Елена Чайковская.

Свой рассказ начну с Елены Анатольевны Чайковской — моего наставника, человека, близкого мне на всю жизнь. Если бы я в свое время не оказалась у нее в группе, может быть, никогда и сама не стала бы тренером. Пример Чайковской был для меня слишком заразителен.

Про Елену Анатольевну я могу рассказывать очень долго. Но прежде чем вспоминать, когда и при каких обстоятельствах мы с ней встретились, я должна предупредить, что Чайковская мой товарищ, мой педагог, с которым у меня складывались разные отношения, от самых близких до тяжелых, когда мы превратились в двух тренеров-соперников.

Познакомилась я с ней на Петровке, 26, на маленьком динамовском катке, популярном у москвичей и зимой, и летом (с мая там открываются теннисные и волейбольные площадки). Я каталась в паре с Жорой Проскуриным, нам было по шестнадцать лет, тренировал нас Виктор Иванович Рыжкин, а хореографом к нам пришла 21-летняя студентка балетмейстерского факультета ГИТИСа Лена Чайковская, тогда Новикова. Пришла она в валенках и тулупе, в большом мохеровом платке, модном в те годы. Забот у нее дома, пожалуй, было больше, чем на работе,— родился сын. Сейчас Игорь закончил институт международных отношений, а тогда это был четырехмесячный Игоряша, постоянно требующий внимания и заботы.

Новый хореограф сразу же произвела на нас сильное впечатление: красивая, стройная, с загадочными глазами. Не заметить Чайковскую в толпе прохожих было невозможно. Мы знали, что Лена была чемпионкой Советского Союза и тренировалась у Татьяны Александровны Гранаткиной (Толмачевой). Теперь она пришла работать на каток «Динамо».

Занимались мы с Чайковской не только на льду, но и на полу. Тогда не катались так много, как сейчас, и урокам хореографии отводилось немало времени. На занятия мы ходили с Ирой Даниловой, будущее которой определила Лена, когда стала изучать с нами характерные танцы, о которых мы вообще ничего и никогда не слышали. Она на нас надела сапоги, юбки, и мы с упоением — сначала под счет, потом, когда Лена привела концертмейстера, и под музыку разучивали танцы.

Для Иры эти уроки кончились тем, что она по совету Чайковской оказалась в моисеевском ансамбле, где с успехом работает по сей день.

Вот так Лена вела с нами занятия. Дробить, то есть отбивать чечетку, нам хотелось с утра и до ночи. Не говоря уже о том, что мы сразу же привязались к новому хореографу — человек она открытый и добрый, стали пропадать у нее дома, нянчить ее ребенка. Она вошла во вкус тренерской работы, набрала себе группу, тем более что Рыжкин, оставив нас, начал кататься в паре с Милой Пахомовой, и теперь уже Чайковская нам придумывала программу. Короче, события менялись со страшной быстротой. Рыжкин из тренера превратился в ученика, Чайковская из хореографа сделалась тренером Рыжкина. Такое было возможно лишь в те годы становления фигурного катания в нашей стране. В итоге мы с Жорой попросились учениками к Елене Анатольевне.

Своего тренера мы полюбили до самозабвения. Ужасно боялись ее в чем-то подвести, не дай бог, расстроить. Так получилось, что мы с Жорой стали ее основной парой. И на своем первом чемпионате Европы — для нас, кстати, тоже первом международном старте, который в 1965 году проходил в Москве, — Елена Чайковская выводила на лед Тарасову и Проскурина. Позже у нее выросли сильные спортсмены, такие, как одиночница Елена Котова, но мне кажется, мы с Жорой тогда были для нее дороже всех. Чайковская творчески подходила к тренировкам, каждый день проводя их по-разному, и создавала по тем временам необычные программы. Нам первым в нашей стране она поставила танец под песню. Взяли песню Бабаджаняна «Не спеши» в исполнении Муслима Магомаева, и под нее мы с упоением катались с Проскуриным, публика нас вызывала по многу раз. Я ходила за Леной, как тень, забыв про свой родной дом. Бегала в молочную и булочную, химчистку и прачечную, сидела днем с Игорем и стала просто членом ее семьи. Все ее друзья стали моими. Не было такой тайны, какой бы я не могла рассказать ей. Мы были очень близкими подругами. Впрочем, и сейчас в тяжелые дни мы всегда вместе.

Мы ездили вместе отдыхать, и я не переставала удивляться, что даже летом на восстановительном сборе, по сути дела, на отдыхе, Лена постоянно в работе, придумывает что-нибудь новое. Как-то она попросила велогонщика Толкунова помочь нам подобрать упражнения для общефизической подготовки. Заметив, что не все его упражнения подходят к нашей специфике, она переделала их, что дало нам немало. На следующий год мы катались с Жорой очень уверенно.

Масса различных историй происходила у нас с Еленой Анатольевной. Мне было восемнадцать лет, когда в Горьком она отпустила меня и Лену Котову погулять. Нас молодые люди пригласили в кафе. Чайковская не возражала, но велела в десять быть дома. В десять мы, естественно, не пришли, в одиннадцать тоже, добрели до гостиницы где-то без четверти двенадцать. Первое, что мы увидели, когда крались по коридору, это голову Чайковской, которая выглядывала из комнаты. Я жила вместе с ней, и когда вошла в номер, Чайковская встретила меня с наплаканными глазами, так как уже представила себе все ужасы, какие могли с нами случиться, и довольно конкретно сказала, кто мы есть такие и что она о нас думает. Легла она вся в слезах, повернувшись к стенке. Я не спала полчаса, час, мучилась, что расстроила тренера, и, наконец, решила: сейчас с ней помирюсь, прыгну к ней на кровать, обниму ее, поцелую, и она мне все простит. И при погашенном свете я делаю большой прыжок со своей кровати и падаю на Чайковскую, которая уже безмятежно спала. Ох, как она кричала!

Лена мне прощала любые выходки. Даже те, какие красивая женщина девочке простить не может. Мы возвращались летом с юга в Москву. Ей предстояла важная встреча, и было необходимо выглядеть очень красивой. Пива, чтобы накрутить волосы, мы не нашли, и тогда я ляпнула, что накручиваю в таком случае бигуди на арбузный сок. Я старательно причесала Чайковскую, и мы легли спать. Утром бигуди отрывались от головы только вместе с накрученными волосами. Понятно, что на свидание, которое невозможно было отменить, Чайковская пришла с прической, не соответствующей значительности момента.

Она была для меня образцом во всем. Одевалась Лена тогда совсем не так, как сейчас мы видим ее по телевизору, жили они материально не очень легко, но она всегда выглядела ослепительной женщиной, источающей тонкий аромат французских духов. Чайковская купила по дешевке (за десятку) для тренировок валенки сорок пятого размера, но, надевая на каток тулуп и валенки, она умудрялась сохранять изысканность и элегантность. Когда она шла, все оглядывались. А летом! Высокая, красивая, стройная. Туфли у нас были всегда на двоих. Я на нее мало чем походила. Лена всегда и во всем искусный дипломат, а я очень часто в тех вопросах, где надо проявить некоторую, будем говорить, тонкость, выбрать момент, чтобы что-то попросить или где-то вовремя промолчать, удивительно неуклюжа. Обращаюсь с просьбами не вовремя и говорю то, что думаю.

Как складывалась у меня дальше жизнь в спорте? Очень печально: я вывихнула плечо. Раз вывихнула, второй... Вывих стал привычным — это трагедия в парном катании. У Лены появилась Пахомова, но теперь уже с Горшковым. Чайковская начала с ними готовить «Кумпарситу».

Не вызывало уже сомнений, что у Чайковской свой стиль, свое видение фигурного катания, что она незаурядный тренер. Понимая это, я любила ее еще больше, старалась из последних сил. А силы действительно были последними, все время из плечевого сустава вылетала рука, ни о каких поддержках и речи быть не могло. Я понимала, что Чайковской уже не до меня, что с появлением Пахомовой и Горшкова перед ней встали более серьезные и важные задачи в фигурном катании, чем те, что ставились передо мной и Жорой. Понимала, но обижалась очень. Чайковская, естественно, все меньше и меньше обращала на нас внимания, много работала с Пахомовой. Конечно, пора было оставлять спорт. Постоянная травма руки болезненно влияла не только на мою психику, но и на психику Чайковской. Она ведь была не только моим тренером, но и подругой и резко расстаться со мной не могла. Между нами начали складываться очень тяжелые отношения. Я ходила угнетенная и подавленная.

В итоге, назло Чайковской, перешла в ЦСКА. В ЦСКА тренировалась несколько месяцев, сменив парное катание на танцы, но ничто уже помочь не могло — рука не позволяла кататься в полную силу. Надо было подыскивать себе работу. Все это время я ходила, надувшись на Чайковскую, считая, что она поступила со мной жестоко.

Потом дружить нам стало очень трудно, У нее росли свои пары, у меня — свои, наши ученики почти все время противостояли друг другу, следовательно, противостояли и мы. Я внимательно следила за ее работами. Ведь долгое время она ставила программы лучшим в мире танцорам, Пахомовой и Горшкову. Помню, как на одном из традиционных соревнований «Московские новости» в обязательные танцы входила румба. Я приехала с соревнований в таком восторге от танца Пахомовой и Горшкова, что не смогла себя сдержать и в двенадцать часов ночи позвонила Чайковской, сказав, что она гениальный тренер, что ничего подобного я в своей жизни не видела и что танцевали ее ученики блестяще. Я говорила, что преклоняюсь перед ней только за то, что ока дала мне возможность увидеть такой неподражаемый танец.

В 1976 году на зимней Олимпиаде в Инсбруке мы жили в одном номере. И хотя задачи у нас как у тренеров в танцах были разные (Пахомова — Горшков были первой парой сборной, Моисеева — Миненков могли рассчитывать только на второе место), трудных дней хватило и ей, и мне. Ведь, кроме танцоров, у Чайковской еще выступал Владимир Ковалев, а у меня Роднина и Зайцев. Поддерживали мы друг друга как могли. Бегали по очереди в шесть утра за соком. Сама издерганная ничуть не меньше меня, Чайковская, когда мне становилось совсем плохо, садилась рядом успокаивать меня и могла так просидеть всю ночь. А на следующую ночь я просиживала с ней. И наше общее тренерское дело, которое развело нас, в эти нелегкие дни вдруг объединило. В Инсбруке я поняла: никто и никогда из тренеров не был и не будет мне ближе, чем Чайковская. Никого я так не понимаю, как ее. Мне может в ней что-то не нравиться, и что-то ей не нравится во мне, но это не мешает нашей дружбе. И даже соперничество наших танцевальных пар не поколебало ее. Какое это имеет значение для моей привязанности к Елене Анатольевне? Чайковская — мой тренер, благодаря ей я стала тренером, а может быть назло ей, но все равно примером служила Чайковская. Она привила мне много хороших человеческих качеств. Моя забота об учениках воспитана отношением Чайковской ко мне. И постановочный период для меня такой радостный потому, что радостным был для нее, я видела, какое наслаждение она получает, когда ставит танец. То, что я работаю обычно без хореографа, тоже от нее, так работает Лена. На Олимпиаде в Лейк-Плэсиде, когда у меня была очень сложная ситуация с Родниной и Зайцевым, менять или не менять им программу, я смогла сохранить выдержку и не шла па уступки во многом благодаря поддержке Чайковской. Я радуюсь и горжусь, когда она меня поздравляет — Чайковская ведь очень скупа на похвалу.

В Лейк-Плэсиде немало неприятностей было и у Чайковской. Заболел корью Ковалев, и мы по очереди носили ему еду, передавая кастрюльку через хоккеистов, так как в олимпийской деревне проход женщинам в мужские корпуса запрещен, впрочем, наоборот тоже. Когда у меня на душе неспокойно, я ложусь и лежу пластом. Лена, наоборот, бегает. С шести утра до глубокой ночи. Одевается затемно и целый день где-то носится.

Я знаю, как она любит своих учеников, обожествляет их. Недостатки их у нее превращаются в достоинства, мало того, и других умудряется заставить в это поверить. Между прочим, такой дар — тоже одно из великолепных тренерских качеств, которым обладают немногие. Она заставила всех поверить, что Ковалев — лучший в мире фигурист, а ведь катался он нередко не на самом высоком уровне. Но он умел выигрывать. Умел выигрывать, когда она была рядом с ним. Она учила и научила его побеждать, учила его быть таким злым, каким он был. Сейчас она тренирует в мужском одиночном катании Владимира Котина. Мне нравятся программы, которые она с ним делает. Они меня волнуют, катание его меня трогает. И Лену вижу всю в его композициях. То, что она незаурядный тренер, подтверждает история восхождения танцевальной пары Линичук — Карпоносов, У этого дуэта были отлично поставленные танцы, но самих фигуристов я не могу назвать выдающимися — это не чемпионская пара. Чайковская сумела заставить всех судей в течение нескольких лет отдавать Линичук и Карпоносову первые места. Вот Пахомова по своим природным данным талантливейшая фигуристка. Горшкова Лена подняла до уровня партнерши исключительно своим трудолюбием. Она создавала для этого дуэта такие танцы, которые вошли в историю фигурного катания. От «Соловья» у меня просто дух замирал. Я забывала, что ее ученики— наши соперники, восторгалась Ковалевым в «цыганочке», именно таким цыгана я себе и представляла. Хорошо смотрелись в паре мой прежний партнер Георгий Проскурин и Галина Карелина. Они показывали в парном катании интересные находки Чайковской, прекрасно придуманные ею поддержки, а программа Карелиной — Проскурина на музыку из фильма «Восемь с половиной» была просто блестящей.

Почти все ее ученики расстаются с ней тяжело, сохраняя потом не лучшие отношения.

Очень трудно вот так, на нескольких страницах, рассказать о Чайковской. Она очень разная — нетерпеливая, добрая, злая, великодушная, как любой неординарный человек. И говорить о ней однозначно нельзя. Тем не менее я могу выразить свое к ней отношение одной фразой: Лена Чайковская — дорогой и близкий для меня человек. И в трудные минуты откровения она мне говорит: «Люблю тебя, Тарас!»

 

Станислав Жук.

Станислав Алексеевич тренер, который, кажется, из любого может сделать чемпиона, человек, который, как никто, предай фигурному катанию. Человек, которого нельзя не уважать за то, что он вот такой, какой есть: то со зверским выражением лица, то с чрезмерной радостью и без всякой попытки выглядеть лучше перед камерой телевидения.

Не понимать и не отмечать, что Жук талантливейший тренер, может только человек, далекий от фигурного катания. Великолепно знающий технику катания, умеющий находить для себя материал — и, только для себя. Предугадывающий на год, чему надо учить и, главное, как, какие мышцы накачивать, сколько часов провести в зале, с какими предметами. Сколько нужно пробегать, сколько нужно проплакать, сколько нужно выкатать, сколько нужно выстрадать. Прежде он тонко чувствовал время, когда необходимо тренироваться вместе с ним, а когда нужно выходить на лед без него... Энциклопедические познания Жука в фигурном катании нельзя не признавать любому тренеру, даже и тому, который не любит Станислава Алексеевича.

Как трудно спортсменам, которые тренируются с ним, которые ушли от него, которые собираются прийти к нему. Жук — фигура в спорте сильная (и в то же время в каких-то вопросах очень слабая), по характеру всегда тяжелая. Я наблюдала за ним, еще когда была спортсменкой. Он постоянно что-то изобретал в фигурном катании, постоянно экспериментировал, не жалея спортсмена, но в первую очередь самого себя. Рассказывали, что когда распался его союз с первым и единственным тренером Петром Петровичем Орловым, Жук себя и Нину (свою партнершу и жену) тренировал сам. Тренировал много и жестоко. Я плохо помню, как он катался, но зато прекрасно помню его первых учеников— Татьяну Жук (Таня его родная сестра) и Александра Гаврилова, которые уже в те годы катались точно, как часы. А глядя на них, можно было понять, что молодой Станислав Алексеевич — незаурядный тренер. Его питомцы не срывали элементы, каждый шаг у них был отточен, движения строго параллельны. Они делали элементы, которые никто в парном катании не делал, а то, что уже было известно, они исполняли с абсолютной чистотой. Потом Гаврилова заменил Горелик. Я тогда сказала сама себе, что если мы с Жорой их не обыграем хотя бы раз, я перестану кататься, а может быть, вообще умру. Мы у них выиграли на отборочном турнире накануне первенства Европы, заняв второе место, а Жук — Горелик стали третьими. Им в катании не хватало эмоций, но все окупалось отточенной техникой. Наступали они стремительно, довольно быстро став второй парой мира. Стали знаменитыми, объехали полсвета — и все это заслуга Станислава Жука.

Сколько же учеников прошло через его руки, и сколько же из них стали чемпионами! Галя Гржибовская, Сергей Четверухин — это первые маши одиночники, которые уверенно выступали на чемпионатах мира и Европы. Причем тренерская тактичность Жука в работе с Галей проявилась в том, что он сохранил Гржибовской не свойственный для него самого стиль — тонкий, романтический. Великолепная техника Четверухина, призовые места Сергея на мировых первенствах — это тоже заслуга Станислава Алексеевича. Потом у Жука появилась Роднина.

Я первый раз увидела эту маленькую девочку с партнером — мальчиком лет семнадцати по фамилии Уланов на льду в Лужниках. Мы с Жорой выступали с любимым мною и зрителями показательным номером «Не спеши». Девочка в первом отделении, задолго до нас, катала турнирную программу — показательных номеров у нее еще не было. Для меня, наблюдающей за ней из прохода, откуда фигуристы выходят на лед (сколько раз я потом буду стоять в нем в роли тренера Родниной), стало ясно, что девочка скоро всех обыграет — да не одна я, должно быть, это про себя отметила.

Так получилось, что в 1971 году на чемпионат Европы в Гармиш-Партенкирхен Жук не поехал, не выступала уже и я, но на соревнования попала, правда, в составе группы журналистов, договорившись писать и передавать материал с чемпионата в газету «Красная звезда». Так как Роднина и Уланов оказались на чемпионате без тренера, я была рядом с ними, провожала их на лед. В тот год они впервые победили. Так случилось в жизни, что на первую и последнюю победу Роднину напутствовала у кромки льда я.

Ира — маленькая, смешная, чудная, подстриженная коротко, похожая на медвежонка, просидела со мной всю ночь. Мы баловались, хохотали, болтали, находились в одинаковом восторге от этой победы. Ее богом был Жук. Через несколько лет он сумел найти замену ушедшему Уланову.

Александра Зайцева я хорошо помню еще до того дня, когда он стал партнером Родниной. Он ездил вместе с нами в турне по Сибири. Как фигурист Саша был незаметный, только что высоко прыгал и в нем чувствовалась большая физическая сила. А Жук разглядел в Зайцеве что-то, чего никто разглядеть не смог, взял из Ленинграда, перевел в Москву. Через несколько месяцев в Запорожье на показательных выступлениях я впервые увидела новый дуэт Жука — Роднина — Зайцев. Но до этой премьеры на запорожском льду у меня в Москве произошла небольшая встреча с бывшим партнером Иры. Леша Уланов и Люда Смирнова (двое новобрачных) пришли ко мне убежденные, что я возьму их в свою группу. Но я им отказала. Как тренер, как человек, связанный со спортом, я не могла примириться с тем, что сделал Леша. Речь идет не о том, что он женился на Люде. Это прекрасно, что они полюбили друг друга и решили создать семью. Но для этого совсем не обязательно ломать пару. Ведь для Иры с уходом партнера спорт, причем в самом расцвете ее сил и возможностей, мог закончиться навсегда. Нельзя, невозможно оставлять товарища, с которым в спорте уже так много пережито с самого начала, но путь еще не пройден до конца. Леша и Люда почему-то решили, что я очень добрая, что я буду их тренировать, и первое, что спросили, придя ко мне, когда будем планы писать. Я сказала, что планов писать не будем, потому как совместных занятий не предполагаю. С той поры мы долгих бесед не заводили.

Жук создал новую пару — Роднина —Зайцев. И весь тренерский состав сборной сидел и смотрел их тренировки. Это было феноменально. Чувство нереальности происходящего в Запорожье не покидает меня и по сей день. Невозможно себе представить, чтобы за такой короткий срок можно было сохранить чемпионский почерк дуэта, в котором осталась только партнерша. Мало того, сделать катание пары еще лучше — мощнее и интересней. Первая победа Родниной и Зайцева — настоящая победа — пришла к ним не на международном турнире, а именно на том выступлении в Запорожье, когда лучшие специалисты страны увидели, что можно сделать в фигурном катании. Я помню, как Ира и Саша впервые поднялись на пьедестал — это было на европейском первенстве в Дортмунде в 1973 году, на табло горели оценки в шесть баллов, и Жук хохотал. Я помню, как на следующий год в Братиславе, на чемпионате мира, во время произвольной программы отключилась музыка, и композицию Ира и Саша докатывали в абсолютной тишине. Потом, когда на видеозапись наложили музыку, выяснилось, что спортсмены двигались точно в мелодию. Такое самообладание под силу только ученикам Жука. Он как скульптор лепит не только великих спортсменов, но и великие характеры.

Когда я ушла от Чайковской в ЦСКА, то на три месяца попала к Жуку. Даже за это короткое время, что я провела у Станислава Алексеевича, я очень ему благодарна. Я поняла, как надо работать. Я выходила на каток в шесть утра и каталась при свете единственной горящей лампочки, так как знала, что в семь появится Жук и будет смотреть, что я выучила. Тогда он вел и танцевальный дуэт (Бережкову и Рыжкина), танцами хотела заняться и я. Очень старалась и работала без устали. Видела, как все замирают, когда он приходит на каток, как все хотят показать ему самое лучшее из того, что сделано. Нельзя у Жука было не выучить то, что он велел подготовить на завтра, нельзя было стоять у бортика. Много чего было нельзя, и только одно разрешалось — совершенствоваться.

Потом Жук начал экспериментировать. Он объединил в одной паре маленькую Марину Черкасову и высокого Сергея Шахрая. Многие говорили: «ужасно», а мне пара нравилась, хоть я и понимала, что Марина вырастет. Все его поиски в создании «идеальной пары» — это поиски талантливого тренера, человека, способного на большие дела. Когда писались эти строки, у Жука, как всегда, тренировались лидеры, на сей раз в одиночном катании — Елена Водорезова и Александр Фадеев. Правда, после неудачи в Сараеве Лена окончательно решила оставить спорт. С Водорезовой ему пришлось нелегко, он в полном смысле слова испытал с ней тяжелую болезнь, страдания, надежды на радостное будущее. Лене было очень трудно после болезни прыгать, а он вселял в нее уверенность, и она совершает па льду то, что вообще за гранью логики и рассудка. Лена первая, кто принесла нам медали в женском одиночном катании. Вот пример тренерской самоотверженности, тренерской преданности и любви. У Водорезовой, на мой взгляд, в пору расцвета никакого особого дара никогда и не было, она лишь хорошо до болезни прыгала. А когда казалось, что все уже в прошлом, она начала удивительно красиво кататься. И это немыслимое возвращение Водорезовой в большой спорт — успех Жука. Тренерская победа ничуть не меньшая, чем воспитание за несколько месяцев партнера для Родниной.

Сараево — последний старт Лены. Седьмое место на Играх — не лучший результат. Но любителям спорта надо сказать спасибо тренеру и ученице, потому что в бронзовой медали Киры Ивановой и в пятом месте Ани Кондрашовой на этой Олимпиаде есть большая доля заслуг Водорезовой с Жуком.

А Фадеев, Фадик, как его называют фигуристы, первым в мире продемонстрировавший прыжок в четыре оборота! Фадеев выиграл в 1984 году золотую медаль Европы. Как Жук хотел, чтобы его ученики боролись за медали в Сараеве. Но Лену уже подготовить к Играм не смог, и Фадик получил травму, растянув связки буквально за две недели до отъезда в Югославию. Это несчастный случай, но в нем есть определенная закономерность. Мне кажется, Жук устал.

Говорят, что Жук жестокий. Конечно, он суров, но только по отношению к работе. Я не раз видела, как его ученики, правильнее сказать, его дети, по рассказам, будто бы замученные и угнетенные им, обнимали Стаса, ползали по нему, когда мы летали вместе в самолетах (самолет, по-моему, становится самым популярным местом общения тренеров сборной) на чемпионаты и турниры. Они всегда относились к Жуку, как к отцу с тяжелым характером, но единственному и родному. Дети не хуже взрослых понимают, кто определяет их судьбу. Мне может нравиться или не нравиться стиль работы Жука, стиль исполнения программ его ведущих учеников, но я не могу отрицать: человек нелегкой судьбы, Жук — тренер, который всегда стремился к прославлению своей Родины.

Не испытывая к Жуку теплых чувств и практически не встречаясь с ним, вижу, что ему нелегко, что он страдает и мучается, и тренерский хлеб достается ему не только с потом, но и со слезой, хотя он никогда не жалуется. Впрочем, мы почти с ним не разговариваем. С ним трудно общаться, он обособленный человек, не хочет никого к себе подпускать.

Когда у меня оказались Роднина и Зайцев, прошедшие рядом со мной шесть и счастливых и тяжелых лет, дважды, тренируясь у меня, победившие на Олимпийских играх, я никогда не забывала, что их воспитал Жук. Я могла подобрать им музыку, на мой взгляд, лучше, чем он, поставить программу, на мой взгляд, интереснее, чем он — все равно они были его детьми. Он «родил» их, он их воспитал. Точно так же, как и Моисеева и Миненков, какого бы тренера ни меняли, оставались моими учениками, моими детьми.

После того, как Ира и Саша начали заниматься у меня, Жук много лет со мной не здоровался, считая, что я их позвала к себе. Жук был неправ. Но понять я его могла.

Я отдаю должное тренерскому таланту Станислава Жука. Историю мирового фигурного катания без него написать невозможно.

Игорь Москвин и Тамара Москвина. За работой Игоря Борисовича Москвина я наблюдала еще в те годы, когда каталась сама, так как он вел тогда две сильные пары. Работал он с ними очень интересно, но по-своему, несколько парадоксально, вроде бы вопреки всем канонам, зато на льду сразу по фигуристам было видно, чьи они ученики. Повторить Москвина очень сложно, у него трудный почерк. Игорь Борисович, пожалуй, больше других советских тренеров работал в мужском одиночном катании. Многократный чемпион страны Владимир Курбенин, такие известные фигуристы, как Юрий Овчинников, Игорь Бобрин, Владимир Котин, тренирующийся сейчас у Чайковской, — все они вышли из «школы» Москвина. С семи-восьми лет эти фигуристы начинали познавать спорт у него. Он их вырастил, выучил, воспитал, поставил на коньки. В то время, когда только начал раскрываться талант Юры Овчинникова, у меня пошел отсчет по годам тренерского стажа. Мы с Игорем Борисовичем оказались на совместном сборе (он привез Овчинникова), и какое-то время я работала рядом с ними на одном катке. Наблюдение за великолепным спортсменом и прекрасным тренером, их общение на занятиях и на отдыхе вылились для меня в хороший семинар по тренерскому мастерству. Огромная популярность Овчинникова, а позже и Бобрина, заслонила собой, возможно, даже и от специалистов такую простую истину, что тонкий вкус, остроумие, с которым эти фигуристы выполняли свои композиции, был им привит Игорем Борисовичем. Несколько лет Москвин ни с кем не работал. Мне кажется, он тяжело переживал уход сразу четырех своих учеников: Овчинников вообще оставил занятия спортом, выбрав поначалу тренерский путь, к нему перешли Игорь Бобрин и Леня Казнаков, Котин уехал в Москву. И очень радостно, что Игорь Борисович нашел в себе силы, чтобы вернуться к нашей сумасшедшей жизни.

Но не просто вернуться. Он взял пару — Ларису Селезневу и Олега Макарова. Они у него выиграли юниорский чемпионат мира, позже стали второй парой в стране, четвертой в Европе, а в Сараеве, вопреки всем прогнозам, обошли два сильных дуэта из ГДР и стали бронзовыми призерами. Я снова вижу почерк Игоря Борисовича в новых элементах и нестандартном подходе к парному катанию.

Игорь Борисович начинает работу с учениками сразу с подбора музыки, как правило, классической или из нового балетного спектакля. Когда-то он поставил Бобрину программу под музыкальные пьесы Мусоргского «Картинки с выставки», и это, безусловно, было тогда новаторством. Выбор Москвиным музыки для спортивных пар всегда предусматривает и предопределяет образность программы, четкое взаимодействие партнеров, а не автоматическую параллельность движений. К тому же на протяжении всего проката Москвин требует от партнеров не терять выработанных взаимоотношений, то есть постоянно придерживаться, даже в момент подготовки к выполнению сложного элемента, того образа, который в данной композиции придумали тренер и хореограф, что в парном катании сделать очень сложно. Композиция Москвина — это не просто скольжение из угла в угол с накручиванием сложных элементов. В его программах всегда есть идея или, другими словами, чисто балетная канва. Впечатление такое, будто он перед постановкой пишет либретто. Даже в короткой программе Селезневой — Макарова (показанной на Играх в Сараеве) он удивил всех, поставив им ее на блюз — мелодию, принятую у танцоров. Если пары и используют блюз, то только в произвольной программе, но никак не в короткой. И то, что показали Селезнева — Макаров, действительно настоящий танцевальный блюз, с совершенно неординарными соединениями между элементами. Такой эксперимент, с одной стороны, риск, а с другой — новый путь в парном катании, где всем уже надоели заученные диагонали — в одну сторону прыжки, в другую — поддержки. Риск заключается в том, что сложность нестандартных соединительных шагов между элементами отнимает у спортсменов много сил. К тому же необычный подход к обязательным элементам короткой программы забирает уйму времени в репетиционной работе.

Особых слов заслуживает семья Игоря Борисовича, но это уже и рассказ о Тамаре Москвиной.

 

Тамара Москвина.

Тамара Москвина —фантастическая по внутренней организованности женщина, сумевшая лет за двадцать успеть столько, на что у других всей жизни не хватит. Она заслуженный мастер спорта, призер чемпионата мира и чемпионка Европы в паре с Алексеем Мишиным, закончила институт, аспирантуру, вышла замуж, защитила кандидатскую диссертацию, выучила английский язык, родила одну дочку, потом вторую, воспитала две чемпионские пары — Воробьеву и Лисовского и Валову и Васильева. Но еще до всех этих перечисленных мною важнейших событий из жизни Москвиной, она уже успела выступить как одиночница, тогда еще под фамилией Братусь, а не Москвина, и быть неоднократной чемпионкой Советского Союза.

Энергия этой маленькой женщины поразительна. Она способна в течение всего лишь одного дня проделывать титаническую работу. Преподавание в институте, тренерские заботы, воспитание дочерей, — все это, без всяких преувеличений, на ее хрупких плечах. Взяв в свою группу одиннадцатилетнюю Иру Воробьеву, она провела ее через годы, травмы, разочарования до звания чемпионки мира. Она сумела убедить руководство Спорткомитета включить в состав команды на чемпионат Европы 1983 года Валову и Васильева, в которых никто не верил, а они, дебютанты международных соревнований такого класса, сразу же стали вторыми на континентальном первенстве, затем выиграли и мировое. Сама же Тамара чуть не опоздала на чемпионат Европы, так как ее документы не оформляли и посылать за рубеж не собирались. В Сараеве ученики Москвиной Елена Валова и Олег Васильев стали олимпийскими чемпионами. Невероятный, ни с чем не сравнимый взлет пары получился во многом благодаря психологической устойчивости партнеров (о их выучке я не говорю — это само собой разумеется), но его целиком сделала Москвина.

Дочки Москвиных занимаются английским языком в спецшколе. Старшей в олимпийский год было четырнадцать лет, она учится в художественной школе. Младшая, девятилетняя, тренируется в гимнастической секции, дома обе учат с преподавателем еще один язык. И хотя им помогает мать Игоря Борисовича, Тамара мотается на машине с дочерьми по Ленинграду из школы к учителям, от учителей в секции, как сумасшедшая. Продукты— Тамара, готовит — Тамара. За все отвечает Тамара. И два раза в день в обязательном порядке тренировки. Как положено мужчине, Игорь Борисович занимается прежде всего работой, и счастлив в своей семье. Как Тамары на все хватает? Как она всюду успевает — загадка.

С Тамарой в одно время выступала на соревнованиях и я. И она, перейдя в парное катание, стала моей соперницей. Однажды мы прилетели в Киев, ее родной город, на соревнования, Тамара выступала тогда в паре с Гавриловым. Леша Мишин появился позже, когда она переехала к мужу в Ленинград. Мой партнер в Киеве раз семь успел упасть за два дня соревнований. Оценки не выставляли час. Мы с Проскуриным — уже известный дуэт, в Киев прилетели с международных соревнований, а Тамара только начинала выступать в парном катании. Нет пророков в своем отечестве — Тамару поставили на второе место. Даже такая откровенная несправедливость не сказалась на ее отношении ко мне. Весь этот час, пока судьи мучились, что с нами делать, мы с Тамарой беседовали. Добрые наши отношения сохраняются и по сей день. Последние годы в поездках я довольно часто живу с Тамарой в одном гостиничном номере. У нас есть и свой ритуал: перед стартом я ее причесываю, повязываю на костюм косыночку (у нее всегда во время соревнований на шее косыночка), потом молча посидим и отправляемся во дворец.

Весь нелегкий путь Тамары с Ирой Воробьевой прошел на моих глазах. Как тренер верила в свою ученицу! Такая вера была только у Жука в Водорезову. Ира осталась в спорте только благодаря этой вере. Ведь как только у Воробьевой появлялись результаты, как только пару Воробьева — Власов брали в сборную — партнершу настигала травма. Это продолжалось не сезон, не два — около десятка лет. Сменился в дуэте партнер, стал тренером в группе Москвиной Александр Власов. Но травмы Иры не прекращались и тогда, когда она каталась с Игорем Лисовским. В 1981 году Ира с Игорем выиграли чемпионат мира, казалось, все горести позади, и накануне чемпионата Европы 1982 года Ира падает с поддержки — снова тяжелая травма. Они все же выступали, пытались бороться за первое место, но ничего уже сделать не смогли. И тогда настал тот день, когда стало ясно, что надо прекращать тренировки. Но Ира, спортивная девочка, любимица команды, никак не могла понять, что пора прощаться со сборной, хотела заниматься дальше. Тамара позвонила мне и попросила поговорить с Воробьевой, для которой я, как она сказала, — большой авторитет.

К счастью, судьба Воробьевой и Лисовского пока складывается нормально. Эти ребята, как и несколько известных в недавнем прошлом фигуристов, с успехом сейчас выступают. Об идее концертной группы бывших чемпионов уже рассказано в предисловии, так что вернемся к Тамаре Москвиной.

Личные качества человека для меня определяются его окружением и преданностью к нему друзей. На протяжении многих лет Тамара не расстается со своим хореографом Валентиной Вигант — человеком редкой доброты и порядочности. Впрочем, одна из отличительных черт характера Москвиной — это доверие, которое она вызывает у людей, с которыми общается. Я знаю, что с Тамарой можно поделиться самым сокровенным, и Москвина сохранит твою тайну, никому никогда ничего передано не будет.

За последние годы Тамара Москвина вошла в число сильнейших тренеров не только благодаря победам учеников на крупных турнирах, но прежде всего нешаблонностью своих программ, открытиям, которые эта маленькая женщина сумела сделать в парном катании. Она показала Валову и Васильева как фигуристов, не только владеющих труднейшими элементами, но и в то же время сумевших, не потеряв в программе сложности, остаться лирическими, тонкими, какими-то по-балетному ленинградскими. В парном такая красота, какую можно увидеть в выступлениях Лены и Олега, наблюдается не часто.

Никогда прежде Тамара не пила успокоительных таблеток, а теперь говорит: «Татьяна, я, как и ты, с лекарствами не расстаюсь, нервы ни к черту».

Все нынешние знаменитые ленинградские фигуристы выросли как спортсмены у четы Москвиных. И Леша Мишин тоже из этого клана. Безусловно, семья Москвиных еще долго будет определять направление в развитии парного катания, возможно, именно она стоит у истоков нового стиля в этом виде спорта.

Я обожаю наблюдать за Москвиными. Игорь Борисович держится всегда особняком, Тамара человек очень контактный. Трогательна ее забота о нем во время поездок. А как он целует жене руку после победы ее учеников!

 

Ютта Мюллер.

Габи Зайферт, Соня Моргенштерн, Аннет Пётч, Ян Хоффман, наконец, Катарина Витт — все эти чемпионы и призеры мировых первенств разных лет в одиночном катании (причем Аннет Пётч и Катарина Витт — олимпийские чемпионки, первая завоевала это звание в Лейк-Плэсиде, вторая — в Сараеве) —ученики маленькой женщины Ютты Мюллер, без сомнения, одной из основательниц одиночного фигурного катания в ГДР.

У меня с ней за много лет знакомства сложились теплые товарищеские отношения. Она всегда высказывает мне свои замечания по поводу программ моих учеников, хорошо понимает мои проблемы, поздравляет с успехами. Мы проехали с ней турне по Северной Америке, и я обратила внимание, что своих питомцев даже после соревновательного сезона она держит в большой строгости. Но в то же время я вижу, с каким обожанием они смотрят на нее. Может быть, мне кажется, но из всех своих учениц она больше всего любит Катарину Витт, хотя, конечно, Габи ей ближе, Габи ведь дочь. Но и к Витт она проявляет буквально материнские чувства. Даже в том, как одевается Катарина, видны рука и стиль Мюллер.

Мюллер — тренер высокой квалификации. Высочайшей. Столько лет иметь учеников-чемпионов может только выдающийся тренер. Ее спортсмены всегда великолепно подготовлены в школе, стабильно, без малейших срывов, катают произвольную программу. В своем, в немецком, стиле, возможно, не таком артистичном, как у других команд, но до предела насыщенную техническими элементами. Ютта создала методику освоения многооборотных прыжков, и я, приезжая в Карл-Маркс-Штадт, где живет и работает Ютта, видела, как быстро и качественно она обучает прыжкам в два с половиной и в три оборота фигуристов.

Вызывает восхищение непрерывность смены классных спортсменов у Мюллер. Не успела сойти одна чемпионка, на ее месте уже другая. Я помню, как вместе с Моргенштерн Ютта привезла на соревнования Пётч. Это была слабая девочка, и не поймешь, зачем ее вообще включили в команду и на какое место, кроме последнего, она может рассчитывать. А на следующий год Пётч уже ходила в призерах. Причем Мюллер — истинный тренер национальной сборной, она переживает за каждого спортсмена из сборной ГДР.

Я не могу сказать, что мне нравится стиль Ютты Мюллер, он далек от моего понимания фигурного катания, но должна заметить: на сегодняшний день из зарубежных тренеров по титулованным ученикам Ютта на первом месте. Она и Фасси.

 

Карло Фасси.

Карло Фасси один из самых именитых в мире тренеров по фигурному катанию. В США, где он работает, почему-то он не признан, хотя заниматься в его школу едут отовсюду, и из Финляндии, и из Японии. Во всяком случае, уже не первый сезон в списках чемпионов Соединенных Штатов нет его учеников, в то время как ученики Фасси и его супруги из других стран носят звание национальных чемпионов в разных концах света. У Фасси даже не школа — «фабрика чемпионов», расположенная недалеко от Колорадо-Спрингс, известного американского зимнего курорта.

Фасси очень общительный, энергичный и деловой человек. Если он появляется в кулуарах соревнований, то можно быть уверенным: он точно знает, с кем и по поводу чего необходимо переговорить. Фасси на развлекательные прогулки и пустые беседы времени не тратит. Все его ученики остались на коньках и пополняют ряды различных ледовых шоу. Занимается он только с одиночниками, и список его учеников-чемпионов с именами и титулами займет не одну строчку. Это Хэмел, Карри, Линн, Казинс, Флеминг, Скотт, не считая призеров.

Фасси окружен легендами, как дымом от трубки,, которую он не выпускает из зубов даже тогда, когда стоит в проходе, наблюдая за катанием своего ученика на очередном чемпионате,

Последнее время его питомцы не ходят в чемпионах крупных турниров, но Фасси не тот человек, чтобы спокойно удалиться на отдых. Думаю, «фабрика чемпионов» после кризиса или застоя продолжит выпуск «продукции».

 

Бэтти Калловэй

Бэтти Калловэй, известный английский тренер, прочно вошла в историю спортивных танцев на льду. Почти пятнадцать лет назад она привела к высоким наградам и званию чемпионов Европы пару из ФРГ —брата и сестру Бук. То, что успех Бук и стабильное выступление английского дуэта Джаннет Солбридж и Бернарда Форда не случайно, и что Бэтти большой тренер, доказали ее ученики Кристофер Дин и Джейн Торвилл, нынешние четырехмратные чемпионы мира и Олимпийских игр. Сильнейшей тренерской стороной Калловэй, я считаю, является ее глубочайшее понимание обязательного танца. Ее почерк можно угадать, даже не зная, тренируется ли у Калловэй эта пара или нет. Я абсолютно точно могу по обязательным танцам определить, занимались ли эти фигуристы хотя бы год у Калловэй.

В чем это выражается? Широкому кругу зрителей понять тонкую специфику танцев трудно и совсем необязательно. Специалисты же знают: школа Калловэй — это прежде всего очень близкая и абсолютно правильная позиция партнеров, наиболее рациональные перестроения в позиции, правильность расчета: в каком положении удобно выполнять элементы, наконец, манера скольжения и удивительная синхронность, помноженная на стопроцентную точность при исполнении элементов. Что касается произвольного танца и оригинального, то мне кажется, что оча сама их не ставит, а подбирает исключительно сильных хореографов.

Долгое время, по вполне понятным причинам, мне приходилось внимательно следить за работой Калловэй, возможно, поэтому она и попала в мой список, но, безусловно, Бэтти Калловэй заслужила право стоять в шеренге сильнейших тренеров мира.

Эрик, Целлер — это тренер из ФРГ, которого, мне кажется, должны знать все любители фигурного катания. Целлер самый надежный тренер в мире. Он воспитал Килиус—Боймлер (призеров чемпионатов мира по танцам середины шестидесятых годов), он подготовил в разные годы целую группу великолепных спортсменов. Последний его ученик Норберт Шрамм, чемпион Европы 1982 года, серебряный призер чемпионатов мира 1982—1983 годов.

 

Эрик Целлер

Эрик Целлер — ведущий тренер у себя в стране, как, например, Мюллер в ГДР. Я на соревнованиях встречала его ровно столько, сколько езжу сама. В Будапеште в январе 1984 года он мне сказал, что это его 43-й чемпионат Европы. Надо проверить, правильно я его поняла? И если из этой цифры исключить годы собственных его выступлений, наверно, они входят в это огромное число, то сколько же учеников он воспитал на таком уровне, что их можно привозить на чемпионаты Европы. Но стариком он не выглядит. Когда приезжаю на турнир и встречаю Целлера, я понимаю, что у нас в фигурном катании все в порядке. Он на месте и он действует.

Целлер всегда предельно доброжелательный. Что бы там ни наделали твои спортсмены на льду, он всегда ласков и искренне говорит: «Гут». Сейчас в нем появилась усталость, его немного подергали в последние годы ученики, но рядом с Целлером всегда его красивая, преданная жена, которая ухаживает не только за мужем, но и за всеми его учениками.

Я, например, никогда не думала, что Дагмар Лутц, чемпионка Европы 1982 года, способна прыгать. Начинала она с того, что на любом турнире не прыгала, а падала. Для меня было потрясением, когда Лутц вдруг вошла в число сильнейших фигуристок мира. Что помогло свыкнуться с этой мыслью, так это то, что Лутц тренировал Целлер, а он абсолютно правильно и методично учит высочайшей технике. Всегда у учеников Целлера были интересные программы. А пластика Шрамма? Он же не сам по себе такой родился. Иногда мне кажется, что Целлер всю свою жизнь провел на льду. Высокий, с рыжими бровями, проницательным взглядом, он даже внешне настоящий тренер. Мастер, способный делать из обыкновенного фигуриста знаменитого, и поэтому мастер выдающийся.