Александр Тарасов

Заплыв на чугунных ломах. Партийная критика «Мировой революции-2»

Сам я не планировал никакой дискуссии по «Мировой революции-2». Во всяком случае, в России. Дискуссию инициировал Борис Кагарлицкий. За что я ему благодарен: эта дискуссия вдруг оказалась очень полезной для понимания, что творится в головах российских левых.

Все известные мне отклики, кроме одного – беспартийные. В каждом случае они поэтому разнородны, несводимы, видимо, ни к общим принципам, ни к общей, заранее предсказуемой, логике. По каждому надо разбираться отдельно, чего нельзя сделать быстро (то есть уже в текущий номер) и качественно. Единственное исключение – отклик Марка Васильева, воспроизводящий классическую партийную (в данном случае троцкистскую) точку зрения. Здесь всё понятно, потому что всё предсказуемо.

М. Васильев начинает с того, что излагает часть моих тезисов и – это типично для современных троцкистов – излагает выборочно (что он не заметил, не понял или не захотел заметить, он опустил). Кроме того, и изложенные тезисы даны в неверном порядке. Сначала бы надо изложить более важные, а уж затем – менее. Например, то, что «первый мир» превратился в коллективного эксплуататора «третьего мира» (то есть что «третий мир» стал «мастерской планеты», а «первый мир» – «богатыми кварталами планеты»), – фактор более важный, чем то, что метрополия в сырьевом отношении зависит от периферии. Эту зависимость, в случае крайней нужды, можно резко уменьшить – но тогда резко обострятся классовые противоречия внутри метрополии («первого мира»). Собственно, на это и нацелена предполагаемая стратегия. Поскольку только в этом случае в революционный процесс можно вовлечь и «первый мир» тоже. И, кстати, «перераспределение производств» (как это назвал М. Васильев) началось вовсе не «с наступлением глобализации», этот процесс идет с середины 70-х годов, когда ни о какой глобализации никто и не заикался. Наоборот, глобализация (создание подлинного единого мирового рыночного хозяйства) явилась следствием этого (и сопутствующих ему) процессов (отмеченной еще Марксом интернационализации мирового капиталистического хозяйства).

Я поражен тем, что троцкист Васильев не способен отличить буржуазное государство от нации, что для всякого марксиста абсурдно. Не менее этого я поражен тем, что Васильев провозглашает меня скрытым приверженцем нацистской демагогии Роберта Лея, доказывавшего, насколько я знаю, что «вся германская нация» была по условиям Версальского мира «пролетаризирована» «еврейской плутократией, управляющей так называемыми демократиями», и что в нацистской Германии – впервые в мире – была преодолена классовая борьба. Это сравнение я считаю прямым оскорблением – не только потому, что Лей был нацистом, но и потому, что он был известным партийным дурачком, специалистом по разведению кроликов, искренне верившим каждому слову фюрера, что сначала обеспечило ему карьеру, а затем привело к самоубийству.

Не менее дико то, что М. Васильев приписывает мне представление об идентичности взглядов Мао и Че. Это – негодный прием. В тексте этого нет. Там Мао вообще ни разу не упомянут. Кроме того, «Мировая революция-2» – не изолированный текст, а продолжение других работ, с которыми он находится в неразрывной концептуальной связи, в частности, с «Наследием Мао для радикала конца XX – начала XXI века». И если бы М. Васильев элементарно не поленился заглянуть в «Наследие Мао», он бы узнал, что я вообще не считаю Мао марксистом и могу обоснованно доказать, что маоизм – это вариант мелкобуржуазного (крестьянского) уравнительного социализма, лишь прикрывающийся марксистской терминологией. То есть, М. Васильев приписывает мне чужие взгляды. А заодно делает вид, что не понимает, что для меня маоистская теория «наций-пролетариев» и «наций-буржуа» – бред, так как в ней совмещено несовместимое – классовый подход и бесклассовый подход.

Мне дико, что М. Васильев находит у меня какой-то «цивилизационный подход». Всё, что я думаю о «цивилизационном подходе», я написал в материале «Молодежь как объект классового эксперимента. Статья вторая. “Обновление гуманитарного образования”: молодым “промывают мозги” и навязывают новую идеологию». Можно почитать и убедиться, что я являюсь противником и даже осмеятелем «цивилизационного подхода».

М. Васильев приписывает мне провозглашение герильи «самоцелью». Почему – непонятно. Из всех моих текстов следует, что это – лишь метод, не более того. Какого черта я переводил статью Че Гевары «Партизанская война как метод» (где это четко сказано) и в переводе специально усилил это положение (написал, чтобы избежать сомнений, что «эта форма борьбы (герилья. – А.Т.) является всего лишь методом», хотя у самого Че это место дано не с такой определенностью: «esta modalidad de lucha es un método»), если теперь М. Васильев приписывает мнепрямо противоположный взгляд?

Более того, Васильев просто не понимает, что я пишу. Я пишу о «территориях непрозрачности» как об одном из условий успешного захвата власти революционными силами, а он мне задает вопрос: а почему потом, спустя 35–40 лет (в Китае) или 20 лет (в Анголе, Мозамбике) вводится капитализм? А потому, дорогой М. Васильев, что это разные вещи: успешный захват власти (о чем я пишу) и эволюция суперэтатистских государств после краха Восточного блока. То, о чем говорит Васильев, – это закономерный конец сталинской модели. Нужно быть либо сталинистом, либо (как обычно у троцкистов) сильно зацикленным на сталинизме, чтобы думать, что ничего, кроме сталинизма, получиться не может.

М. Васильева, похоже, раздражает само слово «герилья», так как «правильные» французские троцкисты (Глюкштейн, например) о ней не говорят. Он не понимает, почему вообще я использую именно это слово. А потому, что выгода позиции партизанского отряда (или подполья) – в непрозрачности для противника, непрозрачности, которая позволяет революционерам (более слабой стороне) использовать фактор внезапности. Внезапность же – огромное преимущество в бою. То есть я говорю – и уже давно – о зонах автономии. Поскольку троцкисты «первого мира», позицию которых и озвучивает М. Васильев, заняты реформистской работой, их не беспокоит, что их деятельность целиком прозрачна для буржуазных спецслужб. Они же ничего противозаконного не делают. То есть безопасны для капитализма. Но поскольку, будучи реформистами, они почему-то себя именуют «революционерами», их, конечно, очень раздражает, когда кто-то указывает им на их реформизм.

Вот и М. Васильев в раздражении пытается всех убедить в том, что если я написал «стратегия мировой революции как мировой партизанской войны», стало быть, я думаю, что все должны бегать в джунглях с автоматами. Что за глупость! В материале четко сказано, что речь идет о создании зон автономии (в идеале – выпадении из капиталистического мира стран революционной суперэтатистской диктатуры, устанавливающих между собой горизонтальные контакты), зон, которые могут нарушить пути снабжения и пути сообщения мирового капитализма и отсечь метрополии от источников сырья (планетарных «баз снабжения» империализма). Это – именно партизанская стратегия, никакая другая, так как стратегия большой войны («герры», а не «герильи») совершенно иная: это стратегия фронтальных столкновений, массированного разрушения хинтерланда противника (с воздуха, например) и, наконец, захват территории врага.

Я поражен, что троцкист М. Васильев занимается восхвалением провалившихся анархистских революционных экспериментов – Парижской Коммуны и «коммун Арагона». Какое позорище устроили анархисты из Парижской Коммуны и сколько жизней это стоило парижским рабочим – об этом я написал в статье «Мать беспорядка». О тоталитарно-уголовно-паразитическом опыте «коммун Арагона» советую почитать большую подробную работу Кивы Майданика «Испанский анархо-синдикализм в первый период национально-революционный войны 1936–1939 гг.».

М. Васильев находит у меня то, чего у меня нет: а именно, что революционные суперэтатистские государства «сами по себе» (как он написал) «станут зонами социально-экономических и культурных антикапиталистических экспериментов». Где это я писал «сами по себе»? Не сами по себе – а в результате сознательной целенаправленной политики революционного руководства и революционных масс! На основе изучения негативного опыта Октябрьской и других суперэтатистских (этатистских) революций – и беспощадного уничтожения малейших ростков термидорианского перерождения. И никакого «диалектического» скачка (как это мне приписывает М. Васильев) от суперэтатизма (этатизма-III, этатизма индустриального способа производства) к социализму (коммунизму) – а только этот строй может быть безгосударственным – я не предполагаю. Никакого социализма не может быть до тех пор, пока капитализм и индустриальный способ производства не будут ликвидированы во всем мире. Это надо сказать прямо – и не рассказывать сталинистских сказок о «социализме в одной, отдельно взятой стране» и «земном рае и росте благосостояния». Поэтому и социализм – дело отдаленного, постиндустриального будущего, а дело победившего революционного суперэтатизма (этатизма-III) – это заложить материальные, культурные и психологические основы для будущей социалистической революции. В какой форме произойдет эта революция (революция против суперэтатизма, этатизма-III) – я не знаю, и не мое дело знать. Сама общественная практика выяснит это – и случится это много позже нашей с М. Васильевым смерти (если, конечно, левые догматики – в том числе троцкисты – своим догматизмом не сделают всё возможное для того, чтобы максимально помешать совершению антибуржуазных революций, – и дело дойдет до исчерпания капитализмом природных запасов планеты; а на разграбленной планете, конечно, никакого коммунизма – кроме разве что казарменного – быть не может).

М. Васильев, выступая в защиту буржуазной академической науки, пишет: «Безусловно, ни научные конференции, ни военные действия партизан сами по себе социальных революций не порождают». А вот и нет. Научные конференции – да, не порождают. А вот «военные действия партизан» явились стартом социальных революций в Югославии, Албании, Китае, Алжире, Вьетнаме, Лаосе, Камбодже, Анголе, Гвинее-Бисау, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа, на Кубе и совсем недавно, у нас на глазах, в Непале. Стыдно этого не знать. Не все из этих революций оказались завершенными, не все в конечном итоге удачными. Но это – другой вопрос. Ссылка на слова Маяковского и вовсе смешна, так как в этих словах справедлива только первая часть, а вот вторая, как все могут легко заметить – из области желательного, а не действительного.

«Думается, Первый Интернационал на своих первых съездах походил на научные конференции больше чем на партизанскую герилью», – пишет далее М. Васильев. Ну-ну. В свое время усилиями В.В. Адоратского были изданы протоколы некоторых съездов I Интернационала. Так вот, если не ссылаться на «думается», а читать протоколы, мы обнаружим, что все заседания I Интернационала были либо митингами, либо бюрократическими совещаниями, но ни в коем случае не научными конференциями. При основании I Интернационала вообще, как утверждает Анри Толен, присутствовало 2 тысячи человек! А Маркс писал так: «Зал собрания был битком набит публикой (потому что теперь, очевидно, начинается возрождение рабочего класса)…» А еще там – это, конечно, типично для научных конференций – «хор немецких рабочих, выступающий безвозмездно, превосходно исполняет две патриотические песни»! На конгрессах и конференциях I Интернационала бушевали страсти, плелись интриги, произносились пламенные речи, выдвигались взаимные обвинения, одних исключали, другие уходили сами, принимались громогласные и «подрывные» резолюции – словом, это были политические митинги, а не научные конференции: к науке это всё отношения не имело. Или же (в том числе и на заседаниях Генерального совета) решались сугубо практические вопросы, типичные для политических организаций: выборы руководящих органов, вопросы финансирования, распространения изданий, принятие деклараций, воззваний, официальных «партийных документов», принятие новых членов и групп и т.п. – вплоть до такого типичного для научных конференций вопроса, как разработка и воплощение в жизнь плана по захвату газеты «Beehive».

Работа I Интернационала по понятным причинам не могла быть похожей на герилью, но ничего хорошего в этом нет: сколько сил было потрачено впустую, на бесплодные дебаты, на борьбу фракций и амбиций, на попытки заставить работать разных самовлюбленных и напыщенных говорунов – и кончилось это вынужденным самороспуском I Интернационала! Опыт I Интернационала – опыт безусловно неудачный. Только приверженцы безусловно неудачного IV Интернационала могут на это ссылаться как на положительный пример. Это, видимо, что-то психологическое…

Я с глубоким уважением отношусь к праву троцкиста М. Васильева защищать буржуазные академические структуры. Но я был бы ему очень благодарен, если бы он мне сказал, в какой буржуазной академической структуре работали К. Маркс и Ф. Энгельс, В. Ленин и Л. Троцкий, Ф. Кастро и Э. Че Гевара, К. Фонсека и Д. Ортега, Мао и Хо, А. Кабрал и А. Нето – то есть те, кто заложил основы марксистской теории, и те, кто руководил успешными антибуржуазными революциями. Мне действительно интересно.

Еще мне интересно, почему М. Васильев уверен, что все левые – дебилы и не способны учиться на опыте предшествующих революций и предыдущих поколений. Что они фатально обречены на те же ошибки и ту же судьбу, что и, например, российские большевики. Это, простите, идеализм. Историю творят люди, наделенные разумом.

Мысль М. Васильева о том, что борьба за частные улучшения капитализма (за право безработных на жилье, учащихся на образование, женщин на равноправие в семье и иммигрантов на равные трудовые права) приводит к «осознанию ими всеми на конкретных примерах пагубности такого общественного строя в целом», я оставляю целиком на совести автора. Осознание несовершенства общественного строя не означает присоединения к сознательной борьбе против этого строя. Описанные Васильевым примеры предполагают индивидуальные стратегии успеха: бездомный может получить жилье (например, в обмен на обещание «стучать»), учащийся – образование (в обмен на лояльность), женщина может вообще уйти из семьи, иммигрант – натурализоваться. При чем тут революция? Почему это вообще «противостояние капитализму широких социальных слоев»? Почему бегство человека из страны, где он не может найти работу на капиталиста, в страну, где он может найти такую работу, – это борьба с капитализмом? Почему конфликт жены с патриархально настроенным мужем или желание учащегося получить буржуазное образование в буржуазном учебном заведении по максимально выгодной для себя экономической схеме – это борьба с капитализмом? Какой феерический антимарксистский хаос царит в головах российских троцкистов!

Но поскольку это партийная линия – все троцкисты в «первом мире» именно этим и занимаются – она вне критики. А если кто критикует – ему надо дать отпор. Как скучно!

Реформизм – это действительно, как справедливо написал М. Васильев, «компромисс между капиталистами и их оппонентами». Он только забыл добавить: в рамках сохранения капитализма. Это именно то, чем заняты троцкисты в «первом мире».

Васильев говорит по сути следующее: опытным путем доказано, что чугунный лом не плавает, а неизменно тонет в воде. Но мы все равно должны продолжать плавать на чугунных ломах, потому что западные троцкистские товарищи уверены, что это правильно.

Троцкизм мертв. Изучать теоретическое наследие Троцкого (и других троцкистских теоретиков, того же Эрнеста Манделя, например), безусловно, необходимо, чтобы на основе и этого тоже наследия строить новую революционную теорию. Изучать организационный опыт мирового троцкизма тоже необходимо – но с совсем иной целью: чтобы научиться на основе этого провального опыта ни в коем случае его не повторять, чтобы отвергнуть его раз и навсегда.

Я в принципе отрицаю право троцкистов критиковать опыт успешных антибуржуазных революций, совершенных герильерос, потому что такое право есть лишь у тех, кто либо сам совершил успешную антибуржуазную революцию (каким-то другим методом), либо у тех, чьи методы еще не опробованы. Но не у троцкистов, которые за без малого сто лет своего существования не могут похвастаться ни одной успешной революцией.

И уж совсем нелепа защита «антиглобализма» только потому, что «антиглобализм» дал возможность российским левым потусоваться среди левых западных, лично поездить по заграницам. «Свойственные российским левым в 90-е годы» «замкнутость, маргинальность, национализм» от этого никуда не делись, вопреки заявлениям М. Васильева: каждая секта по-прежнему – секта, все вместе по-прежнему – маргиналы, сталинисты по-прежнему – националисты.

Отдельно о языках. Наши левые привыкли чуть что – писать в страны метрополии о своих планах и «достижениях» (которых нет), поскольку деньги – в метрополии. Это – отражение ничтожности наших левых. Но зачем же делать из такой патологической ситуации культ? Более того, финансовая зависимость от метрополии не является основанием для демонстрации, как у М. Васильева, пренебрежения к индейцам-кечуа и папуасам Новой Гвинеи. Я мог ожидать такого расизма и европоцентризма от сталиниста, но чтобы прочитать это у троцкиста! Это что же, народы «третьего мира», не говорящие на европейских языках – недочеловеки, так получается? А знает ли М. Васильев, что самый распространенный язык в мире – китайский? На нем говорит 1 млрд 213 млн человек. А на арабском говорит 442 млн. А на хинди – 336 млн. На бенгальском – 207 млн. На других языках Индии (считая только те, на которых говорит больше 10 миллионов, то есть на телугу, маратхи, тамильском и т.п.) – свыше 590 млн. Кстати, на любимом М. Васильевым французском языке говорит лишь 78 млн человек. Я поражен таким расистским высокомерием. Надо бы об этом во Францию написать…

Васильев гордо говорит, что ранний Коминтерн не боялся, например, того же французского языка. Да, не боялся. Ну и где результат? Где пролетарская революция, сбросившая иго капитала во Франции? Хорошо, пусть не во Франции – в Бельгии? Пусть только во французской Швейцарии? Хотя бы в Люксембурге? В Монако, на худой конец!!!

И уж совсем антинаучно сравнивать Коминтерн, за которым стояла многомиллионная Россия, где у власти были большевики, с сегодняшними российскими левыми, которые не то что не стоят у власти, а напротив, сидят глубоко в заднице! В отличие, кстати, от презираемых Васильевым индейцев-кечуа.

Кстати, мне странно читать, что советская номенклатура в целом не владела иностранными языками. Если отдельные высокопоставленные чиновники не владели – у них были чиновники рангом помельче, которые им всё переводили. И ссылка на непальских маоистов смешна. Я тоже являюсь подписчиком этой рассылки. И потому вижу, что на английский непальские маоисты переводят только то, что они хотят сообщить «внешнему миру». И лишь с большим опозданием, например, из интервью с Бабурамом Бхаттараем, «внешний мир» может узнать, что, оказывается, для внутрипартийного (и внутрипартизанского) потребления руководители партии озвучивают нечто иное. Кстати, правильная стратегия.

М. Васильев назвал свою статью «Куда зовет российских левых тов. Тарасов?» Смешно. Никуда я таких российских левых, как М. Васильев, не зову. Ибо я честно написал, что Россия (и другие постсоветские страны) присоединятся к мировому революционному процессу последними из стран капиталистической периферии.

По-моему, написано предельно ясно – яснее некуда. Конечно, сам М. Васильев может думать, что он проживет еще сто лет – и будет вечно молод, моложе, чем сейчас. Сомневаюсь.

А почему антибуржуазные революции будут этатистскими, могу сказать. Потому что переход к социализму – это не переход от одного классового общества к другому и от одного варианта частной собственности на средства производства к другому, а переход к бесклассовому обществу, основанному на общественной собственности. И подобно тому, как нигде в мире не удалось перейти от доклассового общества с общей собственностью к классовому с частной, минуя этатизм (этатизм-I, который часто ошибочно называют «азиатским способом производства»), так нигде в мире невозможен – по тем же причинам – и обратный процесс. И то, что везде – вопреки желанию самих революционеров – возникли однотипные этатистские (суперэтатистские) режимы, говорит, что процесс этот – объективный и неизбежный.

И последнее. М. Васильев сетует на «аксиоматичность» текста. Марк, это доклад. Он предполагает краткую форму (поскольку ограничен во времени) и не предполагает уснащенность сносками (поскольку их нельзя воспроизвести в устной речи). Увы.

10–17 декабря 2009