– Значит, нужно будет научиться! Как как можно, жить и не уметь танцевать, – Аня дергала Артёма за пальцы. – А ты в свой телефон уже закачал музыку? Зачем таскать плеер, если музыку можно сохранять и на телефоне?

В отличие от многих Артём никогда не был в курсе последних технических новинок. Все проходило мимо него – отчасти он жил в своем мире, никуда не спеша. Аня же, напротив, старалась не отставать от всего нового. В этом она дополняла Артёма: ему для того, чтобы решиться освоить что-то или изменить, нужен был легкий толчок, может быть, даже шлепок.

– Смотри, как это классно! – Аня снова разворачивала шнур от наушников.

– Скачиваешь и слушаешь потом, сколько хочешь. И телефон, и плеер, и Интернет, и все в одном.

– Послушай, тебе надо сниматься в рекламе. Нет, не смейся, я серьезно! Представляешь, ты бы продавала такие телефоны. А? Да ты бы за день всучила всю партию, все бы распродала. Говорила бы людям и про телефон, и про плеер, и про Интернет, и еще про что-то там. Нет, может точно бизнес удался бы?

На лице Ани читалась фраза «Может, придумаешь что-то получше?». Она тыкала пальцем в экран телефона, в какие-то картинки, наконец, протянула Артёму наушники со словами:

– Запомни, Тёма, иногда лучше целоваться, чем болтать ерунду! Ну-ка возьми и послушай, я тебе громче сделаю.

Прости меня именно за то, что я выменял

Тебя на одну минуту прошлого…

Надо же, значит такие мысли

Посещают не только меня одного.

Ты возникла внезапно,

И тобой я восхищаюсь,

Но все же есть в тебе такое,

Что меня раздражает.

Слишком часто приходится выбирать,

Спорить, решаться,

И все-таки приходит трудное решение

Под названием се ля ви.

Один из нас останется победителем,

Но проигравших не будет,

Это жизнь, сколько бы

Се ля ви в ней не было.

Душа рвется в небо,

За ней не угнаться.

Нужно искать компромисс,

Чтобы не остаться в одиночестве.

Надо простить друг друга

За эти тяжелые мысли.

– О, да, детка, се ля ви! – торжественно произнес Артём, снимая наушники.

– Классная песня, я ее слышал по радио.

– Ну?

– Что ну? – переспросил Артём.

– Доедай и идем по магазинам! Или я иду одна!

– Ого, говоришь мне «се ля ви»? – подколол Артём, – Нет, ты такая серьезная сейчас! Когда ты такая серьезная, я очень быстро возбуждаюсь.

– Прекрати! – рассмеялась Аня.

– Ну вот, я, можно сказать, душу тебе раскрыл, обнажил, а ты сразу прекрати и все тут, ни возразить, ни добавить. Вот так всегда!

К столику подошла официантка.

– Будете еще что-нибудь заказывать?

Артём посмотрел на Аню, Аня на Артёма.

– Нет – Артём решил взять инициативу в свои руки. – Можно нам счет?

Официантка удалилась и очень быстро вернулась со счетом. Видимо, они засиделись настолько, что стали привлекать к себе внимание. Артём быстро доел остаток пирога, допил из чашки остывший чай и расплатился.

– Теперь куда? – спросил он Аню, когда они выходили из кафе.

– Домой, наверное – ответила она немного устало.

– Ты же хотела по магазинам? – Артём стоял перед ней, спрятав руки в карманы штанов, от чего они казались еще шире и мешковатее, чем были на самом деле.

Ане ничего не пришлось отвечать. Артём обнял ее:

– Я с тобой и всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Слышишь?

Мимо, спеша, проходили люди, а они замерли в объятиях, не обращая внимания ни на то, что происходит вокруг, ни на то, как они смотрятся.

Они просто жили, чувствовали друг друга – и в этот момент Аня думала о своей маме, а Артём об Ане. Цепочка замкнулась. Они побрели домой пешком, закрывая глаза от ветра и стараясь меньше говорить, чтобы не останавливаться и не замерзнуть.

Дрожа, они зашли в квартиру.

– Тёмочка, согреешь меня? – робко спросила Аня, как будто кто-то подслушивал, подсматривал и мог укорить ее за то, что едва оправившись от смерти мамы, она думает о таких вещах.

Он не успел ответить, будучи сражен поцелуем. Аня не зажигала свет, а Артём никак не мог нащупать выключатель.

– Согрей – просила она.

Он повиновался.

Едва отдышавшись, они вместе пошли в душ. На полпути Аня остановилась и прислушалась, побежала в комнату.

– Да, пап, привет! Доехал? Все нормально? У нас тоже все нормально, ходили в кино. Нет, я не грущу. Нет, мы не голодные. Ты тоже себя береги, пожалуйста. Хорошо, через неделю жду от тебя звонка. И тебе спокойной ночи. Да, и от Артёма привет! Он стоит рядом и улыбается. Пока!

– Ну, доехал без приключений? – спросил Артём, когда Аня положила трубку.

– Да, и передавал тебе привет большой, сказал, чтобы ты был хорошим мальчиком, – Аня долго пыталась нащупать розетку, чтобы поставить телефон на зарядку, положив его на спинку дивана. – И давай-ка в ванную, нечего голому ходить, еще не хватало, чтобы простудился.

– Ой-ой-ой, как страшно! – кривлялся Артём.

Этот вечер, как и многие другие, последовавшие за ним, Аня и Артём провели вместе, радуясь тому, что можно побыть в тишине, вдвоем, ни от кого не скрываясь и никому ничего не доказывая. Они просыпались вместе. Уходили каждый на учебу и дожидались момента, когда встретятся снова так, как будто намечалось первое свидание и трудно было скрыть волнение.

Евгений, как и обещал, приехал спустя десять дней. На кладбище на окраине города было сыро, вперемешку с мелким дождем на землю падали легкие первые снежинки. Наталью похоронили рядом с ее родителями. Аня плакала, хотя прилагала все усилия для того, чтобы этого не произошло. Вместе с отцом Ани они сходили в банк и забрали свои карточки.

– Неужели этого нельзя было сделать без меня? – ругался Евгений. – Везде вас за ручку нужно водить, как маленьких.

Безусловно, он понимал, что Ане и тем более Артёму неудобно принимать от него деньги. Но делал это, как бы ни ужасно звучал данный факт, не ради них, а ради Натальи, перед которой был в долгу – во всяком случае, в этом был убежден.

В тот вечер они ужинали в ресторане. Евгений оставил машину у дома. Ресторан располагался в парке, в десяти минутах ходьбы. Было сыро. Они сидели недалеко от террасы, которая напоминала о лете и теплых днях. Пахло жареным мясом и тушеной капустой. С улицы доносился гул проезжавших машин.

Для Артёма все было как во сне: и вечер, и воспоминания об Аниной маме, и Анин отец, посматривавший на Артёма так, что становилось не по себе. И Аня – то плакавшая, то улыбавшаяся, то хватавшая Артёма за руку, то смущавшаяся и начинавшая теребить в руках белую салфетку с красивым цветным логотипом ресторана.

Артёму показалось – впервые, наверное, за всю жизнь – что он нужен кому-то, помимо родителей, что он не одинок, что его принимают таким, какой он есть, не пытаясь изменить, сломать, сделать лучше или хуже, не упрекают за то, что он старается быть собой, не изображая из себя не то супергероя, не то вычурного джентльмена. И это было так явственно, так реалистично, что ему тоже захотелось взять и заплакать, уткнувшись в плечо Ане, заплакать от того, что все складывается именно так и никак иначе.

Евгений молчал, тоже теребя салфетку и думая о чем-то своем. Заказ нести не торопились, но напоминать о себе, своем присутствии и чувстве голода, смешанном с нетерпением, совершенно не хотелось. Пусть все будет так, как есть, потому что это происходит лишь раз в жизни. Когда-то давно точно так же и именно здесь они сидели вместе с Натальей. Конечно, все изменилось, и ресторанчик давно не тот, и атмосфера, и все остальное. Но будь она рядом, она точно так же не захотела бы что-то менять и куда-то торопиться.

Артём ел быстро, Аня вилкой искала в салате маслины и исподтишка перекладывала их на тарелку Артёму. Артём делал вид, что ничего не замечает и с большим аппетитом все поглощал. Должно быть, Евгения забавляла эта сцена. Он задумчиво улыбался, на какой-то момент в его глазах проносился блеск, но сразу пропадал, возвращая задумчивость и усталость.

Сто граммов водки на троих – помянули Наталью и почти беззвучно продолжали трапезу. Зал ресторана словно хранил память о бесчисленных застольях, проходивших здесь в разное время, и противился такому молчанию и сдержанности. То и дело то тут, то там позвякивали приборы, гремела в руках официантов посуда, поскрипывали стены, и где-то вдалеке хлопала большая стеклянная входная дверь.

– Аня, а ты знаешь, что мы с твоей мамой приходили когда-то в этот ресторан – вдруг произнес Евгений, будто пугаясь звука собственного голоса. – Тоже сидели с ней и молчали. Сейчас тут все по-другому, хотя место то, именно то.

– А что вы заказывали? – Артём решил поддержать беседу и задал, как он посчитал, совершенно безобидный вопрос.

Евгений дотронулся ладонью до кончика носа, проверяя, не запачкал ли он его соусом.

– По бокалу вина и порцию хинкалей, одну на двоих. Большего позволить тогда я себе не мог. Такое вот у нас было странное свидание. А вы думаете, почему я навсегда запомнил тот поход сюда? Да и вы, не сомневаюсь, тоже запомните, никуда не денетесь. Я немного завидую вам, тогда мы не могли ничего, абсолютно ничего. Все было ужасно дорого, вокруг нищета, разруха. И самое ужасное состояло в том, что с этим ничего нельзя было поделать, никак было не вырваться из этого состояния.

– Но тебе же удалось! – возразила Аня.

– Удалось, не спорю, – Евгений отодвинул тарелку из-под салата на край стола.

Он повернул голову, высматривая официанта: ждать ему явно надоело.

– Но какой ценой! Аня, ты не представляешь, через что пришлось пройти!

– Неприятности? Разборки? – с недоверием спросил Артём.

– Да не в этом дело, понимаешь, Артём, совсем не в этом. Представь, ты ставишь перед собой цель и идешь к этой цели, ведь так?

Артём закивал. Принесли шашлык, и он с яростью на него накинулся. Позади остался тяжелый день, и не только он, но и Аня, и ее отец напрочь забыли о еде, и теперь голод в полную силу давал о себе знать.

– А на мгновение представь, если все вокруг устроено так, что ты никаким способом, кроме как угрозами и другими не совсем хорошими делами, не можешь добиться какого-то желаемого результата. Представь, что тебя постоянно душат, что-то от тебя требуют. И так было еще совсем недавно.

Я перебрался в Липецк окончательно лет пятнадцать тому назад. Да, точно, пятнадцать, тебе было три годика, до этого вы с мамой ездили отдыхать…

– Мама мне рассказывала, но я ничего не помню. В Палангу, да? На море?

– Именно туда, с трудом через знакомых добыл путевку. Литва-то уже была другой страной, Советского Союза уже не существовало. Через нужных людей сделали документы. Ты тогда всю весну болела, кажется, ветрянкой, да и простужалась, вот и посоветовали нам вывезти тебя поплескаться и поваляться на песочке.

– Да ты гламурная чика – фыркнул Артём.

– Тёма! – Аня ткнула его пальцем.

Евгений молча жевал мясо, помахивая левой рукой, будто бы продолжая говорить.

– Так вот – продолжал он. – Когда я перебрался в Липецк и устроился в фирму по продаже машин, то увидел всю эту подноготную. Я ужаснулся, честно говорю, хотя думал, что меня трудно чем-то испугать. Но, ничего, втянулся, постепенно пришел к тому, чтобы говорить людям правду и не наживать врагов. Долго подтверждал свою репутацию, долго шел к тому, чтобы начать делать что-то самому, с нуля. И сделал. Ну вот, считайте, ушло у меня на это пятнадцать лет. Много это или мало? Я думаю, что много, слишком много.

Больше ни о чем говорить не хотелось. Изредка перекидываясь ничего не значащими фразами, они неторопливо наслаждались чаем. Артём вдруг перестал чувствовать себя неуютно: пропал страх перед отцом Ани, который, конечно, никак не проявлялся, но все же существовал где-то глубоко внутри. Аня тоже это поняла, и когда они собрались идти домой, взяла Артёма за руку, первый раз в присутствии отца.

Отца – странное слово после всех имевших место событий. Но другое подобрать сложно. Впереди шли, взявшись за руки, Аня и Артём, чуть позади – он, спрятав руки в карманы куртки, натянув на голову вязаную шапку и глубоко вдыхая сырой петербургский воздух.

У Артёма не клеилось с учебой. Конечно, речи не могло быть о том, что он ее бросит в то время, когда учиться оставалось всего ничего, и нужно было просто сосредоточиться и осторожно разбираться в сплетении дисциплин, тем, задач, курсовиков и рефератов. Просто пятерки и четверки сменились четверками и тройками, и Артёму стоило огромных усилий сделать так, чтобы по результатам сессии ему дали стипендию. Конечно, ее размер по сравнению с теми деньгами, что перечислял на карточку отец Ани, был более чем скромным, однако, помня свое недавнее прошлое, Артём старался хвататься за каждую копейку.

– Тём, может, не стоит так напрягаться из-за этой стипендии? – Аня не понимала всего этого сидения за учебниками. Конечно, она тоже сидела и учила, старалась, но воспринимала результаты своей учебы спокойно и не старалась объять необъятное.

– А я не хочу побираться, хочу жить нормально, не сидеть на шее!

– Ты и не сидишь на шее, Тёма. А если ты имеешь в виду те деньги, которые тебе присылает папа, то это за помощь мне по хозяйству. И к тому же я боюсь оставаться одна в такой большой квартире, а ты мой охранник, мой защитник! – Аня обнимала Артёма за плечи, и он тихо соглашался со всем, что она сказала.

В новогоднюю ночь они сидели за столом с бокалом шампанского. Аня замариновала и потушила курицу. Понемногу, но она училась готовить. Курица удалась: Артём даже признался, что сам не смог бы так вкусно ее приготовить, хотя делал это несколько раз и учил Аню. Под бой курантов они загадали желание – каждый свое, но нетрудно догадаться, что, по сути, у них было одно желание на двоих; конечно, если отношения действительно были искренними, нежными и, самое главное, настоящими. За окном свистели фейерверки, ревела канонада, изредка кто-то истошно вопил.

– О чем ты мечтаешь, Тём?

– О тебе.

– А серьезно?

– Я серьезен как никогда, – Артём жевал зубочистку.

– Да ладно, серьезен он, так и скажи, что тебя от шампанского развезло! – засмеялась Аня. – Что-то ты не выглядишь серьезным!

– Не выгляжу, представь себе! Сначала поход по магазинам, потом уборка, потом по просьбе твоего папы этот конверт отвез в город…

– Кстати, нашел, куда отдать?

– Нашел! Офис на Каменноостровском оказался. И мужик нормальный, меня кофе напоил даже, поблагодарил за оперативность. В конверте какие-то документы были, платежные поручения – вздохнул Артём, – Короче, контора пишет.

– Устал?

– Ага, немного, но это ничего! Так классно сидеть вот так, с тобой, и отмечать Новый год! У меня такого никогда не было еще! Ты не поверишь, но ощущения просто фантастические!

– У меня тоже – осторожно заметила Аня и принялась пристально следить за реакцией Артёма.

– Что ты на меня так смотришь? На мне цветы не растут!

– Растут! А ты подумай, вспомни, – Аня взяла Артёма за руку. – Сегодня Новый год, Тёмочка, наш первый Новый год и надеюсь, что не последний.

И у меня кое-что для тебя есть, надеюсь, тебе понравится, я долго выбирала.

Под столом зашуршал оберточной бумагой большой сверток. Аня спрятала его туда заранее. Конечно, Артём видел это, но решил не обращать внимания. Свой подарок он положил в нишу, образовавшуюся между диваном и шкафом.

– И я надеюсь, что тебе мой подарок тоже понравился! – Артём встал и с загадочным видом достал из-за дивана небольшой пакет. – М-да, у тебя какой-то крупногабаритный подарок, а мой маленький да удаленький!

– Ты лучше распакуй и посмотри, что там!

Артём долго разворачивал бумагу – рвать ее не хотелось. На ней в шахматном порядке были нарисованы смешные Санта-Клаусы и олени.

Аня, охая, достала из пакета чехол для телефона и книгу рецептов.

– Спасибо тебе, Тёмочка! С Новым годом! Я тебя очень-преочень люблю! Буду стараться освоить что-то из этой книги, если ты, конечно, мне поможешь. Ведь так, да?

Аня воспользовалась своим проверенным ходом, прибавив «да» на конце и сделав такие испуганные глаза, что не только Артём, но и любой на его месте тут же рассыпался бы «Да, милая, конечно же» или «Ты не волнуйся, обязательно помогу». Артём же придумал нечто более убедительное:

– Аня, а мне хочется не только помочь тебе, но и чтобы мы вместе готовили ужин, ну или хотя бы по очереди. Почему нет?

– Какой ты классный, Тём!

– Я знаю – вздохнул Артём, отчаявшись справиться со свертком. – От тебя пахнет шампанским.

– А от тебя как будто не пахнет! – Аня обнимала его сзади и щекотала, – Да рви ты эту бумагу, не жалей, главное-то внутри! Как я хочу, чтобы не ошиблась, и все тебе понравилось и подошло!

– Ого, ты меня интригуешь! – Артём собрался с силами и разорвал бумагу.

Внутри в пакете оказался белый махровый халат – о таком Артём мечтал очень давно – и широкие семейные трусы в крупную клетку.

– Надеюсь, что налезут – заметила Аня и поцеловала Артёма.

– Да они не просто налезут, а туда еще и ты поместишься, – Артём рассматривал халат.

– А я на то и рассчитывала, Тёмочка, чтобы тоже туда поместиться и быть поближе к тебе! Иди ко мне, мой золотой!

– И будем танцевать шизофреническое танго – парировал он, уже будучи распластан на диване.

Они погасили свет – через незашторенное окно в комнату проникали отблески фейерверков. А они полчаса не видели и не слышали ничего вокруг, просто принадлежали друг другу и слегка стонали от этого яркого, неповторимого и самого что ни на есть настоящего юношеского счастья. Артём не справлялся со страстью Ани: она овладевала им и доводила до такого состояния, когда дважды два становится семь или восемь, а параллельные прямые вдруг начинают пересекаться, когда открывается второе дыхание, но лишь затем, чтобы подарить все силы любимому человеку, а самому упасть на диван без чувств и желания сопротивляться.

– Тёмочка.

– Что?

– Хочешь мороженого? – Аня попробовала встать, но запуталась в пледе.

– Хочу. А вообще-то лежи, я принесу – ответил он, уже ступая босыми ногами по холодному кафельному полу в коридоре. – Оно в морозильнике?

– Ага! Там, в пластиковой коробочке. И ложки тоже возьми!

Было слышно, как Артём ступает по полу, осторожно, боясь поскользнуться.

– Я уж испугался, что ты купила мороженое то, которое мы делали.

– Что я, по-твоему, совсем больная, – Аня покрутила пальцем у виска. – Специально искала. Это с клубничным джемом. Выглядит ням-ням.

Артём задумался – на первом свидании они ели жареную картошку и запивали ее дешевым пивом, вкус которого, впрочем, ему нравился. А теперь, спустя каких-то полгода, поедают дорогое мороженое и запивают его шампанским, устроившись не на грязном неудобном подоконнике, а на мягком диване, завернувшись в плед. Как быстро все меняется! Обстоятельства, люди, события, трагедии – сколько их было вокруг, случалось, вертелось за эти полгода!

– Аня, пообещай мне, что мы всегда останемся такими… такими… – он потерял мысль. – Ну, в общем, надеюсь, что ты меня поняла. Кстати, мороженое действительно вкусное, очень вкусное. Я, кстати, с лета мороженого не ел.

– Я тоже, видимо, летом объелась – призналась Аня. – А с чего это из тебя попёрли такие мысли, а? Признавайся, а то начну щекотать. Хотя, знаю, ты вспомнил ту встречу, когда я пришла к тебе в общагу. Нет, ну признайся, ведь ее, да?

– Ее – ответил Артём. – Ты мороженое ешь, а то сейчас таять начнет, капать, и мы испортим твой замечательный диван.

– Знаешь, те полгода, что мы вместе – самые счастливые в моей жизни. Мне никогда не было так хорошо, никогда. И не вздумай возражать!

Возражать было излишне, и не потому, что это была Аня, которая не принимала возражения ни в каком виде. Просто Артём и сам так считал, только никогда не посмел бы вот так взять и признаться, не моргнув глазом, не смутившись, искренне и наповал. Только бы она осталась такой, только бы он не изменился, не поддался усталости, искушению, сытости – да чему угодно! Артём был нетороплив, консервативен и нетерпелив к чьим-то пустым требованиям, обещаниям, к занудству и предательству. Все это он хотел сберечь для Ани, видевшей в нем если не свой идеал, то уж точно что-то близкое к нему.

Учеба, прогулки, праздники, походы в кино – из этого состояла их совместная жизнь. В ней не было каких-то потрясений, за исключением разве что бесконечных попыток Артёма найти какую-нибудь разовую работу. В основном его манил автосервис, возможностью быстро, всего за какие-то выходные, заработать денег на несколько походов в кино, или на кафе, или просто на то, чтобы заказать суши на дом. Сначала Артём никак не мог привыкнуть к такой еде, а потом вник и, несмотря на протесты Ани, заказывал суши домой.

Родители Артёма никак не отреагировали на изменения в его жизни. Он по-прежнему исправно звонил им раз в неделю, для того, чтобы осведомиться о здоровье, о том, каковы надои и не собираются ли они в этом месяце продавать бычка или цыплят, рассказать вкратце подробности своей учебы. На фразу о том, что он теперь живет у девушки, мама отреагировала странно: «Молодец, давно пора, а то мы с отцом думаем, когда же ты, наконец, устроишь свою жизнь и не будешь оглядываться на нас, стариков. Да и незачем оглядываться, живи, сам принимай решения и делай так, как должен».

Все это было для него удивительным даже в большей степени, чем знакомство с Аней в цеху и их встреча на набережной. Он больше не вспоминал об Алине – она исчезла из его жизни окончательно, бесследно, и даже если бы и предпринимала какие-нибудь попытки вернуться, он не позволил бы ей подойти к себе даже на десять метров. А Аня – она никогда не упрекала его за прежние отношения, как это делают многие девушки ее возраста, стараясь прибрать парня к рукам и как-то им манипулировать. «Прошлое – оно и есть прошлое» – любила повторять она.

Как-то в конце зимы, в субботу, Артём вернулся из автосервиса грязный и уставший, положил на тумбочку у кровати тысячу рублей, долго отмывался от копоти и черной автомобильной смазки, а на следующий день слег с простудой.

– Ну и зачем ты мучаешь себя этой халтурой, скажи? – Аня сидела рядом с ним на постели, поджав под себя ноги, и внимательно смотрела на градусник, – Тридцать восемь, Тёма, тридцать восемь.

– Простудился, с кем не бывает.

– Тёма, ты как будто специально это простуду искал. Мало того, что весь перепачкался, дышал бензином, в конце концов убил на эту работу целый день, а теперь убьешь неделю, чтобы поправиться – так еще и заработок, Тём, очень мал для такой работы.

– Не так уж и мал – ворчал Артём. – Тысяча – это все-таки деньги, они не валяются где попало.

Аня встряхнула градусник и заставила Артёма поставить его еще раз.

– Понимаешь, это не дело. Помнишь, что тебе сказал мой папа? Он готов платить тебе за то, что ты мне помогаешь по хозяйству и содержать квартиру, чтобы не нужно было никого нанимать хотя бы для того, чтобы помыть окна. А ты гоняешься за деньгами по старой памяти.

– И что?

– А ничего, Тёмочка. Пообещай, что не будешь больше так делать, хорошо?

– Ну, мне же надо где-то подрабатывать! – застонал Артём. – Не могу я на твоей шее сидеть и что-то требовать. Да, я благодарен твоему папе и тебе за все. Но и я сам должен что-то зарабатывать, иначе обленюсь, буду валяться дома перед телевизором, портить воздух и пить пиво.

Аня рассмеялась, а за ней и Артём, он поперхнулся и закашлялся.

Смеяться было больно, сильно отекло горло и был заложен нос.

– Ты настаиваешь?

– Да, настаиваю! – Аня повысила голос.

– Ну, не надо так кричать, голова же болит. Слушай, доставай-ка этот градусник, надоело уже, сижу с ним, как дурак, по второму разу измеряю. Ну, сколько?

Аня ловко выхватила градусник из подмышки и снова накрыла Артёма одеялом.

– Тридцать восемь и две.

– Ой, спаси меня, моя медсестричка, сделай мне хорошо! – Артём притворился, что бредит и закатывает глаза.

– Сделаю, сейчас клизму тебе сделаю, тепленькую, согревающую, ой как будет хорошо! Стонать будешь от удовольствия!

– Я вообще-то другое удовольствие имел в виду! – обиделся Артём.

– Нет, Тёма, в таком состоянии тебе сексом заниматься точно нельзя! Мало того, что меня, свою любимую медсестричку, заразишь своими соплями, так еще и с температурой ты. Нельзя. На сосуды огромная нагрузка! А нужно себя беречь.

Аня прочла целую лекцию о том, как нужно лечить простуду, соблюдать постельный режим и ограничить физические нагрузки.

– Ох, а что вообще можно? Работать нельзя, сексом заниматься нельзя. Не жизнь, а катастрофа какая-то!

– Никакая не катастрофа, – Аня снова стала строгой. – Потерпишь недельку.

Артём застонал и заерзал, в диване что-то заскрипело и треснуло.

– Ну ладно, не недельку, пару дней, а если сейчас сломаешь диван, то терпеть будешь до тех пор, пока мы не купим новый.

Артём отвернулся к стене и почти сразу уснул. Ему снилось что-то странное, будто бы он в общежитии, Аня живет там вместе с ним, им не дают покоя соседи по комнате и баба Даша, которая почему-то грозится заявить на них куда следует. А куда это – куда следует? Артём проснулся в поту, и как ему показалось, даже что-то закричал в момент пробуждения.

Аня спокойно сидела за столом – перед ней был ноутбук, в ушах наушники. Она кому-то что-то писала, потом получала ответ, читала его, улыбалась, снова отвечала. Она не видела, что Артём проснулся и наблюдает за ней. «Светло, значит, еще не поздно – думал Артём. – Сколько я проспал? Как болит голова!»

– Ну, проснулся? – Аня заметила, что Артём шевелится и пытается привлечь ее внимание. – Как ты? Живой?

– Живой, голова очень болит – вздохнул Артём.

– Ничего, сейчас напою тебя чаем, таблетку дам. Еще минут десять и сама бы тебя разбудила, таблетки-то от температуры на ночь принимать нельзя.

– Ага – согласился Артём.

– И никуда я тебя завтра не пущу! Понял? Дома полежишь, и вторник, наверное, тоже.

– Ага – снова простонал Артём.

– И смотри у меня! Не будешь слушаться – отшлепаю!

– Ага – Артём уже умирал со смеху.

«С ума сойти! Я ли это? Я болею, а за мной ухаживает самая классная девушка на свете! Что это за мысли? Может, просто температура? Да нет, это счастье. Она такая красивая, такая классная, такая бесподобная. Как хорошо, что устроился тогда поработать на хладокомбинат! А теперь она ворчит, мол, не пустит меня никуда работать. Ревнует, наверное, вдруг я с кем-то еще познакомлюсь там. А я и не собираюсь. Хотя, может совсем и не думает она так. Заботится ведь обо мне, переживает…».

– Тёма, ау! Не спи, сделай глоток чая и прими таблетку, потом чай пей маленькими глотками.

Артём повиновался. Таблетка была ужасно горькой, он с трудом ее проглотил, а чай – приторно-сладким с тошнотворным привкусом.

– Ты лицо-то не криви, там ягоды шиповника заварены. Пей-пей, ничего плохого с тобой не станет, это тебе не в автосервисе вкалывать! Кстати, Тём, мне тут подруга написала, есть работенка, мне кажется, она тебя заинтересует. Правда, противная, но поможет нам здорово сэкономить.

– Это какая? – Артём с трудом заставлял себя пить чай.

Болело горло, глотать тоже было больно, как и говорить.

– Что за работа? – снова спросил Артём.

– А ты пей, молчи и слушай меня. Короче говоря, восьмого марта будет концерт Меладзе в Ледовом, представляешь? Я уже посмотрела, сколько стоят билеты. Конечно, это хорошо, мне тоже нравятся его песни, но такие деньги, Тём! Я бы лучше отложила их нам на лето, согласен?

Артём замычал, давясь очередным глотком.

– Ты похож на слоника сейчас!

– Очень смешно! – обиделся Артём, но продолжал пить, хоть и через силу.

– Так вот, мне подружка написала, просит ее и еще одну девчонку подменить. Оказывается, есть люди, которые приходят перед концертом и помогают там в зале все убрать, развесить рекламу, что-то перетащить за сценой. Они завербовались туда, уже на несколько концертов так ходили, а на этот не могут попасть, сами в Финляндию уезжают на праздники, по магазинам и отдыхать.

Артём поперхнулся.

– И что – тем, кто работает, можно бесплатно остаться на концерт?

– Ага, и еще сколько-то денег дадут, представляешь? Конечно, дадут немного, девчонки пишут, что рублей по двести-триста, но туда ходят в основном за возможность попасть на концерт. Ну, соглашаемся?

– А что от нас требуется? – Артём, наконец, допил, потянулся и поставил пустую чашку на тумбочку у кровати.

– Да ничего! Просто ищут проверенных людей, которые не подведут и обязательно явятся, не прогуляют.

– М-да – произнес Артём. – Ну, может, это действительно наш шанс? Вот так и проведем восьмое марта, а то я все думаю, что тебе дарить, куда тебя вести?

– Ах ты какой! Мало того, что восьмое марта, так и я нашла, и устроила себе этот день? Сама себя повела на концерт? Ну ты и поганец! – Аня швырнула в Артёма подушкой с кресла. – И не посмотрю, что ты болеешь! Сам-то от меня на двадцать третье получил наушники и майку, и ужин тоже я готовила. А теперь с восьмым марта хорошо устроился…. Да ладно, Тём, я не обижаюсь! А на те деньги, что нам дадут, пойдем после концерта куда-нибудь и попьем кофе с тортиком. Идет?

Артём швырнул подушку обратно.

– Идет!

– А ничего, если я где-нибудь в апреле или мае тоже сгоняю в Финку? У меня виза-то в загранпаспорте сделана, а я по ней ни разу не ездила. Что-нибудь тебе оттуда привезу, по распродажам побегаю. Правда, можно? Правда, не обидишься?

– Идет! – монотонно ответил Артём, и снова в него полетела подушка.

Череда следующих событий поразила Артёма тем, как скоро они наступили. Только что он болел, лежал, стонал на диване, заставляя Аню каждые два часа измерять ему температуру и поить чаем с шиповником, как настало утро восьмого марта. Утром на кухонном столе Аню дожидалась шикарная красная роза – накануне Артём купил бутон и спрятал его в шкафу, завернув в мокрую тряпку. Завтрак тоже готовил Артём, в честь праздника – любимые картофельные оладьи.

В одиннадцать они были уже у служебного входа в Ледовый Дворец. Рядом стояло еще шесть человек.

– Ну, все в сборе? – девушка на высоких каблуках, платье и в накинутой поверх ватной телогрейке вышла и провела всех с собой за сцену. – Так, девочки помогают пылесосить проходы, мальчики таскают кресла. Все понятно? Потом займемся баннерами, они должны быть при входе и в фойе, нужно перетащить из технической зоны и развесить согласно плану. Вопросы есть? Чудесно! За мной!

После мучительных ночей на хладокомбинате в холодном цеху, перегрузки тонн мороженого в рефрижераторы и бесконечных перепалок с Жанной и Василичем работа перед концертом показалась Артёму сущим раем.

Стульев было не то двести, не то триста, их распределяли по каким-то то ли ложам, то ли балконам, сломанные и качавшиеся относили в отдельную комнатку. На сцене шла репетиция, по залу и коридорам сновали уборщицы и персонал. Пробегая через зрительный зал, Артём видел, как в дальнем конце суетится Аня, что-то отковыривая с покрытия у одного из входов. Она помахала ему рукой. Меладзе пел, слова многих песен были Артёму знакомы и он тихонько подпевал. После одной из них все, кто находились в зале, перетаскивая стулья и наводя чистоту, бойко зааплодировали.

«И снова мне повезло – решил Артём. – Подумать только! Вот он, рядом со мной, и поет как будто для меня. Я могу ему аплодировать, и он через весь зал кричит «спасибо» именно мне! Только мне! Он слышит именно мои аплодисменты! Кому скажи – не поверят. Просто супер!»

– Так, прекрасно, теперь идем вешать баннеры! – скомандовала все та же девушка (ее звали Ирина), строго следившая за всем, что происходило и бесконечно болтавшая по телефону.

Артёму, конечно, не хотелось уходить из зала, где пел Валерий Меладзе, и где была Аня – но работа есть работа. Баннеры оказались тяжелее, чем думал Артём. За раз он мог взять не больше одной штуки. Проходя по коридору, он сбавлял шаг – из открытых проходов доносилась музыка и пение Валерия. Что-то свистело и грохотало, звук становился то громче, то тише, то музыка вдруг заглушала пение, то вовсе стихала.

Вся работа была сделана, когда до концерта оставалось три часа. Аня вместе со всеми уже дожидалась внизу, в холле.

– Ну, вот он, последний герой, труженик ты наш! Я посмотрела, баннеры висят нормально, все отлично поработали, спасибо!

– А компот? – решил поострить парень, который вместе с Артёмом развешивал баннеры в фойе у входа.

– Ах да, компот! – будто бы клюнула на шутку Ирина, доставая из маленькой папки восемь конвертов. – Девочек с праздником, мальчиков тоже с праздником, правда, с прошедшим. Всем еще раз спасибо, всем приятного концерта.

Она быстро раздала конверты и удалилась, побежав куда-то по лестнице вниз. В конверте было по двести рублей и билет – как оказалось, в сектор справа от сцены.

– Классно, правда? – спросила Аня, когда они отправились бродить по бесконечным коридорам Ледового Дворца, – Валерий поет очень здорово!

Я никогда раньше не была на репетициях. Интересно, а что нам покажется интереснее – репетиция или сам концерт?

В тот момент, когда концерт подходил к концу, и Аня, и Артём уже забыли об этом странном вопросе. Они сидели хоть и сбоку, но так близко к сцене, что и теперь у них было ощущение, что пел Валерий Меладзе специально для них. Аня держала Артёма за руку и бешено аплодировала после каждой песни. «Се ля ви» и «Посредине лета» они пели, немного смущаясь друг друга и софитов, то и дело светивших им в лицо.

– Никогда не предполагал… – начал было говорить Артём, когда они уже выходили на улицу, но Аня дернула его за куртку, развернула и долго целовала в губы, в щеки, в нос.

У перехода через дорогу, а потом и у метро, собралась огромная толпа.

– Идем в кофейню, вон туда, через дорогу – предложила Аня. – Помнишь, сегодня восьмое марта! Это мое желание! И у нас есть по двести рублей, которые мы можем потратить на что хотим.

– На что хочешь ты – улыбаясь, уточнил Артём.

Они сидели в кафе за чашечкой капучино и штруделем, и пытались совладать с потоком эмоций.

– Спасибо тебе, Тёма! Такое восьмое марта, наверное, бывает только раз в жизни. Я где-то читала, что у людей в возрасте семнадцати-девятнадцати лет особенно обострено ощущение музыки, стремление слушать, танцевать, подпевать.

– Может быть, очень может быть, – Артём посмотрел на часы. – Еще сорок минут и восьмое марта закончится. Давай поторопимся, на метро ведь запросто можно опоздать, а бродить по городу сегодня как-то не хочется, поверь, уже набродился. Нас ждет ужин и уютная кроватка. Да, ты права, потрясающий день! И этот концерт…

– Хоть сегодня и восьмое марта, Тём, но, по-моему, сбылась не моя, а твоя мечта, это ведь ты мечтал попасть на концерт Валерия Меладзе – сказала Аня уже на бегу, когда они переходили дорогу. – А моя мечта – не притворяйся, что первый раз об этом слышишь – съездить в Финляндию, чтобы виза не пропала, по магазинам там походить. Ты меня отпустишь на несколько дней?

– Одну? – удивился Артём.

– Одну! – Аня ускорила шаг и потянула Артёма за руку. – Я же взрослая девочка! Я буду вести себя хорошо! Ну, пожалуйста!

– Не вопрос – ответил Артём и сжал в своей руке ее руку. – Раз ты взрослая девочка, значит, будешь понимать, что я волнуюсь, и будешь мне звонить или писать каждый день, договорились?

– Не вопрос – передразнила его Аня.

Потеплело внезапно, хотя апрель выдался холодным. Аня в последний момент решила ехать на автобусе. Артём покорно нес огромную сумку прямо до автобуса и помог затолкать ее в багажное отделение. «Да, женщины – иронизировал он. – Едет на три дня, а вещей взяла вагон!».

– Как приедешь, позвони – кричал он ей вслед. – И когда устроишься в гостинице, тоже позвони!

Приехав домой, Артём терпеливо ждал звонка. Шуршали часы на стене, срывались капли с крана в мойке и с грохотом падали в раковину, посапывал холодильник. Ее не хватало, она была далеко. Это было не объяснить словами, не измерить линейкой, не изобразить, не вылепить – чувство волнения, быть может, совершенно беспочвенного, но оттого не становящегося ни на грамм, ни на сантиметр меньше. Артём нервно посматривал на телефон, проверял, заряжен ли он, работает ли, есть ли деньги на счету. Мучительные шесть часов – слышать свое дыхание, свои шаги, понимать, что рядом никого и все, что остается – это ждать.

– Со мной все в порядке, Тёмочка, все в порядке, только немного укачало в автобусе, но это пройдет! – голос Ани на том конце звучал так звонко, как будто находилась она в соседей комнате и вся эта поездка была всего лишь розыгрышем. – Сейчас иду в гостиницу, вот, уже захожу, так что перезвоню потом.

– Будь осторожна, отдохни – успел крикнуть Артём прежде, чем Аня повесила трубку.

«Я заселилась, из окна видно порт, там какая-то крепость на острове, паромы ходят, завтра туда съезжу. Сейчас полежу, укачало. Целую, твоя Аня» – сообщение пришло через десять минут, которые показались Артёму целой вечностью.

«Береги себя. Говорил же, поездом надо было ехать! Чмок. Тёма» – понеслось в ответ.

«Не ворчи» – пришло, когда Артём открыл бутылку пива и уселся перед телевизором. В майские праздники смотреть было ровным счетом нечего. Сидеть за учебниками не было никакого желания, тем более что это вряд ли могло что-то исправить: Артём сделался твердым хорошистом, и в отличники теперь, на завершающем этапе учебы, ему было выбиваться просто лень.

Следующие два дня он гулял на островах, смотрел, как пробиваются первые листья и купаются в лужах воробьи. Какой-то старик поджарого вида, раздевшись до трусов, загорал внизу, у воды. Артём поежился и надел капюшон.

«Ходила по магазинам. Купила кое-что себе и тебе. Не могу отойти от укачивания. Ты прав, обратно еду на поезде. Билет уже взяла. Встретишь сегодня?».

Сердце Артёма бешено заколотилось, он написал что-то вроде «конечно, встречу», и даже не озадачившись временем приезда Ани, помчался к автобусной остановке, чтобы добраться до Финляндского вокзала.

Фонтаны уже работали. Артём прогулялся перед вокзалом и зашел внутрь. «Ну вот, еще три часа и обниму тебя!» – написал Артём. Аня не отвечала – очевидно, что там, где проезжал поезд, не было связи.

Гудок поезда Артём услышал издалека. И увидел ее издалека – красивую, сияющую от улыбки, с развевающимися на ветру волосами, бегущую прямо к нему с той самой огромной сумкой. Артём выхватил сумку и на бегу обнял Аню.

– Тёма, Тёмочка!

– Аня, я так соскучился!

– Я тоже! Идем, прогуляемся немного. А фонтаны уже работают? – Аня переводила дыхание. По ней было заметно небольшое волнение, его выдавали небрежные движения, слова, даже целовала она Артёма как будто понарошку.

– Тём, я должна…

– Как съездила? Все понравилось? Съездила в ту крепость на острове?

– Все в порядке, съездила, там очень красиво! – Аня сделала глубокий вдох, собираясь что-то сказать.

Артём смотрел куда-то в сторону, заботясь о том, чтобы они не попали под машину. Светофор, зеленый свет, они в сквере, у фонтанов.

– Тёмочка…

– А в поезде лучше, чем на автобусе? Я тебе говорил сразу, что надо было ехать на поезде; на поезде классно, а в автобусе душно, трясешься себе, укачивает…

– Тёма!

– Что?

– Мне все понравилось, все хорошо, магазины обошла! Тёма, я о другом.

Да остановись ты, хотя бы на секунду остановись. Поставь сумку, она такая тяжелая! Тёма, послушай меня! Я должна тебе сказать…

– О чем? – удивился Артём.

– …должна. Да не перебивай!

– Не перебиваю, говори!

– Тёма, я…

– Что?

– Я беременна, Тёма! Понимаешь? Я очень тебя люблю, Тёмочка! Я знаю, у нас все будет хорошо, я в это верю, Тёмочка, потому что никак по-другому быть не может – Аня ревела. – Ты меня правда любишь? Любишь?

– Успокойся, Аня, успокойся! Я тебя очень-очень люблю! И все обязательно будет хорошо, так, как ты хочешь! Я тебе это обещаю! Да успокойся ты! Обещаю! Чего ты испугалась? Что я тебя брошу? Это не будет, никогда не будет! Слышишь? Пойми ты это, в конце концов!

Он целовал ее в шею, в нос, в губы. Она вытирала слезы и тоже его целовала, встав на цыпочки. Она перестала плакать. Это было уже ни к чему. Он согревал ее своим теплом, обнимал, прижимал к себе так крепко, что никаких сомнений не оставалось. Все действительно будет так, как мечтает она как мечтает, но только боится в этом признаться он.

Они долго стояли и обнимали друг друга. Ветер доносил до их лиц мельчайшие капли воды от фонтанов, заходящее солнце нехотя выглядывало из-за облаков, где-то на вокзале гудела электричка, а Артём вдруг вспомнил песню, которую слышал по радио, встречая Аню с поезда – слышал, но не придал значения.

Заходило солнце за утес, заходило солнце.

И та девушка, как моя Аня, стояла и смотрела на него,

А я любил ее мучительно и нежно, каждый день, теряя безнадежно

След ее, стараясь не терять ее саму, пусть и двигаться вслепую.

И я тоже думал, что потерял ее навсегда,

Ведь ключа к ее сердцу не держал в руках, а, быть может, выронил его.

Я просто жил и каждый день надеялся,

Что она не вспомнит о потерянном ключе.

И в тот момент, когда мое солнце стало светить другому,

Я захотел остановить время, и остановил его.

Ведь я любил ее мучительно и нежно, каждый день, теряя безнадежно…

Сентябрь – октябрь 2012 г.