Автор недавно вышедшей книги «Путь меча» Такано Хиромаса пишет: «В кэндо (Пути меча), чтобы достичь полного совершенства, необходимо не только до конца овладеть техникой, но и духовностью, которая контролирует все искусство фехтования в целом. Это необходимое фехтовальщику состояние ума называется мусин или мусо, т.е. «не-мысль» или «не-рефлексия», «не-размышление». Отсюда, конечно, не следует, что не нужно совсем никаких мыслей, идей и чувств, когда вы стоите перед противником. Нужно предоставить возможность вашим естественным качествам естественно действовать у вас в сознании, свободном от мыслей, рефлексии и аффектов любого рода. Такое состояние ума называется «отсутствием Я», де эгоистичным состоянием (муга или анатман – не-атман), в котором нет эгоистических мыслей, нет осознания своих достижений. Это дух саби-сиори (одиночества), текущий сквозь поэзию Сайге и Басе. Он тоже возникает из состояния отсутствия «Я». Его часто уподобляют отражению луны в воде. Ни луна, ни вода не собираются создать то, что мы называем отражением луны в воде. Вода, как и луна, находится в состоянии не-ума, в не-умности. Но когда есть хоть маленькая полоска воды, в ней видна луна. Луна одна, но ее отражение везде, где есть вода. Когда это достигнуто, ваше искусство совершенно. Дзен и Путь меча в этом едины, их цель – преодоление двойственности жизни и смерти. Исстари это понимали мастера фехтования, и самые великие из них стучались в ворота дзен».

Автор вышеупомянутой книги раскрывает интересную вещь: в феодальную эпоху в Японии мастер меча или копья часто назывался «Осе» (мастер или учитель, на санскрите упадхьяна) – т.е. титулом, обычно даваемом буддистским монахам. Истоки этого обычая можно проследить до того момента, когда в охране Кофукудзи в Наре жил один великий монах. Он жил в маленьком храме Дзидзоин, находившемся под юрисдикцией Кофунудзи и был мастером во владении копьем. Все монахи Дзидзоина учились у него этому искусству. Естественно, что он был Осе для своих учеников, и далее этот титул стал переходить ко всем мастерам меча или копья уже не зависимо от их буддийской квалификации.

Помещение, где занимаются фехтованием, называется додзе. Додзе или дзедо – место для религиозных занятий в буддийском монастыре, его первоначальный смысл – место просветления. (На санскрите это звучит бодхимандала). Нет сомнения, что название было взято у буддистов.

Есть и другой аспект, который фехтовальщики переняли у дзен. В старое время, чтобы усовершенствоваться в искусстве фехтования,было принято путешествовать по стране, преодолевая трудности, которые встречаются на пути, и проходить обучение в различных школах. Дзен-буддисты тоже бродили по стране до тех пор, пока не достигали просветления. Среди монахов эта практика называлась «путешествие пешком», фехтовальщики называли это муся-сюге – тренировка в воинственности.

Не знаю, как давно возникла эта практика среди фехтовальщиков, но мы знаем об основателе Синкагэ-рю, путешествовавшем по стране. Одно событие связало его с дзенским монахом. Однажды он проезжал по маленькой деревушке в одном из отдаленных горных районов и увидел, что ее жители чем-то встревожены. Дело было в том, что доведенный до отчаяния разбойник скрылся в пустом доме, захватив, как заложника, маленького деревенского мальчика, и поклялся убить его, если на него нападут. Исэ-но-ками оценил серьезность ситуации и, увидев проходящего мимо буддийского монаха (а это вне сомнения был дзен-буддист), попросил его ненадолго одолжить монашеское одеяние. Чтобы выглядеть, как настоящий монах, он побрил себе голову и направился к заброшенному дому с двумя коробами для еды. Там он сказал разбойнику через закрытую дверь, что родители мальчика боятся, как бы тот не умер с голоду, и поэтому поручили ему передать еду. Сказав это, он кинул один из коробов преступнику, а затем продолжал: «Может, ты и сам голоден, так вот для тебя другая коробка». А когда головорез протянул к ней руку, он, не теряя времени, схватил его за руку и швырнул на землю. Так разбойник стал его пленником. Затем он вернул монашеское одеяние владельцу и тот сказал: «Ты поистине человек меча», и дал ему какра (или ракасу) – символ монашества, который носят на груди дзенские монахи. (Это разновидность сокращенного «кеса», на санскрите сасайа). Говорят, что Исэ-но-ками больше никогда с этим монахом не встречался. Этот путешествующий монах не мог быть новичком в дзен, он был одним из понимающих. «Человек меча» – это выражение, широко используемое в дзен, чтобы указать на опытного монаха, который уже вышел за пределы жизни и смерти. Исэ-но-ками, должно быть, имел серьезные основания, чтобы ценить и хранить какра, дар монаха, «путешествующего пешком». Возможно, нижеследующая история ходила среди монахов где-то в семнадцатом веке. Она свидетельствует о большом интересе, который был у них к взаимоотношению дзен и фехтования. Как указывает автор книги, эта история может быть и выдумана, но, как бы там ни было, факт, что фехтовальщики ее рассказывали, говорит о том, что они считали дзен невероятно таинственным и наделяющим практикующего чудесными силами.

Эта история взята из книги, скомпилированной в 1844 году Ми -намото Токусю, изданной в пяти выпусках и называемой Гэккек Содзи.

Это сборник разных историй о фехтовании, в нем повествуется о разных школах, их основателях и событиях, происшедших с ними. В конце семнадцатого и в восемнадцатом веке, к западу от Киото находилась школа Тэесин-рю. Основателем ее был Оцука Тэссин. Он очень любил фехтование и еще юношей стал выдающимся знатоком. Оцука очень гордился своим умением и, чтобы прославить свое имя, жаждал сразиться с другими искусными фехтовальщиками. Будучи в хороших отношениях с настоятелем близлежащего дзенского мона-стыря, он, перед тем как отправиться в путешествие, зашел к нему попрощаться. Настоятеля звали Рюко, он был известным учителем школы Сото. Когда Тэссин рассказал ему о своем намерении, настоятель посоветовал юноше не покидать провинции: «Мир, в котором мы живем, гораздо больший, чем ты себе представляешь, и там должны быть фехтовальщики куда искуснее тебя, поэтому твои приключения завершатся бедой или гибелью». Юноша, однако, упрямился и не желал слушать своего наставника. Рико продолжал: «Взгляни на меня, я тоже желал большой известности в этом мире. И вот последние несколько десятков лет я практиковал медитацию здесь, а сколько учеников у меня теперь? Что касается тебя, то вряд ли кто -то назовет тебя своим учителем. Мы всегда должны знать, кто мы и всегда довольствоваться тем, что есть».

Это так рассердило Тэссина, что он воскликнул: «Так ты думаешь, что мой меч никуда не годится?! Разве можно сравнить фехтование с твоим занятием?! Если я выйду из своего округа, схвачусь с кем -нибудь хорошо известным в другой местности и побью его, тогда все будут об этом говорить – и его друзья, и ученики. Если я встречу еще одного человека в другом районе и одержу победу и над ним, слава моя будет расти, и я стану известен и там. Я уверен в своем мастерстве и не боюсь сразиться ни с кем!»

В ответ на такое самомнение Рюко мог только улыбнуться. «Знаешь что, – сказал он, – начни прямо с того, кто перед тобой. Если ты меня победишь, можешь отправляться в путешествие по всей стране. Если проиграешь, обещай стать монахом и моим учеником». От души рассмеявшись, Тэссин сказал: «Может, ты и велик в своем дзен, но ведь ты не фехтовальщик. Впрочем, если хочешь попытать удачи, я готов».

Рюко дал ему бамбуковую палку, которая валялась поблизости, а сам вооружился хоссу (короткой палкой с пучком из конского хвоста на конце. Ее обычно носят дзенские монахи. Первоначально она использовалась, чтобы отгонять комаров). Тессин, полный уверенности в успехе, попробовал первым же ударом свалить на землю дзенского монаха. Но промахнулся. Противник был уже совсем в другом месте. Снова и снова он пытался попасть в цель и нанести удар, но было бесполезно. А в это время конский хвост частенько шлепал его по лицу. «Ну, что ты теперь скажешь?» – спросил наконец Рюко. Тэссину нечем было хвастаться, и он скромно признал свое поражение. Не теряя времени, Рюко позвал своих послушников и они принесли все необходимое, чтобы обрить волосы Тэссина и сделать его таким же монахом, как и другие.

Минамото, автор сборника, комментирует: «Весьма вероятно, что эта история сфабрикована дзенцами. Если бы Рюко, помимо того, что был дзенским учителем, не занимался фехтованием, ему бы Тэссина никогда не победить, как говорится в этой истории. Иначе Тэссин ничего не смыслит в фехтовании.

Но верно, что во многом дзен и фехтование шли рука об руку. К примеру, когда говорится о том, что нельзя «оставить промежутка и для волоска» или об искре кремня, ударяющего о сталь, – эти высказывания относятся как к дзен, так и к фехтованию, ибо ни одна школа не может игнорировать тренировку в мгновенности реакций. Однако, как бы ни был хорошо подготовлен дзенский мастер, ему не выиграть схватку у полностью подготовленного фехтовальщика. Высокое мастерство фехтования требует овладения и техникой боя, и принципом. И духовная тренировка, и технические детали – все должно быть едино.

Думаю, что с профессиональной точки зрения идея Минамото правильна: реальная тренировка техники и принципа дополняют друг друга. Однако, есть по крайней мере одна школа, которая делает основной упор именно на духовной тренировке, хотя не отвергает и технику. Лидер этой школы Хори Кинтаю (1688-1755) хотел использовать фехтование, как способ помочь человеку в духовных достижениях и формировании характера. Его соображения рассмотрим с нескольких точек зрения, ибо они проливают свет не только на фехтование, но и на самурайство в целом. На Западе существует непонимание духа, функции и дисциплины самураев, которые были правящим классом Японии во времена феодализма и, особенно при режиме Токугава. Точка зрения Кимуры, развитая в Кэндзюцу Фусики Хэкэ, как ее подает Хори в своем рассуждении о фехтовании, может быть изложена примерно так:

Совершенный фехтовальщик избегает ссор и схваток. Схватка означает убийство. Как можно довести себя до того, чтобы убить ближнего? Все мы хотим любить друг друга, а не убивать. Мы нравственные создания и не станем опускаться до скотского состояния. Что толку быть прекрасным фехтовальщиком, если теряешь человеческое достоинство? Лучше всего быть победителем без схватки.

Меч – зловещее оружие, если он убивает при безвыходных ситуациях. Используя его, делайте меч дающим жизнь, а не несущим смерть. Если человек родился в самурайской семье, он должен изучать фехтование, такова его профессия. Все дело в том, что фехтование надо использовать в изучении Пути (Дао). Правильно использованный меч поможет развить ваш дух.

Большое преимущество меча перед книгами в том, что одна ошибка позволит противнику сразу же нанести вам удар. Поэтому вы вынуждены быть все время начеку, и не только во время фехтования. Вы всегда должны быть правдивы по отношению к себе и не допускать праздномыслия. Думать, конечно, очень полезно, но бывают случаи, когда мысли мешают работе, когда их нужно отстранить и дать выдвинуться бессознательному. В таких случаях вы перестаете управлять своим сознанием и становитесь орудием в руках неизвестного. Неизвестное не обладает эгоистическим сознанием и не содержит мысли о победе, ибо действует в сфере недвойственности, где нет субъекта и объекта. Именно поэтому меч движется как должно и схватка оканчивается победой. Это практическое приложение Лао-Цзы о «деянии недеянием». Сун-пу – великий авторитет в военных искусствах – говорит: «Вовсе не самое лучшее побеждать в каждой схватке; самое лучшее – побеждать, не думая победить. Вот совершенная победа».

Быть бдительным – значит быть совершенно серьезным; быть совершенно серьезным – значит быть совершенно искренним с самим собой и эта искренность, в конце концов, ведет к раскрытию Небесного пути (Дао). Небесный Путь превыше «я», это мусин, «не-ум» или мунэн – «не-мысль». Когда мусин осознан, ум не знает препятствий и задержек, он свободен от мысли о жизни и смерти, достижении и потере, победе и поражении. Пока человек думает о том, чтобы победить врага, его ум полностью забит всякими схемами о том, как это сделать, но если враг лучше владеет техникой, или применит что-либо неожиданное, – а это вполне вероятно, – тогда схемы окажутся непригодными и человек, вооруженный этими схемами, погибнет. Если оба подготовлены одинаково, тогда схватка закончится взаимным убийством. Когда схема встречается со схемой, трудно предвидеть исход поединка. Итак, совершенный фехтовальщик выходит из двойственности, и тогда он уже не просто владелец меча.

Самурай носит два меча – длинный и короткий. Знать, как ими пользоваться – это и есть профессионализм. Самурай должен не только тренировать силу и думать о мече, который убивает, ибо ощущением силы всегда склонны злоупотреблять. Меч должен убивать эгоизм – корень всех ссор и сражений. Школа Дзягю дает возможность «одним глотком выпить воды Западной Реки», что является кульминацией тренировки фехтовальщика. Технические детали должны подчиняться этому принципу, который определяет будущий духовный облик фехтовальщика. Школа, представляемая Хори Кинтаю, происходит из школы Дзягю Тадзима-но-ками, который связал все стадии тренировки фехтовальщика с тренировкой дзен-буддиста, как его учил Такуан. Ранее я уже говорил, что выражение «воды Западной Реки» взято из ответа Басе на вопрос мирянина Хо: «Кто тот, кто стоит одинокий среди ста тысяч объектов?» Не думаю, что все фехтовальщики, повторяющие это выражение, его понимали. Если судить по тому, что они об этом пишут, то боюсь, они «это» не пережили. В таком случае еще более интересно, что они как-то связывали «воды Западной Реки» с тем конечным принципом, который руководит неосознанными процессами фехтовальщика. Даже изучив все малейшие технические тонкости, фехтовальщик не может считаться совершенным, пока не погрузится глубоко в «воды Западной Реки» и не встретится с тем, «кто стоит одиноко среди ста тысяч объектов». Может быть, основным мотивом, который побудил Кимуру Кюхо, ученика Кинтаю, написать это короткое исследование о фехтовании и назвать его «Неизвестное в искусстве фехтования» было то, что в его дни, видимо, очень немногие из фехтовальщиков действительно понимали Басе.

Позвольте мне закончить цитатой, подводящей итог диалога Кимуры, – вернее, Хори.

Вопрос. Вы прекрасно сказали. Я с вами совершенно согласен. Но как приложить все это к практическим деталям искусства?

Ответ. Самое главное осознать, что все, что может быть выражено символами или словами – вторично, что это не более чем следы. Поэтому дзенские учителя отказываются считать литературу или слова окончательными. Важно достичь конечной субстанции посредством этих следов, букв или символов. Сама конечная реальность не есть символ. Она не оставляет следов и не может быть передана ни письменно, ни устно, но мы приходим к ней, прослеживая следы до их источника, из которого они происходят. Если мы остановимся на символах или умозаключениях, нам этот принцип не осознать.

Вопрос. Когда мы отказываемся от символического языка или от умозаключений, разве мы при этом не остаемся в абсолютном небытии вещей?

Ответ. Да. И это самое трудное в достижении осознания. Поэтому хороший тренер очень осторожно занимается с начинающим, чтобы упражнения в технике шли параллельно с пониманием принципа. Бывает, что человек за всю свою жизнь так и не постигает принципа. Главное – искать принцип не вовне, а внутри себя.

Вопрос. Но тогда в фехтовании нет тайной передачи?

Ответ. Самое последнее невозможно передать от человека к человеку. Оно у каждого находится внутри. Вся техническая дисциплина служит тому, чтобы фехтовальщик в конце концов это увидел. То же самое и вообще с обучением. В самой учености немного толку. Вы можете прочесть все, что написано о духовной тренировке и духовном достижении, но главное – осознать мистерию бытия. Осознание этой тайны возможно лишь в глубинах самого себя, извне его не получишь. Если осознание происходит извне, оно не ваше, а чужое.

Вопрос. А что вы можете сказать об этой тайне? Ответ. Все, что я могу о ней сказать, это то, что я не знаю или что это непостижимо.

Вопрос. Значит, нам нужно оставаться невеждами? Ответ. Нет, не значит. Это значит знать и не знать. Вопрос. Почему?

Ответ. Ни почему. Это знать, как бы не зная. Все, что я могу объяснить, это вне знания (Фусихи или фури).