстати, – продолжила Ульяна. – Почему ты мне ничего не рассказываешь о своих разработках? Мы уже полтора года вместе, а я совершенно ничего об этом не знаю…

– Это так скучно… так долго объяснять. Я считаю, что с девушками нужно говорить только о любви, – на радостной волне Брусникин чмокнул ее руку.

– А я прочитала, что если девушка не интересуется внутренним миром любимого человека, то он может уйти к другой. Я хочу узнать, какой у тебя внутренний мир.

– Какой-какой? Самый обычный, – рассмеялся Максим. – Он поделен на две части: ты и наука.

– И какая часть больше? – ревниво поинтересовалась Ульяна.

– Конечно, твоя, Лулу…

Через полгода Ульяна поступила в университет иностранных языков.

– Мне уже семнадцать с половиной, – втолковывала она Максиму, принимая от него букет. – Все мои подруги давно делают шпили-вили. Я уже устала врать девчонкам.

– Мы вытерпели два года, – назидательно выдал Брусникин. – Потерпим еще полгодика. Воздержание закаляет любовь.

– Знаешь, я решила познакомить тебя с папой.

– Я бы повременил с этим. А если я ему не понравлюсь? Я боюсь, что нас разлучат.

– Папа меня обожает и сделает все для моего счастья.

И Ульяна увлекла его к большой машине с тонированными стеклами.

– Садись. Сейчас Сергей нас в два счета домчит до Осинок.

Так Брусникин переступил порог особняка Кибильдитов. Это внушительное, несколько безвкусное здание он впервые оценил еще в то лето, когда они познакомились с Ульяной. Он приехал сюда тайно, чтобы убедиться в том, что невеста не фантазирует насчет своего богатства. И когда увидел вычурный мини-дворец с обилием башенок, облегченно вздохнул: ему действительно повезло в лотерею.

…Как и предполагал Максим, знакомство с «любящим папочкой» закончилось, едва успев начаться. Тертый калач Кибильдит безошибочно угадал в нем охотника за приданым и бесцеремонно указал на дверь. Вечером того же дня зареванная Ульяна сообщила жениху по телефону:

– Он сказал, что я могу встречаться с кем угодно, но если он еще раз увидит нас вместе, то перепишет завещание…

– Каким образом? – деловито поинтересовался Максим.

– Ну, оставит мне три копейки, чтобы я не сдохла от голода первое время, а свое бабло завещает кому-нибудь другому… И я догадываюсь, кому! Этой старой шлюхе!

Брусникин понял: получить деньги без шума и пыли не удастся. Кибильдит был не из тех людей, что бросают слова на ветер. Он мог пойти на то, чтобы порвать с «неблагодарной» дочерью. Тем более, недавно на личном фронте у него наметилось оживление: в психологической группе он познакомился со смазливой вдовушкой. Максим хорошо видел, с какой стороны может надуть проблем.

Поэтому через пару дней он, приятно улыбаясь, сказал Ульяне:

– Ты говорила, что твой папа фанат односолодового виски? Мне привезли одну раритетную бутылочку. Презентуй ему, пожалуйста.

– Думаешь, его это растрогает?

– Я совершенно на это не рассчитываю. Понимаешь, я искренне хочу заслужить его расположение. Пусть на это уйдет полгода, год… Кстати, не говори ему, что это подарок от меня. Иначе он его не примет. И вообще, добро должно быть анонимным…

Все произошло так, как рассчитал Брусникин. Кибильдит не отказался от любимого напитка, преподнесенного дочкой. Через неделю вместе с подругой он улетел на острова. А обратно вернулся три недели спустя в цинковом гробу. Его подкосила загадочная тропическая болезнь.

* * *

– Ты придумал лекарство для стройности и ничего мне не сказал? Зная мои проблемы? – удивлению Ульяны не было предела. – Я всю жизнь мечтала похудеть, только не знала, с чего начать!

– Я не посоветую тебе ничего нового: надо поменьше есть и побольше двигаться, – деликатно заметил Максим.

Они только что расписались и проводили медовый месяц на Кубе. После похорон отца Ульяна порывалась немедленно съехаться с Максимом – пусть пока без регистрации, но Брусникин настоял на полном соблюдении приличий.

За день до 18-летия Ульяна пересеклась с ним в «Розовом облаке» и молча протянула какую-то официальную бумагу. Пробежав глазами пару абзацев, Брусникин мигом лишился иллюзии насчет того, что его невеста глупа. Это была прагматичная и дальновидная купчиха, настоящая дочь своего отца.

– Надеюсь, ты поймешь все правильно и подпишешь контракт, – чуть надменно сказала Кибильдит. – Должна же я обезопасить себя на тот случай, если вдруг ты меня разлюбишь и захочешь развестись. Согласись, было бы по-лоховски отваливать тебе половину капитала.

– Мы еще не поженились, а ты уже говоришь о разводе! – Брусникин попробовал апеллировать к ее эмоциям, но наткнулся на непробиваемую стену.

– Папа учил меня просчитывать ситуацию на много ходов вперед. И я все продумала. Пока ты будешь со мной, я буду финансировать твои научные разработки. Если же поймаю тебя на измене, вышвырну без копейки.

– А если ты сама меня разлюбишь и захочешь расстаться?

– Если хочешь бесперебойного финансирования, то уж постарайся, чтобы этого не произошло, – усмехнулась Ульяна. – Ладно, ладно, не обижайся… Никогда я тебя не разлюблю, шутка это.

– Ты хочешь купить меня со всеми потрохами, – оскорбленно пробормотал Брусникин и отодвинул блюдце с недоеденным тирамису. – Я попадаю к тебе в рабство.

– Тебе оно понравится, – улыбнулась Кибильдит.

Еще через три дня они зарегистрировали отношения и тут же улетели на Кубу. Брусникина не покидала мысль, что он взял не свое, поэтому ему не терпелось оторваться от воображаемых преследователей.

…

– Если похудеть так просто, то зачем же нужны твои препараты? – поинтересовалась Ульяна.

– Ну, не все хотят в чем-то себе отказывать. Не у всех есть сила воли, чтобы оторвать задницу от дивана. И, конечно, есть такие, у кого проблемы совсем не шуточные. Как бы ты запела, если бы твой вес превышал норму на 20 и более кило? – Максим искоса окинул взглядом фигуру жены, перетянутую бикини на два размера меньше.

– Я подхожу по всем трем критериям, – после некоторой паузы отвечала Ульяна. – Люблю пожрать, ненавижу спорт и мой вес превышает норму на…

– Каких-нибудь пять-семь килограммов, – и Брусникин игриво защипнул складку у нее на животе.

– Ты правда так думаешь? Я не хотела тебе говорить до свадьбы, сколько я вешу… в общем, это жесть… 86 кило.

– Не может быть! – фальшиво удивился Максим. Он мог на глаз определять вес человека с погрешностью не больше двух килограммов и уж, конечно, не заблуждался насчет своей благоверной.

– Я хочу испытать на себе твои придумки. Должна же я знать, во что вбухала такую прорву деньжищ!

– Испытать? А что, давай попробуем. Честно говоря, это самая большая моя проблема. Апробировать-то не на ком. Лабораторные мыши не в счет…

– И что, твои крыски реально худели? Ты мне их покажешь? Как только вернемся, оборудуем тебе супер-пупер-лабораторию. Я думаю, надо сделать пристрой к нашему дворцу.

Последующие две недели Ульяна бесчинствовала у шведского стола, объедаясь пиццей, десертами и мороженым. Когда, вернувшись домой, она встала на весы, на дисплее высветилось 93,8. До таких показателей она не разъедалась еще никогда.

– Ну, где там твои порошки, таблетки и капли? – бесцеремонно вломилась она в кабинет мужа. – Давай, делай из меня топ-модель.

– Мне нужно подкорректировать одну формулу, а завтра с утра начнем. Буду работать всю ночь.

– А шпили-вили?

– Лулу, ну что за вульгарные выражения. То, что ты называешь шпили-вили, не может быть каждую ночь. В жизни есть и другие занятия. Ты же хочешь похудеть? Значит, дай своему няке хорошенько подумать, – и он мягко выпроводил ее из кабинета.

На следующее утро Брусникин поставил перед женой стакан зеленоватого раствора:

– Пей. Это должно потрясающе подействовать.

Ульяна с готовностью выпила снадобье. Через час у нее открылась рвота, потом к ней присоединился понос.

– Что со мной? – испуганно хватала она за руки Максима.

– Все нормально. Так и должно быть первые пять-семь дней. Я усовершенствовал формулу и добавил в нее зеленый мексиканский халапупс…

– Халапупс?

– Что тебя так удивляет? В своих разработках я использую редкие образцы флоры со всего мира. Травы и растения по моему заказу собирают десятки агентов на всех континентах…

– А когда я начну худеть?

– По моим расчетам – когда через пару дней встанешь с постели. Если не ошибаюсь, ты будешь приятно удивлена.

Через три дня Брусникин торжественно взвесил жену. Оказалось, что она сбросила семь килограммов.

– Ты гений! – бросилась ему на шею Ульяна.

– Отличный эффект, – польщенно улыбался Максим.

– Но этого мало. Надо еще три, а то и четыре раза по столько же!

– Я подкорректирую формулу, – нахмурился Брусникин. – Халапупс эффективен для запуска метаболизма, но поддержать его лучше каракумской колючкой. Как удачно, что именно вчера мне прислали небольшую порцию отборного сырья.

Через месяц в Кибильдит было всего 75 килограммов. Потеря веса составила 18 кило. Ульяна ликовала в меру своих сил. А их было немного: после курса халапупса и колючки она чувствовала себя как после недели в концлагере.

На исходе второго месяца их совместной жизни к Ульяне приехал управляющий, который после смерти Кибильдита вел их бизнес. Увидев молодую хозяйку, он не смог сдержать эмоций:

– Что с вами, Ульяна Евгеньевна? Вы здоровы?

– А что во мне не так, Юрий Борисович? – слабо пошутила Ульяна, кутаясь в палантин. В последнее время ей постоянно было зябко. – По-моему, я как раз начинаю становиться похожей на человека.

– Простите, я, может, лезу не в свои дела, но вид у вас болезненный.

– Да? А я считаю, что я еще довольно жирная корова. Мне худеть и худеть.

– А что об этом думает ваш муж? Он это одобряет?

– Мой муж имеет медицинское и химическое образование, так что весь процесс идет под его чутким руководством! – высокомерно обронила Ульяна. – Кроме того, он сам составляет для меня все эти лечебные курсы и сам придумывает…

В этот момент в комнату вошел Максим. Приобняв Ульяну, он натянуто рассмеялся:

– Ну зачем ты фантазируешь, любимая? Юрий Борисович может и правда поверить, что я сам выписываю тебе лекарства. А какое я имею на это право, если у меня нет медицинского образования?

Ульяна чуть заметно надулась и замолчала.

А вечером недовольно обронила:

– И зачем надо было меня парафинить перед Борисычем?

– А зачем ты болтаешь лишнее?

– Ой, прости, не знала, что это государственная тайна, – ернически парировала Кибильдит.

– Это не государственная тайна, но пока мы не апробировали препарат и не получили на него патент, об этом не надо распространяться. И что может подумать человек, увидев, как ты похудела после свадьбы? Что я тебя голодом морю? Ты упорно не хочешь думать о моей репутации.

Реакция управляющего на изменения внешнего вида Ульяны встревожила Брусникина. Как бы в их отношения не вмешались враждебные силы… Ему было важно удерживать над женой абсолютную власть. Поэтому спустя пару дней он сказал:

– Знаешь, Лулу, мне неприятно жить среди призраков. Давай уедем ко мне на родину. Ты не представляешь, как у нас красиво. И уж точно никогда не бывает такого смога.

– К тебе на родину? – заинтересовалась Лулу.

– Да. Найдем домик в пригороде, я буду заниматься наукой, а ты чем хочешь на свое усмотрение.

– А мой бизнес? А учеба?

– Я же вижу, что тебе не интересно ни то, ни другое. Что сделается твоему бизнесу? Борисыч опытный менеджер. Тебе остается только снимать сливки и радоваться жизни.

– Всю жизнь мечтала запереть себя в деревне! В 18-то лет! – фыркнула Ульяна, хотя было видно, что эта мысль ее заинтересовала.

– Но если ты меня любишь так, как говоришь… Подумай сама, это же так здорово – когда есть ты, я и больше никого.

– А, ты наконец-то хочешь заняться шпили-вили, – «догадалась» Ульяна. – Кстати, мы уже недели три этого не делали.

– Каким надо быть скотом, чтобы требовать этого от жены, которая неважно себя чувствует?! Ну что, когда выезжаем?

Первые недели в Эмске они жили в гостинице. Брусникин сразу отказался от покупки дома, предложив пока ограничиться съемным жильем.

– Со временем я надеюсь заработать на своих препаратах и как настоящий мужчина, выстроить для нас собственный дом, – втолковывал он Ульяне.

– Но почему ты не знакомишь меня со своими друзьями? Почему мы не ходим в ночные клубы? Неужели в этой дыре ничего нет?

– В этой дыре есть все, чтобы прожигать жизнь и бездарно тратить время, – философски изрек Максим. – Но я-то думал, что полюбил серьезную, взрослую девушку, которая хочет употребить свои дни на полезные дела. Не заставляй меня разочаровываться. Если я пойму, что ты всего лишь гламурная пустышка, мое сердце будет навсегда разбито.

– Никакая я не пустышка, – пробормотала Ульяна. Брусникину удалось сбить ее с толку.

Когда их машина въехала в Колдобино, Кибильдит обратила на мужа взгляд, полный ужаса:

– Это что еще за жопа цивилизации?

– Это самая экологически чистая местность нашего края, здесь прекрасный воздух и полное уединение. Если это не счастье, то я тогда не знаю, как тебе угодить… А вот и наше гнездышко.

– Вот эта убогая, отвратная халупа? Но почему ты не нашел коттедж поприличнее?

– Этот дом не хуже других в этой деревне. Ну, не куксись, Лулу. Совсем скоро лето, мы посадим во дворе цветы, пойдем за ягодами…

– Да я тут с ума сойду. Надеюсь, в доме есть джакузи?

– О, не переживай, – подавил смешок Максим. – Здесь есть абсолютно все, даже «домик на болотах».

– Какой еще домик на болотах?

– Вон тот, – Брусникин указал на деревянную будку. – Туалет типа сортир.

– Типа сортир?!

– Ну, ну, не капризничай, малыш. Тут такой воздух, такое озеро рядом! Отвыкай уже от своей искусственной жизни. Живи вот этой, настоящей…

* * *

Для Брусникина началась жизнь, полная смысла. На деньги жены он оборудовал прекрасную лабораторию и мини-цех. Он остался очень доволен препаратом на основе зеленого халапупса: за два месяца Ульяна сбросила 25 кило и уже на протяжении трех недель удерживала вес. Брусникин решил, что апробация успешно пройдена, и надо выводить чудо-средство на черный рынок. Вскоре он бойко торгововал снадобьем через интернет-дилеров. При этом соблюдал все меры предосторожности, чтобы его не вычислили.

Зависая на интернет-форумах толстушек, он уяснил, что целевая аудитория жаждет препарата мультидействия. Нужно было создать средство, от которого бы не только снижался вес, но и разглаживались растяжки, уменьшался целлюлит. Максим вновь приступил к изысканиям. К концу первого года супружеской жизни у него была готова черновая формула нового препарата. Пора было приступать к «апробации». Но на ком испытывать? Жена, как назло, упорно поддерживает вес в 70 кило. Вот бы вновь раскормить ее до прежних объемов…

– Знаешь, с нашего питания у меня вообще мозги не варят, – как-то сварливо заметил он Ульяне. – Хотелось бы, чтобы на столе появлялись десерты, чтобы суп варился на свинине. И почему бы нам не начать печь пиццу? Иногда хочется этих изысков цивилизации.

– Мне самой безумно всего этого хочется, – сглотнула слюну Ульяна. – Но я боюсь опять разжиреть.

– И совершенно зря. В этом-то и состоит феномен халапупса: без особых усилий вес удерживается не менее, чем пять лет.

– Да??? Что же ты мне раньше-то не сказал? – подпрыгнула на стуле Ульяна.

Они отужинали пиццей, потом съели еще грамм по двести мороженого. Утром, пока жена спала, Брусникин совершил часовую пробежку по ближайшему леску. Разжираться не входило в его планы.

Ульяна же словно слетела с катушек, постоянно что-то жевала, и к началу лета Брусникин с удовлетворением отметил, что «поросеночек» нагулял нужный вес.

– Как?! Опять девяносто? – Ульяна была в ужасе. – Как это могло произойти? Ты же говорил, что этот твой халапупс…

– Извини, Лулу. Я иду по неизведанному пути и могу ошибаться. Свойства халапупса еще недостаточно изучены. Ну, ну, вытри слезы. Твой няка изобрел новую микстурку. На этот раз ты не только похудеешь, но и избавишься от целлюлита.

– Что? Разве у меня есть целлюлит?

– Увы. Но не вздумай расстраиваться из-за ерунды. Я тебя люблю всякую. И мой угробин…

– Угробин? Ужас какой! Я не хочу пить лекарство с таким названием.

– Дурочка, как же я его назову, если там главное действующее вещество – угроба мадагаскарская? – рассмеялся Брусникин. – А ты что подумала?

Через три месяца практически полной недееспособности в Ульяне осталось 70 килограммов. Брусникин кусал губы: он рассчитывал, что вес будет уходить быстрее.

– Няка, не могу больше, – сказала ему Ульяна к концу августа. – Я все лето провела на толчке. Мне очень хреново. Сколько я сейчас вешу? Семьдесят? Пока остановлюсь. А то этот угробин и в самом деле меня угробит.

– Конечно, конечно, – пробормотал Брусникин и… застрочил несколько швов на ее вещах.

Когда Ульяна не смогла втиснуться в брюки, которые надевала каких-то три дня назад, она побледнела:

– Что же это такое? Я всего неделю не пью угробин, а меня уже так разнесло!

– Говорю тебе: мы прервали курс слишком рано, – важно кивнул Брусникин. – Чтобы добиться стойкого эффекта, надо попить угробинчик еще хотя бы месяц.

– Наливай! – обреченно махнула рукой Ульяна.

С помощью ушивки вещей Максим добился того, что жена послушно пила отраву еще два месяца. К двухлетию их брака она весила всего 50 килограммов. У нее уже год не было месячных, иссушились и посеклись волосы, постоянно болел желудок.

– Ну, теперь-то ты понимаешь, что значит шикарно выглядеть? – торжествующе объявил Брусникин, когда Ульяна примерила привезенное им из Эмска платье 40-го размера. – Посмотри, какая ты стала красотка! Ничего лишнего! Хоть сейчас на подиум!

Кибильдит глянула на себя в зеркало. В целом, отражение ее радовало. Вот только радоваться по-настоящему она уже не могла. За этот год она словно потеряла способность переживать яркие эмоции.

* * *

Брусникин не мог не понимать, что играет с огнем. Он экспериментировал с малоизученными растительными ядами и, создавая очередной препарат, мог лишь предположить, каков будет эффект. Любая ошибка могла закончиться для Ульяны трагически.

Но это не останавливало Максима. Идей у него была масса, денег на их реализацию тоже достаточно. Редкое сырье ехало и летело к нему за тысячи километров. Он постоянно придумывал все новые и новые формулы, в его лаборатории вечно что-то булькало, выпадало в осадок и перетекало из резервуара в резервуар. Дилеры работали исправно, и он уже давно окупил затраты, понесенные Ульяной на его подпольное производство. Иной раз Брусникин просто диву давался, сколько находилось дур, которые выкладывали мини-состояния за раствор в бутыли без опознавательных знаков. А деньги за свои разработки он драл немалые. Скромничать было ни к чему: препараты реально работали, а то, что давали такие побочные действия – что ж, красота требует жертв.

И эта жертва чуть не была принесена. Проникнувшись чаяниями богатеньких клиенток, Брусникин месяц не вылезал из лаборатории, колдуя над средством, снижающим вес и одновременно вызывающим рост груди. Это были взаимоисключающие цели, и Максим, отлично подкованный в эндокринологии, знал об этом. Но он мнил, что его гений в состоянии бросить вызов самой природе.

Это был один из тех периодов, когда Ульяна в очередной раз была на откорме. Раз от разу Брусникину приходилось хитрить все больше и больше, дабы усыпить бдительность жены. Чтобы увеличить калорийность ее рациона, он втихаря подбрасывал в гарниры и суп добрые куски масла. За продуктами он ездил сам, поэтому намеренно покупал самое калорийное: вместо хлеба – сдобные белые булки, вместо тунца – скумбрию холодного копчения, вместо сметаны – майонез. Словно приманки, во всех комнатах были расставлены конфетницы и сухарницы – так, чтобы Ульяна могла походя запускать в них руку, даже не задумываясь о том, сколько она съела.

Чтобы Ульяна не замечала того, что полнеет, он подменял ее вещи такими же, но больших размеров. Это хорошо прокатывало на этапе, когда жена нагуливала первые десять кило. Когда ей становилось тяжелее ходить, она догадывалась, что толстеет и рвалась взвеситься. Но с некоторых пор Брусникин держал весы под замком. Он объяснил Ульяне, что это продиктовано заботой об ее психическом здоровье. Он не желает, чтобы она подхватила какую-нибудь дисморфофобию.

Когда набранный вес доходил до 20 килограммов, и Ульяна в категоричной форме требовала допуска к весам, вдруг выяснялось, что они стали врать, и буквально пару дней назад Максим увез их на поверку. Поверка длилась не меньше месяца, после чего Брусникин, грустно вздыхая, сообщал жене, что отремонтировать весы не удалось, и им опять предстоят расходы на новые. Получив деньги, он не рвался в магазин. Он делал вид, что пытливо мониторит рынок, изучая новинки и торча на форумах потребителей. Никак нельзя было допустить, чтобы наследница состояния в 32 миллиона долларов истратила три тысячи рублей на некачественный аппарат.

К исходу третьего года их совместной жизни микстура, которой Брусникин дал рабочее название «Буферин», была готова. Надлежало возбудить у Ульяны интерес к новинке. Испытав на себе пять препаратов, она уже не хотела пробовать что-то новое. Тогда Максим начал психологическую обработку.

– Все-таки большая грудь – это шикарно, – как бы забывшись, восхитился он, тыча пальцем в голубой экран, где Анна Семенович хватала воздух надутыми губками.

– Не понимаю, что фанат вымени делает рядом с обладательницей аккуратных форм, – слабо сыронизировала Ульяна.

– Не поверю, что тебе никогда не хотелось иметь такие. Твой первый размер – это для педофилов.

– У меня чашка «а» и больше ей не стать, хоть ты обсмотрись на своих сисястых шлюх.

– Лулу! Ты же знаешь, как я не люблю тебя такую…

– Хватит! – Ульяна в бешенстве щелкнула по пульту. – Свободен! Можешь отправляться на поиски своего силиконового идеала хоть сейчас!

И она порывисто поднялась с кресла.

– Ты куда, маленькая? Что ты опять себе напридумывала? Да я жить без тебя не могу!

– Значит, давай без этих завиральных идей.

– Это не завиральная идея, Лулу. Это мечта многих девушек, воплощенная в реальное средство…

– Я больше ничего не собираюсь пить из твоей лаборатории. Тренируйся на мышках.

– Первый раз вижу девушку, которая добровольно отказывается от уникального шанса увеличить грудь на два размера. Заметь, без всякого силикона и вреда для здоровья.

– Это правда? – было видно, что в Кибильдит боролись недоверие и жгучее желание обзавестись пышной грудью. – И мне не придется дристать сутки напролет?

– Лулу, – опять попенял ей Брусникин. – Ну следи уже за своей речью. Не забывай о том, что ты девушка. Ну так что, завтра начинаем?..

А через неделю у Ульяны открылось кровотечение. Оно усиливалось день ото дня, и на третьи сутки она решительно сказала мужу:

– Я еду в больницу. Лучше быть живой с маленькими титьками, чем мертвой, но с большими.

– Я отвезу тебя, – Брусникин с преувеличенной заботой накинул ей на плечи теплый палантин. – Только у меня к тебе одна просьба: пожалуйста, не рассказывай врачам про наши научные эксперименты. Клянусь тебе чем хочешь: твое недомогание никак не связано с приемом «Буферина».

Ульяна провела в гинекологическом стационаре почти месяц. УЗИ брюшной полости обеспокоило врачей: у пациентки констатировали опущение обеих почек, увеличение поджелудочной железы и печени. Когда пришли данные из лаборатории, медики нахмурились еще больше: практически ни одна система ее организма не была здоровой. Гемоглобин опустился значительно ниже нормы, слизистая желудка была трачена предъязвенными эрозиями, уровень сахара указывал на начинающийся диабет, а ослабленный мышечный тонус позволял предположить развивающуюся миопатию.

Кибильдит выписали из больницы с эпикризом, напоминающим древний папирус. Консилиум светил придирчиво отобрал из списка в 30 наименований, рекомендованных узкими специалистами, шесть препаратов, с помощью которых Ульяна должна была худо-бедно поддерживать бренное тело. Однако, покинув стационар, Кибильдит изодрала рецепт в клочья.

– Мы пойдем другим путем, – сказала она сама себе. – Низы больше не хотят жить по-старому.

* * *

– Значит, сказочке конец? – Брусникин вздохнул так тяжело, что у Ульяны зажгло в груди.

Тем не менее, она нашла в себе силы твердо сказать:

– Да, я хочу развестись с тобой и вернуться в Москву.

– Вот какова цена твоей любви. Теперь ты сама понимаешь, что ее нет и никогда не было.

– Нет, я все еще тебя люблю, – чуть помедлив, отвечала Ульяна. – Но я больше не хочу клянчить твою любовь с протянутой рукой. Я обманывала себя долгие годы. Когда я лежала в больнице, у меня в голове словно все прояснилось.

– Лулу, но это же обычная госпитальная депрессия…

– У нас нет никаких перспектив, – безучастно продолжала Ульяна.

– Как это – нет перспектив? Мы разработали столько замечательных средств, теперь их пора выводить на рынок… Без твоей поддержки труд всей моей жизни пойдет коту под хвост.

– Туда ему и дорога. Из-за твоей отравы я чуть не двинула кони. Если я останусь с тобой, то подпишу смертный приговор сотням другим женщин.

– Какой приговор? Что с тобой? – Максим попытался поймать ее руки. – Наоборот, сотни… да какие сотни!.. тысячи, миллионы женщин ждут моих препаратов, как избавления! И только с ними их жизнь заиграет красками, наполнится смыслом. Став стройными, они смогут быть желанны, любимы…

– Желанны? – усмехнулась Ульяна. – Я как была отвратительна тебе, так и осталась. Любимы? Ты не любил меня, когда я весила 90. Ты не полюбил меня, когда я стала весить 50.

– Признаю, я был сдержан… скрывал всю глубину своих чувств… наверно, я слишком одержим наукой…

– Ты одержим страстью к баблу! – вскричала Ульяна. – Ради которого готов на все! Или почти на все!

– Кто бы говорил! – вспылил и Брусникин. – Ты, зажравшаяся дочка спекулянта, которая уже в 15 лет бессовестно покупала мужиков! Вспомни свое бесстыдное поведение в санатории!

– Ах вот как? – слегка оторопела Ульяна. – Здорово, что ты не против развода. Я сейчас же уезжаю.

И она развернулась по направлению к двери. Но тут же оказалась на диване лежащей лицом вниз. Брусникин, навалившись на нее сзади, шипел:

– Ты останешься здесь… поняла, сучка?… уйдешь, когда я разрешу… когда не будешь мне нужна… ну? Всосала?

Ульяна слушала это, замерев от страха. Таким она не видела Брусникина ни разу за шесть лет знакомства. Это было шипение очень опасного хищника, почуявшего угрозу и готовящегося в любой момент перейти к нападению.

* * *

В тот вечер Брусникину пришлось проявить чудеса чувственности, чтобы дать взбунтовавшейся жене фееричное шпили-вили и тем самым задержать ее в Колдобино. Но он прекрасно понимал, что это лишь временная мера, и ослепление Ульяны продлится не больше недели. Надо было решать проблему кардинально.

И он начал подкладывать жене в еду разные яды. Умереть от них было нельзя, а вот стать безвольной, апатичной, ведомой – вполне. Первое время Брусникин опасался, что Ульяна втайне от него обратится за помощью к управляющему или еще кому-то. Но у него отлегло от сердца, когда он увидел абсолютно пустые глаза жены, бессмысленно уставившиеся за окно. Целыми днями она сидела в кресле и смотрела или перед собой, или на улицу. Она не читала, не готовила, не убиралась. Бывали дни, когда она даже не умывалась и не расчесывала волосы.

Однажды в начале лета Брусникин собрался в Эмск. В последние месяцы он активно развивал дилерскую сеть, и ему надо было провести пару-тройку «собеседований». Чтобы жена не наделала глупостей, накануне он положил ей в суп двойную порцию какой-то сонной травки. Он не сомневался, что несколько часов его отсутствия Ульяна проведет в привычном состоянии сна с открытыми глазами.

Но просчитался. Всю ночь Ульяну рвало, и утро она встретила полностью обессиленной. С преувеличенной заботой подтыкав больной одеяло, Брусникин укатил по делам. Проспав до полудня, Кибильдит проснулась непривычно бодрой. Рвота изнурила ее организм, но вывела из него львиную долю «транквилизаторов». Она позвала мужа, а когда не дождалась ответа, поднялась с постели. От слабости ее качало, но она, держась за стенку, спустилась вниз и осмотрелась.

Итак, случай, которого она ждала уже несколько месяцев, представился. Надо бежать. Но как это сделать, когда на ногах у тебя словно надеты свинцовые кандалы, а голова идет кругом?.. Кибильдит решительно сглотнула и сделала несколько шагов к калитке.

Дойдя до забора, она обернулась и бросила прощальный взгляд на мрачный дом, узницей которого была три последних года. Еще шаг, и она больше никогда не увидит его унылых очертаний. Неужели свободна? Тут ее нога налетела на какой-то предмет. Поморщившись от боли, Ульяна подняла с земли топор. Им Брусникин рубил дрова.

Несколько секунд она рассматривала топор, а потом подняла его и повернула обратно в дом. Она почувствовала, что сил у нее заметно прибыло. Решительно Ульяна распахнула дверь в лабораторию мужа. Вот они, эти смертоносные халапупсины, угробины, буферины и черт знает что еще! Зловеще булькают в катализаторах, переливаются в резервуарах, настаиваются в экстракторах…

– И с ними гибель разослал соседям в чуждые пределы, – пробормотала Ульяна неожиданно всплывшие в памяти строки из школьной программы и занесла свое оружие…

Спустя десять минут покидая полностью разгромленную лабораторию, она чувствовала себя почти здоровой. Такого прилива сил она не ощущала давно. Шагая лесной дорогой к Эмскому шоссе, она чудом избежала встречи с машиной Брусникина. Спрятавшись за деревом, Ульяна следила за ней, пока та не скрылась из виду.

– Я тебе никогда не увижу, – усмехнулась она, вновь выбираясь на грунтовку. – Я тебя никогда не забуду.

* * *

Первые две недели в Эмске были для Ульяны сущим кошмаром. Опасаясь преследования и мести мужа, она каждый день переезжала в новую гостиницу. Отключила сотовый, чтобы он не смог вычислить ее местонахождение. Боялась купить билет на поезд или самолет – ей казалось, что Брусникин везде расставил капканы.

Но все было тихо, и к исходу июня Ульяна успокоилась. Решив, что Максим смирился с ее уходом, она все чаще стала снимать черные очки. Арендовала квартиру. Взяла курс СПА-процедур, накупила одежды и однажды осмелела настолько, что отправилась в ночной клуб. Там она и познакомилась с Криворучко.

Тем временем, Брусникин жил в уверенности, что Ульяна улизнула в Москву. Заготовив побольше правдподобных объяснений и нацепив на лицо респектабельную улыбку, он прибыл к управляющему. Однако Юрий Борисович заверил его, что последний контакт с хозяйкой у него был три месяца назад по скайпу. С тех пор никаких распоряжений от нее не поступало.

Максим решил, что бунтарка укатила за границу и решил терпеливо ждать либо ее возвращения, либо вызова в суд по бракоразводному процессу, либо… У него засосало под ложечкой: если у Ульяны поднялась рука на святая святых – его лабораторию, у нее не заржавело бы и заложить его ментам.

Оставшись без финансовой поддержки жены, он отнюдь не бедствовал. Свой первый миллион он заработал еще полтора года назад, а сейчас в его заначке лежало уже около десяти «цитрусовых». Восстановив лабораторию, он торговал зельем сразу через несколько каналов. Теперь к ним прибавился и самый респектабельный спортклуб Эмска «Аполло». Клубный доктор Марина Ревягина сразу просекла, что подпольный фармацевт предлагает очень выгодные условия: с каждого проданного флакона ей полагалась треть – 5–7 тысяч. Если учесть, что в месяц она распространяла по 20–30 бутылок снадобья, это была очень приличная прибавка к зарплате.

Как-то Ревягина со смешком сообщила:

– Каких только фамилий не бывает! Представляешь, у нас купила абонемент девица по фамилии Кибильдит. И вроде как она при бабле. Понаблюдаю за ней немного и попробую осторожненько втюхать ей нашу микстурку.

– Я тебя очень прошу ничего ей не втюхивать, – твердо сказал Максим, гипнотизируя ее пристальным взглядом.

– Хорошо, я не буду втюхивать. Я мягко ее замотивирую.

– Отставить самодеятельность. У меня нехорошее предчувствие. От людей с такими фамилиями никогда не знаешь, чего ожидать. А как она внешне? Наш клиент?

– Нашее не бывает. Рыхлая, пастозная… Правда, вкалывает в тренажерке как одержимая. Чуть ли не каждый день тренируется с нашим голубым золотцем…

– С каким золотцем?

– Ну, старший инструктор у нас – того-с. Голубых кровей, так сказать. Жаль, такая красота пропадает…

Все это время Брусникин периодически набирал номер жены, но Ульяна ни разу не сняла трубку. Тогда он пошел на хитрость: купил новую СИМ-ку и позвонил с нее. Но Кибильдит не купилась и на это. Впоследствии Максим предпринял еще несколько попыток дозвониться до Ульяны с «левых» СИМ-ок, но все было безуспешно.

В конце января он вел с Ревягиной деловые разговоры, сидя в ее «Матизе». Вдруг к клубу подъехала черная «Ауди», из которой вышел импозантный шатен, а следом за ним – значительно постройневшая Ульяна. Красавчик довел ее до входа в «Аполло» и, оглядевшись по сторонам, поцеловал в щеку.

У Брусникина на нервной почве разыгралась изжога. Что все это значит? Еще не хватало, чтобы Ульяна выскочила замуж, и он навсегда лишился бы своих… черт, ее… миллионов. Такой расклад Максиму категорически не нравился. Пора было выходить на тропу войны.

* * *

… Где-то в начале февраля Кирилла Казаринова нагнал породистый черноволосый мужчина примерно его лет. Чуть смущенно улыбаясь, он протянул ему визитку и сказал, что хочет поговорить насчет Ульяны Кибильдит. Глянув на кусочек золоченого картона, Кирилл уяснил, что имеет честь беседовать с продюсером кинокомпании «МегаФилмз» Марком Березиным. За чашкой кофе новый знакомый с тревогой поведал:

– Вы, конечно же, в курсе, что ваша подопечная – очень талантливая начинающая актриса?

– Первый раз слышу. Ульяна говорила, что пока ищет себя и не имеет определенных занятий.

– Узнаю, узнаю нашу звезду, – рассмеялся Березин. – Талантливая просто ужас и скромная до жути. Мы ее в один голос убеждаем, что она гениальна, а она не верит! И это-то нас и тревожит. Дело в том, что Ульяна утверждена на главную роль в новом блокбастере Мансура Сапармуратова и…

– Ульяна? – от удивления Кирилл даже забыл слизнуть с губ пену от каппучино. – Вы уверены, что она подходит на эту роль? По-моему, это не совсем ее…

– Сам Сапармуратов выбрал ее из двух тысяч претенденток, – горячо заговорил Березин и со значением накрыл ладонью руку Кирилла. – Он считает, что Ульяна является эталоном новой русской красоты, который будет выигрышно смотреться на фоне всех этих черномазых вешалок типа Джоли и Йовович. Это будет новое слово в кинематографе! А Мансур знает, что говорит…

– Хорошо, хорошо, а от меня-то что нужно? – Кирилл нашел в себе силы отвести глаза от гипнотического черного взгляда и мягко освободить руку.

– Совсем ничего. Съемки начнутся в марте-апреле. Нужно ускорить процесс приведения нашей звезды в форму. Конечно, как мужик мужику, я вам скажу, что она шикарно смотрится в своем 46-м, но в кино, уж поверьте мне, она будет выглядеть просто жирной коровой. Нам нужен 44-й, а еще лучше – 42-й размер. И в максимально сжатые сроки!

– Но я не могу этого сделать, – запротестовал Кирилл. – У нее гиперстенический тип телосложения, и все, что меньше 46-го, будет насилием над ее физиологией. 46-й – это ее предел. И я, как тренер и как врач, считаю, что ей уже сейчас нужно остановиться на достигнутом весе и сосредоточиться на проработке мышц и создании красивого рельефа.

– Это все понятно! Пусть после съемок вернется к своему 46-му, но сейчас нам нужен 44-й. Иначе роль достанется другой. А мне этого очень не хочется…

– Но вам, наверно, лучше с Ульяной на эту тему поговорить, – предложил Кирилл. – Если она заинтересована в роли и согласна сбросить вес еще, я помогу ей в этом. А если нет…

– С ней говорить бесполезно, – разочарованно вздохнул Березин. – Я же сказал, она не верит в свой талант и готова в любой момент отказаться от роли. Вся надежда на вас.

– Но я-то что должен сделать?

– Вот это начинает походить на разговор деловых людей, – обворожительно улыбнулся Березин. – От вас требуется следующее. Усилить режим тренировок – скажем, не три, а четыре-пять раз в неделю. И поить ее вот этим препаратом, – Марк достал из портфеля бутылочку с темной жидкостью.

– Но это же обычный оздоровительный напиток «Элитан», – удивился Казаринов.

– На вид, запах и вкус он действительно очень на него похож. Но на самом деле – это суперсовременный препарат для ускорения метаболизма, – и Березин заговорщически шепнул: – Нанотехнологии. Препарат уже апробирован, его эффективность научно доказана. Но сами понимаете, пока это чудо-микстурку, появления которой так ждут наши тучные сограждане, выпустят на рынок, пройдет не меньше пяти лет. А мы, к сожалению, ждать не можем. Но и травить нашу восходящую звезду нынешними препаратами типа эндамедина и антикалорина мы тоже не вправе.

– Эндамедин и антикалорин прошли официальные испытания и признаны безопасными, – отвечал Кирилл. – А что вы налили в эту бутылочку, я не знаю. Извините, мне надо спешить.

– Постой, постой, – Березин перешел на ты. – Да ты, похоже, за проходимца меня принимаешь? Если не веришь, я могу тебе встречу с академиком Качалиным организовать. Ну, который руководил разработкой этого препарата. Пусть тебе светило еще раз скажет, что препарат инновационный, аналогов нет во всем мире, и он совершит революцию на рынке подобных средств.

При упоминании имени Качалина сердце Кирилла дрогнуло. Ну, раз сам академик руководил разработкой… Стоит ли ему сомневаться в безопасности средства?

– А мы тебя, как полагается, и в титры поставим, – продолжал Березин. – И, естественно, на ставку оформим. Как личного тренера и диетолога нашей восходящей звезды. Кстати, аванс могу заплатить прямо сейчас.

– Мне надо еще подумать, – неуверенно произнес Кирилл.

– Думать тут нечего. Сроки поджимают. Курс нужно начать уже сегодня, – и Марк протянул тренеру бутылку «Элитана». – Твоя задача проще пареной репы: незаметно заменить Ульянину бутылку на эту. Она ничего не должна знать! А после тренировки очень желательно под каким-либо предлогом забирать бутылку обратно и возвращать мне…

– Чего только не сделаешь из любви, – вздохнул Кирилл и дольше, чем следовало, посмотрел в глаза нового знакомого. – Из любви к искусству. Как хоть будет называться этот препарат, когда появится на прилавках?

– Не знаю. Давай назовем его как-нибудь поэтично. Как тебе топмоделин? – и, обаятельно рассмеявшись, Березин крепко обнял его, как будто они были знакомы сто лет.

* * *

Схема Брусникина прокатила на ура. Кириллу не составило никакого труда из раза в раз подменять своей питомице бутылку. «Коллеги» постоянно перезванивались и обсуждали действие микстуры. И Казаринов констатировал, что клиентка действительно обретает отточенные формы. Брусникин посмеивался: имя академика Качалина плюс его собственные, Максима, чары сделали из Кирилла удобное орудие возмездия.

Если бы тренер узнал, что и в его, и в Ульяниной бутылке находится один и тот же «Элитан», он бы очень удивился. Брусникин был чрезвычайно осторожен. А вдруг Казаринов скурвится и отнесет бутылку куда не надо? Или сболтнет чего лишнего Ульяне? Поэтому первые три недели он испытывал нового знакомого. И когда убедился, что Казаринов полностью послушен его воле, приступил к финальной части своего плана. Если бы Брусникин знал, что в «Аполло» уже расставил сети эфэсбэшник Пох, он отказался бы от этой затеи.

На исходе третьей недели Максим передал тренеру бутылку с «Элитаном», в которую добавил артакцин – сильный растительный яд. Брусникин уже опробовал его на «Евжеше» и остался доволен его отсроченным, но беспроигрышным действием. В предвкушении скорого триумфа он места себе не находил от мрачной радости: спустя 12–14 дней после роковой тренировки Ульяне надлежало скоропостижно скончаться от острой почечной недостаточности. Он не сомневался, что патологоанатомы, увидев нездоровые внутренности покойницы, не будут доискиваться истинных причин смерти. Чего еще мудрить, когда почки, поджелудочная и печень ни к черту? Ясно, как день, что перед ними – очередная жертва жесткой диеты и неумеренных физнагрузок.

Но прошло и 12, и 13, и 14 дней, а Кибильдит все еще топтала эту землю. Брусникин встревожился: неужели его обманули с сырьем? Что ж, надо ускорить процесс. И он передал Казаринову напиток, в который был подмешан высушенный и истолченный пурпуксин – растительный яд, добытый им из поганого гриба, произрастающего в окрестностях Колдобино. Этот токсин нравился Брусникину тем, что действовал в течение 12 часов.

…Когда Ульяна скончалась прямо в клубе, Кирилл в шоке прибежал к своему «Марку». Брусникин ужаснулся, впал в ступор, затем прослезился…

– Какой кошмар, – всхлипнул он. – Порок сердца? Острая уремия? Это такая потеря для российского… да что там, мирового кинематографа… А где бутылочка?

– Ой, – растерялся Кирилл. – Прости, я так суетился, пытаясь спасти Ульяну, что совершенно забыл про бутылку… Это смертельно?

– Как сказать, – двусмысленно усмехнулся Максим. – Я же говорил, что бутылки нужны для отчетности. Взгреет меня, конечно, академик Качалин…

– Я тебе завтра принесу парочку, у меня в тренерской отложены…

После смерти жены Брусникин намеревался навсегда исчезнуть из жизни Казаринова. Не тут-то было. Через пару дней, направляясь в Колдобино, Максим заметил, что за ним неотвязно следует темная иномарка. В темноте он не мог разобрать, кто сидит за рулем. Почувствовав неладное, он прибавил скорость. Но преследователь тоже надавил на газ. Тормознув у въезда в деревню, Брусникин вышел из машины. В кармане он, точно эспандер, ритмично сжимал рукоятку ножа.

– Кирилл?! – его удивлению не было предела, когда из «Форда» появилась атлетичная фигура тренера. – Зачем эти гонки преследования? Что ж ты не позвонил?

– Я звонил… но ты трубу не брал…

– Что тебе нужно? Как ты меня напугал!

– Марк… я не знаю, зачем ехал за тобой… вернее, знаю… я не могу думать ни о ком другом после того, как ты накрыл мою руку своей… а когда ты обнял меня в кафе…

У Брусникина все внутри словно огнем обожгло: от необычайно острой смеси любопытства и радости.

– Я, может, неправильно тебя понял… – завел он.

– Все ты правильно понял, – Казаринов сделал к нему шаг. – Я чувствую, что ты в теме.

– В какой еще теме?

– Будь настоящим мужиком и признайся наконец хотя бы сам себе, – и Кирилл, выделяя каждое слово, произнес: – Мне. Не нужны. Эти. Целлюлитные. Дуры.

Брусникин нервно всхохотнул:

– Ты прав, целлюлит мне как-то не очень.

– Мне. Не нужны. Эти. Тупые. Самки, – Казаринов взял его за руки. Кругом было темно, но Максим каким-то чутьем понял, как расширились зрачки его визави.

– Они мне и в самом деле безразличны, но…

– Мне. Нужен. Только. Ты, – и Казаринов сильно, но вместе с тем очень нежно, обнял Брусникина.

Максим слабо трепыхнулся в его объятиях, но тут же затих. Ощутив на губах мужской поцелуй, он понял, что интуиция его не подвела: это было именно то, чего он искал последние 17 лет. То, чего так хотел, но боялся себе позволить.

Явившись к милому другу на следующий день после его капитуляции, Кирилл развернул перед ним постер с молодым Киану Ривзом.

– Как вы похожи, – прошептал он, волнуясь. – Я всю жизнь искал такого, как он. Но ты гораздо красивее, морковка (так он ласково прозвал «Марка»). И теперь над моей кроватью будут висеть только твои фотографии.

– А вот этого не надо, – Брусникина бросило в холодный пот. – Верни лицедея на место.

Казаринов пожирал его вожделеющим взглядом.

– Я так хочу, – капризно протянул Максим и тут же ужаснулся себе: именно таким тоном с ним разговаривали его так называемые любимые женщины.

* * *

Брусникин считал дельце успешно обтяпанным. И даже шумиха, которую местная пресса подняла вокруг гибели Ульяны, его не взволновала. До поры-до времени. Вскоре Ревягина тревожно сказала:

– Угораздило же эту Кибильдит помереть в нашем клубе! Теперь проверяющие толпами ходят. И журнашлюшки тут как тут. Одна теперь у нас и днюет, и ночует. Все вынюхивает что-то. Как бы они нам бизнес не испортили…

– Да, неприятно. Значит, на время затаимся, – досадливо сказал Брусникин. – А что за корреспондентка?

– Зинка Рыкова из «Девиантных новостей». Босс на нее уже зуб точит. Думаю, скоро он прищемит ее любопытный рубильник…

А вечером примерно на эту же тему заговорил и Казаринов.

– Все, ухожу тренировать пауэрлифтеров! Если бы ты знал, морковка, как мне надоели эти жирные наглые бабы. Сейчас я типа тренирую одну журналистку. Так эта свиноматка мне уже вынесла весь мозг! А сегодня захожу за сумкой, а она в ней – прикинь! – роется. И чего надо?

– Как я тебя понимаю, – улыбнулся Брусникин.

– Тебя тоже достали эти жопастые твари?

– Да я уже устал от их навязчивости.

– И у меня недели не проходит, чтобы у какой-нибудь дуры трусы не взмокли.

– А сфоткай ее на мобилу, потом вместе поржем, – предложил разомлевший Брусникин. Так он впервые увидел, как выглядит его заочная противница.

Еще через пару дней ему позвонила Ревягина.

– Макс, а, может, ну их, этих журналистов и проверяющих? Я работаю аккуратно. Почему из-за этой Рыковой мы должны лишаться денег? Мне без этого калыма хоть в петлю лезь. Три кредита плачу.

– Потерпи чуток, Марин. Скоро мы отобьем наши потери. Не надо лезть на рожон.

Но дилерша его не послушала.

– Макс, мне позарез нужен топмоделин, – позвонила она ему на следующее утро. – Хотя бы три пузырька. Ну очень надо!

– Я же предупреждал тебя, – прошипел Брусникин. – А тебе все неймется.

– Умоляю. Это постоянная клиентка, она не поймет, если я откажу. Успокойся, сделка произойдет за пределами клуба…

– Как зовут тетку?

Этот вопрос застал Ревягину врасплох. Секундная заминка решила ее участь.

– Разве мы не договаривались, что будем вести бизнес прозрачно? – жестко сказал Максим.

– Все прозрачно, – оправдывалась Ревягина. – Ее зовут Зина.

– Постой-постой. Зина? А это не та журналистка из «Девиантных»?

– Ну… допустим, – нехотя отвечала Марина.

– Да ты вообще страх потеряла! Из-за своей алчности подставишь и себя, и меня.

– Макс, не переживай, – заюлила Ревягина. – Уж я немного-то разбираюсь в людях. Эта Зинка полная дура. У нее мозгов не хватит просечь наш бизнес.

Условившись встретиться с Рыковой в девять вечера, около восьми Ревягина выскочила из «Аполло». Ей нужно было забрать у Брусникина товар.

– Ого, ты тачку купил! – удивилась она, когда безлошадный «коллега» (Брусникин оставлял свои «жигули» за пару кварталов до «Аполло») усадил ее в темный «Форд». На парковке было тесно, рассмотреть номера ей было трудно, да и не досуг. – Поздравляю. У нашего голубого золотца такая же. Ну, где там твои микстурки?

Вместо ответа Брусникин завел двигатель.

– Куда ты хочешь меня увезти? – игриво поинтересовалась Марина.

– Ко мне в лабораторию. Из-за всех этих дел я временно остановил производство. Но раз тебе срочно понадобилась продукция… Реакция завершится через полчаса. Топмоделин будет с пылу, с жару.

– Но у меня уже в девять встреча с клиенткой. Может, сдвинуть на час?

– Да не суетись ты, все успеется.

– Сейчас я за дубленкой сбегаю.

– Да некогда. Вот, накинь, – и Брусникин снял с себя новую красную куртку, подаренную на днях Казариновым.

…Когда Брусникин убедился, что навсегда угомонил неуемную бизнес-партнершу, он пожалел лишь об одном: что не придумал предлога, чтобы она сняла его куртку. Теперь придется фантазировать что-то, объясняя Кириллу, куда делся его подарок…

Съехав с Эмского шоссе на ближайшую проселочную дорогу, он зашвырнул сумку Ревягиной подальше в лес. Затем вернул машину к «Аполло», пересел в свою «Ладу» и порулил в Колдобино.

* * *

Спустя два дня он с неудовольствием обнаружил, что «Девиантные» пытаются раздуть сенсацию из гибели Ревягиной. Почему бы этой Зине не уняться? Надо подумать, как остудить ее пыл…

Тем временем Рыкова разговаривает с Алексеем Поповым, который обращает ее внимание на бутылочки с темной жидкостью.

– Паранойя, – тем же вечером крутил у виска Казаринов, эмоционально пересказывая «Морковке» случайно подслушанную беседу Рыковой и Попова. – Эта журнашлядь считает, что некоторые клиентки пьют подпольные микстуры. У этих клуш не мозги, а кисель.

Максим задумался еще крепче.

А через пару дней Казаринов сказал:

– Эта липучка требует с меня комментарий для своей дурацкой газетенки!

– А какой ей надо комментарий? Может, я найду кого, – предложил Брусникин.

У него мелькнула мысль: познакомиться с Рыковой. Под видом эксперта будет очень удобно выяснить, что она успела нарыть и как собирается использовать информацию. А заодно он внушит ей, что подпольная торговля препаратами – плод ее воспаленного воображения, и продолжая копать в этом направлении, она станет всеобщим посмешищем. Примеряя на себя роль эксперта, Брусникин взял очередной псевдоним – Михаил Бекетов. Он напечатал визитки, на которых указал несуществующие телефоны, по которым всегда было занято. Свою мифическую контору он «расположил» на окраине Эмска, рассудив, что Рыкова никогда туда не поедет.

Тем временем Казаринов рассказывает ему о подслушанном разговоре Рыковой и Мосягиной.

– Она просит, чтобы эта жирдяйка подписала свои показания. Прокуроршей себя вообразила!

– Показания? Что бы это значило? – Брусникин еле нашел в себе силы улыбнуться.

– Ну, она насела на эту Мосягину насчет отравы в бутылках и, видимо, та под пытками и оговорила себя! – расхохотался Казаринов.

– Щелкни мне ее на мобильник. Хочу глянуть на эту тупую толстуху.

За рубкой дров Брусникин обдумал ситуацию. Болтливую Мосягину – припугнуть. Она ему не страшна. Все равно никто не свяжет ее бредни с ним. Но на всякий случай – пусть прикусит язык. И он, опять воспользовавшись машиной любовника, несильно сбивает Аллу, когда та спешит домой с тренировки.

А с Зиной пора познакомиться. Но как к ней подкатить? Он красив, но она дерзка. Скорее всего, пошлет. На автомате. Нет, тут надо что-то понадежнее… Так родилась идея выдать себя за друга детства. Брусникин правильно рассудил, что многие не помнят малозначительных персонажей из далекого прошлого. Так вышло и с Рыковой. Он не учел одного: Зинка, которая до 23 лет прожила в другом городе, никак не могла ездить с ним в один лагерь.

И еще вот что его беспокоило: в первой статье о гибели Ульяны были размещены фото из семейного архива, на одном из которых был запечатлен и он. Да, он всего лишь на заднем плане, сидит вполоборота за рулем кабриолета Елены Ивановны… но береженого бог бережет. И он идет в салон «Лева Задов», где Тарас Недобитко коротко подстригает его, а также осветляет ему волосы и брови.

Брусникин перехватывает Рыкову на подступах к «Аполло», куда она мчится, чтобы разоблачить Поха… или Казаринова… да кого первым встретит! Она уверена, что они работают сообща. Вылетевший навстречу красавчик меняет ее планы. Рыкова понимает, что смазливый блондин путает ее со своей первой любовью, но не спешит развеять его заблуждения: парень очень хорош собой, и она не против познакомиться с ним поближе. Зинка охотно входит в роль неведомой ей тезки.

Первый вечер полностью посвящен романтическим воспоминаниям: Брусникин умеет ждать, и не сегодня, так завтра его эмоциональная «возлюбленная» сама сболтнет о своем расследовании. Он не ошибается: уже на следующей встрече Рыкова выкладывает ему если не все, то очень многое из того, что знает.

* * *

От услышанного у Брусникина волосы на голове шевелятся. Эта журналистка даром времени не теряла! Максим предлагает ей свою помощь в качестве эксперта. Он – врач, кандидат наук, региональный представитель фонда «Врачи мира против злоупотреблений». В ходе «интервью» он пытается охладить следовательский пыл Рыковой, разбивая в пух и прах ее подозрения. Его доводы звучат столь убедительно, что Зинка начирает верить в то, что увидела в белом черное. Она готова признать, что «накрутила» себя и бросить расследование. Но жажда денег пересиливает.

Зинка брякает про бутылку, которую в день смерти Ульяны забрал посторонний человек. Максиму становится очень тревожно. Как все-таки его подставил этот растяпа Казаринов! Ничего, он расплатится с ним сторицей…

А потом Рыкова вываливает на него информацию про дневник Лулу. Час от часу не легче! Он и не подозревал, какую «бомбу» заложила в Сети его покойная женушка! Брусникин списывается с администратором сайта и добивается удаления записи.

Между тем, «возлюбленная» лезет к нему с поцелуями и норовит запустить руки под джемпер. Брусникин напрягается. Он не готов отвечать Зинке на вопрос, почему у натурального блондина все тело покрыто черной растительностью. И он решается на полную эпиляцию, как у Казаринова.

Зину все больше раздражают их «пионерские» отношения. Максиму же категорически не хочется ложиться с ней в постель – даже в интересах дела. Он пытается выдать себя за высоконравственного типа, который не приемлет скоропалительного секса. Но Зина ставит ультиматум: или расставание, или брак. Причем, в ближайшие три недели.

Брусникин встает перед дилеммой. Исчезнуть из жизни Рыковой? Но тогда он полностью потеряет контроль над ней и не сможет получать оперативные сведения из стана врага. Жениться? Но он представился Зине Мишей Бекетовым, а паспорт у него – на имя Максима Брусникина. Делать нечего: за баснословную сумму ему делают паспорт на имя Бекетова.

Однако он до последнего надеется, что свадьба не состоится, и делает для этого все. Зная, что «невеста» озабочена похудением, осыпает ее комплиментами по поводу ее пышности и аппетитности, а потом заводит разговор о чудодейственных корректорах метаболизма. Отговаривая Зину от их приема, он добивается нужного ему противоположного эффекта: Рыкова становится одержимой инновационной разработкой.

Настает время выводить загадочные корректоры на сцену. Но нужна новая лекарственная форма. Средство в виде микстуры однозначно насторожит журналистку. Так из лаборатории Брусникина выходит первая партия таблеток. Остается включить в цепочку Казаринова.

– Прикинь, кого Мансур отобрал на роль вместо Ульяны? – радостно говорит Брусникин Кириллу. – Ни за что не угадаешь. Твою клиентку! Да-да, ту самую журналистку!

– Фу, блин, – Кирилл чуть не сплюнул от отвращения. – У твоего продюсера все дома? Да кто пойдет на такое кино?

– Мансур говорит, что в ней есть некая харизма, – глубокомысленно заметил Брусникин. – Правда, фигуркой она подкачала, но вот тебе таблетки…

– Что это? – недоуменно уставился на розовые пилюли Кирилл.

– Инновационные корректоры метаболизма, еще одна разработка группы академика Качалина. Мансур выкупил у него эти несколько блистеров за бешеные деньги. Он видит в Рыковой новую звезду, вот и не скупится на инвестиции.

– Ну, Мансуру виднее…

– Пожалуйста, завтра позвони ей, расскажи про новое средство и пригласи на персоналку.

– А зачем тут нужен я? Поставьте ей условие: или пусть приводит себя в форму, или никакого контракта.

– Что ты! Она такая капризная, все время требует, чтобы ей пели дифирамбы. Если мы намекнем ей, что надо похудеть… вдруг она психанет и откажется сниматься?

– Господи, пригласите какую-нибудь Жанну Фриске! Тоже мне проблема, – и Кирилл притянул его к себе.

Но Брусникин увернулся от поцелуя.

– В чем дело, морковка? – нахмурил брови Казаринов.

– Я тебя по-человечески прошу мне помочь, а ты…

И Максим резво вскочил с постели.

– Ты куда? – Кирилл быстро поднялся следом за ним. – Обиделся, что ли? Да я что хочешь для тебя сделаю. Только мне немного стремно после Ульяны…

– Сколько раз тебе можно повторять, что микстура Качалина не имеет к ее смерти никакого отношения! Ты же сам видел заключение патологоанатома. У Кибильдит был целый букет болячек. Что ж удивляться, что ее организм так рано отказался ей служить? Ты врач и должен понимать…

– Да я и не думал ничего такого… Ладно, давай твои таблетки. Но не гарантирую, что мне удастся ее замотивировать. Она вообще неуправляемая. Уже месяц к нам таскается, но ничего тяжелее мочалки в сауне так и не подняла.

– Я уверен, в этот раз все удастся. Мы со своей стороны тоже будем нежненько капать ей на мозги, а тут и ты подключишься… Ее окорока расстают без следа!

– Морковка, я от тебя без ума, – шагнул к нему Кирилл. – С тобой не соскучишься… господи, ну зачем ты осветлился?…

– Чуть не забыл: с собой ей таблеток не давай ни под каким видом. Академик Качалин еще не запатентовал средство и очень опасается промышленного шпионажа..

Все идет, как задумал Брусникин: тренер кормит Рыкову таблетированной отравой, а сам Максим делает широкий жест – заказывает пошив свадебного платья в лучшем салоне Эмска. С помощью постоянных ушивок наряда он надеется довести невесту до такого состояния, чтобы сброс веса стал ее идеей фикс. Как это сделать – он опробовал еще на Ульяне. И тут будет не сложнее: Глория только рада получить 70 тысяч, пойдя навстречу клиенту в его милой причуде.

Рыкова видит, что не влезает в вещь, которая была ей впору еще вчера, паникует и пьет розовые таблетки горстями. Но Казаринов, наблюдая у клиентки быструю потерю веса, настораживается. Он расспрашивает Зину о самочувствии, убеждается, что у нее развивается обезвоживание и настоятельно рекомендует ей больше пить. А потом и вовсе говорит, что не даст ей больше ни одной таблетки. Подозрениями насчет токсичности препарата он делится с Брусникиным. Но в ответ слышит нечто шокирующее.

– Не знаю, как тебе сказать, – мнется Максим. – Короче, Мансур устроил мне допрос с пристрастием, почему я не женат. Я сказал, что не встретил пока достойной девушки. А он и говорит: нечего больше перебирать, женись на нашей звезде. А то, мол, слухи нехорошие про тебя ходят…

– Ничего не понял. На какой еще звезде?

– Да на Зинке.

– Пошли его подальше со своим секонд-хэндом!

– Послать Мансура? Ты смеешься, Кирилл. Это сказочная удача – попасть в его бизнес. У меня там хорошие перспективы…

– И что? Ради них ты пожертвуешь мной? – накачанная грудь Казаринова заходила ходуном.

– Да не парься, это делается чисто для отвода глаз. – рассмеялся Максим. – Хочет шеф – так и быть, распишусь с этой бэушной коровой. Но душой и телом всегда буду с тобой.

Выждав несколько недель после смерти жены, Брусникин звонит нотариусу и узнает, что на наследство Кибильдит претендует некто Константин Стражнецкий. Вот это номер! Оказывается, у Ульяны имелся брат! Но пусть не раскатывает губу. Все ее деньги будут принадлежать ему и только ему. Никаких прихлебателей он не потерпит.

Разузнать о том, кто такой Стражнецкий, не составляет труда. Теперь надо продумать декорации, в которых он уберет незадачливого конкурента. Когда Брусникин узнает, что химфак Эмского университета празднует круглую дату, он довольно потирает руки. Он уверен, что Стражнецкий не преминет туда явиться, чтобы покрасоваться перед однокашниками-«неудачниками». А это отличный повод, чтобы угостить его коньячком с пурпуксином. Но опять же, надо обеспечить себе алиби.

Вечером он говорит Казаринову:

– Не было печали – черти накачали. Меня домогается один партийный босс из «РВС». Да так нагло, что я уже не знаю, как от него отвязаться.

– Ты сказал, что у тебя есть я?

– Ну что ты, я не афиширую своих наклонностей. Сказал, что мне это противно, что у меня есть невеста… А ему хоть бы хны. Этот тип чувствует свою полнейшую безнаказанность. Так и тянет проучить его, да боюсь, как бы он не создал мне больших проблем…

– Кто он? – тяжело задышал Кирилл. – Я его так взгрею, что навсегда забудет, как подкатывать яйца к чужим мальчикам.

– Ты знаешь, я не сторонник грубого воздействия… но это тот случай, когда без него не обойтись. Ну абсолютно борзой товарищ. Завтра он толкает речь на юбилее химфака. Я буду там и покажу его тебе.

– Отлично, отлично, – агрессивно затоптался на месте Кирилл.

– Поглумись над ним как-нибудь, поставь в глупое положение, выведи из равновесия. Для начала – напои до усрачки. Чтобы это все видели. Только помни: ты меня не знаешь. Понял?

Явившись на праздник, Казаринов видит среди гостей своего Морковку… в черном парике. Тот взглядом указывает ему на танцующего Стражнецкого. Кирилл приглашает Костика за столик, поит виски, делает «непристойное» предложение. Потом, когда тот с недоумением ретируется, предлагает двум подружам пари на сто долларов: смогут ли они своим танцем «довести до стояка» депутата-импотента. Девчонки выпрыгивают из штанов, желая найти подтверждение своим чарам.

Вкрай сбитый с толку, Костик выходит покурить. Тут его и настигает Кирилл. Он порядочно накачался виски и больше не может сдерживать ненависти к этому самодовольному типу, который хочет отнять у него его Морковку. Он хватает его за грудки, наносит удар, Костик скатывается кубарем по лестнице… За всем этим экшном Брусникин наблюдает, стоя за ближайшим деревом.

Когда пьяный, обескураженный и разозленный на весь мир Стражнецкий, охая и матерясь, садится на лавочку, Брусникин выходит из сумрака и предлагает ему выпить. Костик принимает его за Гольцева, которого полчаса назад видел около Ларисы Марковой. Он не видит никакого подвоха в его предложении и охотно соглашается.

Жизнь ему спасло только то, что он поехал к Алине. Она быстро сориентировалась в обстановке, промыла ему желудок и вызвала «скорую». Если бы Стражнецкий отправился к себе в гостиницу, то наутро был бы уже мертв.

На следующее утро Кирилл звонит любимому человеку и спрашивает, что значил вчерашний маскарад.

– А, ты про парик, что ли? – смеется Брусникин. – Пришлось купить, чтобы этот похотливый козел меня не узнал. Классно ты его вздрючил!

– Прикольный парик, – хвалит Кирилл. – Если я тебя попрошу иногда его надевать, ты…

– Да без вопросов!

– Я, кстати, вчера чуть не обознался. Когда отмутузил его и вернулся на банкет, то принял за тебя знаешь кого? Нашего директора Рому! Со спины-то у вас с ним прически одинаковые…

…До свадьбы остается неделя, а состояние невесты все еще далеко от критического. Явившись с посиделок со Стражнецким, Максим в поте лица застрачивает новые швы, еще больше обужая платье. Как он и рассчитывал, Зина приходит в отчаяние и бросается к Кириллу за новой порцией таблеток. Казаринов разводит руками: у него больше ничего нет. Но вот он слышит звонок сотового. Это Брусникин. Он говорит Кириллу, что Мансур приобрел у академика еще пару блистеров, курс надо продолжить. Казаринов приглашает клиентку заглянуть на днях в клуб: ему удалось раздобыть еще немного дефицитных корректоров.

– Кстати, твоя невестушка первостатейная сучка, – вечером сообщает он Брусникину. – За дозу таблеток ляжет с кем угодно. Сегодня вот на меня вешалась. На ком ты женишься, Морковка?

– Да, там явно негде ставить пробу. Но мне все равно. Это делается только для того, чтобы втереть очки Мансуру.

– Этот Мансур не сходит у тебя с языка, – ревниво бурчит Кирилл.

Брусникин с нетерпением следит за новостями: вот-вот должны сообщить о безвременной кончине молодого перспективного политика Константина Стражнецкого. Но его соперник оказывается живучим. Максим едет к больнице, чтобы на месте прикинуть, каким образом можно довершить начатое. Но тут видит, как из больничных ворот выходит его невеста.

В который раз он поражается тому, как тесен мир. Оказывается, Зинка давно знакома с Костиком и только что ездила в больницу, чтобы справиться о его самочувствии. Она сообщает ему, что отравлением Костика заинтересовалась полиция (Максим напрягается), и в качестве приоритетной отрабатывается версия покушения на убийство по политическим мотивам. Брусникин облегченно вздыхает. Как все замечательно сложилось! Казаринов распивал с Костиком вискарь, а потом рвался в драку. Все это видели, любой подтвердит. Больше и искать некого: Кирилл Казаринов – вот кто отравил верного сына России Константина Стражнецкого. А уж кто и сколько ему за это заплатил – расследуйте, на то вы и сыщики.

Но вот до свадьбы остается три дня, а Зина, хоть худа и слаба, все же готова пойти под венец. Брусникин выговаривает Кириллу: Мансур недоволен темпами похудания будущей звезды.

– Не понимаю, чего еще надо твоему чурке! – взрывается Казаринов. – Она и так тощее некуда.

– Мансуру виднее. Мое предложение: увеличить дозировку корректоров.

– А мое мнение: она и так на грани обезвоживания. Не знаю, что там напридумывал академик Качалин, но ничего этот корректор не корректирует, а тупо выводит из организма воду.

– Уверен, что ты ошибаешься, – мягко улыбается Максим. – Это инновационная разработка. Мы консультировались с академиком, и он разрешил нам увеличить дозировку. Можешь смело давать моему непорочному ангелу по три-четыре таблетки.

Когда Зина падает в обморок на крыльце «Аполло», Брусникин ликует: свадьба сорвана! Он везет ее в больницу в полной уверенности, что Рыкова проведет на койке минимум неделю. А там уже наступит май, который, по понятиям этой дурищи, никак не подходит для регистрации. Но не тут-то было: желание Рыковой выйти за него замуж настолько велико, что она сбегает из больницы.

* * *

Брусникину очень действует на нервы деятельное участие невесты в болезни Стражнецкого, и особенно – ее стремление дознаться до истины и призвать мифического «кого-то» к ответу. Он впервые подумывает о том, что Рыкову тоже придется «ликвидировать». Эта обезьяна с гранатой слишком много знает. Конечно, ее мозги устроены слишком примитивно, чтобы свести все ниточки воедино, но ведь она непредсказуема! Кто знает, куда она рванет сегодня вечером и кому выложит свою информацию? Если ее вовремя не остановить, она может наломать дров…

Но пока самый актуальный вопрос – не допустить, чтобы эта чокнутая стала его женой. Все еще надеясь сорвать свадьбу, за несколько часов до регистрации он привозит невесте значительно ушитое платье. Он уверен, что ей в него не влезть. Но Зина, хоть и со скрипом, втискивается в наряд 40-го размера – ведь благодаря корректорам она сбросила вес до 50 кило.

Рыкова мастерски обходит и другие препятствия, расставленные «женихом»: отсутствие колец, неявку свидетеля…Из зала торжественных регистраций Брусникин выходит как сомнамбула. О ужас, это свершилось! А тут еще красивая блондинка, их свидетельница, сообщает, что из Москвы пришли данные экспертизы. В останках Ульяны обнаружены следы ядов. Что ж, надо от греха подальше демонтировать лабораторию, уничтожить сырье и испариться. Пусть ищут ветра в чистом поле. И Брусникин «вызывает» себя в командировку.

…Дня за три до собственной свадьбы Брусникин дарит любовнику красный спортивный костюм. Он знает, что Кирилл не носит этот цвет, но разве он откажется, если очаровательный Морковка попросит его об этом? Так и происходит. Тренер, в полном восторге от подарка, приходит на работу в обновке.

Увидев его в красном, Рыкова столбенеет. Узнав от Замазкиной о данных экспертизы, она больше не сомневается, что убийца – Казаринов. Так вот чья красная куртка оказалась на Ревягиной в тот роковой вечер! Зинка решительно обвиняет тренера. Она уверена, что приперла его к стенке, и ему не остается ничего, кроме как принять ее требования о дележке ульяниного наследства.

Слова Рыковой повергают Кирилла в состояние шока. Он сразу догадывается, что яд содержался в зелье под названием топмоделин. А, значит, его Морковка – серийный отравитель, в чьих руках он был всего лишь марионеткой. Пытаясь оторваться от Зинки, он сбегает через окно в туалете и мчится в Колдобино. Ему не терпится задать милому Марку ряд вопросов.

Рыкова раздосадована: ее «корейко» ушел из-под носа. Но она его все равно настигнет. Где его искать, подсказывает компьютерщик. В уверенности, что напала на тайное логово Казаринова, Рыкова мчится в Колдобино.

Все последние дни за фигурантами этого дела ведет наблюдение Андрей Пох. Это он пугает Костика кашлем, стоя под окнами университета в тени кустарника. Это он мелькает на площадке между этажами в подъезде Казаринова, когда Рыкова приезжает умолять тренера о новой дозе корректоров. И именно он на черном джипе обгоняет ее по дороге в Колдобино. Пока Зинка движется к поселку, подполковник клеит бороду, надевает ушанку, телогрейку и занимает пост у забора пустующего дома. Вскоре Рыкова появляется из-за поворота и обращается к нему с вопросом. Операция близка к завершению, поэтому Пох решается заговорить с ней своим обычным голосом. Из-за особенности которого вынужден был хранить молчание в «Аполло».

Рыкова входит в страшный дом. И какую картину видит? Убийца Казаринов пытается порешить и ее любимого мужа, который героически выводит на чистую воду отравителей и прочую шваль в белых халатах. Она бросается на помощь Брусникину. Вдвоем они связывают Кирилла. Но Максим боится, как бы тот не вывалил Рыковой всей правды. Поэтому торопится заткнуть своего противника.

Он уговаривает Зину спешить. Рыкова не совсем понимает, зачем, но машинально следует за мужем. Брусникин мучительно соображает: Казаринова надо убирать и немедленно, но как это сделать практически на глазах у Рыковой? Он говорит, что забыл в доме куртку и под видом ее поисков разливает по ступеням бензин. Далее он читает Зинке нотацию по поводу экологии и изымает у нее незатушенный окурок. Но вместо того, чтобы отправить его в ведро, бросает «бычок» в лужу бензина. Воспользовавшись суетой, он вытаскивает у нее из кармана сотовый – его плану не должно помешать ничто.

А план у него такой – по пути «ликвидировать» саму Рыкову. Он не знает, что следом за ними из Колдобино выезжает Пох, и у него цель прямо противоположная – спасти Зинку и обезвредить самого Брусникина.

Остановив машину на лесной дороге, Максим делает вид, что они увязли. Потом разыгрывает спектакль со сломанной ногой. Дождавшись, пока жена отойдет на приличное расстояние, Брусникин заводит машину. Он уже готов сбить Зину, как вдруг темное пятно, которое он считает своей женой, кубарем летит под откос. Ослепленный ненавистью, Брусникин направляет машину следом за ней, но попадает в болото.

* * *

– Невероятно! Просто не верится! Я думала, такое только у Агаты Кристи бывает.

Пока Рыкова и ее новый друг перессказывали Кориковой эту историю, Алина успела протрезветь.

– Теперь представь, в каком шоке была я, когда товарищ Пох мне это выложил! – и Зинка потянулась к пустому бокалу. – Андрюш, освежи.

– Предлагаю выпить за завершение операции, – и подполковник разлил коньяк. – Мы долго разрабатывали этого Няку.

– Но как вы… ты понял, что в клубе распространяется отрава? – поинтересовалась Алина.

– По сообщениям из отделения токсикологии. За последние полгода нам поступила информация о двух смертельных отравлениях неизвестными растительными ядами. Погибшие были молодыми женщинами с излишним весом. Обе посещали «Аполло».

– Плюс еще две звездочки на крыло нашего отравителя-истребителя! – воскликнула Рыкова. – И мы не исключаем, что пострадал кто-то еще. Просто нам об этом неизвестно.

– Зацепиться нам было не за что, – продолжил Пох. – Поэтому было принято решение о моем внедрении в клуб. Я должен был оценить обстановку на месте. Первая зацепка, к сожалению, появилась слишком поздно – когда Ульяне стало плохо. Я догадался взять на анализ бутылку с ее напитком. Так, наудачу. И оказалось, что именно в этой жидкости и находился сильный растительный яд.

– А я-то думала, что вы с Киром орудуете на пару, а Гольцев вас крышует! – рассмеялась Зинка.

– Казаринов долгое время был вообще вне подозрений. Как и Ревягина. К сожалению, поначалу мы не знали, что наша целевая аудитория – клиентки, которые пьют не воду, а цветные напитки. А когда после смерти Ульяны такая догадка появилась, все женщины как по команде перешли на воду. С некоторыми из них наши сотрудники провели неформальные интервью и выяснили, что «оздоровительные напитки» – так они их называли – им продавала Ревягина.

– И почему же вы позволили Няке убить ее? – с вызовом спросила Рыкова. – Вы могли спокойно установить за врачихой слежку, вычислить круг ее общения и разработать каждого из ее приятелей!

– К большому сожалению, – Пох вздохнул, – экспертиза содержимого бутылки Ульяны заняла неделю. Узнав, что в напитке содержался яд, мы приняли решение установить за Ревягиной наблюдение. Но буквально спустя несколько часов она была найдена мертвой. Брусникин опередил нас.

– И тут вы, наконец-то, догадались, что докторша лишь пешка в чьей-то крупной игре? – издевательски продолжала Зинка. – Вот, Алин, смотри, на что тратятся деньги налогоплательщиков… Да даже я со своим филологическим образованием могу догадаться, как вам нужно было искать Брусникина. Проще пареной репы – сделать детализацию звонков, поступавших на сотовый Ревягиной!

Пох надтреснуто рассмеялся:

– Экстраординарная идея! В том-то и дело, что ни один из звонивших на ее телефон не был зарегистрирован как Максим Брусникин. А звонки с тех «симок», что не имели хозяев, были совершены из общественных мест. Этот Няка соображал, как не запалить свое логово.

– Зин, ну как ты себя ведешь? – смущенно одернула подругу Корикова. – Ребята знают свое дело. Андрей, если начальство вам разрешило, расскажите дальше, пожалуйста.

– Параллельно мы подключили коллег из угро. Нам важно было понять, кому выгодна смерть Кибильдит. Мы отработали версию с захватом бизнеса, но с этой стороны все оказалось чисто. В итоге пришли к выводу, что от смерти Ульяны выигрывали только два человека – Брусникин и Стражнецкий. Брусникин – явно, Стражнецкий – с некоторой долей вероятности. Мы стали разыскивать Брусникина, но он как в воду канул. По адресу прописки он не появлялся несколько лет. Никто из соседей не смог опознать его по фото.

Тогда мы начали устанавливать его родственные связи и выяснили, что Марии Брусникиной давно нет в живых, бабка и дед тоже умерли, а сестра матери не имеет о нем сведений. В «Панацее-Фарм» его потеряли из виду. Другие контакты Брусникина только предстояло установить. Но мы знали: если он жив, то в течение полугода после смерти жены должен заявить свои права на наследство.

– И что же вас сподвигло завершить столь блестящую операцию? – опять подала язвительный голос Рыкова.

– Ты не поверишь, но мое к тебе особое отношение, – усмехнулся Пох. – Я заметил, что ты стремительно худеешь и, уж извини меня, дурнеешь. Потом увидел, как Казаринов дает тебе какие-то таблетки. Я обыскал его сумку и нашел блистер без опознавательных знаков. Срезал одну таблетку и направил на экспертизу, а сам установил за ним наблюдение. Тут-то и выяснилось, что Казаринов имеет гомосексуальную связь с неким жителем поселка Колдобино.

– Вот тут-то и нужно было его сцапать, простофиля! – с жаром воскликнула Рыкова. – Чего было проще – сравнить фотку Брусникина и мордаунт подозрительного пидорка!

– А ты-то сама признала в своем женишке Брусникина? – язвительно парировал Пох. – Ты ведь тоже видела его снимки, и не один!

– Никогда бы не подумала, что перекись водорода так сильно меняет внешность человека, – почти простонала Зинка.

– Тут мы опять пошли по ложному пути, – продолжил подполковник. – Решили, что главный злодей – Казаринов, а его сожитель – лишь сообщник. Мы стали выяснять мотивы Казаринова, а параллельно отправили фотографии того и другого на экспертизу. Нам сообщили: сожитель Казаринова и есть искомый Брусникин.

– Вот тут и надо было его хватать! – ударила ладонью по столу Рыкова.

– У нас был большой соблазн задержать и допросить его, но мы вовремя отказались от этой мысли. Нам было нечего ему предъявить. Прежде нужно было связать его, Казаринова и яды. Наша аналитическая группа пришла к выводу, что была реализована следующая схема: Брусникин отравил свою жену при помощи сожителя. Теперь нужно было установить, откуда Няка получает яды. Для этого было решено пойти на провокацию.

С согласия руководства я организовал утечку информации. Анонимно позвонил вашей коллеге Замазкиной, которая вместе с тобой участвовала в журналистском расследовании, и сообщил о том, что в останках Ульяны обнаружены следы яда. Мы не сомневались, что информация оперативно дойдет до тебя, Зин, а, значит, и до Брусникина. Это произошло даже быстрее, чем мы рассчитывали – Няка услышал это собственными ушами, в загсе. Он понял, что близок к провалу. Но он еще не предполагал, что этот провал так близок.

Зная, что Брусникин находится на собственном бракосочетании, мы обыскали дом, обнаружили лабораторию и тут же забрали образцы на экспертизу. По периметру территории было установлено несколько камер наблюдения. Кроме того, мы забросили в Колдобино пару надежных людей. Брусникин появился в доме на следующее утро и…

– Позвольте-позвольте, – перебила его Рыкова, – а где же мой нареченный провел нашу первую брачную ночь?

– Со своим сожителем на съемной квартире в Эмске, – усмехнулся Пох. – Он понимал, что Казаринов вот-вот станет для него опасен, поэтому поднес ему коктейль с артакцином, который прекрасно зарекомендовал себя в эпизоде с Евгением Кибильдитом. Брусникин знал, что спустя две недели, когда подействует яд, он будет уже далеко от этих мест.

Около одиннадцати в воскресенье Брусникин явился в Колдобино и сразу начал демонтаж лаборатории. Весь этот процесс зафиксировали наши камеры. Он аккуратно вырезал куски дерна, укладывал в землю оборудование и прикрывал его нетронутой травкой. Внешне это выглядело безупречно.

За этими хлопотами его и застал Казаринов. Он рассказал ему об утреннем разговоре с тобой, Зин, и потребовал объяснений. Сладко улыбаясь, Брусникин пригласил его в дом. Кирилл доверчиво пошел впереди. Ему очень повезло, что он вовремя обернулся и увидел, как любимый человек с нехорошим выражением лица поднимает с земли топор. Кирилл больше ни секунды не сомневается: его Морковка – очень опасный вероломный тип. Он набрасывается на своего хрупкого возлюбленного и тащит в дом. Брусникин вырывается и пытается укрыться от него на чердаке, но разъяренный Казаринов настигает его и валит на пол.

– И вот в разгар этой сцены заявляюсь я, – Рыковой претило долго молчать. – И вижу, что Валерий Леонтьев словно в воду глядел!

– В смысле? – в один голос спросили Корикова и Пох.

– Каждый хочет любви: и солдат, и моряк. Каждый хочет иметь и невесту, и друга, – и Зинка громко рассмеялась.

– А дальнейшая судьба Казаринова… много ему грозит? – вспомнила Алина.

– Казаринов сегодня утром переведен в СИЗО. Три недели он провел в токсикоцентре, и, как говорят врачи, больше его жизни ничто не угрожает. Сейчас ему инкриминируют убийство Ульяны Кибильдит, покушение на убийство Зины. Обвинение в организации преступной группировки нам удалось снять – он действительно не подозревал о криминальном характере деятельности Брусникина.

– Но список репрессированных должен быть продолжен, – капризно выдала Рыкова. – Будет ли четвертован Гольцев? Когда состоится гильотинирование главы Эмскздравнадзора? Я чуть не стала жертвой их преступного бездействия!

– Гольцев ушел из «Аполло» по собственному желанию, а чиновник… видимо, у него оказались очень высокие покровители. Он переведен в Москву…

– Награда нашла своего героя!

– Не переживай, Зин. На низовую должность в Росздравнадзоре.

Алина сделала еще глоток и, наконец, спросила:

– Зин, я все правильно понимаю? Ты теперь наследница огромного состояния?

– Как законная жена Максима Брусникина я имею на это полное право, – Зинка откинулась в кресле и забросила ногу на ногу. – Но эти крючкотворы-аблакаты чинят препоны. Мое дело столь неординарно, что сейчас проходит экспертизу в Москве. Кстати, твой экс-женишок тоже активно сучит ножками. Но мы посмотрим кто кого: Аглаины связи или мои миллионы…

– Но откуда у тебя «Ауди» с водителем?

– Этот аванс безграничной любви и доверия выдан мне моими новыми высокопоставленными друзьями. Да-да, твоя незадачливая парвеню уже обласкана в высшем свете. Семейства Кержаковых, Козловых и Пономаревых прикладывают все усилия, чтобы дело о наследовании решилось в мою пользу. Конечно, пришлось им кое-что пообещать… беспроцентные займы, соинвестирование… но у меня не убудет, так ведь? Пусть только эти люди приведут меня к власти. Кстати, – Зинка хихикнула и метнула лукавый взгляд на Поха. – Вадик Кержаков увлекся мной, как мальчишка. Говорит: женюсь, какие могут быть игрушки! Меня забавляют его ухаживания, поэтому я пока не говорю о них Викусе Кержаковой.

Пох заиграл желваками.

– Ну-ну, – Рыкова положила руку ему на плечо. – Любовь зла, и наследница миллионов отвергает пылкие чувства джентльмена из высшего общества и отдает руку и сердце ничем не примечательному подполковнику ФСБ… Мы можем расписаться через двенадцать дней.

– А почему не через пять? – буркнул Андрей.

Корикова перестала жевать и удивленно глянула на парочку.

– А потому, мой дорогой, что через пять дней будет еще май, а в мае женятся только дураки! – и Рыкова чмокнула Поха в щеку.

– А ты слаба на… легка на подъем, – рассмеялась Алина. – Вы ведь не знакомы и трех месяцев?

– Зато у нас богатый опыт семейной жизни. Гражданин Пох прекрасно разбирается в женщинах – его бросили две жены. Да и я после трех браков что-то смыслю в мужчинах. Нет сомнений: нас разлучит только смерть.

…Когда Рыкова ненадолго покинула кабинет, Алина шепнула подполковнику:

– Она такая доверчивая и так настрадалась из-за этого…Не хочу вас… тебя обидеть, но это все искренне?

– Искренне? А почему ты в этом сомневаешься?

– Она теперь очень богата… в смысле, скоро будет.

Андрей глянул на дверь и одними губами произнес:

– Не будет.

– Но почему? Мне кажется, шансы очень высоки.

– Ни единого. За неделю до смерти Ульяна пожертвовала все деньги международному благотворительному фонду по поддержке жертв анорексии. Эти обстоятельства стали известны только на днях, но я пока ничего не говорю Зине…

Пару секунд Алина оторопело молчала, а потом едва не бросилась Андрею на шею:

– Так это же здорово! Никакие миллионы не бросят тень на искренность вашей любви и нашей дружбы!

– И я того же мнения, – улыбнулся Пох.

В этот момент в кабинет вошла Рыкова:

– Что сияем?

Корикова и Пох одновременно потянулись к ней бокалами.

– За искреннюю дружбу!

– За бескорыстную любовь!

И все трое обнялись и закружили по залу в подобии хоровода.

конец