Н. И. Тарасов

Море живёт

 

Жизнь у дна пролива Босфор Восточный (возле Владивостока)

ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ВООРУЖЕННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР

МОСКВА * 1949

Рисунки художника Н. Н. КОНДАКОВА

 

ВВЕДЕНИЕ

Море живет... Многими путями человечество связано с жизнью в море, покрывающем более двух третей поверхности Земли.Морская вода всегда содержит органическое вещество и порождающие его организмы, начиная от бактерий и кончая китами. В любом море в любое время года и суток заметна жизнь. Даже на морских льдах находим ее. Не говоря уже о тюленях и морских птицах, на льду нередко можно ясно видеть присутствие микроскопического населения, настолько обильного, что цвет льда меняется, и лед поэтому скорее тает под лучами вешнего солнца.Физические, химические, геологические и биологические явления и процессы в воде, на дне и у береговой черты взаимно обусловлены.В сложной науке о море — океанографии — большое и определенное место занимает биология, так называемая биологическая океанография. Нет в мировом океане ни одного лишенного жизни уголка, следовательно, нет и возможности до конца познать океан, если не изучать жизненные явления в нем.Проникновение науки в жизнь моря — такую богатую, такую разнообразную — дает и непосредственные практические результаты.СССР — великая морская держава. Советские люди любят море, интересуются им.Успехи социалистического строительства заложили прочную основу для роста нашей морской рыбной промышленности, транспортного и боевого флотов, портов, баз, а также создали ряд промышленных предприятий, тем или другим способом использующих море.Наука открывает нам обильные, нередко новые, возможности применения животных и растений моря в качестве пищевого и технического сырья; более того, наша наука уже приступила к переделке и к обогащению живой природы морей для удовлетворения нужд социалистического общества.Приложение биологии моря к мореплаванию и другим отраслям техники еще малоизвестно и недостаточно проявило себя. Такое направление биологии моря можно назвать «технической биологией моря» или, иначе, дать ему условное обозначение «биология моря и флот», поскольку здесь преобладают именно запросы флота.Автором сделана попытка обрисовать ряд сторон биологии моря преимущественно с этой, прикладной, точки зрения. Многое из рассказанного еще недостаточно изучено, иное может оказаться спорным.Различные вопросы освещены неодинаково подробно, в зависимости от меньшей или большей важности их для хозяйства и обороны, а также степени новизны и занимательности темы для широкого читателя.

 

ГЛАВА I

БИОЛОГИЯ МОРЯ И МОРЕПЛАВАНИЕ

Успешно бороться с природой моря, преодолевать и побеждать ее, брать от моря его богатства, не слишком при этом рискуя, не затрачивая лишних сил и запасов, можно только при глубоком знании природы и при постоянном наблюдении за нею.Благодаря быстроте хода, прочности корпуса корабля, большим запасам на нем горючего для машин, воды, продовольствия и таким замечательным средствам связи и ориентировки, как радио, радиолокация, гидрофон, эхолот, нынешний моряк мало зависит, казалось бы, от стихий воды и воздуха. Больше того, он хозяин и победитель моря! Но эта победа дается не даром; она может смениться горечью поражения и даже гибелью, если пренебречь природой, перестать ежеминутно пытливо всматриваться в ее черты.Погода в море иногда изменяется за несколько минут. Так, на Мурмане снежные «заряды», когда внезапно становится не видно даже носа корабля с его кормы, чередуются по нескольку раз на протяжении часа с ясной солнечной погодой. Шквалы в тропиках налетают порой совсем неожиданно.Кроме того, быстроходность современного корабля создает резкую смену окружающих его природных явлений. Корабль быстро меняет обстановку, продвигаясь за сутки на многие сотни миль.Жизнь в море и в воздухе над морем служит для опытного и внимательного глаза хорошими показателями изменения места корабля, изменения условий, в которых корабль находится. Знание биологии моря немало помогает штурману.Как ни хороши радар, асдик, эхолот, но и сейчас приходится считаться с самыми разнообразными приметами — признаками приближения корабля к мелководью, к суше, ко льдам. Показания сложных приборов в штурманской рубке и в гидроакустической каюте с пользой дополняются наблюдениями за природой моря с мостика, с бака, с марса. Среди морских примет важное место занимают обитатели морской воды и обитатели воздуха над морем, заслуживающие пристального внимания штурмана.Появление бакланов — одна из простейших примет. Баклан — прекрасный ныряльщик, длинная шея его, как змея, извивается под водой, жадный клюв нацеливается на облюбованную рыбку, которую баклан может преследовать на расстоянии многих десятков метров. При таких возможностях незачем хорошему, вообще говоря, летуну-баклану далеко отлетать от своих гнездовий на скалах. Под водой баклан может пробыть сряду около двух минут, находясь при этом на глубине до 10 — 15 метров.И, вправду, баклан не удаляется обычно больше чем на полмили, много — милю от своего гнезда. 20 — 25 миль — предел его экскурсий, известный морякам. Для нынешнего корабля полмили — это минута-две хода. Нетрудно догадаться, что, заметив возле корабля бакланов, особенно же ныряющих или плавающих, в туман или при пониженной по другим причинам видимости, следует быть осторожным, в особенности у берегов малознакомых, обильных рифами. То же говорит и появление в воде обычной «ушастой» медузы-аурелии.Скалы, облюбованные морскими птицами, обычно белы от их помета. Это делает скалы хорошо различимыми на фоле моря или берега, а крики птиц предупреждают о близости скал в тумане.Снежные бури и туманы очень затрудняют плавание в бурном и пустынном Беринговом море; прекрасными ориентирами служат там большие птичьи базары. Они расположены на значительных расстояниях друг от друга (на острове Кинг, на островах Диомид, на мысах Сеппини, Томсон и Лисберн), поэтому невозможно ошибиться, к какому именно базару приближается корабль.

Бакланы в полете

Одна из последних лоций антарктических вод, вышедшая в разгаре второй мировой войны, дает много интересных советов штурману о том, какие выводы должен он делать из встреч с различными птицами.Так, черноголовый и сероголовый альбатросы обычно следуют за кораблем по чистой воде, но покидают его, когда корабль приближается к многолетнему (паковому) льду.Имеется одиннадцать пород антарктических птиц, так или иначе связанных со льдами, но все они ведут себя в этом отношении по-разному; зная их повадки и наблюдая за птицами вокруг корабля, можно неплохо разобраться в ледовой обстановке.Например, антарктический буревестник хотя и редко залетает к северу от пояса пакового льда, окружающего Южный полярный материк, но охотно посещает кромку льда и при своих полетах следует по разводьям в паке, указывая эти разводья моряку. Зато снежный буревестник никогда не встречается вне паковых льдов, где он обычен, поэтому его присутствие — признак тяжелых ледовых условий. Пингвин Адели в течение осени откочевывает от Антарктиды в пак, где и зимует, а весной возвращается к своим гнездовьям на материке.Порой едва выступающие над поверхностью океана, покрытые только травой и невысоким, чахлым кустарником тропические коралловые острова бывают так густо населены морскими птицами — фаэтонами, фрегатами, ножеклювами, — что птичьи крики выдают присутствие острова за несколько миль.Это важно, если вспомнить, что коралловые острова круто и неожиданно вздымаются среди больших океанских глубин. Взлетающие над своим пристанищем многие тысячи птиц производят на расстоянии впечатление дымового столба или облака.В 1804 году И. Ф. Крузенштерн в первом русском кругосветном плавании на корабле «Надежда» заметил на 17° северной широты и 169°30' западной долготы много птиц, из чего он заключил, что поблизости находится остров. Через три года найденный в этих же координатах островок был назван именем Крузенштерна.В тропических частях Индийского и Тихого океанов (в последнем — главным образом в западной его части) о близости берега предупреждает появление пестро окрашенных ядовитых морских змей, хорошо заметных в воде с палубы корабля.Птицы, по мнению ученых, указывали путь древним туземным мореплавателям в бескрайних просторах Тихого океана. Так, длиннохвостая таитянская кукушка, зимуя на Таити, выводя птенцов в Новой Зеландии, привела таитянских полинезийцев в Новую Зеландию, где они и обосновались, дав начало племени маори. Так, «кукушка блестящая» своими перелетами показала дорогу меланезийцам Соломоновых островов в ту же Новую Зеландию. Наконец, золотистая ржанка — скромная береговая пташка, но неутомимый и дальний летун, — своими путешествиями с севера на юг через весь Тихий океан могла навести островных жителей северной части Тихого океана — гавайцев — на мысль, что и им бы неплохо поискать счастья на юге в дальних водах, где, наверно, есть суша, раз туда летят сухопутные птицы.Гораздо важнее, однако, для моряка те птицы, которые живут на одном месте и только в поисках пищи отлетают от берега обычно на определенное для каждой породы расстояние. Так, обыкновенная крачка удаляется от тропических островов Тихого океана, где она гнездится, не далее чем на 20 миль, коричневый глупыш — на 30 миль, а белая крачка залетает дальше всех — на 100 миль.Когда такие птицы летят к берегу, следует ожидать шторма, если только это не предвечернее обычное возвращение на сушу после дневной охоты в море. Они летят к берегу высоко над морем, скоро и прямо. Удаляются же птицы от берега, как правило, неспешно, летя низко над водой, время от времени пикируя на добычу и приводняясь.Немало говорит опытному глазу и поведение птиц — жителей открытого моря, связанных с сушей только на время вывода птенцов. Среди них первое место занимают буревестниковые или трубконосые. К ним относятся альбатросы, буревестники и родственные им птицы, начиная от гиганта странствующего альбатроса, в 3 — 4 метра в размахе крыльев, весом в 12 килограммов, обитающего в южном полушарии южнее тропика Козерога, и кончая крошечными — чуть больше воробья — штормовыми буревестниками, весящими едва полсотни граммов.Из пеликановых в открытом океане в тропиках встречаются постоянно только красивые фаэтоны. Остальные пеликановые — сами пеликаны и их родичи бакланы — жмутся к суше.В Арктике многие породы птиц используют открытые, свободные ото льда пространства для кормежки. Они настолько связаны с чистой водой, что само появление таких птиц уже говорит о ее близости.Таковы, например, гаги, морянки, белобок, гагары, кайры, чистики, малая гагарка, чайка-моевка (трехпалая чайка).Известно, что отлет гаг с западной стороны Новой Земли на ее восточное побережье связан с наличием больших разводий в Карском море у Новой Земли, в то время как со стороны Баренцева моря стоят сплошные льды.Другие же птицы, как люрики и чистики, повидимому, не отлетают от суши или льда, необходимых им для отдыха, далее чем на 15 — 20 миль. Встреча с ними в тумане на чистой воде предупреждает, таким образом, о близости земли или кромки льдов. Ночью доносящиеся с одного направления и повторяющиеся крики морских птиц обозначают, что там их гнездовье и, следовательно, суша.Все морские птицы, кроме чаек, в полете молчаливы. Из чаек же единственная, встречающаяся в открытом океане, это моевка, но она водится только в северной половине Атлантического и на самом севере Тихого океанов. Вне этих вод можно, таким образом, уверенно считать, что крики морских птиц ночью дают направление на сушу.Ряд сведений о птицах, как признаках приближения к суше, для людей, потерпевших кораблекрушение, оставшихся без штурманских инструментов, дан еще в главе о морских птицах.Рыбка «лоцман», сопровождающая обычно крупных хищных акул, частенько увязывается и за тихоходными кораблями, не покидая их по 2 — 3 месяца, пока они идут в открытом океане, но за 100 — 150 миль от суши рыбы-«лоцманы» отстают.Тюлени, как правило, связаны либо с берегом, либо с льдами, но ушастые тюлени — котики — могут встречаться и в открытом море в зимние месяцы, когда они уже выкормили своих малышей на островах.Само присутствие тюленей на льду указывает, что лед не сплошной, в нем есть трещины, разводья, хотя бы и затянутые молодым льдом, но позволяющие тюленям в случае тревоги «сливаться» со льда в воду, да и просто охотиться в воде за рыбой.В Арктике тюленю грозят две опасности, не считая, конечно, человека: белый медведь на льду и косатка в воде; в Антарктике нет белых медведей, но к косаткам добавляется необычайно проворный и хищный тюлень, заслуженно получивший кличку «морской леопард». Нужны поэтому тюленю соседство воды и льда, чтобы иметь убежище и пищу.На близость чистой воды указывают белухи и другие дельфины.Ведущие из Тихого океана в Охотское море проливы, разделяющие Курильские острова, отличаются густыми туманами и сильными течениями. Со стороны Охотского моря птиц мало, а китов и косаток много; наоборот, со стороны океана птицы встречаются часто, киты и косатки же сравнительно редки.

Морской леопард нападает на пингвина

Во время знаменитой Камчатской экспедиции Беринга капитан Чириков часто пользовался появлением тюленей, «бобров» (морских выдр), бакланов и крупных водорослей, как указаниями на близость почти всегда невидимых в тумане островов Алеутской гряды, вдоль которой Чириков двигался к берегам Америки. Интересно, что Чириков в своем рапорте Адмиралтейству особенно подчеркивает, что признаками близости суши нельзя считать ни серых чаек, ни буревестников («наподобие пустелех степных»), ни обрывки водорослей.Не только сковывание разводий молодым льдом, но и подвижки, торошение полей старого льда вследствие штормов могут быть гибельны для птиц. Кайры и морянки, как наблюдалось это у северного берега острова Врангеля, бывают заперты в смыкающихся таким образом разводьях и погибают, они не могут выбраться из все уменьшающихся разводий, преодолеть замыкающие их отвесные торосы, не имея места для разбега по воде для взлета.Сплошные льды позволяют переходить с материка на острова Арктики и возвращаться обратно таким сухопутным зверям, как песец, лисица, северный олень.Белые медведи охотятся за тюленями, а те, как уже упоминалось, должны иметь какие-то пути к воде и для пропитания и для бегства в случае опасности. Поэтому белый медведь свидетельствует своим присутствием на льду о том, что в нем есть слабые места, трещины, разводья.Интересный случай использованной моряками ориентировки белых медведей в ледовых условиях рассказывает один из старейших наших полярных мореплавателей-ученых, Н. Н. Зубов.В 1932 году, когда экспедиционное судно «Николай Книпович» под начальством Н. Н. Зубова впервые в истории арктических плаваний обошло вокруг Земли Франца Иосифа и вошло к югу от нее в лед, было замечено несколько белых медведей, которые шли на северо-восток. Вскоре поднялся северо-западный шторм, и льды начало вытягивать поперечными по отношению к ветру полосами. Если бы медведи шли напрямик на Землю Франца Иосифа, то-есть прямо на север, им пришлось бы пересекать полосы полыней, разделяющих участки сплошного льда, а так медведи пошли почти по сплошному льду. «Николай Книпович» должен был итти на Новую Землю, на юго-восток, но, учтя все это, сначала двинулся на запад, пока не вышел на чистую воду. Можно только подивиться инстинкту медведей, словно предвидевших шторм именно такого направления и так «проложивших» заранее свой «курс».Приведем случаи, когда морские организмы могут создать у штурмана ложное впечатление суши или мели.

* Само слово «виджиас» взято из латинского языка, оно значит «вахта» или «вперед смотрящий», а в переносном смысле оно стало обозначать в навигации ложные, на деле несуществующие мели.

Речь пойдет о так называемых «ложных мелях», или «виджиас», как называют их иностранные лоции*, причем, конечно, только о тех ложных мелях, которые вызваны биологическими причинами; кстати, именно такие ложные мели и преобладают в природе.Пожалуй, самым ярким примером ложной мели может служить обильное дрейфующими водорослями глубокое Саргассово море.До сих пор еще в водах, мало изученных, имеющих недостаточно подробные или устаревшие карты, обладающих сложными очертаниями дна и берегов, принято посылать на нос корабля и на мачту «вперед смотрящих», нередко замедляя при этом стремительный бег корабля.

Чайкам пожива возле белого медведя

Два основных признака, о которых помнят в таких случаях, это внезапное, резкое изменение окраски воды и такое же изменение характера волнения. В самом деле, как можно оставаться спокойным, когда по курсу корабля, шедшего до тех пор по синей океанской воде и по пологой, свойственной открытому морю зыби, появится пятно или полоса зеленой, желтой или просто мутной воды, к тому же либо подозрительно гладкой, либо покрытой мелкими бурунчиками. Самое лучшее, что можно сделать тогда, это обойти такое подозрительное место. Не всякий капитан согласится терять время на спуск шлюпки и на ожидание, пока она произведет промеры. Особенно трудно было бы ожидать такой любознательности со стороны капитана парусного корабля, не желающего «терять ветер», променять попутный ветер на промеры. В лучшем случае, в вахтенном журнале появлялась запись, что в таких-то координатах замечены такие-то явления, заставляющие предполагать наличие здесь мели. Координаты к тому же указывались обычно очень приближенными, поскольку они почти всегда были промежуточными, счислимыми, а не наблюденными, не обсервованными, то-есть были рассчитаны по курсу и скорости.Эти сведения затем передавались в Адмиралтейство, которое, в свою очередь, отмечало на своих картах мель, хотя бы как не достоверную, а только возможную.С течением времени подобных сомнительных мелей накопилось на картах открытых океанских пространств множество. Когда гидрографические или другие военные корабли имели возможность обследовать ту или иную сомнительную, нанесенную на карты только по зрительным впечатлениям мель, то в большинстве случаев оказывалось, что не только мели, но и пятна-то на воде никакого нет. Осторожности ради такую «мель» все-таки частенько оставляют на картах, пометив только: «положение сомнительное» или «существование сомнительное».Косяк рыбы, вроде макрели (скумбрия), сардины или сельди, может создать на поверхности моря волновую толчею или «сулой», похожие на волнение, которое возбуждается на мелководье приливо-отливными течениями или задевающей о дно в таких местах крупной, возникшей на глубокой воде, волной.Старейший штурман наших военно-морских сил контрадмирал Дмитриев в своих воспоминаниях, озаглавленных «По дуге большого круга», пишет о смятении на мостике крейсера в финских шхерах, когда по носу корабля совершенно неожиданно возникли буруны. Прошло несколько секунд, пока он с облегчением снял фуражку и вытер сразу вспотевший лоб, — он заметил, что в этих «бурунах» мелькали треугольные спинные плавники и черные спины косаток.Нетрудно принять дельфина или косатку за торпеду, особенно ночью, при свечении моря. Плавники косаток и акул не раз принимали за перископы, как рассказывают наши морские офицеры.Цвет моря могут менять не только и не столько косяки рыб (спинки рыб синие или иссиня-зеленые с темными — на манер ветровой ряби — разводами, обычно неплохо подражают цвету открытого моря), сколько скопления, облака или «рои» планктона, иногда животного, но чаще растительного. При большом количестве планктона резко увеличивается поверхностное натяжение воды, создавая гладкую поверхность, а животные или растительные организмы или даже икра рыб или яйца червей (например, тропического червя палоло) окрашивают воду в красный, зеленый, коричневый, соломенно-желтый или молочный цвет — «море цветет».Явление это в науке и в морской практике называют «цветением моря». Вызывается оно таким массовым развитием в приповерхностном слое или на самой поверхности воды взвешенных в воде мелких и мельчайших организмов — планктона, — что вода явно меняет свой обычный цвет и становится менее прозрачной; даже волны могут успокаиваться, умеряться из-за огромного количества мелких живых существ, сковывающих движение воды. Обычно «цветение» происходит при массовом развитии какого-нибудь одного вида организмов, почти исключающем существование остальных видов.Жгутиковые — перидинеи и ноктилюки, развиваясь порою в огромных количествах, могут вызывать «цветение» днем в виде розовых, буро-красных, желтых, зеленоватых пятен и полос, а ночью эти пятна и полосы при проходе через них корабля, шлюпки или при волнении ярко светятся.Ноктилюку, этот маленький розоватый шарик, относящийся к одноклеточным, частенько принимают за рыбью икру. Мы читаем у Гончарова во «Фрегате Паллада», как море днем у берегов Японии покрыто множеством красной икры, словно толченым кирпичом, а ночью «икра эта сияет нестерпимым фосфорическим блеском».В открытом море в тропиках, порою на протяжении десятков и даже сотен миль, развиваются в таком обилии крошечные, собранные в крошечные же пакетики, нити сине-зеленой водоросли триходесмиум, что волнение успокаивается, вода приобретает запах, похожий на запах хлора, ощутимый даже с палубы корабля.Чаще всего «цветение» моря бывает в бухтах, заливах, внутренних морях.В разгаре лета в Азовском и Балтийском морях цветение сине-зеленых водорослей в штилевые погоды создает впечатление не моря, а темнозеленого луга. Отмирание этих водорослей, опускающихся ко дну, вызывает замор рыбы из-за исчезновения кислорода в воде у дна и засорения жабр; пытаясь спастись, задыхающаяся рыба идет к берегу и, обессилев, выбрасывается на него массами даже самым слабым прибоем.В том же Азовском море осеннее цветение, вызванное кремневыми одноклеточными водорослями, имеющими форму микроскопических иголочек (род ризосоления), придает морю вид тихого болота с характерным болотным запахом и темнокоричневой окраской воды.Еще замечательнее «эпидемии диатомовых», как их называют на тихоокеанском берегу Северной Америки. Там один вид диатомей развивается в таких количествах, что вода при падающем свете кажется смолой, а при проходящем — кровью, волнение и прибой утихают, а на берегах возникают тянущиеся на много километров выброшенные морем валы диатомей. Кремневые скелеты диатомей, заметим, очень прочны; из них состоит ископаемая «инфузорная земля» — трепел, — употребляемая для шлифовки самых тонких изделий из металла и стекла.Как-то в Южной Атлантике заметили с парохода кроваво-красные полосы по нескольку миль длиной, а среди них — большого кита. Решили, что кит ранен и истекает кровью, но зачерпнув из-за борта ведро воды, увидели в ней множество бледнорозовых ракушковых рачков.Красное или розовое «цветение» воды происходит также от скоплений «китовой пищи», или «капшака» наших поморов, «крилла» норвежских китобоев, — излюбленных усатыми китами ракообразных эвфаузиид; такие скопления наблюдаются чаще в приполярных водах, но встречаются и в тропиках и в водах средних широт. Так, например, обширные пространства открытой части Аравийского моря бывают покрыты скоплениями капшака, видимыми даже с самолета.Прозрачность воды в участках, где наблюдается «цветение» моря, как уже говорилось, резко падает. Если даже и не возникает сомнений, что сам по себе цвет этот (скажем, красный) не может быть обусловлен мелью, то сквозь такую окрашенную непрозрачную воду нельзя увидеть мель или подводные камни, если бы они там и были.

Капшак или эвфаузииды

Настоящие мели, покрытые кораллами или морскими растениями, нелегко отличить с первого взгляда от мелей ложных. Поросшие водорослями подводные скалы Куки-коносаки у берегов Японии, над которыми слой воды достигает 10 — 20-метровой толщины, выдают себя в тихую погоду красноватым оттенком воды, а в свежую погоду волнение на участке этих скал совсем иное, чем рядом над глубинами. Но ведь красноватый цвет воды мог бы появиться и от планктона, а большое количество планктона может успокаивать волнение.Таким образом, внимание, вдумчивость, знания необходимы моряку, хотя бы и располагающему целой коллекцией различных вспомогательных признаков. Нужно не только знать эти признаки, но и уметь во-время их заметить.Лучшим средством проверки предполагаемой мели может служить, конечно, промер, тщательное измерение глубин, что не всегда возможно.

Крылоногие моллюски

Сифонофоры

Не только мелкие дрейфующие водоросли — саргассовые, морская трава или «листья» морской капусты ламинарии — могут понапрасну встревожить штурмана своим появлением на пути корабля. Нелегко бывает моряку отличить и оторванные от дна, дрейфующие гигантские водоросли от этих же водорослей, прикрепленных к скалам и камням мелководья. «Кельп», как зовут такие водоросли моряки, — всегда сигнал опасности, как утверждают лоции. Это, конечно, неверно. На сотни и тысячи миль могут уносить течения огромные побеги таких водорослей, иногда спутанные по нескольку вместе, от прибрежий, где они росли. Узнать, прикреплены ли гигантские водоросли к грунту, можно по тому, что тогда они не выступают над поверхностью воды, притоплены. Дрейфующие же целыми кучами или отдельными кусками водоросли несколько выдаются над поверхностью моря.Слизь, выделяемая крупными водорослями, когда их треплют волны, успокаивает, сглаживает поверхность моря.Лаги, отмечающие скорость корабля, могут быть испорчены или, во всяком случае, давать неверные показания, если не сброшенные во-время водоросли намотаются на их перо или пропеллер. Поэтому необходимо усиленное наблюдение за лагами при переходах через Саргассово море и в районах, где растут гигантские водоросли.Знание биологии моря и внимательное наблюдение за жизнью моря помогают заметить и смену одних вод другими, а главное — одного течения другим, что так необходимо знать для прокладки пути корабля.Нередко при переходе из одного течения в другое, на их границе или «стыке» обнаруживается резкое изменение цвета воды, связанное с изобилием животного или растительного планктона в одних водах или со скудостью планктона в других. Например, красноватая от рачков вода сменяется водой зеленоватой от микроскопических диатомовых водорослей или синей, прозрачной, бедной планктоном водой «океанских пустынь».В таких пограничных между водами различного происхождения и направления полосах обычны скопления дрейфующих водорослей, медуз, рыб, морских черепах, дельфинов, там же кружатся и ненасытные крикливые морские птицы, привлекаемые обилием пищи.В Антарктике жизнь у поверхности океана очень богата количественно — массы диатомей, рачков, прозрачных крылоногих моллюсков кишат в волнах, прорезаемых могучими телами усатых китов, пожирающих эту живую кашу. Наблюдающийся местами непосредственный переход от антарктических вод к теплым водам субтропиков заметен и без измерений температуры забортной воды и даже для не биолога тем, что количество планктона в теплых водах обычно гораздо меньше и планктонные организмы большею частью мельче. В субтропических водах зато, правда, гораздо больше качественное разнообразие крупных, не планктонных организмов — здесь характерны сифонофоры, сальпы, красавицы «золотые макрели» (корифены) и оставляющие наибольшее впечатление летучие рыбы.

Летучие рыбы

В арктических льдах полезны для оценки ледовой обстановки не только наблюдения над крупными организмами, но и постоянный сбор планктона. Для охлаждения главной машины корабля все время всасывается из-за борта вода. Можно сделать отросток на приемной (всасывающей) трубе, приладить к нему водомер и через равные промежутки времени фильтровать через планктонную шелковую сетку одни и те же количества воды. Очень большое количество планктона и зелено-коричневый осадок характерны для начала биологической весны в воде. Вскрытие льдов тут произошло недавно, дней 10 — 20 назад. Корабль поэтому находится либо у кромки льдов, либо среди разводий и полыней; если же вокруг корабля чистая вода, то следует искать на горизонте «ледяное небо» (отблеск льдов на облаках) — кромка льдов не может быть далеко. Если же, наоборот, планктона немного, примесь зеленого цвета очень слаба (рачки сильно преобладают над микроскопическими растениями — диатомеями), то это — конец «гидрологического лета» и, следовательно, эта часть моря давно освободилась от сплошных льдов, а встречающиеся льды — случайные, приносные.Еще меньшее количество планктона, изжелта-белый цвет осадка предупреждают о биологической (и гидрологической) осени; близко, если не началось уже, замерзание, кораблю пора уходить в менее суровые воды.Такой способ ориентировки во льдах предложен несколько лет назад советским ученым В. Г. Богоровым.Количество планктона обычно резко возрастает с приближением к суше, особенно когда корабль подходит к ней с попутным постоянным течением. Это объясняется подъемом глубинных, богатых питательными солями вод у материковой отмели.Острова в океане, круто поднимающиеся среди больших глубин, не окаймленные широкой отмелью, с мало изрезанными берегами не оказывают значительного влияния на общую картину жизни вод, но количество планктона в воде и тут заметно возрастает. Возрастание объемов планктона, отцеженного из одинаковых объемов воды, может служить, таким образом, добавочным вспомогательным признаком приближения корабля к земле.Лет сто назад первый исследователь горько-соленого залива Каспийского моря, Кара-Богаз-гола, Карелин, подходя на шлюпке к берегам залива, увидел клокочущие буруны. Ветра почти не чувствовалось, поверхность плотной тяжелой воды Кара-Богаза была гладкой, а шума бурунов не слышали. Команда все же отказалась подойти к берегу, боясь разбить шлюпку о камни, которых, в действительности, в Кара-Богазе нет.Подобные же «ложные буруны» приходилось видеть мне не раз и в очень соленом и мелководном заливе Азовского моря — Сиваше, или «Гнилом море». Когда наш баркас, движимый слабым бризом, впервые врезался в «буруны» у ровного песчаного берега местности Чокрак на Арабатской стрелке, то «буруны» оказались только огромными кучами пышной, легкой белой пены, колеблемыми ветром. Выяснилось, что основой для ячеек пены служат крохотные икринки обычного в крайне соленых водоёмах рачка — артемии, или «соляной матки». Добавлю, что по берегам Сиваша также нет камней, а настоящему прибою негде и разогнаться, да и очень уж мелко во всем Сиваше. Икринок этих там так много, что у заплеска их скопления напоминают песок.Свечение морских организмов, особенно массовое, существенно для штурмана. Оно позволяет ему видеть темной ночью другие корабли, берег, скалы, надводные или даже неглубоко находящиеся подводные рифы. У разных организмов оно может быть разного цвета: зеленоватым, синеватым, красноватым. Белизной кильватерной струи идущих впереди кораблей постоянно пользуются для сохранения кильватерного строя ночью. В боевых условиях, когда корабли полностью затемнены, кильватерная струя особенно хорошо и далеко заметна, если в воде есть мелкие светящиеся организмы, которые от взбалтывания их в вихрях пены у корпуса вспыхивают искорками.Иногда, особенно в Японском и Охотском морях, свечение бывает настолько сильным, что его отблеск на облаках создает впечатление зарева огней еще далекого, но большого города или лучей прожекторов.Отдельные вспышки свечения на гребнях воды нетрудно принять издалека за освещение кораблей или за их сигналы. Так, в минувшей второй мировой войне был случай, когда в открытом Тихом океане сигнальщики доложили о проблесках на горизонте. По числу и расположению проблесков подумали сначала, что это огни и прожекторы неосторожно ведущих себя главных сил вражеского флота, но все оказалось совсем не опасным — это были только пятна свечения моря.«Миноносец кинулся за торпедой и, благодаря фосфоресценции, отчетливо увидел силуэт идущей на глубину лодки. Немедленно было сброшено несколько глубинных бомб».Так отрывисто и сухо современный нам военно-морской писатель упоминает о красивейшем явлении природы, которое Чарльз Дарвин столетие назад воспринимал и описывал иначе: «В одну очень темную ночь, когда мы находились несколько южнее Ла-Платы, море представляло удивительное и прекрасное зрелище. Дул свежий ветерок, и вся поверхность моря, которая днем была покрыта пеной, теперь сияла бледным светом. Перед носом корабля вздымались две волны как бы из жидкого фосфора, а за ними тянулся млечный след. Кругом, насколько было видно, светился гребень каждой волны, а на горизонте небосклон, отражая блеск этих синеватых огней, не был так темен, как небо прямо над нами».

Торпедная атака при свечении моря

Свечение Охотского моря

Дельфины, когда они проносятся ночью с двадцатиузловой скоростью мимо корабля, очерчиваются свечением моря и оставляют за собой светящиеся полосы, напоминая торпеды.Отметим еще, что свечение моря демаскирует, а цветение моря, наоборот, может маскировать, укрыть, даже от самолета, минное поле и особенно подводную лодку.Гребни воды, светясь ночью, так похожи на буруны мелководья, что, например, в Красном море, как указывают наставления для мореплавателей, очень легко вообразить, что корабль близок к аварии на рифах, в то время как под ним и вокруг него еще десятки, а то и сотни метров воды до дна. Красное море самое теплое море мира, но и в холодном Охотском море свечение бывает очень сильным, даже зимою, среди льдов.Каковы причины свечения моря? Причина одна — холодный «живой свет», испускаемый преимущественно мелкими и мельчайшими морскими организмами, некоторыми беспозвоночными, простейшими (одноклеточными) и бактериями. При раздражении от движения воды или при химическом раздражении большинство этих организмов светится сильнее, а другие, до этого затемненные, начинают светиться. Далеко не всегда и не везде в морской воде у поверхности бывает достаточно светящихся организмов, чтобы человеческие глаза, в особенности после яркого белого света внутри корабля, могли заметить слабое свечение моря.Познакомимся немного со светящимися организмами, живущими у поверхности моря и встречающимися в изобилии, массово.

Гребневики

Бактерии, способные светиться, часто встречаются в прибрежных водах океанов и морей, причем они обильнее всего там, где вблизи впадают большие реки. Эти бактерии легко посеять в колбах и чашках бактериологов на особых питательных смесях и получить, таким образом, своеобразные «живые лампы», при свете которых можно читать и фотографировать.Некоторые ученые думали, что все остальные, более сложные, чем бактерии, светящиеся организмы (простейшие и беспозвоночные животные) светятся не сами, а «за счет» поселившихся в их теле сожителей — светящихся бактерий. В ряде случаев бывает действительно так, но часто два родственных вида оказываются в разном положении — одна каракатица светится «чужим» бактериальным светом, а другая — своим, светящихся бактерий у нее нет.У простейших наиболее известно свечение маленьких, панцырных, изредка и голых, жгутиковых — перидиней и общеизвестной ноктилюки, или ночесветки.Очень распространено свечение среди медуз и гребневиков. Светятся и очень крупные медузы, например цианея или пелагия, бывают и крупные светящиеся гребневики, вроде ремневидного, в метр-полтора длиной, «венерина пояса».Массами встречаются, особенно в арктических и антарктических водах, светящиеся планктонные рачки, вроде креветок, с мудреным названием эвфаузииды (русское их название «китовая пища» или «капшак»).Не менее распространены светящиеся мелкие планктонные ракушковые и веслоногие рачки.Светится заживо погребенный в высверленных им самим в скалах глубоких ходах, где он никому не виден, двустворчатый обычный в Черном море моллюск фолас, или фолада. Светятся также два голожаберных брюхоногих моллюска, обитающих в толще воды, из которых особенно известна листовидная, в несколько сантиметров длиной, красивая филироэ. Еще точно не выяснено, светятся ли крылоногие моллюски — «морские бабочки», могущие называться с таким же правом «пищей китов», как и бесспорно светящиеся эвфаузииды.Из мелководных головоногих отметим свечение маленькой каракатицы — ватазении, живущей в японских водах. Весной и в начале лета ее ловят в количестве до тысячи тонн в заливе Тояма на Японском море и вывозят как удобрение на рисовые поля. Туристы приезжают издалека, чтобы любоваться живыми огоньками ватазении в водах залива Тояма.

Пирозомы

Известно много светящихся колониальных оболочников — сальп, образующих целые светящиеся цепочки или гирлянды. Очень бросается в глаза огненная пирозома, колониальный оболочник, достигающая порою метра длины и вспыхивающая световыми «перекатами» или «волнами», которые пробегают по ее телу.У пирозом светится каждая особь в составе колонии. Раздражение передается, вызывая свечение, не только внутри колонии, но и от одной пирозомы (одной колонии) к другой пирозоме (колонии), находящейся вблизи. Дневной свет прекращает свечение пирозом, внесенных потом в темноту, а спичка, зажженная возле пирозомы, находящейся в спокойном состоянии в темноте, возбуждает свечение. Рыбы и крабы охотно едят светящихся пирозом.Вообще, если еще можно ответить, для чего у глубинных и донных животных свет (например, у многощетинковых донных червей — нереид, поднимающихся ночами для размножения к поверхности), то в большинстве случаев никак нельзя решить, зачем светятся животные, обитающие в поверхностном слое. Их холодный свет ничем не может им помочь — разве только выдает светящуюся добычу врагам, хищникам.Как известно, Колумб открыл в 1492 году по существу не Америку, а острова, лежащие в Атлантическом океане к востоку от Центральной Америки — Вест-Индию. В историческую ночь на 12 октября 1492 года Колумб, стоя с несколькими спутниками на корме своего флагманского корабля «Санта-Мария», примерно в 22 часа местного времени увидел вдали таинственные проблески света, описанные им как «пламя свечки, то поднимаемой, то опускаемой».По расчетам нынешних навигаторов «Санта-Мария» находилась в это время над значительной глубиной милях в 85 к востоку и с наветренной стороны от острова Ватлинг, места высадки Колумба, происшедшей на следующий день. Что же это был за свет? Никакой огонь в туземных хижинах или обычный костер на берегу не мог бы быть усмотрен с такого расстояния, ни о каких маяках или сигналах у туземцев тоже не могло быть и речи. Один натуралист не так давно высказал предположение, что свет, возродивший надежду у измученных долгим путешествием Колумба и его людей, был переменчивыми проблесками свечения одного мелкого многощетинкового червя, который, сходно со своим более крупным родичем — палоло, поднимается к поверхности раз в году в октябре, в последнюю четверть луны.

Аргонавт

Из светящихся рыб, живущих в верхнем слое воды, укажем еще на «морского мичмана» с его светящимися «пуговицами», он же по заслугам зовется «поющая рыба». Кроме «мичмана», светится еще ряд мелких рыбок в японских и индо-малайских водах. Светятся они далеко не все время, из иных свет приходится «выжимать» впрыскиванием медикаментов или грубыми прикосновениями. Светящийся орган рыбы, называемой фотоблефарон, закрывается по желанию рыбы особой кожной складкой. Малайцы применяют фонарик фотоблефарона в качестве светящейся наживки для своих удочек.О свечении моря следует помнить и знать всякому моряку. Радиолокация и гидроакустика, опознавание противника, нащупывание мин заграждения, других надводных и подводных препятствий с помощью радиоволн и звуковых волн, конечно, очень важны, но и глаза, зрение оказывают моряку немалые услуги.Нависающие развалистые борта, очень хорошая обтекаемость, остановки в моменты наибольшей опасности демаскирования свечением моря и, наконец, дымовые завесы, — вот что помогает укрываться ночью кораблю при свечении моря.Издавна хорошо известна роль обитателей моря как предвестников изменения погоды. Так, тропические морские организмы, обычно держащиеся у поверхности моря, вроде медуз, сифонофор, некоторых брюхоногих и крылоногих моллюсков, сальп, головоногих «аргонавтов», опускаются в более глубокие слои перед штормом, их положительная пловучесть уменьшается вместе с понижением атмосферного давления, как будто при понижении давления они «стравливают» газ из полостей в их телах или в их раковинах.

«Морские блохи» — талитриды

Когда дельфины сбиваются в косяки, в стаи и больше обычного резвятся, следует ожидать шторма.«Морские блохи» — бокоплавы из семейства талитрид, живущие на суше у самой воды, перед штормом забираются повыше — подальше от воды — и прячутся под камни и сухие водоросли.Наблюдения над поведением морских птиц позволяют делать не только «краткосрочные», но и заблаговременные, на недели и месяцы вперед, предсказания погоды. Например, появление на южных берегах Балтийского моря поздней осенью больших стай чистиков предвещает раннюю, суровую зиму.В окрестностях Буэнос-Айреса чайки не встречаются иногда месяцами, но их массовое появление — верный признак того, что вскоре наступит пыльная буря, завершающая в этих местах засушливое время. Подобное нашествие чаек и в других местах земного шара должно повышать внимание к погоде.Точно так же чайки появляются несметными полчищами вместе с саранчой, которую они истребляют, спасая от гибели сады и посевы. Чайки движутся тогда сплошным фронтом высотой в километр и вытянутым на десятки километров в длину. Шум стоит такой, что не слышно человеческого голоса.Наконец, штурман должен знать, где и когда он рискует встретиться с рыболовными судами и снастями, знать, каковы эти суда, каковы приемы лова.Что греха таить, очень беззаботны рыбаки во всем мире по части огней и знаков не только на орудиях лова, но и на своих судах, особенно на мелких. Между тем, при аварии отвечать приходится большому кораблю, а не маленькому, хотя маленький, т. е. рыбачий, сам чаще всего виноват.Хорошо, когда лоции и карты содержат соответствующие сведения (на картах, к примеру, «отбивают» пунктиром участок и пишут внутри: «В этих границах с мая по октябрь много рыболовных сетей»), но чаще такие знания надо приобретать путем собственных наблюдений, расспросов, знакомства с книгами и журналами по рыбной промышленности.

 

Г Л А В А II

ЖИВЫЕ ПРЕГРАДЫ

Не только встречные течения, волны, льды, мели, рифы, но и морские организмы мешают плавному скольжению парусника и даже мерному бегу винтового корабля. Речь идет пока не о коралловых постройках, а о многих иных крупных или массово встречающихся морских животных и растениях, могущих своими телами задержать или даже остановить корабль.Начнем с подводных лесов и подводных лугов. Крупные, иногда гигантские бурые водоросли окаймляют во многих местах берега в высоких широтах северного и южного полушарий, на глубинах от нуля и до 30 — 40 метров. Они не любят селиться на илу. Если же такие водоросли и живут над илистым дном, то, наверняка, они прикрепились своими корнеподобными разветвленными основаниями к какому-нибудь обломку камня или крупной раковине. Основания высших водорослей не служат для питания водоросли, а лишь для прикрепления в отличие от настоящих корней высших растений. Ученые зовут эти придатки водорослей ризоидами («корнеподобными»).

* Родственной саргассам «моря без берегов» — Саргассова моря.

В северной части Японского моря в бухтах с прозрачной чистой водой на глубине 4 — 6 метров растут раскидистые кусты очень крупной породы саргассовой водоросли*, метров до трех высотой. Часто они прикрепляются к небольшим камням или к живым крупным и съедобным двустворчатым моллюскам — морским гребешкам. У стенок ставных неводов, у мысов, рифов и просто у поверхности воды можно найти всплывшие кусты саргасса с прикрепленными к их основанию гребешками. Особенно много всплывает саргассов в августовские и сентябрьские дни, когда эти водоросли достигают наибольшего в году роста — они однолетки. Такие кусты всплывают, как только их «положительная пловучесть» перевесит «отрицательную пловучесть» камня или моллюска, на котором поселилась в свое время водоросль. Пловучесть же эта создается сотнями и тысячами поплавков — пузырьков, растущих на каждом кусте.Гигантские — в десятки и даже сотни метров длиной — водоросли обитают вдоль тихоокеанских берегов Южной и Северной Америки (за исключением тропической зоны), у берегов Аргентины, у западного берега Южной Африки, у Аляски, Алеутских, Командорских и Курильских островов, на границах антарктических вод. Это нереоцистис, макроцистис, дюрвиллеа, пелагофикус, отчасти алярия, достигающая порой в северной части Тихого океана длины в 10 — 15 метров.Вместе с гигантскими водорослями селятся и крупные — по нескольку метров длиной — пальмовидная, со стволом толщиной в руку, лессония, листовидная «морская капуста», или ламинария, алярия, тоже листовидная, но со срединным тяжом — «жилой» вдоль всей листовидной пластины, похожий на алярию, но испещренный дырами агарум, некоторые крупные виды саргасса.Крупные водоросли переносят более высокие температуры воды, они встречаются и там, где нет гигантских. Их много у берегов Мурмана, в Белом море, в Охотском и Японском морях (главным образом морская капуста — ламинария), у берегов Англии, Франции, по атлантическому берегу США.Вот как описывает Дарвин в дневнике своего путешествия на гидрографическом корабле «Бигль» подводные леса у берегов Огненной Земли.«Здесь имеется одно морское растение, заслуживающее по своей важности самого подробного описания. Это морская водоросль макроцистис. Растение это произрастает на всякой скале, начиная от низшего уровня отлива до значительной глубины, как на открытом морском берегу, так и в каналах. Во время плавания судов «Эдвенчер» и «Бигль» не встретилось, кажется, ни одного утеса, близкого к поверхности, который не был бы опутан этой пловучей водорослью. Услуга, оказываемая ею судам, плавающим в этих бурных краях, очевидна; и действительно, эта водоросль не раз спасала суда от крушения*. Меня всего более поражает, что это растение растет и процветает среди сильных бурунов западного океана, которым не может долго противиться никакой утес, как бы крепок он ни был.

* Служа признаком подводных опасностей. — Н. Т.

Бурые водоросли (ламинария, алярия)

Стебель этой водоросли круглый, слизистый и гладкий и в диаметре редко достигает дюйма. Несколько таких стеблей, соединенных вместе, настолько крепки, что выдерживают тяжесть больших каменных глыб, к которым они прикрепляются в каналах между островами, а между тем многие из этих камней были так тяжелы, что один человек едва мог втащить их в лодку. Капитан Кук в своем «Втором путешествии» говорит, что на Земле Кергуэлен эта водоросль подымается с глубины более 24 морских сажен, «а так как она растет не в вертикальном направлении, а образует с дном моря очень острый угол и, кроме того, большая часть ее растягивается еще на много сажен по поверхности моря, то я с полным правом могу сказать, что некоторые из них вырастают длиной в 60 сажен и более». Я не думаю, чтобы стебель какого-либо другого растения достигал 360 футов длины, как нашел капитан Кук у этой водоросли. Кроме того, капитан Фиц-Рой находил экземпляры этой водоросли, подымающиеся с глубины более 45 морских сажен. Слоевища этой водоросли, хотя не очень широкие, образуют превосходные пловучие волноломы. Любопытно наблюдать в какой-нибудь открытой гавани, как огромные морские волны, проходя через эти раскинутые водоросли, очень быстро снижаются и переходят в гладкую поверхность».

Саргасс, поселившийся на гребешке

Такие водоросли там, где их много, способны задержать катер, бот, замедлить продвижение даже более крупного судна, воспрепятствовать посадке гидросамолета. Кстати сказать, с самолета они прекрасно видны.Подводные лодки, особенно лодки-«малютки», могут укрываться в зарослях гигантских водорослей, маскируясь не только от наблюдения с воздуха, но и от звукового луча гидроакустических искателей. Правда, риск набрать на рули и намотать на винт гигантские водоросли сильно уменьшает выгоды такого убежища; еще опаснее зацепить боевой рубкой или орудием гигантскую водоросль, значительная часть которой может оставаться при этом на поверхности воды и передвигаться вместе с погрузившейся лодкой, выдавая ее глазам наблюдателей.Однако крупные водоросли таят в себе не только опасности. Зачастую между берегом и зарослями гигантских водорослей образуется, как и за барьерным рифом, затишное пространство, где во время шторма или сильной зыби, идущей со стороны открытого моря, бывает относительно спокойно. Здесь, в этом затишье, могут укрываться мелкие суда, могут сесть на воду и самолеты. Гигантские водоросли действуют в таком случае как своеобразный волнолом. Кроме того, что о них разбиваются и тормозятся трением о них волны, слизь, отделяемая такими водорослями, еще больше успокаивает волнение.В Калифорнии есть порт Санта-Барбара, единственной защитой которого от валов, набегающих со стороны Тихого океана, служат гигантские водоросли.Из гигантских водорослей можно извлекать ряд важных химических продуктов: альгин, ацетон, поташ, аммиак, иод и так далее. Добычей гигантских водорослей кое-где заняты специальные суда, работающие при помощи особых подводных жнеек.Выброшенными волнами или специально вытянутыми из воды водорослями, целыми или в виде золы, кроме того, удобряют поля.Из морской капусты иногда добывают иод, сама же она в сушеном виде идет, после варки, в пищу у корейцев, китайцев, японцев.Обширные подводные луга образуются часто морской травой или взморником, — цветковыми травянистыми растениями, приспособившимися к жизни в море.Существует несколько родов морской травы: зостера (карликовая — 10 — 15 сантиметров и крупная — до 2 — 3 метров высотой), филлоспадикс, посидония (последняя встречается в Средиземном море, Бискайском заливе, в основном же в водах южного полушария), руппия и другие.Морская трава растет у берегов на глубинах обычно не более 10 — 12 метров, лишь изредка до 15 — 18 метров, преимущественно на песчаном либо илисто-песчаном грунте и образует обширные и густые луга. Филлоспадикс, впрочем, укореняется в малейших неровностях и расщелинах каменистого или скалистого грунта, выдерживая сильный прибой. У нас на Дальнем Востоке филлоспадикс окаймляет скалистые берега Приморья. Цветы морской травы неказисты и едва могут быть замечены. Морская трава растение многолетнее, но лентовидные листья ее на зиму отпадают. Корневища морской травы, которые при случае могут пригодиться в качестве еды, достигают больших размеров и прочно держатся в грунте, укрепляя его от размыва волнами и течениями.

Нереоцистис

Часто приходится наблюдать, как в мелководных гаванях морская трава предохраняет от размыва края искусственных каналов, а самые каналы — от заноса песком и илом. С воздуха заросли морской травы легко отличить от незаросших мест; они обычно светлее мест более глубоких и темнее, чем места более мелкие.Так пестро выглядят, например, в ясную штилевую погоду подходы к маленькому рыбачьему порту Геническу, находящемуся на границе Азовского моря с Сивашом.

Морская трава и ее обитатели

Луга морской травы служат убежищем или пастбищем множеству морских животных. Одни, как травяной бычок Азовского и Черного морей, скрываются в норах между корневищами или обитают в грунте среди корневищ, таковы многие черви и двустворчатые моллюски. Другие — скат-хвостокол, голотурии, крабы, морские ежи и морские звезды — прячутся под листьями морской травы или ползают по дну. Третьи — морские коньки, морские иглы, разнообразные креветки, «морские тараканы» из равноногих ракообразных — плавают среди травы или отдыхают, зацепившись за листья. Обычно они имеют защитную зеленую окраску. Наибольшего маскировочного эффекта достигает крупная и вкусная дальневосточная креветка, окрашенная продольными зелеными полосами. Листья морской травы часто бывают густо покрыты гидроидными полипами, мшанками, колониальными оболочниками, колониями мелких боконогих рачков, по ним ползают различные мелкие улитки и цепляются угловатые, тощие рачки — капреллы, или «козочки». В тропических водах среди морской травы пасутся жвачные млекопитающие — ламантины.Отмирающие листья морской травы, оставаясь на месте или уносясь течением, также служат пищей морским животным или, разлагаясь, «удобряют море».Огромные количества мертвой морской травы волны выбрасывают на берег, где она медленно гниет. Ее используют как упаковочный и набивочный материал (для мебели, тюфяков) и для удобрения. Из зостеры можно готовить неплохую бумагу, а из филлоспадикса, который называют морским льном, делают волокно для прядения тканей. Свежая морская трава, как и морская капуста, пригодна в пищу скоту.Время от времени морская трава подвержена своеобразным «эпидемиям», охватывающим порой чуть ли не все места океанов и морей, где только она растет. Эпидемии эти вызываются нападением своеобразного, похожего на амебу организма — лабиринтулы из слизистых грибов.В водах СССР луга морской травы имеются в Белом, Балтийском, Черном, Азовском, Японском, Охотском морях и в западной части Баренцева моря. Встречается морская трава в Каспийском и Аральском морях.Нелегко пробираться среди морской травы катеру: если только его днище и винт заденут хотя бы верхушки ее листьев, винт наверняка будет обмотан плотными жгутами травы и остановится. Плохо приходится также десантнику: ноги путаются в морской траве так, что люди устают, пройдя несколько десятков метров.Мелкие водоросли, главным образом бурые — фукус, пельвеция и другие, сплошным иногда ковром покрывают осушные скалы и камни (там, где не слишком силен бывает прибой); по такому ковру трудно передвигаться пешеходам — и скользко, и не видно отдельных камней и расщелин между ними, можно оступиться и упасть.В приливо-отливной полосе босым или обутым в тонкую обувь ногам людей угрожают порезы о раковины устриц, об остроконечно-зазубренные домики морских жолудей, которыми во многих местах более или менее сплошь бывают покрыты камни. Еще более неприятно наступить на морского ежа, иглы которого обламываются и остаются в теле, удалить их полностью непросто; у тропических ежей иглы, к тому же, бывают ядовитыми.

Фукус

Морские жолуди или балянусы

В Черном море и Босфоре бывают случаи такого массового развития медуз аурелия и пилема, что эта живая студенистая каша забивает рыбачьи сети, приемные трубы береговых электростанций, пользующихся морской водой для охлаждения двигателей, и, наконец, такие же трубы у кораблей.Описан случай, когда пароход «Небраска» в открытом Тихом океане к югу от Калифорнии встретил коричневато-зеленые густые массы каких-то ракообразных, которых сопровождало множество тюленей, дельфинов, морских птиц и черепах. Всасывающая труба холодильника судовой машины оказалась забитой рачками, и машину пришлось остановить.Говоря о живых преградах, надо еще рассказать о столкновениях кораблей с гигантскими акулами и даже с китами. Иногда идущее судно ударяет своим форштевнем спящего или кормящегося кита, порою нанося ему значительные, даже смертельные раны. Китовые акулы чаще встречаются на пути кораблей, чем гораздо более осторожные киты.Эти гигантские, поэтому так и именуемые «китовыми», акулы мало уступают китам по величине. С усатыми китами их сближает еще и то, что эти акулы также питаются планктоном, отцеживая из воды всякую живую мелочь.Таковы тропическая — ринеодон и полярная — цеторинус — китовые акулы. Их размеры (до 20 метров) и толстокожесть (10-сантиметровая толщина кожи у 10-метровой акулы) вместе с планктоноядным образом жизни объясняют медлительность и беспечность этих акул, коренным образом отличающую их от действительно хищных родственниц, вроде тигровой или синей акул.

Тропическая китовая акула-ринеодон

Неудивительно поэтому, что суда, особенно современные, быстродвижущиеся, наталкиваясь на дрейфующих или лениво плывущих китовых акул, зачастую таранят их форштевнем.Иногда «протараненная» акула остается висеть на носу корабля и замедляет его ход. Само столкновение ощущается людьми на корабле, как заметный удар о какое-то препятствие в воде.

Полярная китовая акула-цеторинус

Большинство таких столкновений происходит с одной из китовых акул — тропической акулой-ринеодоном. В полярных водах вероятность столкновения с обитающим там цеторинусом очень мала.Вот один из многих примеров.

Луна рыба

7 сентября 1934 года вскоре после полудня почтовый пароход «Мангануи» вблизи атолла Тикехау в архипелаге Туамоту наскочил на большое животное, которое сначала приняли за кита. Судно шло со скоростью около 17 узлов (30 километров в час), и форштевень судна так врезался в тело животного у самой головы, что оно было буквально насажено на форштевень и прижималось к нему еще и давлением воды. Так как ход «Мангануи» из-за возросшего сопротивления воды заметно замедлился, то попытались сбросить акулу, к тому времени опознанную, остановив машины. Этого оказалось мало, — пришлось дать еще и задний ход. Только тогда удалось отделаться от 17-метровой туши акулы.Вполне серьезную опасность представляют столкновения с китовыми акулами для таких небольших, хрупких, необычайно быстроходных (около 80 километров в час) суденышек, как торпедные катеры.Даже меньшая по размерам, но еще более ленивая, чем китовые акулы, «луна рыба», или «рыба солнце», кстати сказать, очень крепкотелая, может оказаться причиной гибели торпедных катеров, так как она держится у самой поверхности воды.

 

ГЛАВА III

КОРАЛЛОВЫЕ ПОСТРОЙКИ

Слово «коралловый» наша мысль привычно соединяет со словом «риф».«Риф» в лоции это «мель с твердым грунтом». «Мелью» же считается «участок дна с глубинами менее 10 метров». На самом же деле природные сооружения в океане, называемые обычно коралловыми рифами, гораздо разнообразнее, чем «рифы» в понимании лоции.Принято считать, что «коралловый» означает «построенный коралловыми полипами». В действительности многие, так называемые коралловые постройки в большей или меньшей степени созданы не кораллами, иногда кораллы принимают в них второстепенное или даже ничтожно малое участие.Говоря о коралловых сооружениях, подразумевают, что они, по крайней мере нынешние (не ископаемые, не мертвые, не находящиеся уже давно вдали от моря, на суше), расположены только в постоянно теплых водах тропической полосы океана.В учебниках и лоциях так и пишут: «Коралловые постройки встречаются между 30° северной и южной широты там, где температура воды не падает ниже 20°».Речь идет о всем известных бесчисленных коралловых сооружениях в тропической или, во всяком случае, теплой полосе мирового океана общей площадью около 27,5 миллиона квадратных километров. Но недавно мы узнали о существовании хоть и не частых и небольших коралловых построек в высоких широтах, в холодных водах и, к тому же, на более или менее значительных глубинах.

Среди тропических кораллов

Кораллы-«строители» совсем не те «благородные» или драгоценные кораллы, из которых делают серьги, ожерелья. Сейчас мы займемся кораллами-каменщиками, кораллами-строителями и их постройками. Коралловые постройки много важнее для человечества, чем все существующие и будущие украшения из драгоценного коралла.И, наконец, еще одно предварительное замечание. На морских картах наших морей ставящаяся нередко пометка «коралл» обозначает либо известковые водоросли, либо мшанок — колониальных животных с известковым скелетом. Последние представляют собой гораздо сложнее устроенные организмы, чем кораллы, относящиеся к кишечнополостным, т. е. к очень простым животным.

 

КОРАЛЛЫ-СТРОИТЕЛИ В ТРОПИЧЕСКИХ ВОДАХ

Кораллы-строители принадлежат к подтипу стрекающих, иначе говоря — снабженных стрекательными клетками животных из типа кишечнополостных. Каждая особь, каждое коралловое существо в отдельности называется полипом. Полип внешне несколько напоминает цветок с лепестками, число которых кратно 6, или с восемью лепестками-щупальцами. На этом основании кораллы делятся на 6- и 8-лучевые. «Цветок» коралла находится в известковой оболочке, выделяемой км путем извлечения растворенной извести из морской воды. Живая ткань полипов и их известковые оболочки соприкасаются, образуя одно целое, называемое коралловым полипняком или колонией кораллов. Эти колонии могут быть разной формы, разной величины и разного цвета — зеленого, розового, лиловатого, бурого, тёмнокрасного, синего и т. д., — в зависимости от их вида и условий, в которых они существуют. Большинство видов кораллов-строителей после смерти полипов выцветает, и их скелеты становятся белыми.Бывают и одиночные полипы, обладающие своей «личной» известковой оболочкой и вырастающие до довольно крупных размеров. Таков, например, грибовидный коралл-фунгия, достигающий в диаметре до 35 сантиметров. Будучи уже порядочной величины, гриб фунгии распадается на две части — «шляпку», продолжающую жить самостоятельно, и «ножку», которая опять наращивает «шляпку».Соответственно числу щупалец внутри известковых ячеек каждого полипа у многих (но не у всех) кораллов-строителей имеются перегородки либо в кратном 6 числе, либо восемь. Эти перегородки пересекаются в середине ячейки; живая ткань полипа как бы насажена на перегородки, облекает их.С течением времени, несмотря на то, что отдельные полипы отмирают, заменяясь новыми, количество полипов и размеры колонии возрастают. Полипы отпочковывают от себя новые, те, в свою очередь, откладывают известь и размножаются почкованием. Колония растет. Сделано немало наблюдений над скоростью роста колоний кораллов-строителей. Они показывают, что скорость эта весьма различна не только в зависимости от вида кораллов, но и от местных условий.Личинка коралла фавии, осев на какую-нибудь поверхность, через год дает колонию площадью в 20 квадратных миллиметров и в 5 миллиметров высотой.Затонувший в Персидском заливе корабль через 20 месяцев оказался покрытым коралловой броней в 60 сантиметров толщиной.Обломки корабля, разбившегося у берегов Центральной Америки в 1792 году, были обследованы на глубине около 7 метров в 1857 году. Один мадрепоровый коралл за это время достиг высоты в 5 метров, следовательно, в среднем он вырастал на 8 сантиметров в год. Соседние колонии были, впрочем, меньшими.На камнях, выброшенных из кратера вулкана Кракатау при его извержении в 1883 году, уже через два года после извержения образовалась корка коралла в 10 сантиметров толщиной.Китайские медные монеты, во множестве найденные при взрывах кораллового рифа в полутора метрах от его поверхности на острове Парасель в Южно-Китайском море, очевидно, были замурованы кораллами после гибели на рифах этого острова корабля, везшего деньги. Монеты были отчеканены около 1410 года и мало истерты. Нетрудно рассчитать, что полипняк нарастал здесь примерно со скоростью 1 метра в 330 лет.Полипняк коралла поритес нарастает в год на 3 сантиметра, в 30 с лишним лет — на метр.Каждый полип добывает пищу сам с помощью своих вооруженных стрекательными клетками, чувствительных ко всякому прикосновению щупалец, но по существу его добыча идет в общий котел, так как на протяжении своей жизни всякий отдельный полип усиливает мощь всей колонии, откладывая свою долю извести. К тому же у многих кораллов живые тела полипов сомкнуты друг с другом, составляют как бы одно неразрывное целое.В теле полипов, начиная еще с того времени, когда они плавают в море личинками, постоянно живут особые зеленые одноклеточные водоросли, помогающие кораллу усваивать и использовать пищу — зооксантеллы. Конечно, такие полезные для кораллов жильцы могут существовать только там, куда доходит достаточно солнечного света.Питаются кораллы планктоном, а также мертвыми органическими частицами, какие только заденут за щупальцы полипов, расправленные венчиком в ожидании добычи.В создании коралловых построек, наряду с «настоящими» рифообразующими шестилучевыми кораллами-мадрепорами, участвуют, иногда в еще большей мере, восьмилучевые кораллы — альционарии, и редко кораллы горгонарии. Кроме мадрепоровых, к шестилучевым же принадлежат кораллы-антипатарии; эти последние, вместе с горгонариями, создали коралловые отмели южной Японии. Наконец, к гидроидным полипам, приобретшим известковый скелет, относятся обитающие в холодных водах стиластеры и тропические жгучие миллепоры, также принимающие немалое участие в коралловых постройках.Каждая колония кораллов основывается одной крошечной, с булавочную головку, личинкой — планулой, ведущей сначала планктонный образ жизни, а затем оседающей и превращающейся в полип. Планулы развиваются из яиц в теле полипов. Дальше полипы могут размножаться почкованием, но время от времени и давать начало новым планулам.Живущие в тихих бухтах Индокитая на очень малой глубине правильные, в виде гигантских овальных лепешек, колонии кораллов-строителей имеют на своей поверхности чередующиеся концентрические повышения и понижения. Кораллы не могут расти там, где им приходится большую часть времени оставаться вне воды. Когда средний уровень океана несколько понижался по астрономическим причинам (так называемые большие приливо-отливные лунные циклы с периодом 18,6 лет), рост колонии вверх прекращался. Времени же, когда уровень океана делался несколько выше, соответствуют концентрические поднятия поверхности коралловой колонии. Это явление можно наблюдать, как и сказано вначале, только в тихих бухтах; если бы поверхность воды волновалась, то те немногие сантиметры, на которые средний уровень океана изменяется вверх или вниз в соответствующие «большие лунные циклы», не могли бы сказаться так заметно на поверхности коралловых колоний.Несмотря на постоянство температуры воды в тропической зоне, рост кораллов неравномерен в течение года. Он замедляется в периоды размножения, когда полипы выпускают в воду яйца (что, как доказано для многих кораллов и других обитателей моря, связано с фазами луны) или когда наступает период дождей и вода на поверхности мутнеет и опресняется, или когда слабеет пассатный ветер, доставляющий кораллам воздух и пищу. Растворенного в воде кислорода, как и пищи, содержится в воде взволнованной больше, чем в спокойной.У некоторых кораллов (жгучей миллепоры, например) полипы не одинаковы по своему виду и назначению: в центре сидит переваривающий полип, занимающий большую ячейку, а по краям, вокруг него, в значительно меньших порах или ячейках сидят полипы, лишенные рта, но вооруженные стрекательными клетками, усеивающими щупальцы этих полипов-охотников. Обязанность их — доставлять добычу полипу пищеварительному, который кормит колонию. Подобную, но гораздо более сложную картину «разделения труда» можно видеть у свободно плавающих колониальных кишечнополостных животных — сифонофор.В тропиках кораллы-строители, как правило, не живут глубже чем в 50 метрах от поверхности воды, причем большинство видов их не забирается ниже 20 — 30 метров от поверхности моря. Они не могут оставаться на воздухе долее 2 — 3 часов, и поэтому колонии не разрастаются выше соответствующего уровня прилива там, где нет сильного прибоя, своей пеной и брызгами увлажняющего кораллы при отливе.Вода, в которой живут кораллы, должна быть обычной океанской солености и прозрачной. Мутная, опресненная вода, встречающаяся против устьев рек, губит кораллы, поэтому проходы в барьерных и окаймляющих рифах, отгораживающих сушу от океана, надо искать против устьев рек.За редкими исключениями, кораллы селятся на каменистом и скалистом дне, ил и песок для них почти всегда губительны не только потому, что личинке коралла там негде прикрепиться, осесть — и на таком грунте всегда найдется какой-нибудь твердый предмет, вроде раковины или рыбьей кости, — а главным образом потому, что волны и течения легко поднимают мелкие частицы, а нежные щупальцы полипов боятся их прикосновений.При неблагоприятных условиях, например, если вызванные тропическими дождями помутнение и опреснение воды затягиваются, полипы массами гибнут, а полипняки превращаются в мертвый коралловый известняк. На этих мертвых глыбах, когда условия станут снова подходящими, могут осесть новые личинки и развиться новые полипняки, порой совсем других видов. Если же волны разрушат мертвый полипняк, то, в конце концов, они разотрут его обломки в ослепительно белый коралловый песок, в сочетании с сиянием тропического солнца заставляющий при взгляде на берег либо надевать дымчатые очки, либо жмуриться, пока не привыкнут глаза.С 22 по 29 января 1918 года на побережье Квинсленда (Австралия) в виде ливней выпал слой в 90 сантиметров пресной воды. Это совпало с большими приливо-отливами. Пресная вода покрыла прибрежную полосу моря, при отливе попадая прямо на поверхность полипняков барьерного рифа, что губило не только кораллы, но и все многочисленное и разнообразное население, ютившееся в расщелинах между отдельными колониями и в самих колониях. Гибли водоросли, черви, моллюски, крабы. Гниение погибших животных отравляло оставшихся в живых соседей. Этот мор распространился метра на три вглубь.Подобное явление наблюдалось и на коралловых рифах, окружающих остров Таити, в январе 1926 года.Так же губительно может действовать на кораллы занос их песком и илом, даже и не связанный с опреснением воды.Одни и те же кораллы могут давать колонии различного облика в зависимости от внешних условий. Главную роль в этом играют волны. Мощные волны придают колониям обтекаемую форму. В затишье же многие коралловые образования становятся правильно разветвленными, напоминающими деревья или кусты. Наиболее чувствительные, боящиеся волн кораллы живут в прибойных местах поглубже, не у поверхности моря, а в тихих бухтах и лагунах на малой глубине, т. е. в обоих случаях там, где им не грозят удары волн.Разнообразные, связанные с коралловыми постройками «коралловые» рыбы постоянно объедают, обкусывают полипняки своими долотообразными зубами. Живую ткань полипов они переваривают, а отгрызанные вместе с ними и перетертые зубами кусочки извести извергают в виде «кораллового песка». Впрочем, большая часть этого песка образуется действием прибоя и некоторыми другими причинами, о которых будет сказано ниже.Рисунок на стр. 49 изображает кораллы там, где они подвержены сравнительно умеренному действию волн, колонии обтекаемые, массивные, с округлыми очертаниями, но все-таки в виде отдельных «голов» или «кочек». Там же, где прибой с полной силой обрушивается на созданную кораллами преграду, можно встретить сплошные полипняки, прикрывающие всю постройку своей броней — корой с мощными закругленными выступами вроде волнорезов. Там можно найти местами покрытия из известковых водорослей — прочный, хотя и тонкий слой их прекрасно выдерживает удары прибоя.

Колонии тропических кораллов при отливе

Большие колонии кораллов образуются из одного полипа путем почкования. Это называется бесполым или ростовым размножением. Почки — зачатки новых полипов — появляются на боках первого взрослого полипа — родоначальника колонии. При таком способе почкования полип-родоначальник оказывается на верхушке постепенно образующегося деревца. В других случаях наверху колонии оказывается самый молодой полип, отпочковавшийся от нижележащего. Третий путь почкования не имеет определенного направления роста, колония растет более или менее равномерно во все стороны, приобретая округлые очертания. Так происходит почкование у обычно встречающегося на внешней стороне коралловых построек коралла поритес. Наконец, бывает и так, что деление полипов происходит не до конца, они как бы раскалываются, поверхность колонии становится тогда изборожденной извилинами, напоминающими извилины поверхности головного мозга; отсюда и название такого коралла — «мозговик».Размеры «взрослых» колоний колеблются от нескольких десятков сантиметров до нескольких метров в поперечнике или даже в высоту («деревья» мадрепоровых кораллов достигают 5 метров в высоту).В начале главы говорилось, что создание коралловых построек дело не только, а порой и не столько самих кораллов, сколько других отлагающих известь животных и растений.На тропических мелководьях животные и растения при ускоренном там обмене веществ выделяют для построения своих оболочек, скелетов, домиков, раковин гораздо больше извести, чем в высоких широтах или в холодной мрачной воде больших глубин.Нам еще неизвестна степень участия бактерий, выделяющих извлеченную ими из морской воды известь в строительстве коралловых островов, мелей и рифов, но такое участие несомненно. Твердо установлено образование бактериями зернышек и кристалликов извести, составляющих значительную часть «кораллового песка», а в некоторых местах океана играющих в образовании этого песка основную роль.Очень важны как морские строители некоторые водоросли с известковым скелетом; такова, прежде всего, зеленая известковая водоросль — галимеда; пластинки ее остаются не пропитанными известью в сочленениях и потому сохраняют подвижность в волнующейся воде. Галимеда селится главным образом на камнях, реже — на полипняках, иногда мертвых; бывает так, что сама галимеда почти без участия других растений и животных создает «коралловые» рифы там, где нет кораллов.Красная известковая водоросль — кораллина, встречающаяся и на берегах нашей родины, не боится, как и галимеда, прибоя, под ударами которого послушно изгибаются тоненькие четки ее стебельков. Кораллина часто живет и на коралловых колониях и среди них, но не очень глубоко. Кораллине нужен солнечный свет, хотя она может довольствоваться меньшим его количеством, чем галимеда.Иначе приспосабливается к неспокойной воде другая красная известковая водоросль — литотамний. В местах, где наносят свои сокрушающие удары буруны, литотамний приобретает вид сплошной довольно гладкой розовой, красной или фиолетовой корки с отдельными округлыми бугорками — утолщениями. Эта корка имеет огромное значение для закрепления коралловых построек, будучи чрезвычайно прочной штукатуркой. Корковый литотамний затягивает, заделывает все мелкие щели и трещины в полипняке. Разрастаясь, корковый литотамний может очутиться над полипами и задушить их.В спокойной воде, где волнение бывает редко и только слабым, в укромных местах между полипняками и на некоторой глубине литотамний выглядит по-иному. Как некоторые кораллы, он ветвист и образует иногда большие, хоть и невысокие густые кусты.Даже в теплых водах, где живут десятки видов кораллов-строителей, литотамний оказывается неотъемлемой частью большинства коралловых сооружений. Не только большая часть кораллового песка Бермудских островов (лежащих уже вне тропиков), но и «коралловые» отмели Красного моря и даже пробуренный исследователями на 300 с лишком метров в глубь его известковой толщи подробно изученный атолл Фунафути и рифы Чагос — оказываются при подробном рассмотрении состоящими, прежде всего, из литотамния и других известковых водорослей.Каменоломни вблизи Джирдженти в Сицилии разрабатывают известняковый камень, образовавшийся из литотамния в прошлые геологические эпохи.В тропиках, где вода прозрачна, а лучи солнца падают на воду почти отвесно, водоросли живут на значительно большей глубине, чем в высоких широтах. Считают, что глубина, на которой еще могут развиваться известковые красные водоросли, составляет в тропиках около 150 метров, а кораллы-строители проявляют себя в тех же водах на глубинах не более 50 метров. Это прямое последствие симбиоза коралловых полипов с неизбежными их спутниками, никогда их не покидающими, зооксантеллами, нуждающимися в свете более ярком, чем красные водоросли.Одноклеточные животные с известковой раковинкой — фораминиферы обитают как на морском дне среди кораллов, галимед, литотамния, кораллин и других созидателей и обитателей коралловых построек, так и в толще воды. Умирая и падая на дно, они входят в состав так называемого фораминиферового или глобигеринового* ила. Неправильные ветвящиеся домики донных фораминифер, наряду с изящными кружевными скорлупками фораминифер планктонных или глобигерин, также участвуют в строительстве коралловых сооружений.

* Глобигерины — ряд видов фораминифер, ведущих планктонное существование.

Невозможно даже перечислить все остальные виды разнообразных животных, в той или иной мере участвующих своими известковыми оболочками и скелетами в накоплении вещества коралловой постройки. Это и раковины различных двустворчатых и брюхоногих моллюсков, включая гигантскую тридакну — «ловушку смерти» и ее более мелких, но зато и более многочисленных родичей, панцыри морских ежей, известковые скелетные частицы морских звезд, лилий, голотурий (морских кубышек или огурцов, к ним принадлежит и прославленный китайцами съедобный трепанг), ячеистые, пористые остовы колоний особых червеобразных животных — мшанок.Когда-то, в давние времена истории нашей Земли, мшанки сами создавали мощные сооружения, иногда не уступавшие по размерам нынешним коралловым постройкам. Недалеко от Керчи вздымается из прибрежной воды «Пятиногая скала». Эта скала, величиной с трехэтажный дом, образована сплошь мшанкой-мембранипорой. Мембранипоры и теперь живут в Керченском проливе, но их колонии измеряются уже сантиметрами, а не метрами и десятками метров, как в былые времена.Говоря об организмах — участниках кораллового строительства, нельзя не упомянуть еще скелеты и иглы кремневых и известковых губок, остатки панцырей крабов, скелеты рыб, таблички и целые домики морских жолудей. Все эти остатки, вместе взятые, служат своего рода «наполнителем» или «балластом», который либо цементируется коркой известковой водоросли, либо оседает в расщелинах и отверстиях между глыбами полипняка.Особо надо сказать о червевидном моллюске верметусе, который образует обширные поселения в тихих бухтах Средиземного моря и во множестве встречается на некоторых коралловых постройках тропиков, и о многощетинковых червях — серпулидах, живущих в извитых или почти прямых известковых трубках. Серпулиды прирастают к разным твердым предметам, высовывая, когда нет опасности, из такой трубки пышный венчик длинных разноцветных щупалец. Селятся они обычно также массами. В некоторых местах, например на Бермудских островах, серпулиды образуют миниатюрные подобия (своего рода модели, метров до 30 в поперечнике) настоящих коралловых атоллов.Но не только организмы-строители живут в коралловых сооружениях и на их поверхности. Немало там и таких жильцов, которые деятельно разрушают свое жилье. Уже упоминалось о рыбах, питающихся полипами и заодно крошащих известковую массу полипняка.Множество сверлящих водорослей и губок, двустворчатых моллюсков-камнеточцев, тридакн, сверлящих морских ежей глубоко проникает в живые и мертвые полипняки, в кусты литотамния, ослабляя их прочность, прокладывая в них ходы, затем часто используемые неспособными сверлить животными, прежде всего голотуриями, червями и рыбами, которые стремятся укрыться.Установлено, что в настоящее время коралловые постройки у островов Самоа в Тихом океане разрушаются вчетверо быстрее, чем успевают восстанавливаться. Работу, начатую организмами-разрушителями, доканчивают волны прибоя.Не бесследно исчезают разрушенные строения кораллов; в конце концов, они превращаются в коралловый песок, пройдя до этого промежуточные ступени «мертвого полипняка», «обломков коралла», «мелкобитого коралла». Тут трудятся не одни волны. Сверлящие водоросли, губки и другие животные селятся ведь не только в живых, но и в мертвых полипняках и литотамнии, продолжают свою работу и над коралловыми обломками, хотя нередко сами погибают при окончательном разрушении этих обломков.Последняя ступень разрушения коралловых построек — коралловый песок — также образуется не без участия животных. Так, голотурии в поисках питательных частиц пропускают через свои кишечники мелкие частицы извести, измельчая их при этом, делая их действительно похожими на песок.Неисчерпаемо богатство кораллового мира. Слово «мир» может показаться преувеличением для тех, кто не имел случая вглядываться в жизнь коралловых отмелей через борт или через специальное стеклянное дно лодки, не бродил в часы большого отлива среди глыб и кустов кораллов, заглядывая во все закоулки, не спускался, наконец, в водолазном костюме на дно.Горчично-желтые и винно-красные веера кораллов горгонарий, мясистые лапчатые ветви одних и пропорциональные красиво ветвящиеся кусты других альционарий, морские анемоны самых различных оттенков от темнозеленого до светлорозового, то одноцветные, то пестрые, начиная от нескольких сантиметров до полуметра и более величиной.. Колонии кораллов-мадрепор, то пористые, то трубчатые, то напоминающие головной мозг гигантских размеров (коралл-мозговик) коричневого, фиолетового, розового, белого цвета. Тёмнокрасные трубки трубчатого коралла, местами соединенные поперечными пластинками на манер органных труб (отсюда другое его название — органный коралл); на самом верху тёмнокрасный цвет колоний маскируется изумрудно-зеленой окраской живых полипов.Живые полипняки украшаются множеством полипов, то в виде звездочек различного цвета у разных видов кораллов, то в виде причудливых лепестков с длинными, отходящими от этих лепестков щупальцами. Иногда полипняк кажется покрытым бархатом, на живом ворсе которого едва заметны крошечные отростки — щупальцы.Морские звезды всех расцветок, размеров, рисунков, то правильные пятилучевые, то многолучевые, напоминающие солнце, разнообразные голотурии, порою метровой величины, и морские ежи медленно ползают по дну, пользуясь для этого особыми прозрачными или белыми ножками-присосками. Отдельные экземпляры крупных видов голотурий могут достигать 3 метров длины. Среди ежей попадается еж диадема с мощными, длинными иглами, которыми он угрожающе ворочает во все стороны; уколы этих игл опасны. В некоторых голотуриях обитает увертливая рыбка — амфиприон, это один из самых интересных случаев симбиоза или взаимновыгодного сожительства.Змеехвостки, или офиуры (звездообразные иглокожие с подвижными, длинными, гибкими лучами) шевелятся на дне или окутывают своими лучами ветви и выступы полипняка, наполовину скрываясь за ними.Медленно ползают по дну различные брюхоногие моллюски в раковинах, напоминающих то блюдечко, то садовую улитку, часто увеличенную в десятки раз, то спирально извитое веретено, то маленький конус на большом цилиндре, то огромный «рог тритона».Нельзя забыть, раз увидев, таких брюхоногих, как причудливая «нога пеликана», «папскую митру», «епископскую митру», съедобного с плоской, продырявленной раковиной, моллюска «морское ухо», как бы фарфоровую, пятнистую ципрею. Более мелкие виды ципреи служили в Африке монетой под названием «каури». Если поднести к уху пустую раковину ципреи, — а они часто встречаются в наших домах, — то можно услышать «шум моря». Никакого «моря», конечно, там нет: просто раковина служит хорошим резонатором для всех окружающих звуков — даже для пульсации крови в ушах.Очень часто такие раковины движутся по дну не потому, что их таскают на себе их настоящие обладатели. Беспокойные мусорщики и хищники раки-отшельники торопятся занять всякую освободившуюся раковину и передвигают ее нередко много быстрее, чем ее первоначальный хозяин — улитка.На коралловом песке в промежутках между полипняком и на поверхности самих полипняков свободно лежат, прикрепляются особыми нитями — биссусом или прирастают одной из створок различные двустворчатые моллюски. Плоские веерообразно-ребристые, иногда еще и шиповатые, белые или разноцветные створки гребешков, раскрываясь, показывают по краям тела моллюска сотни крошечных изумрудных, рубиновых или сапфировых глазков. Гребешки в состоянии передвигаться на значительные пространства, с силой хлопая своими створками. Вода выбрасывается при этом из раковины гребешка настолько энергично, что гребешок «пролетает» в воде по ракетному способу, иначе называемому способом обратного толчка, расстояние в 10 — 20 раз больше, чем его собственная длина. Прыжок следует за прыжком, пока гребешок не утомится или не наткнется на какое-нибудь препятствие вроде нависшего над ним выступа или отвесной стенки полипняка.Здесь на коралловом песке находим большие гладкие, бороздчатые, одноцветные или пестрые раковины множества других моллюсков, вроде яркокрасного королевского спондилюса, черного и белого «молотков» и т, д. Жемчужницы, далеко не всегда содержащие жемчуг, но всегда доставляющие прекрасный переливчатый перламутр, встречаются там, причем они частенько прирастают к улиткам, совершенно подавляя их по мере своего роста. Великолепный перламутр дает и крупная улитка трохус. Ее перламутр светлее, радостнее для глаз. Радужны, причудливы, необычайно богаты красками переливы перламутра «морского уха» — быстроходной (метр в минуту) плоской улитки. «Ползет, как улитка», сказано теми, кто не видел живого «морского уха». Большая и массивная раковина улитки вест-индских коралловых рифов стромбуса ежегодно сотнями тысяч штук вывозится на фарфоровые заводы как составная часть фарфоровой массы.Черно-синие гладкие мидии и коричневые щетинистые модиолярии висят на своем прочном биссусе там, где слишком силен прибой. Шероховатые и волнисто изборожденные устрицы наглухо прирастают одной стороной к полипнякам или к другим раковинам.На поверхности полипняков лежат огромные тридакны. Из их раковин островитяне, жившие одно-два столетия назад еще в условиях каменного века, делали (там, где не было ни базальта, ни кремня) топоры, скребки, ножи.В расщелинах таятся каракатицы и осьминоги, ведущие ночной образ жизни, но не пропускающие близкой добычи и днем.Рыхлые, пористые, кое-где с большими отверстиями подушки, кубки, цилиндры, чаши различных губок то прикреплены к каким-нибудь выступам полипняков, то расположены на ровном дне. Их окраска по яркости и разнообразию не уступает кораллам.Колышатся течением растущие повсюду зеленые и красные водоросли, нитчатые, листовидные или сложно ветвящиеся, и большие кусты бурых водорослей, поддерживаемые в отвесном положении мелкими плавательными пузырьками.Различные крабы боком перебегают между укрытиями, иногда проплывая часть пути, прячутся под выступами и в углублениях.Полчища креветок, цветных или прозрачных, как стекло, но с переменчивыми по цвету и размерам крапинками, то парят и проносятся в зеленоватом сияющем полумраке, то, чуть шевеля длинными усами и едва опираясь на длинные тонкие ножки, словно чего-то выжидая, пританцовывают на одном месте на поверхности полипняка, либо, также танцуя, совершают переходы, пока не очутятся на краю полипняка и не начнут снова парить и носиться в водной толще.Усатые, колючие и вооруженные могучими клешнями омары днем прячутся в каких-то укромных и темных углах, а ночью выходят на охоту на поверхность коралловой постройки, часто на глубине менее метра, где их тогда и ловят.Коралловые заросли имеют своих своеобразных рыб. Они относятся к многим видам различного происхождения, но все имеют много общих особенностей: сильно сжатое с боков «высокое» тело, напоминающее ладонь, длинные, нередко причудливо изогнутые плавники, мощные зубы, часто срастающиеся вместе и служащие для откусывания и размельчения кораллов. Окраска таких рыб ярка, и во многих случаях ее усиливает металлический отблеск. Порой она сочетается с фантастическими очертаниями рыбы, напоминающими серп или полумесяц.У некоторых коралловых рыб рот превращается в своего рода мощный клюв или клещи, легко отгрызающие кусочки коралла или дробящие раковины моллюсков.Оригинальны закованные в сплошную угловатую костяную броню рыбы-кузовки, у них подвижны только губы, челюсти, глаза, хвост и плавники. Крупные хищные рыбы так и глотают и переваривают их целиком в броне. Люди жарят кузовка, также не извлекая его из брони. Словно зная себе цену, кузовки прячутся в самых недоступных расщелинах.Занятны «иглобрюхи», способные при испуге раздуваться в форме шара и усеянные торчащими во все стороны крепкими иглами. Если пойманный «иглобрюх» медлит раздуться, то достаточно пощекотать его брюхо пальцем.Мелкие акулы и скаты, а также многоцветные красавцы морские петухи с бронированной головой и пальцевидными грудными плавниками обычны среди кораллов. Вблизи коралловых построек часто попадаются крупные акулы, избегающие, впрочем, забираться в коралловые чащи.Наконец, в темных, но достаточно просторных расселинах прячутся и осьминоги, и опаснейший хищник из рыб — угреобразная мурена, от которой гибнет или становится калеками немало людей.Там, где посветлее и попросторнее, стремительно носится похожая на большую щуку, но гораздо более смелая и опасная барракуда.Разбив кусок полипняка и опустив обломки в таз с морской водой, можно увидеть, какое огромное количество голотурий, немертин, многощетинковых червей, разнообразных рачков скрывается во всех щелях. Все эти животные, лишенные укрытия, выставленные на дневной свет, начинают извиваться на дне или беспокойно плавать в поисках хоть временного убежища под опущенными в таз кусками коралла.На дневной свет попадают тогда и разрушители кораллов — сверлящие организмы, о которых уже упоминалось. Более мелкие виды тридакн, высверливающие для себя пустоты в живом полипняке, бывают в нем затем безвыходно замурованы — полипы, разрастаясь, закрывают отверстие, через которое тридакна сообщается с внешним миром. Отверстие зарастает не совсем, но до такой степени, что оттуда нельзя вытащить, не разломав коралловых сводов, узницу-тридакну. К тому же, она прочно прикована к стене своей тюрьмы биссусом. Есть один крабик, который также пожизненно хоронит себя в коралловом рифе. Есть, наконец, и улитка-коралиофила, величиной с кулак, замурованная в коралловой толще, но сообщающаяся с внешним миром через постепенно надстраиваемую ею известковую трубу, достигающую, в конце концов, метровой длины. Организмы коралловых мирков, рассыпанных по огромному пространству тропической полосы океанов, находятся между собой в жестокой борьбе за пищу, за пространство, вырабатывая различные приспособления к жизни в самых сложных и своеобразных условиях. Картины жизни на внешней стороне коралловых построек, обращенной к открытому морю, сильно отличаются от того, что можно наблюдать с их внутренней стороны.Прибой округляет очертания полипняков; там могут существовать только те животные и растения, которые прирастают или вплотную прилегают к полипнякам, просверливают себе ходы в толще полипняка или, наконец, прячутся в чужих ходах и в разного рода трещинах и расщелинах, цепко держась там и разве что только чуточку высовываясь наружу.Уже на некоторой глубине, где действие волн слабеет, на поверхности полипняков появляются некоторые свободно движущиеся животные — крабы, рыбы или брюхоногие моллюски, но из тех, кто посильнее, повыносливее, кто в состоянии крепко присосаться к полипняку или цепко за него ухватиться. Очертания коралловых колоний на большой глубине становятся пышнее, а жизнь среди них — заметнее.

Палоло

Одно из привлекательнейших и самых своеобразных явлений, наблюдаемых у коралловых берегов, представляет роение палоло. Палоло — крупный, сантиметров 30 — 50 длиной, многощетинковый кольчатый червь, целый год ютящийся в расщелинах рифов и отращивающий к определенному времени года хвостовую половину своего тела, с глазками на всех члениках, начиненную либо молоками, либо икрой. Раз в год в определенную фазу луны (разную для разных мест и для разных видов палоло) в один из летних или осенних месяцев, как правило, перед рассветом, эта хвостовая часть червя отделяется от еще глубже залезающей в щель головной части и поднимается к поверхности воды, извиваясь и распадаясь на кусочки.Утром икра и молоки оказываются выпущенными в воду, которая становится опаловой на протяжении целых миль.Если есть ветер или течение, то икра образует длинные полосы по направлению ветра или течения. Эти полосы даже опытными местными моряками могут быть приняты за рифы.Исполнив свое назначение, кусочки червей дождем падают на дно, но еще налету становятся добычей рыб и ракообразных. Те же, что достигают дна, большей частью достаются камбалам, бычкам, крабам, морским звездам и другим донным хищникам и трупоедам.На островах Полинезии, Меланезии и Микронезии туземцы нетерпеливо ждут палоло; тогда они просто вычерпывают сачками из воды коричнево-зеленую массу червей и едят ее либо сырой, либо приготовленной на огне, либо, наконец, соленой.Сходно ведет себя и атлантический вид палоло, встречающийся у Вест-Индии и Флориды.Как у разных видов палоло, так и у других многощетинковых червей время их ежегодного (у некоторых несколько раз в год) массового подъема к поверхности совпадает с разными у разных видов фазами луны: у одних с молодым месяцем, у других с полнолунием и так далее. Объяснить полезность, нужность лунного или приливного ритма у червей для них самих не удается, тем более что есть и виды червей, никак не считающиеся с луной и с подчиненными ее фазам и солнцу морскими приливами.Говоря о влиянии луны и подчиненных ей приливов на поведение морских животных, вспомним еще о некоторых рыбах.Так, одна калифорнийская рыбка выбирает для своего икрометания пору самых больших приливов, когда вода дальше всего забирается на песчаные пляжи. Там, на самом верхнем уровне прилива, закапывает в песок свою икру заботливая рыбка. Только через две недели вода опять поднимается так далеко, но к той поре во влажном песке выведутся из икринок маленькие личинки, которые попадут в море вместе с отливом.Сельдь у нас на Камчатке и в тихоокеанских водах Канады ловится в наибольших количествах тогда, когда приливо-отливные явления слабеют и колебания уровня, вызванные ими, малы. Это соответствует при тамошних правильных полусуточных приливах первой и третьей четвертям луны.

Лов палоло

В тропических водах, где нет резкой смены времен года и даже дождливый период бывает далеко не везде, время размножения морских организмов прибрежья чаще всего совпадает с полнолунием. Это установлено для многих моллюсков и, в том числе, для устриц.

 

ФОРМА И ПРОИСХОЖДЕНИЕКОРАЛЛОВЫХ ПОСТРОЕК

Коралловые сооружения различны по форме.Одни из них — атоллы — представляют собой кольцо, окруженное снаружи значительными глубинами, а внутри заключающее мелководное пространство — лагуну. Кольцо может быть сплошным или прерывчатым, надводным (т. е. островом), подводным, чуть заметным с корабля (рифом); поперечник его колеблется от сотен метров до многих десятков километров. Атоллов много в тропических частях Тихого (особенно) и Индийского океанов.Заявление некоторых географов: «Кто видел один атолл, тот видел все атоллы» — не совсем справедливо, но все же для многих атоллов верно следующее описание их, сделанное в той последовательности, как они предстают глазам мореплавателя.Сначала, за 10 — 15 миль, показываются, как зеленая черта на темно-синем море, верхушки зачастую достигающих двадцатиметровой высоты кокосовых пальм, затем открывается белоснежный берег; вода поблизости от него уже сине-зеленого цвета. Это отмель, поросшая кораллами и отделенная белой чертой прибоя от темно-синей воды океана; внутри же атолла видна зеленая вода лагуны. Брызги воды при сильном прибое окутывают атолл облаком водяной пыли, переливающейся радугой под лучами солнца.Вход в некоторые атоллы доступен только шлюпкам, в другие могут зайти даже линейные корабли и авианосцы, третьи наглухо закрыты, замкнуты в сплошном кольце коралловой постройки.

Атолл

Другой вид коралловых сооружений — барьерные рифы.Барьерный риф отгораживает, защищает берега материков и островов от свирепости океанских волн. Между таким рифом и берегом остается проход, позволяющий плавание кораблей. Местами этот промежуток может исчезать, риф барьерный превращается тогда в риф окаймляющий — третью и последнюю из основных форм коралловых сооружений.Он отличается от барьерного тем, что судоходного промежутка между берегом и рифом нет, а иногда такой риф вплотную смыкается с берегом. Часто окаймляющий риф прерывается; обычно это бывает там, где берег образует бухты. Бывает и так, что за обращенной к океану стороной окаймляющего рифа лежит полоса сравнительно глубокой воды, а затем — барьерный риф.Наиболее известны и практически важны атоллы и барьерные рифы. На них следует остановиться несколько подробнее.По словам Дарвина, отдавшего много сил изучению коралловых построек, лагунные острова или атоллы привлекали всегда больше внимания, чем остальные сооружения кораллов.В поясе пассатов, т. е. постоянно дующих в одном и том же направлении ветров, прибой всегда, естественно, действует с одной (восточной) стороны, поэтому и коралловые острова пассатного пояса выше с восточной стороны. Этому благоприятствует и совпадение здесь направлений ветра и течения.Общие очертания атоллов и рифов в пассатной области океана приближаются к углу, вершиной направленному навстречу ветру и течению. Вход в атоллы, там, где направление ветра весь год достаточно постоянно, обычно бывает с подветренной стороны.В местах, где ветер часть года дует с востока, а часть с запада, образовались некоторые лишенные лагун, с поднятыми со всех сторон берегами острова. Таковы острова Океан, Науру, Бекер, Джервис, Мальден, Хоуленд.Составляющие атолл островки окружены с внешней стороны коралловой отмелью, шириной примерно от полусотни до двухсот метров. Ширина же самих островков редко бывает больше нескольких сотен метров.Во время отлива, когда отступает прибой, по этой отмели можно добираться вброд до ее обрывистого, крутого, обращенного к океану края. Он оказывается изрезанным каналами или расщелинами глубиной в десятки метров. Нет ничего опаснее, как бродить в таких местах ночью, и все же многие отваживаются на это ради рыбной ловли и лова омаров. Кефали и много других рыб хорошо ловятся именно темной ночью на свет, а омары выползают тогда из всяких расселин и щелей, где они днюют, на поверхность коралловой отмели.Встречаются атоллы, где острова не кораллового происхождения находятся бок о бок с островами коралловыми; таков, например, атолл Трук в группе Каролинских островов, простирающийся почти на 30 миль (70 километров). Он состоит из 11 островков вулканического происхождения и более чем из 80 коралловых.Хотя атоллы чаще встречаются целыми цепочками или гирляндами, тянущимися на сотни миль, вроде островов Туамоту или Низменных, Маршаловых и Каролинских, но в океане можно найти и одинокие атоллы, отстоящие от ближайшей суши на тысячи миль. Таков, например, остров Уэйк.Лагуна имеет глубину не более 30, редко 50 метров. В ней, особенно поближе к берегам и к краям подводных коралловых отмелей, находится немало кустистых и ветвистых кораллов, могущих помешать передвижению по лагуне, но затишье в лагуне дает возможность сравнительно спокойной стоянки. Лагуны некоторых атоллов доступны и для крупных кораблей. Совершенно замкнутая сушей лагуна, если не считать тех редких случаев, когда в нее перебрасывают воду ураганы или тунами*, все-таки сообщается с открытым океаном через подводные проходы и пустоты в коралловых стенках и дне лагуны; поэтому в таких лагунах наблюдаются приливы и отливы, как и в океане с внешней стороны атолла, хотя и с некоторым запозданием.

*«Тунами» — внезапные, резкие колебания уровня моря, вызванные землетрясениями или атмосферными возмущениями.

В проходах в неполностью защищенные сушей лагуны наблюдается сточное (встречное по отношению к входящему в лагуну кораблю) течение. Но и там, где кольцо атолла почти непрерывно, где океанские волны разбиваются, не достигая лагуны или достигая ее только в виде приносимых ветром брызг, течения в проходах, вызванные приливо-отливными колебаниями уровня океана, сильно мешают пробирающимся в лагуну и из лагуны судам. Приходится именно «пробираться», так как проход обычно бывает извилист и стеснен «кочками» и «головами» коралла.Плавание по лагуне далеко не всегда простое катанье на шлюпке. Так, например, на большом атолле Меншикова (Квадьелинн или Кваджалейн) в группе Ралик Маршаловых островов длина лагуны равна 72 милям (около 130 километров) и ширина 18 милям (около 32 километров). Атолл этот образован 80 островками.В группе Тробриан архипелага д’Антркасто, находящегося у северо-восточной оконечности Новой Гвинеи, есть атолл Люсансен, имеющий поперечные размеры около 170 и 80 миль (320 и 140 километров), это больше по площади, чем Азовское море.Лагуны некоторых атоллов очень малы по сравнению с площадью окружающей их суши. Иногда они совершенно отрезаны от океана и превратились в так называемые остаточные «реликтовые» озера, не имея даже скрытого сообщения с океаном.Дарвин пишет, что на барьерные рифы, окружающие маленькие острова, обычно вулканического происхождения, не обращают достаточного внимания. Однако, говорит он далее, «они почти так же изумительны, как и атоллы, и они придают своеобразный и чрезвычайно живописный характер пейзажу окружаемых ими островов...»Барьерный риф настолько хорошо защищает опоясанный им берег от прибоя, что растительность, в том числе и возделываемая людьми, например банановые растения и панданусы, может доходить в таких местах при приливе до самого края воды.Барьерные рифы Австралии и Новой Каледонии привлекают внимание своими огромными размерами; по строению и форме они похожи на рифы, которые окружают многие из менее крупных островов Тихого океана.Наиболее известен Великий Барьерный Риф Австралии, простирающийся вдоль ее восточного — тихоокеанского — берега на протяжении более 1 200 миль (двух с лишним тысяч километров). Он отделен от суши судоходным пространством шириной от нескольких миль до нескольких десятков миль с глубинами до сотни метров. Ширина же барьера достигает местами нескольких сот метров и даже нескольких километров. По существу это не один риф, а сложная, непрерывная цепочка отдельных, разделенных судоходными и несудоходными промежутками («каналами») рифов различных размеров.Немногим меньше барьерный риф, окружающий Новую Каледонию, его длина более 800 миль (полторы тысячи километров), ширина «канала» — несколько миль, глубина от 20 до 25 метров. Ширина самого барьера от 200 метров до километра. Один конец этого барьера примыкает вплотную к берегу — риф барьерный становится там окаймляющим.Иногда барьерный риф почти не выступает над поверхностью воды, как, например, у восточного берега Новой Гвинеи. В других случаях, большею частью у внешнего, обращенного к океану краю барьера, выступают, по крайней мере в отлив, небольшие, но многочисленные островки, порой покрытые растительностью, даже кокосовыми пальмами. Таковы барьерные рифы у многих тихоокеанских островов вулканического происхождения, например у острова Таити.Во время прилива и при сильном прибое много воды перекатывается через барьер в пространство между ним и берегом. Стекать же обратно в океан эта вода может только через проходы, разрывы в барьере; нетрудно представить себе какое там возникает сточное течение. Неудивительно, что парусным и тихоходным моторным или паровым кораблям укрыться за барьером, войти в его проходы порою просто не по силам; к тому же именно у проходов в барьере больше всего неистовствует прибой.Замечателен риф у Пернамбуко в Бразилии, подробно изученный Дарвином во время его путешествия на корабле «Бигль». Риф этот представляет собой в своей основе песчаную косу, покрытую своеобразным «бетоном» из известковых трубок многощетинкового червя серпулы, морских жолудей (усоногие раки) и литотамния. Это препятствует размыву песчаного наноса гонимыми пассатным ветром валами воды Атлантического океана. «Я думаю, — пишет Дарвин, — что во всем мире не найдется естественного сооружения, которое казалось бы столь искусственным по своему внешнему виду».Риф Пернамбуко служит защитой, волноломом для гавани.Окаймляющие рифы распространены в природе не менее, если не более широко, чем барьерные, но они не так бросаются в глаза, а главное, не так важны практически, как атоллы и барьерные рифы. Барьерный риф может переходить на отдельном участке побережья, чаще у одного из своих концов или у какого-либо выдающегося мыса или полуострова, в окаймляющий, и наоборот. Так, окаймляющий риф острова Оаху (Гавайские острова) перед одной из бухт превращается в барьерный, ограждая ее от океанской волны.Далеко не везде, где могут жить кораллы-строители и сотрудничающие с ними организмы, воздвигаются такие величественные постройки, как барьерные рифы и атоллы. Часто дело ограничивается лишь возникновением коралловых «пятен», беспорядочных нагромождений коралловых «голов» и «бугров», представляющих собой отдельные колонии или небольшие группы колоний, лежащие на отмели из обломков коралла и кораллового песка.Моряков и ученых давно интересовали причины возникновения атоллов и барьерных рифов, этих изумительных могучих сооружений.Еще в сразу ставших всемирно известными трудах первых русских кругосветных мореплавателей, подробно изучивших природу тропических коралловых районов Тихого океана, сообщались важные факты и мысли о происхождении коралловых образований. Дарвин широко использовал опыт и мнения русских исследователей, в том числе — личные письма к нему адмирала Крузенштерна и академика Литке, при разработке теории коралловых построек, затем оспаривавшейся и дополнявшейся, но в основе принимаемой поныне.Форма атоллов, расположение их целыми группами, гроздьями, цепочками, крутизна их обращенных к океану склонов — все это требовало научного объяснения.По теории Дарвина, крутые склоны коралловых построек образованы самими кораллами этих построек. Иными словами, эти склоны представляют собой известковые стены, а не пьедестал, не подножие другого происхождения, но так как кораллы-строители не могут жить на глубине больше 50 метров, то, чтобы объяснить, как могли они построить стены такой огромной высоты, составляющей много сотен, а то и тысячи метров, нужно предположить либо медленное опускание дна океана в области коралловых построек, либо, что менее вероятно, столь же значительное и столь же медленное повышение уровня океанских вод. При этом такое опускание дна океана (или повышение уровня его вод) должно было происходить примерно тем же темпом, что и естественное нарастание кораллового сооружения. Каждый атолл, как думал Дарвин, сначала был островом, окаймленным кораллами. По мере погружения острова окаймляющий риф превращался в барьерный, приблизительно повторявший прежние очертания береговой линии постепенно «тонущего» острова. Когда, наконец, весь остров исчезал под поверхностью океана, то, под прикрытием барьера, на подводной макушке бывшего острова селились те виды кораллов, которые предпочитают затишье; они, вместе с остатками других организмов и неизбежно накапливающимся илом и коралловым песком, и создавали дно лагуны.

Карта пояса наибольшего развития коралловых рифов

Уже после смерти Дарвина ученые смогли осуществить мечту, выраженную в одном из его последних писем, пробурив на глубину около 350 метров атолл Фунафути. Результаты бурения подтвердили правильность предположений Дарвина; во всей толще стены атолла оказались остатки тех же организмов строителей, которыми была создана и верхняя часть атолла. Сходные результаты дали и бурения Великого Барьерного Рифа, а также атолла Бикини.Правда, есть немало атоллов и барьерных рифов, которые, повидимому, не претерпевали опускания, а возникли на подводных возвышенностях.Так, бурение окаймляющего рифа в Паго-Паго на Самоа показало, что коренная порода (не коралл) находится уже в 35 метрах от поверхности рифа.Ученые предполагают, что таяние ледников последнего ледникового периода должно было повысить уровень Мирового океана примерно на 50 метров. Такое постепенное — по мере таяния льдов — повышение могло привести к надстраиванию коралловых сооружений как раз на такую высоту.У барьерных рифов также наблюдаются большие глубины в океане сразу за внешним их краем, и глубина канала, отделяющего барьер от берега, часто бывает больше той, на которой еще могут успешно развиваться кораллы-строители; поэтому и тут надо допустить постепенное опускание дна.Есть в мире и такие места, где коралловые рифы недавнего происхождения в результате колебаний, земной коры оказались поднятыми более или менее высоко над уровнем моря. Они встречаются во многих местах Вест-Индии (на Кубе, Ямайке, Барбадосе и других островах) и на южном берегу Явы.

 

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ КОРАЛЛОВЫХ ПОСТРОЕКВ ТРОПИКАХ

Значение коралловых построек в тропических водах велико и разнообразно. Для моряков коралловые атоллы и рифы могут представлять как угрозу аварии, кораблекрушения, так и надежду на убежище, на тихую гавань и даже на длительное безопасное плавание под их прикрытием.Опасность заключается в том, что коралловые сооружения появляются перед кораблем, особенно перед быстроходным, внезапно. Такая внезапность обусловлена двумя причинами: резким, крутым поднятием дна при подходе к коралловому острову или рифу, о котором не успевает заранее предупредить лот, и малой заметностью коралловой постройки, даже имеющей надводную часть, не говоря уже о полностью подводных сооружениях.Если на коралловом острове есть пальмы, они видны издалека. О приближении пустынного, лишенного растительности атолла могут предупредить морские птицы, гнездящиеся порой на таких островках. Иногда их бывает так много, что на дальнем расстоянии вьющиеся над островом тучи птиц можно принять за дым парохода. Далеко слышны и птичьи крики.Пустынные засушливые коралловые острова выдают еще радужная мгла водяных брызг прибоя, белые полосы прибоя и омываемого им кораллового песка, зеленый или голубой оттенок вод лагуны, отличающийся от синевы окружающего океана. Все это более заметно, чем невысокая — всего в несколько метров, — покрытая скудной мелкой растительностью кольцеобразная полоска суши.Обычно в небе над атоллом висит облачко, а над барьерным или окаймляющим рифом — гряда облаков.Лагуны дают на этих облаках отблеск. Даже на безоблачном небе бывает заметен отблеск лагуны задолго до того, как станет виден сам атолл.Ревущий раскатистый шум прибоя, а ночью сильное свечение моря в бурунах тоже предостерегают моряков.Трудно плавать в «застроенных» кораллами водах ночью, да и днем не просто заметить с палубы коралловую отмель, если на ней нет буруна, в штиль, когда солнце невысоко над горизонтом и светит навстречу. Приходится посылать матросов на мачту, вооружать их очками-поляроидами, чтобы устранить слепящее влияние солнечных бликов. Иногда окраска воды над рифом не выдает глазу того, что под водою таится опасный для корабля риф, но на поверхности воды в штиль заметны водовороты, а при ветре или зыби — бурун. Беда еще в том, что изменение окраски воды, мелкие буруны и другие подозрительные явления могут быть вызваны, как уже говорилось в начале книги, совсем иными причинами.Многие коралловые районы океана, редко посещаемые судами, еще недостаточно подробно обследованы, недостаточно полно и точно нанесены на карту. Но и там, где сделаны подробные съемки, их результаты могут вскоре устареть.Лоции недаром предупреждают, что кораллы растут, меняют свои очертания, данные гидрографических съемок, по которым составляются морские карты, в коралловых водах быстро устаревают; на карты таких мест нельзя поэтому полагаться во всех подробностях. Коралловые колонии не только растут или возникают вновь, но и исчезают, разрушаются, превращаясь в коралловый песок, разносимый по дну океана. Ураганы и волны от землетрясений не раз превращали цветущие населенные коралловые острова в подводные коралловые отмели.Высадиться на атолл с внешней его стороны почти всегда невозможно. Любой из набегающих один на другой валов прибоя может ударить корабль о «страшные зубы коралла» или выбросить его на окружающую атолл отмель. Остается только искать прохода в лагуну, а он может отсутствовать, быть трудно доступным или доступным только для шлюпок.Кораблекрушения на кораллах имеют свои особенности. Приведем два-три примера.11 июня 1770 года, изучая Великий Барьерный Риф Австралии, моряк-исследователь Джемс Кук на своем корабле «Эндевор» в ясную лунную ночь, хотя перед этим все же из осторожности парусность была уменьшена, выскочил на коралловый риф. Немедленно паруса были спущены. Однако удары набегавших со стороны океана валов прибоя быстро оторвали при трении корпуса корабля о риф фальшкиль «Эндевора». Кук приказал для облегчения корабля выбросить за борт шесть пушек, бочки с запасами, балласт, затем завезти якоря на наветренную сторону, чтобы придать кораблю неподвижность. Всю ночь откачивали воду помпами, корабль дал сильную течь и кренился. Все это произошло в отлив. С тревогой ждали прилива, опасаясь больше всего, чтобы не усилился бриз. Рассвет показал, что корабль находится примерно в 40 километрах от ближайшего берега. Ветер стих вовсе, и море успокоилось, но с приливом усилилась течь. Новый приказ — «все, что можно, за борт». Завезли якорь и начали выбирать его шпилем, чтобы, подтянувшись таким образом к якорю, сняться с рифа. Это, наконец, удалось, когда к усилиям измученной команды присоединился прилив. Корабль оказался на чистой воде, но течь попрежнему требовала напряженной работы у помп, где люди сменялись каждые четверть часа. С большим трудом завели пластырь, сделанный из паруса и пеньки, под носовую часть корабля. На другое утро удалось войти в устье реки, получившей тогда сохранившееся доныне название Эндевор, где теперь стоит австралийский город Куктаун. Приступив к трудному ремонту без всяких приспособлений в совершенно пустынной в те времена местности, Кук обнаружил, что главная пробоина в корпусе корабля почти наглухо заткнута большим куском коралла, отломившимся при стаскивании «Эндевора» с рифа. Это обстоятельство помогло спасти корабль.Конечно, путешествие на парусном корабле по неизвестным, не имевшим карт океанским водам, среди множества островов и рифов, никак нельзя сравнить с условиями, в которых плавает нынешний моряк. В его распоряжении подробные, все время дополняемые и исправляемые карты, атласы течений, таблицы приливов даже для самых захолустных точек побережий, гирокомпас, электролаг, возможность определить место корабля по радиосигналам, мощные прожекторы, наконец, послушный корабль, готовый в любой момент изменить ход и курс.Мало этого — во вторую мировую войну именно в испещренной островами, вернее — островками, тропической полосе Тихого океана особенно пригодились кораблям два новых замечательных прибора — радар и асдик. Первый из них безошибочно нащупывает радиоволнами самолеты, корабли и острова, а второй с помощью звуковых волн находит не только минные заграждения и подводные лодки, но и подводные возвышенности дна в любом направлении от корабля. В сочетании с самопишущим эхолотом, непрерывно отмечающим, какая глубина под килем корабля, мерцающие экраны радара и асдика так облегчают работу штурмана, что можно только восхищаться волей и умением, проявленными в начале XIX столетия технически безоружной с нашей точки зрения славной плеядой русских кругосветных мореплавателей, открывших много коралловых островов, целые их архипелаги в Тихом океане и подробно их описавших.Через 117 лет после аварии «Эндевора» ночью 1 октября 1897 года в Красном море пароход Русского Добровольного флота «Кострома» (8 тысяч тонн водоизмещения) выскочил на обрывистый край кораллового рифа Эль-Башар у африканского берега, да так, что под носом этого большого парохода оказалось чуть побольше полуметра воды, корма же оставалась на плаву и под нею было больше 20 метров воды. Пробоины не оказалось вовсе; машина уже была перед этим остановлена (риф заметили, но поздно), и пароход, сильно загруженный в корме, сравнительно легко влез носом на не такие уж твердые полипняки и литотамнии, беспощадно давя и кроша их. Однако двухнедельные попытки стащить «Кострому» с рифа были безрезультатными. Тогда решили взорвать риф. Взрывы удалили немало коралловой массы, в том числе и большую отдельную «голову» под днищем «Костромы». Все же «Кострома» продолжала крепко держаться на рифе. Усилия парохода «Молох» и минного крейсера «Скаут» тоже не помогли. Пришел еще больший пароход Добровольного флота «Петербург», но и его машина в 10 тысяч лошадиных сил не могла стащить «Кострому». 29 октября из Одессы прибыл мощный спасательный пароход «Бертильда». Перед этим «Кострома», чтобы поднять нос, затопила кормовые отсеки трюма, и пароход еще сильнее сел на корму. Новые взрывы рифа продолжались, отломанные глыбы оттягивались в сторону с помощью зажимов и петель, которые накладывали специалисты-водолазы. Чтобы уменьшить трение, под носовую часть «Костромы» подкладывали при попеременном крене специально обтесанные и смазанные салом доски. Пароход «Петербург» передал на «Кострому» четыре толстых проволочных (по 127 миллиметров в поперечнике каждый) и два еще более толстых (по 356 миллиметров в поперечнике) пеньковых буксира. Были приняты все меры, чтобы сдернутая с рифа «Кострома» не наскочила на «Петербург», для этого завели верпы (малые якоря) на берег, да и «Бертильда» оттягивала в сторону корму «Костромы». Вечером 10 ноября, после сорокадневного пребывания «Костромы» на рифе, «Петербург», постепенно увеличивая ход до среднего, стащил ее на чистую воду.В обоих приведенных нами случаях аварии не осложнялись прибоем. Описаний кораблекрушений на внешнем крае в прибое немного, хотя такие кораблекрушения случались раньше нередко. Описания же их отсутствуют по простой, хотя и печальной причине — описывать такие случаи почти всегда бывало некому.Трудности, испытываемые во время якорных стоянок среди кораллов, не существуют для современного большого корабля, становящегося на якорную цепь или стальной трос и пользующегося таким тросом для всяких буксировок и перетягиваний, но были ощутимы в свое время, да и сейчас остались такими для яхт, ботов и шхун.«6 числа октября 1805 года в 5 часов утра и до 9-ги вечера оттягивались от острова по завозам, но по причине каралистого грунта, задевания за оный кабельтовое много делано остановок. Величина же каралов, на дне моря находящихся: многие из оных были до 2-х сажен вышиною, которые можно назвать морским кустарником. Сего дня к вечеру мы уже отошли на глубинув 10 сажен, но по причине ночи остановились на якорь, где и простояли до утра. Во время ночи положенного якоря канат, толщиною 14 дюймов, каралами перетерло, но, по случаю продолжавшегося по ночам маловетрия, простояли на одном кабельтове. 7-го числа в 8 часов утра подняли на корабль перетершегося о каралы каната якорь, а в 9 часов при тихом N-ом ветре отдали паруса и при поднятии верпа кабельтов онаго дошел на апанор и, по причине завясшегося между каралов верпа, лопнул». Так повествуют дошедшие до нас «Записки» приказчика Российско-американской компании Н. И. Коробицина за 1795 — 1807 годы. В этом отрывке речь идет о его плавании с кругосветной экспедицией Крузенштерна.Во вторую мировую войну особенности атоллов и барьерных рифов широко использовались и для обороны и для нападения. Лагуны атоллов Маршаловых островов еще до начала войны японские адмиралы, наложившие на них руку, называли «природными авианосцами, поставленными на мертвый якорь». Спокойные пространства, защищенные барьерными рифами, служили гидродромами для самолетов-амфибий, летающих лодок, поплавковых гидросамолетов.Высадка десанта на передний край коралловых построек, даже если для этого удавалось улучить удобный момент, когда не было большого прибоя, всегда была рискованна. Десантные суда застревали на отдельных глыбах — «головах», получали пробоины от всяких выступов коралла. Люди, спрыгивавшие с суденышек в неглубокую воду, преодолевая все неровности поверхности кораллового рифа, часто очень трудно различимые, оступались и нередко проваливались в узкие, малозаметные расщелины. Обувь десантников быстро оказывалась изрезанной острыми краями кораллов и раковин, их ноги жестоко страдали от порезов и от «ожогов» стрекательными клетками кораллов, таких, как миллепора. В это же время десантников обстреливали с близкого невысокого берега, ослепительно-белого у воды и увенчанного укрывавшей стрелков врага зеленью повыше.В двадцатых числах ноября 1941 года во время плохо подготовленной попытки американцев овладеть занятыми японцами островами Макин и Тарава, в группе Джильберта десантные суда сели из-за отсутствия точных карт на «коралловые кочки», подставив людей под губительный пулеметный огонь. В дальнейшем ходе войны стремились предварительно обследовать такие места, выделялись, кроме того, особые партии подрывников, расчищавших путь десантным судам.Особые трудности представляло и траление мин в районах коралловых построек.Коралловые острова сыграли в свое время большую роль в заселении просторов тропической полосы Тихого океана. Не будь этих цепочек и гроздьев островов, полинезийцы — выходцы с Гавайских островов — не могли бы добраться до Новой Зеландии. Кук и его спутники были поражены, когда, открыв Гавайские острова, услышали знакомую им еще по их предыдущему плаванию «новозеландскую», т. е. полинезийскую, речь на этих, столь далеких от Новой Зеландии островах.Простые грубые челны (каноэ) с очень несовершенным парусом, с противовесом (балансиром) или без него, сдвоенные, с настилом между ними, или одиночные — вот те суда, при помощи которых полинезийцы расселились по островам большей части Тихого океана, оставив более отсталым по культурному уровню и физическому развитию меланезийцам только меньшую часть островов на рубежах с Индийским океаном, и то за исключением островов Индо-Малайского архипелага, уже занятых людьми малайской расы.Коралловые острова представляли собой как бы ступеньки, по которым перебирались океанские переселенцы. Ступеньки эти давали часто возможность не только отдыха, передышки, но и длительной остановки и даже поселения навсегда.Лагуны представляли собой безопасную стоянку, кокосовая пальма, вместе с почти столь же выносливым, как она, панданусом, давала путешественникам пищу, одежду и строительный материал. Лагуна изобиловала рыбой, съедобными моллюсками, водорослями и раками. В иных местах к этому прибавлялись дюгони и морские черепахи. Черепаха съедобна, приносит 2 — 3 сотни яиц, некоторые ее виды обладают красивым панцырем, пригодным на гребни, украшения, разные безделушки.Деревушка обычно ютится ближе к берегу лагуны. В современных атолловых поселениях лагуна предоставляется для купанья женщинам и детям, а взрослые мужчины пользуются куда менее приветливой внешней стороной атолла. Впрочем, и в лагуне надо внимательно следить, не покажется ли треугольный плавник акулы. Порой этих плавников видно столько, что в воду никто не рискует итти.Отсутствие пресной воды — большая трудность в таких местах; ее приходится собирать, подставляя с вечера сосуды под пальмы, с листьев которых струится ночью роса, и использовать, чтобы запастись водой, каждый дождь, но дождей может не быть месяцами. И тут выручает кокосовая пальма: сок ее незрелых орехов — прекрасный напиток*. Неудивительно, что кокосовая пальма расселилась по всему пространству Индийского и Тихого океанов, где есть коралловые острова. Ее зрелые орехи в морской воде сохраняют свою жизнеспособность с полгода. Они прекрасно плавают, имея мощный волокнистый воздухоносный слой, под ним — непроницаемый для воды жирный кожистый слой. А за полгода даже самое медленное морское течение может куда-нибудь да принести попавший в воду орех. Гулянье под кокосовыми пальмами не вполне безопасно даже в тихую погоду — орехи то и дело сваливаются вниз, нередко при участии лазающих по деревьям «пальмовых воров» — больших сухопутных крабов, питающихся орехами; латинские научное их название в переводе тоже значит «разбойник».

* Добавим, что плоды кокосовой пальмы созревают в течение всего года, что составляет еще одно ее преимущество перед подавляющим большинством тропических плодовых деревьев, несущих зрелые плоды только в определенный сезон.

Эти крабы так отъедаются на маслянистых кокосовых орехах, что из них самих вытапливают по кило-полтора превосходного масла. При поимке «пальмовых воров» надо быть осторожным; своими клешнями они легко могут отрезать палец.В сильный ветер, тем более, в ураган, кокосовые орехи летят, как снаряды, срываясь с низко кланяющихся, размахивающих в воздухе своими макушками пальм. Немало орехов падает тогда и в воду, окружающую атолл.

Пальмовый вор

Сходным образом расселился по островам Тихого океана и панданус, семена которого также заключены в непромокаемую оболочку.Многие атоллы возвышаются над уровнем океана всего на 2 — 4 метра. Неудивительно, что при ураганах или при внезапных волнообразных повышениях уровня воды, вызванных далекими штормами либо землетрясениями на суше или под поверхностью воды (тунами), коралловые острова могут быть залиты и опустошены волнами, а иногда и вовсе уничтожены, превратившись из надводных островов в подводные отмели. Известный рассказ Джека Лондона «Дом Мапуи» прекрасно поясняет подобную опасность. В «Путешествии» русского кругосветного мореплавателя начала прошлого века Коцебу туземец Каду рассказывает о том, как на атоллах Радак море внезапно поднялось до верхушек кокосовых пальм, а затем «было остановлено заклинаниями» и отошло. Судя по всему, это и было «тунами».Известный приключенческий писатель Стивенсон, много и долго путешествовавший и живший на Тихом океане, плохо отзывается об условиях жизни на атоллах. Крысы, завезенные туда, конечно, кораблями, но теперь размножившиеся на большинстве атоллов, и сухопутные крабы соперничают друг с другом в разбое и воровстве. Миллионы мух клубятся над мякотью кокосовых орехов, так называемой копрой, приготовляемой для вывоза. Сладковатый гнилостный запах копры разносится на десятки километров, порой сообщая о приближении к атоллу морякам раньше, чем они смогут увидеть хотя бы верхушки пальм. Обломки коралла рвут обувь. Глаза слепнут от белоснежного кораллового песка, освещаемого ярким высоко стоящим солнцем. Легкий, но прочный «тропический шлем» защищает, конечно, голову от кокосовых орехов, а синие очки спасают глаза от нестерпимого блеска воды и песка, но постоянное ношение их в тропической жаре утомительно.Стивенсон комически жалуется на однообразное кокосовое меню, на то, что кокосовый орех в течение дня подается к столу приготовленным во всех видах и сырым на всех ступенях созревания; он добавляет, что и плоды пандануса не доставляют большого удовлетворения, как ни умело их там готовят, — это только добавление к обеду, а не обед.Надо заметить еще, что на островах Меланезии (например, Соломоновых), где немало болот, а на них густые мангровые чащи, москиты, а значит — и лихорадка, условия жизни много хуже, чем на более здоровых лежащих восточнее островах Полинезии. Эти острова освежаются пассатами, но в отличие от Меланезии они подвержены время от времени действию разрушительных ураганов, захватывающих иногда значительные пространства океана.Никакой грунтовой пресной воды растения на коралловом острове, конечно, не найдут. Чем старше коралловый остров, чем раньше возник он, тем больше могло образоваться на нем растительного перегноя-почвы, тем пышнее, разнообразнее могла развиться на нем растительность. Правда, это возможно только в тех частях океана, где бывает достаточно дождей.Усиленно удобряют почву часто очень обильные на коралловых островах морские птицы, вроде альбатросов, фрегатов, фаэтонов, крачек. Их помет там, где мало дождей, образовал залежи ценнейшего удобрения гуано.Атоллы, расположенные в «засушливых», бездождных областях океана, обладают только скудной засухоустойчивой растительностью: жесткими, невысокими травами, негустым и мелколистным кустарником.Хозяйственное значение атоллов невелико; невелико и их население, до второй мировой войны на всех коралловых островах мира жило не более 100 тысяч человек. Основные продукты, вывозимые с них, — кокосовая копра — ценное жировое сырье, отчасти трепанги, идущие на китайский рынок, и перламутр, главным образом раковины жемчужниц.Теперь многие коралловые острова стали промежуточными гидродромами для авиалиний, связывающих Азию с Америкой через все огромное пространство Тихого океана. Значение атоллов возросло во время второй мировой войны. Они использовались как пункты для радиолокации и как базы для подводных и надводных кораблей.Заправка на островных базах среди океана горючим кораблей и самолетов намного повышает их радиус действия, позволяет им брать с собой больше боеприпасов за счет горючего.К концу второй мировой войны после того, как на многих коралловых островах Тихого океана побывали по нескольку раз войска той и другой сторон, острова эти обстреливали с моря и бомбили с воздуха, они превратились, по выражению военного корреспондента, в горячие, грязные кучи коралла, переполненные всяким исправным и поломанным военным оборудованием, одуряюще пахнущие нефтепродуктами и почти совершенно лишившиеся деревьев.Очень важны в мирное и в военное время наблюдения гидрометеорологических станций, расположенных на коралловых островах, над состоянием моря и погодой. Передача данных таких наблюдений по радио позволяет кораблям и самолетам уклоняться от штормов, выбрать время и место для захода и посадки.

 

КОРАЛЛОПОДОБНЫЕ ПОСТРОЙКИВ ВЫСОКИХ ШИРОТАХ

В отличие от тропической полосы океана кораллоподобные постройки в высоких широтах не достигают поверхности воды. Они не образуют там рифов и, тем более, островов, а встречаются в виде «банок». Так называются в мореплавании участки, где наблюдается повышение дна, т. е. уменьшение глубины, но такое, что дно не приближается к поверхности моря меньше чем на 10 метров.О банках, созданных кораллами и известковыми красными водорослями в северном полушарии, мы и расскажем. Несомненно, кораллоподобные банки существуют и в южном полушарии, но мы не располагаем пока о них сведениями. Это объясняется тем, что южное полушарие менее изучено, менее освоено, чем северное, с одной стороны, а с другой, — находящиеся на некоторой, часто значительной, глубине кораллоподобные банки не так легко обнаружить. Недостаточно промеров лотом, надо применять драгу, трал, а это требует специального исследовательского судна и значительной затраты времени.Не забыть растянувшегося на пять лет поиска зарослей чудесно красивых, розовых, как утренняя заря, гидрокораллов «стиластер северотихоокеанский» вблизи от залива Ольги на Японском море. Впервые я узнал о существовании этих кораллов в 1927 году от людей, ставивших сети на акул на глубине около 100 метров в море где-то между устьем Тумахэза и Низменным маяком. Мне были показаны, обломки, маленькие веточки стиластера. Сразу же предпринятые выходы на то же место с теми же самыми ловцами акул на гребных и моторных шлюпках с драгами, тралами, швабрами, специально сооруженным «крестом коральеров»*, применяемым на Средиземном море, повторенные в 1930 году, ничего не дали. Вернее сказать, дали много, но не то, что искали. Обнаружили мы на глубинах 80 — 100 метров древнюю затонувшую береговую линию прежнего Японского моря, отмеченную массой прекрасно окатанной и почти не занесенной илом гальки. На гальке сидели приросшие к ней одной створкой моллюски аномия, ветвистые мшанки, похожие на оленьи рога, попадались красивые пухлые звезды птерастер и многое другое, но ни следа кораллов найти не удалось.Только в 1932 году, ловя большим промысловым тралом со шхуны «Росинанте» между глубинами 110 — 120 метров, удалось обнаружить богатые заросли стиластера. Его оказалось здесь столько, что 42 человека, бывшие на судне, набрали себе вволю красивых кораллов, а в лаборатории был заполнен ими целый ящик и несколько банок для научных целей.

* Крест коральеров — неуклюжее орудие добычи кораллов, зацепляющее их своими усеянными гвоздями перекладинами.

Правда, стиластер не образует, повидимому, банок в точном смысле слова, а лишь невысокие, сантиметров до 30, заросли, встречающиеся не только в Японском, но и в Охотском море, где они были обнаружены одновременно другим судном нашей экспедиции.Когда говорилось о тропических коралловых постройках, уже упоминалась красная известковая водоросль литотамний. Эта водоросль в виде мощных густоветвистых кустов-подушек широко распространена у нас в Баренцевом море, встречается в изобилии в Кольском заливе, у Медвежьего острова, у Шпицбергена и Новой Земли. Литотамний любит чистую, прозрачную воду глубиной от 10 до 40 метров, сильное течение. Его красно-фиолетовые ветви таят богатое население. Масса многощетинковых червей, червей немертин и гефирей, окрашенных под цвет литотамния змеехвосток, молодых ежей и звезд, прозрачных голотурий, двустворчатых моллюсков саксикава и модиола прячется поглубже, а снаружи селятся красные, прозрачные или оливковые оболочники (асцидии), большие с пышно-ветвистыми щупальцами актинии, многощетинковые черви в кожистых и известковых трубках, ползают крупные иссиня-черные голотурии, брюхоногие моллюски — блюдечко и несколько пород моллюсков, окрашенных под цвет литотамния либо сплошь, либо пятнами, здесь же прирастает двустворчатая аномия и смирно лежит красивый, чаще всего красный, густоребристый небольшой гребешок, пока не придет ему охота переменить место резким хлопком створок; многочисленны и разнообразны здесь и креветки, есть крупный рак-отшельник и длинноногий краб-хиас. Из крупных рыб на литотамний чаще всего встречаются пестрая, вооруженная могучими зубами зубатка и колючий скат.

Литотамний

Потеря отданных на литотамниевых банках якорей при попытке подъема их — обычное явление. Часто перетираются о литотамний пеньковые или манильские якорные канаты. Подводная лодка, ложась на грунт там, где есть литотамниевые банки очень сложных очертаний, рискует получить вмятины, заклиниться или выдать себя стуком и скрежетом.Вот этот-то ветвистый литотамний и обозначается на морских картах нашего севера, как «коралл».Оказывается, есть, однако, и настоящие шестилучевые мадрепоровые кораллы, не боящиеся низких температур воды и проникающие далеко в высокие широты, забираясь к тому же в глубины, недоступные для их тропических собратий — мадрепоровых кораллов-строителей.Эти кораллы — лофелия и амфихелия — встречаются почти сплошной, но узкой полосой от Гибралтарского пролива до севера Норвегии, в живом или в полуископаемом (отмершем) состоянии. Основную роль в образовании массива банок играет лофелия. Как и в тропиках, к этим мадрепорам присоединяются восьмилучевые кораллы — альционарии — крупные древовидная примноа и кустистая парагоргия и уже знакомые нам стиластеры из гидрокораллов.Глубины, на которых встречены живые банки лофелии, колеблются от 60 — 70 метров в Трондьемском фиорде до 300 — 350 метров у острова Сэрэ на 70°30' северной широты (Норвегия). Полуископаемые (мертвые) банки лофелии встречаются на большой глубине — до 600 — 700 метров.Пока еще банки лофелии изучены очень мало. Для этого необходимо произвести глубоководные водолазные спуски или спуски в батисфере (батистате).

 

ГЛАВА IV

ЛЕС НА ГРАНИЦЕ МОРЯ И СУШИ (мангры)

К мангровым растениям относится несколько пород деревьев и кустарников, не всегда близко родственных друг другу, но имеющих ряд общих особенностей, одинаковых приспособлений для существования на границе моря и суши.Мангровые заросли распространены на подверженных приливо-отливным колебаниям плоских илистых морских берегах тропиков. Обитают мангры там, где берега не разрушает могучий прибой, где мангровая растительность укрыта, защищена от него либо изгибами берегов — в заливах и в лагунах, либо барьером кораллового рифа, принимающим удары на себя, либо, наконец, играющими такую же барьерную роль речными наносами.Воды, омывающие мангры, большей частью опреснены, но случается, что вода там такая же, как в открытом море по соседству, и даже более соленая.Особенно соленой бывает вода, пропитывающая почву мангровых болот в часы отлива там, где нет рек, где мало дождей, тропическое солнце поэтому создает сильное испарение, а прилив не успевает разбавить скопившийся в илу рассол.Мангровые заросли окаймляют и берега устьевых участков тропических рек, распространяясь вверх по реке до предела, достигаемого морским приливом.На многих берегах мангры приурочены только к устьям рек. Это объясняется тем, что реки приносят подходящую для мангровых растений почву, отсутствующую на остальном побережье.Подходя к мангровым зарослям с моря, мы видим, прежде всего, их вечнозеленую кожистую, большей частью блестящую листву. Затем начинают различаться кустарники и отдельные деревья, по преимуществу небольшие, но иногда достигающие 30 метров высоты и до 2 метров в обхвате. Подходя еще ближе, открываем, что мангровая чаща чрезвычайно густа и кажется совершенно непроходимой.Идущие столбовидно от нижних ветвей опорные воздушные корни и обнажающиеся в отлив, растущие от оснований стволов дугообразные ходульные корни, перекрещиваясь, создают своего рода завесу.Если в этой завесе и обнаруживается щель, то она представляет собой узкий, часто извилистый проход, загроможденный порой не только очень длинными и причудливо изогнутыми ходульными корнями, напоминающими лапы гигантских пауков, но и так называемыми дыхательными корнями. Они растут снизу вверх, начинаясь от подземных корней и корневищ, то в виде «свечек» или «спаржи», то извиваясь, как змеи, над обнажившимся при отливе илом. Этот ил лишен кислорода, пахнет гнилью, сероводородом, во многих местах он очень топкий и попасть в него там, где нет возможности ухватиться и вылезть на мангры, — верная гибель.Ряд видов мангровых растений «живородящ»; когда плод еще висит на дереве, семя прорастает длинным, до метра, и тяжелым корнем. Эта своеобразная дубинка падает затем с дерева, уже имея два листочка, и либо вонзается тут же в ил, укрепляясь и превращаясь в новое растение, либо, почему-нибудь не закрепившись, уносится течениями в другое место, долго сохраняя жизнеспособность в морской воде.Если такому дрейфующему проростку посчастливится и он попадет на подходящее место, что бывает порой за сотни или тысячи миль от материнского дерева, он может укорениться. Так мангровые заросли завоевывают новую площадь, заселяют новые места. Конечно, подобные путешествия сопряжены для ростков с большим риском гибели.

Уголок мангровой заросли

Вечнозеленые деревья мангров все время роняют листья, а старея, гибнут и сами. Корни-подпорки и дыхательные корни задерживают не только это быстро разлагающееся растительное вещество, но и речные наносы и множество трупов и раковин из густо населенного затопляемого приливом нижнего этажа мангровых зарослей. Образуется чрезвычайно богатая, плодородная почва. На ней поселяются другие растения. Постепенно, на протяжении столетий и тысячелетий, живые мангровые растения отодвигаются таким нарастанием почвы, обмелением прибрежья в сторону моря, вдали от которого они не могут жить. В тылу, со стороны суши, остается постепенно усыхающее мангровое болото, где растут другие, менее «морские», мангровые, красивая пальма нипа, способная жить и стоя корнями в воде и на суше, и некоторые совсем сухопутные растения. Сама же мангровая заросль медленно, но безостановочно движется в сторону своего внешнего края, т. е. к морю. Там она нередко душит коралловые окаймляющие рифы илом, гниением растительных остатков, затеняет их, и, в результате, как выражаются лоции, «мангры съедают коралловые рифы». В атоллах мангры почти всегда могут селиться только с внутренней стороны, по берегам лагуны, затем они постепенно «съедают» лагуну, заполняя ее и подавляя растущие в ней кораллы.Мангровые заросли, большей частью заболоченные, могут простираться в глубь страны на десятки километров от берега, особенно по берегам рек в приустьевых участках и окаймлять берег на протяжении сотен километров.Уже при морозе 3 — 4 градуса все мангровые растения быстро гибнут, поэтому они почти не выходят за пределы тропиков.Из 25 пород мангровых только 4 встречается и на берегах Центральной Америки, а остальные два десятка пород растут только в «Старом Свете» — по тропическим берегам Африки, Австралии, Азии, на островах Индийского океана и западной части Тихого океана.Наиболее известны и разнообразны мангровые заросли по берегам Индо-Малайского архипелага (по восточному берегу Суматры, по всему побережью Борнео и других островов). На севере мангры достигают Флориды и южной Японии.В затененной, защищенной от солнца и прибоя воде мангровых зарослей обитает многочисленное, но не слишком разнообразное население, способное существовать и в опресненной и в соленой воде, а порой при значительном падении уровня и оставаться вовсе на воздухе на несколько часов.Забавная пучеглазая рыбка из бычков сантиметров до 15 длиной — периофтальмус, с большими глазами, вращающимися, приспособленными для наблюдений «за воздухом», проворно прыгает и ползает с помощью своих грудных плавников по ходульным и дыхательным корням, забираясь, когда надо, и на ветки. Она часами может оставаться без воды, ловя неосторожных насекомых, обитающих в воздухе. Периофтальмус, находясь сам на суше, все же норовит оставить кончик хвоста в воде. Только в случае опасности периофтальмусы спрыгивают или сваливаются в воду. Такое амфибийное существование ведут и многие обитающие в мангровых зарослях крабы.В воде ползают странные древнего происхождения раки — мечехвосты. Нередко в тени мангров дно, там, где поглубже, бывает покрыто зарослями морской травы, в которых ютится множество креветок, мелких улиток, морских игол и других рыбок.В норах на берегу живут разные крабы, покидающие свои пещеры только ради ночных путешествий: одни — вверх к листьям мангров, которые они объедают, как гусеницы, другие же — в воду, чтобы смочить жабры и поесть. Огромная клешня, которой крабы, сидя у входа в норы, энергично машут и издают скрипящие тихие звуки, дала им прозвище «манящих».Обычны здесь и раки-отшельники в красивых раковинах. Особенно богаты мангровые заросли устрицами, сплошным, порой многослойным ковром покрывающими основания мангровой чащи до того уровня, куда достигает прилив.Изящны пестрые раковины каури или ципрея. В стволах мангровых деревьев и в их корнях поселяются гигантские древоточцы — червевидные двустворчатые моллюски, достигающие пяти-шестисантиметрового диаметра и почти двухметровой длины.На поверхности ила обитают также крупные чашевидные или грибовидные губки, безостановочно шевелят своими гибкими длинными лучами змеехвостки — офиуры, медлительно ползают большие правильные пятилучевые звезды.В воздухе носятся тучи москитов, комаров, слепней. Они выводятся и в дуплах мангровых деревьев, где застаивается вода от дождей, и в воде среди деревьев. Малярия, желтая лихорадка и другие, менее распространенные, но не менее опасные тропические болезни угрожают людям, проникающим в мангровые чащи.Богато здесь птичье население: пеликаны, фламинго, фрегаты, фаэтоны, бакланы, «солнечные», «теневые» и обыкновенные цапли, лапчатоноги, ибисы, аисты, кулики, чайки и крачки находят здесь обилие разнообразной пищи, особенно в часы отлива. Гнезда фламинго — усеченные конусы затвердевшего ила на незалитых водою прогалинах между манграми; ряды этих гнезд представляют настоящее противотанковое препятствие, своего рода надолбы.Во многих местах в мангровых зарослях укрываются крокодилы, некоторые породы ядовитых змей. На юго-востоке Азии и Индо-Малайских островов в мангры порой забегают тигры и подкармливаются там питательной ракушкой локан.Проникновение в мангровую чащу — для людей дело сложное. Частокол дыхательных и ходульных корней, забор из корней-подпорок вместе с ветвями и стволами представляют труднопроходимое препятствие.Соскочить за борт шлюпки, чтобы протолкнуть, перетащить ее через завалы из стволов, ветвей и корней, не только рискованно, но местами просто безрассудно. Вместо того, чтобы оттолкнуться ногами от дна и руками двинуть вперед шлюпку, человек быстро вязнет в черном зловонном илу, булькающем пузырями гнилостных газов. Водные коридоры в мангровых зарослях узки, извилисты, ориентироваться в них трудно даже бывалому человеку. Плохо приходится и при пешем продвижении по внешнему краю мангровых чащ, обращенному к морю, даже там, где они отгорожены от открытого моря, как это иногда бывает, песчаной косой, намытой прибоем. Песок мягок, а то и зыбуч, итти мешают корни и остатки мангровых стволов.Сто-полтораста лет назад в мангровых чащах прятали «груз черного дерева», как называли тогда работорговцы невольников, перед погрузкой на корабль. Да и сами эти корабли не раз скрывались за манграми, там, где это позволяли глубины. И в наши дни используются малая доступность и скрытность мангров и с моря и с воздуха.Мангровая кора — хороший дубитель, и вот японцы перед второй мировой войной получили ряд концессий на разработку мангровых зарослей, иногда в самых глухих, но важных с военной точки зрения местах находившихся под властью голландцев островов Индо-Малайского архипелага. Перед началом второй мировой войны голландцы спохватились и обследовали эти концессии. Оказалось, что японцы, занимаясь заготовкой и вывозкой мангровой коры, настроили в мангровых чащах не только бараки, сараи и коттеджи, но и в одних местах огромные, в других — маленькие, многочисленные бетонные площадки, замаскировав их от наблюдения с воздуха. Будучи допрошены, японские управляющие единодушно заявили, что они строили площадки для тенниса и других спортивных занятий. Повышенную же прочность бетонного покрытия они также непринужденно и уверенно относили за счет своей японской привычки все делать солидно, прочно, на многие годы. В действительности это были аэродромы и площадки для орудий, которые завеса мангров скрывала от чужих глаз.Несомненно, что сами по себе мангровые заросли служат большим препятствием для развития страны, отгороженной от моря их труднопроходимым барьером.

 

ГЛАВА V

МОРСКИЕ ПТИЦЫ

Множество птиц связано с морем. Большинство так называемых сухопутных птиц нет-нет да появляется над морем или залетает на морские берега. Про перелетных птиц и говорить нечего; те проделывают над морем беспосадочные полеты в сотни и тысячи километров.Здесь мы коснемся только «профессионально-морских» птиц, таких птиц, которые большую часть своей жизни проводят над морем и у моря, которые берут от моря свою пищу всегда или почти всегда. Морская жизнь наложила на этих птиц свой отпечаток; на одних — глубокий, например на пингвинов, ставших превосходными пловцами-ныряльщиками и переставших летать, или на великолепных летунов открытого моря — альбатросов, плавающих, но не ныряющих; на других — поверхностный, например на куликов морского берега.Без птиц как-то и не мыслится море, даже вдали от берегов, а вблизи от берега и подавно.Пингвины, пастушки, кулики, ржанки, чайки, поморники, крачки, водорезы, чистики, гагары, альбатросы, буревестники, качурки, казарки, гаги, олуши, фаэтоны, пеликаны, бакланы, фрегаты, фламинго, цапли, скопы, орланы — вот морские птицы, морские по преимуществу или исключительно.Пингвины, например, относятся к исключительно морским птицам, они немыслимы в не морском ландшафте. Большинство их видов живет в южных полярных водах, в Антарктике, но некоторые, правда, только в области действия холодных, идущих со стороны Антарктики течений, забираются в тропики и даже достигают экватора.

«Ослиные» пингвины

Знакомые посетителям Московского зоосада занятные африканские или ослиные пингвины не доходят до экватора только на 17° широты по омываемому холодным течением западноафриканскому побережью. Более мощное Гумбольдтово, или Перуанское, холодное течение позволяет южноамериканским пингвинам добираться почти до экватора по материковому берегу в Перу и жить на самом экваторе на замечательных для натуралиста и во многих других отношениях Галапагосских островах.Пингвины в самом деле «не доходят». Они ведь не летают, давно и прочно приспособившись к ходьбе по суше, где они важно и презабавно маршируют целыми взводами и ротами, держа свое тело отвесно, напоминая повадками людей, которых они мало знают и которые возбуждают у них живейшее любопытство. Они так засматриваются на действия фотографа или рисовальщика, что нет ничего легче, как получить хороший снимок группы пингвинов и даже сделать рисунок с этих смешных натурщиков. Смешны их склоненная набок голова, пристальный взгляд, стоячее положение, черно-белое или серо-белое одеяние вместе с общительностью и шумливостью.Еще лучше, чем на суше или на льду, чувствуют себя пингвины в воде — они превосходные пловцы. Плавают они с помощью крыльев-ластов или, вернее, плавников, где даже перья превратились в своего рода чешую, плавников, никак не пригодных для полета, но великолепно гребущих.Пингвины хорошо ныряют, также работая своими плоскими крыльями, развивая при этом под водой скорость до 30 — 40 километров в час — быстрее подводной лодки, но, конечно, только на коротких расстояниях. Ноги пингвинов при нырянье служат в качестве руля, да и само тело птицы способно изгибаться в стороны. Много десятков метров проходит пингвин под водой, на мгновенье поднимается на поверхность, чтобы набрать воздуха и снова уйти под воду.Некоторые виды выскакивают при этом из воды короткими прыжками, чередуя их с ныряньем. Такими прыжками в метр-полтора высотой пингвины могут выбираться на льдины или на скалы.Оригинален способ передвижения по снегу у «пингвина Адели», который частенько ложится на брюхо и скользит по снегу, отталкиваясь от него крыльями и лапами. Другие пингвины нередко подолгу лежат на брюхе, устав стоять на ногах. Когда же «пингвины Адели» маршируют, то их раскачивающаяся походка напоминает походку много плававших моряков.Пищей крупных видов пингвинов служат рыбы, каракатицы и кальмары, раки. Мелкие едят не только мелкую рыбешку, но и планктонных рачков — «капшака». Сами пингвины — излюбленная добыча хищного и быстрого тюленя — морского леопарда и косаток.Пингвины откладывают одно яйцо (наиболее крупные — в метр-полтора ростом пингвины «императорский» и «королевский» — два). Насиживают яйца они на своих «базарах», где действительно стоит гам, слышный на мили вокруг.Африканский пингвин ревет так неистово, что заслужил этим вторую кличку — «ослиного».Те, кто кладут одно яйцо, не «насиживают», а «настаивают» его, держа яйцо между лапами и прикрывая его складкой кожи брюха, вроде кармана.Императорский пингвин выводит своих детенышей среди антарктической зимы, во тьме полярной полугодовой ночи и не где-нибудь, а на окаймляющем материк Антарктиды ледяном барьере.Более мелкие виды пингвинов ведут себя в этом отношении обычнее, насиживая яйца на суше и полярным летом.Насиживают по очереди самец и самка. Птенец растет медленно и меняет за время роста две пуховые шубки.Яйца африканских, перуанских и галапагосских пингвинов собирают для еды, а помет пингвинов, обитающих за пределами южных полярных вод в достаточно бездождных, засушливых местах, — значительная составная часть залежей гуано. Нередко пингвины массами уничтожаются моряками, употребляющими их в пищу.

Бескрылый чистик

Вес больших пингвинов достигает 30 — 40 килограммов, а мелкие виды, высотой по 40 сантиметров, весят около 3 — 4 килограммов.Название «пингвин» первоначально принадлежало гигантскому нелетавшему «бескрылому» чистику северного полушария, а затем перешло к внешне похожим на него нелетавшим морским птицам южного полушария — пингвинам нынешним. Сходство же «пингвина» северного полушария с пингвином южного, совсем разных по происхождению, объясняется их предельной приспособленностью к сходным условиям существования.Когда-то бескрылый чистик (или «бескрылая гагарка») был обычнейшей птицей на побережьях северной части Атлантического океана, о чем свидетельствуют даже рисунки доисторических людей. Гренландия, Лабрадор, Фарерские острова, Исландия были основными местами его обитания, а Исландия стала и последним. Весь XVIII век и начало XIX века шло усиленное истребление бескрылых чистиков — крупной, с гуся величиной, жирной птицы. В 1830 году погрузился в воду вследствие вулканических явлений исландский остров Гейрфугляскер, очень трудно доступный для людей и поэтому бывший последним пристанищем бескрылых чистиков. При катастрофе погибло множество птиц, а оставшиеся в живых переселились на более доступный для охотников остров Эльдей, где уже в 1844 году убили последнюю пару этих замечательных птиц. Несколько десятков чучел, скелетов и яиц в ряде музеев мира — вот и все, что осталось на память об огромных птичьих базарах, населенных бескрылыми чистиками.А ведь было время, когда шедшие из Европы бретонские, норвежские, английские рыбаки в тумане, обычном в этом углу Атлантического океана, узнавали по появлению резвившихся в воде «бескрылых» чистиков, пользовавшихся, как веслами, своими непригодными для полета крыльями, о том, что их шхуны наконец-то на Большой Ньюфаундлендской Отмели, богатой рыбой.Только столетие прожил со времени своего открытия натуралистом экспедиции Беринга Стеллером красавец очковый баклан; в середине прошлого века его уже не стало, сохранилось только шесть чучел очкового баклана в различных музеях, в том числе и у нас в Ленинграде в Зоологическом институте Академии наук СССР.Чайка, пожалуй, первая из морских птиц, которую вспоминаешь при словах «морская птица».Крики, хохот чаек сопровождают ход рыбы, выдают даже в тумане место пловучего или берегового завода, обрабатывающего рыбу, китов или тюленей, напоминают о недавнем шторме; после него эти неутомимые побирушки роются в выброшенных волнами водорослях и всяком другом соре.Чайки — хорошие летуны, хотя сравнительно быстро устают, пловцы и бегуны, но никак не ныряльщики; ныряют они редко, очень ненадолго и совсем неглубоко. В портах, у рыбных промыслов, береговых китобойных станций, тюленебойных баз и в тому подобных местах чайки прекрасно исполняют обязанности мусорщиков.Когда чайке удается много парить и скользить по воздушным струям, как бы опираясь на восходящие, поднимающиеся от теплой воды потоки воздуха, тогда чайка не торопится сесть на воду, а лишь ухватывает с ее поверхности клювом или лапами какую-нибудь живую или мертвую добычу, начиная с живой сельди и кончая выброшенной из камбуза селедочной головой. Когда чайки парят, можно вскоре ждать перемены погоды к худшему: погода неустойчива, раз есть восходящие токи воздуха, давление понижено, вода теплее воздуха.Зато, когда чайка села на воду или даже на оснастку и орудия корабля, чтобы только не летать, тогда можно надеяться на устойчивую хорошую погоду, как и говорится в морской стихотворной примете о чайке, севшей в воду. А сели чайки потому, что нет им поддержки от восходящих воздушных потоков — вода холоднее воздуха, давление высокое, значит, можно ждать хорошей погоды.«Чайка ходит по песку, моряку сулит тоску» — другая морская поговорка. Раз уж чайки вышли на берег, следует ждать шторма и, скорее всего, затяжного.Если у ныряльщиков-пингвинов, которым нужен большой удельный вес, кости сплошные, то у летунов-чаек они полые, наполненные воздухом, пневматичные, как говорят специалисты. Поэтому тело чайки так неглубоко садится в воду при плавании. Вероятно, резкое понижение давления воздуха, предшествующее шторму, заставляет полые косточки чаек ныть, извещая их, что скоро поднимется ветер и волны понесут на берег всякую поживу. Чайки ведь вечно голодны, их прожорливость вошла в поговорку. Возможно и то, что чайки слышат не воспринимаемый невооруженным человеческим ухом «голос моря», открытый академиком Шулейкиным, эти инфра-звуковые колебания воздуха, возбужденные далеким еще штормовым волнением. Впрочем, насколько пока известно, инфразвуки птицы слышат не лучше нашего.Предполагают еще, что пустые внутри очины контурных перьев можно сравнить с анероидами. Изменения давления от очинов передаются окончаниям перовых сосочков кожи птиц.Неудивительно, что природа выработала у чаек в этом случае так называемый условный рефлекс: раз достаточно сильно понизилось давление воздуха, чайки, повинуясь веками выработанному рефлексу, выбираются на песчаные или галечные берега, где только они есть, и начинают нетерпеливо бегать по берегу с вытянутыми к морю шейками; они как бы прислушиваются и принюхиваются, не идет ли буря. Вот отсюда пошла эта рифмованная морская примета о чайке, бродящей по песку и сулящей моряку «тоску», т. е. заботы и трудности во время шторма.Сельское хозяйство во многих местах немало выигрывает от того, что чайки, бегая подчас вслед за плугом, очищают поле от личинок вредных насекомых, а затем и от взрослых насекомых-вредителей, будь то бабочки, жуки или саранча. При появлении полчищ кочующей саранчи чайки сопровождают ее в таком количестве, что образуют своего рода стену в воздухе, колышащуюся и невероятно шумную.Что-то человеческое чудится нам в криках чаек, воплях, стонах, хохоте. Особенно выразительными кажутся голоса чаек в штормовую пору, когда порой мы склонны приписать чайкам свои мрачные мысли. Тоска, озабоченность, страх слышатся тогда нам в голосах чаек, а на деле птицы либо радуются богатой добыче, либо волнуются от того, что дохлая рыбка или неведомо откуда попавшая хлебная корка перехвачена товаркой. За удачливой чайкой летят подруги, бьют и клюют ее до тех пор, пока она не уронит завидного кусочка. Шум тут возникает невообразимый.Но еще больше шума поднимают чайки на своих гнездовьях в пору насиживания яиц и выкорма птенцов, особенно при нападении различных хищников, вроде поморников, близких родичей чаек. Огромные поселения — «базары» живут беспокойной, тревожной и деятельной жизнью.Все виды чаек не летают далеко в море, рассчитывая на поживу у берега, кроме одной чайки-моевки, или трехпалой чайки, которая нередко перелетает северную часть Атлантического океана и северную окраину Тихого океана, сопровождая корабли или охотясь за рыбой. Это самая мелкая чайка, величиной с крупного голубя, мелкая и очень крикливая в море, что уже сразу отличает ее там от других чаек, не склонных шуметь вдали от берега.Чайки непрочь поживиться отбросами, оставляемыми кораблем в своей кормовой струе, но они, если не считать трехпалой чайки, не сопровождают корабль дальше нескольких десятков миль от берега. Зато при каботажном, прибрежном плавании кораблю не уйти от чаек, этих белых ворон моря, встречающихся по берегам всюду, за исключением приполярных пространств.Поморники — самые крупные и сильные птицы из чаячьего семейства и самые отчаянные разбойники. Они нападают на чужие гнездовья и пожирают яйца, птенцов, непрочь заклевать и слабую или больную птицу, способны с налета отважиться клевать в голову плывущего человека, особенно же слабого, потерявшего сознание, держащегося на воде только благодаря спасательному нагруднику. На суше поморники страшны пеструшкам (леммингам), молодым песцам и всякой птичке. Не отказываются поморники от любой падали на воде или на берегу. Даже крупных чаек и других морских птиц поморники своим неустанным преследованием доводят до того, что те роняют добычу; да что — роняют, порой и из желудка своего отдают поморникам, только бы отвязались. Лишь полярная сова не боится поморника и, больше того, страшна ему.

Птичий базар

Большой и малый поморники

Поморники больше летают, чем плавают, а в полете проявляют замечательную поворотливость, высокую маневренность, она необходима при их пиратском образе жизни. Крючкообразный клюв с четырехдольчатой верхней частью напоминает клюв буревестников. После каждого взмаха крыльев поморники парят в воздухе. Крупные виды поморников широкими крыльями, имеющими плавные очертания, напоминают орлов, мелкие поморники своими длинными остроконечными крыльями и высокими летными качествами похожи на соколов.

Крачка полярная

Свои гнезда, будь там яйца или беспомощные птенцы, поморники защищают отчаянно.Они в общем молчаливы, но иногда испускают короткие плачущие вопли, а кормясь или сражаясь, отрывисто кричат.Гораздо привлекательнее поморников младшие сестры чаек — морские ласточки, или крачки. Их красивая внешность, изящный, легкий и быстрый полет, миниатюрность делают их украшением морского ландшафта. Больше всего видов крачек обитает в теплых краях, но некоторые живут и у нас, а одна из крачек почти достигает полюсов, именно — «полюсов», а не «полюса». Гнездясь в Арктике, только на 7 — 8 градусов южнее северного полюса, полярная длиннохвостая крачка улетает с наступлением северной полярной ночи на юг и достигает Антарктиды, где проводит южное полярное лето. Ее путь с севера на юг по Атлантическому океану самый длинный перелет у всех птиц — 11 тысяч миль. У этих же крачек, гнездящихся у Берингова пролива, путь, впрочем, еще длиннее, так как они сначала летят на запад, к Гренландскому морю, а затем уже на юг, к Западной Африке и к Антарктике. Можно рассчитать, что такие путешественницы зато наслаждаются непрерывным дневным светом месяцев восемь в году.Крачки редко садятся на воду, их ножки хотя и перепончаты, но малы и слабы; чаще они отдыхают на снастях кораблей, на разных плавающих предметах. Хоть и смелы крачки, но чайки, коль скоро поселятся вблизи, вытесняют их с гнездовий.Другие родичи чаек — тропические «ножеклювы», или «водорезы», кормятся совсем необычным способом. Они хватают плавающих у поверхности рачков, рыбок, насекомых, водоросли, летя над самой водой и погрузив в воду свою нижнюю удлиненную челюсть; как только она заденет за что-либо съедобное, верхняя челюсть прихлопывает добычу. Иногда они пашут клювом не только воду, но даже ил, там, где вода так мелка, что водорезам не утопить своего клюва. С пронзительными лающими криками бросаются водорезы на того, кто покушается на их, едва заметных на песке, благодаря защитной песочной окраске, птенцов. Молодые водорезы еще могут подбирать насекомых с земли, их клюв позволяет это, его створки еще почти одинаковой длины. С возрастом клюв водорезов принимает свою характерную форму. Кормятся водорезы ранним утром, поздним вечером, лунной ночью, а в жару отдыхают на суше.Чистики внешне несколько напоминают небольших пингвинов, величиной они от дикой утки до голубя. Но если пингвины встречаются только в южном полушарии, преимущественно на его юге, то чистики обитают на севере северного полушария.Летают чистики не очень охотно, сильно и часто хлопая крыльями, но прекрасно плавают и ныряют, гребя крыльями под водой, где они способны пробыть минуты 2 — 3.В воде плавающие чистики, как и чайки, сидят неглубоко, это позволяет отличать чистика от похожего на него нырка.

Тупики (из чистиков)

Наевшись, эти птицы неохотно, нелегко взлетают над водой. Как-то весной у берегов западного Мурмана наша шхуна «Зарница» вошла в стаю чистиков-топорков, отдыхавших на воде. Кто был из них половчее, те отплыли в стороны, а два-три помоложе и поглупее никак не догадывались сойти с курса шхуны. Бедняги то пытались уйти, ныряя, то разбегались по воде, отчаянно хлопая крыльями и собираясь взлететь, но это никак им не удавалось. Наконец шхуна прошла над ними, они вынырнули за кормой, негодующе крича. Топорки и налегке, впрочем, летают над самой водой, иногда даже разрезая гребни волн своим клювом, как это постоянно делают водорезы.Чистики едва ли не самые многочисленные морские птицы. Их многотысячные поселения на отвесных скалистых обрывах можно встретить во многих местах Арктики и северных морей.Мне пришлось одно лето наблюдать сравнительно небольшую «птичью гору», заселенную чистиками-кайрами под маяком Клостер-Камп, стоящим у входа в залив Де-Кастри на самом севере Японского моря. Там самец и самка по очереди насиживали одно-единственное свое очень крупное, сильно заостренное с одной стороны яйцо, положенное прямо на каменный выступ.Густо населены «птичьи горы» Новой Земли, Шпицбергена, Земли Франца Иосифа. Неимоверные количества яиц, главным образом чистиков, добывают там смельчаки, подходя к этим «горам» на небольших ботах, влезая на утесы и спускаясь с них на канате. Иногда добычу отправляют прямо на бот при помощи канатной же передачи.Зимуют чистики в море, иногда в разводьях среди льдов, выбираясь для отдыха на лед.Гагары гнездятся на берегах тундровых озер северного полушария, а зимуют в открытом море также на севере.Они прекрасно плавают и ныряют, работая под водой и ногами и крыльями, но на земле беспомощны, даже ползают с трудом. Их перья хорошо пропитаны жиром, выделяемым копчиковой железой, и плотно прилегают к телу при нырянье, на которое способны даже птенцы гагар всего через час после выхода из яйца. Добычу свою гагара ест всегда на поверхности, нередко проплывая перед этим под водой добрых 2 — 3 сотни метров.Брачный наряд гагар сильно отличается от обычного их оперения. Шкуры гагар используются как своего рода мех в различных изделиях одежды — муфтах, шапочках и т. д.Так же тесно, как и неспособные летать пингвины, связаны с морем великолепные летуны буревестники. Трубчатые ноздри буревестников образуются удлинением стенок носовой полости; клюв у них как бы составной, покрытый отдельными роговыми пластинками. Кости полые. Ноги с плавательной перепонкой. Очень длинны крылья. Добычу хватают в полете или плавая в воде, не ныряя, за исключением «ныряющих буревестников» южного полушария.Альбатросы — самые крупные — до 4 метров в размахе крыльев — и самые известные представители буревестников. Их исключительно длинные, узкие крылья, коренастые тела, довольно большие головы с мощным крючковатым клювом с трубчатыми ноздрями помогают быстро узнать эту птицу. В воздухе ее, прежде всего, изобличают размеры и особенно легкий у альбатросов парящий полет. Легок он, впрочем, только при ветре. В штиль альбатрос старается «приводниться». На воде альбатрос похож на большого гуся, но сидит в ней неглубоко, он на воде и спит, пьет океанскую воду и, за исключением времени насиживания яиц и выкорма птенцов, никак не связан с сушей.С ровной палубы он не может взлететь и беспомощно переваливается по ней на своих малопригодных для ходьбы ногах. С воды альбатрос взлетает, используя гребни волн или верхушки зыби.

Альбатрос

В прежние времена матросы судов, плававших в южном полушарии, делали из крыльев пойманных альбатросов ковры, из плавательных перепонок кошельки или кисеты, а из полых костей чубуки для трубок.Поймать альбатроса нетрудно. Его большие зоркие глаза сразу же замечают приманку, обычно кусок соленой свинины на крючке. Ловится он и на любую блесну. Ухватив удочку, альбатрос, даже тогда, когда крючок не зацепился за его зев, сам ни за что не выпускает крючок с приманкой из клюва, упорно тянет удочку к себе, и его можно тогда вытащить на палубу.Гнездовья альбатросов одно время стали посещаться бесшабашными охотниками за птичьими перьями, но вскоре торговля этими перьями была запрещена. Это спасло альбатросов от истребления. Единственный птенец альбатросов приобретает самостоятельность только через 9 — 10 месяцев; повидимому, альбатросы откладывают яйцо только раз в два года.Интересно, что некоторые виды альбатросов так утомляются кормлением своего птенца, что покидают его еще до того, как он оперится; уже тогда он, впрочем, необычно жирен, веся больше своих изможденных родителей; это обстоятельство спасает птенца от голодной смерти, он успевает опериться, живя за счет своих внутренних запасов, и потом начинает самостоятельно кормиться.Альбатрос питается рыбой и мелкими кальмарами, но готов клевать всякий предмет, могущий, по его мнению, оказаться съедобным. Как и крупные поморники, альбатросы непрочь попытаться расклевать и голову пловца, особенно обессилевшего, не способного защититься.Добычу альбатросы хватают с поверхности воды, нередко держа в этот момент крылья расправленными и поднятыми кверху.Альбатросы летают легко и залетают так далеко, что их появление никак нельзя считать признаком приближения корабля к суше. В 1887 году на пляже у города Фримантля в Австралии был пойман подавившийся рыбой альбатрос с жестяным кольцом на шее. В жестянке была записка нескольких французских матросов, сообщавшая, что они потерпели кораблекрушение на островах Крозе (в трех с половиной тысячах миль от Фримантля!).Взрослый альбатрос, окольцованный на острове Кергуэлен, три года спустя (в 1917 году) был пойман у мыса Горн, в шести тысячах миль от Кергуэлена.Сродни альбатросам мастера на все руки, напоминающие этим гагар нашего севера, ныряющие буревестники южного полушария: они летают, плавают и ныряют едва ли не одинаково хорошо, с замечательной легкостью и быстротой переходя от одного способа передвижения к другому. Выводят птенцов ныряющие буревестники в выкопанных ими самими по ночам норах, иногда удаленных на несколько километров от моря. Днем в пору гнездования эти птицы насиживают и спят, а ночью начинается шумливая жизнь: полеты за пищей, кормление птенцов. В остальное время ныряющие буревестники тихи.Дальше всех своих сородичей в сторону экватора проникает перуанский ныряющий буревестник — один из поставщиков гуано. Он обитает в изобилии на берегах Чили и Перу в пределах действия холодного течения Гумбольдта.Кроме разбойников-поморников, обитающих биполярно, то-есть в холодных широтах обоих полушарий, а зимой откочевывающих поближе к тропикам, в Антарктике есть еще разбойник, уже не из чаячьей семьи, а из большого и богатого видами племени буревестников — гигантский буревестник. Он более 2 метров в размахе крыльев, напоминает по величине альбатроса, отличаясь лишь более плотным телом, менее длинными крыльями и большим светлым клювом. Среди льдов Антарктики гигантский буревестник маскируется белизной оперения, а поближе к тропикам обычна коричневая окраска.Этот разбойник пострашнее и понаглее даже самого крупного поморника. Не брезгая, как и тот, падалью, гигантский буревестник жестоко преследует более мелких птиц, в том числе пингвинов и своих собратий помельче — остальных буревестников. Гигантский буревестник нередко также набрасывается и на людей, особенно попавших в беду.Несколько видов буревестников встречается и в северном полушарии, в том числе и у нас в Союзе, где они гнездятся на многих отдаленных островах или на мало посещаемых людьми трудно доступных мысах.«Морского попугая», или пуффина, по-русски зовут еще «обыкновенным буревестником». Но он не совсем «обыкновенный», как мы увидим дальше. Он роет сам норку, глубиной побольше метра, для своего гнезда или использует чью-нибудь брошенную нору, а в скалах занимает всякие щели. Гнездится он по берегам севера Атлантики.

Глупыш

Перед откладыванием яиц клюв пуффина становится похожим на клюв топорика или попугая, а потом наросты отваливаются, и клюв принимает прежний, «общептичий» вид. Тогда пуффин, как и другие буревестники после вывода птенцов, становится опять морским бродягой и странствует по просторам морей, забираясь за много тысяч миль от покинутых гнездовий. И все-таки после сильных бурь на берегу мелководных участков можно найти сотни мертвых пуффинов; прибрежные воды в шторм опасны для летающих совсем низко над водой или плавающих буревестников, захлестывая своей крутой и частой волной этих птиц, легко справляющихся с огромными, но пологими и не такими частыми валами открытого моря.Вороны, соколы, поморники — враги коренастых пуффинов, опасные для их племени главным образом на гнездовьях. Здесь этим хищникам труднее добраться до единственного в каждой норке яйца или птенца, нежели заклевать беспомощного на берегу пуффина.У нас на островах Врангеля, Геральда, на Чукотке и в Беринговом проливе тысячными стаями зимует летом короткохвостый пуффин. Он во время северной зимы гнездится большими поселениями на берегах юго-восточной Австралии и Тасмании, а после вывода птенцов пересекает экватор, уже к июню достигая Берингова моря, а в июле — Берингова пролива.Это как раз обратное явление по отношению к зимовкам наших северных птиц в южном полушарии тамошним летом.

Качурки

Много изящнее обыкновенного буревестника фульмар, или глупыш, кроткого вида птица, похожая на длиннокрылую чайку. Но подойдите к глупышу во время насиживания его единственного яйца где-нибудь на карнизе обрыва высоко над прибоем; сначала вы успеете, пожалуй, даже растрогаться при виде того, как птица как будто доверчиво и с любопытством вытянет навстречу свою шею и, словно прицеливаясь, уставится на посетителя. Через мгновение вы убедитесь, что глупыш прицеливался в самом деле и обдал гостя струей с силой выброшенной из клюва жидкости, нестерпимо пахнущей тухлой ворванью.Глупыш гнездится у нас на севере от Мурмана до Новой Земли, на острове Врангеля, по берегам Берингова моря и всюду по дальневосточному морскому побережью СССР.Глупыши и обыкновенные буревестники по размерам тела и крыльев занимают промежуточное положение между гигантами альбатросами и крошечными буревестниками — качурками, штормовыми ласточками*, также встречающимися в наших северных и дальневосточных морях. Они обычно темнокоричневого цвета, а в пасмурную погоду кажутся и вовсе черными.

* Морскими ласточками часто называют крачек.

Как и большие буревестники, эти малыши роют норки, а где это невозможно, находят себе самые узенькие и глубокие закоулки и щели в скалах. В пору насиживания и выкорма птенца (которого качурки, кстати сказать, пока он еще в пуху, раскармливают до того, что он становится больше родителей) качурка летает ночью, а днем беззвучно сидит в норе. Зато ночью и во время шторма они сильно шумят.Питаются качурки обычно очень мелкими рыбешками и крупными планктонными рачками, но в наибольшее возбуждение они приходят, увидев дохлого кита или тюленя; качурки так любят ворвань, что матросы прозвали их «китовыми птицами».Эти пташки вьются в шторм вблизи корабля, следуют за ним, низко летя над его кормовой струей. Они используют сравнительно спокойную воду кормовой струи корабля для того, чтобы ловить там пищу, недоступную при штормовом волнении вокруг. Вероятно винт, вращаясь, глушит всякую мелкую живность, а она, всплывая в кормовой струе, тоже приманивает буревестников.

Гага на гнезде

Из гусиных птиц с морем связаны больше всего казарки и гаги, хотя многие другие гуси и утки тоже непрочь пожить у моря или, по крайней мере, прилетать к морю, чтобы подкормиться, а утки-нырки даже пропахли рыбой, получив в обиходе название «морских уток»; они считаются несъедобными, за исключением, впрочем, некоторых видов.Черная, белощекая, краснозобая казарка обычна на советском севере.Казарки любят гнездиться в звериных норах, не только в покинутых, но и в обитаемых, как ни трудно нам вообразить совместное житье казарок, скажем, с лисицей.Жители острова Сильта научились проделывать в сводах занятых казарками нор отверстия, достаточные для того, чтобы сверху можно было просунуть руку и, постепенно забирая у казарок яйца и пух, получают немалую прибыль. Вместо обычных 7 — 12 яиц казарки, лишаясь яйца за яйцом и пытаясь пополнить убыль, способны снести до 20 — 30 штук; и последний пух они в таком случае с себя обдерут, лишь бы гнездо было в порядке.Замечательная птица гага, у нас на севере ее несколько видов: обыкновенная, или «мягчайшая» (последнее слово участвует в ее латинском научном названии), гребенушка, очковая, стеллерова или малая. Самцы гаг в гнездовое время имеют красивый брачный наряд с розовыми, блестяще-черными, зелеными, металлически отливающими пятнами, полосами, зеркальцами. Самки гаг окрашены гораздо скромнее, чтобы их нельзя было заметить на гнезде, где приходится насиживать им одним. Гнездо выстлано мягким, удивительно мало теплопроводным и, вдобавок, упругим, что не позволяет ему сбиваться в комки, пухом. Недаром гагачий пух так ценится для одежды полярников и летчиков, именно гагачьим пухом была подбита палатка советской дрейфующей станции 1937 — 1938 годов «Северный полюс». Из гагачьего пуха получаются и ценнейшие вязаные вещи.

Утки-нырки

Обыкновенная гага гнездится целыми колониями. При умелом обращении с нею гага становится полудомашней птицей, порой насиживая даже в человеческих жилищах. Для нее подготовляют гнездо, ее охраняют, подкармливают, стараются не пугать, помогают птенцам добраться к воде. Гнездо — беспорядочная куча веток, водорослей, сена или соломы, выстланная внутри пухом, который самка выщипывает у себя. Когда пух из гнезда заберут промышленники, то домовитая гага, чтобы возобновить пуховую выстилку гнезда, ощипывает своего щеголеватого супруга.Утки-нырки так увлекаются ныряньем и едой, что забывают порой об опасном соседстве человека.

Олуши

Олуши добывают свою пищу также ныряньем, но ныряют с воздуха, с налета, разгоняясь, а затем в последний миг плотно складывая крылья, тараня воду длинным, острым клювом, почти отвесно вонзаются в нее с сильным всплеском. Они, как и буревестники, «вошли в воду с воздуха», а нырки — «с берега». Удар о воду силен, и его смягчают особые подкожные разветвления воздушных мешков тела. Скелет легкий — кости полые. Крылья олуш очень длинные, летают они хорошо, могут парить в воздухе подолгу.Начинают олуши пикировать на воду еще с высоты 20 — 30 метров и ныряют глубоко, судя по тому, что они попадали в рыбачьи сети на глубине 25 метров. Меткость пикирования олуш поразительна.Питаются олуши рыбой, неимоверно быстро ее переваривая.С какой силой таранит олуша при нырянье, показывает следующий, недавно произошедший случай. Нашли еще живую олушу, на клюве которой крепко держалось насквозь им пробитое тело чистика. Это, несомненно, произошло при устремлении олуши сверху на какую-то желанную добычу, бедный чистик только подвернулся на пути.Водятся олуши по берегам морей тропической и умеренной полосы. Когда они садятся на корабль или сидят на берегу, то легко даются в руки (отсюда и нелестное для них имя), но их клюва надо все же остерегаться. Ходок олуша совсем плохой; плавает она тоже медленно и неуверенно, хотя легко держится и часто спит на воде.Поучительно следить за приземлением олуш, когда они умело тормозят полет, изогнув распростертые неподвижные крылья, вывернув и оттопырив ноги. Это мастерство совершенно необходимо для посадки на узенькие уступы скал, где олуши устраивают из водорослей свои убогие гнезда. Легко приземляться или приводняться птицам с тяжелым телом, с небольшими крыльями. А вот каково садиться на намеченный «пятачок» олуше?! Надо еще помнить, что от утеса отражаются воздушные потоки, да в жаркий день и сам утес порождает добавочные токи воздуха, нагреваемого при соприкосновении с горячей от солнца поверхностью утеса.Олуша распространена на севере Европы и на атлантическом побережье Северной Америки. Обычный цвет ее в молодости — пестросерый, в среднем возрасте грудь птицы белеет, затем и спина становится почти белой, а к старости олуша совсем седеет.Перуанская олуша чрезвычайно многочисленна на берегах Чили и Перу. Пожирая в этих водах огромные количества рыбы, особенно анчоуса (хамсы), она едва ли не самая главная производительница гуано.В тропиках олуши нередко громоздят свои кучеобразные хворостяные гнезда прямо на коралловом песке или на деревьях, где они только есть, например на мангровых деревьях залива Карпентария в Австралии. Злейший враг кротких, беспомощных, шумливых только у гнезд, олуш в тропиках — это фрегат. Шумливость в пору постройки гнезд вызывается, в частности, тем, что олуши, как и многие другие птицы, склонны утаскивать для своего гнезда строительные материалы, принесенные для себя их соседями.Олуши редко залетают дальше 100 миль от берега, обычно же держатся еще ближе. Если в последние дневные часы удается в открытом море увидеть несколько олуш, летящих в одном и том же направлении, то можно быть уверенным, что там находится суша.Фаэтоны, или «тропические птицы», попадаются только в тропической полосе океанов. Очень красивы их длинные хвостовые перья. Птица белая, иногда с черными, порой полулунной формы, полосками и часто с розовыми или светлокрасными оттенками, один вид фаэтонов обладает красными хвостовыми перьями. Перья эти бывали не раз в спросе для женских шляпок в городах, а на океанических островах местные жители ценят перья фаэтонов всегда.

Фаэтон

Полет фаэтонов с их частыми сильными взмахами крыльев напоминает голубиный и не похож на манеру летать каких-либо других морских птиц. Они наблюдают с некоторой высоты за морем и время от времени камнем падают вниз за добычей. На воду фаэтоны садятся неохотно и держат свой великолепный хвост, если он не выдернут еще людьми, повыше, боясь его намочить. На земле они со своими слабыми ногами совсем беспомощны. На гнездовьях же, занятые насиживанием, они безропотно позволяют выдергивать у себя перья.Возвращаясь на сушу перед вечерней зарей и улетая от нее не далее 70 — 80 миль, фаэтоны могут указывать направление к суше потерпевшим аварию. Одиночные фаэтоны, впрочем, иногда попадаются довольно далеко в океане.Для одних из нас слово «фрегат» связывается с прошлым военно-морского флота, с «Фрегатом Паллада» Гончарова, для других — и с прошлым, и с современностью: фрегатами нынче, со времени второй мировой войны, называют вовсе лишенные парусов корабли, предназначенные для сторожевой и конвойной службы. Только немногие знают о птице-фрегате, тоже тропической, как фаэтоны, но куда менее кроткой и гораздо более крупной и хищной, чем они. Как и поморники и гигантские буревестники, фрегаты всегдашние пираты. Тем удивительнее, что на некоторых островах Тихого океана фрегатов приручили и посылают с ними записочки с острова на остров. Крылья фрегатов длинные (в размахе метра два), ноги короткие, хвост длинный, вилообразный, клюв крючком; самцы в брачное время могут надувать огромный оранжевый или красный пузырь на шее.

Фрегат

На суше они отдыхают на ветвях деревьев, а над водой легко парят, изредка опускаясь на поверхность за добычей (рыбами, головоногими). Больше всего промышляют фрегаты, впрочем, не охотой, а разбоем, доводя, как и поморники, свои жертвы до того, что они отдают им пищу из желудка. Воруют они и яйца и птенцов. Чаще всего фрегаты грабят олуш, возвращающихся к своим семейным гнездам.Фрегаты на пути к земле держатся высоко и видят ее издалека. Направление их полета в сумерки и указывает, где суша. Ночью фрегаты всегда на суше, а днем на воду не садятся, хоть и есть у них плавательные перепонки.Пеликаны на первый взгляд неуклюжи, но на деле замечательные охотники за рыбой, которую они укладывают сначала в особую растяжимую кожистую сумку под клювом. Охотятся они обычно, плавая по воде и опуская в нее клюв, но два вида пеликанов могут, как олуши, нырять в воду с разлета. Кости у них полые, скелет легок. Машут крыльями при полете часто. В полете они так изгибают шею, что голова лежит на этом изгибе.Приходится наблюдать случаи совместной охоты, сотрудничества пеликанов и превосходных ныряльщиков — бакланов, которые загоняют рыбу к ожидающим ее на мелководье, выстроившимся полукругом пеликанам. Потом бакланы бесцеремонно сушатся на спинах сытых пеликанов.Как и бакланы, пеликаны дальше 25 миль от берега обычно не встречаются, а большею частью жмутся совсем близко к берегу.Пеликаны живут как у моря, так и у рек и озер, если только эти реки и озера поблизости от моря. Живут они в тропиках и в умеренном климате. У нас пеликанов много на наших южных морских берегах, особенно в устьях рек.

Пеликан и баклан

Пеликаны — заботливые родители, но, конечно, не кормят птенцов своей кровью, как это изображает символ буржуазной благотворительности: пеликан, терзающий свою грудь, подставляя ее птенцам. К слову сказать, серьезны и молчаливы взрослые пеликаны, но неимоверно шумят их малыши.Живет пеликан более 30 лет.Чилийский пеликан встречается в огромных количествах и известен, как один из производителей чилийского гуано.

Краснокрыл или фламинго на гнезде

Баклан летит низко, в нескольких метрах от воды, ритмично и быстро хлопая крыльями и держа шею вытянутой. Он по горло занят и по горло сыт в прибрежных водах, где он подолгу и глубоко ныряет, проносясь под водой десятки метров по горизонтали, добычу свою он глотает часто еще под водой. Отдых баклана, если нет близко друзей-пеликанов, проходит где-нибудь на скалах и сопровождается сушкой расправленных крыльев и хвоста. У нас в Союзе бакланы встречаются на Черном, Азовском, Японском, Охотском, Беринговом морях и по тихоокеанскому побережью Камчатки. Рыбы истребляют они много, особенно в устьях рек, где они охотятся обычно за рыбами, ценными для рыбной промышленности. Китайские речные рыбаки выпускают для лова рыбы сразу по нескольку прирученных бакланов с кольцами на шее (чтобы не проглотили сгоряча добычу).Цапли в еще большей, пожалуй, мере, чем пеликаны, связаны не только с морем, но и с пресными водами. В тропиках и в умеренном климате немало видов цапель добывает себе пищу в узкой прибрежной полосе моря, часто и гнездясь тут же на береговых деревьях.Особенно красивы краснокрылы, или фламинго, которых у нас можно видеть на Каспии и на Сиваше.Рачьи ржанки (из куликов), обитающие по берегам северной и западной частей Индийского океана, интересны тем, что занимают норы крупных крабов, селясь целыми колониями. Питаются они моллюсками и мелкими крабами.Ржанки и другие кулички, кулик-сорока, камнешарки, песочники, снабженные плавательными перепонками своеобразные кулики-плавунчики — самые обычные пернатые морского берега, настоящие перелетные птицы, совершающие огромные путешествия. Так, европейский плавунчик зимует в Индо-Малайском архипелаге. О путешествиях гнездящейся в Арктике золотистой ржанки по Тихому океану и о путеводной роли ее для гавайцев в их океанских походах говорилось раньше. За исключением осени и весны, когда ржанки совершают перелеты, их появление — признак близости берега.

Золотистая ржанка

Из хищных птиц к морским рыболовам относятся распространенная почти всесветно скопа и обитатель северных морских побережий гордый красавец орлан-белохвост. И та и другой далеко в море для охоты не отлетают, промышляя с таким же успехом на реках и озерах, как и на море.Морские птицы оживляют морские пространства, но в некоторых областях океана можно плыть по нескольку суток и не видеть ни одной птицы. Считают, что в тропической штилевой полосе Тихого океана, вдали от всякой суши, в среднем на 125 пройденных кораблем миль приходится одна птица. Однако и в открытом тропическом океане есть места, более богатые пищей для птиц. Таковы полосы встречи и расхождения двух разных течений, участки, где поднимаются вверх воды с глубин, богатые питательными для растительного планктона веществами, что вызывает расцвет жизни в поверхностном слое. В подобных местах собирается сравнительно много птиц, но, конечно, из тех, которым не нужно постоянно оглядываться на берег, возвращаться каждый вечер туда на ночлег.С одним из таких мест встретился во время своего плавания на фрегате «Паллада» писатель Гончаров. Из этих строк видно еще, как он, человек вполне сухопутный, сомневался в морской науке. К тому же, во времена Гончарова, столетие назад, причины скоплений организмов в открытом море были еще неизвестны. Это обстоятельство делает особенно понятными нам мысли Гончарова.«Вот морская карта: она вся испещрена чертами, точками, стрелками и надписями. «В этой широте, — говорит одна надпись, — в таких-то градусах, ты встретишь такие ветры», и притом показаны месяц и число. «Там около этого времени попадешь в ураган», далее сказано тоже, как и выйти из него, а «там или по такой-то параллели попадешь в муссон, который донесет тебя до Китая, до Японии». Далее еще лучше: «В таком-то градусе увидишь в первый раз акул, а там летучую рыбу» — и точно увидишь. «В 38° ю. ш. и 75° в. д. сидят, сказано, птицы». — Ну, думаю, уж это вздор: не сидят же они там, и стал следить по карте. Я просил других дать себе знать, когда придем в эти градусы. Утром однажды говорят мне, что пришли: я взял трубу и различил на значительном пространстве черные точки. Подходим ближе: стая морских птиц колыхается на волнах. Наконец, написано, что в атлантических тропиках термометр не показывает более 23° по Реомюру в тени. И точно — не показывает».Бывалые сигнальщики рассказывают, что при плохой видимости недолго, особенно молодому, неопытному матросу принять нырка за перископ, а чайку за самолет. Полезно еще и поэтому молодому моряку повнимательнее приглядываться к жизни моря, знать особенности и повадки его обитателей.В одной статье «Красный флот» пишет: «Поучительны примеры в записях старшего матроса Позднякова. Во время первых боевых походов сигнальщики иногда смешивали самолеты с чайками, когда самолеты были на большом расстоянии, вследствие чего приходилось погружаться зря. Далее Поздняков приводит несколько таких случаев, подробно рассказывает, как он научился отличать на дальнем расстоянии самолет от чайки, высказывает свои соображения, как в мирное время этому научить сигнальщиков.Вспоминаю аналогичный случай из своей практики. Вахтенный офицер заметил вражескую подводную лодку. Он правильно маневрировал относительно ее перископа, тем не менее напряжение личного состава достигло высшего предела. Когда опасность миновала и мы всплыли, сигнальщики стали непрерывно докладывать вахтенному офицеру о противнике, принимая каждую плавающую утку-нырка за перископ подводной лодки. В результате все вынуждены были непрерывно находиться на боевых постах. А разве нельзя в мирное время путем тренировок научить сигнальщиков отличать бурун перископа от буруна нырка, самолет от чайки? Конечно, можно! Молодому матросу такая тренировка может показаться несерьезной. Другое дело, когда ему на примерах из боевых походов покажут, что подобные занятия имеют огромное значение».Чем богаче прибрежные воды живыми существами, тем больше вьется над ними, плавает, ныряет в их волнах морских птиц. Богаты, шумны птичьи базары обильного рыбой Мурмана: кайры, гагарки, топорки, чайки населяют их; немало пингвинов, поморников, буревестников на берегах и на ледяном припае Антарктиды, но всего больше птиц на берегах Чили и Перу: ныряющие буревестники,пеликаны, бакланы, олуши, чайки, крачки, пингвин Гумбольдта и великое множество других морских птиц — создали на бездождных берегах Чили и на островах у побережья Перу огромные залежи птичьего помета — гуано, ныне, впрочем, уже ушедшие на удобрение полей чуть ли не всего земного шара.Бывает так, что раз в несколько лет ослабевает благодетельное для этих берегов холодное течение Гумбольдта, гибнет тогда или не подходит привычная к этой прохладной и богатой пищей воде рыба, а из-за этого гибнут от голода или откочевывают на юг птицы — нет в такие годы нового слоя гуано.Морские птицы истребляют, несомненно, много рыбы, но далеко не везде они вредят рыболовству. Дело в том, что человечество, как мы увидим позже, пока вылавливает в общем гораздо меньшее количество рыбы и других съедобных или полезных животных и растений из океана, чем это было бы возможно без ущерба для будущего. Только в таких сильно облавливаемых местах, каковы, например, устья Волги, бакланы соперничают с рыбаками.Множеством путей люди истребляют морских птиц. В подавляющем большинстве птицы эти, правда, несъедобны, когда есть у людей другая пища, но всегда съедобны яйца, у многих птиц ценен пух, у некоторых перья.Самый большой вред приносят птицам, как и всем морским животным и растениям, нефть, соляр и тому подобные вещества, покрывающие поверхность воды тонкой пленкой всюду, где бывают подолгу корабли, машины которых работают на тяжелых нефтепродуктах. Особенно враждебны птицам подводные лодки, загрязняющие поверхность воды соляровым маслом, а в военное время и нефтепродуктами из торпедированных ими кораблей.Перья плавающих птиц покрыты пленкой их собственного жира, выделяемого особой копчиковой железой. Это сохраняет тела птиц сухими и потому теплыми (обычная температура тела птиц 39 — 41 градус, разная у разных видов). Минеральные масла разрушают эту естественную защиту, холодная вода пробирается к коже птиц. Если они и не гибнут от холода и истощения, то их подстерегает воспаление легких. Кроме того, сильно вымазавшаяся минеральным маслом птица не способна летать и поэтому не может добывать себе пищу.Затишья на воде, образованные масляной пленкой, — обманчивые ловушки. Усталым от полета птицам они кажутся желанным пристанищем. Только после приводнения незадачливая птица может понять свою ошибку. Бывает, что нырок или баклан появятся среди масляного пятна, нырнув еще в чистой воде за его пределами.Цель этой главы дать самые общие представления о богатом, разнообразном и своеобразном мире, неотъемлемой принадлежности океанов и морей, — морских птиц, наблюдать которых моряку и каждому любящему море интересно и полезно.

 

ГЛАВА VI

МОРЕ БЕЗ БЕРЕГОВ

Все моря имеют берега, определенные очертания, в большей или меньшей степени отграничены от остального океана сушей, а с ним сообщаются проливами. Два моря, находящиеся оба в нашей великой стране, и вовсе замкнуты сушей, напоминая этим озера, — это Каспий и Аральское море.Но есть на земном шаре такой участок Мирового океана, называемый географами все же морем, где вовсе нет суши, даже по краям, — море безбрежное, но не безграничное, не бескрайнее.Границами, краями этого безбрежного моря служат морские течения северной половины Атлантического океана, охватывающие овальным кольцом огромное пространство воды, лишенное сколько-нибудь заметных течений. Со времени великих географических открытий на рубеже XV и XVI веков нашей эры эта часть Атлантического океана зовется Саргассовым морем.«Саргасо» (мелкий виноград) — так называли португальские моряки средневековья морские бурые водоросли, усеянные множеством шаровидных поплавков, изобилующие в свободно-плавающем состоянии на поверхности этой части океана. На безымянном глобусе четырехсотлетней давности Саргассово море названо по-латыни «Травянистым морем». Слово «трава» применил Колумб, который открыл Саргассово море во время первого своего плавания в Новый Свет в сентябре 1492 года. Сам Колумб предполагал тогда, что эти водоросли оторвались от какой-то близлежащей отмели. Команда кораблей Колумба была серьезно напугана встречей с водорослями думая, что под ними находятся опасные рифы.

Жизнь у поверхности Саргассова моря

Опыт последующих бесчисленных плаваний вскоре развеял легенду о том, что водорослей в Саргассовом море так много, что они способны задержать корабль.Ученые долго не могли решить вопроса о том, откуда берутся водоросли Саргассова моря. До сих пор многие думают, что они приносится туда течением, будучи оторваны волнами от берегов Вест-Индии, то-есть Антильских, Багамских островов, Кубы, Ямайки, из Мексиканского залива. Некоторое время затем они существуют «в дрейфе», «на плаву», а затем отмирают и тонут. Тонут потому, что они постоянно обрастают мелкими морскими животными с известковым наружным скелетом, а еще и потому, что отмирающие саргассы теряют из своих поплавков поддерживающий эти водоросли в воде газ.Опускание вниз в океанские пучины отмирающих саргассов здесь несомненно, но столь же несомненно, что водоросли Саргассова моря размножаются отростками, «почкованием» и совершенно независимы от суши.Огромный овал Саргассова моря вытянут примерно между 40° и 20° северной широты, простираясь от 70° до 30° западной долготы. Протяжение этого овального участка океана составляет примерно 5 тысяч километров по широте и 2 тысячи километров по долготе.Глубина Саргассова моря очень велика, преобладают глубины в 4 — 6 километров, нигде глубина не меньше 2 километров.Течения, окаймляющие Саргассово море, движутся антициклонически, то-есть по часовой стрелке. В южной части моря стремится на запад Североэкваториальное течение, на западной стороне течет к северу знаменитый могучий Гольфстрим в виде Караибского, а затем Флоридского потоков, переходя в северо-западном углу моря в соединенный Флоридско-Антильский поток.На севере Саргассова моря идет в сторону Европы Северо-Атлантическое течение, представляющее собой продолжение Гольфстрима, а с востока кольцо замыкает движущееся на юг несильное Канарское течение.По наблюдениям над дрейфующими бутылками, брошенными для изучения течений и над судами, покинутыми командой, но все же не затонувшими, оказалось, что этим предметам для того, чтобы обойти вокруг всего Саргассова моря в кольце его краевых течений нужно от двух до трех лет. Выходом из кольца-круговорота чаще всего бывает Гольфстрим — самый мощный и постоянный поток.Течения в океане то слабеют, то усиливаются, перемещаются в довольно значительных пределах. Колебания эти зависят и от времени года и от того, в каком именно году мы их наблюдаем. Соответственно изменяются, колеблются и границы Саргассова моря.Так, например, к концу лета — началу осени северная граница Саргассова моря проходит севернее, чем зимой. Причина такого смещения в том, что летом там дует преимущественно юго-западный, а зимой — северный или северо-западный ветер, и в том, что Гольфстрим мощнее всего в июле-августе.Центральная часть Саргассова моря совпадает с областью высокого давления воздуха — антициклоном, заключенным между пассатным поясом (к югу) и поясом западных ветров (к северу). Над Саргассовым морем поэтому преобладают штили, слабые переменные ветры и ясное небо.Что наиболее существенно для Саргассова моря с его зыблющимися непостоянными очертаниями?Дело, конечно, не только в том, что там попадаются дрейфующие саргассы, оторванные от берегов, они могут попадаться во многих местах морей и океанов, немало саргассов несет, например, Куросио в Тихом океане, в том числе и в Корейском (Цусимском) проливе.Наиболее характерные особенности Саргассова моря: отсутствие постоянных течений, теплая, соленая, синяя, исключительно прозрачная вода, не оторванные от берега, а возникшие в самом море почкованием от материнских, постепенно отмирающих и тонущих кустиков, саргассовые водоросли с живущими среди них и на них организмами.Волнение, как правило, в Саргассовом море небольшое. Разойтись, вырасти волне мешают и скопления водорослей. Теплая спокойная вода, слабость ветра вызвали средневековое название этого моря — «Дамское море».Прекрасный густосиний цвет воды Саргассова моря состязается с синевой неба над этим морем. Синеву оттеняют, усиливают желтовато-коричневые кустики саргассовых водорослей, то разбросанные поодиночке или пятнами, то встречающиеся полями и полосами. Величина кустиков 20 — 40 сантиметров. Держатся они только у самой поверхности. На 1 квадратном километре поверхности моря находится в среднем от 1 до 2 тонн саргассовых водорослей или 10 — 20 тысяч кустиков, а на поверхности всего моря около 12 — 15 миллионов тонн водорослей.Никогда не наблюдалось, чтобы саргассы препятствовали продвижению хотя бы гребной шлюпки, чего нельзя сказать о их дальних родичах — гигантских бурых водорослях.Зато вполне возможно намотать саргассовые водоросли на лаг или засорить ими не защищенные решёткой приемные отверстия для морской воды.Во время перехода наших тральщиков через Саргассово море из Кронштадта до Владивостока то и дело приходилось очищать лаги от саргассовых водорослей; то же наблюдалось в первом походе из Ленинграда во Владивосток китобойной матки «Алеут».Населяющие Саргассово море водоросли теплолюбивы, быстро гибнут при температуре воды ниже 18 градусов, и поэтому они не достигают берегов Европы в потоке Северо-Атлантического течения.50 — 60 видов растений и животных обычно встречается на поверхности этого моря. Одни из них прирастают, прилипают к саргассам. Таковы красивые кустики четковидной красной водоросли церамиум и корочки тоже красной, но пропитанной известью, водоросли мелобезии, известковые ветвящиеся кустики-четки водоросли кораллины, зеленая нитчатая водоросль, образующая клочьевидные обрастания, некоторые микроскопические водоросли. Из животных неразрывно связаны с саргассами несколько видов колониальных гидроидных полипов, некоторые актинии, многощетинковые черви, кружевные известковые мшанки-мембранипоры, «морские уточки» (лепас), колониальный оболочник (асцидия) — диплозома. Своеобразна крошечная (в несколько миллиметров длиной) улиточка литиопа, прикрепляющаяся к водорослям выделяемыми ею тонкими прозрачными нитями; длина этих нитей достигает метра. С такими подвешенными, но крупными улитками мы уже встречались в мангровых зарослях.К отдельным кустикам саргассов прикреплены, склеивая их между собой и образуя своего рода «гнезда», комья икры летучих рыб.По саргассам лазают, цепляясь за них, своеобразные мелкие желто-коричневые крабики и креветки такого же цвета, но с синими пятнами, обычные бокоплавы и бокоплавы-козочки с тонким угловатым, — «изломанным» телом, столь же худые «морские пауки» — пикногоны, несколько видов лишенных раковины улиток. Наиболее интересны, пожалуй, два вида рыб, замаскированных «под саргассы», — это птерофрине и особый морской конек. Птерофрине ловко лазает по саргассам при помощи превратившихся в своеобразные лапы грудных и брюшных плавников, ее причудливое по очертаниям, нескладное на первый взгляд тело коричневого цвета с синими пятнами прекрасно прячется среди саргассов; не хуже замаскирован и конек, красновато-коричневый, с ярко-синими плавниками, покрытый множеством выростов, цепляющийся за саргассы своим спирально извитым, напоминающим закрученный вопросительный знак хвостом.Среди саргассов свободно плавают морская игла, крупный краб — превосходный пловец — портунус, преследующий порой даже корабли в погоне за кусочками отбросов из камбуза. Немало быстрых макрелей, нередка раздувающаяся в колючий шар еж-рыба, встречается спинорог, молодые особи которого замаскированы подобно тому, как замаскированы здесь креветки, птерофрине, коньки. То и дело вспархивают и планируют над водой летучие рыбы. Неуклюже, стремглав уходят от корабля в сторону и в глубину большие морские черепахи. Часты дельфины, попадаются и кашалоты. Словно в пруду, бегают по поверхности воды насекомые-водомерки.Интересны сифонофоры — сложно устроенные медузообразные существа с особыми плавательными пузырями, увенчивающими их тело; у ряда родов, например у «португальского военного корабля» — физалии или «парусника» — велеллы* такие пузыри выдаются над поверхностью моря. Обычно физалия и велелла встречаются вместе.

* Заметим, что молодые велеллы живут на большой глубине, а взрослые — у поверхности и даже частично над поверхностью.

Под влиянием ветра пузырь сифонофоры принимает наиболее выгодную форму, представляя наибольшую площадь сопротивления. До тех пор, пока ветер не достигнет штормовой силы, пока он вместе с разведенной им волной не угрожает разбить, разрушить студенистое тело сифонофоры, она пользуется преимуществами быстрого дрейфа, облавливая своими длинными щупальцами большое пространство. А если волны и ветер станут опасны, то сифонофора «стравливает», выпускает избыток придающего ей пловучесть газа и опускается на глубину, где волны становятся не страшны. Погружаются сифонофоры, как только начинает заметно падать давление, еще до начала шторма.Еще интереснее другое свойство таких дрейфующих по ветру и течению сифонофор: у них щупальцы имеются только на одной стороне поплавка. В штиль и при отсутствии течения щупальцы свисают на несколько метров книзу от поплавка, а при умеренном ветре и течении физалия вытягивает их в виде шлейфа почти горизонтально. Тогда физалия облавливает только тонкий слой воды у самой поверхности, но зато на большом, благодаря дрейфу, пространстве.Среди Саргассова моря иногда можно видеть сифонофор, безнадежно, гибельно запутавшихся в водорослях. То, что это случается именно «иногда», а не «часто», представляет следствие однобокости сифонофор и отклоняющей силы вращения Земли, известной под именем силы Кориолиса, ученого-геофизика.В северном полушарии Кориолисова сила направлена вправо, а в соответствии с этим правый фланг всякого потока в этом полушарии сильнее левого, уровень на правой стороне потока выше, чем на левой, несомые потоком предметы скапливаются также справа по течению.Асимметрия, однобокость сифонофор и служит для того, чтобы противостоять силе Кориолиса. Сифонофоры северного полушария асимметричны таким образом, что они под давлением ветра или течения уклоняются влево, а в южном — вправо от направления ветра или течения. При этом они, во-первых, меньше рискуют запутаться во всяком мусоре (в первую очередь в водорослях), который несет течение, во-вторых, имеют больше шансов попадать в участки расхождения токов, где глубинные воды поднимаются к поверхности, где больше планктона и мелкой рыбы, то-есть где больше пищи для сифонофор.Так, только совсем недавно понятые учеными, изучавшими законы движения жидкости, особенности строения сифонофор показывают могущество естественного отбора в мире животных. На протяжении многих миллионов лет отбирались, выживали сифонофоры, наиболее приспособленные к условиям движения воды. Результат отбора налицо.Поверхностные воды Саргассова моря очень бедны мелкими взвешенными организмами — планктоном, потому они такие прозрачные и синие. В верхних 200 метрах воды Саргассова моря планктона в 30 — 70 раз меньше, чем в холодном Норвежском море. Причина этого — бедность поверхностного слоя Саргассова моря питательными солями фосфора и азота; таких солей накапливается много в результате распада отмерших организмов и деятельности бактерий.В юго-западной и центральной частях Саргассова моря у поверхности часто можно встретить стекловидно-прозрачных плоских личинок американского и европейского речных угрей (так называемых лептоцефалов). Тут на глубине около 400 метров, в полумраке, при температуре воды в 17 градусов, единственный раз в своей жизни мечут икру приходящие сюда издалека, из рек Европы и Америки, угри. По мере удаления от этих мест лептоцефалы становятся крупнее (от сантиметра над местами размножения до 6 — 7 сантиметров перед превращением из лептоцефала в маленького угренка). Угрята отправляются к устьям рек, откуда вышли в поход к Саргассову морю их родители. Несколько лет проводят угри в реках, пока не придет их пора в свою очередь отправиться в Саргассово море; перед этим угри становятся большеглазыми, как бы готовясь к полумраку своей бывшей родины и своей будущей могилы — теплых промежуточных слоев воды Саргассова моря.

Странствования европейского угря

Ученые только полвека назад (в 1897 году) установили, что лептоцефалы не особая порода рыб, как думали раньше, а личинки угрей.На глубинах Саргассова моря планктон довольно обилен и разнообразен, а количество глубоководных рыб, головоногих моллюсков, креветок велико по сравнению с другими участками океана.Так к востоку от Саргассова моря на глубине в 1 000 метров было поймано за один лов по 6 — 8 глубоководных светящихся рыбок — «циклотоне мелкозубой», а неподалеку, но уже в Саргассовом море, поймалось в двух случаях 90 и 448 этих рыб при том же способе лова.Интересно, что некоторые планктонные животные, населяющие глубокие слои Саргассова моря, обычны на поверхности Норвежского моря. Температура воды на больших глубинах Саргассова моря примерно одинакова с температурой поверхности Норвежского моря. Пищи же на глубинах Саргассова моря в виде растительных и отчасти животных остатков много. Примерами таких планктонных животных могут служить один рачок — «калянус гиперборейский» и крылоногий моллюск — «клионе лимацина», которого на севере, где он живет у поверхности, поедают усатые киты.Каково происхождение населения поверхностных вод Саргассова моря?Ближайшая суша — Вест-Индия, но до сих пор окончательно не решен еще вопрос о том, происходят ли саргассы Саргассова моря от саргассов вестиндских или это совсем другие виды.Остальные животные и растения, связанные с саргассами в этом море, тоже не свидетельствуют в пользу вестиндского их происхождения.Остроумно, но мало обосновано фактами предположение одного ученого о том, что флора и фауна поверхности Саргассова моря представляют собой «всплывшее население» мелководья, окаймлявшего древнюю затонувшую сушу своего рода «Атлантиду», погрузившийся в воды океана материк среди Атлантики, о котором были предания еще у древних греков. Предположение это неосновательно еще и потому, что глубины Саргассова моря слишком велики.Как бы ни было, «море без берегов» — один из самых своеобразных и привлекательных участков мирового океана, далеко не до конца исследованный не только в отношении его богатых жизнью глубин, но и поверхностных вод, представляющих большой интерес также в отношении физической океанографии. Недостаточно еще изучены и поняты вертикальные и горизонтальные движения воды в Саргассовом море. Западная часть Саргассова моря значительно отличается от восточной, а посреди Саргассова моря в широтном направлении проходит волнистая граница или линия стыка субтропических водных масс (Гольфстрим) с тропическими водами Североэкваториального течения, разделяя море на северную и южную половины.

 

ГЛАВА VII

ЖИЗНЬ В ГЛУБИНАХ ОКЕАНА

Еще столетие назад натуралисты считали, что на больших глубинах мирового океана и его морей нет никакой жизни.Правда, полярные мореплаватели добыли еще в начале XIX века с значительных глубин отдельных донных животных — червей и морских звезд. Тогда же в водах Антильских островов были пойманы считавшиеся ранее ископаемыми, давно вымершими стебельчатые морские лилии из иглокожих, а позднее они были добыты и на глубинах Норвежского моря. Поднятый в 1860 году со дна Средиземного моря с глубин более 2 тысяч метров телеграфный кабель оказался обросшим губками, кораллами, мшанками, моллюсками, словно днище долго стоявшего в тропическом порту корабля.Эти находки пробудили живейший интерес к морским глубинам. В ряде специальных экспедиций и плаваний на военных и транспортных судах естествоиспытатели добывали животных со дна и из толщи воды с глубин в сотни и тысячи метров. Открылся в подлинном смысле слова новый мир своеобразных существ, большинство которых было непохоже на обитателей мелководья.Каковы условия, в которых приходится обитать животным на глубинах? Почему можно было предполагать, что глубины океана мертвы?Отсутствие света, волнения, неизменные температуры воды (обычно около 0 — 2 градусов) и соленость, слабые, как правило, течения, заметные на значительных глубинах только вблизи от берегов, огромное, возрастающее пропорционально глубине давление водной толщи, увеличивающееся на каждые 10 метров погружения вглубь на одну атмосферу, то-есть на 1 килограмм на 1 квадратный сантиметр поверхности. Нетрудно рассчитать, что уже на глубине 1 000 метров давление достигает 101 атмосферы; нагрузка на поверхность человеческого тела, равную примерно 20 тысячам квадратных сантиметров, составит там 2 тысячи тонн.Заметим только, что давление на глубинах действует одинаково со всех сторон: сверху, с боков, снизу. Глубоководные организмы пропитаны, пронизаны водой, и давление изнутри их тела равно давлению снаружи. Когда рыбу, обладающую плавательным пузырем, быстро поднимают на поверхность океана из глубин, то огромный избыток внутреннего давления в пузыре над резко уменьшившимся наружным давлением как бы взрывает изнутри тело рыбы, выворачивает наружу ее внутренности.Это случается преимущественно с рыбами, обитающими на «промежуточных» глубинах в несколько сот метров.В наши руки глубоководные организмы обычно попадают уже мертвыми и изрядно помятыми.Убивает их, повидимому, не столько быстрое уменьшение давления при подъеме трала или драги, — кстати сказать, не столь уже быстром, не быстрее, чем полметра в секунду, — сколько разность температуры между глубинами, где она порядка 1 — 2 градуса выше нуля (в Арктике и Антарктике порядка 1 градус ниже нуля), и поверхностным слоем, где температура бывает во многих местах около 26 — 28 градусов. В Средиземном море, где зимой разница между относительно теплыми круглый год глубинами (около 12 градусов) и охлажденной тогда поверхностью воды (зимой тоже порядка 12 — 14 градусов) невелика, животные глубин приходят на борт корабля часто вполне жизнеспособными и, извлеченные из орудия лова, часами живут в аквариуме при той же высокой температуре.Многие по-настоящему глубоководные животные привыкли подниматься, обычно в ночные часы, к поверхности моря (не доходя, впрочем, до нее, как правило, на десятки или даже на сотни метров) и натренировались поэтому на резкие перемены давления.Темно на глубинах! Даже в тропиках, где в полдень солнце бывает над головой и вода вдали от берегов чрезвычайно прозрачна, уже на глубинах в несколько сот метров человеческий глаз не в состоянии различить смены дня и ночи. Полусвет глубин около 100 метров сменяется полумраком на глубине около 200, много 300 метров, и круглосуточной, круглогодичной, вечной ночью на глубине полукилометра и глубже. Мрак этот, как мы подробнее узнаем дальше, не сплошной, он прорезается на небольшие расстояния блестками, лучами, вспышками, мерцанием плавающих в толще воды или живущих на поверхности дна животных.Подвижность воды на глубинах, как уже говорилось, очень мала, глубоководным животным не надо, как правило, бороться ни с волнами, ни с течениями. Жители глубин океана медленно, спокойно плавают или ползают во мраке.Для их дыхания необходим кислород. Обычно этого газа растворено достаточно в воде и на глубинах, медленно обновляемой при смешении и обмене с вышележащими слоями, при так называемом вертикальном перемешивании воды.Есть, однако, в мировом океане и в морях немногие места, где растворенного кислорода в промежуточных слоях воды мало или где он, начиная с определенной глубины, вовсе отсутствует, сменяясь спутником распада живого вещества и восстановления окислов серы — газом сероводородом.Таковы, в частности, глубинные слои Черного моря, начиная со 150 метров у берегов Крыма, с 200 — у берегов Кавказа и уже с 80 — 100 метров в середине моря, вдали от берега. В центре Черного моря, таким образом, сероводород куполом поднимается к поверхности.Но под подавляюще большей частью поверхности океана и на самых больших глубинах есть жизнь разнообразная и богатая.Нет солнечных лучей — нет и растений, способных с помощью энергии солнечного света образовывать из углекислоты и солей азота и фосфора, содержащихся в растворе в морской воде, новое органическое вещество. Нет живых растений, но на глубины опускаются их остатки, мертвые, но все же съедобные листья, стебли, плоды наземных растений, листья морской травы, водоросли, остатки организмов растительного планктона верхних слоев. Их ждут, подхватывают, порой еще «на лету», разные животные. На глубинах нет растений, но есть растительноядные животные, питающиеся растениями, хотя и мертвыми.Водоросли, окаймляющие скалистые берега, и луга морской травы у песчаных берегов постоянно снабжают большие глубины, в первую очередь, понятно, близлежащие, не только крупными остатками растений, но и своеобразной черноватой мукой из размолотых прибоем трав и водорослей.Встречающийся только в верхнем освещенном солнцем слое растительный планктон (прежде всего диатомеи) и животный планктон (много более обильный в верхних слоях, чем на глубинах) создают, отмирая, непрерывный дождь трупиков, добычу для жителей нижних этажей океана.Наконец, саргассы и другие дрейфующие в океане водоросли также снабжают глубоководных жителей растительной пищей по мере своего отмирания и опускания вглубь.Нельзя забывать и об опускающихся вглубь и медленно разлагающихся трупах самых разнообразных крупных морских животных верхних слоев: млекопитающих, вроде китов и тюленей, морских птиц, рыб и так далее.Животные-мусорщики, животные-трупоеды преобладают среди населения глубин, а ими в свою очередь питаются менее многочисленные хищники глубин, как правило, более крупные и деятельные.Не надо думать, что знания о глубоководных животных получены только с помощью различных орудий лова, доставляющих население глубин в руки исследователей на палубе корабля.

Батисфера

Батистат (усовершенствованный автономный самовсплывающий аппарат без троса)

Все вместе взятые орудия лова рыбаков и натуралистов дают далеко не полное представление о том, что происходит на глубинах.Как ни затруднителен из-за давления воды спуск для людей на большие глубины, он все же возможен и, несомненно, со временем станет делом обычным. Пока непосредственно наблюдать жизнь на сколько-нибудь больших глубинах удалось только немногим.Одно из таких наблюдений было произведено в 30-х годах нашего века.Стальная шаровидная, наглухо закрытая камера — батисфера, была опущена на стальном тросе с борта небольшого, но снабженного мощной лебедкой буксирного парохода. В этой камере могли помещаться, скорчившись, два человека, в течение нескольких часов наблюдавших через окошечки из кварцевого стекла то, что происходило на глубине возле батисферы. Дыхание людей обеспечивалось кислородными баллонами и веществами — поглотителями выдыхаемых людьми углекислоты и влаги.Батисферу опускали на глубину до 923 метров возле Бермудских островов.Такой выбор был удачен потому, что глубоководных животных бывает особенно много вблизи от суши, вблизи от ее склонов, более или менее круто опускающихся к ложу океана и густо населенных, гуще всего в верхней, освещенной солнцем, части. Глубины Саргассова моря (а Бермудские острова находятся на его западной окраине) богаты растительной падающей сверху пищей, а следовательно, и жизнью.Батисфера, конечно, была снабжена прожектором и даже укрепленной снаружи батисферы приманкой для животных — тухлой рыбой.Из батисферы на глубине 120 метров при ясном наверху небе еще был хорошо заметен дневной свет, а свет организмов на этой глубине днем можно было заметить только при пасмурном небе, даже на глубине около 270 метров казалось, что дневного света еще достаточно, но, в действительности, его было мало для того, чтобы читать книгу, можно было лишь отличить страницу, занятую рисунком, от страницы, занятой текстом. На глубине полукилометра был заметен только свет самих организмов. Интересно, что свет этот был совершенно лишен ореола («сияния», «венца») вокруг, благодаря высокой прозрачности окружавшей воды. Много раз зрение надолго утомлялось чрезвычайно яркими лучами неизвестных животных. Нередко обилие блестящих точек создавало впечатление звездной безлунной ночи. Постоянное передвижение животных — обладателей светящихся органов — крайне отвлекало внимание, но, сосредоточившись, удавалось в каждом отдельном случае различать очертания рыб. Иногда из окружавшего мрака возникала голова рыбы, освещенная откуда-то извне, вероятно, светящимися органами, находящимися на ее туловище. Особенно выделялись при этом глаза. Зубы, вероятно, покрытые светящейся слизью, часто очень длинные и тонкие, также ясно вырисовывались во мраке.

Рыбы, виденные из батисферы: глубоководный угорь, рыба-удильщик, рыба-фонарщик

На поверхности туловища других глубоководных рыб были хорошо заметны большею частью мелкие, точечные светящиеся органы. Свет глубоководных животных чаще всего бывает, по наблюдениям из батисферы, зеленоватым, затем голубоватым и, наконец, розоватым.Мимо окна батисферы прошла медуза, каждая подробность строения которой и даже проглоченные ею рачки ясно выступали, благодаря рассеянным по ее телу многочисленным зеленым «фонарикам».Было видно и множество крылоногих планктонных моллюсков-птеропод, раковинки которых устилают дно этой части Атлантического океана, образуя так называемый птероподовый ил. Светящиеся, прозрачные, величиной и формой напоминающие огурец или кабачок пирозомы, зонтикообразные или в форме купола медузы, ажурные причудливо-сложные сочетания пузырей, колокольчиков, стеблей и щупалец — сифонофоры и мелкие торпедообразные, обтекаемые, стремительно проносящиеся хвостовым концом вперед головоногие моллюски — кальмары были наиболее обычными беспозвоночными, а время от времени появлялись светившиеся, как зарево, большие стаи креветок.Серебристо-прозрачные глубоководные морские угри с тонкими клювовидными челюстями, мелкие светящиеся анчоусы особых пород, крупные рыбы — пеликаны, небольшие рыбки — «глубоководные удильщики», карликовые самцы которых паразитируют на теле самок, а самки обладают длинными гибкими придатками — своего рода удочками с фонариками на конце, змеевидные, зубастые, с растягивающимся брюхом, способные проглотить целиком добычу крупнее себя хаулиоды или еще более свирепого вида костистые, зубастые и гибкие, как удавы, стомиас боа. Таков далеко не полный перечень виденных тогда рыб.

Глубоководный хищник-хаулиод пожирает добычу

(Явная ошибка: это живоглот, или хиазмодон - В. П.)

Интересно, что глубоководных животных сквозь окошечки батисферы наблюдали уже на меньших глубинах, чем те, на которых этих животных ловили до того. Это можно объяснить только тем, что из батисферы видны и одиночные организмы, забравшиеся за пределы массового их обитания, а сети зоологов таких одиночек, вероятнее всего, упускают.Из этих наблюдений отметим еще три наиболее интересных. Первое касается загадочных вначале внезапных вспышек яркого света, долго затем державшихся в воде в виде постепенно расходящегося и гаснущего облачка. Сначала не удавалось установить виновников этих вспышек. Потом оказалось, что это длинноусые красные креветки — акантэфиры, которые, спасаясь от нападения хищных рыб, ослепляют их, выпуская целые облака ярко светящейся слизи, и уходят от ослепленных хищников под прикрытием этой световой завесы.

Световая завеса креветки акантэфиры защищает её от нападения рыб

«Дымовая» завеса обыкновенной каракатицы

«Дымовая», то-есть из непрозрачной черной жидкости, завеса порой ставится там, куда проникает дневной свет, головоногими моллюсками: каракатицами, осьминогами, кальмарами. Замечательно, что на глубинах есть небольшие каракатицы сепиетта и гетеротейтис, «чернильный мешок» которых приобрел способность выпускать не чернильную жидкость, а светящуюся слизь.Второе наблюдение касается того, что глубоководные рыбы, наблюдавшиеся в окошечки батисферы, были в общем крупнее и многочисленнее, чем это можно было предполагать на основе сборов прежних экспедиций. Надо заметить, что за последние 80 лет, с тех пор, как люди стали добывать глубоководных рыб, их средняя величина все время увеличивалась. Разгадка этого «роста», в том, что последующие экспедиции применяли более мощные, более уловистые снасти, протаскивали их в воде с большей быстротой, чем предыдущие экспедиции. Таким образом, улавливались все более крупные, быстродвижущиеся, сильные рыбы. Но батисфера позволила видеть и до сих пор еще отсутствующих в музейных коллекциях глубоководных светящихся рыб длиной в несколько метров.Третье наблюдение относится к каким-то таинственным огромным и осторожным существам, которые уклонялись от луча прожектора батисферы и держались поодаль от нее на пределе видимости, в воде, даже прозрачной глубинной воде, очень небольшом, составляющем всего около 10 метров. Можно только догадываться, что «тени» эти были не что иное, как гигантские кальмары, за которыми ныряют вглубь на сотни метров кашалоты. Хотя эти кальмары и попадали иногда в руки зоологов выброшенными на берег штормом или изуродованными, полупереваренными, разорванными на куски из желудков кашалотов, но никто, как следует, не наблюдал гигантских кальмаров живыми в их природной стихии. Сюда не относится несколько случаев, когда морякам приходилось наблюдать плохо различимую, но яростную борьбу кальмара с кашалотом у поверхности воды, а также случай, когда корабль «Алектон» пытался много лет назад поднять на свою палубу гигантского осьминога или кальмара.Самые длинные морские животные — тоненький морской червь из немертин — линеус и самый большой кит — полосатик имеют длину до 35 метров. Длина наиболее крупного из известных кальмаров — архитейтис — около 20 метров вместе с щупальцами. Это самое большое (самое объемистое) из беспозвоночных, хотя и не самое длинное.Батисфера опускалась отнюдь не в настоящую абиссаль, не в собственно глубинную область океана; она ограничилась только сумеречной батиалью и разве что самым верхним этажом абиссали.Следует сказать о нырянье загарпуненных китов, в том числе и усатых, питающихся «китовой пищей», а не кальмарами или осьминогами, и не нуждающихся поэтому для пропитания в опускании в морские пучины.Китобои наблюдали, что киты, ныряя вслед за тем, как они загарпунены, утаскивают за собой, если глубина моря в этом месте невелика, значительно меньше, чем на глубоких местах, гарпунного троса. Так, например, обстоит дело на мелководьях у Шпицбергена и у западной Гренландии. Зато в других, более глубоких местах Гренландского моря нужно иметь в запасе до 1 500 метров троса. Ныряют загарпуненные киты почти вертикально, что видно по тому, как идет трос, а также и по тому, что кит появляется снова на поверхности неподалеку от места, где он нырнул.Полярные мореплаватели и китобои отмечали нырянье китов на глубину до 700 метров со скоростью около 13 километров в час. Они находили у убитых, нырявших перед тем китов раздробленные о дно пластины китового уса и даже лобные кости.Сильно утолщенная роговая оболочка глаз китов, снабжение их мозга кровью через защищенные от давления, спрятанные в позвоночнике, а не лежащие в мягких тканях шеи, как, например, у человека, артерии, мышцы в стенках легких, несомненно, представляют приспособления к погружению на большие глубины.Многое, очень многое в жизни глубоководных животных и, пожалуй, больше всего рыб, остается пока непонятным.Большинство видов глубоководных рыб — карлики по сравнению с рыбами верхних слоев. Головы их напоминают морду мопса, скелет обычно неполностью окостенелый, иногда и вовсе лишенный, извести, тело прозрачное, часто рыхлое, студенистое. Это как бы уроды, рахитики, происшедшие от обыкновенных рыб мелководья, от которых они теперь неузнаваемо отличаются. Причина такого «глубоководного» рахита, как думают некоторые ученые, — отсутствие на глубинах ультрафиолетовых лучей, недостаток пищи и бедность ее витамином Д, скудость или неудобоусвояемое состояние растворенных солей кальция. В тиши глубин, впрочем, и не очень нужны прочные скелеты.Глубоководные угри часто слепы, нередко они светят разноцветными фонариками. Их огромные клювовидные или воронковидные рты напоминают клювы пеликанов.И у «глубоководных удильщиков» с длиннозубой пастью, растяжимым брюхом и удочкой с фонариком и у трех глубоководных видов камбал мы встречаем пасти, как клювы пеликанов. Одна из рыб, самая глубоководная, из района Гавайских островов, получила даже научное латинское название «рыбы-пеликана».Все это несомненные случаи известных науке «приспособительных рядов», характеризующихся сходными, но самостоятельно развивающимися у разных групп признаками — приспособлениями к одинаковым условиям существования. Хищный образ жизни всех этих рыб — вот причина «пеликановых пастей». Добыча на глубине редка, упускать ее не приходится, а размеры ее могут быть немалыми.Существенно, что среди настоящих глубоководных рыб светящихся видов меньше, чем среди рыб батиали.

Светящаяся полуглубоководная рыба аргиропелекус с телескопическими глазами

Многие наиболее глубоко живущие породы рыб совершенно слепы. Есть рыба ипнопс, вовсе слепая, но обладающая большим светящимся органом под прозрачными лобными костями. Есть, наоборот, в глубинах Норвежского моря большая черная рыба паралипарис с хорошо развитыми глазами. На очень больших, в несколько километров, глубинах водятся совсем слепые, но снабженные длинными придатками рыбы, которые, несомненно, пользуются такими щупальцами для того, чтобы узнавать о приближении добычи или врага.Глаза глубоководных животных могут быть нормальными, хиреющими, ослабленными и вовсе отсутствовать даже у особей одного и того же вида — в зависимости от глубины, на которой обитают данные его представители и порой в зависимости от возраста. Так, донный тихоокеанский краб циклодориппе на малой (метров 40) глубине обладает такими же хорошо развитыми глазами, какими обладают и молодые циклодориппе с больших глубин, где взрослые лишены глаз.Слепота встречается, впрочем, не только у глубоководных или у также лишенных солнца пещерных рыб. Есть в калифорнийских водах прибрежный бычок-слепец, день и ночь скрывающийся в укромных местах под камнями.

Слепые, снабженные длинными плавниковыми лучами, глубоководные рыбы батиптероис и бентозаурус

Камбала над шахматной доской

У зрячих рыб иногда попадаются слепые по какому-нибудь несчастному случаю экземпляры, в остальном вполне нормальные. Так, мне пришлось однажды поймать в Сиваше крупную, хорошо упитанную, но с наглухо затянутыми кожей глазами камбалу совершенно черного цвета, резко выделявшего ее среди зеленых, под цвет морской травы, росшей там в изобилии, товарок. Дело в том, что камбала, как и ряд других рыб, может в большой мере приспосабливать свою окраску к окружающей ее обстановке, глаза ей в этом помогают. Ну, а слепая камбала «видела» ведь только тьму. Подложив под аквариум со стеклянным дном шахматную доску, можно убедиться через короткое время, что камбалы в нем стали пестрыми, не без успеха копируя рисунок шахматной доски. Ученые надевали некоторым рыбам цветные очки, и рыбы эти пытались принять окраску, отвечавшую цвету очков.Мы уже знаем, что многие глубоководные раки, кальмары, рыбы по ночам могут подниматься в верхние слои воды, и хотя в лунную ночь они держатся поглубже, чем в темную, но их очень влечет электрический свет корабля.15 августа 1938 года с парохода, находившегося в тропических африканских водах, увидели стаю кальмаров метровой длины с золотистым брюхом и светящимися головами; свечение становилось заметным, когда кальмары уходили в сторону от электрического света. Ночь была совершенно темной, потому кальмары и поднялись на самую поверхность.Глубоководные животные могут «затемняться по тревоге», «включая» снова свет для привлечения добычи или своих одноплеменников. Светящиеся органы у одного и того же вида рыб или кальмаров иногда имеют на разных местах тела разную окраску.Так, рыба малакостеус («мягкокостная») имеет передний «огонь» красный, а задний — зеленый.Некоторые небольшие глубоководные акулы так сильно освещены (особенно снизу), что это заставляет думать о двояком применении ими света: 1) для выманивания добычи из ее ходов и нор в грунте и 2) для освещения, осмотра добычи.Очевидно, световая сигнализация и опознавание по характеру «огней» в ходу у населения глубин.Светящиеся органы могут быть иногда очень сложно устроенными, с цветными фильтрами, рефлекторами, линзами.До сих пор мы рассматривали только население водной толщи. Несколько строк надо уделить теперь описанию донной жизни на больших глубинах.Мягкий ил или глина устилают, как правило, поверхность дна больших глубин. Течения у дна на глубинах ничтожны. Правда, то и другое верно главным образом для открытого океана, для удаленных от берегов мест. А у берега даже на глубинах в несколько километров могут быть и камни, принесенные льдом, и выходы омытых течениями коренных, слагающих дно моря пород, освобожденных от ила. Могут там наблюдаться и заметные течения, чаще всего приливо-отливного происхождения.Пищи на глубинах больше всего должно быть именно у дна. И, вправду, драга, трал, опущенные на дно, приносят немалое количество разнообразных донных животных.Они, как и глубоководные рыбы из толщи воды, обладают дряблым телом, скелеты их, наружные или внутренние, тонки, бедны известью. Извести там всегда нехватает. Мне пришлось как-то подобрать из своих сборов коллекцию раковинок маленького гребешка одного и того же вида, но с разных глубин Японского моря, начиная с 200 и кончая 3 700 метров. Оказалось, что чем глубже были пойманы эти ракушки, тем меньше извести содержали их створки, тем тоньше и прозрачнее они были.

Жизнь на дне и у дна Тихого океана

Пикногон-колоссендеис

Окраска обычно однотонная — черноватая, сероватая, фиолетовая или, на меньших глубинах, красноватая. Встречаются слепые, а нередки и светящиеся и глазастые рыбы, раки, головоногие.Если животные не закапываются в ил, то они либо, как ракообразные, снабжены очень длинными, ходулеобразными ногами и различными длинными придатками, препятствующими увязанию этих животных в илу, либо обладают плоским, на манер канадских снеговых лыж, телом; таковы многие глубоководные голотурии и звезды.Морские перья из кишечнополостных, морские лилии из иглокожих, стеклянные (кремневые) кружевные губки образуют там целые заросли вместе с различными актиниями (анемонами), одиночными небольшими мадрепоровыми кораллами и некоторыми колониальными кораллами из альционарий и горгонарий. Такое население обнаружили в Охотском море экспедиция на тральщике «Гагара», а в высоких широтах Северного Ледовитого океана экспедиция на ледоколе «Садко».Коллекционеры высоко ценят стеклянные губки, очень красивые и ранее считавшиеся большой редкостью.Гигантский краб, в 2 — 4 метра в размахе его ходулеобразных ног, с мощными, хотя и нетолстыми, клешнями, способными перерезать фанеру и даже тонкую жесть, известен в глубинах западной части Тихого океана.Это далеко не единственный великан глубин. Не говоря уже о гигантских кальмарах и крупных глубоководных рыбах, живущих в толще воды, по илу глубин бродят большие равноногие раки — батиномусы, перебегают огромные для своей группы «морские пауки» — пикногоны-колоссендеис. Замечателен глубоководный гидроидный одиночный полип — монокаулус император — 2 — 3 метра высотой с чашечкой в 25 сантиметров в диаметре. Огромна одна глубоководная асцидия — ее метровое мешкообразное тело сидит на ножке тоже метровой длины.Даже глубоководные донные корненожки — фораминиферы, и те во многих случаях гораздо крупнее своих мелководных собратьев.В подавляющем большинстве случаев глубоководные организмы, в том числе и донные, сродни мелководным.Прекрасным доказательством этого родства, как ни сильно сейчас отличаются многие жители больших глубин от обитателей мелководья, может послужить сравнение населения глубин трех соседних наших морей: Японского, Охотского и Берингова.Пишущему пришлось пережить острое разочарование, когда драги, тралы и большие пелагические сети все время приносили с впервые обловленных тогда больших, до 3 700 метров, глубин Японского моря почти тех же самых животных, что ловились и на малых глубинах. Улов был обильным, но перечень видов был очень невелик, да и виды оказались те же, или почти те же, что были на малых глубинах.

Светящиеся организмы у дна и на дне Охотского моря

А рядом работали в Охотском и Беринговом морях его товарищи на двух других экспедиционных кораблях, и они сообщали по радио, что ловят настоящую глубоководную фауну со светящимися рыбами, слепыми длинноусыми раками, подошвообразными голотуриями. Когда потом, в Ленинграде, пришло время взглянуть на их коллекции, то стало особенно ощутимым огромное различие между населением глубин Японского моря, с одной стороны, и Охотского с Беринговым — с другой. Во втором случае это была настоящая тихоокеанская глубоководная фауна, а в первом — «обломок» населения мелководья из видов, самое большее, чуть-чуть перестроившихся, приспособившихся к обитанию на больших глубинах.Разгадку такого различия дает карта глубин этого района. Она показывает, что в Охотское и Берингово моря ведут из океана проливы глубиной во много сотен, а местами и в тысячи метров, соединяя глубины Тихого океана и этих двух морей; глубоководные животные океана могут беспрепятственно проникать в Охотское и Берингово моря и выбираться оттуда.Японское же море с его максимальными глубинами до 4 226 метров отрезано от соседних глубин Тихого океана и Охотского моря подводными порогами в проливах; глубина проливов нигде не превосходит 150 метров. Где же перебраться через такие заборы глубоководной фауне Тихого океана?!Могут возразить, что пороги проливов Японского моря стали такими высокими в геологически недавнее время, а глубоководные тихоокеанские организмы могли забраться в котловину Японского моря и раньше. Все дело в том, что не могли: Японского моря раньше просто не было, его котловина возникла геологически совсем недавно и образовалась одновременно с порогами в проливах.Нынешние обитатели глубин Японского моря так еще недавно там поселились, что не успели измениться.Надо признать, что мы можем ожидать многого от изучения глубин по мере прогресса техники мореплавания и исследования. Немало уже сделано рядом экспедиций и морских биологических станций, но осталось сделать еще больше. Знания наши о жизни на глубинах океана еще очень неполны.

 

ГЛАВА VIII

МОРСКИЕ ЖИВОТНЫЕ И ЗВУК

Я буду нем, как рыба». Не, верьте такому обещанию. Рыбы не всегда и не все немы. Некоторые из них, правда, сравнительно немногие (пока известно только несколько десятков видов), способны испускать довольно громкие, длительные и не всегда неприятные звуки, бесспорно произвольные.Может быть, основание для гомеровского мифа о сладкогласных сиренах, манивших скитальца Одиссея своим пением, было дано довольно обычной в Средиземном море рыбой — сциеной. Шум, который производит эта стайная крупная (до 2 метров) рыба, выдает ее присутствие рыбакам, добывающим ее в больших количествах, так как она не только «музыкальна», но и съедобна.Вода — прекрасный проводник звука, в воде звук передается быстрее и дальше. Из воздуха в воду и из воды в воздух звуки почти не переходят, но в воздухе звуки, идущие из воды, оказываются заметными чаще, поскольку в воде звуковое давление гораздо сильнее и, даже малая его часть, передаваясь в воздух, порождает там слышимые колебания, хоть они и представляют только слабые остатки подводного шума.Так, до сидящего в лодке человека звуки сциен доносятся с глубины в 30 — 40 метров и со значительного расстояния.Нет сомнения, что своими звуками сциены дают знать о себе одна другой. Это подтверждается , тем, что больше всего шумят сциены в их брачную пору.Звуки возникают при выпускании, вернее, при выдавливании пузырьков воздуха из плавательного пузыря сциены. Звуки эти очень разнообразны.Человеческое ухо воспринимает звуки сциен, как урчанье, писк, лай, карканье, хрюканье. Некий французский капитан, поднимаясь вверх по реке Жиронде и услыхав концерт сциен (а эти рыбы нередко заходят в реки), вообразил, что это журчанье воды, вторгающейся в трюм его корабля, нежданно-негаданно давшего течь.Два вида сциен встречаются в Черном море. Вообще же семейство сциеновых включает много рыб, и далеко не все они «музыкальны». Во всяком случае, и в более теплых дальневосточных водах, в том числе в Желтом и Японском морях, есть сциены, способные устраивать концерты, не мало смущающие тех, кто стоит на ночной вахте или слушает воду с помощью гидрофона.В китайских водах есть и другая рыба — циноглоссус, которая также может озадачить кого угодно смесью звуков, напоминающих басы органа, горловые крики больших жаб, колокольный звон и даже игру огромной арфы.Некоторые морские петухи, или триглы, могут воздействуя, как и сциены, мышцами на плавательный пузырь, издавать протяжный свист, охватывающий целую октаву. Другие триглы издают храп, ворчанье или гуденье.

Сциена

Морской петух или тригла

Так называемая лошадиная макрель (или ставрида) и короткорылый морской конек способны хрюкать, как и вынутые из морской воды шар-рыбы и еж-рыбы (тетродоны и иглобрюхи).Огромная неуклюжая рыба открытого океана, «жернов-рыба» или «рыба-солнце», хрюкает и скрежещет зубами, когда ее потревожат, а при подъеме из воды неблагозвучно стонет.Несколько видов рыб способно звучать наподобие барабана. Это достигается у них воздействием особых мышц на туго надутый плавательный пузырь. Замечательно, что барабанщиками, по крайней мере у некоторых видов, бывают только самцы. К таким рыбам относятся тропические сциениды и пятнистые дорады.Небольшая прибрежная рыбка — «морской мичман», или «поющая рыба», — интересна тем, что она принадлежит к немногим неглубоководным рыбам, способным ночью светиться. Ее светящиеся органы так распределены по ее телу, что создают впечатление светлых пуговиц, отсюда и возникло название «морской мичман». Встречаются они стайками. Ночью эти рыбки и светятся и своеобразно жужжат. Их плавательный пузырь снабжен особыми придаточными камерами, которые звучат под действием сильной мышцы.

«Поющая рыба» или «морской мичман»

Работы советских физиологов уже четверть века назад доказали с полной убедительностью, что рыба слышит звуки, но только возникающие в воде. Более того, удавалось приучить рыб двигаться в ответ на определенные звуки, с которыми перед этим связывались, например, подачки корма или несильные, но безусловно чувствительные для рыб удары электрического тока. То обстоятельство, что многие рыбы не обращают внимания, никак не отвечают своим поведением на звуки, даже на звуки стрельбы, оказалось вполне объяснимым — они просто не привыкли считаться с теми звуками, от которых они ничего не ждут — ни хорошего, ни плохого.Впрочем, некоторые рыбы очень чувствительны к звуку. Явление это хорошо известно рыбакам Черного моря и северо-западного угла Азовского моря, включая и северный Сиваш. В конце лета и осенью, темной безлунной ночью, бесшумно движутся под парусами или, если нет ветра, то на веслах, но гребя совершенно без всплесков, четверки рыбачьих баркасов. На носу переднего баркаса стоит старший рыбак этой небольшой (на всех четырех баркасах 8 — 9 человек, редко 10) рыбачьей артели и, зорко вглядываясь в воду перед баркасом, постукивает каблуком по доскам под ногами. Этот стук прекрасно передается в воду. Если поблизости есть кефаль, она начинает в испуге выпрыгивать из воды, выдавая себя и шумом всплесков и усиливающимся от всплесков свечением моря, обычным тогда в этих местах.

Кефаль-лобан

Коль скоро старший рыбак решает, что рыбы много, на воду из каждого баркаса выкладывают так называемые рогожи — особые длинные циновки с загнутыми вверх и внутрь краями, рогожи связывают одну с другой так, что они образуют непрерывную длинную ленту, которую все четыре баркаса тащат в сторону косяка кефали. Когда ленту рогож подтянут вплотную к косяку, два баркаса сводят вместе ее концы и получается кольцо. Два других баркаса входят в середину этого кольца, и все четыре начинают «ворочать», то-есть с силой бить веслами по воде, чтобы испугать кефаль. Та в ужасе бросается из стороны в сторону, но, невидимому, не осмеливается проскочить через тень от рогож в воде, считая ее препятствием. Пытаясь перепрыгнуть, кефаль попадает на рогожи, где после нескольких минут резких судорожных движений «засыпает», как говорят рыбаки, но засыпает навеки из-за... переутомления. В ее мышцах образуется от напряженной работы столько молочной кислоты из гликогена, что перенос кислорода кровью тормозится, и рыба задыхается.Бесспорно, что рыбы, испускающие звуки в воде, делают это «в расчете» на то, что их услышат другие рыбы этой же породы.Рыбами воспринимаются, конечно, не воздушные звуковые волны; для их восприятия у рыбы нет соответствующего органа чувств, нет такого сложного уха, как у высших животных. Рыбы чувствуют те мельчайшие, ритмичные колебания воды, которые представляют собой звуковые волны в воде, с помощью множества особых мелких органов чувств, расположенных по извилистой линии на боках их голов и с помощью своего очень несложного уха.Поры воспринимают низкие звуки (ниже 100 — 150 колебаний в секунду), а ухо — более высокие.

Краб дромия

Вспоминаю один случай из своей практики. Это было в заливе Посьета к югу от Владивостока, на самой границе с Кореей, в августе 1926 года. Мы работали на борту парусно-весельной шаланды. Разобрали богатый улов трепанголовного трала. Здесь попались и раки-богомолы, и маскирующийся под носимой им на спине губкой небольшой краб — дромия, и также закрывающий от нескромных взоров свой панцырь, но уже не губкой, а створкой моллюска теллина плоский краб — «голова самурая» — дориппе. Дориппе есть что прятать: выпухлости и бороздки на его панцыре создают впечатление жестокого разбойничьего лица самурая, как их изображают старые японские картины. Несколько раков, похожих на обыкновенных речных, но гораздо изящнее, тоньше, стройнее, отсажены в отдельную баночку с морской водой, чтобы дождаться там своей очереди быть залитыми крепким спиртом и получить пергаментную, написанную тушью этикетку. В таком виде они должны доехать до Ленинграда и попасть там в руки специалиста по десятиногим ракам. Мы еще не успели применить соответствующие «усыпляющие» или «ошеломляющие» средства к разным нежным, способным либо развалиться на отдельные кусочки, либо выбросить наружу свои внутренности животным, вроде пестро окрашенных длинных червей — немертин или прославленных китайской кухней голотурий — трепангов; раки же могут подождать, им-то ничего не сделается, — думалось нам. Вдруг раздался резкий щелчок, похожий на звук от попавшей издалека в стекло пули. Звук шел от банки, где, казалось, довольно мирно сидели наши раки. Желая посмотреть, не лопнула ли банка, я осторожно взял ее в руки. В это время раздался новый щелчок, передавшийся кончикам моих пальцев, а поверхность воды в банке на мгновение как бы вскипела ключом. Тут я понял, что мы имеем дело со щелкающим раком альфеусом, который щелкает одной, более крупной клешней, чтобы выбрасываемой при этом с силой струйкой воды отпугнуть своего противника. Драки между самцами альфеусов, как приходилось наблюдать, кончаются гибелью одного из них, который пожирается победителем.

Краб «голова самурая»

Рак-щелкун альфеус

Альфеусы прячутся в различные щели и укромные уголки среди камней и водорослей. Тот, кто приближается к жилью альфеуса, получает струю воды в качестве предупреждения. Звук у альфеусов можно назвать «побочным продуктом», потому что они глухи.В губках и известняках альфеусы селятся десятками и сотнями, укрываясь в их отверстиях. Приближение к такому поселению альфеусов мнимого или действительного врага вызывает шум, равный по мощности шуму при заклепывании котла.Наполовину сухопутный краб оципода крупноклешневая, живущий на Коромандельском берегу Индии в норах на пляжах, исполняет на большей из двух своих клешней, снабженной особыми зубцами, стоя на пороге своей норки, целые сонаты из стрекочущих звуков.Способны издавать шипящие, свистящие и лающие звуки крокодилы, гортань которых обладает голосовыми связками. Хрюкают и рычат, особенно будучи пойманы, морские черепахи.А. И. Минеев рассказывает в своей книге «Остров Врангеля», что в спокойном состоянии моржи не кричат под водой, но раненый морж иногда трубит под водой, и тогда его «гукающий» рев хорошо слышен наверху.

Краб оципода крупноклешневая

Далеко разносятся могучее дыхание, всплески и прыжки китов. Громко ревут в проливах между островами Арктики вооруженные винтообразным бивнем нарвалы.Свистят, пересвистываются между собой дельфины, как охотясь, так и в момент тревоги. Пересвистываются и самки дельфинов со своими сосунками. Звуки дельфинов бывают таких высоких тонов, что не все люди их воспринимают, это почти ультразвуки.А. Г. Томилин наблюдал, что черноморские дельфины-белобочки издают разнообразные звуки дыхалом, снабженным сильной мускулатурой. Звуки эти напоминают получаемые с помощью детской картонной открытки-пискульки, манка на рябчика, кряканье уток, крик кошки, кваканье. Окруженные сетью дельфины испускают тонкий писк, слышимый на палубе ловящего дельфинов судна и еще лучше воспринимаемый нырнувшим в воду человеком. При писке под водой видны пузырьки воздуха, выходящие из дыхала. Продолжительность каждого отдельного писка около 2 секунд, промежутки между звуками могут быть всего 1 — 2 секунды, а общая продолжительность звучания составлять десятки минут.Гидрофон — «подводные уши», широко применяемый в современном мореплавании прибор для прослушивания раздающихся в воде звуков, будь то звуки винтов подводных и надводных кораблей или специальные подводные сигналы. Уже к концу первой мировой войны слухачами-гидроакустиками были приобретены навыки распознавания при помощи гидрофона звуков, происходивших от движения конвоя судов, работы винта миноносца, движения подводной лодки и даже от покачивания на дне моря затонувшего корабля. Первое время принимали шум, производимый движением рыб, дельфинов или китов, за шум винтов подводной лодки, но быстро научились различать безобидные звуки от действительно угрожающих, хотя бы и ослабленных малым ходом противника или большим расстоянием.Научились, но не до конца, не в полной мере, как показала следующая мировая война.Оказалось, что шумы от действовавшего сжатым, воздухом двигателя японской «живой торпеды» или «торпеды-самоубийцы», этого опаснейшего врага надводных кораблей, были практически неотличимы от шумов, производимых движением косяков рыб. Крупная японская подводная лодка дальнего, океанского, действия выпускала эти торпеды, снабженные крохотным перископом и имевшие экипаж из одного самоубийцы — «камиказе», в нескольких милях от кораллового атолла, в лагуне которого стояли корабли США. Узкий, извилистый и прегражденный коралловыми «головами» вход в лагуну делал командование кораблей беззаботным, а гидроакустическая вахта на кораблях развлекалась подводными биологическими шумами и, главное, привыкла к шнырянию стай рыбы по лагуне и по проходу между океаном и лагуной. Учли ли это японцы при выборе и регулировке двигателя или это было совпадением звучаний, но американцы не могли понять причины гибели подряд нескольких кораблей, пока случайная авария на рифе японской «живой торпеды» не выдала тайны. И в наши дни гидроакустики в Средиземном, в Желтом морях, в южнокитайских и индомалайских водах бывают порою озадачены подводными звуками биологического происхождения.Первые гидрофоны можно было применять, только остановив корабль или сильно замедлив его ход; звуки, создаваемые потоком воды у приемного отверстия гидрофона, заглушали все остальные. Было известно из произведенных тогда же опытов, что тюлени, которых пытались обучать охотиться за вражескими подводными лодками, прекрасно слышат на своем самом быстром подводном ходу. В результате изучения устройства ушей тюленей гидрофонам дали новую форму, что очень улучшило их действие.Интересно, в связи со сказанным, познакомиться с некоторыми особенностями устройства органов слуха у водных млекопитающих.Ушная раковина есть только у ушастых тюленей, которые немало времени проводят на суше. У китов наружное отверстие слухового органа очень уменьшено, у усатых китов оно даже полностью закрыто; у обыкновенных тюленей своеобразная трубковидная ушная раковина втянута под кожу, причем давлением воды слуховое отверстие закрывается, а при выходе из воды оно раскрывается с помощью мышц. Слуховые косточки водных млекопитающих крупны и толсты, чтобы противостоять, очевидно, большой энергии звуков в воде. Евстахиевы трубы открываются не во время глотания, как у сухопутных зверей, так как при этом вода могла бы проникнуть в барабанную полость, а при дыхательных движениях, поскольку дышат водные млекопитающие, конечно, только на поверхности воды, в воздухе.У зубастых китов костный лабиринт уха не соединен жестко с остальными костями черепа, как у остальных млекопитающих, а акустически изолирован от черепа воздушными полостями и пористой костной тканью. Это устройство позволяет зубастым китам разобраться, откуда идет в воде звук. Будь костный лабиринт китов непосредственно соединен с черепом, кости черепа передавали бы звук лабиринту со всех направлений одинаково.Что касается рыб, то они, как уже говорилось, воспринимают звуковые волны в воде (не в воздухе; в воздухе рыба глуха, ей нечем воспринимать воздушные звуковые волны) с помощью специальных кожных органов чувств на голове.В одном большом аквариуме и ученые и посетители много раз замечали, что целые колонии трубчатых червей втягивали пышные пестрые венчики своих щупальцев при первых звуках военного оркестра, игравшего в окружающем здание аквариума парке, и расправляли их только после прекращения музыки. Приходится думать, что органы равновесия, так называемые статоцисты, червей воспринимают те ничтожнейшие звуковые колебания частиц воды, которые вызваны звуковыми волнами в воздухе.Мало вероятно, чтобы киты, дельфины или тюлени когда-либо угрожали шлюпке или спасательному плоту. Косатки, моржи и тюлени — морские леопарды — и еще, может быть, самцы тюленя-хохлача представляют исключения. Ограничимся советом для тех случаев, когда вам кажется, что киты, дельфины, тюлени или даже крупные рыбы слишком уж близко держатся возле вас. Опустите тогда под воду два металлических предмета (скажем, разводной ключ или уключину в паре с какой-либо сковородкой или металлической крышкой) и постучите ими друг о друга несколько раз. Под водой эти звуки разнесутся далеко и будут настолько резкими, что почти наверно испугают даже таких смельчаков, как кашалоты.Эхолот и асдик — два других замечательных прибора, которые дала мореплаванию нынешняя техника.С помощью эхолота быстро, в течение секунд (звук движется в воде почти впятеро быстрее, чем в воздухе, в среднем его скорость в этой плотной среде составляет 1,5 километра в секунду) штурман может определить глубину места. Она отмечается либо цифрами, выскакивающими в окошечке, либо непрерывной записью на ленте, фиксирующей все изменения глубин, все особенности очертания дна, над которым проплыл корабль.Еще чудеснее эхолота асдик и подобные ему приборы, гидролокации, прощупывающие звуковым лучом все, что находится под водой впереди и вокруг корабля; на экране асдика в штурманской рубке, как в сказочном волшебном зеркале, обнаруживаются не только подводные лодки, не только подводные скалы, круто вздымающиеся к поверхности, но и отдельные мины заграждения. Путь звукового луча, показываемый на светящемся экране асдика, дает в таких случаях уклонения, дрожания.И тут часто сказывается влияние морских животных, мелких — в стаях, а крупных — и поодиночке.Косяк сельдей или трески заметно отражает звуковые волны, отправленные эхолотом или асдиком, давая так называемое промежуточное или вторичное эхо. Это обстоятельство уже начали использовать в рыбной промышленности для обнаружения косяков рыб; для штурманов военных и транспортных кораблей оно, конечно, только помеха при промерах или прощупывании воды звуковым способом.Гидролокатор одинаково бесстрастно и точно отмечает и мины заграждения и попадающихся на пути его звукового луча черепах, крупных рыб и даже крупных медуз.Шумы от движения отдельных крупных морских животных, от прохождения рыбы или стай китов (за исключением прыжков) все же, как показывают непосредственные измерения в природе, невелики. Невелики и шумы волн, зыби, если не говорить о грохоте разбивающихся о берег, особенно о берег крутой, скалистый, валов прибоя, вовсе ничтожен шум от течений. Все эти источники звуков в морской воде, за сделанными выше исключениями, дают слабое звуковое давление.Иное со звуками, активно испускаемыми рыбами; если рыб много, то звуковые давления, возникающие при их концертах, очень сильны.Еще в начале второй мировой войны ученые произвели множество опытов и измерений, опубликованных только теперь. Звукозаписи в море и в садках, прямые наблюдения с помощью гидрофона, измерения спектров частот и интенсивности звучаний убедительно показали реальность и размеры помехи гидроакустикам с этой стороны.Наиболее интенсивны звучания в прибрежной зоне на малых глубинах, в пору размножения соответствующих видов и в вечерние часы. Частоты звуковых волн заключены в пределах от 50 до 3 200 герц*, с резко выраженным максимумом на 400 — 800 герцах, то-есть относятся к хорошо слышимым ухом человека звуковым колебаниям.

* Герц — одно колебание в секунду.

В тропиках встречаются гигантские скаты, плоское дисковидное тело которых достигает в ширину 7 метров при длине около 5 метров и весит до полутора тонн. В темноте эти скаты выскакивают из воды и шлепаются плашмя на ее поверхность со страшным грохотом. Эта особенность, вместе с наличием на голове особых придатков («головных плавников»), напоминающих рога, но служащих для того, чтобы направлять в рот чудовища разную мелочь, которой оно кормится, стяжали таким скатам название «морских дьяволов».

Акула-лисица

Спортивный лов «морских дьяволов» столь же увлекателен, сколь и опасен. Нередки случаи, когда шлюпки переворачиваются и спортсмены гибнут, контуженные, оглушенные ударами ската.Акула-«лисица» глушит стайную рыбу своим длинным мощным хвостом. Поднимаемый ударами ее хвоста надводно-подводный шум разносится на мили вокруг и может, конечно, встревожить вахтенного начальника и гидроакустика-слухача.А вот картинка повседневной жизни малайских рыбаков у восточного берега Малаккского полуострова.Лодки спускаются в воду вскоре после рассвета и уходят в море с береговым бризом. Они отходят от берега мили на полторы и ловят вблизи друг от друга. С ними отправляется также маленькая лодка — «сампан», управляемая опытным рыболовом, задача которого — находить рыб и управлять постановкой сетей. Сампан идет вместе с лодками, и через каждые 50 — 100 метров руководящий рыбак спускается за его борт; одной рукой он держится за борт сампана, причем опускается в воду так, что над его головой около трети метра воды; тело рыбака почти вертикально, а его ноги слегка двигаются; он прислушивается к рыбе, распознавая по ее «разговорам» и шумам от движения, какая она и много ли ее. Спустя полминуты он поднимает голову из воды для того, чтобы передохнуть и затем снова спускается под воду. Тогда, когда он убеждается, что около лодки нет рыбы или ее так немного, что не стоит спускать сети, он влезает в сампан и следует дальше.О некоторых рыбах давно известно, что их боковая линия воспринимает инфразвуки (не звуки!). Ученые полагают, что боковая линия рыб воспринимает, лучше всего частоты порядка 6 герц.Профессор Н. Н. Зубов думает, что глубоководные хищники ориентируются (даже избегают орудий лова) и разыскивают редкую на глубинах добычу при помощи инфра- или ультразвуковых колебаний.Он же говорит о возможном приманивающем значении для хищной трески звуков, возникающих при подергивании поддева (ничем не наживленная глубоководная удочка на Мурмане). Известно, что слепые пещерные рыбы ориентируются с помощью испускаемых ими инфразвуков.Давно было известно также, что ослепленные летучие мыши каким-то образом распознают препятствия, но только в последние годы были обнаружены ультразвуковые сигналы летучих мышей, испускаемые ими и служащие для обнаружения препятствий.Весьма вероятно, что зубастые киты, особенно дельфины и, в частности, косатки, разыскивают добычу на слух, по шуму от ее движений, пользуясь, как можно думать, и бинауральным эффектом (определение направления на звучащий предмет по неодинаковости или одинаковости восприятия звука левым и правым ухом) и эффектом Допплера (когда звук приближающегося предмета кажется по мере приближения все более высоким, а удаляющегося — понижающимся). Бинауральному эффекту у этих хищников должна помогать акустическая изоляция их слухового аппарата, о которой уже говорилось выше. На Дальнем Востоке уверенно говорят о том, что белухи уходят, заслышав шум промыслового катера, но не боятся звука других, не опасных для них катеров. Наблюдения за биоакустической картиной моря, выявление составляющих ее «красок», установление ее акустической «палитры» могут и должны войти в обиход морских научных экспедиций и биологических станций. Знакомство с этой пестрой, изменчивой не только по сезонам, но и на протяжении суток картиной может пригодиться как для рыбопромышленной разведки, так и военным морякам и, наконец, самим биологам в качестве добавочного средства для наблюдений за жизнью моря.Морские организмы, особенно планктонные, влияют на гидроакустические явления в море еще и чисто механически — их тела и скопления создают «неровности» и «завесы», меняя звуковую прозрачность моря, влияя на реверберацию (множественное, многократное эхо) и диффузию (рассеяние звука). О крупных «неровностях» уже говорилось выше. Огромна роль в гидроакустике пузырьков газа, а к образованию таких пузырьков весьма причастны планктонные и даже донные животные и — в еще большей мере — растения, да и распад остатков организмов. Однако эти вопросы, наиболее тесно связанные с физикой и химией океана, например со слоем скачка плотности, заслуживают специальной разработки, и здесь о них можно только упомянуть.

 

ГЛАВА IX

МОРСКИЕ СВЕРЛИЛЬЩИКИ

Дерево, камень, бетон различных искусственных сооружений, изоляция электрических и телеграфно-телефонных кабелей в морской воде подвержены разрушению некоторыми морскими животными и даже некоторыми водорослями, не говоря уже о вездесущих, имеющих в своей среде разнообразнейших «специалистов», бактериях.Сверлящие микроскопические или, во всяком случае, очень мелкие водоросли разрушают известняки, которых так много по берегам моря. Водоросли прокладывают ходы в известняке с помощью выделяемой ими углекислоты, растворяющей известняки, преобразуя их углекислую известь в двууглекислую — в соду.Так, берега Севастопольской бухты сложены из известняков, то спускающихся в воду крутыми скалами, то образующих отлогие ступени. Под водой эти скалы, плиты, большие и малые камни, лежащая между ними галька покрыты зелеными пятнами, а местами сплошь зеленые. Это вовсе не природный цвет самого известняка. Зеленью окрасило его множество поселившихся в нем и усиленно его сверлящих микроскопических водорослей, создающих себе убежище от волн в виде густой сети каналов у поверхности известняка. Убежища эти, впрочем, не слишком надежны — они-то и нарушили прочность камня. Удары прибоя осенних штормов быстро дробят известняк, снимают его верхний ослабленный слой. Затем наступает очередь следующего, еще не источенного слоя.Широко распространены в морях сверлящие губки. В отличие от сверлящих водорослей, такие губки могут пронизывать своими ходами толщу камня в несколько сантиметров и даже иногда в несколько дециметров. Еще чаще поселяются сверлящие губки в раковинах живых и мертвых двустворчатых и одностворчатых моллюсков. Губки сверлят, создавая себе убежище, так быстро, что такое «домостроительство» вскоре оставляет их самих без крыши и без стен. Но сверлильщики не погибают, хотя и не могут снова приняться за старое — губки ведь не двигаются, не ползают. Они просто разрастаются, превращаясь в большие «свободно живущие», лежащие на дне или приросшие к нему губки вроде известной «нептуновой чаши». Часто они принимают форму булок.Много раз на Дальнем Востоке меня удивляло, что крупные, живущие в таких булкообразных губках раки-отшельники прячут свое мягкое голое брюхо в полость, воспроизводящую очертания одной крупной морской улитки — натика. А раковины в губке-то и нет! Разрезал я десятки таких губок, служивших домом ракам-отшельникам, и не нашел даже остатков раковины улитки. Разгадка пришла потом, когда я взялся за мелких раков той же породы в маленьких губочках и совсем мелких — в натиках. В раковине натики еще до рака-отшельника, пока жива сама улитка, поселяются сверлящие губки, затем улитка умирает, раковину занимает молодой рак-отшельник. Пока он растет, работает и губка, разрушая раковину. Разрушив всю раковину, губка разрастается и укрывает рака-отшельника, не нарушая очертаний внутренней камеры, где помещается его брюхо,— эта камера и есть бывшее обиталище улитки.Устриц часто разводят на рамах, затянутых проволочной сеткой. Для того чтобы избавить устриц от сверлящих водорослей и губок, достаточно бывает погрузить эти рамы на несколько минут в пресную воду в речку или в пруд. Устрицы не погибнут, они плотно сомкнут свои створки так, что между ними не останется никакой щелочки, туда не проникнет губительная для морских животных пресная вода. Но сверлильщикам — водорослям и губкам — нечем закрыть входные отверстия своих туннелей, они гибнут, а устрицы избавляются от вредных, незваных жильцов.

Устрица, иссверленная губками

Скалы, даже гранитные или базальтовые, бывают иногда просверлены морскими ежами там, где вода неглубока и силен прибой. Иногда эти пещерки рассчитаны только на одного жильца — ежа, иногда же это целые котлы в полметра глубиной и в треть метра диаметром, где сидит по нескольку десятков ежей величиной в яблоко или в кулак. Такой образ жизни спасает морских ежей и от обсыхания при отливе или другом спаде воды, и от хищников, и от ударов прибоя.Сверлят и некоторые виды червей, причем сверлят они только известняки или раковины моллюсков. Такие черви, как и сверлящие водоросли и губки, выделяют кислоты, растворяющие известь.Наибольший вред причиняют и наиболее изучены сверлильщики из двустворчатых моллюсков.Одни моллюски сверлят камень, другие — дерево, попавшее в морскую воду. Случается, что некоторые из камнеточцев иногда селятся в дереве. Цель сверления — укрыться, спрятаться от врагов и волн, а древоточцы еще и питаются деревом, которое они сверлят и поедают в то же время.Недалеко от Неаполя есть маленький городок Поццуоли, в окрестностях которого стоят остатки колоннады древнего храма Сераписа. В колоннах видна широкая, метра в три слишком, полоса, источенная бесконечным множеством ходов сверлящей двустворчатки — морского финика. Храм был выстроен, конечно, не под водой, но за два тысячелетия почва в этом месте успела сначала опуститься на несколько метров в море. Затем, в середине XVI века, после сильного извержения лавы на соседних Флегрейских полях, суша поднялась; тогда снова обнаружились колонны, в которых за минувшие столетия, проведенные зданием под водой, поселились во множестве морские финики, конечно, погибшие после осушения.

Колонны храма Сераписа

Блестящая коричневая кожица плотно и прочно покрывает раковину морского финика, лишенную каких-либо зубчиков и терок. Приходится думать поэтому, что морской финик прокладывает свои глубокие, тесно охватывающие его раковину ходы также с помощью выделяемой им кислоты. Его собственная раковина, вероятно, защищена кожицей, о которой только что говорилось, от растворения кислотой.Название свое морской финик получил из-за цвета и формы; вкус его хоть и не похож на вкус настоящего финика, растущего на пальмах, но отменный.Иначе действуют светящиеся по ночам фоласы или «фолады». Их хрупкая, содержащая сильное, мускулистое тело, белая раковина на переднем конце покрыта сложным узором острых зубчиков, напоминая терку или рашпиль. Зубчиками же, но менее крупными и острыми, покрыта и остальная поверхность створок фоласов. Фоласы неугомонно вертятся и шевелятся в своей норке, все время ее углубляя и расширяя по мере своего роста. За месяцы и годы фоласы делают норки в десятки сантиметров глубиной, сами достигая 10 — 15 сантиметров в длину.Фоласы точат известняк, песчаник, глинистые сланцы, мрамор, бетон, кирпич каналов, портов и доков. Некоторые виды фоласов, впрочем, бурят только плотный ил, глину, мергель, мел. Такова, например, встречающаяся у нас в Черном море и в Керченском проливе барнеа из фоладид.Лет двадцать пять назад наш экспедиционный пароход «Бесстрашный» поднял тралом возле Нового Афона на Черном море с глубины около 80 метров давно затонувший огромный пень какого-то дерева. Чего только там не было?! И маленькие офиуры, и такие же маленькие голотурии, и сверлящие рачки, и печально знаменитый тередо, но больше всего поразили нас крупные фоласы, во множестве сидевшие в дереве.Есть несколько видов фоладид, специально бурящих дерево. Таковы тропическая мартезия, ракушка, уничтожающая деревянные пристани на Гавайских островах и в Панаме, или встречающаяся в европейских водах, в Охотском и Японском морях и в далеком чилийском порту Вальпарайзо ксилофага. Этот моллюск, тело которого не умещается в его маленькой шаровидной раковинке, селится на любых глубинах и разрушает порой не только дерево, но даже изоляцию подводных кабелей, наряду со своими союзниками — рачками лимнорией и хелюрой, тоже в основном древоточцами.

Морской финик

Ходы и входы тередо

Наиболее известен тередо — червевидный двустворчатый моллюск с крошечной раковинкой на переднем конце тела. Еще древние мореплаватели называли этого «корабельного червя» мрачным именем — «высшее бедствие кораблей». Римский поэт Овидий писал из ссылки с западного берега Черного моря своему другу Бруту, что «сердце точит тоска, как точат древоточцы корабль».Греческие триеры, венецианские галеры, плотины Голландии — все разрушалось миллиардными стаями «корабельного червя». Лет тридцать назад тередо чудовищно размножился в бухте Сан-Франциско; деревянные пристани и набережные этого мирового порта начали рушиться словно от землетрясения.Без применения дерева в кораблестроении даже теперь, в век стальных судов, обойтись трудно. Рыболовецкий флот мира до сих пор в основном остается деревянным. Нелегко отказаться от дерева и при строительстве молов, набережных и пристаней. Из дерева удобнее всего делать боны, многокилометровые пловучие заграждения из бревен, защищающие базы флота в военное время от торпедных атак (к бонам подвешиваются особые металлические сети). Малые боевые корабли, особенно минные тральщики, делают тоже из дерева, чтобы предохранить их от магнитных мин.Сложно устроенные створки раковины тередо изборождены особыми острыми зубчиками. С их помощью моллюск, постоянно находящийся в движении, прокладывает свои ходы.Между створками находится круглая присоска, в которую у тередо превратилась нога обычных двустворчатых моллюсков, а над присоской — рот.На другом конце длинного, червеобразно вытянутого тела есть пара коротких трубок — сифоны выводной и всасывающий, а также две известковые веслообразные (или елочковидные у терединиды — банкии) палетки. Эти известковые тельца служат для закрывания наглухо хода в случае какой-либо опасности по «химической» или «боевой» тревогам. «Химическая» тревога в жизни тередо чаще всего означает, что вокруг оказалась пресная вода, хотя бы потому, что корабль, в днище которого живут тередо, вошел в реку. «Боевая» тревога значит то, что в канал тередо ломится какой-нибудь враг, вроде, например, хищного многощетинкового червя.

Сифоны тередо высовываются среди мидий, покрывающих сваю

Когда тередо ничем не встревожен, то сифоны выставлены наружу, имея вид двух тоненьких, прозрачных трубочек, из похожего на укол толстой булавкой входного отверстия канала тередо. В один сифон вода входит, омывает жабры тередо, оставляет да них все взвешенные частицы, будь то планктон или остатки микроскопических планктонных животных и водорослей. Частицы эти особыми ресничками, машущими в одну сторону, ко рту, переправляются туда. Отфильтрованная вода переходит на другую сторону жабер и выбрасывается наружу через выводной сифон.Внутри ход тередо, за исключением переднего, сверлимого, конца, выстлан выделяемой моллюском тонкой, но прочной известковой корочкой.При сверлении образуются опилки, которые заглатываются ртом тередо и проходят через кишечник, надолго там задерживаясь, как трава в кишечнике жвачных. Затем, когда из этих опилок тередо извлечет питательные вещества, опилки выбрасываются наружу через выводной сифон. Если кусок дерева, содержащий живых тередо, держать в сосуде с морской водой, то через короткое время на дне сосуда накопится слой тончайших опилок.Однажды поселившись в своем ходе или канале, тередо никогда не покидает его. Если извлечь тередо из его хода, то он бессилен сделать себе новое жилище и погибнет даже в том случае, если в окружающей его воде будет много планктона. В то же время тередо могут месяцами жить в процеженной морской воде, питаясь только древесиной.Как же попадают тередо в древесину вначале? Неисчислимые количества личинок тередо кишат в пору размножения этих моллюсков в воде. Через некоторое время личинки садятся на поверхность дерева и превращаются в обыкновенную крошечную двустворчатку, прикрепленную к дереву длинной нитью биссуса. Соскоблив острыми краями своих створок малое количество дерева, двустворчатка прикрывается опилками, как чехликом. Под прикрытием этого чехлика и происходит в несколько дней превращение обыкновенной ракушки в молодого, крошечного тередо. В то же время происходит вбуравливание в дерево. На небольшом кусочке дерева могут одновременно осесть и поселиться сотни и тысячи молодых тередо. Неудивительно, что при благоприятных для тередо условиях ими могут быть в один сезон приведены в негодность пристань, баржа, катер.Большинство видов тередо обитают в тропиках и в водах умеренного пояса, немногие проникают на север, и еще меньшее количество видов тередо в состоянии размножаться в холодной воде. На севере Тихого океана (в том числе и на севере Японского моря) есть холодноводный представитель тередо — банкия.Если ходы обычных у нас в Черном море, в южной половине Японского моря (до Владивостока включительно) и в Желтом море видов тередо достигают 20 — 30 сантиметров длины при поперечнике в 15 миллиметров, то банкия просверливает ходы длиной 60 — 80 сантиметров.Обыкновенные тередо умирают естественной смертью на втором году жизни; банкия живет года три, если не более.Снаружи дерево, заселенное тередо, может казаться совершенно здоровым. Заметить в воде сифоны и опилки легко только в аквариуме, а не в портовых условиях, входные же отверстия крохотные, их и в аквариуме видеть трудно.

Лимнория

Хелюра

Вот и вышла как-то беда. Чтобы сократить изгиб прибрежного шоссе, отходившего в том месте от берега, построили деревянный мост в устье одной горной речки, куда у дна заходила соленая вода. Устои забили давно, а верхнюю часть моста задержали. Пока люди мешкали наверху, тередо сверлили нижние части сваи. Когда же стройка пришла к концу и стали готовиться к открытию моста, то он рухнул от собственной тяжести.Как же защититься от тередо? В старину обшивали деревянные корабли медными листами; это защищало и от тередо и от обрастаний. Сейчас вместо дорогой меди используют необрастающие краски, а сваи большею частью пропитывают креозотом.Тередо разрушает дерево изнутри, его ходы, направляясь вглубь от поверхности дерева, затем поворачивают и идут вдоль по волокну. Другие же сверлильщики — мелкие, но также многочисленные и деятельные рачки, родственные сухопутной мокрице сферома, или шаровка, лимнория и маленький бокоплав-хелюра — разрушают дерево с поверхности. Соединенными усилиями рачки и тередо особенно быстро могут доканать древесину.У наших берегов тередо и сверлящие рачки встречаются в больших, опасных количествах только в Черном и Японском морях. На Мурмане их немного, а в остальных наших морских водах их нет или почти нет практически.

Дерево, разрушенное лимнорией

Шаровка, впрочем, способна сверлить и известняк. В Новой Зеландии был случай осадки портовых сооружений, построенных на наброске из мягкого камня, превращенного за несколько лет в «соты» поселившимися в нем сферомами.На мягкие известняки, сланцы, песчаники, коралловые рифы нападает в тропиках также особая «морская уточка» из усоногих раков — литотрия.Улитка натика замечательна тем, что просверливает в середине створок живых двустворчатых моллюсков аккуратную круглую дырочку, через которую высасывает затем мягкое тело хозяйки раковины, казалось бы, так надежно защищенной плотно закрывающимися прочными створками.Бронированный свинцом, покрытый под ним толстой и прочной многослойной изоляцией подводный кабель в руку толщиной, уложенный на дно морей и океанов часто на огромной глубине, казалось бы не должен иметь что-либо общее с биологией моря. Разве что, когда его укладывают с кабельного судна и он тяжело падает на дно, то давит на нем червей, актиний, морских звезд и морских лилий, распугивает придонных раков, рыб и кальмаров.Хотя первые указания на существование жизни на больших глубинах были еще в начале прошлого века, но по-настоящему ученые согласились с тем, что глубины не безжизненны, только после того, как был, менее столетия назад, поднят со дна Средиземного моря кабель, весь обросший различными морскими животными — червями в известковых трубках, двустворчатыми моллюсками, морскими жолудями, актиниями. Вот после этого изучением глубин занялись как следует, и результаты этого оказались, как мы уже знаем, замечательными.

Натика и ее работа

Но оказалось и другое. Кабель, конечно прочен, изоляция его из гуттаперчи, просмоленного полотна и тому подобных несъедобных и жестких вещей, на первый взгляд, самое большее может только позволить, чтобы на нее могли садиться морские животные, прирастая к ней или ползая по твердой полоске кабеля среди мягкого, нежного ила, устилающего поверхность дна на больших глубинах.Все же нашлись такие морские сверлящие животные, которые пробуравили несъедобную оболочку кабелей и открыли доступ морской воде к металлической сердцевине кабеля — проводнику электрического тока. Возникла утечка тока, как последствие нарушения изоляции («заводнения», если можно так выразиться), кабель приходилось поднимать для осмотра и ремонта. Тогда обнаружилось, что его проточили либо крошечные рачки-древоточцы — лимнории, либо моллюски древоточцы или камнеточцы — ксилофага, мартезия.

Акула-скафаноринх

Схватка кашалота с кальмаром

Вот уже 50 лет, как науке известна своеобразная, очень длиннорылая акула — скафаноринх — из глубин Тихого океана у Японии. Через несколько лет после того, как скафаноринха впервые нашли в Тихом океане, пришлось установить, что этот вид водится и в Индийском океане. Произошла утечка тока из кабеля, лежавшего на глубине около 1 400 метров; когда кабель подняли, то в нем оказался обломанный, глубоко в него вонзившийся, застрявший в витках защитной проволочной спирали зуб длиннорылой акулы. Очевидно, скафаноринх обломал зубы, объедая обрастания кабеля (далеко не все акулы охотятся за крупной добычей).Китобои исстари знали о том, что загарпуненный кит, особенно кашалот, может нырять на большую глубину, на сотни метров от поверхности. Кашалоты ныряют глубоко и надолго и не будучи загарпунены — они питаются крупными и гигантскими головоногими моллюсками (кальмарами), обитающими далеко от поверхности в толще воды, и осьминогами, живущими у дна*. Роговые клювовидные челюсти кальмаров нередко находят в желудках кашалотов. Правда, установить, на какой глубине живут гигантские кальмары, пока не удается. До сих пор они доставались людям только больными или мертвыми. Попадались кальмары метров 20 длиной (включая, щупальца, или «руки»). Есть замечательные фотографии крупного кашалота, тело которого по всей длине покрыто отпечатками присосков гигантского головоногого.

* Поэтому скопления кашалотов часто встречаются в самых бесплодных на поверхности, лишенных планктона, рыб, птиц, местах океана с прозрачной синей водой, где только на значительной глубине может быть немало живых существ, в том числе и кальмаров.

Кабельные суда, поднимая поврежденные или оборванные телеграфные кабели в Тихом океане у побережья Южной Америки, трижды находили мертвых кашалотов, запутавшихся челюстями в кабелях, лежавших на глубине 510, 900 и 990 метров. Запутывались кашалоты всегда нижней, зубастой, узкой челюстью (верхняя у них беззуба и массивна).Можно предположить, что кашалоты хватают кабель, принимая его за щупальце гигантского кальмара — своей желанной и привычной добычи. Не раз наблюдали борьбу между кашалотом и кальмаром на поверхности океана.

 

ГЛАВА X

МОРСКИЕ ОБРАСТАНИЯ

Обрастают самые различные предметы, погруженные в морскую воду, начиная со скал и камней и кончая минами. Обрастают не только растениями, но и различными животными, ведущими прикрепленное к одному месту существование. Такие жильцы селятся, конечно, и на днищах, на подводных частях кораблей, проникая иногда даже внутрь корабля по трубам, втягивающим морскую воду из-за борта для охлаждения машин и для разных хозяйственных нужд. Даже в таких темных, тесных трубах умудряются селиться морские животные.В нефтяной гавани Батуми мне приходилось видеть на сваях пристани красивые бахромчатые наросты мембранипоры, выдававшиеся сантиметров на 25 — 30 над поверхностью свай. Вода вокруг была покрыта слоем нефти. Нефтью же были подернуты и колонии мембранипоры, пышные здесь, как не бывали они пышны нигде в менее загрязненных прибрежных водах. В чем же объяснение такого расцвета мембранипоры в Батуми? Думать, что нефть полезна для нее, трудно. Скорее дело в том, что в условиях нефтяной гавани мало кто из морских животных может обитать. Никто там не объедает, не теснит мембранипору, не перехватывает ее пищи, потому и благоденствует там эта мшанка.Организмы, обрастающие днища судов, те же, что живут на скалах, камнях, сваях. Впрочем, быстроходность позволяет удерживаться на днищах только наиболее прочным, самым обтекаемым, а главное — наилучше прикрепленным растениям и животным.

Обрастание кормы катера:1, 2 — зеленые нитчатые водоросли; 3 — морской салат ульва; 4 — красная водоросль церамнум: 6 — красная известковая водоросль кораллина; 6 — краевая ветвистая водоросль филлофора; 7 — красная листовидная водоросль делессерия; 8 — губки; 9 — гидроиды; 10 — морские анемоны (актинии); 11 — известковые завитые трубки червя спирорбис; 12 — известковые извитые трубки червя гидроидес; 13 — мшанка ретепора: 13а — мшанка флюстра: 14 — мшанка мембранипора; 15 — мелкие мидии митилястер; 16 — мидии; 17 — устрицы; 18, 19 — морские жолуди балянусы; 20 — морские уточки лепас: 21 — оболочник фаллюзия; 22 — оболочник диона; 23 — колониальный оболочник «звездочки» — ботриллюс

Помещенный здесь рисунок изображает кормовую часть катера, очень долго простоявшего в порту, поэтому обрастания его днища такие пышные, раскидистые. Даст катер полный ход, начнет его подбрасывать и качать на волнах, зажурчит вдоль бортов, запенится вода и оборвутся, останутся в кормовой струе катера самые раскидистые и непрочные водоросли и животные.Но многие организмы — морские жолуди, колониальные и одиночные асцидии, мшанки — выдержат это испытание прочности их тел и их креплений. Они даже выиграют от того, что будут удалены на ходу теснившие их, разросшиеся, пока корабль стоял у стенки, соседи. Сорвут этих соседей вихри воды, тем более мощные, чем больше трение, чем пышнее обрастания.Морским жолудям, колониальным асцидиям, коротковетвистым коренастым колониям гидроидов или мшанок, а тем более мшанкам корковым совсем не страшен ход. Больше того, на ходу корабля в быстро проносящейся мимо воде больше кислорода, больше можно захватить пищевых частиц, а живущим у ватерлинии водорослям (если они тоже не из пышных, кудрявых, а скромные, корочкой) света больше на ходу, в открытом море, чем в гавани, у стенки.Впрочем, многим из этих крепышей тоже не везде приходится хорошо в дальнем плавании; иные и вовсе гибнут, либо сразу отваливаясь, либо оставаясь на днище в виде скелетов, домиков, панцырей. От таких остатков кораблю немногим легче, чем от живых, — все равно они трутся о воду. Только и пользы от их смерти, что они перестали расти, увеличиваться в размерах.Главная причина гибели этих выносливых организмов — пресная вода. Многие мировые порты расположены в устьях больших судоходных рек, в отлив вода там бывает совсем пресная или чуть-чуть соленая. Ленинград, Николаевск-на-Амуре, Архангельск, Лондон, Шанхай, Нью-Йорк — такие порты; количество названий устьевых портов легко довести до нескольких дюжин. Другая причина — это слишком высокая или, что чаще и резче действует, слишком низкая для определенных организмов температура. Когда корабль летом идет из Суэца в Одессу, то поселившиеся за время стоянки в этом порту на его днище тропические устрицы или морские жолуди еще могут выдержать то, что соленость в Черном море вдвое, а в Одесском порту и втрое ниже, чем в Суэце на Красном море. Но во время зимних переходов тропические обрастания никак не могут выдержать тридцатиградусной разницы температуры. В Суэце вода имеет зимой 30 градусов тепла, а в Одесском заливе — около нуля, в иные годы Одесский порт даже замерзает.Лед бывает и страшным врагом, и союзником морских обрастаний. Льды беспощадно обдирают обрастания с подводной части корабля, но так же исправно стирают с нее и необрастающую краску. Из льдов судно выходит незащищенным от обрастаний и «набирает» их обязательно, если попадет на стоянку в сколько-нибудь теплых водах.Вообще говоря, быстроходные корабли, снуя между портами всего мира, заносят из одних стран в другие растения и животных. Биогеографы, изучающие распространение н а земном шаре различных живых существ, все больше переходят к изучению того, как эти живые существа расселились по земному шару. Иначе говоря, приходится изучать, почему, каким способом, откуда именно проникли в самые разные углы нашей планеты различные живые существа, которые раньше, совсем недавно, еще там не жили. Большинство этих биогеографических головоломок порождено мореплаванием. Корабли завезли когда-то картофель в Европу, они же повседневно, во всех портах мира высаживают самых различных, незваных и, порою, очень неприятных пассажиров. Этими пассажирами бывают и насекомые умеренного пояса, привезенные нашим пароходом в Алжир с грузом советского леса, жуки Африки, попавшие вместе с корой пробкового дуба в Калининград; тропические змеи, огромные «александрийские» крысы — не такая уж редкость для грузчиков Владивостокского и даже Мурманского портов. Немало подобных пассажиров и на днищах кораблей. Далеко не все они могут прижиться, размножиться, даже просто выжить в одном поколении в новых местах, в чуждых водах. Но многие все-таки выживают и порою процветают на чужбине лучше, чем у себя на родине.Так, перед первой мировой войной немецкие пароходы возили в Шанхай паровозы для китайских железных дорог. Обратного, столь же тяжелого груза не было. Для того чтобы корабль сидел в воде достаточно глубоко, по свою грузовую ватерлинию, чтобы не слишком швыряли его океанские волны, немцы набирали в балластные цистерны мутножелтую воду могучей китайской реки Янцзы. Приходя к себе в Гамбург или в Бремен, капитаны давали приказание «откачать водяной балласт». Струились в воды немецкого порта воды китайской реки, а вместе с ними попадали туда из темноты и ржавчины цистерн живые существа. Среди них оказались маленькие, совсем молоденькие китайские крабы с мохнатыми клешнями. В Шанхае их всосали помпы в балластные цистерны немецких грузовозов еще в облике маленьких прозрачных большеглазых крабьих личинок-мегалоп. Пока пароходы плыли домой, мегалопы превратились в крошечных, успевших раза два перелинять, чуть-чуть подрасти, крабиков. Хорошо, что чуть-чуть, а то не проскочить бы крабикам при откачке через защитные решетки трубопроводов, погибнуть бы в цистернах пожизненными узниками, да и пищи бы подходящей им, подросшим, там не найти было. А таких крабов-узников при ремонте цистерн потом тоже находили. Десятилетие спустя немецкие зоологи обнаружили, что китайский краб поселился в европейских водах, а еще 10 — 15 лет спустя он стал там бедствием и помехой, чудовищно размножившись. Дело в том, что китайский краб живет в норах, которые он роет в речных берегах, питается, чем придется, но особенно любит готовый стол в виде попавшей в сети рыбы, да и наживку с крючка удочки охотно ворует. Вот и пошли беды. Стали обваливаться и размываться речные берега и земляные стенки различных водоотводных каналов для орошения, для местного судоходства. Стали жаловаться рыбаки: рыба объедена крабьими клешнями, сети изорваны запутавшимися в них крабами; в мотне невода множество крабов, в кулак величиной и твердостью; в фарш истолкли эти незваные гости весь улов рыбы.

Китайский краб

В Китае, Корее, Японии этих крабов едят, да что едят — разводят; я сам видел, как их заботливо разводили. В южноманчжурских водах китайские ученые, а ведь там китайские крабы, если их едят сырыми или недоваренными, передают человеку легочную глисту, вызывающую кровохаркание. В Западную Европу (сейчас китайский краб встречается уже по всей северо-западной Европе, достигая и наших балтийских портов) он явился без глистов. Он используется в Европе в качестве корма для домашних уток и свиней и на удобрение. Много этого краба видели мы в речке Ляохе в Порт-Артуре, но невпример его больше в каналах Амстердама. Видно, на новых местах китайскому крабу лучше живется, чем на старых.Так расселяются по земному шару многие бродячие, как крабы, и сидячие, как устрицы или морские жолуди, организмы. Так попал в Каспий из Черного моря на днищах катеров, переброшенных в Баку во время гражданской войны по железной дороге из Батуми, похожий на маленькую мидию, мелкий, крепко и во множестве прирастающий к обшивке моллюск митиластер. Сейчас он в изобилии покрывает скалы и сваи в южной половине Каспийского моря, служа кормом зимующим там уткам. А личинки митиластера пополняют каспийский планктон, служа пищей планктоноядным рыбам.А вот эпизод войны на море, в котором немалую роль играют обрастания. Английский крейсер «Бристоль», который давно не был в доке и не красил подводной части, начал отставать, и австрийцы сосредоточили огонь на флагманском крейсере англичан. «Бристоль» держался позади, делая все возможное, чтобы не отставать. К 10 часам 15 минутам он настолько отстал, что пришлось ему прекратить огонь, и «Дартмут» 20 минут дрался один. Когда «Бристоль» смог возобновить огонь, он находился от концевого неприятельского крейсера в расстоянии 6 — 7 миль и всю тяжесть боя поэтому попрежнему выносил на себе «Дартмут».Это произошло в первую мировую войну в Адриатических водах, но в любых водах, в любое время обросший корабль менее боеспособен, а торговое или рыболовное судно менее доходно.Обрастания увеличивают трение корабля о воду; из-за этого корабль, конечно, теряет скорость, а следовательно, и время, понапрасну жжет горючее, уменьшает свой радиус действия.Обрастания в большом количестве вдобавок отяжеляют корабль, увеличивают его осадку.Отяжеление это не так уж мало, несколько килограммов на квадратный метр днища; на пловучих маяках, на баржах, не очищаемых по нескольку лет, обрастаний бывает больше: до сотни килограммов на квадратный метр. В воде это составляет добавочную нагрузку на квадратный метр в несколько сот граммов для кораблей и в несколько килограммов у баржей и пловучих маяков. Несколько сот тонн добавочного вредного груза для авианосца или линейного корабля — таков итог.Корабль приходится ставить в док, скрести, чистить его днище, красить.Можно чистить и чистят корабли и на плаву, с помощью водолазов, особенно легководолазов. Заодно водолазы счищают не только обрастания, но и краску, даже нижнюю, антикоррозийную. От такой чистки корпус корабля впоследствии страдает, вода разъедает поверхность обшивки. Эта мера допустима только в условиях войны. Красить под водой и вовсе трудно, хотя и есть составы, способные прилипать к металлу даже под водой.В доке же днище корабля скребут особыми скребками, порой дело доходит до зубил и молотков, не говоря уж об отжигании паяльными лампами, чистке проволочными щетками и беспрестанной поливке водой из шлангов, В иных местах ракушек, особенно мидий и устриц, доковые рабочие берут для еды.

Очистка корабля от обрастаний в доке

Поверх простой, защищающей только от ржавления, «антикоррозийной» краски подводную часть корабля приходится покрывать дорогой «необрастающей» краской. До сих пор существовало огромное количество торговых патентов и военных секретов по части необрастающих красок, а корабли все-таки обрастали.Вторая мировая война принесла в этом деле немалые изменения. Военные корабли теперь покрывают такими составами, что за годы войны, проведенные этими кораблями даже в тропиках, даже при стоянках на якоре в коралловых атоллах, где обрастания, понятно, особенно быстро образуются, наиболее прочны и тяжеловесны, корабли не обросли, не теряли скорость, не нуждались в доковании. А ведь корабль в доке не только выведен из действия, но он желанная и доступная цель для авиации врага, как ни маскируют нынче доки. До торговых судов эти необрастающие составы еще только начинают доходить, но и торговые суда имеют свои, сравнительно неплохие, краски. Да и обрастать торговым или рыболовным судам приходится меньше, чем военным: меньше стоят они в портах.В разное время года, в разных местах и условиях селятся на днищах кораблей живые существа. Бактерии, диатомовые, сине-зеленые, зеленые, красные, бурые водоросли, губки, гидроиды, кораллы, трубчатые (в известковых, а иногда и в кожистых трубках) черви, мшанки, двустворчатые моллюски (вроде устриц или мидий), морские жолуди, сложные (колониальные) и одиночные оболочники — вот короткий и неполный перечень таких организмов. Водоросли, особенно зеленые, садятся поближе к ватерлинии, там, где посветлее. Красные водоросли и в природе живут в полумраке, но и они не селятся ниже изгиба днища к килю. Особенно неприятны обрастания известковыми водорослями, вроде зеленой галимеды или красных кораллины и литотамния, они немногим лучше, чем кораллы или известковые мшанки. В тропиках (а в наших водах — летом, хоть и в меньшей мере) вся обрастающая нечисть садится и развивается особенно быстро. По наблюдениям на Гавайских островах, мшанки образуют колонии в 2 миллиметра высотой за несколько часов, пока корабль стоит в гавани. Личинки разных обрастающих организмов в разное время года встречаются в планктоне. Села такая личинка на обшивку, прикрепилась, превратилась во взрослое существо, на нее, возле нее сели другие живые существа того же вида или совсем другие. Дал ход корабль, стряхнул кое-кого, а уж кто остался, те будут расти и развиваться.Необрастающая краска непрерывно выделяет в воду, окружающую корабль, частицы (ионы) ядовитых меди и ртути — самых обычных примесей в необрастающих составах. Если этих ионов достаточно, то зародыши и личинки гибнут, не успев прикрепиться или, во всяком случае, развиться на такой отравленной поверхности. Не должно поступать в воду и излишне много ионов, тогда быстро истощится запас яда в краске, а возобновлять ее трудно и дорого. Но краска не должна и слишком медленно, скупо отдавать яд воде. Облепят окрашенную поверхность организмы, разрастутся, а тогда не добраться до них ионам в смертельных или хотя бы вредных количествах.Словом, есть над чем поломать голову, потрудиться инженерам и биологам. Задача создать недорогие, долго сохраняющие свое действие, действительно необрастающие краски важна, трудна и почетна.

 

ГЛАВА XI

ОПАСНЫЕ МОРСКИЕ ЖИВОТНЫЕ

Гостеприимны морские волны у берегов теплых краев. Пустынной, безжизненной, безопасной кажется часто поверхность открытого моря, особенно в тропиках. Приятно, наконец, побродить босиком по колено в неслишком холодной воде по песку, некрупной, гальке, среди лугов морской травы и даже среди обломков скал, с любопытством заглядывая во все расщелины и углы. Много разнообразной, здоровой и вкусной пищи предлагает нам море.Надо помнить, однако, об ядовитых своими укусами и уколами, хищных или как-нибудь еще опасных морских животных, часто малозаметных. Не все морские животные, не всегда и не везде, кроме того, пригодны в пищу.Те, кто мало знаком с морем или привык проноситься по нему на больших мощных кораблях, даже порой не прикасаясь к морской воде, не становясь на естественный берег, а сходя с палубы прямо на набережную, могут, конечно, посмеяться над «ужасами», о которых пойдет речь дальше.В действительности же, особенно в суровые дни войны, не так-то невероятно попасть человеку в морские волны или на безлюдный глухой берег с подбитого самолета, с погибшего на мине или в бою корабля.Сведения об опасностях со стороны живых существ моря нужны и рыбаку и водолазу, особенно легкому, и десантнику, и коку, и морскому и даже «приморскому», работающему вблизи моря, врачу. Эта книжка не рассчитана, конечно, на специалистов, но ее читателю также полезно знать кое-что об этой стороне морского дела.

 

ЖИВОТНЫЕ, КОТОРЫХ НЕЛЬЗЯ ИЛИ ОПАСНО ЕСТЬ

Следует различать пищевые отравления, причиняемые испорченными рыбой, ракушками, раками, от вызванных употреблением в пищу ядовитых рыб.Испорченная рыба это не только дурно пахнущая, тухлая. В портящейся рыбе поселяется сначала особая, крайне опасная для человека бактерия «рыбного яда».Разлагающаяся рыба и другие испорченные пищевые морепродукты также, конечно, вредны, но менее опасны чем те, которые содержат «рыбный яд», разрушающийся при гниении и поэтому отсутствующий в явно испорченных продуктах.О рыбном яде, пожалуй, надо сказать еще несколько слов. Бактерия рыбного яда поселяется в кажущихся еще вполне свежими телах пойманных рыб, особенно часто осетров и белорыбиц. Пока такая зараженная рыба не начала разлагаться, яд остается в силе. Он сохраняется и в соленой, вяленой и копченой рыбе и разрушается только при варке или тщательном прожаривании. Через час, а иногда и через сутки и даже больше после того, как человек поел зараженной рыбным ядом рыбы, начинаются боли в области желудка, головокружение, все вокруг кажется желтым или красным, нарушается, дыхание и парализуются мышцы. Случаи отравления рыбным ядом редки, но очень опасны.Наконец, рыбы, моллюски, ракообразные могут передавать человеку опаснейших болезнетворных микробов, если эти идущие в пищу организмы пойманы в сильно загрязненных отбросами водах портов или бухт, а затем плохо проварены или прожарены, не говоря уже о сырых устрицах. Микробы целого ряда заразных болезней по многу часов могут жить в морской воде, а найдя себе приют в теле морского животного, могут существовать еще дольше.Таких рыб, тело которых было бы само по себе ядовито при употреблении в пищу, вообще очень немного, а в морских водах СССР встречается по существу только одна порода — тетродон или сфероидес (несколько видов). Рыбаки Приморья зовут эту рыбу «морской собакой»; в книгах можно ее встретить под именами «скалозуба», «четырехзуба», «шаровика». Маленький оскаленный рот четырехзуба действительно вооружен четырьмя долотообразными зубами, могущими сразу откусить палец; думается, что отсюда произошла и собачья его кличка. Другое название «шаровик» вызвано способностью этой рыбы в состоянии возбуждения или испуга раздуваться в виде шара, набирая воздух или воду, как и родственные ей иглобрюхи.

Ядовитые рыбы:1 — скорпена; 2 — бородавчатка; 3 — тетродон; 4 — трахинус (морской дракон); 5 — инимикус (ониокозе) Все, кроме 3, опасного при употреблении в пищу, ядовиты только при уколах о их шипы и лучи плавников

В Японии тетродона и любят и боятся есть, его там много видов, и японские ученые до сих пор спорят о том, какой из видов «фугу» ядовитее. Спор этот поддерживается тем обстоятельством, что от «фугу» в год гибнет больше японцев, чем от самоубийств, а ведь самоубийц в императорской Японии было и есть немало. За 22 года было зарегистрировано 3 106 отравлений «фугу», из которых 2 090 окончились смертью, но несомненно, что большинство случаев просто остается вне учета, врачи о них и не знают. У японцев в ходу поговорка: «хочешь есть «фугу», напиши сначала завещание». Несмотря на это, тетродон продается там по цене деликатесов, изысканных блюд. Из высушенных и очищенных до прозрачности шкурок крупных тетродонов и из иглобрюхов в Японии делают своеобразные фонари, сохраняющие очертания раздувшейся зубастой рыбы.За последнее время выяснилось, что в действительности опасно есть лишь икру, печень, молоки и брюшину тетродонов, а также и мясо их в период икрометания, в остальное время мясо тетродонов безопасно.Яд тетродонов изучен; подробно исследовано, как он парализует дыхание, сердце и окончания нервов в мышцах.Иногда бывают вредны для здоровья сельди, треска и другие рыбы Северного и Баренцова морей, питавшиеся «морскими бабочками» — крылоногими моллюсками — или мелкими медузами.Не следует есть вкусных двустворчатых ракушек мидий и устриц, если они добыты в загрязненных водах портов. Иногда эти моллюски, кроме того, бывают ядовитыми после массового развития крохотных планктонных простейших организмов перидиней, после так называемого «цветения воды» перидинеями. Безопасны мидии и устрицы, пойманные подальше от городов и селений, там, где сильны течения, вода не застаивается и чиста.Кроме тетродонов, о которых уже говорилось, в тропических водах встречаются еще ядовитые породы сельдей, считаются ядовитыми все виды рыб-спинорогов. Наконец, там же бывает ядовитой в пору размножения икра морских ежей.В лоциях тропических морей встречается много указаний на ядовитость всех пород рыб в такой-то лагуне или бухте, но это, вероятнее всего, недоразумение, основанное на употреблении кем-то когда-то пойманной там рыбы, быстро ставшей несвежей в тропической жаре.Подавляющее большинство морских животных совершенно безопасно в качестве пищи. Совсем неядовиты морские водоросли и морские цветковые растения, которые можно есть в случае нужды; а во многих местах побережий их любит местное население.Съедобны, если свежи, все морские млекопитающие, черепахи, ракообразные, моллюски, кроме двух тропических морских улиток — теребры и конуса.Зато имеется множество разнообразных морских животных, с которыми рискованно соприкасаться, если не принимать предохранительных мер.

 

ЯДОВИТЫЕ ПРИ СОПРИКОСНОВЕНИИМОРСКИЕ ЖИВОТНЫЕ

Нам интересны в настоящем случае не легендарный морской змей, а небольшие ядовитые настоящие змеи, приспособившиеся к обитанию в море.Один вид морских змей сохранил еще некоторую связь с сушей, — таков плоскохвост, регулярно посещающий по ночам сушу, иногда устраивающий на ней и дневку в каком-нибудь дупле или под корягой. Порой, вместо суши, плоскохвост может забраться по якорной цепи на бак корабля. Такого рода похождения свойственны еще, — только в прибрежных, конечно, водах, — сухопутным удавам — питонам и кобрам, по ночам являющимся вплавь на китайские джонки ловить крыс. Китайцы за эту работу даже прикармливают питонов, чтобы они остались на судне.Другая морская змея совсем покинула море и поселилась в спокойном пресном озере на Филиппинских островах.Остальные же морские змеи стали настоящими морскими животными. На суше, куда их иногда забрасывают волны или где их покидает быстрый отлив, они чувствуют себя плохо, слепнут, задыхаются, часто не находят сил доползти до спасительной воды. Детенышей они рождают живыми от двух до десятка, тоже в море.Голова морских змей маленькая, остроконечная; шея толстая; хвост сплющен с боков, плоский, на манер руля; змея может обвиваться им вокруг плавающих предметов или ветвей коралла.Их окраска, яркопестрая или состоящая из чередующихся черных и белых колец с добавочными яркими мазками других цветов, настолько бросается в глаза, что скорее предостерегает окружающие существа, нежели маскирует морскую змею. Недаром ряд тропических рыб со змеевидным телом и тропические морские ужи имеют подражающую морским змеям окраску.

Морская змея

На морских змеях, особенно на видах, покрытых шероховатыми и килеватыми чешуями, часто поселяются водоросли, гидроидные полипы, мшанки и особые «змеиные» виды усоногих раков — морских уточек. Получается целый «пловучий лес», несомненно стесняющий змею, замедляющий ее движения, от которого она может избавиться только при линьке. Перед линькой змея некоторое время бездеятельно отлеживается у поверхности воды.Все морские змеи, кроме одной — желтобрюхой или двуцветной пеламиды, держатся в пределах прибрежных мелководий тропических частей Индийского и западной трети Тихого океанов. Желтобрюхая пеламида нынче уже перебралась через Тихий океан и водится в Панамском заливе. С теплыми течениями морские змеи проникают и к Новой Зеландии и к юго-восточной Африке, достигают южной Японии; в августе-сентябре в жаркое лето заплывают они и к берегам Приморья, попадаясь тогда в заливе Посьета, а порой и в других местах огромного залива Петр Великий. Обычны морские змеи среди коралловых рифов Полинезии и Меланезии, по северному — тропическому — берегу Австралии, в Персидском заливе.Морские змеи, кроме желтобрюхой пеламиды, попадающейся и в океанских просторах, могут служить одним из признаков приближения корабля к суше, так как дальше чем в 150 милях от берега они обычно вовсе не встречаются, а милях в 30 — 40 от берега начинают появляться уже по нескольку на каждом десятке пройденных кораблем миль.Большей частью они неподвижно нежатся на поверхности воды, плавают же с высоко поднятой головой. Если морская змея чем-нибудь испугана, то уходит от опасности ныряя, вместо того, чтобы прибавить хода. Впрочем, иногда они равнодушно предоставляют кораблям возможность проходить над ними и даже не пытаются нырять, а просто вдавливаются килем корабля в воду и выплывают на поверхность у другого борта или за кормой.Ночью морские змеи собираются на свет рейдового огня корабля или к трапу, если там висит фонарь.Питаются они рыбой и головоногими моллюсками. Яд их действует на добычу расслабляюще, рыба не в силах даже растопырить свой спинной плавник, и змея поэтому спокойно глотает ее с головы. Если рыба велика, то змея поедает ее постепенно, заглатывая тело по мере переваривания. Нередко можно видеть змей с торчащими из их рта хвостами поедаемых рыб. Колючих рыб морские змеи все же избегают. Поэтому один вид морского окуня безбоязненно держится среди морских змей, подбирая остатки их трапезы.Ядовитые зубы морских змей неподвижны, коротки; у сухопутных змей ядовитые зубы могут отгибаться внутрь, не препятствуя закрытию рта, и достигать значительной длины.Морские змеи не могут прокусить одежду или укусить человека иначе, как за пальцы или выступающие части лица. Они не нападают первыми, но в тех случаях, когда их неосторожно берут в руки или наступают на них, они очень опасны. Особенно осторожно следует обращаться со змеями, запутавшимися в рыболовных сетях.Грозят морским змеям и вода и воздух, поедают их орланы и акулы, но, тем не менее, они многочисленны. Гораздо более распространены морские рыбы, шипы которых могут причинить очень болезненные, ядовитые, а порой смертельные, уколы. Существует много ядовито-колючих видов, и встречаются они не только в тропиках, но и умеренно-теплых водах.У нас в Черном, Японском морях и в южной части Балтийского моря в прибрежном песке нередок морской скорпион, маленькая, очень привлекательная на вид рыбка, закапывающаяся в песок так глубоко, что только глаза и рот выставляются над песком да шипы торчат оттуда. У него ядовиты шипы, отходящие от жаберной крышки, и лучи спинного плавника. Нестерпимо острая вначале боль от укола продолжается, постепенно затихая, несколько дней, иногда до двух месяцев; в худшем случае укол морского скорпиона может привести к смерти.Морской ерш, или скорпена, имеет всклокоченный, взъерошенный вид из-за неуклюжей формы тела и плавников, а также кожистых выростов на голове. Пятнистая темная окраска, чаще всего красноватых или коричневатых тонов, вместе с неправильными очертаниями самой рыбы отлично маскируют скорпену среди камней и водорослей, где она обычно держится. Вне этой обстановки скорпена выглядит прямо пугающе. Колючие лучи спинного плавника скорпены наносят болезненные ранки, вызывающие временную неработоспособность пораженных конечностей. Уколы тропических скорпен приводят к гибели.Но наибольшую опасность представляет гладкий, широко-ромбовидной формы скат-хвостокол, известный под именем «морского кота» или «тригона». У нас тригон встречается в Черном и Азовском морях, в южной части Балтийского моря и в Японском море. Большею частью эта крупная — до метра и даже более — плоская серо-зеленая или черно-зеленая рыба лежит среди зарослей морской травы, питаясь креветками, моллюсками, не ленясь ухватить и подвернувшегося бычка и сельдь. Ночью она, невидимому, более деятельна.Бродя в морской траве, рискуешь наступить на мало заметного на этом фоне «кота», он изгибается и наносит удары длинной зазубренной костяной иглой, находящейся с верхней стороны основания его длинного бичевидного хвоста. Получается рваная и отравленная рана, причиняющая нестерпимую боль. Затем пораженное место отекает и мертвеет, раненая рука или нога теряет подвижность; дальше нередка гангрена, а порой и смерть. На «кота» можно напороться и при поспешной, нетерпеливой разборке улова, принесенного неводом или тралом.Мясо «котов» съедобно, но не очень вкусно, а печень дает ценный, богатый витаминами, рыбий жир.На Японском море в наших водах, кроме тригона, попадаются и гигантские хвостоколы, метра по три длиной, имеющие иглу уже не в 10 — 20 сантиметров, а до полуметра — настоящий отравленный кинжал.Много, очень много колюче-ядовитых рыб в тропиках. Некоторые из них, преимущественно в Японии, высоко ценятся. Например, небольшая рыбка, которая по-латыни так и зовется «враг» — инимикус, а по-японски — ониокозе; спинные ее плавники таят в основаниях своих лучей ядовитые железы, укол плавников ониокозе равен по опасности укусу ядовитой змеи, а на рыбных рынках Токио и Нагасаки это одна из самых ценных рыб, так как она очень вкусна.

Скат орел

Лоции то и дело упоминают о подобных рыбах, особенно при описаниях таких укромных мест, как лагуны коралловых островов или пространства между барьерным рифом и берегом.Больше всего в лоциях упоминаний о наиболее опасном «жалящем скате», т. е. о скате с зазубренной иглой на хвосте. Есть виды, достигающие огромных размеров. Кроме серых с белыми пятнами красавцев «пантерных скатов» весом обычно в центнер-полтора, в водах, например, Вест-Индии или в Бенгальском заливе попадается «скат-орел»; название он получил благодаря очертаниям, напоминающим орла или, скорее, летучую мышь в полете, да и плавает он как бы летая. Величина его достигает 6 метров в «размахе крыльев», то-есть по ширине, а вес — более тонны. Зазубренный хвостовой кинжал «скатов-орлов» часто бывает двойным, достигая метровой длины; будучи пойманы, они с такой силой хлещут своим бичевидным длинным хвостом и так изворачиваются и изгибают свое тело, что не добив их, — а они необычайно живучи, — лучше к ним не прикасаться. Добивают их острогами, разрывными пулями, глушат каким-нибудь шестом или вальком весла, но случается, что, ненадолго и обманчиво затихнув, они снова начинают «воевать».Испанцы избивали на плантациях индейцев и рабов-негров бичами, сделанными из высушенных хвостокольих хвостов, длина их у пантерных скатов достигает 3 метров.На острове Понапе в Тихом океане туземцы применяли стрелы и копья с наконечниками из игол хвостоколов; раны, нанесенные таким оружием, очень опасны, вероятно, не столько потому, что в бороздках иглы мог сохраниться в сухом состоянии яд, сколько из-за неизбежно рваного характера раны. В греческих мифах нимфа Цирцея вооружает своего сына копьем с иглой хвостокола, которым он затем нечаянно поражает своего отца — хитроумного Улисса-Одиссея. Древний естествоиспытатель Плиний пишет, что дерево, пораженное под корень иглой тригона, вянет.Хвостоколы живородящи, но игла на хвосте у молодых хвостоколов появляется уже после рождения. Если взрослый хвостокол почему-либо теряет иглу, то на смену ей вырастает новая, на манер того, как отрастают ядовитые зубы у змей.Некоторые хвостоколы забираются далеко вверх по тропическим рекам. В верховьях Амазонки живет особый вид речных хвостоколов (потамотригон).В свое время Ботани-Бэй, залив на юго-востоке Австралии, был недаром назван Sting-Ray Bay — Бухта хвостокола, — так много было там их.Не боятся игол хвостокола большие тигровые акулы и акула-молот.Хвостоколы — основная пища акулы-молот, и она глотает их с хвостами и иглами. При вскрытии акулы-молот и тигровых акул в их мышцах, рыле, глотке находят иглы хвостоколов, повидимому, очень мало их беспокоящие и, в конце концов, вероятно, выходящие наружу, как инородные тела.Есть одна рыба, укус которой ядовит, — это морской угорь — мурена, о ней расскажем подробнее, говоря о хищниках. Укус южноафриканской рыбы тирзитес, как зовут ее ученые, или «щуки», как называют ее голландцы, неядовит, но укушенное место кровоточит сутками. Повидимому, слюна тирзитес, как у пьявок, обладает свойствами, противодействующими свертыванию крови.Имеется, кроме того, множество рыб, уколы которых просто болезненны и плохо заживают. Исследования показывают, что если у таких рыб, как скорпены, морские скорпионы, хвостоколы и т. д., у основания их колючек и шипов, а иногда и по длине этих орудий обороны, имеются хорошо развитые ядовитые железы, то у большинства колючих рыб такие железы находятся в полуразвитом состоянии и их яд слаб. Полуядовиты, например, уколы обыкновенных судака, сома.Маленькие сомики тропических вод и так называемая «морская саранча» Красного моря — своеобразные очень многочисленные летучие рыбки, вооружены такими острыми шипами, что наносимые ими раны глубоки и мучительны.Название «орудия обороны» не случайно. Дело в том, что все эти колющие и рвущие острия предназначены не для поражения или умерщвления добычи, а для защиты их носителей от хищников.Недаром многие из вооруженных подобным образом рыб имеют если не маскирующую, то предостерегающую окраску. Морской скорпион закапывается в песок, но когда ему покажется, что близка опасность, он грозно выставляет из песка хорошо заметный черный спинной плавник. Одна из обладающих самыми ядовитыми шипами пород тропических рыб так и называется в науке по-латыни «страшная». Да и скорпена, выйдя из-за укрывающих ее камней и водорослей, сразу бросается в глаза всякому, как бы предупреждая о своей ядовитости.Идя по дну, особенно там, где много морской травы, полезно упираться в морское дно впереди себя длинной палкой или шестом, тогда хвостоколы успеют уплыть раньше, чем на них наступят. От морских скорпионов и прочей колючей мелочи хорошо защищают подошвы потолще (обычные купальные или «пляжные» резиновые туфли могут быть проколоты).У некоторых многощетинковых морских червей щетинки, иногда с особыми крючечками, могут впиваться в кожу человека, обламываться в ней и вызывать воспаление.

Моллюски конус и теребра

Две красивые морские улитки тропиков, встречающиеся на коралловых рифах Индийского и Тихого океанов, одна в виде спиральной веретеновидной башенки — теребра, а другая — «конус» в виде конуса, увенчивающего цилиндр, наносят любителям собирать красивые раковины отравленные ранки, нередко приводящие к смерти, своим вооруженным мелкими зубчиками хоботком. Поэтому живых конусов или теребр брать руками не следует.На острове Цапли, находящемся в пределах Великого Барьерного Рифа Австралии, водятся и ядовитый, настоящий конус и в точности воспроизводящая его внешность безвредная улитка другой породы. Это, пожалуй, один из самых любопытных случаев подражательной окраски, о которой приходилось упоминать, говоря об окраске морских ядовитых змей и подражающих им рыб и ужей.Ряд крупных и красивых морских ежей обладает чрезвычайно ядовитыми большими иглами или особыми мелкими органами, рассеянными по поверхности панцыря морского ежа между иглами и снабженными жалящим острием и пузырьком с ядовитой жидкостью. Некоторые ежи с ядовитыми иглами при помощи органов зрения — многочисленных глазков — направляют свои иглы в ту сторону, откуда грозит опасность, например, к ним протягиваются руки. Туземные ныряльщики подхватывают таких ежей в чашку из скорлупы кокосового ореха. Другие виды ежей не нацеливают свои иглы, а «на всякий случай» все время волнообразно колышат ими взад и вперед. Когда на ядовитого морского ежа с большими иглами наступают ногой или ухватывают его рукой, то иглы не только вонзаются в тело человека, но и обламываются, вызывая вместе с отравлением еще и нагноение.Когда человеку приходится карабкаться во время отлива на скалы, покрытые морскими жолудями (усоногие раки), очищать днище корабля, покрытое их белыми, а в тропиках часто цветными, известковыми раковинками, или, наконец, работать у свай пристани, обычно также густо поросших «жолудями», он то и дело расцарапывает руки об острые края этих домиков усоногих. Немного погодя начинается воспаление, руки распухают. Повидимому, слизь, выделяемая усоногими, имеет раздражающие свойства.Самая «жгучая» группа морских животных, объединяемых по своему довольно простому внутреннему устройству под общим названием «кишечнополостных», очень разнообразных по форме, внешнему виду, образу жизни, часто необычайно ярко и пестро окрашенных, состоит из кораллов, гидроидных полипов, медуз, сифонофор. Ядовитое «обжигающее» действие этих организмов наиболее известно и чаще всего испытывается имеющими с ними дело.Одна общая черта свойственна всем «жгучим» кишечнополостным. Это разбросанные либо сосредоточенные по краям единственного отверстия их тела — рта и в окружающих рот щупальцах стрекательные клетки. Грубо говоря, они представляют собой крохотный пузырек с ядовитой жидкостью, на внешней, обращенной наружу поверхности которого торчит выступ, играющий роль спускового приспособления — «собачки». Когда что-нибудь задевает за этот выступ, то из пузырька с силой вырывается спирально свернутая в нем наподобие пружины стрекательная нить, а вместе с нею и яд. Тысячи и миллионы таких нитей, проникая в тело соприкоснувшегося с полипом или медузой животного, отравляют его, вызывая у более крупных животных, по крайней мере сначала, воспаление, а мелких сразу же ошеломляя или убивая. Это лиллипутское оружие — стрекательные клетки — служит не только для защиты, но и для того, чтобы парализовать добычу. С его помощью просто устроенный организм вроде одиночного кораллового полипа — актинии или медузы — в состоянии одолеть и затем захватить в полость своего тела для переваривания гораздо более совершенно устроенную добычу — рыбу или рачка. Стрекательные клетки полипа или сифонофоры — как бы отравленные стрелы лиллипутов, а роль огромного, но беспомощного в борьбе с ними Гулливера играет та или иная добыча, безжизненно, иногда даже без судорог, сразу, приникающая к поразившим, обвивающим ее затем щупальцам.Сифонофоры относятся к красивейшим и сложнейшим по устройству кишечнополостным. Они представляют собой свободно плавающую колонию различно устроенных особей. Одни из них представляют как бы солдат — это стрекательные особи, усаженные стрекательными клетками. Другие служат щупальцами. Третьи — поплавками, воздушными мешками, удерживающими сифонофору на плаву и иногда, как у физалии и велеллы, даже выступающими над поверхностью воды. Четвертые «заведуют» только питанием. Пятые — размножением. Шестые дают сифонофоре возможность, хоть и ограниченную, самой двигаться, они имеют форму колокола.Яркая окраска и часто крупные размеры сифонофор, держащихся у поверхности воды, делают их весьма заметными.Пожалуй, наиболее известна сифонофора физалия, или «португальский линейный корабль». Она чрезвычайно ярко окрашена; поэтому и получила свою кличку (в средние века военные корабли португальцев были крикливо раскрашены).Развивающиеся в воде длиннейшие, до 20 — 30 метров, прикрепленные к щупальцам стрекательно-хватательные нити физалии, с хорошо заметными бусинками — группами стрекательных клеток, представляют серьезную угрозу не только для рыб, но и для людей — пловцов. Эти нити способны как двигаться, так и сокращаться, подтягивая добычу к «питательным полипам» сифо-нофоры. В водах СССР физалия не встречается, но достигает берегов Японии, Англии, Соединенных Штатов.Прикосновение к нитям физалии даже кончиком пальца вызывает жгучую, долго не утихающую боль. Последствия прикосновения к физалии большой поверхностью тела человека бывают чрезвычайно тяжелы и могут привести к смерти. Тем большее удивление вызывает маленькая, проворная рыбка номеус, которая беззаботно ныряет среди стрекательно-хватательных нитей сифонофоры и подплывает под щупальца вплотную к «питательным полипам». Так и зовется эта рыбка по-английски «рыбка португальского военного корабля». Нет сомнения, что стрекательные клетки стрекают номеуса так же исправно, как и всякое другое прикоснувшееся к ним животное или даже неживой предмет. Дело, повидимому, в невосприимчивости, иммунитете этой рыбки к яду сифонофоры.Для номеуса сифонофора — защита от врагов, да и от ее стола ему, конечно, перепадают крохи. Сифонофоре же, вероятно, выгодно то, что номеус подманивает к ней рыб, которые охотятся за ним или просто следуют его роковому примеру и начинают доверять сифонофоре. Это еще один случай симбиоза — выгодного обоим организмам разных пород сожительства.Медузы более просто устроены, чем сифонофоры, но часто не менее красивы и не менее жгучи и дальнодействующи.Таковы компасная медуза, которая называется так потому, что ее зонтик или колокол («шляпка» того «гриба», которым кажется медуза сбоку) расцвечен расходящимися от его середины полосами, напоминая картушку компаса, и кудрявая, светящаяся ночью цианея, в водах Баренцова моря достигающая огромных размеров, до 2 метров в диаметре «зонтика» со щупальцами в 30 — 40 метров длиной. В более теплых водах цианея поменьше, что свидетельствует об ее происхождении из вод холодных. Один, оранжево-красный, лохматый вид цианеи попадается и в южной Балтике.Есть и безобидные для человека медузы, например обычная у нас в Черном и Японском морях стекловидно-белая «ушастая» медуза аурелия. Интересно, что втирание аурелий в кожу человека дает невосприимчивость к «жгучим» медузам. Зато другая черноморская медуза — ризостома, или «корнерот», величиной с ведро, не так безобидна.Бывает так, что штормом много медуз выбрасывает на берег; во избежание «ожогов» тогда лучше ходить по берегу обутым.Бродя по мелководью, надо помнить, что медуза может, незаметно «приземлившись» где-нибудь неподалеку, распустить свои щупальцы по течению.В заливе Петр Великий есть маленькая, в несколько сантиметров величиной, но очень ядовитая медузка «крестовичок», есть там и большие, с щупальцами в добрый десяток метров длиной, опасные медузы.И у медуз, как и у сифонофор, могут прятаться среди щупалец «свои» рыбешки, иногда это мальки, например мальки трески под колоколом цианеи, иногда — у компасной медузы — это взрослые рыбы.Исключительно красива ярко светящаяся ночью в волнах. Средиземного моря медуза пелагия — ночесветка. Несмотря на небольшие размеры, всего до 8 сантиметров в диаметре, она очень сильно обжигает пловца, имеющего, пожалуй, больше шансов вовремя заметить и миновать ее ночью, нежели днем.Многие медузы обладают сидячей стадией развития, проходят в своем развитии форму сидячего полипа. Так, медуза японских вод навзитоя имеет промежуточную ступень развития в виде сидящего на скалах полипа. Японцы называют его «ирамо» — «жгучая водоросль». Ирамо крайне боятся туземные ныряльщики и легкие водолазы Внутреннего Японского моря, где встречаются целые заросли этих полипов.Упомянем еще о жгучих морских анемонах, или актиниях, роскошных, подобных цветам, мягких одиночных шестилучевых кораллах, которые, распустив свои щупальцы, только и ждут неосторожной рыбки или креветки. Завладев добычей, актиния сжимается в комок, пока не переварит пищи. Точно так же съеживается она в комок и на пустой желудок, когда ее что-нибудь потревожит.Крупный рак-отшельник живет, как мы знаем, в пустых раковинах больших морских улиток (брюхоногих моллюсков), на этих раковинах селится большая жгучая актиния — адамсия, которая охватывает и постепенно растворяет раковину — дом рака-отшельника — расширенной подошвой своего цилиндрического тела, становящейся затем «домом» отшельника. Раку-отшельнику адамсия становится безопасна после того, как он съест хоть кусочек ее тела. Эта невосприимчивость может быть передана в лаборатории другим ракам, которым будет сделано впрыскивание вытяжки из тела такого рака-отшельника. Адамсия дает раку-отшельнику добавочную защиту, а сама подхватывает крохи от его стола.

«Жгучие» медузы:направо вверху — компасная медуза хризаора; налево внизу— пилема; слева вверху— медуза-«противоядие» аврелиа

Другие раки-отшельники имеют компаньонами актиний, не растворяющих раковины — дома отшельника. Когда рак-отшельник переходит из одной раковины в другую, обычно большую (он ведь растет), он не забывает перенести в клешне на крышу новой квартиры и актинию.Актинии вызывают известную в медицине «болезнь ловцов губок», отравляя конечности ныряющих на дно за губками, между которыми, как сорная трава среди капусты, сидят актинии.Некоторые тропические актинии могут достигать 50 — 60 сантиметров в диаметре и метра высоты.И у актиний есть, как у медуз и у сифонофор, рыбки-сожительницы, которые не боятся щупалец своей хозяйки. Самое удивительное, что на прикосновения этих рыбок к щупальцам последние никак не отвечают, не сокращаются, не загибаются ко рту, как это бывает в остальных случаях.У нас на Черном море есть небольшая (3 — 5 сантиметров в диаметре и в высоту в расправленном виде) зеленая, красная или коричневая актиния, которая массами сидит на прибрежных скалах, днищах кораблей, сваях. Соприкосновение сразу с несколькими актиниями бывает болезненным.Дарвин в своем известном «Дневнике изысканий на корабле Бигль» описывает «ожоги», причиненные ему миллепорой — крупным коралловидным гидроидным полипом, участвующим в постройке большинства коралловых рифов. При самом легком прикосновении на руку изливается содержимое миллиона микроскопических пузырьков, и она начинает гореть словно от прикосновения к раскаленному железу. Столь же сильно жжется один красивый маленький гидроидный полип в высшей степени невинного вида.Существуют, наконец, гигантские, почти в человеческий рост, мягкие гидроидные полипы. На коралловых рифах острова Палао (Каролинские острова) они образуют густые заросли, представляющие не только угрозу купальщикам, но и своеобразное противодесантное препятствие.Люди по-разному переносят яд различных кишечнополостных. Можно было бы думать, что у тех, кто часто имеет дело со «жгучими» кишечнополостными, — рыбаков, водолазов и т. д.. — вырабатывается невосприимчивость к их яду. На деле мы встречаемся здесь с обратным явлением, известным в медицине и физиологии под названием анафилаксии, когда последующие дозы яда все сильнее влияют на пострадавшего ранее от этого же яда. Можно, однако, надеяться, что удастся выработать верные и быстрые средства лечения даже тяжелых «ожогов» — отравлений кишечнополостными животными. Пока приходится рекомендовать, прежде всего, осмотрительность и осторожность, а уж если беда случилась, то до оказания помощи врачом можно применять смазывание пораженных мест маслом, покой, а в случае ослабления деятельности сердца — крепкий кофе или кофеин. Маслом натирать кожу полезно и заранее, перед погружением в воду, если в ней можно встретиться со жгучими животными.Когда в море много ночесветок или ноктилюк, которых можно заметить глазом и даже раздавить между пальцами, и вода принимает розовый или кирпично-розовый (кое-где, например в Яванском море, где ноктилюки зеленые, то и зеленоватый) оттенок, а ночью сильно светится, то купанье раздражает кожу человека. Такое явление отмечается, например, в вершине Калифорнийского залива перед устьем реки Колорадо. Залив этот получил от старинных испанских мореплавателей имя «Киноварного моря» (сернистая ртуть — киноварь красного цвета) именно из-за кирпичного оттенка воды, вызванного массами ноктилюк.

 

МОРСКИЕ ХИЩНИКИ

Клыки моржей служат им обычно для выкапывания ракушек из морского дна, но они часто пользуются ими как оружием в схватках между собой и не раз применяли их для пробивания каяков и корабельных шлюпок. Моржа приходится относить к хищникам только условно — вероятно, он пожрет убитого или утопленного им человека, но, как правило, первым на людей он не нападает. Длина до 5 метров, толстая шкура с мощным слоем сала под нею, крепкие черепные кости и, наконец, клыки делают разъяренных моржей серьезными противниками, тем более, что нападают они нередко целыми стаями. Опасность усугубляется еще раздражительностью и отчаянностью моржей. Удары клыками снизу или сбоку в лодку часто заодно причиняют и тяжелые ранения сидящим в ней, а затем моржи опрокидывают или топят ее. Бывает, что морж закидывает клыки через борт и повисает на шлюпке, чтобы ее опрокинуть.

Тюлень-хохлач

Весьма недружелюбно настроены к людям некоторые другие тюлени. Так, обыкновенные нерпы набросились на людей катера «Горбуша», опрокинувшегося на баре реки Камчатки, и закусали их. Тюлени — хищники по своему происхождению; их предками были хищники сухопутные, а также по характеру пищи: труп человека они съедят, как и всякий другой, могут они и выхватить кусок мяса у живого человека. Опасен тюлень-хохлач, встречающийся у нас в арктических водах и Охотском и Беринговом морях, на его голове, как хохол, раздувается особый пузырь, отсюда и название «хохлач». Он не только контратакует охотников, но склонен нападать и первым; особенно это относится к его крупным и свирепым самцам в брачную пору.В южном полушарии от берегов Антарктического материка до крайних северных границ антарктических льдов обитает красивый крупный тюлень — морской леопард. Самки его крупнее самцов и достигают 4 метров длины. На длинном змеевидном, одетом в темносерый, отделанный чернью и серебром мех теле морского леопарда посажена большая голова с внушительным набором зубов: клыки и резцы крупные и изогнутые, а задние зубы представляют собой мощные трезубцы. Он охотится за пингвинами, не оставляет без внимания тюленей других пород и считается опасным для людей, очутившихся с ним лицом к лицу.Все сказанное о моржах и тюленях представляется маловажным, когда мы перейдем к зубастому киту — косатке, которая своей хищностью, мощью, проворством заслужила у моряков всего мира название кита-убийцы. Не только эскимосы и чукчи в своих утлых каяках и байдарах остерегаются косатки, которая при своей силе, быстроте и страшных зубах может в одно мгновение погубить их вместе с лодчонкой (что, впрочем, не мешает чукчам и эскимосам отважно охотиться за косатками), но и для большого вельбота косатка опасна; эта опасность тем значительнее, что косатки нападают часто парами или стаями. Так, на стальной китобойный вельбот одной нашей океанографической экспедиции напала пара косаток, пытавшихся сначала раздавить, а затем перевернуть его общими усилиями, приподнимая вельбот из воды на своих боках.Свое название косатка получила от высокого спинного плавника, в 1,5 — 2 метра высотой у самцов, у самок вдвое ниже, напоминающего косу.Косатка относится к семейству дельфиновых подотряда зубастых китов. Она распространена буквально повсюду — от северного полюса до берегов Антарктического материка, не исключая и тропических вод; не заходит, как правило, косатка только в далеко вдающиеся в сушу моря, вроде Черного или Азовского. В длину самцы достигают 9 — 11 метров, а самки 7 метров. Вес до нескольких тонн. В каждой челюсти по две дюжины зубов длиной по 10 — 15 сантиметров. Грудные ласты широкие, длинные, закругленные на концах. Окраска представляет сочетание черных и светлых пятен, последние большей частью белые, иногда серые или желтые. Распределение темных и светлых пятен на теле косатки, когда на них смотришь сбоку, убеждает, что косатка окрашена маскировочно. Такая маскировка хорошо известна в военно-морском деле под названием «впечатление ложного курса». Когда смотришь на быстро идущий раскрашенный соответствующим образом корабль или на плавающую косатку, — в обоих случаях нелегко разобраться, куда движутся корабль или кит.

Косатка в воде

Косатки нападают не только на обыкновенных тюленей и дельфинов, но и на моржей, сивучей, морских львов, дюгоней и даже на усатых китов, не брезгуя, впрочем, и рыбой, если рыбы много и она косячная.Вблизи Командорских и Прибыловых островов в Беринговом море, где находятся лежбища знаменитых и ценнейших морских пушных зверей — котиков, косатки как бы патрулируют, бродя там стаями около десятка голов каждая. Косатка длиной 6,4 метра, пойманная у Прибыловых островов, имела в желудке 13 дельфинов и 14 котиков!Вот что пишет об охоте косаток за моржами Б. А. Зенкович — автор книги о китах и добыче их:«Косатки действовали подобно волкам на суше: они окружили группу моржей со всех сторон, причем с боков ровной линией, в затылок одна другой двигалось по 6 — 7 косаток, навстречу моржам шло 5 и позади до 10. Затем одна из косаток, шедшая позади моржей, ворвалась в стадо и разделила его, а затем к этому же месту подоспели остальные, и вода закипела, как в котле.В сентябре 1936 года такое же планомерное побоище наблюдал я (Б. А. Зенкович) с самолета-амфибии, на котором летал над Анадырским заливом в поисках китов. Моржи, голов 60 — 70, шли с моря по направлению к мысу Преображения, и их окружали группы косаток, общим числом до 15 голов. Мы сделали несколько кругов над этим местом на высоте 40 — 50 метров и могли проследить тактику хищниц. Точно так же, как и в первом случае, косатки плотно окружили моржей, а затем два высоких плавника появились среди группы моржей, которая разделилась на несколько мелких, голов по 10 — 12, групп, и с одной из этих групп косатки «переведались» по-своему, повидимому, всех разорвав, так как остальные моржи снова соединились в компактную группу и поплыли к берегу, а обреченная группа скрылась в сильном буруне».

Гигантская косатка, добытая в Белом море

Когда косаткам нехватает пищи, они способны нападать и на крупных усатых китов; тогда их «волчьи стаи» начинают терзать свою огромную, но беззащитную жертву; косатки выгрызают у нее язык, а уже затем рвут бока изувеченного ими гиганта.Пингвинов и тюленей, вылезающих на льдины, косатки стараются сбросить в воду, подплывая под льдины и накреняя их. Сходным образом они атаковали ездовых собак антарктической экспедиции Скотта и даже едва не сбросили в воду со льдин фотографа экспедиции, упорно его преследуя.Остальные дельфины питаются рыбой или головоногими моллюсками, за исключением одного травоядного дельфина — соталии, обитающего в реках Камеруна (Африка), Южного Китая, в реках и бухтах атлантического берега Южной Америки.Крокодил в нашем представлении связан с тропическими реками, казалось бы, незачем упоминать его в морской книжке. Однако даже те животные, кожа которых проницаема для воды, в тропиках легче переходят из соленой воды в пресную, чем в широтах умеренных и приполярных. Крепкая кожа крокодила вовсе нечувствительна к тому, в какой он воде — морской или речной. Не только в морских устьях рек, но и далеко на океанических островах встречаются поэтому некоторые виды этих крупных и сильных пресмыкающихся. Они живут там в мангровых болотах, но могут и довольно далеко уходить от берега в море за своей добычей — рыбой, не упуская и любой другой подходящей цели. В отличие от гораздо более одаренных природой косаток, крокодилы не способны на организованные, стайные действия, но обладают умением часами подкарауливать добычу в непрозрачной воде, выставив наружу только щели глаз да ноздри. Так они могут дрейфовать милях в 30 — 40 от ближайшего берега.

* Глаза крокодилов отливают при свете фонаря красным цветом, что полезно знать, пробираясь ночью в мангровых зарослях.

Деревянное выражение мутножелтых или мутнозеленых глаз*, огромный, за счет зубастых челюстей, череп, толстокожее, длиной до 10 метров, одетое панцырем из отдельных щитков, мускулистое тело с короткими, но мощными и костистыми лапами, могучий хвост, столь же опасный, как и челюсти, но с большим радиусом действия, предназначенный для того, чтобы, как правило, глушить рыбу, а порой поражающий, сбивающий с ног буйвола, не то, что неосторожного человека, — таков общий устрашающий облик, дополняемый контрастом мертвенно-бледной зубастой пасти с темной окраской тела.К отряду крокодилов относятся три группы видов с широкой пастью: аллигаторы, кайманы и крокодилы, и одна с очень узкой — гавиалы. Последние почти исключительно рыбоеды.Один вид крокодилов, с особыми костными выступами или гребнями над глазами, — «гребнистый» — живет на юго-востоке Азии, Индо-Малайском архипелаге (Яве, Суматре, Борнео), на севере Австралии, Филиппинских и Соломоновых островах. Его можно считать чисто «морским», так как в пресные воды он заходит обычно очень недалеко вверх от моря. Там, где замечен один гребнистый крокодил, их оказывается, как правило, много. Яйца они откладывают в гуще мангровых зарослей и охраняют их, будучи в это время особенно опасными. Говорят, что на Малаккском полуострове, где крокодилы изобилуют, они губят больше туземцев, чем тигры.Даже священный у древних египтян нильский крокодил выбирается на морские берега Африки, попадая с них затем на Мадагаскар, Коморские и Сейшельские острова; встречи с ним можно опасаться в приустьевых участках, где есть мангровые заросли, как по западному, так и по восточному берегам Африки; на западном берегу Африки опасен для людей, кроме того, узкорылый крокодил, также живущий в мангровых болотах.

Гребнистые крокодилы в мангровых зарослях

Кайманы Амазонки и Ориноко, аллигаторы Миссисипи, крокодилы Вест-Индии и аллигаторы Панамского залива хотя также обитатели рек, но то и дело проникают на морские берега и нет-нет выбираются в прибрежные морские воды.На суше крокодилы могут быстро преодолевать только короткие расстояния, поэтому они и не отходят далеко от воды а в воде могут плавать или дрейфовать сколько угодно На суше крокодилы преимущественно защищаются, но могут и нападать, обязательно стремясь утащить свою жертву в воду. Известен, между прочим, случай «осады» крокодилами на берегу острова Ива группы матросов русского экспедиционного корабля «Надежда» под командованием Крузенштерна.Говорят что аллигаторы менее опасны, нежели крокодилы, но и к ним следует приближаться осторожно — могут ударить хвостом.Новейший учебник тропической медицины, вышедший в свет в конце второй мировой войны, замечает, что человек, схваченный крокодилом, может считаться погибшим; крокодилы ломают или вывихивают схваченную конечность, затем быстро топят жертву и уже потом, нередко утащив ее подальше, поедают, растерзав когтями своих мощных лап; раны, нанесенные челюстями крокодила, вызывают огромную потерю крови; удар хвоста крокодила ломает кости человека. Единственный шанс на спасение — это пытаться давить пальцами чувствительнейшее открытое место бронированного тела крокодила — его глаза.В Индии и в ряде других мест охотники за крокодилами получают премию за убитого крокодила. Премия эта тем больше, чем больше найдется в желудке крокодила человеческих остатков, запястий, носовых колец.Слова «рыбы-хищники» у всех вызывают мысль прежде всего об акулах. Сравнительно малоизвестны морские хищные костистые рыбы, нападающие на людей. К ним относятся морской волк или барракуда, и морские зубастые угри — мурены. В омывающих СССР водах они не встречаются. Для водолаза, особенно легкого, и купальщика или пловца, в прибрежных притропических и тропических водах барракуды и мурены бывают опасны, порой опаснее акул.

Барракуда

Тихоокеанская мурена

Барракуда внешне похожа на щуку, достигает 2 — 3 метров длины, веся 30 — 40 килограммов, молниеносно быстра на коротких расстояниях; она наиболее известна в теплых водах у атлантического и тихоокеанского берегов США, но и в других местах мира есть свои породы барракуд. За счет акул относят часто злодеяния этих рыб, способных выхватить куски человеческого тела, откусить кисть руки или стопу ноги, люди гибнут после этого, истекая кровью. Внимание барракуды привлекают по преимуществу светлые и быстро движущиеся предметы, поэтому водолазы в тех местах, где есть основание бояться этих хищников, надевают темные костюмы и перчатки и движутся под водой медленно. Отогнать барракуду, как делают это с акулами, всплесками воды, подводным шумом невозможно — она бесстрашна и навязчива. Отчаянно сопротивляясь при поимке, барракуда представляет одну из интереснейших рыб для спортсмена-удильщика.Еще мрачнее репутация мурены. Древнеримские писатели — ученые Сенека и Плиний спокойно пишут, как на пиршестве в честь Августа раб, разбивший хрустальный бокал, был брошен в садок к муренам, съевшим несчастного заживо.Мощных, остроконечных зубов у мурены так много, что пасть ее постоянно оскалена и не закрывается. Величина мурены до 2 — 3 метров. Встречается она в подводных расщелинах скал и рифов тропических областей Атлантического и Тихого океанов, в Средиземном море и доходит до южных берегов Англии. Известны достоверно случаи нападения мурен и на людей, даже находящихся в небольших шлюпках, а не только в воде. Больше всего рискуют, конечно, встречей с муреной водолазы. Зубы на сошниковой кости рта мурены связаны с ядовитыми железами, и ее укус поэтому небезопасен.Близкий родич мурены — морской угорь — также небезопасен, но менее зубаст. Он, как и мурена, таится в расщелинах скал, попадаясь на танцующую, то-есть подергиваемую удильщиком, приманку.Прожорливость и безрассудная жадность акул вошли в поговорку. Все акулы хищники и трупоеды, некоторые, впрочем, не брезгают и ракушками, а немногие, причем самые крупные, «китовые», питаются планктоном.В черноморских водах опасных акул нет; может, конечно, как исключение, зайти из Средиземного моря какая-либо из его хищных и крупных акул, но это бывает очень редко. Постоянно встречаются там две мелкие акулы: «катран», он же «морская собака» или «колючая акула», длиной до 2 метров, обычно же метр-полтора, и пятнистая маленькая, до метра, акула сциллиум. Они имеют ограниченную пищевую ценность, но из их печени добывается витаминозный рыбий жир. Укусить они могут разве только случайно или если вплотную подставить им руку или ногу. Нет опасных для людей акул и в Балтийском, Баренцевом, Белом морях, во всей Арктике и в Беринговом и Охотском морях. Только в Японском море, в территориальных водах СССР летом, а в юго-восточной и южной частях его круглый год, существует опасность со стороны акул, которых там встречается несколько видов.Надо различать случайные, судорожные укусы акул, при их вытаскивании из невода, снятии с крючка и т. д., от определенно выраженных нападений; таких окажется на поверку гораздо меньше, нежели укусов. Однако свешивать за борт кисть руки или ногу в районах, где есть опасные акулы (конечно, это относится и к водам, где есть крокодилы и барракуды), и не следить при этом за водой решительно опасно — светлый живой предмет не может не привлечь в конце концов акулы. Нападения же акул на людей с целью их съесть бывают много реже, чем это может показаться видавшему, как кишат крупные хищные акулы у тропических берегов. Вероятно, немногие пловцы окончили свое существование в брюхе акулы, но много утопленников нашло там себе могилу.Акулообразные рыбы принадлежат к древнейшим позвоночным на земле. Соответственно этому устройство их тела сравнительно простое, сложен только способ размножения; одни акулы, как, например, наш черноморский катран, рождают по нескольку живых совершенно самостоятельных с момента появления на свет детенышей, другие откладывают яйца в особой прочной кожистой оболочке, каждое в отдельности. Так обстоит дело, например, с второй черноморской акулой — сциллиум.Кожа акул лишена налегающих одна на другую чешуи или пластинок; она более или менее жесткая, с известковыми зернами и покрывает не только тело, но и все лопастевидные плавники акул, не имеющие каких бы то ни было лучей. По бокам головы акул есть несколько поперечных жаберных щелей. Рот находится на нижней стороне головы, но акула не обязательно должна поворачиваться набок или вверх брюхом, чтобы ухватить добычу, она может сделать это и несколько приподняв голову. Органы обоняния у акул высоко развиты и в соединении со зрением помогают акуле находить пищу. Жуткое, хищное впечатление производит непрерывно мигающее третье веко акулы. У многих акул бывают мощные, острые, иногда крючковатые, как у «тигровой акулы», зубы, но и такие зубастые акулы не отказываются от падали и отбросов с расположенных на берегах боен, консервных фабрик и с кораблей; поэтому много акул в таких больших портах, как Сидней. Акулы могут часами быть малоподвижными, даже наиболее хищные, наиболее быстроходные способны подолгу оставаться почти без движения, но зато в трудную минуту они развивают большую скорость, а при нападении могут бешено сопротивляться, отчаянно контратакуя, бросаясь на людей, вырывая куски тела и одежды. Акулы невероятно живучи. Выпотрошенная акула, будучи брошена с корабля опять в воду, глотает приманку из собственных внутренностей. Это выглядит сказкой, но это так.Само за себя говорит старинное русское название акул — «морские прожоры».Наставление для моряков и летчиков, потерпевших аварию и очутившихся среди океана на плоту или на надувной резиновой лодке, советует: «1) не свешивать за борт руку или ногу, многие становились таким образом калеками; 2) не связываться с акулами, когда есть другая пища; уж слишком акулы громоздки, опасны; 3) не удить рыбу, если возле вертятся акулы, удочки будут откушены и только! 4) хвоста акулы надо бояться так же, как и их головы, и не полагаться на временную неподвижность их тела. Это правило мы приводили для крокодилов, но оно не менее нужно здесь».Есть одна акула (акула-лисица) с непомерно длинным хвостом, но слабыми зубами. Из ее 5-метрового тела на долю хвоста приходится без малого половина. Она глушит и сгоняет вместе мелкую рыбу, вроде сельдей, ударами своего хвоста по воде, поднимая большой шум.Практически акулы наносят гораздо больше вреда рыбе и рыбакам, последним — тем, что уничтожают или повреждают и пойманную рыбу и орудия лова, чем нападая на людей.Самих акул можно ловить на переметы, сетями и тралами (мелкие виды), а крупных — на огромные «удочки» с крючком до 30 сантиметров длиной из круглой стали диаметром 10 — 12 миллиметров и на манильском тросе диаметром около 20 миллиметров, да еще с промежуточной между крючком и тросом цепью; нередко можно акул и гарпунить. Приманкой для удочек может служить мясо акул, кусками до центнера весом.Мясо акул вполне пригодно в пищу, оно плотное, белое, напоминает осетрину, но менее вкусно; потерпевшие кораблекрушение много раз спасались от голодной смерти, добывая акул.Печень акул — источник прекрасного рыбьего жира, очень богатого витаминами.Кожа акул обладает, как уже упоминалось, известковыми включениями и употребляется для полировки дерева и металла, как своего рода «наждачная бумага». Если ее освободить от этих зернышек, то она, будучи чрезвычайно прочна, пригодна для изготовления любых кожаных изделий.Из акульих позвонков делают трости, а плавники определенной породы акул, досуха вяленые и обсыпанные древесно-угольным порошком, высоко ценятся в Китае для изготовления особого супа, без которого немыслим китайский парадный обед.Несколько слов о постоянных спутниках акул: рыбе-прилипало и рыбе-лоцмане. Первая из них прикрепляется к акуле, реже к крупному скату, черепахе или кораблю или даже просто к бревну при помощи особого, находящегося на головном конце ее тела, присасывательного диска, представляющего собой видоизмененный спинной плавник. Отделить прилипало можно только, двигая рыбу вперед головой. С помощью прилипал, привязанных за хвост, туземцы кое-где даже ловят морских черепах и рыб. Иногда прилипало прикрепляется к пасти акулы. На одной акуле их бывает до полудесятка, однако, когда пойманную акулу поднимают на палубу, прилипало может успеть отвалиться.Древние римляне приписывали этой рыбе чудотворные свойства. Рыба-прилипало якобы остановила корабль тирана Калигулы, на котором было 400 гребцов, предсказав этим его смерть. Иметь в кармане прилипалу, когда идешь на суд, значило задержать судебное разбирательство. Так рассказывает нам «Естественная история» Плиния.Рыба-лоцман, как и прилипало, тоже сопровождает не только акул, но и корабли. Говорят, что нельзя увидеть большую хищную акулу без хотя бы одного лоцмана, маленькой, хлопотливой рыбки, которая то заплывает немного вперед, словно на разведку, то возвращается к хозяину «с донесением».Расскажем теперь коротко о нескольких, наиболее опасных породах акул.Начнем с тигровой акулы, получившей свое название не столько за свою хищность, сколько за окраску верхней части туловища, напоминающую тигра. Длина ее от 5 до 10 метров, вес до тонны с четвертью. Водится в тропических водах, но заходит и в умеренный пояс. Несмотря на сверхмощные челюсти, крупные, острые, искривленные зубы, эта акула питается часто морскими улитками, кальмарами, рыбой, причем не только крупной, но и мелкой.Но вот опись найденного в желудке одной семиметровой акулы: передние и задние ноги, позвоночник и лопатки коровы, четыре пеликана, два фрегата, два баклана и множество разных костей. Части коровы, повидимому, были выброшены с какого-то судна.

Акула тигровая

Ест тигровая акула и хвостоколов вместе с иглами, которые, как и у акулы-молот, потом гуляют по телу хищницы. Очень прочна шкура тигровой акулы, в выделанном виде ее прочность на разрыв в 6 — 10 раз выше, чем кожи быка.Синяя акула распространена также в тропиках, но обычнее, чем-тигровая, встречается в водах умеренного пояса. Ее особенность в том, что она чаще других сопровождает корабли, больше встречается в открытом океане, охотница рвать убитых китобоями китов еще до разделки. Иссиня-серые акулы кишат в оранжево-красном облаке крови кита и терзают его белый жир и тёмнокрасное мясо. Укусы и повреждения синей акулой конечностей людей вещь нередкая, но относительно малые размеры, около 3 метров, исключают «людоедство» этой акулы в прямом смысле слова.Синяя акула, как правило, сопровождается рыбками-лоцманами и везет на себе рыб-прилипал. Будучи океанской акулой, она в то же время подходит к берегам, где глотает и улиток, и морских птиц, и сельдей.Молот-рыба, или акула-молот, одно из самых причудливых живых существ в море. Ее глаза расположены по краям молотообразного выроста, отходящего от передней части головы, а ноздри находятся впереди. Огромен зубастый полулунный рот молот-рыбы. У нее имеется два плавника на спине. Она встречается всюду в теплых водах, причем небольшие экземпляры довольно часто попадаются у нас летом в районе Владивостока. Ее размеры достигают 6—7 метров при весе до трех четвертей тонны, а ширина «молота» может быть метра полтора. Эта акула, как уже указывалось, питается иногда скатами-хвостоколами, но ест и обычных рыб, крабов, кальмаров, известна и нападениями на людей, порой совершаемыми, как и у тигровой акулы, стаей.Особенно опасна большая белая акула или акула-людоед, достигающая часто десяти- и даже двенадцатиметровой длины при весе до 3,5 тонны. Зубы у нее треугольные, с зазубренными краями, их несколько сот, длина их около 4 сантиметров. Эта акула живородяща. Цвет ее, вопреки названию, свинцово-серый, а грудные плавники окаймлены черным. В тропиках она встречается часто, нередка и в водах умеренного пояса.

Акула-молот

Гавань лежащего в умеренном поясе Сиднея, самого большого города Австралии, стала лет 30 назад весьма неблагополучной в отношении акул, которых первоначально привлекли скотобойни, выпускавшие кровь и отбросы прямо в море. Несчастные случаи с детьми и взрослыми, особенно при купанье, стали нередки; во многих случаях тело жертвы не удавалось найти, она бесследно исчезала. Пляжи обнесли изгородью из проволочной сетки и установили патрулирование их со стороны моря на шлюпках и катерах, наблюдали поверхность воды с особых вышек, чтобы не только заметить спинной плавник, который акула может и не показать над водой, но и ее очертания под поверхностью воды.Про тропики и говорить нечего. В лоции острова Маврикия в Индийском океане сказано: «Купанье в любое время и при всяких обстоятельствах чрезвычайно опасно, так как большие акулы наблюдаются внутри самой гавани».Кстати сказать, акул, по крайней мере, в Австралии, считают еще более деятельными ночью, чем днем.Следует добавить, что мелководье не останавливает акулу, она, как это наблюдалось не раз, готова буквально ползти на глубине 25 — 50 сантиметров, использовать прибойную волну или волны на мелководьи бара, чтобы только добраться до беззаботно бродящего по отмели человека.Многие акулы заходят в реки, нападения акул в устьях рек нередки. Особенно известно в этом отношении устье Ганга, куда акулы особого свойственного нижнему течению этой реки вида привлекались древним индусским обычаем предавать тела умерших Гангу, но где они не щадили и не щадят живых.В гаванях Индо-Малайского архипелага обычно одновременно встречаем морских змей, крокодилов, нападающих на людей акул трех-четырех видов.В водах тропических островов центральных частей Тихого океана этот список дополняется барракудой и муреной, но теряет пресмыкающихся.Гренландская, или полярная, акула, называемая также малоголовой акулой, — крупная, хищная рыба с хорошо развитыми слухом и обонянием. Держится она большею частью у дна, хватает и тюленей и рыб, не брезгает и падалью. Она часто встречается у рыбоконсервных заводов Аляски. Нередко попадает и в тралы. Из-за жира и отчасти мяса она желанная добыча для людей, которым бывает опасна лишь случайно. В Гренландии зимой ее добывают чуть ли не с порога эскимосских хижин через проруби: приманивают ее сначала внутренностями тюленей, а затем багрят или гарпунят ее; добывают гренландскую акулу также на придонные наживные крючья; последнее практикуется и у нас на Мурмане. Величина ее нередко 7 — 8 метров.Еще русские кругосветные мореплаватели начала прошлого века советовали при купанье в открытом море с корабля: «Непременно люди должны смотреть с марсов во все стороны, нет ли сих животных, которые, плавая всегда близ поверхности воды, издали означают себя струею».Столь же необходимо, добавим, иметь на воде шлюпки, которые могли бы отгонять акул и, в крайнем случае, дать убежище людям. За борт корабля должно свешиваться побольше трапов и концов. Иногда применяют купанье в спущенном за борт и образующем своего рода бассейн парусе или брезенте.Нападения наиболее крупных акул-хищников на шлюпки не так редки. Не говоря уже о низкобортных каноэ полинезийцев, из которых акулы буквально выхватывали людей, даже не опрокидывая каноэ, можно уверенно привести ряд случаев нападений на устойчивые, высокобортные шлюпки современных кораблей, когда акула разгонялась по нескольку раз, чтобы опрокинуть, наконец, облюбованную ею шлюпку. Это обычно делает акула-людоед. Описывается случай, когда она таким образом несколько раз ударяла в шлюпку с возрастающей силой, пока не была отвлечена большой морской черепахой, которую разгрызла и съела по частям.Скаты — близкие родственники акул, только форма тела у них другая, жаберные щели у них на нижней стороне, а не по бокам. Но есть ряд переходных форм от акул к скатам. Такова, например; пресловутая пила-рыба, стоящая по форме тела и повадкам между акулами и скатами.Пила-рыба широко распространена в тропических водах на небольших глубинах и ведет придонный образ жизни. Она способна подниматься вверх по рекам вместе с водами прилива, вызывая ужас купальщиков и рыбаков. Особенно крупны самки. Один пойманный в Панамском заливе экземпляр имел 10 метров в длину, 6,5 метра в окружности и весил 2 1/3 тонны. В этой пиле-рыбе находились 36 вполне сформировавшихся «пиленышей», но, в отличие от зародышей хвостоколов, у которых иглы на хвосте отрастают только после появления молодых хвостоколов на свет, они уже были вооружены пилами, хотя и маленькими, но уже снабженными зубами. Мать спасает то обстоятельство, что пилы ее детенышей заключены в особые кожистые прозрачные футляры, сбрасываемые только после рождения. Длина пилы у взрослых рыб достигает 2 метров, причем по обе стороны из нее торчат прочные плоские зубья, числом около 20 с каждой стороны, длиной около 15 сантиметров. Этим оружием пила-рыба, вероятно, главным образом пользуется для выкапывания из морского дна разных глубоко зарывающихся туда ракушек, крупных червей, голотурий и для охоты за кальмарами и спрутами. С помощью пилы она терзает и более крупную добычу, «отпиливая», точнее — отрывая от нее большие куски и заглатывая их целиком. Пасть пилы-рыбы, расположенная на нижней стороне головы, лишена зубов, которыми рыба могла бы удержать или рвать добычу.Наблюдались бои между пилой-рыбой и большими акулами, когда первая буквально перерубала пополам своих противников мощными взмахами пилы.Пила-рыба может нанести повреждения днищу судна, хотя и не такие серьезные, как меч-рыба. Все же пробитая зубцами медная обшивка и глубокие отпечатки их в дереве замечались не раз на судах, плавающих в морских водах Центральной Америки. Конечно, пила не меч, да и скорость пилы-рыбы, а следовательно, и мощь ее ударов гораздо слабее, чем у меч-рыбы.Добыть пилу-рыбу можно с помощью гарпуна и затем разрывных пуль, когда она выбирается на такое мелководье, что ее можно заметить из потихоньку пробирающейся шлюпки. Другой способ — огромная удочка, описанная нами, когда говорилось об акулах, наживленная чем-нибудь вроде целой акулы весом в центнер-полтора или соответствующим куском более крупной акулы.

Крупный осьминог Японского моря

Крупные осьминоги, могущие быть действительно опасными для людей, редки, хотя без осьминогов и борьбы с ними водолазов как-то даже трудно себе представить морской приключенческий роман. Зверь этот умен, одарен прекрасным, защищенным хрящевым черепом мозгом, великолепными большими и зоркими глазами. Он хорошо умеет маскироваться, обладая для этого не только способностью быстро перекрашиваться под цвет окружающей его обстановки, но и применяя своего рода подводные дымовые завесы, выпуская в воду в случае крайней опасности облака чернильной жидкости.Как-то мы поймали тралом метрового осьминога; пока не вынули его из трала, он был таким же пятнистым, как весь окружавший его разнообразный улов. Осторожно, при помощи весел, взятых со шлюпки, мы быстро перебросили его в цинковую ванну с водой. Осторожность понятная — осьминог ведь не только крепко присасывается к коже, оставляя на ней отпечатки, как от медицинских банок, но и пребольно кусается своим роговым, и вправду похожим на попугайный, клювом. Он сначала, это было как-то мало заметно, будто немного порозовел, а затем очень быстро стал «цинкового» цвета, довольно точно подобрав тон и расцветку. Кто-то стал шевелить его шомполом, норовя, очевидно, чтобы осьминог укусил шомпол клювом. Осьминог ежился, надувался, собирался в комок, быстро и густо багровея. Поднялся шум, собрались к ванне люди смотреть осьминожий гнев. Словно не выдержал осьминог десятков человеческих взглядов, направленных в его выпуклые глаза, да и шомпол продолжал его донимать, хоть и умеренно. Мгновение, и вся ванна заполнилась быстро разошедшимся по ней непроницаемым облаком чернил — последним шансом укрыться от врагов, уйти, пока не видят они. Несколько минут спустя чернила осели на дно нежными хлопьями, а осьминог явился нашим глазам бледным, мертвенно-бледным, бессильно поникшим, вытянув свои 70-сантиметровые щупальцы так, что между их основаниями был отчасти виден и клюв. Люди его одолели, и он сдался, истратив свой последний резерв.Все осьминоги — большие и маленькие, — а их много видов, разных размеров и повадок, — всегда деятельные, предприимчивые хищники. Этот головоногий моллюск — наиболее одаренное в отношении нервной системы и органов чувств существо не только среди моллюсков, но, пожалуй, и среди всех беспозвоночных.Пища осьминога разнообразна, но главным образом ест он своих дальних родичей — двустворчатых моллюсков и более близких — брюхоногих. Около норы осьминога всегда наберешь целую коллекцию пустых раковин — остатки обеда хозяина. По такой куче раковин легко разыскать квартиру осьминога.Молодые осьминоги Японского моря в заливе Петр Великий прячутся внутри пустых крупных двустворчатых раковин, стягивая их створки вместе своими щупальцами так, что нельзя сразу, держа такой осьминожий домик в руках, догадаться, что раковина заселена вторично и совсем другим, чем ее прежний хозяин, животным.

Водолаз и осьминог

Непрочь осьминоги, повидимому, и полакомиться падалью: их иногда ловят на приманку из тухлой рыбы или мяса.Осьминог способен и плавать и переползать по дну, как бы переливая свое тело с места на место и перетягиваясь при помощи щупалец; делают это они в действительности очень быстро, хотя со стороны их движение может сначала показаться неуклюжим и медленным. Плавают осьминоги похуже и помедленнее, чем их десятиногие (десятищупальцевые) родичи — кальмары. Однако неуклюжее мешковидное тело осьминога с длинными лохмами щупалец преображается, всплыв. Из особой воронки сильными мышечными сокращениями выбрасывается вода, и осьминог «летит» в водном пространстве по принципу обратного толчка или ракетному, «задним ходом», как и кальмар: глаза обращены назад, назад вытянуты и собранные в плотный пучок щупальцы. Мешок же, в котором находятся внутренности осьминога, принимает каплевидную обтекаемую форму и без лишней затраты энергии неплохо раздвигает воду.Осьминоги способны часами охотиться за омарами, старательно избегая их грозных клешней. Акулы, имея дело с соответственно опасным для них противником, идут напролом и часто оказываются пострадавшими. Надо добавить к этому, что живут осьминоги, повидимому, подолгу и вместе с размерами и весом накапливают некоторый «жизненный опыт». Маскировочные способности осьминога, а также понятная в связи с незащищенностью его мягкого тела привычка прятаться во всяких расщелинах, где его и не усмотришь, делают маловероятными встречу водолаза с крупным осьминогом и особенно нападение осьминога на водолаза. Все же такие нападения бесспорно происходят. Бывает и так, что водолаз припрет, что называется, осьминога к стенке, где-нибудь в трюме или в каюте затонувшего корабля, где осьминог уютно угнездился, и ему некуда уйти, тогда осьминог волей-неволей атакует. Возможно, что потребность в пище толкает большого осьминога нападать на крупные живые существа, к тому же небыстрые. Как раз таковы водолаз и особенно голый ныряльщик.Так или иначе, но бывают случаи, когда «прикосновения толстых студенистых змей» силой их мышц и многочисленных присосок сковывают водолаза, а клюв угрожает порвать прорезиненную одежду. Присоски, заметим, служат только для прикрепления, присасывания к грунту или к добыче, а не для высасывания добычи, как иногда представляют себе это некоторые читатели и, что много хуже, писатели. У крупного осьминога насчитывается до 2 400 присосок (по 300 на каждом щупальце), размещенных в два ряда. Одна присоска крупного осьминога в состоянии удержать несколько килограммов. Ест осьминог с помощью челюстей, подавая к ним пищу щупальцами. Слюна осьминога, повидимому, ядовита: во всяком случае, она действует на крабов, как яд.По некоторым данным, осьминоги во время сна свертывают шесть или семь из восьми своих щупалец, а седьмым и восьмым совершают медленные вращательные движения над телом. Если прикоснуться чем-нибудь к телу или к свернутым ногам осьминога, то он не проснется; если же дотронуться до дежурной, «сторожевой» ноги, осьминог сразу пробуждается и с перепугу сразу же ставит свою «дымовую завесу».Удар ножом между глаз осьминога, нанесенный вовремя, как правило, решает схватку в пользу водолаза. В крайнем случае сигнал водолаза о подъеме иногда приводил к тому, что вместе с ним на поверхность поднимали и живого, «увлекшегося» охотой осьминога; тогда такого охотника приканчивали уже на палубе. Хуже, конечно, положение голого ныряльщика.У нас в СССР крупных осьминогов можно встретить только в Японском, Охотском и Беринговом морях. Экземпляры по 2 — 3 метра длиной не такая уж там редкость, в австралийских водах бывают осьминоги метров до 7 длиной.Китайцы, корейцы, японцы, итальянцы охотно едят осьминогов; их плотное, сладковатое мясо не представляет ничего неприятного и на наш вкус, как и мясо других головоногих моллюсков. Мелкие сушеные осьминоги обычный товар на манчжурских и северокитайских рыбных рынках. Промысловая добыча осьминогов существует в Средиземном море и в Калифорнии.Сцена в романе Гюго «Труженики моря», где человек борется с осьминогом, правдоподобна.Во многих местах мирового океана наставления для мореплавателей предупреждают их, в числе прочих опасностей, и об опасности от осьминогов. Так, лоция Калифорнийского залива, предупреждая о меч-рыбах, гигантских хвостоколах, нескольких породах акул, говорит, наконец: «Чрезвычайно большие осьминоги находятся в расщелинах скал у берегов, особенно же в местах, укрытых от прибоя».Во всяком случае, при нырянии в пустынных, мало посещаемых людьми бухтах со скалистыми берегами и при водолазных работах на затонувших судах или среди скал следует помнить об осьминогах.

 

РАЗЛИЧНЫЕ ДРУГИЕ ОПАСНЫЕ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ЖИВОТНЫЕ

Не только хищники или ядовитые морские животные бывают причиной несчастий с людьми. Иногда соприкосновение или неосторожное обращение с безобидным по существу животным приводит к бедам. Часто виновник беды не стремился ее причинить и не получил от нее никакой выгоды для себя.Есть, впрочем, много случаев, когда животное так или иначе обороняется своими клыками (моржи), бивнями (нарвалы), живой силой своего тела в сочетании с челюстями (кашалоты), мечом (меч-рыба и близкие к ней), клешнями (омары, крабы).Но как назвать случаи, когда крупный тропический вид длинноклювой рыбы — так называемого морского бекаса — выпрыгивает из воды, резвясь либо спасаясь от преследования и пронзает своим прочным длинным рылом-клювом шею или грудь рыбака. Чаще всего она прыгает так ночью на свет в лодке.Мне пришлось наблюдать, как окруженная стая кефали-лобана пыталась спастись прыжками и пятикилограммовый лобан ударил в грудь могучего рыбака с такой силой, что тот свалился без чувств.Зубатка, красивая пятнистая рыба величиной в метр-полтора, часто попадается у нас на Мурмане. Ее мощные острые зубы, как правило, предназначены только для дробления раковин моллюсков, которыми она питается. Встречается она на глубинах в несколько десятков и до сотен метров, поэтому ее зубы в обыкновенное время могут быть опасными только при случайных судорожных захватах брошенной на палубу зубаткой руки или ноги неосторожного рыбака. Однако во время икрометания зубатка выходит на мелководье и там яростно охраняет выметанную икру, оправдывая свои английское и латинское названия «волк», нападая на бродящих по мелководью в отлив людей.Кашалоты хотя и зубасты, но зубы у них есть только в нижней челюсти, непропорционально маленькой по отношению к верхней, которая так сливается своими очертаниями с огромной головой кашалота, что вся голова кажется «верхней челюстью». Зубы эти служат для удерживания излюбленной добычи кашалотов — крупных и гигантских кальмаров, за которыми кашалоты ныряют на сотни метров в глубь океана. Кашалоты используют зубы и в драках между собой. Небезопасно, конечно, очутиться на шлюпке между самкой кашалота и. ее детенышем, когда она может ринуться к своему детенышу, даже и не обратив внимания на опрокинутую ею или разбитую ударом ее хвоста шлюпку.Еще опаснее разъярить кашалота ранением. Тогда он способен обратиться против преследователей, пытаясь либо ухватить челюстями шлюпку, либо разнести ее головой. Удары головой наносились кашалотами и кораблям. Случаи нападения на корабль усатых китов, как справедливо замечает это Б. А. Зенкович, больше заслуживают название «падения кита на корабль», что, впрочем, дела не меняет. Раненый, мечущийся от боли и испуга, беспомощный гигант падает боком на корабль после того, как он «вывернулся» или «выстал», по выражению промышленников, из воды подле самого корабля, к которому он приблизился случайно в своих метаниях.В 1933 г. в северной части Тихого океана загарпуненный кит ударился о борт одного из советских китобойных судов с такой силой, что машинная команда выскочила наверх, предполагая аварию.Перейдем к нападениям меч-рыбы и близких к ней рыб-парусников, называемых так из-за огромного спинного плавника, иногда выставляемого над водой наподобие паруса, но также вооруженных мечом. Меч этих рыб представляет собой продолжение верхней челюсти, мечевидное, копьевидное или округлого сечения, но всегда острое на конце. Меч-рыба имеет величину до 5 — 6 метров с мечом в метр длиной и толщиной при основании сантиметров в 8. Это могучее оружие применяется, вероятно, для добывания относительно мелкой рыбы, вроде кефали, скумбрии, сельдей или некрупных кальмаров, но иногда меч-рыба впадает в своеобразное бешенство, видимо, не всегда вызванное внешними причинами. Она тогда способна, несясь со скоростью 50 — 60 миль в час (90 — 110 километров), налетать на китов, корабли, шлюпки. Помещенный здесь рисунок пробитой меч-рыбой шлюпки сделан по недавней фотографии; интересно, что сидевшие в шлюпке люди были выброшены из нее сразу же толчком меч-рыбы, а она сама так и застряла в шлюпке в том положении, в каком запечатлел ее фотоаппарат. При охоте за меч-рыбой с гарпуном бывали случаи ранения рыбаков ее мечом сквозь борта или днище шлюпки. Описывались и случаи «сотрудничества» меч-рыбы с акулами при нападении на китов, но скорее всего акулы сами нападали на ослабевшего, раненого кита. Взрослая меч-рыба к тому же лишена зубов, и ей, казалось бы, незачем, кроме как из злости, терзать кита мечом, которым она вряд ли может урвать себе от него кусочек в качестве пищи.Во многих случаях пробоины в днищах кораблей, относимые за счет меч-рыбы, надо приписывать ее родственнице — «рыбе-копью», или «паруснику».Многие склонны думать, что меч-рыба и копье-рыба не столько нападают, сколько натыкаются на суда, китов, шлюпки, несясь с большой скоростью по морю. Повторные же атаки на кита легко объяснимы тем, что, наткнувшись на него и освободив из его тела свой меч, меч-рыба, разъярившись от препятствия, начинает снова и снова наносить удары.В музее хирургической коллегии в Лондоне хранится кусок носа тихоокеанского китобойного корабля, пробитый на протяжении 34 сантиметров сплошного дерева «копьем» в 4 сантиметра в диаметре. Британский музей располагает куском дубового шпангоута, обшитого дубовой же доской, сверху покрытой еще слоем картона и медным листом. Все это насквозь пробито двумя мечами меч-рыбы. Сначала, видимо, вошел в борт корабля один меч, прошел насквозь и обломился. Следом за ним вошел и второй «меч», то-есть также заостренная, но более короткая нижняя челюсть рыбы. Покойный академик А. Н. Крылов, знаменитый наш математик и кораблестроитель, подсчитал, что для того, чтобы развить такую пробивную силу, меч-рыба должна была нестись со скоростью никак не менее 50 миль в час. Известны и другие подобные случаи.

Меч-рыба, пробившая шлюпку

Распространены меч-рыбы и парусники в тропиках и в субтропических водах. Летом заходят и в моря умеренного пояса. Их мощные мышцы, обеспечивающие такую быстроту движений, в то же время очень вкусны, поэтому этих крупных рыб так усиленно ловят.Крабы, омары, как уже упоминалось, могут при случае очень опасно действовать своими клешнями. Тасманский псевдокарцинус имеет клешню длиной в три четверти метра, способную раздавить кости щиколотки человека. Наш промысловый, идущий на консервы «камчатский краб», несмотря на сравнительно большие размеры, наделен только слабыми клешнями, зато попадающийся в крабовые сети порой вместе с ним «краб-стригун» с клешнями, напоминающими ножницы, — бедствие, а не добыча, — пока запутается, немало сети порежет, да и для рук потом опасен. Ничего хорошего не обещают и клешни черноморского каменного краба или эрифии. Краб-то весь не больше кулака, но более мощная (обычно правая) его клешня обладает очень сильной хваткой, Эрифия склонна укрываться во всяких щелях между камнями и в расщелинах скал, а вот гораздо более подвижный краб — пилюмнус при случае быстро принимает угрожающую позу и не боится остаться при этом на открытом месте.Многие видели гигантские волнисто-ребристые створки двустворчатых тридакн, употребляемые как чаши, ванночки, купели, архитектурные украшения. Есть много видов этих тропических моллюсков, но два-три, более крупные, получили печальную известность «ловушек для людей» или «ловушек смерти».

Порт-артурский краб пилюмнус

Шишковатые, часто чешуйчатые выпуклые ребра наружных поверхностей раковин тридакн выдаются своими концами за края створок, а при смыкании выступы обеих створок плотно смыкаются. У некоторых видов тридакн есть биссус, выходящий через луночку на вершине раковины, но у старых экземпляров крупных видов тридакн он не нужен. Они настолько тяжелы и массивны, что спокойно, без всяких креплений, лежат прямо на поверхности рифа, будучи защищены раздвигаемыми по мере роста моллюска ветвями коралла или краями впадин в самом рифе. Другие породы тридакн относятся к сверлящим, и они запрятаны о созданных ими самими углублениях в рифе, откуда их даже вытащить нельзя, так как наружное отверстие такого углубления меньше, чем разросшаяся внутри своей камеры тридакна.Когда мощные створки живой тридакны раскрыты, то видны бахромчатые зеленые края тела моллюска. Зелены они от поселившихся в теле тридакны особых одноклеточных водорослей — зооксантелл. Достаточно какому-нибудь постороннему телу побеспокоить хотя бы один из изгибов этой бахромы, как створки раковины быстро смыкаются и сдавливают вторгшийся между ними предмет и уже не разомкнутся много часов подряд.Большие тридакны достигают веса в несколько центнеров, почти до полутонны, имея поперечник до полутора метров. Неудивительно, что створки такой громадины, да еще стягиваемые могучими запирательными мышцами, в состоянии передавить, даже перерезать (внутренняя сторона их внешнего края остра, как бритва) якорный канат из волокна.

Каменный краб Черного моря

Гигантская тридакна и ее жемчужина

Лет семь назад в витрине известного ньюйоркского ювелирного торгового дома была выставлена гигантская, но неправильной формы, жемчужина, отливавшая ярким шелковистым блеском. Ее размеры были с детскую голову, вес 6 килограммов 350 граммов, длина 23 сантиметра и поперечник 14 сантиметров.История этой жемчужины такова. Сын одного туземного вождя на океанском берегу Филиппинских островов за год до того, как жемчужина появилась в витрине ювелира, нырял в обществе нескольких своих товарищей. Неожиданно юноши заметили, что сына вождя нет между ними, он давно не поднимался на поверхность. Стали искать и кашли его мертвым на глубине нескольких метров с рукой, зажатой створками большой тридакны. Общими усилиями труп и держащая его тридакна были извлечены на поверхность и вытащены на берег. Тридакну раскрыли ломами и перерезали кинжалом запирательный мускул. В тридакне нашли гигантскую, морщинистую, дольчатую, напоминавшую голову мусульманина в чалме, тускло блестевшую жемчужину. Жемчужине этой суеверные одноплеменники погибшего приписали волшебное значение. Только опасная болезнь другого сына вождя, которого вылечил приезжий врач, получивший в награду чудовищную и чудесную жемчужину, позволила нам узнать эту историю.Понятно, что страшнее всего тридакна именно ныряльщикам за жемчужными раковинами. Вероятность возникновения жемчужины в самой тридакне слишком мала, а тридакны слишком тяжелы, чтобы стоило их извлекать на поверхность и искать в них жемчуг. Но ныряльщик всегда рискует попасть в тиски тридакны по неосторожности, не заметив ее.Водятся тридакны только в тропических водах Индийского и западной части Тихого океанов.Тридакны ни в коей степени не хищники; то, что они невольно служат смертельной ловушкой, нисколько не связано с их питанием; вернее даже, что питание тридакн нарушается, когда захлопнуты створки: обитающие в их теле водоросли зооксантеллы остаются тогда без света и не могут расти. Между тем, тридакны в очень большой степени, если не целиком, питаются, переваривая своих «постояльцев», размножающихся при благоприятных условиях так быстро, что убыль зооксантелл восполняется с лихвой за счет их размножения.Живет тридакна до 100 лет, возможно, что и долее.

 

ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ РЫБЫ

Испускать электрический ток могут многие рыбы; всякое вообще живое существо электрически деятельно в той или иной мере. Однако только небольшое число «электрических» видов рыб в состоянии производить при помощи специальных органов сильные разряды, способные вызвать у человека болезненные ощущения, судороги, а в исключительных случаях и гибель. Тех разрядов, которые воспринимаются нами только как болезненное ощущение, оказывается достаточно для того, чтобы оглушить и даже убить рыб и небольших животных. К таким «электрическим» рыбам относятся электрический угорь, электрические скаты и электрические сомы и, наконец, в малой степени — американские морские рыбки «звездочеты». Здесь мы коснемся только существенных для людей и имеющих отношение к морю рыб.Наиболее мощная из современных электрических рыб (а в древние времена истории земли их было в пресных водах немало) — это электрический угорь, обитающий в Амазонке и Ориноко, включая их устья. Длина электрического угря до 3 метров. По четырем пятым длины его серо-синего тела (вернее, все это хвост), за исключением одной пятой — головной и грудо-брюшной части, протягиваются с обеих сторон два сложных электрических органа. Они состоят из нескольких тысяч отдельных пластинок, образующих собой батарею, дающую разряд по направлению от хвоста к голове. Это представляет исключение, так как у остальных электрических рыб ток идет от головы к хвосту. Пластинка от пластинки отделена студенистым веществом, к каждой из них подходит стволик нерва. Более трети всего объема тела угря приходится на электрические органы. Сила тока одного угря достаточна, чтобы убить в воде рыбу или лягушку, достигая, впрочем, у крупных, не «разряженных» экземпляров до 300 и даже 800 вольт*. Наибольший эффект получается тогда, когда угорь, изогнувшись дугой, в разрыве которой находится жертва, образует замкнутое электрическое кольцо.

* Подсчитано, что десять тысяч угрей могли бы дать энергию для движения электропоезда, но только в течение нескольких минут, после чего поезду пришлось бы стоять сутки в ожидании, пока угри восстановят свои силы.

Разряды одного угря привлекают к нему остальных, находящихся неподалеку. Удавалось «сзывать» угрей по желанию производившего опыт, применяя любой источник тока и только подбирая вольтаж и частоту разрядов. Известен способ охоты на электрических угрей, рассчитанный на истощение их с помощью стада крупного рогатого скота, загнанного в реку. Когда угри, истощив свое электричество на разряды по скоту, залягут, измотанные, на дно, по нему начинают бродить вооруженные острогами люди и безнаказанно добывать этих вкусных, хотя и небезопасных при неумелом обращении, рыб. Надо заметить еще, что электрический угорь «разряжается» значительно медленнее, чем электрический скат «торпедо». Бедным коровам, невольным участникам охоты, поэтому крепко достается. Однако угри обычно собираются целыми стаями и нападают сообща, тогда они опасны и крупному рогатому скоту, и лошадям, и, конечно, людям.Если мы вспомним, что в этих же реках, включая устьевые воды, встречаются неимоверно хищная рыба — перайя и ядовитый хвостокол, не говоря уже о водяном удаве и о кайманах, то надо признать, что в них купаться надо с большой оглядкой.Несколько иначе устроены электрические органы у ската-торпедо, разные породы которого обитают в Средиземном и Красном морях, в водах Японии, Англии, Индийского океана, Калифорнии. Местами, как, например, в некоторых песчаных бухтах Португалии и Италии, торпедо прямо кишат.

Электрический скат — торпедо

Размеры взрослых торпедо, в зависимости от породы, колеблются от 30 — 40 сантиметров до 1,5 — 2 метров. Их тело напоминает по очертаниям контрабас. Окраска «подгоняется» под окружающий фон, как и у камбал или у осьминогов.Если бы у торпедо не было его батарей, он был бы совсем беззащитен, но электрические органы обеспечивают его и добычей и защитой от хищников.В древности римские врачи держали торпедо у себя в больших аквариумах, а пациенты, трогая их, якобы исцелялись от болезней. Даже в наши дни в странах Средиземного моря иногда пожилые люди бродят по мелководью в расчете на целительные удары электрического тока торпедо, долженствующие излечить их от ревматизма и тому подобных болезней. Разряд торпедо, попавшего в рыбачью сеть, передается через сеть рыбаку, сидящему в лодке и начавшему перебирать сети.Электрические органы торпедо, находящиеся между головой и грудными плавниками, состоят из отдельных шестиугольных призм числом до полутысячи, но расположенных столбиками не по длине плоского тела ската, а по его толщине, то-есть вертикально. Каждая призма делится тонкими поперечными перегородками на клетки, заполненные студенистым веществом. Верхушки и основания призм соприкасаются с кожей спины и брюха. В каждой клеточке есть окончания нервных ветвей. Нервы, подходящие к электрическим органам, увеличены, имея такую же толщину, как спинной мозг. Эти органы у всех электрических рыб произошли из мышц, очевидно, электрическая энергия могла, по крайней мере в немногих случаях, в борьбе за существование заменить обычную мышечную энергию.Торпедо по своему произволу дает до 150 разрядов в секунду при напряжении до 80 вольт на протяжении до 10 — 15 секунд, затем напряжение падает, рыба истощается и должна отдыхать. Наиболее крупная порода торпедо с западного побережья Северной Атлантики дает напряжение до 220 вольт. В момент (короткий) наибольшего напряжения торпедо дает работу немного более 2 лошадиных сил на килограмм веса электрического органа.Другие, гораздо менее мощные электрические скаты, вроде обыкновенного колючего ската или морской лисицы, встречающегося и у нас в Черном море и в Керченском проливе, а также в Японском и Баренцевом морях, уже не в состоянии поразить добычу или основательно отпугнуть врага. Поскольку и у этих «слабоэлектрических» скатов органы, вырабатывающие электричество, на протяжении всей жизни каждого экземпляра, растут и действуют, их никак нельзя признать «остаточными» — угасающим наследием прошлого. Можно только предполагать, что слабые электрические органы служат для того, чтобы их обладатели могли сноситься друг с другом, так сказать, «телеграфировать». Такое предположение хорошо подтверждается описанной электрической сигнализацией, собирающей электрических угрей вместе.Один скат — дископиге глазчатый — из восточной части тихоокеанских тропических вод занимает как бы промежуточное положение между торпедо и «слабоэлектрическими» скатами. Дископиге имеет бросающуюся в глаза глазчатую окраску, явно рассчитанную на то, чтобы его заметил враг, и дает электрические разряды, достаточные для того, чтобы причинить неприятные резкие ощущения, а не убить сколько-нибудь крупное животное. Сам дископиге питается мелкими креветками и другими рачками.Мы рассмотрели, следуя каждый раз сверху вниз, от более сложно устроенных к более простым животным, основные и, как мы видели, довольно разнообразные и многочисленные случаи, когда морские животные могут нанести тот или иной физический вред людям.

 

ГЛАВА XII

УРОЖАЙ МОРЯ

Издавна морские воды доставляли человечеству пищу, которую оставалось только брать, росшую без всяких забот со стороны людей. Рыбы, черепахи, птицы, тюлени, киты, не говоря уж о моллюсках, раках, голотуриях-трепангах и даже съедобных водорослях, — все это составляет урожай моря; его до последнего времени люди собирали, не сеяв и не заботясь о будущем своей нивы — о море.Первые моряки скорее всего были рыбаками. Рыболовство гораздо больше воспитывает умелых и смелых моряков, чем морская торговля, морские перевозки. Рыбак стоит ближе к морю, теснее с ним связан, по необходимости больше от моря терпит и лучше к нему приспосабливается, чем матрос, особенно матрос крупных стальных самоходных кораблей наших дней.Не только разнообразную, полезную и вкусную пищу, но и ряд других ценных и даже драгоценных, часто очень важных предметов доставляет людям жизнь моря.Вот неполный перечень таких предметов: для мытья и некоторых применений в технике — губки, для украшений и художественных изделий — кораллы, жемчуг, перламутр, панцыри черепах, для одежды — меха котиков и других тюленей, морских выдр, белых медведей, шкурки и пух некоторых морских птиц, для технического и пищевого применения — жир китообразных и тюленей, для получения ряда химических продуктов — водоросли, они же идут для удобрения полей наряду со знаменитым гуано и отходами рыбной, китобойной, тюленебойной промышленности, для набивки мебели и упаковки широко применяется морская трава, для получения дубителей идет кора мангров.Есть еще много второстепенных, не привившихся или устаревших применений морских организмов в сложном человеческом хозяйстве. Для примера укажем на знаменитый пурпур древнего мира, добывавшийся из средиземноморской улитки, на чернила и краску из чернильных мешков головоногих, на ткани из морской травы — филлоспадикса или из виссона древних — биссуса, нитей, которыми двустворчатые моллюски пинны прикрепляются к скалам.Есть два пути для добывания из моря его живых богатств: пассивный — ожидание ловцами подхода морских организмов к берегу для кормежки или размножения или даже ожидание того, что их выбросит на берег волнами, и активный путь, когда стремятся взять полезные морские организмы там, где они есть, даже если для этого ловцам придется уйти от берега вдаль и опустить снасть глубоко.Способов и орудий добычи существует множество. Прежде всего, в полосе отлива устриц, улиток, крабов можно собирать просто руками, руками же водолаз берет губки или жемчужные раковины; затем для добывания крупных рыб, дельфинов, китов пользуются острогой, багром, гарпуном; к колющим и зацепляющим орудиям лова относятся также различные удочки и переметы; сети, в которых запутываются, объячеиваются рыбы, ставятся на кольях или якорях в зависимости от глубины места (сети ставные) или свободно движутся в воде вместе с плавающим по течению рыбачьим судном (сети плавные); наконец, есть сети, в которых добыча не должна запутываться, а лишь оставаться в них, как в мешке, отцеживающем улов от воды, — это закидные неводы и тянущиеся за судами тралы; есть еще ловушки, в которые заходят рыбы и другие морские животные, а затем не могут, не знают, как выбраться; таковы ставные неводы.

 

РЫБОЛОВСТВО

Рыбная промышленность всего мира добывает в год такое количество рыбы, моллюсков, раков, которое составляет примерно одну шестую часть веса всего человечества, — 18 — 20 миллионов тонн. Девять десятых этого количества добывается в морских водах и только одна десятая в водах рек и озер.Какие моря, какие участки океана дают больше всего рыбы, морского зверя, раков и моллюсков? Не надо думать, что такие воды в то же время и наиболее населены морскими организмами, это не везде совпадает.Люди расселялись по суше гуще или реже обычно совсем не потому, что в одном месте у них было больше надежды поймать рыбу, чем в другом. Многие очень богатые рыбой воды даже в наше время почти или совсем не посещаются рыбаками. Таковы, например, суровые и глубокие антарктические воды, где пока развита только добыча китов и тюленей.Ловят прежде всего там, где ловить ближе, легче, где ловятся рыбы, наиболее ценные, где берега гуще населены людьми в силу порой совсем не связанных с морем причин.Из морей на первом месте по рыболовству стоит Японское море, где вылавливают в год 3 миллиона тонн, за ним идут моря Восточно-Китайское и Северное, на долю обоих вместе взятых приходится от 2 до 3 миллионов тонн. Половину мирового улова (10 миллионов тонн в год) дает Тихий океан в целом, включая и его моря, в том числе и Японское с Восточно-Китайским.Много рыбы и других морепродуктов, почти половину мирового улова, дает и гораздо меньший по площади Атлантический океан с его морями, включая Северное, а также прилегающую к Атлантике облавливаемую часть Северного Ледовитого океана. Дело в том, что берега Атлантического океана гораздо гуще населены людьми, чем берега Тихого. Совсем немного ловится в Индийском океане.При этом наибольшая доля улова приходится на северные части Тихого и Атлантического океанов.Самые богатые жизнью воды — холодные воды умеренного пояса. Средний улов рыболовного траулера за час составляет там почти 2 тонны, а у берегов Испании и Северной Африки улов бывает в 20 — 30 раз меньше.В тропиках ловится множество разных видов, их разнообразие огромно, но уловы малы, количества добытых животных невелики по сравнению с тем, что ловится в водах умеренно-теплых или умеренно-холодных.Сельдевые и треска (со своими ближайшими родичами) дают больше половины мировой добычи, за ними идут лососи. Важен еще северогихоокеанский (камчатский) краб. В теплых водах из промысловых рыб преобладает сардина.В тропических водах у островов Атлантического и Тихого океанов ловятся тунцы, меч-рыба, рыба-парусник и летучие рыбы.Огромное количество креветок, разных крабов, устриц, мидий, гребешков, улиток, морского уха, трепангов, медуз добывают и потребляют японцы и китайцы.Донных рыб, в первую очередь — рыб камбаловых, люди ловили так усердно, — а запасы этих рыб в океане вовсе не так велики, — что сейчас добыча донных рыб из-за их перелова, оскудения запасов все больше отстает от лова рыб, населяющих толщу воды и живущих у ее поверхности, рыб пелагических.Великая морская держава Советский Союз обладает высокоразвитой и хорошо оснащенной рыбной промышленностью, применяющей новейшие достижения мировой техники, руководимой людьми науки и практики. В рыбной промышленности СССР трудится множество замечательных, глубоко преданных своей нелегкой, но увлекательной профессии людей.Мы говорим все время «рыбная промышленность». Но не только рыбу добывает она, как мы уже видели. Правильнее, научнее было бы назвать ее «промышленностью, добывающей морские организмы», но это название длинно и непривычно, хотя и точно. Ведь к организмам моря относятся и животные, начиная с китов, и кончая губками, и растения, вроде «морской травы» или съедобных водорослей. Но основа этой огромной «жатвы моря», конечно, рыба, преобладающая в морском лове по весу и по стоимости. Северное полушарие дает больше рыбы и другой пищи из моря. Там «меньше воды», меньше поверхность океана, чем в южном, где площадь, занятая океаном, резко преобладает над сушей, но зато гораздо меньше попадает в океан органических веществ с суши. Разгадка не в том, что воды северного полушария богаче рыбой, а в том, что оно гораздо сильнее заселено людьми, и лов, естественно, происходит ближе к густо населенным местам суши; больше в северном полушарии и рек, куда идут на икрометание проходные рыбы. Недаром Северное море, на берегах которого находятся такие густо населенные страны, как Англия, Германия, Голландия и ряд других, дает так много рыбы.Именно в этом мелководном море, где за год не однажды проходят по каждому уголку дна тралы множества рыбачьих судов, наиболее остро стоит вопрос о перелове. Количества рыб, особенно же держащихся на дне, и рыб проходных, идущих для икрометания в реки (таковы, прежде всего, лососевые, осетровые), вовсе не беспредельны.Действительность показала, что даже в просторах северной части Тихого океана недолго вовсе уничтожить тихоокеанского палтуса, эту ценную камбаловую рыбу.До второй мировой войны мы успели привыкнуть к крупной и вкусной тихоокеанской сардине, которая с 1926 года ловилась во все возрастающих количествах в наших водах Японского моря. В 1941 году, в первый год Отечественной войны, сардина эта исчезла, и только сейчас как будто бы она стала снова ловиться, но пока еще в небольших количествах. Десятая часть всего улова СССР сразу отпала там, где не было военных действий, а война от Баренцева моря и Балтики быстро докатилась до Азовского и Черного морей, нарушила рыболовство на севере Каспия. Правда, патриоты рыбаки советского Приморья, несмотря на то, что у них все было приспособлено и рассчитано на сардину, выполняли и перевыполняли по весу свои планы, давая стране рыбу других пород. Ловили камбалу, терпуга, корюшку, навагу, минтая, мойву, сельдь, красноперку, — словом, разнорыбицу, а это самое трудное.К нам в Японское море сардина приходит с юга и юго-востока через Корейский пролив, и только на лето. Размножается она зимой и ранней весной у берегов Японии в Тихом океане. Икра у сардины плавающая. В наших водах сардина усиленно кормится богатым планктоном, как животным, так и растительным. Постепенно продвигаясь на север, сардина достигает к августу самой северной части Японского моря, а в сентябре уже начинает, гонимая похолоданием, итти назад на юг. Иногда это похолодание бывает таким внезапным, таким резким, что сардина не успевает вся уйти.Осенью 1928 года мне пришлось видеть в северной части Японского моря огромные скопления мертвой или оцепенелой сардины, пожираемой тюленями, китами, дельфинами, чайками, акулами.В море, как и на суше, наблюдаются пульсации, колебания температуры от года к году. Есть основание думать, что с 1941 года на Японском море был ряд лет с очень низкими температурами воды. Сейчас, повидимому, этот холодный ряд лет окончился или оканчивается, и сардину снова начнут добывать и у берега и в море ставными неводами-ловушками, плавными сетями и кошельковыми неводами, засаливая улов или готовя прекрасные консервы. Для Мурмана, как для всего Баренцова моря, самая главная промысловая рыба — треска. За нею идут пикша, морской окунь, камбала, вкуснейший палтус и сельдь, которую мы научаемся сейчас разведывать и промышлять далеко от наших берегов в открытом море.Треска дает питательное, вкусное, хотя и чуть суховатое, нежирное мясо. Ее печень зато необычайно жирна и нежна, идет тресковая печень либо на исключительно вкусные и полезные консервы, либо — чаще — на вытопку рыбьего жира, содержащего витамины, особенно витамин Д (противорахитный).Ловят треску на поддев, то-есть на ничем не наживленный крючок, который дергают в воде вверх и вниз, ловят и наживленными мойвой, песчанкой или морским червем крючками длиннейших переметов — «ярусов», а больше всего ловят большими тралами с особых тральщиков — небольших пароходов или теплоходов с несколькими десятками человек команды. Эти тралы захватывают, конечно, и родственницу трески — пикшу, и красного морского окуня, и камбалу, и массу всякой донной живности. Вес рыбы, добытой за один подъем, составляет нередко 2 — 5 тонн. Иногда трал приходит битком набитый большими, похожими на караваи хлеба, ни на что негодными, скверно пахнущими губками — геодиями, иногда трал рвется о заросли мшанок, кораллов или о камни на дне.У нас есть треска и в водах, омывающих Камчатку, и в Японском море, ее лов там, правда, невелик.Кроме тихоокеанской сардины и изобилующей в сахалинских, камчатских, курильских и приматериковых охотских водах сельди, советский Дальний Восток богат проходными лососевыми. Подобно угрям европейских рек, тихоокеанские лососи только раз в жизни мечут икру, но угри для этого идут из рек в глубины океана, а лососи идут из океана и морей в реки. Таковы кета, горбуша, красная, нерка, чавыча, кижуч. Их мясо и икра — ценные, вкусные продукты. Высоко вверх в родные реки идут лососи. Каждый лосось идет туда, где он за несколько лет до того вывелся из икринки, зарытой в гравий его родителями, вслед за тем погибшими. Из моря лососи идут густой толпой, быстро редеющей под атаками людей, дельфинов-белух, орланов-белохвостов и даже медведей.К нашему Азовскому морю прекрасно подходит поговорка «мал золотник, да дорог!» Площадь Азовского моря всего три с половиной десятка тысяч квадратных километров, его средняя глубина около 6 метров, а наибольшая — 13 метров, иной пруд и то поглубже. Солнце хорошо прогревает воды Азовского моря, солнечный свет дает жизнь множеству микроскопических растений в воде и на дне моря, где, впрочем, местами немало и не микроскопических водорослей и зарослей морской травы. Дон с Кубанью, текущие по плодородным местам юга нашей страны, несут в это море свои богатые питательными для растений веществами воды. Много питательных веществ попадает в Азовское море и из совсем уж мелководного (1 — 3 метра) Сиваша, или «Гнилого моря», кишащего водорослями, пышно развивающимися в его соленой, очень теплой в летние месяцы воде.Из Черного моря с весны начинают итти в Азовское через Керченский пролив на икрометание и откорм огромные стаи разных рыб: сельдей, анчоуса, или «хамсы», осетровых, кефали. Но и своей рыбы много в Азовском море, круглый год живущей в нем и в низовьях впадающих в него рек. Здесь живут мелкая, но бесчисленная селедочка «тюлька», ценные осетры, севрюги, белуги, плоский, костлявый, но вкусный лещ, хищный крупный судак, бычки и ряд других рыб.Рыба Азовского моря или хотя бы пришедшая из Черного моря, но кормившаяся лето в Азовском море, ценится выше, чем рыба того же вида из Каспия или из Черного моря. Азовское море так обильно пищей, так хорошо прогрето и освещено солнцем, что это настоящий рыбий курорт.

Улов трала

Зато уже не раз бывало так, что Азовское море оставалось почти без рыбы, особенно без своей азовской рыбы, да еще к тому же такой ценной, как осетровые, судак, рыбец, шемая, чехонь. Рыбу «перелавливали», вернее — вылавливали почти дочиста. Это нетрудно сделать в таком маленьком и мелководном море, где много рыбаков, где рыбе не уйти от их сетей, неводов, крючьев, ловушек. К тому же многие породы рыб Азовского моря, и как раз самые ценные, — проходные. Таковы, например, осетровые и судак. Недолго рыбакам перехватить их в устьях рек, куда они устремляются для икрометания. И вот огромные уловы сменяются через несколько лет таким оскудением, что рыбаки бросают свое ремесло, баркасы рассыхаются на берегу, в сараях сети и неводы висят или лежат без пользы, ржавеют знаменитые «самоловные» крючья на особых вилообразных дощечках. Самоловными зовут их потому, что ничем не наживляют эти остро отточенные крючья, когда длиннейшие ряды их — «порядки» — вывешивают в море в ожидании, что осетровые сами зацепятся за крючья. Пойманных рыб оглушают затем при переборке снастей тяжелой деревянной колотушкой и везут на берег, где улов разделывают на балык, тешку, вынимают и приготавливают драгоценную черную икру.Автору пришлось работать в Азовском море сразу после первой мировой и гражданской войн. Замечательно было то, что война дала передышку рыбе и она опять развелась и подросла; людям было во время войны не до лова. Зато, вернувшись к мирному труду, победившие советские люди нашли богатые дары моря. Азовское море, к 1914 году оскудевшее, в 1922 году снова стало обильным рыбой. В Кубань и Дон шли на икрометание полчища сельдей, леща, судака, сазана, стада осетровых. На Дону опять стали ловить после многих лет перерыва похожую на кинжал жирную и вкусную чехонь, совсем было исчезнувшую.Много икры мечет рыба, много выходит из икры личинок, но немногие из них становятся молодыми рыбками-мальками, немногие из мальков взрослеют, доживают до того, чтобы самим метать икру. Немало в самом море врагов у рыбы, особенно у рыбьих малышей.Понятно, что если этих малышей вывести из икры, вырастить до «самостоятельности» в благоприятных условиях рыбоводного предприятия (завода), то их погибнет гораздо меньше, чем в вольной природе. Затем таких окрепнувших и бойких рыбок выпускают в реку или в море, в зависимости от их породы, и таким образом пополняют запасы рыбы.Кроме того, можно и должно запрещать или ограничивать лов определенных пород рыбы во время икрометания, запрещать лов рыбы в то время, когда она худа, истощена, запрещать хищнические, губящие и напрасно портящие рыбу способы лова.Это все легко осуществимо в стране социалистического хозяйства, где нет хищничества купцов и предпринимателей — рыбопромышленников.Но за последние годы возникли еще два интересных и важных начинания. Оба они пока относятся к замкнутому «морю-озеру» — Каспийскому морю, но блестяще удавшийся там смелый почин наших ученых бесспорно можно будет применить и на других морских водах.Осетровые рыбы Каспия, как было известно, растут медленнее и менее жирны, чем в Азовском море. Чем же отличается пища осетровых каспийских от пищи азовских осетровых? Дело в том, что в Каспии нет могущих служить пищей осетрам и севрюгам многощетинковых червей. Ракушек хватает и там и тут, а вот многощетинковые черви входят в меню только азовских осетровых. Решили перебросить, переселить многощетинковых червей — нереид — из Азовского моря в Каспий, выяснив сначала, смогут ли нереиды жить в каспийской воде. После лабораторных опытов приступили к опыту в природе — перевезла шестьдесят тысяч нереид из Азовского в Каспийское море, выпустили их там. Это сделали еще до Отечественной войны, а совсем недавно стали находить в желудках каспийских осетровых нереид — переселенцев из Азовского моря, уже ставших обычными жителями дна Каспия. Рано еще говорить о том, что каспийские севрюги и осетры стали теперь расти быстрее и будут упитаннее, догоняя своих азовских сородичей, но рассчитывать на это с большой долей вероятия можно.Еще до нереид в Каспий перевезли молодых кефалей; кефаль никогда до этого не водилась в Каспии, но можно было думать, что пищи для нее хватит, а остальные условия среднего и южного Каспия также будут благоприятствовать этой ценной, питательной и вкусной рыбе Средиземного моря, до тех пор у нас водившейся только в Черном и Японском морях, да заходившей летом кормиться из Черного моря в Азовское. Задумано — сделано! Страна дала возможность своим ученым осуществить этот замечательный опыт в природных масштабах. Сейчас в Каспии ловят уже тысячи центнеров кефали, рыбы, никогда там не жившей до тех пор, пока этого не захотели люди нашей страны, а теперь все более там размножающейся. Вместе с кефалью случайно захватили и черноморских креветок, которые тоже прижились и пришлись ко двору в Каспии.Производятся уже опыты по удобрению не прудов, — пруды, кстати сказать, удобряются успешно уже давно, — а больших морских заливов. Опыты эти дают надежду, что вскоре удобрение морей, по крайней мере, морей мелководных и соединенных с океаном только через проливы, станет выгодным и возможным. Удобрение прибавит пищи для рыб в море, рыбы будут расти быстрее, станут жирнее. Море, кроме того, сможет прокормить тогда большее количество рыбы, а ее можно будет дополнительно выпускать в море из рыбоводных заводов в виде молоди.Не надо думать, что рыбе в море не бывает тесно, что для нее там всегда и везде вволю пищи. Если бы люди надолго перестали ловить, скажем, камбалу в Северном море, то уже спустя несколько лет оказалось бы, что камбала стала расти медленнее, пищи в виде ракушек, рачков, червячков для камбал не стало хватать, камбалы мешают одна другой.Камбалы Доггер-Банки, что находится посреди открытого Северного моря, растут гораздо медленнее, чем такие же камбалы в более богатых кормом для них заливчиках датского побережья, густо заросших морской травой. Пробовали перевозить молодых камбал с Доггер-Банки на эти «рыбьи курорты», и оказалось, что на новом месте камбалки быстрее становятся камбалами, чем у себя на родине.Вот почему в начале главы было сказано, что сравнение моря с нивой, которую человечество жнет, не засеяв, уже стареет. Ученые могут изменять живую природу в интересах человечества не только на суше, но и на море. Пока это первые шаги, но разумное, направленное на пользу человечества преобразование живой природы морей — вполне осуществимая задача.Не везде, конечно, в открытом море мы находим обилие жизни, есть там и пустынные участки; воды открытого моря, как правило, населены менее, менее богаты жизнью, чем у берегов, особенно относится это к жизни у дна, к донным рыбам. На больших глубинах, к тому же, и не ловят донных рыб, там нет промысловых видов; глубже 400 — 500 метров, за очень редкими исключениями, ловят только для науки, для музея, а не для еды.В приповерхностных же водах и в открытом океане бывает немало хорошей рыбы; сколько ни вьются над ней птицы открытого моря, сколько ни жрут ее сельдяные киты, косатки и рыбы-хищники, не истребить им таких плодовитых мелких рыб, как сельди, анчоусы, макрели.

Сейнерный лов

* Сейнер ловит особым затягивающимся снизу и вычерпываемым со шлюпок кошельковым неводом, а дрифтер дрейфует со своими «плавными» (в противоположность неподвижным — «ставным») сетями.

Самолетная, а не то даже дирижабельная разведка, быстроходные, оборудованные радио и гидроакустическими приборами суда-разведчики, мореходные, ловящие и консервирующие или морозящие рыбу тральщики, сейнеры, дрифтеры* — вот те средства, которые можно и нужно использовать для полного овладения рыбными богатствами моря.

 

КИТОБОЙНОЕ ДЕЛО

Китобойная промышленность имеет долгую, многовековую историю. Люди издавна охотились за китами, прежде всего ради их жира, ворвани.Ворвань шла и в качестве смазочного материала (смазочные из нефти стали получать только в XIX веке), для мыловарения, для закалки стали, для освещения до того, как вошел в обиход керосин. Сейчас ворвань попрежнему широко используют в кожевенном деле, готовят из нее свечи, мыло, глицерин, а из глицерина, обрабатывая его азотной кислотой, получают сильнейшее взрывчатое вещество — нитроглицерин — основу динамита. Все больше ворвани идет на приготовление маргарина, лярда и тому подобных пищевых жиров.Знаменитый китовый ус, с помощью которого усатые киты отцеживают из морской воды свою пищу: сельдей, рачков, планктонных моллюсков, нынче стал ненужен — переменились моды и появились пластмассы.Широко используется китовое мясо, доставляемое в виде консервов или замороженным, в обоих случаях оно вкусно.Особо ценятся еще два продукта, добываемые от зубастых китов — кашалотов. Это спермацет и амбра, первый содержится в жире кашалотов, особенно же во взятом из их головы; это белое, блестящее и просвечивающее кристаллическое вещество, род воска, но такой хрупкий, что пальцами он истирается в порошок. Спермацет используют для изготовления разных кремов для смазывания лица и рук, а также при изготовлении восковых свечей.Амбра при высоком ее качестве ценится в полном смысле слова на вес золота, недаром ее и называли «плавающим золотом» старые китобои. Амбру берут либо из кишечника кашалотов, либо находят плавающей на поверхности моря или выброшенной на берег в виде неправильных кусков весом от десятков граммов до десятков килограммов. Это твердое воскоподобное вещество, темносерое или черное, обладающее своеобразным землистым запахом. Оно пользовалось большим успехом в старину у лекарей и жрецов, приписывавших амбре всякие чудодейственные и священные свойства. В действительности амбра — болезненное выделение желчного пузыря кашалота. В амбру включаются, когда она попадает в кишечник кашалота, твердые части (клювовидные челюсти и внутренние раковинки) кальмаров, которыми питается кашалот. Амбра отличается только одним замечательным свойством: она прекрасно удерживает запахи, делает дорогие сорта духов «прочными», не выдыхающимися.Наконец, остатки мяса и костей, из которых вытапливалась ворвань, превращаются после сушки, измельчения, прессования в великолепную удобрительную муку, очень богатую фосфором.Никто не может сказать, когда люди впервые начали добывать китов. Скорее всего, люди начали с использования тех китов, которые в погоне за пищей забывали, находясь на мелком месте, о наступившем отливе и... обсыхали, беспомощно вздрагивая и задыхаясь под тяжестью собственного тела, которое поддерживалось до того водой и не давило на легкие.В 1930 году весной в Мурманске таким образом поймали двух крупных усатых китов, доставленных затем на буксире к салотопенному заводу в Порт-Владимире, где обычно вытапливали жир беломорских тюленей. Тучи чаек конвоировали туши китов, эти тучи сделались вдесятеро больше и гуще, когда началась разделка туш.В 1864 году была изобретена китобойная пушка, стреляющая в кита гарпуном с гранатой на конце. Пушку эту ставят на корабле, притом корабле самоходном, паровом. Гарпун имеет отгибающиеся зубцы, с которых сорваться киту при сколько-нибудь удачном попадании нет никакой возможности. Граната же оглушает или убивает кита. Совсем недавно изобретен электрический гарпун.Гигантский синий кит, из усатых, до той поры ускользал от китобоев, уж очень он быстр и могуч — длиной за 30 метров, весом за сотню тонн, скоростью 10 — 12 узлов (20 километров в час) — не для шлюпок была такая добыча, но вооруженные китобойной пушкой суда догоняли и смело били «синих». А другим китам и подавно китобойная пушка прогремела похоронный салют. К концу XIX века было покончено с китами всюду, кроме южных полярных вод и вод северо-западной части Тихого океана с морями Японским, Охотским, Беринговым и с соседними морями Северного Ледовитого океана — Чукотским и Бофорта. Нынче из полусотни тысяч ежегодно добываемых китов 40 тысяч убивают в Антарктике, где промышляют уже полвека, и только 10 тысяч во всех остальных океанских водах.Вооруженный гарпунной пушкой китобойный корабль («китобоец») доставляет убитых китов либо на береговую китобойную станцию, либо, чаще, на китобойную матку, корабль в 5 — 25 тысяч тонн водоизмещения с воротами в корме, через которые кит по наклонной плоскости — «слипу» — втягивается мощными лебедками на палубу, где подвергается механической разделке; жир вытапливается в закрытых котлах паром под давлением и поэтому получается высокого качества, не пропадает напрасно и все остальное, особенно на береговых базах.Большие китобойные матки могут разделывать в сутки до 30 синих китов. Продукцию забирают танкеры, в которые перекачивают жир, и грузовые пароходы, остаток берет сама матка.Вот уже скоро пятнадцать лет, как советская китобойная матка «Алеут» ежегодно добывает по нескольку сот китов в северотихоокеанских водах и в граничащей с Тихим океаном части Северного Ледовитого океана.С 1946 года у нас появилась новая гораздо более мощная китобойная матка «Слава». Первый же поход флотилии «Славы» в южные полярные воды летом 1946/47 года (это именно так: антарктическое лето протекает одновременно с нашей зимой) был успешным.Для поисков китов широко применяются авиаразведка и радиолокация, последняя хороша и для розысков уже убитого, «добытого» кита, нередко теряющегося в туманных, вьюжных просторах южных полярных вод.Синие киты и финвалы тонут после убоя, и их туши приходится надувать воздухом для придания им пловучести. Чтобы убитого кита, если китобойцу, ради охоты за другими, придется его временно бросить, легче было найти, к нему прикрепляют нередко не только яркий далеко заметный флаг, но и маленький автоматический радиопередатчик.Для изучения жизни китов, подсчетов их количества, выяснения путей их странствований по океану ученые метят китов из ружей особыми номерными знаками, остающимися в коже такого меченого кита до тех пор, пока его не убьют и не вынут метку, что случается порою за тысячи миль от точки, где кита пометили, иногда в другом океане или в другом полушарии.В настоящее время, после некоторой передышки для китов, вызванной второй мировой войной, китобойная промышленность Антарктики вновь широко развернулась. Недавно состоялась в Нью-Йорке очередная международная китобойная конференция, принявшая ряд постановлений об охране мировых запасов китов. Если капиталистические страны будут в состоянии обуздать своих предпринимателей, то киты еще долго будут приносить пользу человечеству. СССР, всегда свято выполняющий свои международные обязательства, и в вопросе о добыче китов стоит на передовых, продиктованных наукой позициях.

«Алеут» и его китобоец

Надо заметить, что на современной китобойной матке выгодно и разумно используется весь кит целиком. Тщательная вытопка высококачественного жира, заготовка мяса, приготовление удобрительной муки приводят к тому, что за борт не должно ничего выбрасываться. Всего в Антарктике промышляет до 50 маток средним тоннажем по 10 тысяч тонн и до 400 китобойцев средним тоннажем по 300 тонн, с общим числом людей около 15 тысяч.Китобойная промышленность важна для морских государств во многих отношениях. Одно обстоятельство отметим особо — китовая ворвань перед второй мировой войной была объявлена в Англии, наряду с пшеницей и сахаром, продуктом, существенным для национальной обороны. Как бы подтверждая это делом, Германия и Англия закупили в этом же году 83% всей мировой добычи ворвани. Глицерин из ворвани используется, кроме изготовления нитроглицерина, еще и для заполнения откатных камер артиллерийских орудий, камер, гасящих обратный толчок при выстреле. Ворвань идет и в масляные краски и в производство промасленного полотна и линолеума. Кашалотовая же ворвань — прекрасное, не стынущее, не густеющее и не вызывающее ржавления смазочное вещество.Гораздо меньшее значение имеет промысел мелких китообразных — дельфинов, хотя их стада еще очень велики. Добычу дельфинов, начиная с «убийц» — косаток и кончая мелкими «морскими свиньями», надо развивать, это заклятые рыбоеды, истребляющие множество рыбы. Дельфинов добывают, либо стреляя в них из ружей, либо окружив неводом у берега или даже в открытом море над значительными глубинами. Оба эти способа применяются у нас на Черном море. Напуганные дельфины, окруженные неводом, держатся у поверхности воды, не ныряют под его стенку и позволяют, таким образом, окончательно окружить стаю и перебить дельфинов. Береговыми неводами у нас ловят в Амурском лимане и в устьях северных рек крупного дельфина — белуху. У дельфинов ценен жир, особенно челюстный, дающий незамерзающую смазку для механизмов, в том числе тонких; их мясо годится в пищу.

Нарвал

В Арктике добывают единорогов-нарвалов. Их извитые, в метр и больше длиною, бивни, наряду с моржовыми, и есть «дорог рыбий зуб» древнерусских былин.

 

МОРСКОЙ ЗВЕРЬ

Много важнее дельфинов в хозяйстве тюлени, не только драгоценные ушастые тюлени — морские котики, но и обыкновенные «безухие», вроде гренландского тюленя, связанного со льдами, даже рождающего детенышей и выкармливающего их на льдинах.Беломорское стадо этого вида тюленей в конце каждой зимы широко используется нашей промышленностью. Авиация производит над областью входа в Белое море разведку льдов и залежек тюленей, пришедших туда из океанских просторов. Ледоколы подходят поближе к залежкам и спускают на лед охотников в белых халатах. Трещат меткие выстрелы, глухо ударяют по головам бельков — малых тюленят — приклады и багры. Так добывают сотни тысяч тюленей ради их жира, шкур, мяса. Лучшие наши ледовые капитаны, лучшие полярные летчики на могучих ледоколах, таких, как «Сталин», «Северный ветер», и на прекрасных самолетах посылаются на этот промысел.Добывают тюленей, но в меньших количествах и на льдах северного Каспия с особых деревянных небольших судов-тюленок, а также в Охотском и Беринговом морях.Моржи — необходимейшее животное для приморских чукч и эскимосов. Их шкуры идут на обувь, покрытие яранг, ремни; сало и мясо употребляются в пищу, а клыки дают материал для чудесной художественной резьбы. 60 — 70 лет назад их добывали в одних только северотихоокеанских водах по сотне тысяч голов в год, были моржи и в Баренцевом море, а теперь они сохранились только в немногих местах Арктики и вряд ли и там осталось больше сотни тысяч голов.Моржей стреляют и гарпунят. Хотя раненый морж далеко не кроток и небезопасен, но плохое зрение моржа не могут искупить даже хорошие нюх и слух.Котики дают красивый мягкий и прочный мех, высоко ценимый на меховом рынке мира. За ними в прошлом так усердно охотились по всему океану, что в настоящее время летние лежбища северных котиков сохранились только на Прибыловых островах в Беринговом море, 80 лет назад проданных царской Россией Соединенным Штатам Америки вместе с Аляской и Алеутскими островами, на принадлежащих СССР Командорских островах, находящихся на границе Тихого океана и Берингова моря, на советском же острове Тюленьем, что в Охотском море у южного Сахалина. Зиму котики проводят в море: котики Прибыловых островов у берегов Северной Америки доходят до Калифорнии, а наши котики держатся зимой в Тихом океане, к юго-востоку от острова Хоккайдо, и в Японском море в его южной, особенно юго-западной части.Теперь не допускают больше массового уничтожения котиков экипажами хищнических судов и продажи хищнически добытых шкур. Котиков на мех убивают самцов, в допустимом без вреда для стада количестве, в определенном возрасте (лет шести-семи). Бьют их просто тяжелыми палками по головам, только на берегу.Старые самцы, или «секачи», очень крупны, покрыты шрамами, полученными в боях друг с другом из-за самок, которых каждый старый самец собирает возле себя по нескольку штук или даже по нескольку десятков.

Котики

Секачи весь сезон не входят в воду и, следовательно, голодают, остальные же котики, кроме, конечно, самок с сосунками, то и дело уходят с берега в воду за пищей: кальмарами и рыбой. Уже шестинедельные котики учатся плавать, но сосунками остаются они до осени, когда меняют свою черную детскую шубку на серебристо-серый наряд подростка, в котором идут в первое свое дальнее плавание.Котиков (а также морских выдр и морских коров) нашла на Командорах экспедиция Беринга, открывшая и самые острова в несчастную для нее зимовку, двести с лишком лет назад. Прибыловы же острова с миллионными залежками на них котиков открыл в постоянных туманах Берингова моря в 1786 году русский промышленник Герасим Прибылов. В 1946 году, ровно 160 лет спустя, на Прибыловых островах насчитывалось 1 300 тысяч котиков.Только столетие назад котики изобиловали по всем островам тихоокеанского берега Южной Америки, на островах Южных Шетландских, Фолклендских, Южных Сандвичевых, Кергуэленских, Ауклендских, Крозе, Южной Георгии. Нынче от всех этих стад осталось только небольшое лежбище на острове Лобос в устье Лаплаты, охраняемое правительством Уругвая.Все же котики не истреблены нацело, и можно думать, что их стада будут увеличиваться со временем.Сложна обработка котиковых шкур, они красивы и в неотделанном виде, но грубоваты.Хуже обстоит дело с морской выдрой, но и ее теперь так тщательно охраняют на мысе Лопатка (южная оконечность Камчатки), на Курильских островах, на Командорах, на Прибыловых островах, у Калифорнии, что немногие живущие там сотни и тысячи этого великолепного зверя, называемого иначе «каланом» или, совсем неправильно — с точки зрения зоолога, «морским бобром», безусловно превратятся в близком будущем в тысячи и десятки тысяч. Питаются морские выдры морскими ежами, ракушками. Самка нежно нянчит своего единственного детеныша. Прекрасные чучела семьи морских выдр можно видеть в особой витрине зоологического музея Московского университета.Именно котики и морские выдры привлекли в свое время внимание людей к Командорам, Курильским и Алеутским островам, полуострову Аляске и к тихоокеанскому побережью Северной Америки. Их добычей и была главным образом занята в начале прошлого века Российско-Американская компания. Золото Калифорнии было открыто много лет спустя, а золото Аляски стали разрабатывать еще позже. Нет уже обильного золота ни на Аляске, ни в Калифорнии, но есть еще живое пушное золото в океане у Курильских и Командорских островов и есть надежда на то, что оно будет множиться.Морская выдра живет у моря и питается морской пищей. Таков и белый медведь, этот обитатель не столько суши, сколько льдов, питающийся, прежде всего, тюленями, а при случае — и рыбой и моллюсками. Красивые, пышные шкуры белого медведя всегда были в спросе, а освоение Арктики вызвало быстрое уменьшение численности белых медведей, и их добыча теперь ограничена особыми постановлениями.

Морская выдра

Из морских травоядных — сиреновых — назовем сначала почти бесследно исчезнувшую менее чем через полвека с момента ее открытия участником экспедиции Беринга естествоиспытателем Стеллером на Командорах огромную и кроткую морскую корову. 8 — 9 метров длины и 5 метров в окружности, роговые пластины во рту, своеобразные передние конечности, вроде коротеньких ножек с копытами, а вместо задних конечностей плоский, как у дельфинов и китов, хвост — таков был ее облик.Ламантины атлантических побережий Америки и Африки и дюгонь Индийского океана питаются, как питалась и морская корова, взморником и водорослями. Они входят в реки и поднимаются по ним, иногда забираясь далеко вверх от моря. Ламантины и дюгони используются только на нужды местного населения. Из сухопутных животных сродни сиреновым слоны. Слоны, как и сирены, кормят детенышей грудью, то-есть молочные железы у них находятся не на брюхе, а на груди. Возможно, что именно внешний вид кормящей самки ламантина или дюгоня и подсказал название «морская дева» и «сирена». В мифах древности сиренами назывались прекрасные морские жительницы — полуженщины, полурыбы.

 

ДРУГИЕ МОРСКИЕ ЖИВОТНЫЕ

Неуклюжие, громоздкие, почти беспомощные на суше морские черепахи в воде проворны и маневренны. У нас они встречаются как редкое исключение в Черном море, достигая Севастополя. Время от времени морские черепахи попадаются и в наших прибрежных водах Японского моря, а в южной части Японского моря и в Желтом море они обычны, как и всюду в тропических и субтропических водах.Морские черепахи обладают загребистыми ластами, удобными для плавания и для выкапывания в сухом прибрежном песке ям, куда черепахи откладывают яйца в кожистой оболочке. Забота о потомстве у морских черепах кончается тщательным закапыванием и заравниванием ямы. Мать никогда больше не посетит свое гнездо. Оттуда через несколько недель вылезут и устремятся в море молодые черепашки, если, конечно, ведущие от гнезда к морю следы от ластов не выдадут уже на следующее утро места, где отложены вкусные, питательные, богатые жиром яйца. Зеленая черепаха весьма вкусна и сама в знаменитом черепаховом супе. Неудивительно поэтому, что во многих местах не принято ждать утра, а еще ночью с фонарями разыскивают кладущих яйца черепах и спешно переворачивают их одну за другой на спину, из такого положения им самим на суше не выйти. Впрочем, наиболее часто зеленых черепах ловят сетями с небольших шхун и шлюпок. Из черепах делают консервы или выдерживают черепах в садках, пока не продадут на рынке. Из яиц добывают ценное масло или едят их, как куриные.Кожистая морская черепаха, в 2,5 метра длиной и в 0,5 тонны весом, нередко вдвое больше и вчетверо-впятеро тяжелее своих родственниц — других морских черепах; особенно большой кажется она при сравнении с живой драгоценностью — «черепитчатой черепахой», не достигающей и метра в длину. Именно кожистые черепахи самые обычные, по крайней мере в Желтом и Японском морях, как мне пришлось убедиться. Не потому ли они так обычны там, да, вероятно, и в других местах, где они водятся, что их никто особенно и обижать не хочет — они невкусны.Прозрачные, испещренные черными, красно-коричневыми, желтыми пятнами щитки черепитчатой черепахи хорошо принимают обработку и превращаются в искусных руках в изящные гребни, табакерки, брошки, в отделку и инкрустацию на разных предметах обихода и безделушках. Изделия из пластмассы легко заимствовали внешний вид черепаховых вещей.Теперь о мягких губках, о них упоминают еще древние стихи Гомера; для мытья, для подкладок под панцыри, поножи и поручи, шлемы и в качестве своеобразных сосудов для питья применялись губки с давних пор истории и, наверное, предистории человечества.Слова «для питья» требуют, пожалуй, объяснения.Передо мной маленькая стеклянная чашечка, а в ней кусочек японской купальной губки, вырезанной как раз по размерам чашечки. Она высохла, мне надо увлажнить ее, чтобы пользоваться ею при перелистывании материалов, наклеивании почтовых марок, заклеивании конвертов. Я лью в чашечку воды почти столько, сколько в нее вошло бы, не будь в ней губки. Все сразу впитывается, и губка только-только влажна. Греческие и римские воины в походе использовали губки, как небьющиеся и удобные сосуды для питья, хотя и безусловно негигиеничные. Достигнув в походе водоема или смочив водой из фляги или бочонка сухую губку, солдат затем выжимал ее в свой рот или в пересохший рот изнемогшего раненого, больного товарища.Губки находят себе применение сейчас не только для купанья (с ними успешно соперничает в этом отношении губчатая сердцевина особой тыквы — люфа), но и у ювелиров и кожевников для шлифовки.Более ста лет назад внимательно присмотрелись к губкам и установили, что это не «растения», которыми их до того считали, а самые настоящие животные, хоть и неподвижные, хоть и окрашенные частенько в зеленые, коричневые, красные тона наподобие окружающих губки водорослей. Губка питается, процеживая воду моря сквозь лабиринт ходов в своем теле, по которым воду гонят реснички мерцательных клеток губки. В воде моря содержатся мелкие и мельчайшие частицы пищи; либо это бактерии, диатомеи, инфузории, рачки и тому подобные планктонные существа, либо мелкие частицы, мелкие остатки животных и растений. Ими-то и кормятся такие сидячие цедильщики, как губки, устрицы, мидии и мшанки, усоногие раки, оболочники.Губка имеет роговую, кремневую или известковую основу, выделенную клетками губки. Нас интересуют только губки роговые, обитательницы умеренно-теплых и тропических вод.Ныряние за губками на Средиземном море — древняя, едва ли не доисторическая еще профессия.Ловцы губок исстари славятся как замечательные ныряльщики. К их правой руке прикреплен спасательный линь, в руках пудовый кусок мрамора, обвязанный другой веревкой. Так прыгают они за борт на глубину 20 — 70 метров, оставаясь на дне от минуты до двух и наполняя с молниеносной быстротой губками свою корзину, после чего ловца вытягивают наверх, а его мраморный груз поднимают отдельно. Нынче всюду в ходу водолазные костюмы, но не заброшено и прежнее искусство нагих ныряльщиков. Иногда на малых глубинах губок добывают гарпуном или багрят прямо с лодки. Применяют и лов губок особыми тяжелыми сетями — драгами.Добытые губки топчут ногами, мнут, колотят, вымачивают и снова колотят и моют, а затем сушат на жарком солнце.В некоторых местах живых губок разрезают на мелкие кусочки и рассаживают по дну моря. Через несколько лет такие губки вырастают до размеров, пригодных в дело.Кроме Средиземного моря, где лов губок насчитывает тысячелетия, вот уже сто лет, как губок стали добывать в Вест-Индии: у Флориды, Багамских островов, Кубы, Гондураса, Гаити. В последнее время губок начали ловить в тихоокеанских и австралийских тропических водах.

Устрицы, морские звезды и дальневосточная травяная креветка

Больше двух тысячелетий, как существует «мода» на ношение розовых, красных, иногда черных бус и брошек из твердого, прекрасно принимающего обработку и полировку известкового скелетного вещества коралловых колоний. Для изготовления этих вещиц служит, прежде всего, «коралл благородный», или «красный коралл», добыча которого, как и добыча губок, началась и развилась в Средиземном море. Добывают драгоценный коралл также в японских водах и у острова Формозы. Ловят кусты коралла с помощью сложных и неуклюжих приспособлений из дуба или из бамбука — «крестов», загруженных камнями или другими грузилами и увешанных сетями, на глубинах от 30 до 300 метров. На малых глубинах кораллы добывают ныряльщики и водолазы. Кроме настоящего, «драгоценного» коралла, для ювелирных изделий могут итти некоторые другие кораллоподобные организмы, как миллепора, стиластер. В Италии и Японии есть фабрики коралловых изделий и много искусных мастеров, использующих для вырезывания всяких фигурок различные природные особенности и неправильности стволов и веточек коралла. Дорого стоят большие, правильные, равномерно и красиво окрашенные куски коралла. На смуглой и желтой коже коралл особенно красив, поэтому он в таком спросе у народов жарких стран и народов Дальнего Востока.Жемчуга и перламутр — эти радующие глаза людей предметы — порождены двустворчатыми ракушками, а иногда одностворчатыми моллюсками или улитками. Жемчуг — более или менее округлые образования перламутра, возникшие среди живой ткани моллюска под влиянием того или другого раздражителя, вроде песчинки или какой-нибудь другой частицы, попавшей туда случайно или нарочно туда внесенной, как это умеют делать японцы.Если не считать скорее чудовищной, чем красивой, жемчужины тридакны, то самая крупная жемчужина не достигает 100 граммов веса и имеет только несколько сантиметров в поперечнике. Жемчужина в 5 граммов весом и в 15 миллиметров в поперечнике, при условии правильной округлой, каплевидной или грушевидной формы и нежной переливчато-равномерной окраски, уже представляет большую редкость и ценность во много десятков тысяч рублей.Как и кораллы, жемчуг и перламутр в основе своей не более, как известь, но как бывает эта известь красива!Небольшое количество жемчуга и перламутра дают речные ракушки, в том числе и «жемчужницы» или «перловицы» наших северных, особенно карельских рек.Главное же место добычи жемчуга — это тропические части Индийского океана и, в меньшей мере, Тихого океана. Там больше всего жемчуга и перламутра дает большая плоская двустворчатая ракушка — «настоящая жемчужница». Ее плоские створки, величиной с тарелку и формой напоминающие веер, дают после очистки и шлифовки прекрасные диски перламутра, матово-прозрачные и переливающиеся. Такими тонкими перламутровыми дисками в иных тропических хижинах бывали «застеклены» окна, через которые тогда проникал ровный мягкий свет и не проходили тепловые лучи. Гончаров во «Фрегате Паллада» описывает перламутровые окна на Филиппинских островах. Гораздо чаще, конечно, эти диски-створки идут на изготовление превосходных перламутровых пуговиц.Стоимость добытого из жемчужниц жемчуга в 20 — 30 раз превышает, ценность полученного от них перламутра. Острова Бахрейн в Персидском заливе, где собираются тысячи ботов с десятками тысяч ловцов жемчуга, Красное море, остров Цейлон, северо-запад Австралии, Панамский залив, тихоокеанский берег Мексики — вот главные места добычи настоящих жемчужниц. Ловят их по преимуществу водолазы. Драги и тралы рвутся о всякие неровности дна, так как жемчужницы редко селятся на ровном песчаном грунте. Ныряние за жемчужницами применяется и теперь, особенно в атоллах Тихого океана.Переливающийся всеми красками, как павлиний хвост, яркий перламутр дают замечательные брюхоногие моллюски — «морское ухо», — широко используемые в пищу в Калифорнии и Японии. Иногда в них находят жемчуг, такой же пестро-переливчатый, как и перламутр этих раковин. Встречается жемчуг изредка в других крупных морских улитках, добываемых ради перламутра в индийских, австралийских и тихоокеанских водах.Настоящие жемчужины свободно лежат в живой ткани моллюска. Но нередко встречаются менее ценные и всегда неправильные жемчужные наросты, прикрепленные с одной стороны к внутренней поверхности створок или раковин улиток.Вот уже триста лет, как научились подделывать жемчуг при помощи экстракта из рыбьей чешуи и стеклянных пустых или сплошных бус. Этот экстракт известен под названием «жемчужной эссенции».

Враги устриц — морские звезды

Съедобные моллюски очень многочисленны. Начнем с берега; здесь на скалах и камнях много улиток-береговичков и плотно присасывающихся к скалам конических раковинок морских блюдечек. В вареном виде те и другие могут служить неплохой закуской. Глубже находим иссиня-черных или черно-коричневых двустворчатых мидий, прикрепляющихся своим биссусом и иногда образующих настоящую «мостовую из мидий», плотным покровом устилающую дно. Из мидий можно приготовить пилав, фарш для пирожков. В более укрытых местах лежат устричные отмели, которые во многих случаях специально охраняются, поддерживаются путем заботы о молоди, о том, чтобы устрицы не теснились слишком. Устриц едят главным образом сырыми. О морских гребешках и вкусном «морском ухе» уже рассказывалось. Годны в пищу многие другие двустворчатые морские ракушки, например бесчисленно изобилующая в Азовском море и в других морях сердцевидка. Вареные крупные улитки, вроде частых на Японском море и Мурмане труборогов — букцинум, как и вареные или консервированные (консервировать можно, впрочем, любых моллюсков) осьминоги, каракатицы, кальмары, — полезная, здоровая, а при умелом приготовлении — и очень вкусная пища.

Съедобный крупный брюхоногий моллюск Японского моря — рапана

Ракушек и улиток еще надо как-то рекомендовать, к ним надо еще приучать, а вот самые разнообразные съедобные морские раки, пожалуй, ни в какой рекламе не нуждаются. Их знают все и любят почти все люди. Назовем только немногих съедобных раков.Креветки встречаются во всех наших морях; даже в Каспии, где их раньше не было, они недавно «контрабандой» поселились, попав туда вместе с кефалью, но без ведома тех, кто ведал переселением в Каспий кефали. Их едят теперь и любители-люди и рыбы.Среди креветок важны два вида. Один обилен в водах Мурмана, Камчатки и советского Приморья, но держится на значительной глубине. Для лова этой креветки нужны бот, небольшой трал и моторная лебедка с несколькими сотнями метров тонкого и гибкого стального троса.

Гребешок Свифта (на нем зеленая водоросль-кодиум, актинии, спирорбис)

Вторая крупная креветка, покрытая продольными темнозелеными полосками, обычна у нас в зарослях морской травы в бухтах Японского моря; ее-то уж вовсе легко ловить маленьким бреднем вброд или тралом с лодки.

Сквилла или рак-богомол

Хорош и тамошний рак-богомол (сквилла).Омары, лангусты — огромные морские собратья нашего скромного речного рака. Страшны клешни омаров, достигающих 4 — 5 килограммов весом, красив длинноусый изящный лангуст. Эти ночные, осторожные и в то же время воинственные (особенно омары) хищники и пожиратели падали ловятся легко в различные верши и корзины, заряженные приманкой в виде испорченных мяса или рыбы.Наиболее известны из всех морских раков промысловые крабы северной части Тихого океана, добываемые у американских берегов от Аляски до Калифорнии и особенно у азиатских — от Камчатки до Кореи. Самый знаменитый из промысловых крабов — камчатский краб.

Камчатский краб

Десятки больших пловучих крабоконсервных заводов со многими тысячами рабочих заняты добычей крабов и консервированием мяса, извлеченного из их ножек. «Ножки» эти, правда, длиной сантиметров по 30 — 50.Ловят камчатских крабов в сети, устанавливаемые катерами, а катера эти спускаются на воду с борта своих «маток», то-есть пловучих заводов. Краб ловится на глубинах в несколько десятков метров. Сети с запутавшимися в них крабами катеры доставляют на свой пловучий завод или «краболов», как зовут эти большие пароходы. Крабов немедленно начинают обрабатывать, а что получается, знают все, кто пробовал крабовые консервы. Живут камчатские крабы лет до 15 — 20, но размножаться начинают поздно, только 8 — 10 лет от роду; линяют раз в год и поэтому растут скачками, сразу вслед за линькой, пока панцырь еще мягкий.

 

МОРСКИЕ ВОДОРОСЛИ

Морские водоросли дают немало ценных и важных продуктов, вроде поташа, иода, агар-агара, необходимого бактериологам в качестве питательной среды для бактерий и широко применяемого в кондитерской промышленности для желе и конфект. Хороши водоросли для удобрения полей. Многие водоросли съедобны в сыром и в вареном виде. Особенно известны у нас филлофора Черного моря, образующая к югу от Одессы на площади в 2 тысячи квадратных миль на глубинах 40 — 50 метров огромные залежи — неистощимый, оцениваемый в 12 — 15 миллионов тонн, источник сырья для Одесского агарового завода, затем морская капуста — ламинария Японского моря, съедобная в вареном виде, а впрок заготавливаемая путем сушки, и анфельция, тоже япономорская, идущая на агар-агар.

Сейнер

Важен для техники так называемый альгин или альгиновая кислота, она употребляется для отделки тканей, изготовления непромокаемых тканей, лаков, красок, пластических масс.Из гигантских водорослей, собираемых огромными морскими жатвенными машинами, добывается множество продуктов: прежде всего альгин, затем уксусная кислота, ацетон, иод.

 

ГЛАВА XIII

КАК СОБИРАТЬ КОЛЛЕКЦИИМОРСКИХ РАСТЕНИЙ И ЖИВОТНЫХ

Прежде чем сказать «как», надо подумать, «для чего» и «для кого» собирать.Коллекции живых существ прибрежных морских вод могут пригодиться, прежде всего, при изучении ботаники и зоологии. Собирая коллекции круглый год и, лучше, не один год, можно рассчитывать на такую их полноту, что они будут полезны не только для школы, но и для местного музея.Даже ненадолго приехав на берег хорошо изученного моря, скажем — Черного, то и тогда стоит собирать. Хотя бы немногие, но хорошо собранные экземпляры морских водорослей, трав, раковин, раков, рыбок будут ценны потом. Вдалеке от моря мало кто видал у нас даже обычные морские существа.Но, предположим, мы попали в дальнее плавание, в тропики, на Дальний Восток, в Антарктику. Тут можно собрать то, чему порадуются и опытные ученые, много видавшие морские биологи. Такие коллекции растений можно предложить Ботаническому, а животных Зоологическому институтам Академии наук СССР, но, конечно, особенно тщательно собранные.Всякий сбор растений и животных, сделанный в одном месте и в одно время, должен быть записан в тетради и получить этикетку. Надо записать: 1) время (число, месяц, год), 2) место сбора, 3) глубину, на которой сделан сбор, 4) грунт (скалы, камни, песок, ил, водоросли и т. д.), 5) как пойман или собран материал (руками, острогой, бреднем, сачком, драгой, тралом, рыбачьим неводом). Эти же сведения должны быть, вместе с разборчивой подписью собравшего, на этикетке. Записи в тетрадке, а особенно на этикетках, надо делать простым мягким черным карандашом. Этикетка должна быть из хорошо проклеенной или из пергаментной бумаги.Больше 25 лет назад, в первой экспедиции, где мне пришлось участвовать, мой товарищ целое лето собирал в одном морском заливе рыб. Он любовно и бережно укладывал их в банки, заливал раствором формалина в морской воде и вкладывал, как полагается, внутрь банок этикетки. Беда была только в том, что моему товарищу попался химический карандаш и он этого не заметил. И вот вся его большая коллекция погибла для науки, невозможно было потом определить, что откуда взято, что и когда поймано, что к чему относится. Так и оказалась вся его коллекция ни к чему!В одном улове, в одном «сборе» могут быть совсем разные растения и животные, требующие разного к себе отношения, различных приемов для их сохранения. Чтобы показать, как собирать и как сохранять собранное, приведу несколько примеров.Вышли на берег, покрытый окатанной, крупной галькой и на первый взгляд — безжизненный. Заметны только валы сухих водорослей и морской травы, выброшенных штормами. На них и под ними прыгают «морские блохи» — бокоплавы. При сноровке их можно наловить пинцетом в баночку с раствором: 1 часть продажного (40-процентного) формалина на 10 — 15 частей морской воды. Таков сбор № 1. Этикетка к нему: «Бухта Сууксу, южный берег Крыма, в штормовых выбросах на берегу. 12 августа 1949 года. Руками. Подпись».В этих же штормовых выбросах мы можем найти несколько хорошо сохранившихся створок двустворчатых и раковин одностворчатых моллюсков, уложить их в коробочку или в бумажный сверток и вложить такую же этикетку, как и в первом случае. Это сбор № 2.Войдем в воду. Галька вся помногу раз перевернута волнами, все живое на ней и под ней растерто и раздавлено, но в воде заметны медузки, подхватим их с водой прямо в баночку, добавим туда формалина. Вот и сбор № 3. Этикетка к нему отличается от предыдущих словами: «В воде бухты» (вместо слов «в штормовых выбросах») .Вдоль бухты подошли к отграничивающему ее от соседней бухты мысу, там оказались скалы и гроты. Тут уж раздолье для собирателя! На камнях водоросли — известковая кораллина, морской салат-ульва (кстати сказать, свидетельствующий о том, что бухта загрязнена), поглубже большие кусты бурой водоросли цистозиры. Такой куст стоит быстро выхватить из воды и сразу же сильно ополоснуть в тазу с морской водой — в ополосках окажутся забавные толстые полосатые рачки плейстес и, полная им противоположность, угловатые, изломанные, неимоверно тощие «морские козочки», или капреллы, разные мелкие улитки, креветки, червячки.Потом всю эту живность можно с помощью ситечка, пипетки, пинцета пересадить в небольшую баночку с формалином, добавив туда и небольшой кусочек самой цистозиры и мелкие, растущие на ней, водоросли. Вот сборы № 4 («на камнях у заплеска») и № 5 («население куста цистозиры»). В том же сборе № 4, да и в № 5, могут оказаться мясистые разноцветные актинии. С ними беда — в формалине они остаются такими же бесформенными комками, в какие они превратились при первом же прикосновении наших рук. Их надо специально усыплять, продувая через воду, где они распустились, табачный дым или прибавляя к ней раствор хлоралгидрата. Лишь когда актинии перестанут съеживаться от прикосновения иглы или карандаша, тогда можно перенести их в раствор формалина. Их можно анестезировать и горячей водой.Формалин продают в виде 40-процентного раствора газа формальдегида в воде. Он употребляется для протравливания семян, для дезинфекции. Пары формалина вредны для носоглотки, легких, глаз. Формалин (вернее, образующаяся в нем со временем муравьиная кислота) разъедает известь раковин, панцырей, скелетов. Для того чтобы его сделать безвредным в этом отношении, надо прибавить на литр воды, в которой при нагревании было растворено 5 — 10 граммов буры, 1/10 — 1/20 литра крепкого формалина и получить, таким образом, 4 — 2% окончательный раствор формалина.

Штормовые выбросы

В крайнем случае можно вместо буры добавить такое же количество обыкновенной (питьевой, двууглекислой) соды или положить кусочек мела.Вернемся в наш скалистый уголок. Между камнями, в расщелинах прячутся юркие, глянцевитые, квадратные крабики — грапсусы. Их можно взять и руками, они только щиплются клешнями. Хуже обстоит дело с травяным и особенно с каменными крабами; их безопаснее поймать веревочной петлей, которую они сами ухватят. Не забудьте собрать также морских блюдечек (улитки) и морских жолудей (усоногие раки), ножом отделяя их от скалы, как и устриц и мидий. Под камнями найдутся еще и кое-какие рыбки, и черви, и морские тараканы. Все это идет тоже в формалин, с указаниями на этикетке «под камнями», «на скале», «на глубине 0,5 метра» и т. д.Крабов, после того как они хорошо пропитаются формалином в большом количестве раствора, сделанного для такой цели на пресной, а не на морской воде, можно, прополоскав в пресной же воде, сушить на солнце, а лучше — в тени, но не на ветру, хорошо расправив их ноги и клешни.Таким же способом можно сушить и морских звезд, которых так много, например, во Владивостокском порту.Делают это для того, чтобы они не загнили сразу же или не отсырели потом, если в них останется притягивающая влагу морская соль. На корабле крабов и морских звезд удобно сушить, подложив под них газету или фанеру, на кожухах машин или котлов, но также обязательно «проформалинив» в пресной воде. Этикетки к сухим крабам и звездам привязывают ниткой. После этого сборы обертывают марлей или бумагой и укладывают в коробки, в углы которых стоит положить немножко нафталина для защиты от моли и жучков-точильщиков.С прибрежных скал мы заметили укромный уголок, где на песчано-илистом грунте растет морская трава. Вот где хорошо половить сачком или бреднем, остерегаясь, конечно, «морских котов». Кусты морской травы дают убежище богатому населению, начиная с игол, коньков, травяных бычков, креветок, кончая мелкими рачками, улитками, мелкими зелеными и красными водорослями, гидроидными полипами и колониальными оболочками («звездочками»). Много червей и двустворчатых раковин бывает; подчас в корнях морской травы. Самую морскую траву с ее цветами и семенами тоже следует сохранить.Нет шлюпки, чтобы протащить треугольную драгу или маленький «зоологический» трал там, где галька сменяется гравием или гравий песком и илом. Нет и возможности соорудить нехитрые, но требующие кузнечной работы приборы, достать частую пеньковую или бумажную сетку, тонкий, но прочный пеньковый или манильский трос. Тогда остается только половить удочкой с пристани бычков, камбал, зеленушек, а при удаче — поймать и красавца морского петуха, мечту всех крымских мальчуганов. Со шлюпки хорошо еще поглядеть в воду через ящик со стеклянным дном — «корейское окно». Из толстой проволоки, частой сетки и длинной прочной палки неплохо сделать сачок или скребок.

Коллекционный металлический ящик для хранения в формалине многих сборов вместе

«Корейское окно»

Можно собрать и планктон не только самодельной конической сеточкой, буксируя ее за шлюпкой или процеживая через нее десятки ведер зачерпнутой из бухты воды, но и способом осаждения. Планктонная сеточка делается из самого густого мельничного шелкового сита. Достать его не так просто, и стоит оно недешево. Но мелкий и мельчайший планктон, особенно в пору цветения и свечения моря, можно добыть и по способу осаждения.Берут большую чистую трех- или, лучше, пятилитровую бутыль, зачерпывают в нее воды из бухты и приливают в нее 10 — 15 кубических сантиметров крепкого формалина. Бутыли дают неделю постоять спокойно, без всяких толчков и переносок ее с места на место, а затем осторожно опускают в нее сифон из стеклянных или резиновых трубок — так, чтобы его приемное отверстие приходилось посредине слоя воды.

Скребок

Сифоном отсасывают воду, следя, чтобы всасывающий его конец (лучше, когда он затянут шелковым ситом) все время приходился посреди воды. Когда в бутыли или в банке останется только 100 — 150 кубических сантиметров воды, сифон вынимают и, взболтав вращательным движением сосуд, остаток воды сливают в баночку соответствующего объема с обыкновенной или, лучше, с притертой стеклянной пробкой. В баночку добавляют еще 3 — 5 кубических сантиметров формалина. Этикетка в таких сборах (осадочных) не вкладывается внутрь, а наклеивается хорошим клеем снаружи баночки. Вся баночка затем обертывается бумагой или марлей, чтобы не потерять и не спутать этикетку.Не следует пренебрегать посещением рыбных рынков и, уж, конечно, дружбой с местными рыбаками и с мальчуганами, привыкшими к морю. Они могут быть очень полезны для коллекционера, указав и доставив ему такое, о чем новичку и не догадаться.Морские водоросли либо сохраняют в формалине, как уже говорилось, либо промывают в пресной воде и сушат, поддев их из воды в расправленном виде на листы непроклеенной или фильтровальной бумаги. Эти листы закладывают, в свою очередь, между листами такой же бумаги, сверху и снизу защищенными кусками фанеры или картона, придавив все камнями.Для крупных животных, вроде рыб, осьминогов, каракатиц, можно пользоваться металлическими ящиками с хорошо пригнанными крышками или широкогорлыми бидонами, заполняя посуду 4-процентным формалином. Каждый сбор или каждый крупный организм плотно завертывается в марлю или в тряпку, этикетка вкладывается внутрь свертка. На брюхе животных делают надрезы, чтобы туда легче проник формалин.Еще несколько советов о сохранении собранного. Не нужно слишком плотно набивать животных и водоросли в банку. Их должно быть не более 1/2 всего объема, остальное должно быть занято формалином. Чтобы нежный материал не пострадал при перевозке, его перекладывают ватой. Кроме того, нежные водоросли, червей, медуз, ломких змеехвосток и т. п. не кладут вместе с тяжелыми прочными раковинами.Собранное хранят не на свету и по возможности в прохладном месте.Банки перед перевозкой доливают, проверяют, плотно ли сидят в них пробки; лучше завязать пробки пузырем, пергаментной бумагой, наконец, просто перевязать накрест веревочкой. Чтобы пробки не пропускали влаги, хорошо их залить расплавленным воском, в крайнем случае — столярным клеем или сургучом (пробки обычно после этого больше не годятся).Банки надо укладывать в ящики так, чтобы они не касались друг друга, отделяя упаковочным материалом. Лучше каждую обернуть слоем бумаги, а поверх еще слоем марли и завязать марлю на макушке, чтобы банка была в марлевом мешочке. Следите за тем, чтобы ящик был уложен плотно, все пустоты были заполнены мятой бумагой, сеном, ватой, опилками, морской травой. Формалиновый раствор замерзает. Помните это при перевозке или пересылке собранного.Крупных двустворчатых моллюсков вовсе нет надобности класть в формалин, даже, если они пойманы живыми, а пустые раковины или створки и подавно не к чему держать в банках. Живую двустворчатку открывают, осторожно просунув между ее створками тонкий, острый нож, — для не очень крупных моллюсков годится лезвие безопасной бритвы, — и вращательным движением перерезают запирательные мускулы. Раковина после этого остается раскрытой, и ее вычищают ножом от мяса, не оставляя нигде ни малейшего кусочка. Гораздо труднее очистить от содержимого раковины брюхоногих моллюсков (улиток), чаще всего приходится в таких случаях сначала варить этих моллюсков.Нелегко «своими средствами» извлечь, не разбивая раковины, улитку и незаконного жильца пустых раковин — рака-отшельника. Иногда помогает перенос его в пресную воду. На Черном море раки-отшельники маленькие, с обыкновенного паука величиной, квартируют они в маленьких раковинках. А вот большого рака-отшельника из Японского или Баренцова моря интересно сохранить в двух состояниях: внутри раковины, как обычно, и притом не съежившимся, не втянувшимся в раковину, а также вне ее, чтобы показать причину его образа жизни — голое, ничем не прикрытое брюхо. Тогда его кладут в пресную воду, и он нередко умирает, не спрятавшись в раковину. Воду лучше взять кипяченую, но, конечно, остуженную.

Плужок

Здесь нарисован так называемый плужок. Этим инструментом, а на неглубоких местах и просто лопатой, стоит покопаться в песке или песчаном илу, особенно среди зарослей морской травы. Многие двустворчатые моллюски, раки, черви живут, глубоко зарывшись в песок. О некоторых таких скрытных животных удается узнать только при дноуглубительных работах в портах. Во Владивостоке, например, этим способом были добыты зарывшиеся в толщу ила на 70 — 100 сантиметров огромные кожистые черви — гефиреи.Меньше всего советов можно дать собирателю морских организмов, плавающему на корабле. Здесь все зависит от типа корабля. На пассажирском много не соберешь — только наспех, на коротких стоянках. Больше можно сделать на грузовом судне, оно дольше стоит у берега. Мечта собирателя — попасть на рыболовный тральщик, трал ведь захватывает, кроме рыбы, много всякой живности. Надо только не зевать, чтобы эту живность не выбросили сразу же за борт после подъема трала.На стоянках можно воспользоваться судовой шлюпкой и завозить на ней (на малых, конечно, глубинах) драгу или трал, поднимая их потом на шлюпку же, но закрепив ее у борта корабля неподвижно. Следует поскрести обрастания днища своего корабля и соседних кораблей, побывать с этой же целью в доках.

Экскурсия в пору отлива

В плавании очень важны просто наблюдения — наблюдения за свечением, цветением моря, за более крупными животными и растениями у его поверхности, за птицами. В солнечные дни хорошо наблюдать через поляроидные очки. Все как можно скорее и старательнее записывайте. Записи пригодятся если не науке, то самому собирателю.Какое вообще надо иметь снаряжение, оборудование? Здесь все зависит от обстановки и поставленной задачи.Одно дело, если это экскурсия на берег моря школы или пионерской организации. Тогда можно иметь и сачки, и скребки (вроде сачка, но с ножом на раме для оскребывания скал), и шелковые планктонные сетки, и драги, и тралы, и металлические сита для промывки грунта, много банок, металлические ящики для коллекций, не говоря уже о мелких принадлежностях, вроде пинцетов и луп.Другое дело одиночка-собиратель, натуралист, которому удалось побыть у моря и на море. Главное — охота, внимание, настойчивость, тщательность! С ними можно немало увидеть и собрать, даже если снаряжение самое скудное. Надо не пренебрегать никакими возможностями что-либо собрать и что-либо узнать о жизни моря. Как интересно перебирать потом свои коллекции, перелистывать записи и с помощью книг разбираться во всем собранном и увиденном!Надеюсь, что внимательно прочитавший эту книжку сумеет по-новому взглянуть на жизнь в море, полюбит и захочет поближе узнать ее. Нашей Родине — великой морской державе — нужны люди, любящие, знающие море и его жизнь.

 

РЕКОМЕНДУЕМЫЕ КНИГИ

1. Аверинцев С. В., На рыболовном траулере в Баренцевом море, 1931.

2. Богоров В. Г., Подводный мир (жизнь в море), 1947.

3. Воронихин Н. Н., Растительный мир океана, 1945.

4. Дарвин Ч., Дневник изысканий (путешествие на корабле «Бигль»), 1941.

5. Зенкевич Л. А., Фауна и биологическая продуктивность моря, т. II, 1948.

6. Зенкович В. А., Вокруг света за китами, 1936.

7. 3ернов С. А., Общая гидробиология, 1934.

8. Зубов Н. Н., В центре Арктики, 1948.

9. «Море». Сборник (под редакцией и с предисловием П. П. Ширшова), 1940.

10. Обручев С. В., На «Персее» по полярным морям, 1932.

11. Слепцов М. М., Гиганты океанов, 1948.

12. Танфильев Г. И., Моря СССР, 1931.

13. Тарасов Н. И., Биология моря и флот, 1943.

14. Ушаков П. В., На Новую Землю, 1929.

15. Чапский К., За морским зверем, 1940.

16. Шмидт П. Ю., Миграции рыб, 1947.

17. Ягодовский К. Н., В стране полуночного солнца, 1922.