К полудню Мэгги стало чуть лучше. Веки все еще казались тяжелыми, как после сна или дремоты, но острая головная боль, словно сверлившая череп пневматической дрелью, уменьшилась, и, решившись подняться, Мэгги не испытала дрожи и тошноты.

Она медленным шагом прошлась по комнате, пытаясь отыскать халат Розы и благодаря Всевышнего за то, что сегодня ей повезло и мигрень под воздействием лекарств прекратилась за несколько часов, а не длилась несколько дней. Несмотря на подавленное состояние и желание умереть скорее, чем взяться за дела, Мэгги угнетала пустая трата времени, особенно теперь, когда было необходимо продолжать поиски Розы.

Мэгги спустилась по лестнице, ожидая, что боль опять начнется, но движение не ухудшало ее состояние, и она решила приготовить себе чашку крепкого чая (из собственного опыта она знала: при мигренях лучше не пить кофе). Опустив пакетик с чаем в чашку с кипящей водой и добавив немного молока, она растворила две таблетки — «сверхмощные фугасные бомбы», как она их называла, — и взяла кусочек поджаренного хлеба. Пока все хорошо. Только она приступила к еде, как зазвонил телефон. Звонок не вызвал у нее головной боли, и она ответила сразу же.

— Маргарет, это ты? Или опять эта проклятая машина?

Звонила мать. У Мэгги упало сердце.

— Это я.

— Ну где же ты? Я ждала тебя к обеду.

— Мамочка, я не обещала прийти сегодня. Я собиралась тебе позвонить, но эта жуткая мигрень…

— Ах вот в чем дело! — укоряюще сказала Дульсия, и Мэгги вспомнила, как нетерпимо относилась ее мать к проблемам со здоровьем у окружающих.

Даже ее собственные дети, Роза и Мэгги, не вызывали у нее сочувствия и жалости, когда болели; корь и свинку Дульсия расценивала как результат их непослушания и предлог, чтобы создать ей трудности; их простуды и кашель были причиной ее жуткого раздражения.

«Тебя что, заставляют все время кашлять? — спрашивала она. Перестань немедленно, иначе я с ума сойду!» О головных болях Дульсия всегда говорила, что они психосоматические.

«Она не может нас понять, — сказала однажды Роза. — У нее никогда ничего не болело». Она была права. Несмотря на совсем не богатырский вид, Дульсия обладала крепким здоровьем.

— Не знаю, откуда у тебя берутся эти боли, — презрительным тоном произнесла она. — Тебе следует сходить к доктору и что-то предпринять.

— Извини. — Мэгги слишком плохо себя чувствовала, чтобы вступать в дискуссию.

— Сделай это, пока ты тоже не исчезла, — надменно посоветовала Дульсия, намекая, что отсутствие Розы раздражает ее так же, как и мигрени Мэгги. — Когда я тебя увижу?

— Не знаю, — ответила Мэгги; терпение ее было на пределе. — В данный момент я прежде всего должна выяснить, что случилось с Розой. Я тебе перезвоню, обещаю.

Она положила трубку и почувствовала вину. Почему она позволяет себе сердиться на мать? Так было всегда — неконтролируемое раздражение и упреки в свой адрес. Неужели и у других людей так: одновременно любовь и ненависть к родителям? Нет, у Ари все по-другому. Он обожал мать и подчинялся ей беспрекословно.

В холле Мэгги заглянула в почтовый ящик, но ничего в нем не обнаружила. Затем допила чай и заварила свежий. Головная боль отступала, и Мэгги приободрилась. Она даже подумала, не съесть ли что-нибудь — консервированный суп или бобы. Заглянула в маленькую кладовку, и первое, что она там увидела, были ключи.

Запасные ключи от машины Розы. Ведь она обещала Майку отыскать их! И вот, пожалуйста, они сами по себе обнаружились. Мэгги решила повременить с супом и немедленно отправиться в Бристоль, проверить машину Розы. Она приняла душ, и теплая вода вернула ей силы. Отъезжая от дома, она все же решила ехать медленнее, чем обычно, поскольку голова немного гудела.

По дороге она размышляла о Майке, озадаченная тем влечением, которое вспыхнуло в ней вчера. Сегодня казалось, что это ей приснилось, а не произошло на самом деле. Попав в жуткую автомобильную пробку на въезде в город, Мэгги, не бывавшая в Бристоле столько лет, сосредоточенно вспоминала, какая полоса ведет к железнодорожной станции. На мосту были какие-то неясные дорожные знаки; разобравшись в них, она повернула к станции и увидела нужную ей автостоянку. Затем она тщательно осмотрела место и в конце концов отыскала машину Розы, припаркованную невдалеке.

Как она и ожидала, машина сияла чистотой. На заднем сидении лежали зонтик и шелковый шарфик (как же Роза любит шелковые шарфики!), коробочка с образцами тканей и замши у заднего стекла, дорожная карта и бумажник, в котором хранились различные квитанции техсервиса. И ничего, кроме этого. Мэгги переместилась на переднее сиденье, внимательно осмотрела доску приборов, покрытую тонким слоем пыли, пытаясь побороть растущее отчаяние. Это в духе Розы — не оставлять за собой ни соринки. В собственной машине Мэгги нашла бы уйму свидетельств, хотя и бесполезных, о том, как она провела предыдущую неделю: чеки, пустые коробки из-под сигарет, бумажки от конфет, пакетики из-под бумажных салфеток… Мэгги охнула от изумления, когда открыла пепельницу. Там не оказалось ни единого окурка — ну конечно, Роза ведь не курила, — лишь скрученная в трубочку квитанция с автостоянки двухнедельной давности. Если верить квитанции, то машина простояла четыре часа на стоянке в близлежащем городке Бат. Помимо этого в машине ничего не обнаружилось. Мэгги облокотилась одной рукой о спинку сиденья, а другой вцепилась в руль.

«Почему ты запарковала машину именно здесь? Куда ты отправилась? Когда же ты вернешься? Неужели ты не можешь сообщить мне, где находишься? Разве ты не понимаешь, что я за тебя волнуюсь?»

Неожиданно Мэгги приняла твердое решение. Она машинально вытянула ноги, как обычный водитель, отправляющийся в путь, но ноги ее не коснулись педалей. Мурашки пробежали по коже. Она села поудобнее и вновь вытянула ноги. Носки туфель едва достали до педали тормоза и сцепления. Изначальное инстинктивное подозрение получило подтверждение.

В таком положении Мэгги ни за что бы не смогла управлять машиной. Следовательно, Роза, которая к тому же была сантиметра на три-четыре ниже Мэгги, не могла сама вести машину. По мнению полиции, припаркованная у железнодорожной станции машина свидетельствовала о том, что Роза поехала куда-то дальше на поезде. На то ее воля, как говорили они. Но положение водительского сиденья доказывало один неоспоримый факт.

Кто бы ни пригнал сюда машину и ни оставил ее здесь, абсолютно очевидно — это была не Роза.

Выстроив такую логическую цепочку, Мэгги взглянула на часы. Ошеломленная сделанным открытием, она снова почувствовала головную боль; единственное, о чем она могла теперь думать — как бы поскорее поговорить с Майком.

Стрелки часов показывали 15.24 — вероятно, слишком поздно звонить ему в школу. Должно быть, она закрывается, когда заканчиваются уроки и звенит последний звонок. Уехал ли уже Майк? Уроков сейчас быть не должно, но он вполне мог задержаться, беседуя с коллегами или занимаясь дополнительно с учениками.

В жуткой спешке Мэгги закрыла машину Розы, быстрым шагом направилась к своей и через минуту ехала в послеобеденном потоке машин. Пробка у моста увеличилась, огромная, разрастающаяся пробка. Мэгги, ужасно нервничая, подогнала машину почти вплотную к стоявшей впереди и подумала, как было бы здорово, если бы перед ней вдруг оказался просвет. Она более или менее представляла, где находится школа Майка, но о том, где он живет, не имела ни малейшего понятия. Если его не окажется в школе, то отыскать его она не сможет. К тому же на вечер назначен ужин у Дины Маршалл, значит, и вечером она его не увидит.

За мостом дорога оказалась свободной. Мэгги нажала на педаль газа, разыскала нужную дорогу и вскоре заметила указатель «Школа». И все же она заблудилась, поскольку это было почти неизбежно: похожие друг на друга улицы, ряды одинаковых домов, небольшие пассажи с магазинами, несколько многоквартирных домов-высоток. Даже в самом спокойном состоянии духа никогда не сумела бы Мэгги отыскать школу. Две женщины с ручными тележками шли по улице. Мэгги окликнула их и попросила подсказать, где здесь школа. Рука ее так дрожала, что она никак не могла справиться с ручным тормозом.

Она вздохнула с облегчением, когда женщины объяснили, что школа, оказывается, находится за углом. Мэгги двинулась вперед и быстро добралась до ворот, на самом верху которых висела огромная вывеска. За воротами видны были грязно-серые здания и — трудно поверить — изумительная площадка для игры в крикет.

Увидеть людей, играющих в крикет, было просто мистикой. Словно в оживленнейшей части города собственной жизнью жила зеленеющая деревушка, фрагмент из сказки, не совсем подходящей для этого безумного мира. Девчонки в мини-юбках, гуляющие под солнышком, показались Мэгги зрительницами. Она приободрилась: здесь намечается игра, а Майк является главным тренером, значит, он все еще должен быть в школе.

Мэгги оставила машину на асфальтированной прямоугольной площадке и направилась прямо к игровому полю, раздумывая, что делать, если Майк окажется судьей матча. Крикетный матч может продолжаться несколько часов, и нельзя будет прервать его. Но, подойдя ближе к полю, она сразу же узнала Майка в стоящем под навесом мужчине в спортивном костюме.

Захваченный игрой, он ее не заметил до тех пор, пока она не тронула его за руку.

— Мэгги? Что ты здесь делаешь?

— Майк! Слава Богу, ты еще не ушел! Мне обязательно надо переговорить с тобой.

— Почему? Что случилось?

Она торопливо поделилась с ним своим открытием.

— В последний раз машину вела не она, Майк. Ей бы ни за что не достать до педалей. Кто бы ни припарковал машину у станции, бьюсь об заклад, это не Роза.

— Ты уверена, что сиденье не отодвинулось, когда ты садилась в машину? — потерянно спросил он.

— Не думаю. Уверена, я бы это заметила, Майк. Думаю, стоит сообщить в полицию.

— Разве ты еще этого не сделала?

— Нет. Единственное, о чем я думала, как поскорее рассказать все тебе. Ведь это многое меняет, не так ли? Это весьма веское доказательство. Может, в полиции отнесутся к нему со вниманием? Я не нашла в машине ничего, указывающего, кто же был за рулем, но, думаю, их опытные люди смогут в этом разобраться. Как ты считаешь? А тот факт, что машина стоит у станции, очень подозрителен.

— Что значит «подозрителен»?

— Кто-то хочет заставить нас думать, что Роза просто уехала куда-то на поезде. Я боюсь, Майк.

— Успокойся.

Он взял ее за руку. Она не отдернула свою.

— Я не могу чувствовать себя спокойно. Чем больше деталей обнаруживается, тем тверже моя уверенность, что с ней приключилось несчастье. Брендан…

— Ты полагаешь, Брендан причастен к этому?

— Ну да. От него можно ожидать всего что угодно, и я прекрасно знаю, как Роза боялась его. Брендан высокого роста, поэтому для него положение сиденья вполне бы подошло. Затем, на заднем сиденье лежал шелковый шарфик. И есть еще один момент, о котором я тебе не стала говорить. Как сообщил Брендан, он видел Розу несколько недель тому назад в Кливдоне… с каким-то мужчиной.

Она почувствовала, как дрогнули его пальцы, и поняла, что Майк разволновался.

— Мужчина?

— Так он сказал, но я не знаю, стоит ли ему верить. Он мог солгать, лишь бы отвести подозрение от себя. Думаю, нам стоит поехать в полицию, Майк, и выложить им все наши улики. Мне кажется…

Жуткий гвалт на крикетном поле заставил их обернуться. Одного из игроков дисквалифицировали, и он не скупился на резкости и грубости в адрес публики.

— Слушай, Мэгги, я не могу сейчас продолжать разговор. Предоставь все мне. Я позвоню в полицию. Если захочешь, то позвони мне после того, как вернешься от Дины Маршалл.

— Честно говоря, у меня нет номера твоего телефона.

— Как так? У тебя нет… Она достала ежедневник и карандаш, а он написал номер своего телефона и отдал ей. — Ты позвонишь мне, Мэгги. Хорошо?

Он сжал ей руку и отвернулся, а она тоскливо посмотрела ему в спину, как бы прося побыть с нею чуть подольше, будто его присутствие могло развеять все ее кошмары. Она знала, что это глупо, что Майк так же беспомощен, как и она, а продолжать беседу бессмысленно. Разве для того, чтобы почувствовать облегчение от обмена мнениями и опасениями? А может, еще для чего-то? Когда Мэгги сделала свое тревожное открытие, первым, о ком она подумала и с кем хотела поделиться, был Майк. Ведь она запросто могла отправиться прямо в полицию и… но нет, она сломя голову помчалась к нему. Почему? Неужели за ее волнением кроется нечто большее? Может, ей просто-напросто хотелось увидеть Майка?

Мысль эта разбередила душу, рождая чувство вины и смятение. Мэгги повесила сумку на плечо, повернулась и направилась к машине.

Майк разобрался со счетом, кратко обсудил ход матча с тренером другой команды-участницы и вернулся на свое место дальше наблюдать за игрой. Но мысли его были теперь далеко отсюда, если только они были здесь прежде. Он думал лишь о том, что сообщила ему Мэгги.

Несомненно, сдвинутое сиденье в машине Розы заставляло его тревожиться. Замечание Мэгги вполне справедливо: он помнил, что сиденье всегда располагалось очень близко к рулю. Изредка он водил Розину машину, и ему всегда приходилось отодвигать кресло далеко назад, чтобы уместить свои длинные ноги. Возможен и такой вариант, что сиденье откатилось назад, когда Мэгги осматривала машину, но она бы наверняка заметила это.

Итак, если машину вела и припарковала не Роза, то кто же? Мэгги подозревала Брендана, но Майк не хотел в это верить. Его бедное воображение и логический ум не воспринимали догадку о том, что мужчине вдруг взбрело в голову навредить бывшей жене сейчас, когда прошло так много времени с момента их развода. Но нельзя было не принимать во внимание и еще одно — шарфик, найденный Мэгги в его квартире, этот факт делал предположение Мэгги реальным. Если это именно тот самый шарфик, который она послала Розе ко дню рождения, то, соответственно, Брендан лгал, говоря, что не виделся с Розой после Рождества. А то, что он сказал кроме этого, наверняка правда. Он сказал, что встретил Розу в Кливдоне с каким-то мужчиной.

Каждый мускул у Майка был напряжен. Ложь это или… правда? Как заметила Мэгги, Брендан мог пытаться перевести с себя подозрения на кого-то несуществующего. Но Майк склонялся к другой версии. Хотя она злила и удручала его, он почти верил в нее. В поведении Розы в последние недели перед ее исчезновением появилось нечто странное и подозрительное. У Майка возникло чувство, что она что-то скрывает от него, в ее словах сквозила недосказанность. Он не хотел верить тогда, не хотел и сейчас, но в то же время не мог отрицать вполне возможный факт, что Роза с кем-то встречается.

Реальность предполагаемого вдруг дошла до его сознания, вызвала боль в душе, задев его мужскую гордость и теребя старые раны, которые нанесла отнюдь не Роза, а его бывшая жена Джуди, покинувшая его ради другого мужчины.

Незаглушаемая боль исподволь преследовала его все эти годы. Он любил Джуди простой, откровенной, безоговорочной любовью доверчивого и простодушного человека. Он верил в нее, был полностью предан ей, и ему не могло прийти в голову, что она никогда, ни единой минуты не отвечала ему тем же. Он был слепцом! Слепцом!

Тони Финлей был лучшим другом Майка. В школе они были неразлучны, и даже когда их жизненные пути разошлись, друзья сохранили близкие дружеские отношения. Он доверял Тони безраздельно. Но это не остановило двух самых близких Майку людей, и они закрутили роман прямо за его спиной. А однажды Джуди без долгих объяснений сказала, что уходит от него к Тони.

Удар, нанесенный его сердцу и гордости, был очень сильным; несколько лет он вообще считал, что у него никогда не будет другой женщины. Он сменил работу, снял квартиру, начал новую жизнь. И однажды встретил Розу.

В Розе сочеталось все то, чего не было в Джуди. Джуди казалась мягкой и заботливой, Роза — резкой и изощренной; Джуди была неамбициозна и привязана к дому, Роза — большая карьеристка, повенчанная с работой. Ее независимость поражала Майка. И честность — как раз то, что в его прежнем браке отсутствовало.

Это было притяжение противоположностей: Роза любила общество, а Майк предпочитал тихую, уединенную жизнь; воображение Розы кипело и бурлило, тогда как Майк сохранял спокойствие, не придавая значения ничему, кроме последних матчей по регби. Но, как это ни удивительно, они прекрасно дополняли друг друга, хотя каждый представлял собой незаурядную личность, и чем дальше, тем нежнее становились их отношения. Майк расценивал их, если он вообще об этом задумывался, как любовь, хотя нынешнее чувство сильно отличалось от того, что он испытывал к Джуди.

Хотя очень скоро они стали постоянными любовниками, никто из них не хотел оформлять этот союз. У обоих за спиной были разрушенные браки, и у обоих не было желания связывать себя подобными узами вновь. Они получали удовольствие друг от друга, равно как и отличной свободы, которая прежде всего заключалась в том, что они жили под разными крышами. Сейчас Майк поразился своему открытию: при отсутствии взаимных обязательств, он рассчитывал на верность и преданность. Ревность, неожиданно подкравшаяся к нему, вызвала сочувствие к Брендану, вернее, сопереживание. А что, если и Роза лгала своему бывшему мужу так же, как и Джуди Майку? Вдруг она и теперь лжет? Наверное, всколыхнулись переживания далекого прошлого, которые так больно ранили его, ведь Роза никогда не давала ни малейшего повода для недоверия, она никогда не казалась ему двуличной.

Но те сведения, которые Мэгги так ненавязчиво сообщила ему, воскресили прежнюю боль и возбудили подозрения. Мэгги, сев в кресло водителя в машине Розы, обнаружила, что кто-то, у кого ноги длиннее, чем у Розы, привел машину к станции и оставил ее там, чтобы замести следы. Но Майк нашел более простое объяснение. А вдруг Роза и этот «кто-то», кто вел машину, уехали вместе куда-то далеко? Ведь Брендан видел ее с мужчиной в Кливдоне. Вполне вероятно, что этот мужчина из бара и «кто-то» — одно и то же лицо. В тот момент, когда Мэгги все рассказала, Майк узрел возможную связь. Именно поэтому он и отговаривал Мэгги от визита в полицию с ее новыми уликами. Он прикинул, как путем логических рассуждений полицейские придут к аналогичному выводу, и он, Майк, предстанет полным дураком. Если она бросила его и уехала, то меньше всего на свете он хотел, чтобы окружающие, а тем более полиция, узнали, как он по ней скучает.

Майк тяжело вздохнул, угнетенный печальными размышлениями, и попытался сосредоточиться на матче.