Эту ночь они провели на узкой кровати, в комнате для гостей. Им было не очень-то удобно, ведь Майк не отличался субтильностью, но спать вместе в кровати Розы они не могли. Теплота и близость еще не совсем знакомых рук сделали эту ночь бессонной, но они не возражали. Они занимались любовью еще дважды: один раз сразу после полуночи, уже почти найдя единственное удобное для сна положение, пригревшись и засыпая, однако успев возбудиться; и еще раз на рассвете, когда запели птицы за окном и ранние лучи солнца проникли сквозь занавески.

Позднее, когда они приняли душ и позавтракали, огонь вновь открытой любви был все еще с ними, окутывая все, даже преследовавшие их проблемы, легкой розовой дымкой.

— Хорошо, если бы мне не надо было идти в школу, — сказал Майк, допивая свежесваренный кофе из большой Розиной керамической чашки во французском стиле.

— Да, было бы здорово.

— Я постараюсь уйти из школы, как только смогу, и надеюсь увидеться с тобой вечером дома. — Они уже решили, что она переедет в квартиру Майка: одна ночь в узкой постели была романтичной, другие станут изнуряющими. — С тобой все будет в порядке.

— Да, все будет хорошо. Я поеду, как только уберу здесь.

Но когда он ушел, она мгновенно почувствовала полное одиночество, и на миг тень вчерашнего кошмара оказалась снова здесь, нависая над ней. Когда звук двигателя его машины затих вдали, утренняя тишина показалась ненатуральной, не было даже привычных для сельской местности звуков: ни пения птиц, ни мычания коров. Только неожиданный шорох у изгороди доказывал, что Мэгги не единственное живое существо в этом необычайно молчаливом мире.

Она вернулась в коттедж. Следы недавнего завтрака на столе, вид двух чашек, блюдец и тарелок согревали, позволяли ей представлять, будто Майк все еще здесь, рядом с ней. Она поднялась наверх, чтобы убрать в спальне. Казалось, что аура любви все еще наполняет маленькую комнату, простыни еще хранили тепло их сплетенных тел, и вмятина, оставленная Майком на подушке, была все еще видна. Она присела на край кровати, вспоминая и наслаждаясь.

Как она может чувствовать себя совершенно счастливой, когда, по совести, она не должна чувствовать ничего, кроме вины? Как она может быть так бесконечно счастлива, зная, что обманула их — Ари и Розу? Но она была счастлива. Они казались ей удивительно нереальными; только Майк сейчас имел значение, заполняя до краев ее мир, и она решила не задавать вопросов сейчас. Еще будет достаточно времени позже для объяснений и раскаяний. Наслаждайся этим, пока можно, запоминай каждое счастливое мгновение несмотря на то, что может принести будущее.

Она собрала постель, отнесла простыни и наволочки вниз и загрузила их в стиральную машину. Потом включила радио и слушала музыку, занимаясь уборкой, но когда начался выпуск новостей, она выключила приемник. Она не хотела услышать о смерти Брендана, а о ней, вероятно, должны были говорить. Она не хотела позволить призраку реальности вторгаться в ее хрупкое счастье.

Пока гудела стиральная машина, она уложила вещи, которые могли понадобиться ей у Майка, в небольшой плоский чемодан — почти все, что она брала с собой, когда путешествовала налегке: кое-что из одежды, туалетные принадлежности, ночную сорочку, хотя трудно было представить, что ей понадобится ночная сорочка, если судить по прошлой ночи. Эта мысль вызвала волну жара, охватившего все ее тело. Она уже с трудом могла ждать, когда же снова окажется в его объятиях.

Мэгги почти закончила сборы, когда зазвонил телефон. Она бросилась вниз, надеясь, что это Майк, хотя разум подсказывал ей, что он, скорее всего, сейчас на уроке.

— Алло?

— Маргарет? Это твоя мама.

Ее сердце упало.

— А, привет, мама.

— Маргарет, ты читала газеты?

— О… — Ее отбросили в реальность. — Ты имеешь в виду…

— Брендан, Маргарет, это ужасно. Я, конечно, никогда не любила его, но такое… — Ее голос сорвался. — Вся первая страница «Вестерн Дейли Пресс» о нем. Имя Розалии тоже упоминается.

— И что там говорится?

— Что она пропала. Что никто не знает, где она. Ссылаются на тебя, что ты очень обеспокоена. Похоже, они знают, что ты вернулась с Корфу. Как они могли узнать?

— Это длинная история. Мы подумали, Майк и я…

— Да, о Майке там тоже говорится. Его назвали дружком Розалии. Это определенно смущает. Я только надеюсь, что не все наши друзья читают эту газету. Большинство из них предпочитают «Телеграф», но все-таки.

Как всегда, Мэгги чувствовала раздражение от материнской суетности. Роза пропала, Брендан мертв, а ее волнует, что подумают друзья!

— Гарри говорит, что все это позорно, — продолжала Дульсия. — Он чувствует, что Брендан имеет отношение к исчезновению Розы. Это смешно, конечно, если вовсе не клевета.

— Не думаю, что кто-либо может клеветать на мертвого, мама. И если огласка поможет нам найти Розу, то, я думаю, стоит потерпеть кривотолки.

Дульсия выразила негодование:

— Нет нужды говорить со мной в таком тоне, Маргарет. Я по-прежнему думаю, что смешно предполагать, что с Розой случилось что-то ужасное. Я бы хотела, чтобы ты выкинула это из головы.

— Мама…

Послышался звонок в дверь. Мэгги ухватилась за возможность закончить разговор:

— Кто-то звонит в дверь. Мне нужно идти. Я тебе перезвоню.

— Очень хорошо. Хотя днем меня не будет. Мне надо поехать в союз женщин города.

— Я найду тебя, — Она положила трубку и направилась к двери.

— Я хотела узнать, могу ли я поговорить с вами, миссис Веритос?

Это была Шина Росс, корреспондентка «Вестерн Дейли Пресс».

— О да, входите. Хотите кофе?

— Пожалуй, спасибо. Послушайте, мне очень жаль, что я побеспокоила вас, но я думаю, нам надо поговорить.

— Да, конечно. — Мэгги приготовила кофе, и Шина села за кухонный стол, положив перед собой блокнот.

— Вы слышали о Брендане Ньюмане, конечно?

— Да, я знаю, это ваша статья опубликована сегодня на первой странице?

— Вы видели ее?

— Нет, мама видела. Она только что звонила сказать об этом. Она не в восторге.

— Мне очень жаль. Я думала, что вы хотели огласки. В любом случае, новость о Брендане Ньюмане — сенсация, хотя он уже не популярная личность, как раньше. Что вы чувствуете в связи с его смертью?

— Я в шоке.

— Вполне понятно. Что, вы думаете, заставило его сделать такое? Ведь это было самоубийство, безусловно.

— Я на самом деле не знаю.

— Вы не думаете, что его толкнуло чувство вины?

— Я же сказала, что не знаю. Честно говоря, я вряд ли могу сказать что-то еще, кроме того, что сказала в субботу.

— Тогда, может быть, вы дополните свой рассказ некоторыми подробностями жизни вашей сестры? — попросила Шина, переворачивая страницу. Она работала в «Вандине», как я помню?

— Да.

— Расскажите об этом.

Наверное, дискомфорт, который испытывала мать в их сегодняшней ситуации, ощутила теперь и Мэгги, почувствовав себя несколько скованно перед напором Шины. Как может помочь поискам Розы афиширование подробностей ее личной жизни в прессе? Но Мэгги сама была инициатором огласки, так что идти на попятную не приходилось. Она лишь старалась отвечать на репортерские вопросы как можно короче.

— А что ее приятель? — спросила Шина.

— Майк?

— Да. У них были хорошие отношения?

— О… да… — Мэгги слегка покраснела. — Насколько я знаю…

Острым инстинктом репортера Шина сразу почувствовала легкое замешательство.

— А не было никаких проблем у ее друга с бывшим мужем? Я о ревности.

— Брендан всегда был ревнив. Это известно. Она имела полное право на новые отношения. — Мэгги посмотрела на часы. — Если честно, я не понимаю, какое это имеет значение. Вы все узнали, что хотели?

— Пока да. — Репортер захлопнула блокнот. — Сейчас я направляюсь в полицейский участок, если мне что-то понадобится, я свяжусь с вами. Надеюсь, вы дадите мне знать, если вспомните что-нибудь важное.

— Хорошо. — Мэгги не знала, сообщить ли журналистке, что найти ее теперь можно будет только у Майка, но так и не решилась ничего сказать. Следовало избегать распространения слухов и пересудов. Любое лишнее слово могло повредить. Иметь дело с прессой очень хорошо, но это похоже на потягивание тигра за хвост. Никогда не знаешь, как преподнесут твои высказывания. Сложно доверять благоразумию газетчиков.

Стиральная машина отключилась. День был теплый, со свежим ветерком, и Мэгги решила высушить белье до своего ухода. В конце концов, спешить некуда. Майк пробудет в школе до четырех часов. Мэгги развешивала простыни на веревке, натянутой у коттеджа, а в мыслях снова возвращалась к важным моментам минувшего дня.

Около полудня зазвонил телефон. Опять мама, подумала Мэгги, идя к телефону. Но это была не мать звонил Майк.

— Ты все еще там?

— Да, я убирала, потом приходила репортер из «Вестерн Дейли Пресс». Кажется, смерть Брендана станет сенсацией.

— Я видел новости. Ты в порядке?

— Да.

— Я позвонил, чтобы убедиться в этом. А еще подумал вот о чем. Со всей этой шумихой было бы неплохо пойти в «Вандину» и собрать личные вещи Розы.

Мэгги стало не по себе.

— Что ты имеешь в виду?

— Роза вела многие свои дела из офиса. Она часто говорила, что может воспользоваться помощью секретаря и компьютером офиса. Она смотрела на это как на одно из преимуществ своей работы. Мне пришло в голову, что теперь, когда ее там нет, было бы мудро забрать кое-что… личное. Сейчас газетчики начеку, и нельзя знать наверняка, что они выкинут.

— В «Вандине» ничего не дадут им без ведома Розы, можешь быть уверен.

— Я так не думаю, ведь репортеры могут быть очень настойчивыми и хитрыми. Мне кажется, стоит контролировать их действия, а если не можем, то надо держаться подальше. Ты могла бы сходить туда и разобраться, а?

— Пожалуй, ладно… Если ты действительно думаешь…

— Да, я думаю.

— Хорошо. Я сейчас пойду. Мне все равно нечего делать.

— Умница. Увидимся около четырех.

— Да, увидимся.

Она положила трубку, которая, казалось, стала теплее от его голоса, однако Мэгги недоумевала, почему он так настаивал на своем. Она не могла поверить, чтобы Роза оставила что-то действительно конфиденциальное в «Вандине». Но если оставила, то, разумеется, будет не очень приятно, если газеты возьмутся вникать в личную жизнь Розы. Но Мэгги не вдохновляла перспектива появиться в «Вандине» и требовать вещи и документы Розы. С одной стороны, она может поставить в неловкое положение сотрудников, с другой — не хотелось бы столкнуться со Стивом. Все это очень неприятно, думала она. Намного лучше было бы позвонить в «Вандину» и предупредить о своем приходе.

Она снова подняла телефонную трубку и набрала номер офиса, не зная, кого спросить: может быть, Дину, все-таки Мэгги была на днях ее гостьей? Но пожалуй, лучше всего поговорить с секретарем Дины. Спустя некоторое время ее соединили с Лизой Кристофер, и Мэгги объяснила, что хотела бы забрать личные вещи Розы, которые могут находиться в офисе, и спросила, когда удобнее зайти.

Секретарь была удивлена и даже показалась расстроенной.

— О дорогая, значит ли это, что, по вашему мнению, Роза не вернется?

— Нет, это ничего не значит, — быстро ответила Мэгги. — Но пока мы не знаем, где она, думаю было бы лучше, чтобы ее вещи находились дома.

— Я понимаю, — сказала Лиза, хотя на самом деле так ничего и не поняла, — назначьте время, и я подготовлю вам все, миссис Веритос.

— Спасибо, — сказала Мэгги. Она надеялась покончить с этим скорее, так как была взволнована своим переездом к Майку. Она обернется за час, если постарается.

Мэгги посмотрела на часы: было время ленча. В последние дни аппетит у нее пропал, а сегодня она внезапно почувствовала себя жутко голодной. Неужели в этом виновата любовь? Если так, то надо быть поосторожней, иначе можно поправиться. Но сейчас это ее не так уж и волновало.

Лиза положила трубку и посмотрела на Джейн Петерс-Браун, присевшую на угол ее рабочего стола.

— Это сестра Розы, Мэгги. Она желает забрать личные вещи Розы. Почему она хочет это сделать?

Джейн лениво пожала плечами:

— Она нам не доверяет, я полагаю.

— Я сказала, что подготовлю ей вещи, но ты думаешь, я должна это сделать? Мне это не по душе. Как будто подсматриваешь за кем-то.

Джейн засмеялась:

— Нашла чего смущаться. Если это тебя задевает, поручи мне. Я сделаю.

— Но ты ведь так занята…

— Не особенно, — сказала Джейн, и резкие нотки прозвучали в ее голосе.

Она соскользнула со стола и, разглаживая юбку на бедрах, вошла в офис Розы. Закрытое окно, аккуратно задвинутый под стол стул, ручки и карандаши Розы, сложенные рядышком на еженедельнике, — во всем было что-то, напоминающее покинутый мир «Марии Селесты».

Несколько документов, которые могли понадобиться, были сложены прямо на столе. Но Джейн, не глядя на них, выдвигала ящики и, поднимая верхние бумаги, просматривала нижние, надеясь найти что-либо из личных вещей Розы.

После нескольких минут поисков Джейн почувствовала разочарование. Договор с электромонтером о каких-то работах в коттедже и прочее в том же роде… Вряд ли это могло ее заинтересовать. В другом ящике лежали иллюстрированный журнал и пачка фотографий. Джейн нетерпеливо просмотрела их, но все они были невинными, большинство запечатлело Майка и Розу, очевидно, днем. Были там два письма от друга, рассказывавшего семейные анекдоты, и праздничная открытка от кого-то. Ничего значительного. Джейн сложила все вместе и, без особых надежд открыв самый маленький ящик в столе Розы, вынула розовый картонный конверт. Стопка писем заполняла его. Джейн вытащила все и заметила, что верхнее письмо, присланное Розе на ее домашний адрес, было с грифом корпорации «Эксел Ойл». Джейн немедленно сосредоточилась: не та ли это компания, где до своего прихода в «Вандину» работал Стив? Она просмотрела бумаги, копии писем, которые Роза, вероятно, сама отпечатала на своей портативной пишущей машинке, не желая отдавать Лизе или одной из машинисток, и пачку записей, сделанных от руки, которые выглядели как дневник. Джейн почувствовала, как мурашки пробежали по спине, и она перечитала все бумаги еще раз, медленнее, усваивая смысл.

Заканчивая читать, Джейн с трудом сдерживала волнение. Предложив разобраться с вещами Розы, она делала это только из любопытства, не более. Но в результате в ее руках оказалась информация, подобная бочке с динамитом.

Джейн уселась на стул Розы, улыбка искривила ее большой рот, она размышляла над тем, какие странные шутки может сыграть судьба. Только вчера Стив угрожал ей, потому что узнал ее секрет, только вчера ее положение казалось ей ужасным, будущее неопределенным и неподвластным ее воле. Но уже вчера она начала собирать по крупицам первые свидетельства о том, что Стиву, возможно, тоже есть что скрывать. И сейчас, как дар Божий, она получила разгадку. Ничего конкретного, конечно, всего лишь подозрения Розы. Но Джейн не сомневалась, что они обоснованы.

— Хорошо, хорошо, Стив, — сказала она вслух, хотя очень мягко и тихо.

Стив, сидя в своем офисе, пытался проверить выполнение плана в соответствии с зафиксированными датами поставок, но никак не мог сосредоточиться. Вообще он не мог сегодня полностью сосредоточиться на делах. Присущее ему ценное качество — целеустремленность в любой ситуации, особенно связанной с выживанием, как в его работе водолаза, — сегодня подвело его. Он все время отвлекался от работы. И причиной была Джейн Петерс-Браун. Когда он обнаружил, что она шпионила в «Вандине» в интересах «Рубенса», Стив не столько разозлился, сколько удивился. Тот факт, что она оказалась двулична и отважна, только усиливал ее привлекательность, и он наслаждался своей властью над ней. Его интрижка с Джейн всегда была только интрижкой; теперь в нее был внесен новый элемент, и результат оказался странно освежающим.

Что касается интересов компании, факт предательства Джейн почти не беспокоил его. Он хотел обнаружить виновного и остановить шпионаж только потому, что если интересы и имидж «Вандины» пострадали бы, то в результате пострадали бы и его интересы. Чем здоровее компания, чем больше доходов, тем лучше лично ему. Он мог получить большее жалование, больше расходовать, иметь лучшую машину за счет компании и в конце концов мог стать совладельцем и наследником всего. Шпион мог угрожать его благополучию.

Только одно теперь беспокоило его — ему тоже было что скрывать от Джейн. Поразмышляв, он пришел к убеждению, что ее намеки не более чем блеф, попытка защитить себя лучшим способом — нападением. Он не мог действительно поверить, что Джейн или кто-либо другой, если уж на то пошло, мог знать правду о нем. Он скрыл свои следы тщательно, исключив любую случайность, каждое непредсказуемое стечение обстоятельств, опасное для него. Нет, она всего лишь блефует, он был уверен. Однако в тот момент, когда он подумал, то она смогла заподозрить что-то, он лишился покоя.

Дверь офиса открылась, и Стив поднял глаза, ожидая увидеть Дину, единственного человека, имевшего право входить без разрешения. Но это была не Дина.

— Джейн! — То, что он думал о ней, а она как будто подслушала его мысли, придало его тону излишнюю резкость. — Я полагал… Я понятно объяснил тебе, что следует стучаться, прежде чем вторгаться в мой офис?

Джейн только улыбнулась и без смущения вошла, закрыв за собой дверь.

— Не будь таким, дорогой! Я пришла на минуту, чтобы договориться о свидании за ленчем.

Он посмотрел на нее холодно:

— У нас не будет свидания за ленчем — сегодня, во всяком случае. Я договорился провести ленч с мамой.

— А, с мамой, — протянула она вкрадчиво, с сомнением. — Я уверена, она поймет, если ты скажешь ей, что произошло кое-что важное. Она ведь очень понятливая, когда дело касается тебя, не так ли?

Он пропустил мимо ушей ее колкость.

— Не собираюсь говорить ей такие вещи. Почему я должен это делать?

— Потому что я прошу тебя.

Он чуть не рассмеялся, но что-то удержало его. Было нечто неуловимо тревожащее в ее самоуверенности.

— Извини, Джейн, но ты не имеешь права распоряжаться здесь.

— О дорогой, думаю, теперь имею.

Она снова улыбнулась и как бы случайно, странно собственническим жестом положила руку на его плечо. Стив почувствовал легкое приятное покалывание в ладонях.

— О чем ты говоришь?

— Как я заметила вчера, нам всем есть что скрывать, не правда ли? Я промышленный шпион, а ты… Хорошо, мы оба знаем, кто ты. Правда, ведь? Но будет очень печально, если узнает Дина. Ей совсем не понравится, что ты ее обманул. Поэтому, дорогой, я не думаю, что ты можешь позволять себе не делать того, что я захочу. В конце концов, тебе гораздо в большей степени, чем мне, есть что терять.

Стив почувствовал, как будто его обдали ледяной водой. Это был не блеф — она знала. Как она могла узнать, он не представлял себе, но больше не сомневался, что она действительно знает правду. Как обычно в критические моменты, он становился чрезвычайно спокоен, его мозг начинал интенсивно работать, все чувства и инстинкты обострялись от тревоги, как у животного, загнанного и борющегося за свою жизнь.

— Ты пытаешься шантажировать меня, Джейн? — спросил он, выигрывая время. Она засмеялась от души:

— Не называй это шантажом! Нет! Мы ведь повязаны, не так ли? Ты не выдашь мой секрет, я не выдам твой. Я думаю, мы можем поговорить об этом за бутылкой шампанского и… — Ее пальцы потянулись к его шее, дразняще пробежали по волосам над воротником рубашки, — еще кое-чем заняться…

— Шампанское, — повторил он, не обращая внимания на эти дразнящие пальцы, которые всего лишь несколько часов назад, в момент страсти, доводили его до исступления. — Ну, это предложение, от которого нельзя отказаться.

— Я знала, дорогой, что ты поймешь меня. Я позабочусь обо всем.

— Нет, — сказал он вкрадчиво. — У меня есть идея получше. Ведь Дрю говорил, что собирается сегодня в Лондон? Значит, у тебя дома никого. А как раз единственное место, где мы не занимались любовью, твоя постель. Это будет забавно. Не волнуйся о шампанском — у меня есть бутылочка со льда, еще холодная.

Она колебалась. Это было не совсем то, на что она рассчитывала, но зато как заманчиво звучала идея!

— Мы поедем вместе?

— Лучше нет. Отпросись до ленча, иди домой… приготовь там все. Я присоединюсь к тебе, как только закончу дела и разберусь с Диной.

— Хорошо. — Ее губы изогнулись в улыбке. — Я так рада, что ты меня понял. Хотя, впрочем, я знала, что поймешь.

Она направилась к двери крадучись, как кошка.

— Увидимся позже, любовничек.

— Ладно. — Он снова улыбнулся, но как только за ней закрылась дверь, улыбка исчезла, как будто с лица упала маска. Он встал и подошел к окну, обдумывая план, который возник в голове почти инстинктивно в тот момент, когда он понял, что она не просто знает, но собирается использовать свои знания против него. Это будет просто, пока никто ничего не знает. Он уже повернул дело так, что она не сомневается в своей безопасности, глупая сука, считает, что он позволит управлять собой. Слишком плохо она его знает.

Через несколько мгновений он звонил в офис Дины.

— Дина, послушай, мне очень жаль, но по некоторым причинам я могу немного опоздать к ленчу. Увидимся прямо на месте, хорошо?

— Хорошо. Ты смотри, мы можем отменить встречу, если тебе неудобно. Это не имеет значения.

— Нет, я приду, — сказал Стив. — Кстати, ты сразу закажи что-нибудь и мне, если хочешь. Бифштекс с гарниром, например.

— Ну, если ты уверен…

— Я приду обязательно.

Положив трубку, он достал бутылку шампанского из своего холодильника и опустил ее в большой коричневый пакет, чтобы она не бросалась в глаза встречным. Потом пошел в маленькую гардеробную, причесался, вымыл руки и прощупал карманы своего пиджака, который висел на вешалке. Потом задумчиво поглядел на то, что вынул из кармана пиджака. Отличный шелковый шарф — прекрасно. Он как будто проверил его качество, накрутив на руку, потом снова положил в карман. Он рисковал, конечно, в таких делах всегда есть риск, но у него не было выбора, да и риск — это то, чего Стив никогда не боялся. Он всегда жил, подвергаясь опасности, и до сих пор награда была высокой.

Дина прошла к офису Дона Кеннеди. Как только она вошла, он поднял глаза, широко улыбаясь:

— Хорошие новости, Дина. Я думаю, что разобрался с доходами от твоего предприятия.

— Отлично. Я знала, что ты сделаешь все, что надо. Ты всегда знаешь, что делать. Но я здесь не из-за этого. Я пришла спросить, не хочешь ли пойти на ленч со мной и Стивом? Впрочем, со мной. Стив предполагал что-то обсудить за ленчем, но он опоздает, а меня не привлекает перспектива показаться в одиночестве. Не поехать ли нам вместе?

Легкий румянец окрасил щеки Дона. «О Боже, — думал он, — я чувствую себя подростком всякий раз, когда она смотрит на меня своими прекрасными глазами».

Вслух он произнес:

— Ты же знаешь, что тебе не нужно спрашивать.

Она улыбнулась ему:

— Я знаю, Дон. И это прекрасно, знать, что в этом испорченном мире есть такой человек, как ты, на которого можно положиться. Ты подвезешь меня?

— Дай мне десять минут, Дина, и я буду целиком в твоем распоряжении.

Выходя из офиса Дона, она увидела Стива, сбегающего по лестнице. Она подняла было руку, чтобы помахать ему, но он не обернулся и не увидел ее.

Джейн была в спальне, когда услышала, как подъехала машина Стива. Она выглянула в окно и, увидев как он поставил машину, чтобы ее не было видно с дороги, а затем двинулся к задней двери, удовлетворенно улыбнулась. Она не ожидала его так скоро. Получалось, что он все бросил и приехал следом за ней. Подгоняло ли его нетерпеливое желание увидеть ее, выпить шампанского и заняться любовью, или беспокоило, насколько она осведомлена о его делах? Это ее сейчас не волновало. Главное, что она узнала о нем нечто слишком важное. И то, что он был сейчас здесь, подтверждало это.

Джейн задержалась на мгновение перед зеркалом, поправив пояс своего черного пеньюара и призывно раскрыв его на груди. Под ним был черный бюстгальтер, китовый ус поддерживал полные груди, создавая соблазнительное углубление между ними.

Стив однажды сказал, что она ему нравится в черном, и она хотела ему нравиться. Довольная своим видом, она слегка подкрасила губы ярко-красной помадой и спустилась вниз встретить его.

— Я вижу, ты принес шампанское, — сказала она, бросив взгляд на бутылку, которую он вытащил из упаковки.

— А ты, я вижу, готова и ждешь меня.

Она улыбнулась ему особенной улыбкой:

— Я думаю, нам надо выпить за наше новое соглашение, не так ли?

— Думаю, нам надо заключить его в постели.

— Мы горим желанием, правда? — дразнила она его.

— Почему бы нет, жизнь коротка, чтобы тратить драгоценное время, особенно когда ты выглядишь так восхитительно.

— Хорошо. Сделаем по-твоему.

Она направилась вверх по винтовой лестнице без перил к себе в спальню. Подойдя к кровати, она поправила подушки перед тем, как расположиться на них в соблазнительной позе.

Стив снял пиджак и повесил его аккуратно на стул у кровати, потом открыл бутылку, налил шампанское в два фужера и один протянул Джейн.

— За нас, дорогой. — Она подняла бокал и, глядя поверх него, улыбнулась.

— За успех всех наших начинаний.

Он слегка пригубил шампанское и отставил бокал на столик, чтобы раздеться.

— Стив! Я не знаю, чем заслужила такое, — прошептала она, когда он, забрав бокал у нее из рук, начал целовать ее.

— Разве не заслужила, дорогая?

Он не торопясь спустил с ее плеч лямки бюстгальтера и цепким взглядом заскользил по ее гладкой груди. Но Джейн не обратила на это внимания. Она была слишком довольна собой и слишком взволнована предстоящей схваткой… Она видела в его пристальном взгляде только восхищение и похоть.

Он взял ее быстро, почти мгновенно, предоставив ей самой достигать вершины наслаждения. Потом оперся на локоть, глядя на нее.

— Как ты обнаружила, Джейн?

Вопрос удивил ее: в неистовстве последних нескольких минут она забыла об их тайне. Она приподнялась и потянулась за бокалом.

— Я думаю, это мой секрет, как ты считаешь? Достаточно сказать, что я сделала это. И очень рада. Я думаю, мы могли бы составить грозную команду, так ведь? На самом деле, ведь ни один из нас не был тем, за кого выдавал себя. Возможно, как раз это и притянуло нас друг к другу. И еще любовь к этому гнездышку — она расхохоталась. Было видно, как она себе нравится. — Поговори со мной, дорогой.

— О чем?

— Ну, я знаю, что ты в действительности не сын Дины. Но скажи, будь добр, кто ты на самом деле?

Он протянул руку и лениво достал шелковый шарф из кармана пиджака.

— Этого, радость моя, ты никогда не узнаешь, — сладко проговорил он.

СТИВ

Стив родился в Вермонте, в Новой Англии, в маленьком городке у юга канадской границы. Он был третьим из шести детей в семье. Его отец работал на мельнице, и они жили в маленьком плохоньком домике, где обычно селили рабочих с мельницы.

Но маленький мальчик Стив совсем не был несчастлив. Лес на краю города был местом его игр, летом он купался в озере, а зимой, в мороз, катался на коньках и на санках с холмов, окружавших городок. Его не угнетало то, что штаны ему великоваты, что до поношенного костюма он еще не дорос, а ноги часто выпадают из ботинок. Он был сыт, его мама была доброй и вкусно готовила. И неважно, что ужинать садились в половине шестого, а не в семь или восемь, как было принято у более состоятельных родственников. В те далекие дни счастьем для него были воскресенья и каникулы, когда забывалась противная душная школа, расфуфыренные дети, которые жили со своими родителями на широких улицах со стрижеными газонами. Он не был самолюбив, если только в этот момент не был капитаном футбольной команды или участником состязаний по плаванию. В этом случае его было очень легко задеть. Стив для своего возраста был высок и хорошо сложен, любой вид спорта легко давался ему.

Когда Стив стал подрастать, он понял, что есть еще много ценностей в жизни. Внешний вид стал приобретать для него значение: модные ботинки, кожаные куртки, автомобили… Стив понял, что его семья не может позволить себе подобные вещи.

«Будь выше этого, мы же не ходим с протянутой рукой, — говорила его мать, когда он жаловался, что у него старые джинсы. — Довольствуйся тем, что у тебя есть». Но он не мог согласиться с ней. Девочки из его класса начали хихикать над его вытянутыми на коленях джинсами. Он старался не замечать этого, достигая все новых и новых успехов в спорте, продвигаясь в учебе. У него был быстрый ум, он схватывал все на лету, ему не требовалось готовиться, чтобы блестяще ответить урок.

В шестнадцать лет Стив впервые испытал унижение. Ее звали Лиза-Мария Форд, и, по признанию всех мальчишек, она была самой хорошенькой девочкой в городе. Блондинка со вздернутым носиком и волосами, завитыми на концах, она была маленького роста, но с развитыми формами. Ее высокая грудь заставляла юношей оборачиваться ей вслед.

Как все мальчики, Стив положил на нее глаз и подумывал о том, как бы оказаться с ней наедине. Но прошло много времени, прежде чем он осмелился что-то предпринять. Несмотря на свою привлекательность, она слыла вредной девчонкой и отказывала всем парням, пытавшимся назначить ей свидание. Стив понял, что будет уязвлен, если получит подобный отказ.

Однажды он поймал на себе ее взгляд, очень красноречивый, мечтательный, полный желания, и это дало ему нужный толчок.

Была середина лета, ребята и девушки большой компанией купались и загорали на озере. Как всегда выиграв заплыв, Стив оглянулся на своего преследователя, отставшего по крайней мере метров на двадцать. Выйдя из воды, с блестящими мокрыми волосами, Стив смеялся, глядя назад, положив ладони на свои узкие бедра. Все девушки смотрели на него с восхищением, кроме Лизы-Марии. Она опустила голову, пересыпая песок из одной руки в другую. Но когда он подошел ближе, она подняла глаза. Опять тот же взгляд. Они смотрели друг на друга целую вечность, пока она не покраснела и не отвела глаза. Теперь он знал: она не откажет ему.

В конце дня она собрала свои вещи и отправилась домой. Он догнал ее и пошел рядом. Она взглянула на него с любопытством и удовлетворением.

— Что ты делаешь завтра?

Ее ротик искривился:

— То же, что и сегодня, я думаю. Купаюсь, загораю.

— Но нам не обязательно держаться со всеми, правда? Может, побудем вдвоем где-нибудь?

— А где? Все будут на пляже, ведь так?

Уже в который раз Стив пожалел, что у него нет машины, но машины у него не было, и он не предполагал в скором будущем купить ее. По выходным он работал в гараже Рея Малалье: мыл машины, иногда делал мелкий ремонт, но на то, что он зарабатывал, машину купить было просто невозможно. Если только когда-нибудь… А пока надо было лишь много и усердно работать…

— Я знаю другую бухту, красивее… — У него сдавило горло. Теперь он не был таким уверенным, как прежде.

Довольно долго она не отвечала. Должно быть, Лиза-Мария действительно влюблена, во всяком случае, так она сказала своей подруге Хелен Мейбери. Потом, слегка пожав плечами и отвернувшись, она сказала:

— Хорошо.

Они договорились встретиться на Мейн-стрит, возле банка. Он ждал ее в тени вязов рядом с пожилым мужчиной, который, сидя на деревянной скамеечке, наблюдал за машинами на дороге. Время шло медленно, а она все не приходила. Он уже подумал, что больше ждать незачем, как вдруг увидел ее, идущую по улице. На ней были элегантный удлиненный пиджак алого цвета и шорты; она выглядела невероятно красивой.

— Привет.

— Привет.

Они сразу направились к озеру. Дорога уводила их к городской окраине, взбиравшейся на холмы, и дальше, сквозь прохладный хвойный лес, где прошлогодние еловые иголки создали великолепный мягкий ковер. Когда они вышли из лесного полумрака, их взору открылись озеро и бухта, как бы спрятанная за деревьями. На обычном месте сбора компании никого не было видно, но от воды доносились голоса.

День стоял замечательный, волшебный, какой запоминается на всю жизнь и о котором может напомнить потом даже малейший звук или запах… Для Стива этот день ассоциировался с песней группы «Бич Бойз», в которой поется: «И мы будем веселиться, веселиться, веселиться», хотя последние шесть месяцев дела складывались хуже некуда. Плохо было с деньгами, девушка старшего брата Стива, (а его заработная плата составляла больше половины семейного бюджета) оказалась в интересном положении, и он был вынужден жениться на ней. В то же самое время отец, совсем сникший под грузом жизненных проблем, начал выпивать, к тому же на фабрике, где он работал, ходили слухи о грядущем сокращении рабочих.

Как бы то ни было, пока они не были обречены на нищету. И в этот день Стив и Лиза-Мария купались, загорали и много говорили. Зашла речь о будущем, и Лиза-Мария сказала, что она будет продолжать учебу. Стив знал, что, хотя он достаточно подготовлен, чтобы получить хорошее образование, он не сможет продолжать учиться и будет вынужден искать работу, чтобы помогать семье.

Позже, много позже, он впервые поцеловал ее. Когда его тело прижалось к ее мягкой, теплой коже, он забыл социальное неравенство и свою нерешительность и уже не сомневался, сможет ли он любить ее как настоящий мужчина. И хотя он уже много раз целовался с девушками во дворе за гимназией и прочитал много секс-журналов, которые обычно лежат на верхней полке в магазине, он иногда думал, что будет, когда все зайдет немного дальше, понравится ли он своей девушке, не разочарует ли ее. Но когда он обнял Лизу-Марию, то забыл и об этом. Как бы то ни было, сегодня он только целовал ее — немного дольше и нежнее, чем он целовал тех девушек за гимназией. И хотя это был только поцелуй, что-то подсказывало ему, что, когда придет время, он все сделает инстинктивно.

Он лежал рядом с ней, медленно и нежно поглаживая руками ее спину, слегка розовую от загара. В какой-то момент он почувствовал, что все заходит слишком далеко, но он был не в силах остановиться. Он поцеловал ее еще крепче и прижал к груди, не позволяя себе, однако, прижиматься к ней всем телом: он боялся не совладать с собой. Стив был уверен, что отношения должны развиваться постепенно, день за днем. Но он уже был не в силах бороться с собой и забыл обо всем. Сейчас он думал о том, какие чувства вызывает в нем Лиза-Мария и как сильно он хочет ее.

Всю следующую неделю они ходили на озеро каждый день. Их страсть достигла наивысшей точки за эти семь дней, и Стив уже больше не мог ждать. Он потратил часть своих сбережений на пачку презервативов, которые купил не без неловкости и стеснения, но положил в карман шорт с большой гордостью. Он ощущал их, прижатых к ноге, это волновало его до того, что он еле мог дышать. К тому же он не знал, как отреагирует Лиза-Мария, если узнает о его покупке, и сможет ли он почувствовать нужный момент, чтобы показать их. Но на самом деле все оказалось намного проще. Лиза-Мария, казалось, вся горела желанием и все сильнее прижималась к нему, но, когда он начал потихоньку снимать ее бикини, она отпрянула от него, шепча:

— Нет — мы не должны!

Стив только слышал слова, которые он повторил несколько раз:

— Все нормально. У меня есть кое-что.

— У тебя есть? — Она едва дышала. Ее голос был чуть слышен.

— Да. Хочешь я надену?

— Я не знаю…

Тогда он еще крепче прижался к ней, и она простонала:

— Да… о да…

Стив отвернулся от нее и достал одну упаковку. Он боялся, что замешкается и, если будет возиться слишком долго, она передумает. Но ему удалось все сделать быстро, и когда он обернулся к ней, ее руки быстро обвили его тело, прижимая к себе. Она была полна желания, овладеть ею было легко.

Потом все получилось несколько хуже, чем он ожидал. Когда для него все уже было кончено, Лиза-Мария не хотела останавливаться. Но он сделал то, что должен был, и через некоторое время она перестала прижиматься к нему и лежала очень спокойно, держась за него и довольно улыбаясь. Он прильнул к ее шее и почувствовал вкус ее слегка солоноватой влажной кожи. Она прошептала что-то, но так тихо, что он не расслышал.

Он поднял голову:

— Что ты сказала?

Она открыла глаза, лениво глядя на него. Ее губы, казалось, слегка опухли, а щеки округлились.

— Ты меня любишь?

Эти слова слегка шокировали его. Любить? В его словарном запасе не было такого слова. Любовь? Он никогда не думал об этом, а говорил еще меньше. Но если хотеть кого-то так сильно, как он хотел Лизу-Марию, означает любовь, то тогда да.

— Любишь? — она слегка повысила голос.

— Да, наверное.

— Расскажи, пожалуйста, расскажи!

Он не мог. Как он ни старался, но слов подобрать не мог.

— Стив, говори. Пожалуйста!

— О, Господи, Лиза, если бы я не… то уж я бы наверное не… а?

Она нахмурила брови. На секунду показалось, что такой неполный ответ удовлетворил ее. Она легла на спину, медленно пропуская свои локоны сквозь пальцы. Он почувствовал, что начинает хотеть ее снова.

Она оттолкнула его, когда он прижался к ней:

— Стив! Ты отвратителен! Ты же не хочешь… Ты не можешь! Хватит!

«У меня есть еще две упаковки, и я могу!» Так хотелось сказать ему эти слова, но он предвидел реакцию Лизы и не захотел отталкивать свою удачу.

— Посмотри, что ты делаешь со мной, Лиза, — сказал он, вставая и надевая плавки. — Пойдем искупаемся.

Она схватила его за руку:

— Ты все же мне не ответил?

— Что?

— Ты любишь меня?

— Я сказал.

— Нет. Ты сказал, что не сделал бы со мной такого, если бы не любил меня, но я в этом не уверена. Все ребята хотят это сделать. Но ведь ты не…

— Да ладно, Лиза, пошли купаться.

— Нет, пока не скажешь, что любишь меня. Иначе я буду думать, то ты принимаешь меня за дешевку. Ты ведь не думаешь так обо мне?

— Нет, конечно.

— И ты любишь меня?

— Да.

— И будешь любить всегда?

Ему уже стало надоедать. И если бы он не хотел ее по-прежнему, если бы она была одной из девушек, что живут в его заводском районе, он бы закрыл эту тему. Но не хотелось все испортить. Хотя бы пока.

— Да. Но теперь можно мне надеть плавки? А то я займусь тобой еще раз.

Она только еще крепче сжала его руку.

— О да, пожалуйста, Стив! — Все, что она сказала.

На этот раз все было еще лучше. Было просто прекрасно. Он почувствовал себя королем. Потом они искупались и легли загорать. Крики и смех ребят из их компании доносились с другой стороны озера, а им казалось — прилетали из другого мира. Стив еще не знал, что момент разочарования, пробуждения и осмысления своего положения наступит совсем скоро.

В этот вечер Стив провожал Лизу-Марию домой, где в утопающем в зелени белом доме она жила с папой, главным консультантом городского банка, мамой, которая вообще не работала, и младшей сестрой Джуди, обещавшей совсем скоро стать такой же хорошенькой, как Лиза.

Когда они дошли до красивой тенистой улицы, где все дома с зелеными газонами были похожи на тот, в котором жила Лиза-Мария, Стив, сам не понимая почему, почувствовал себя немного неуверенно и стесненно.

Они остановились у калитки. Стив увидел Джуди, сидевшую на крыльце со своими друзьями. Они передавали друг другу большую бутылку лимонада. Ощущение дискомфорта усилилось. Он будто смотрел на все из другого, совершенно не похожего на этот мира, он чувствовал себя чужим. Но почему? Он ведь такой же, как они, даже лучше. Когда-нибудь у него тоже будут дом и машина, а вся эта роскошь будет казаться ему обычной.

— Пойдем сегодня в кино? — спросил он несколько вызывающе. На билеты ему предстояло потратить все карманные деньги, но сейчас это было не важно.

Он хотел бы поцеловать ее, но хорошо знал, что они находятся под наблюдением двух любопытных глаз.

— Я зайду за тобой, — сказал Стив. — Около семи?

— Зайди в половине восьмого. Маме не понравится, если я убегу с ужина.

— Ладно.

Он пошел домой. Их покосившийся коттедж с облупившейся краской и старое, скрипучее кресло во дворе, где мать обычно чистила картошку, выглядели сегодня особенно удручающе. Стив начал переодеваться и, только переложив опустевшую на треть пачку из шорт в джинсы, почувствовал себя лучше.

Подойдя к дому Лизы-Марии, он не увидел ее во дворе и пошел медленнее, так как не хотел подниматься на крыльцо и стучать в дверь. Он дошел до калитки, но Лиза-Мария так и не появилась. Он стоял на тротуаре, стараясь держаться непринужденно. Вдруг дверь распахнулась настежь, и Стив застыл в ожидании. Но это была не Лиза-Мария, а ее отец, полноватый, невысокий, лысеющий мужчина, с пышными усами. И он явно был чем-то рассержен.

— Эй ты! — крикнул он Стиву.

— Я?

— Да, ты! — Он подошел к Стиву, его поза была несколько угрожающей. — Незачем тебе шататься здесь.

Стив глотнул:

— Я жду Лизу-Марию.

— Так вот я и говорю: ждать незачем. Она не выйдет.

— Но мы хотели пойти в кино…

— Но не с Лизой-Марией. Сегодня она останется дома. И не ходи здесь, не приставай к ней. — Его и без того красное лицо побагровело.

Стив почувствовал, что тоже начинает выходить из себя:

— Я не приставал к ней, ей нравится быть со мной.

— А вот мне не нравится. — Мужчина повысил голос. — И мать тоже не одобряет этого. Лиза-Мария еще недостаточно взрослая, чтобы ходить на свидания, особенно с такими, как ты.

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, откуда ты — с Милл-стрит. И я не хочу, чтобы такие, как ты, крутились около моей дочери. Понял?

— Нет, сэр, не понял. Я с Милл-стрит, верно, но я не вижу ничего…

— Мне что, на пальцах тебе объяснить? Здесь приличный район, и мы приличные люди. Лиза-Мария хорошо воспитана. Я не хочу, чтобы она тратила время на таких, как ты.

Кровь в жилах Стива закипела. Он был оскорблен и разозлен.

— Вы всегда выбираете друзей для своей дочери? — спросил он. — А как же Лиза? Она что, даже сказать ничего не может?

Выражение лица у банковского служащего стало угрожающим.

— Не спорь со мной. Если я захочу, чтоб ты держался от нее подальше, то так и будет. Я не желаю, чтобы моя дочь якшалась с мусором. Так что больше вы не будете вместе убегать к озеру — понял? Она проведет все каникулы с друзьями своего круга и положения.

Стив стоял на своем:

— Я хочу увидеть Лизу.

— Не выйдет. И вот что еще скажу. Я знаю таких, как ты. Вы только и думаете об одном. Если ты хоть пальцем прикоснулся к ней или хотя бы пытался, то знай: на моей стороне закон!

Стив отвернулся и зашагал прочь. Он ощущал, как злость уступает место чувству вины. Проходя мимо дома Лизы, он видел, как на окне, выходящем на улицу, кто-то задернул шторы. Он не знал, была ли это Лиза-Мария или ее мать, да и не хотел знать. Эта чертова пачка без двух упаковок, казалось, прожгла карман джинсов. Стиву было пятнадцать, а чувствовал он себя так же, как в пять, когда его поймали за воровством яблок. Он испытывал только страх: страх перед ответственностью, наказанием.

Он знал, почему отец Лизы-Марии так набросился на него. Он понимал, что это никак не связано с прогулками по озеру. Он был уверен, что ее отец ничего не сказал бы, если бы он, Стив, был подходящим другом для Лизы-Марии. Тогда бы он не возражал, чтобы они уходили к озеру с компанией. Но в реальности все было совсем по-другому.

Стив сгорал от негодования и бессильной злобы. Чувство унижения было невероятно сильным. Может быть, Лизе-Марии следует рассказать отцу обо всем? Нет, он не мог представить, что она все расскажет добровольно. Хотя отец мог выбить из нее признание. Мысль о том, что Лиза-Мария страдает, извиваясь под ударами отцовского ремня, приводила Стива в ярость, но он был бессилен ей помочь.

На следующий день Стив пошел к озеру. Он пошел один, избегая компании. Он не мог открыться даже своему другу, так глубоко ощущал свое унижение.

На берегу было полно народу, была там и Лиза-Мария. Его сердце застучало чаще, он подошел и сел около нее на песок.

— Привет, Лиза-Мария. — Она отвернулась, не говоря ни слова. — Лиза… ты в порядке?

Она лишь отвела взгляд в сторону, не говоря ни слова; Стив тоже не знал, что сказать.

— Вчера вечером…

— Я сожалею о происшедшем, — сказала она. Ее слегка передернуло. — Мой отец может быть… достаточно жестким, когда хочет.

— Да. Это уж точно.

Тогда она повернулась, и ее глаза подозрительно заблестели.

— И он… действительно был груб?

— Да, груб. — Стив не мог сдержать всплеска негодования. — Сказал мне, что я тебе не пара.

— Да. — Она помолчала. — Мне вообще-то даже разговаривать с тобой нельзя.

— Но ведь ты говоришь со мной. Он не сможет разлучить нас, ведь так, Лиза?

— Не знаю. Он убьет меня, если узнает, что я разговаривала сегодня с тобой. А если он узнает, что…

— Но ведь он же не знает?

— Черт, нет, конечно. Да если бы он узнал…

— Я люблю тебя, Лиза. — Он сказал это в порыве, он был похож на сумасшедшего. Раньше, когда она его спрашивала, ему не хотелось говорить, но сейчас это вырвалось как-то само собой. — И ты любишь меня, Лиза. Ведь так?

— Да, теперь-то, наверное, я…

— И ты будешь встречаться со мной?

— Может быть, во всяком случае, если мы будем достаточно осторожны.

— Да, конечно. Он никогда не узнает. Хорошо. — Ее голос прозвучал как-то нервно.

— Хочешь прогуляться?

— Нет. Не сейчас. Мне и здесь хорошо.

Она растянулась на гальке, всем телом вбирая лучи солнца. Он смотрел на нее, и его переполняло желание, подхлестываемое бурей чувств.

— Тогда до завтра?

— Пожалуй.

Стив понял, что все кончено. Он не знал, что отец сказал Лизе, но догадывался — то же самое, что и ему. Теперь Лиза-Мария смотрела на него отцовскими глазами.

Они встречались еще несколько раз, но все было уже совсем не так, как прежде. Стив уже не понимал, от чего страдает больше — от любви или униженной гордости. Некоторое время ему казалось, что от того и другого. Но недели соединялись в месяцы, деревья в городе из зеленых превратились в багряные, настолько красивые и завораживающие, что сердце у Стива ныло; а когда деревья сбросили последние золотые листья и протянули голые черные ветки к пасмурно-серому зимнему небу, он начал ненавидеть Лизу-Марию за то, что она избегает его.

Иногда он не спал ночами, представляя, как отомстить Фордам. Он воображал, что обольет бензином их дом и подожжет, а они будут стоять и смотреть на огонь, пожирающий все их добро.

Одно только это возбуждало его и давало удовлетворение. Однажды, как и задумал, он пошел в гараж и принес оттуда домой канистру с бензином. Ночью, когда луна скрылась за облаками, он прокрался к дому Лизы-Марии; он нащупал в кармане спичечный коробок, и чувство удовлетворения пришло к нему, ведь он мог не только сжечь дом Фордов, но и разрушить их ненавистную семью. Но по какой-то причине он не сделал этого. Не то чтобы он слишком переживал за жизнь старика, однако ненавидя Лизу-Марию, он все же не хотел подвергать ее смертельной опасности.

Но было что-то еще. Если Форды умрут сейчас, то он никогда уже не сможет придумать более справедливый план мести, а Стив не хотел, чтобы все кончилось так быстро. Он хотел переживать предстоящее событие еще и еще раз. Однажды его день придет. Он доберется до старика и тем самым отомстит Лизе-Марии. Такое решение ему было больше по душе.

Но то, как отнесся к нему старый Форд, вызывало не только желание отомстить. Это стало важнейшей причиной, побудившей Стива твердо решить вылезти из постыдной нищеты. Когда-нибудь, очень скоро, он уедет из этого города, где все знают его как сына бедной заводской работницы из самого бедного района; в один прекрасный день у него появится роскошная машина, он будет одет в шелк и лакированные туфли, будет обедать в лучших ресторанах и встречаться с прекраснейшими женщинами. И ни одна из них не посмеет смотреть на него сверху вниз, ни один отец не порекомендует ему «держаться подальше» от своей дочери — по крайней мере, по той причине, по которой это сделал старик Форд.

В тот день, когда Стив бросил школу, он пришел домой и упаковал все свои вещи в один большой чемодан. Это не заняло много времени: вещей у него было совсем мало. На следующий день он стоял у дороги и ловил попутную машину, двигавшуюся на юг. Он имел смутное представление о цели своего пути, но юг ассоциировался у него с хорошей перспективой и бесконечным летом. Он двигался по направлению к Флориде, подрабатывая по пути, чтобы заплатить за еду и ночлег.

Во Флориде ему пришлось работать на воскресных ярмарках, и он на время забыл о своих амбициозных планах. И пока у него в кармане было хотя бы несколько долларов, его ничто не беспокоило. Жизнь протекала привольно и спокойно: солнце, море и секс. Высокий, красивый, хорошо сложенный, к тому же превосходный пловец, Стив своими физическими качествами превосходил многих. Девушкам, приезжавшим на курорт, нравились его комплименты, и вскоре Стив понял, что он может получить согласие на любое предложение. Это были золотые восьмидесятые, в Белом доме президент Рейган обещал покончить с кризисом последних лет, впереди открывались большие перспективы, и Стив схватил свою удачу обеими руками. Здесь никого не волновало его прошлое, он мог быть кем угодно и мог взяться за что угодно — все зависело от него.

Стив работал не много, если это вообще можно было назвать работой. Он купался и загорал, а когда опускались сумерки, он ел и пил, дурачился и занимался любовью с какой-нибудь очередной длинноногой загорелой девушкой, которые всегда были от него без ума.

Поначалу неопытный, он с каждым разом совершенствовался и вскоре мог отвечать самым смелым ожиданиям женщин.

Но Стив познал не только любовные ласки.

Девушки, с которыми он встречался, были из хорошо обеспеченных семей: их родители принадлежали к высшему кругу общества, отцы имели шикарные виллы и яхты, были заняты политикой или бизнесом, делали деньги на недвижимости или производстве, торговле оружием или издательской деятельности, многие из них долгое время работали на мэров и конгрессменов, а некоторые даже сами являлись таковыми. Стиву было приятно думать об этом, так как в сравнении с этими людьми старик Форд был мелкой рыбешкой.

У знакомых девушек Стив научился хорошим манерам.

Конечно, не все шло гладко, но он быстро усваивал уроки и вскоре уже мог поддержать разговор на любую тему и достойно вести себя в любом месте, он выучил названия напитков и экзотических блюд, умел одеваться, если только были средства. В то же время Стив никак не мог забыть о своем прошлом, которое постоянно напоминало ему о себе.

Постепенно беззаботная жизнь начала надоедать ему, хотя раньше в это он поверил бы с трудом. Однажды большая яхта, курсирующая через океан, стала на якорь в порту, и прошел слух, что капитан хочет пополнить команду. Стив, который уже давно имел виды на двадцатилетнюю дочь капитана, решил записаться в команду, и когда через неделю яхта снялась с якоря, Стив был на борту.

Он работал в машинном отделении. Работа была тяжелая и изнуряющая, почти без отдыха, но Мэри-Джейн стоила жертв. Она была поразительно красивой девушкой, которую изрядно утомили коротко стриженные надоедливые молодые люди, с которыми ей приходилось встречаться, следуя традициям ее общества. Вскоре Стив стал часто наведываться в ее роскошную каюту, и если ее отец и догадывался о чем-то, то предпочитал делать вид, что ничего не замечает.

Через два месяца Мэри-Джейн вернулась в город, чтобы продолжить учебу, и интерес Стива к жизни на море как-то сразу пропал. Ему казалось, что уже пришло время начать свой бизнес, хотя он не имел четкого представления, как это делать. Он перебрался в Нью-Йорк, устроился вышибалой в баре, нашел себе квартиру и начал строить планы на будущее. Все чаще его одолевали сомнения, сможет ли он сделать состояние, ведь у него не было никакой квалификации, лишь хорошие манеры и обаяние. У него не было и начального капитала. Стив даже начал подумывать о том, чтобы заполучить деньги незаконным путем. Так уж вышло, что судьба сама протянула ему руку.

С тех пор как он уехал из своего города, Стив ни разу не был там, хотя и переписывался с родными. Как-то он получил письмо, в котором сообщалось, что его мать очень больна и, наверно, не проживет больше нескольких месяцев. Стив поехал домой, чтобы увидеться с ней. И вновь удручающий вид обшарпанного и покосившегося домишки, в котором он когда-то жил, напомнил ему о том забытом желании заработать настоящие деньги, чтобы никогда больше не страдать от унижений нищеты.

Когда позже вечером Стив разговаривал со своей сестрой, он поймал себя на том, что сводит разговор к Фордам. Сестра рассказала, что Форды уехали из города, потому что отец Лизы-Марии получил повышение по службе: теперь он работал управляющим отделением банка в маленьком городке, который находился в сорока милях к югу. Лиза-Мария уехала с родителями и вроде бы вышла замуж.

— Представь себе, этот старый дурак стал управляющим банком! Неудивительно, что он получил это место: здесь от него просто хотели избавиться. Да и там он только все испортит.

Стив ничего не ответил, но его мозг начал напряженно работать. Ограбить банк было бы намного прибыльней, чем продавать наркотики, к тому же он получил бы огромное удовольствие, подставив Форда. Стив выяснил все детали и по дороге в Нью-Йорк сделал крюк, заехав в городок, где работал Форд. Он очень не хотел, чтобы кто-нибудь из Фордов его увидел, но был готов рискнуть. По воле судьбы он не наткнулся ни на кого, хотя побывал и в банке, и возле дома Фордов. В голове Стива созревал план, который сполна удовлетворил бы его желание отомстить.

Форды жили в небольшом красивом доме на окраине города, в некотором отдалении от ближайших соседей. Естественно, ни одной из сестер не оказалось дома. Джуди, должно быть, была в колледже, а Лиза-Мария жила теперь в доме мужа. Стив был слегка удивлен тем, насколько мысль о том, что Лиза-Мария с другим, волнует его и сейчас, но это только усилило его желание отомстить. Он уехал в Нью-Йорк, чтобы разработать план.

Через месяц он вернулся. Рано утром он подошел к дому Фордов и постучал в дверь. Открыла ему Джоана, жена Форда; она была в халате поверх ночной рубашки, без макияжа, на ее лице виднелись уродливые морщины, такие, которые когда-нибудь появятся и у Лизы-Марии. Свое лицо Стив спрятал за темным стеклом мотоциклетного шлема. Он приставил пистолет ей под ребра и приказал войти в дом. Форд завтракал. Когда он понял, что происходит, его пробрала дрожь. Стив заметил это, и ему стало несказанно хорошо.

— Пойдешь в банк и откроешь сейф, — скомандовал Стив. — Деньги принесешь сюда и отдашь мне. Сделай так, и ничего не случится. Если же нет — твоя жена получит вот это. И без фокусов — понял?

— Как, сейчас?

— Да не сейчас, болван, в обычное время. Все должно быть как обычно. Сделай, и с твоей женой ничего не случится. Тут у меня пистолет, он направлен прямо на нее. Попробуй меня обмануть, и от нее и места мокрого не останется.

— Хорошо! Хорошо! Я сделаю все! — Форд просто трясся; Стив не чувствовал ничего, кроме презрения. Было очевидно — Форд не узнал его.

В обычное время Форд отправился в банк, и единственное, что тревожило Стива, так это то, что кто-либо может заподозрить неладное.

— Если кто-нибудь станет спрашивать, скажи, что идешь домой, потому что твоя жена плохо себя чувствует. Я посмотрю в окно, чтобы убедиться, что ты один.

Глаза старика были широко раскрыты, лицо красное и влажное; Стив вспомнил, как Форд смотрел на него тогда, в тот давно минувший день.

— И тогда ты уйдешь, оставишь нас?

— Я высажу твою жену где-нибудь близко за городом, только чтобы убедиться, что меня не ждет полиция тут за домом.

Когда Форд ушел, Стив осмотрелся; он увидел фотографии Лизы-Марии и Джуди, они были как раз такими, какими он их запомнил. Он рассматривал фотографии, не забывая, однако, держать миссис Форд на прицеле, чтобы она даже не пыталась убежать.

— Сварите мне кофе, — сказал Стив через некоторое время. Миссис Форд пошла на кухню. Стив последовал за ней, успевая бросить взгляд на часы. Он специально засек время, когда ехал от банка до дома Фордов, так что знал, сколько времени потребуется старику.

По расчетам Стива Форду оставалось еще добрых десять минут пути, когда он услышал, что входная дверь открылась. Стив насторожился. Он взвел курок, приказал миссис Форд оставаться на своем месте, а сам незаметно выглянул в холл. Молодая женщина развязала и сняла платок с шеи, пышные локоны упали ей на плечи.

— Мама, — крикнула она. — Это я!

Это была Лиза-Мария. На лице Стива выступил пот. Какого черта она тут делает? Этого он не предусмотрел.

В тот самый момент она посмотрела вверх и увидела Стива — она узнала его даже в шлеме, как узнала бы в чем угодно.

— Стив? — проговорила она в недоумении. Потом увидела пистолет, и ее глаза наполнились изумлением и Страхом. — Что ты делаешь?

Тут Стив осознал, что ему придется убить Лизу-Марию и ее мать, если он не хочет попасть в тюрьму, убить их обеих, ведь миссис Форд слышала, что сказала Лиза.

— Вы обе отойдите туда! — приказал Стив, размахивая пистолетом.

Миссис Форд подбежала к дочери и обняла ее, всхлипывая. Ее халат упал к ногам, и в таком виде она выглядела смешно. Для Стива было бы только удовольствием всадить в нее пулю. Но Лиза-Мария смотрела на него со злобой, не опуская головы.

— Да ты с ума сошел! — Ее голос звучал спокойно. Он почему-то вспоминал те, давно прошедшие дни на берегу озера… Как приятно ему было чувствовать ее тело!.. Тут он понял, что он так же сильно ненавидит эту девушку, как и любит ее.

— Стойте там и не двигайтесь! — Он подался назад, все еще держа их на прицеле. Нужно уходить. К черту деньги! Но как только он подошел к двери, какая-то машина подъехала к дому. Вернулся старик Форд. Стив спрятался в нише, и, когда вошел Форд, он был наготове. Форд держал черный пластиковый чемодан. «Деньги здесь», — подумал Стив. Быстрым движением он рванул чемодан и кинулся за дверь.

— Ничего не делайте! — предупредил он. — Первый, кто двинется с места, умрет!

Но он знал, что говорит неправду: в Лизу он бы не выстрелил.

Стив бежал по дороге к тому месту, где оставил машину, специально не вынув ключ зажигания. Он прыгнул в машину и завел ее, пот лился с него ручьем. Деньги у него были, но его узнали. Надо было скорее убираться. Какой дурак! Нужно было их всех пристрелить, и ее тоже! Если бы только это была не она, а кто-то другой… Весь план рухнул.

Далеко он не ушел. Должно быть, Форды сразу же позвонили в полицию. Не проехал он и пяти миль, как за спиной завыла сирена. Стив петлял, то прибавляя скорость, то заходя на вираж, но когда увидел впереди полицейские машины, перегородившие дорогу, он понял, что все кончено. Стив остановился и, когда патрульный полицейский подошел к нему, он не спросил: «Чем могу быть полезен?»

Он был отправлен в исправительную колонию штата Нью-Йорк. Но вскоре Стиву повезло: одна из программ по реабилитации и амнистированию заключенных коснулась и его. Он был отличным пловцом, и его включили в группу обучавшихся глубоководным погружениям. Стив не только приобрел полезные навыки, но и понял, на что способен. Их учили практически всему, даже основам инженерных знаний. Все это могло бы очень пригодиться ему в будущем, если он откроет свое дело.

Выйдя из тюрьмы, Стив очень скоро заключил контракт с международной нефтяной компанией «Эксел Ойл»: ему всегда хотелось повидать Европу. Компания вела разработки на Северном море; условия, в которых приходилось работать, были, мягко говоря, не лучшими, но за работу обещали большие деньги, да и чувства, которые ощущаешь при погружении, были еще свежи в памяти Стива. Желание заработать много денег только окрепло в тюрьме, и теперь он проводил долгое время, строя честолюбивые планы.

Знал бы Стив, что все его планы ни к черту. В тот момент, когда он решил работать в «Эксел Ойл», судьба подсунула ему счастливую карту по имени Мак Макилрой.

* * *

Мак Макилрой был одним из ныряльщиков в команде Стива. В команду обычно входило двое-трое ныряльщиков и один человек, сидевший в лодке и вытаскивавший ныряльщиков наверх. График работы был прост: одна неделя в море, одна на берегу. Неделя работы складывалась из бесчисленных погружений в жестких тяжелых костюмах и страданий от невыносимой качки. Нерабочая неделя проходила в пьяном веселье и долгом сне. В таких условиях дружба быстро рушилась, врагами становились еще быстрее, но Стив и Мак были исключением из этого правила.

Мак вырос с Глостершире, его отец был высокооплачиваемым адвокатом. После окончания частной школы Мак не стал поступать в университет. Он получил техническое образование и проработал несколько лет инженером, но, не видя для себя интересной перспективы и будучи страстным спортсменом-подводником, решил попытаться объединить увлечение и профессию. Пройдя обучение в компании «Форт Уиллиам» в холодных водах Лок Линн, он получил возможность применять свои навыки глубоководного ныряльщика и знания инженера. Он знал, как под водой резать сталь термоспособом и чинить электрооборудование, как подобрать нужное водолазное снаряжение и производить взрывы на глубине.

Мак не был атлетом, но оказался силен и хорошо развит физически. Он был светловолос и кареглаз. Как и Стив, он шел по жизни в одиночку, но, в отличие от Стива, не сделал ничего, чтобы испортить ее. Мак боялся случайных знакомств, общественные отношения его утомляли и отталкивали; он больше любил читать, слушать музыку, бывать на природе и забываться в прокуренных пивнушках. Внешне он выглядел всегда спокойным, но в те редкие моменты, когда его эмоции выплескивались, его трудно было назвать флегматичным.

Общее у них со Стивом было только одно — христианское имя, хотя Мак долгое время почти не слышал его. В школе все обращались друг к другу по фамилии, а друзья быстро укоротили его фамилию и называли просто Мак. Так он и шел по жизни с этим прозвищем, разве что родители звали его Стивеном. Для всех других он был просто Мак.

Наверное, Стив и Мак никогда бы не перешли черту, которая разделяет знакомство и дружбу, если бы не один день, когда они ныряли вместе.

Тогда они проверяли оборудование, установленное на дне, а третий из их команды, веселый бедный лондонец, ждал сигнала наверху. Работа была обычной: на одном из гигантских клапанов надо было подтянуть гайки. Стив встал против течения, уперся ногами в толстую трубу, нагнулся и захватил ключом гайку. Он делал это уже много раз, но сейчас все шло нескладно. На секунду Стив выпустил ключ из рук. Отскочив от гайки, подталкиваемый течением ключ полетел назад ему за спину, как раз туда, где стоял Мак. Через мгновение ключ разбил защитную маску; ослепленный ударом и потоком хлынувшей воды, Мак был полностью дезориентирован, пузырьки жизненно необходимого кислорода устремились вверх.

Стив отреагировал без промедления. Он засунул конец разорванного кислородного шланга в рот Маку и потянул за трос, давая сигнал немедленно начать подъем.

Лицо Мака было разбито, но кровь удалось остановить быстро. Их работа была несложной, — действуя в команде, Стив никогда не подвергался смертельной опасности, — но то, что произошло тогда, связало их с Маком крепко.

Приехав на работу сюда, Стив снял комнату в Абердине. Более обеспеченный Мак снимал дом. Когда рабочая неделя закончилась и они сошли на берег, Мак предложил Стиву перебраться к нему.

— Ты уверен, приятель? — спросил Стив.

— Уверен, — ответил Мак. — Да и этот дом чертовски большой для меня. — Он ничего не сказал о том, что уже давно собирался пригласить кого-нибудь, кто захотел бы разделить с ним веселье кутежей и радости жизни на берегу. Он знал Стива достаточно, чтобы понимать, что тот не захочет вести подобную жизнь, хотя о прошлом приятеля Маку ничего не было известно.

— Что я делаю в такой дыре? — спрашивал Стив с отвращением.

Они ныряли целый день. Горячая вода, обогревавшая костюм, потеряла тепло, и пальцы еле слушались. Стив едва смог снять маску, когда чьи-то руки подхватили его и втащили на борт. Костюм был снят, и Стив сразу же начал массировать ступни и икры, чтобы избежать страшной болезни ныряльщиков, которая, бывает, приводит к параличу.

Вскоре пальцы ног начали слушаться, еще через минуту Стив уже мог встать и пройтись по палубе. Он вдруг подумал, что не так уж это привлекательно — быть ныряльщиком и жить в этом Богом забытом месте.

На секунду он вспомнил Флориду: всегда теплое солнце, ласкающее море… Наверное, он сумасшедший, раз бросил все это. Но по крайней мере, здесь ему хорошо платили и никому не было дела до того, что он отсидел в тюрьме. Еще пару лет такой работенки, и он накопит достаточно на всю оставшуюся жизнь. Стив расслабился, позволяя себе пофантазировать, на что можно будет потратить сбережения. Например, — на комплекс физической разгрузки. Там будут гимнастический зал, зал с тренажерами и, конечно, сауна, бассейн и солярий. Полный комфорт после мучительных лишений. Деньги, заработанные здесь, он не мог потратить ни на вино, ни на женщин: слишком дорого достались Стиву эти деньги.

Работа была завершена. Стив, Мак и Дез разошлись по каютам, чтобы переодеться. Стив натянул теплый свитер, плотные джинсы поверх белья, но все равно ему было холодно. Даже сытный горячий ужин и стакан чая не согрели его. И когда он вошел в комнату отдыха, где трое потихоньку налегали на фляжку с бренди, незаметно пронесенную на борт — пить спиртное им запрещалось, — его опять охватили сомнения.

— Что же я делаю в такой дыре? — спросил он, глядя в пустоту.

Ему ответил моряк, которого все называли Тигром. Он сидел за столиком и смеялся.

— По крайней мере, я знаю, что здесь делаю — зарабатываю деньги, чтобы содержать двух жен и шестерых детей, — сказал он с резким ирландским акцентом.

— Тут ты вини только себя, Тигр, — ответил ему приехавший с севера Англии крестьянин. — Сам заварил кашу, сам и расхлебывай.

Тигр печально ухмыльнулся. Все знали про его двух жен, кучу детей, да еще и подружку в Абердине. Да уж, богатеем Тигра назвать было нельзя.

— Когда денег нет, надо смываться, — продолжал северянин. — Бог знает, скольких я осчастливил. Я скажу так: попользовался и ходу.

— Не слишком ли крут ты с женщинами? — спросил Дез.

— А что? Почти все они — шлюхи. Они видят блеск монет и сами лезут ко мне. Я так скажу: хотите — пожалуйста, но не мните слишком много о себе.

— Так что же случилось с твоими малышами, Дерек? — теперь уже спрашивал Тигр.

— Почем мне знать. Небось за мамину юбку держатся, боятся на улицу выйти.

— Ради Бога! — сказал Мак. Он не повысил голоса, но был полон злобы и презрения. Стив посмотрел на него и увидел, как щека у Мака слегка дернулась.

— Да что с тобой, Макилрой? — грубо спросил северянин.

— Противно тебя слушать.

— Кто это говорит?

— Я. У тебя слишком длинный язык, Бредли…

— Длиннее, чем ты думаешь.

— …и тебе не следует распускать его.

— Да? Может, ты хочешь его укоротить?

— Могу, если попросишь.

Угрожая, Бредли схватил стул за задние ножки. Ругань и драки иногда случались здесь, но Мак обычно не встревал в них, и все знали его как спокойного, уравновешенного человека.

— Да пошел ты, Мак. Лучше не нарывайся на неприятности.

— Ты грязный сукин сын, Бредли! — Мак оказался на ногах прежде, чем Стив или Дез смогли остановить его. Мощным ударом Мак разнес стул в щепки и свалил Дерека с ног. — Вставай и повтори, что сказал, еще раз!

Какой-то миг Бредли был так удивлен, что не поднимался с пола, но потом он вскочил и направился к Маку.

— Ты ублюдок! — Сильный, как гризли, он двинулся на Мака. Они то и дело швыряли мебель, а иногда и друг друга. Все это поначалу было весело, но когда драка завязалась не на шутку, Мака и Дерека растащили без больших усилий.

Лицо Мака, как и у Бредли, было в крови. Рана над глазом кровоточила, и под бровью уже проступил синяк. Колено он разбил о стойку бара, и сквозь джинсы тоже просачивалась кровь. Лицо дышало злобой.

— Придерживай язык в следующий раз! — выкрикнул он, когда Стив и Дез отпустили его.

— Черт возьми, Мак, что случилось? — спросил Стив, когда они вошли в каюту. — Он все время треплется, но никто на него внимания не обращает.

— До сегодняшнего дня, — ответил Мак, сплевывая кровь.

Стив и Дез обменялись взглядами. Их больше всего удивила реакция Мака: сколько они его знали, подобного никогда не случалось. Но это было сейчас неважно. Если бы Стив и Дез не были хорошими кулачными бойцами, то Маку пришлось бы пожалеть о том, что он так завелся.

— Извините, ребята, — сказал Мак.

Он был спокоен, от злости не осталось и следа, но выглядел он довольно жалко, лицо было залеплено пластырями, на теле синяки и ссадины.

— «Извините»? Не извиняйся — за последние две недели мы не видели лучшего представления, — успокоил его Дез. — Но из-за чего все началось?

— Действительно, — сказал Стив. — Всем известно, что Дерек много болтает. Тебя это, вроде, не волновало раньше.

— Все оттого, что он так говорил об ублюдках, которым не оставлял ни гроша, это меня зацепило действительно круто. Понимаете, меня самого взяли из приюта. Глупо, наверное, но я не жалею, что врезал ему. Он сам напрашивался.

— Да уж, — процедил Дез. — Но ведь тут не все так просто…

— Послушай, если тебя усыновили, то ты, скорее всего, не знаешь своих настоящих родителей? — Стиву это казалось странным, ведь он-то сам всегда стремился расстаться со своими.

— Честно говоря, знаю, во всяком случае — мать. Я недавно раздобыл оригинал своего свидетельства о рождении.

— Ну и?..

Мак качнул головой.

— Смешно, как иногда случается. Я всегда представлял себе бедную молоденькую девушку, которой не хватало денег, чтобы содержать меня. Для меня это было каким-то утешением. Иногда мне казалось, что я найду ее, смогу изменить ее жизнь, купить все, что ей нужно. На самом деле все оказалось не совсем так, как я представлял.

Он осекся. Он знал, что говорит лишнее, но бренди и эта драка развязали Маку язык, ему надо было с кем-нибудь поделиться.

— Ну, — вставил Стив. — Кем она была на самом деле?

Мак опустил голову:

— Меня ожидало разочарование. Я-то думал, она из бедных. Правда оказалась ошеломляющей. Оказывается, моей матери не нужна была моя помощь. Она сама могла купить меня и продать много раз.

Стив придвинулся ближе:

— Да кто же она такая?

Мак выпил, почувствовав, что жидкость обожгла его внутренности, но это было пустяком по сравнению с болью, причиняемой чувством унижения и отверженности, которое жгло его сердце на протяжении нескольких лет. Без конца он вспоминал о том, что мать бросила его не потому, что была не в состоянии вырастить.

— Вы когда-нибудь слышали о «Вандине»? — спросил он. Дез явно не знал, о чем речь. Но Стив слышал это название. — Если так, то, может быть, вы знаете, кто такая Дина Маршалл.

— Смутно представляю.

— Она моя мать.

Стив присвистнул:

— Ты хочешь сказать, что Дина Маршалл — твоя мать?

— По крайней мере, так написано в документе.

— А отец?

— Ничего не сказано. Наверное, один из таких уродов, как Бредли.

— Кто такая Дина Маршалл? — спросил Дез.

Стив объяснил ему.

— Вот дерьмо! — Дез провел рукой по волосам. — Ты, наверное, нас дурачишь, а?

— Зачем мне это нужно? — Мак поставил стакан, полез в карман и вытащил бумажник. — Вот. Здесь черным по белому написано.

Он передал бумагу Дезу. Стив заглянул через плечо приятеля.

— Ничего себе! — протянул он.

Мак спрятал свидетельство о рождении обратно в бумажник. Все трое сидели молча.

— Ты пробовал когда-нибудь найти ее? — спросил Стив.

— Думал об этом много раз.

— Но так ничего и не сделал?

— Нет.

— Почему?

— Не думаю, что она будет рада, если я вот так свалюсь к ней как снег на голову. Если я не был нужен ей тогда, то не нужен и сейчас.

— А может, обстоятельства изменились. Возможно, она жалеет, что так поступила. — Мак молчал, а Стив продолжал: — У нее ведь не было никакой возможности найти тебя, ей все равно не сказали бы, кто тебя усыновил. Если кто и должен был первым сделать попытку встретиться, так это ты.

— Конечно!

— Так почему же ты не сделал этого?

— А ты бы хотел, чтобы от тебя отказались дважды?

— Я бы все равно попробовал на твоем месте. Я не смог бы устоять перед искушением увидеть ее лицо, посмотреть ей в глаза, услышать, что она скажет. Все ведь может оказаться совсем не так, как ты думаешь. Представь, что у нее была причина, чтобы так поступить.

— Не исключено. Но не думаю, чтобы я был такой уж большой обузой для нее.

— Но ты же не дал ей возможности объяснить. Может быть, она из кожи вон лезет, чтобы найти тебя. Если ты найдешь ее, то, кто знает, тебе, пожалуй, больше не придется никогда работать.

Глаза Мака потемнели.

— Мне от нее ничего не нужно. Она мне ничего не должна!

— Да ты с ума сошел! У нее денег куры не клюют.

— Я не нужен ей, а мне не нужны ее деньги. Меня тошнит от всего этого.

— Ты ведь из-за нее врезал Бредли, а, Мак?

— Нет. Просто этот парень задел меня. Оставим это, Стив.

Стив покачал головой, думая о том, что рассказал Мак. Он решил собрать кое-какие сведения о Дине Маршалл, но ничего особенно нового он не открыл. Дина Маршалл владела одной из самых крупных в «Бизнес Лиге» компаний под названием «Вандина». Он узнал, что у нее и ее мужа Вана Кендрика нет детей. Было очевидно, что если Мак все сделает правильно, то сорвет крупный куш. Но Мак никогда не умел пользоваться ситуацией.

— Неужели тебе даже не интересно? — спрашивал Стив, пробуя подойти с другой стороны.

— Пожалуй, интересно.

— Вот я и говорю! Что ты теряешь? Давай, повидайся с ней. Ну хотя бы напиши. Сообщи, что тебе известно, кто ты.

— Ну я не знаю…

— Ради Бога, Мак. Съезди к ней на следующей неделе. Уж я бы не откладывал.

— Я подумаю. — Больше Мак не сказал ни слова.

Он думал и в конце концов решил, что в словах Стива есть доля истины, хотя он и слишком практичен, как все американцы.

Как Мак и сказал, он не ждал многого от этой встречи, а уж тем более богатства. Предложение взять деньги он расценил бы как оскорбление, попытку откупиться от прошлого. Но ему не терпелось узнать, была ли у матери настоящая причина для такого шага — ему хотелось услышать это от нее самой. Это было главным для Мака. Он очень хотел избавиться от чувства унижения, возникшего в тот момент, когда в шестнадцать лет он узнал, что был усыновлен.

А если бы он знал это всегда? Хотя какая разница? Он все время вспоминал пережитое потрясение и свое нежелание смириться с реальностью.

Приемные родители, конечно, никогда не хотели говорить ему правду, даже несмотря на советы психологов. Вскоре после усыновления они переехали в другой город, где никто не знал, что Мака взяли из приюта. Они хранили свою тайну, подсознательно ощущая, что разглашение принесет больше вреда им, чем самому мальчику.

Иногда они очень переживали, что не сказали ему правду, а иногда, казалось, сами забывали о ней, представляя, что он их родной сын. Но Мак взрослел, и они стали понимать, что когда-нибудь он сам все узнает, что лучше им самим все рассказать ему.

Когда ему исполнилось шестнадцать, они решились. Он получил в подарок все, о чем мечтал, в том числе персональный компьютер, дорогие тренировочные снаряды, костюм и флейту. Они думали, что эти вещи смогут стать подтверждением их любви, если таковое потребуется. Мать весь день прибирала в доме, а отец закурил трубку, что он делал не часто. И они сказали ему.

Они объяснили все как-то неудачно. И Мак никак не мог поверить своим ушам. Поначалу он ни о чем не спрашивал: слишком потрясен был услышанным, он просто не мог сдвинуться с места. Потом он почувствовал себя неловко и захотел уйти в свою комнату. Желание бежать от всего этого становилось все сильнее. Он схватил подарки и побежал к себе наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Влетев в комнату, он захлопнул дверь.

Какие-то новые эмоции переполняли его; они потихоньку рассеивали туман, застилавший сознание, не желавшее верить всей этой чепухе, но он не знал, что это за эмоции, даже не пытался понять, что с ним происходит. Он знал одно: его мир рухнул, он всю жизнь провел во сне. Он открыл глаза, осмотрелся: привычные шторы, обивка кресел, мебель в его комнате, которую он выбирал сам, — все это принадлежало раньше сыну тех двоих, сидевших внизу; теперь это стало ничьим.

Он отвернулся и сжал кулаки, пытаясь упорядочить путаницу мыслей, но ему это не удалось. Все здесь стало чужим. Все это никогда не было его.

Через какое-то время он встал и подошел к зеркалу. Он смотрел на свое отражение, но теперь уже совсем по-новому. Кто стоял в зеркале перед ним? С ним никогда такого не было, он никогда не сомневался в своих родителях; теперь перед ним стоял незнакомец. Эти русые волосы, карие глаза, ямка на подбородке — чье все это? Он знал, что пройдут дни, недели, а он будет по-прежнему задавать себе эти вопросы, даже когда переборет свое любопытство. Все рушилось, и не важно было, что будет дальше.

Как они могли так долго скрывать от него? Они должны были сказать, он имел право знать. Но они не сделали этого. Они заставили его жить в иллюзорном мире, и сейчас несколько каких-то корявых слов выбили почву у него из-под ног.

«Я ненавижу их!» Мак знал, что это не поможет. Эти люди всегда были добры к нему, ему не за что было их ненавидеть; но они должны были сказать ему. Должны!

Разные чувства, как волны, захлестывали его, мысли, тесня друг друга, роились в голове. Все кружилось и плыло, то пропадая, то появляясь; казалось, что он сам разрывается на части.

В дверь тихо постучали. Его голова гудела; лицо не выражало ничего, кроме злости. В дверях появилась мать — нет, не его мать, а незнакомка, которая всегда себя за нее выдавала.

— Стивен… — Ее лицо было красным, припухшим, как будто она плакала. — Стивен, с тобой все в порядке?

«Нет! — хотелось ему закричать. — Я не в порядке и никогда уже не буду в порядке!»

Он промолчал.

Она вошла и закрыла дверь.

— Не надо так. Я знаю, каково тебе, но…

— Почему вы не сказали раньше?

— Мы не хотели разочаровывать тебя. И мы никогда не думали о тебе иначе как о нашем сыне.

Он хотел возразить. Хотел сказать, что если ты дал жизнь человеку, то такое не забывается, но не стал. Она выглядела такой расстроенной и разочарованной, что, несмотря на собственную боль, Мак не хотел нанести и ей удар. Он опять посмотрел в зеркало на кареглазого парня в майке для регби и светло-синих джинсах.

— Итак, — сказал он. — Кто я?

Она склонила голову, обхватила себя руками, как будто ей было очень холодно, хотя в комнате Мака, как всегда, было тепло.

— Я не могу тебе этого сказать.

— Но почему?

— Потому что не знаю. Когда берешь ребенка из приюта, тебе никогда не говорят, чей он. Все держится в строжайшем секрете. — Он уставился на нее, не веря, и она продолжала: — Конечно, они дают кое-какую информацию. Твоя мать была студенткой, мне кажется, она занималась живописью. Она была молода и не имела родных, которые могли бы ей помочь. Думаю, это и было причиной: у нее бы не хватило средств, чтобы вырастить тебя. Но я благодарна ей. Все эти годы, которые ты провел с нами…

Он оборвал ее:

— А мой отец?

— О нем ничего не известно. Я думаю, она не хотела, чтобы о нем кто-то знал. — Она замолчала, не желая обнаруживать перед ним своего опасения: она понимала, что люди искусства нередко бывают неразборчивы в связях, и, возможно, настоящая мать Стивена даже не знала, кто же был его отцом. — Стивен, — сказала она, подойдя к нему и пытаясь обнять, — ты должен понять, что это не главное. Мы — твоя семья. Ты всегда был нашим сыном.

Он не ответил. Он не мог. Ком подступил к горлу.

— То, что ты родился не от нас, не значит ровным счетом ничего…

И тут он услышал свой голос, полный накопившейся обиды и сдержанных слез:

— Да нет, значит! Может быть, для вас и нет — вы ведь всегда знали. А я не знал! Все эти годы! Для меня это меняет все.

Так и получилось. Все началось с мелких ссор и нелепых вопросов, а кончилось тем, что Мак бросил школу, несмотря на уговоры родителей, и поступил на курсы. Он все время пытался как-то переделать себя, переиначить; старый образ должен был умереть, потому что он принадлежал не тому, кем он был на самом деле. Особенно ему не нравилась кличка Мак, ведь она произошла от фамилии Макилрой — их фамилии.

Нередко ему приходилось пускать в ход кулаки.

Со временем рана заживала. Стали проходить дни, прежде чем он вспоминал о ней опять, потом недели. Потихоньку он смирился со своим положением, и его приемные родители благодарили Бога за это. Он очень любил их и никогда бы не сказал им, что иногда по ночам пытается представить себе настоящих родителей; желание отыскать их никогда не покидало его. Он всегда хотел узнать, почему та женщина дала ему жизнь и что заставило ее отказаться от него.

Обычно он представлял себе бедную обманутую девушку, беременную, совсем одну, оставленную всеми. И когда он стал совершеннолетним, то первым делом взял копию свидетельства о рождении в приюте.

Настал тот миг, когда он смог узнать имя своей матери и еще кое-какие подробности; момент был волнующим. Но когда он пробежал глазами написанное на листке бумаги, то почувствовал, как напряглись все мускулы.

Дина Маршалл. Дина Маршалл была его матерью. Ее имя ничего бы не сказало Маку, если бы за несколько дней до этого он не прочитал в одном из журналов о фирме «Вандина», чьи прибыли за последний год вырастали в геометрической прогрессии, о чем теперь писали в коммерческих сводках многие газеты. Он уставился на этот листок и долго не мог оторвать от него взгляда. Да возможно ли такое? А вдруг это просто совпадение имен? Но сомнений быть не могло: данные свидетельства о рождении и информация в статье полностью совпадали. К тому же Дина Маршалл с обложки журнала была когда-то студенткой художественного училища. Слишком много совпадений.

Это был конец. Последние сомнения рассеялись: Дина Маршалл была его матерью. Его мать ни в чем не нуждалась, но по каким-то причинам отдала его в приют. Мысль связаться с ней исчезла сама собой.

Теперь же, когда прошло много лет, он начал раздумывать над тем, что сказал ему Стив.

Он должен встретиться с ней, чтобы получить ответ на свои вопросы.

Он отправил ей письмо, в котором сообщил о том, что он ее сын.

Ответ пришел с очередной почтой для моряков, написанный на бумаге с эмблемой компании и подписанный не Диной, а ее мужем. Ему сообщали номер телефона, по которому следовало позвонить и, возможно, договориться о встрече.

Мак был удивлен и озадачен. Сойдя на берег, он поехал в Бристоль, вернее, полетел на самолете.

Самолет приземлился в аэропорту в одиннадцать вечера. Найти номер в отеле оказалось не так просто, и пилот самолета, на котором прилетел Мак, предложил переночевать у него, предупредив об отсутствии комфорта. Жизнь на корабле научила Мака довольствоваться тем, что есть, и он спокойно проспал до утра на новом месте.

Утром он выпил чаю, оделся и сел в автобус, следовавший в центр. Сняв комнату в первом попавшемся отеле, он позавтракал, позвонил в «Вандину» и попросил Вана Кендрика.

— Это Стивен Макилрой, — сказал он, когда секретарь соединила его с боссом.

Ему ответил низкий голос:

— А, значит вы приехали.

— Да, я в Бристоле.

— Где вы остановились?

— В «Уинкорн», практически в центре.

— Я знаю, где это. У вас есть машина?

— Нет, но я могу взять напрокат.

— Очень хорошо. Вы сможете найти мою квартиру?

— Надеюсь. В какое время?

— В половине восьмого.

— Я приеду. — Мак положил трубку.

Все утро он гулял по городу, взял машину напрокат и в указанное время поехал в назначенное место.

— Кто там?

— Стивен Макилрой.

Пауза.

Входная дверь открылась, и Мак увидел Вана Кендрика.

— Прошу вас, входите.

— Спасибо, — Мак проследовал за Ваном в большую комнату с камином.

— Что же вы, собственно, хотите? — спросил Ван.

Эти слова задели Мака.

— Я хотел бы встретиться со своей настоящей матерью.

— Понимаю. — Пауза. — Видите ли, все это случилось очень давно. Дина была почти ребенком. Этот период был очень тяжелым в ее жизни. Она не любит ворошить прошлое.

Ван предложил выпить виски. Мак не отказался.

— Понимаете, мой долг — заботиться о Дине. Я прошу вас вернуться домой и оставить мысли о встрече с ней.

— Скажите, она попросила вас передать мне это?

— Да, я говорю от ее имени.

— Я хотел бы узнать, кто мой отец.

— Я не могу сказать вам. Мы не обсуждали это.

В тот самый момент дверь в комнату открылась. Долю секунды Мак надеялся, что это Дина, но сразу понял, что ошибся.

Он увидел черные короткие волосы и нежно-розовые губы.

— Ой, извините! — сказала женщина.

— Все в порядке. Мой посетитель уже уходит.

Мак все понял. Он спустился по лестнице, и дверь закрылась. Ну что же, конец. Дина не захотела его видеть.

* * *

— Итак? — Стив встретил Мака в доме, который они снимали вместе. — Как все прошло?

— Да никак. Ван Кендрик пригласил к себе в квартиру и предостерег от встречи с ней.

— Да?..

Мак кивнул. Он был угнетен случившимся.

— Давай просто забудем об этом, Стив.

Срок контракта с «Эксел Ойл» подходил к концу, и Мак решил уехать.

— Я отправляюсь в Южную Америку, — сказал он Стиву.

— Ты с ума сошел!

Мак уже начал забывать о том, какое оскорбление нанес ему Ван Кендрик. В Южной Америке он мог начать все сначала.

Позднее Стив и Дез получили письмо на имя Мака.

— Я возьму его, — сказал Стив. — Я смогу когда-нибудь передать письмо Маку.

Шесть месяцев спустя сведения о Маке достигли Абердина. Их привез с собой один ныряльщик. Он сообщил, что Мак погиб.

Хотя трагические происшествия с ныряльщиками не были редкостью, Стив был потрясен.

Прошло еще полгода. Стив редко вспоминал Мака.

В одном из утренних выпусков газеты Стив прочитал о том, что Ван Кендрик умер. И тогда ему пришла в голову идея.

Он написал Дине письмо. Ответ пришел сразу, и он отправился в Бристоль.

Дверь ему открыла сама Дина.

— Стивен? — произнесла она.

— Да.

И она заключила его в объятия:

— О Стивен!

Слезы катились по ее лицу. Все было очень просто, она расспрашивала его обо всем. Он рассказал, что пара, усыновившая его, погибла в автомобильной катастрофе, когда ему было пятнадцать лет.

— Не покидай меня, пожалуйста. Я не могу потерять тебя опять, — сказала она.