Отец «германского чуда» Людвиг Эрхард был убежденным сторонником того, что «наиболее эффективное средство для достижения и обеспечения благосостояния – конкуренция. Она одна дает возможность всем людям пользоваться хозяйственным прогрессом, в особенности, в их роли потребителей. Она же уничтожает все привилегии, не являющиеся непосредственным результатом повышенной производительности труда. Через конкуренцию может быть достигнута – в лучшем смысле этого слова – социализация прогресса и прибыли; к тому же она не дает погаснуть личному стремлению каждого к трудовым достижениям». Благосостояние для всех может быть достигнуто только через конкуренцию: первое – цель, второе – путь, ведущий к этой цели. В этом есть не только логика, но и подтвержденный «чудом» факт. Но именно такая вера в конкуренцию является примером того, что Дж. К. Гэлбрейт назвал экономической теологией.

В действительности благосостояние создает не конкуренция. Напротив, она – причина его расхищения. Оно – результат роста производительности общественного труда. Единственное в чем прав Л. Эрхард, так это в том, что конкуренция создает стимулы для этого благодаря уничтожению всяких привилегий. И выполняет она эту функцию благодаря заключенному в ней принципу противоборства интересов. «Конкуренция и бог, и дьявол одновременно». Соответственно и политика в отношении конкуренции должна реализоваться с учетом того обстоятельства, что плодотворность действия конкуренции связана с наличием в ней состязательного поведения. Это означает, что конкурентная политика должна быть нацелена на формирование условий, которые не просто активизируют частную инициативу, но и направляют заключенный в ней эгоистический интерес в русло общественных потребностей, в чем видел смысл конкуренции А. Смит.

Проблема усугубляется тем, что одно из главных противоречий современной конкуренции – это противоречие между интересами финансового капитала, ставшего наднациональным по своей сути, и интересами национального государства, задачей которого является сохранение социального мира путем поддержания приемлемого уровня жизни населения. Для стран, обладающих высокой конкурентоспособностью и относительно «избыточным» капиталом, она смягчается за счет перелива добавленной стоимости через механизм мировой торговли. Для стран с низкой конкурентоспособностью и испытывающих дефицит инвестиций решение этой проблемы только одно – создание в стране более благоприятных условий для приложения капитала. В глобальной конкуренции ранг конкурентоспособности страны – это не просто показатель уровня ее достижений, но и показатель способности присваивать созданную в мировой экономике добавленную стоимость.

Современная российская экономика – слабое звено мирового хозяйства. Она – скорее его донор, чем реципиент. Низкий уровень ее конкурентоспособности принято объяснять наследием советского прошлого. Однако по истечении двадцати лет этот аргумент уже не работает. Особенно настораживающим является отсутствие положительных сдвигов в отношении уровня конкурентоспособности отечественных предприятий, без чего экономика конкурентоспособной быть не может. Причем среди причин выделяются как раз те, которые являются корневыми: для предприятий – оппортунизм собственников, низкое качество управления, отсутствие инновационной активности, а для страны – не способность формировать и поддерживать среду, стимулирующую к инновациям и помогающую создавать добавленную стоимость. Все это следствие неразвитости конкуренции. Получается своеобразный замкнутый круг: стагнация экономики вызвана неразвитостью конкуренции, которая обусловлена состоянием субъектов экономики. В результате получилась предпринимательская экономика, лишенная ключевой черты предпринимательства – состязательности.

Ловушка, в которую попала российская экономика, может быть объяснена ошибочностью решений, допущенных при реформировании экономики вследствие недостатка знаний и опыта. Между тем существо проблемы не в этом. Рыночный механизм мог бы исправить допущенные ошибки. Корень проблемы находится существенно глубже – в отсутствии базы для действия конкурентного механизма. Все дело в том, что в процессе перехода к рынку был нарушен главный принцип устройства капиталистической экономики – необходимость обособления экономических интересов. В этой связи заслуга марксистского подхода к анализу конкуренции состоит не в выявлении ее роли в исторической судьбе буржуазного общества, а в объяснении условий, обеспечивающих результативную работу конкуренции в качестве генератора прогрессивных изменений. Каждый стремиться получить преимущество и завоевать монопольное положение. Общество препятствует этому путем противопоставления эгоистическим устремлениям одних эгоистические устремления других. Борьба частных интересов – вот подлинный мотор конкуренции, ее ядро и неисчерпаемый источник прогрессивных изменений. Формализуя марксистскую идею о заключенном в конкуренции противоречии и переводя ее в ставшую сегодня привычной формулу, можно сказать, что основополагающим условием существования работающей конкуренции является разделение властей. Этого, как раз, и недостает сегодня российскому обществу, а потому нет, и не может быть полноценной конкурентной системы.

Российская действительность такова, что предпринимательский класс формировался не на основе преимуществ, завоеванных в результате новаторства и предпринимательской бдительности. Его колыбель – властные полномочия, определявшие распределение экономической власти. Та часть предпринимательского корпуса, которая возникла спонтанно, формировалась преимущественно из люмпенизированных и криминальных элементов, что усугубляло ситуацию. Капитанами бизнеса становились люди, не воспринимавшие принципов состязательности. Для них монопольное положение было не просто естественным и привычным, но и тщательно охраняемым условием сохранения собственности и бизнеса. Неслучайно состояние конкуренции в российской экономике ухудшается по мере того, как предприниматели все активнее проникают в законодательные и исполнительные органы власти, видя в этом способ защиты своего бизнеса, а лица, обличенные властными полномочиями, все глубже втягиваются в предпринимательство, рассматривая его в качестве способа справедливого вознаграждения за свое «служение обществу». Не будет преувеличением сказать, что в современной России властные полномочия приобрели признаки частной собственности и употребляются с целью извлечения частной выгоды. Все чаще можно наблюдать ситуации, когда одно и тоже лицо является средоточием законодательной, экономической и исполнительной власти одновременно. Это типичный признак феодального общества. В таких условиях конкуренция может быть не более, чем согласованным допущением, подобно тому, как это было в городах принадлежащих феодальным сюзеренам. Когда не только бизнес, но и сам рынок оказываются под «железной пятой» законодателя-капиталиста, говорить о конкуренции не приходится. Поэтому, когда речь идет об административном давлении на бизнес, суть решения проблемы заключается не в совершенствовании законодательства, а в ликвидации сложившейся в российском обществе монополии на власть.