Несколько слов о детях и взрослых

У детей есть детство. Это такое время, когда дети понимают, что они дети и ведут себя как дети. А рядом с детьми есть взрослые. А кто такие – взрослые? Это тоже почти дети, но которые почти забыли, что они дети, и они ведут себя как взрослые.

А как ведут себя взрослые? Очень по-разному, но всех взрослых объединяет одна общая вещь. Вот если ребенок что-то хочет, он это и делает. Например, если хочет игрушку в магазине, он просто ее берет и хочет унести с собой.

А его родители в растерянности: ведь нельзя так просто взять игрушку в магазине. Ее надо или купить, или положить на место. Если у родителей мало денег, или у ребенка и так дома много игрушек, они его заставляют положить игрушку на место. Ребенок – в рев! Он же хочет унести ее домой!

Но это, конечно, маленький ребенок. Когда он становится постарше, он уже не ревет, а выражает недовольство как-то иначе. Когда же он становится взрослым, он может вообще сделать вид, что не хочет того, что он хочет. И может пойти на всякие хитрости, чтобы достичь своей цели!

Вот так вот: ребенок действует прямо, прямо тянет руку к тому, чего хочет. Или прямо едет туда, куда хочет. И прямо говорит то, что хочет сказать.

А когда подрастает, научается разным хитростям, начинает двигаться не прямо, а криво к тому, чего хочет. Иногда уж так много и хитро хитрит, что другие его за это даже не любят. Ведь все, что слишком – людям не нравится!

У детей простые отношения друг с другом.

Вот с этим мальчиком или с этой девочкой я дружу, а с этими не дружу. Вот с ним я поссорился, а с ним уже помирился. А этих ребят я вообще не знаю!

Вот и все отношения.

А у взрослых так все запутано! Например, встретят родители знакомого, и с ним чуть ли не целуются, а когда попрощаются, говорят о нем как о плохом человеке!

Или наоборот. Говорят с кем-нибудь очень резко или подсмеиваются над ним, как будто это плохой человек, а потом между собой обсуждают его, говорят, какой он хороший, и что его обязательно надо куда-нибудь пригласить.

Поссорятся взрослые между собой, говорят друг другу плохие слова, бывает, вообще перестают разговаривать друг с другом, а только бросают друг на друга хмурые взгляды. А придут к ним в этот момент гости, сразу все меняется! Как будто ссоры и в помине не было!

Кто-нибудь из вас может подумать, что взрослые неискренние и даже немного фальшивые люди! Но это не совсем так. Конечно, есть и такие взрослые! Но дело в другом. Взрослые люди должны соблюдать очень много законов, правил и обычаев.

Вот, например, люди стоят на перекрестке, многие из них торопятся по делам, но стоят и ждут, когда загорится зеленый свет светофора, даже когда и машин-то нет. Разве можно говорить, что они ведут себя неискренне и фальшиво, раз они никуда не идут, а стоят, как будто и не надо торопиться?! Нет, конечно! Просто надо соблюдать правила уличного движения.

Но эти правила можно купить или найти в интернете и прочитать. А есть такие правила, которые трудно, а то и невозможно где-то найти и прочитать, а соблюдать все равно приходится. Это, например, то, что называется традициями, ритуалами, хорошими и дурными манерами, правом обычая, неписанными законами. И по мере того, как человек взрослеет, он научается во всем сложном хозяйстве ориентироваться.

Дети тоже должны соблюдать разные правила, но этих правил у детей гораздо меньше, чем у взрослых. Чем старше дети, тем больше правил им приходится соблюдать. Но все равно, не так много, как взрослым! А правила эти очень разные, и иногда одни правила требуют одно, а другие – другое, прямо противоположное! Вот и попробуй тут вести себя естественно и просто, без всякой «хитрости и фальши»!

А за нарушение правил взрослых наказывают. Детей тоже наказывают, но если это родители, то могут и простить, ведь родители обычно любят своих детей и жалеют. А взрослых очень редко прощают, даже когда их жалеют!

Всем нам без ошибок, недоразумений и разочарований в людях и в жизни обойтись не так-то просто. Но когда мы читаем о чужих ошибках, недоразумениях и разочарованиях, мы меньше делаем своих! Не правда ли?!

 

Бег по волнам

Загорелый и босоногий, Он бежал по плотному песку у кромки воды, потом уж и по воде. Брызги от Его веселых пяток подхватывали на лету осколки радуги.

С торжествующим криком «Получилось!» Он перепрыгивал небольшие волны, и с лету взбегал на волны побольше, все дальше удаляясь от берега. Она с восторгом смотрела и завидовала Ему, ведь у Нее пока так не получалось.

 

Однажды в апреле

– Просто вы тогда не обратили на меня внимания, вот и не узнали! Все-таки четыре года прошло…

Оказалось, что им по пути, но ей – на остановку дальше. У присевшего троллейбуса собралась толпа, и они решили пройти остановку пешком. Под голыми ветками тополей снег, прогретый солнцем, покрылся темным загаром. Появились и лужи. Широко шагая, он на ходу расстегнул пальто, она – куртку, потом сняла шапку и спрятала ее в карман. Шли молча, опасаясь разрушить внезапно соединившее их ощущение неслучайности встречи. Миновали и следующую остановку. Небо потемнело, подул холодный ветер, пришлось застегнуться, снег начал покрывать кружевами лужицы и, обходя их, они старались не покидать друг друга надолго. Иногда и полсекунды – вечность. Ноги давно промокли, оба потихоньку шмыгали носом. Изредка их руки случайно соприкасались, и это было как событие. «Еще две остановки вместе!» – с радостью думала она. «Еще три остановки вместе!» – с радостью думал он. Эта разница в арифметике возникла от того, что она не решалась надеяться, что он проводит ее до дома.

 

Нерешительность

– Простите, где у вас выход, я заблудилась!

– Все не так сложно! Вернитесь назад, и справа увидите лифт!

– Спасибо! Они стояли друг против друга, мучительно ища слова, чтобы сказать друг другу еще хоть что-нибудь. Чтобы продержаться вместе, в разговоре хотя бы еще минуты две-три, кроме этих счастливых десяти секунд. Смотрели в глаза друг другу с отчаянной надеждой, что найдется хоть какой-нибудь повод познакомиться и продолжить разговор, но слов не находилось.

Она повернулась и медленно-медленно пошла к лифту. Он смотрел с тоской вслед, так и не решившись ее остановить. Не случилось. Судьбы, едва коснувшись, навсегда разлетелись по разным космическим орбитам. Потом она загрустила, а он весь день ругал себя за нерешительность. Обоим казалось, что не состоялось что-то важное и хорошее.

 

Песня про сурка

Костя зачастил к Тане. Через три года после окончания школы. Вроде как на правах бывшего одноклассника, правда, присвоив себе эти самые права в одностороннем порядке. И постепенно, с каждым визитом, когда непременно приносил что-нибудь сладкое к чаю, он начал в Таню влюбляться.

Однажды застал у нее, кроме мамы, еще и морского курсанта по имени Дима, негромкого и интеллигентного. Дима с Таней играли в гостиной на пианино в четыре руки и слаженно пели песню про сурка со щемящими жалостливыми словами. Хотя все это как-то не очень вязалось с образом военного моряка, но Косте понравилось, да и Дима поначалу понравился. Однако когда он застал моряка у Тани и в следующий раз и еще раз выслушал песню про сурка, это ему понравилось меньше.

Вскоре он почувствовал, что постоянное присутствие Димы мешает его отношениям с Таней, и, несмотря на трепетное уважение к музыкальным занятиям, от которых Костя по природе был весьма далек, он решил объясниться и отстоять свои права. Но не успел. Потому что в следующий раз Димы не было, а Таня первая сказала:

– Знаешь, Костя, ты больше к нам не приходи!

– А почему? – искренне удивился Костя, еще не успев прочувствовать горечь поражения.

– Диме не нравится, что ты к нам ходишь.

– Причем здесь Дима?

– Ну… он – мой муж!

– А… – произнес Костя, вложив в это короткое слово сразу три жанра – драму, комедию, и трагедию, и перестал приходить.

Через несколько лет от общих знакомых он узнал, что Дима погиб, но с Таней встреч искать не стал. Ему казалось непорядочным воспользоваться смертью Димы. Он вертел ситуацию так и сяк, но в ушах стояла песня про сурка, и все равно получалось, что непорядочно.

 

Встреча с юностью

Они познакомились более года назад, но пока без особого результата. Тогда он решил показать места своей юности. Она недолго разглядывала некрасивый заброшенный дом, но не захотела подойти поближе, а остановилась у начала заросшей дорожки. В жарком воздухе у ее головы мягко гудела пчела. Рядом с домом высились останки грозного сооружения из ржавых бочек и разбитых стеклоблоков, заросшие крапивой. – Это тоже имеет к тебе отношение?! – Да, имеет! Это моя, так сказать, подводная лодка. Между прочим, одна соседская девочка, лет пятнадцати, помогала мне в ее строительстве довольно серьезно. Представляешь, она даже освоила газосварку! – Представляю! Ну что? Поехали! Она пошла к машине. – Ты даже не спросила, спускался ли я в ней под воду! – разочарованно сказал он, идя вслед за ней. – А ты даже не помнишь мой день рождения! – в тон ему ответила она. – Постой, какое сегодня число?! – Неважно. Кстати, я все это уже видела. А соседская девочка, о которой ты, наконец, вспомнил, моя старшая сестра Оля, о которой я тебе говорила. Только у нее теперь другая фамилия. – И она села за руль. Он немного постоял, растерянно держась за открытую дверцу, потом тоже сел в машину, и они молча тронулись с места.

 

О вещах беспокоиться не нужно

Накрапывал дождик, и трудно было решить, стоит ли раскрывать ради него зонтик. Это нерешение немного раздражало. – Вам в какую сторону? – Мне?!

В другую! – Как в другую?! Разве вы знаете, куда я иду? – А какое это имеет значение?!

И они разошлись в разные стороны. Дождь усилился и незаметно смыл, растворил их следы. Следы, когда они шли вместе, шли рядом, и довольно близко. Даже самый сильный и самый умный человек не в силах вернуть прошлое. И не важно, был ли зонтик открыт вовремя, хотя был момент, когда и это казалось важным. А зонтик – вот он, с ним-то ничего не случилось! Как и с этой булыжной мостовой, по которой веками бил дождь, и веками проходили люди, которых давно уже нет, проходили со своими судьбами, непониманиями и словами, сказанными мимо друг друга.

 

Фотограф

В свадебное путешествие он взял не только свою молодую жену, но и не менее любимый свой фотоаппарат, которым бесконечно снимал то горы в дымке, то закат на море, то веточку с полураспустившимся цветочком и капелькой росы на лепестке. Она все ждала, когда же он снимет и ее, но не решалась попросить. Тем более, что когда они еще только познакомились, он говорил, что не любит снимать людей. А когда он нацеливался объективом на впечатливший его объект и смотрел с прищуром в глазок своего фотоаппарата, у него было такое зверское лицо, что страшно было к нему обратиться с чем-нибудь более легкомысленным, что его занятие, а значит – ни с чем. Все же она надеялась, что когда-нибудь он ее обязательно снимет. Ведь не могут же они вернуться домой без единой ее фотографии! И вот такой момент настал. Он снимал большую статую Будды, к которой вела широкая каменная лестница с крупными крутыми ступенями, которую не так-то легко было одолеть. Но молодая жена радостной птицей взлетела по ней, как только он попросил ее подняться и встать рядом со статуей. Он сделал несколько снимков, а когда она, счастливая, спустилась к нему, произнес удовлетворенно:

– Ну вот, когда ты рядом с ней, видно, какая она огромная!

 

Летним вечером, когда мама в командировке

Он с трудом оторвался от компьютера, открыл холодильник, достал бутылку молока и с удовольствием выпил. Молоко легло на правильное место, и он налил еще.

– Надо бы оставить дочкам! – подумал он, но тут же решил, что потом еще купит. Вылил себе все молоко и вернул пустую бутылку в холодильник. Вдруг до него дошло, что он забыл забрать любимых дочечек из детсада. Мигом обулся, распахнул входную дверь и чуть не сшиб их с ног. Девочки стояли с довольными лицами. Старшая крепко держала младшую за руку, гордая тем, что сама привела ее домой из садика.

Как отец он был профессионально не пригоден и вскоре был дисквалифицирован.

 

Проводница и Единственный

Поезд Иллюзий прибыл на станцию Жизнь. Молодая проводница разбудила Единственного пассажира. Он проснулся, огляделся по сторонам и сошел с поезда. Следующая станция называлась совсем иначе, и ему туда не надо.

– Пишите письма! – пошутила Проводница.

– Обязательно! – весело откликнулся, уходя навсегда, Единственный.

 

Взрослый мальчик

Когда Сережа был маленьким, то очень хотел самокат. Тогда самокат был только у мальчиков из относительно состоятельных семей, а также у мальчиков в некоторых рабочих семьях, где отец был мало пьющим. Такой отец мог своими руками сделать сыну самокат из досок, дверной петли и колес из шарикоподшипников.

А его отец был техническим интеллигентом, патриотом свой родины и мог служить наглядным пособием к словам Наполеона «честность есть верный путь к бедности». Словом, парнишка хотел самокат, но его у него не было.

Так и хочется сказать, что он завидовал мальчикам, имеющим самокаты как настоящие, так и самодельные, но это было бы неправдой. Видимо, ему навсегда передался по наследству от отца некий – не то дефект, не то достоинство – полнейшее отсутствие всякой зависти к кому бы то ни было – ни зависти «черной», ни зависти «светлой». Но самокат Сережа все равно хотел.

Когда в семье появился легкий призрак достатка в виде теоретической возможности купить самокат, он уже подрос и не просил самокат потому, что уже хотел велосипед. Но на велосипед денег не было. Потом он совсем вырос, ему стало шестнадцать лет, и он пошел работать на завод, стал получать настоящую зарплату и теоретически мог накопить на велосипед. Но он уже хотел мотоцикл. Потом он закончил институт, начал зарабатывать достаточно, чтобы вместе с работающей женой содержать семью, и теоретически мог себе позволить мотоцикл, хотя бы недорогой. Но против мотоцикла возражала жена, да и сам Сергей уже хотел автомобиль.

Наконец, им удалось накопить денег и получить автомобиль – тогда автомобили продавались гражданам только по распределению – они приобрели не очень старый, табачного цвета «Москвич-412» – это было их первое транспортное средство. Но, конечно, он хотел бы новый автомобиль, а не старый. Время шло, и они приобрели новый автомобиль – салатного цвета одиннадцатую модель «Жигулей». Но, вообще-то, ему хотелось тогда не «Жигули», а «Волгу». Конечно, это хотение, как и прежде, было абстрактным и едва ощутимым, мало его тревожащим, поскольку с детства он был больше привязан к радостям ума, чем к бытовой стороне жизни. Наконец, закончилось время «распределительных» продаж автомобилей, и они появились в свободной продаже. Можно было купить любой советский автомобиль, были бы деньги. Но Сергею уже не хотелось «Волгу», а хотелось «настоящий», то есть западный автомобиль.

Так появились, один за другим – подержанные автомобили «Пежо-504», «Фольксваген Гольф», «Форд Сиерра», «Ауди-100». И вот, появились деньги на новый «настоящий» автомобиль. Они купили «Фольксваген Туарег» – хорошую и, как говорят приземленные люди, «престижную» машину. Но ему, вообще-то, хотелось «Ауди Олроад», деньги на которую были, но против которого возражала жена, считающая ее слишком хорошей и «привлекающей внимание». Таким образом, с самого детства его потребности все время убегали от его возможностей, и это удерживало его «в детстве».

Ему было уже немало лет, когда он решил, наконец, шагнуть из детства в юность и купить именно тот автомобиль, который он, Сергей Васильевич, действительно хотел, невзирая на деньги, на крайне неподходящее время, на экономический кризис, который объял мир, на протесты жены. Захотелось поставить в этом вопросе точку, и он купил именно то, что хотел. Хотел не когда-то, а хотел именно в момент покупки, без всяких компромиссов, а именно – он купил семиместную черную «Ауди Q7». Чтобы можно было посадить в нее всю семью. Наконец-то, никакой другой машины он не хотел. Сама-то такая машина была не очень-то и нужна. Редко, когда все семь мест могут понадобиться. Просто он устал быть ребенком!

С этим вопросом, а заодно и с детством покончено.

И в этом же месяце Сергей Васильевич вышел на пенсию.

 

Чудесное совпадение

Все пошли смотреть синтоистский храм, а я остался, чтобы рассказать компьютеру эту небольшую историю про довольно необычное совпадение. Перед отъездом в Японию ночью мне пришел в голову сюжет для маленького рассказа. Этот жанр мне полюбился в последний год. Сюжет, а собственно, уже и сам рассказ такой.

Воздушный шар несся над Океаном Небытия, теряя высоту. Я уже выбросил из корзины почти весь балласт – мешки с надписями «Любопытство», «Зависть», «Легкомыслие», «Тщеславие», «Ненависть», «Лень», «Честолюбие» и многое другое. Шар продолжал опускаться. Уже казалось, что соленые брызги достигают меня. Оставались два последних мешка в углу корзины: «Дружба» и «Любовь». Поколебавшись, решил было пожертвовать «Дружбой», чтобы продлить Бытие. Однако, подняв этот мешок, увидел, что за ним, а отчасти и за «Любовью», скрывался совсем небольшой мешочек с надписью «Неразделенная любовь». Вряд ли он мог продлить мой полет надолго, но все же, вернув «Дружбу» на дно корзины, решил освободиться от этого нового, не такого уж и привлекательного мешочка, причем без особого сожаления. Но не тут-то было! Он оказался совершенно неподъемным, я с трудом смог лишь немного сдвинуть его с места. А волны Небытия уже задевали дно корзины. Я, скрепя сердце, выбросил «Дружбу» за борт, и шар тут же рванул вверх. Мне до сих пор стыдно за этот поступок, но я надеялся, что, добравшись до берега, смогу как-то поправить ситуацию – лишь бы долететь! До боли в глазах я вглядывался в мрачную бесконечность, ища приметы берега, но безнадежно. Корзина же вновь опустилась, и волны уже постукивали об ее дно. Снова попробовал избавиться от «Неразделенной любви», яростно толкая и пытаясь поднять коварный мешочек, но тщетно. Оставалось пожертвовать «Любовью», но я не хотел с ней расстаться, это было выше моих сил. Подняв «Любовь» и прижав ее к груди, я уселся напротив «Неразделенной любви», ожидая погружения в Небытие со страхом и интересом. Громадная волна ударила по корзине, и я чуть не вылетел за борт – если бы не «Любовь», то так бы и случилось – когда шар пробкой от шампанского взмыл вверх, поднявшись над тучами. Я увидел пронзительно голубое небо и пустой угол перед собой. Похоже, что злополучный мешочек был выбит волной из корзины. Вдали виднелся долгожданный берег, а я обнимал «Любовь» и грустил о «Дружбе».

Рассказ получился тяжеловатым, и я, пожалуй, не стал бы предлагать его вниманию читателя, если бы не дальнейший ход событий.

По прибытии в Токио нас первым делом повели в городской музей «ТОКИО – ЭДО». Эдо – это старое название Токио. Музей был достаточно любопытный. А один экспонат меня особенно заинтересовал, можно даже сказать, что он потряс мое воображение. На тросе висел макет воздушного шара с корзиной под ним, а под корзиной были грузики – какие-то железные цилиндрики. Шар был диаметром метра в полтора. Экскурсовод объяснил, что это макет реального шара, уменьшенный в пять раз. Прикинув размер и возможную подъемную силу реального шара, я удивился. Даже увеличенный в пять раз шар едва ли мог поднять человека. История же такова. Во время Второй мировой войны японцы, уже получив серьезные удары с воздуха от американцев, с отчаяния изготовили тысяч пятнадцать (точную цифру не помню) таких шаров, снабдили их бомбочками, и, рассчитав воздушные потоки, отправили их через океан в США. На шарах была автоматика, которая определяла высоту. Когда шар опускался ниже заданного уровня, сбрасывался очередной груз, и шар продолжал полет. Когда же шар, не имея больше груза, спускался еще ниже, с него автоматически сбрасывалась бомба. Вот такое беспилотное летающее оружие! Из пятнадцати тысяч до Америки долетело и сбросило бомбы триста шаров, ими было ранено шесть человек. Вот об этом совпадении сюжетов с воздушными шарами, сбрасывающими грузы и разделенными во времени всего парой дней, а также моим воображением и явью, я и хотел рассказать.

 

Дамская комната

По пятницам в нашем классе мало учеников. И сегодня, кроме меня, были только три японки, одна тайка и одна француженка. Все – девочки двадцати с небольшим. Ну, и конечно наша учительница английского, – средних лет кореянка, но языку она учит не хуже американок, да и дикция у нее намного лучше, чем у многих из них.

Наша учительница любит поболтать. Поскольку в классе я был на этот момент единственным мужчиной, то опасался, что беседа сползет на тему шопинга, а потом они постесняются меня разбудить.

Пользуясь тем, что разговор коснулся воспитания и воспитанности, я рассказал очередную историю из своей бедной событиями, но богатой разными случаями жизни. Все сразу приготовились меня слушать, так как любили мои истории.

– Это случилось в конце восьмидесятых годов, – начал я свой рассказ. – Мы с женой были в Польше и долго гуляли по парку. Она выразила желание посетить дамскую комнату. Вскоре один небольшой домик своими архитектурными формами вселил в нас надежду, и оказалось, что мы не ошиблись. В мужскую часть это домика вела одна дверь, а вот в женскую – две. На одной из них была надпись «ДЛЯ ЖЕНЩИН», а на второй – «ДЛЯ ЛЕДИ». Естественно, моя супруга воспользовалась этой второй дверью.

История произвела впечатление. В молчании был слышен беспокойный шелест мыслей и немых вопросов моих слушательниц.

– В «для женщин» было бесплатно, а в «для леди» надо платить, – добавил я, отдавая должное аутентичности своего рассказа.

– А… – сказала учительница, успокаивая себя и остальных, – А там, где «для леди», было, наверное, чище! Вы не знаете?!

– Мне не довелось по понятным причинам побывать ни там и ни там, но дело не в этом! Просто есть женщины, и есть леди. Такова реальность. И отличаются они тем, что при женщинах мужчина может выразиться нецензурно, а при леди – нет. Не потому, что она запрещает, а просто сам язык не поворачивается. А при женщине – поворачивается.

– Мужчина интуитивно чувствует, что нельзя! – присоединилась ко мне учительница, – Томоко, а ты кем хочешь стать, – женщиной или леди?

– Леди! – смущенно улыбаясь, ответила японочка и опустила голову.

Все развеселились, и только сухощавая француженка сидела прямо и неподвижно, а на глазах у нее выступили слезы.

 

Мой более счастливый двойник

Он вошел спиной, с облегчением сгрудил на пол стопки бумаг, перевязанных жиденькими цветными веревочками:

– Оставлю у тебя на недельку-другую, пока не обживусь на новом месте, – и посмотрел в сторону моего чуланчика.

«Перевязать нормально не мог!» – подумал я. Что бы он ни делал – всегда с какой-то недостаточностью.

Чуланчик у меня в кабинете хоть и пустой, но тесноватый. Правда, в него можно стоя спрятаться, понаблюдать, кто забредает и чем он тут без меня занимается. Конечно, я этого никогда не делал. Просто в голове у мужчины глупых идей всегда больше, чем способностей их осуществить.

– Много ценного… можно сказать, бесценного… за десяток-то лет. и проекты. переписка, и личные. – бормотал он, наполняя чуланчик, – Лишнее выбросил. но все равно. А домой взять не могу, она говорит, что и так задыхается от моих бумаг.

Через пару месяцев я позвонил, но он попросил еще немного потерпеть. Последующие звонки закончились столь же бесславно, и я махнул рукой. Лежит и лежит себе, кушать не просит.

Но через три года пришлось снова позвонить:

– Слушай, друг любезный! Я тут на днях повышение получил.

– Поздравляю!

– Да я не к тому! Перебираюсь в новый кабинет! Он, понимаешь, попросторнее будет, там при нем и комната отдыха, и все такое. Но чуланчик трагически отсутствует! Что делать будем?!

– Просто выброси все!

– Это… как это? А бесценное?!

– Вот и выброси, раз без. не ценное! – попробовал он пошутить.

Я выбросил, а через много лет спросил его при случайной встрече:

– Ты что, так за двадцать лет ничего не хватился?

– Представь себе, нет.

– Да как же так могло случится? – искренне заинтересовался я.

– Я тоже много лет об этом думал – в смысле, искал ответа. Недавно понял. Там ведь не было ни фотографий, ни писем любимой. А только это и имеет значение.

Посмотрел сквозь меня:

– А там ничего этого не было. К сожалению. Вот поэтому!

Я не стал расспрашивать, люди и так мне рассказывают, когда в этом у них нужда. Просто позавидовал ему. Ведь он смог понять сердцем, что главное. А я – только умом, и мне этого не прощают. Правду сказать, главное-то как раз обычно у людей и не получается. Или это сказочное ощущение «неполучаемости» и делает главное главным?!

 

Мой друг

Много месяцев назад на одном милом острове я снимал квартиру с тремя спальнями и громадным балконом. Спальнями я не пользовался и даже в них не заходил. Жил себе в гостиной, плавно переходящей в кухню со стеклянными вратами, ведущими на балкон. На него я выходил, чтобы посмотреть на волны в бухточке: насколько они велики для того, чтобы купаться. Обычно они бывали невелики. Прежде я не придавал им значения, пока они не понесли меня на скалы. Но раз я пишу об этом, значит, все обошлось.

Бухточка эта, обрамленная вогнутым пляжем, имела свою историю. По преданию именно здесь купались нимфа Калипсо и очарованный ею на несколько медовых лет Одиссей, отодвинувший в своем уме свою жену Пенелопу на комфортное для совести расстояние. Влюбленные купались в том же месте, что и я, но много-много столетий раньше. А жили они в пещере, что была на вершине скалы, как раз той, у подножья которой я так неумело боролся с волнами. Пещеру я осмотрел, предварительно дав доллар двум старичкам, добровольно принимавшим плату на тропинке, поднимающейся прямо к входу. В знак благодарности и доброго сотрудничества они снабдили меня свечкой для осмотра пещеры.

Собственно, там было две небольших пещеры – одна под другой. Сначала через узкий лаз можно было спуститься в ту, которую можно было бы использовать как гостиную, а через нее можно было спуститься еще ниже – в своего рода спальню. Сначала я туда заглянул, в сомнении: спускаться или нет. Но все же спустился, устыдившись собственной лени, а заодно – чтобы свечка не пропадала. Подумал, насколько привлекательной должна быть жизнь вдвоем, чтобы жить несколько лет именно здесь. Должно быть, она была уж очень привлекательной. Я имею в виду и жизнь, и саму Калипсо.

А я жил один. Лишь иногда ко мне заходили в гости два больших средиземноморских таракана, иногда вдвоем, но чаще – поодиночке. Я их храбро не боялся. Лишь оторвав глаза от компьютера, следил за их маршрутом. Я писал книгу и был доволен жизнью, несмотря на то, что не очень-то приспособлен к одиночеству. Иногда я собирался и уходил в поход. В супермаркет или в интернет-кафе, чтобы отправить письмо Хеленьке. Мой путь пролегал по узким католическим улочкам мимо пары церквей и супермаркета, далее по автостраде и до столицы острова. Пять километров в одну сторону и столько же – в другую. Я радовался поводу совершать такую прогулку. Возвращался взмокший от жары, шел под душ и пил апельсиновый сок.

Однажды я прошел мимо стоящей поодаль скамейки с чинно сидевшими на солнышке старичками и старушками и по-свойски поприветствовал их поднятием руки. Они не ответили мне. Лишь один старик запоздало поднял руку. В другой раз, когда я вновь проходил неподалеку от этой скамьи, он сидел там же в одиночестве, опершись обеими руками и даже подбородком на свою трость. Мы вновь молча поприветствовали друг друга. Через некоторое время это взаимное приветствие стало ритуалом, и даже некоторым ожидаемым для обоих событием. Я чувствовал, что у меня появился друг. Мы ни разу не пропустили случая поприветствовать друг друга, даже когда он был не один и общался с другими стариками. Верный друг. Но я ни разу не подходил близко к нему, поэтому не мог хорошо разглядеть его лицо.

И все же не сомневался в схожести наших характеров.

Через месяц я взял в аренду маленький автомобильчик. Когда я проезжал мимо своего незнакомого друга в первый раз, я опасался, что он не узнает меня в автомобиле. Особенно меня смущало, что между мной и обращенным к нему стеклом будет еще и пассажирское сиденье, что я окажусь в глубине автомобиля, и он не сможет меня разглядеть. По крайней мере, на пути туда. А когда я поеду обратно и окажусь на ближней к нему стороне автомобиля, его, возможно, уже и не будет на этой скамейке. Однако когда я сел в автомобиль, с радостью осознал, что все наоборот – ведь здесь левостороннее движение, и мое место как раз справа, ближе к нему! Я восхитился своей несообразительностью. Но все же, все равно проехал медленно, опустив стекло и отчетливо приветствуя его рукой. Он узнал и, спохватившись, приподнял руку. Теперь ему было легче узнавать меня благодаря машине. Потом я уехал.

И вот я через пару недель отправляюсь снова туда. Точнее, на соседний остров, но оттуда – рукой подать: не больше часа на пароме. И теперь я чуть не ежедневно вспоминаю своего незнакомого старого друга. Я и раньше постоянно его вспоминал. Ведь у меня не так-то много друзей, и с каждым годом их становится меньше. Не потому, что я становлюсь все старше, а потому, что люди вокруг постепенно становятся другими и почему-то теряют в человеческой цене. Сидит ли он по-прежнему на этой скамейке? Узнает ли меня? Хотел сказать, что волнуюсь. Но так сказать – слишком мелодраматично и сентиментально. И все-таки волнуюсь. Надеюсь, что он там. Уверен, что узнает. Настоящих друзей не забывают.

 

Как Гансу показалось, что он поумнел

Псевдонемецкая сказка

Ганс повадился ходить к Грете в гости. Она очень нравилась Гансу, и он пытался за ней ухаживать. А ухаживать за девушкой, которая тебе очень нравится, намного труднее, чем просто за какой-нибудь девушкой.

Визиты Ганса заканчивались неудачей. Дело в том, что у Греты в сенях стояли грабли, она держала их специально для Ганса: должен же молодой человек преодолевать какие-нибудь препятствия, раз уж взялся ухаживать!

Каждый раз, когда Ганс приходил к Грете в дом, он наступал на эти грабли и получал по лбу. На том его визит и заканчивался.

Когда такое случилось три раза, Грета посчитала его не очень умным, на двенадцатый раз она сочла его откровенно глупым, а после того, как это продолжалось целых двенадцать лет, она уже не находила слов, чтобы как-то его для себя определить. Хотя Грета была и красивой, и умной, но она была девушкой современной и не затрудняла себя поиском каких-то особенно подходящих выражений.

Наконец, Грета решила заменить старые грабли на новые, немножко другие – то ли она боялась, что Ганс старые грабли вконец доломает, то ли что сам в итоге убьется!

Она сообщила Гансу, что у нее там, в сенях, теперь «другие грабли».

«Наконец-то!» – подумал Ганс. Для него это сообщение прозвучало Маршем Мендельсона.

Обрадованный Ганс вдохновился и на следующий день, уверенный, что наконец-то его визит закончится благополучно, смело направился в гости. И, конечно, получил этими «другими граблями» удар по лбу – да такой крепкий, что он сразу поумнел!

Или ему так показалось.

Во всяком случае он перестал ходить к Грете. А ей стало немного грустно, ведь Ганс был человек неплохой, да и его визиты были каким-никаким, но все же разнообразием. Ведь жизнь-то проходит!

 

Пружинка

Артем познакомился с Кариной, и дела их пошли в довольно правильном направлении в том смысле, что его пригласили в семью Карины «на чашку чая» к семи часам вечера. И Артем, и его мама понимали, что это приглашение означало знакомство с родителями Карины и, возможно, с далеко идущими последствиями.

Мама помогла Артему купить букет действительно свежих цветов, что молодому человеку сделать самому весьма непросто. Погладила ему брюки и проследила, чтобы он почистил туфли, ведь мама Карины непременно обратит на них внимание! А также объяснила, что позвонить в дверь Карины нужно в две минуты восьмого – не раньше и не позже, если он хочет произвести хорошее впечатление.

Ему открыла сама Карина. По известной русской традиции ровно к семи семья еще не была готова к приему гостя – у Карины и ее мамы оставались кое-какие заботы на кухне, а папа Карины, хоть и клялся, что придет к семи, пока еще с работы не пришел.

Пока же гостя посадили в гостиную, вручив альбом с семейными фотографиями и включив телевизор.

Артем немного волновался. Маму Карины он уже увидел и мог представить себе, как Карина будет выглядеть лет этак через двадцать пять… А вот папу пока еще не видел и немного волновался, хотя себе в этом признаться не позволял.

Посмотрев альбом, стал от волнения крутить свою авторучку, и докрутился. Из нее выскочила пружинка и попала на сервант, туда, где стояли хрустальные бокалы, лежали разные украшения, часики и колечки.

Он встал, подошел к серванту и стал шарить рукой между бокалами в поисках пружинки. А в зеркало серванта увидел, как прошла по коридору мимо гостиной мама Карины – они встретились в зеркале глазами, и она пошла дальше.

Настроение у Артема сильно испортилось. Он понял, что попал в весьма щекотливую ситуацию и теперь думал только о том, как из нее выбраться.

Если промолчать – что будет думать мама Карины?! А начать оправдываться – то с какой стати?! «На воре шапка горит?!» Попрощаться и уйти?!

Тут пришел-таки веселый и энергичный папа Карины. Потирая руки, взглянул на накрытый стол и с удовольствием познакомился с Артемом, заключив процедуру знакомства жизнерадостной репликой:

– А чего это у нас молодой человек такой кислый?!

Похоже, что имя Артема он то ли не расслышал, то ли подзабыл.

– А чего ему веселиться?! – в тон ему ответила мама. Карина на всякий случай улыбалась, не очень понимая, что происходит.

– Отец! Можно тебя на минуточку? – и мама Карины увела отца вглубь квартиры.

Карина с Артемом молча сидели за столом. Когда прошло минуты три, Карина пожала плечами, как бы говоря «и чего это они там застряли?!».

Наконец родители вернулись, и отец обратился к Артему:

– Артем! Пойдем немножко поговорим как мужчина с мужчиной, а заодно и познакомимся получше!

Отведя Артема в гостиную и не предлагая ему сесть, сразу перешел к сути:

– Ну, рассказывай, что тут у вас приключилось! Ты понимаешь, о чем я спрашиваю?!

– Понимаю!

И Артем рассказал все по порядку. Как крутил ручку, как выскочила пружинка, как встретился глазами с мамой Карины, и как совершенно не представлял, как быть дальше.

– Ну, а пружинку-то нашел?!

– Нашел!

– Тогда давай посмотрим, не приключилось ли с ней чего!

Артем раскрутил ручку и показал злополучную пружинку. Отец взял ее понадавливал на нее двумя пальцами, помолчал, и заключил:

– Ладно, я это дело устрою! Пойдем в столовую!

Подведя Артема к месту за столом, положил ему руку на плечо:

– Вот, познакомились с Артемом! У нас все хорошо! – и выразительно посмотрел на мать Карины. Та помолчала, переваривая его взгляд, и засуетилась:

– Ну что ж, давайте скорее садиться, а то все остынет!

Артем женился на Карине, но у его тещи еще долго на душе оставался некий осадок. И только лет через пять-шесть, когда она увидела, какой из Артема хороший отец ее внукам получился, осадок этот прошел, и теперь она искренне гордится зятем.

 

Старый дом

Жара понемногу начала спадать.

До самолета оставалось еще часа четыре, и молодой владелец холдинга приказал остановить машину у небольшой художественной галереи. Он любил взглянуть на картины в галереях разных городов, а иногда и прикупить что-нибудь такое, особенное для себя, полагаясь исключительно на свой вкус, а не на мнения экспертов.

Оставив охрану ожидать его в автомобиле, он открыл дверь и ощутил приятную прохладу старого деревянного дома.

В небольших, переходящих друг в друга залах никого не было, и он не спеша, меняя позицию и ракурс, разглядывал удачи и неудачи разных художников. Угадывались попытки одних заработать деньги, других – оставить после себя хоть какой-нибудь след в этой жизни. Вторых было поменьше.

Закончив осмотр, он собрался было выйти на улицу, но передумал и решил подняться по лестнице на второй этаж в надежде увидеть продолжение экспозиции.

Он оказался в полутемном широком коридоре, который, будь там хоть какая-нибудь мебель, можно было бы назвать холлом. Коридор этот, наполненный застоявшимся запахом старого дома, напомнившим ему детство, заканчивался дверью с цветными квадратиками стекол, кое-где треснувшими. Дверь была полуоткрыта, и то ли она приглашала войти, то ли сомневалась, стоит ли это делать. Он огляделся по сторонам.

Слева на стене была картина, изображающая лыжницу, стоящую в снегу среди заснеженных елей в полурасстегнутой дубленке, одетой на голое тело. Нескромному взору из-за приподнятой ее правой руки, держащей лыжу с отломавшимся носом, была приоткрыта значительная часть ее чувственной груди. Лыжница, однако, имела вид разгоряченный, немного озорной и почти счастливый. Ясно, что дальше ей на лыжах не катиться, но это, похоже, ее не смущало.

Откуда-то сзади раздался негромкий звук скрипки, который тут же прервался. Но он не оглянулся, продолжая разглядывать лыжницу и думая о ней, о художнике, ее написавшем, и о натурщице с соломенной копной волос, пытаясь угадать, а была ли вообще натурщица, или художник обошелся одной своей фантазией. Звук скрипки повторился, теперь это была уже мелодия. Он поневоле оглянулся, но никого позади него не было. И все же трудно было отделаться от чувства, что кто-то все-таки был. Он снова оглянулся и тут заметил, что как раз против лыжницы, на другой, менее освещенной стороне коридора, висела другая картина. На ней-то и была темноволосая скрипачка, со слегка опущенной скрипкой в руке в каком-то темном интерьере. Приглядевшись, он понял, что скрипачка играла в подземном переходе. Утвердиться в этом ему помог футляр от скрипки, лежащий перед ней, очевидно – для сбора денег. Скрипачка смотрела на него, не отрывая темных серьезных глаз, и уже не играла. Переведя взгляд на лыжницу, а с нее – на скрипачку, он подумал, что несмотря на бросающуюся в глаза своей намеренностью полную противоположность образов, они обе – дети кисти одного и того же художника. Чтобы проверить свою догадку, он хотел было снова взглянуть на лыжницу, но не смог оторвать взгляда от глаз скрипачки. Как если бы время, когда они не смотрели друг другу в глаза, было бы прожито зря.

Дверь с цветными стеклышками шевельнулась, пропуская рослого пожилого мужчину неопределенного возраста с двойным подбородком, обрамлявшим еще красивое пока, породистое лицо.

– Нравится?! – спросил мужчина утвердительным тоном хозяина галереи.

– Сколько? – задумчиво спросил молодой человек.

– Не продается, – в тон неторопливо ответил хозяин.

– Вы меня не поняли. Я спросил – сколько?

– Это вы меня не поняли. Я сказал – не продается!

– Еще раз! Поймите, я человек не бедный, и могу купить ее вместе со всей вашей галереей.

– Вы хотите сказать, что надоставали где-то много-много зеленых бумажек и хотите обменять их на настоящее искусство?! Обмен не равноценный! – усмехнулся хозяин.

Молодой человек оторвал взгляд от картины и со сдержанной решительностью развернулся к хозяину галереи.

– Если она такая ценная, вы не боитесь, что ее могут украсть?

– Настоящую картину украсть невозможно. Можно украсть кусок холста с краской на нем, но не картину. Ни вор, ни скупщик краденого, глядя на украденное, по-настоящему увидеть картину, а значит, и получить ее не могут.

А думать, что получили, они, конечно, могут – в силу дефекта их собственных персон! А вы что – собрались украсть!

– Нет, конечно! Я просто пытаюсь вас понять!

– Ну, попробуйте… Как бы мне вам объяснить?! – наморщил лоб хозяин, – Скажем так! Я еще могу выдать ее замуж, но продавать, конечно, не буду! Вы понимаете разницу?! Это совершенно разные плоскости бытия!

– Как это – замуж?! – не понял молодой человек.

– Ну, вот у вас, например, есть жена?

– Ну, есть!

– Тогда вам это знать ни к чему, раз вы уже женаты!

– Но ведь я могу развестись! – то ли в шутку, то ли слегка раздражаясь от полного отсутствия общего языка, возразил несостоявшийся покупатель.

– Вот вы уже и предали свою жену! Как же я могу подарить предателю это чудо?!

– Как это – предал?!

– Вы только что сказали, что готовы бросить свою жену ради впервые увиденной женщины, да еще не живой, а на картине! Разве это не предательство?!

– Я вовсе не это сказал!

– Нет, друг мой, именно это! И если бы здесь, рядом с нами, была ваша жена, она бы подтвердила, что вы сказали именно это! Или я не прав?

Молодой человек промолчал. К присутствию жены в этом разговоре он был явно не готов.

– Извините, молодой человек, мы закрываем галерею! Всего вам доброго!

Молодой человек бросил взгляд на скрипачку, но едва успев встретиться с ее виновато-сочувственным взглядом, как тут же почувствовал на плече руку хозяина галереи:

– Пойдемте, пойдемте! Я закрываю!

– Извините, один момент! Чуть не забыл!

Молодой человек наклонился и положил две сотенные зеленые бумажки рядом с футляром от скрипки. Снова замешкался, сомневаясь, красиво ли он поступил, положив деньги, но забрать их обратно было тоже неловко. Он неохотно спустился с лестницы, опережая хозяина на пару ступенек, а перед выходом обернулся:

– А я могу стать… это… вашим учеником?

– Моим?! – как будто удивился хозяин, но было понятно, что этот вопрос вовсе не застал его врасплох.

– Пожалуй, можете! Но только вначале поговорите со своей женой. Расскажите ей о нашей недолгой беседе. И если она за вас попросит, я вас приму! – сказал хозяин, уже закрывая за гостем дверь.

Молодой человек постоял, глотая густой и теп-лый вечерний воздух, наполненный волшебным ароматом цветов, от которого влюбленные чувствуют себя на пороге счастья, а одинокие сердца еще острее ощущают свое одиночество.

Охрана уже немного нервничала и как-то быстрее и четче обычного загрузила его в автомобиль.

«Жена?! За меня?! Попросит?!» – растерянно думал он, не представляя себе жену в этой новой и столь значимой для него роли.

На самолет он не опоздал, правда, для этого рейс пришлось немного задержать. Но это уже не имело для него значения.

 

Девушка моей мечты

Меня как уже достаточно пожившего и повидавшего жизнь человека оставили держать позицию. Мне вручили винтовку с одним патроном и предупредили, что если приедут на грузовике стекольщики, то в них не стрелять. А другое дело – когда поползут танки. Я согласился, расположился в окопе поудобнее и стал мечтать о ней, о той, которая, несмотря на трагическую разницу в возрасте, все-таки вернулась, подбежала, поцеловала меня, а потом уже бросилась догонять отряд. Что может быть приятнее, чем помечтать в тишине, когда никто и ничто не дергает и не беспокоит!

Раздались жидкие аплодисменты пушек, в старом четырехэтажном доме за моей спиной посыпались стекла, и только-только все стихло, как послышалось недовольное урчание, и из-за пригорка вывалился старый грузовичок со стоящими в кузове людьми. Я сразу догадался, что это стекольщики. Они ловко спрыгнули наземь, начали разгружать стекла, а я занял прежнюю позицию и продолжил мечтать.

День был солнечный и совсем не холодный, мне он вполне нравился, мой последний день, никогда до этого мне так хорошо не мечталось.

В полдень все окна были уже застеклены, однако и пяти минут не прошло, как снова захлопотали пушки, и снова посыпались стекла. Пришлось стекольщикам возвращаться и заново стеклить – такая уж у них была работа, но они, похоже, к ней привыкли. Никаких грубых слов до меня не доносилось, и я снова продолжил мечтать ней. Однако нет-нет, а разница в возрасте меня все же смущала, вторгалась и все время норовила мечту спугнуть. Почему мы не встретились раньше!

Наконец показались танки. Понятно, что рассказ в этой жизни так и не удастся закончить, а в другой я ее непременно встречу – ведь ее невозможно забыть!

 

Случай в троллейбусе

В троллейбусе бывало тесновато, но я садился на конечной остановке, когда еще были свободные места, с удовольствием усаживался поближе к выходу и раскрывал книгу: когда еще можно почитать, ни капельки не жалея о потраченном времени?!

Протиснулась в толпе и нависла надо мной девушка в кремовом, в крупный красный горошек, платье. Внутренне вздохнув, я заложил билетиком страницу, закрыл книгу и уступил ей место.

На следующий день, в пятницу, история повторилась, мне снова пришлось уступить ей место. Я начал было вставать, но, взглянув из любопытства ей в лицо, я снова, не удержавшись, сел. Кому как, а мне она показалась уж слишком красивой. Возможно, это потому, что себя-то я вполне трезво оцениваю.

В выходные я пару раз подумал о ней, о том, объявится ли она в понедельник. А понедельник мне как-то не читалось, все гадал: войдет она или нет. Она вошла, и когда я вставал, мы встретились глазами и несмело улыбнулись друг другу. Ну вот, теперь мой рабочий день был испорчен, я только и думал, что о ней. Понятно, что я решил с ней познакомиться, и то и дело перебирал в уме подходящие к случаю фразы, однако, проблема в том-то и была, что подходящих фраз не было. Так и прошел день, а затем и ночь. Утром я принял решение сначала просто с ней поздороваться, а потом действовать, исходя из обстановки.

Только я, поднявшись, приготовился встретиться с ней взглядом и поздороваться, как ее попросили передать билетик, она передвинулась, мое место тотчас заняла интеллигентного вида, но довольно шустрая женщина, а нас толпа разлучила. Трудно было найти более подходящий пример для слова «неудача».

Второй рабочий день, чувствуя себя позорным неудачником, я сосредоточился на поиске беспроигрышного решения, и нашел-таки его! Я взял конверт и написал на нем адрес: «Девушке из троллейбуса № 7 в платье в красный горошек от уступающего ей место молодого человека с книгой в руках». Ну не сможет она, получив такой конверт, выбросить, не прочитав письма! Вручить письмо, молча, и более ничего! Ведь что бы я ей не сказал, все будет звучать в лучшем случае банально, а в худшем – пошло! Приняв столь стратегически удачное решение, я решил передохнуть и отправился пить кофе.

В два часа ночи я закончил небольшое, в полстраницы, письмо и заклеил конверт. Ночью мне снился ужасный сон: она берет конверт, но не замечает, как потом он выскальзывает из ее рук.

Но в этот день, а потом и во все другие дни ее уже не было, а конверт так и остался закладкой в моей книге.

Прошло время. Я ее, конечно, вспоминал, уже более умом, чем чувством, но, знакомясь с другими девушками, отдавал предпочтения тем, кто был хоть как-то похож на нее. Потом женился и развелся. Потом все же нашел молодую женщину, в какой-то мере похожую на девушку из троллейбуса, и мы жили почти счастливо, у нас родился сынишка, однако какой-то кусочек моей души все же не был счастлив в полной мере. И все из-за нее, из-за троллейбусной девушки. Я пробовал утешать себя мыслью, что она, наверное, уже вышла замуж, у нее трое детей, она сильно растолстела и поглупела, но все это как-то не очень мне помогало.

Однажды во время уборки моя жена наткнулась на мое неотправленное письмо и холодно, держа конверт в отведенной назад руке, но так, чтобы я все-таки видел адрес, спросила:

– Что это?

Это было ужасно. Ведь я никогда ей про ту девушку не рассказывал, а письмо, получается, хранил несколько лет. Я попытался объясниться:

– Это давно…

Но далее мне в праве голоса было отказано:

– Подлец! Дрянь! – аттестовала меня жена, пытаясь вскрыть конверт.

– Это не тебе! Нельзя читать чужое… – нетвердо встал я на защиту конверта, чувствуя, однако, некоторую этическую шаткость своей позиции.

– Именно что мне, дрянь! – негодовала жена, воюя с конвертом. – Как ты мог?!

Наконец, она достала письмо, села на диван его читать, как-то притихла, а я обдумывал, как мне выкрутиться из столь тяжелой ситуации. Жена закончила чтение и осталась сидеть с каменным лицом. Затем бросила:

– Это я – девушка из троллейбуса номер семь! – и вышла из комнаты.

 

Девушка и садовник

Она еще издали ощутила легкий аромат и, подойдя поближе к изящной ограде, увидела садовника, который добирал букет, неспешно высматривая и срезая очередной цветок. С каждым новым цветком букет преображался. Это было завораживающее зрелище.

Казалось бы, пора садовнику остановиться, ведь дальше можно сделать только хуже! Но нет, каждый раз случалось невозможное – букет превращался в еще более привлекательный и очаровательный.

Девушка приостановилась понаблюдать.

Столкнувшись с садовником взглядами, она поздоровалась, он ответил и подошел к ограде, с любовью держа букет в руках, словно держал новорожденного.

– Нравится?

– Очень! – улыбнулась девушка. – Теперь я знаю, чьи такие красивые букеты продаются в цветочном магазине возле церкви! Я много раз на них заглядывалась, но для меня они – очень недешевые…

Он долгим взглядом посмотрел ей в глаза. Она почувствовала, что надо сказать еще что-нибудь, и спросила:

– А вам не жалко срезать цветы?

Садовник подошел ближе к девушке и облокотился на ограду. Букет оказался по ее сторону и словно просился к ней на руки.

– Жалко? Нет. Ведь я дарю им другую жизнь. Они родились, чтобы прожить две жизни. Когда я их срезаю, то даю им вторую жизнь, которая наполняет смыслом и первую.

– Если это и вторая жизнь, то уж больно она коротка!

– Жизнь измеряется не временем, а смыслом. Если бы жизнь измерялась временем, то самая замечательная была бы у камня… Вы хотели бы поменяться с камнем местами?

Он улыбнулся, не ожидая ответа.

– Когда-то в большую войну мужественные ребята выпивали чашечку саке, садились в кабину начиненного бомбами самолетика, чтобы с лету врезаться в чужой корабль. И когда им заваривали стальную дверцу кабины, для этих ребят начиналась вторая, более яркая, но короткая жизнь. Ради которой, как потом выяснилось, они и родились на свет. Или когда уже в наше время девушка с красивыми темными глазами, обернутая спящей смертью, садится в переполненный автобус, а ее друг в окошке соседнего дома готовится разбудить эту самую смерть, нажав на кнопочку, для этой девушки тоже начинается вторая и, можно сказать, главная жизнь. Совсем короткая! Короче, чем у цветов, которые я срезаю! Только у людей, конечно, другие садовники.

– Какие ужасные вещи вы говорите!

Она даже немного отодвинулась.

– Извините ради бога! Я не хотел вас огорчить. Знаете, я привык видеть жизнь сразу со всех сторон… Наверное, поэтому я вожусь больше с цветами, чем с людьми. А я говорил про вторую жизнь моих цветов потому, что хотел бы, чтобы она была подлинней и счастливей. Ведь если человек смотрит на них как на уже умерших, разве будет он за ними хорошо ухаживать?! Он же думает, что им уже все равно, как говорится. А они-то вовсе не мертвые! Хуже нет, когда к живым относятся как к мертвым. Уж лучше к мертвым относиться как к живым.

Она подумала, что он делится с ней чем-то важным о себе, и внимательно слушала, как обычно слушают женщины. Не для того, чтобы что-то понять, а чтобы он мог выговориться, облегчить душу. Женщинам свойственно сострадание больше, чем понимание. Поэтому он заговорил по другому, попроще.

– Знаете, как иногда показывают в кино. Ждет молодой человек девушку у памятника. И держит в руках цветы. А она опаздывает на свидание. Настолько опаздывает, что не только зрители, но даже главный герой понимает, что она не придет. И бросает свой букет! Хорошо, если с досадой, а то, бывает, и злобно!

Хорошо, если в урну, а то и на асфальт! Под ноги прохожим! Чтоб растоптали! А я тогда думаю: молодец барышня, что не пришла! Зачем к такому приходить?! Он потом и ее выбросит в урну или на асфальт, как те цветы! Я бы на месте девушек нарочно бы не приходил, чтобы посмотреть: а что он сделает с моими цветами?

– А что, по-вашему, он должен с ними сделать?

– Хороший вопрос! А вы молодец! Поставили меня в тупик! – рассмеялся он. – И правда! Подарит другой, первой встречной девушке – значит, он ненадежный! Унесет с собой – скупердяй, девушки таких не любят… Невыгодно таких любить!

Он рассмеялся, а потом задумался.

– А вам самой какое бы его поведение понравилось?

Теперь задумалась она. Потом сказала:

– Я представила себе эту картину. Вот если бы он, поняв, что я не приду, посмотрел бы на цветы, слегка погладил бы их и поцеловал, а потом бережно понес бы их домой, может быть, я бы не выдержала и выскочила бы из своей-то засады!

И она рассмеялась.

Садовник тоже рассмеялся и протянул ей букет:

– Возьмите его себе, вы заслужили!

– Ну что вы! – не согласилась она. – Он же так дорого стоит!

– Дорого для того, кто платит, а кому дарят, тому ничего не стоит!

– Так уж совсем ничего?

– Так уж совсем ничего!

– Так не бывает! – улыбнулась она.

– Ну вот же, видите! Бывает!

Она нерешительно взяла букет и слегка коснулась цветка губами.

– Ну, спасибо…

– Берите, берите! – сказал он, приготовившись к более упорному сопротивлению.

– Я постараюсь сделать их вторую жизнь более долгой. И счастливой! Спасибо!

– Вам спасибо!

Она кивнула и медленно пошла, разглядывая букет.

Через пару недель, когда она проходила мимо сада в следующий раз, садовник предложил:

– Не хотите посмотреть другие цветы?

И глазами пригласил зайти в сад.

Она посомневалась, но потом, решив, что не будет удаляться слишком далеко от входа, все же зашла внутрь.

– Вы погуляйте сами, посмотрите, я не буду вам мешать, – сказал он, уловив ее колебания, отвернулся и занялся своей работой.

Она гуляла около получаса. Ей не пришло в голову фотографировать, хотя обычно она это делала. Но здесь это казалось кощунством.

Когда она уходила, садовник неожиданно снова протянул ей цветы.

– Нет, нет, я не возьму, это было бы уже слишком! – отказалась она.

– Почему? Не нравится? Что-то не так?

– Я не могу их принять, мне нечем вас отблагодарить!

– Но вы же в прошлый раз поблагодарили, а значит, и отблагодарили! Я же немолодой человек, а значит, у меня уже все есть, что я заслужил в этой жизни, мне ничего не надо.

– Нет, нет! Никто же не делает ничего просто так! Я же взрослый человек! Мир не так устроен! Люди просто так ничего не делают! Я вас ничем не смогу отблагодарить!

– А я не люди, я человек! Возможно, это моя вина, что вы этого не заметили…

Он помолчал, держа цветы в руке.

– Значит, вы считаете, что мир циничен, никто никому не делает ничего хорошего без задней мысли, включая и нас с вами?

– Ну. Не совсем так.

– Не так – это как?

Она нахмурилась.

– Знаете, я лучше пойду!

– Странно, должен был обидеться я, а обиделись вы.

– Я не обиделась, просто для меня этот разговор не комфортен.

– Тогда возьмите эти цветы – они же ни в чем не виноваты – за тот дискомфорт, который я вам создал! Тогда все будет по-честному, – улыбнулся он.

– Ну ладно! Спасибо! – улыбнулась и она. – Трудно, конечно, устоять, уж очень они красивы! Спасибо!

– Вам спасибо!

Она ушла.

Много дней прошло, пока она появилась снова. И сразу перешла к делу:

– У меня важное событие, и мне нужен по-настоящему красивый букет! Я хочу заказать его у вас!

– Хорошо, я его с удовольствием приготовлю! А когда он вам нужен?

– Если можно, то прямо сейчас!

– Хорошо, подождите пять-десять минут! – и он достал из кармана свой особый нож.

– А сколько это будет стоить? – спросила она по-прежнему деловито.

– Нисколько! – и он начал искать глазами подходящие цветы.

– Нет, вы не поняли! Я хочу купить! Купить у вас цветы! У меня есть для этого деньги!

– Но я не продаю цветы!

– Как же не продаете, если в цветочном магазине есть и ваши букеты, их с другими не спутаешь!

– Разве вы видели, чтоб я продавал цветы в цветочном магазине?! Если бы так было, поверьте, я бы тоже об этом знал! – пошутил он.

– Ну, пусть не вы, но это все же ваши цветы! Значит, вы их продаете!

– С вашей логикой трудно спорить, но разум все же просто обязывает это сделать! Кстати, почему же вы тогда не купили цветы в магазине, если уж не хотите принимать их от меня в подарок?

– Мне нужен не просто очень хороший букет, а такой, чтобы его запомнили и о нем говорили. А в магазине чуть-чуть… Словом, который прямо от вас – лучше! Ну, вы меня понимаете… В общем, прошу вас, продайте мне его, пожалуйста! Сколько это будет стоить? Приблизительно?

– Вы хотите купить, чтобы не быть мне обязанной?! Боитесь, что я что-нибудь когда-нибудь у вас попрошу?

– Ну не так, а вроде этого. – честно призналась она. – Не люблю оставаться в должниках!

– Давайте сделаем так! Я для вас соберу букет, а вместо денег у вас что-нибудь попрошу взамен! Хорошо?

Лицо ее утратило приятное выражение.

– Я имею в виду что-то, вполне для вас исполнимое! Подождите, я сейчас соберу букет.

Он стал собирать букет, изредка бросая на нее пытливые взгляды, и видел, что она переживает не самые лучшие минуты в своей жизни. Но он безжалостно. не спешил.

Долго оглядывал готовый букет со всех сторон и протянул ей.

Теперь и она не спешила взять букет в руки:

– А может быть, я все-таки заплачу?

– Поймите, если я возьму деньги, а вы его купите, вы посмотрите на него уже другими глазами, раз уж заплатили! Это дареному коню в зубы не смотрят! Когда завернете за угол, остановитесь и начнете букет разглядывать: «А не положил ли он, я то есть, невзначай пару привядших цветочков в середину, как это водится у продавцов цветов?!». А когда увидите, что нет, не положил, вздохнете удовлетворенно: «Нет, не обманул!» Раз уж вы заплатили, то почему бы вам обо мне так не подумать!

– Ну что вы такое говорите!

– Но ведь вы же сами мне не доверяете, не верите в мое бескорыстие! Мы уже третий раз говорим на эту тему!

Она ничего не ответила, и он продолжил:

– Хорошо, вот вам другой сюжет. Вы молоды, умны и привлекательны. И, конечно, выйдете замуж за непростого человека, причем даже по любви! Например, он окажется молодым перспективным политиком. Конечно, в какой-то момент вы расскажете ему и обо мне – о странном, но хорошем человеке. Ваш муж поддакнет вам, но он, хотя бы очень легкую ревность, да почувствует. Коей, впрочем, сам же тут же и устыдится! Возможно, через несколько лет он займет крупный пост в городе или стране и будет отвечать, например, за налоговую политику! Будет сетовать, что люди по-всякому стараются уклониться от налогов. И вот, в пылу очередной ссоры с вами – а в какой семье без ссоры! – бросит вам: «А что, твой хваленый садовник?! С тех денег, что ты дала ему за букет, он, думаешь, налог заплатил?! В налоговую декларацию вписал?! Как же! Да он такой же жулик, твой садовник, как и все!» Как вам этот сюжет?! Могу и другие сюжеты придумать! Когда что-то делается неправильно, эта неправильность идет гулять по миру… Поэтому продавать я вам не буду. А подарить – подарю!

Он посмотрел ей в глаза.

– Могу я прямо сейчас обратиться к вам с просьбой, в порядке компенсации за букет?!

– Обращайтесь! – сухо согласилась она.

– Просьба такая, очень простая. Постарайтесь лучше относиться к людям, которые этого заслуживают! Лучше, чем вы относились до сих пор! Ко мне эта просьба, естественно, не относится. Как я вам прежде сказал, я – не люди, я – человек! Вот и вся просьба. Я понимаю, что она не такая простая, но вы постарайтесь! Возьмите букет, иначе я подумаю, что он не стоит того, что я за него спрашиваю!

Он улыбнулся, а она молча взяла букет и медленно пошла, даже забыв сказать «спасибо».

Прошло время. Изредка, когда она все же проходила мимо, и они встречались глазами, доброжелательно улыбались и кивали друг другу, но она не останавливалась, а он ей больше букетов не дарил.