Так он и не успел сказать Мишке Франку про сукиного сына директора гостиницы.
Но это теперь не имело значения.
Мишка Франк лежал, уставив глаза в потолок. На вид как будто бы цветущий и здоровый, но не способный пошевелить рукой, ногой и языком. Только что-то мычал.
Это был паралич.
– Товарищ Франк, вы ощущаете укол? – испуганно спрашивала лечащая докторица, окруженная городской медицинской знатью. – Моргните, если чувствуете…
Товарищ Франк смотрел в потолок не моргая. Столько раз становившийся в стойку при угрозах врачей, столько раз из своего паровозного облака наносивший боксерские удары, товарищ Франк лежал в нокауте. И счет давно перевалил за десять. Над ним порхали, будто полотенца секунданта, его рентгеновские снимки. С них смотрел в фас и в профиль череп товарища Франка с характерными затемнениями. Инсульт. На чем же ты перенапряг свои государственные мысли? Молчит…
– Я сразу говорю: позвоните Юре, – всхлипнула его жена Валя. – Сразу, когда только рука онемела. А он, дурак, еще зарядку сделал. Онемела, надо размять… На демонстрацию надо… Поперся…
Оказывается, Мишка Франк махал им с трибуны здоровой рукой. Больная висела с другой стороны. А доктор Рыжиков прошел и не заметил.
– Надо оперировать, – сказал доктор Петрович. – Там два пятна, может еще прорваться…
– Я не сумасшедшая! – нервно ответила лечащая. – Ему нужен полный покой! У нас теперь электронный диагноз! Уже понесли… Пока я лечащая – я не сумасшедшая!
Мишку Франка в машину?!
Машину пробовали, еще когда Танька прыгала по дому с гипсовой правой ногой, разрисованной Анькой. Она (не машина, а Танька), как показал допрос с пристрастием, вовсе не попала под автобус, а неловко соскочила с него. И домогалась у Валеры Малышева, надо ли в эту машину теперь совать ногу в гипсе, чтобы ее вылечить. Это было чуть ли не в последний раз, когда Валера посетил их. И доктор Рыжиков еще добавил:
– В Америке в одном брачном бюро одна клиентка сдала все данные о себе и о своем желаемом женихе. А картотека у них – как в полиции. Чик-чик – и выскочила карточка. Кандидат идеальный, ей очень понравился. Только сначала чек, а потом адрес. Она чек выписала и адрес получила – своего собственного брата. Вот что такое по-машинному полное совпадение.
– И над пароходом сначала смеялись! – высокомерно посмотрел Валера Малышев на хихикнувших Аньку и Таньку. – И кто же оказался прав? Вы или мы?
– Конечно, вы, – чисто по-рыжиковски признал доктор Рыжиков, потому что действительно лаборатория шефа Валеры Малышева получила втрое больше места, чем его «клиника».
– Просто шеф гениально сумел доказать товарищу Франку перспективность математической диагностики. Машина верит не слезам, а точному набору и комбинации данных…
На радостях Валеру было долго не остановить. И вот теперь данные главного машинного почитателя ей же и сунули в пасть, не спросив, правда, мнения его самого. И некуда было деваться, кроме как идти к шефу Валеры Малышева.
Доктор Рыжиков искал шефа среди гудящих железных ящиков и усердно мигающих лампочек. По долгим рассказам, шеф представлялся ему гибридом Валеры Малышева и такого гудящего шкафа. Шкаф со стрижкой бобриком.
Поэтому он и не обратил внимания на худенького белобрысенького маленького очкарика с застенчивыми светленькими усиками. Он думал, это просто грамотный и аккуратный электронный слесарь-наладчик в сером рабочем халате. И спросил, где здесь шеф. Белобрысенький засмущался сказал, что ежели он, доктор Рыжиков, не возражает, то по чистой случайности среди этих гудящих и считающих монстров шефом здесь почему-то называют его. И протянул дружелюбную руку. Из-за толстых очков глянули очень умные и очень грустные глаза. Доктор Рыжиков понял, что за словами шеф что-то прячет глубоко внутри себя.
При всем своем знании Валеры Малышева он никогда бы не подумал, что можно так грубо искажать образ знакомых людей. Тут действительно нужен талант деревянности. Или гений дезинформативности. Настолько был далек реальный шеф от рисунка.
– Я знаю, – сказал шеф Валеры. – Товарищ Франк. Он нам так здорово помог. А вы доктор Рыжиков? Я бы очень хотел с вами поработать. Может, попробуем? Сейчас покажут результат. Идемте почитаем…
Они пошли между шкафами и столами (доктор Рыжиков не знал, что машина – это несколько комнат машин) и столкнулись с Валерой Малышевым.
– О! Кого я вижу! – воскликнул Валера. – Наконец-то к нам в гости! Вы расскажите, шеф, какая у нас точность! Чик-чирик, и из трехсот ни одного промаха!
На лице Валеры сияла счастливая гордость.
Как будто не его еще с середины апреля перестали пускать или звать в рыжиковский дом. Доктор Рыжиков думал, что с ним что-то случилось и он не пришел. Но каменное лицо Валерии говорило, что с Валерой лично все в порядке и беспокоиться не о чем. «А Лерка его выгнала!» – сказали Анька с Танькой. Доктор Рыжиков малость остолбенел, так как заподозрил недавно, что недоступная, высокомерная, как вечноснежная вершина, Валерия нуждается в чисто женской консультации. В таком положении любая девушка в здравом уме как раз ведет себя иначе. Конечно, Валерия отказалась что-нибудь объяснять. Только повела непримиримым плечом: «Меньше народа – больше кислорода». И огрела посудным полотенцем Аньку с Танькой поперек шустрых спин: «Не ваше мышиное дело!» Больше доктор Рыжиков ничего не добился бы и пытками. Загадка века – современная девушка. Загадка любого века и любой современности.
Вторая загадка была сейчас перед ним.
– Тут у нас программисты! – продолжал радовать доктора Рыжикова неукротимый в своем оптимизме Валера. – Смотрите, какие условия созданы! Аквариум, кондишен, цветочная стенка! Между прочим, своими руками, по идее шефа…
– Ладно, Валера, – почему-то попросил шеф устало. – Вы потом покажете, а мы пока поговорим по делу…
Валера Малышев, возвышавшийся над шефом как гора мускулов с засученными рукавами, безропотно склонился и пошел за свой шкаф.
– Да! – обернулся он с полпути. – Вы Леру сегодня увидите?
– Я? – почему-то удивился доктор Рыжиков. – Может быть… Еще не знаю, как сегодня… А что?
Валера потоптался между ними и своим рабочим местом, думая над тем, что же именно. Живой, дышащий шкаф между гудящими железными. Что-то он знал, чего не знал доктор Рыжиков. Или, наоборот, не знал того, что знает отец странной девушки, вдруг захлопнувшей дверь перед его статной фигурой. Привычное ощущение превосходства словно с чем-то боролось в нем.
– Ладно, ничего, – махнул Валера скульптурной рукой с выдающимися бицепсом и трицепсом. И на лице все же мелькнуло что-то новое, совсем на него не похожее. Мелькнуло что-то пробиваемое, если так можно выразиться.
– А, он ведь вам почти… – сказал Валерин шеф. – Он у нас первый на комнату в малосемейном общежитии. Скоро получит и может…
– А правда вы мастер по самбо? – засомневался доктор Рыжиков во всем.
– Правда, – ответил маленький и грустный человечек. – Я веду секцию в Доме молодых ученых. А что, это плохо?
– Хорошо, – сказал доктор Петрович.
Девушка в синем халате откуда-то принесла шефу бумажку. Доктор Рыжиков через плечо шефа вместе с ним прочитал что-то очень малоутешительное, что-то глубокое двустороннее и субарахноидальное, с разрывом чего-то и нарушением чего-то, что обещает нарастающий паралич со смертельным исходом. Несовместимое с жизнью. И электронная рекомендация: полный покой, глюкоза, сосудосужающее, антикоагулянты, аппаратное дыхание… Якобы… Словом, не касаться.
Этот приговор девушка сейчас снесет консилиуму. Как золотое яичко.
– А она у вас может… – заикнулся доктор Рыжиков.
– Черт ее… – запнулся шеф Валеры. – Еще статистику брать и брать.
В отличие от своего верного ученика и последователя, шеф Валеры умел запинаться.
– Машинка-то, конечно, немудреная, – заизвинялся он за дело своих рук. – Вчерашний день… Все уже на байты переходят, а мы в битах застряли… Мы на ней проиграли почти сто моделей. По историям болезней. Ни разу не ошиблась, сукина дочь. Кому смерть, кому инвалидность, кому излечение…
Он извинялся за успехи.
Можно было, собственно, идти.
Но доктор Рыжиков еще немного потоптался.
– Примитивно, конечно, громоздко и медленно, – обвел взглядом хозяин свою ровно гудящую мебель, думая, что пришел бог весть какой критик. – Но ничего, перейдем на транзисторы, все это сложим вот в такой шкафчик… Накопим банк данных, в миллиончик раз повысим скорость обработки…
Доктор Рыжиков, собственно, ничего этого и не требовал.
– А давайте работать вместе, – смущенно предложил Валерин шеф. – Нам нужна сильная медицинская группа. Вы знаете, что Ноберт Винер занимался теорией нервного спайка? Он первый поразился сходству действия нервной системы и вычислительных устройств. У нас ведь нервная система – тоже логическое устройство… Или связь мозговых волн с лечением эпилепсии… Но это пока для нас египетские иероглифы. Возьмем общую тему и разгадаем, например, тайну дельфинов. Обсчитаем биотоки мозга у нас и у них, а вдруг они умнее нас?
– Да нет, наверное, – разбил эту мечту доктор Петрович. – Тут не надо обсчитывать, тут из анатомии видно. Чтобы ему нас догнать, надо через себя гнать в минуту литров тридцать воды на килограмм веса. А он на это не способен. И просто не хватает кислорода для питания клеток головного мозга… Вода ему кислорода недодает.
– Жаль… – Шеф Валеры Малышева снял очки и потер переносицу. Его обезоруженно моргнувшие глаза оказались совсем подслеповатыми. – Но все равно вам вслепую нельзя. Вот увидите скоро.
– И все же что-то в этом противоприродное, – извиняясь, сказал доктор Рыжиков. – Это как предсказание судьбы… Как приговор. А кто тогда будет бороться до конца?
– В общем-то… – Шеф Валеры потер переносицу, – мы стараемся, чтоб был не приговор, а варианты…
Это было уже легче. Но не доктору Рыжикову.
– Варианты… – не очень воодушевился он. – Вариант умереть в палате или вариант – на моем столе под моим ножом. Думаете, есть существенная разница?
– Есть, конечно, – сказал шеф Валеры. – Для вас…
– Ладно, – решился доктор Рыжиков. – Тогда пойду.
– Куда? – спросил шеф Валеры.
– Мишку красть…
Шеф Валеры Малышева сразу и сбоку внимательно посмотрел на него. Потом, уже в коридоре, еще раз снял очки, еще раз потер переносицу и вдруг сказал:
– А у меня вот дочь не ходит… Вот, понимаете…
Доктор Рыжиков остановился.
– Уже два с половиной годика, – сказал великий, могучий, четырехязыкий, электронно-каратистский, самбо-вычислительный шеф. – Ножки скрещивает и не идет… Говорят, паралич церебральный…
– Ну, не обязательно, – по привычке начал с лучшего доктор Рыжиков, на всякий случай сразу отводя худшее. – Она у вас… доношенная?
– А другие говорят, что никакой не церебральный, – несмело согласился шеф Валеры. – Что глубокая недоношенность. Шесть с половиной месяцев…
– Может и года в четыре пойти, – утешил его доктор Рыжиков. – И еще бегать или прыгать вовсю… Это у них бывает… А вы в машину не закладывали?
– Нет… – надел очки шеф Валеры. – И не буду. Мы пока по утрам час делаем зарядку, а по вечерам два часа массаж… Днем еще массажистка приезжает… Лучше просто верить. Лучше я вам покажу. Если захотите познакомиться, конечно. В целом мы веселые, разговорчивые, любим уже принарядиться… На горшок просимся…
– Но я-то могу ошибиться, – осторожно предостерег доктор Рыжиков. – Я посмотрю, конечно, но могу… Все мы немножко…
– Ошибиться вы можете, – утешил теперь доктора Рыжикова шеф Валеры. – А машина, допустим, не может. Но она не может то, что можете вы.
– Что? – спросил доктор Рыжиков.
– Бороться до конца, – совсем уже засмущался шеф Валеры.