— Святую воду, святой отец. Мне нужно очистить комнату.
— А ты уверена, что стоит начинать? — взглянул на Марию, что с самого утра показалась ему, сама не своя.
Чрезмерно замкнутой и отстранённой. Такой холодной, что казалось и вовсе неживой. Теперь, когда она стала так близка к желанному ответу, когда её поиски практически подошли к концу, казалось, что её собственная жизнь больше не имеет для неё значения. Не имело значения даже то, лжет ли этот демон или говорит правду. Из-за него она лишилась Михаэля и всё это только для того чтобы сейчас получить ответ…
— Филипп, я попрошу вас не вмешиваться в происходящее, а только помогать мне в чтении молитвы. Всё, что будет говорить Стефан, принадлежит лишь мне и только я, должна буду ему противостоять. Вам понятно?
— Вполне.
— Тогда приготовьтесь. Оба, — взглянула на болезненного вида парня. — Сегодня всё закончится, но для тебя это окажется невообразимо трудно. Предупреждаю сразу, когда демон покидает тело — это больно. Безумно больно. У некоторых даже останавливается сердце, но если ты будешь держаться до последнего, то всё может закончиться успешно.
— Я постараюсь, — слегка улыбнулся Стефан, от чего его измученное лицо превратилась в перекошенную маску.
— Главное не бойся. Будешь бояться и я не смогу с ним справиться.
Увидев утверждающий кивок, Мария крепко затянула верёвку у него на запястьях, привязывая к кровати и, взяв принесённый с собой Гримуар «Clavicula Salomonis», начала читать нужный раздел:
— Quam nisi quisque integram inviolatamque servaverit, absque dubio in aeternam peribit. Fides autem catholica haec est: ut unum Deum in Trinitate, et Trinitatem in unitate veneremur.
Словно находясь в трансе, Стефан пусто смотрел перед собой, после чего резко выгнулся, запрокинув голову, парня забило нервной судорогой, словно от электрического разряда. Гортань перехватило спазмом, изо рта выступила пена, и всё это безумие продолжалось ровно до тех пор, пока его бессвязные вопли, не приобрели вполне разборчивое созвучие.
— Милая девочка, какая же ты оказывается послушная, — растянулся демон в самодовольной улыбке.
— Появился, — насмешливо приподняла брови Мария.
— Как и обещал. Ну, надо же, как забавно, можно подумать у нас с тобой свидание. Если конечно не считать того перепуганного священника, что откровенно говоря третий лишний.
— Ну не думал же ты, что я приду к тебе совершенно одна? Возможно, в чём-то я и наивна, но не такая уж и дура, как ты считаешь.
— Хорошая девочка, очень хорошая… — снова рассмеялся демон, наслаждаясь возможностью заполучить в свои лапы подобную добычу.
— Neque confundentes personas, neque substantiam seperantes. Alia est enim persona Patris alia Filii, alia Spiritus Sancti: Sed Patris, et Fili, et Spiritus Sancti una est divinitas, aequalis gloria, coeterna maiestas, — его высокомерное самодовольство раздражало Марию.
— Заткнись! Какая грубость вот так вот сразу разбрасываться молитвами в мой адрес.
— Говори, кто тот человек! Где мне его искать?!
— Наивная, неужели ты думала, что я вот так вот легко и просто раскрою перед тобой все карты? — происходящее откровенно забавляло его, не позволяя игривой улыбки покинуть искусанные губы. — Думала, прочитаешь этот бред, и я начну молить тебя о пощаде?
Словно невидимой волной, что-то сильное отпихнуло ее назад, ударив о стену. Перед глазами тотчас пробежали моменты из жизни. Были они настолько мимолётны, что Мария даже и не успела в них как следует разобраться, но для демона этого оказалось вполне достаточно.
— Как мило, — игриво склонил голову набок. — А я-то думал, что всё окажется куда сложней. Игра только началась девочка так, что не вздумай разочаровать меня.
— Neque confundentes personas, neque substantiam seperantes. Alia est enim persona Patris alia Filii, alia Spiritus Sancti: Sed Patris, et Fili, et Spiritus Sancti una est divinitas, aequalis gloria, coeterna maiestas.
— Больно! — восторженно расхохотался, болезненно сжимаясь от испытываемой муки. — Сколько же боли ты мне причиняешь! Как интересно, какое интригующее начало!
— Милая…
Услышав это, Мария тотчас обернулась на спокойный женский голос, следом за которым из темноты появилась тень, став приобретать вырванные из сердца очертания. Стоящая перед ней женщина, была именно такой — какой она её помнила. Тоже лицо, волосы, одежда. Даже запах был всё таким же, как и два года назад.
— Красиво, — иронично усмехнулась девушка. — Да ты мастер своего дела. Интересно много ли людей попадается на подобные иллюзии?
— Милая…
— Ненужно. Моя мать мертва и я не столь глупа, чтобы поверить в эту дешевку.
— Помоги мне, — потянулась к ней женщина, извиваясь от адского пламени. — Почему ты помогаешь всем кроме нас? — взвыла, словно раненый зверь. — Мы же твоя семья! Я, отец и мальчики, мы все страдаем! Почему ты предала нас Мария?!
— Да брось же! — раздражено выдохнула Мария. — Этим фарсом ты бы мог обмануть какого-нибудь неопытного служку, ну уж никак не меня. Ни одна мать не стала бы называть своё дитя именем, которым её окрестил демон! К тому же, мои родители не просто убиты, их отдали в жертву демону!
— И, несмотря на это, — подал дух свой скрипучий голос, заставляя это видение исчезнуть, — ты не погнушалась, приняла помощь от такого же демона?
— Да. Я приняла его помощь в обмен на свою душу и только. Я не стала жертвовать другими и потому, этим ты меня не проймёшь, как ни старайся.
— Да… — недовольно скривился Стефан. — А ты не так проста, как кажешься.
— А вот ты слишком прост. Думаешь, другие действовали иначе? Я слышала всё это уже столько раз, что даже уже и не интересно.
— Зря ты так. Поверь, я куда сильнее.
— Каждый последующий говорит то же самое, что и предыдущий, — присела на кровать. — Я сильнее. Таких, как я ты еще не встречала. Я тебя уничтожу. Довольно скучно, — пренебрежительно поморщилась, заставляя демона рассвирепеть.
— Да, ты права, тебя не запутать подобным. Но тогда позволь мне показать тебе то, что смогло искусно ускользнуть от тебя.
Оглушенная его хохотом, сжавшись Мария, резко закрыла уши, а когда же смогла поднять голову оказалась стоящей в саду монастыря святой Патриции.
«А он хорош. Действительно куда изощренней предыдущих», — подумала неуместно усмехнувшись. В метре от неё прошел кто-то облачённый во всё черное.
— Михаэль…?
Но ответа не последовало. Мужчина лишь спокойно пошел вперед, принуждая её проследовать за собой. Его кожаный дублет оказался целым, из-за чего следовало только одно — это происходило до того как они столкнулись с Гамия.
Пока он чего-то или кого-то ожидал в саду монастыря, Мария стала неторопливо рассматривать его: «Совсем как человек. Дышит также как мы и смотрит на окружающий мир нашими глазами. Вот только что же он в нём видит? Чего ждёт от него?»
— Прости, что заставила ждать, — подбежала к нему Аврора. — Мария снова разозлилась, когда я начала говорить о тебе. Так что я снова убежала.
— Ничего страшного, — подтянув к себе, Михаэль встретил свою подопечную поцелуем. Нежно обнимая Аврору, он ещё долго не отпускал её. — Когда это закончится, мы наконец-то сможем быть вместе. Душа Марии последний фрагмент, завладев ею, мне уже ненужно будет существовать, заключая контракты. И тогда я смогу вернуться к тебе, чтобы уже никогда не расставаться.
— Знаешь, а мне ведь на самом деле понравилась Мария. Она такая сильная и независимая. Но её выбор ведёт лишь по одному единственному пути.
— Какая милая картина, верно? — зазвучало сверху. — Твой верный фамильяр и его любящая подопечная готова пожертвовать тобой ради себя.
Его ехидный хохот заполнил собой всё пространство, кружась в нём запутанными кружевами. Демон наслаждался своей властью, упивался силой. Ведь именно эти сомнения были самыми раздирающими и пожирающими её разум. Мария больше всего боялась оказаться преданной, брошенной и обманутой теми, кому сейчас доверяет. Милая и добрая Аврора, Франциско и Михаэль — мужчина, демон, который, не взирая ни на что, никогда не оставлял её в беде. И стать преданной ими — самое страшное, и жестокое из всего, что могло случиться.
— Больно. Правда, больно? Ну же Мария признайся, что ты чувствуешь, зная правду? Когда понимаешь. Понимаешь, как тебя могут предать. Как эти двое вонзают тебе нож в спину. Отвечай! Немедленно отвечай мне, ты, кусок мяса!
— Нестрашно, — взглянула Мария в серое небо, потом снова на этих двоих и, отвернувшись, пошагала прочь.
— Стой! Куда же ты? Стой! Так не должно быть! Это неправильно! Ты не можешь так просто оставить их! Оставить этих предателей!
— Неправда, они меня не предавали. Никто из них. Каждое сказанное Авророй слово — чистая правда. Я на самом деле выбрала путь, по которому мне суждено провалиться в бездну и, как сказала одна мудрая женщина, мне нужно с достоинством принять свою судьбу. Ведь только так я и останусь человеком, а потому, было бы глупо убегать, отрицая очевидное.
— Не смей уходить! Не смей так поступать девчонка! Ты не можешь так просто об этом говорить! Не можешь оставить их безнаказанными после всего того что узнала! Это неправильно! Неправильно!
Не обращая никакого внимания на его слова, Мария спешила как можно скорей покинуть эту иллюзию. Ту, на которую демон, сделал главную ставку и так нелепо проиграл. Ведь сейчас всё это уже не имело никакого значения, и у Марии не было ни времени, ни малейшего желания думать о подобном. Тем более тогда, когда речь шла не о ней, а о человеке, что балансировал на грани жизни и смерти.
— Qualis Pater, talis Filius, talis Spiritus Sanctus. Increatus Pater, increatus Filius, increatus Spiritus Sanctus, — зачитала так быстро, что только знающий мог разобрать смысл её слов. — Immensus Pater, immensus Filius, immensus Spiritus Sanctus. Aeternus Pater, aeternus Filius, aeternus Spiritus Sanctus. Et tamen non tres aeterni, sed unus aeternus. Sicut non tres increati, nec tres immensi, sed unus increatus, et unus immensus.
— Заткнись! — упав на спину, Стефан забился в судороге.
Подав Марии распятие, Филипп со страхом наблюдал за тем, как корчится от боли, лежащий в кровати человек. Человек, от которого сейчас осталась одна лишь оболочка. Никогда прежде святой отец ещё не видел ничего подобного. То, что она сейчас делала — было по-настоящему невероятно. Эта хрупкая девушка обладала такой сильной волей, что, даже прейдя к демону надломленной, совершенно не позволяла тому себя не то что поломать, но и малейшего шанса согнуть.
После начала ритуала прошло уже больше часа, и продолжать чтение в прежнем бодром темпе становилось всё труднее и труднее. Из-за того что не было Михаэля, она не могла даже немного передохнуть, а замена, в лице святого отца, не добавляла у неё уверенности. И всё же не воспользоваться его помощью, уже не могла.
— Филипп, закончите эту часть вместо меня, — попросила, передав книгу. — Нужен перерыв, иначе я потеряю сознание.
— Но я прежде никогда не читал ничего подобного.
— Это несложно. Читайте латынь и как можно уверенней, а если он заговорит, не слушайте и даже не вздумайте отвечать. А я пока перекушу.
Выходя под его неуверенное, но старательное бормотание, Мария поплелась к столу, за которым седели хозяева:
— Сидите, не стоит вставать.
— Но ведь вам что-то нужно, верно? Поэтому вы и вышли.
— Вообще-то я бы хотела съесть что-нибудь. Не думала, что всё затянется так надолго.
— У нас есть немного пшеничной каши. Если хотите то я могу…
— Подойдёт — присела за стол — и, если можете, нагрейте мне вина.
От недостатка сна её тело начало дрожать, словно продрогнув от холода. Обряд затянулся и девушка понимала, что всё может закончиться совсем не так, как бы того хотелось. Было уже далеко за полночь, и ослабшей, Марии было достаточно сложно собрать всю свою волю.
Пока она неспешно ела, сидящие напротив люди не произнесли ни слова, а только изредка поглядывали на спокойную девушку, что всем своим видом хранила леденящее душу спокойствие. Когда же девушка доела, хозяйка вскочила на ноги, ненадолго задержавшись у неё за спиной, убирая пустую тарелку. От подобного, Мария уже было хотела потянуться за ножом, чтобы защититься, но вовремя остановилась, понимая, что начинает действовать скорее инстинктивно, нежили осознано. В этот момент обычная жизнь показалась ей какой-то чужой и нереальной. А привычки, заставляющие постоянно находиться на стороже превращали в животное, которому совсем не место рядом с нормальными людьми.
Быстро выпив тёплого вина, она поспешила вернуться к Стефану и Филиппу, понимая, что сейчас вполне способна на какую-нибудь глупость. Священник неторопливо произносил каждое слово, даже не зная смысла половины из сказанного, в то время как демон даже и не пытался оказывать сопротивления. Вместо этого он спокойно впился в священника почерневшими глазами, совершенно не шевелясь даже тогда, когда та подошла ближе к Филиппу, Стефан никак не отреагировал на её появление. Но стоило только пальцам Марии соприкоснуться с кожаной обложкой, как он тут же перевёл на неё почерневший взгляд.
— Очень рад снова видеть вас, моя дорогая, а то этот священник уже тоску зелёную на меня успел нагнать. В его жизни совсем не было ничего интересного. Ты же, по сравнению с ним, просто лакомый кусочек. Столько скрытой боли, столько пролитой крови, грехов, сомнений и страхов.… Да, Мария — ты настоящий клад для наших забав! И мне чертовски весело наблюдать за тем, как после нашей очередной битвы, в тебе остаётся всё меньше и меньше веры.
— Рада слышать, что смогла доставить тебе столько радости, но пришло время заканчивать.
— Как жестоко девочка, — сыронизировал демон. — Может, всё-таки ещё немного позабавимся? Не думаю, что ты ещё хоть с кем-нибудь была так близка.
— Не переоценивай себя, — съязвила, когда тот облизнул губы.
— Взгляни на меня! Взгляни на меня девочка! Видишь? Ты видишь меня?! Смотри как можно внимательней! Моё имя в моём лице, во всех моих тысячи лицах!
Устремив на него взгляд, Мария осознала, что перед ней уже совсем другой человек. Теперь же, видя, чьи именно глаза в неё впиваются, она испуганно остолбенела, впадая в истерику.
— Нет, этого не может быть! Ты же мёртв! Он убил вас! Всех вас!
Но появившийся в Стефане облик словно ведение, призрак, вышел из его тела, направляясь прямиком к ней.
— Мёртв. Мёртв?! — насмешливо закричал что есть силы. И как же я мог умереть, не доведя до конца начатого? Думаешь, что сможешь убежать?!
Очертания комнаты стёрлись, скрывая под собой всех кроме неё и выскальзывающих из пространства мужчин. Отступая, Мария почувствовала, как кто-то крепко схватил её за лодыжку и дернул на себя. Ударившись головой о пол, она ненадолго потеряла сознание, возвращение к которому сопровождалось головокружением. Сотрясение сразу дало о себе знать… Пронизывающий звон, подавил все остальные звуки, а помутневший взгляд не мог, как следует сфокусироваться ни на одном предмете…
— Ну-ну, — наклонилась к ней чья-то тёмная фигура. — Будь хорошей девочкой, иди ко мне. Пришло время вернуться в ту ночь милая. Давай всё изменим.
— Нет… не надо… — попыталась она привстать, но подкатившая к ней тошнота не позволила этого.
Настойчивое ведение проникло внутрь её сознания вместе с липкой кровью на руках, вместе с огнём в камине и болью на запястьях.… Взвизгнув от неожиданности, Мария почувствовала, как по её телу пробегают мерзкие прикосновения. Мужчина дернул её за грудки — разрывая рубашку. Крепкая рука сжали грудь, зубы впились в сосок, втягивая себе в рот.
Боль. Омерзение. Стыд и страх. Много, очень много страха. Она кричала, вопила, извивалась под его массивным телом. Пыталась сбросить с себя, но тот лишь провёл языком от груди до самого рта, касаясь стиснутых губ. Липкие пальцы выпустили грудь, и Мария с ужасом ощутила, как горячая рука скользит у неё по ноге, задирая юбку до самой поясницы. Обнажённый кожей она отчётливо ощущала, как во внутреннюю сторону бедра упирается что-то большое и твёрдое.
— Нет! — завопила что есть силы, истерично отбиваясь от него, видя, как тот потянулся к шнуровке своих штанов. — Нет! Нет! Ни за что!
— А ну заткнись! — со всей силы ударил её по лицу, от чего перед глазами появились белые вспышки, а затем ещё раз и ещё. Он бил ей до тех пор, пока рот Марии не наполнился кровью, и она уже не могла сопротивляться. — Ну вот, теперь я вижу, что ты хорошая девочка.
— Нет… — простонала из последних сил, впадая в настоящую истерику.
— Мария, — звал какой-то далёкий голос — Приди в себя Мария! Ну же, очнись! — крепкая пощёчина обожгла лицо. — Да очнись же ты, в конце концов!
— Филипп? — наконец-то поняла, кому принадлежит доносящийся до неё голос.
— А теперь вспомни. Ну же, вспомни, как всё было! Этот человек из твоего прошлого, а демон не может повернуть время вспять,… он только показывает то, чего ты больше всего боишься.
— Так и есть, — взорвалась Мария, впившись пылающим взглядом в ненавистную иллюзию. — Ты мёртв. Твоя плоть давным-давно сгнила, а кости покоятся в земле. Михаэль убил тебя, убил по моему приказу! Ita ut per omnia, sicut iam supra dictum est, et unitas in Trinitate, et Trinitas in unitate veneranda sit. — начала читать, не зная, в какой стороне находится Стефан, скрываясь от её взора в этой иллюзии. — Qui vult ergo salvus esse, ita de Trinitate sentiat. Sed necessarium est ad aeternam salutem, ut incarnationem quoque Domini nostri Iesu Christi fideliter credat.
Когда же иллюзия наконец-то исчезла, она подскочила к кровати. Окропив парня святой водой, внимательно наблюдая за тем как капли разъедают его хрупкую кожу, Мария попыталась определить, сколько ещё потребуется до конца обряда. Две трети молитвы уже прочтены, но этого всё равно оказалось недостаточно.
— Какая же ты всё-таки замечательная! — радостно засмеялся демон. — Какая интересная маленькая девочка! Теперь-то я понимаю, почему этот отступник так сильно привязался к тебе! Думаю ему также весело!
В этот момент показалось, что его поведение сродни безумию. Широко раскрытые, выпученные глаза смотрели в разные стороны, по подбородку бежали слюни как у бешеного пса, но вся эта отвратительная картина не могла не порадовать. Дух постепенно терял возможность управлять телом Стефана и уже не мог, а значит, ещё немного усилий и она наконец-то сможет его изгнать.
Но собравшись продолжить изгнание, Мария тут же почувствовала, как что-то невидимое откидывает её от кровати, унося прочь из комнаты. Происходящее было таким медленным, словно она прибывала в алкогольном дурмане. Закрыв глаза, готовясь удариться о стену, она опустилась на кровать.
— Пора вставать. Ну же Мари…
— Франциско, я что уснула?
— Да ты и не просыпалась, — добродушно улыбнулся. — Мы уже заждались, — присел около неё, целуя в висок.
— Кажется, я схожу с ума… — прошептала себе в ладонь, начиная теряться в том, где реальность, а где вымысел.
— О чём это ты?
— О.… Прости, сама не знаю, что это на меня нашло, — улыбнулась своему любимому рыцарю.
— Спускайся. Мы уже заждались.
Проводив Франциско нежным взглядом, Мария зарылась пальцами в длинные волосы, пыталась вспомнить происходящее. Что же с ней было всего пару минут назад? Или… это ей снилось? Всё было как в тумане. Смутные, непонятные обрывки желаемого, то и дело ускользали от неё…
Одевшись, она неторопливо пошла вниз. Странно чувство, что всё это уже было ей знакомо, никак не покидало. Она уже когда-то просыпалась в этой спальне, надевала этот халат, спускалась по этой лестнице…
Пройдя через широко раскрытые двери, Мария увидела яркие цветы и сочную траву её сада. На аккуратной веранде стоял небольшой стол с четырьмя стульями, на одном из которых, сидел Франциско, к огромному удивлению Марии, держа у себя на руках младенца.
— А вот и мамочка, — встал, подходя к ней. — Чарльз, скажи Клер, пусть накроет на стол.
— Хорошо папа, — согласившись, пробежал мимо неё мальчик трёх лет.
— Мари, милая, присаживайся.
— Доброе утро Кайя, — взяла на руки младенца. — Я так по тебе скучала, моя ты сладкая девочка.
— С днём рождения мама! — вернувшись, прокричал мальчик, крепко прижимаясь к её ногам.
— Ах да, — обнял её Франциско — с днём рождения милая.
— Спасибо, — приняла от него самый сладкий в мире поцелуй, — и что же у нас на завтрак?
— Твой любимый пирог.
— У…. А сегодня и впрямь праздник, — наслаждаясь этой мечтой, Мария постепенно начала в ней растворяться.
— Какая упоительная картина лучезарной семейной идиллии, — насмешливо раздалось у неё за спиной.
— Кто ты? — обернулась, продолжая держать у себя на руках младенца.
Знакомый мужской силуэт был объят настолько густой тьмой, что было сложно, как следует рассмотреть его привычные очертания. Показалось, что всё вокруг наэлектризовалось, воздух стал цепким и тяжелым.
— Решила уйти от меня Мария? Неужели ты на самом деле думаешь, что я позволю тебе это сделать?
— Кто это Мари? — метнулся к ней Франциско, забирая малышку.
— Я… не знаю…
— Я же говорил, — глаза незнакомца блеснули кровью — что не позволю тебе уйти. Говорил, что уничтожу всё, что способно забрать тебя у меня. Всё…
— Убей его! — закричал рыцарь, видя как маленькое тельце Чарльза, рухнуло к их ногам. — Убей этого демона!
— Но я не могу сделать этого пока он внутри Стефана, — опустила Мария взгляд на появившийся в руке нож.
— О чём это ты?
— Пока он продолжает удерживаться в человеческой оболочке, я буду вынуждена навредить Стефану.
— Нет никакого Стефана! — взглянул ей в глаза рыцарь, так сильно дёрнув, что закружилась голова. — Ты бредишь!
— Я… не понимаю.
— Ты должна убить его!
— Не могу…. Прости меня, Франциско, но его…. Я не могу…
— Предательница! — закричал Франциско. — Ты такая же, как и он! Ты такая же чернь!
— Нет. Франциско, нет, — испуганно потянулась к нему окровавленными руками.
— Лжешь! Ты предала нас! Предала ради этого чудовища! Ты не заслуживаешь того чтобы жить. Умри!
Мария не могла понять, что же происходит. Голос Франциско гипнотически нашептывал всего одно слово, от которого стало приторно дурно. Слабое сознание уже не могло подчинить себе тело, не могло управлять его движениями, когда сжимающая оружие рука стала медленно подносить остриё к горлу. А любимый голос продолжал нашептывать дурманяще-сладкое «умри»…
— Мария! — тряхнул Филипп оцепеневшую девушку, стараясь привести в чувства. — Это иллюзия! Обман!
— Проклятый священник, — метнув в парня недовольный взгляд, демон отшвырнул его прочь лишая возможности говорить. — Больше я не позволю тебе вмешиваться!
Прикованный к стене, беспомощно наблюдая за тем, как в реальности одурманенная Мария подносит нож к горлу, Филипп начал торопливо читать молитву, стараясь хоть на немного ослабить столь сильное воздействие демона.
«Anima Christi, sanctifica me. Corpus Christi, salve me. Sanguis Christi, inebria me. Aqua lateris Christi, lava me. Passio Christi. conforta me, — из последних сил обращаясь ко Всевышнему, святой отец понял, что становится легче. — О bone lesu, exaudi me. Infra tua vulnera absconde me. Ne permittas me separari a te. Ab hoste maligno defende me. In hora mortis meae voca me. Et iube me venire ad te, ut cum Sanctis tuis laudem te in saecula saeculorum. Amen».
— Не верь… — наконец-то удалось прохрипеть Филиппу. — Это обман… Мария это обман…
Демон метнул в него пожирающий взгляд, от которого священника заколотило. Горло сжало с какой-то невиданной силой, от чего тот начал задыхаться.
— Франциско… — продолжала смотреть на любимого мужчину, затуманенным взглядом. — Прости меня.… Прости, что выбрала жизнь частью, которой ты не стал.… Прости, что цена нашего счастья оказалась для меня слишком высока. Мне жаль Франциско, как же мне жаль… — закрыла глаза, опуская голову. — Ну а ты! — процедила сквозь зубы Мария. — Да пошел ты и вся эта сказка! Эта жизнь принадлежит той, которую я в себе убила! И не тебе показывать мне всё это! Ita ut per omnia, sicut iam supra dictum est, et unitas in Trinitate, et Trinitas in unitate veneranda sit. Qui vult ergo salvus esse, ita de Trinitate sentiat. Sed necessarium est ad aeternam salutem, ut incarnationem quoque Domini nostri Iesu Christi fideliter credat.
Слова Филиппа надкололи созданную иллюзию, позволив девушке прейти в себя. Всё ещё покачиваясь от головокружения, она смогла привстать, заставляя себя собраться с мыслями и отогнать стоящую перед глазами пелену забвения.
— Ты со мной? — освободившись от оков демона, юноша поспешил к Марии, тревожно всматриваясь в одурманенное лицо.
— С вами святой отец.
— Ты где-то минут на десять отключилась. Как себя чувствуешь?
— Лучше и быть не может, — поднялась с колен. — Похоже, что мы наконец-то приблизились к последнему акту. И пришло время заканчивать нашу игру. Тебе больше нечего мне показать.
— И ненужно, — заулыбался дух. — Пусть я и не смог справиться с тобой, но выиграл достаточно времени. Прости девочка, но Стефана здесь больше нет, — иронично пожал плечами. — Теперь ты уже ничего не сможешь сделать!
— Эй, — разочарованно обратилась Мария непонятно к кому, — и долго ты там ещё прохлаждаться собираешься? Сделал пакость и не придумал ничего лучше, чем убежать от ответственности? Ни один настоящий мужчина не поступил бы так.
— О чём это ты? — поднял на неё взгляд демон. — Совсем из ума выжила? Сказал же, что его тут больше нет.
— Думаешь тебе сейчас хуже всех? Думаешь, вот так вот бессмысленно потратив свою жизнь на какую-то нежить — уплатишь долг перед Софией? Считаешь, что она простит тебя, если ты заплатишь своей жизнью за жизнь её ребёнка?
— Ты…
— Идиот! — с такой силой ударила парня по лицу, что разбила ему щёку — А ну слушай, что я тебе говорю! — резко тряхнула, схватив за грудки. — Не смей так просто уходить! Ты должен встать на ноги и прийти к ней прося прощения! Посмотри на меня Стефан! Немедленно посмотри на меня! Думаешь, я безгрешна?! Да я по самое горло погрязла в грехах, но не убегаю от этого. Не убегаю от ответственности за свои поступки. Так почему же ты считаешь себя выше всего этого?! — снова наградила пощечиной. — Почему в тебе столько высокомерия и гордыни, что ты посчитал себя куда лучше всех тех, кто продолжает жить, искупая свои грехи? Отвечай мне! Немедленно отвечай! Ты считаешь себя лучше?!
— Нет! — наконец-то закричал что есть силы Стефан. — Я не лучше, а намного хуже! Во мне недостаточно сил, чтобы жить и нести эту ношу! Я боюсь взглянуть ей в глаза, когда приду просить прощения! Неужели ты не видишь, как я слаб? Посмотри на меня! Посмотри как можно внимательней. Я отвратителен! Я стал чудовищем, поэтому не имею права закончить свою жизнь иначе!
— Идиот! Неужели ты до сих пор не понял? Ты отнял у Софии жизнь и теперь должен отдай ей взамен равнозначную цену. Но даже теперь, пытаешься убежать от своего долга. Пытаешься самостоятельно распорядиться жизнью, что уже не принадлежит тебе.
— Нечестно, это нечестно. Я не хочу, я больше не хочу жить…
— Не смей убегать! — удерживать парня в сознании становилось куда сложней ожидаемого. Он совершенно отказывался оставаться в реальности, где его мучило чувство вины. — Смотри мне в глаза Стефан!
— Не могу…
— Я отпущу тебя! Обещаю что отпущу, но прежде ты должен мне помочь. Скажи мне его имя. Скажи мне его имя Стефан!
— Не могу. Он говорит, что если я поверю тебе, то ты уже не дашь мне уйти.
— А если я отвечу, что отпускать тебя хочу вовсе не я? Что если это София не хочет с тобой расставаться?
— Неправда! — закричал абсолютно безумным голосом.
— Это он тебе так сказал?
— Он никогда не врет.
— А если я смогу доказать тебе что мои слова правда, ты откроешь мне его имя? Если я докажу, что София на самом деле тебя простила.
Стефан молчал, и Мария поняла, что наступил самый подходящий момент. Он начал сомневаться в том, что было прежде сказано демоном и если не сейчас, то возможно другого шанса у неё уже и не будет.
— Знаешь что это? — достала что-то из кармана. — София дала мне это сегодня утром. Я рассказала ей, что сейчас происходит с тобой и пообещала помочь. Мне пришлось дать слово, что я не позволю тебе умереть.
— Не верь! Она врёт! Всё врёт! — закричал демон, мечась по кровати, словно ему выкручивают суставы. — Тебе не суждено быть прощенным! Никто не простит тебя!
— Прощает, — надела ему на шею шнурок с деревянным солнцем, тем самым которое так сильно любила София. — Её родители узнали о другом мужчине. Узнали, что у неё был от него ребёнок. Опороченная, никому ненужная. Понимаешь, каково ей будет, если ещё и ты от неё отвернёшься?
— Ар.… Не смей, мешок с костями…! — прошипел появившийся дух. — Не смей произносить моё имя…!
Наблюдая, за тем как извивается и выламывает в конвульсиях тело Стефана, перепуганный священник забился в угол, продолжая, втискиваться в стену. После того, как Мария смогла прийти в себя, Филипп больше не мог принимать участия во всём этом кошмаре. Он не понимал, о чём они говорят, не понимал, как именно обстоят дела.
Голова заболела, и захотелось спать. Ощущение было такое, словно из него пытаются вытянуть всю силу. С каждой минутой его руки становились всё тяжелее, тело обмякло. Веки постепенно начали закрываться, и Филипп уже был готов к тому, чтобы окунуться в сладкий сон.
— Вот только вас мне тут ещё и не хватало! — разозлено крикнула Мария, окотив того остатками святой воды. — Совсем ума лишились?! Соберитесь или он и вас приберёт к своим лапам!
Ошарашенный священник потерял дар речи от подобной неожиданности. Убрав с лица капли, он осмотрелся словно после пощечины.
— Мне и так нелегко с ним справиться, а тут ещё и вы его подпитывать стали! Соберитесь и начинайте читать молитву!
— Помогите! — простонал Стефан. — Помогите мне…
— Не могу, — повернулась к нему Мария. — Теперь ты должен сам сделать всё для того чтобы освободиться. Заставь его назвать своё имя.
— Ар… — замолчал не в состоянии договорить — Ар… Ты не получишь его! Я не отдам его!
— Qui passus est pro salute nostra: descendit ad inferos: tertia die resurrexit a mortuis. — опустилась настолько близко к его разозлённому лицу, что почувствовала на своей коже горячее, прерывистое дыхание. — А мы ведь можем ещё долго так развлекаться.
— Отправляйся в Ад! — завопил ещё сильней, и девушка поняла, что это конец, наконец-то ей удалось ослабить демона, лишая любого сопротивления.
— В своё время. Ascendit ad caelos, sedet ad dexteram Dei Patris omnipotentis: inde venturus est iudicare vivos et mortuos.
Резко дёрнув руку, заточенному духу всё же повезло высвободиться, но он так и не успел ею воспользоваться. Мария успела перехватить его бросок прежде, чем бы её шея оказалась в удушающих тисках.
— Назови мне своё имя! Во имя Отца и Сына и Святого Духа назови мне имя!
— Арак! — разнеслось по всему дому раскатами грома. — Арак!
— Вот и всё, твоё имя теперь принадлежит мне.
— Сдохни с ним на устах мразь!
— Где он? Отвечай, где этот контрактор! Ну, уж нет, — резко открыв ему рот, Мария вставила в него рукоять ножа. — Я не позволю тебе откусить язык. Так что так просто ты от меня не отделаешься. Ad cuius adventum! Мне продолжать?! Теперь я могу измываться над тобой столько, сколько сама того пожелаю!
— Это гора… — задыхаясь, пробормотал демон, понимая, что ему уже никуда не деться, — Ангельская гора. Он сейчас там.
— Архангела Михаила?
— Да…!
— Ad cuius adventum omnes homines resurgere habent cum corporibus suis Arak: et reddituri sunt de factis propriis rationem. Et qui bona egerunt, ibunt in vitam aeternam: qui vero mala, in ignem aeternum. Haec est fides catholica, quam nisi quisque fideliter firmiterque crediderit, salvus esse non poterit.
— Я… заберу тебя с собой… — прошипел перед её последним словом.
— Amen!
* * *
— Мария! — в этой, всепожирающей боли, оклик её фамильяра стал единственным, что удалось услышать.
«Михаэль…?» — смотря в потолок, она никак не могла понять, что же происходит. Всего за одно-единственное мгновение, тело оказалось объято мучительным пламенем. Показалось, что боль стала целым миром, стала самой жизнью — поглотившей всю её целиком… Руки… ноги… грудь… всё.… Всё ныло и резало…
— А! — не сдержавшись, она закричала, как ещё никогда в жизни себе того не позволяла.
— Тише Мария, тише… — взволновано смотрел на неё Михаэль, держа у себя на руках. — Всё будет хорошо, не бойся, всё будет хорошо.
Он успокаивает её,… но почему? Из-за чего? Никак не могла понять. Почему ей стало так больно? Почему не может пошевелиться? Перед глазами всё поплыло лишая девушку сознания…
— Что с ней? — непонимающе взглянул на Михаэля священник.
— Всё плохо. Очень плохо, — крепко закутал Марию в плащ, так чтобы та оказалась полностью обездвижена. — Оставляя тело Стефана, эта тварь проникла в неё. Но из-за того, что она контрактор и ни одному другому демону не позволено вмешиваться в заключённый между нами договор, то тот… Дьявол! Нужно как можно быстрей унести её отсюда.
— Давай я.
— Я сам это сделаю, — отказавшись, Михаэль быстро понёс её к выходу. — Лучше поговорите с перепуганными родителями, и объясните им всё как следует.
— Просто… — бежал за ними священник — ей понадобится лекарь, а находится тот в другой части города. Поэтому будет гораздо удобней, если я отнесу Марию в собор, а ты за это время доставишь его к нам.
— Не стоит, я….
— Не глупи! Понимаю, что ты боишься, но помощь лишней не будет. Ну же! — настоял, видя, что Михаэль остановился.
— В чём дело? — испуганно смотрели на них хозяева, видя лишенную сознания девушку.
— Не волнуйтесь, — взглянул в их сторону Филипп. — Со Стефаном теперь всё хорошо. Можете идти к нему.
Разойдясь с перепуганными родителями, мужчины наконец-то смогли выйти на улицу. Пробежав мимо них, родители скрылись за дверью спальни.
— Поспешите в собор святой отец, — даже не взглянул на него Михаэль. — Я перенесу Марию, а затем сразу же направлюсь за знахарем. Думаю, что у неё сломаны кости и возможно, что… все. То какую она сейчас испытывает боль и представить сложно, а потому будьте с ней как можно аккуратней.
— Обещаю.
Видя, как демон обратился в огромные клубы дыма, тотчас исчезая из виду, Филипп со всех ног бросился к собору. Поспешно взбежав по лестнице, святой отец распахнул дверь, впиваясь глазами в лежащую на кровати девушку. Присев около неё, он впервые осознал какой же, на самом деле серьёзной, оказалась сложившаяся ситуация. Перед ним сейчас лежал не живой человек, а, куда скорее, его жалкое подобие. Еле прослеживающееся прерывистое дыхание, побледневшая кожа и только неестественный жар её тела, свидетельствовал о том, что ещё не всё потеряно.
— Филипп…
— Д-да….?
Единственные произнесённые Марией слова, заставили его вздрогнуть от неожиданности.
— Ему не позволено входить… Я запрещаю…
— Хорошо, — не успел пообещать выполнить эту просьбу, как та снова лишилась сознания, спасаясь от боли.
Наконец-то подготовив девушку к появлению доктора, Филипп, постарался взять себя в руки в этом томительно-долгом ожидании. Тяжелый стук в двери заставил вспомнить о том, что кто-то из клириков наверняка закрыл собор в столь позднее время. Сорвавшись с места, парень поспешил к главному входу.
— Доброй ночи святой отец, — вяло поздоровался с ним сонный лекарь за спиной которого, стоял молодой помощник.
— И вам, — нелепо скривилось лицо священника в старательной улыбке. — Благодарю, что смогли откликнуться так поздно.
— Меня предупредили, что это срочный вызов, так что не стоит терять времени, — направился пожилой лекарь следом за Филиппом в сторону необходимой комнаты.
— Михаэль, тебе нельзя туда, — преградил тому путь священник.
— Уберите руку святой отец или я вам её сломаю, — перевёл на него демон бездушно-хищный взгляд.
— Это приказ! — еле успел выкрикнуть Филипп удаляющемуся мужчине.
— Что?
— Неужели не понятно? Она же…
Настала неловкая пауза. Святой отец хотел сказать: «Мария не хочет, чтобы ты видел её в подобном виде», но не смог. Это были чужие слова, не принадлежащие ему. После своего грубого тона, Филипп ждал возражения, ждал, что демон разозлится, вскипит, не сдержится и причинит ему вред. Но вместо этого тот застыл на месте, впитывая в себя каждый мучительный стон своего контрактора.
Мария не позволяла ему приблизиться, не позволяла сделать ни одного шага к ней на встречу. Цели её слов крепко-накрепко сковали его тело, лишая возможности пошевелиться. Сейчас, всё на что был способен Михаэль, ждать, когда же дверь её комнаты наконец-то откроется и появившейся знахарь.
— Может кто-нибудь из вас сможет мне объяснить, — вышел к ним лекарь спустя целый час отсутствия. — Как этот мальчик умудрился сломать себе столько костей? По нему словно целое стадо прошлось, — но ответа не последовало. — Понятно, значит, ответа я от вас не дождусь, — присел на скамью, вытирая вспотевший лоб. — Я не стал его пытать, потому могу сказать только о тех костях, в которых уверен наверняка. У него в нескольких местах сломаны кости ног, трещина в тазу, раздроблены запястья и кисть левой руки. К тому же на правой полностью выбит локтевой сустав. По сути, можно сказать, что он полностью лишен обеих рук. Я не стал лишний раз освобождать его грудную клетку от перевязки, к тому же сейчас та помогает костям оставаться в нужном положении. Но даже с ней я точно могу сказать, что у парня сломано: пять рёбер, ключица и обе лопатки. Но самое главное, так это то, что у него треснул череп в височной доле. И только благодаря тому, что его тело вовремя оказалось, как следует затянуто, осколки костей не смогли причинить серьёзного ущерба ни мышцам, ни сосудам. Но жить парню осталось не дольше нескольких дней, если конечно все его мучения можно так назвать. Мне пришлось дать ему макового молока с белладонной, чтобы он хоть немного передохнул, но в любом случае за ним нужен постоянный присмотр. Если парень как-то неосторожно повернётся во сне, то неизвестно чем всё это может закончиться. Поэтому, я бы не оставлял его ни на минуту без присмотра. Жозеф, будь добр оставь отцу Филиппу бутылочку с белладонной. Вам придётся давать её каждый раз, когда будет прекращаться действие предыдущей дозы. В противном же случае он может умереть от болевого шока.
Проводив его, Филипп как отрешенный уставился на бутылочку, что покоилась у него в руке:
— Что он сказал?
— Он сказал что через два дня моя госпожа умрёт, — яростно сжал руки, стискивая зубы до противного скрипа, — а я даже не могу к ней приблизиться до тех пор пока не получу на это позволения.
— Он сказал, что Мария умрёт? — переспросил, словно желая услышать совсем другую трактовку этих слов.
Но, ничего не ответив, Михаэль отрешенно прошел мимо потерянного священника. Вот и настал тот самый конец, предчувствие которого не давало ему покоя. Конец, о котором уже несколько раз говорила и сама Мария. Теперь её жизнь измеряется часами проведёнными в наркотическом дурмане, из которого она может так и не вернуться…
Мысли полностью исчезли из его головы… Кто он? Что делает…? Куда бредёт…? И что ищет? … Разве этому есть смысл?… Нет, просто пустота… ни боли, ни страха — ничего.… Всё кончено.… Появилось чувство, словно вся его жизнь до этого момента была сном, и вот, он проснулся…. Лишив себя жизни… Больно думать. Нет, просто невозможно, а разве в несуществующем разуме способны возникнуть хоть какие-нибудь мысли? Он ведь даже не понимает куда идёт, куда хочет прийти, а может он отчего-то убегает?
Нет, всё слишком просто, в эту самую минуту Михаэль прекратил своё существование. Исчез с лица земли, оставив лишь оболочку.… Ушел куда-то далеко, настолько далеко, что весь этот мир перестал казаться реальностью. И, единственное, что он смог запомнить из окружающей его темноты, что… кричит…
— Тише девочка, сейчас я дам тебе лекарства и боль пройдёт. Доктор запретил тебе много шевелиться, — улыбнулась Марии незнакомая женщина, приглушая болезненный стон.
— Что со мной? — опустила взгляд на полностью перебинтованные конечности. — Неужели всё так плохо?
— Помни что на всё воля Божья, — протянула та кружку с водой. — Сильно болит?
— Терпимо. Позовите, пожалуйста, отца Филиппа, я хочу поговорить с ним.
— Святой отец сейчас на службе, но как только освободится, я обязательно его позову.
— Спасибо, — бессмысленно уставилась в потолок Мария.
Голова кружилась, висок пробивало острой резью, а обессиленное тело сводило от обжигающе-мучительной боли. Пошевелить руками оказалось практически невозможно. Единственное, на что хватило сил и выдержки, слегка дрогнуть пальцами правой руки.
— Хорошо выглядишь, — с самого порога улыбнулся ей священник. — Куда лучше, чем вчера.
— Как всё прошло?
— Решила сразу о деле? Я тебя порадую, — подошел ближе, присаживаясь около неё. — Его родители приходили на утреннюю службу. Очень извинялись за то, что не поблагодарили нас ещё ночью. Спрашивали всё ли с тобой в порядке…
— И что вы им ответили?
— Сказал, что несколько дней нужно будет отдохнуть, и ты сможешь лично принять их благодарность.
— А если серьёзно? — хладнокровно поинтересовалась Мария, готовясь к абсолютно любому ответу. — Я ведь не вчера родилась, Филипп, и не первый раз оказываюсь в руках лекарей. Не могу, как следует пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова болит, и дышать сложно.
— Ничего, — искусственная улыбка не сходила с его бледного лица, — вот полежишь немного, и всё будет хорошо.
— Филипп, человека, который может просто отлежаться, не станут накачивать белладонной. Поэтому, пока ещё могу здраво мыслить, хочу знать, что со мной.
— Лекарь… не мог ничего сделать. У тебя слишком много переломов и даже если бы ты поправилась, то уже не смогла…
— Если бы поправилась… — выделила последние слова, отворачиваясь от парня. — Значит, уже не поправлюсь. Я умираю?
— Мария…
— Понятно. Если можно, то оставьте меня одну. Я бы хотела отдохнуть.
Выполнив её желание, Филипп вышел вон. Сейчас он ничего не мог, как следует сказать. Хотя… Разве можно сказать что-либо толковое человеку, которому осталось жить чуть дольше суток? К тому же, Михаэль так и не вернулся и вся забота о Марии, прямиком легла на его плечи, тем самым лишь усугубив текущее положение дел.
Продолжив заниматься своими привычными делами, Филипп больше не заходил к девушке, решив дождаться, когда его сами позовут. Так день подошел к концу. И также сыро и бесцветно начался следующий день. Священник с ужасом ждал, когда же его позовут, понимая, что через столько времени единственное что будет между ними с Марией — прощание.
— Как она, Югетт? — подошел Филипп к седелке, пока та управлялась на кухне.
— Всё так же, как и прежде. Вы ведь не видели её со вчерашнего дня, святой отец, — присела около него женщина, — а теперь дела у девочки совсем плохи. Лежит словно живой труп. Практически не говорит и, конечно же, не двигается. Картина прямо сказать не совсем приятная. Снова отказалась от завтрака, сказала, что не стоит впустую переводить на неё продукты. И практически не принимает маковое молоко с белладонной, хотя я всё равно стараюсь понемногу добавлять его в воду, чтобы эффект не успевал пройти.
— И не смущает вас, давать Марии наркотик против её согласия?
— Отнюдь. Я прекрасно понимаю, что вы злитесь на меня за мак, но мне становится больно только от одного её вида. Можете ругать меня за это столько, сколько посчитаете необходимым, но по-другому нельзя. Оставлять её в подобном виде — жестокость, а я не могу возложить подобное на себя. К тому же, если бы это было так плохо, как вы об этом говорите, то лекарь бы его и не оставил.
— Может и так, но нам всё равно стоит уважать её мнение.
— Как скажите, но поймите и меня. Час за часом видеть, как на твоих глазах в муках чахнет ребёнок — не самое приятное, что может быть.
— Понимаю. Вот только от этого становится только тяжелей.
— У вас слишком большое сердце святой отец. Постарайтесь поберечь себя, ведь у нас только вы один.
— Не переживай за меня Югетт, лучше возвращайся к Марии и как следует, присмотри за ней. Ведь кому-кому, а ей сейчас нужна поддержка куда больше.
Уйдя в конюшню, Филипп пропал из виду на несколько часов. И всё это время Мария терпеливо ждала его появления. Святой отец был первым, с кем она хотела поговорить, а уже после позвать к себе Михаэля. Драгоценное время утекало от неё, но, сколько бы Филиппа не искали, не могли найти ни в соборе, ни во внутреннем дворе.
В какое-то мгновение стало очень грустно.… Ну почему в подобный момент она совсем одна? И ответ не заставил себя ждать: всё из-за того что именно так она и прожила свою жизнь. Бесконечное отстранение от людей сделало своё дело.… Не подпуская к себе никого, Мария позволила одиночеству завладеть её сердцем. Всех кто был к ней добр она либо потеряла, либо прогнала прочь.
— Прости меня Михаэль, какая же я только дура. — мимолётная улыбка лишь на мгновение осветила её глаза, тут же погаснув.
— Вот уж, и не подумал бы, что когда-нибудь услышу подобные слова из ваших уст.
Мария лишь рассмеялась, бросив спокойный взгляд на стоящего возле окна демона. Прислонившись к стене, сложив на груди руки, он даже не поднял головы, лишь чуть покосившись на неё «улыбающимися» глазами.
— Ты всё-таки появился, и как всегда вовремя.
— Можно сказать без пяти минут.
— Сначала я хотела переговорить с Филиппом, а уже после позвать тебя, но он пропал непонятно где.
— Не стоит быть к нему слишком строгой Мария, — присел на край кровати, — парнишке страшно, думаю, ты и сама это понимаешь. К тому же, сейчас он не так уж и далеко.
— Я прекрасно понимаю его страх, но теперь всё хорошо. К тому же, сейчас мне намного интересней как это у тебя получилось прийти сюда, прежде чем я отменила приказ?
— А вот и не верно, — снова улыбнулся, не сводя с неё нежного взгляда. — Отменили. И как только это случилось, я не заставил себя ждать.
— В любом случае мне уже всё равно. Я уже давно хотела сказать тебе это, но всё возможности не выпадало. Прости меня за Ивон. Знаю, что не должна была тогда злиться. В том, что произошло, не было твоей вины, — лёгкая улыбка не покидала её измученного лица, но от этих слов глаза предательски покраснели, срываясь на слёзы. — На самом деле я злилась только на саму себя. Я уничтожаю всё, к чему прикасаюсь. Если бы ты не привез нас в этот город и, не поселил в тот дом.… Если бы я не задела её за живое, то она бы ни за что не обратилась, но тогда я не знала, как поступаю. Из-за меня вы были близки. Нужно было сразу во всем признаться, но мне было так стыдно, что я просто отстранилась. Хотела извиниться, когда мы сюда прибыли, но сначала одно, потом другое.… Прости меня.
Он так спокойно смотрел на неё, хотя внутри всё перевернулось. Всё это время он думал, что та его ненавидит, обвиняет в случившемся. И только сейчас понял, что же на самом деле так страшно тяготило её сердце. Не сдержавшись, он опустился, нежно поцеловав Марию в холодный лоб.
Его горячие губы обожгли ей кожу. От такой близости девушка ощутила приятный аромат сандала, исходивший от его кожи. Михаэль смутил её подобным жестом, но ни ругаться, ни отстраняться, ей не хотелось. Теперь для неё это было прощание.
— Между нами ничего не было, — слегка улыбнулся, отстранившись от неё. — Она хотела, но я не стал.
— Я…
— Есть кое-что, за что я уже давно должен был перед вами извиниться. Тогда, в Шартре, мне не следовало так грубо отзываться о Франциско. Простите меня за это, он на самом деле хороший человек и достойный мужчина. Я с самого начала знал это, потому и переступил черту.
— Ты…
Не в силах продолжит, она замолчала. Говорить становилось всё сложнее и сложнее. Силы медленно покидали её тело, утекая через надломленную плоть.
— Наверное, ты уже догадался, что я собираюсь тебе сказать.
— Вполне.
— Хорошо. Я снимаю с тебя все обязательства вследствие своей неспособности исполнить обусловленную работу. А потому ты можешь незамедлительно забрать свою часть договора — я полностью уплачиваю её за твою службу.
— И вы, вот так вот просто сдаётесь?
— Что, снова разочаровала тебя?
— Ваш смех не уместен.
— Прости, но я ничего не могу с собой поделать. К тому же, твоё разочарование также неуместно. Чего же хочешь от меня? Неужели чтобы я даже в таком состоянии взяла в руки меч и ринулась в бой, как ни в чём не бывало? Ну же Михаэль, ты ведь и сам понимаешь, что это конец.
От этого угрюмого прощания Марии стало невыносимо тошно, но натянув на себя фальшивую улыбку, она решила как можно достойней принять свою участь. Никто, ни одна живая душа не должна увидеть как ей на самом деле страшно и, как сильно, не хочется умирать.
— Я калека, можно сказать живой труп. И больше не могу продолжать свой путь, не могу бороться, как бы мне того хотелось. Не могу исполнить своё желание. И попытка делать вид, что всё в порядке — не вернёт мне здоровья. Поэтому она твоя. Забирай. И… Аврора… Она так любит тебя, хочу, чтобы ты мог быть с ней как вы и собирались.
— Какой эгоизм. Каждое ваше слово пропитано им, словно змеиным ядом.
Показалось, что её слова невероятно его разозлили. Выражение его лица изменилось настолько сильно, что Марии стало не по себе. Карие глаза потемнели, превращаясь в бездонную бездну непроглядного мрака. Девушка видела, как чёрный огонь его души вырывается на свободу желая разорвать её на части.
— Эгоизм? Я собираюсь сделать для тебя самую большую жертву в своей жизни, а ты обличаешь её в эгоизм?
— А в чём из сказанного вы увидели самопожертвование? Хотя бы в одном из всех слов вы видите это? — взгляд Михаэля потемнел ещё сильнее, излучая призрение.
— Я предлагаю тебе забрать желаемое, а ты говоришь, что это эгоизм?!
— Чистой воды! А ты хоть подумала, каково будет Авроре, узнай она, что с тобой случилось? Хочешь, чтобы я был с ней, даже не поинтересовавшись, а хочу ли я этого? Навязываешь собственное мнение, не подумав о том, чего же на самом деле хотят те о ком ты, по-твоему, «заботишься»? Просто эгоистка!
— Не смей отворачиваться от меня! Вне зависимости от того какой ты меня считаешь и как ко мне относишься, а я всё ещё не перестала быть твоим контрактором! — на удивление Марии, их разговор превратился в настоящий скандал. — Разве это не ты говорил, что любишь Аврору? Разве не ты, что она тебе дорога, и ты искренне желаешь ей счастья?!
— Я.
— Тогда в чём же я оказалась так неправа?
— В самой сути. Она солнце, озаряющее всё вокруг чистым светом, когда моё время — ночь. Я никогда не стану, ни её счастьем, ни её радостью, так же, как и она моим. Мы с Авророй живём по разные стороны этого мира и, даже, несмотря на то, что находимся рядом, всё равно никогда не пересечёмся.
— Неправда, — подавлено заговорила девушка — ты сам отказываешься сделать то, что способно вас сблизить.
— Мария, — снова присел около неё, стараясь говорить как можно спокойней, — есть вещи, которые невозможно изменить одним только нашим желанием. Огонь никогда не сможет гореть под водой, а солнце не станет сиять ночью, иначе изменится сама суть этих вещей. Вода перестанет быть водой, а ночь перестанет быть ночью. Я бесконечно буду жить в сумраке этого мира, и по-другому и быть не может, а если в нём появится Аврора, то он перестанет быть тем сумраком, в котором мне позволено существовать. Она уничтожает меня, вот почему я не провожу с ней дольше положенного, и этого уже не изменить ни твоей смертью, ни, даже, смертью миллионов. Всё равно, сколько жизней я впитаю, моя сущность и природа останутся всё теми же. Простите моя прекрасная Селена, — мягко улыбнулся, — но, похоже, что вы единственная женщина рядом с которой мне суждено быть. А потому и впредь оставайтесь рядом со мной, ведь никого другого на ваше место я и представить себе не могу.
— Ну что за несносный дурак, — в её словах не было гнева, они оказались на удивление мягкими, но не без легкой нотки насмешки. — Ещё немного и я решу, что ты мне предложение делаешь.
— Простите, но подобного контракта я уж точно не потяну.
— Какие не джентльменские слова. Совсем на тебя не похоже.
— Знаешь, — коснулся щеки Марии, убирая с лица непослушные волосы, — в тебе есть черта, которую я больше всего ненавижу.
— Правда, и что же это?
— То, насколько ты порой сама себя недооцениваешь. К тому же, до тех пор, пока я не осуществлю оговорённого, ваша душа не сможет стать моей.
— Прости, опять я совершила глупость, — измученное, побледневшее лицо озарила тёплая улыбка, — и мы оба остались ни с чем.
— Не прощу. Никогда. Тебе придется самой искупить это.
— Отпусти меня.
— Нет, — покачал головой. — Не могу.
— Ты должен.
Дотянувшись сквозь адскую боль до его руки своими ледяными пальцами, она уже ничего не говорила. Смотря на Михаэля сейчас, Марии на мгновение показалось, будто он и впрямь питает к ней не только корысть. И это трогательное ощущение заботы, принесло ей облегчение.
— Мария!
Метнувшись к девушке, демон попытался аккуратно приподнять её, чтобы та не захлебнулась кровью, но оказалось слишком поздно.… Из-за резких движений, кости сместились, разорвав артерии. Началось кровотечение, которое уже невозможно было остановить.
— Михаэль, что случилось?! — распахнулась дверь, и внутрь влетел Филипп. Что…? Что мне делать…? — трясся священник, истерично перебирая бинты от вида содрогающейся в лёгких судорогах Марии.
— Нож! Быстрей дайте мне нож! — это был уже не простой крик, звуки его голоса напоминали медвежий рёв.
Не задумываясь о том, зачем в такой момент Михаэлю могло понадобиться оружие, Филипп ринулся к их сумкам, доставая нож.
— Ну, уж нет, ты не заберёшь её у меня. Только не сейчас!
Крупные капли тёмной крови упали на светлое покрывало, когда Михаэль в одно мгновение рассек себе запястье. Оторопев от увиденного, священник не мог проронить и слова, испуганно наблюдая за происходящим сумасшествием. Обхватив губами порез, набирая в рот собственной крови, демон тут же опустился к лишенной сознания Марии, заставляя проглотить её. Когда же та наконец-то выполнила это требование, Михаэль принудил девушку сделать ещё один глоток, а затем ещё один и ещё….
— Давайте же, срастайтесь. Быстрей.
Склоняясь над ней, демон терпеливо ждал, когда же под действием его крови начнут восстанавливаться её изорванные сосуды, прежде чем для этого стало бы слишком поздно. Ждал до тех пор, пока не прекратились судороги, а сердцебиение приобрело спокойный ритм. И только после этого отодвинулся от неё, вытирая губы.
— Что ты…? — не сдержался испуганный парень. — Что ты сделал с ней…?
— Успокойтесь, теперь всё будет хорошо, — заговорил, не сводя глаз со спящей Марии.
— Хо…хорошо…? Да ты же напоил её своей кровью…!
— Я спас ей жизнь, святой отец. Пусть даже вы мне и не верите, но эти так. Теперь она выживет.
— Но, что же будет? Что будет с ней после того как ты…?
— Надеюсь, что я не перестарался и…
— О чём это ты? — его слова заставили Филиппа совладать с собой.
— Если она выпила слишком много, то вполне возможно, что может обратиться, в химеру. Но, даже если так и случится, я предприму все меры, чтобы она не смогла причинить никому вреда.
— Да ты с ума сошел! Как же к этому отнесётся сама Мария, когда узнает, что ты сделал? Что это превратит её в чудовище?!
— Убьет, — улыбнулся, смотря в её бесчувственное лицо. — По крайней мере, попытается. Но, в любом случае, она пока ещё человек. Нет. Не смотря ни на что, Мария человеком и останется. Я лишь воспользовался тем, что поможет ей регенерировать также как и мне, — показал священнику здоровую руку без единого следа прежнего разреза, он снова устремил не неё взгляд. — Первые сутки окажутся самыми сложными. Людское тело не приспособлено к той скорости восстановления, с которой происходит заживление у демонов. Поэтому, когда её кости начнут срастаться, боль будет невыносимой и, если она не умрёт от неё, а после этого не станет нежитью…
— Зачем ты с ней так?
— Это единственный способ, и я знаю, что эта девчонка обязательно справится. Справится как никто другой.
— Ты так веришь в неё?
Ничего не ответив, Михаэль оставил комнату. Вкус собственной крови отравлял, душил и дурманил. Самый настоящий яд, безжалостный и жесточайший из всех возможных. Несмотря на то, что она помогала заживлять собственные раны, на своего хозяина действует не самым лучшим катализатором. Убить демона она не могла, а вот лишить сил и возможности нормально двигаться, не составляло особого труда, потому сейчас помощь требовалась уже ему самому.
Из личных записей святого отца Филиппа Ля Пена:
19.09.1493 г.
Как и говорил Михаэль, первые сутки на самом деле оказались невыносимы, и не только для Марии. Настал рассвет второго дня, но за всю ночь мне так и не удалось нормально поспать. Каждый мой сон прогоняли прочь женские стоны. Мои нервы не выдерживают, кажется, что я натянут как струна. Крики, одни только крики способны ужиться у меня в голове. Даже когда она замолкает, даже когда я выхожу вон из собора, эти проклятые крики не оставляют меня в покое. Кажется, что Мария кричит где-то глубоко во мне, не замолкая ни на минуту…
20.09.1493
Вечер. Впереди вторая ночь, но боюсь, что, как и прежде, мне не удастся сомкнуть глаз. Помоги мне Господь, кажется, что я начинаю сходить сума.… Попытался уснуть, но ничего не вышло.… Хотя, должен признать, что теперешнее положение вещей вообще, ни в какое сравнение не идёт с предыдущим разом. Не понимаю почему, но когда рядом Михаэль она становится спокойней. Очень надеюсь, что вскоре станет легче, иначе.… Нет, не хочу даже думать об этом…
Чувствую себя ужасно, абсолютно нет сил, а голова раскалывается на части. Сегодня удалось немного поспать, но лучше бы, я бодрствовал. Сегодня утром Михаэль попросил ненадолго присмотреть за Марией. Как и всегда этот демон оставил её на меня до самого вечера. Не знаю, куда он уходит, но сейчас меня волнует даже не это, а то, что сейчас у меня начало появляться вполне отчётливое впечатление, что я просто могу не выдержать всего этого…
21.09.1493
Страшно признать, но, похоже, что сегодня днём у меня впервые начались галлюцинации. По крайней мере, уж лучше бы это были именно они. Не понимаю насколько то, что я видел, правда, но, если прежде и обращал внимание на странное движение под кожей Марии (по словам Михаэля именно так и проходит регенерация), сейчас мне показалось что это нечто совсем иной природы…
Помоги мне Господь. Становится хуже, намного хуже. Не могу больше всего этого выносить. Как не посмотри, стало легче, и она куда спокойней начала переносить происходящее, но от этого только страшней. Страшней потому что со мной всё осталось по-старому. Звон её криков не оставляет меня даже тогда, когда она молчит. Галлюцинации стали куда страшнее прежних. Думаю, такое моё состояние подкрепилось отсутствием сна сменяемое постоянными кошмарами. Страх растёт внутри меня всё стремительней и стремительней. Как будто поселившийся во мне голодный зверь, что выгрызает себе путь наружу.
22.09.1493
Не хочется признавать, но, кажется, я начинаю путать реальность и иллюзию. Когда я сидел этим утром около Марии, поймал себя на том, что не свожу с неё глаз, но стоило этому случиться, как я тут же заметил появившееся под её кожей движение. И с каждым разом оно становилось всё отчетливей и отчётливей, и тогда я понял — это насекомые. Сквозь её кожу пробивались насекомые. Тысячи червей и жуков. Мария сгнила изнутри, и теперь вся эта мерзость, рожденная в ней из крови демона, пытается проникнуть с этот мир. От неё осталась только кожа, плоть под которой переполненная мерзкими червями.… Показалось, что если я хорошенько прислушаюсь, то даже смогу их услышать. Услышать то, как они скользят друг по другу.… А потом…
Потом случилось самое страшное…. Её веко стало медленно шевелиться и я, было, подумал, что Мария просыпается, но вместо этого из него появилось несколько червей и скатилось по щеке в постель.… Следом за этим открылся её рот, и из него стало выползать целая куча этих тварей.… От увиденного меня замутило, всё вокруг пошло кругом, стены поплыли перед глазами и, выбежав в коридор меня, вырвало прямо на пол. Чудовищное ощущение, не хочу и вспоминать…
23.09.1493
Больше нет сил… Я совершенно выжат… Ели выходит держать в руке перо, и ещё трудней нормально выводить буквы… Они, словно в дикой пляске ходят ходуном по бумаге…
Сны от привидевшегося подобны Аду,… Возможно, это испытание моей веры и стойкости, не знаю.… Но терпеть становится не под силу. Я в ужасе и схожу с ума — теперь уже абсолютно в этом уверен…
Что за ничтожный человек… страх полностью подчинил меня себе и теперь, единственным спасение кажется убийство…
И как только моя рука поднялась написать столь ужасные слова…? Сам того не понимаю, но одно крутится в моей голове как молитва: «Я должен убить Марию, лишь с её смертью я смогу освободиться от всего этого кошмара…»
Покачиваясь, Филипп пытался молиться. Сейчас, когда её кости закончили срастаться, и больше не было ни криков, ни стонов, Михаэль снова покинул территорию собора, оставляя Марию без присмотра. Вот только почему-то именно сейчас её спокойствие волновало святого отца куда сильнее прежнего.
«Это неправильно… Нормальный человек не может так мирно спать после того что испытал…. А если то о чём говорил Михаэль, уже случилось…? Что, если она уже обратилась с чудовище и… убьет нас всех? Изорвёт в мелкие клочья… — „Справиться как никто другой“ — прозвучало в голове — Никто… кроме неё? Да разве такое возможно? Разве возможно оставшись после подобного в живых сохранить человеческое сознание? Не верю! Не верю! Она ведь уже сейчас становится всё меньше и меньше похожей на человека! Если уже мне было трудно совладать с собой от её криков, если от них становилось дурно всем остальным! Как же тогда должно быть самой Марии?! Покончить… Я должен как можно скорее с ней покончить иначе… она может уничтожить нас всех!»
Сложив все осколки собственных мыслей в одну единственную, что более всех остальных походила на истину, Филипп побрёл к ней в комнату: «Лучше всего использовать серебро. Не думаю что теперь, когда внутри Марии течёт кровь демона, её можно будет убить простым оружием. Вот именно, серебро! Нужно спуститься и взять с алтаря распятие, оно как раз подойдет, чтобы пробить ей грудь. И освятить, ну, конечно же, освятить. Ведь в противном случае её раны могут просто-напросто затянуться, также как и у него…»
Неторопливо делая последние шаги, подходя к её кровати, Филипп сжал крест, готовясь вонзить его в сердце девушки.
— Это не убийство — это спасение твоей души, Мария!
«Успел…!» — единственное, что прозвучало в помутневшем сознании демона.
Оторопевший священник, даже не успел понять, как всего в одно мгновение оказался, с настоящим треском, откинут в сторону.
— Оторвать бы вам голову за подобное.
Стоящий перед ним мужчина был всё тем же что и прежде, но что-то изменилось. В это самое мгновение Михаэль впервые показал священнику свою истинную природу. Окутываясь во мрак, от которого Филиппа пробрало до самых костей, в своём негодовании Михаэль походить на самое настоящее чудовище. Холод зиял в его бездушном взгляде, когда неестественно длинные руки, потянулись к священнику…
— Ми…Михаэль… — дрожащим голосом выдавил Филипп.
— Я доверил вам Марию, — схватил за ворот, железной хваткой, вдавливая того в стену, — А вместо того, чтобы позаботится о ней, вы решили расправиться?!
* * *
«Темно, как же здесь темно… Густая, непроглядная тьма.… Куда бежать? И как я смогу вернуться обратно? Какое-то странное ощущение… Что-то не так, но что? Руки не мои, ноги не мои и тело… не моё.… Здесь, я сама себе не могу принадлежать и всё же,… как страшно хочется жить! До ужаса! До безумия хочется жить! Хочется бежать только вперёд, ведь так и только так я смогу вернуться. Только так смогу выжить! Забери меня отсюда! Ты слышишь меня? Прейди и забери меня отсюда! Ты ведь тьма моей жизни, Михаэль, только рядом с тобой я могу светить так ярко!
Нет, нет! О чём это я? Тьма неспособна светить во тьме! Жизнь и смерть, свет и тьма. Бред! Бред! И о чём это я только думаю? А может… это он — сон без сновидений? Значит, я уже мертва? Но ведь умереть я могла только после того как осуществлю свою месть. Значит так и случилось, значит, я всё же отомстила.… Но… почему же я не могу вспомнить, как это случилось? И.… Нет! Нет. Нет. Нужно вспомнить, обязательно успокоиться и вспомнить. Если я отомстила, то не могла забыть как. Ну же, Мария, вспоминай, давай вспоминай! Что ты помнишь? Что случилось самым последним? Улыбка Франциско.… Нет, после! Аврора стоит под дождём и что-то говорит, а рядом он… нет же! После! На много позже!
А! Голова болит, в ней то и дело всплывают ненужные картинки не нужных воспоминаний! Праздник, костёр, Гамия, химера, монастырь, Хавьер, кровь, Франциско что-то говорит, Михаэль раздражен, ябло…ки в руках… Точно! Вот оно! Яблоки! Ну, надо же какое странное чувство, я уже близко, точно, совсем близко. Давай, давай Мария вспоминай! Вижу в своих руках красные яблоки и… это… Стефан! Вспомнила, я пыталась изгнать демона из этого парня. Но, что было дальше? Что было после?
— Мария!
Да, это я тоже помню, Михаэль зовёт меня, Филипп как-то обеспокоенно смотрит, а потом всё в тумане…. Было так больно, что я, и пошевелиться не могла. Странный вкус, что же это? Чем меня поют? А… так вот оно как. Белладонна. Значит, я галлюцинирую…»
— У тебя в голове сплошной бред.
Обернувшись, Мария увидела перед собой очень странную девушку. Её совершенно белоснежный лик как казалось, был объят свечением в этом густом мраке. Платиновые волосы шелковым водопадом опускались до самого пояса, а бледная кожа практически сливалась с длинным хитоном цвета слоновой кости, поверх которого, были надеты доспехи из сверкающего палладия. Кованые наплечники имели такие же орнаменты, что и гиппоторакс, полностью принявшего очертания её тела. Его металлические пластины опускались по бёдрам, напоминая чешую, из-под которой, изящными волнами складок выступала длинная юбка. Обвившись узкой зеркальной лентой, хрупкие предплечья незнакомки украшали узорные наручи, соединяясь с наплечниками просторными рукавами.
Её бледное лицо оказалось лишено хоть каких-либо эмоций. Тусклые губы застыли, как только было произнесено последнее слово, но больше всего Марию поразили глаза. Под белыми бровями и пеленою ресниц, на неё смотрели глаза покойника, и это была отнюдь не аллегория. Мутные, блекло голубые, они в прямом смысле слова принадлежали покойнику.
— Наконец-то я тебя нашла, — торжественно отведя в сторону руку, девушка взмахнула пальчиками, от чего пространство искривилось, материализовавшись в высокий билл. — Готовься, пора умирать.
«Какого Дьявола происходит?» — потянулась к поясу Мария, обнажая клинок, прежде ей ещё ни разу не приходилось иметь дела с подобным видом алебарда.
Умело прокрутив билл у себя над головой, незнакомка нанесла первый удар. Рассекая темноту, оголила широкого ущелья, скалы которого уходили слишком высоко, чтобы можно было разглядеть вершину. Отбившись, Мария натолкнулась на огромный булыжник, один из немногих, что наполняли собой данный пейзаж.
— Да кто ты такая?!
— Узнаешь, если сможешь победить, — темп её голоса совершенно не отвечал энергии проделанных движений.
Продолжая уверенно наступать, невзирая, на длинное платье, девушка буквально скользила в этом мёртвом мире камней. Быстро очертив широкий круг, не подпуская к себе противника, она умело перехватила длинную рукоять, снова нанеся режущий удар. Успев пригнуться, на голову Марии обрушились каменные осколки. Атака билла оказалась настолько сильна, что расколола булыжник, словно орех.
Не в состоянии спрятаться, ей оставалось лишь защищаться, что порой, представляло вполне ощутимую трудность. Приходилось прилагать усилия, чтобы отбивать его и, куда больше сноровки, чтобы не шагнуть вперед, когда не надо и, не отбить алебард, направляя себе же в горло.
— Мы будем сражаться на этой мёртвой земле до тех пор, пока не останется только одна победительница. Она же и пробудится.
— Да о чём ты говоришь?! — никак не могла понять Мария, что же происходит.
Непрерывно двигая мушкой алебарда, девушка не позволяла ей, как следует сориентироваться на том когда и куда, собирается атаковать. К тому же, постоянно держала её в обороне, не подпуская к себе для удара. То и дело приходилось отступать или же на какое-то время прятаться за каменными глыбами, что лишь на короткое время задерживали грозные атаки. Не имея ни малейшего преимущества управляя мечом, Марии оставалось лишь ждать удобного момента, чтобы обойти ту хотя бы сбоку.
Отскочив от своего разбитого укрытия, кувыркнувшись по земле, Мария постаралась обхитрить своего противника и, резко повернувшись, блокируя билл, на какое-то мгновение смогла сократить расстояние для удара. Но незнакомка изловчилась вытянуть билл назад так, что тот опять оказался между ними и, используя как посох, смогла парировать, атакуя девушки обеими его концами.
— Я воин девочка, — продолжала говорить всё с той же томностью в мелодичном голосе. — Меня так просто не сразить.
«Какая умелая, тут и не поспоришь» — упустив такую идеальную возможность со всем покончить, Мария знала, что больше её соперница не допустит подобной оплошности. Отступая, внимательно наблюдая за каждым поворотом алебарда, что, то и дело издавал пронзительный свист, она старалась собраться с мыслями. Неожиданно замерев на месте, Мария пришла в себя, понимая, что мощный наконечник оказался всего в метре от неё. Отскочив назад, девушка сжалась, подбирая под себя ноги, в очередной раз, прокатившись по каменистой почве. Лишившись клинка, Мария повержено поднялась на непослушные ноги. Крепко сжимая кулаки, она стояла перед своим противником, готовясь получить смертельный удар.
Незнакомка убрала билл подмышку, отводя в сторону, а затем быстро провернула у себя над головой, нанося режущий удар, и в это же мгновение Мария сорвалась с места. Позволив рассечь себе живот, она пробила её защиту и, крепко схватив за запястье, вонзила нож в горло. От подобной неожиданности девушка застыла в изумлении. Выронив своё оружие, что тотчас растаяло также изящно, как и появилось, она взглянула на своего палача.
Изумление, озадаченность, трепет, взволнованность.… В этом взгляде было полное смешение разнообразных чувств, после которых по её лицу расплылась оживлённая улыбка. Абсолютное непонимание причин подобного, Мария перевела тяжелое дыхание, чувствуя, как на горячем теле выступает холодный пот. Стараясь удержаться на обмякших ногах, она пыталась не обращать внимания на кровоточащую, разрывающую её плоть рану.
— Какая ужасающая воля, — впилась в неё незнакомка восторженным, блекло-голубым взглядом. — Я сделала все, чтобы лишить тебя надежды на спасение, а вместо этого ещё больше разожгла жажду жить.
— Да кто же ты такая, черт побери?
— Я осколок сущности своего хозяина. Рождённая в тебе из его крови.
— Химера!
— Странное слово «химера», — потянулась та своими, тёплыми руками к её лицу. — Теперь я — часть тебя. Ты победила и теперь, вернувшись в прежний мир, продолжишь жить за нас двоих. А я останусь здесь, сольюсь с твоей волей, чтобы ты уже никогда не смогла забыть о том кем стала.
Вытащив из себя нож, на котором не оказалось ни единой капли крови, химера стала отступать назад. Превращаясь в медленно ускользающее видение, утопая в обхватившей её темноте, она позволила унести себя в самую глубь измученного сознания. И, как только это случилось, Мария наконец-то очнулась.
Пролежав какое-то время, опустошая свой разум, девушка неторопливо перевела взгляд на свои руки. Как и прежде, те были полностью перевязаны, но на этот раз не было ни боли, ни жара, ни тяжести. Сначала, ей показалось, что это происходит из-за макового молока, но как только в сонный разум вернулись остатки пережитого сновидения, всё мгновенно стало на свои места.
Не став спешит, она слегка приподнялась. Ничего… даже малейшего намёка на то, что с ней могло быть что-то не так. Никакой боли или усталости, но кое-что всё-таки заставило обратить на себя внимание.
— Вы меня привязали.
— Это было необходимо.
— Что со мной случилось? — обернулась к священнику, что всё это время был в каком-то ступоре.
— Только не пойми меня неправильно, — попытался он не обращать внимания на её пустой взгляд — не то чтобы я тебя боялся. Вернее тебя, я как раз и не боюсь, а вот то, чем ты могла стать — вполне.
— Ещё раз и с самого начала, — потребовала, не меняясь ни в лице, ни в голосе.
— Четыре дня назад, когда Михаэль напоил тебя своей кровью, было решено применить некие меры безопасности, потому что мы не знали, как всё может обернуться.
* * *
— Я доверил вам Марию, — схватив священника за ворот железной хваткой, Михаэль с грохотом вжал того в стену — а вместо того, чтобы позаботится о ней, решили расправиться?!
— Нет! Ты не видишь! — истерично кричал Филипп. — Ты не видишь того, что открылось мне! Она уже мертва! Мария давно сгнила! И теперь служит вратами для всей той скверны, что теплится в её проклятом теле!
— Да прейди же ты же в себя! Мария жива и здорова! Она не проклята и необращённая!
— Нет! Это не так! Ты не видишь, не видишь, так как я!
— Успокойся! — процедил сквозь зубы, готовый в любой момент разорвать его на части.
— Оставь меня, дьявольское отродье! Именем Господа!
— Ну что за идиот.
Сдерживая себя, демон ещё раз тряхнул Филиппа, понимая по какой именно причине священник сам не свой и по какой, в этот момент, на него невозможно оказать демонического воздействия. Отстранившись, Михаэль подобрал крест и бутыль со святой водой. Затем подошел к постели и брызнул ей в лицо Марии.
— Видите? Если помните что было во время обряда, то должны понимать — она человек. Смотрите дальше, — уложил на лоб распятие. — Но, если вам мало, то этого будет в самый раз, — и, вытащив из-за пояса нож, порезал ей палец. — Можете быть уверены, так как у меня, он не затянется.
Не в состоянии отвести от неё перепуганных глаз, Филипп беспомощно сполз по стене. Тряся головой, он всё ещё никак не мог смириться с тем, что Мария остаётся человеком. Недосып, крики и кошмары слишком глубоко проникли в его рассудок, чтобы от них так просто можно было избавиться.
— Идите спать, — твёрдо, но спокойно приказал Михаэль, наблюдая за постепенно сходящим с ума священником, — а я останусь с ней. Вы слишком устали, нужно отдохнуть. К тому же, в том, что случилось — нет вашей вины. Когда-нибудь вы это поймёте, а сейчас идите.
— Я же… Я же был абсолютно уверен. Уверен, что она больше не человек. Прости.… Прости меня.… Я не знаю, не знаю почему, но Мария… Я не хотел… — человек — он только что чуть не убил живого человека. Оказавшись в плену собственных слабостей, он стоял на самом пороге согрешения.
* * *
— Я привязал тебя уже после того, как Михаэль сказал, что всё закончилось, и ты скоро придёшь в себя, это было простой предосторожностью, всё же — попытался усмехнуться священник, — я всего лишь человек и, как ни крути, боюсь за свою жизнь.
— Развяжите.
— Ах да, прости. Одну минуту.
— Мне нужна моя одежда, — перевела на него безразличный взгляд со своих перевязанных рук.
— Конечно, Михаэль уже давно приготовил всё что необходимо. И одежду, и завтрак и горячую воду, так что не волнуйся.
— Где он?
— В конюшне.
— Сейчас мне необходимо переодеться, поэтому…
— Конечно-конечно, уже выхожу.
— Почему вы допустили то, что он со мной сделал? Почему не убили меня после этого? — взглянув на спину поспешно выходящего мужчины, она ощутила немыслимую слабость с горькой примесью отчаяния.
— Я хотел, но…
— Он не дал вам этого сделать. Верно?
— И не зря.
— Думаете?
Но тот ничего не ответил, попытавшись улыбнуться, Филипп чуть помедлил, по всей видимости хотя что-то сказать, но не найдя нужных слов, неуверенно кивнул, оставив её в холодном одиночестве. Опустившись на колени, Мария попыталась сдержать слёзы, но поняла, что это совершенно ни к чему. Как нестранно, но она не могла заплакать даже, так сильно этого желая…
Искупавшись и приведя себя в порядок, девушка направилась во двор. Стоя к ней спиной, Михаэль неспешно управлялся у лошадей.
— Зачем? — отчаянно впилась взглядом в мужской профиль.
— Это был единственный способ.
— Единственный способ чего? Превратить меня в чудовище?!
— Спасти жизнь, — повернулся к ней.
— Такой ценой?! Таким риском?! — говорила Мария, чуть ли не срываясь на крик.
— И это говорит о риске та, которая решила преступить к экзорцизму несмотря на все предостережения?
— Ненавижу! — изо всех сил ударила того по лицу. — Вот значит в чем причина! Из-за этого ты со мной так поступил? — не останавливаясь, награждала демона пощёчиной за пощёчиной. — Я вполне могла обратиться в тварь из Шартра! Такой ты хотел меня видеть? Чудовищем лишенным всего человеческого? Обезображенным монстром?
Мария была в ярости, в таком нечеловеческом гневе, что уже не могла себя сдерживать. Бескрайняя злость разрывала её на части. Хотелось кричать, вопить, рвать волосы на голове! Этот проклятый демон практически обратил её в химеру! Практически лишил её возможности быть человеком! Не в состоянии успокоиться, она продолжала бить его по лицу до тех пор, пока не почувствовала как сильно устали её руки. Как они дрожат от боли и растекающемуся по ладоням жгучему огню. Но то спокойное равнодушие, с которым Михаэль принимал её «благодарный гнев», разжигало в ней ещё большую ярость, совершенно не позволяя остановиться.
— Чего же ты хотел этим добиться?! Поверить не могу, что ты столь эгоистичен, что просто так не смог меня отпустить! Столь жаден, что не смог лишиться своего вознаграждения!
— Неужели ты решила, что твоя жизнь не стоила подобного риска?
— Да что ты понимаешь? — процедила, ухватившись за его ворот непослушными пальцами. — Как ты можешь понять, каково это, жить, не зная, кто ты теперь? Ты, пропитанное самолюбием чудовище, неспособное любить, сострадать, жалеть, верить, — чуть толкнувшись, она выпустила его рубашку, ощущая отвращение от каждого прикосновения. — Всё, чего ты касаешься, превращается в прах! И теперь уже я, также как и всё остальное, стала этим прахом! Ты не видишь этого и неспособен увидеть того, насколько я сломлена! И это ты меня сломал! Уж лучше бы ты позволил Филиппу прикончить ме…
Не успела Мария проговорить последнее слово, как её голова метнулась в сторону. Словно в медленно плывущем времени, волосы резко взвились вверх, не позволяя ничего увидеть перед собой. Их воздушная пелена упала ей на глаза, скользнула по лицу, медленно возвращаясь на прежнее место, словно послушный пёс, присевший у ног хозяина.
— Прошу простить меня за это, — спокойно проговорил демон, не меняясь в лице. — Мне очень жаль, что я позволил себе лишнего.
Мария не видела холодного выражения его карих глаз, но всем своим естеством ощутила как тот, со свойственным лишь ему одному безразличием, слегка поклонился, показывая своё «сожаление». Послышались удаляющиеся шаги, от звуков которых, её передёрнуло. Каблуки мужских сапог выбивали тяжелый стук из каменной дорожки, не затихая даже тогда, когда тот практически скрылся из виду.
Оцепенев от случившегося Мария, казалось совершенно не в состоянии принять того, что только что произошло. Никогда, ещё ни разу за всё это время Михаэль не позволял себе подобного. Как бы она не говорила и не поступала с ним, его это или забавляло, или абсолютно никак не волновало. Но ещё никогда не злило, так как только что…
Робко преподнеся руку к лицу, Мария провела пальчиками по обожженной щеке, пытаясь осознать, что случившееся не сон. Что он только что на самом деле её… ударил… Такое странное, необычное чувство возникло внутри, что она оказалась неспособной шевелиться.
«Что это? Я… боюсь? Боюсь его…? Ведь раньше я была уверена, что Михаэль неспособен причинить мне вреда, но, получается — была неправа? Или же всё дело в том, что теперь я ему просто-напросто не нужна?»
И каким бы не оказался ответ, сейчас Мария знала только одно — больше ей уже никогда не будет спокойно. Теперь она безвозвратно лишена чувства безопасности, вернуть которое уже никому не будет под силу. Михаэль позволил ей ударить его сколько раз, сколько того требовало её надломленное самолюбие, так почему же всего одна его пощечина, напрочь перевернула весь её мир?
— Простите меня, святой отец, ибо я согрешила.
— Мария, — удивился Филипп, услышав сквозь ширму её голос, — ты…
— Прошу, отпустите мне мои грехи. Не хочу умирать не исповедавшись.
— Как же о подобных вещах может говорить та, что смогла лишь в последние несколько дней, обмануть собственную смерть?
— Я узнала желаемое и теперь меня ждёт самая важная битва.
— О чём это ты?
— Я знаю, где находится человек, которого всё это время искала. И потому собираюсь закончить то, что он начал.
— Человека? Неужели ты собираешь убить другого человека? — испугался Филипп. — Как же так?
— Вы считаете, что убить убийцу — грех?
— Не мы вправе решать, как нужно поступать в подобных случаях, а Господь.
— А как насчёт таких же проклятых, как и я? Позволите ли вы убить мне такого же контрактора как и я? Того кто связал свою плоть и кровь с демоном ради уничтожения ни в чём неповинных людей? Поэтому, отпустите мои грехи. Грех тщеславия, гордыни, злобы, убийства, лицемерия, обмана.
— Мария…
— Отпустите их! — настояла, раздраженно метнув в него сердитым взглядом.
— Дочь моя, я отпускаю тебе твои грехи ради отца и сына и святого духа, аминь, — торопливо пробубнил Филипп.
— Благодарю вас отче, — перекрестившись, Мария освобождая исповедальню.