Прокладывая милю за милей, его лошадь оставляла за собой столбы пыли. Джеб знал, что дорога в Нью-Мексико будет длинной и нелегкой. Он старался сосредоточиться на том, что ожидало его впереди, но снова и снова он мысленно возвращался к той девушке, которая осталась наедине с двумя могилами. Он вспомнил, что она ответила ему, когда он предложил съездить за ее родственниками. Она сказала ему тогда: «У меня никого нет». По всей видимости, поблизости от их хижины не было даже соседей. Официально резервации Бразос были закрыты, индейцы и военные, похоже, уйдут навсегда. Это закрытие принесло свободу Джебу. Его последнее задание было выполнено, и он отказался остаться на сверхсрочную службу, несмотря на все уговоры и даже угрозы.
Джеб не раз подумывал и о том, как защитить скорбящую вдову. Если она в самом деле горевала о смерти мужа. А что, если она действительно не убивала его?
Этот вопрос внезапно пришел ему на ум. Неужели она сейчас одна, один на один с убийцами мужа, которые знают, как она беззащитна. Никто ведь не узнает, что он убит. Эти мысли не давали ему покоя.
Ей, наверное, страшно сейчас, убеждал он себя. Она должна была попросить о помощи. Перед его глазами возник образ беззащитной женщины с хрупкими плечиками, с бледным лицом, с темно-каштановыми волосами. Однако эфемерная наружность не всегда признак слабости. Вот, например, Кэтрин Слейд, она хороший пример тому. Джеб постарался представить, как повела бы себя Кэтрин, оказавшись на месте этой девушки, но он вообще не мог вообразить Кэтрин в подобной ситуации. Они были совершенно разными. Кэтрин была сильной во всем, в чем должна быть сильной женщина.
Но разве не была мужественной эта девушка, стойко вынесшая смерть мужа, которого похоронила рядом со своим же ребенком, и при этом не проронившая ни одной слезы? А может быть, она вообще была бесчувственной?
Он покачал головой. Какой бы она ни была, ему до нее нет никакого дела.
Но почему он все время возвращается к ней в своих мыслях?
Проклятье! Джеб частенько думал о женщинах, но подобным образом – никогда. Ему нравилось чувствовать их нежное тело, когда он занимался с ними любовью, ему нравилось осознавать, что он удовлетворил женщину, а она его. Но, будь он проклят, если бы ему понравилось чувство, которое было сродни беспокойству.
«И почему я вообще должен беспокоиться, – обращался он к своему гнедому, поворачивая его обратно. – Какого черта, я должен беспокоиться о ней, что она одна и совсем не защищена? Возможно, она и убила этого беднягу, поэтому-то она и одна».
Проклятье!
Джеб вновь подъезжал к невзрачной хижине, и сейчас она ему показалась еще более маленькой и убогой, чем в первый раз. Если приглядеться внимательно, то во всем домике с трудом можно было найти хотя бы две ровные доски. Парадное крыльцо, – вернее сказать, то, что им называлось – все покосилось, и доски прогнулись. Приблизившись к дому, он почему-то не удивился, разглядев хрупкую фигуру девушки, примостившейся на узкой скамейке у двери, с прижатой к коленям винтовкой. Сначала ему показалось, что она вооружилась против него, но затем Джеб заметил, что девушка его узнала, и страх, наполнявший ее глаза, сменился облегчением.
От стыда за то, что он бросил ее одну, испуганную, на произвол судьбы, он еще больше разозлился на себя и гневно произнес:
– Боже мой! И что вы собирались с этим делать?! Ханна заморгала от удивления глазами: Кэйлеб никогда не упоминал Бога всуе.
– Я… я жду их возвращения.
Джеб нахмурился:
– Возвращения? Чьего возвращения?
– Людей, убивших Кэйлеба, – просто ответила она.
Какой же он дурак, подумал про себя Джеб! Как он мог так ошибиться, обвиняя ее в этом преступлении.
– Какого дьявола вы не сказали, что его убили? Ведь вам угрожает опасность. Вы это понимаете?
– Я не думала об этом, – ответила Ханна, не понимая, почему этот человек был в такой ярости.
Ее необычный пристальный взгляд обескураживал Джеба.
– О чем вы не думали?
– Надо ли мне рассказывать вам обо всем. – Скорее всего, он не был столь сообразительным, как сначала ей показалось. Кэйлеб понял бы ее с полуслова.
– Ну, ладно… – Джеб слез с лошади. – Вы хотя бы знаете, как этим пользоваться? – спросил он, глядя на винтовку.
– Это не имеет значения.
У Джеба кончалось терпение. Он сдвинул шляпу назад.
– Что не имеет значения?
– Умею ли я пользоваться винтовкой, – объяснила ему Ханна. – Это не имеет никакого значения.
– Так будет иметь, черт побери, когда вы наведете ее на кого-нибудь и выстрелите.
– Она не заряжена, – проговорила спокойно Ханна, чувствуя, что одержала верх в этом бессмысленном разговоре. Не так уж часто в разговорах с Кэйлебом она оказывалась права.
– Проклятье! Дайте мне ее сюда!
Не дав ей возможности опомниться, Джеб уже был на крыльце, рядом с ней, и выхватывал винтовку у нее из рук. – И соберите свои вещи.
– Что? – Ханне показалось, что она сходит с ума. Она совершенно не понимала, о чем он говорит.
– Уложите свой вещи, – повторил Джеб, стиснув зубы. – Вы поедете со мной.
– Но куда? – Место, где она жила, не было, конечно, пределом мечтаний, но это все, что у нее было в этой жизни. Это был ее дом, и ей некуда было уходить.
Джеб не знал, что он должен отвечать, и от этого разъярился еще больше. Она же говорила, что у нее не было никаких родственников. Но даже если бы и были, то вряд ли бы захотели, чтобы эта дурочка осталась у них.
– Вы сами скажете, куда вас отвезти, мадам. Я доставлю вас куда бы то ни было.
Лишь бы ему удалось только избавиться от нее. И как можно скорее.
– У вас непременно где-нибудь должны быть родные. Может быть, родственники вашего мужа, друзья?
– У меня… У Кэйлеба, насколько я знаю, не было родственников. У меня также нет друзей, – сказала она.
Джеб приблизил к ней лицо. О, Боже, если бы первая женщина, с которой он лег в постель, была бы похожа на эту, думал он, то он, наверное, стал бы монахом.
– Меня это не удивляет, леди. А теперь укладывайте свои проклятые вещи!
Последнюю фразу он почти что прокричал. К его величайшей радости, девушка поднялась. Его совершенно не волновало, что она смотрела на него так, словно он внезапно потерял рассудок или всегда был сумасшедшим. Только бы она не спрашивала его больше ни о чем.
Войдя внутрь дома, Ханна ощутила, как было в нем холодно и неуютно. Что же ей делать? Уже оставшись после отъезда незнакомца в полном одиночестве, она имела достаточно времени, чтобы поразмыслить о своем будущем. Она начинала понимать, что здесь, наедине сама с собой, она скоро сойдет с ума. Кэйлеб часто уезжал, это так, но она всегда знала, что он вернется. А после нескольких часов, проведенных им дома, она каждый раз соглашалась с тем, что оставаться дома одной не так уж и плохо. Но оказаться в одиночестве навсегда? Она даже не задумывалась об этом.
Она представила себе мужчину, стоявшего сейчас на крыльце, и то, как она уедет с ним отсюда, от своего единственного дома, единственного пристанища. Он казался ей достаточно надежным человеком. Хотя взгляд его карих глаз был строгим, но он не был нечестным. Она заметила, что когда он раздражался, то его глаза изменяли свой цвет, приобретая зеленоватый оттенок. Он не мог быть плохим человеком, рассуждала она про себя, все же он помог похоронить Кэйлеба. Кто-то другой, возможно, просто бы уехал. К тому же, в последнее время к ним вообще мало кто приезжал.
Ханна оглядела бедную маленькую хижину. Ее действительно здесь ничто не удерживало. К тому же лучше хотя бы что-то сделать, чем совсем ничего. Именно этому ее учил всегда Кэйлеб. Если незнакомец хочет, чтобы она поехала с ним, ну что же, она поедет. Ну, а потом… Ханна беспомощно пожала плечами. Она не знала, что будет потом.
Приготовившись к долгому ожиданию, Джеб удобно прислонился к самому прочному на его взгляд столбу, когда вдруг девушка вышла из дома, в руках у нее была маленькая суконная сумочка.
– Я готова.
Джеб не сразу сдвинулся с места. Он сидел и изучающим взглядом смотрел на нее. Ее голос вполне соответствовал ее внешности, он был холодным и звонким. И лично Джебу всегда нравились нежные голоса, даже немного с хрипотцой, как у Кэтрин. Именно такой тембр голоса, особенно в теплую летнюю ночь, приглашал предаться любви… а не тому, чтобы петь в утреннем воскресном хоре.
Джеб встал и скептически посмотрел на ее легкую сумку.
– И это все?
Ханна кивнула головой.
– И еще винтовка.
Увидев, что она смотрит на винтовку, которую он держал в руках, Джеб покачал головой:
– Леди, пока я вас не научу заряжать винтовку и прицеливаться, вы к ней не прикоснетесь, – обрезал он и отвернулся.
– Хорошо, – немного подумав, ответила она. Ханна удивленно смотрела, как он вернулся обратно в дом. Стоя в дверях, она наблюдала, как он стащил одеяло с кровати и свернул его плотным валиком. Затем нашел принадлежавший Кэйлебу мешочек с порохом и патроны. Потом просмотрел все кухонные полки, вытаскивая оттуда продукты, которые можно было забрать с собой. Он сунул ей в руки муку и кое-что из еды, и при этом его взгляд был почти уничтожающим.
– Мы питались тем, что у нас росло в саду, – сказала она, не столько оправдываясь, сколько извиняясь перед ним.
В ответ он лишь кивнул головой и вышел мимо нее наружу. Он уже спустился с крыльца и направился к сараю, когда она заговорила опять:
– Как мне называть вас?
Этот вопрос заставил его остановиться. Он повернулся к ней, внезапно почувствовав сострадание. У нее был вид человека, у которого в этой жизни более ничего не осталось. А разве это было не так? Она уезжала из своего дома, единственного родного ей места, покидала своих близких, покоившихся недалеко от дома, на небольшом холме.
– Джеб. Меня зовут Джеб. – Его ответ не вызвал у нее никаких эмоций. Тогда он понял, что назвать себя просто Джебом было недостаточно для нее, и он опять почувствовал раздражение. О, Боже, какая же она особенная, ну что же это за женщина? И он добавил: – Уэллз. – Когда же он сможет избавиться от нее, и сколько отсюда до ближайшего большого города, где есть непременно церковь и пастор, который наверняка почтет за честь присмотреть за ней некоторое время. В Техасе было полно мужчин. Возможно, и найдется когда-нибудь дурак, который решит, что она самая привлекательная из женщин, и, дай Бог, он женится на ней еще до того, как разберется, что она также и самая надоедливая.
Не сказав больше ни слова, он направился к вьючной лошади, и Ханна молча последовала за ним. Он взял у нее сумку, добавив ее к тем вещам, которыми уже была нагружена лошадь. Затем Ханна так же безропотно направилась за ним в сарай. Она вошла туда как раз в тот момент, когда он забрасывал седло на спину лошади.
– Нет.
– Что нет? – спросил Джеб, даже не повернувшись.
– Мне нужен кабриолет.
Услышав это, он сразу повернулся:
– Но те дороги, по которым мы поедем, не для кабриолетов.
Ханна вздернула подбородок. Она не хотела признаваться, что не умеет ездить верхом на лошади.
– Кэйлеб привез меня сюда на кабриолете, – рассуждала она. – Кэйлеб считает, что для женщины не подобает сидеть верхом на лошади.
Джеб едва сдержался, чтобы не напомнить ей, что Кэйлеб вообще уже больше ничего не думает и не считает. Но вместо этого он произнес:
– У меня нет времени на то, чтобы искать безопасную дорогу для кабриолета. Я даже не представляю, где можно проехать на кабриолете. – Он отвернулся и продолжил свое дело. – Вы поедете на лошади.
– Я не умею. Я не знаю, как это делается, – призналась женщина тихим голосом.
Представляя, как ему придется чинить колесо кабриолета, которое будет постоянно ломаться, Джеб был непреклонен.
– Я думаю, сейчас настало время научить вас этому.
Внутри у Ханны все трепетало, когда она наблюдала, как он застегивает подпругу под брюхом у лошади, затем он положил сзади ее свернутое одеяло. Вдруг эта лошадь, всегда казавшаяся очень доброжелательной, как-то злобно посмотрела на нее.
– Может быть, мне не стоит ехать с вами. Вероятно, я… я стану для вас источником беспокойства, – произнесла Ханна.
Набрасывая узду, он даже не повернулся. Вероятно! Черт возьми! В этом нет никакого сомнения.
– Может быть, вы объясните мне, как у вас достало смелости сидеть с незаряженной винтовкой и ждать, когда убийцы вашего мужа придут за вами, а вот научиться ездить верхом на лошади, значит, духа не хватает?
С этими словами он повернулся и подал ей вожжи, подумав, что она не возьмет их. Ханна знала, что никогда не сможет объяснить ему, что это был не страх, она не боялась, что может упасть с лошади. Просто за четыре года совместной жизни с Кэйлебом она ни разу не ослушалась его. А Кэйлеб говорил, что она не станет ездить на лошади – и все. Сейчас Ханне даже показалось, что лошадь словно поняла, что она впервые ослушалась хозяина, поэтому у нее ничего не выйдет, и она будет выглядеть смешной. Нет, думала Ханна, глядя на Джеба Уэллза, они никогда не поймут друг друга. Точеные черты лица были не единственным его достоинством, он имел еще одно: если он что-то задумал, то он никогда не потерпит неудачи.
Ханна медленно подняла руку и взяла у него вожжи. Как ни странно, но лошадь покорно вышла из темного сарая на свет.
Джеб наблюдал, как она взбирается на лошадь, неохотно просовывая одну ногу в стремя и осторожно занеся другую. Но, к его изумлению, она все проделала довольно изящно, как будто ей приходилось делать это уже много раз. Усевшись верхом, она принялась натягивать юбку на оголившиеся тонкие ноги. Ее кожа имела кремовый оттенок.
Ханна так беспокоилась о соблюдении приличий и, казалось, совсем забыла, что сейчас она полностью во власти животного, которое не очень-то к ней расположено. С лошадью всегда занимался только Кэйлеб. Он и кормил ее, и холил. Когда Ханна подняла глаза и заметила, что Джеб пристально наблюдает за ней, девушка покраснела.
Увидев, как заалели ее щеки, Джеб подумал о том, во что превратится ее полупрозрачная кожа под лучами палящего солнца. Он обнаружил, что на спине у нее на завязках болталась шляпка.
– Наденьте это. – Ханна посмотрела на него с недоумением, а Джеб, указав на шляпку, пояснил: – Накройте голову.
Ханна покраснела еще сильнее. Пока она выполняла то, что ей было велено, Джеб быстро, как и всегда, вскочил на свою лошадь. Он проверил, надежно ли прикреплено седло на вьючной лошади, и они двинулись в путь.
К удивлению Ханны, он свернул в сторону холма. С тех пор, как этим утром он подъехал к двери ее дома, она впервые прочитала в его глазах сострадание.
– Вы, наверное, захотите попрощаться. Я поеду медленно и подожду вас.
Почему он считает, что она сможет справиться с лошадью и последует за Джебом. Но она лишь молча кивнула головой. Ну, ладно, будь что будет. Когда Джеб отъехал, Ханна спустилась на землю, не выпуская, однако, вожжи из рук. Встав на колени перед детской могилкой, Ханна попыталась молиться, но смогла лишь произнести: «Прости меня». За то, что она не хотела забеременеть, что она более не могла скорбеть об этой утрате. Она, конечно, любила бы любого малыша, если бы он только родился, но этот ребенок был бы непременно больше похож на Кэйлеба, чем на нее, и стал бы еще одним человеком, который постоянно осуждал бы ее и искал в ней лишь недостатки. Но все равно она ощутила в сердце пустоту от этой утраты.
Затем она повернулась к другой могиле, вспоминая последние слова Кэйлеба: «Ты так и не стала той женщиной, которую мне обещал твой отец». Она даже точно не представляла, что же имел в виду отец, но Кэйлеб всегда говорил правду. С годами он все больше разочаровывался в ней и не скрывал этого. И она знала, что как бы она ни старалась, не сможет оправдать его ожиданий.
– Но я старалась, Кэйлеб, клянусь, я старалась, – шептала она. Здесь, у могилы, ей пришло в голову, что она в последний раз собирается подвести Кэйлеба, и это станет самым величайшим ее проступком. Она собиралась уехать и оставить смерть мужа неотмщенной.
Посмотрев на могилу в последний раз, она выпрямилась. За четыре года женитьбы Кэйлеб заслужил большего от нее.
Глядя, как Ханна подъезжает к нему, Джеб подумал о том, что для первого раза она держалась на лошади совсем не плохо. Правда, у него не было времени, чтобы научить ее падать.
Ближайший город находился в противоположном направлении от того места, куда сам он направлялся. Джеб подумал, что ему в равной степени не хочется как провести лишний день в ее компании, так и проделать этот путь еще раз. Он отвезет ее в форт Белкнэп. А уж что она будет делать дальше – ее дело.
Поразмыслив еще некоторое время, он обнаружил, что судьба этой девушки не так уж ему безразлична, как хотелось.
– И чем же вы намереваетесь заняться?
От его громкого голоса Ханна вздрогнула.
– Я хотела бы поехать в резервацию. Думаю, что люди, убившие моего мужа, были солдатами, которых он застал за чем-то недозволенным.
Джеб замолчал. Она была всего-навсего женщиной. Она даже не представляла, сколь наивным было ее намерение. Но он преклонялся перед ее желанием наказать убийц. Он вспомнил о тех трех солдатах, которых застал врасплох проповедник, а затем рассказал Гарретту о том, что они виновны в убийстве поселенца, а также и в том, что вину за свое преступление они решили свалить на обитателей резервации. Он вспомнил, с какой ненавистью они посмотрели тогда на проповедника, когда их провели мимо него. Возможно, девушка и права. Действительно, это они убили ее мужа. Джеб не хотел, чтобы это осталось безнаказанным.
– При первой же возможности я пошлю телеграмму в Остин. Эти люди будут наказаны.
Сначала Ханна как-то замешкалась, затем решительно покачала головой.
– Конечно, я не знаю их имен и вряд ли смогу хорошо описать их. Но если я их увижу, то обязательно узнаю.
Джеб сдвинул шляпу назад и уставился на нее:
– Значит, вы собираетесь вот так запросто подойти к ним, указать на них пальцем и сказать: «Вот они. Повесьте их!»
Ханна покраснела. В его устах это прозвучало смешно, но именно так она и собиралась поступить. Она выпрямилась.
– Это то, что должна сделать я. – Похоже ее заявление его не убедило. – Послушайте, мистер Уэллз, я весьма признательна вам за все, что вы сделали, но вам не стоит меня сопровождать. Я сама могу найти дорогу.
– Леди, да вы бы даже не смогли найти дороги от церковной скамьи до выхода из церкви, – Джеб тяжело вздохнул. Пора положить конец этой затее. – Кроме того, резервации уже не существует. Индейцы переселяются в другое место. Все собрались и уехали оттуда. Все, вы понимаете? – Он почувствовал явное удовлетворение, что помешал выполнению ее безумного плана.
– Тогда я поеду за ними. Они не могли далеко уйти, ведь там женщины и дети, – недолго думала Ханна.
– Миссис Барнс, – начал он, пытаясь сохранять хладнокровие, – я присутствовал при том, как ваш муж обвинил их. Я знаю их в лицо. И я сделаю так, что они будут должным образом наказаны.
Слушая Джеба, Ханна вдруг догадалась, что он разговаривает с ней словно со слабоумной. В его голосе звучала снисходительная усмешка, вперемежку с раздражением. Но она вовсе не была тупицей.
Теперь она вспомнила, как Кэйлеб рассказывал ей, что, когда искали виновных, при этом присутствовал какой-то человек, за которым посылал начальник лагеря.
– Неужели это вы обнаружили тех троих? – медленно спросила она.
Джеб кивнул головой, чувствуя какой-то подвох. Как же ей удалось поймать его?
– Они ведь вам не поверили тогда, не так ли? Они не поверили ни единому вашему слову, потому что Кэйлеб не разглядел их лица. Но сейчас им придется поверить мне.
Джеб различил в ее тоне те же язвительные нотки. А он-то думал, что она тихоня, которая боится даже собственной тени. Он вспомнил, как она сидела на крыльце с незаряженной винтовкой, ожидая возвращения убийц ее мужа.
Он сделал последнюю попытку отговорить ее:
– Месть – обоюдоострый меч, миссис Барнс. Ханна знала, что он прав, но она хотела выполнить свой долг, если не перед Кэйлебом, то перед Богом.
– Эти люди заплатят мне как за сына, так и за мужа. Я знаю, что они задумывали еще одно убийство. Пускай, я не собираюсь прятаться.
Джеб почувствовал, как пристальный взгляд ее голубых глаз пригвоздил его к месту. Он посмотрел на могилы, оставшиеся позади. Скоты! Так они убили и ее ребенка.
– Ну, хорошо, я отвезу вас к Пламмеру, и вы все расскажете.
Он смирился с тем, что ему придется повернуть обратно. Когда-то они догонят индейцев и сопровождавших их солдат. А он мог бы уже быть так далеко по дороге в Нью-Мексико. И что ему делать с ней потом?
Джеб наблюдал, как она подгоняла лошадь, все дальше и дальше уезжая от своего дома. И он покачал головой. «Опасный путь она избрала для себя», – подумал он. Проклятье! Да, долгая им предстояла дорога.