Леди Ардит стояла перед огнем, полыхавшим в камине в углу ее спальни. Позади нее тихо сидела Риа, сложив руки на коленях и ожидая выговора. Однако когда леди Ардит наконец повернулась, ничего не произошло.

Этим утром наставница Риа получила две тревожные записки, они поступили в течение десяти минут. Первая была письмом от Макамлейда, а вторая — сообщение Исабел об очередном проступке Риа. Ее взгляд смягчился, когда она заметила раскаивающееся выражение лица у своей воспитанницы. Девушка была упрямой, достаточно правдивой, но несомненно она и должна такой быть в этой далекой северной стране, где она, вероятнее всего, станет хозяйкой какого-нибудь полуцивилизованного владения.

Леди Ардит заговорила резко, что было ее обычной манерой, но не сердито:

— Тебе придется покинуть двор.

Риа выглядела испуганной, краски исчезли с ее лица, но потом румянец вернулся.

— Я не могу получить прощение, моя госпожа?

— Не я отсылаю тебя прочь, моя дорогая. Это не мой приказ, а твоего отца. Он находится в пути и хочет, чтобы ты дожидалась его в Атдаире. Он встретится с тобой там после того, как получит аудиенцию у регента.

Риа не нашла утешения ни в одном из ее слов.

— А не могу я просто вернуться в Галлхиел?

— Желание твоего отца совершенно ясное, Риа. Никто из нас не осмелится не подчиниться ему. — Она тихо вздохнула. — По крайней мере, я не осмелюсь. Думаю, ты осмелишься сделать что угодно.

В какое-то мгновение Риа подумала, что услышала восхищение в голосе женщины, но потом решила, что это невозможно. Она задумчиво смотрела на леди Ардит, чувствуя глубокую привязанность к этой женщине, которой она доставила так много беспокойства.

— Я очень сожалею, моя госпожа, что причинила вам столько волнений. Я знаю, это позор для вас, так же как и для меня, что меня отсылают прочь.

Леди Ардит постучала свитком Лаоклейна по ладони, задумчиво смотря на Риа. Она быстро приняла решение.

— Тебя не отсылают с позором, дитя мое. Думаю, это немного облегчит тебе твое будущее. Я отправлю с тобой Катри — навестить твоих дядю и тетю. Возможно, позже, когда Катри вернется, ты сможешь присоединиться к ней.

— Благодарю вас, моя госпожа, — благодарность Риа была искренней. Катри была ее любимой подругой изо всех воспитанниц леди Ардит. Она сделает поездку веселой, а само ее присутствие во время путешествия разубедит любого, кто будет считать отъезд Риа скандалом. Она легко могла представить себе довольную ухмылку Лиссы и радость Беатрис, если бы начали распространяться эти сплетни. Однако никто не сможет поставить ей в вину визит к родственникам ее отца, особенно если ее будет сопровождать подруга.

— Простите меня, леди Ардит.

Пожилая женщина пожала плечами:

— Ты такая, какой, без сомнения, намеревался создать тебя Господь Бог. Возможно, я ошибалась, пытаясь приручить тебя.

— Неужели я дикая? — В голосе Риа слышалось раскаяние.

— Нет, — вздохнула леди Ардит. — Не дикая, но свободнее, чем позволяет тебе быть общество. Но я думаю, ты иначе не можешь быть счастливой.

— Я пыталась, — честно признала Риа.

— Я знаю. Мы обе пытались. Я надеюсь… Я надеюсь, тебе позволят вернуться ко мне. Мне будет недоставать тебя.

— А мне вас. — По жесту леди Ардит Риа поднялась, двигаясь, как всегда, с присущей ей грацией. Она поцеловала леди в щеку и повторила: — А мне вас, моя госпожа.

Риа была задумчива, готовясь к поездке, наполовину слушая, наполовину пропуская мимо взволнованную болтовню Катри. Атдаир не представлял для нее ничего завораживающего, как это было для Катри. Она привыкла, что она Макамлейд, и принимала как должное все, что за этим следовало. Она гордилась своим наследством и не испытывала перед ним страха. Но она улыбалась взволнованной Катри и терпеливо отвечала на ее вопросы.

— А мы будем участвовать в соколиной охоте, как ты думаешь?

— Мой дядя просто обожает ее. Он возьмет нас, если мы попросим. Моя тетя ее не любит. — Риа тихо рассмеялась: — Моя мама рассказывала о свадебном подарке моего отца тете Анне. Это был сокол, и она страшно испугалась. Мой отец и дядя Ниалл настаивали, чтобы каждый ездил на охоту, и тетя Анна совсем перестала питать к ней любовь. Я думаю, тогда моя мама впервые поняла, что любит моего отца. Она с таким восхищением говорит о тех днях.

— Твоя мама из Англии, ведь правда? И она никогда не возвращалась домой? Я имею в виду в Англию.

Риа улыбнулась, глядя в темные, полные любопытства глаза Катри.

— Нет. Насколько я знаю, она никогда не была там.

— Могу себе представить, как ей не хватает ее семьи!

— Мой отец — ее семья, — тихо произнесла Риа. — Из того, что мне известно, у меня только один родственник в Англии, дядя, и я никогда не видела ни одного письма от него.

— Как печально и как романтично, — заявила Катри с некоторой долей драматизма в голосе. — А как ты думаешь, твой дядя Киалл устроит для нас бал?

Риа громко захохотала над таким быстрым и непосредственным изменением настроения у Катри.

— Сомневаюсь. Не забывай, что я более или менее того изгнана прочь с позором. Тетя Анна вряд ли сочтет возможным отметить это балом. Кроме того, мой отец вскоре приедет за мной. — И она вернется в Галлхиел. Она страстно желала этого.

Не обращая внимания на ответ Риа, Катри выбрала несколько красивых выходных платьев и удостоверилась, что Риа делает так же.

— Никогда не знаешь, а вдруг нам придется развлекать каких-нибудь гостей.

— Атдаир гораздо более спокойное место, чем ты думаешь, — предупредила Риа, — балы и другие развлечения довольно редки.

— Все равно, ты должна взять, по крайней мере, розовое платье и золотистое. В них ты выглядишь очень взрослой.

Подумав о глубоком вырезе на обоих платьях, Риа с улыбкой покачала головой:

— Я уверена, моя тетя подумает так же и сразу же заставит меня переодеться. — Однако несмотря на это, Риа уложила все вещи, на которых настаивала Катри, что закончилось тем, что она сложила почти все, что у нее было. Раз она не имела намерений возвращаться сюда, даже чтобы забрать оставшиеся вещи, то это было очень кстати.

Три дня спустя Риа выехала в Атдаир из королевского замка вместе с Катри и десятком вооруженных охранников. Риа только дважды видела Гавина со времени их последней встречи, оба раза издалека. Во второй раз рядом с ним стояла леди Беатрис, и это зрелище глубоко задело Риа. Именно это воспоминание она увезла с собой.

***

Леди Ардит стояла во дворе и смотрела на отъезд Риа со слезами на глазах, которых она даже не ожидала. Она сделала для девушки все, что было в ее силах, но она не думала, что Лаоклейн Макамлейд снова

доверит ей свою дочь. Она боялась его приезда и в то же время желала его.

Получилось так, что ей не пришлось долго ждать. Лаоклейн прибыл через несколько дней. Она приняла его безо всяких формальностей, отослав свою служанку, чтобы они могли поговорить свободнее. Хотя она полностью доверяла своей горничной, но она понимала, что у него не было повода для такого доверия. Она одновременно и удивилась и почувствовала облегчение, когда он тепло приветствовал ее.

— Моя госпожа, вы прекрасны, как всегда. — Он взял ее за обе руки и поцеловал в щеку.

— И ты, мой дорогой, стал гораздо более галантным за эти годы. Твоя очаровательная жена, должно быть, сгладила острые углы. — В ее голосе чувствовался смех, но она говорила правду. Она помнила его как очень сердитого молодого человека.

— Да, она приручила зверя, но никогда еще приручение не доставляло столько наслаждения.

На этот раз она не засмеялась:

— Ты заставляешь меня краснеть, ты негодник.

— Ну что ж, пока ты совсем не покраснела, расскажи мне об этом молодом человеке, который послужил причиной позора и немилости для моей дочери и заставил меня проделать весь этот долгий путь от дома до замка.

— Нет, Лаоклейн, никогда не говори так, не говори, что Риа оказалась в немилости. Она не сделала ничего постыдного. Дело в том, что она не может быть осмотрительной в своей дружбе.

Лаоклейн приподнял бровь:

— И все же она причинила вам много беспокойства.

Леди Ардит тщательно подбирала свои слова.

— Есть много людей, кто рад воспользоваться любой возможностью, чтобы причинить неприятности клану Макамлейда Их нисколько не волнует, что жизнь молодой девушки может быть разрушена. Она старалась следовать моим советам, но не могла отказаться от дружбы с этим германским рыцарем, который ей совершенно не подходит.

— Почему не подходит?

Она удивленно посмотрела на него и заговорила более резко, чем обычно:

— Он же незаконнорожденный.

— Но это не его вина.

Теперь она выглядела испуганной. Эго было так похоже на то, что говорила сама Риа.

— И у него нет титула.

— Титулы можно купить.

Леди Ардит осторожно села в свое кресло и внимательно стала изучать Лаоклейна Макамлейда. Теперь она видела, что если бы знала его лучше, то гораздо лучше могла бы понимать Риа.

— Ты смущаешь меня, Макамлейд.

Лаоклейн сжалился над ней:

— Моя госпожа, я нисколько не сомневаюсь, что вы делали именно то, что было необходимо для моей дочери. Мы послали ее к вам, чтобы она могла изменить свое поведение, привычки, которым научила ее моя Шотландия. Здесь только моя вина. Дара предупреждала меня о последствиях предоставленной ей большой свободы.

— Если бы все родители следовали вашим принципам, — медленно произнесла леди Ардит, — то Шотландия была бы более сильной нацией. У нас слишком много тех, кого научили, что правду следует избегать.

Лаоклейн улыбнулся:

— Скажи мне тогда, только правдиво, свое мнение о Гавине Макамлейде.

— Если он таков, как говорят его действия, то он верен Шотландии и королю Джеймсу. И если слухи верны, он накопил богатство, не имея прежде ничего.

— Твое мнение, — настаивал Лаоклейн.

Леди Ардит вздохнула:

— Он производит благоприятное впечатление на меня. Но никогда не говори своей дочери, что я так сказала. В нем чувствуется сила и честь. И хотя это не следует обсуждать по многим причинам, Олбани доверяет ему. А это говорит о многом. Его состояние будет увеличиваться, но будет ли все это подходящим для дочери графа, еще нужно будет посмотреть.

Брови Лаоклейна приподнялись, понимая подтекст сказанного.

— Не суди меня по Ангусу и Аррану, — предупредил он, называя двух наиболее могущественных графов Шотландии. — Для будущего нужно больше, чем власть и богатство.

Кривая улыбка сопровождалась недоверчивым взглядом женщины, а двумя днями позже Лаоклейн увидел такое же сомнение в глазах Олбани.

***

Однако в отличие от леди Ардит Олбани был откровенно рад приветствовать графа Атдаира и Галлхиела.

— Какое счастье иметь рядом честного и верного человека, — заметил он.

— Верного кому? — заметил Лаоклейн с сардонической улыбкой.

— Шотландии, конечно, и королю Джеймсу, а пока и этому регентству.

— Клянусь Богом, Шотландия могла бы править и сама, и ей не нужно, чтобы за ней присматривали Франция и французский регент. — Его злость прошла. — К несчастью, у нас слишком много тех, кто из-за собственной жадности не видит собственной выгоды.

Олбани пожал плечами, опускаясь в роскошное кресло. Он поднял кубок, стоявший на столике, и кивнул Лаоклейну сделать то же самое.

— Я не уверен, — медленно произнес он, — но похоже, что некоторыми из наших представителей знати движет скорее скука, а не жадность. Они, подобно овцам, переходят от одного хозяина к другому, не питая преданности ни к одному из них.

Это было очень проницательное замечание, с которым Лаоклейн не мог не согласиться.

— По крайней мере, Маргарита оказывает вам свою поддержку. — Он старался проверить и определить положение дел, ведь он слишком долго не был при дворе.

— Пока. Я оказался наименьшим из трех зол. Граф Ангус оказался далеко не идеальным мужем, да и Палата лордов со дня на день может выйти из доверия.

Лаоклейн расслабился, уверенный теперь, что Олбани сосредоточит свою бдительность в этом направлении. Маргарита прекрасно доказала, что она все еще была женщиной Генриха. Ее единственной заветной мечтой было стремление соединить две страны под одним правлением — сына. Однако чтобы добиться этого, сначала нужно было объединить их под правлением Генриха, о чем в Северной Шотландии даже не желали слышать.

— Итак, — задумчиво произнес он, подбираясь к причине своей поездки, — расскажите мне об этом германском рыцаре, чьи способности вы думаете использовать.

Пока Олбани говорил, Лаоклейн мучительно обдумывал, как ему поступить с вполне определенной реакцией Дары, ведь его мнение о Гавине Макамлейде осталось неизменным с тех пор, как он сам составил его.