В общем все как-то так.
Иногда мне удается съездить в Москву, но, признаюсь честно, чем дольше я нахожусь в МОГКР-е, тем реже мне хочется возвращаться домой. Фактически все мои визиты происходят только по той причине, что я знаю, что мама скучает.
Всякий же раз, как я возвращаюсь в Москву, мне приходится встречаться и с Сартаковым и с его Приятелем.
Итак, из аэропорта Тыбы-э-Лысы я улетаю вечером пятницы, прибываю в Москву поздно ночью, а субботу обычно «сгрызают» встречи с непосредственными кураторами, так что на общение с мамой остается совсем-совсем мало времени.
* * *
В одну из таких встреч с Сартаковым он мне как раз рассказал о предстоящих событиях в МОГКР-е. Мы сидели с ним в недавно восстановленном на старом месте ресторане «София» (некогда обожаемом КГБ-шниками) и неспешно ужинали.
— Тут, понимаешь, такие дела намечаются… — Сартаков как раз вытер рот большой салфеткой после откушивания грибного супа и приступил к чешскому пиву, налитому в большую литровую кружку, сверху-темное и сладкое, снизу — светлое — помнишь, как несколько лет назад мы серьезно поцапались с этой Маленькой, но очень Гордой Кавказской Ресубликой?
— Да, было дело. — Отвечаю я. — Но нашим войскам тогда удалось быстро дать отпор.
— Вот-вот. Потому что все заранее были готовы к агрессии, а театр, так сказать, военных действий ограниченный, простора особого для маневра не дающий, так что всем заранее было ясно, кто, куда и по каким дорогам двигаться будет. В этих горах ведь современную технику только по дорогам гонять можно!
Затем Сартаков какое-то время смотрит в окно на площадь Маяковского:
— Ну так вот. Понятное дело что бесноватый фюрер, президент этой долбанной республички, до сих пор не оставил своих коварных планов на большой реванш.
Я покачиваю головой в знак согласия.
— Только теперь у него изменились подходы, так что сейчас он планирует действовать несколько иначе…
К нам подошла официантка — забрать пепельницу, уже наполнившуюся окурками, и, уличив момент, Сартаков попросил ее принести счет.
— Сегодня они сформировали в Боржомском ущелье несколько групп боевиков из наших бывших сограждан кавказского вероисповедания, и в скором времени планируют их запустить на наш Кавказ.
Тут я живо себе представил боевиков-террористов, всех почему-то в черном, с большими кривыми саблями и зелеными повязками на головах. Злобные боевики точат ножи и снаряжают магазины от автоматов Калашникова патронами, время от времени переговариваясь друг с другом, кивают в сторону России (ну, вроде как я предполагаю, что они знают, в каком направлении от них Россия находится) и после скалят свои длинные белые зубы в злобных и довольных ухмылках. Все это кажется не таким уж и страшным, если ты сидишь в Москве в ресторане «София», но как представить, что завтра вечером тебе возвращаться в Тыбы-э-Лысы, а от него до Боржомского ущелья рукой подать! — уууу. Никакой дипломатический паспорт не избавит от легкого подергивания коленок.
— Ну так вот — Сартаков расплачивается по счету, великодушным жестом показывая, что не нуждается в содержимом моего портмоне, так мной суетно открываемого — мы решили сыграть на опережение.
— Мы — это кто? — несколько застенчиво переспрашиваю я, хотя и сам мог бы догадаться о том, кто за всем этим стоит.
— Мы? Мы — это все те же персоналии с престарелой площади!
Я догадываюсь о Сумрачном, теперь уже представляя его, почему-то тоже с зеленой повязкой на лбу точащего шашку у себя в кабинете, лукаво взирающего при этом на портрет Президента.
— Так как самое уязвимое место Маленькой Республики — это ее нефтяной трубопровод, будь он неладен во веки веков, товарищами было решено жахнуть его как следует, накануне событий, когда боевики уже будут находиться в готовности номер один, прямо уже перед самой отправкой. Понимаешь, о чем идет речь?
Я с большим усилием делаю вид, будто готов взяться за такое дело с легкостью ну прямо сейчас.
— Жахнуть — это что? Тут могут быть тысячи вариантов. Или имеется в виду просто команда на какой-нибудь по выбору самого исполнителя способ вывода из стоя трубы?
У меня перед глазами в воображении пролетает на высокой орбите российский спутник, вдруг резко разворачивающийся и бьющий невесть откуда появившимся у него лучом лазера в могкр-вский трубопровод: ба-бах! Мимо. Тыбы-э-Лысы стерт с лица земли, промашка вышла. Подвела система глобального позиционирования ВСЕХНАСС.
— Нет. Вот тут как раз Президент категоричен. Он желает, чтобы трубу порвало в клочья в пяти местах одновременно. Это, как он говорит, затем, чтобы всем все стало понятно. Боевики сформированы в пять колонн, так что такой наш ответ наведет руководство МОГКР на мысли о нашей чрезвычайной осведомленности об их планах. — здесь Сартаков хмурится и почесывает лоб, после чего, достав из кармана пиджака большой клетчатый платок начинает громко сморкаться, на ходу продолжая говорить:
— У нас в принципе все уже готово для этого дела, но есть одна загвоздка.
Мне почему-то начинает казаться, что эта загвоздка — я.
— Все дело в том, что куратора, главного ответственного за операцию Андрея Павлова давно пасет разведка Маленькой Республики, так что мы предполагаем, что его со дня на день вышлют из страны.
Я опять покачиваю головой, ковыряясь при этом зубочисткой у себя под ногтями.
— И, так как ты у нас, получилось, единственный кто настолько погрузился в его дела, то отступать уже некуда, дело это придется вести тебе.
Я слегка подпрыгиваю на стуле.
— Нет, конечно, главный ответственный за все это товарищ Посол! — «успокаивает» меня Сартаков — но он же не сможет ездить по республике этой туда-сюда с агентами? Не посольское это дело, брат!
«Ну конечно же, это мое дело, с темными личностями по ночам в подворотнях сигаретами угощаться!» — думаю я.
— Непосредственно делом, если Павлов выйдет из игры, заниматься придется тебе!
Я разглядываю лепные потолки «Софии», напрасно успокаивая себя тем, что «наверняка это не так уж и страшно». Ну, подумаешь, взорвать какой-то трубопровод! Ну, у него есть охрана, стрелять начнет. У меня, конечно, дипломатический паспорт, да только эти супчики сначала меня пристрелят, и лишь после этого паспорт извлекут. Пробитый пулей и окровавленный! С другой стороны этим должны заниматься агенты — это они за деньги будут рисковать, а я в это время вполне могу сидеть себе в посольстве и попивать чаек, но разве этим можно верить? Придется хотя бы одного но сопровождать лично.
Сартаков будто читает мои мысли:
— Поручение это столь серьезное, что вполне возможно возникнет необходимость твоего личного участия. Хотя бы один подрыв должен произойти точно и он должен быть удачным!
Какое-то время мы молчим.
— Скольких ты курировал агентов? Я так понимаю — четверых?
— Да… — робко и тихо отвечаю я — Гога, Магога, Мафусаила и…
— Четверо! — прервал меня Сартаков — то есть нужен еще один, он, конечно, уже есть, его с тобой сконтактируют, либо займутся им без тебя.
«Как гора с плеч!» — саркастически подумал я, после чего сказал:
— Я с ним уже познакомился, и он мне пришелся не по нраву. Впрочем, Павлов говорит, что решение по его участию уже принято — на его ответственность!
Сартаков же будто пропускает мои слова мимо ушей:
— Взрывчатку ты доставил, агентам передал — говорит он, жестом показывая мне, что уже пора уходить — осталось ее заложить под трубой, обойдя охрану, а активизировать взрыватель — ну так это же делается дистанционно!
Но меня эти слова не успокаивают — я же знаю, как это все делается. Так и представляю себя с агентом каким-нибудь Гогой, или Ибирем — тащущим взрывчатку у себя на горбе куда-то вверх — по нам стреляет плотными очередями охрана трубы, вокруг свистят пули! И вот — раз! Меня ранило! Потом еще! Еще! Еще! Еще и еще раз! Потом падает Гога. Или Имбирь? Замертво! Ведь пуля попала ему в самое сердце!
И вот, после этого, истекая кровью, я все-таки подползаю к трубе, ставлю под нее ящик с взрывчаткой, и тут — апс! Меня выхватывает из ночной мглы, пронзаемой трассерами луч прожектора с зависшего надо мной вертолета! Из него по мне тоже стреляют, снайпер какой-нибудь, высунувшись, и тоже попадает мне в сердце, и я падаю на взрывчатку, обняв ее, как родную. Враги торжествуют уже было победу, но не тут-то было! Воскреснув из мертвых на полсекунды, я приподнимаю голову вверх, с презрением глядя на вертолет, мой испепеляющий взгляд потрясает снайпера настолько, что он вываливается наружу и с паническим и позорным криком разбивается о землю где-то невдалеке. Пристав на коленях, как сержант Лаес из фильма «Взвод» перед смертью, подняв над головой кнопку активации детонатора я нажимаю ее!
Шмякс! Меня разносит на куски взрывом, небо краснеет, и над ним появляются плакатные призраки Суворова, и, еще выше — Сталина. Враг будет разбит! Победа будет за нами! Матросов бросается на амбразуру, а Кошевой подносит патроны Василию Ивановичу.
Мои ошметки, уже опавшие на землю как осенняя листва, заливает горящей нефтью. Все. Не жди меня, мама, больше никогда.
* * *
И вот как раз мама начинает как-то ни с того, ни с сего переживать по моему поводу. Дело было в воскресение вечером, я уже было собирался уходить, мне спешно нужно на самолет, а она все причитала и жалела меня:
— Андрей! У тебя точно все нормально? Ты ж какой-то бледненький!
Я понимаю, что если расскажу маме все, от этого мне будет только хуже — я буду знать, что она переживает. А ведь это так важно, особенно в трудную для тебя минуту — знать, что кто-то, очень-очень тебе близкий, пока тебе плохо и ты переживаешь какие-то трудности — просто живет себе и не напрягается, наслаждаясь радостями обычной жизни обычного человека!
И я, конечно, ни о чем маме не рассказываю.
* * *
Весна доходит уже и до Москвы, превращая огромные заполонившие всё массы снега в «вешние воды», а уж что говорить о Тыбы-э-Лысы!
Здесь все бурно цветет и пахнет, иногда вызывая у меня дичайшую аллергию, так что на встречи с агентами приходится ходить «на таблетках», по временам на ходу засыпая.
То же самое происходит и во время пресс-конференций: о российской неизменной бесконечной любви к Гордой Республике приходится говорить постоянно высмаркиваясь и чихая в камеры и микрофоны.
* * *
Тем не менее дела идут, и уже на пороге календарного лета меня как-то вечерком вызывает к себе Посол.
Посол, не так, как раньше, кажется весьма встревоженным, притом настолько, что я понимаю, что ему свою тревогу скрывать уже нет никаких сил.
— Андрюша! — кричит он мне, едва я оказался на пороге его кабинета — у нас беда! Беда!
В кабинете, кроме посла сидел еще Павлов, как раз накануне опять вернувшийся из Москвы:
— Ты не представляешь, что происходит! — кажется, что настолько расстроенным я Посла не видел никогда — по нашим данным, Андрея (Посол кивком головы показал на Павлова) — вскоре вышлют из Республики, якобы за деятельность не совместимую с обязанностями работника посольства.
«В принципе — заслуженно» — уж было собираюсь сказать я, но вовремя останавливаюсь.
— Ну так вот, — продолжает Посол — те же вещи… о которых ты уже знаешь… А ты вообще говорил с Сартаковым в Москве?
— Да, достаточно подробно…
— Значит ты в курсе того, что намечается! Если Павлова вышлют отсюда, кто-то должен будет курировать намеченную операцию.
Я отвечаю в том духе, что, дескать, по словам Сартакова куратором назначили Посла. Посол соглашается:
— Да, но работа с агентами?
Я отвечаю, что уже несколько месяцев с ними работаю, и, хоть они по большей части люди и неприятные, в принципе работа эта меня не тяготит.
За сим Павлов мне дает поручение снабдить взрывчаткой Арзумяна — последнего нашего агента, а Посол говорит о срочном переходе на режим полной готовности:
— Ни сегодня, так завтра нам дадут распоряжение выполнить миссию — мы должны быть в полной готовности в любую минуту начать действовать!
«Ну вот» — думаю тогда я — «Павлов невольно проговорился, сообщив мне, что же за «дипломатический груз» я привез с собой в свое время из Москвы, за который так переживал, и о котором так пекся».
* * *
Итак, на следующий день я встречаюсь с Арзумяном, и отдаю ему «посылку» с инструкцией, что с ней делать.
Вечером же происходит то, о чем говорил Посол — МИД Маленькой Гордой Республики делает заявление по поводу Павлова, и его тут же высылают в Москву. Москва на такие «необоснованные действия» со стороны властей Республики реагирует молниеносно — выслав в свою очередь главного по связям с общественностью представителя посольства Маленькой Республики в России. По этому поводу наш министр иностранных дел выступает по телевидению, на Первой Кнопке. Его сообщение обильно, ёрно и оригинально комментирует Льнявый.
Министр — суров, но справедлив, у него взгляд — как у орла, правда, кажется совсем немного испуганным:
— Мы не допустим — говорит он склонившись над бумажкой в пресс-центре МИД-а — чтобы на Кавказе кто-то так обращался с представителями нашей дипломатии!
Дальше показывают Льнявого:
— Здрасьте! — говорит он, как всегда склонив голову несколько в бок — опять наши южные друзья, каких врагу не пожелаешь что-то учудили…
Дальше следует информация со статистикой и с комментариями «картинки» очень официальным женским голосом. Несколько раз показывают президента Гордой Республики, в том числе знаменитые кадры, где он жевал кактус.
* * *
С Павловым мне удалось проститься в последнюю минуту — он уже загружался в большой отечественного производства джип и в сопровождении охраны отбывал на север — к недавно появившимся еще более маленьким, нежели МОГКР гордым кавказским республикам.
На прощание Павлов пожимает руку Послу, затем — мне:
— Ты хорошо умеешь делать свою работу — говорит он мне — постарайся выполнить наше главное задание, и тебя тут же заберут в Москву, чтобы тут с тобой что-нибудь не случилось.
Я в ответ благодарю Павлова, говорю, что было приятно работать под его руководством.
Уже совсем на прощание Павлов крикнул мне: «До встречи в Москве!», после чего залез в машину, после него — один охранник, дверь закрылась, и джип тут же рванул с места в карьер на большой скорости.
* * *
Товарищ Посол чуть не плакал: «Что мы будем делать? Что без Павлова мы будем делать?» — причитал он, на что я сказал ему (себе на голову, вот тянет же меня создать себе проблем), чтобы не волновался, и что мы обязательно выполним поставленную перед нами Родиной задачу!
* * *
Не смотря на объявленную Послом круглосуточную готовность выполнение «задания Родины» все время откладывается, вплоть до середины лета. Приказ из Москвы приходит весьма неожиданно, как раз в тот момент, когда я уже было начал думать, что, может быть, все и обойдется. Но, увы, нас не «пронесло».
Итак, меня вызвал к себе Посол, дело было поздно вечером:
— Андрей! — казалось, Посол находится на грани нервного срыва, чувствовалось, что он принял немного алкоголя — у нас катастрофа! Агенты, которые были нами завербованы для выполнения задания все куда-то подевались! В Тыбы-э-Лысы не работают телефоны — ни городские, ни мобильные. Их спецслужбы пронюхали про наши дела и теперь пытаются предотвратить подрыв трубы!
Итак, мне дают задание выйти на агента Мафусаила и проконтролировать, чтобы он выполнил задание. Кроме того, мне выдается большой непрозрачный бумажный пакет, как говорят, с деньгами, с гонораром Мафусаилу за его работу.
* * *
Двигаться приходится — на чем бы вы думали? На общественном транспорте славного Тыбы-э-Лысы. Интересное дело, но именно до «дня Х» я даже и не подозревал о том, что такой существует.
Тем не менее, доехав все-таки до дома Мафусаила, я становлюсь свидетелем того, как этот супчик пытается сделать ноги — едва завидев меня, Мафусаил бросается наутек, побросав все свои большие спортивные сумки.
Конспирация-конспирацией, но теперь мне приходится быть очень ловким и юрким — постоянно держа в поле зрения Мафусаила, бежать за ним со всех ног, особо не разбираясь в закоулках Тыбы-э-Лысы, да еще к тому же догонять его!
Тем не менее, мне везет. Хотя, в такой ситуации рано или поздно повезти должно было — резко свернув в один проулок, Мафусаил подвернул ногу и упал.
Когда я подбежал к нему — он причитал что-то на своем языке, жалостливым взглядом смотря мне в глаза. Затем, видимо поняв, что я в этих делах ни бельмеса, Мафусаил с трудом перешел на русский:
— Вы же не понимаете! — залепетал он — эти люди страшные! Они убьют и меня и мою семью!
Я так понял, Мафусаил жаловался на контрразведку своей Республички:
— Если им нужна информация — они будут пытать человека, пока он им все не расскажет! Они могут на ваших глазах изнасиловать вашу жену и дочь! Они выбьют из вас все, что им нужно.
Но отступать было некуда, как мне и рекомендовали ранее, пришлось нажать на Мафусаила:
— Мдя, говоришь? — я навис над этим человеком, сжал руки в кулаки и замахнувшись — а деньги у нас брать не было страшно? А? Тебя, козла вонючего кто-то за рога тянул к нам? А знаешь, что будет с твоими родственниками в Ростове, если ты не сделаешь то, что тебе велят?
Тут Мафусаил, кажется, сдается, и я, уличив момент, стараюсь разбавить «горькую пилюлю»:
— Послушайте, Мафусаил! — говорю я, резко сменив тон, и даже положив Мафусаилу руку на плечо. — Мы сейчас с вами сделаем наше общее дело, я передам вам деньги — и прости-прощай! Можете забыть и меня, и КГБ!
Тогда мы возвращаемся домой к Мафусаилу, где он забирает все, что нам нужно, после чего садимся в его старый белый нелепый «Жигуль» — и отваливаем в сторону гор! Точнее, в сторону пресловутой всеми проклятой трубы.
* * *
Где-то через час медленной езды почти постоянно вверх мы наконец останавливаемся.
— Вот! — говорит Мафусаил, показывая мне рукой в сторону справа по ходу машины — опора трубы, низкая опора. Это наше место.
Мы выгружаемся. Тут мне звонит Посол:
— Андрей! Слава богу заработала сотовая связь! Переключись на дешифратор.
Я переключаю мобильный телефон в режим дешифрования закодированного сигнала. Голос в трубке Посла несколько искажается, но это не важно:
— Андрей! У нас просто ужас! Развал! Из пяти два агента вдарились в бега, двоих, по нашим данным задержали! Вся надежда теперь только на вас!
— Хорошо — стараясь отвечать как можно более спокойным тоном сказал я — мы с Мафусаилом уже на месте — дело будет сделано, даже если он откажется — я все проделаю сам.
Но как только я возвращаюсь к машине, от которой отходил, чтобы Мафусаил не слышал мой разговор с Послом, этот пень — увы мне, грешному — наставляет на меня дуло «Глока».
— Деньги у тебя? — спрашивает меня Мафусаил, решительно и злобно глядя мне в глаза — давай их сюда!
— Ах, да что вы — кочевряжусь я, почему-то совсем не испугавшись его угрозы — потерял, извините, пока за вами по улицам бегал!
Но шутки в сторону — Мафусаил, как последний идиот наотмашь бьет меня по лицу, да так сильно, что я падаю на землю.
Тем не менее удача на нашей стороне — видимо наблюдая за трубой, над нами пролетает вертолет, выхвачивая трубу и иногда окрестности из ночного мрака мощным лучом прожектора.
Мафусаил, то ли сознательно, то ли чисто рефлекторно, в тот момент когда вертолет скользнул лучом прожектора рядом с ним — присел на корточки, что позволило мне, в миг вскочив, ударить его мыском ботинка прямо в лицо.
Истошно взвыв, Мфусаил упал на землю, схватившись за лицо обеими руками и выронив пистолет.
Когда же он пришел в себя, преимущество в виде «Глока» было уже на моей стороне. Судя по серьезному и испуганному взгляду, с которым Мафусаил смотрел в дуло пистолета — «Глок» был настоящим, боевым, заряженным настоящими патронами.
* * *
Еще минут двадцать проходят в жутких мучениях — попытках вытащить из Мафусаила клещами информацию о том, как взорвать бомбу. Так как Мафусаил в этом деле оказался крайне неболтливым, приходилось время от времени убеждать его в полезности «серебра слов» легкими ударами ногой по лицу. Впрочем, Мафусаил некоторые удары пытался парировать, перехватив ногу в блок — с дальнейшим выходом на болевой прием. За что, за эти попытки, получал по голове еще и рукояткой «Глока».
Ну так вот, когда же все это выясняется, остается все это только осуществить!
Итак, Мафусаил ни под каким предлогом идти устанавливать бомбу под трубу не собирается. Даже пинки не действуют! Приходится самому взбираться на гору предварительно забрав из «Жигуля» Мафусаила ключи, туда, где опора, потом лезть по этой опоре вверх, и уже там, где труба опирается на опору — положить взрывчатку, после чего через специальное гнездо в ней завести внутрь детонатор — и активизировать его на сигнал от пульта.
Когда же я возвращаюсь обратно к машине Мафусаила, то застаю его за тем, как он пытается завести свою машину без ключей. И слава богу что ему это не удается!
Едва я возвратился — вдали зазвучала сирена — и оттуда, откуда мы приехали к нам стала приближаться машина с проблесковыми сине-красными маячками.
— Все! — запричитал Мафусаил, схватившись за голову — тюрьма! Тебе-то что — тебя отпустят, а вот я!!
Но делать нечего.
Я успокаиваю Мафусаила, чем могу, но затем, вдруг стремительно неожиданно в моей голове созревает коварный план:
— Смотри! — кричу я Мафусаилу, как только двигавшаяся к нам машина с «мигалками» остановилась, и, как мне во тьме показалось, оттуда выбежали и распределились вокруг машины люди с автоматами.
Мафусаил, повернувшись в ту сторону, уже было что-то хочет сказать мне, но я, не будь дураком, из-за его спины стреляю в сторону машины с проблесковыми маячками из пистолета. Выстрел, правда, получился не совсем удачным, потому как оказалось что «Глок» Мафусаила автоматический, и стоял на режиме автоматического огня, так что мое нажатие на курок привело к тому, что все патроны из «Глока» были выстрелены в течении секунды.
За сим я бросаюсь на землю, и, как оказывается, не зря — получив несколько пуль в корпус из автоматов, Мафусаил через секунду грузно валится на землю. Люди из патрульной машины начинают двигаться к нашему «Жигулю».
— Ну вот и все — говорю я нажимая на кнопку активизации детонатора заложенной мною бомбы.
* * *
Взрыв, странное дело, получился негромким. Разорванная взрывом труба, смотревшая своей частью в месте подрыва в небо, не смотря на мои ожидания, не стала фонтанировать во все стороны горящей нефтью.
— Вот заразы! — закусывая губу, я достаю из кармана плаща запасной детонатор к бомбе — видно узнали все заранее, что тут будет, и перестали на время качать нефть!
Тем не менее я выполнил приказ и теперь мне нужно отсюда сматываться.
Побегав вокруг мафусаиловского «Жигуля» туда-сюда, я какое-то время понаблюдал за теми людьми, которые только что уложили Мафусаила, и, когда над ними на короткое время завис патрульный вертолет, выхватив их из мрака ночи мощным лучом своего прожектора, я, как мне показалось, заметил среди них Арзумяна.
Бросив же в их сторону запасной детонатор к бомбе, который теперь вроде как мне был и не к чему, я громко прокричал: «Ложись! Граната!».
Арзумян и его компания тут же бросились на землю, прикрыв свои головы руками, и лишь они пришли в себя и стали привставать и оглядываться — я нажал на кнопку пульта активизации детонатора. Послышался сильный шелчок, чем-то похожий на выстрел, после чего Арзумян и его люди снова залегли, а я, еще швырнув в них камнем, вновь прокричал про гранату и про то, что нужно залечь. Камень удачно попал в лобовое стекло их машины, как мне показалось, немного приведя тем самым в замешательство преследующих меня.
Пока же преследователи мои не пришли в себя — я вскочил в «Жигуль» и на нем дал деру на всех порах в сторону Тыбы-э-Лысы.
* * *
И дальше — не понятно. То ли я такой ловкач, то ли еще что, но за мной никто не гнался, или же гнался, но я не видел его. От трубы до города дорога шла только под откос вниз, старый «Жигуль» скрипел, будто вот-вот развалится, но худо-бедно через сорок минут я был уже на окраине Тыбы-э-Лысы, и уже оттуда, бросив машину, пошел пешком.
* * *
Постоянно оглядываясь по сторонам, за поясом брюк, сзади — пустой пистолет, в левой руке — дипломатический паспорт, спереди, под плащом, опять за поясом брюк — большой конверт с деньгами, гонораром Мафусаила, я двигался пешком к нашему посольству.
Уже ближе к центру, я несколько раз встречаюсь с агрессивными группами молодых людей, явно из спецслужб, направляющихся на перехват меня, которые, впрочем, когда я начинаю громко орать, что я дипломат и лицо неприкосновенное, от меня отстают.
У самого же посольства я встречаюсь с Арзумяном и несколькими его сопровождающими так же явно спецслужбистами, которые бросаются было ко мне, но я, быстро убегая, по счастливой случайности вдруг вижу нашу посольскую машину, возвращающуюся в посольство, и буквально бросившись ей под колеса — останавливаю ее, после чего, никого не спросив, просто открываю дверь и прыгаю внутрь.
В машине едут наши парни из охраны, и, едва я сажусь — достают оружие, целя мне в голову. Но это ненадолго, узнав меня, парни успокаиваются, а я ору водителю, чтобы давил на газ!
Еще минута — две и мы оказываемся в относительной безопасности на территории посольства.
* * *
В это же время за забором бушуют нешуточные страсти. Толпы журналистов снимают наше посольство, а так же «стихийный» митинг, участники которого бросают в нашу сторону различные, в том числе и опасные штуки, типа бутылок и камней.
— Реакция на взрыв трубы — говорит мне Посол, едва я захожу в его кабинет, и я понимаю, что он говорит о толпах народа напротив посольства — уже несколько окон разбито, пару раз они бросали «коктейли Молотова».
Еще где-то через час кто-то снаружи открыл пальбу по окнам, после чего, очень оперативно полиция Республики взяла ситуацию под контроль и все успокоилось. Видимо, в руководстве МОГКР решили, что это уже слишком и пора подягу заканчивать.
— Дали толпе излить свое недовольство — и тут же блокировали ее, как только ситуация стала выходить из под контроля. — Резюмировал Посол.
* * *
Итак, я докладываю о выполненном задании, за что Посол меня сильно хвалит, потому как из пяти запланированных подрывов трубы состоялся только тот, который курировали непосредственно я.
Затем я рассказываю Послу об Арзумяне, на что он мне отвечает, что да, по сведениям нашей разведки именно Арзумян-то и предупредил спецслужбы МОГКР о готовящихся взрывах.
— Да, но откуда он все зал? — задаю я вполне резонный вопрос Послу — ну, обо всех наших агентах и о местах заложения зарядов?
Но Посол не может ответить на этот вопрос:
— Знаю только то, что он сдал всех подрывников, и, кстати, так же и тебя. По нашим данные утром они готовят заявление о твоей высылке.
Я рад. В Тыбы-э-Лысы становится слишком горячо, так что такие дни будет лучше пересидеть в прохладной этим летом Москве.
— Тем не менее, чтобы не дать понять службам Республики, что у нас есть сведения о том, что на тебя «накатают телегу», мы, чтобы ввести их в заблуждение, должны завтра провести пресс-конференцию, какие обычно ты проводишь еженедельно. — Говорит Посол.
— Хорошо!
— Тогда подготовься! Наверняка вся встреча будет посвящена взрывам и тому, что их, дескать, организовала Россия!
— Понимаю. — Отвечаю я. — Готов просто облобызать всех журналистов, рассказывая, как я сильно люблю Маленькую Гордую Республику!
* * *
Итак, не поспав этой ночью и часа, утром в восемь (пришлось перенести пресс-конференцию пораньше, чтобы был временной люфт между тем, как меня объявят персоной нон-грата и самой пресс-конференцией) мы с девушками из нашего отдела направляемся в зал для официальных встреч.
Журналистов, большинство из которых целую ночь провели у ворот посольства, сегодня оказалось необычно много. Они шумной толпой ворвались на территорию посольства, едва им позволили, и нашей охране с большим трудом удалось сдержать их натиск и взять ситуацию под контроль.
Едва мы сели за стол на сцене перед заполненным журналистами залом, ко мне подошел начальник нашей охраны и предупредил, что им в толпе журналистов удалось найти и вывести с территории посольства нескольких провокаторов из правящей политической партии Республики.
— Хорошо — ответил я начальнику охраны — спасибо, что предупредили.
— Будьте осторожны! — хмурился начальник охраны — вполне возможно что среди журналистов все же затесались эти неотфильтрованные сволочи!
Когда же я встаю за пюпитер и достаю текст своего утреннего выступления — в меня летят десятки ботинков, некоторые из которых удачно для бросающих попадают мне по голове.
Превозмогая боль и делая невозмутимый вид, откидывая обратно в зал некоторые мною пойманные кеды и кросовки я начинаю уже было выступать, но начальник охраны, использовав «ботинкометание» как предлог, сворачивает мероприятие высылая всех журналистов вон.
— МИД МОГКР объявил вас персоной нон-грата! — слышу я крик из зала — как вы можете это прокомментировать?
— Не имею ни малейшего представления о том, что вы говорите — отвечаю я в толпу, не находя в ней того, кто задал мне вопрос, выводимый походу из зала охраной, плотно прикрываемый ею со всех сторон.
— Журналисты МОГКР сговорились — уже когда я был в безопасности сказал мне начальник охраны посольства — и устроили эту провокацию! Что ж! У нашей дипломатии теперь будет дополнительный аргумент для того, чтобы обвинить Республику в варварстве!
Я рад. Аргумент, замечу, и вправду весомый, оплаченный моей головой.
* * *
Но МИД Республики так же торопится, и если мы провели пресс-конференцию на два часа раньше, нежели обычно, то и МИД республики делает свое очередное важное заявление на час ранее, нежели обычно.
Итак, я нахожусь в кабинете Посла и мы вместе смотрим по телевизору местные новости, вдруг прерванные неожиданным «срочным заявлением».
В кабинете Посла так же сидит девушка-переводчица, на ходу переводящая нам с языка аборигенов:
— МИД Маленькой, но Очень Гордой кавказской Республики обвиняет Андрея Земскова, заместителя начальника пресс-службы посольства Российской Федерации в деятельности, не совместимой с исполнением обязанностей дипломатического работника и объявляет его персоной нон-грата! — скороговоркой говорит она, после поворачиваясь от телевизора к нам лицом.
Какое-то время по телевизору показывают меня во время выступлений на пресс-конференциях, после чего продолжаются «обычные» новости.
Еще через несколько минут служба коммуникаций МОГКР объявила недавние взрывы на трубопроводе технической поломкой, которая вскоре якобы будет исправлена службами по обслуживанию трубопровода.
* * *
Итак, Посол велит мне собираться, а когда я возвращаюсь в свой номер в жилом блоке — звонит по мне телефону:
— Андрей, твой отзыв подтвердили из Москвы, с Лубянки! Так что поторапливайся, пожалуйста, минут через сорок-сорок пять тебя вывезут на машине.
Я отвечаю, что хорошо, сам же подробно ощупываю пакет с деньгами Мафусаила — нет ли в нем устройств для слежки?
Но, кажется, что нет.
* * *
Пока я иду в кабинет Посла — прощаться, меня терзают сомнения насчет того, что я взял себе деньги, которые мне выдали для расплаты с Мафусаилом.
Раздобыть-то я их раздобыл, но вот если кто начнет спрашивать меня, куда они делись — что я смогу ответить? Решив в конце концов не связываться, я отдаю пакет Послу.
— Андрей! — едва увидев пакет Посол вдруг засуетился — мммм… Как бы тебе сказать? Ты… молодой человек… тебе нужны деньги…
Я понимаю, на что намекает Посол, но не знаю, как мне отвертеться, если кто узнает, что деньги остались у меня. Об этом я и говорю.
— Скажешь, что отдал их Мафусаилу! — глаза Посла бегают туда-сюда — его, как ты говорил, убили, а ты убежал с места под огнем автоматов!
— Ну а если кто сообщит нашим, что при Мафусаиле денег не найдено?
— МОГКР-вские спецы, что ли? Ха! Да им никто не поверит! Если такая информация и пойдет, все скажут, что они сами себе деньги взяли, а нам лапшу пытаются на уши вешать, чтобы… расстроить наши стройные ряды! Гаденыши!
Тем не менее, пока мы с Послом беседуем с глазу на глаз, я уговариваю его взять часть денег — чтобы, если что, если о них зайдет разговор, он бы меня прикрыл, и направил бы выяснение судьбы денег в нужное мне русло.
Посол, бормоча поднос что-то едва различимое, типа: «А дочери сноуборд нужен», помявшись, все-таки согласился.
— Только ты не забудь и ничего не спутай — сказал мне Посол — чтобы мы с тобой, если что, не говорили бы разные вещи! Запомни! Ты отдал деньги этому Мафусаилу, он их взял, а когда вы взорвали трубу, чего-то стал стрелять в охрану трубы и те его застрелили, а деньги были у него за поясом и под огнем ты не рискнул из забирать, а просто сел в машину и дал деру. Понял?
— Да. — ответил я, удивляясь, как на этот счет Посол все быстро и четко сообразил.
За сим мы прощаемся. Посол даже прослезился от чего-то, долго жал мне руку, теребил ее, а потом даже приобнял меня:
— Ну все! — вдруг, как будто очнувшись, сказал он — в путь, Андрюша, удачи! И не забывай того, о чем мы с тобой договорились!
* * *
Чтобы не дай бог чего не случилось, из Тыбы-э-Лысы меня вывезли в багажнике автомобиля, сверху на меня водрузив мой, слава богу, не громоздкий багаж.
Уже выехав из города я смог пересесть в салон, а еще где-то часа через три мы оказались на территории одной из непризнанных никем кроме России республики, нашей союзницы на Кавказе.
Республика была до упора, казалось, забита нашими войсками, солдатами и офицерами, которые выглядели встревоженными, и постоянно туда-сюда бегали и суетились.
Сразу же после пересечения границы машина свернула налево — и мы поехали в сторону моря. Там меня пересадили на военный катер, который отправлялся в Сочи.
На пристани мы попрощались с ребятами из охраны, и лишь их машина исчезла из виду, я понял что моя дипломатическая работа в шикарной и теплой Гордой Республике более-менее успешно, но закончена.