Самолет, в котором летела Дебора, сел в джерсийском аэропорту сразу же после одиннадцати утра. Она взяла свою небольшую сумку – весь ее багаж – и прошла через проход на таможне, где не надо было заполнять декларацию, прямо к автостоянке, на которой она оставила свой «мерседес». Каждый ее шаг сопровождался вздохом облегчения. Прошло не более суток с того момента, как она улетела с острова, но как же она рада была возвратиться! Когда-то Дебора думала, что Джерси ужасно скучный, размеренный. Но теперь это было не так. Сейчас он для нее был пристанищем. Здесь она была в безопасности, здесь ничто не могло бы ее задеть, никто бы не вытолкнул ее из той жизни, которая принадлежала ей здесь. Здесь она была миссис Дэвид Лэнглуа, здесь у нее было все, и ничего больше ей не надо. По крайней мере так она думала до тех пор, пока не приехала Джулиет и не начала задавать неудобные вопросы.

Будь она проклята! – подумала Дебора в припадке несвойственного ей гнева. Для чего ей надо было приезжать? Но гнев скоро прошел. Джулиет – племянница Дэвида, милый ребенок; она не станет намеренно делать что-нибудь, что навредит ему. Но ее непреднамеренные действия беспокоили Дебору.

Ее поездка в Лондон не решила эти проблемы. Ей надо было встретиться со своей старой подругой, она была одной из тех, кто знал о прошлом и о том, что потом случилось. Вместе, подумала Дебора, они смогут выработать план, который предотвратит несчастье. Но на этот раз Грэйс не смогла помочь. Они распили бутылку шампанского «брют», заговорились далеко за полночь, и ненадолго, размягченная шампанским, Дебора почти убедила себя, что все будет в порядке. Но наутро она обнаружила, что все проблемы остались, неразрешимые, как всегда, и Дебора, ощущая надвигающуюся лавиной панику, не видела никакого выхода из темного длинного туннеля тревоги, в который она погрузилась, как только на Джерси прилетела Джулиет, начавшая свои разрушительные экскурсы в прошлое.

– Она ничего не обнаружит, дорогая, после стольких лет, – успокаивающе сказала ей Грэйс, когда шампанское сделало свою работу, а Дебора жаждала поверить ей. Но с первыми же лучами солнца страх ее стал таким же огромным, ужасным, как всегда. Джулиет, со своим быстрым, пытливым умом, была очень опасна. Она, возможно, очень молодая, обыкновенная, ее вводящая в заблуждение ленивая, растянутая, как у всех жителей Сиднея, речь могла бы повергнуть человека в ложное спокойствие, но под всем этим таились Лэнглуа и Картре, она в большой степени была прямым "потомком своих дедушки и бабушки.

Картре и Лэнглуа были людьми, постоянными в своих убеждениях, Дебора знала это. Картре и Лэнглуа никогда бы не отступили – никогда. Дебора очень боялась, что Джулиет окажется такой же.

Она прикусила губу, стараясь превозмочь стесняющее чувство неизбежной опасности, которое сдавливало ее. Она и в самом деле ничего не сможет сделать. Грэйс только подтвердила это. Она может постараться свернуть Джулиет с этого пути, и ей остается только молиться и надеяться. Дебора никогда не была религиозной. Но, как большинство людей, когда им приходится встречаться с чем-то, выходящим из их повиновения, с тем, чего они боятся, она открыла в себе пламенную надежду, что и правда есть Кто-то-там-Наверху, а если есть, то он придет ей на помощь.

Из окна спальни Софии Джулиет увидела, как машина Деборы повернула на дорожку.

– Дебора приехала, бабушка, – радостно сказала она и увидела, как лицо Софии озарилось светом.

– О, как хорошо!

В это утро она выглядит на удивление хорошо для человека, которому прошлой ночью было так плохо, подумала Джулиет с облегчением. Она так легко могла умереть – и почти наверняка умерла бы, не вернись Джулиет домой и не найди ее вовремя. Но так же, как и в прошлый раз, ее выздоровление казалось волшебным. София, безусловно, была очень сильная, несмотря на слабость, вызванную ее сердечными недомоганиями, но Джулиет не стала испытывать судьбу. София всегда завтракала в постели – и как только завтрак закончился, Джулиет пришла посидеть и поговорить с ней, чтобы убедиться, что она не пытается встать и перенапрягать себя. Это означало для Джулиет, что ей придется пропустить визит утром к Дэну, и это, конечно, вызвало у нее волну сожаления. Очень мало времени им оставалось провести вместе до ее отъезда. Но Джулиет не хотела, чтобы что-нибудь помешало бы ей убедиться, что с Софией все в порядке. Она и так уже чувствовала себя виноватой. Поэтому она позвонила Дэну, объяснила все, а потом пошла наверх, в комнату Софии.

Естественно, что Софии было интересно знать, как Джулиет собирается провести вечер. Собираясь на обед, Джулиет обрушила на нее новость, что она встречается с Дэном, и София покачала головой:

– Ну-ну, это сын Дэна! Если он такой же, как его отец, то я уверена, он милый мальчик. – Но она ничего не сказала о Катрин и Дэне-старшем, и Джулиет поняла, что это было тайной Катрин.

– Какой же он мальчик! Ему, должно быть, около тридцати, – засмеялась она, и София засмеялась вместе с нею.

– Да, наверное. Но в моем возрасте, каждый, кому меньше сорока, кажется мне таким молодым!

И вот теперь она с интересом слушала, как Джулиет описывала их обед, и тактично воздержалась упоминать то, что, казалось, длилось так долго.

– Ты собираешься оставаться здесь, со мной? – через некоторое время спросила она. – Если останешься, Я рассержусь, потому что в этом совершенно нет необходимости. Со мной будет все в порядке. Мне надо просмотреть почту, чтобы вникнуть в дела, а если у меня на это не будет настроения, тогда почитаю газеты. И займу мозги кроссвордом. А ты ступай и наслаждайся солнышком.

– Я достаточно много бываю на солнце в Австралии, – возразила Джулиет. – Для меня это не новость.

– Думаю, так оно и есть. Твои родители, безусловно, знали, что делали, когда выбрали Австралию, – улыбаясь, произнесла София, и Джулиет почувствовала некоторое удивление. София так редко упоминала своего среднего сына и его жену. Частенько Джулиет думала, что молчание это довольно странное – ведь можно было бы ожидать, что она будет интересоваться, чем они занимаются, и так далее, но София не спрашивала. Словно она вычеркнула их из своей жизни и памяти. И к тому же за двадцать лет она ни разу не приезжала к ним, а они не приезжали сюда. Наверное, она таила глубоко скрытую обиду на них, что они уехали и бросили в кризисное время остальную семью. Но, вероятно, у них на то были свои причины, например, нежелание разгадывать то, что они считали загадкой. Но, как бы то ни было, решение было принято и его так и не поменяли. То, что София добровольно упомянула Робина и Молли, могло бы дать Джулиет шанс спросить, из-за чего они убежали, но она приняла решение ни о чем не спрашивать. Она не хотела рисковать и снова расстраивать свою бабушку. Но, к ее удивлению, София все в такой же непринужденной манере продолжала разговор.

– Конечно, Молли всегда боготворила солнце, – сказала она с задумчивой улыбкой. – Когда она была малышкой, то все лето ходила коричневая, как кофейное зернышко. У мальчиков была такая светлая кожа, они легко обгорали. Я помню, как-то раз Робин пересидел на солнце и стал таким красным, его так лихорадило, что он ночью не смог даже накрыться простынкой. Мне пришлось натереть все его тело каломелевым лосьоном, но он все равно не мог спать. А Молли – нет. Молли – нет.

Она помолчала, и Джулиет поняла, что она представляет их детьми – теми детишками на выцветших фотографиях, хранившихся на чердаке: ее мать, с волосами, завязанными в хвостики, одетую в короткое кружевное хлопковое платьице, отца в шортах и в белых гольфах, слишком худого, долговязого, и Луи, который так прекрасно выглядел еще ребенком. Он стоял, уперев руки в бедра, этакий хозяин положения.

– В наши дни надо быть немного осторожнее, – сказала Джулиет, желая сменить тему, сама не зная почему. – Очень опасен рак кожи, а никто сейчас не принимает такие солнечные ванны, как они тогда – по крайней мере, кто соображает. София покачала головой.

– Рак кожи. О дорогая моя. По-моему, в те годы правительственные службы здравоохранения имели отношение к чему-то наименее приятному. Хорошо, что моя молодость прошла. Конечно, мы жили в страшное время, но по крайней мере нам было позволительно вкушать простые радости жизни, без страшных прогнозов, которые испортили бы нам все.

– По-моему, я тоже наслаждаюсь жизнью, – сказала Джулиет.

– Будь уверена, что это так, моя дорогая. Слишком мало времени на что-то другое. О, я не призываю тебя бросаться Бог знает во что очертя голову, но и не бойся жизни. Ничто так не подтачивает силы, как страх.

Джулиет кивнула. Она даже как-то не могла представить себе, что ее бабушка боится. Но нет – это была неправда. Иногда она, разумеется, боялась, только дурак никогда ничего не боится, а уж София точно не была дурой. Но она не позволяла страху управлять собой. Никогда.

Они еще поболтали немного, но от темы Робина и Молли снова отклонились. В одиннадцать Джулиет спустилась на кухню и принесла свежесваренный кофе. Она как раз ставила на поднос пустые чашки, чтобы отнести их вниз, как увидела машину Деборы, сворачивавшую на дорожку.

– Интересно, для чего ей коллагеновые инъекции? – спросила она. – По-моему, она в них не нуждается.

– Это, наверное, потому, что настолько хорош конечный результат, что тебе кажется, они ей не нужны! – улыбнулась София. – Но нет, я должна признать, что Дебора еще достаточно молода, чтобы беспокоиться о таких вещах. И если честно, я никогда не замечала разницы, когда она возвращается. Может, ты заметишь, но я – нет. И все же я думаю, что если человек настолько привлекателен, как Дебора, у него появляется мания – не утратить своей внешности. Это правда кошмар, когда смотришь в зеркало и видишь, как прекрасный образ становится менее прекрасным. Большинство из нас, смертных, привыкает к этому с самых ранних лет. Но Дебора настолько милая женщина, что мы должны позволить ей парочку небольших причуд.

Голос ее был снисходительным, а лицо смягчилось от любви.

– Ты очень близка к Деборе, да, бабушка? – спросила Джулиет.

– Она – дочь, которой у меня никогда не было. Большего я и желать бы не могла. – Это было сказано настолько просто и с таким чувством, что Джулиет почувствовала себя смиренной.

– Всегда, когда она была нужна мне, Дебора была рядом, – очень тихо продолжала София. – Она заботилась обо всех моих делах, когда я не могла этим заниматься, а когда я вернулась, мы стали очень добрыми подругами. Я перед Деборой в неоплатном долгу.

Джулиет промолчала. Она отвернулась так, чтобы София не смогла прочитать промелькнувшую у нее мысль. Дэвид. Это ли имела в виду София, когда сказала, что Дебора «заботилась обо всех моих делах, когда я не могла»? То, что Дебора присматривала за девятнадцатилетним Дэвидом, который был вне себя, до смерти испуган тем, что натворил, и той цепью дальнейших событий, что повлекло его деяние? Но все это пока только для размышлений. Спрашивать она не станет. Не сейчас.

– Я хочу отнести чашки вниз, бабушка, – сказала она. – Скажу Деборе, что случилось, и, думаю, она тут же поднимется к тебе.

София улыбнулась безмятежной улыбкой женщины, чьи слова в очередной раз подтверждаются.

– Да, – кивнула она. – Уверена, она поднимется.

Дебора оставила сумочку в холле и прошла на кухню.

– Осталось сколько-нибудь кофе? – спросила она, когда вошла Джулиет. – Пахнет божественно после этих помоев в пластиковых чашках, которыми поят в самолете.

Она выглядела изысканно-элегантной, как всегда, в паре темно-синих брюк-гаучо и в изумрудно-зеленом жакете. Джулиет изучающе посмотрела на ее лицо, чтобы отметить следы перемен после коллагеновых инъекций, и разочаровалась. Дебора выглядела абсолютно так же, как и тогда, когда она уезжала, ни лучше, ни хуже. Но, надо признаться, все так же прелестно!

– По-моему, мы с бабушкой выпили первую порцию, но можно будет приготовить и вторую. – Джулиет поставила поднос. – Дебора, мне надо с тобой поговорить. У бабушки вчера ночью опять был приступ.

– О Боже мой! Она?..

– Судя по всему, сегодня она чувствует себя неплохо, но все это очень тревожит.

– Что случилось?

– Не знаю. Я нашла ее без сознания на полу в проходе гостиной, почти в полночь. Мы вызвали доктора Клавеля, но к тому моменту, когда он приехал, она начала приходить в себя.

– Я должна прямо сейчас подняться и взглянуть на нее. – Дебора, мертвенно-бледная, поспешила к двери.

– Она немного лучше себя чувствует сегодня утром, уверяю тебя, – быстро сказала Джулиет. – Сейчас уже нечего беспокоиться.

Взявшись за ручку двери, Дебора полуобернулась, разговаривая больше с собой, чем с Джулиет:

– Нечего беспокоиться? О, это легко сказать! Мне не надо было уезжать – не надо было оставлять ее.

– Дебора, ради Бога, тебе надо немного подумать и о себе! Я была здесь, Дэвид тоже.

На миг красивое лицо Деборы отразило одновременно тревогу, любовь и вину, и все это вместе с каким-то еще более глубинным сильным чувством. Потом она ушла, легкими шагами взлетела по лестнице.

Джулиет, нахмурившись, снова включила кофеварку Очевидно, Дебора винила себя за то, что не была рядом с Софией, когда та заболела, но ее реакция была немного чрезмерной. Никто не смог бы предвидеть приступа у Софии, а Деборы не было всего одну ночь. Когда кофе был готов, Джулиет собрала поднос и понесла его наверх.

Дебора сидела возле кровати Софии, нагнувшись и взяв ее за руки. Никогда ранее близость между ними не была столь очевидной, и Джулиет кольнула зависть. Если бы ее родители не эмигрировали, у нее тоже могли бы быть такие же отношения с бабушкой. Возможно, если она останется на Джерси, то так и будет.

– Кофе! – возвестила она.

София выпрямилась. Она выглядела расслабившейся, словно свидание с Софией привело ее чувства в норму.

– Чудесно! Ты немного выпьешь, София?

– Нет, спасибо, дорогая. Мы с Джулиет как раз только выпили целый кофейник, и я думаю, что слишком много кофе может мне навредить. Боюсь, что мне надо начинать остерегаться многих вещей, и кофе может быть одним из них. Прошлой ночью я ужасно напугала свою внучку, да, Джулиет?

– Конечно да!

– Если бы она не вошла в комнату тогда, я не знаю, что бы случилось. Или если бы она спала. Видишь ли, Дебора, Джулиет вчера вечером не было дома. Она встречалась с… кое с кем. И, должна сказать, я почему-то надеюсь, что она влюбится и решит остаться на Джерси. Я не жду, что она это сделает ради такой старухи, как я, но если тут замешан молодой человек, то это может быть совсем другим делом.

– Да. – Но Дебора отнюдь не выглядела довольной от перспективы, что ее племянница может навсегда остаться на Джерси. – Ну и кто же этот счастливчик, Джулиет?

– Ну, его зовут Дэн Диффен.

– Сын Дэниела Диффена, – вставила София. – Помнишь моего адвоката? Он годами представлял интересы Лэнглуа. Как мир тесен, не правда ли?

В комнате повисла напряженная тишина, атмосфера в комнате словно наполнилась чем-то для Джулиет непонятным. Потом Дебора произнесла:

– Дэн Диффен? Правда – это так странно!

– Вот именно! – София улыбнулась Джулиет, явно не подозревая, что что-то не так. – Мне всегда ужасно нравился Дэн и, насколько я знаю, Катрин тоже. Ты должна пригласить его сына на обед, Джулиет, если я не слишком забегаю вперед в своих предположениях, разумеется. Но я действительно с удовольствием познакомилась бы с ним.

Дебора ничего не сказала, но сжала зубы. Почему он ей не нравится, подумала Джулиет. Что она может иметь против него?

Но она была переполнена дурными предчувствиями. Что-то в Дэне насторожило Дебору. И Джулиет очень хотелось узнать, в чем тут дело.

Ей не пришлось долго ждать. Когда она спустилась вниз, Дебора пришла за нею следом.

– Как тебе довелось познакомиться с Дэном Диффеном?

– Что ты хочешь сказать? – насторожилась Джулиет.

– Кажется невероятным совпадением, что на острове, где полно подходящих мужчин, ты наткнулась на сына и тезку давнего адвоката Софии.

– Жизнь полна совпадений, – неловко ответила Джулиет. – Но у меня создалось впечатление, что ты не одобряешь этого. Тебе он не нравится?

– Не знаю. Я его никогда не встречала. – Дебора извлекла из сумочки пачку сигарет и прикурила. Джулиет заметила, что ее рука немного дрожала.

– А тогда что ты можешь иметь против него? – прямо спросила Джулиет. – Здесь что-то не так, я вижу.

Дебора нервно выпустила дым, глаза ее ненадолго встретились с глазами Джулиет, потом она отвела взгляд, словно не знала, что отвечать. Джулиет ждала, исполненная необъяснимых предчувствий.

– Он разговаривал с тобой? – наконец спросила Дебора.

– Нет… я… – Джулиет оборвала себя. – Дебора, в чем дело? Ты, похоже, забрасываешь меня вопросами, а сама ни на что не отвечаешь. Ты можешь прямо сказать мне, на что намекаешь?

– Ну хорошо. – Дебора погасила недокуренную сигарету и повернулась прямо к Джулиет. – Я скажу тебе. Я потому спрашиваю, беседовал ли он с тобой, что около года назад он беседовал со мной. Он позвонил мне и попросил, смогу ли я подготовиться к разговору с ним по поводу смерти Луи, сказал, что очень этим интересуется и думает, что для меня, как некровного члена семьи, такой разговор может быть менее болезненным, чем с каким-нибудь близким родственником Я спросила, почему это его так интересует. Он сказал, что наткнулся на досье, когда просматривал бумаги отца, и что этот случай его отец всегда принимал близко к сердцу. Я сказала ему, что ничем не могу помочь – я вышла замуж за Дэвида спустя два года после смерти Луи. Но не так-то легко было ему отказать, да и я не могла понять, почему он так этим интересуется. Я хочу сказать; любопытство само по себе – не так уж плохо, но здесь оно показалось мне чрезмерным. Так что я сама навела кое-какие справки. – Она помолчала, вытащила еще одну сигарету из пачки и, пока говорила, жестикулировала ею. – Он говорил тебе, Джулиет, чем зарабатывает на жизнь?

– Он писатель, разве нет?

– А ты знаешь, что он пишет?

– Я думаю, книги про Джерси. Он очень много знает про историю острова, ремесла и все остальное.

– О, правда? Ну, я считаю, у него должны быть побочные доходы. Я думаю, рыскать по помойкам – не столь уж выгодное дело.

– Дебора, ты опять говоришь загадками, – сказала Джулиет, но и сама начала слегка дрожать, будто каким-то образом уже знала, что собирается сказать Дебора.

– Мне очень жаль, Джулиет, но если ты и правда не знаешь, какой у Дэна Диффена главный источник дохода, то, должна сказать, тебе это не понравится. – Она щелкнула зажигалкой, подержала немного пламя, а потом закрыла ее. – Он раньше был полицейским, он тебе об этом говорил?

– Да.

– И после того, как его вышвырнули из полиции, он обратил свои таланты на репортажи-расследования. Он описывал случаи, которые разнюхивал, когда был в полиции, и зарабатывал на этом очень много денег. После этого он прицепился к одному английскому бизнесмену, который хотел купить здесь недвижимость. Дэн интересовался, каким образом он так быстро заработал столько денег. В результате обнаружились сделки, которые провернули осведомленные люди, и это свалило процветавшую британскую компанию, вызвало скандал в Сити и привело двух людей в тюрьму. Ну а теперь, похоже, он ищет новую историю, чтобы заработать, копаясь в чужом грязном белье, – и для этого решил вывести на свет смерть Луи. Он помнит, как его отец в свое время говорил об этом, выражая сомнение по поводу виновности Софии, и решил теперь переписать заново историю. Еще одна сенсационная новость в портфеле.

– Не могу в это поверить. – Джулиет сама не понимала, почему так сказала. Она была потрясена, но факты так хорошо подобрались: готовность Дэна помочь ей, то, как он пытался убедить ее допросить семью о том, где они были в ту ночь, двадцать лет назад, то, как он мягко сворачивал ее вновь и вновь к этой теме. Кроме того, у Деборы не было причины поднимать этот вопрос. Но София не высказала ни малейшего возражения против ее встреч с Дэном, и Катрин тоже; фактически Катрин вдохновила ее на это!

– А другие об этом знают? – спросила она. – Я хочу сказать… Я говорила бабушке и тете Катрин, что встречаюсь с Дэном, и они ничего не сказали.

– Он пишет под всевдонимом. – Дебора наконец зажгла сигарету. – Его положение на Джерси стало бы невыносимым, если бы все узнали, что Гарри Портер на самом деле – Дэн Диффен.

– Я поняла. – Джулиет почувствовала, что ей стало очень холодно, она была потрясена, обижена. Как он мог так ввести ее в заблуждение? Она обычно не курила, но сейчас подумала, что сигарета успокоила бы ее. – Можно мне одну, как ты думаешь?

Дебора протянула ей пачку и зажгла для нее сигарету. Джулиет слегка закашлялась от дыма: он имел отвратительный вкус.

– Мне очень жаль, если он тебе нравится, Джулиет, – сказала Дебора. – Я понимаю, он такой очаровательный. И это, конечно, делает его таким опасным. Но я должна была тебе сказать. Из меня ему не удалось ничего вытрясти, и, я думаю, он решил, что с тобой у него лучше получится. Не знаю, что ты будешь делать по этому поводу, но знаю, что сделала бы я – я бы задушила его! Особенно когда думаю, каково это будет для Софии, если разбередить все снова. – В этот момент мимо окна прошла молодая женщина в футболке и джинсах, у нее в руках были пластиковые хозяйственные сумки и корзинка с салатом. Дебора прижала палец к губам. – О, вот идет Марго – готовить ланч. Больше я сейчас ничего не скажу. Но я тебя предупредила, Джулиет. И ради Бога, если ты снова увидишь его, будь очень и очень осторожна, что ему говорить, а что – нет.

– Не беспокойся, я больше с ним не встречусь, – сказала Джулиет. Внезапно она испытала не только шок и недоверие, но и гнев и ярость. Как он мог так ее обмануть? Наверное, он подумал, что настал его день, когда она обратилась к нему с вопросами! А она подумала… она-то подумала… – Лицо ее запылало, когда она вспомнила, что было между ними прошлой ночью. Боже, как она могла быть настолько наивной!

Оставив Дебору приветствовать вспотевшую Марго, она загасила сигарету и выбежала из кухни. В кабинете был телефон, в это время дня там никого не бывало. Она схватила трубку и набрала номер Дэна.

– Дэн? Это Джулиет, – бросила она, когда он отозвался.

– Джулиет! Это приятный сюрприз! – Он, конечно же, не почувствовал десятиградусный мороз в ее голосе.

– Нет, не приятный: Совсем не приятный! Дело в том, что я схожу с ума от ярости. Я только что открыла твою мерзкую тайну, Дэн – или, лучше сказать, – Гарри? Ведь я именно с ним проводила время? Гарри Портер, расследователь.

– Джулиет… подожди…

– Нет, это ты подожди! Если бы я хоть какое-то понятие имела, почему ты, так сказать, помогал мне, я бы ни за что не стала бы с тобой разговаривать. И, думаю, ты это понимал. Поэтому ты обманул меня. Конечно, меня должны бы были предупредить. Рэйф Пирсон пытался сказать мне, разве не так? Он сказал, что все не такое, каким кажется. И надо же, я даже позволила тебе заняться со мной любовью! Это тоже было частью расследования?

– Джулиет, ты все неправильно поняла…

– Правда? В самом деле? Ты, наверное, думаешь, что я очень глупая, Дэн, если я не вижу тебя насквозь. Я хотела прекратить ворошить прошлое. Я поняла, какой вред могу этим принести, и сказала тебе, что хочу остановиться. А что сделал ты? Ты нашел другой способ продолжать наблюдать за мной – наверное, в надежде, что я переменю решение, или, если бы я так не сделала, у тебя все равно бы сохранилась связь, чтобы получить очередное приглашение на обед. Что ж, позволь мне сказать: ты поступил презренно! – Она умолкла, трепеща от гнева.

– Джулиет, послушай меня минутку.

– Нет! Я звонила не для того, чтобы слушать. Я позвонила, чтобы сказать, что о тебе думаю. И также предупреждаю: если ты опубликуешь хоть одно слово – хоть одно слово о моей семье, – тогда я лично всем расскажу, что ты за человек.

– Джулиет!

– До свидания, Дэн. – Она швырнула трубку. Ее трясло с головы до ног, и некоторое время она постояла, сжав кулаки, выжидая, пока спадет гнев. Потом поток жалости залил ее.

О Дэн, Дэн, почему все оказалось такой загадкой? Как я могла быть такой дурой и поверить, даже на минуту, что между нами происходило что-то особенное?

Слишком поздно. Теперь все кончено. Слава Богу, она не дала ему ничего, что могло бы послужить материалом для его презренного отчета или как там он это называет. Слава Богу, единственный человек, которому она сделала больно, была она же сама.

Дебора захватила сумочку, что брала с собой, в свои верхние апартаменты, закрыла за собой дверь и тяжело привалилась к ней.

Ей было так неприятно говорить Джулиет о Дэне Диффене, но у нее действительно не было другого выбора. Этот человек был опасен, он пытался втереться в доверие Джулиет, и Дебора тревожилась, что он уже мог у нее кое-что вызнать.

Она прижала руки к лицу и под пальцами закрыла глаза. Как только Джулиет упомянула джерсийский ночной клуб «Лилия», она поняла, что с ней кто-то говорил. Это было не тем местом, которое Джулиет могла бы сама по себе посетить. Она была слишком хорошо воспитана и свысока относилась к подобным заведениям, даже не осознавая этого именно в силу своего воспитания. У Джулиет лоск не был поверхностным, она была рождена в богатстве, росла с чувством собственного достоинства и данных от Бога прав на особые привилегии. Дебора почувствовала укол зависти. Она вот уже почти двадцать лет жила светской жизнью и все же в глубине души не чувствовала себя в безопасности. Она больше не допускала глупых ошибок, не нарушала этикет, всегда говорила правильные вещи и правильно же поступала и казалась уравновешенной, элегантной, искушенной и полностью уверенной в себе. Но она всегда была актрисой, хотя ни разу нога ее не ступала на сцену: она всегда умела прятать в глубине души свои истинные чувства. Ее беззащитность была запрятана глубоко внутри нее, она жила той ролью, что играла все эти годы, и почти полностью воплотилась в нее. Но если копнуть глубже, старые страхи снова стали бы реальными, как всегда, и, возможно, еще более острыми сейчас, когда ей было что терять.

Дебора вздрогнула. После всех этих лет она сочла, что все тайны ее прошлого надежно спрятаны, но сейчас она видела, как легко можно откинуть иллюзорную завесу и открыть таящуюся под ней истину. Дэн при помощи Джулиет раскапывал прошлое, чтобы попытаться разрешить загадку убийства. Продолжая в том же духе, он легко мог выведать тайны прошлого Деборы, которые она так тщательно пыталась скрыть, тайны, которые могли бы повергнуть в шок ограниченный Джерси и смутить семейство, частью которого она сейчас была.

Она выпрямилась, выскользнула из жакета и повесила его в один из гардеробов, которые целиком занимали одну из стен. На двери было прикреплено зеркало; закрывая дверь, она обратила внимание на свой измученный, затравленный взгляд. Ей пришлось взять себя в руки – только один этот взгляд мог бы поведать миру, что здесь что-то не в порядке, но она не знала, как сдерживать себя дальше.

Ощущение полной беспомощности – мощное, порывистое, как приливная волна, угрожало поглотить ее и увлечь назад, сквозь годы. Ей показалось, что образ, увиденный в зеркале, видоизменился, черты лица стали моложе, заостреннее, глаза более настороженными. Они не смягчены розовато-коричневыми тенями, как сейчас, но подчеркнуты черным и окаймлены колючими ресницами, рот был мягче, полнее – с нежно-розовой, а не теплой персиковой, как сейчас, помадой. Она коснулась своих волос, и ей показалось, что она ощущает ломкость от постоянного обесцвечивания вместо кондиционирования в салоне. Она почти ожидала, что ее сшитая у дорогого кутюрье одежда превратится, подобно платью Золушки в полночь, в дешевую мини-юбку или брюки в психоделических картинках начала семидесятых.

В тот момент ей показалось, что Деборы Лэнглуа больше не существует. Вместо нее была Дебби Свифт, семнадцатилетняя девушка, испуганная и одинокая. Она думала, что все понимает, считала, что уже достаточно выросла, чтобы пустить свою жизнь по скоростной дороге. Как она ошибалась! А сейчас все это начиналось снова, прошлое кружилось в ней, как ураган, и увлекало ее – испуганную, беспомощную – с собой.

Дебора закрыла глаза, пытаясь прогнать эти видения, но было слишком поздно. Прошлое, которое она так отчаянно старалась забыть, обступило ее со всех сторон. И теперь она в такой же степени часть его, как была когда-то.