Барбара Маркс

Барбара Маркс, жена известного комика Зеппо Маркса (настоящее имя – Хьюберт), выступавшего в коллективе «Братья Маркс», вспоминает, что первое личное впечатление от Синатры получила, когда он пригласил супругов Маркс к себе на виллу «Маджио» в городе Пиньон-Крест. Собирались играть в шарады. Марксы имели дом по соседству с Фрэнком в Палм-Спрингз, Фрэнк давно дружил с Зеппо. Итак, гости собрались, разделились на две команды. Каждая команда выбрала табельщика из команды соперников. Фрэнк лично выбрал на эту роль Барбару, с которой был знаком лишь постольку, поскольку она являлась женой его приятеля. Барбаре были вручены массивные бронзовые часы.

По обычаю игра началась в четыре утра. Фрэнк очень старался, но его усилия изобразить надпись на пачке сигарет «Курение вредит вашему здоровью» разбивались о непонимание команды (включавшей комика Пэта Генри и бейсболиста Лео Дурочера).

– Время вышло! – торжествующим тоном объявила Барбара.

Фрэнк, ненавидевший проигрывать, метнул на нее гневный взгляд и спросил:

– Кому это взбрело назначить вас табельщиком?

– Вам и взбрело! – звонко ответила Барбара.

Фрэнк выхватил у нее из рук часы. На миг всем показалось, что сейчас этими часами Барбара получит по голове. Позднее она вспоминала, что она испугалась, однако сумела сохранить прямую осанку и встретить взгляд Фрэнка. Затем в обычной для себя манере Фрэнк метнул часы, они ударились о дверь и разлетелись на составляющие.

– Во все стороны брызнули пружинки, осколки стекла, винтики и шпунтики, – вспоминает Барбара.

Все застыли. Никто не знал, как реагировать. Наконец комик Пэт Генри воскликнул:

– Я догадался! Фраза была «Как быстро пролетело время»!

Фрэнк тряхнул головой, засмеялся – по словам Барбары, ко всеобщему облегчению.

– Опасность миновала. А я поняла: изрядная доля привлекательности Синатры приходится на чувство опасности, которое он внушает. Как с диким зверем, с ним нельзя расслабляться.

Барбара Энн Блейкли родилась в штате Миссури, в городе Босворте, шестнадцатого октября 1927 года. Когда ей было десять лет, родители переехали в канзасский город Уичита, где их застала Великая депрессия. Барбара, высокая, тоненькая, после окончания школы сумела устроиться моделью, работала то в универмаге, то в автосалоне. Жила она с родителями и сестрой теперь уже в Калифорнии, в городе Лонг-Бич. До первого замужества, за Робертом Харрисоном Оливером, Барбара несколько раз побеждала в местных конкурсах красоты. В прессе Оливера называли одним из устроителей этих конкурсов, а также певцом, но на самом деле он был барменом, который в своем баре заодно и пел, отчаянно подражая исполнительской манере Фрэнка Синатры.

К двадцати одному году предприимчивая Барбара успела открыть школу моделей, родить сына Бобби и развестись с Робертом Оливером. Она влюбилась в певца по имени Джо Грейдон, также подражавшего Синатре. Грейдону предложили ангажемент в Лас-Вегасе, и Барбара последовала за ним, став участницей кордебалета в отеле «Ривьера». Несмотря на отношения с Грейдоном, Барбара лелеяла «тайную мечту». По ее же собственному признанию, она была худшей танцовщицей в истории Лас-Вегаса. Потом Джо Грейдон потерял работу, а их с Барбарой отношения утратили прелесть новизны. Барбара обратила внимание на Зеппо Маркса, который каждый вечер сидел в зале и смотрел, как она танцует. Марксу было на тот момент пятьдесят шесть; он ушел на покой, не выступал больше с «Братьями Маркс». Ему хотелось поближе познакомиться «с эффектной блондинкой, которая всегда на четверть такта отставала от остальных участниц кордебалета». Так начался их с Барбарой роман. Барбара была на двадцать шесть лет моложе своего избранника.

Барбара отличалась амбициозностью, но достичь хотела не карьерных успехов. Нет, ее целью было удачное замужество. Барбара стремилась найти состоятельного жениха, который полностью обеспечивал бы ее вместе с сыном. Чтобы не спугнуть Зеппо Маркса, Барбара ходила к нему на свидания в мехах и бриллиантах, которые заимствовала у калифорнийского дизайнера Ричарда Блекнелла, основавшего знаменитый список – «Десятка самых безвкусных женщин в мире». Блекнелл так отзывался о Барбаре:

– Никто лучше ее не знал истинной силы иллюзий, никто лучше ее не умел завлечь и удержать мужчину.

К слову, в пятьдесят девятом году Барбара была его ведущей моделью.

– Барбара твердо решила выйти замуж за человека со средствами, – продолжает Блекнелл. – В жертвы себе она наметила Зеппо Маркса. Барбара намеревалась бороться до победного конца. Зеппо не представлял, что его ожидает.

Барбара, не уступавшая Блекнеллу в язвительности, говорила о нем так:

– Блекнелл презирал всех без исключения, а Спенсера, своего любовника – больше, чем кого бы то ни было.

Впрочем, в профессиональном плане Блекнелл был доволен Барбарой. По его словам, она впитывала наставления как губка и вдобавок обладала врожденным чутьем. Природа заложила в Барбару навыки, которым других девушек приходилось учить.

– Барбара искушала, оставаясь недоступной. Ослепительная улыбка, волнующая походка, аура «дорогой женщины» делали ее невыносимо желанной.

Что касается Зеппо Маркса, по словам Барбары, он был не лишен обаяния. Вдобавок он мог предложить молодой женщине принципиально иную жизнь, где нет места ранним вставаниями и строгой экономии, без которой не расплатишься в конце месяца по счетам.

Зеппо и Барбара поженились в 1959 году. Замужество дало Барбаре доступ в теннисный клуб города Палм-Спрингз, а также в клуб «Тамариск», который располагался неподалеку от дома Марксов, а значит, и от дома Синатры. У Барбары появились свободные деньги, положение в обществе, возможность играть в гольф со знаменитостями вроде Дины Шор, которая быстро стала ее лучшей подругой. Супруги Маркс отлично играли в теннис, поэтому, когда у Фрэнка гостил Спиро Агню, известный любитель тенниса, Барбару и Зеппо тоже приглашали. Таким образом, они и Синатра общались довольно тесно как в Палм-Спрингз, так и в отеле «Кол-Нива». Однажды Фрэнк позвонил Барбаре и спросил, нет ли у нее приятеля для парной игры в теннис.

– Найдется, – ответила Барбара. – А где будем играть?

– У меня, – сказал Фрэнк.

– Но ведь у вас, если не ошибаюсь, нет корта!

– Теперь есть. Ава должна приехать, поэтому я соорудил корт. Ава обожает теннис.

– Соорудили корт? – изумилась Барбара. – Сколько времени Ава намерена прогостить у вас?

– Пару дней, – спокойно ответил Фрэнк.

Через неделю Барбара и ее приятель, как было условлено, появились в усадьбе Фрэнка. Первой, кого увидела Барбара, была Рина Джордан, готовившая коктейль «Московский мул» (водка, имбирное пиво, лайм; подавать в медных кружках). И готовила Рина этот коктейль у барной стойки возле нового теннисного корта. Ава успела изрядно набраться. Она едва стояла на ногах – какой уж тут теннис! Фрэнк взялся заигрывать с Барбарой с целью вызвать ревность Авы. Он прижал Барбару к изгороди, а сам поглядывал поверх ее плеча – смотрит Ава или нет.

– Аве было глубоко наплевать, – позднее со смехом вспоминала Барбара.

Наконец Барбаре всё это надоело, и она ушла. Оглянувшись напоследок, она увидела, что Ава кокетничает с приведенным ею для игры в теннис приятелем.

– Фрэнк всегда нравился мне как исполнитель, – сообщила Барбара в 1988 году. – Я методично покупала его пластинки, но не хотела знакомиться с ним ближе. Наверное, такое предубеждение возникло из-за журналистов, очень уж неприглядно они рисовали характер Фрэнка.

И всё же, несмотря на предубеждение, Барбара не смогла устоять. Однажды Фрэнк пригласил ее с Зеппо в гости. Была шумная, многолюдная вечеринка, играли, разбившись на пары, в джин-рамми. Внезапно взгляды Фрэнка и Барбары встретились. Фрэнк поманил ее за собой и пошел на кухню. Барбара последовала за ним.

– Стоило ему пустить в ход своё обаяние, как я сдалась. Это была полная, безоговорочная капитуляция. Фрэнк обнял меня, и я, сама того не ожидая, со страстью ответила на его поцелуй.

Фрэнк в то время встречался с актрисой Евой Габор. Именно у нее в гостях Синатра предложил Барбаре Маркс слетать с ним в Монако. Барбара согласилась. Принципиально важно было скрыть всё от Зеппо. Однако вскоре Барбара узнала, что ее муж весело проводит время на яхте с другой женщиной, – и перестала беречь его чувства. Она поняла: браку с Зеппо приходит конец. Власть Фрэнка над Барбарой крепла день ото дня.

– Мне кажется, обаяние Синатры распространялось в той или иной степени на каждого, кто был с ним знаком лично, – говорит Барбара. – Этот мужчина являлся живым воплощением флирта. Таким он родился на свет. Противиться ему не было никакой возможности. Абсолютно никакой.

Тина Синатра познакомилась с Барбарой именно во время судьбоносного путешествия в Монако. Новая подруга отца поставила Тину в тупик. Барбара, насколько знала Тина, была замужем за Зеппо Марксом. Едва ли отец сваляет такого дурака, едва ли свяжется с замужней женщиной, прикидывала Тина. И она быстро нашла выход: стала считать отца и Барбару просто добрыми друзьями. Правда, это потребовало определенных усилий. Тина инстинктивно не доверяла замужним женщинам, которые отправляются на другой конец света с богатыми холостяками.

– Я понимала, что переступаю черту, – позднее признавалась Барбара, говоря о том, как готовилась к путешествию с Фрэнком. – Я задавала себе вопрос: во что я ввязываюсь? Неужели позволю одному из величайших романтиков обольстить себя? Или, может, я это делаю, чтобы было что вспомнить? Может, я буду рассказывать о поездке в Монако своим внукам? Смогу ли я жить с этим?

Впрочем, прибыв в Монако, Барбара поняла: отлично сможет.

– Я думала: вот же повезло! – вспоминает Барбара о первых минутах этого путешествия. – Я говорила себе: запомни каждую мелочь. Мы с Фрэнком смотрели в окно номера в пентхаусе «Отель де Пари». Фрэнк нежно обнял меня, и мы, прижавшись друг к другу, наблюдали, как в оконные стекла сочится рассвет. Мы делали вид, что между нами ничего особенного нет. Поехали ужинать и сами не поняли, как вдруг оказались в самолете Фрэнка. Курс был на Афины. «Просто сегодня мне хочется отведать чего-нибудь греческого», – со смехом объяснил Фрэнк.

– Барбара идеально подходила для Фрэнка, – вспоминала Дина Шор за полтора года до своей смерти в феврале 1994 года. – Синатре не нужна была представительница шоу-бизнеса – а Барбара таковой и не являлась. Она из тех женщин, которые превыше всего ставят интересы мужа. Этим качеством Барбары я всегда восхищалась. Таких, как она, я называю командными игроками.

 

Барбара: попытки вписаться

Барбара Маркс, без сомнения, была персоной харизматичной, и тем не менее она полностью подстраивалась под Фрэнка, делала всё, чтобы ему угодить. Надо Фрэнку, чтобы она танцевала несколько вечеров подряд, – пожалуйста, Барбара будет танцевать. Надо куролесить с его друзьями ночь напролет, – рада стараться. Барбара даже соглашалась выпить больше алкоголя, чем было в ее правилах, если этого требовал Фрэнк.

Разъехавшись с мужем, Барбара осталась без жилья. Ей приглянулся домик в пустыне, принадлежавший третьей жене одного из членов группы «Братья Маркс». Домик как раз был выставлен на продажу. Барбара обмолвилась Фрэнку, что дом вряд ли ей по карману. На следующий день Фрэнк купил этот дом, заплатив наличными, и оформил бумаги на Барбару. Многие сочли Барбару манипуляторшей – дескать, одного упоминания про нехватку денег было достаточно, чтобы Фрэнк раскошелился. Барбара, впрочем, мало внимания обращала на чужое мнение. Каждый день она благодарила судьбу за Фрэнка; какое ей дело до косых взглядов и перешептываний?

Барбара отлично знала, что мать Фрэнка от нее не в восторге. С другой стороны, Долли едва выносила Джилли Риззо, называла его не иначе, как «задницей», – однако Риззо оставался другом Фрэнка. Значит, не так велико влияние Долли Синатры! Что касается других женщин из окружения Фрэнка – обеих Нэнси и Тины, – Барбара решила, подобно Миа, завоевать их симпатии.

Разница между Миа и Барбарой всякому бросалась в глаза. По мнению первой жены и дочерей Фрэнка, Миа не имела корыстных планов. Она просто нуждалась в человеке, который восполнил бы ей недостаток отцовского внимания, и таким человеком стал Фрэнк. Хиппи по убеждениям, Миа не интересовалась капиталами Фрэнка; она даже от алиментов отказалась. После развода обе дочери Синатры продолжали с ней дружить. Не то было с Барбарой. Нэнси-старшая, Нэнси-младшая и Тина навели справки. Получалось, что обоих мужей и всех возлюбленных Барбара выбирала, ориентируясь прежде всего на объемы их кошельков. Конечно, ее заподозрили в корыстных намерениях и в случае с Фрэнком. Напрасно Барбара пригласила первую жену и дочерей Фрэнка на коктейль, напрасно пыталась расколоть лед. Обе Нэнси и Тина были в курсе, что дом, где они пьют с Барбарой коктейли, куплен Фрэнком, в то время как Барбара продолжает оставаться замужней женщиной. Это было неправильно. Конечно, саму Барбару они изучить не успели, зато отлично знали характер Фрэнка и отлично помнили, с какими женщинами он имел связи. Словом, Барбара оставалась под подозрением.

Двадцать седьмого декабря 1972 года, после тринадцати лет замужества, Барбара подала на развод. А вскоре после этого они с Фрэнком отправились на инаугурацию Ричарда Никсона.

Очень быстро Барбара поняла: чтобы встречаться с Фрэнком Синатрой, необходима высокая стрессоустойчивость. Особенную сложность представляли совместные трапезы. Однажды за ужином в доме Синатры Барбаре подали полусырую телятину. Барбара отослала блюдо обратно на кухню с вежливой просьбой довести мясо до готовности. Повар обиделся, принялся швырять на пол посуду. На грохот прибежал Фрэнк.

– У тебя пять секунд, чтобы вынести отсюда свой жирный зад, – рявкнул он. – Время пошло. Пять, четыре, три, два…

Перепуганный повар бросился вон из дома.

Барбара несколько напряглась. Она не догадывалась, что ждет ее через несколько дней в ресторане «Маттео»!

Фрэнк, как мы уже упоминали, любил, чтобы спагетти были сварены «на зубок». Это знали все шеф-повара всех итальянских ресторанов, в которых он ел. И однако в лос-анджелесском ресторане «Маттео» ему подали переваренные по его вкусу спагетти. Синатра метнулся в кухню.

– Куда подевались итальянцы? – закричал Фрэнк, увидев, что у плиты орудуют сплошь выходцы с Филиппин.

Рестораном владел давний, еще хобокенский приятель Фрэнка, Мэтти Джордан; уж от него-то Фрэнк никак не ожидал такого.

– Ты рехнулся, Мэтти! – воскликнул он.

Возвратился за столик, схватил тарелку со спагетти и шарахнул об стену. Во все стороны брызнул томатный соус.

– Пойдем отсюда, – распорядился Фрэнк, беря Барбару за руку.

Барбара поспешно собрала вещи в сумочку и последовала за Фрэнком, но в дверях он неожиданно развернулся, сказал «Погоди-ка минутку», шагнул к стене, с которой медленно стекала томатно-макаронная абстракция, обмакнул палец в еще не застывший соус и написал под «шедевром»: ПИКАССО.

Назавтра Мэтти Джордан заключил «художество» Фрэнка в раму, и еще не один год оно украшало обеденный зал.

В июне 1973 года Фрэнк Синатра вновь оказался на студии звукозаписи в компании продюсера и аранжировщика Дона Косты и аранжировщика Гордона Дженкинса. В четыре приема они записали одиннадцать композиций, в том числе прелестную «Ты будешь моей мелодией» (You Will Be My Music). Позднее Фрэнк признался Барбаре, что эта история про них двоих, ведь Барбара присутствовала на записи. Тогда же была записана композиция «Дай мне попробовать снова» (Let Me Try Again). Эта композиция по праву считается одной из самых «долгоиграющих» баллад Синатры. Недаром она вошла в альбом «Мистер Голубые Глаза возвращается» (Ol’ Blue Eyes Is Back), «на ура» принятый как публикой, так и музыкальными критиками. По Фрэнку определенно скучали. В конце концов, равных-то ему не было. Новый альбом явил полного сил певца, артиста с безупречным музыкальным вкусом. Действительно, то было хорошее время в жизни Синатры. Карьера уверенно движется вверх, личная жизнь обретает новый смысл – ведь теперь рядом Барбара.

 

По ЕЁ велению

Шли месяцы. Тринадцатого октября 1974 года в «Мэдисон-Сквер-Гарден» состоялся концерт-возвращение. Его транслировали по телевидению, он удостоился множества похвал. Фрэнк Синатра пел, стоя на боксерском ринге, а вместо конферансье у него был спортивный комментатор Говард Коуселл. Сам концерт анонсировали как «Главное событие». Запись купили многие телеканалы по всему миру, а вскоре вышел и одноименный альбом (The Main Event). Фрэнк нервничал – он сильно недолюбливал телевизионные передачи; опорой ему в тот период стала Барбара, ибо открыла в себе дар успокаивать Синатру. Так, как Барбара, никто никогда не справлялся с его буйным нравом. Впрочем, данное обстоятельство отнюдь не означает, что путь влюбленных был усыпан розами. В конце концов, речь шла о Фрэнке Синатре. Фрэнк Синатра мог предстать и грубым, и жестоким, и необъективным. А Барбара Маркс подчас оказывалась мишенью для его гнева.

Одна некрасивая сцена разыгралась в Нью-Йорке. Ее наблюдал Джилли Риззо, о чем позднее поведал Тине Синатре. К тому времени Фрэнк и Барбара жили вместе, хотя их отношения едва ли кто-нибудь назвал бы безоблачными. Итак, Фрэнк, Барбара, Джилли и еще группа друзей ужинали в ресторане. Разговор шел о политике. Барбара высказала мнение, ошибочное с точки зрения всех присутствующих. Фрэнк, успевший выпить несколько коктейлей, набросился на нее:

– Раз не смыслишь ни бельмеса, так помалкивай! Сиди и слушай, что умные люди говорят. Когда твое мнение понадобится, тебя спросят, а пока прикуси язык!

Барбара повиновалась! Тина слушала Джилли и ушам своим не верила. Нет, насчет Фрэнка она не сомневалась – отец действительно мог нагрубить, да еще и не так. Тина не понимала, как подобное обращение терпит красавица вроде Барбары. Вместо того чтобы проникнуться к Барбаре симпатией, Тина лишь укрепилась в подозрениях насчет ее корыстных планов. И впрямь, не потому ли Барбара изображает покорность, что рассчитывает на миллионы Синатры? Но здесь Тина ошибалась. Просто Барбара хорошо понимала, когда спорить, а когда подчиняться. Понимала, что порой поражение – только шаг к окончательной победе.

Лаура Круз, много лет работавшая у Синатры горничной, вспоминает, как нелегко достался Барбаре авторитет среди прислуги.

– Хотя у Барбары было свое жилье, большую часть времени она проводила в доме мистера Синатры и неофициально считалась хозяйкой. Барбара ежедневно требовала в каждую комнату свежие цветы, у нее была особая диета. Она привыкла к комфорту и хотела обеспечить комфорт мистеру Синатре. Например, приведу такой случай. Мистер Синатра всегда предпочитал итальянскую кухню, причем любил плотно поесть на ночь. Миссис Маркс беспокоилась о его здоровье и требовала, чтобы повар готовил менее жирную и калорийную пищу.

Однажды Барбара крупно повздорила с поваром из-за говяжьего фарша, который неизменно добавлялся в соус для спагетти.

– По-моему, мистер Синатра и так употребляет более чем достаточно красного мяса! – заявила Барбара, войдя в кухню. – Зачем добавлять говяжий фарш еще и в соус для спагетти?

– Затем, что мистер Синатра любит именно этот соус, – парировал повар.

– Ну и как такое называется? – возмутилась Барбара.

– Такое, миссис МАРКС, называется спагетти болоньезе, – с издевкой произнес повар. – Бо-ло-нье-зе!

Барбара оскорбилась.

– Я здесь поселилась недавно, – сказала она. – Зато – надолго. Даже не пытайтесь меня задвинуть.

С этими словами Барбара взяла кастрюлю, в которой был мясной соус для спагетти, и вывалила содержимое в раковину.

– Полагаю, у вас других аргументов не осталось.

Затем Барбара заглянула в прочие кастрюли, чтобы убедиться – соуса больше нет. Правда, изрядное его количество она пролила на стол и на плиту.

– У меня отличная идея – уберите это безобразие! – воскликнула Барбара, метнув в повара рулон бумажных полотенец.

После инцидента Барбара накрыла в гостиной стол, запаслась печеньем и сконами, заварила чай и позвала всех слуг – горничных, повара, садовников, прачек – всего двенадцать человек. Сам Синатра не практиковал подобное общение с домашним персоналом.

– От каждого из вас я жду понимания и уважения, – начала Барбара. – Обещаю платить вам той же монетой. Уважение – так уважение, презрение – так презрение. Ну что, договорились?

Все закивали.

– А теперь, прошу вас, выпейте еще по чашечке чаю, – сказала Барбара и лично обнесла всех слуг чаем и сладостями.

– После чаепития преданность ей была обеспечена, – рассказывает Лаура Круз. – Я тогда подумала: бывают же такие славные и мудрые женщины! Наш управляющий, Вайн Жубер, с тех пор ей в рот смотрел.

– Миссис Маркс стала в доме настоящей хозяйкой и упорядочила жизнь мистера Синатры, – продолжает Лаура Круз. – Например, она следила, чтобы мистер Синатра достаточно отдыхал. Однажды ни свет ни заря явился мистер Риззо, так миссис Маркс его не пустила, сказала, что мистер Синатра еще спит. Мистер Синатра проснулся часа в три дня, узнал, что мистер Риззо приходил, и очень рассердился. Я всю сцену поневоле лично наблюдала. Они ссорились в гостиной, мне оттуда некуда было деться. Мистер Синатра кричал: «Слышишь ты, кукла! Не твое дело решать, с кем мне видеться, а с кем не видеться!» Миссис Маркс ответила: «Я и не беру на себя такую ответственность. Просто ты слишком мало спишь, потому что в доме вечно толчется народ. Не дом, а вокзал, честное слово!» Мистер Синатра опять кричит: «Эти люди – мои старые друзья. Если выбирать между ними и тобой, я выберу их!»

Дальше было вот что. Барбара пулей выскочила из комнаты, чуть не плача, пробормотала:

– Я только хотела, как лучше!

Фрэнк повернулся к Лауре Круз и сказал:

– Извиняюсь.

Потом налил себе виски и высказался о Барбаре:

– Если она теперь со мной помирится, значит, она еще дурней меня.

Часа через два Барбара обнаружила на дверце холодильника записку:

«Моей девочке. Я передумал. Я ВЫБИРАЮ ТЕБЯ».

Вместо подписи стояла нарисованная Фрэнком улыбающаяся мордашка в галстуке-бабочке. Еще через двадцать минут Фрэнк и Барбара лежали в патио, потягивали коктейли, любовались закатом и ворковали, будто ничего не произошло.

 

Фрэнк обручается с Барбарой

Шел март 1976 года. Фрэнк и Барбара были вместе уже в течение четырех лет. Барбаре надоело жить в его доме на птичьих правах. По ее мнению, отношения следовало перевести в новую фазу – или прекратить вовсе. Барбара поставила вопрос ребром, Фрэнк отреагировал на ультиматум в своей обычной манере. В результате Барбара собрала вещи и ушла от него.

Она была уверена, что с Синатрой всё кончено. Да, Барбара любила Фрэнка и скучала по нему, но не сомневалась: у нее хватит сил справиться с потрясением. Фрэнк же погрузился в глубокую депрессию, вновь сблизился с семьей, к вящей радости обеих Нэнси и Тины. Дочери хотели видеть отца счастливым, а кандидатуру Барбары не одобряли. Барбара – неподходящая женщина для Фрэнка, и доказательство тому – его нерешительность насчет женитьбы. Словом, Нэнси-младшая и Тина были крайне довольны, что отец порвал с Барбарой. Впрочем, разрыв длился недолго.

Уже в мае 1976 года Фрэнк позвонил Барбаре в Лас-Вегас, где она коротала время, и сказал:

– На чем мы остановились? Давай-ка продолжим с того же самого места.

Барбаре было известно, что Фрэнк периодически звонит Аве, ее это обижало.

– Не волнуйся, дорогая, мое сердце больше не с Авой, – заверил Фрэнк. – Мое сердце с тобой.

Вторично привороженная Фрэнком, Барбара решила ехать к нему в Чикаго. Одно «но»: вдруг Фрэнк снова продолжит ходить вокруг да около?.. Нет, всё получилось иначе. Не успела Барбара прилететь в Чикаго, как Фрэнк подарил ей грушевидный бриллиант в двадцать два карата. Таких огромных камней Барбара и не видывала. Кроме того, Фрэнк подарил ей еще и изумруд, также без оправы, и сказал, что Барбара может оправить камни по своему вкусу и усмотрению, сделать из них любое украшение – брошь, браслет, кулон. Барбара крепко расцеловала Фрэнка. Понятно, что два камня, пусть и огромных и красивых – это всё-таки не вожделенное кольцо. Но у Барбары уже созрел план.

Она отправилась к ювелиру и попросила сделать с этими камнями кольцо, очень надеясь, что именно на кольцо намекал Фрэнк при дарении. Когда работа была выполнена, Барбара не поехала за кольцом сама, а послала Фрэнка. Колечко в целом потянуло на триста шестьдесят тысяч долларов. Барбара намеревалась заставить Фрэнка лично надеть это кольцо ей на палец. А не получится – значит, прости-прощай, Фрэнк Синатра!

Ужиная с Фрэнком, Барбара заметила: на дне ее бокала, в шампанском, что-то блестит. Это оказалось кольцо. Барбара выудила его, однако не надела, а протянула Фрэнку, держа салфетку с кольцом обеими руками.

– Сам надень его. На любой палец, – так сказала Барбара.

Фрэнк засмеялся и надел кольцо ей на безымянный палец. Правда, не сказал при этом ни слова. И всё же Барбара отныне чувствовала, что у них с Фрэнком есть некое общее будущее.

Через пару недель Барбара и Фрэнк отдыхали у бассейна. Разнеженный солнцем, умиротворенный пустыней, Фрэнк вкрадчиво произнес:

– Дорогая, наверное, нам пора назначить дату?

Вот и всё предложение руки и сердца!.. Большего добиться от Фрэнка не представлялось возможным.

– Во всем остальном он был предельно романтичен, – вспоминает Барбара. – Но почему-то не мог заставить себя произнести простую фразу: «Будь моей женой».

По мнению Барбары, виной тому были три неудачных брака Синатры. Или, может, он считал, что сделал достаточно, надев Барбаре на безымянный палец кольцо? Так или иначе, Барбара решила не заострять внимания на словах. Она знала, что Фрэнк ее любит, и отвечала ему взаимностью.

О помолвке она немедленно рассказала своим родителям и сыну, а Фрэнк, так же как в случае с Миа, решил ничего не говорить Нэнси и детям. Впрочем, Тина непостижимым образом всегда узнавала, с кем встречается отец и как далеко зашли отношения. Узнала Тина и на этот раз.

– Сестра сказала мне, что у папы и его подруги, Барбары Маркс, всё серьезно, и, пожалуй, они даже обручились, – вспоминает Нэнси Синатра. – Я не поверила. Мне казалось, Барбара не в папином вкусе.

Удивительно, как Нэнси-младшей удавалось отрицать очевидную вещь, как она за целых четыре года не поняла, насколько Фрэнк привязался к Барбаре Маркс. По мнению Нэнси, у ее матери оставался шанс вернуть отца. Нэнси-младшей почему-то мерещилась пресловутая «химия» между давно разведенными родителями; Нэнси продолжала верить, что они созданы друг для друга. Видимо, такова сила мечты, особенно той мечты, которую лелеешь всю сознательную жизнь. В мире, нарисованном Нэнси Синатрой, Барбары Маркс просто не существовало. В отличие от мира реального.

В июне 1976 года Фрэнк появился на семейном торжестве в доме первой жены вместе с Барбарой. Барбара выглядела ослепительно. Кое-кто решил, что она даже сделала «пластику». Тина, например, говорила о «новеньком актуальном профиле». Все заметили у Барбары на безымянном пальце кольцо с бриллиантом и изумрудом и догадались насчет помолвки. Догадка никого из семьи Фрэнка не обрадовала. Удивила? Да. Возмутила? Пожалуй. И вообще, почему Фрэнк ОПЯТЬ им ничего не сказал?

В случае с Миа это еще было объяснимо. Разница в возрасте, споры, приглашать или не приглашать Миа на юбилей Синатры… Понятно, что он боялся, как бы ему не сорвали свадьбу.

Но против Барбары никто открыто не выступал, разве что Долли Синатра, которая, как было известно ее сыну, не приняла бы ни одну претендентку. Впрочем, Фрэнк не вчера на свет родился. Он успел изучить характеры обеих Нэнси, Тины и Фрэнка-младшего. Мнение детей и первой жены о Барбаре не являлось для Фрэнка секретом, тем более что они частенько высказывали это мнение, пусть и не ему самому в лицо. Фрэнк не хотел спорить, не хотел устраивать скандал. А объясняться с матерью ему и вовсе претило. Вестником к Долли был заслан Мики Рудин. Потом он признавался: его уши несколько дней горели – такого пришлось наслушаться от Долли, которая выражений не выбирала.

Как читатель уже успел заметить, в постановочных драмах Фрэнку равных не было. В случае с Барбарой он себе не изменил: исчез из дома первой жены, оставив Барбару с недовольными женщинами. Сказал, будто у него запись на студии или еще что-то в этом роде. Пришлось Барбаре выяснять отношения с обеими Нэнси и Тиной. Тут надо отдать должное первой жене и дочерям Фрэнка: его исчезновение им не понравилось, они прониклись к Барбаре и постарались явить максимум приветливости.

Вскоре Фрэнк и Барбара официально объявили, что свадьба состоится десятого октября 1976 года в доме Кирка Дугласа. На самом деле они планировали пожениться уже в июле – тайно.

 

Брачный контракт: не ждали?

«Тайная» свадьба состоялась одиннадцатого июля 1976 года в «Санниленд» – усадьбе площадью в тысячу акров, принадлежавшей Уолтеру Анненбергу, бывшему послу при Королевском дворе Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, публицисту и филантропу. Несмотря на старания Фрэнка соблюсти секретность, пресса странным образом пронюхала насчет свадьбы. Правда, ни один репортер не был допущен на церемонию. Им всем пришлось ждать за воротами, а жара в тот день, между прочим, была сорок шесть градусов!

Шафером Фрэнк выбрал Фримена Госдена, звезду радиопрограммы «Амос и Энди». Беа Коршак, жена адвоката Сидни Коршака, была посаженой матерью. Один из репортеров «Нью-Йорк таймс», оглядев вооруженную до зубов охрану, написал затем: «Безопасность, обеспеченная свадебной церемонии, сделала бы честь устроителям какой-нибудь международной встречи на высшем уровне».

Барбара прихорашивалась в отведенной ей комнате, когда в дверь постучали. Пришел Мики Рудин. К тому времени все, кто принадлежал к миру Синатры, знали: просто так Рудин не появляется. Его приход обязательно связан с какой-нибудь неприятной новостью. И вот Мики Рудин стоит перед полуодетой невестой, а за спиной у него маячит Сидни Коршак.

Коршак в юридической среде имел репутацию человека, специализирующегося на устройстве разного рода сомнительных дел. В частности, он обслуживал бизнесменов, имевших связи с чикагской мафией. Начинал еще с Аль Капоне. ФБР считало Коршака одним из самых могущественных и влиятельных поверенных в мире. А еще Коршак ходил в приятелях у Барбары Маркс и был лучшим другом ее бывшего мужа, Зеппо Маркса. По странному совпадению в конце пятидесятых годов он недолгое время ухаживал за разведенной женой Фрэнка, Нэнси Синатрой, а поухаживав, женился на Беа.

Барбара открыла дверь как была, в бигуди. Рудин с Коршаком вошли в комнату. Все трое уселись за стол. Мики, не выпуская изо рта сигары, достал пухлый коричневый конверт, в котором оказались документы.

– Вам нужно подписать эти бумаги до бракосочетания, – сквозь зубы (чтобы не выронить сигару) произнес Рудин, подвигая Барбаре стопку листов. По крайней мере так об этом впоследствии рассказывала сама Барбара.

– А что это такое? – спросила счастливая невеста.

– Брачный контракт.

Барбара изрядно удивилась. Насколько она помнила, брачный контракт не фигурировал в ее разговорах с Фрэнком.

– А Фрэнк знает? – на всякий случай спросила Барбара.

– Конечно, знает, – отвечал Мики.

Барбара принялась листать бумаги. Попыталась вчитаться, но написано было таким мудреным языком, с таким количеством юридических терминов, что Барбара быстро оставила попытки хоть что-нибудь понять. Тогда-то она и почувствовала себя несправедливо обиженной. Это что же, Фрэнк на нее давление оказывает? Может, даже угрожает?

– Нет, я это подписывать не буду, – решила Барбара и вернула документы Рудину. – Слышите? Не буду!

– Тогда свадьба отменяется, – спокойно сказал Рудин.

– Но…

Хорошенькое дело! Собрались уже почти все гости (было приглашено сто двадцать человек), прилетели на личных самолетах в Палм-Спрингз и вот-вот прибудут в «Санниленд» из аэропорта. В числе прочих – супруги Рейган, отвлекшиеся на время от президентской кампании; Спиро Агню; Сэмми Дэвис-младший; Грегори Пек; Джимми Ван Хэйсен; Лео Дурочер; доктор Майкл Дибейки (знаменитый хирург, лечивший Марти Синатру). Ждали еще Долли, а также обеих дочерей Синатры. Фрэнк Синатра-младший очень вовремя получил ангажемент на Восточном побережье и на свадьбе отца присутствовать не мог. И как теперь отменять свадьбу?

– Сидни, а ты это видел? – обратилась Барбара к Коршаку.

– Не видел и не читал. Но советую подписать. Тебе же лучше будет.

Барбара соображала с максимальной скоростью, под пристальными взглядами Рудина и Коршака.

– Это неправильно, но, так и быть, я подпишу, – решила Барбара. – Кажется, у меня нет выбора.

Она взяла из рук Мики Рудина черную шариковую ручку и поставила подписи везде, где требовалось, после чего вернула ручку Мики. Рудин передал ручку Коршаку, а тот спрятал в жилетный карман.

Довольный Рудин положил бумаги обратно в конверт.

– А сейчас, если у вас больше ничего для меня нет, покиньте помещение и дайте мне одеться. Как-никак я сегодня замуж выхожу, – сказала Барбара.

Занятная история, правда? Но вот насколько она соответствует действительности?

Версию Барбары несколько компрометирует письмо. Автор – Мики Рудин, адресат – Сидни Коршак, дата – седьмое июля 1976 года, то есть письмо было написано за три дня до свадьбы. Рудин заверяет Коршака, что брачный контракт у него на столе и что он, Рудин, уже посоветовал Барбаре поискать надежного юриста для разъяснений, и Барбара выбрала Коршака. Понятно, что Коршак должен выступать от лица Барбары и действовать в ее интересах, даже не будучи лицензирован в Калифорнии. Документ подписали Рудин, Коршак и сама Барбара. Получается, что Барбара заранее знала о контракте. Другое дело – обсуждала ли она контракт с Фрэнком; заходил ли у них об этом разговор? Очень возможно, что нет. Вполне в стиле Фрэнка – принять важное решение касательно близкого человека, ни слова не сказав этому человеку. Впрочем, близкие Фрэнка Синатры редко рисковали ему возражать и противиться его важным решениям.

Пока скажем только одно: брачный контракт с Барбарой всплывет еще не раз.

 

Фрэнк и Барбара женятся

Барбара, сорокашестилетняя невеста, выглядела ослепительно. На ней было платье от кутюрье Роя Холстона – бледно-бежевое, из нежнейшего шифона, с впечатляющей брошью в уголке асимметричного выреза. Держалась Барбара с уверенностью, достойной королевской особы. К алтарю ее вел отец. Шестидесятилетний жених был в костюме из смеси шелка и льна, также бежевом, в тон невестиного платья. На шее красовался бежевый шелковый галстук, в нагрудном кармане – шоколадно-бежевый носовой платок.

Нэнси и Тина выглядели довольно жалко. Нэнси позднее призналась, что проплакала всю предсвадебную неделю. Некоторых ее реакция приводила в замешательство. Просто эти люди не знали про особую связь между Фрэнком и его старшей дочерью; не знали, что Нэнси «чувствует» отца даже на расстоянии, что она в курсе всех его мыслей и ощущений.

– Мы не просто любящие отец и дочь. Нет, мы с папой – как сиамские близнецы, – хвасталась Нэнси. – Мы читаем в душах друг друга, как в открытых книгах. Даже расстояние – не помеха нашей особой связи.

Итак, Нэнси чувствовала сомнения отца относительно свадьбы с Барбарой, а начала она эти сомнения чувствовать ровно с той минуты, как узнала о помолвке. Разумеется, Нэнси не могла игнорировать столь тревожные сигналы. Что-то подсказывало ей: добра от этого брака ждать не стоит. Королевская осанка Барбары, властность, сквозившая в каждом ее жесте, изрядно обескураживали Нэнси. Называйте это интуицией, чутьем – всё равно. Нэнси тревожилась не на шутку. Даже сравнивала себя с подушечкой для иголок и булавок – мол, так вот и в нее стрелы сомнений вонзаются!

Барбару смущала явная тревога Нэнси и Тины.

– Неужели всё дело в том, что они – избалованные дочки богатого и влиятельного отца? – спросила Барбара одного из гостей. – Даже если так, могли бы хоть притвориться веселыми!

Услышав в ответ, что Синатры не привыкли притворяться для чужого удовольствия, Барбара кивнула и улыбнулась.

– Да, я успела заметить.

Барбаре было известно, что в свое время обеих дочерей Фрэнка совершенно очаровала Ава Гарднер, а также что они дружат с Миа Фэрроу. Ее взяла досада. Кстати, прелестный портрет Миа до сих пор висел у Фрэнка в спальне. Барбара не говорила Фрэнку, что ее это раздражает, – знала, что лишь разозлит его; она решила выжить портрет своим способом. И в один прекрасный день рядом с портретом Миа появилась огромная, помещенная в раму фотография Зеппо Маркса.

– Что этот тип здесь делает? – возмутился Фрэнк.

– Я думала, эта комната отведена для воспоминаний, – пояснила Барбара, указывая на портрет Миа.

Фрэнк ничего не сказал, но на следующий день портрет Миа исчез – заодно с фотографией Зеппо.

Буквально за пять минут до начала церемонии Фрэнк отвел в сторонку обеих своих дочерей.

– Я всё очень хорошо обдумал. Вы знаете, я всегда буду любить вашу маму. Было бы замечательно, если бы мы могли жить одной семьей, но у нас не сложилось. Сейчас мне нужен брак с Барбарой. Очень-очень нужен.

Нэнси и Тине только и оставалось, что пожелать отцу счастья. Все трое обнялись, причем Нэнси и Тина обильно смочили объятие слезами.

Началась церемония. На вопрос судьи Джеймса Уолсворта «Клянешься ли ты, Барбара, хранить верность Фрэнку в богатстве и в бедности?» Фрэнк довольно громко с усмешкой произнес:

– В богатстве, в богатстве!

После того, как всех обнесли шампанским, гости погрузились в кондиционированные автобусы и отправились в дом Фрэнка, расположенный всего в нескольких кварталах от места церемонии. Там, у дома, уже стояли подарки новобрачных друг другу. Фрэнк подарил Барбаре ярко-синий «Роллс-Ройс», Барбара подарила Фрэнку серый «Ягуар XJS». Медовый месяц чета Синатра провела вместе с тремя другими супружескими парами – четой Мортон Дауни, четой Билл Грин и четой Пол Мэннос.

Хотя Нэнси и Тина изо всех сил старались делать веселые лица, получалось у них неважно. Слишком велика была тревога, слишком велико было недовольство новой мачехой. Произнося тост, Нэнси, по выражению Фрэнка, «отличилась».

– Надеюсь, папа, из-за Барбары ты не будешь страдать, как из-за прочих, – выдала Нэнси, подняв бокал с шампанским.

Все стали чокаться, не очень понимая, что конкретно Нэнси имела в виду. Голос у нее дрогнул, тост прозвучал зловеще.

Долли, как мы уже упоминали, была категорически против Барбары. Главным образом потому, что Барбара ей с самого начала «не глянулась» (весомый аргумент!). Правда, позднее Барбаре удалось несколько умаслить будущую свекровь. Барбара очень мудро решила перейти в католицизм. Не будучи религиозной, она сочла, что жена должна иметь одну веру с мужем, и заранее подсуетилась. Конечно, Барбару тотчас обвинили в попытках втереться в доверие к близким Фрэнка. Впрочем, в случае с Нэнси-старшей не стоило и пытаться – в глазах первой жены Фрэнка ни одна из его женщин «не тянула». Тут уж втирайся не втирайся – толку не будет. То же самое можно сказать о дочерях Фрэнка, которые сделали исключение для безобидной Миа, но не собирались делать его для подходящей Фрэнку по возрасту, уверенной, опытной женщины вроде Барбары Маркс.

Итак, Барбара надумала принять католическую веру; но с кем она решила проходить катехизацию, кого выбрала себе в наставники? Долли Синатру, вот кого!

Поначалу Долли насторожилась, ее подозрительность усилилась. Правда, она дала согласие наставлять Барбару в катехизисе. Таким образом, будущие свекровь и невестка сблизились, нашли точки соприкосновения. Пусть Долли по-прежнему не хвалила Барбару, по крайней мере она перестала о ней злословить.

Тина, подобно сестре, полная подозрений, применила свойственный ей практический подход к делу. Конечно, папа допускает чудовищную ошибку; но, дайте срок, он сам это поймет, и тогда держись, Барбара Маркс! В один прекрасный день перед тобой возникнет Черный Вестник – Мики Рудин, вручит тебе соглашение на развод, которое ты подпишешь, как миленькая! Так рассуждала Тина, вспоминая прецедент с Миа. В день свадьбы Тина, как могла, утешала старшую сестру. Однако тревога и тоска Нэнси оказались заразны, под конец праздника Тина и сама скисла. Она вышла в патио подышать воздухом, с ней заговорил Кирк Дуглас, несколько развеяв печаль. И тут за спиной Тины послышался голос:

– Тина, у меня для вас есть сувенирчик.

С этими словами Сидни Коршак извлек из кармана черную шариковую ручку.

– Вот, держите.

– Ну и что это такое? – спросила Тина.

– Не далее как сегодня утром этой самой ручкой Барбара подписала брачный контракт, – с улыбкой объяснил Коршак. – И поверьте мне, Тина, эта неказистая ручка сберегла для вас, вашей сестры, мамы и брата чертову кучу денег.

 

Гибель Долли

После смерти мужа Долли Синатра чувствовала себя очень одинокой. Окрепло ее всегдашнее желание как можно активнее участвовать в жизни сына и внуков.

– Мама считает, что она теперь крута донельзя, – признавался Синатра в интервью. – Она живет в Палм-Спрингз, по соседству со мной. Будь она сейчас здесь, в этой комнате, она обращалась бы ко мне не иначе как «Фрэнк Синатра», даром что я ее сын и сижу с ней рядом. Зачем? А затем, чтоб ни у кого не возникало сомнений и разночтений.

Несмотря на любовь Фрэнка к матери, порой в его жизни действительно было «слишком много Долли». Случалось, он намеренно избегал мать, задействуя хитрость и сноровку. Попробуйте избегать человека, который живет в соседнем доме!

В августе 1976 года семидесятидевятилетняя Долли сказала своей внучке Нэнси, что скоро умрет – дескать, такое у нее предчувствие. Нэнси не придала значения словам бабушки. В целом Долли на здоровье не жаловалась. Правда, у нее отекали ноги – но ведь надо же и почтенный возраст учитывать! В общем, Нэнси решила, бабушке просто хочется большего внимания со стороны родных. Что до методов получения этого внимания, они у Долли не менялись годами. Надо пожаловаться, поныть, покряхтеть – сработает «на ура».

В декабре 1976 года Долли отпраздновала восьмидесятилетие, а шестого января 1977 года у Фрэнка намечался концерт в Лас-Вегасе. Долли обожала Лас-Вегас – главным образом за жужжанье игорного барабана. Ей ужасно хотелось присутствовать на концерте. (Страсть Долли к азартным играм была так велика, что Фрэнк подарил ей игровой автомат. «Когда мама проигрывает, – объяснял Фрэнк, – она не волнуется, а просто берет отвертку».)

Итак, в пять часов вечера шестого января 1977 года Долли и ее подруга из Нью-Джерси, вдова Анна Карбоне, погрузились в самолет, нанятый Фрэнком, и отправились в Лас-Вегас. Из аэропорта Палм-Спрингз до Лас-Вегаса было всего минут двадцать лету. Долли намеревалась высадиться непосредственно в аэропорту комплекса «Сизарс-Пэлас», где и должен был проходить концерт. Но в это время в долине Коачелья разыгралась непогода, видимость была плохая. Пожалуй, все полеты вообще следовало запретить в тот день. Едва самолет с Долли на борту поднялся в воздух, как видимость стала нулевой. Пилоту пришлось полагаться исключительно на радары. Через пару минут самолет стал невидим для наземных служб.

Мики Рудин сказал по телефону Нэнси-старшей:

– Только что мне звонили из компании «Джет-Авиа». Они опасаются, что самолет с Долли потерпел крушение в районе горы Сан-Горгонио.

Информация не укладывалась в голове у Нэнси. Она позвонила старшей дочери в Лос-Анджелес. Вместе они стали молиться, в глубине души понимая: чудо вряд ли произойдет. Потом пришлось звонить Фрэнку. Ужас парализовал его. Едва владея собой, Фрэнк сообщил обо всём Барбаре.

– Я уверена, что с твоей мамой всё будет в порядке, – оптимистично заявила Барбара, после чего упала на колени и тоже начала молиться.

– Конечно, мы с Долли враждовали, но вражда осталась в прошлом, – вспоминает Барбара. – Мы столько времени проводили вместе, что в итоге подружились. Гибель Долли, страшная и неожиданная, определенно стала бы шоком для Фрэнка. Я даже думать боялась о последствиях.

Минуло три часа. Фрэнк, взявший себя в руки, срывал овации на шоу.

– Он не отменил концерт, он вышел к публике ради бабушки, – вспоминает Нэнси-младшая.

Фрэнк имел в тот вечер небывалый успех. Никто даже не догадывался, чего ему стоит петь, зная, что самолет с его матерью на борту скорее всего разбился в горах.

На следующее утро, в пятницу, в Палм-Спрингз прибыли Нэнси, Хью и Тина, которая к тому моменту разошлась со своим мужем, Уэсом Фэррелом. Фрэнк Синатра-младший рвался искать бабушку на вертолете; мешала непогода.

В субботу кошмар, имя которому – неизвестность, продолжился. Фрэнк мысленно уже похоронил мать. В своей скорби он не желал ни с кем говорить, даже с Барбарой.

– Я то и дело заходила к нему, ловила его взгляд, улыбалась… Он никак не реагировал, смотрел сквозь меня, – вспоминает Барбара.

Близкие Фрэнка объяснили ей, что он всегда так переживает горе. Так было после гибели Джона Кеннеди и Мэрилин Монро, и особенно – после кончины отца. В случае с Долли Фрэнк лично стал участвовать в ее поисках. На поисковом самолете, пилотируемом Доном Лэнделлсом, Фрэнк отправился к заснеженным отрогам гор. Однако никаких следов крушения они не обнаружили.

На третий день, в воскресенье, отчаяние охватило всех членов семьи Синатра, всех близких и друзей. Каждый пытался на свой лад осознать утрату и смириться с ней. Дочери Фрэнка, желая принести хоть какую-то пользу, отвлечься хоть на какое-то дело, стали звонить прославленному психиатру, Питеру Харкосу, голландцу по происхождению. Харкос пообещал профессиональную помощь.

Наконец, в половине двенадцатого ночи, в доме Синатры раздался телефонный звонок. Самолет, в котором летела Долли, на скорости триста семьдесят пять миль в час врубился в скалу высотой три с половиной тысячи метров. (Позднее эта же самая скала стала причиной гибели сына Дина Мартина – Дина Пола.) Выживших, разумеется, не было и быть не могло. Причиной крушения назвали противоречивые указания наземных служб и плохие погодные условия.

Вся семья собралась в гостиной. Мысль о последних минутах восьмидесятилетней Долли, парализованной ужасом, была невыносима всем, и особенно Фрэнку.

– С папой я хотя бы попрощался, – плакал он. – А маме ни слова не успел сказать!

Мики Рудин утверждал, что Долли обнаружили пристегнутой ремнем безопасности. В это слабо верилось, и всё же Синатры старались поверить. А потом встал вопрос: кто поедет в морг на опознание? Мики Рудин согласился, но вскоре понял, что сил у него не хватит. Тогда миссию возложили на Джилли, однако и он не нашел в себе достаточно мужества. В конце концов, вызвалась Барбара. По ее мнению, большей услуги своему мужу она не смогла бы оказать. И Фрэнк по достоинству оценил ее жест.

Похоронная месса прошла двенадцатого января 1977 года в церкви Святого Луиса в городе Кафедрал-Сити, что расположен неподалеку от Палм-Спрингз. Долли Синатра покоится на кладбище «Дезерт-Мемориал-Парк», рядом с мужем (по ее настоянию тело Марти было перевезено из Нью-Джерси в Палм-Спрингз).

Близкие Фрэнка почти не сомневались: он никогда не оправится после столь неожиданной, столь трагической потери.

– Папа был в отчаянии, – рассказывает Фрэнк Синатра-младший. – Худшего периода в его жизни я и не припомню. Он часами молчал. А самое ужасное – мы ничем не могли утешить его. Непосредственно после похорон на папу было жалко смотреть. Я подумал, нельзя его одного оставлять. Я несколько часов просидел с папой, глядя, как по его окаменевшему лицу струятся слезы.

 

«Кто она такая, чтоб распоряжаться бабушкиным добром?»

Уже несколько лет Барбара терпела неприязнь дочерей Фрэнка Синатры. В открытые перепалки они не вступали, но Барбара каждой клеточкой чувствовала неприязнь, которую питали к ней Нэнси и Тина. Сблизиться с ними не представлялось возможным; подозрения в корыстолюбии не развеял даже брачный контракт. Близкая подруга сообщила Тине, что Барбара в ее присутствии обмолвилась: дескать, на сей раз я вышла замуж по расчету. И Тина тотчас поверила.

Итак, с дочерьми Синатры всё было ясно; а что же его сын, как он относился к Барбаре? Фрэнк Синатра-младший с родными не особенно ладил и, по мнению Барбары, едва ли мог «дружить против нее» с Нэнси и Тиной. Завоевать же симпатии Нэнси-старшей Барбара даже цель себе не ставила, сразу сообразив, что первая жена по определению не может питать теплые чувства к жене теперешней. Впрочем, в такой дружбе Барбара и не нуждалась. У нее хватало приятелей, вдобавок Синатры со временем научились ей улыбаться, чего еще ждать? Многому научилась и сама Барбара – например, не забивать голову тем, что падчерицы ее недолюбливают. Быть женой Фрэнка Синатры нелегко, так зачем же осложнять себе жизнь мыслями о том, что она, Барбара, кому-то не по нраву? Пусть подозрения Нэнси и Тины будут проблемой Нэнси и Тины, а Барбара и без того занята по двадцать четыре часа в сутки и по семь дней в неделю!

Итак, открытой вражды с дочерьми Фрэнка Барбара не хотела. Но она была женщина властная и волевая и требовала по крайней мере уважения к себе. Не хотят – пусть не любят; но считаться-то должны – так рассуждала Барбара. Однако примерно так же рассуждали и Нэнси с Тиной. Иными словами, переход конфликта в горячую фазу был лишь вопросом времени. По иронии судьбы ситуация взорвалась сразу после гибели Долли Синатры.

На следующий после похорон день Барбара пошла к Долли в дом, собрала более или менее ценные вещи – драгоценности, меха, всё, что было связано с карьерой Фрэнка, а также фарфоровую и серебряную посуду, и заперла добро в массивный шкаф у себя в спальне. Барбаре казалось, она поступила разумно. В конце концов, в доме всегда полно людей, причем со многими Барбара даже не знакома. Вечно вокруг Фрэнка толкутся сомнительные приятели – музыканты, представители шоу-бизнеса и вообще бог знает кто; алкоголь льется рекой. Попробуй, уследи за всеми! Да Фрэнк и не привык следить – не его это стиль. Значит, позаботиться о вещах Долли должна Барбара. Долли и сама бы это одобрила. Потом, когда Синатры оправятся от утраты, у них будет доступ к вещам покойной бабушки. А пока лучше эти вещи спрятать понадежнее. Разве Барбара не взяла на себя тяжелую миссию опознания? Она не состоит с Долли в родстве, она не убита горем, как остальные, – значит, ей и заботиться о сохранности ценностей!

Увы, Нэнси-младшая и Тина были другого мнения.

Нэнси первой обнаружила, что все ценные вещи бабушки куда-то делись. Она сразу позвонила Тине. Сестры провели собственное расследование и очень скоро узнали от прислуги, что вещи забрала Барбара.

– Да кто она вообще такая, чтобы распоряжаться бабушкиным добром? – в сердцах воскликнула Нэнси.

– Бабушка ей такого права не давала! – подхватила Тина.

Следующие две недели сестры старались не давать воли возмущению. Ситуация была щекотливая. Посовещавшись, Нэнси и Тина решили: нельзя спускать всё на тормозах.

Тридцатисемилетняя Нэнси упрямством пошла в отца. Разубедить ее не представлялось возможным, смирить ее гнев – тоже. Как и Фрэнк Синатра, его старшая дочь привыкла говорить, что думает (свойство не всегда конструктивное). В данном случае Нэнси капитулировать не собиралась. Чтобы они с сестрой проглотили такую обиду?!

Двадцатидевятилетняя Тина порой уступала сестре в решительности. Вот и сейчас она сомневалась – а действительно ли Барбара совершила преступление? Может, и правда, надо просто подождать, пока зарубцуется рана? Ни за что, возражала Нэнси. Барбара много на себя взяла, нужно поставить ее на место, а то она вообще на шею сядет. Под влиянием сестры Тина позвонила отцу.

– Ты что, шутишь? – не поверил Фрэнк.

Тина убедила его, что ей вовсе не до шуток.

– Ладно, Горлинка, я разберусь, – пообещал Фрэнк. – Не волнуйся.

Фрэнк поднял тему с Барбарой, и Барбара не стала ходить вокруг да около.

– Ты – наследник своей матери, – сказала она. – Я только защищала твои интересы!

– От кого? – поинтересовался Фрэнк.

– У нас не дом, а какой-то вокзал, – объяснила Барбара. – Я считала, что поступаю правильно. Наверняка сама бабушка ждала от меня именно этого. У меня и так дел невпроворот, а я еще за ее вещами приглядываю! Я думала, ты мне спасибо скажешь.

– Допустим, ты права, но ты огорчила моих дочерей, – заметил Фрэнк.

Он не рискнул принять сторону Нэнси и Тины, однако и не выступил в защиту Барбары.

– Я этого не ожидала, – призналась Барбара своей подруге Эйлин Фейт за коктейлем в ресторане. – Мне казалось, Фрэнк за меня заступится.

Барбара клялась, что преследовала самые благородные цели. Зачем ей настраивать против себя дочерей Синатры? Или они думают, что у нее недостаточно мехов, драгоценностей и прочего? Да Синатра ее буквально завалил дорогими подарками! Даже предполагать нелепо, что она польстилась на свекровино добро.

– Значит, вам надо собраться втроем и всё спокойно обсудить. Без Фрэнка, – предложила Эйлин Фейт.

Барбара возразила: едва ли это хорошее решение. Фрэнк своих дочерей лучше знает, он ничего подобного не предлагал, и Барбара будет следовать его советам.

Эйлин гнула свое: Барбара – взрослая женщина, пусть ей интуиция подскажет, как уладить дело. Что касается Фрэнка, когда ему удавалось конфликты разрешать? Вот создавать конфликты – это да, это по его части.

В ходе очередного разговора Фрэнк заявил: не стоит заострять внимание на инциденте и тем более – впутывать новых людей. Может, если Барбара просто вернет вещи Долли в ее дом, буря утихнет сама собой. По крайней мере он, Фрэнк, на это надеется. Пусть Нэнси с Тиной спокойно выберут дорогие для них реликвии. Барбара возразила: кто же против-то? Пусть выбирают, когда немного оправятся после похорон, для этого она, Барбара, и спрятала всё добро!

В итоге она вернула вещи туда, откуда взяла. Нэнси и Тина, добравшись до бабушкиного наследства, заявили, что недосчитались изрядного количества драгоценностей, мехов и прочего. Понятно, что сестры теперь были почти уверены: отец просто-напросто разрешил своей жене оставить наиболее приглянувшиеся вещички.

– Она, значит, папины интересы защищала, – годы спустя возмущалась Тина. – А вот от кого? Ответ напрашивается сам собой. Барбара пыталась оградить папу от своих самых серьезных соперников – от нас, его детей.

 

Усыновление нового Синатры?

Барбаре Маркс довольно долго не верилось, что она стала законной женой Фрэнка Синатры.

– Я чуть ли не каждый день щипала себя, чтобы убедиться: это не сон. Я, Барбара Энн Блейкли, тощая девчонка с косичками с миссурийского полустанка, действительно стала миссис Фрэнсис Альберт Синатрой. Неужели я вышла замуж за певца, легендарный голос которого впервые услышала в пятнадцать лет?

Впрочем, осознав до конца эту мысль, Барбара решила: большего счастья и быть не может. Она очень надеялась, что и Фрэнк так же счастлив. А теперь, внимание, вопрос: хотела ли Барбара включить в семью Синатра и своего сына, Бобби? Именно этим вопросом задалась Тина Синатра весной 1977 года, поговорив по телефону с Мики Рудином.

– Они что-то затевают, – предупредил Мики, а через секунду уточнил: – Фрэнк, того и гляди, усыновит Бобби Маркса.

– Бобби не ребенок! Ему двадцать пять лет! – воскликнула Тина. – Где это видано – усыновлять взрослых людей?

– Факт остается фактом, – произнес Мики. – Если вам это не по нраву, поторопитесь.

Тине нужно было время на обдумывание.

Откуда о грядущем усыновлении узнала Нэнси-младшая – непонятно. Велика вероятность, что от того же Мики Рудина. В отличие от сестры Нэнси время на раздумья не требовалось. Она сразу позвонила отцу, излив на него весь свой праведный гнев.

Детям Фрэнка Синатры определенно не стоило беспокоиться о своем будущем. По завещанию им полагались права на все записи отца, в то время как Барбаре отходила большая часть имущества. Усыновление Бобби Маркса ни на что не влияло. Но не из-за денег Нэнси-младшая устроила скандал.

– Я считаю, сделать Бобби Маркса Бобби Синатрой – фатальная ошибка. Это плохо как для нас, так и для него. Сначала общественность долго будет строить догадки, кто же на самом деле отец Бобби. А что потом? Кто-нибудь подумал о Бобби? Кто-нибудь представляет, каково быть отпрыском Фрэнка Синатры? Ты всё время под прицелом, ты шагу без репортеров не ступишь, – говорила Нэнси-младшая. – За внимание, деньги, положение в обществе надо платить. Я вот всю жизнь плачу́. Проблемы бывают у каждого, но на некоторых они прямо-таки сыплются. Нет, еще один Синатра никому не нужен – ни нам, уже имеющимся Синатрам, ни миру.

Новый конфликт тлел много месяцев, однако дочери Синатры не вступали в открытую конфронтацию ни с Барбарой, ни тем более с Бобби. Фрэнк снова утверждал, что совместное обсуждение проблемы между Нэнси, Тиной и Барбарой только усугубит ситуацию. В итоге Нэнси и Тина направили свое негодование на отца.

Нэнси и слышать не хотела о возможности усыновления Бобби Маркса. Тина в отличие от сестры такую возможность рассматривала. В конце концов Бобби – единственный сын Барбары; сколько же времени он будет исключен из семьи? Не пора ли его официально приблизить? До сих пор Синатры с такой проблемой не сталкивались, ведь ни у Авы, ни у Миа детей не было.

Тина успела отлично изучить своего отца, давно поняла – чем больше ему возражаешь, тем тверже он стоит на своем. Лучший способ заставить Фрэнка Синатру что-либо сделать – денно и нощно его от этого поступка отговаривать. Волновалась она главным образом из-за брата. Действительно, если папе так уж приспичило установить тесные отношения со взрослым мужчиной, почему бы не выбрать для этой цели тридцатитрехлетнего сына, родного и единственного? Впрочем, сам Фрэнк Синатра-младший решил не ввязываться. Как всегда, он был занят личной жизнью, работой, друзьями, как всегда, не участвовал в интригах сестер. А уж воевать против усыновления Бобби Маркса – нет, увольте!

– Ты, папа, наверное, с ума сошел! – все-таки крикнула как-то раз Тина в телефон. – Ни в коем случае! Нельзя, и точка!

Глупо было со стороны Тины диктовать отцу, что можно, а что нельзя. Фрэнк сам говорил: «Не вздумайте мне приказывать». Его друг Дэвид Теббетт утверждает:

– Чем активнее пытались давить на Фрэнка, тем активнее он сопротивлялся.

Короче, Тина выбрала неправильный подход к отцу. Известно было: чем чаще говоришь Фрэнку «нельзя», тем тверже его намерение доказать: кому-то, конечно, нельзя, а Синатре – можно. Теперь он окончательно решил: усыновление состоится.

– Не понимаю, из-за чего такой сыр-бор? – спросил однажды Фрэнк своих поверенных.

– Видите ли, мистер Синатра, ваши дети будут крайне недовольны, – подал голос один поверенный.

– Почему? Им-то что за дело? – разбушевался Фрэнк. – Они ничего не теряют! Пускай заткнутся! Это касается только Бобби. Я сделаю его Синатрой. А завещание останется прежним. Мои родные дети ни цента не лишатся. Ничего не изменится!

Едва ли Фрэнк сам верил в то, что говорил. Разумеется, и завещание, и обстановка в семье должны были измениться. Но в своей горячности он не подумал, что на Барбару, которую и так подозревали чуть ли не во всех смертных грехах, обрушится новое обвинение: это она настаивает на усыновлении Бобби, пытается таким способом закрепиться в финансовой империи Синатры.

– Я тут ни при чем, – клялась Барбара. – Фрэнк сам додумался до усыновления.

Позднее Барбара рассказывала: они с Фрэнком летели в его самолете, их разделял проход. И вдруг, словно школьник, Фрэнк передал Барбаре записку. Она ее развернула и прочла: «Собираюсь усыновить Бобби». Также Фрэнк писал, что любит Бобби, хочет считать его своим сыном. Бобби, дескать, заслуживает быть «частью большой семьи». В первый момент Барбара подумала, что Фрэнк шутит, настолько нелепой показалась ей затея. Потом они принялись обсуждать «за» и «против». Фрэнк позвал Мики Рудина, который сидел в хвосте самолета. Мики изо всех сил пытался разубедить Фрэнка. Но тот, похоже, решил твердо. Мики было сказано: «Давай, берись за дело!»

Вернувшись в Лос-Анджелес, Барбара позвонила сыну и поведала о планах Фрэнка. Бобби воспротивился. По словам Барбары, он сказал так:

– Мама, я в усыновлении не нуждаюсь! Фрэнк собирается сделать широкий жест, спасибо ему, но я совсем не хочу, чтобы меня официально усыновляли!

– Я передала слова сына Фрэнку, – вспоминает Барбара. – Увы, мой муж, упрямый, как все итальянцы, уже всё решил.

А теперь попробуем принять сторону Фрэнка. Известно, что он действительно любил Бобби. У них были прекрасные отношения, установившиеся задолго до того, как Фрэнк женился на Барбаре. Еще в начале шестидесятых, когда Барбара была замужем за Зеппо Марксом и жила по соседству с Фрэнком, Фрэнк по ее просьбе познакомил подростка-Бобби с Мэрилин Монро, которой мальчик восхищался. Повзрослев, Бобби стал менеджером Фрэнка – в его обязанности входило сопровождать Фрэнка в турне, следить за гардеробом, инвентарем, дорожными расходами и тому подобным. Пожалуй, нет ничего удивительного в желании Фрэнка усыновить Бобби. В конце концов, другие представители шоу-бизнеса тоже усыновляли отпрысков своих жен. Например, Дин Мартин удочерил Сашу, дочь своей третьей жены, Кэтрин Мэй Хоун. (Правда, Саша была маленькой девочкой, а Бобби – взрослым парнем.)

Версия Барбары не вызывает доверия у тех, кому известна другая история усыновления. Дело в том, что Бобби (рожденного в первом браке Барбары) уже пытался усыновить Зеппо Маркс – причем отнюдь не питая к мальчику теплых чувств. Барбаре пришлось даже отправить сына в военное училище, потому что он раздражал Маркса. Женившись на Барбаре, Зеппо Маркс пристроил к своему дому в Палм-Спрингз отдельное крыло, чтобы как можно реже видеть пасынка. И однако были начаты приготовления к усыновлению. Оно не состоялось, поскольку родной отец Бобби, Роберт Оливер, не дал своего согласия. Тем не менее Бобби всё равно взял фамилию «Маркс».

По мнению Фрэнка, проблемы с усыновлением возникли не по его вине и не по вине Барбары. Проблемы возникли из-за Мики Рудина. Именно Рудин по собственной инициативе, во-первых, проинформировал о планах Синатры его дочерей, а во-вторых, внушил им, что усыновление Бобби Маркса скажется на них неблагоприятным образом.

Сотрудник фирмы «Рудин, Ричмен и Эппел», пожелавший остаться неназванным, сообщает: крайне раздосадованный Фрэнк пришел в офис и приступил к Рудину с вопросом – кто его уполномочил раскрывать перед Тиной и Нэнси намерения Фрэнка? До сих пор Рудин себе таких вольностей не позволял. Всегда первым узнавая о планах Синатры, он прилежно держал язык за зубами. Но в этот раз, по мнению Рудина, ситуация была совсем иная. Во-первых, Фрэнк не предупредил насчет секретности плана, иначе Рудин помалкивал бы. А может, и нет. Действительно, как реагировать? Если взрослый мужчина вливается в богатую семью, семья должна по крайней мере быть в курсе. Когда по замыслу Фрэнка они должны были узнать? Во время чтения завещания? И вообще Мики Рудин нисколько не сожалеет о своем поступке. Если Фрэнк недоволен и хочет отказаться от услуг Мики – пожалуйста. Если Фрэнк больше с ним разговаривать не будет – его право. Мики поступил так, как считал нужным.

Синатра, кажется, кое-что понял. Зря, конечно, Мики рот раскрывал; но, если ситуация такова, что Мики согласен даже карьеру под удар поставить, тут стоит задуматься. В конце концов, Фрэнка с Рудином связывали тридцать лет сотрудничества. Рудин, пожалуй, имел право на собственную точку зрения.

И вот Рудин сделал то, с чего следовало начать. Он позвонил Нэнси-старшей.

– Фрэнк решился твердо, его не разубедишь. Процесс пошел. Если вы намерены что-то предпринять, лучше вам поторопиться, миссис Синатра.

– Да, намерена, – отвечала Нэнси-старшая.

Попрощавшись с Рудином, она набрала номер Фрэнка.

– Я буду тебе очень признательна, Фрэнк, если ты забудешь о своих планах насчет усыновления Бобби Маркса, – сказала Нэнси. – Ради меня. Ради детей.

Вот и всё, что требовалось сделать. Об усыновлении больше речь не заходила.

Определенно Нэнси имела огромное влияние на Фрэнка. Она редко обращалась к нему с просьбами, – возможно, именно поэтому каждой просьбе Фрэнк уделял столько внимания. Как правило, своей первой жене он не отказывал. Вот и теперь ей удалось в корне решить вопрос насчет Бобби. Правда, сами тайные приготовления к усыновлению внесли раскол в семью. Синатрам еще предстояло столкнуться с последствиями скоропалительного решения Фрэнка.

 

Тайное аннулирование брака

– Барбара хочет венчаться, – объявил Фрэнк Синатра. – Как это устроить?

Стоял январь 1978 года. Фрэнк находился у себя дома вместе с Мики Рудином, святым отцом Томом Руни и еще двумя священниками, которые пожелали остаться неназванными поименно ввиду того, что до сих пор служат Католической церкви.

– Желание похвальное, – прокомментировал отец Руни. – Но неосуществимое.

– Это еще почему?

– Потому что Церковь считает вас, сын мой, законным мужем Нэнси, – объяснил отец Руни.

Фрэнк искренне удивился. С Нэнси он оформил развод целых двадцать шесть лет назад, еще в 1951 году!

– Я же с ней развелся, черт возьми! Ой, простите, святой отец… Я с тех пор два раза был женат!

Отца Руни разобрал смех. Успокоившись, отец Руни продолжил экскурс в католицизм: браки с Авой и Миа являлись светскими, Церковью не освященными. А значит, недействительными. В то время как с Нэнси Фрэнк венчался в церкви Богоматери Всех Скорбящих, и брак этот действителен по сей день и будет действителен до смерти либо Фрэнка, либо Нэнси, ведь Католическая церковь не приемлет разводов. Правда, решение проблемы всё же есть. Брак с Нэнси можно аннулировать.

– Этот номер не пройдет, – сразу сказал Мики Рудин. – Нэнси не даст согласия. В католической вере она тверже самого Папы Римского. Даже спрашивать не стоит.

Фрэнк задумался.

– Нет, мы ее спросим. Вдруг получится?

– Не шутите так, мистер Синатра. В памяти Нэнси еще свежа история с усыновлением, – возразил Мики, заметно изменившись в лице.

– А вы что скажете, отче? – поинтересовался Фрэнк, игнорируя испуг Рудина.

Священник ответил уклончиво. Он-де не имеет права советовать. Пусть его сын во Христе примет решение, даст указания – а он, отец Руни, постарается их выполнить.

– Начнем с Нэнси. За спрос не бьют в нос, – заключил Фрэнк. Взгляд его стал отсутствующим. Он добавил, что в детали вникать не намерен. Его интересует результат. Вот пусть подготовят документы, предъявят их Нэнси и убедят ее поставить подпись. При этом Фрэнк кивнул на двоих безымянных для читателя персонажей. Один был священник, второй – официальный представитель церкви, не принадлежавший к церковной братии.

Мики только головой покачал.

– Это невозможно, говорю вам!

– У тебя проблемы? – набросился на него Фрэнк. – Ну, чем ты недоволен? Может, ты против моего венчания с Барбарой?!

– Вы думаете, у вас сейчас проблемы с детьми? Они вам пустяками покажутся, когда ваши дети узнают об этом, – предупредил Мики.

Ему достался гневный взгляд.

– У меня нет проблем с детьми, – заявил Синатра. – Мои дети в полном порядке. Если что, я сам разберусь. Проблемы могут возникнуть у тебя, Мики.

Несколько секунд Синатра и Рудин сверлили друг друга глазами. Первым сдался Синатра.

– Извини, Мики, погорячился. Я знаю, ты искренне печешься об интересах моей семьи. Но сейчас просто окажи мне услугу, ладно?

Мики кивнул.

– Ну, друзья, совещание окончено, – объявил Фрэнк. – Вас, отче, я попрошу задержаться. Буквально на два слова.

Расскажем немного об отце Руни.

Отца Руни отличала ненависть к разного рода препонам. Подобно Фрэнку Синатре, отец Руни был человеком дела. Поэтому Фрэнк его и уважал. Первая встреча артиста и священника состоялась в 1975 году, познакомил их певец Мортон Дауни. Отец Руни, например, причащал в больнице тяжело заболевшую Долли.

А начинал Том Руни как нефтяник, пытался сделать карьеру в нефтеперерабатывающем бизнесе. В 1956 году тридцатидвухлетний Руни услыхал Глас, повелевший ему отправиться в так называемую Черную Африку, что Руни и сделал, вступив в орден Святого Духа. В 1967 году епископ Донал Мюррей отправил отца Руни миссионерствовать в Нигерию, собирать деньги на строительство больницы в городе Макурди. В 1973 году отец Руни основал существующий на частные пожертвования Всемирный Фонд Милосердия (управление – из вирджинского города Александрия). Первый взнос (миллион долларов) поступил от знаменитого владельца отелей, Конрада Хилтона. Вскоре Фрэнк вместе с Сэмми Дэвисом дал концерт, сборы от которого также пошли в Фонд. За пять лет стараниями Тома Руни в Африке были построены четыре больницы. В 1978 году Фонд содержал сто десять медсестер и столько же волонтеров в одиннадцати странах Третьего мира.

– Он спокойный, рассудительный человек, – говорил Фрэнк об отце Руни. – Любому способен дать утешение.

Барбара была с этим вполне согласна.

– Отец Руни не витает в облаках, видит нужды обычных людей. С ним можно на любые темы говорить, потому что он не оторван от реальности.

После трагической гибели матери Фрэнк обратился за утешением именно к Тому Руни, хотя вообще-то ни сам Фрэнк, ни его родители никогда религиозностью не отличались.

– Помню, в тридцатые и сороковые, когда Синатры жили в Хобокене, их даже католиками никто всерьез не считал, – признается Джои Д’Оразио. – Правда, Первое причастие у Фрэнка было. Но лишь потому, что Долли хотелось устроить большой праздник, и Причастие явилось удобным поводом. Вообще итальянцы – народ богобоязненный, даром что к мессе далеко не каждое воскресенье ходят. Что касается Фрэнка, он регулярно посещал церковь только в один период жизни – когда ждал «Оскара» за роль в фильме «Отныне и во веки веков». За месяц до церемонии Фрэнк начал каждый день ходить в церковь Святого Пастыря в Беверли-Хиллз. Он молился об «Оскаре» – и получил вожделенную статуэтку. В остальное время в мире Синатры был только один бог – сам Синатра.

– Долли по молодости тоже в церкви не появлялась, – продолжает Джои Д’Оразио. – Она стала ходить на мессы, лишь когда состарилась. Один раз я спросил об этом Фрэнка, и он воскликнул: «Господи! Да если мама явится в церковь, она из всех душу вытрясет! Заставит и молитвы другие читать, и псалмы по-другому петь. Пусть бога благодарят, что Долли Синатра до них не добралась!» Лично мне известно, что Долли ударилась в религию, когда ей было уже за шестьдесят. Тогда же она стала активно жертвовать на церковные нужды.

Подруга Долли, Дорис Севанто, вспоминает:

– Долли как-то рассказала мне свой сон. Ей снилось, будто она вместе с Фрэнки и Марти стоит у запертых Райских Врат. Долли трясла Врата, стучалась, пока на шум не вышел сам Господь. Он спросил: «Кого там нелегкая принесла?», а Долли ответила: «Это мы, господи! Мы – Синатры из Хобокена». Господь ответил: «Никогда про таких не слыхал. Убирайтесь отсюда!» И вернулся к своим делам. Вот после этого сна Долли и начала ходить в церковь. Она лет двадцать убеждала Фрэнка следовать ее примеру, но он приобщился к религии, лишь когда Долли погибла.

Нежданная, трагическая смерть матери заставила Фрэнка вспомнить дорогу в церковь. Он обратился к религии, ибо пытался подвести под трагедию некие сверхъестественные причины. Формально воспитанный католиком, Фрэнк десятилетиями игнорировал бога. Только личное горе вернуло его в лоно Церкви.

Справиться с отчаянием Фрэнку помог отец Руни, за что стал регулярно получать щедрые пожертвования в свой фонд. В частности, Фрэнк дал концерт в «Карнеги-холле», сборы от которого пошли на благотворительность. Четыреста человек выложили по тысяче долларов за особые места в зале и последовавший ужин с Фрэнком и Барбарой. Всего в тот вечер было собрано шестьсот сорок тысяч долларов. Фрэнк также участвовал материально в строительстве часовни в Дакаре (сто пятьдесят тысяч долларов). Правда, кое-кто, включая Тину Синатру, относился к дружбе Фрэнка с отцом Руни несколько цинично. Например, Тина говорила:

– Отец Руни играет на папе, как Страдивари на своей скрипке!

Словом, теперь понятно, почему Фрэнк обратился именно к отцу Руни в деликатном деле – венчании с Барбарой. Барбара мечтала обвенчаться по католическому обряду с того самого дня, как приняла религию Фрэнка. По ее словам, она идею аннулирования брака не поддерживала. Можно ли в это верить? Можно ли всерьез считать, что Барбара, женщина далеко не глупая и вдобавок дружившая со священником, не понимала: без аннулирования брака с Нэнси не состоится ее венчание? Но, как в случае с усыновлением Бобби, Барбара утверждала, будто на венчании настаивал сам Фрэнк.

– С аннулированием могли возникнуть проблемы, – впоследствии вспоминала она, – а я не хотела ввязываться. Я достаточно пожила с Фрэнком и научилась не лезть в его дела. В конце концов, он сам всё уладил.

– Мы с мистером Рудином имели беседу с миссис (Барбарой) Синатрой, – говорит один из двоих пожелавших остаться неназванными персонажей. – Миссис Синатра сказала мистеру Рудину: «Это не мое решение, это решение Фрэнка. Я не стану вмешиваться. Если мистер Синатра решит сообщить семье – пусть сообщает. Если не захочет сообщать – я его и в этом поддержу».

Несмотря на эти слова, Рудин почувствовал: Барбара имеет влияние на ситуацию.

– С чего вы взяли, будто у меня власть над Фрэнком Синатрой? – возмутилась Барбара. – Вы с ним уже тридцать лет работаете, а на его решения никак не влияете. Фрэнк Синатра делает только то, что сам хочет. Никто не может ему указывать, даже я.

– У меня сложилось впечатление, – продолжает наш аноним, – что Барбара давно обговорила с мистером Синатрой и аннулирование брака, и венчание, и оставила ему право решать и озвучивать свое решение.

Барбара мнила себя практичной женщиной, из тех, с которыми считаются; да так оно и было. Она не раз говорила: ее волнует только мнение Фрэнка, а на прочих ей плевать. Не оставляя стороннему наблюдателю ничего другого, кроме как заподозрить ее в желании уязвить близких Синатры, сама Барбара упорно отрицала такие обвинения. Она-де замужем за Фрэнком, а не за его бывшей женой с дочерьми. За некоторое время до истории с аннулированием Барбара сказала Нэнси-младшей:

– Тот факт, что мы теперь родня, совсем не значит, что мы должны дружить.

Нэнси оскорбилась.

– Тут Барбара была права, тем более мы с ней не по крови родня. Но каково заявление! Мало ли кто что думает – озвучивать-то зачем? Ей бы в уличных боях участвовать – всех бы порвала. Слава богу, мы хоть не обязаны часто видеться!

По замыслу Фрэнка к Нэнси с бумагами должен был отправиться один из наших анонимов. Но отец Руни великодушно взял эту деликатную миссию на себя. Неизвестно, как проходила его встреча с Нэнси (об этом нет никаких свидетельств, ни письменных, ни устных), да только отец Руни вернулся к Фрэнку с вестью, что Нэнси категорически отказывается подписывать бумаги.

– Я же говорил – нельзя аннулировать брак, заключенный сорок лет назад и произведший на свет троих уже взрослых детей, – заявил Мики.

– Если нельзя, но позарез надо – значит, можно, – парировал Фрэнк.

Фрэнк навел справки, выяснил, что Нэнси в шоке от посещения отца Руни, глубоко оскорблена предложением и думать не желает об аннулировании. Нэнси вопреки ожиданиям не стала звонить Фрэнку и спрашивать, как это ему такое в голову взбрело. Фрэнк, по обыкновению, также не стал обсуждать это с Нэнси лично. Он решил просто обойтись без ее согласия. Выход был найден в результате совместных усилий Фрэнка и отца Руни. Брак непостижимым образом аннулировали. Видимо, отец Руни задействовал какие-то свои особые связи.

Этот секрет Фрэнк Синатра унес с собой в могилу. Памятуя об утечке информации в случае с усыновлением, на сей раз Фрэнк строго-настрого запретил Рудину предупреждать Нэнси, Тину и вообще кого бы то ни было.

– Синатра ясно сказал: информация конфиденциальная, всем молчать. И Мики всё понял, – свидетельствует коллега Рудина. – Насколько мне помнится, Мики вообще толком не знал про аннулирование – в смысле, не знал, что процесс идет. Потом уже его, как и остальных, поставили перед фактом.

Синатра часто принимал решения в одностороннем порядке, нимало не заботясь о чувствах близких людей. Эта привычка стала пагубно отражаться на отношениях с Мики Рудином. Деловые связи Синатры и Рудина продлились еще десять лет, но о приятельстве речи уже не шло. Мики был предан не только Фрэнку, но и его первой жене и детям. Утаивать от них что бы то ни было Рудину претило. С другой стороны, Синатра являлся его клиентом, и Мики приходилось совершать неэтичные поступки.

– Мики страдал от этого, – вспоминает его коллега.

Фрэнк и Барбара обвенчались тайно (по мнению Барбары, это было похоже на бегство влюбленных) в Палм-Бич, во Флориде, весной 1978 года.

– Всё было ужасно романтично. Казалось, наша любовь только начинается, – вспоминала Барбара годы спустя. – С того дня Фрэнк называл меня не иначе как невестой, и я каждый раз чувствовала себя невестой, такой, как была тогда – в прелестном платье и с тропическими цветами в прическе.

За венчанием последовало романтическое путешествие. Чету Синатра пригласил в гости Тед Кеннеди. Предполагалось, что они сыграют партию в теннис. В последний раз Синатра был в родовом гнезде Кеннеди еще с Миа, в 1965 году. Тедди Кеннеди не ходил у Фрэнка в ближайших друзьях, но их связывал давно покойный Джон Кеннеди; о прошлом оба вспоминали с теплотой и друг другу симпатизировали. (Нужно отметить, что сам Кеннеди также аннулировал свой долгий брак с Джоан, в котором родилось трое детей; правда, Джоан дала согласие на аннулирование.)

Визит к Кеннеди не обошелся без сюрпризов – помимо теннисного корта, Фрэнк и Барбара посетили мессу, имевшую место в комнате матери Тедди, Джона и Бобби Кеннеди – Розы Кеннеди. Семидесятитрехлетняя Роза перенесла инфаркт и ослепла на один глаз. На незрячем глазу она носила повязку. Барбара вспоминала: в спальне, превращенной в часовню, ее сверлил этот единственный глаз. Тедди, заметив, что Барбаре неуютно, предложил ей пересесть поближе к нему. Но и там Барбара чувствовала тяжелый взгляд одинокого глаза. Уж конечно, Нэнси или Тина, если бы пронюхали про глаз, сказали бы: Барбару совесть мучает; знает, дескать, кошка, чье мясо съела.

Через несколько месяцев после тайного венчания во Флориде состоялось венчание повторное, явное – в Нью-Йорке, в соборе Святого Патрика.

С тех пор более года ничто не омрачало брака Фрэнка и Барбары.

– Не касайся этой темы, – говорил Фрэнк всякий раз, когда Рудин пытался напомнить ему об аннулировании без согласия Нэнси.

Фрэнк и Барбара жили, очень довольные друг другом; афишировали то, что считали нужным, и скрывали остальное. Так продолжалось до девятого октября 1979 года. В этот день Фрэнка сфотографировали причащающимся в соборе Святого Патрика. Также была сделана фотография Фрэнка с закрытыми глазами и сложенными в молитве руками – после принятия Святых Даров. Фрэнк не смог бы получить причастие, не аннулировав брак с Нэнси и не обвенчавшись с Барбарой. Дочери Фрэнка быстро подобрали детальки пазла; полная картина заставила их содрогнуться.

– Нэнси-младшая и Тина были вне себя от гнева, – вспоминает источник из их окружения. – На сей раз Синатра перешел границы дозволенного.

Тина позвонила отцу и высказала всё, что о нем думает: брак аннулирован обманным путем, мать в отчаянии. И что теперь будет с ней, Тиной; что будет с Нэнси и Фрэнки? Они незаконнорожденными считаются, да? То есть не имеют права на наследство?

На карту была поставлена не только репутация семьи, честь Нэнси-старшей, но и миллионы долларов.

Фрэнк, припертый, образно выражаясь, к стенке, признался: да, он это сделал. Он аннулировал брак с Нэнси, он обвенчался с Барбарой, притом дважды – в Палм-Бич и в Нью-Йорке, и он не пригласил на церемонию своих детей. Но пусть Тина не волнуется – Фрэнк совсем не имел в виду, что брак с ее матерью не существовал. Тина в ответ воскликнула:

– Папа, это ан-ну-ли-ро-ва-ни-е! От слова «нуль»! О чем тут можно говорить?!

 

«Трилогия»

В шестьдесят с лишним лет Синатра был активнее, чем иные певцы вдвое моложе его. Например, в январе 1980 года у Фрэнка начался годовой ангажемент в «Сизар-Пэлас», в Лас-Вегасе. (Контракт был заключен на десять лет, каждое выступление собирало полный зал и завершалось овацией.) Ангажемент включал и турне в Бразилию. Синатра дал четыре концерта в Рио-де-Жанейро, в зале «Рио-Пэлас», после чего собрал на футбольном стадионе «Макарена» сто семьдесят пять тысяч человек. После успеха в Бразилии он вернулся в Штаты и начал предвыборную кампанию за Рональда Рейгана. С ним в команде выступал Дин Мартин. А в марте Синатра приступил к съемкам фильма «Первый смертный грех», где его партнершей была Фэй Данауэй.

Несмотря на солидный возраст, Фрэнк и не думал сокращать количество выступлений или время съемок. Казалось, чем больше он делает, тем больше ему хочется сделать, изведать, испытать.

Весь 1980 год он выступал в больницах, исследовательских центрах, дал концерт в Монако для Грейс Келли, в Невадском университете, в детском приюте «Ранчо Святого Иуды», в Красном Кресте. А еще успел побить рекорд в «Карнеги-холле» – там у Фрэнка намечался двухнедельный ангажемент, и все билеты были проданы за один день. Такого «Карнеги-Холл» не видывал девяносто лет. В декабре 1980 года Лайза Миннелли не смогла выступить в Лас-Вегасе, в отеле «Ривьера», и Фрэнк с готовностью заменил звезду. На шестидесятипятилетие Барбара приготовила мужу сюрприз – устроила тематическую вечеринку-вестерн с двумя с половиной сотнями гостей.

В том же 1980 году Фрэнк выпустил первый с 1973 года студийный альбом из трех пластинок под названием «Трилогия» (Trilogy), в котором распределил композиции по трем категориям – прошлое, настоящее, будущее. Первую пластинку составляют «Избранные песни ранних лет» «Collectibles of the Early Years) – заново записанные любимые композиции Синатры, например, «Песня – это ты» и «Это должна быть ты» (The Song Is You и It Had to Be You) в аранжировке Билли Мэя. Вторая пластинка – «Несколько счастливых лет» (Some Very Good Years) – посвящена актуальным на тот момент песням, среди которых «Песня в грусти» (Song Sung Blue, первоначальный исполнитель Нейл Даймонд) и битловская композиция «Что-то» (Something). Наконец, третья пластинка «Размышления о будущем» (Reflections on the Future in Three Tenses), представляет композиции, аранжированные Гордоном Дженкинсом. Руководил процессом тогдашний директор «Репризы», Сонни Берк, в записях было задействовано пятьсот музыкантов.

Вторая пластинка из альбома знаменита версией композиции «Нью-Йорк, Нью-Йорк» (New York, New York) в аранжировке Дона Косты. Первоначально песня была написана для одноименного мюзикла Мартина Скорсезе и исполнялась Лайзой Миннелли; она по праву считается хитом этой звезды. Фрэнк впервые спел «Нью-Йорк, Нью-Йорк» на концерте в 1978 году – этой песней он открыл шоу в «Радио-сити-мюзик-холл». В течение следующих месяцев Фрэнк отточил манеру исполнения, добавил драматизма. На пластинке песня появилась девятнадцатого сентября 1979 года, Фрэнк спел ее в сопровождении духового оркестра. Аранжировщиком выступил Дон Коста.

За «Трилогией» в 1981 году последовал альбом «Она меня прикончила» (She Shot Me Down).

 

«Кто сделал этот снимок?»

В апреле 1976 года Фрэнк появился в театре «Премьер» города Тэрритаун, что в штате Нью-Йорк. За этот ангажемент ему заплатили восемьсот тысяч долларов – самую крупную сумму в его исполнительской карьере за выступление в зале сопоставимого размера. Сразу же поползли слухи: дескать, всё финансировала мафия, а точнее, ее босс, Карло Гамбино – глава могущественного и влиятельного преступного клана Гамбино, «державшего» Нью-Йорк. Гамбино, рассчитывая на выступления Синатры, будто бы вложил сто тысяч долларов в строительство театра. Сам Фрэнк утверждал: если это и правда, действия Гамбино его, Фрэнка, не касаются. Он получает гонорар за свою работу, а откуда деньги, ему неинтересно.

После концерта (11 апреля 1976 года) в гримерку Синатры привалили мафиози в полном составе, возглавляемые Карло Гамбино. Были там Грег Депалма, Джимми Фратьянно, Пол Кастеллано, Джозеф Гамбино, Ричард Фуско. Фрэнк охотно сфотографировался со всей компанией. Защитники Фрэнка могут привести следующие аргументы: у Синатры не было выбора; невежливо отказываться от фото с поклонниками, даже если они мафиози, тем более что Карло Гамбино привел на концерт свою внучку по имени Филлис Синатра Гамбино. С другой стороны, персонаж вроде Синатры, в штате которого хватало телохранителей, помощников и прочих сотрудников, чья задача – контролировать «доступ к телу», уж конечно, мог бы при желании отвертеться от мафиозной фотосессии (и даже должен был отвертеться, учитывая слухи о строительстве театра).

К несчастью для имиджа Фрэнка, фотография всплыла летом 1978 года, когда кое-кого из названных персонажей обвинили в злостном мошенничестве, связанном с театром «Премьер». Театр собрал в общей сложности пять целых три десятых миллиона долларов; как он мог обанкротиться? А вот как. Доходы уходили налево – весьма вероятно, оседали в карманах мафиози. Об участии в этом скандале Фрэнка Синатры сразу заговорили в голос. Синатра якобы тоже имел долю.

На сей раз Фрэнка в суд не вызвали, хотя пресса настойчиво проводила мысль о его связи с Гамбино и прочими персонажами, запечатленными на общем фото. Показания давать пришлось Джимми Фратьянно; он утверждал, будто Фрэнк причастен к мошенничеству и действительно «снимал сливки». Однако известно, что Фратьянно был информатором, за дачу показаний правительство его простило; вряд ли его свидетельства можно считать правдивыми. В итоге ничего доказано не было, дело закрыли. Позднее отдельных фигурантов удалось прищучить и отправить в тюрьму, а на репутации Синатры появились свежие пятна.

– Фотографии попали в лапы к журналистам, – рассказывал Мики Рудин. – И вскоре были прикреплены к делу. Одна из них в январе 1979 года появилась на развороте «Лайф». Кому такое понравится?

– Кто сделал этот снимок? – возмущался Синатра. – Шутников развелось – плюнуть некуда! Надо было нам на месте это дело пресечь.

Даже Рональд Рейган, считавшийся другом Синатры, не мог сказать ничего внятного о его связях с мафией. На соответствующий вопрос Рейган ответил:

– Подобные слухи циркулируют много лет. Нам остается надеяться, что они не имеют под собой оснований.

 

Можно подумать, у нее был выбор!

К 1982 году участились ссоры Фрэнка с женой. Предметом недовольства Барбары было пристрастие Фрэнка к алкоголю. Фрэнк давно привык выпивать пятую часть литровой бутылки виски «Джек Дэниэлс». Как-то раз он сообщил о своей привычке одному врачу. Врач в изумлении воскликнул:

– Святые небеса! Как же вы после этого чувствуете себя по утрам?

– Черт меня подери, если я знаю, – отвечал Фрэнк. – Я просыпаюсь после полудня.

Во время возлияний он и его приятели становились непредсказуемы, а потому опасны. Например, во время празднования Дня независимости США (4 июля), в Монако, Фрэнк, Джилли, Бобби Маркс и еще несколько персонажей перебрали шампанского и начали швырять так называемые вишневые бомбы (фейерверки красного цвета) на пирс, к которому примыкал новый ночной клуб. Гости клуба разбежались, одна только Барбара продолжала сидеть за столиком, сжимая в руке бокал мартини и молясь, чтобы всё поскорее закончилось. За годы жизни с Синатрой она привыкла к подобным выходкам и знала: Фрэнк наиграется, они пойдут спать и постараются забыть о случившемся. Но в тот вечер на празднике присутствовала Элен Роша, бывший генеральный директор дома моды «Роша», каковой дом благодаря ее мудрому руководству превратился в многомиллионный бизнес. Одна из вишневых бомб разорвалась непосредственно под стулом Элен Роша, практически доведя бизнес-леди до апоплексического удара. Ее спутник, французский аристократ Ким Д’Эстанвилль, метнул во Фрэнка и компанию бутылку из-под водки. К несчастью, бутылка угодила Барбаре в голову, до крови рассекла висок. Барбара, правда, осталась в сознании, но ее сын, Бобби, не стерпел обиды и набросился на Д’Эстанвилля. На подмогу Бобби поспешил Джилли Риззо. Скоро образовалась целая свалка. В рукопашной участвовали Фрэнк и K°, а также все, у кого на тот момент кулаки чесались. Было поломано немало стульев и разбито немало посуды. На следующее утро к Синатре в номер явилась полиция. Искали Джилли.

– Давно свалил, – сказал Фрэнк. – Наверно, этот дурик уже в Штатах.

Джилли в это время прятался за портьерой, из-под которой виднелись мысы его огромных ботинок.

В другой раз вопрос о пагубном пристрастии Фрэнка возник во время его турне по Японии. Всё началось с недоразумения при заселении в отель. Фрэнку не давали номер, который он хотел получить, потому что предыдущие гости не успели забрать оттуда вещи, а персоналу еще предстояло сделать уборку. Синатру направили в другой номер, ничуть не хуже первого. Однако Синатра непременно хотел жить по соседству со своей ассистенткой, Дороти Улеманн. Всю предыдущую ночь они с Джилли предавались возлияниям, и Фрэнк был в дурном расположении духа. Джилли, также похмельный, отправился в номер, который Фрэнк требовал для Дороти, и вежливо попросил постояльца переместиться – мол, Синатра компенсирует все издержки. Постоялец оказался человеком упрямым и горячим – дверь захлопнулась перед носом Джилли.

Джилли пустил в ход кулаки. Он стучался в номер и вопил:

– Вон! Немедленно вон!

Фрэнк, утомленный криками, посоветовал:

– Возьми лом, Джилли, и сделай то, что должен сделать.

Через десять минут Джилли с ломом в руках вновь появился у двери вожделенного номера, принялся ковырять замок, работать кулаками и кричать: «Фигня какая-то! Ничего не выходит!»

Гость, теперь уже изрядно разозлившийся, вызвал по телефону управляющего, который опять же по телефону сообщил Фрэнку: либо он довольствуется предоставленным номером, либо пусть ищет себе другой отель. Фрэнк, по обыкновению, запустил телефонным аппаратом в окно. Увы, особое, небьющееся стекло осталось целехонько, а телефон срикошетил Фрэнку в лоб.

– Что за чертова ночлежка! – завопил Синатра, обращаясь к Барбаре. – Даже телефон, так его и этак, в окно не выкинешь!

Разумеется, Барбара давно привыкла к подобным вспышкам – они по большей части случались именно во время или после возлияний. Было бы преувеличением сказать, что Барбара обижалась. Заключая брак с Фрэнком, она знала, на что шла. Будь она тонкокожим, трепетным созданием вроде Миа, она бы и пяти минут не продержалась в мире Синатры. И всё же Барбаре не могло нравиться такое поведение мужа; с годами оно стало ее утомлять.

В начале 1982 года, перед серией шоу в «Сизар-Пэлас» (участие принимала также Нэнси-младшая), Барбара серьезно говорила с мужем насчет алкоголя, здоровья и прочего. Фрэнк только головой мотал. В Вегасе на каждом шагу казино, а ему нравится играть ночи напролет – ну и пить при этом, конечно. В свои шестьдесят пять Фрэнк нисколько не перебесился, не желал учитывать свой возраст, продолжал всячески молодиться, в том числе и посредством образа жизни. Барбаре казалось, Фрэнк гробит не только свое здоровье, но и свой знаменитый драгоценный голос. Вдобавок пьяные дебоши, по ее мнению, всем давно надоели и уж точно не являлись средством создать впечатление, будто Фрэнк по-прежнему молод. Своими проблемами Барбара поделилась с подругой, Эйлин Фейт, которая также приехала в Вегас.

– Его дети почему-то считают, что он теперь пьет гораздо меньше, – начала Барбара, поглядывая на Фрэнка, веселившегося в компании приятелей, – Видимо, им так жить легче. Если бы они наблюдали папочку двадцать четыре часа в сутки, как я, у них бы уверенности поубавилось. А у меня ощущение, будто я включилась в игру на девятом иннинге и пытаюсь спасти ситуацию. Ясно же – ничего не выйдет. У Фрэнка привычки давным-давно сформировались. Он же Синатра!.. Чтобы Синатра да не пил – это неслыханно.

– А ты – его жена, – заметила Эйлин Фейт. – Ты должна вмешаться, Барбара.

Барбара возразила: она давно усвоила, что с Фрэнком лучше не спорить. Надо принимать его таким, какой он есть. Тем более споры и ссоры неуместны сейчас, когда рядом торчит Нэнси-младшая, которая мечтает найти хоть одно доказательство несчастливости их брака. Зачем доставлять ей такое удовольствие?

– Нэнси спит и видит, как бы к чему-нибудь прицепиться. Ей любая мелочь сойдет, – невесело улыбнулась Барбара. – Она крепкий орешек. Я против нее слабачка.

Далее Барбара добавила: они с Нэнси на самом деле очень похожи характерами, отсюда все их разногласия и взаимная неприязнь.

– Нэнси – моя точная копия. Будь я старшей дочкой популярного певца и очень богатого человека, а Нэнси – наоборот, его четвертой женой, она бы вела себя так же, как я, если даже не покруче.

По мнению Эйлин, Барбаре следовало воспользоваться присутствием Нэнси и попытаться сблизиться с ней. Барбара думала иначе. Ведь если они с Нэнси поссорятся (а они наверняка поссорятся) и у Нэнси возникнут проблемы на сцене, Фрэнк всё свалит на Барбару. Нет, надо держать дистанцию.

– Пару раз можно вместе поужинать, а в остальное время следует ограничиваться приветственными кивками в холле, – сказала Барбара. – По крайней мере пока Нэнси и Фрэнк вместе дают концерты. Уверена, что и Нэнси не желает со мной более тесных отношений.

В этот момент к Барбаре приблизился Джилли Риззо, приобнял ее, получил улыбку.

– Фрэнк перебрал, – сообщил Джилли.

Барбара покосилась на мужа. Что, по мнению Джилли, она должна сделать?

– Даже не знаю, – раздумчиво проговорил Джилли. – Может, увести его в номер? Да, пожалуй. Фрэнки пора баиньки.

С этим Джилли стиснул Барбаре руку и удалился.

– «Пора баиньки»! – усмехнулась Барбара, собирая вещи в сумочку и настраиваясь на разговор с мужем. – Когда он хватит лишнего, мне остается только искать надежное укрытие. Особенно если Фрэнк налегал на джин. В таких случаях я запираюсь в своей комнате.

Подруги рассмеялись.

– Не кисни, Барбара! Наверняка очень многим женщинам приходится тяжелее, чем супруге Фрэнка Синатры, – поддразнила Эйлин.

Барбара хихикнула.

– Знаешь, я люблю его таким, какой он есть…

Итак, Барбара пошла уговаривать Фрэнка.

– Отстань, Барбара, – отмахнулся он от жены.

В тот вечер ему не везло за игорным столом, алкоголь же только ухудшал настроение. Барбара использовала веский аргумент: мол, если они сейчас же лягут спать, они утром встанут достаточно рано, чтобы успеть позавтракать вместе с Нэнси. Фрэнк и слышать не хотел. Он хотел играть.

– Ладно, как только мне попрет, я пойду спать, – пообещал он. – Ступай в номер, отдыхай.

– Я сделала всё, что могла, – сказала Барбара, обращаясь к Джилли. – И я действительно устала. Пойду-ка лучше лягу. Желаю удачи.

С этим Барбара пошла спать.

Через четыре часа в ее номере раздался телефонный звонок. На проводе был Джилли. Он сообщил тревожную весть: Фрэнк в ресторане и вот-вот ввяжется в драку с репортером. Джилли не рискнет вмешиваться, да и Вся Итальянская Рать не рискнула бы. Джилли хочет лечь в постель; именно в постель, а не на больничную койку.

– Барбара, ты нужна здесь, – молил Джилли. – Спустись, пожалуйста!

Барбара оделась и поспешила в ресторан. Еще в холле до нее донесся голос Фрэнка: муж втолковывал фотокорреспонденту, что снимать в казино и на прилегающих территориях запрещено. Если фотокор не послушается, Фрэнк ему доступ сюда вообще закроет!

Барбара вошла в ресторан, Фрэнк мрачно взглянул на нее.

– В чем дело?

– Пора в постель, – сказала Барбара.

– Вот только с этим фраером разберусь. Пускай отдаст мне фотоаппарат, тогда, может, я не стану его бить.

Фотокорреспондент попятился, однако заявил, что с оборудованием не расстанется. К нему приступил Джилли.

– У тебя есть тридцать секунд. Не одумаешься – я тебе этот фотоаппарат в зад затолкаю. А потом мы все дружно пойдем баиньки.

– Никто ничего никому никуда заталкивать не будет, – твердо сказала Барбара.

– Не лезь не в свое дело, – рявкнул Фрэнк.

– Я буду тебе очень признательна, милый, если ты сейчас ляжешь со мной в постель, – ровным тоном произнесла Барбара.

Фрэнк залпом допил содержимое своего бокала.

– Уговорила. Что ж, если женщина хочет в постель – надо идти в постель.

Он швырнул на барную стойку несколько купюр, испепелил фотокора взглядом и послушно пошел вслед за Барбарой.

Джилли уже вызвал лифт. Когда все трое шагнули в кабину, Джилли незаметно для Фрэнка показал Барбаре оба поднятых вверх больших пальца – дескать, молодчина!