1

Кторов дождался, когда все приглашенные на совещание расселись по местам. Заговорил тихо, давая понять, что пора перейти к делу.

— Анализ последних событий заставляет нас, товарищи, быть предельно внимательными. И хотя это является обязательным и постоянно действующим условием нашей службы вообще, я напоминаю вам об этом. Мы с вами свидетели активизации деятельности против нас иностранных разведок. Но если раньше, еще недавно, я имею в виду послевоенный период, главными действующими лицами были американцы и англичане, то теперь прибавилась еще геленовская разведка. Не далее, как в этом месяце, мы уже имели «удовольствие» беседовать с ее представителями, задержанными здесь, в Восточной зоне. Сейчас заканчиваем довольно сложное и запутанное дело.

Поскольку и впредь нам, видимо, придется сталкиваться с этим ведомством, я счел необходимым сообщить вам о нем некоторые сведения. Прежде всего о самом Гелене. Что это за фигура? — Кторов встал из-за стола и пошел вдоль него. — После разгрома фашистских армий под Москвой, когда положение немецких войск на советско-германском фронте осложнилось, немецкий генеральный штаб пришел к выводу, что он не имеет сколько-нибудь проверенной информации о Красной Армии и промышленном потенциале нашего государства. Тогда-то по требованию генерала Гальдера на должность начальника отдела «Иностранные армии Востока», который в первую очередь должен был поставлять всю информацию о наших военных возможностях, был назначен его адъютант подполковник Гелен, которому он очень доверял.

Здесь я должен сделать небольшое отступление и напомнить о действиях наших недавних союзников. Вам, наверное, известно, как в разное время господа Донован и Даллес через Канариса, Кальтенбруннера и других главарей фашистской разведки пытались договориться между собой о сепаратном мире. Разгром фашистских войск под Сталинградом и стремительное наступление наших армий сделало эти переговоры невозможными, а пути реставрации угодных Америке и Англии режимов в странах Восточной Европы — отрезанными.

Но вот совершенно неожиданно, правда отнюдь не случайно, американской разведке весной победного 1945 года удалось заполучить фильмотеку агентуры отдела «Иностранные армии Востока». Передал ее начальник отдела, уже генерал-лейтенант Рейнхард Гелен.

Кторов на какое-то мгновение задумался, вернулся к столу, открыл блокнот, посмотрел что-то в нем и продолжил:

— Итак, Рейнхард Гелен. Я позволю себе повториться и проследить его карьеру сначала. Во французской кампании 1939 года он принимает участие в качестве офицера связи при главнокомандующем ОКХ фон Браухиче. Затем начальник генерального штаба ОКХ генерал-полковник Гальдер, о котором я упоминал, делает его своим адъютантом. Но уже в октябре 1940 года 38-летний майор Гелен покидает эту блестящую должность и назначается руководителем группы «Восток» оперативного управления генштаба, разрабатывающего «план Барбаросса» — план нападения на Советский Союз.

Кторов, отойдя от стола, открыл шкаф и достал несколько свернутых в рулон больших ватманских листов. Нашел среди них то, что нужно, и, протянув Скитальцу, попросил:

— Развесьте, пожалуйста, эту схему. Я вожу ее давно. Это, товарищи, структурное построение германского верховного командования и абвера. Думаю, что всем полезно вспомнить историю, впрочем, недавнюю, тем более, если она имеет прямое отношение к нашей профессии. Молодым работникам, кто подключился к нашим делам недавно, полезно вдвойне.

Когда Скиталец повесил схему и расправил упругую, стремящуюся снова свернуться в рулон, бумагу, Кторов взял со стола металлическую линейку и, пользуясь ею как указкой, продолжил:

— Общая структура германского командования к началу второй мировой войны выглядела следующим образом. На вершине военной иерархии, именуемой ОКВ, стоял верховный главнокомандующий вооруженными силами — Гитлер со своим личным военным штабом и штабом оперативного руководства. Затем шли три главных командования вооруженных сил со своими генеральными штабами: сухопутных войск — ОКХ, военно-воздушных — сил ОКЛ и военно-морских сил — ОКМ. Если ранее, до образования ОКБ, абвер являлся одним из отделов штаба сухопутных сил, то теперь он стал третьим отделом верховного штаба.

Объяснив далее функции штабов, Кторов особо остановился на отделе «Иностранные армии Востока», ибо отсюда вышел Гелен, о котором он делал сегодня информацию.

Закончив исторический экскурс, он сказал:

— Гелен оправдал рекомендацию Гальдера. Он оказался хорошим организатором и не менее ловким дипломатом, так как сохранил отличные отношения со своим бывшим шефом, с Канарисом, и в то же время пользовался расположением Гиммлера. Позже Гелен становится настолько заметной фигурой в резиденции «Анна», что ему предоставляется право лично посещать гитлеровскую ставку «Вольфшанце» и докладывать фюреру всю информацию о Красной Армии. Теперь вам ясно, сколь головокружительную карьеру сделал Гелен.

Кторов снял схему, сел за стол и, выдвинув ящик, достал большой конверт.

— Вот, посмотрите фотографию сотрудников отдела. Крестиком отмечен Гелен.

Фотография пошла по рукам.

— А покрупней снимков нет? — спросил кто-то из сотрудников. — Уж больно он тут неприметный, серый.

— Есть, но там он в защитных очках. Нужно отметить его удивительную способность избегать фотообъектива и находиться в тени. Так, в тени он разрабатывал свои планы и надеялся не только сохранить свою жизнь, но и снова принять участие в невидимой войне против нашей Родины. И Гелен сделал ставку на покровительство американской разведки. Там были оговорены условия их общей тайной войны против Советского Союза и государств Европы, которые решили пойти путем социализма. О результатах этих контактов мы можем судить по целой серии операций, которые проводились и проводятся против нас. Проводятся и сейчас, в чем имели мы возможность убедиться.

— Вы имеете в виду этого немца, с которым возится Фомин, — вставил Скиталец, раньше других стараясь показать свою осведомленность.

— Не возится, а работает, — строго заметил Кторов. — И дело это само по себе не из простых.

Скиталец покраснел, поняв, что поторопился и допустил бестактность. А Кторов продолжал:

— Так ли, иначе, но в нашем районе мы имеем сигналы об активизации геленовской разведки. И некий полковник Мевис, которым занимался Фомин и которого имел в виду наш лейтенант, был практически двойником, работая на англичан — на Старка, был связан и с Геленом, бесспорно считая его главным своим хозяином.

Так что, товарищи, будем предельно внимательны. Нам теперь следует при ведении дел более детально разбираться: кто есть кто и откуда дует ветер… — Кторов внимательно оглядел сидевших. — Не исключено, что разведки наших противников пробуют объединить силы, например, в военных приготовлениях. Мы с вами как-то разбирали ситуации в связи с идеей создания западными державами так называемого Атлантического союза — чисто военного союза против нас. Нам всем, товарищи, должно быть в курсе мировой политики. Не упускайте ни одной возможности для занятий, читайте, размышляйте, сопоставляйте. Вот, собственно говоря, и все, ради чего я собрал вас сегодня. Если есть вопросы, пожалуйста. Можно курить.

Защелкали портсигары и зажигалки. Возникли короткие «баталии» из-за пепельниц. В кабинете нарастал гул голосов, в котором можно было уловить лишь некоторые фразы и слова.

— Значит, товарищи, все ясно? Вопросов нет? Тогда еще два слова, — вновь поднялся Кторов.

Разговоры утихли.

— Читая докладные записки, планы, оперативные документы, я с удовлетворением отмечаю все возрастающее ваше мастерство. Хотя некоторые меры, используемые вами, еще далеки от совершенства и несут в себе скорее оборонительный, нежели наступательный характер. Вы должны понять и объяснить своим подчиненным, что чекист нашего времени человек, хорошо владеющий не только определенными навыками и приемами, всесторонне подготовленный инженер разведывательного и контрразведывательного дела, а и боец, который может и должен, успешно парируя удары противника, наносить их сам. Уметь навязать ему, образно говоря, «встречный бой», построенный на точном расчете, предвидении вероятных действий противника, — закончил Кторов.

— Разрешите? — поднялся Гудков.

— Пожалуйста, Павел Николаевич.

— Мне кажется, товарищи мы должны шире общаться с местным населением, приобретать как можно больше друзей. Этот процесс уже идет. Но чтобы нам лучше понимать друг друга, нужно изучать язык, историческое прошлое немецкого народа. И люди, которые далеко еще не все поняли и не видит конечных целей развития своей страны, сами пойдут к нам со своими сомнениями и заботами.

Гудков сел.

— Георгий Васильевич, можно мне?

— Слушаем вас, Евгений Николаевич.

— Моя рекомендация в первую очередь относится к тем товарищам, которым по роду своих обязанностей приходится работать в контакте с сотрудниками отделов криминальной полиции. Недавно я проводил совместное расследование довольно запутанного убийства. Желания и энтузиазма работать у наших коллег хоть отбавляй, а знаний недостаточно. Они стремятся перенять и осмыслить каждый наш шаг и поступок. Поэтому, участвуя в совместной работе, пусть это будет предотвращение диверсии, или расследование убийства, или просто поручение установить то или иное лицо, не будьте официальными администраторами. Старайтесь объяснить каждое свое действие, чем оно продиктовано. И вы увидите, какие это прилежные ученики и благодарные слушатели. Тем более, — закончил Фомин, — опыта у большинства сидящих здесь не занимать.

— Вы будто прочитали мои мысли, — улыбнулся Кторов. — К сказанному хочу лишь добавить. В нашей зоне, товарищи, происходят величайшие, по существу революционные преобразования. На заре нашего государства Владимир Ильич говорил: «Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться». Имея богатый опыт, мы, как сказал Фомин, должны учить наших коллег умению защищать те демократические преобразования, которые принесла им наша славная армия. Только в этом случае мы сможем выполнить здесь сбою интернациональную миссию, возложенную на нас партией и правительством. Все, товарищи.

Кторов закончил совещание. Кивнул Фомину:

— Как чувствуете себя, Евгений Николаевич?

Капитан поднял забинтованную руку.

— Работать можете? Этак ведь не выйдешь на ринг.

— Ничего. Пустяки. Пока обхожусь одной…

2

«Какого черта они меня не вызывают?» — Лютце злился, теряя терпение. Ему хотелось, чтобы то, что неминуемо должно было произойти, случилось побыстрее. Он, раскачиваясь, широкими шагами мерил каменный пол камеры. Уж лучше двигаться хоть так, чем, цепенея, выжидать минуту, когда за тобой придут. С момента ареста прошло четыре дня, а им никто и не интересовался. Словно забыли, «В чем же дело? Может быть, он, тот русский, болен? Ведь, помнится, я подстрелил его. Но тогда бы мной занялся кто-нибудь другой?..»

Да, ему фатально не повезло. Сначала эта проклятая прогорелая крыша. Потом — нужно же было, чтобы под руку этому находчивому парню попал песок, сделавший его, опытного в таких стычках бойца, слепым котенком. И удар в подбородок — Лютце болезненно поморщился, трогая припухшую челюсть.

Загремел засов.

«Кажется идут, — Лютце встал у стены. — Может быть, сейчас?..»

Конвоир отворил дверь камеры и знаком предложил ему заложить руки за спину. Потом были длинный коридор и лестница.

В кабинете за столом сидел офицер. Лютце не сразу признал в нем своего преследователя, форма делала его внушительней и старше.

— Садитесь, — сказал офицер.

— Спасибо, — Лютце выжал подобие улыбки, небрежно бросил: — Если не ошибаюсь, вам я обязан честью оказаться в таком положении?

Помня напутствия Кторова беречь силы, Фомин сразу же «предписал» себе сдержанность, терпение, невозмутимость. После длинной паузы ответил:

— Да, вы не ошиблись. Я в меру своих сил позаботился, чтобы вы оказались тут. А что касается вашего положения, то это обычный финал для людей такого сорта, как вы. Я имею в виду вашу профессию — убийства и шпионаж.

Лютце поморщился:

— Поберегите, не знаю, как вас величать, эти душещипательные слова для слабонервных. — На Фомина в упор смотрели серо-голубые, наглые глаза.

— В детстве у нас это называлось игрой в гляделки, — сказал Фомин, — но у вас это получается куда как грознее.

«Я опытнее вас, милейший, — думал между тем Лютне, — и вести себя буду, как сочту нужным».

— Хочу вас предупредить, — сказал он, — что успел примириться с мыслью о неизбежной своей кончине. Вы помешали прийти к ней более достойно. Но теперь убедитесь, что словесная дуэль бесполезна. Мне нечего терять, не о чем жалеть, а значит — некого и нечего бояться. — Лютце зло осклабился. — Так что работка вам предстоит нелегкая.

Фомин закурил. Не дожидаясь приглашения, Лютце протянул руку к сигаретам. Фомин достал из стола новую пачку и положил перед ним! Некоторое время они молча дымили, продолжая откровенно, в упор рассматривать друг друга.

Фомин отметил манерность в движениях руки, держащей сигарету, в излишне жадных и резких глотках дыма. Волнение Лютце можно было прочесть и в том, как настойчиво он продолжал смотреть в глаза следователя. Левая сторона лица его, от подбородка и вверх, была украшена темно-фиолетовым синяком. Фомин посмотрел на свои все еще опухшие в суставах пальцы. Ну, что же, пора начинать. Он пододвинул к себе бланк протокола допроса, снял колпачок с авторучки и задал тот обязательный вопрос, которым начинается всякое следствие.

— Фамилия?

Лютце долго молчал, потом усмехнулся:

— Макс Шварц, если это вас устраивает, если нет, тогда Румпель, а если и это не подходит — доктор Геббельс.

— Меня больше устраивает настоящая фамилия.

— О, господи, скажите же в конце концов, как мне вас величать. Если не ошибаюсь, господин капитан?

— Не ошибаетесь.

— Прекрасно. Так вот, господин капитан, такие вещи, как настоящая фамилия мы не обязаны хранить в памяти. Мы их прочно забываем. Навсегда.

— А вы все-таки попытайтесь вспомнить. И стоит ли паясничать? Вы же не в цирке и не на эстраде… И как мы выяснили — вы не клоун…

— И рад бы вспомнить, но…

— Помочь?

С недоумением и интересом Лютце измерил офицера взглядом.

«Знает что-нибудь или?.. — задумался он. — Возможно, за эти четыре дня им удалось что-либо узнать. Может быть, взяли Пауля? Это было бы прискорбно. Но вряд ли: Пауль ушел до того, как обложили меня… Чепуха. Ничего ему неизвестно, этому капитану, тем более прошлое: даже в отделе «Иностранные армии Востока» немногие были посвящены в мои прежние дела», — решил он.

— Вы напрасно стараетесь, — пренебрежительно сказал Лютце. — Память моя не сговорчива.

— И все же попробуем…

В голосе капитана не было ни настойчивости, ни тем более требования, он разговаривал с ним словно с нашалившим ребенком, тоном человека, который не сомневается, что сейчас будет раскаяние. И это бесило Лютце. Он почему-то стал думать о последствиях, хоть раньше это его мало заботило. «Да, ответственность усугублялась тем, что одного из русских он, кажется, отправил к праотцам. Лучше было бы после этого не попадаться. Конечно, пощады не будет… Плевать! Он же не трус! Но… Одно дело — мгновенно убить себя в горячке борьбы и совсем другое — ждать и думать о том, когда тебя поставят к стенке». Он снова закурил:

— Что ж, капитан, попробуйте. Посмотрю, что у вас получится.

— На первых порах запишем так, как значится в ваших документах.

— Пожалуйста, пишите: Макс Лютце, девятнадцатого года. Родился в Дуйсбурге. Родственников не имею. Капитан вермахта, ваш тезка по званию…

— Чем занимаетесь, где проживали последнее время?

Еще в камере, в ожидании допроса, Лютце продумал, от чего он будет отказываться, отрицать. Певичку не назовет. Эта пора его пребывания в Энбурге вряд ли кому известна. О хозяйке новой квартиры придется сказать. Она обыкновенная баба, ничего особого не знает. Да и ничего еще не успела сделать. Карл? Там все в порядке. Этот и под дулом пистолета будет стоять на своем и не вспомнит их прежнего знакомства. Тогда он легко отвертится. И все же голову сверлила мысль: где же он допустил ошибку?

— Повторите ваш вопрос, — поднял голову Лютце. — Я не понял.

— Очень понятный был вопрос. Чем занимались и где проживали последнее время? — так же спокойно повторил Фомин.

— Был посредником строительных работ. Недавно закончил ремонт автостанции. Подыскивал новую работу. Снимал комнату у госпожи Грабе на Майсенштрассе, 2.

— Какую работу считаете постоянной: ту, что только назвали, или ту, о которой предпочитаете молчать? Имею в виду задание, полученное вами.

— При наличии у вас моих документов и улик, которыми вы располагаете, — Лютце потрогал свою челюсть, — молчать, пожалуй, нет смысла. Первая работа, могу вам доложить, вполне официальная. Это могут подтвердить и свидетели…

«Черт возьми! Как узнать, вызывали они Карла или нет», — мучительно думал Лютце и продолжал:

— Ну, а что касается второй — то одно небольшое дельце, что-то вроде воскресной прогулки…

— Если я не ошибаюсь, целью этой прогулки было специальное бюро?

— Да.

Лютце был достаточно искусный разведчик и отлично понимав, что отрицать в данной ситуации свою причастность к деятельности английской разведки, проявляющей повышенный интерес к энбургскому объединенному конструкторскому бюро, нелепо. Тут нужно было попытаться поиграть в правдивость. И это могло в дальнейшем пригодиться, хотя бы ради спасения своей шкуры.

— Ближайший ваш хозяин майор Старк? — спросил Фомин.

— Не столько Старк, сколько его деньги. Вы знаете, деньги — это океан, в котором тонут страх, совесть, любовь и честь.

— Если глядеть на деньги с позиции таких людей, как вы, возможно, и так. Но совесть, любовь и честь помогла нам разгромить армии Гитлера, показать миру порочность и несостоятельность фашистской идеологии.

— Не собираетесь ли вы, господин капитан, преподавать мне социалистическую мораль? Мне, для которого вечный мрак ада всегда был ближе, чем атмосфера чистилища?

— Нет, не собираюсь, но напомнить кое-что могу. Бисмарка, например. Надеюсь слышали о таком?

— Допустим.

— Так вот, Бисмарк настойчиво советовал жить в мире с Россией. Были и другие трезвые головы. Бывший командующий рейхсвера генерал фон Сект предупреждал: «Если Германия начнет войну против России, то она будет вести безнадежную войну».

— Оба мертвецы, — цинично заметил Лютце.

— Уважение к живым начинается с уважения к памяти мертвых.

— Кто хорошо служит родине, не нуждается в предках, — криво ухмыльнулся Лютце. — Вы любите загадки. Ну так как же?.. Осечка, господин капитан?

— Нет, почему же?.. — Фомин отвечал медленно, лихорадочно стараясь вспомнить, чьи же слова привел Лютце. Ведь он читал их где-то. И очень обрадовался, когда вспомнил: это же Вольтер, конечно же, Вольтер!..

— Мне кажется, господин Лютце, что Вольтер, говоря эти слова, имел в виду вовсе не вас, а скорее меня. Мало того, что я здесь защищаю интересы своей Родины, своего народа, я выполняю еще интернациональный долг по отношению к вашим соотечественникам, помогая им, впервые в истории немецкого народа, строить истинно демократическое государство. Вы же боретесь против своего народа, и к вам больше подходит определение Сенеки: «Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным».

Лютце поморщился. Этот русский не так-то прост, как показалось ему на первый взгляд.

«Первый этап психологической схватки, кажется, за мной, — внутренне торжествовал Фомин. — Но даст ли плоды это соревнование?» — И он продолжал:

— Помнится, вы перефразировали Данте, говоря, что ад вам ближе атмосферы чистилища. Вы продолжаете настаивать на этом?

— Вы предлагаете чистилище? А если откажусь?..

— Рекомендую вспомнить Делакруа «о тесном жилище, где нет даже снов».

— Ого, точки твердо поставлены над «и». Что нужно, чтобы не сойти в это пристанище?

— Думаю, что уже можно закончить состязание в изящной словесности и перейти к делу. Задание? Откуда прибыли? С кем связаны, что успели сделать?

«Может быть, стоит продолжать выкручиваться, — думал Лютце. — Нужно рассказывать то, что им бесспорно известно. Или станет известно».

— Прибыл из Ганновера. Задание: получить исчерпывающую информацию о деятельности уже упоминавшегося вами бюро, желательно было заполучить и результаты изысканий бюро. Для прикрытия устроился посредником по строительству к хозяину небольшой автофирмы Карл Крамер из Шенебека. Я восстанавливал ему автостанцию, бензоколонки. А главное, конечно, искал пути проникновения в бюро. Вначале преуспевал: моя квартирохозяйка, как вы, видимо, знаете, работает уборщицей в бюро. Через нее, конечно, «втемную» я получил данные о расположении комнат, системы охраны. Подготовил себе проход через сливной колодец. В понедельник должен был сделать первую попытку, но, значит, где-то ошибся. Иначе, откуда вы обо мне узнали и загнали, как зайца? — Лютце решил опять закинуть крючок, чтобы узнать, что послужило причиной его провала. — Наверное, хозяйка проболталась о моих интересах?.. Так?..

Фомин улыбнулся про себя, отметив неуклюжий ход противника, и продолжал:

— Все техническое снаряжение и задание вы получали от Старка?

— Да. И деньги тоже.

— С кем связаны в Энбурге?

— Работал, как я уже говорил, в одиночку. Можете проверять, если…

— Вернер Факлер — это тоже ваша работа?

— Не понимаю. При чем тут… — «А нужно ли здесь открываться или нет? — подумал Лютце. — Откроюсь Ведь Берта все равно опознает меня, если ее вызовут. Откроюсь». — При чем тут господин Факлер, — сказал он. — Я случайно познакомился с ним на пляже. Однажды заезжал к нему домой. Собирался заехать еще, да вы помешали… Я понимаю… Это он вам рассказал обо мне?..

3

Прошло два дня, прежде чем Хаазе вновь удалось выследить Зеппа и сопроводить до локаля. Тогда он подогнал сюда свою машину и, подняв капот, сделал вид, что копается в моторе. В такой позе его и застал старик. Как только тот поравнялся с машиной, Хаазе попросил:

— Послушай, приятель, помоги: крутани-ка ручку. Вероятно, сбилось зажигание.

— Зажигание, говоришь? — Зепп подошел, взглядом знатока окинул машину: — Спортивный «хорьх» — прекрасный аппарат. Нужно только немного заботиться о нем. Крутить я не буду. Давай наоборот. Я постарше.

Хаазе повиновался.

— Черт тебя знает, — заметил Зепп. — Словно нарочно кто залез к тебе в трамблер. Ну, ничего, сейчас наладим…

Когда «поломка» была устранена, Хаазе хлопнул старика по плечу:

— Шнапс за мной, где тут можно его достать?

— Далеко не ходить, — Зепп указал на пивную.

Хозяин весело смеялся, пока Зепп рассказывал ему, как заработав случайно выпивку. Хаазе заказал два двойных шнапса и пива.

— Видно денежного человека, — констатировал Зепп.

— Трикотажный коммерсант.

— Ого! Не с Запада случайно?

— С Запада.

— Ну, как там?

— Хорошо, говорят, где нас ист. А вообще жить можно везде, когда есть деньги или золотые руки, как у тебя. Мастер ты, я вижу, хороший, а работы подходящей, сдается мне, не имеешь.

— Отчего же? Имею постоянную. И платят прилично. Нам со старухой за глаза хватает. Даже откладываем.

— Где же это так у вас хорошо? — Хаазе повторил заказ.

— На Порзештрассе.

— Где, где?

— Я забыл, что вы нездешний. Ну, в общем, там находится ГПУ, русская контрразведка.

— Ух ты! Знал бы, не остановил тебя. И кем же ты там? Не начальником случайно?

Старик захихикал, а с ним и хозяин. Хаазе тоже поддержал их. Наконец Зепп ответил:

— Старший автомеханик в гараже я там.

— А я бы ни за что не согласился возиться с ними. Силой бы не заставили. Все равно, как гестапо. Страха не оберешься.

— Э, нет, ты зря, парень. Вполне приличные ребята. Вежливые, веселые, одна беда — неизлечимые трезвенники. — Зепп заулыбался, довольный своей шуткой. — И представьте себе, совсем не чванятся. Заходят в мастерскую, обязательно здороваются, за руку, — Зепп поднял указательный палец, — не то что те молодчики, о которых вы вспомнили. Те никого за людей не считали. Между прочим, хотя я и немец, но тех всех бы передушил. Некоторые еще по земле ходят, да исподтишка кусаются.

— Их, правда, потихоньку ловят, — вставил хозяин.

— Неужто и сейчас еще ловят? — удивленно воскликнул Хаазе.

— А что ты думаешь! — сердито сказал Зепп. — Здесь никакого нет секрета. Вон у нас на днях одного такого поймали. Отстреливался, коровий сын.

— И попал в кого? — подзадоривал захмелевшего старика Хаазе.

— Убил молодого пария. Сегодня хоронили.

Хаазе поднялся.

— Ну, спасибо, старик, за ремонт. Я поеду, а то ты страшные вещи рассказываешь. Может быть, еще загляну. Проезжаю тут почти ежедневно.

Он быстро погнал машину, словно желая скоростью развеять невеселые мысли. Итак, конечно, это Лютце арестован. Из русского подвала ему не выкарабкаться. А что может поделать он, Хаазе? Пожалуй, пора уносить отсюда ноги, неровен час — и сам попадешься.

Он заехал в ресторанчик, поужинал, и это немного улучшило его настроение. Возвращаясь в мотель, решил подождать еще пару деньков. Лютце один из тех, кто стоит хорошей игры и риска.

«Наверно, среди обслуживающего персонала есть немцы, и не такие красные, как этот Зепп, — рассуждал Хаазе. — Надо проверить. Между прочим, узнать это можно у того же старика Только найти для встречи вполне правдоподобный повод и покрепче его накачать».

4

Бломберг позвонил Еноку, едва тот приехал на работу, и попросил о немедленной встрече. Есть, мол, новости.

— Ждите у почты. У главного входа. Я там найду вас, — сказал Енок и тотчас связался со Скитальцем.

На встречу они приехали вместе.

— Господа, он здесь, — сказал Бломберг. — Вчера вечером, когда я возвращался с работы, Фердман подошел ко мне на улице и пригласил зайти в локаль. Это на Шварценвальдештрассе. Откровенно говоря, в первый момент я даже испугался: появился, думаю, точно по заказу. Ну, как всегда, для начала обменялись общими новостями, потом он потребовал раздобыть ему списки немецких сотрудников того конструкторского бюро, о котором вы говорили, и возможные данные о работах, которые в нем ведутся.

— И что же вы?

— Ответил, что с такими сложными делами вряд ли смогу сейчас справиться. Необходимо-де время подумать, как это сделать. Он объявил мне, что вознаграждение будет высоким, — этого раньше с ним не случалось. Установил мне срок — пять дней, сказал, что звонить не будет, а сам встретит где-нибудь на улице. И вот смотрите, — Бломберг достал пачку денег, — дал мне задаток — 500 марок.

— Да, теперь будет не просто, — вздохнул Скиталец. — Звонить не будет, подойдет сам. Хорошо хоть срок установил — пять дней.

— Это срок условный, геноссе, — заметил Енок, — но задача наша действительно осложнилась. Искать Фердмана по приметам в городе с многотысячным населением, все равно что ловить кильку в сети для акул.

— Вообще-то время для обдумывания он нам отпустил. Найдем выход. Завтра, господин Бломберг, в десять утра встретимся здесь же. Мы придем с готовым решением.

— Я все сделаю, как вы прикажете.

Разговор происходил у одного из столиков зала почты, где народу было немного. При этом каждый делал вид, что заполняет какой-то бланк — обычные посетители. Когда Енок и Скиталец направились к выходу, Бломберг пошел рядом.

— Вы не опасаетесь, что Фердман увидит нас вместе? — спросил Енок.

— Нет. Зачем ему следить за мной. Мы слишком давно сотрудничаем. И у него нет оснований не доверять мне.

Они расстались у дверей. Садясь в машину, увидели, как чуть сгорбившись Бломберг медленно, словно совершая моцион, пошел в сторону бургомистрата.

— С чего начнем? — спросил Скиталец Енока, когда они вернулись в управление народной полиции.

— Знаете, геноссе лейтенант, давайте так: пусть при встрече Бломберг расскажет Фердману, что предпринял шаги для получения нужных ему материалов и что они попадут к нему через день — другой. Пока же, чтобы не спугнуть «Лоцмана», пусть старик передаст ему какие-нибудь незначительные сведения. Посоветуемся потом, что ему подсунуть. Воспользовавшись этой встречей, наши сотрудники возьмут «Лоцмана» под наблюдение. Попробуем узнать, где он живет, его связи и в подходящий момент задержим.

— Задержать нужно с поличным, — сказал Скиталец.

— Ну, это уже потом. У меня, между прочим, есть одна идея. Почему бы нам не арестовать его на квартире Бломберга?

— Да, но в последнее время Фердман у него не бывал. Обратите внимание, даже точно не обуславливает встречи.

— А мы заставим его пойти к Бломбергу. Оставляем старика дома. На работу тот, допустим, не идет. Фердман его не видит. В чем дело? Звонит на работу. Там ему сообщают: Бломберг болен. А время не ждет. И Фердман вынужден будет сам пойти в нашу ловушку. Ну что?

— В общем, — годится! — забыв о том, что дал себе обещание держаться солидно, Скиталец широко улыбнулся и потер ладонью о ладонь. — Интересно получается. Да, нет, просто здорово!

— Сегодня надо посоветоваться с капитаном Фоминым. Он просил рассказывать ему обо всем, что имеет отношение к бюро. Фердмана интересует бюро. И сведения, сведения… Нужно составить «сведения» для этого Фердмана. Поможем Бломбергу отработать свои деньги, — улыбнулся Енок.

— Как вы думаете, геноссе Енок, тот тип, которого арестовал капитан Фомин, и Фердман из одной компании?

— Наверно, так. Геноссе Кторов думает, что так. Но это легко проверить.

— Как? — удивленно посмотрел на Енока Скиталец.

— Просто нужно суметь изловить Фердмана.

— Просто?.. Ха!.. Вы шутник, товарищ Енок.

И оба рассмеялись.

5

Вечером Фомин снова вызвал арестованного на допрос. Решил идти в лобовую атаку, ибо фактов было предостаточно.

— Вы великолепно знаете, Лютце, что Факлер мертв. Он в чем-то не согласился с вами?

— Мертв? — изумился Лютце. — Как же так? Ай-ай-ай! Он мне показался симпатичным человеком, и невесту жалко. Я знаком с ней — очень славная. Что с ним произошло?

— Погиб от ваших перчаток, Лютце.

— Напрасно, капитан. Такое надо доказать. Признаюсь, я готовил мальчика и был на пути к успеху. И мне он был нужен живой. Ваше сообщение для меня полная неожиданность.

— Дайте срок, все докажем, господин Лютце. И вашу вину, и вину ваших соучастников…

Фомин ничего не прочел на лице Лютце при своих последних словах. А хотел. Поэтому и сказал о соучастниках. «Ведь был же второй. Тогда в машине был с ним еще кто-то, кто стрелял в полицейских. Где этот второй? И нельзя спросить прямо…»

— Можно взять сигарету? — потянулся к столу Лютце.

— Да, возьмите.

— В моем бумажнике, между прочим, была солидная сумма денег. На питание я не могу пожаловаться. Оно меня устраивает. Но без сигарет, господин капитан, я не могу. Вы не распорядитесь приобрести для меня несколько пачек?

— Сигареты входят в рацион арестованного. И если вам не хватает, я скажу, чтобы его удвоили. Что же касается денег, то вы знаете — они целы и внесены в опись.

Вечерний допрос не принес новостей. Лютце твердо стоял на своей непричастности к убийству Факлера и признавал только те связи, которые были выявлены в предыдущем разговоре. Впрочем Фомин и не ждал, что его противник так сразу, вдруг разговорится.

Кторов, которому капитан занес прочитать документы, посмотрел на него с откровенным сочувствием.

— Устали? Я вижу. И не нравится мне ваш вид в последнее время: нос да глаза. Отдохнуть надо. Вот немного управимся и поедете отдыхать к сыну. Обязательно вас отправлю.

Кторов читал показания, подчеркивая наиболее любопытные, с его точки зрения, места.

— Сейчас должны подъехать Енок и Скиталец. Они не дозвонились вам. Посмотрим с ними, что нам дал сегодняшний день, — сказал полковник. — А пока, Евгений Николаевич, мое мнение: Лютне кадровый, хорошо обученный разведчик. Держится он, как видите, уверенно и не скрывает своей профессии. Чувствуется что он образован, получил воспитание, опытен… Где он получил этот опыт? Попробуйте установить его истинное лицо. Тут главное терпение, и поэтому не торопитесь. Это, правда, я вам всегда говорю.

— Я вам признаюсь, Георгий Васильевич, не разберусь, с какого бока к нему подобраться. На что сделать упор?

— Мне кажется, вы правильно начали. С убийства Факлера. Вот и докажите, что он убил инженера. Материалов достаточно. С одной стороны, это усугубляет его вину, с другой — заставит быть откровеннее. Всеми путями ищите его связи. Нам очень важны его связи. О Борисовой с ним не заговаривайте. Только если сам скажет. Квартирохозяйка Грабе, невеста Факлера, Крамер — вот ваш круг, и пока все. Пошлите его фотографии и отпечатки пальцев в Берлин. Там в нашей больнице лежит бывший инспектор персонального отдела, иначе говоря, отдела кадров специальных учебных заведений абвера. Может быть, он знает Лютце?

— События последних месяцев, Георгий Васильевич, — бесспорно звенья одной цепи… И тут, конечно, смешались интересы и наших бывших союзников, и геленовского ведомства. Это прямо относится к тому, о чем шел у нас разговор на последнем совещании…

— Бывшие наши союзнички делают вид, что не замечают, как слетаются бежавшие было за тридевять земель гитлеровские приспешники. Черных ворон маскируют под голубков. И среди тех, с кем нам приходится встречаться, многие имеют, в той или иной степени, отношение к геленовской компании. Так что, пытайтесь установить, каким богам молится этот Лютце…

В дверь заглянул дежурный.

— К вам Скиталец и начальник пятого отдела народной полиции.

Енок и особенно Скиталец были чем-то встревожены.

— Все пошло совсем не так, как мы тогда намечали, — торопливо сказал лейтенант. — Бломберг еще не успел «заболеть»: мы ведь решили выждать день и, наверное, совершили ошибку…

— Вчера после работы, — продолжил Енок, — только Бломберг вышел из бургомистрата, к нему подошел Фердман, не выдержав обещанного срока. Хорошо еще, что мои сотрудники оказались на месте и… Колоритная фигура. Вот, полюбуйтесь, геноссе Кторов, — Енок положил на стол конверт со снимками.

Фотографий было несколько. Вот «Лоцман» и Бломберг идут по улице. Сидят в пивной. Запечатлен и момент, когда Фердман получает от Бломберга какие-то бумаги. И наконец, лицо крупным планом.

— Это удача, друзья, большая удача, — сказал Кторов. — Физиономия запоминающаяся. Но продолжайте…

— После встречи с Бломбергом была зафиксирована встреча «Лоцмана» с некой Фукс. Это официантка из ресторана Дома офицеров. — Енок выложил на стол еще одну фотографию.

— Дальше?

— Дальше, геноссе Кторов, начинаются сплошные неприятности. Мои сотрудники, так хорошо справившиеся с фотографированием, потеряли «Лоцмана». Это случилось после встречи с Эрикой Фукс. Ведь мы прошлый раз договорились подольше походить за ним, постараться выявить его связи. Но после этой Фукс… Они проводили его до главного вокзала, и там в сутолоке он скрылся.

— Вы полагаете, что он ушел, обнаружив слежку.

— Не думаю, — сказал Скиталец. — Мы разбирались. Это случайность, которую можно отнести за счет… я бы сказал, за счет излишней осторожности. Товарищи из полиции слишком далеко его отпустили, а там толпа.

— Ошибку будем пытаться исправить, — сказал Енок. — Сегодня Фердман обещал найти Бломберга. А Бломберг, как мы с ним и условились, пообещал к вечеру вручить Фердману «материалы», о которых тот так мечтает. Я направляю к этому времени туда группу сотрудников, и они задержат Фердмана. Если, конечно, он появится: Фердман такая бестия, что и не угадаешь, какой шаг он сделает. Вдруг он не объявится?

— То есть, обязательно объявится, — заметил Фомин, — документы-то ему обещаны.

— Скажите, геноссе Енок, ваши сотрудники справятся с задержанием «Лоцмана»? Минутку терпения, Евгений Николаевич, — предупредил Кторов попытку Фомина ответить за своего немецкого товарища. — Ваше мнение я знаю. Вы, конечно, скажете — «да». Но я хочу знать мнение товарища Енока и лейтенанта Скитальца.

— Думаю, что так, — сказал Енок. — Но было бы хорошо, если бы в операции участвовал кто-нибудь из ваших офицеров. Нам нужна оперативная консультация. А с остальным делом справимся.

— Хорошо. Как видите, Евгений Николаевич, я тоже «за». Вашим помощником, геноссе Енок, остается лейтенант Скиталец.

— Очень хорошо. Лейтенант в курсе событий. И мы с ним успели подружиться.