Замок Кермичил открылся взору неожиданно, сквозь пелену тумана. Изнутри доносились пронзительные крики и мольбы о помощи и милосердии. Истекающую кровью крепость окружали холмы. Причитания по мертвым разносились по крутым склонам. Тучи заволокли небеса, их не освещали ни звезды, ни луна. Чувство одиночества было удушающим.

Дара в ужасе проснулась от ночного кошмара, потом молча лежала в напряжении, пытаясь побороть беспричинный страх. Она прерывисто дышала, сердце билось так сильно, что она ощущала боль. Она не могла справиться с ознобом, но, наконец, пульс ее стал спокойнее, ее волнение постепенно улеглось. Она села и отодвинула балдахин.

Она была в своей собственной комнате, вокруг – с детства знакомая мебель. Стены отделаны дубом. Деревянные панели мягко отсвечивали пламя в большом камине. На каждом окне висели шторы шириной во всю стену. Они были закрыты и не пропускали дневной свет в комнату. Дара опустила ноги и встала на толстый меховой ковер, прошла по комнате и широко открыла ставни одного высокого проема, ведущего на небольшой каменный балкон. Было поздно. Солнце уже светило над вершинами деревьев в долине. Она печально улыбнулась. Несомненно, спать ей помогло лекарство Милдред, тайком налитое ей в молоко с бренди. Она вздохнула. Это была тяжелая ночь после почти бесконечного дня.

Она и Бранн помирились, но нежные слова раскаяния залечили не все раны. К ее чести, она не дала волю своему чувству горького осуждения, когда по пятам за ними прибыл Овеин. Она попридержала свой язык, но для этого ей пришлось укрыться в своих покоях. Она не могла оставаться с дядей в одной комнате. После этого она видела лишь Милдред, и сейчас она пришла к Даре, как только поняла, что та встала.

Дара радостно встретила Милдред, так как знала, что та не будет задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Она никогда не была нежной утешительницей, скорее была крепким бастионом. И Дара никогда не нуждалась в ней так, как сейчас.

Она вошла, ворча на холодный ветер, который обдувал ее молодую госпожу.

– Лучше закрыть окно, иначе заболеешь, умрешь, и в этой семье будет еще одно горе. Я уже с утра приготовила горячую воду, чтобы ты искупалась.

– Я бы сделала это гораздо раньше, если бы ты не заставила меня так крепко спать.

– Не дерзи, ты не у шотландцев.

Вышитая штора защищала Дару от сквозняка. Она вымыла волосы и искупалась, наслаждаясь теплой водой и душистым мылом. Искупавшись, она надела теплый шерстяной халат, который Милдред держала наготове. Одеваясь в свою собственную одежду, она чувствовала себя неуютно, одежда казалась незнакомой.

Милдред хотелось бы видеть ее в другом халате, а не этом, который выбрала Дара, но темно-зеленый цвет шел ей. Старой женщине не нравилось, что расцветка халата была гладкой, даже юбка, обтягивающая бедра, была из того же темного материала.

Причесывая ее волосы, Милдред оставила их распущенными, завязав шелковой зеленой лентой лишь один тяжелый локон. Дара удивилась тому, что она так долго задержалась у своей шкатулки с драгоценностями. Она и не знала, что они ей так нравятся. После долгого размышления она выбрала красивую нитку жемчуга, которая когда-то давно украшала свадебное платье ее бабушки, матери ее отца. Джоселин не оставила подарков на память своей дочери.

По своей собственной просьбе Дара занимала эти комнаты в башне с двенадцати лет. Внизу башни были владения Милдред. Там ночью она следила за незамужними служанками. На следующем этаже была утренняя комната Дары, над ней – ее спальня, куда вела небольшая лестница, покрытая толстым ковром. Каменные стены толщиной в восемь футов были отделаны деревом, на полу лежали ковры.

Когда они спускались с Милдред в зал, Даре на память все время приходили те жестокие слова, которые она бросила в лицо Бранну при их встрече. Хотя он и простил ее, она чувствовала свою вину. Он рисковал жизнью ради нее, а она обвиняла его, как некоторые другие. Это гордость заставляла ее быть верной обещанию, данному Лаоклейну. Если бы она пренебрегла гордостью и покинула замок, она могла бы предотвратить кровопролитие, которое теперь ложится тяжким грехом на ее миролюбивого брата.

Дара остановилась на лестнице около своей утренней комнаты и шагнула в полумрак. Милдред шла за ней, освещая путь мерцающей свечой, которую зажгла от свечи в канделябре. Золотистый свет отражался на темном дереве и мягких коврах. Милдред шла, причитая о пыли, которая пробралась в самые незаметные уголки. У небрежных слуг могли быть из-за нее неприятности. И когда Дара провела пальцами по плотной парче и панелям из грецкого ореха, ее поразило сходство этих материалов. Она не хотела никаких дальнейших изменений в своей жизни, даже самых небольших.

Бранна, искавшего ее, привлек свет свечи и резкий голос Милдред. Стоя у двери, он позвал ее. Дара повернулась к нему с улыбкой.

– Ничего здесь не изменилось, Бранн.

– Кто решится поменять здесь что-нибудь? – ответил он. Взял ее руки в свои и поцеловал в щеку. Ни он, ни она не заметили, как ушла Милдред.

– Никто, конечно, но многое изменилось…

Оба замолчали, через минуту он очнулся и сказал, что ужин готов и их гость ждет ее за ужином.

– Овеин, – спросила она напряженно, – его нет?

– Нет, – заверил Бранн. – Его нет и вряд ли он будет снова. Цена его союза была слишком велика. Нас ждет только лорд Блекдин.

Даре не хотелось разговаривать с незнакомцем, она все еще неловко себя чувствовала. Она даже не могла вспомнить, как он выглядит, помнила лишь резкие красивые черты и проницательные глаза. Но она чувствовала, что для Бранна их знакомство является важным, и поэтому она вынуждена угождать ему. И угодила бы, если бы Бранн был более терпелив.

– Мерлион для меня был больше, чем друг. У него высокое положение при дворе. Его советы ценятся так же, как и его ум.

Дара улыбнулась:

– Ничто так не важно и не ценно, как его преданность тебе. Она заслужила мою благодарность.

– От тебя ему нужно больше, чем благодарность, и я пообещал ему больше.

Она широко раскрыла глаза, не веря ему.

– О нет, Бранн, не строй таких планов относительно меня.

– Я дал слово, Дара.

Она ошеломленно смотрела на него.

– Я говорю: нет!

Его молчание было упреком, и она добавила:

– Ты что, не знаешь, чего мне стоили эти последние несколько месяцев? Дай мне спокойно прийти в себя.

Он не мог выдержать ее недовольства.

– Это не произойдет скоро. Ты можешь не спешить.

– Мне не нужно время для ответа, Бранн. Я выйду замуж по любви.

– Как сделала Джоселин, но только ничего хорошего из этого не вышло.

Дара сжала кулаки.

– Дважды ты сравнил меня с нашей матерью и, возможно, справедливо. Мы привыкли считать ее слабой, но была ли она такой? Нужна ли сила для того, чтобы терпеть невыносимое существование? Разве это слабость, когда берешь будущее в свои собственные руки, как бы труден ни был путь впереди? Да, эгоистичная, я допускаю, но слабая? Я не думаю, Бранн.

Она повернулась и оставила его. Неожиданно он удивился, что всегда считал свою сестру послушной.

Мерлион поступил правильно, что приветствовал их без каких-либо признаков нетерпения. Он увидел девушку поразительной красоты. Лицо ее было сосредоточенно и решительно. Мерлион низко поклонился, по всем правилам двора, и взял ее за руку.

– Леди Дара! Мне доставляет удовольствие видеть вас невредимой, видеть, что вас не коснулась шотландская жестокость. Девушка не из знатного рода была бы унижена.

Его тон заинтриговал ее, в нем безошибочно угадывалась ирония, а не сочувствие.

– Оскорбление не всегда видно, милорд.

Он кивнул головой и выпустил ее руку с неохотой, или, по крайней мере, сделал такой вид. Она заметила, что он подозрительно за ней наблюдает, когда искусно ведет разговор за столом, рассказывая истории и сплетни Лондона, осторожно избегая упоминания Маргарет и ее помолвки с шотландцем. Дара мало ела, а пила еще меньше. Она старалась не поддаваться горьким воспоминаниям о своем последнем ужине за этим столом. Кервин тогда сидел рядом с ней.

Мерлион уверился в ее сильном духе, а Бранн почувствовал упрямую гордость в своей непокорной сестре.

Она прятала свои истинные мысли. Она старалась ничего не вспоминать, но только забывалась, как Макамлейд был вновь с ней, его образ стоял перед ее глазами.

Утром Дара снова ломала себе голову, думая о мужчине, который час от часу становился все решительнее в своем намерении жениться на ней. Он пошел за ней в сад. Ярко светило солнце, что было редкостью для декабря. Его лучи почти растопили тонкий слой льда и снега, по которому она ступала. На ней были мягкие ботинки, ее накидка из овечьей шерсти по тону сочеталась с тенями безжизненных деревьев и кустов, волосы ее выбивались из-под капюшона. Она не видела никого. Она вспоминала другой сад, с его летними красками и запахами. Слышался смех молодых людей. Где-то рядом прыгала гладко-белая молодая гончая. Боль пронзила сердце Дары, она не ожидала, что в Чилтоне будут обитать призраки.

Мерлион вышел вперед. Дара удивилась:

– Лорд Блекдин? Я думала, я здесь одна.

Он не обратил внимания на отсутствие приветствия.

– Да, были до этой минуты. Одна, и в другом времени. Я уверен.

Она посмотрела на него в раздумье:

– Это было счастливое время.

Она продолжала идти, он пошел рядом с ней.

– Грустные размышления бесцельны.

Она не согласилась с ним:

– Прошлое всегда с нами. Его нельзя игнорировать или забывать.

– Его можно преодолеть. Я потерял горячо любимую жену, и долгое время мысли о ней вызывали острую боль. Сейчас она стала сладким воспоминанием.

– Вам повезло, – ответила она сухо. Он взял ее руку и повернул Дару, чтобы она взглянула на него.

– Вам не нравится, что я высказал свое желание жениться на вас?

– Мне не нравится, что вы и Бранн пытаетесь заставить меня выйти замуж. Мое замужество будет основано на чем-то большем, чем верность моего брата своему другу.

– Я не предъявляю претензий на преданность, леди Дара, но мой выбор – не прихоть, и сделан он не вслепую. Бранн не настолько любящий брат, чтобы не обращать внимания на ваши недостатки, а их, как и ваши достоинства, он мне перечислил. Упрямством не нужно пренебрегать. Моя первая жена была сильная духом. Моя вторая жена будет такой же сильной.

Дара изо всех сил старалась сдержаться, слушая эти просчитанные рассуждения.

– Все это имеет отношение к вашим требованиям, а к моим? Я выйду замуж для своего удовольствия, а не для удовольствия кого-то другого. Вы поступите правильно, если с вниманием отнесетесь к моим словам, милорд.

Он не рассердился. Ее откровенный отказ на его сватовство не обеспокоил его.

– Я обладаю огромным терпением и настойчивостью.

– Они будут бесполезны.

– Если вы так уверены в своем решении и так тверды в своем ответе, мои попытки не будут помехой.

– Нет, но они будут раздражать.

Мерлион лишь засмеялся в ответ на ее колкость, но Бранну ее открытое неповиновение не показалось забавным. Их последующие встречи были бурными. Он чувствовал себя связанным обещанием, данным Мерлиону, и все больше уверялся, что этот союз обеспечит Даре безопасность и спокойствие. Дом Мерлиона находился на юге, далеко от границы, где проливалась кровь. Бранн хватался за любую возможность, чтобы настоять на своем, умоляя, потом призывая к послушанию. И Милдред была его постоянным адвокатом.

Дара стремилась в Чилтон, но теперь он не был для нее таким раем, каким был Атдаир. Она чувствовала отчуждение ото всех, кто проявлял любовь и заботу о ней. И от этого она страдала. Ее желание быть послушной сестрой не осуществилось. Она слишком долго надеялась только на свой ум и поняла, что не может подчиниться власти брата. Они ссорились, мирились и опять ссорились. Она не боролась против усилий Мерлиона вызвать ее любовь, в этом не было нужды. В действительности она испытывала к нему лишь дружеские чувства, не более. Его циничную откровенность она сравнивала с более грубой честностью. Она старалась не делать сравнений, но они оказались неизбежными.

Как-то, несколько вечеров спустя после возвращения Дары, Милдред причесывала ее, при этом она делала Даре выговор в том же духе, что и в прежние времена. Она не пыталась скрывать своего неодобрения тому, что Дара сопротивлялась желаниям Бранна.

– Ты огорчаешь своего брата, заставляешь его страдать. В прошлом ты была предана любому, кто носил имя Райланд. Где же твоя преданность теперь?

Дара вспыхнула, ее глаза встретились с глазами Милдред в зеркале из полированного серебра.

– Не стоит сомневаться в моей преданности. Бранн предан лорду Блекдину. А где твоя преданность, Милдред? Ты не верна мне!

Ее боль была щемящей. Милдред вздохнула:

– Мною руководит только любовь к тебе. Поверь, дитя, это правда. Ты всегда была нежной, преданной, Дара. Не забывай об этом сейчас, когда это так необходимо.

– Я ничего не забываю. Не моя вина, что я отказываюсь от того, что было дорого моему сердцу прежде.

Милдред не ответила. Она видела все стороны ссоры между братом и сестрой и жалела обоих. И себя тоже, хотя это было эгоистично. Дара уже не ребенок, чтобы беспрекословно слушаться ее, а Бранн становился раздражительным, когда она пыталась продемонстрировать свою власть над ним.

Милдред закончила причесывать Дару, заплела ей косы, надела на нее ночную рубашку и уложила, укрыв теплым толстым одеялом. Она задула свечи и направилась к двери.

– Спокойной ночи, дитя. Утро вечера мудренее.

Несмотря на невысказанные сомнения Дары, это предсказание сбылось. Напряжение между ней и Бранном слегка ослабло. Дара решила, что это произошло, потому что он отступился. Когда Бранн вошел в ее утреннюю комнату, в которую она удалилась днем, она смогла приветствовать его словами, напоминавшими об их прежней близости. Бранн поглядел на кушетку, обитую сатином, красивые стулья. Увидев вышитую подушку, он бросил ее к ногам Дары. Он улыбнулся, когда увидел у нее в руках иголку с шелковой ниткой и кусок льняной ткани.

– Если я не ошибаюсь, тебе не нравится утомительное рукоделие.

– Оно маскирует мою лень, выдает ее за трудолюбие, которого у меня нет, должна признаться.

– Милдред была бы довольна, если бы увидела тебя за этим занятием. Я очень хорошо помню, как она ругалась, когда Кервин и я разрешали тебе ездить верхом и охотиться с нами.

– Разрешали разделять с вами ваши царапины и наказания, – поправила она его.

– Отец никогда не наказывал свою любимицу.

– Я становилась любимицей только тогда, когда отец соизволял вообще заметить нас, что было редкостью. Это Милдред назначала наказания, и ее мягкость спасала непослушных братьев!

– Дай Бог тебе сыновей с такими же характерами, как у нас! – поддразнил Бранн и перешел от шутки к серьезной теме, да так быстро, что застал Дару врасплох. – Разве ты не хочешь детей, Дара, мужа? Приближается пора выходить замуж. Нельзя ограничивать свою жизнь только замком Чилтон или мною.

– Я горюю по Кервину, по другим людям. – В ее ответе не было упрека.

– У меня полная власть, и я лучше знаю, что тебе нужно в будущем. – Он смотрел на огонь, избегая ее взгляда.

– Ты заставишь меня дать согласие?

Он быстро взглянул на нее, раздраженный ее тоном.

– Никогда. Я только хочу, чтобы ты дала мне возможность доказать преимущество моего выбора.

– Я не возражаю против убеждения, Бранн. Я против насилия.

Удовлетворенный таким ответом, он вернулся к причине, по которой искал Дару.

– Мерлион должен вернуться домой, чтобы заняться делами своей усадьбы. Он хочет, чтобы мы поехали с ним и погостили у него недели две или месяц.

– Уехать из Чилтона? – В ее голосе чувствовался протест.

– Только погостить, – уверял он ее. – Я бы хотел поохотиться. Он расхваливает богатства своего леса, но я не покину тебя. Я поеду только в том случае, если поедешь ты.

– Лорд Блекдин для меня немногим больше, чем незнакомец.

– Так не должно быть. Он честный и преданный друг.

– Я поеду при одном условии, Бранн. Когда я захочу вернуться домой, будь то через две недели, через неделю или один день, моему отъезду никто не будет препятствовать.

– Согласен. Даю слово.

Он ушел. Она села, пытаясь преодолеть глубокое нежелание покинуть Чилтон. Это был ее дом, он был ей дорог, хотя он не оказался раем, как она когда-то думала. Если быть честной, то она понимала, что в этом не было вины ни Бранна, ни Милдред, ни даже Мерлиона. Беспокойство было внутри нее, и Дара боялась, что оно останется в ней навсегда.

Она неохотно встала и медленно поднялась к себе в спальню, чтобы начать собираться в длительную поездку. Никто не смог бы обвинить ее в нечестности. По крайней мере, намерение остаться там на целых две недели у нее было. А останется она там или нет, будет зависеть от хозяина и его отношения к ней.

В течение часа к ней пришла Милдред. Она знала о предстоящем путешествии и явно радовалась ему. Дара даже перестала быть с ней откровенной, стараясь не показывать своего страдания женщине, которая с сожалением признавала, что их разделяет непреодолимая пропасть. Все же Милдред служила Даре самым лучшим образом, собирая и раскладывая наряды для трудного путешествия, штопая и перешивая то, что было необходимо.

Они должны были отправиться на следующее утро. Дара проснулась с чувством потери. Она пробыла дома всего лишь неделю и снова ей приходилось уезжать. У нее не было никакого желания делать это. Где-то глубоко внутренний голос, причиняя ей постоянную боль, повторял, что удаляясь от Чилтона на милю, она на милю же удаляется и от Шотландии, и от Лаоклейна. При этой мысли она чувствовала себя одинокой, и это чувство смущало и пугало ее. Злоба была последней защитой Дары, нескрываемая и простая. Она проклинала своего брата, своего любовника и своего поклонника. Всех в равной степени, и от этого ей становилось легче.

Злоба заставила ее сделать последние приготовления к отъезду, под ее влиянием она вымылась и оделась с особой тщательностью. Полная решимости не поддаваться унынию, она надела красивое шерстяное платье приятного синего цвета и разрешила Милдред причесать ее, заколов пряди волос полированными деревянными шпильками. Ее тяжелая накидка была из серого бархата, отделанного беличьим мехом. Единственным украшением была подвеска из кованого золота в форме цветка. Дара осталась довольна тем, что в зеркале она увидела не только себя, но и свое спокойствие. Дара вышла из комнаты, не взглянув на Милдред.

Милдред проводила ее и молча смотрела, как Дара изящно спускалась по лестнице. Милдред понимала, что потеряла Дару навсегда.

Бранн ждал Дару внизу. Рядом с ним стоял Мерлион. Его красивое лицо было бесстрастным. В просторном зале было холодно – двери постоянно открывались слугами, которые брали чемоданы, стоявшие на полу, уносили их и укладывали в багаж.

Мерлион подвел Дару ближе к огню, задуваемому сквозняком.

– Мой дом не разочарует вас, Я тоже этого не сделаю. – Его манеры и тон были такими, как будто бы он стал любовником Дары.

Улыбка на ее губах не обманула его, ее взгляд от этой улыбки не стал теплее. Дара ответила:

– Даже самые большие богатства вашего дома не заставят меня выйти за вас замуж, милорд.

– Дара, мы поладим куда лучше, чем вам сейчас это представляется.

Она посмотрела на него, чувствуя странное очарование от его уверенности, которая не покидала его, несмотря на ее постоянные отказы. Он не был высокомерен, хитер, он просто не сомневался, что в конце концов она сдастся.

Вдруг испугавшись, она отвернулась от Мерлиона и стала искать Бранна. Он обещал ей, что ее не будут заставлять силой делать то, чего она не желает. Сейчас без какой-либо серьезной причины она вдруг поняла, что Мерлион Блекдин был совершенно иного мнения на этот счет.