Тело Клэр соскользнуло по моему телу вниз, и она, по пути расстегнув пуговицу на моих джинсах, встала передо мной на колени. В тишине комнаты раздался звук медленно скользящей вниз молнии. Я опустил на нее взгляд и с трудом подавил порыв схватить ее за волосы и направить в место, где мне больше всего хотелось ее почувствовать. Ее мягкие, гладкие руки проникли под резинку моего белья, и она, вытянув наружу мою эрекцию, установила ее прямо перед своими чувственными губами. Потом взглянула на меня сквозь полуприкрытые веки и улыбнулась, а затем прильнула ко мне своим теплым и влажным ртом, засосала мой член до упора и закружила по нему языком. Втягивая щеки, она сосала изо всех сил, и я громко стонал каждый раз, когда упирался ей в горло. Она обрабатывала меня не только ртом, но и рукой, проводила языком от основания до кончика, облизывала головку, но когда мои яйца, сигнализируя о скорой и мощной разрядке, поджались, неожиданно отодвинулась и произнесла:

– Эй, а что у тебя с писюлькой?

Я застонал и попытался опустить ее голову вниз, чтобы вновь очутиться у нее во рту.

– Эй, а что у тебя с писюлькой?

Меня выдернуло из сна, и я, повернув голову, заорал во всю глотку, когда увидел, что в шаге от дивана стоит Гэвин и смотрит мне между ног – прямиком туда, где покрывало натягивал мой гигантский утренний стояк. Я со стоном сел и поспешил получше прикрыться, собрав покрывало в кучу, а в гостиную тем временем, перепуганная моими воплями, ворвалась Клэр.

– Что случилось? – спросила она встревожено, опускаясь рядом с Гэвином на колени.

Хватит думать о Клэр на коленях. Хватит думать о Клэр на коленях. Представь голой ту старушку с «Титаника».

Гэвин показал на меня пальцем.

– Мам, у Картера что-то с писюлькой. Смотри, какая большая. А еще он хныкал, прямо как я, когда у меня болит животик.

Клэр подавила смешок и наконец посмотрела мне в глаза.

– Наверное, можно не спрашивать, хорошо ли ты спал! – сказала она весело.

Я только покачал головой, изумляясь ее бодрому настроению после вчерашней ночи.

– Как ты вообще в состоянии функционировать? – спросил я, оглядывая ее всю. Она выглядела потрясающе, пусть и казалась немного сонной. Даже с взлохмаченными волосами, поплывшей тушью и одетая в старую майку и шорты, которые знали лучшие времена, она все равно была самой прекрасной женщиной, которую я когда-либо видел.

Рассмеявшись, она кивнула на Гэвина.

– Ты сам скоро поймешь, что у родителей нет времени на похмелье. Знаешь, как мы с экстра-сильным тайленолом сдружились за последние годы.

Зазвонил телефон, и Клэр убежала на кухню, оставив Гэвина стоять и пялиться на меня.

– Ну что, как прошла твоя вчерашняя ночевка у дедушки? – спросил я, отбрасывая покрывало, поскольку теперь моя утренняя неожиданность была взята под контроль.

Он пожал плечами.

– У меня есть вагина?

Я тупо уставился на него, не вполне понимая, правильно ли его расслышал. Потом перекинул ноги за край дивана и опустил их на пол.

– Э-э… что?

Он издал нетерпеливый вздох.

– Я сказал, у меня есть вагина?

Я покосился в сторону кухни: Клэр, расхаживая туда-сюда, все еще разговаривала по телефону. Проклятье. Придется разбираться с этим самостоятельно. Откуда, черт побери, он вообще нахватался таких слов? Хотя… Господи, ему только четыре. Наверняка он думает, что «вагина» это какой-нибудь Кливленд.

– Гэвин… хм… а ты знаешь, что означает это слово?

Пожалуйста, скажи Кливленд. Пожалуйста, скажи Кливленд.

– Деда вчера смотрел кино, и там один парень сказал, что чувствует себя так, словно прокатился верхом на вагине. А мне можно на ней прокатиться? У нее есть седло и уздечка?

Ох, блин, матерь божья.

– Черт. Вот сукин сын! – выругалась Клэр, заходя обратно в гостиную.

Гэвин открыл было рот, но Клэр быстро оборвала его.

– Даже не думай повторять за мной. Иди к себе и найди какую-нибудь одежду. Сегодня ты пойдешь вместе с мамочкой к ней на работу.

Гэвин ускакал в свою комнату, а я, как только увидел на лице у Клэр беспокойство, мигом забыл о его странном вопросе.

– Ты чего? Что случилось?

Она плюхнулась рядом со мной на диван, откинула голову на спинку и закрыла глаза.

– Папа сегодня должен был присмотреть за Гэвином, чтобы я могла доделать кое-что в магазине, но его вызвали на работу, – сказала она со вздохом.

Идея!

– Если хочешь, с ним могу посидеть я, – предложил я немедленно, и она, подняв голову, уставилась на меня с приоткрытым ртом. – Клэр, серьезно, я буду счастлив провести с ним немного времени.

Спустя сорок минут, когда Клэр перечислила все мелкие предметы, которые он может засунуть в рот, заставила меня восемь раз повторить телефон неотложки после отравления ядом и с помощью нарисованных на куске туалетной бумаги схематичных человечков, объяснила, как делать сердечно-легочную реанимацию, мы с Гэвином поцеловали ее на прощание, сели ко мне в машину и отправились в библиотеку на чтение сказок.

В публичное место, битком набитое детьми и родителями, умеющими о них заботиться – на случай, если у меня возникнут проблемы и вопросы. Ну, что тут могло пойти не так? 

*** 

– …что касается секса, то можешь попрощаться с ним прямо сейчас. До рождения сына моя жена была грязной маленькой шлюшкой. Делала мне минеты, пока я был за рулем. Наряжалась развратной медсестрой и в таком виде встречала меня с работы. И каждый раз, возвращаясь из гостей, мы останавливались на полпути и трахались на переднем сиденье.

Мужчина, сидящий рядом со мной на диванчике, испустил тяжкий вздох. Он тоже был отцом и пришел в библиотеку с сыном-трехлеткой и восьмилетней дочерью. Дочь была от предыдущего брака, а сын от нынешней жены. Когда наши мальчики уселись с остальными детьми в кружок, а библиотекарь начала читать сказку, мы с ним разговорились, и я, вкратце рассказав о своих отношениях с Клэр и Гэвином, попросил его поделиться родительским опытом, раз уж он был папашей намного дольше, чем я. Кто бы мог подумать, что я нарвусь на речь «Как дети испоганили мою жизнь».

– Но после того, как наш сын появился на свет, мой пенис попал в черный список. И, если прислушаться, то можно услышать, как мои яйца тихонько назвякивают похоронный марш, – добавил он шепотом, а потом, улыбнувшись, помахал своему сыну рукой.

Иисусе. Мы с Клэр еще даже не добрались до секса. Неужели все будет именно так? Я уже собирался потребовать срочно рассказать мне что-то хорошее, чтобы ночью меня не преследовали кошмары, но в этот момент к нам подбежала его дочь Финли.

– Папочка, почитаешь мне про лошадок? – умильным голосом спросила она, забираясь с книжкой к нему на колени.

– Конечно, лапочка, – ответил он, обнимая дочь.

Видали? Именно такими и должны быть хорошие дети. Пускай они иногда шалят, зато у них золотые сердца. Нет ничего трогательней, чем наблюдать, как отец общается со своей дочерью.

– О, Иисус, Мария, Иосиф… где ты это взяла? – воскликнул мой сосед по дивану, и несколько родителей оглянулись и неодобрительно на него посмотрели.

Я решил посмотреть, в чем проблема, и, увидев у него в руках нечто под названием «Большой сборник рассказов о лесбиянках и лошадях», начал с отвалившейся от ужаса челюстью озираться по сторонам, проверяя, не заметил ли кто-нибудь, что в детском отделе библиотеки оказалось порно.

– Детка, выбери какую-нибудь другую книжку, – спокойно сказал он, пряча книгу за спину.

– Но я хочу про лошадок, – начала канючить она.

– Это взрослая книжка. Ты еще слишком маленькая, чтобы читать ее.

Финли закатила глаза и, фыркнув, вручила ему вторую принесенную с собой книгу – «Едоки какашек».

На сей раз глаза закатил ее папа.

– «Едоки какашек»? Опять? Финли, серьезно, найди уже себе другое увлечение.

Отобрав у дочери и вторую книжку, он объяснил мне:

– У нее зацикленность на какашках. Когда она была совсем маленькой, то с помощью пальца рисовала на стенах какашками из подгузника.

Пока он, негромко посмеиваясь, предавался воспоминаниям, мне пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы не блевануть. Я уставился на руки девочки, практически не сомневаясь, что увижу на них дерьмо.

– Иногда, когда мы гуляли в парке, она могла подбежать и сказать, что приготовила мне подарок. А потом протягивала ладошку, и на ней лежала кошачья какашка из песочницы. Ах… вот были времена… – качая головой, протянул он.

Иногда? То есть, такое случалось не один, а несколько раз? Рисование какашками? Какашка в подарок? Разве дети не должны с самого рождения понимать, что прикасаться к какашкам нельзя? Знает ли Гэвин, что существует такое правило и что нарушать его строго запрещено?

Я нашел его взглядом. Он рылся в коробке с книжками, которую кто-то поставил возле читательского кружка. Вдруг он найдет там какашку и принесет ее мне? Вдруг он попытается разрисовать ею меня? Я заору. А в библиотеках орать не разрешается. Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ???

– Ладно, чувак. Удачи тебе со всеми этими отцовскими делами, – попрощался со мной отец Финли и, поднявшись, ушел.

Я сидел, замерев, на диванчике и пытался остановить надвигающуюся паническую атаку. Мне был необходим бумажный пакет, чтобы подышать в него. Какого хрена я не захватил с собой бумажный пакет? О боже. Руки в какашках. РУКИ В КАКАШКАХ!

– Картер! Эй, Картер! – крикнул Гэвин и, окруженный шиканьем взрослых, побежал мне навстречу.

Я молил небеса о том, чтобы на его руках не оказалось дерьма. Как мне потом объяснить Клэр, что я вел нашего сына из библиотеки до самого дома пешком, потому что не хотел, чтобы в салоне моей машины появились коричневые отпечатки его ладошек? Весь съежившись, я смотрел, как Гэвин несется ко мне, и морально готовился получить в лицо тортом или снежком из какашек. Он бежал так быстро, что не успел притормозить и с громким «ой» врезался мне в коленки.

О черт, пожалуйста, только бы на мои ноги не попало дерьмо.

Он вскарабкался ко мне на колени, стараясь не выронить то, что прятал у себя за спиной. Ну конечно. С пригоршней дерьма лишняя осторожность не помешает.

Я зажмурился так крепко, что заболела голова. О, боже. Сейчас начнется. Сейчас он заставит меня притвориться, что я откусываю какашку, как делают дети, когда играют с печеньем из пластилина. И выражение «как дерьма наелся» приобретет для меня самое что ни на есть буквальное значение.

– Картер, я тебе кое-что принес, – взбудоражено сообщил он. – Угадай, в какой руке?

Боже, умоляю, не заставляй меня выбирать. Это ведь обязательно будет рука с какашкой.

В ответ на мое молчание Гэвин нетерпеливо заерзал.

– Картер, ну давай, открывай глаза. Что ты как нюня.

Я нервно сглотнул, перебирая способы, с помощью которых можно продезинфицировать кожу после какашек. Интересно, а отбеливатель жжется? Наверняка – если сначала снять верхний слой кожи наждачкой. Я медленно приоткрыл один глаз.

– Давай, выбери руку и посмотри, что я тебе принес, – потребовал он.

– Ух ты-ы, выберу-ка я, наверное, эту, – вяло откликнулся я, тронув его правую руку.

Прощай, чистая необкаканная рубашка. Я буду вспоминать о тебе с нежностью.

Гэвин запрыгал у меня на коленях и выпростал из-за спины руку.

– Ты выбрал правильную! Держи! – с энтузиазмом воскликнул он.

Я нервно опустил глаза вниз и испустил шумный вздох облегчения.

В руке у него была книга. Просто книга. Чудесная, новенькая – не испачканная какашками и не слепленная из них – библиотечная книга под названием «Давайте будем счастливыми!». Я взял ее из его детской ручонки и поднял вверх, чтобы рассмотреть обложку, на которой были изображены резвящиеся в поле щенки.

– Просто отличная книжка. Почему ты выбрал именно ее? – спросил я, когда он положил освободившуюся ладошку на мое плечо и посмотрел мне в глаза.

– Потому что ты мне нравишься. А еще мамочка говорит, людям надо делать приятные вещи, и тогда они станут счастливыми. Я хочу, чтобы ты был счастливым.

Я онемел. Я мог только сидеть и смотреть на него. И все. Внезапно я понял, почему беременность не сломила Клэр, почему она бросила колледж и всю себя посвятила этому малышу. Я понял, что на коленях у меня сидит мое сердце, и, пусть первые четыре года меня не было рядом, я безотчетно люблю его просто потому, что он мой. Плоть от моей плоти, за которую я без раздумий отдам свою жизнь. Я крепко обнял его маленькое тельце, надеясь, что он уже не считает меня незнакомцем и разрешит мне себя обнять.

Он, не колеблясь, приник ко мне, и я прижался лбом к его лбу и тихо сказал:

– Дружок, я уже самый счастливый парень на свете.

Несколько минут Гэвин смотрел на меня, потом вытащил из-за спины и вторую руку.

– Хорошо, тогда потом почитаешь мне эту.

Я отдвинулся от него и, посмотрев вниз, увидел, что он держит «Монологи вагины».

*** 

После библиотеки я купил Гэвину мороженое, и мы выдвинулись обратно к Клэр. Верный себе, Гэвин всю дорогу без остановки болтал, напоминая испорченный проигрыватель с заевшей пластинкой, по которому надо стукнуть, чтобы заставить его замолчать.

Я справился с искушением. Но с трудом.

Когда мы вернулись домой, я сел на диван, а Гэвин достал из ящика стола фотоальбом и вместе с ним устроился у меня на коленях. Листая страницы, он рассказывал мне обо всех фотографиях. Я увидел все дни рождения, все праздники Рождества, все Хэллоуины и все пропущенные мной моменты, и комментарии Гэвина подарили мне ощущение, словно я почти побывал на них сам.

Вдобавок я узнал несколько новых фактов о Клэр. Например о том, что у нее есть кузина, которую она не выносит.

– Это Хизер. Мамочкина кузина. Мамочка говорит, она шлюха. – Гэвин ткнул в групповое фото, которое, судя по всему, было снято на каком-то крупном семейном сборище.

Еще я узнал, что у Гэвина есть склонность раскидывать вещи. Этой его привычке было посвящено не меньше пяти страниц. Наверное, чтобы пополнить коллекцию, мне стоило заснять его недавний инцидент с зубной пастой.

– Гэвин, почему здесь столько фотографий, на которых ты устраиваешь бардак? – спросил я, когда перевернул очередную страницу и увидел снимок, где он сидел на полу кухни в окружении кофейных зерен, хлопьев, овсянки и чего-то похожего на сироп. – Надеюсь, ты убираешься за собой, чтобы мамочке не приходилось расстраиваться.

– Убираться неинтересно, – ответил он.

И я, учитывая то, в каком состоянии была моя собственная квартира, не мог с ним не согласиться.

Закончив разглядывать фотографии в первом альбоме, мы посмотрели еще четыре, и вскоре я заметил, что Гэвин как-то необычно затих. Я скосил глаза вниз и, увидев, что он заснул, неуклюже подхватил его под коленки и понес в спальню прямо в той позе, в какой его сморил сон – с прижатой ко мне спиной и болтающимися ногами. Вспомнив выражение «никогда не буди спящего младенца», я заключил, что это правило относится и к подросшим детям, поскольку они могут натворить дел куда больше, чем беспомощные младенцы.

Уложив его в кровать, я вернулся в гостиную и расслабился на диване. Включил телевизор и, попереключав каналы, нашел себе сериал. Через час, когда я уже начал задремывать, у меня зажужжал телефон, и я, зная, что это Клэр, с улыбкой вытянул его из кармана.

Как у вас дела? Все нормально? ~ Клэр

Я не обиделся. Она волновалась, и ее можно было понять. Удивительно, но быть с Гэвином наедине оказалось совсем не страшно. Он вел себя очень прилично, намного лучше других моих знакомых детей.

Отлично. Гэвину только что станцевали его первый в жизни танец на коленях. Сейчас он накачивается «Рэд Буллом» и крэком, поскольку, как выяснилось, виски ему не нравится. ~ Картер

Порадовавшись собственному остроумию, я нажал «отправить» и почти мгновенно получил ответ.

Надеюсь, ты выбрал ему по-настоящему горячую телочку, а не какую-нибудь уродину с триппером. И кстати. Наш сын, как и его мать, предпочитает водку. ~ Клэр

Ее ответ вызвал у меня такой громкий смех, что я выглянул в коридор – убедиться, не разбудил ли им Гэвина, а потом быстро набрал ответ. Пусть Клэр и обернула все в шутку, я точно знал, что на самом деле так она маскирует свое волнение.

Мамочка, у нас все прекрасно. Как было и пять минут назад, когда ты спросила ;-) ~ Картер

Не прошло и пяти секунд, как мой сотовый опять зажужжал.

О, заткнись! Я не о нем волнуюсь, а о тебе. Мало ли, вдруг ты сейчас сидишь, примотанный к стулу скотчем и побритый налысо. ~ Клэр

Раздался звонок в дверь, и по пути в прихожую, чтобы посмотреть, кто там, я быстро отправил ей еще одно сообщение, где поставил ее в известность, что нашему сыну меня не одолеть.

По крайней мере, пока.

Я открыл дверь и увидел Дрю, стоящего на крыльце с коробкой в руках.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

Дрю протиснулся мимо меня в прихожую.

– И тебя приятно видеть, свинота. Я принес Клэр все ее флаеры, буклеты и прочую дребедень, которую наваяла для нее Дженни. Она просила их завезти. А что, интересно, здесь делаешь ты? И почему на тебе вчерашняя одежда? Неужели наконец-таки чпокнул свою горячую мамочку?

Забрав у него коробку, я закатил глаза.

– Дебил, ты бы заткнулся, а? Гэвин спит.

Дрю посмотрел мимо меня в сторону комнаты Гэвина.

– Хорошо. Я принес этому маленькому отродью подарок, – сказал он с улыбкой. Вытянул из заднего кармана футболку и развернул ее передо мной.

Я только и смог, что покачать головой.

– О, боже. Клэр убьет тебя.

Взглянув на часы, я понял, что Гэвин уже довольно-таки долго не выходит из спальни.

– Слушай, а сколько обычно спят дети? – спросил я.

– Ты меня спрашиваешь? Я-то почем знаю. Давно ты в последний раз проверял его?

Я тупо заморгал. Черт. Мне что, надо было проверять его? Он же спит. Что такого ужасного может случиться с человеком во сне?

Я развернулся и с Дрю на хвосте забежал в комнату Гэвина.

– О, черт!

В кровати Гэвина не было. Одеяло было отброшено в сторону, как если бы он проснулся и откинул его с себя.

Я быстро обыскал комнату. Заглянул за дверь, под кровать и в шкаф. Везде было пусто.

– О, боже. Я потерял его. Я потерял его, черт бы меня побрал! – в панике заорал я, выбрасывая из шкафа все подряд, включая плюшевого клоуна с самого дна.

Разве в «Полтергейсте» не злобный клоун засосал малыша в шкаф? Черт!

– Никого ты не потерял. Он не мог никуда уйти. Здесь всего один выход и, чтобы попасть на улицу, ему пришлось бы пройти прямо мимо тебя.

Дрю вышел из спальни, а я со слезами на глазах остался стоять посреди комнаты, сжимая в кулаке идиотского клоуна, который умыкнул моего ребенка.

Клэр возненавидит меня. Пока я смотрел «Главный госпиталь», нашего сына засосало в пучину ада. Будьте вы прокляты, Бренда и Сонни, за то, что отвлекли меня.

Что, если он залез в вентиляционную систему и вырубился где-то в стене? О, боже. Он мог залезть в холодильник и задохнуться. Почему нет правила обматывать холодильник веревкой? Или так надо делать только в том случае, если выносишь его на тротуар?

Проклятье! Я ничего не знаю!

– Картер, сюда! – донесся до меня ор Дрю. – Я нашел его!

Я выскочил в коридор и увидел Дрю. Он стоял на пороге ванной и смеялся так, словно с ним случилась истерика.

– Над чем ты там ржешь? – сердито спросил я, проталкиваясь мимо него в ванную.

И тут я увидел Гэвина.

Он сидел на краю раковины с физиономией, измазанной какой-то белой дрянью.

– Гэвин! Что у тебя на лице? Мамочкина косметика?

– Неа. – Он протянул мне пустой тюбик. – Вот это.

Я забрал у него тюбик и опустил взгляд. Крем от опрелостей после подгузников. Мой сын вымазал себе все лицо кремом от опрелостей после подгузников. Когда я говорю «все лицо», то нисколько не преувеличиваю. Даже губы у него были покрыты кремом.

Дрю заглянул мне через плечо.

– Чувак, он намазался кремом для задницы. Ты ведь понимаешь, что отныне я буду звать твоего сынка Жополицым? – заржал Дрю.

– Заткнись, козел, – сказал ему Гэвин.

– Сам заткнись, – отпарировал Дрю. – Жополицый.

– Заткнитесь оба и перестаньте спорить, – рявкнул я, доставая из бельевого шкафчика полотенце и начиная оттирать с лица Гэвина белую дрянь. Черт, из чего они делают эту хренотень, из цемента? И почему полотенце пахнет мятой?

Белая гадость начала поддаваться, но только затем, чтобы уступить место гадости голубого цвета. Какого…?

Осмотрев полотенце, я заметил на нем какие-то голубые пятна. Потом поднес его к лицу и понюхал.

– Оно в зубной пасте, – пробормотал я.

Дрю достал из шкафчика новое полотенце и сразу уронил его на пол.

– Фу! Какого хрена! – воскликнул он.

Увидев на его руках голубые пятна, я вернулся ко шкафчику и вытащил еще несколько полотенец. Все они были испачканы зубной пастой. А в глубине шкафчика валялся пустой тюбик.

Я повернулся к Гэвину.

– Зачем ты испачкал все полотенца зубной пастой?

Он пожал плечами.

– Не знаю.

Кое-как отыскав на одной из полок чистое полотенце, я умыл Гэвина, после чего отправил их с Дрю играть, а сам оттер все следы крема и пасты и загрузил пропахшие мятой полотенца в стиралку. Запустив машинку, я вернулся в гостиную, и в этот момент вошла Клэр.

– Милая, ты дома, – сказал я с улыбкой.

Она рассмеялась, подошла ко мне, и ее руки обвились вокруг моей талии.

– Это прозвучит очень по-девчачьи, если я скажу, как это круто – вернуться домой и застать здесь тебя? – спросила она.

Я чмокнул ее в кончик носа.

– О да, ты говоришь совсем как похотливая телочка. Только не становись слишком прилипчивой, иначе получится действительно неудобно.

Она шлепнула меня по груди и закатила глаза.

– Мой вариант прилипчивости очень даже может тебе понравиться, – усмехнулась она, подставляя мне губы, а я обнял ее за талию и потерся о нее своим стояком, который появился у меня в тот самый момент, когда она вошла в дверь.

– Вполне возможно, мисс Морган, что вы совершенно правы, – проговорил я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

– Руки прочь от моей женщины!

Услышав гневный возглас Гэвина, мы с Клэр рассмеялись.

– Гэвин, что это на тебе надето? – Клэр высвободилась из моих объятий и подошла к нему.

Сзади показался улыбающийся Дрю.

– Привет, красотка! Ну как, нравится мой подарок?

Гордо выпрямившись, Гэвин оттянул край футболки вниз, показывая Клэр, что там написано.

– «Болт размером с пятилетку»? – прочитала она и смерила Дрю критическим взглядом.

– Я мог бы купить ему то же, что и себе. У них были его размеры, – сказал Дрю.

Думаю, все согласятся, что уж лучше пусть Гэвин носит такую футболку, чем с надписью «Если хочешь отсосать, посмотри на меня с отвращением».

Клэр поблагодарила Дрю за привезенные от Дженни буклеты и выставила его вон, после чего разрешила Гэвину оставить футболку, потому что, говоря по правде, на нем она смотрелась очень смешно. Я и близко не был готов уходить, но мне было нужно принять душ и переодеться в чистое, и поскольку Клэр целый день провела на работе, я пригласил их с Гэвином на ужин к себе домой. И сказал, чтобы она взяла вещи для ночевки для них обоих. 

*** 

Сломя голову, я носилась по спальне, пытаясь найти такую одежду, которая говорила бы: «Когда наш ребенок отправится спать, я хочу оттрахать тебя до потери сознания, но при этом не хочу выглядеть отчаявшейся или шлюховатой». Я три раза помыла с кондиционером волосы, два раза побрила ноги и нанесла на них столько лосьона, что, наверное, когда Картеру в следующий раз захочется подрочить, ему будет достаточно просто одолжить у меня ноги. Я вытащила из ящика пару белых кружевных стрингов и, придерживая полотенце, замерла перед зеркалом. Потом засунула их обратно. Белый был цветом девственниц. А я не хотела быть девственницей. Я хотела быть безумной сексуальной оторвой в умеренно-шлюховатом красном белье.

Зазвонил телефон. Сражаясь с полотенцем, я нащупала на туалетном столике сотовый и плечом прижала его к щеке.

– Надень красные кружевные шортики с низкой посадкой и пуш-ап лифчик в тон.

– Лиз, какого хрена? Как ты… я не… – забормотала я в трубку.

Она испустила театральный вздох.

– Ну, поскольку ты не оповестила меня, что сегодня ночью твоя промежность собирается прокатиться на Картер-экспрессе, пришлось искать других информаторов.

– Лиз, я сама узнала всего полчаса назад. Клянусь, я собиралась позвонить тебе. Но ты-то, черт побери, откуда все знаешь?

– О, просто Джим наткнулся на Картера в магазине. Он покупал презервативы – причем экстра-маленькие. Кто бы мог подумать, что их выпускают и детских размеров.

– Ха-ха, очень смешно, – с сарказмом ответила я. – Кстати о гигантских вагинах. Что-то в последнее время ты перестала случайно набирать меня во время секса. Неужели Джим приостановил вылазки в твою бездонную впадину?

Тут ко мне в спальню зашел Гэвин – с рюкзачком с героями из «Истории игрушек» за спиной. Перспектива ночевки дома у Картера привела его в такое радостное возбуждение, что он уперся и сказал, что соберет свои вещи сам. Я, правда, заглянула в рюкзак одним глазком, когда он отвлекся, а то в прошлый раз, собираясь к отцу, он взял с собой только грязный носок, восемь плюшевых игрушек и пластмассовую вилку.

– Лиз, мне пора. Пришел твой крестник, а мне нужно закончить собирать вещи, – сказала я, когда Гэвин начал прыгать у меня на кровати.

Я щелкнула пальцами и указала на кровать. Он немедленно поджал коленки и приземлился на задницу.

– Не забудь захватить с собой детский бенадрил и рулон скотча, если не хочешь услышать вопль «Мамочка!», когда в тебе будет пенис. Это совершенно не возбуждает, сколько бы Картер не утверждал обратное. Никогда. Уж поверь.

Только этого мне сейчас не хватало – представлять, как Джим, вспахивая Лиз, кричит «Мамочка!». Поспешив отключиться, я достала из второго ящика красный лифчик и трусики, которые Лиз подарила мне два года назад по случаю устроенного ею же для меня свидания вслепую. Кавалер, которого она мне нашла, явился на целый час раньше и спросил, не могли бы мы сразу приступить к делу, чтобы он мог поскорее уйти. Очевидно, ему было нужно успеть до прихода матери убраться у себя в комнате и, пока она не заметила, вернуть ей ее машину. В общем, излишне говорить, что этикетки на этом красном белье остались в целости и сохранности.

Не обращая внимания на Гэвина, который, сидя на кровати, глазел на мое отражение в зеркале, я втиснулась в лифчик. Я уже давно поняла, что с маленьким ребенком про уединение можно забыть. Если, переодеваясь при нем, прикрываться или прятаться за дверью шкафа, это лишь сделает его еще более любопытным. И под «любопытным» я имею в виду «доставучим». Лучше всего спокойно заниматься своими делами, а если возникнут вопросы, то я, как положено взрослому рассудительному человеку, легко с ними справлюсь. В теории.

– Мам, ты надеваешь на себя сиськи? – спросил Гэвин.

Качая головой, я рассмеялась.

– Наверное, можно и так сказать, раз уж мой лифчик почти целиком состоит из подкладок.

Подняв лямки на плечи, я повернулась к нему лицом и взяла лежащие в ногах кровати джинсы.

– Мам, а что это за красные штуковинки? – спросил он.

– Какие еще красные штуковинки? – рассеянно проговорила я и, натянув джинсы, уставилась на разложенные на кровати четыре блузки, из которых мне предстояло выбрать одну.

– Которые у тебя на сиськах.

Я закрыла глаза и опустила голову.

Итак. Вот он, мой шанс проявить себя взрослым человеком. Гэвин задал рациональный вопрос, значит я должна дать ему рациональный ответ. Верно? Но ему только четыре. В каком возрасте ребенку положено узнать слово «соски»? Стоит ли быть с ним честной или лучше что-то придумать? Через несколько месяцев он пойдет в детский сад. Что, если дети там заговорят о пустышках или увидят котенка, сосущего у своей матери молочко? Если что-то придумать, то мой ребенок обязательно скажет:

– Не-а. Моя мамочка сказала, они называются «дудони» и нужны просто для украшения.

Моего сына поднимут на смех, и у него на всю жизнь останется травма. Я практически услышала, как Роберт Де Ниро говорит у меня в голове: «У меня тоже есть дудони, Грег, может подоишь меня?»

– Они называются «соски», Гэвин.

Честность – вот лучшая политика.

Несколько минут он сидел и молчал, а я мысленно похлопывала себя по спине за то, что проявила себя хорошей матерью и смогла быть со своим сыном честной.

– Соски, – повторил он тихо.

Я кивнула, гордая тем, что он нормально воспринял это взрослое слово. Лично мне до сих пор снились кошмары, потому что, пока я росла, мой папа называл вагину «прудонькой».

– Соски, соски, соски! Какое смешное слово!

Черт. Все-таки я слишком рано решила быть честной.

Он соскочил с кровати и выбежал из комнаты, во все горло распевая детскую песенку, но заменяя все до единого слова на «соски».