В четверг перед самым концом рабочего дня в мой кабинет вошла Джули.
— У нас возникли сложности, — сказала она и положила мне на стол почтовый конверт.
На конверте стоял адрес отделения «Всеамериканских перевозчиков» в Лоуэлле. Имелась также зеленая наклейка «ЗАКАЗНОЕ». И штамп почтовой конторы — красный указательный палец.
— Письмо вернулось назад?
— Как видишь. «Всеамериканские перевозчики» перевезли сами себя, не оставив нового адреса.
— Надеюсь, они переломали при переезде все свое барахло, — сказал я. — И куда же они перебрались?
— Тридцать первого августа компания «Всеамериканские перевозчики Инк.» прекратила свое существование. Офис в Лоуэлле закрыт, все их счета тоже, короче говоря, в Массачусетсе такой корпорации больше нет.
— То есть это юридическое лицо скончалось и уже похоронено, — сказал я.
— Ну, и да и нет. Первого сентября они зарегистрировались как нью-гэмпширская корпорация, открыли новые счета и перенесли все свои операции в офис, расположенный в Нэшуа на Аутлук-драйв. Название осталось тем же. «Всеамериканские перевозчики». Когда Эппинги прибегли к их услугам, это была корпорация массачусетская. Вот она свое существование прекратила.
— Судиться с корпорацией, которой больше нет, мы не можем, — сказал я.
— А у нового юридического лица, разумеется, нет причин поддерживать деловые отношения с кем-либо из тех, кто был связан со старым, — согласилась Джули. — И Эппинги никаких претензий ему предъявить не могут.
— Иными словами, нас поимели. Надо будет поговорить с Дугом.
— Хочешь, чтобы я связала тебя с ним по телефону?
Я покачал головой:
— Пока не стоит. Давай-ка сначала отправим это письмо в Нэшуа и посмотрим, как там на него прореагируют. Сделай необходимые изменения в тексте, перепечатай его и принеси мне на подпись. А потом постарайся выяснить, кто из адвокатов представляет их интересы.
— Так-так, Брейди Койн, — улыбнулась Джули. — По-моему, ты препоясываешь чресла для битвы.
Ресторан «У Марии» был тихим итальянским заведением, стоявшим совсем рядом с Кенмор-сквер. В нем всегда было сумрачно, прохладно и тихо, а в воздухе его витали долетавшие из кухни ароматы поджаренного чеснока, зеленой душицы и тертого пармезана. От моего офиса до этого ресторана можно было быстро дойти пешком, поэтому я часто назначал в нем встречи знакомым, клиентам и коллегам-адвокатам.
В пятницу, сразу после полудня, я пришел в ресторан за пятнадцать минут до назначенного времени. Мне нужно было оказаться здесь раньше Лили Капецца, чтобы иметь возможность сыграть при первом нашем разговоре о разводе четы Шоу роль радушного хозяина.
Лили появилась ровно в час.
— Не опоздала? — спросила она.
— Минута в минуту, вы и сами знаете, — улыбнулся я.
Лили Капецца была женщиной пятидесяти с небольшим лет, обладательницей блестящих черных волос, высоких скул, больших темных глаз, широкого рта и впечатляющего бюста. Она отличалась умением очаровывать любого судью, любых присяжных, а заодно, если он забудет об осторожности, и адвоката противной стороны.
Лили взяла меню, просмотрела его и вернула на стол:
— Не хотите поесть немного перед разговором?
— Я хочу услышать то, что вы имеете сказать, — ответил я. — Надеюсь, аппетита мне это не испортит. Так что, думаю, мы можем одновременно и поесть, и поговорить.
В этот миг к нам подошла официантка. Лили заказала салат «Цезарь» и охлажденный чай. Я — горячий сэндвич с жареной курицей и кофе.
Как только официантка отошла, Лили сказала:
— Наша задача — мирно уладить это дело. Составить соглашение, которое примет судья Кольб. Мы оба знаем, что в нем должно значиться. Финансовое обеспечение детей, раздел собственности, алименты, страхование — все по обычной схеме. На мой взгляд, у нас есть два пункта, способных вызвать разногласия. — Она подняла перед собой два пальца. — Опека над детьми и интеллектуальная собственность мистера Шоу. Вы согласны?
— Два — это самое малое, — ответил я. — Надеюсь, вы не предлагаете обменять один на другой?
— Клодия Шоу подумывает перебраться в Северную Каролину, поближе к своим родителям.
— Забрав с собой детей.
— Разумеется.
— И в обмен на это, — сказал я, — она предоставляет Гасу Шоу право полностью распоряжаться его интеллектуальной собственностью. Так?
— Это один из возможных вариантов, который вполне может сработать, — ответила Лили.
Я покачал головой:
— Нет, Лили, я так не думаю.
Официантка принесла наш заказ.
Когда она удалилась, Лили сказала:
— Мы можем оставить решение этого вопроса на усмотрение судьи Кольба. Вы это предлагаете?
— Нет, — ответил я, — конечно нет. Найти решение должны мы с вами.
— Согласна, — сказала она. — Вы только не тешьте себя иллюзией, что я не готова пойти этим путем.
Я открыл было рот, однако Лили подняла перед собой ладонь:
— Никаких романов на стороне у моей клиентки не было. Она порядочная, верная жена и превосходная мать. Обвиняя ее в супружеской измене, вы ничего не добьетесь, поскольку это обвинение несправедливо.
— Справедливо оно или нет, — сказал я, — мне не хотелось бы прибегать к нему.
Лили покачала головой:
— А вот я без всяких колебаний использую историю с пистолетом. И хочу, чтобы вы об этом знали.
— Это была всего лишь пустая угроза самоубийства, — сказал я. — Жалкая, пугающая, согласен, однако никакого вреда он ни жене, ни детям не причинил. Пистолет даже заряжен не был.
Лили пожала плечами:
— Для маленьких девочек это стало ужасной психологической травмой. Я могу представить показания эксперта, который так и скажет.
— Гас — человек очень симпатичный, — ответил я. — Он страдает посттравматическим стрессовым расстройством. Ему оторвало кисть правой руки. Он состоит в группе взаимной поддержки. Принимает предписанные ему лекарства. ПСР — серьезное заболевание, почти как рак или диабет, и Гас делает все необходимое, чтобы исцелиться от него. Я тоже могу привести в суд кучу экспертов, которые скажут все это.
Лили ковырялась вилкой в салате.
— Моя позиция такова, — продолжал я, — он болен и прилагает все усилия, чтобы поправиться.
Лили подцепила вилкой анчоус, отправила его в рот, прожевала, вытерла салфеткой губы и отпила глоток чая.
— Спорить не стану, — сказала она, — однако это не делает его менее опасным.
— Он научился контролировать себя, — ответил я. — Он идет на поправку. И это очень важно. Он не пьет. У него есть работа. Он делает все необходимое для выздоровления.
— Я вижу, куда вы клоните, — кивнула Лили и улыбнулась. — Надеюсь, нам удастся выработать решение, которое поможет этим милым людям. И спасет их от них самих.
— И я на это надеюсь, — сказал я. — Возможно, нам стоит еще раз побеседовать с нашими клиентами.
— Да, — ответила она, — наверное, стоит.
— Однако переезд Клодии с детьми в Северную Каролину остается неприемлемым.
— Это я уже поняла, — сказала Лили.
В пятницу вечером, за несколько минут до семи, мы с Генри вышли из дома и присели на ступеньки крыльца. Уже загорались уличные фонари.
Через несколько минут показалась шедшая по тротуару Алекс — в кроссовках, в плотно облегавших ее ноги бриджах цвета хаки и легкой ветровке.
Я встал с крыльца, пошел ей навстречу. Генри последовал за мной.
Алекс обняла меня, чмокнула в щеку, я проделал то же самое. Она отступила на шаг, вгляделась в мое лицо и нахмурилась:
— У тебя все в порядке?
— Конечно, — ответил я. — А что у меня может быть не в порядке?
— Гасси говорит, что ты здорово разозлился на него. Во всяком случае, в объятия его не заключил.
— Знаешь, приходя домой, я стараюсь забывать о делах, — сказал я. — Пойдем. Нас ждет целый графин джина с тоником.
Мы вошли в дом, задержались на кухне, чтобы наполнить два бокала и прихватить собачью галету для Генри, а после вышли в садик.
Там мы расселись по деревянным креслам, и я протянул галету Алекс.
— Дай ее Генри. Вели ему сесть или лечь, а затем награди за это, и он решит, что следует всегда исполнять любые твои команды.
Алекс показала Генри галету:
— Ты сидеть умеешь?
Генри еще как умел. Он мгновенно сел и умильно уставился в глаза Алекс. Она засмеялась и отдала ему галету.
Я поднял перед собой бокал:
— Твое здоровье.
Алекс чокнулась со мной, мы оба отпили по глотку.
— Давай не будем сегодня говорить о Гасе, — сказала она. — Хорошо?
— Он теперь мой клиент, — уведомил ее я. — Я не мог бы говорить о нем, даже если бы захотел.
— Теоретически, — заметила она.
— Нет, — ответил я. — Практически.
Алекс положила ладонь мне на запястье.
— Что-то все-таки неладно, а, Брейди?
— Почему ты так решила?
— Когда-то я довольно хорошо знала тебя, — ответила она. — Видела тебя всякого, была рядом с тобой, когда ты расстраивался, грустил, отчаивался или злился. Я знаю, как ты умеешь держать все это в себе. И сейчас от тебя исходят именно такие флюиды.
— Ты на флюиды-то особенно не полагайся.
Алекс похлопала меня по руке.
— Ладно, это не мое дело, — согласилась она.
— Я рад, что ты пришла, — сказал я. — Просто… мне немного не по себе. Все это смахивает на свидание.
— Знаю, — кивнула она. — И у меня такое же чувство. Смахивает на первое свидание. У меня что-то подрагивает внутри, как в старые времена. И я не знаю, чего мне ожидать.
— Еды, — сказал я. — Ты можешь ожидать еды.
— Что-то с Эви?
— С Эви мы расстались окончательно, — ответил я, — но разговаривать об этом мне не хочется.
Глаза Алекс посерьезнели. Она снова кивнула, отпила джина с тоником. Потом откинула голову, взглянула на небо. Там собирались тучи, похоже, дело шло к дождю.
— Ну ладно, — сказала она. — О Гасе мы говорить не будем, об Эви тоже. О чем тебе хочется поговорить?
— Расскажи мне о своем романе, — попросил я.
— Попробую. Хотя рассказывать пока особенно нечего.
Она приступила к рассказу о персонажах, о том, каким ей на данный момент представляется роман. Я слышал в ее голосе энтузиазм, и вспоминал Алекс, которую когда-то знал и любил. В те дни ее переполняла энергия, страстность, убежденность.
И теперь я начинал понимать, что она почти не изменилась.
Когда наши стаканы опустели, мы вернулись на кухню. Я достал коробку крекеров и тарелку с паштетом. Генри тоскливо уставился на нее, и я насыпал ему в миску немного собачьей еды.
Алекс, присев на табурет, потягивала джин с тоником и намазывала на крекеры паштет. Я извлек из маринада куриные грудки, нарезал колечками баклажан, очистил две луковицы и пару больших картофелин, полил все это оливковым маслом, посолил, поперчил и завернул в алюминиевую фольгу.
— Если хочешь, сооруди салат, пока я буду поджаривать это, — предложил я Алекс.
А затем отнес курицу с овощами на веранду. Мне было трудно находиться с ней в доме, который я делил с Эви. И все же, жаря на веранде мясо и зная, что Алекс готовит на кухне салат, я испытывал знакомое ощущение уюта.
Ко времени, когда курица и овощи поджарились, ветер переменился. Теперь он дул с востока, неся с собой осенний холодок, и потому поесть мы решили на кухне.
Пару часов спустя, когда мы, сидя за кухонным столом, жевали печенье и потягивали кофе, в сумочке Алекс, стоявшей на полу у ее стула, заиграла музыка.
Она выудила из сумочки сотовый телефон, взглянула на его экран, нахмурилась, откинула крышку телефона и произнесла:
— Клодия?.. Привет… Конечно, не помешала. А что такое?.. Нет, не с ним. Я в гостях у друга и… Нет, со вчерашнего дня… Ну, показался нормальным — для него. А что?.. Как? Повтори еще раз.
Слушая Клодию, Алекс смотрела на меня. Потом она закрыла глаза, и я увидел, как по ее лицу растекается выражение ужаса. Послушав с минуту, она сказала:
— Я уверена, что волноваться не о чем. Я… Конечно. Я позвоню тебе… Правильно. Пока.
Алекс закрыла крышку телефона, опустила его на стол.
— Это Клодия, — сказала она. — Гас послал ей по электронной почте сообщение. Клодия получила его, только когда вернулась домой с работы. Там сказано: «Прости меня за все. Не думаю, что я смогу и дальше выдерживать это». Клодия пыталась связаться с ним. Он не отвечает ни по домашнему телефону, ни по сотовому.
Глаза ее наполнились слезами.
— Клодия очень испуганна. И я, пожалуй, тоже.
— «Не думаю, что я смогу и дальше выдерживать это». Он так написал?
Алекс кивнула.
— Клодия боится того, что может сделать Гас. И я боюсь.
— Когда он отправил сообщение?
— Клодия не сказала. Она увидела его, когда стала проверять после ужина почту. Около шести тридцати.
Я взглянул на часы. Было уже десять с минутами.
— И с того времени она пыталась дозвониться до него?
Алекс подтвердила:
— Да, и ответа не было.
— Может быть, он настроил телефон так, чтобы тот не принимал ее звонки.
Алекс схватила свой телефон, набрала несколько цифр, приложила его к уху. И прождав с минуту, покачала головой.
— В таком случае он и мои не принимает.
Я достал свой сотовый.
— Звонок от меня его телефон не распознает. Какой у него номер?
Алекс продиктовала номер, я набрал его. И после пяти или шести гудков услышал просьбу оставить сообщение.
Я взглянул на Алекс:
— Что ты собираешься делать?
Она встала.
— Не знаю, как ты, а я собираюсь найти своего брата.
— Поедем вместе, — сказал я.
Когда мы с Алекс вышли из дому, накрапывал легкий осенний дождичек. Алекс взяла меня за руку и крепко сжимала ее, пока мы шли к гаражу на Чарльз-стрит, в котором стояла моя машина.
Ко времени, когда мы пересекли в Лексингтоне 128-е шоссе, дождь прекратился, и менее чем через час после того, как мы покинули мой дом в Бикон-Хилл, я свернул с Монумент-стрит на длинную изогнутую подъездную дорожку, которая привела нас к гаражу.
Я остановился перед ним, выключил двигатель.
Свет в квартире Гаса не горел.
— Его здесь нет, — сказала Алекс.
— Пойдем проверим, — ответил я.
Мы вышли из машины и поднялись по внешней лесенке к площадке перед дверью на втором этаже. Я постучал, подождал, прислушиваясь, постучал еще раз. Ничего.
Алекс тоже с силой ударила по двери.
— Гасси! — крикнула она. — Ну перестань. Открой нам. Это всего лишь я и Брейди.
Ни звука. К двери никто не подошел.
— Я знаю, где он прячет запасной ключ, — сказала Алекс.
Она перегнулась через перила, провела ладонью по доскам, которыми был обшит гараж.
— Четыре доски от лампочки и еще четыре вниз, — сказала она. — Гас засовывает его под немного отставшую доску.
Она протянула мне ключ. Я отпер дверь и вернул ключ Алекс. Она засунула его обратно под доску.
Открыв дверь и только еще собираясь войти в квартиру, я почуял безошибочно узнаваемый запах. Запах пороховой гари.
Я повернулся к Алекс и сказал:
— Останься здесь.
— Но…
Я взял ее за плечи:
— Я войду и посмотрю, что там.
Она взглянула мне в лицо широко открытыми глазами, кивнула:
— Ладно.
Я закрыл за собой дверь, оставив Алекс на площадке. Внутри пороховой гарью пахло намного сильнее.
Пошарив по стене у двери, я нащупал выключатель и щелкнул им. А когда мои глаза привыкли к яркому свету, огляделся.
Гас сидел в кресле с кожаной спинкой, стоявшем у стола под окном, прорубленным в дальней стене комнаты. Руки его свисали вниз, голова лежала на правом плече. И даже от двери я разглядел кровь, много крови.
Теперь я почувствовал и другой запах, смешивавшийся с запахом пороха. И он тоже был мне знаком — влажный смрад недавней смерти.
Я сунул руки в карманы, чтобы не прикоснуться ни к чему даже случайно. Делать что-то с дверными ручками и выключателем было уже поздно.
Подойдя к Гасу, я бросил на него быстрый взгляд и сразу же отвернулся. Потом с трудом сглотнул и заставил себя взглянуть еще раз. Пуля вошла в голову за нижней челюстью, прямо под левым ухом, и вышла справа, в верхней части головы.
Входное отверстие было маленьким, черным и круглым. Кожа вокруг него покраснела, покрылась волдырями, волосы за ухом были опалены. Выходное же отверстие было большим, неровным и окровавленным.
На полу под свисавшей левой рукой Гаса лежал квадратных очертаний автоматический пистолет. Я готов был поспорить, что это та самая «Беретта М9», которой он размахивал перед женой и дочерьми. И которую, по его словам, выбросил в реку Конкорд.
На столе перед Гасом стоял закрытый ноутбук, пустой стакан и небольшой бумажный пакет с бутылкой внутри. Раздвинув кончиками пальцев края пакета, я увидел пинту виски «Эрли Таймс». На дне стакана еще оставалась тонкая пленка янтарной жидкости, испускавшая сильный запах спиртного.
Я вышел на площадку лестницы, закрыл за собой дверь. Алекс молча смотрела на меня большими глазами.
Я покачал головой и развел руками.
Она обхватила меня, приникла к моей груди. Я крепко прижал ее к себе.
Спустя минуту Алекс подняла на меня взгляд:
— Я хочу увидеть его.
— Нам следует позвонить в полицию.
— Они же скажут, чтобы мы оставались снаружи, так?
Я кивнул:
— Да и не нужно тебе смотреть на него, милая.
Она сжала ладонь в кулак, толкнула им меня в грудь:
— Не указывай, что мне нужно и чего не нужно делать, Брейди Койн. Я должна увидеть своего брата.
Я заглянул в ее глаза. Там полыхал огонь, хорошо мне памятный.
— Он застрелился, — сказал я. — Зрелище неприятное. Очень много крови. Похоже, он выпил стакан виски и пустил себе пулю в голову, за ухом.
Глаза Алекс сузились:
— Если ты пытаешься убедить меня, что заходить туда мне не стоит, у тебя это не получается. Пойдем со мной.
— Хорошо, — ответил я. — Пойдем.
И взял ее за руку.
Переступив порог, Алекс остановилась.
— Я слышу запах, — сказала она. — Порох. И что-то еще.
Она отняла у меня руку, подошла к сидевшему в кресле Гасу. Я последовал за ней.
Алекс положила руку на плечо Гаса, опустила на него взгляд, покачала головой.
— Ах, Гасси, — это было все, что она сказала.
Простояв так с минуту, она обернулась ко мне:
— Я должна сообщить об этом Клодии.
— Чуть позже, — сказал я. — Сначала, если тебе это по силам, оглядись, вдруг ты увидишь что-нибудь необычное.
— Что, например?
Я пожал плечами:
— Может быть, что-то стоит не на своем месте. Или исчезло. Что-нибудь изменилось здесь со времени, когда ты приходила сюда в последний раз?
Алекс указала на бутылку в пакете и пустой стакан:
— Когда-то Гасси любил бурбон, но уже давно отказался от него. Говорил, что от спиртного у него крыша едет. Не думаю, что он держал в доме выпивку.
— Бутылка все еще в магазинной упаковке.
Алекс кивнула:
— Ты хочешь сказать, что он купил ее именно для такого случая?
Я склонился над Гасом. Плечи его и спинку кресла, в котором он сидел, покрывали редкие белые хлопья. Я взглянул вверх, на покатый, покрытый сухой штукатуркой потолок, и увидел прямо над головой Гаса круглое пулевое отверстие.
— Посмотри, — сказал я Алекс и указал на потолок.
Она взглянула туда:
— Что это значит?
Я пожал плечами:
— Не знаю.
— Он хотел убедиться, что пистолет исправен? — забормотала Алекс. — Или, может быть, попытался застрелиться, но рука в последний миг отказалась подчиниться ему и, когда он нажал на курок, дернулась в сторону. И, может быть, это… придало ему храбрости или… и он снова прижал пистолет к голове и… на этот раз прострелил ее.
Она стиснула мою руку:
— Мне нужно выйти на воздух, Брейди.
Мы вышли из квартиры, спустились по лестнице, присели на ступеньки. Я достал сотовый.
— Собираешься прямо сейчас звонить в полицию? — спросила Алекс.
— Собираюсь позвонить Роджеру Горовицу, — ответил я. — Он работает в отделе убийств полиции штата. Он пришлет сюда полицейских.
— Горовиц, — произнесла Алекс. — Я его помню. Он всегда был таким брюзгливым. Ты его любил.
— Вернее, уважал. И сейчас уважаю. Любить его трудновато, хотя за последние годы я проникся к нему довольно теплыми чувствами.
Я нашел в памяти своего телефона мало кому известный номер сотового Роджера Горовица, нажал кнопку. Горовиц дал мне этот номер несколько лет назад, предупредив, однако, что звонить по нему следует только в неотложном случае, под которым он подразумевал убийство.
Горовиц ответил после третьего гудка.
— Койн, — проскрежетал он. — Пятница, ночь. Я вернулся домой с работы меньше часа назад.
— Извини, — сказал я. — Рядом со мной тело мужчины по имени Гас Шоу. Похоже, он застрелился.
— А по «девять один один», как все нормальные люди, ты позвонить не мог?
— Зачем же звонить туда, если можно позвонить тебе?
— Ладно, где он?
— В Конкорде. В квартире над гаражом, который стоит неподалеку от Монумент-стрит. Номера дома я не знаю. Гараж находится за особняком, который принадлежит людям по фамилии Кройден.
— Тело в квартире?
— Сидит за письменным столом.
— То есть в квартиру ты заходил.
— Я здесь с Алекс Шоу, сестрой Гаса. Мы вместе входили внутрь. Но ничего не трогали, если не считать дверных ручек и выключателя.
— Алекс? — переспросил он. — Твоя давняя подруга? Это она и есть Алекс Шоу?
— Она.
— Я ее помню.
— Да, — сказал я. — Ее трудно забыть. Она тебя тоже помнит.
Он фыркнул:
— Ладно. Конкордские копы будут там через несколько минут, остальные войска последуют за ними.
Произнеся это, он типичным для него образом оборвал разговор без всяких «пока» и «до свидания».
Посидев с минуту, Алекс встала, достала из кармана свой сотовый.
— Я позвоню Клодии, — сказала она.
Алекс отошла к моей машине, прислонилась к ней, набрала номер и прижала телефон к уху. Спустя миг до меня донесся ее негромкий голос.
Проговорив несколько минут, она закрыла телефон и вернула его в карман.
— Как ты? — спросил я.
Она подняла на меня взгляд. Лицо ее было мокрым от слез.
— Не так чтобы очень, — ответила она.
— Как восприняла известие Клодия?
— Она, похоже… не удивилась. Сказала, что какая-то часть ее сознания давно уже ожидала этого.
Через несколько минут мы услышали далекий, приглушенный расстоянием вой полицейской сирены. Он становился все громче, громче, и наконец темноту прорезал свет фар, и рядом с моей машиной остановилась патрульная.
Двое полицейских в форме вышли из нее и направились к ступенькам, на которых сидели мы с Алекс.
— Это вы Койн? — спросил один из них.
Я кивнул:
— А это Александрия Шоу. Там, наверху, ее брат.
Полицейский взглянул на Алекс:
— Я должен попросить вас пройти со мной в патрульную машину, мэм. А вы, сэр, останьтесь здесь с офицером Гуэрра.
Алекс повернулась ко мне:
— Не уезжай без меня, ладно?
— Не уеду, — пообещал я.
Она встала, полицейский коснулся ее руки, и Алекс пошла следом за ним к патрульной машине. Он открыл дверцу с пассажирской стороны, Алекс пригнулась и скользнула в машину.
Я остался сидеть на нижней ступеньке лестницы. Гуэрра стоял рядом, спиной ко мне.
Довольно скоро вокруг гаража уже сновали люди. Сюда подъехали местные полицейские, полицейские штата и другие служащие — из управления полицейского патологоанатома, эксперты-криминалисты.
Ко мне подошел крепкий малый в темном костюме без галстука.
— Вы — Койн? — спросил он.
Я кивнул.
— А я детектив Бойл, — сказал он. В одной руке Бойл держал записную книжку, в другой — ручку. — Это вы обнаружили тело и вызвали полицию?
Я кивнул еще раз.
— Вы поднимались в квартиру?
— Да.
— Прикасались в ней к чему-либо? Что-нибудь выносили?
— Прикасался к дверным ручкам, наружной и внутренней. И к электрическому выключателю. Ничего не выносил.
— Фамилия жертвы — Шоу?
— Совершенно верно. Гас Шоу. Огастин. Я адвокат. Занимался его разводом. Приехал сюда с его сестрой.
Он заглянул в записную книжку.
— Ее имя Александрия Шоу?
— Да, Алекс. Она вон там, в патрульной машине.
— Хорошо. Я допрошу вас немного позже. — Он закрыл записную книжку. — А пока отойдите в сторонку.
Гуэрра жестом велел мне встать, и я прошел следом за ним от гаража к краю лужайки. Разговаривать со мной Гуэрра, похоже, никакого желания не имел. Мы постояли, наблюдая за людьми, поднимавшимися и спускавшимися по лестнице, которая вела в квартиру Гаса. Потом я огляделся, нашел большой камень и присел на него.
Чуть позже по подъездной дорожке к нам приблизился мужчина с фонариком в одной руке и поводком, на котором он вел собаку, — в другой. Мужчина остановился рядом со мной и спросил:
— Что здесь происходит? Столько машин…
Я указал на квартиру:
— Там покойник.
Собака, золотистый ретривер, обнюхала мои брюки.
Мужчина покачал головой.
— Покойник, — повторил он. — Боже мой. Это Гас?
— Да, — подтвердил я. — Это Гас.
— Я Херб Кройден, — представился он. — Владелец этого дома. А это Грейси.
Херб Кройден был подтянутым, крепкого сложения мужчиной с серебристыми волосами и в очках без оправы.
— Так что случилось? — спросил он.
— Судя по всему, Гас застрелился.
— Судя по всему?
— Вы хорошо его знали? — поинтересовался я.
— Я-то? — Он пожал плечами. — Похоже, не очень. Я знал, что у него не все ладно в жизни, но никогда не думал, что он способен…
Я кивнул.
— Гас любил Грейси, — сказал Херб. — Иногда ходил с ней к реке, бросал ей палку в воду.
Он почесал Грейси за ухом.
— Она вечно палки таскает да и поплавать любит. Река вон там, прямо за нашей землей. Грейси, похоже, доставляла Гасу большое удовольствие. — Он покачал головой. — Поверить не могу. Бет, моя жена, страшно расстроится. Надо вернуться домой, рассказать ей обо всем.
Он склонил голову набок:
— Я не расслышал — как вас зовут?
Я протянул ему руку:
— Брейди Койн. Я адвокат Гаса.
— Это вы его обнаружили? Тело?
Я кивнул:
— Алекс и я. Алекс — его сестра.
Херб Кройден пожал мне руку и повернулся, чтобы идти к дому. Гуэрра осветил его фонариком:
— Вы, собственно, кто, сэр?
— Я живу вон в том доме, видите, в конце подъездной дорожки? — ответил Херб.
— Вам лучше остаться, — сказал Гуэрра. — Детектив захочет поговорить с вами.
— Пусть придет в дом. Меня там жена ждет, я должен вернуться к ней.
— Простите, сэр, — сказал Гуэрра, — но вам придется остаться здесь.
— Тогда вам придется пристрелить меня, — сказал Херб и, включив фонарик, пошел вместе с Грейси к дому.
Гуэрра постоял рядом со мной, глядя вслед удалявшемуся лучу фонарика Херба Кройдена. Потом повернулся ко мне, улыбнулся и произнес:
— Ну и ну.
— Рад, что вы не пристрелили его, — сказал я. — Неплохой, похоже, человек.
Спустя некоторое время двое мужчин внесли в квартиру складную каталку, а еще через несколько минут стащили ее вниз. На этот раз на ней лежал пластиковый мешок, в котором было тело Гаса. Они погрузили мешок в «скорую помощь», захлопнули дверцы, уселись в кабину, и «скорая» выехала на подъездную дорожку Кройденов.
Через минуту или две к нам подошел детектив Бойл. Он что-то сказал Гуэрре, и тот сразу удалился, а Бойл присел на камень, лежавший рядом с моим.
— Я послал его за кофе, — пояснил он.
— Отлично. Спасибо.
— Итак, мистер Койн, мне нужно знать все.
— Алекс позвонила жена Гаса, — начал я. — Клодия получила от него электронное письмо, которое ее испугало, и она…
— Чем испугало?
— В сообщении было сказано что-то вроде: «Я больше не выдержу».
— Последняя записка самоубийцы?
— Наверное, ее можно истолковать и так, — пожал плечами я.
— А вы считаете иначе?
— Я не знаю. Нет, я не думаю, что это была записка самоубийцы. Гас Шоу не казался мне человеком, способным покончить с собой.
Бойл кивнул.
— Хорошо, его жена получила сообщение по электронной почте. Что было потом?
— Клодия, естественно, встревожилась, — ответил я. — Попыталась дозвониться до Гаса, однако на звонки он не отвечал, и она позвонила Алекс, которая была у меня в гостях. Алекс тоже попыталась дозвониться до брата и тоже не получила ответа, поэтому мы поехали сюда.
— Где вы живете?
— В Бостоне, на Маунт-Вернон-стрит.
Бойл что-то записал в свою книжку. И, не поднимая на меня взгляда, спросил:
— В каких отношениях вы состоите с мисс Шоу?
— Мы с Алекс давние друзья, — сказал я. — Она-то и попросила меня заняться разводом Гаса.
— Хорошо, расскажите мне о Гасе Шоу.
— Мы познакомились около недели назад, — начал я. — Встречались только два раза. Он потерял в Ираке руку. Был фотожурналистом и внезапно лишился возможности работать с камерой. Страдал посттравматическим стрессовым расстройством. Жена подала на развод и добилась судебного запрета на его встречи с семьей.
Бойл сделал еще несколько заметок, потом взглянул на меня.
— Портрет идеального кандидата на получение пули в голову, — сказал он. — Однако я слышу в вашем голосе «но».
— Да, наверное, — согласился я.
Подошел Гуэрра, неся в каждой руке по пластиковому стаканчику. Один он дал мне:
— Черный — нормально?
— Да, спасибо, — сказал я.
Другой стаканчик Гуэрра протянул Бойлу, после чего удалился снова.
Бойл сделал глоток и, опустив стаканчик на землю, спросил:
— Так что вы можете сказать мне по поводу этого «но»?
Я тоже отпил кофе. Он оказался хорошим.
— Ничего такого, что вы могли бы назвать доказательным, — сказал я. — Гас говорил мне, что ему становится лучше. Рассуждал о будущем. Казалось, смирился с тем, что случилось с его семьей. С разводом, я имею в виду. С учетом всего, через что ему пришлось пройти, он казался мне вполне нормальным. Он думал о будущем.
— У вас же нет большого опыта общения с душевнобольными, — сказал Бойл.
— Тут вы, безусловно, правы, — согласился я. — Я всего лишь полагался на свое чутье.
— Что же, — сказал Бойл, — похоже, в данном случае оно вас подвело.
— Оно подводило меня далеко не один раз. Но я и вправду ничего дурного не предвидел. Так что, получается, дело закрыто?
— Это зависит от медэксперта, — ответил Бойл. — Прошу вас на меня не ссылаться, однако, исходя из того, что я здесь увидел, могу с определенностью предсказать: дело закроют. Но, разумеется, лишь после того, как тело исследуют судебные медики.
Бойл захлопнул записную книжку, уложил ее во внутренний карман пиджака.
— Ладно, похоже, от вас я получил все, что можно, — сказал он. — После того как мой напарник закончит разговор с мисс Шоу, вы с ней сможете уехать. Не исключено, что через день-другой мне потребуется задать вам еще несколько вопросов.
— Вы будете держать нас в курсе расследования? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Как только медэксперт подпишет заключение, я попрошу кого-нибудь сообщить вам о нем. Как-никак, вы, адвокат покойного. Посидите пока здесь.
Он встал и пошел к конкордской патрульной машине, в которой его напарник допрашивал Алекс.
Несколько минут я продолжал прихлебывать остывавший кофе, потом из патрульной машины вылезла Алекс и направилась ко мне.
Я встал, обнял ее:
— Как ты?
— Так себе, — ответила она. — Мы можем уехать отсюда?
Мы пошли к моей машине.
— Ты не подбросишь меня до отеля? — спросила Алекс.
— Послушай, — сказал я. — Может, заночуешь сегодня у меня?
— По-твоему, это хорошая идея? — спросила она.
— Не та нынче ночь, чтобы проводить ее в одиночестве.
— Ты уверен?
— Уверен.
Я почувствовал, как ее пальцы коснулись моего затылка.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Я согласна.
Я оставил машину на стоянке для жильцов, расположенной перед моим домом на Маунт-Вернон-стрит. Генри ждал в прихожей. Алекс склонилась к нему, чтобы он смог лизнуть ее в лицо.
Я достал из холодильника две бутылки светлого пива, и мы втроем вышли в мой огороженный садик. Алекс и я уселись бок о бок в деревянные кресла. Генри в который раз пометил свою территорию и улегся рядом со мной.
Восточный ветер разогнал собравшиеся под вечер дождевые тучи, и теперь в небе сверкали миллионы звезд. Долгое время мы просидели в молчании. В уютном молчании. Нам с Алекс всегда хорошо молчалось вдвоем.
Наконец она произнесла:
— Вон там Элвис. Видишь его? — указала она на звезды. — С гитарой. А там Снупи со свисающими ушами.
— Созвездия Элвиса и Снупи? — невольно улыбнулся я.
— Да. И посмотри, вон Стряпуха с Косой.
— Ты хочешь сказать, Старуха с Косой — Смерть?
— Нет. Стряпуха с Косой. Так Гас переименовал Старуху. Видишь?
Я вгляделся в указанный ею участок неба, но никакой Стряпухи не различил, так же как не различил перед этим ни Элвиса, ни Снупи. И тем не менее ответил:
— Ну да. Конечно.
— Когда я была маленькой, — сказала Алекс — наша семья снимала каждое лето коттедж на Кейпе, и ясными ночами мы с Гасси выходили на задний дворик, он усаживал меня к себе на колени и показывал свои личные созвездия. Он говорил: «Почему бы нам не обзавестись собственными созвездиями? Вовсе не обязательно следовать за римлянами и греками». Гасси отвергал любое общепризнанное мнение. Он все подвергал сомнению. Ему нужно было увидеть все своими глазами и сделать собственные выводы. Думаю, потому он и стал таким хорошим фотографом.
— Мне очень жаль, что все так случилось, — сказал я.
— Я никогда не чувствовала себя настолько спокойной и защищенной, как в те вечера, когда сидела на коленях у старшего брата, а он обнимал меня сильными руками и рассказывал о звездах.
Она отпила из своей бутылки. Потом рывком поднялась с кресла и замерла, глядя на меня сверху вниз.
Я развел руки в стороны.
Алекс улыбнулась и бочком присела ко мне на колени.
Я обнял ее и держал, а она плакала.
Некоторое время спустя мы вернулись в дом, постелили для Алекс постель на диване в моем кабинете на первом этаже, я повесил в нижней ванной комнате свежие полотенца, нашел для Алекс новую зубную щетку, выдал ей одну из своих футболок — вместо ночной сорочки.
— Тебе будет спокойно здесь? — спросил я.
— Наверное, не очень, — пожала плечами она.
— Я буду наверху, прямо над тобой.
Алекс приподняла брови.
— Если ты не сможешь заснуть. Если захочешь поговорить. Я только об этом.
— Я справлюсь, — улыбнулась она, положила руки мне на плечи, привстала на цыпочки, поцеловала меня в щеку. — Спасибо, Брейди. Не представляю, как бы я пережила без тебя эту ужасную ночь.
— Ну, я ведь и завтра утром здесь буду.
— Знаю, — ответила она. — За это я тебя и любила.
Генри последовал за мной в спальню. Мою и Эви. Вернее, теперь уже только мою. Я пролежал без сна долгое время.