Риа проснулась одна, но она улыбалась, потягиваясь, как кошка, под гладкими простынями. Неважно, что ждет их в будущем, она принадлежала Гавину сейчас и будет принадлежать всегда. Ему это еще неизвестно. Прошлое было болью, которая все еще с ним, но она заставит эту боль исчезнуть, а вместе с ней и воспоминания о прошлом.

Дверь медленно отворилась, и она смотрела в ожидании, думая, что Гавин вернулся. Но это была Кирен, которая принесла поднос со светлым пивом и овсяным печеньем.

— Не надо так разочарованно смотреть, — нежно поддразнила Кирен, — не смущайся.

Риа села в постели, волосы темным облаком рассыпались по обнаженным плечам.

— Я не стыжусь, — ответила она, ее голос был спокойным и сильным.

Кирен поставила поднос возле постели и посмотрела на нее.

— Нет, я не думаю, что ты стыдишься. Ты не пришла бы к нему, если бы не была уверена. — Она протянула Риа пиво и села в кресло возле кровати.

— Где он? — спросила Риа.

— Катается верхом. С Салеком.

Кирен раздумывала долго и напряженно. Обычно она не вмешивалась, когда точно знала, но в этот раз все было по-другому. Сейчас она не могла предвидеть события до их завершения. Это был один из тех редких случаев, когда она действительно пыталась предугадать, но напрасно.

Потом ее осенило, что должна быть какая-то причина, что она видела будущее только до определенного момента, и не дальше. Возможно, события можно было изменить ее действиями или кого-нибудь другого. Она сделала все, что смогла. Ни Салек, ни Гавин не прислушались к ней. Теперь вся надежда была на Риа.

Она полагала, что будет чувствовать стыд от того, что завлекла Риа в постель к Гавину, но этого не было. Это было делом времени, а она ускорила события. Она хорошо узнала девушку и понимала, что она теперь надежно привяжется к Гавину. И даже если все рухнет и Лаоклейн погибнет от его руки, эта связь останется. И в ней — этой связи — лежало единственное спасение Гавина.

Риа смотрела на нее с немым вопросом во взгляде, и Кирен вздохнула:

— Что бы ни произошло, не думай, что Гавин тебя не любит.

Риа молчала, озадаченная скорее тоном Кирен, а не ее словами.

— Гавина гложет прошлое, ненависть его матери и ее зависть. Он обвиняет твоего отца во всем, что случилось, в прошлом и в настоящем.

— Да. Я знаю.

Кирен покачала головой:

— Он ненавидит гораздо сильнее, чем ты представляешь. Он хочет присвоить себе право первородства твоего отца.

— Никто не может получить право первородства другого. — Риа уверенно посмотрела в глаза Кирен. — Гавин поймет справедливость этого. Я помогу ему.

— Молю Бога, чтобы ты смогла и чтобы он послушал. Ты теперь его единственная надежда. Только ты можешь спасти его.

— Он послушает меня, — уверенно сказала Риа. — Я заставлю его забыть прошлое.

Кирен улыбнулась. Нет, она не ошиблась, поверив в Риа Макамлейд, толкнув ее в постель Гавина. И она сделала все, что могла. Будущее теперь зависит от самого Гавина и от Риа.

Уверенность Риа не поколебалась, хотя она до настоящего времени не отваживалась подумать о том моменте, когда они с Гавином вернутся в долину. О моменте, когда двое мужчин, которых она любила, столкнутся лицом к лицу. Это будет нелегко, она знала. Но она не сомневалась, что все будет хорошо. Должно быть.

Радость охватила ее, когда Гавин и Салек вернулись поздно вечером в замок и первый ищущий взгляд Гавина был устремлен на нее. Она стояла на широких ступенях, выходящих во двор, и ждала его. Их взгляды встретились, такие сокровенные и любящие, какими были и отношения между ними. Гавин улыбнулся ей нежной, открытой улыбкой, и она поняла, что не ошиблась, доверившись ему.

Гавин соскочил с коня, бросив поводья первому подошедшему к нему мальчику-конюху. Потом он подбежал к Риа, закружил ее в своих объятиях.

— Я соскучился по тебе, — прошептал он ей на ухо.

— Я тоже соскучилась по тебе, — просто ответила она, без застенчивости или притворства в том, что он не был теперь смыслом ее существования.

— Все хорошо, — проворчал Салек, проходя мимо них, — но мужчина должен есть, а я без еды уже много часов. — Он учился жить с тем, что случилось, так же как и Гавин, но понимал, что еще долго между ними будет натянутость, которой никогда раньше не было. Он сожалел об этом, но не мог сожалеть о том, что сделал.

Вечерняя трапеза хотя и не слишком веселая, прошла наконец без той напряженности, которая и так долго существовала в Чарене. Печаль Гавина была очевидна, но его любовь к Риа была еще более явной. Никто из домочадцев не взглянул с осуждением на эту пару, когда они вместе поднялись по лестнице.

Когда Гавин затворил за ними дверь, Риа повернулась к нему со счастливой улыбкой; она не могла на него насмотреться. Рубашка из превосходного белого льна плотно обтягивала его плечи, а пышные рукава были присборены на манжетах. Все его тело, от широких плеч до крепких бедер и мускулистых икр, говорило о его силе. Риа закрыла глаза, зная, что пронесет образ этого мужчины через всю свою жизнь.

Не говоря ни слова, Гавин повернул ее и стал расстегивать платье. Риа наклонила голову, шелковистые волосы тяжелой волной упали вперед. Когда она почувствовала, что платье, а потом и рубашка упали вниз, она отступила в сторону от одежды и, откинув с лица волосы, повернулась к нему. Огонь страсти в его глазах заставил ее снова, как ночью, почувствовать слабость.

— Гавин? — прошептала она, неожиданно став неуверенной в себе.

— Да, милая, — он хотел, чтобы его тон был успокаивающим, но он не мог отвести взгляда от ее тела, от темных кончиков грудей, изящного изгиба талии, округлости бедер, и от темного треугольника над длинными стройными ногами. Он с улыбкой встретил ее робкий взгляд и крепко прижал к себе. Пальцы нежно прикасались к ее груди, ласкали ее.

Она закрыла глаза и еле устояла на ногах. Она никогда не могла даже представить, что способна на такие чувства. Она почувствовала, как его рука, оставив грудь, скользнула под колени. Когда он подхватил ее на руки, она затрепетала, ощущая голой кожей его одежду. С постели она наблюдала, как он расстегнул свою одежду; рубашка и брюки упали на пол. Она затаила дыхание, увидев его тело. Если мужчину можно было назвать прекрасным, то именно таким он и был. Она протянула к нему руки без робости, без колебания.

Гавин застонал, когда вошел в нее, двигаясь медленно, нежно, пока не ощутил, как ее пальцы впились в его плечи, а бедра напряглись под его бедрами.

Его имя слетело с ее губ, когда ее восторг смешался с его блаженством. Когда оба снова могли дышать, он крепко прижал ее к себе. Он лежал на боку, поглаживая ее гладкую нежную кожу, пока она не погрузилась в сон.

Но отдых не шел к Гавину. Он не мог не думать о том, сколько еще ночей он проведет вместе с ней, прежде чем ее любовь превратится в горький пепел.

Было уже поздно, когда он оставил свои попытки уснуть и спустился в зал в поисках вина. Он нашел там Салека, который улыбнулся при его появлении.

— Вот уж не думал увидеть тебя до утра.

— Риа спит, — устало ответил Гавин, — а я не могу.

— И я тоже, — признался Салек, — а Риа спит потому, что не знает того, что знаешь ты. Иначе она тоже не находила бы покоя.

***

Риа пошевелилась, ища Гавина даже во сне. Она проснулась оттого, что оказалась одна, хотя еще была глубокая ночь. Опасаясь, что он хотел оградить ее от своего горя, она торопливо оделась. Он должен знать, что она разделит с ним все - хорошее и плохое. Исцеление наступит быстрее, если он позволит ей взять на себя часть бремени.

Она была уже почти в конце коридора, когда светлая фигура шагнула к ней, преградив ей путь.

— Гьёрсал? — спросила она, узнав ее в мерцающем свете факелов.

Сердце у Гьёрсал бешено колотилось, она сомневалась, имела ли право сделать это. Она не знала, что скажет Салек, хотя хорошо знала, как он будет себя чувствовать — он будет в бешенстве.

— Это я, — тихо призналась она.

— Что-то случилось? Почему ты не спишь?

— Возможно, по той же самой причине, что и ты. Салек не знает покоя и не может спать.

Риа непроизвольно покраснела. Гьёрсал, должно быть, видела Гавина, выходившего из комнаты, которую она делила с ним.

— Я должна поговорить с тобой, — робко произнесла Гьёрсал, не совсем уверенная в том, что поступала разумно, хотя и была убеждена, что это правильно.

— Хочешь, пройдем в мою спальню?

— Нет, — торопливо ответила Гьёрсал. Она не хотела, чтобы ее застали там.

— Мне очень жаль говорить тебе это, но ты имеешь право знать.

Сердце Риа сжалось от страха.

— Тогда скажи.

— Гавин собирается убить твоего отца, — прямо сказала Гьёрсал. Не было способа сделать эти слова менее болезненными.

— Нет, — прошептала Риа, отказываясь верить ей.

— Все знают, кроме тебя, — во взгляде Гьёрсал были жалость и сочувствие.

Риа почувствовала, как холод пронзил ее от кончиков пальцев до босых ног. «Неужели он предаст то, что нас соединило? Тогда все было ложью? И он ничего к ней не чувствовал? Боль была оглушающей, Риа задохнулась. «Он использовал меня». Эта мысль ожесточила ее.

«Он любит тебя».

Риа вспомнила слова Кирен: «Что бы ни случилось, не думай, что Гавин тебя не любит. Только ты можешь спасти его».

«Спасти его?» Эти слова горели в мозгу Риа. Но кто тогда спасет ее отца? Она ощущала страшную муку, словно в сердце был вбит клин. Она потеряет их вместе - отца и любовника, а она ничего не может сделать. Если она убьет Гавина, то она убьет саму себя. Если он убьет ее отца, он убьет и ее. Выхода не было.

На дрожащих ногах она бросилась мимо Гьёрсал к лестнице, которая вела в зал внизу. Холодная, ослепляющая ярость оттого, что Гавин мог быть таким слепым и не видеть правды, придавала ей силы.

Салек первым заметил ее; он издал тревожное восклицание, поднимаясь на сделавшихся вдруг ватными ногах, Гавин проследил за его взглядом.

Сердце у Гавина замерло, когда он увидел выражение ее лица.

— Риа?

— Будь ты проклят! — выпалила она. — Ты использовал меня.

Никто не заметил, как Салек оставил их.

Лицо Гавина помрачнело.

— Ты клялась, что не будешь жалеть, Риа. Я не принуждал тебя.

Она горько рассмеялась:

— Нет, я отдала тебе себя свободно, свое тело и свою любовь. Убийце моего отца. Ты лгал мне.

— Нет, — яростно возразил он. — Я не лгал. — Но как она могла узнать о его планах? Как?

— Ты лгал мне своим телом. Всем лгал.

— Я предупреждал, что может наступить день, который разлучит нас, — напомнил он ей. Кирен. Это могла быть только Кирен. Но он не мог сердиться на эту женщину. И злость па Риа тоже исчезла при виде ее отчаяния и боли.

— Ты не предупредил меня, что это твоя ненависть разлучит нас! Твоя ненависть и изощренные планы твоей матери, которые ты унаследовал.

— Она умерла из-за него! — заревел Гавин, его злоба к Лаоклейну Макамлейду вспыхнула с новой силой.

— Нет! — закричала в ответ Риа. — Она умерла, потому что ненавидела. Как и ты ненавидишь. Прошлое уже свершилось, Гавин. Позволь ему уйти. Ради нашего блага, ради нашего спасения. Позволь ему уйти.

Он смотрел на нее и не мог оторвать глаз от ее красоты. Волосы были распущены, лаская ее так же, как они ласкали его, когда они занимались любовью. Серебристые глаза, полные сейчас гнева, а не страсти, были прекрасны. Он долго смотрел на нее, потом печально покачал головой.

— Я не могу. Оно не оставляет меня.

— Тогда пусть Господь Бог сжалится над нашими душами. — Риа отвернулась от его горящего взора, собираясь уйти.

— Куда ты идешь? — хрипло спросил он.

Она снова повернулась к нему:

— Ты позволишь мне уйти отсюда?

— Нет.

— Тогда я вернусь в комнату, где я жила до того, как ты посягнул на то, на что не имел никаких прав. — Она не отвела глаза, когда встретила его разъяренный взгляд. — И тебе лучше поставить охранника возле моей двери. Если я смогу оставить это место, я это сделаю.

Гавин еще долго смотрел на пустую лестницу после того, как она ушла. Потом вернулся Салек, заполнив собой пустоту лестницы.

Его лицо было хмурым.

— Гьёрсал не должна была говорить ей этого. — Видя удивленный взгляд Гавина, он пожал плечами: — Да, она призналась мне в этом. А разве Риа не сказала тебе?

— Нет. — Гавин отвернулся от него. — Я думал, только Кирен могла осмелиться на это.

Салек поразмыслил над этим. Гавин еще слишком многого не знал о Гьёрсал. Она на все может отважиться.

— Что ты будешь делать теперь?

— То же, что и планировал. — Гавин направился к двери, которая вела во двор, затем остановился и оглянулся на Салека. — Поставь охранника возле двери Риа.

— Что, ей теперь не разрешено выходить из ее комнаты? — Неодобрение явно проступало на широком лице Салека.

— Нет, она может ее покидать. — Гавин улыбнулся, но улыбка не затронула его глаз. Риа очаровала их всех. — Но она не должна покидать ее одна.

— Я прослежу за этим, — сказал Салек, глядя, как он уходил. — Но мне это не нравится.

Его слова долетели до Гавина, но он проигнорировал их. Ему это тоже не нравилось. Ему не нравилось многое из того, что он слышал или видел в последние дни. Но теперь ничего нельзя было исправить. Если Риа сбежит, то Лаоклейн будет предупрежден, Гавин не мог допустить этого.

Когда Гавин вернулся в замок, он спал в смежной спальне, не желая вдыхать запах Риа, витавший в его комнате. А когда он спускался в зал в серый предрассветный час, возле основания лестницы его поджидала Кирен.

— Мой лорд, — спокойно произнесла она.

— Не надо упрекать меня, — без злобы произнес он. — Я делаю то, что я должен.

— Нет, — она отказалась признать это. — Ты делаешь то, что хочешь, а не то, что должен. Я молю Бога, чтобы это тебе не стоило того, что тебе больше всего дорого, хотя я боюсь, что так оно и произойдет.

— Уже произошло, — ответил Гавин, вспоминая выражение ярости и ненависти на лице Риа.

— Нет. Еще нет. Она испугана и рассержена, но еще не потеряна для тебя. Выбор еще за тобой.

Гавин прошел мимо нее, ничего не ответив. Ответа не было.

Кирен печально покачала головой, глядя, как он уходил. У нее тоже не было ответа.

Хотя Гавин и знал, что она смотрит на него, он не обернулся. Утренний солнечный свет словно издевался над ним, заполняя собой каждый уголок двора, как будто в этом мире все было прекрасно. Он прошел в ту часть двора, где тренировались его люди. Понаблюдав некоторое время, он попросил принести ему кольчугу и меч, а затем бросил вызов одному из воинов, стоявшему рядом с ним.

Мужчина улыбнулся, довольный возможностью показать свое мастерство своему господину. Он знал, что будет побежден. Доблесть Беринхарда уже стала легендой, но он легко не сдастся.

Гавин был осторожен, стараясь держать под контролем свою ярость, тратя только энергию, которую она вызывала. Однако с каждым взмахом тяжелого меча он видел перед собой лица Лаоклейна и Риа.

Когда его противник уже не мог больше сражаться, хватая ртом воздух и отступив назад, после того как меч выскользнул из его вспотевшей руки, Гавин признал поражение. Его чувства невозможно было изгнать. С проклятиями он отбросил от себя меч. Когда тот ударился о камни, Гавин увидел смущение и страх на лице своего противника и улыбнулся слабо, ободряюще.

— У меня не было такого достойного противника уже много лет. Если бы ты был германцем, то я бы заслужил свои шпоры только после смерти.

Облегчение проскользнуло на лице воина вместе с улыбкой, когда он поднял свой шлем.

— Благодарю вас, мой лорд, хотя боюсь, никогда не смогу достичь вашего мастерства.

— Нет, ты достиг его сегодня. — Он похлопал человека по плечу и повернулся прочь. Где же ему найти облегчение, если он не мог стереть из памяти полные боли и муки глаза Риа?

Вино тоже не успокаивало. Он обнаружил это вечером, когда Риа не присоединилась к остальным за обедом. Он столько раз поднимал свой кубок, чтобы его наполнили, но его рассудок оставался трезвым и полным воспоминаний.

— Что она сказала тебе? — спросил он Кирен.

— Что она по своей воле больше не посмотрит на твое лицо. — Кирен и не пыталась смягчить слова или свой осуждающий взгляд.

— Если я захочу этого, она посмотрит, — проворчал Гавин, разъяренный тем, что не мог удержать под контролем одну маленькую девчонку. Но ведь он даже не мог контролировать свои собственные чувства.

— Да. Если будешь настолько глуп, чтобы настаивать.

Салек застонал от смелости своей тещи. Неужели эта женщина не может благоразумно держать свой язык за зубами? Кирен спокойно улыбнулась, глядя на его потрясенный вид. Он оказался хорошим мужем-для Гьёрсал и хорошим сыном для нее, но Салек был слишком осторожным во всем, что касалось Гавина Макамлейда. У нее же не было сомнений в своей правоте.

Она не моргнула, когда Гавин запустил свой тяжелый кубок через весь стол. И она улыбнулась, когда он поднялся и направился к лестнице. Гавин и его возлюбленная не должны разлучаться. Даже в гневе для них лучше быть вместе, чем отдельно.

Именно гнев привел Гавина к двери Риа. Он махнул рукой охраннику, который отступил в сторону при его приближении.

— Оставь нас.

— Мой л-лорд, — охранник заговорил, заикаясь, — но Салек сказал мне, что я могу покинуть этот пост только под страхом смерти.

— Если ты не оставишь нас, то ты сделаешь это под страхом смерти. И ужасной!

— Да, мой лорд. — Человек отступил подальше. Он слышал о ярости Беринхарда от некоторых из его людей, но он также слышал, что это бывало только во время сражений, когда он становился свирепым и почти безумным. Однако он не хотел испытывать на себе справедливость этого утверждения!

Гавин толкнул дверь и обнаружил, что она была заперта изнутри. Он недоуменно уставился на нее. Эта девушка слишком осмелела! Он попробовал ударить в дверь ногой и убедился, что она крепкая. Но не настолько крепкая, чтобы он не смог выбить ее из дверного проема, оставив болтаться на петлях.

Риа смотрела на него, стоя посередине комнаты. В ночной рубашке, с босыми ногами, выглядывающими из-под кружевной каймы, она была юной и ранимой. Ее волосы были заплетены в толстую косу, лежавшую на одном плече. Серебристые глаза, которые везде преследовали его, теперь вызывающе смотрели на него.

— Что ты хочешь?

— Тебя. — Это был простой и честный ответ. Он сгорал от страсти к ней, но он хотел не только ее тело. Он хотел ее сердце и душу, даже когда он сам отвратил их своими действиями.

— Нет, — спокойно ответила она. Он сделал шаг вперед, и она отступила назад. — Ты изнасилуешь меня? — Ее голос был тих.

— Никогда. — Элеонора всегда была с ним.

— Что же ты от меня хочешь? — умоляюще произнесла Риа, откликаясь на боль в его глазах и в своем сердце.

У Гавина заныло сердце при виде слез в ее глазах.

— Я не знаю, милая. — Он даже не знал, почему он здесь, кроме того, что ему крайне необходимо было увидеть ее.

Ее плечи поникли. Он не изменил своего мнения.

— И я не знаю. — Она повернулась к нему спиной, ее боль сделалась невыносимой. — Пожалуйста, оставь меня.

Несмотря на свои лучшие намерения, Гавин подошел к ней сзади, положив руки на ее узкие плечи.

— Я не могу, девушка. — Его рука нежно гладила бархатную кожу ее шеи.

Риа вздрогнула от его прикосновения, затаив дыхание. Она хотела прижаться к нему, ощутить его тело рядом со своим, но не могла ничего забыть. Поступить так — означало смириться с его планами об убийстве ее отца. Эти руки, которые она страстно желала ощутить на своей коже, скоро будут сжимать оружие, чтобы пролить кровь ее отца.

— А я не могу любить тебя, — закричала она, повернувшись к нему. Они стояли так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. — Если я буду любить тебя сейчас, то я разрушу саму себя. — Его боль захлестнула ее, смешавшись с ее собственной. — Не делай этого, Гавин. Умоляю тебя.

Он не был уверен, знала ли она, к чему относились ее слова. К его рукам, которые спускались от плечей к нежным холмикам ее груди? Или к вызову, который он бросит Лаойлейну, когда тот прибудет в Чарен?

Она подняла свои руки и положила их на руки Гавина; слезы текли у нее из глаз. Она долго прижимала его ладони к своей груди, а потом отбросила его руки от себя. Он не сопротивлялся.

Глядя, как он покидал ее комнату, она молилась, чтобы для них было не поздно все исправить, чтобы хоть что-то из того, что она сказала, или что-то, что он почувствовал к ней, удержало его от безумия.