Иеронимус обхватил голову руками. Он был зол на весь свет, на друзей и на злую судьбу. Ему хотелось кричать. Конечно, он сам виноват — не надо было никого вмешивать в свои неприятности. Поехал бы один! Так нет, обязательно нужно тупо просить о помощи тупого дружбана, а тот за это потребовал совсем уже тупость, и в итоге Слинни тоже втравили в идиотскую затею. Тупо, тупо! Тупой замкнутый круг.
Иеронимус врезал кулаком по сиденью. Обхватил себя руками и стиснул зубы. А толку? Пустая трата времени. Он ничего, ничего, совершенно ничего не может сделать, чтобы изменить простой бесповоротный факт: они заблудились.
Он же и так знал, что Окна Падают На Воробьев улетела с Луны. Вот и надо было смириться, но неизвестность сводила его с ума. Иеронимус не хотел верить, что четвертый основной цвет действительно позволяет заглянуть в будущее. Он хотел быть нормальным! Ну хотя бы самую чуточку…
Он сидел в «пейсере», проклиная свое невезение, и не знал, что прав только наполовину. Корабль, уносящий Окна Падают На Воробьев, действительно поднялся в лунное небо, точь-в-точь по виденной им траектории. По направлению к Земле. Иеронимус не понимал одного: здесь любое направление будет «к Земле». Корабль взлетел, сделал круг и вернулся обратно.
— Я знаю, какой глаз у вас настоящий, а какой — искусственный, — сказала Окна Падают На Воробьев человеку, похожему на манекен.
— Откуда ты знаешь? — спросил он еле слышно.
— В настоящем у вас слезы.
— Вот как…
— Мы ведь не летим на Землю?
— Не летим. Мы направляемся в Олдрин-сити. Я соврал. Нарочно, чтобы ты призналась, что встретила стопроцентно лунного мальчика. Мы задержим тебя до тех пор, пока его не поймаем. Чем скорее ты нам скажешь — ну, не знаю, например, его имя, тем скорее вернешься к папе и маме. Они находятся в гостинице под домашним арестом. Возможно, вы даже успеете к своему рейсу и сможете попасть на курорт.
— Мама ненавидит эту гостиницу.
— Да, в самом деле. Весьма неудачно.
— Честно говоря, перспектива отправиться в «Ле Кракэн-сан» меня не слишком привлекает.
— Судя по названию, место довольно тоскливое.
— Тогда какой мне смысл помогать вам разыскивать мальчика, с которым я вчера познакомилась?
— Понятия не имею.
— Вам ведь все равно, назову я его имя или нет.
— Совершенно безразлично. Я и так его найду.
— Вы чем-то похожи на кота — того, что у вас на руке, татуировка.
Лейтенант Шмет промолчал. Белвин объявил посадку. Окна Падают На Воробьев смотрела в окно и думала об Иеронимусе, а лунный мир приближался, сверкая неоном.
«Мы с тобой еще встретимся», — подумала девочка с Земли и улыбнулась.
В полицейском участке все были очень добры. Шмет даже не приказал снова надеть на нее наручники. Пока оформляли бумаги, Белвин рассказывал ей о разных интересных вещах, таких как сознание, неодушевленная материя и лунный кинематограф. Лейтенант Шмет лично проследил, чтобы ее поместили в самую удобную камеру, отдельно от других заключенных, оплатил доставку обеда из лучшего ресторана Олдрин-сити и строго-настрого запретил допрашивать задержанную. Никто не должен был знать, где она находится, в том числе ее родители и земное посольство. Детектив знал, что если даст волю худшим сторонам своей натуры и допросит ее как следует, то узнает имя мерзавца, посмотревшего на нее без очков, но что-то его останавливало. Земная девочка стала ему дорога, лейтенант не мог и помыслить о том, чтобы хоть чем-нибудь ее расстроить. Она попросила у него прощения. Этот золотой миг он не мог, не хотел разрушить.
Шмет вернулся домой, принял обычные лекарства и забрался в постель. Как всегда, его мучили кошмары. Утром он встал очень рано, поехал на работу и весь день обзванивал семьи со стопроцентно лунными сыновьями, проживающие не слишком далеко от места происшествия. В конце концов ему попалась знакомая фамилия. Воспоминание двухлетней давности. Рыбка, которая ускользнула из сети.
* * *
Иеронимус опустил стекло, высунул голову и посмотрел в небо. Земной диск над самым горизонтом перечеркивали стаи летящих колибри.
В путешествии по лунному бездорожью обнаружился один неожиданный подвох: очень легко сбиться с курса и начать ездить кругами, а то и вовсе отправиться в обратную сторону. Особенно если навигатор не работает.
Брейгель и Слинни опять ссорились.
— Остолоп несчастный! — вопила Слинни. — Значит, в твоей колымаге нет навигатора?
— Есть. Просто он сломался. Да мне он и не нужен был никогда.
— Ты вообще раньше водил машину?
— Да, я же говорю, у меня и права есть…
— Не верю!
— Ну и не верь! Мне плевать. Из-за тебя заехали к черту на рога…
— Я дорогу хорошо помню! Мы с Питом на позапрошлой неделе здесь ездили! За полтора часа добрались! Конечно, у него «Проконг-девяносто», а не такая рухлядь, как у тебя… Ты хоть понимаешь, что мы уже два с половиной часа здесь дурака валяем?
Брейгель ненадолго примолк, а потом выдал, по его мнению, убийственный ответ, чтобы раз и навсегда заткнуть нахалку.
— Нечего хвастаться своим Питом! Он сейчас в мотеле с Клеллен. Они уж там выправят все поршни и кривошипы, так что предохранительные клапаны взорвутся в лучшем виде…
— Ты что, совсем умственно отсталый? Что за бред ты несешь?
— Твой дружок Пит со своим «Проконгом-девяносто», он… он… сейчас отрывается по полной, отплясывает крышесносную марангу с нашей карамелькой Клеллен!
— Ты на каком языке сейчас говорил? Больной на всю голову!
— Если Пит, по-твоему, весь такой-растакой, что же ты сейчас не с ним в мотеле? Нет, принцесса, ты неправильная лисохвостка, ты просто клюшка ржавая! Пит не с тобой, а с Клеллен, потому что она по-настоящему отвязная девчонка, без тормозов, не то что ты, плесневелая колода!
— Я тебя сейчас по лицу ударю! Как ты смеешь? Извращенец! Да мне безразлично, чем там Пит с твоей ненормальной Клеллен занимаются!
Иеронимус высунулся в окно и стал всматриваться в горизонт, надеясь разглядеть отблеск неоновых огней. Потом, повернувшись к Брейгелю, сказал убитым голосом:
— Поехали домой…
— Домой? — переспросила Слинни, сверкая глазами. — Как мы поедем домой? Твой гений-штурман даже не знает, где мы находимся!
— А я предлагаю начихать на Зону первого ЛЭМа! Валим прямо в «Собачий питомник»! — провозгласил Брейгель, как будто его ничуть не волновало, что он понятия не имеет, куда ехать. — Позвоните той земной цыпочке, пусть она тоже туда приезжает, там и встретимся.
Наступила пауза. Слинни знала, что Иеронимус терпеть не может средств мобильной связи. У Брейгеля подобной техники, скорее всего, тоже не водится. Сама же она в спешке оставила мобильный видеофон и наручный болтофон в кухне на столе.
— У тебя в машине болтофон есть?
Брейгель покосился на нее, как будто она ляпнула первостатейную глупость.
— Нет, конечно. Очень опасно говорить по болтофону за рулем. Это отвлекает, хоть многие и думают, будто тут ничего такого…
Слинни оборвала его рассуждения.
— Замечательно! Итак, позвонить мы никому не можем.
Иеронимус вздохнул.
— Что уж теперь… Вот ты всегда таскаешь с собой кучу всяких экранов и мобильников. Если на этот раз ты их забыла, не надо нас винить.
— Я тебя не виню! И твоего дурного приятеля тоже. Я себя виню за то, что вообще согласилась на эту бессмысленную авантюру!
— Лучше Пита вини, — искренне посоветовал Брейгель. — Если бы он тебя не продинамил, чтобы пойти… Ну, ты понимаешь, с Клеллен… Сейчас ты бы с ним отрывалась на «Крушении трапезоидов», а не сидела в «пейсере» моей мамули…
— Довезите меня до ближайшей станции метро! А там уж я сама доберусь.
— Может, ты прямо отсюда пешком доберешься?
— Может, ты уже закроешь рот и будешь вести машину?
— Я веду машину! Только, к сожалению, послушался твоих указаний.
— Я правильно дорогу показывала! Если бы ты водил получше и навигатор держал в рабочем состоянии, мы бы не заблудились!
— Ну извини, Слииииииииинни! — огрызнулся Брейгель, растягивая ее имя в попытке изобразить иронию, а получилось похоже на семилетнего ребенка. — У меня, понимаешь ли, не «Прокооооооонг-девяноооооостооооооо»…
Слинни проигнорировала детскую выходку и обернулась к унылому Иеронимусу на заднем сиденье:
— Иеронимус! Где мы? Ну где?!
— Насколько я понимаю, Слинни, мы шкандыбарим по пустынной местности на корявом «пейсере», как и полагается трем придуркам, которым больше нечем заняться.
— Шкандыбарим?
— Ага. Сначала в одну сторону шкандыбарнем, потом развернемся и в другую…
Разговор грозил увязнуть в тонкостях шкандыбаранья, но тут раздался новый звук — негромкое металлическое лязганье откуда-то снизу, из мотора.
— Эй! — заорал Брейгель. — Это что еще за шлак небесный?
Слинни закрыла лицо руками. «Пейсер» замедлил ход и в конце концов совсем остановился посреди бескрайних необжитых просторов.
Наступила гнетущая тишина. Красное небо казалось чуть темнее обычного. Вокруг расстилалась пустынная равнина, вдали со всех сторон ее обступили горы. Во всем пейзаже двигались только бесконечно далекие стаи колибри. Из серой сухой почвы кое-где торчали пучки травы. Земля склонилась еще ниже на небосводе, почти касаясь горизонта. Слинни понимала, что это значит, но не решалась поделиться с мальчишками ужасной догадкой. Постепенно уши привыкли к тишине, и Слинни почудилось, что она слышит шипение пара, вырывающегося на волю.
Брейгель выскочил наружу, приложил руку к борту машины — металл был раскаленный. Брейгель подлез под шарообразный корпус и принялся копаться в моторе.
Слинни тоже выбралась из машины, сделала несколько шагов и остановилась, глядя вдаль.
Иеронимус так и остался на заднем сиденье, исполненный тоски и раскаяния.
Он вдруг вспомнил об отце. Отец прикрыл его от полиции, а он удрал, не сказав ни слова. Как же так можно? Ринго, наверное, сейчас обзванивает всех знакомых. А если полицейские все-таки вычислят Иеронимуса, папу тоже арестуют.
Брейгель под машиной громыхал инструментами. Иеронимус, не находя себе места от злости и отчаяния, старался дышать помедленнее и хоть немного успокоиться. Делать было нечего, кроме как смотреть на Слинни. Она стояла к нему спиной, в развевающемся пончо, одна среди пустынного пейзажа, глядя в небо, на безмерно далекий мир предков.
Прошло довольно много времени. Иеронимус вылез из машины и чуть не упал на Брейгеля, который все еще ковырялся в моторе.
— Как дела? — спросил Иеронимус.
У Брейгеля руки были черные от машинного масла, на лице тоже красовалось пятно, словно он почесал щеку грязным пальцем.
— Неплохо… Всего лишь порвался шланг между грезолем и фриденотом. Я думаю, есть смысл обрезать шланг покороче и подсоединить грезоль напрямую к трубингу.
Брейгель показал Иеронимусу какую-то механическую штуковину.
— А фриденот как же?
— Да ничего с ним не сделается! Подведу к нему другую трубку, от блонзелератора, через нее будет поступать достаточно ацетонового охладителя. Не идеально, ясное дело, но пару дней продержится, пока я новый шланг куплю.
— Как ты думаешь, скоро сможем дальше ехать?
Брейгель вздохнул:
— Ну, ты понимаешь, резать и подсоединять шланги надо аккуратно, иначе совсем тут застрянем — а где это «тут», одни только Иисус и Пикси знают. Может, за час управлюсь.
Иеронимус, кивнув, направился к Слинни — та все еще стояла к ним спиной, шагах в пятидесяти.
Брейгель окликнул:
— Иеронимус!
— Да, Брейгель?
— Ты прости, друг! Правда, прости! Из-за меня мы заблудились, а теперь еще и мотор сдох…
Иеронимус только рукой махнул — не беспокойся, мол, все нормально.
Слинни отыскала поблизости небольшой травянистый участок и уселась. Иеронимус присмотрел рядом другой зеленый клочок и растянулся, уткнувшись лицом в сухую траву. Потом поднял голову и посмотрел на Слинни, а она сразу перевела взгляд на Землю.
Он сказал:
— Знаешь, я очень боюсь.
— Чего? — спросила она шепотом.
— Папе звонил следователь. Я подслушал — он спрашивал, где я был вчера вечером. Папа соврал, будто бы я был дома.
— Это хорошо, — сказала Слинни. — Удачно, что отец тебя прикрыл…
— Да не все так просто! Я знаю этого следователя. Он приезжал в школу два года назад, когда один мальчишка сдернул с меня очки и умер. Я запомнил фамилию этого детектива. И он меня запомнил.
— И?
— Мы с той девочкой сваляли жуткого дурака. Я проводил ее до гостиницы, там нас видел дежурный и еще какие-то тетки — по-моему, шлюхи. Они меня хорошо рассмотрели, одна даже сказала какую-то гадость. А дежурный предлагал вызвать «скорую».
— И что? Чего ты боишься?
— Вдруг следователь догадается, что папа наврал? Начнет копать. Два года назад он очень хотел на меня повесить убийство того парня. Говорят, он ненавидит таких, как мы с тобой. Что ему помешает на всякий случай — или просто назло — взять в школе мою фотографию и показать дежурному в гостинице?
— Не думай об этом! Так и спятить недолго.
Иеронимус запрокинул голову. В двух шагах от них Брейгель, стуча инструментами, возился с мотором, а в темно-красном небе мелькнула падучая звезда. Слинни тоже на нее смотрела.
Иеронимус сказал:
— Видела ту звезду? У нас такая же судьба. Стать пылинками в космосе. Водить корабли к далеким планетам, пока не выгорим дотла. Рано или поздно нас всех загребут поодиночке. Мы уже попались в сеть, им остается только решить, когда кого вытащить и запихнуть в кресло пилота. Конечно, слухи не врут. Кому же еще водить мега-крейсеры?
Слинни не ответила, своим молчанием подтверждая, что думает точно так же.
— Наверняка это правда! Без очков мы видим будущее движение каждого предмета. Здесь, на Луне, получается жуткая каша из проекций, а в космосе, чтобы попасть из пункта А в пункт В, необходимо заранее определить, где будет находиться точка С при пересечении траектории с линией между точками D и E. На таких скоростях и при таких расстояниях требуется видеть искривление времени и пространства. Обычный человек такого не сможет, и никакая машина тоже, потому что машины не различают четвертый основной цвет.
Слинни принялась выдергивать из земли травинки.
— Да ты математик! Пункт А, пункт В…
— Нет, математика мне как не давалась, так и не дается. Зато ни один обычный математик не может, как мы, видеть четвертый основной цвет, хоть он и существует повсюду.
— Логично, только страшновато.
— Ты сама понимаешь, что так и есть. Много ты знаешь стопроцентников старше двадцати пяти? Сколько еще нам позволят жить среди нормальных людей, пока не заберут за самый нормальный поступок — за то, что мы посмотрели на другого человека?
Слинни молча глядела на него. Ветер трепал ее волосы. Со стороны «пейсера» по-прежнему доносился лязг, словно кто-то бил в рельсу.
— Слинни, о чем твой папа говорил по болтофону?
— Папа? Когда?
— Когда мы с Брейгелем к вам пришли, твой папа разговаривал с твоим братом Раскаром. Кажется, он очень сердился.
— Да, — вздохнула Слинни. — Не хочу об этом.
— Вроде бы Раскар ввязался в какое-то опасное дело? Он и его друзья-радикалы что-то такое узнали?
— Раскар… Ты же знаешь, он юрист. Недавно поступил на работу в Федеральный суд по округу Коперника. Он считает, что, по некоторым признакам… Кое-кто в правительстве и в руководстве корпораций хочет вернуть Эпоху слепоты.
— Что?!
— Это всего лишь предположение, но уже многие встревожились. Их папа и назвал «радикалами». Среди них есть один высокопоставленный судья, он сделал другое открытие: оказывается, некоторые законы редактируют в электронной версии. Примерно как с «Шальным древоволком». Преступное редактирование, только изменяют не художественный текст, а свод законов. А конкретно — законы, относящиеся к ЛОС. Многие носители ЛОС бесследно пропадают… Наверное, твоя подружка с Земли права насчет мега-крейсеров. Раскар не знает, как все это доказать, но он очень напуган и хочет что-нибудь сделать, только неизвестно что.
— Он тебе все это рассказал?
— У Раскара есть друзья — носители ЛОС. Я с ними знакома. Они мне говорили про четвертый основной цвет. Оказывается, мы даже не представляем возможности своего зрения. А нам все время врут…
— Рассказывай дальше!
— Пожалуйста, давай не сейчас! Не хочу об этом думать, а то совсем расстроюсь.
Иеронимус собрался было настаивать, но Слинни быстро сменила тему.
— Ты обратил внимание на положение Земли?
— Да. Мы далеко заехали.
— А заметил ты еще кое-что? — не успокаивалась Слинни.
— Что еще?
— Чуточку темнее стало.
— Серьезно?
— Да. Вот посмотри на колымагу Брейгеля. Правда ведь, она была светлее? И почва тоже. Согласись, освещение здесь не такое, как было на шоссе?
Иеронимус огляделся.
— Мы заехали дальше, чем я думал.
— Намного дальше, — подтвердила Слинни. — А если проедем еще немного, окажемся на обратной стороне Луны, и вот тогда мы и вправду пропали.
Словно по сигналу, едва слово «пропали» слетело у нее с языка, она увидела такое, что сразу воспряла духом. Вдали, чуть ли не у самого горизонта, показался синий мерцающий огонек. Слинни сорвала с себя пончо и вывернула наизнанку, ярко-красной подкладкой наружу. Слинни принялась размахивать накидкой, держа ее обеими руками.
— Ты что делаешь? — заорал Иеронимус.
— Балда, это же полиция! — крикнула она в ответ. — Там полицейская мигалка!
— С ума сошла? А если они начнут расспрашивать про вчерашнее?
— Не начнут! Иеронимус, в полиции сотни сотрудников, и большая часть не интересуется стопроцентно лунными! И потом, отец же тебя прикрыл.
Она еще сильнее замахала своим пончо.
Иеронимус машинально попятился.
— Да что с тобой? Совсем как твой тупой дружок, он тоже боится полицейских! Этому учат в классе для дебилов?
Иеронимус не нашелся, что ответить. Он просто не мог думать ни о чем, кроме детектива с восковым лицом, несколько часов тому назад звонившего ним домой.
Далекий мерцающий огонек сменил направление и понемногу становился ярче.
— Они нас заметили! — радостно закричала Слинни.
Иеронимус продолжал пятиться к машине.
— Ну прекрати эту ерунду! Нам повезло, они помогут! А представляешь, если бы мы заехали на обратную сторону? Уже не смогли бы вернуться! Так и ехали бы вперед, пока не кончится горючее, дальше пошли бы пешком и в конце концов умерли с голоду! А теперь нас спасут, понимаешь?
Уже можно было разглядеть приближающийся автомобиль — это действительно была полиция. Громадный обод катился к ним, постепенно замедляя ход. Слинни все махала накидкой. Сзади раздался голос ошарашенного Брейгеля:
— Эй, это еще что? Кто там едет… Ох, черт! Полиция!
Патрульный автомобиль остановился возле Слинни с Иеронимусом. Прежде всего им бросилось в глаза колесо — шина раз в десять толще, чем в машине Брейгеля. Спереди к автомобилю был приделан какой-то странный ковш, а пониже шарообразного корпуса — металлическая пластина.
Из автомобиля вылезли двое полицейских в обычной форме — старомодных плащах и цилиндрах.
Лица у них абсолютно ничего не выражали.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался один. — Что вы здесь делаете, ребятки?
— У нас машина сломалась! — немедленно ответила Слинни.
— Вы забрались в такую даль на старом «пейсере»? — удивился второй полицейский.
— Да, сэр! Мы хотели проехать напрямик и заблудились.
Второй полицейский спросил:
— Как это вас угораздило? Куда вы ехали?
— Мы ехали… — Слинни чуть не сказала «в Зону первого ЛЭМа», но вовремя вспомнила, что у Иеронимуса заскок на почве паранойи. — Мы искали клуб, называется «Собачий питомник». Там сегодня концерт группы «Джинджер-канкан»…
— Что-что? «Собачий питомник»? По-вашему, где-то здесь есть клуб?
— Понимаете, на шоссе была пробка, и мы решили сократить дорогу.
— Мисс, тут нет никакой дороги.
— Ну да, мы хотели переехать через поле, а потом уже не смогли вернуться на шоссе, а поле каким-то образом превратилось в целую степь.
— Где находится клуб?
Слинни запнулась.
— Ну, это…
Иеронимус решил сам произнести роковые слова:
— В Зоне первого ЛЭМа, сэр. То есть примерно в том районе, но мы в этом клубе никогда раньше не были и потому не знали, как доехать. То есть мы знали, как доехать, но, наверное, что-то перепутали.
Полицейские переглянулись. Один из них вздохнул.
— Если вам надо в Зону первого ЛЭМа, то вы очень далеко от цели.
— Правда? — спросила Слинни.
— Правда, правда. Это ваша машина?
— Нашего друга.
— Ну, пошли!
Полицейский направился к «пейсеру», махнув рукой, чтобы Слинни с Иеронимусом шли за ним. Второй полицейский вернулся к своему автомобилю и на малой скорости двинулся в ту же сторону.
Брейгель стоял возле машины с ужасно виноватым видом.
— Зд-дравствуйте, сэр! — сказал он.
— Твоя машина?
— Мамина.
— Ты был за рулем?
— Да, сэр.
— Значит, ты поехал на «пейсере» по пересеченной местности?
— Не понял, сэр, извините…
— «Пейсер» — автомобиль класса «А». По бездорожью разрешается ездить только на автомобилях класса «D».
Брейгель потрясенно раскрыл глаза. Иеронимус знал, что его приятель притворяется — тот и раньше прекрасно понимал, что его машина не приспособлена передвигаться там, где нет дорог.
— Я… Я не знал, сэр.
— Водительские права и документы на машину, пожалуйста.
Брейгель полез за бумажником. Полицейский обернулся к Иеронимусу и Слинни:
— Вы тоже покажите-ка удостоверения личности.
— Я ничего не понимаю, сэр! — Слинни стала копаться в сумочке. — Что мы такого сделали?
— Барышня, здесь запретная зона.
— Запретная зона? Мы не видели никаких предупреждающих знаков!
— Могли и не увидеть, если съехали с шоссе в районе Моря Спокойствия. И все же налицо нарушение.
— Погодите! — встрепенулся Брейгель. — А сейчас мы не в районе Моря Спокойствия?
— Нет, — ответил полицейский. — И даже не в его окрестностях. Судя по отпечаткам шины, вы направлялись прямиком на обратную сторону Луны — до нее всего пара километров.
У Брейгеля отвисла челюсть. Слинни с Иеронимусом уже догадались по положению Земли в небе, а для Брейгеля это стало полной неожиданностью.
Все трое протянули патрульному идентификационные карточки. Брейгель неохотно отдал и права. Полицейский внимательно изучил документ и посмотрел на Брейгеля с легкой укоризной.
— Тебя зовут Хаусман Рекфаннибль?
— Да.
— Гм… Что тут еще сказано? Ты студент Гагаринского университета, изучаешь… как бишь его, «экономические теории Робастиона Дефолтикера»? Я даже не понимаю, что это значит.
Брейгель попытался улыбнуться, от души надеясь, что его не попросят объяснить.
— Тебе двадцать семь лет?
Брейгель поперхнулся.
— Да.
— Правда?
— Я… выгляжу моложе.
— Да что ты говоришь?
Полицейский поскреб ногтем водительские права.
— Что там у нас? — спросил напарник.
— Да как обычно.
Первый полицейский с усмешкой подцепил фотографию Брейгеля за уголок, и под ней открылось фото настоящего владельца водительских прав.
— Брейгель! — ахнула потрясенная Слинни.
Не будь у Иеронимуса за плечами собственного преступления, он бы посмеялся над растерянностью друга. А так он только еще глубже погрузился в пучину отчаяния и безумного страха.
Как ни странно, полицейский держался скорее сочувственно.
— Слушай, малыш! Я таких, как ты, навидался. Дай угадаю — небось использовал эту карточку, чтобы покупать алкогольные напитки в заведениях, где не слишком присматриваются к документам? Я верю, что твоя подружка правду сказала. Вы хотели съездить на концерт, а для этого пришлось одолжить машину… Надеюсь, действительно мамину или папину. Водить ты толком не умеешь, вот и заблудился. Так?
Брейгель кивнул и проговорил еле слышно:
— Я знаю, как водить машину, сэр. В прошлом году проходил заочный курс.
— Знать и уметь — не одно и то же. У тебя хоть ученические права есть?
— Есть… Просроченные…
— Как зовут-то тебя, малыш?
— Брейгель. Брейгель Вестминстер.
— Ну ладно, Брейгель! Мы вот как сделаем: отвезем вас с друзьями домой. Места здесь опасные. Гиблые места. И навигатор у тебя неисправный.
— Да, сэр. А как вы догадались?
— Иначе бы ты сюда не заехал! Будь у тебя нормальный навигатор, ты бы знал, что выскочил в пустыню и хуже того — направляешься к обратной стороне Луны.
Брейгель смиренно кивнул.
— Вот так-то! Вы, по-моему, ребятки хорошие. Непохоже, чтобы вы намылились исследовать обратную сторону Луны или, там, искать приключений на запретных территориях. Я поверю, что вы и в самом деле ехали в клуб. А теперь скажи мне правду: чья машина?
— Мамина.
— Значит, если я наберу этот номер на служебном компьютере, какое имя появится?
— Элизабет Вестминстер. Это моя мама.
— Она удивится, если ей сообщат, что ты катался на ее машине с поддельными правами?
— Да. Она думает, что права настоящие.
— Ты ведь понимаешь, мы не можем позволить тебе самому отогнать машину домой. Придется вызывать эвакуатор, а это будет дорого. Твоей маме придется все оплатить.
— Пожалуйста, сэр! — взмолился Брейгель, чуть не плача. — У мамы денег нет! Она безработная!
Иеронимус никогда еще не видел своего самоуверенного друга таким жалким.
Брейгель весь сморщился и начал всхлипывать:
— Пожалуйста, сэр, я вас очень прошу, не звоните маме! Ну нету у нас денег! Мы и так с долгами расплатиться не можем. Мало у мамы проблем… Ну не надо, сэр…
— А как насчет отца? Может быть, он заплатит?
— Да я даже не знаю, кто он, мой отец! Может, он и не на Луне живет вовсе…
Полицейские переглянулись. Тот, что все время задавал вопросы, пожал плечами. Второй кивнул и подошел к Брейгелю:
— Слушай, малыш! Ты все-таки нарушил закон. Сел за руль без прав да еще и заехал на запретную территорию. Вообще-то тебе повезло, что мы тебя нашли. Строго говоря, ты даже не был за рулем — вовремя твоя машина сломалась! А если бы дело было на оживленной городской улице и произошла бы авария? Вот выпили вы с друзьями по банке пива, а потом ты кого-то сбил, сел бы в тюрьму, как миленький. А сейчас тебя сажать не за что.
— Правда? — Глаза Брейгеля были полны слез. — Вы меня не арестуете?
— Нет, но неприятности у тебя будут. Мы тебе выпишем штраф за то, что предъявил представителю власти поддельные права. И еще один штраф за то…
Полицейский запнулся и вопросительно взглянул на коллегу.
— Формально мы не можем его оштрафовать за езду без прав. Он здесь чинил машину. Ясно, что он же ее сюда и привел, но мы этого не видели. Машина принадлежит его матери, ей и отвечать за все.
Полицейские явно не знали, как поступить. Они старались найти справедливое решение. Другие попросту избили бы подростков — к счастью, эти оказались не такими. И притом они ни словом не обмолвились насчет очков Иеронимуса и Слинни, как будто совсем не заметили, что подростки — стопроцентно лунные.
Полицейские отошли к своей машине. Слинни гневно сверлила Брейгеля взглядом. Ей очень хотелось выплеснуть на него всю злость — в конце концов, он им наврал, якобы у него есть водительские права!
А теперь сидит на земле, спрятав лицо в ладони, и плачет.
Один из полицейских вернулся:
— Что с машиной?
— Шланг от грезоля лопнул, сэр.
Полицейский почесал подбородок:
— Ты смог его починить?
— Ага. Как раз закончил, когда вы подъехали.
— Молодец! Давай сделаем так: вы с друзьями сядете ко мне в машину, а инспектор Дюбелекс поведет «пейсер». Через двадцать километров будет заправка. Оставим там «пейсер», а дальше вы своим ходом вернетесь домой, на поезде или на автотранспе. Расскажешь маме всю правду, и, если она заплатит штраф, получит назад машину. Так уж по закону полагается. Ну, еще тебе надо будет явиться в суд по поводу поддельных документов, за это тоже штраф. Больше мы ничего не можем сделать. Если вызывать эвакуатор, там будут астрономические суммы.
Друзья понимали, что полицейские слегка нарушили правила, чтобы им помочь. И вдруг Иеронимус оцепенел. Пока один патрульный беседовал с ними, второй, которого коллега назвал Дюбелексом, сидел в машине и что-то рассматривал на экране служебного компьютера. Он забрал их удостоверения личности! Наверное, отсканировал их и теперь прогоняет информацию через полицейскую базу данных.
Иеронимус понял, что его жизнь кончилась.
Дюбелекс вытаращил глаза и быстро заговорил по рации, глядя прямо на Иеронимуса. Изумленно покачал головой, что-то проверил в компьютере и снова посмотрел на Иеронимуса. Выражение его лица ясно говорило: «Ну надо же… В голове не укладывается!»
Полицейский вылез из машины и двинулся к Иеронимусу, на ходу вытаскивая пистолет.
— Иеронимус Рексафин! — громко возгласил он. — Руки вверх!
Иеронимус подчинился. Слинни разинула рот. Первый полицейский — тот, что разговаривал с Брейгелем, — удивился не меньше.
— Дюбелекс, в чем дело?
— Я тут проверил их карточки. Этот молодой человек совсем не прост. Он — стопроцентно лунный, вчера показал свои глаза девчонке с Земли. На него объявлен розыск.
— Ладно, значит, забираем, — сказал первый.
Иеронимус так и стоял молча, держа руки над головой.
— Твое имя — Иеронимус Рексафин?
— Да, сэр.
— Не опускай руки! Смотри в землю! С друзьями не разговаривать! Встань на колени, пока мы не наденем на тебя наручники.
— Да, конечно.
Иеронимус опустился на колени, уткнувшись взглядом в землю с редкими пучками травы.
Слинни о чем-то просила полицейских, Иеронимус от волнения не понимал, что она говорит. Скосил глаза на Брейгеля — тот сидел на земле рядом с «пейсером», совершенно остолбенев от всего происходящего. Кажется, полицейские о нем забыли. Воздух словно потрескивал от напряжения, крепко приправленного страхом. Иеронимус не разбирал слов, только интонации. Слинни явно была в отчаянии, а полицейские что-то ей втолковывали.
— Не расстраивайся, Слинни! — крикнул Иеронимус.
Полицейский не дал ей ответить.
— Не разговаривай с ней, Иеронимус!
— Инспектор, куда вы меня заберете?
— По правилам полагалось бы отвезти тебя в участок, но в ордере на арест даны особые указания. Тебя надо доставить в Олдрин-сити, в отдел по борьбе с оптическими преступлениями.
— А мои друзья?
— С ними все будет нормально. Мы проследим, чтобы они благополучно добрались до дома.
— А можно позвонить отцу?
— Извини, по инструкции тебе нельзя никому звонить. С тобой велено обращаться как с особо опасным преступником и передать тебя лично какому-то лейтенанту Шмиту.
— Шмету, — поправил Иеронимус.
— Шмету?
— Ага, его фамилия Шмет, а не Шмит.
— Так у тебя уже были неприятности в таком же духе?
— Нет, сэр. Я просто рыбка, которая уплыла из сети.
Иеронимус не отрывал взгляда от камушка под ногами. Полицейские осторожно завели ему руки за спину и защелкнули наручники. Потом стали переговариваться вполголоса.
— Слушай, что мне пришло в голову… Может, эти детишки совсем даже и не заблудились? Может, они помогали этому Иеронимусу удрать на обратную сторону Луны?
— Прошу прощения… — перебила Слинни.
Дальше наступила тишина. Затем невнятное бормотание, испуганные крики, обрывки молитв, и когда Иеронимус наконец обернулся, то увидел, что полицейские ползают на четвереньках в невменяемом состоянии, а Слинни стоит, сдвинув очки на лоб и широко раскрыв свои прекрасные, удивительные глаза насыщенного четвертого основного цвета. Она улыбалась Иеронимусу, словно богиня мщения, а служители закона пресмыкались у ее ног.