Как из славного града Подмышки Выезжал богатырь грозный Гришка Поискать себе женку-супружницу Чтоб была в женских ласках искусница. Чтоб другой богатырь к ней не хаживал, Грудь лебяжью ее не поглаживал, Серым волком под платье не рыскивал… Двадцать лет он такую подыскивал, Двадцать лет и еще лет пятнадцать. И решил он опять в путь собраться, В путь-дороженьку, во поле чистое. Выпил чарку вина он игристого. В чарку ту умещалось ведро — Так горело от страсти нутро. И подался он в даль неизвестную. Королевну искать прелестную. Едет сутки, другие уж к вечеру клонятся, Ветры буйны за ним не угонятся. Сокол сизый и тот не догнал — Кувыркнулся и с криком на землю упал, А Гришка упрямо скакал и скакал В Киев-град на турнир обязательный… Видит камень он вдруг указательный. Трезвым стал, будто и не был пьяным. Бьет коня сапожком он сафьяновым, Но конек тот каурый ни с места, А на камне на том крупным текстом: «Ты не езди уже никуда, Посмотри на свои ты года. Ты невест уже всех повидал, Перепробовал, перелобзал». Прочитал эти буквы обидные, Для прохожих других очень видные, В грусть-тоску он вошел зеленую И припомнил рекламу хваленую. Вуку Вуку он пил да Виагру, А лечить надо было подагру… Заболела тут грудь и в костях заломило, В сердце что-то вонзилось, как шило. Из заплечной сумы те снадобья достал В придорожную грязь сапогом затоптал. Но натурою был он большой ловелас И банку снадобий оставил в запас. На душе как-то стало приятно. Он поехал дорогой обратной, Но его потянуло к Бабе Яге Был на дружеской с ней он ноге. Та, конечно, хоть гостя не ждАла, Кочевряжиться долго не стала. Улеглась на перину пуховую, А была она бабой бедовою. Змей Горыныч к ней тоже захаживал И в три шеи с ней связи налаживал. Был в любви он борзо прославленным Да погиб же в бою обезглавленным. Гришка тоже старался, как мог, В амурных делах он был вовсе не лох, Принял полбанки таблеток хваленых, Как оказалось, подпольных, паленых. И так утомился он давеча к утру, Листая заморский журнал Камасутру, Что зело осунулся, вовсе ослаб, И стало ему не до жен, не до баб. Едва не погиб от случайной интрижки… Вернулся он в славный свой город Подмышки. Может быть так, а быть может инАче, Жизнь он закончил обетом безбрачия. Очень простецкое это сказание, Молодцам добрым всем в назидание.

Старый гриб боровичок Грел на солнышке бочок Ранним утром спозаранку. Вдруг увидел он поганку В белой шляпке, молодую, Очень бледную такую. И под звуки фортепьяно Закружился в вихре пьяном. Разошёлся сразу лихо Со своей он боровихой. К молодухе подкатился И признался, что влюбился, Что терпеть уж нету мочи И на ней жениться хочет. Да, он старый, не юнец. По годам он ей отец, Даже может быть и дед Но не видит в этом бед. Ведь в лесу его все любят Трубадуры в трубы трубят Он в почёте, он в фаворе С ним давно никто не спорит Даже если согрешил Будет так, как он решил. Всё свершилось, наконец, Шёл с поганкой под венец Он под марш от Мендельсона В брак вступая по закону. Шли года. Наш боровик С виду стал совсем старик. То инсульт его прихватит, То инфаркт подсторожит, А все члены, как из ваты Тут болит и там болит. А поганка ходит плавно, Всякий к ней давно привык Стала вовсе она главной, Там, где правил боровик.

Любовь ушла, завяли помидоры Пожухли листья в сказочном лесу, К боровику из ящика Пандоры Беду с бедою вороны несут. Светило небо голубое, Когда их было только двое. Но тучей горизонт затмился, Когда здесь третий появился. Любовь нечаянно обманет, Когда обман совсем не ждёшь И в результате на аркане Сидит в кармане только вошь. Случится что-то вдруг такое — Ты сердцу волю не давай. Ну, не растут цветы зимою, Поливай, не поливай!

В лесу горит огнём Калина красная… На свете точно есть Любовь несчастная.

Мне говорят — спешите видеть, с глазами Вы, али их без. Чтоб пустотою не обидеть свой краткий жизненный отрез. Хватайте счастье утром рано, и поглощайте всем нутром, не оторвавшись от дивана (что можно сделать и потом). В теченье дня, до самой ночи спешите, будто Вы спортсмен, не пропуская даже кочек, как важный жизненный фрагмент. Я поспешил, и что случилось? Банальный финиш, как итог… *** А птица счастья удалилась Под неба синий потолок

Мне говорят: «спешите слушать С ушами вы, али без них Чтоб правды жизни не нарушить, Что ни какой-нибудь вы псих». Когда проснётесь утром рано, Не вздумайте ложиться вновь. На кухне бродят тараканы, Сосут клопы в диване  кровь. В течении дня до самой ночи Давите гадов что есть мочи. Представьте: будто вы спортсмен, А не какой-то там джентльмен. Кто не давил — свидетель Бог — Печальный финиш, как итог. Лежу на диване, жду пруху, Печально гляжу в потолок. Паук заловил в сети муху И норку к себе поволок. Какой несчастливый у мухи удел Голодный паук её заживо съел. Она поспешила — случилась беда. И нет больше мухи, а только еда.

Я люблю свежесть летнего утра, Когда травы покрыты росой, Паутина блестит перламутром… Я бегу по тропинке босой. Здравствуй, речка, моя неглубокая, Принаряженная камышом. Здравствуй, радость, моя синеокая! Искупаюсь в тебе нагишом. Я течение твоё не быстрое Одолеть по-собачьи смогу, Отряхну твои капельки чистые, Выходя на другом берегу…

А еще у Бога Я готов просить За слова убогие Сильно не корить. Буйным дать смирение, Слабым — благодать. Мужикам стремление Женщин целовать. Чтобы наших больше Было в разных странах, Чтобы даже в Польше Мы ходили в панах. И еще на свете Прекратить все войны. Чтобы наши дети Не росли для бойни.

Все умрём — я тоже вскоре, Но погосты не люблю… Вот построят крематорий — К Богу душу отошлю. Пусть сожгут меня и урну С пеплом отдадут родным. Без соплей и слёз, культурно Превращусь я в легкий дым. Ну, а пепел пусть летает Где-нибудь в Крыму родном. Пусть травою прорастает Там, где был мой отчий дом.

Струны гитары… шесть трепетных вен Ранят вас острые лезвия пальцев. В сладком безумии взят вами в плен, Стану я вашим навеки страдальцем. Льётся музыки кровь, голубая, янтарная. Это песню без слов запевает струна гитарная.

Вспоминаю я тех, кто обиженным От пародий моих побывал, Посчитал себя мною униженным И дипсвязи со мной разорвал. Я теперь умираю от совести, Что устроил такой балаган… Пусть писали бы вы свои повести, Кто-то даже, быть может, роман. Здесь каждый поэт как от Бога, И каждый второй — трубадур! Ну, зачем было мне вас трогать И темнить голубую лазурь!? Нет события более страшного, Как подвергнутый критике стих: От восторга еще вчерашнего Остается один только пшик. А блестящая рифма окажется Даже вовсе сплошной плагиат Если небо в овчинку покажется, Пародист здесь во всём виноват. Есть печальная повесть на свете. Эту повесть придумал Шекспир. Я готов перед всеми ответить, Если мне предоставят эфир.

Мужчина старым не бывает, мужчина вечно молодой! Секрет и Павлов не узнает, Хоть весь залейся он слюной! Мужчина старым не бывает, но только с памятью порой. Про жен, детей он забывает, Порхает, словно холостой… Мужчина старым не бывает, мужчина вечно заводной! Подчас с газеткой припухает,.. по пиву,.. просто выходной. Мужчина старым не бывает, Ему всегда шестнадцать лет! А женщина, почти что мама: свари, подай к столу обед. Мужчина старым не бывает, мужчина вечный «детский сад»! В любовь по-взрослому играет, и как ребёнок играм рад. Мужчина старым не бывает, предупреждает всех Минздрав! Разумностью он умиляет, всегда, во всём, везде он прав! Мужчина старым не бывает, мозгами вечно молодой, Когда вздыхает иль болтает, А впрочем, нужен и такой!..

Мужчина пьяным не бывает Мужчина трезвый, как стекло Пусть даже в рот все попадает, Что по усам его текло. Мужчина брошен не бывает, Сторонник он одной жены. Но если он кого бросает, То нету в том его вины. Мужчина глупым не бывает, Пусть заблуждается порой, Но если твердо что-то знает- За правду он стоит горой. Диван мужчина презирает, Он только ночью спит на нём Но если телик он включает, То пару часиков и днем. Для особи мужского рода Нет эталона красоты- Он может быть, как Квазимодо Или чернее черноты. Мужчина прав всегда бывает — Одет, раздет или босой И даже если умирает — Виновна женщина с косой.

Долго ль мне гулять на свете То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, То в телеге, то пешком? Не в наследственной берлоге, Не средь отческих могил, На большой мне, знать, дороге Умереть господь судил, На каменьях под копытом, На горе под колесом, Иль во рву, водой размытом, Под разобранным мостом. Иль чума меня подцепит, Иль мороз окостенит, Иль мне в лоб шлагбаум влепит Непроворный инвалид. Иль в лесу под нож злодею Попадуся в стороне, Иль со скуки околею Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне бродить по миру На базар иль в магазин. Отравлюсь ли я кефиром Всей семьей или один. Или водкою паленой, Иль искусственной икрой Или рыбою соленой, Или сладкою халвой? А потом по кабинетам В поликлинику ходить И на этом белом свете Сколько лет еще прожить. Иль инфаркт меня подрежит, Иль инсульт окостенит, Или вдруг не то отрежит Недоучка Айболит. И умру в своей квартире На разобранном диване. Не хотелось бы в сортире, Хорошо бы в теплой ванне.

Южно-северный ветер обдал сердце пожаром, Чёрно-белая в небе светит луна Я достану бутылку из старого бара Мне давно уже сорок, а я никому не жена. У рояля сижу нагишом, но в рубашке, Я прекрасна в мерцающем свете луны. Ты когда-то дарил мне степные ромашки А другие цветы мне совсем не нужны. Я возьму септаккорд, он такой обалденный И по клавишам пальцами вверх пробегу Зазвучит тихо блюз в небесах во Вселенной. Но, увы, доиграть я его не смогу. Ты когда-то мне пел, подражая бельканто Мне казалось дуэт наш продлится века, Но теперь пью одна это красное кьянти А тебя унесла бурной жизни шальная река.

Сижу с гитарою один в тоске-печали, А за окном шумит осенний старый сад. Там, где рассвет с тобою мы встречали, Теперь неистово бушует листопад. Твои следы в саду засыпал лист осенний, Твое лицо укрыл туман печальных дней, Но теплых рук твоих прикосновенья Навек остались в памяти моей. И эта память отложилась в сердце раной. Возьму гитару и прижму к своей груди, Забыть тебя пытаться я не стану, Сама из памяти моей не уходи! Сижу с гитарою один в тоске-печали, А за окном шумит осенний старый сад… Там, где рассвет с тобою мы встречали, Теперь рябины гроздья красные горят.